Им помогали силы Тьмы

Глава 18 Великая конспирация

Грегори сначала не поверил своим ушам. Оставив намерение бежать через окно, он прислушался. Сабина ахнула и забросала фон Остенберга вопросами о подробностях:

— Мертв? Как это случилось? У него был удар? Или кто-то все же пристрелил его?

— Нет, это была бомба. По крайней мере, я так думаю. Подробности пока не известны. Но он точно мертв — иначе и быть не может. Я получил условный знак, пароль «Валькирия». Получил двадцать минут назад и сразу помчался к тебе, чтобы ты первая от меня узнала об этом.

— Значит, ты входил в число заговорщиков?

— Да. Несколько раз за последнее время мы пытались убить Гитлера, но каждый раз эта свинья меняла распорядок дня в самый последний момент. И с бомбой тоже были накладки. Наши германского производства взрыватели, гады, шипят — и такой непременно заметили бы. А британские — те работают под действием кислоты. Знаешь, как удобно: разбил капсулу с кислотой, а она через установленное время разъедает проводок. Поэтому обратились ко мне, ведь у меня в лаборатории имеются и трофейные взрывчатые вещества, и наши. И все причиндалы к ним тоже есть. Так что я, можно сказать, впрямую приложил к этой славной странице в истории Германии руку: раздобыл взрыватели. Но на этот раз никакой осечки все равно бы не случилось. Если бы не сработала бомба, его бы застрелили.

— Курт, ты, как мне кажется, мог бы и предупредить меня заранее. — В голосе Сабины послышались нотки недовольства.

— Дорогая, я не мог, не имел такого права, — оправдывался он. — Мы все поклялись хранить это в глубокой тайне. И я никогда не входил в число особо доверенных лиц. Я знать не знал, что попытка будет предпринята именно сегодня, и до сих пор не знаю, кто тот храбрец, что взял на себя эту роль. Но какое это теперь имеет значение? Ведь мы свободны! Мы наконец свободны от этого неумытого выскочки, этого чудовища! Мы свободны!

— Так. А что ты знаешь о других ключевых фигурах? — спокойно — так, что Грегори даже удивился, — спросила Сабина. — Что с Гиммлером? С Геббельсом? С Герингом? Они без борьбы не сложат оружия.

— Дорогая, ты, главное, не волнуйся. Ими займутся. В этом и есть смысл того, что по нужным каналам прошел пароль «Валькирия». Теперь наши генералы уже берут бразды правления в свои руки в Военном министерстве. Батальон охраны захватит Радиоцентр, подразделения из танковых и артиллерийских училищ уже маршируют на Берлин.

— Кто конкретно возглавляет путч?

— Генерал-полковник Людвиг Бек, и он заручился поддержкой очень многих видных военачальников, которые не желают пресмыкаться перед Гитлером: фельдмаршал фон Витцлебен, который станет Главнокомандующим вооруженными силами; Гальдер, который, возможно, займет пост начальника Генштаба; Хойпнер, Ольбрихт, Фелльгибель, Остер, Хазе, Вагнер и адмирал Канарис. И новые наши блестящие офицеры тоже с нами: Мерц фон Квирнхейм, Клаус Шенк фон Штауффенберг, Фабиан фон Шлаубрендорфф и Хеннинг фон Тресков. Это ведь он тогда отправил в самолете Гитлера бомбу под видом коньяка, хотя я тогда, разумеется, не мог тебе об этом сказать. С нами оба шефа полиции: граф Гелльдорф и Артур Небе. И военные губернаторы во Франции и в Бельгии обещали арестовать в Париже и Брюсселе всех нацистов. Обо всем позаботились заранее. Нам с тобой нечего опасаться.

Грегори приоткрыл щелочку между занавесками и наблюдал за графом. За те два года, что он не видел фон Остенберга, граф успел здорово состариться. Среднего роста, худой, теперь уже почти окончательно поседевший, он выглядел на все шестьдесят.

А граф тем временем продолжал вещать:

— Бек становится новым главой государства, но только временным правителем, пока мы не возьмем под свой контроль ситуацию в стране и не заручимся поддержкой англо-американского союза против вторжения на наши земли русских. Несмотря на заявление в Касабланке Рузвельта, что речь может идти лишь о «безоговорочной капитуляции», они не откажутся пойти на разумные компромиссы с нами, когда мы скинем нацистов: меньше всего им улыбается перспектива того, чтобы Австрия, Германия и Венгрия оказались под пятой коммунистов. Но наша позиция в то же время ориентирована против военной диктатуры: как только мы разберем накопившиеся завалы в политике и экономике, Карл Герделер унаследует верховную власть от Бека и сформирует коалиционное правительство, куда войдут социалисты и другие наши друзья. Тогда можно будет произвести широкие выборы снова. Но больше я тебе пока ничего не могу сообщить до вечера или до завтрашнего утра. Сейчас я только заглянул на минуту, чтобы принести тебе радостные вести. Немедленно направляюсь в Берлин, чтобы узнать поточнее, как там развиваются события.

