Именем вальса

Яна Дубинянская

ИМЕНЕМ ВАЛЬСА

- Очаровательная Вайолет Шелли, восходящая звезда Голливуда, пользуется только мылом "Пена моря"!

Бесчисленные воздушные шарики переливались всеми цветами радуги между длинными ногами девушек в бирюзовых купальниках. Потом девушки отступили полукругом, шарики устремились вверх, и в их мыльном апофеозе возникла сверкающая серебряным костюмом красавица с блестящими черными волосами.

- Только "Пена моря"!

Короткий квадратный палец нажал на кнопку пульта, переключая каналы.

- ...Филеас Филип Корвуд, - полные губы в черных зарослях бороды изогнулись в иронической усмешке. - А неделю спустя в том же самом номере этого отеля поселились всеми любимая героиня сериала "Панчита и мужчины" Люсия Луэгос и восходящая звезда Голливуда, очаровательная Ва...

Резкий, как выстрел, щелчок прервал мелодичный голос диктора. С глухим стуком пульт врезался в дощатый пол.

Колин поднялся с шаткой табуретки и наклонился за пультом.

- Не надо так, Фил, - сказал он. - В твоем следующем фильме...

Зазвенела, мелко вибрируя, крышка серебряного кофейника, а под опрокинутой чашкой расплылось темно-коричневое пятно.

- Следующего фильма не будет!!!

* * *

На пляже Вайолет почти никто не узнавал. И все равно все оборачивались.

Одних этих глаз - огромных, черных, но не жгучих, а королевски-холодных - было бы достаточно, чтобы сделать прекрасным любое лицо, - а уж тем более её, матовое и точеное. Вайолет сильно загорела здесь, но лицо она прикрывала, и голубые тени под изогнутыми бровями подчеркивали его мраморную белизну.

А вот Люси узнавали многие, несмотря на то, что её пышные рыже-каштановые волосы были закручены мокрым комочком на затылке, а круглые зеленые блюдца глаз надежно прятались под темными очками.

- Мадемуазель, ведь вы Панчита?

- Нет, - беспечно отвечала Люси. - Мне все говорят, что я на неё похожа.

Они только что вышли из моря и, взявшись за руки, стремились к своим расстеленным на песке махровым полотенцам. Люси была на голову ниже Вайолет, но держалась гораздо увереннее и всегда оказывалась впереди на полшага.

Они познакомились совсем недавно в вестибюле отеля, потом из-за накладки турагентства поселились в одном номере и поняли, что всегда смеются одним и тем же вещам. И так весело было вместе купаться, загорать, отбиваться от журналистов...

И даже сидеть, как теперь, в номере перед телевизором.

- Зря мы все-таки ушли с пляжа, - сказала Вайолет.

- Я могла обгореть, - резонно возразила Люси. - И так уже высыпали веснушки. И что мне с ними делать?

- Только "Пена моря"! - ответил телевизор.

И они неудержимо расхохотались.

- Самая толстая - это я, - сообщила Вайолет, нарочито небрежно взглянув на экран.

И за первым взрывом смеха последовал второй, вызванный общими не слишком веселыми воспоминаниями о тренажерах и диетах.

- Даже неудобно смотреть, - Вайолет переключила телевизор на другую программу.

- С огромным успехом прошла премьера нового фильма Филеаса Филипа Корвуда "Истинная история Франкенштейна". За три дня проката эта картина уже принесла около пятидесяти миллионов. Одно беспокоит: когда же мы наконец увидим этого великого, но очень скромного мастера?..

Вайолет повернула рычажок, и экран погас.

- А ты знаешь, что Корвуд со своим другом жили в нашем номере? спросила Люси. - Пятьдесят миллионов! Нет, я не понимаю, Вайолет, почему ты отказалась у него сниматься?

- Потому что с детства не люблю ужасов. И потому что не хотела, чтобы про меня говорили: "ее сделал Корвуд". И потому что он псих на коротких ногах. А что за друг?

Смеющаяся Люси неопределенно махнула рукой.

