— Прости, я перезвоню тебе позже, — прервал я наш с Василисой разговор, вкладывая магофон в карман.
Известие о начале строительства шахты для добычи Сумеречной стали было важным, но сейчас мне нужно было разобраться с последствиями только что закончившейся дуэли. Я перевёл взгляд на тело Елецкого, распростёртое на каменной кладке. Кровь из перерезанной артерии уже перестала течь, превратившись в тёмную лужу, впитывающуюся в щели между плитами.
В саду воцарилась мёртвая тишина. Ещё минуту назад звучавшие голоса смолкли, словно по команде невидимого дирижёра. Дворяне застыли, как статуи, украшавшие это место, — никто не решался даже перешёптываться. События развивались слишком стремительно для размеренного княжеского бала, и теперь собравшиеся переваривали увиденное.
Я медленно осмотрелся. Несколько дам повернулись спиной к сцене убийства, их беспокойные руки теребили веера, словно пытаясь создать физический барьер между собой и произошедшим. Другие, напротив, смотрели на меня во все глаза, с выражением, которое трудно было разгадать. Словно увидели хищника, который всё это время скрывался под маской цивилизованного человека.
Среди мужчин заметно обозначился водораздел — я легко читал их лица. Одни смотрели с плохо скрываемым ужасом, другие — с невольным уважением. Слишком многие из них знали, что такое бой, пусть даже в контролируемых условиях дуэли. Я заметил, как молодой аристократ, которого мне представляли в начале вечера, поспешно отступил, почтительно склонив голову, когда я сделал шаг вперёд.
Я мысленно усмехнулся. Если бы они знали, с кем я сражался в прошлой жизни и какие армии вёл в бой, то, возможно, не так сильно удивлялись бы моему дерзкому шагу. Впрочем, каждый бой начинается с первого удара, и сегодня он был нанесён.
Сквозь толпу ко мне направился сам князь Оболенский. Его лицо сохраняло непроницаемое выражение, хотя в глазах читалась сложная смесь эмоций — от раздражения до невольного признания.
— Боярин Платонов, дуэль признаётся законной и завершённой, — официально произнёс он достаточно громко, чтобы услышали все присутствующие.
Затем, понизив голос до шёпота, добавил:
— В моём кабинете. Через пятнадцать минут.
Прежде чем отойти, Матвей Филатович бросил ещё один взгляд на тело Елецкого и едва заметно кивнул ожидавшим в стороне слугам. Те немедленно приступили к удалению останков боярина.
Я ожидал, что после произошедшего многие будут избегать меня, как прокажённого. Однако человеческая натура предсказуемо непредсказуема.
Ко мне решительно приблизился граф Бутурлин и, не говоря ни слова, демонстративно протянул руку.
— Достойный поединок, Прохор Игнатьевич, — громко произнёс он, пожимая мою ладонь. — Независимо от мнений некоторых, Сергиев Посад не терпит тех, кто прячется за чужими спинами.
Этот жест стоил дорогого. Бутурлин обладал немалым влиянием в высшем свете города, и его публичное одобрение моих действий действовало как пример остальным. Я заметил, как многие дворяне заметно расслабились, понимая, что почтенный аристократ встал на мою сторону.
— Благодарю, Николай Константинович, — ответил я, крепко пожимая его руку в ответ. — Ваша поддержка много для меня значит.
Едва Бутурлин отошёл, как толпа расступилась, пропуская вперёд Викторию Горчакову. Я познакомился с ней недавно, и она произвела впечатление особы с независимым и твёрдым характером. Её отец стоял в стороне, наблюдая за дочерью с выражением, в котором смешивались тревога и гордость.
В глазах девушки горел необычный огонь — не романтический интерес, который я часто видел в женских взглядах, а профессиональный азарт.
— Техника использования металла превосходна, — тихо произнесла она, и я отметил любопытство в её словах. — Никогда не видела такого тактического применения свинца против звуковой магии.
Она бросила быстрый взгляд на Полину, стоявшую рядом со мной, и добавила:
— Возможно, однажды вы согласитесь продемонстрировать подобную технику в более… академической обстановке.