Торопливо поцеловав Сабину в щечку, немолодой любовник ушел. Едва зазвучали его шаги по садовой дорожке, Сабина быстро прошла через гостиную к картине в позолоченной раме, сняла ее со стены, и на ее месте Грегори увидел небольшой тайник. Открыв его, Сабина вынула из ниши телефонную трубку и через секунду произнесла:

— Мне нужен господин Вайцзеккер. Срочно! Срочно, я говорю! Разговор первостепенной важности. На проводе номер сорок три.

Садовая калитка хлопнула, и Грегори вышел со словами:

— Какие сногсшибательные новости. Но что это ты там колдуешь?

Она сделала в его сторону нетерпеливый жест рукой, а затем в телефонную трубку сказала:

— Это ты, Эрнст? Дай мне срочно господина рейхсминистра. Сейчас, сейчас! Это дело не требует отлагательства!

— Эй! — окликнул ее Грегори. — Ты что, хочешь заговорщикам все карты спутать, плутовка?

С горящими глазами и румянцем на скулах она прикрыла трубку ладонью и огрызнулась на него чуть ли не со злобой:

— Нет, конечно. Даже если бы и хотела, сейчас уже слишком поздно. Я по личному вопросу.

Снова в трубку она произнесла:

— Что, он в штаб-квартире в Восточной Пруссии? Шлосс Штейнорт? Тогда немедленно свяжись с ним, Эрнст. Немедленно. Скажи ему, что я только что узнала, что Гитлер мертв. Вроде какой-то «адской машиной» взорвали или что-то в этом роде. Что генералы захватили власть в Берлине. Передай ему, чтобы был осторожен.

Затем она отключила связь, убрала трубку в тайник, закрыла дверцу, тряхнула головой и объяснила Грегори:

— Это частная линия в Министерство иностранных дел, которую Рибб установил, когда наезжал сюда. Я ею не пользовалась, кажется, уже целую вечность. Слава Богу, она не пострадала от бомбежек. Что до меня, так пусть Гитлер жарится в Аду. И все его соратники-приспешники-лизоблюды вместе с ним тоже — пусть их. Но Риббу я должна предоставить шанс спастись. Как бы там ни было, но он мой старый близкий друг и всегда вел себя по отношению ко мне как джентльмен.

С этим Грегори поспорить не мог, наоборот, он восхищался ее решительностью и быстротой, с которой она действовала. Он улыбнулся Сабине:

— Разумеется, ты права. Твое предостережение позволит ему улететь в Швецию прежде, чем его возьмут за шкирку военные. Что ж, ему повезло, что он оказался не в Берлине, а где-то далеко отсюда.

Она, улыбнувшись, сказала:

— Пойдем-ка, дружок, в погреб и выберем по такому случаю самую лучшую бутылку.

К половине восьмого бутылка опустела, поэтому за ней последовала другая, а из кладовки была добыта холодная закуска. К половине десятого вечера шампанское начало давать себя знать. Сабина вольготно раскинулась на кресле и, заложив руки за голову, размечталась:

— Дорогой, как бы я хотела, чтобы ты поднял меня на руки и отнес в постельку… А что, это так уж совсем-совсем невозможно, милый?

Грегори обдумал ее предложение и пришел к логическому умопостроению, что если какие-нибудь обстоятельства и могли бы послужить ему извинением для нарушения обета верности Эрике, то сейчас наступила именно такая минута. Война, почитай, уже почти подошла к концу, и он дожил до победного финиша в самом что ни на есть целомудренном состоянии. Схвати его сейчас полиция, ему в принципе нечего бояться: гестаповцев к завтрашнему дню станут вылавливать, как когда-то евреев, а все камеры пыток постараются переоборудовать под бордели, чтобы скрыть по возможности следы преступлений от глаз победоносных союзников. Так что если уж пить шампанское и завершать праздник в постели с красавицей, каких мало, то не стоит с этим мешкать, а следует приступать прямо к делу.

Сабина тоже не собиралась сидеть в кресле весь вечер. Она вскочила, подбежала к нему и попросила:

— Ну, пожалуйста, не упрямься! Уже целых шесть месяцев прошло, разве какие-то недели могут сыграть большую роль? Я осторожно, милый, обещаю!

И воспитанно усевшись ему на колени, принялась объяснять языком жестов — поскольку губы были заняты поцелуем, а жестов он все равно не мог видеть, — насколько осторожно она будет обращаться с его боевыми ранами. У Грегори от шампанского, духов и осязания ее тела голова пошла кругом, и он поплыл. Оторвавшись от его губ, Сабина жарко зашептала:

— Милый, я тебя так хочу сейчас… Отнеси меня наверх, покажи, что ты меня любишь… Как раньше…

— Нет! — горько воскликнул несчастный англичанин. — Я не могу! Так будет нечестно по отношению к моим боевым ранам. Я сделаю все, что в моих силах сегодня ночью, а потом останусь навек импотентом. Ты разве этого добиваешься?

