На первом этаже послышался стук. И пока Фома шел открывать дверь, Виноградова уже сообщила мне о госте:
— Высокий мужчина в парадной форме императорского гвардейца, — произнесла она, пройдя через стену в мою комнату. — Принес письмо.
— Скажите, что меня нет, — не отрываясь от чтения, ответил я. Вставать с кровати не хотелось.
Виноградова нахмурилась и покачала головой:
— Боюсь, таким гостям нельзя отказывать, Павел Филиппович, — строго произнесла она.
Я вздохнул, с неохотой положил книжку на прикроватный столик, встал с кровати и направился к выходу.
— Велено вручить лично в руки Павлу Филипповичу Чехову! — прогрохотал голос с первого этажа, и я невольно скривился, спускаясь по лестнице.
Фома настороженно смотрел на гостя и мне показалось, что у него даже волосы на затылке встали дыбом. И было отчего. Здоровенный румяный гвардеец занимал весь дверной проем и выглядел очень внушительным. Его начищенные сапоги казались покрытыми лаком, и наглые коты решили проверить, насколько они поддаются царапинам. Мужчина проявил недюжинную выдержку и не пнул никого из питомцев, которые пытались точить когти о яловую кожу. Думаю, сделай он так, и Любовь Федоровна не поскупилась бы на тумаки, и несчастный гвардеец оказался во дворе, а то и в проеме арки.
— Что вы должны мне вручить? — поинтересовался я, взлохматив волосы и рассеянно отметив, что нужно подстричься. Но с тех пор как женщина из палаты вручила мне конверт с бумагой о разбирательстве, у меня была апатия. И последние дни я просто лежал в кровати, читал книги и с неохотой вставал, чтобы выйти в гостиную на обед.
— Письмо из канцелярии его императорского вы-со-чес-тва! — гаркнул гость, проорав последнее слово по слогам.
Я снова поморщился:
— Ясно, ясно. Это я, княжич Чехов Павел Филиппович.
Мое удостоверение пронеслось по воздуху, распахнулось на развороте с именем и фотокарточкой и оказалось прямо перед лицом гвардейца. Мужчина не дрогнул, вероятно, решив, что этот трюк — дело рук воздушника.
Я осторожно забрал у Виноградовой документ, а потом принял кремовый конверт из рук вояки. И едва не отшатнулся, когда визитер резким движением козырнул мне, затем развернулся на пятках и вышел, чеканя шаг.
— Идиот, — вздохнув, подытожила Любовь Федоровна, провожая гостя взглядом. — Вот для чего так расшаркиваться, когда можно вести себя по-человечески?
— Воспитание такое, — пробасил Фома, явно довольный тем, что гость ушел.
Он закрыл дверь и повернулся ко мне.
— Пойду узнаю, что там с завтраком, — сообщил помощник и направился в жилое крыло.
— Ну что там, не томи, — нервно потребовала Виноградова, подхватывая двух котов, которые не возражали оказаться в плену у призрака. — Неужто император решил выселить тебя из дома и отправить в ссылку?
— Не переживайте, если и так, то я возьму вас с собой, — рассеянно отозвался я, разыскивая на столе секретаря нож для вскрытия писем.
— Ты умом повредился? — ахнула призрак. — Я похожа на безумную, чтобы переться с тобой в какую-нибудь глушь? Ты явно перечитал романов или пересмотрел всяких слезливых фильмов. Да и вообще: какое зло я тебе сделала, что ты вдруг решил лишить меня телевизора?
— Мы возьмем его с собой, — продолжил я.
Нашел, наконец, нож, взял его со стола и поддел сургучную печать, с хрустом ее надломив.
— А кабельное ты тоже с собой возьмешь? — ядовито осведомилась женщина. — В провинции ничего кроме канала «Колокол» не вещают. А это также весело, как смотреть в окно внутреннего дворика тюрьмы.
— Наверняка там тоже бывает интересно, — заметил я. — Особенно когда начинается бунт, или «Сыны» сходятся с «Черной Сотней» в драке.
Виноградова хмыкнула:
— И какая же, по-твоему, красота в поножовщине?
— Кто знает? — пожал плечами я и продолжил. — Вы слишком много времени проводите у телевизора. Он может вредно на вас повлиять.