- Ходячее недоразумение. Мне консьержка рассказывала. Высокий, худой, спал на сырых яйцах, а утром жарил из них яичницу.

Вайолет сделала большие глаза - нечто невообразимое, когда речь шла о её глазищах - и они обе покатились от свободного, искристо-яркого смеха.

* * *

- Она приедет сюда, - словно забивая каждое слово тяжелым молотом, произнес Филеас Филип Корвуд.

- Сюда? - Колин посмотрел вокруг удивленно-критическим взглядом.

Неровные бревенчатые стены хижины, освещенной оплывающим сальным светильником, казалось, сходились наверху. Дощатый стол и два табурета были сколочены даже нарочито грубо. Чужеродным пятном темнел на стене плоский японский телевизор. Помещение было настолько маленькое, что фигура невысокого коренастого Корвуда, массивным торсом нависающая над столом, казалась прямо-таки огромной.

Колин стоял в треснувшей деревянной шайке, и по его синеватому, покрытому пупырышками телу стекали ручейки ледяной воды.

- Помнишь, как мы начинали? - вдруг спросил Корвуд.

- Да, Фил, - Колин спрятал вздох за наброшенным на плечи махровым полотенцем.

Они начинали молодыми, безвестными живописцами. Еще не зная, что через несколько лет оба навсегда изменят живописи: Фил - с кинорежиссурой, а сам Колин - с музыкой и неотъемлемым от неё учением о гармонии тела, мыслей и эмоций. Да, было...

Он помнил полуподвальное помещение студии, пыльный гипсовый конус с отбитым кончиком, совсем юную натурщицу, которая приветливо улыбалась - но не ему, а Филу. Все всегда доставалось Филу. Невозможная, как выигрышный билет в лотерею, удача, потом слава, немыслимое богатство... А Фил - иногда он отшвыривал все это, как попавший под ноги камень. А иногда - ему было мало, и этого Колин тоже не мог понять. Не мог, но старался. Он всю жизнь старался сделать что-то для Фила, для единственного друга...

- Бери карандаш и пиши выпрямляясь, скомандовал Корвуд. - "С тех пор, как увидел вас, не могу думать ни о ком другом... Пленен вашей красотой... Единственная мечта моей жизни - написать ваш портрет... Жду вас с надеждой и страхом не дождаться никогда..." Подпишись.

- Я?

- Адрес. Адрес отеля. Мадемуазель Люсии Луэгос.

Колин поднял от листа бумаги недоуменные глаза. Но этот немой вопрос остался без ответа.

- Отнесешь в поселок на телеграф. Сколько там слов?

Колин посчитал.

- Сорок три.

- Откуда у тебя столько денег?

И, мощным движением выхватив бумагу и карандаш, Корвуд провел по строчкам прерывистые размашистые полосы.

* * *

Синее искрометное платье Вайолет облегало её от декольте до щиколоток, раскрываясь длинные разрезом сбоку. Платье Люси, отрезное под грудью, падало до колен широкими огненно-алыми складками.

- А мне очень понравилось, - объявила она, распахивая двери номера. Так красиво, и страшно, и оригинально...

- Что Франкенштейн милый, хороший человек, а его чудовище вообще ангел, мы должны были догадываться, - Вайолет презрительно повела смуглыми плечами. - Сделано добротно, но - дешевка.

Люси, вскинув, как крылья, складки платья, бросилась на тахту.

- И все-таки, Вайолет, я не могу... Стоит подумать, что ты могла бы... Да если бы мне... И вместо этого - "Пена моря"!

Вайолет подняла с туалетного столика скрутившийся по краям бланк телеграммы.

- Это тебе, Люси.

- Да? Интересно, - Люси одним прыжком вскочила с дивана и выхватила бумажку из рук подруги. - "Не могу думать ни о ком другом. Пленен вашей красотой. Мечта моей жизни - написать ваш портрет. Жду. Колин Смит."

Вайолет улыбнулась и вдруг прислушалась.