— Если обстоятельства позволят, графиня, — ответил я с лёгким наклоном головы. — Хотя боевые приёмы лучше изучать в тренировочном зале, чем на дуэлях.
Когда Виктория отошла, я услышал обрывки разговоров, разносившиеся по саду.
— Вы слышали? Он объявил кому-то войну! — шептала одна дама другой, и было очевидно, что не все понимали связь между Фондом Добродетели и Гильдией Целителей.
— Никто прежде не осмеливался на конфронтацию с Гильдией… — донеслось из другого угла.
— Говорят, Елецкий и вправду проводил какие-то эксперименты… — шёпот за моей спиной становился всё громче.
Реакция присутствующих была неоднозначной — несколько гостей незаметно покидали сад, опасаясь быть замеченными в компании человека, публично бросившего вызов могущественной организации. Другие, напротив, стремились оказаться ближе к эпицентру событий, словно поражённые смелостью или безрассудством моего поступка.
Я заметил пожилого мужчину с тростью и седыми бакенбардами, который прежде держался в тени. Теперь он осторожно пробирался сквозь толпу, явно стремясь подойти ко мне. В его движениях чувствовалась осторожность человека, привыкшего быть незаметным.
Поравнявшись со мной, он слегка наклонился. Голос его был тих, но твёрд, как сталь:
— Боярин Платонов, пятнадцать лет назад моя дочь исчезла, якобы выкупленная из долговой тюрьмы благотворительным фондом. Мы больше никогда её не видели.
Он украдкой передал мне небольшую визитную карточку. На ней стояло имя «Роман Ильич Добромыслов, купец первой гильдии» и название его компании «Торговый дом братьев Добромысловых».
— Не все из нас слепы к происходящему. Не все молчат, — добавил старик и быстро отошёл, прежде чем я успел что-то ответить.
Я спрятал карточку в карман, обдумывая этот странный разговор. Каким образом дочь очевидно весьма обеспеченного купца попала в долговую тюрьму?. Или на тот момент её отец ещё не обладал своим значительным капиталом?..
Полина Белозёрова, всё это время находившаяся рядом со мной, сохраняла внешнее спокойствие, но я заметил, как дрожала её рука, когда она брала бокал шампанского у проходящего мимо слуги.
— Ты… — начала она, но запнулась, словно не находя слов, затем глубоко вздохнула и продолжила, — никогда не говорил, что планируешь… такое.
В её глазах не было осуждения — только тревога, смешанная с чем-то похожим на гордость. Гидромантка прекрасно понимала, что я не из тех, кто бросает слова на ветер.
— Не планировал, — честно ответил я. — Но был готов. А то, что я узнал о деятельности этих людей, требует решительных действий, а не полумер.
Не желая втягивать Полину глубже в назревающий конфликт, я аккуратно сменил тему:
— Твоя маленькая диверсия сработала блестяще. Осокин не забудет этот вечер, как бы ни старался.
Уголки её губ дрогнули в едва заметной улыбке:
— Вот и хорошо. Пускай этот напыщенный индюк зарубит себе на носу, что не нужно с нами связываться!
Её задиристость заставила меня улыбнуться.
Пришло время встретиться с князем. Я извинился перед Полиной и направился вслед за слугой в кабинет Оболенского.
Когда я вошёл, Матвей Филатович поднялся и подошёл к небольшому столику у окна, где стояли хрустальный графин и бокалы. Выражение его лица было непроницаемым, но ситуация говорила сама за себя.
— Вы понимаете, что только что превратили мой праздничный бал в политическое заявление? — спросил он, наливая два бокала крепкого напитка янтарного цвета.
— Приношу свои извинения, Ваше Сиятельство, — ответил я, принимая бокал, — но Елецкий не оставил мне выбора. Такие люди, как он и его покровители, понимают только язык силы.
Князь глубоко вздохнул:
— Гильдия Целителей… они не те люди, с которыми стоит воевать в одиночку.
Он сделал глоток и передал мне второй бокал. Я почувствовал аромат выдержанного коньяка — вероятно, из личных запасов Оболенского.