— Это мое дело, — насупилась Любовь Федоровна и добавила. — И вовсе не много. Я все успеваю переделать в рекламных паузах. Да и ночью, когда идут повторы…
— Как скажете, — прервал я призрака, вскрывая ножом конверт.
Виноградова недовольно свела брови у переносицы и выдала:
— Я взрослая женщина. И не обязана отчитываться за то, как провожу досуг.
Наконец я вынул из конверта письмо и призрачная дама тотчас оказалась рядом, чтобы с любопытством заглянуть мне через плечо. Кошачьи морды ткнулись мне в спину и недовольно завозились. Любовь Федоровна заворковала что-то ласковое и спустила питомцев на пол.
— Вы бы поменьше их кормили. Я смотрю, что у них уже морды в кувшин не пролезают, — немного нервно отметил я, понимая, что просто всячески оттягиваю момент знакомства с письмом.
Ничего хорошего от официальных посланий ждать не приходилось. В конвертах с печатью канцелярии могли доставить как распоряжение явиться в острог, так и предписание уехать на азиатскую границу, где придется отгонять черно-белых медведей от воображаемой линии между империями.
— Перед смертью не надышишься, — недовольно прошипела соседка и толкнула меня в плечо, — давай уже, показывай, что там. Мне же интересно.
Я развернул гербовую бумагу и начал читать, проговаривая некоторые слова вслух.
— Достопочтенный подданный… желаем видеть вас… на императорской охоте…
— Вот это да, — пораженно протянула Виноградова и похлопала меня по плечу. Вернее, попыталась. Но я ощутил холод на коже, когда ладонь Виноградовой прошла сквозь мое тело.
Я оторвался от чтения и удивленно взглянул на стоявшего рядом призрака:
— Что это такое?
— Тебя позвали в загородную резиденцию императора на великосветскую забаву, которую принято называть охотой, — пояснила Виноградова. — Правда, сама я мало про это знаю. И то в основном из обрывков голосов, которые шепчут в пустоте межмирья.
— И что это? — нетерпеливо уточнил я. — Расскажите, что вы слышали.
— Ты уже взрослый, Павел. И пришла пора тебе узнать правду, — женщина подтолкнула меня к креслу, и я послушно плюхнулся на сиденье. — Иногда Император начинает скучать. Эта болезнь передается в правящем доме по роду деятельности. Несмотря на фамилию, каждый наш правитель страдает одним и тем же недугом, имя которому скука. Когда ночи становятся короче и превращаются в белые, Император выезжает за пределы столицы. Там он дышит воздухом, гуляет под кронами деревьев, катается на лошадях и иногда развлекает себя охотой.
— И почему мне кажется, что вы вкладываете в это слово особый смысл?
— Потому что ты умный, Павел. И в этом твоя беда. Обычно дурачкам живется легче. Им по старой традиции везет и их не принято обижать.
Любовь Федоровна замерла на месте и уставилась на стену, туда, где располагалось полотно с деревенским домиком. Призрак впала в странное оцепенение, которое иногда с ней приключалось. И я терпеливо ждал, пока женщина продолжит.
— Императорская охота, — зловеще протянула Виноградова и прикрыла глаза. — Когда-то аристократы собирались в небольшом охотничьем домике в заповедном лесу. Там они пили вино, ели мясо и злословили. А поутру запрыгивали на лошадей и, распугивая дичь запахом крепкого перегара, неслись по тропам, чтобы загнать кабана или оленя. Лес наполнялся лаем собак, звуком охотничьего рога, храпом лошадей и треском сучьев. Несчастная животина, которая попадалась на пути наездников, обязательно становилась жертвой высокородных.
— Звучит как начало страшной сказки, — заметил я, и Любовь Фёдоровна вздохнула:
— Все сказки страшные, Павел. Это добрые родители меняют истории, чтобы не пугать ими малышей. Знал бы ты на самом деле, что лежит в основе каждой истории, которые сейчас печатают в красивых детских книжицах.
— И чем страшна ваша сказка? — с любопытством уточнил я.
— Никогда не знаешь, кто окажется на дороге разгоряченных погоней охотников. Поговаривают, что нередко там гибнут люди. Но, быть может, все это слухи.
— А что говорят ваши слухи? Те самые, призрачные?
— Они и говорят о крови. Неподалеку от тех мест располагаются конюшни Двушкина. И там очень много душ.