- Ты включала радио?

Неизвестно откуда в комнате возникли звуки воздушного, пьянящего вальса. Они ширились, нарастали, и девушки сами не заметили, как, взявшись за руки, закружились в его звонком ритме. Вайолет тряхнула головой, и её сложная прическа в один миг рассыпалась по плечам блестящей черной волной. Они засмеялись - сначала тихо, потом громче, и этот смех тоже подчинялся трем чудесным тактам.

- Знаешь что? - сказала, будто пропела Люси. - Давай поедем к нему, к этому художнику! Прямо сейчас!

- Давай, - откликнулась Вайолет. - Что я говорю, это же чистое безумие... Все равно, давай!

Они продолжали кружиться под уже стихающую музыку, когда Вайолет сказала:

- Все-таки в этом "Франкенштейне" была одна сильная сцена.

- Вальс? - полуутвердительно спросила Люси.

- Вальс.

* * *

- Она приедет, - сказал Корвуд, а на его широком, поросшем черной бородой лице была написана тревожная, беспомощная неуверенность. И Колин, собиравшийся было доказывать очевидную неправоту Фила, поспешил прийти ему на помощь:

- Конечно. Но как ты собираешься принимать её здесь? Вернее - их?

Корвуд стоял, прислонясь к бревенчатой стене, по-наполеоновски скрестив волосатые руки.

- В сторону! - неожиданно громовым голосом рявкнул он.

Вздрогнув всем телом, Колин отпрянул к стене.

С грохотом опрокинулся дощатый стол, лязгнул кофейник, брызнула черепками во все стороны разбитая вдребезги посуда. Деревянный табурет подкатился к ногам Колина.

Выстланный досками пол раскрывался. Сначала посередине хижины возникла длинная черная щель. Она ширилась и наполнялась светом, две наклонные плоскости поднимались вверх, как разводные мосты, и вот это уже были вертикальные стены, одна из которых стискивала Колина, доходя ему до груди. Потом они бесшумно и плавно ушли куда-то вниз.

Потрясенный, Колин уже не видел тесных бревенчатых стен и низкого потолка хижины. Все её пространство занимала лестница. Огромная, великолепная лестница с беломраморными ступенями и позолоченными перилами. По её середине, мягко огибая ступени, спадала вниз пурпурная бархатная дорожка, затканная золотом. И все это сверкало в лучах поднимающегося откуда-то снизу яркого, ослепительно-белого света.

Ни один дворец в мире не был достоин такой лестницы.

Колин пришел в себя от звуков громового хохота. Смеялся Корвуд раскатисто, горделиво.

- Впечатляяет? А ты ещё говорил, что я не умею тратить деньги! С великим режиссером Ф.Ф.Корвудом и всякими там Франкенштейнами покончено! Что ж ты стоишь - спускайся, посмотри! Только не заблудись, бедный мой Колин. Я теперь сам себе Франкенштейн! - и, мельком взглянув в окно, он добавил:

- А вот и наши красавицы. Действует, я же говорил, действует, Колин! Да спускайся же вниз, к их приходу надо убрать эту рухлядь. Я не верю, что тебе не нравится малышка Люси. Смелее же!

Колин прижмурил глаза и поставил босую костистую ногу на шершавый бархат первой ступеньки. И лишь убедившись в её реальности, повернул голову к окну.

С поросшего чахлой травой бугра поднимался в воздух маленький вертолет. А рядом стояли две девушки в брючных костюмах, и ветер от пропеллера спутывал вместе рыжие и черные волосы.

* * *

Все это было похоже на сказку. Беломраморный портик слегка возвышался над землей, а великолепные ступени уходили в глубину. Швейцар, одетый, как принц, широким жестом пригласил их войти, и держась за руки, Вайолет и Люси ступили на королевскую лестницу.

Она спускались все ниже под землю, а становилось все светлее, и великолепие золоченой прихожей слепило глаза. Потом откуда-то - из-за бархатных портьер или колонн розового мрамора? - возникли две средневеково-сказочные камеристки и мягко, едва дотрагиваясь до плеч, развели девушек в разные стороны. Их голоса, звонкие и мелодичные, совершенно не нарушали тишины, как если бы это был неслышный шепот.