— Однако… — продолжил мой визави, — ваши действия подарили мне замечательную возможность, которую я не намерен упустить. Официально я использую представившийся шанс, чтобы взять под контроль объекты Фонда Добродетели в Сергиевом Посаде. Это позволит проанализировать, что именно там происходит и сверить списки находящихся на их попечении людей с теми, что были выкуплены из долговых тюрем.
Оболенский посмотрел мне прямо в глаза:
— Неофициально… буду признателен за любую информацию об этой организации. Как я и говорил, больше они работать в моём княжестве не будут, но до победы над подобной гидрой ещё далеко.
— Как видите, я работаю над этим. То, что происходило в их «лечебных усадьбах», требует расследования и наказания виновных. Если правители Содружества закрывают на это глаза, значит, этим придётся заняться мне.
— И вы готовы столкнуться с одной из самых влиятельных организаций Содружества? — спросил князь, внимательно наблюдая за моей реакцией.
— Я уже столкнулся, — ответил я, делая глоток коньяка. — И отступать не намерен.
Матвей Филатович покачал головой:
— Не могу решить, что стоит за вашей прямолинейностью, боярин, бесшабашность молодости, безрассудная глупость или принципиальность и верность своим идеалам, столь редкие в наше время… Будьте осторожны — в этой игре у вас могут появиться как неожиданные союзники, так и могущественные враги.
Мы обсудили ещё несколько деталей, касающихся работы Фонда. Когда основные темы были исчерпаны, я поблагодарил его за понимание и откланялся.
Вернувшись в бальный зал, я присоединился к Полине, которая беседовала с супругой графа Бутурлина о последних модных тенденциях. При моём появлении она явно обрадовалась возможности сменить тему.
Мы провели ещё несколько часов на балу, танцуя и беседуя с другими гостями, хотя мои мысли были заняты последствиями сегодняшних событий и планами на будущее. Сумеречная сталь, Гильдия Целителей, приближающийся Гон — всё это требовало внимания и решений.
К концу вечера общество заметно разделилось. Некоторые дворяне демонстративно держались подальше от меня, словно боясь заражения опасными идеями или навлечения на себя гнева Гильдии. Другие, напротив, будто случайно оказывались рядом, стремясь завязать разговор или, что было особенно заметно, представить своих незамужних дочерей.
Особенно настойчивой была дородная дама в платье с избыточным количеством оборок, чьё имя я, признаться, не запомнил. Она трижды «случайно» сталкивалась со мной, каждый раз держа под руку очередную дочь, всё более молодую и застенчивую.
— Моя Евлампия прекрасно играет на фортепиано, — щебетала она, когда мы в очередной раз пересеклись у фуршетного стола. — И вышивает чудесные салфетки с магической нитью!
— Впечатляющие таланты, — вежливо отвечал я, стараясь не встречаться взглядом с краснеющей от смущения девушкой.
Полина наблюдала за этими сценами с плохо скрываемым весельем, но и некоторой досадой, что не укрылось от моего внимания.
Когда мы наконец покинули дворец, ночной воздух показался особенно свежим после духоты бальных залов. Звёзды ярко мерцали в безоблачном небе, словно равнодушные наблюдатели человеческих драм.
— Что будет дальше? — тихо спросила Белозёрова, когда мы спустились по широким мраморным ступеням к ожидавшему нас экипажу.
— Будем готовиться к войне, — ответил я, помогая ей сесть. — Той самой, которую я недавно объявил.
В её глазах мелькнула тревога, но она промолчала, лишь крепче сжав мою руку на мгновение. Я давно не нуждался в чужом одобрении собственных действий, и всё же было приятно чувствовать поддержку с её стороны.
В течение нескольких дней после дуэли с Елецким я был занят организацией торговой деятельности в Сергиевом Посаде. Теперь у меня было два представительства, и их работу следовало наладить максимально эффективно. Первое, куда я отправился с утра, было бывшее владение купца Большелапоффа — просторное двухэтажное здание с отдельным складом на окраине. Натан Левинсон уже ждал меня там, одетый в строгий, но слегка потёртый на локтях сюртук. Несмотря на возраст, старик держался прямо, а его взгляд оставался острым и внимательным.