— Того самого, что хотел купить себе невесту Семенову? — нахмурился я, услышав знакомую фамилию.
— Именно — подтвердила Виноградова. — Эти места далеко, и я не возьмусь сказать, какие слухи настоящие, а какие всего лишь выдумка. Но мой опыт говорит, что чем богаче люди, тем меньше в них человеческого. Император зовет в свои загородные владения некоторых аристократов. Отказываться никто не решится. Это одновременно обременение и честь. Приглашенные приезжают с подарками, селятся в особняке императора или в небольших лесных домиках на загородной базе отдыха. Все зависит от того, к какому кругу они относятся.
— В особняке живут те, кто ближе к императору? — предположил я.
— Я слышала, что на самом деле в комнатках слуг обитают те, кому не зазорно прислуживать хозяину. Император развлекается, звоня в колокольчик и проверяя, кто первый прибежит на его звук. А более значимые дворяне содержат свои домики, в которые и въезжают, когда их зовут в гости.
— Вот оно как. Надеюсь, что у моей семьи есть домик.
— Сомневаюсь, что начальник охранки или судья-некромантка стали бы занимать угол под лестницей, — хмыкнула женщина.
— Думаете, что и старших родичей семьи Чеховых призвали на эти каникулы за городом? — скривился я. — Не хотелось бы оставаться с ними наедине где-то в лесу.
— Будь некромантом, Павел, — приободрила меня Виноградова. — Ничего не бойся.
— Здесь не указано, сколько продлится эта самая Охота, — заметил я, снова открывая сложенный пополам лист и пытаясь найти даты, на которое назначено мероприятие.
— Пока хозяин не перестанет хандрить, — вздохнула Виноградова. — Кого-то он отпускает от себя, других оставляет надолго. Потом зовет следующих аристократов, которые заменяют предыдущих. Мой тебе совет: постарайся не понравиться ему слишком сильно. А не то он захочет приблизить тебя к себе и придется тебе стать дворцовым шутом, который будет развлекать его не только в пригороде, но и в столице.
— Спасибо за совет.
— Но лучше узнай у Софьи Яковлевны обо всех подводных камнях этого мероприятия. Мне ведомы лишь слухи, которые ходят меж призраков. Сдается мне, твоя бабушка намного лучше меня осведомлена, как надо себя вести, чтобы не случилось ничего дурного.
В этот момент в кармане зажужжал телефон, и я вынул аппарат. На экране высветилось имя княгини.
— Легка на помине, — пробормотал я.
— Как раз успеваю к началу «Извольте, повенчаться», — довольно заключила призрачная дама и просочилась сквозь стену, покинув приемную.
Я принял вызов и услышал сухой голос бабушки:
— Здравствуй, Павел. Как твои дела?
— Доброе утро. Все по-прежнему. От работы меня отстранили до выяснения обстоятельств. Поэтому я скитаюсь по дому, читаю книги и жду, когда начнется заседание комиссии.
— Не особенно переживай по этому поводу, — успокоила меня княгиня. — Это рабочие моменты и коллегия адвокатов обязана выяснить все подробности. Я уверена, что все произошло, как и было должно. И как бывшая судья считаю, что ты поступил правильно. И думаю, что твой отец оценил…
— Мне все равно, что он думает о происходящем, — мрачно отозвался я.
— Каждый наш поступок влияет на семью, — строго заметила бабушка. — Ты ее часть. Пора это принять.
— Может, однажды…
— Нет, Павел Филиппович, — перебила меня женщина. — Ты — Чехов. И пришло время начать отвечать за каждый свой поступок.
Она тяжело вздохнула и задала странный вопрос:
— Ты уже получил письмо из канцелярии императора?
— Да. Только что открыл.
— Дай угадаю, тебя пригласили на императорскую охоту. Верно?
В груди похолодело от неприятного предчувствия.
— Все так, — осторожно подтвердил я.
— Значит, все же пришло это время…
Она сказала это со странной интонацией, в которой послышалась обреченность.
— Что происходит? — напряженно осведомился я.
— Ты должен приехать ко мне сегодня на обед. И это не обсуждается.
Бабушка не стала ждать от меня ответа и бросила трубку. В каждом коротком гудке звучала тревожность, которая затопляла мое сознание. Софья Яковлевна никогда так не поступала, и значит причина для этого была впрямь серьезная.