Перед Вайолет бесшумно раскрывались лепные и инкрустированные двери. Коридоров не было - только бесконечные смежные комнаты, каждая следующая блистательнее и волшебнее предыдущей. Очарованная Вайолет не опускала головы, блуждая взглядом вокруг и впереди себя. Телеграмма бедного художника совершенно улетучилась из её сознания, как нечто нелепое, не могущее иметь связи с окружающими её чудесами.

Она повернула налево, и открылась переливающаяся жемчужным сиянием ванная, ослепительная, как гостиная дворца. Камеристка деликатно помогла ей раздеться, и Вайолет опустилась в кристально-прозрачную воду ванны, сделанной в виде перламутровой морской раковины.

Потом на её плечи лег невесомый шифоновый пеньюар. А следующая дверь, доселе совершенно невидимая, открылась в празднично-разноцветное великолепие костюмерной. Обилие восхитительных платьев, шляп и туфелек нахлынуло на Вайолет.

Здесь она уже была не одна. Какие-то голоса, хоть и неуловимо гаснущие в воздухе, все же были слышны. Где-то двигались какие-то фигуры - но слишком далеко, чтобы казаться реальными людьми. На мгновение Вайолет показалось, что в большом зеркале мелькнули пышные рыжие волосы Люси, но и это видение тут же исчезло.

Она надела перламутрово-белое длинное платье, облегающее линии её фигуры - она любила носить узкие платья, а это, казалось, было сшито именно для нее... И шифоновый шарф на бедра, скрепленный жемчужным аграфом, и длинные атласные перчатки с прозрачными пальцами, и широкополую шляпу с жемчугом на тулье, из-под которой спадали черные локоны. И серебряные туфельки, куда ноги скользнули, не встретив никакого сопротивления, и тут же перестали их ощущать...

В узком высоком зеркале стояла не Вайолет Шелли - эта неземная незнакомка была только похожа на нее. И рука сама собой потянулась к незамеченной ранее полке и медленно поднесла к черным глазам прорези белой атласной маски.

Следующая дверь открылась в маскарад.

* * *

Это не был маскарад в полном смысле слова - искрящийся водоворот веселья, недоразумений и розыгрышей. Великосветский бал, изящный и исполненный достоинства, по какой-то причине надел маску. Негромко звучала музыка вальса, и пары медленно кружились по огромному залу. Все дамы были в вечерних туалетах, и только на некоторых мужчинах попадались настоящие маскарадные костюмы.

Перед Вайолет остановился рыцарь в блестящих доспехах - высокий, нескладный, поразительно похожий на Дон Кихота. Уверенная в приглашении на танец, она чуть было не сделала первая реверанс - но он только сверлил её взглядом серо-стальных глаз в узких прорезях забрала, а когда ей стало не по себе, повернулся и ушел, негромко лязгая плохо пригнанным суставом.

Непроизвольно глядя ему вслед, Вайолет заметила Люси. Точно так же легко узнаваемая под маской, как и в темных очках, маленькая и крепкая, в невообразимом платье всех цветов радуги, она кружилась в объятиях огромного черного монаха. Следя за этой парой, Вайолет забыла странного Дон Кихота и приветливо улыбнулась следующему кавалеру, совершившему галантный поклон. Он положил руку на её талию, и они закружились в медленном плавном ритме.

Это был невысокий, но плотный и широкоплечий мужчина в длинном алом халате - или мантии? - расшитом золотыми драконами. Верхнюю часть его лица скрывала черная полумаска, а нижняя тонула в зарослях жестких волос черной бороды. Его горячее дыхание обжигало, и у Вайолет возникло странное ощущение - будто он находится слишком близко к ней, ближе, чем обычный партнер по вальсу. Она сделала непроизвольное движение, выбившееся из общего ритма, и тогда он заговорил - и это был первый голос, услышанный ею в этом подземном дворце.