— Доброе утро, боярин, — поклонился он, когда я вошёл. — Я успел осмотреть помещения. Здесь есть ряд недостатков, но их можно исправить.
Мы прошли по залам, и Левинсон указывал на нюансы, которые не заметил бы неопытный глаз: недостаточное освещение для демонстрации оттенков кристаллов Эссенции, отсутствие защитных барьеров для хранения активных Реликтов, плохая циркуляция воздуха, необходимая для сохранности Чернотрав.
— Впечатляющие знания, — заметил я, когда мы закончили осмотр и сели в небольшом кабинете, ранее принадлежавшем Большелапоффу.
— Сорок лет торговли Реликтами, боярин, — пожал плечами старик. — Некоторые вещи начинаешь замечать инстинктивно.
Расчёты Коршунова подтвердились — Левинсон был не просто опытным купцом, но настоящим экспертом в своей области.
— Специализация на редких Реликтах — умное решение, — заметил собеседник, просматривая список товаров, которые планировались к продаже. — Большинство магазинов предлагают всего понемногу, а у нас будет уникальное предложение.
— Только учтите, что мы будем работать в связке с первым представительством, — напомнил я. — Оно сосредоточится на артефактах, алхимических товарах и работе с переселенцами.
Старик кивнул, делая пометки в небольшом блокноте:
— Потребуется наладить чёткую систему поставок между Угрюмом и обоими магазинами. Учитывая надвигающийся Гон, это может быть проблематично.
— У меня есть на примете решение, — ответил я.
В следующие дни мы разработали схему транспортировки товаров. От Угрюма до Сергиева Посада шёл маршрут, который должен будет обслуживаться нашим трофейным внедорожником в сопровождении вооружённых охотников. Раз в неделю он доставлял бы новую партию Реликтов и забирал заказы от представительств. Даже с учётом расходов на топливо экономика предприятия выходила весьма прибыльной.
— Не экономьте на охране, — посоветовал я Левинсону. — Потеря машины обойдётся дороже, чем содержание усиленного конвоя в течение месяца.
Старик согласно кивнул:
— В Пограничье лучше перестраховаться, чем платить кровью.
После того, как основные вопросы были решены, я отправился на встречу с купцом Добромысловым. Визитку, которую он передал мне на балу, я предусмотрительно сохранил.
Торговый дом братьев Добромысловых располагался в купеческом квартале — солидное трёхэтажное здание с колоннами у входа и фамильным гербом над дверью. Меня проводили в кабинет хозяина — просторную комнату с массивной мебелью из тёмного дерева. Стены украшали карты торговых маршрутов и портреты, предположительно, членов семьи.
Роман Ильич Добромыслов встретил меня с той же сдержанной манерой, что и на балу. Только сейчас, при ярком дневном свете, я заметил, как глубоки морщины на его лице и как седина почти полностью вытеснила естественный цвет его волос и бакенбард.
— Благодарю, что нашли время, боярин Платонов, — произнёс он, когда мы уселись в кресла у камина, и слуга подал нам чай. — После того, что произошло на балу, я понял, что мы с вами преследуем общие цели. Полагаю, мне стоит немного рассказать о себе, чтобы вы поняли причины моего поступка.
Купец помолчал, собираясь с мыслями, а затем начал свой рассказ:
— Пятнадцать лет назад я влачил довольно жалкое существование, будучи купцом третьей гильдии. Не умел вести дела, часто совершал ошибки в расчётах, — морщины на его лице стали глубже, словно от физической боли. — Моя дочь Ульяна, как и многие молодые девушки, хотела взять от жизни всё и искала «красивой жизни». Она стыдилась бедности отца… В конце концов, она порвала со мной все связи.
Добромыслов сделал глоток чая, словно собираясь с силами:
— Потом я узнал, что она попала в плохую компанию, связалась с каким-то прохвостом из мелких аристократов. Набрала долгов и оказалась в долговой тюрьме. Когда я наконец узнал об этом и попытался оплатить её долги, выяснилось, что Ульяну уже выкупил Фонд Добродетели.