- Вам здесь нравится. Вам не может не нравиться здесь. Вы слишком красивы - это видно даже теперь, сквозь маску - и вас должна окружать настоящая роскошь. Настоящая роскошь... Я всю жизнь мечтал о ней - а мне приходилось довольствоваться роскошью бутафорской...

- Но где мы находимся? - спросила Вайолет. - И кто все эти люди?

Полные губы довольно улыбнулись из глубины черной бороды.

- Вон там - королева Англии и принц Уэльский, это герцог и герцогиня Мальборо, принцесса Монако, бароны Рокфеллеры - отец и сын... Вы никогда не были в таком изысканном обществе, очаровательная Вайолет Шелли.

- Вы нарушаете главный закон маскарада, - чуть уязвленно сказала она. - Маски делают всех равными, и если их снимают, то тоже со всех.

- Я хозяин этого дома, этого бала, - ответил он. - И этого мира...

- Что? - не поняла Вайолет.

Но партнер молчал, его рука все крепче сжимала её талию, а шелк костюма зажигал красные блики в черных с поволокой глазах. Вайолет избегала этого взгляда, её голова слегка кружилась. Он заговорил снова.

- Вальс... В моем доме танцуют только вальс. Нет ничего удивительнее вальса... Он завораживает, увлекает, заставляет совершать безумства - и он же погружает в неизъяснимую, безмерную печаль. Полтона ниже, полтона выше... И во главе угла - "раз-два-три". Простой ритм - а какая власть над человеческой психикой! Власть - вальс... Раз, два, три...

- Это ваша идея? - резко, отрывисто спросила Вайолет. - Вы ученый?

- Нет.

- Значит, вы украли её у кого-то?

Она чувствовала нарастающее изнутри неосознанное возмущение. Зачем она здесь, среди этого блеска, этой действительно настоящей роскоши? Почему она танцует с этим человеком?

Он усмехнулся.

- Идеи - те же сокровища... Их не только крадут, но и покупают, наследуют... просто получают в подарок.

Он поймал её взгляд и вдруг оказал со странной интонацией, в которой сочетались мольба и угроза:

- Ведь вы подарите мне следующий танец... следующий вальс?

* * *

Неуловимо угаснув, умолкла музыка, и гости остановились. Хозяин на миг выпустил Вайолет из объятий, поднес руки к вискам - зачем? - а потом властно махнул сильной рукой в широком рукаве с промелькнувшими золотой молнией драконами.

И вспыхнула музыка, и пары закружились - все быстрее, быстрее, словно стремясь на зов неуловимых летящих тактов. Движение нарастало - скорее, скорее, ещё скорее! - и ноги уже не касались пола, и гигантский вихрь неукротимой метели охватил их. Словно снежный буран, призванный сметатъ все на своем пути, несся в бесконечную неизвестность. А она, Вайолет, была снежинкой, всего лишь одной снежинкой, маленькой, слабой и одинокой... И единственное спасение было в нем, который был рядом, в нем, который мог стать защитой от стихии - и её холодные тонкие пальцы со страстной силой прижались к его могучим и горячим.

И один его взгляд усмирил бурю, и стало тихо, светло и мечтательно... И тогда он опросил: "Чего вы хотите?" - и она улыбнулась и оказала, что хочет ребенка... сына... и двух девочек-близняшек. И ещё круглый год жить в маленьком домике у моря... И получить "Оскара", и чтобы её узнавали на улицах, как Люси, и большую пушистую собаку, и полететь в космос, - как все-таки хорошо, что он не смеется... А ещё ей хочется передвигать предметы взглядом, и никогда не состариться, и божественно петь, и встретить, наконец, Его... Умного и темноглазого, застенчивого и безрассудно-смелого, высокого, с теплой безволосой грудью... ведь это так важно, чтобы грудь была безволосая... Я очень глупая, правда? Но я действительно всего этого хочу...

А потом все потемнело, и музыка слилась в предельно высокий непереносимый звон, а тело стало ватно-легким и исчезло - и исчезло все.

* * *

Она утопала в мягких подушках дивана, а доверчиво склоненная голова лежала на его плече, и соседство алого цвета зажигало румянец на матово-белом лице, уже лишенном маски. А откуда-то издалека, постепенно приближаясь, доносился голос.

- ...Эмоции материальнее физических действий, потому что превыше их, Власть над эмоциями - это все. Почему мой "Франкенштейн" имел такой успех? Только вальс... А я был вынужден - я заменил им вас, Вайолет. Но с этим навсегда покончено. Вальс всесилен - он вызывает эйфорию или страх, и он же заставляет высказывать вслух самое сокровенное... Тайны всех этих людей в моих руках - и я уверен, что это грязные тайны. А ведь здесь собрались именно те, кто правит миром...

Вайолет слушала, не поднимая головы, и слова медленно, словно сквозь полупрозрачную пленку, доходили до её сознания. То, о чем он говорит... Да, что-то такое было, но очень давно, далеко и не с ней...

- А вы сами? - протяжно опросила она. - Ведь вы тоже были здесь...и танцевали под эту музыку...

Он усмехнулся.

- Этот способ придумал ещё Одиссей - задолго до нашей эры. Обыкновенные восковые пробки в ушах.

Вайолет приподнялась и машинально поправила белую шляпу на растрепавшихся черных локонах.

- Одиссей рисковал жизнью, чтобы только услышать пение сирен. Нет, вы не Одиссей.

Она порывисто встала и выпрямилась перед ним. И он тоже вскочил, чувствуя, как что-то неудержимо нарастает в его груди - что-то страшное, бурное, неистовое - и все-таки бессильное перед ней.

- Я не Одиссей. Но я тот, кто построил этот дворец - для вас, для вас одной. Я тот, кто на ваших глазах в один миг получил власть надо всем миром Я... - затрещали завязки, впиваясь в кожу, и черная маска стремительно полетела в паркет, - мое имя Филеас Филип Корвуд!

Черные глаза почти безумно горели на широком лице. Переводя дыхание, он резко рванул от себя воротник красной мантии с драконами...

- У вас было очень мило, мистер Корвуд, - сделав реверанс, приветливо сказала Вайолет. - Но я вижу, гости уже расходятся... Всего вам хорошего.

И изящная белая фигурка замелькала между суетящимся людьми, непоправимо удаляясь...

Высокий лязгающий Дон Кихот подошел вплотную к неподвижно сидящей на диване склоненной алой фигуре.

- Фил...

Резко вскинулись и тут же снова опустились глаза - влажные глаза на сером лице уничтоженного, безнадежно постаревшего человека.

- Это все, Колин... Я даже не успел сказать... я ничего не успел.

Блестящие доспехи выпрямились, подобрались и почти перестали лязгать,

- Еще не поздно.

* * *

Вокруг мелькали женские лица, и на всех было написано отчаяние, возмущение, стыд и страх. Воздух слишком тесной комнаты наполняли беспорядочно летящие во все стороны вуали, шарфы и шлейфы. А. дорожные костюмы с ледяным превосходством смотрели со стен, безмерно элегантные и дорогие.

И где-то посреди хаотично мечущейся толпы Люси натягивала под пышную разноцветно-сверкающую юбку серые брюки - и плакала. Невозможно было представить себе что-то страшнее и неправдоподобнее плачущей Люси. Вайолет тихо позвала её.

Люси подбежала к ней и уткнула в её грудь круглые мокрые глаза маленькая, несчастная, горько-смешная в своем немыслимом промежуточном костюме.

- Вайолет... Вайолет... - всхлипывала она, вздрагивая полуобнаженными плечами, мокрая вплоть до прилипших ко лбу волос. - Вайолет... Я не смогу теперь... Я такое ему рассказала... такое!

- Ну успокойся, - Вайолет гладила её волосы. - Ну что ты могла рассказать...

Новый всплеск рыданий потряс Люси.