Лицо купца исказилось от боли и гнева:
— Я пытался выкупить её у Фонда, предлагал любые деньги, но они отказались. Сказали, что моя дочь «проходит реабилитацию» и скоро вернётся к нормальной жизни. Годы шли, а Ульяна так и не появилась.
Добромыслов поднялся и подошёл к секретеру, откуда достал увесистую папку с документами:
— Это стало для меня переломным моментом. Я понял, что из-за собственной глупости и слабохарактерности довёл ситуацию до того, что дочь ушла и попала в беду. Поклялся, что добьюсь высокого положения в обществе, чтобы заставить Фонд ответить за всё.
Он раскрыл папку на столе:
— За эти годы я сумел стать купцом первой гильдии, наладил торговые связи по всему Содружеству. И всё это время собирал информацию о Фонде и людях, подобных моей дочери.
Купец передал мне документы, и беглый взгляд показал, что это копии приказов с печатями нескольких княжеств о прекращении расследований случаев исчезновения людей, выкупленных Фондом.
— Посмотрите на имена в этих документах. Этот чиновник, подписавший отказ в расследовании, через месяц получил невероятное повышение. А этот — после закрытия дела об исчезновении молодого талантливого мага внезапно обзавёлся поместьем, которое не мог себе позволить на своё жалование.
Я внимательно изучал документы, отмечая имена высокопоставленных чиновников из разных княжеств:
— Вы полагаете, Гильдия имеет влияние на уровне правителей?
— Не на уровне князей, — покачал головой Добромыслов, — но достаточно высоко, чтобы блокировать любые расследования. Посмотрите сюда.
Он достал другую папку, раскрыв перед собой несколько таблиц с цифрами:
— Как купец, я научился читать финансовые потоки. Это мои расчёты, основанные на косвенных данных. Фонд Добродетели ежегодно тратит огромные суммы на закупку лабораторного оборудования и редких Реликтов. А вот средства, уходящие на реальную помощь должникам, — он перевернул страницу, — практически отсутствуют.
Я внимательно изучил цифры. Торговые операции, поставки редкого оборудования, закупки Реликтов — всё указывало на крупную исследовательскую организацию, а не благотворительную.
— Эти записи могут стать косвенным доказательством для расследования князя Оболенского, — заметил я, откладывая документы.
Добромыслов кивнул:
— Я собрал значительный архив свидетельств и улик, но до сих пор не имел достаточного влияния для открытого противостояния. Один человек, даже состоятельный купец, не может бороться с организацией, охватившей всё Содружество. Поверьте мне, я знаю, о чём говорю. Я не первый, кто назвал себя их врагом, вот только остальные люди, вышедшие на свет, очень быстро исчезали или погибали от «несчастных случаев», — он изобразил воздушные кавычки.
— За что они так вцепились в вашу дочь? — спросил я. — Обычно подобные фонды просто используют должников как дешёвую рабочую силу.
Глаза купца блеснули:
— Ульяна обладала редким магическим Талантом, проявившимся, когда она упала в колодец в юности и едва не утонула. Она могла ускорять рост растений. Мы не придавали этому значения, не будучи магами. Но возможно… это и привлекло их внимание.
Я задумался. Талант, связанный с ускорением роста, мог быть крайне полезен при экспериментах с Чернотравами.
— Я готов спонсировать борьбу с Фондом, если понадобится, — твёрдо произнёс Добромыслов. — Деньги, связи, информация — всё, что у меня есть, я отдам, чтобы найти дочь или хотя бы отомстить тем, кто забрал её.
Я смотрел на этого человека — некогда слабого, но сумевшего изменить себя ради мести и справедливости. В его глазах горел тот же огонь, что я видел когда-то в зеркале, когда собирал войско для объединения своих земель.
— Мы заставим их ответить за всё, — твёрдо произнёс я, протягивая руку. — Гильдия Целителей и её марионетки познают настоящее правосудие.
Купец крепко пожал мою ладонь:
— Я верю вам, боярин Платонов. После случившегося на балу, я знаю — вы из тех, кто держит слово.
Когда я покидал дом Добромыслова, на душе было тяжело, но решимости прибавилось. Для меня эта…