- Ты не знаешь... А я могла... Я такая... такая...

Наверное, открылась какая-то дверь, потому что хаос превратился в поток, устремившийся куда-то. Принцессы, леди, миллиардерши, словно подхваченные ветром, уносились прочь, оставив за собой небрежно брошенные, смятые бальные платья, яркие и эфемерные, как крылья бабочек...

К ногам Вайолет мягко упало платье Люси - разноцветный колокол, безвольно опавший, выпустив воздух.

- Подожди меня! - крикнула Вайолет, но голос потух, растворился, как все голоса здесь... А Люси уже влилась в общий поток, на бегу застегивая пуговицы дорожной блузки.

Вайолет огляделась по сторонам.

- Где моя одежда?

- Ее уже нет, - ответил голос. - И она не нужна вам. Вы останетесь здесь.

- Что?!

Она резко обернулась. Да, это сказал рыцарь в сверкающих доспехах, странный Дон Кихот, не пригласивший её на танец... Жуткая длинная фигура с опущенным забралом.

Это он главный здесь. Не Корвуд, несчастный, гордый и смешной Филеас Филип Корвуд с печальными черными глазами...

И ей стало дико, пронзительно, невыносимо страшно. Она одна с этим человеком! Нет!

Вайолет метнулась бежать. Упала, теряя жемчужинки, широкополая белая шляпа. Выставленные вперед тонкие руки ударились в стену - и она поддалась! Потайная дверь открывала узкий черный коридор.

Ослепшая во тьме, обрушившейся на сверкающее великолепие, она бежала неведомо куда, а совсем близко лязгали за спиной страшные доспехи.

А потом впереди забрезжил свет, и тускло блеснули перекладины стальной лестницы, и свобода возникла в виде далекого кружка сумрачного серого неба. И этот кружок приближался мучительно медленно, а тяжелое дыхание преследователя хрипело двумя ступеньками ниже, и шифоновый шарф остался в его металлических пальцах...

Свет резанул болью её глаза. Он вовсе не был ярким - над холмами висели свинцовые тучи, и воздух был наполнен душной непролитой влагой. Хмуро стояли редкие чахлые сосны, покрывшие землю ржавой подстилкой игл. Неподалеку прижималось к земле низкое ветхое строение, а на пустыре перед ним косо стояли на подпорках два мотоцикла...

Вайолет опрометью бросилась туда. Сев в седло - по-дамски, а иначе не позволяло узкое платье - она отклонилась всем телом в сторону, пытаясь придать машине равновесие, и одной ногой нажала на газ.

Ветер на высокой ноте свистел в ушах и спутывал волосы в бесформенную массу. А шум мотора то двоился, то вновь сливался воедино, потому что если преследователь и отставал, то ненадолго...

И внезапно его мотоцикл возник неумолимо близко, и страшный удар потряс небо и землю. Брызнули во все стороны осколки, и Вайолет покатилась вниз по склону холма.

Мелькнули серое небо, рыжая хвоя, спицы закрутившегося на месте отдельного колеса... Она приподнялась на локте, и больше уже ни на что не хватило сил...

И тут она увидела его.

Нескладный рыцарь в гнутых, залепленных землей доспехах полз по склону, волоча за собой неподвижную длинную ногу. Он был уже без шлема, и спутанные длинные волосы закрывали пол-лица. Он очень медленно, но приближался, а она смотрела на него... И на расстоянии полутора метров огромные черные глаза встретились с узкими серыми, отчаянными, налитыми кровью, совершенно безумными. Страшный, пронзительный, невыносимый взгляд... на изможденном лице неуверенного, отчаявшегося человека.

- Вы останетесь, - тяжело дыша, хрипло выговорил он.

И вдруг Вайолет поняла.

- Вы Колин Смит? - спросила она.

- Вы останетесь!!!

Она медленно провела по лбу тыльной стороной ладони в черной от налипшей земли перчатке.

А потом слабо улыбнулась и утвердительно кивнула головой.

1995.