Она как-то подозрительно помолчала, потом вздохнула:

— Да, конечно. Ты прав, как всегда. Извини, дорогой. Насильно мил не будешь.

Грегори зажмурился как от пощечины.

— Мне очень жаль, что ты так думаешь обо мне. Но наверх нам надо отправляться в любом случае: кто его, твоего Курта, знает, когда он вернется с подробностями о путче.

— Тогда пойдем к тебе в комнату. Я скажу Труди, чтобы она подождала его внизу и предупредила, когда он придет.

Вторая бутылка уже почти опустела, пришла очередь сходить за третьей в погреб, что навело их на мысль о том, что если они не могут заняться любовью, то по крайней мере могут себе сегодня позволить по-настоящему напиться. Этого они к обоюдному удовольствию и добивались, причем Сабина вела себя донельзя корректно.

На прощание Сабина поцеловала Грегори и попросила утром не спускаться вниз, так как фон Остенберг, вполне вероятно, не пойдет на работу. И пообещала, что при первой возможности сама к нему придет.

Взбудораженный нежданными радостными вестями и изрядной долей шампанского, Грегори едва добрался до постели и отключился. Однако через полчаса был разбужен Сабиной. Когда он увидел ее озабоченное лицо, то последние остатки сна с него как рукой сняло: произошло что-то непоправимое. Он сел в постели и вопросительно посмотрел на нее.

— Путч провалился, — ответила она на его взгляд, — Гитлер остался жив. В Берлине генералы провалили все дело, и теперь нацисты вылавливают их поодиночке.

— A-а, черт! — ругнулся он, собираясь с мыслями. — Вот незадача. А где твой симпатяга Курт? Он небось улепетывает во все лопатки?

— Некуда ему улепетывать. Везде его так или иначе найдут гестаповские ищейки. Единственное, на что он уповает — это, что его не заложат. А сейчас он сидит в погребе и трясется всеми своими шестидесятилетними поджилками. Собирается спать там, пока не станет известна обстановка в городе. Если придет за ним гестапо, я должна сказать, что его со вчерашнего утра здесь не было — а вдруг они решат, что он ударился в бега? У них сейчас так много крупной дичи, и он надеется, что о нем, авось, забудут — хоть на какое-то время. А потом, когда все поуляжется, он выползет на свет Божий.

Грегори невесело усмехнулся.

— Ничего не вижу в этом смешного, — упрекнула его Сабина.

— Пожалуй, что и нет, но меня рассмешило то, что ты прячешь одновременно двух любовников — одного в подвале, другого наверху. Так почему же у них сорвалось с переворотом?

— Подвинься, я заберусь к тебе. Холодно все-таки стоять практически без ничего.

Она залезла к нему под одеяло, и Грегори ничего другого не оставалось, как обнять ее, она прижалась к нему, согреваясь, что заставило сердце Грегори колотиться как ненормальное. Но, к счастью, Сабина сейчас была сама серьезность.

— Бомба разорвалась как полагается, но то ли она оказалась недостаточно мощной, то ли Гитлер в момент взрыва отошел, но он почти не пострадал. Геббельс выступил сегодня поздно вечером по радио, разумеется, ничего, кроме лжи, от этого придурка не дождешься, так что пока ничего конкретного не известно. «Адскую машину» принес граф фон Штауффенберг. Какой мужественный, должно быть, человек, потому что он уже серьезно изувечился на минном поле: это ему стоило глаза, руки и всех пальцев, кроме двух, на второй руке — так что я ума не приложу, как это он умудрился справиться с бомбой.

Курту посчастливилось встретить такого же, как он, горе-конспиратора прямо у стен министерства, и они решили не заходить внутрь, а пойти на частную квартиру, где собирались путчисты. Курт слышал выступление по радио Геббельса и понял, что дело пахнет керосином. Командир батальона охраны майор Ремер стал подозревать что-то неладное, получив приказы от заговорщиков, и пошел выяснять обстановку к Геббельсу. К тому времени генералу Фромму стало известно, что Гитлер жив, он, не теряя времени, арестовал генералов, которые недавно арестовали его, перестреляли на месте очень много народа.

Грегори вздохнул:

— Ну и кавардак. Ты правильно говоришь: такие шуточки вполне в духе Лукавого. Теперь о скором окончании войны не приходится и мечтать. Бойня затянется еще на несколько месяцев — по крайней мере, пока союзники не-захватят Рурскую область и не перейдут через Рейн. Н-да, так Курт, говоришь, в штаны наложил? А тебе важно, умрет он или останется в живых?

— Я бы не хотела, чтобы его взяли, — быстро отреагировала Сабина. — Как любовник он ничего не стоит, но я к нему успела привязаться. Ты же знаешь, что мне нравятся пожилые и воспитанные джентльмены, особенно если у них в голове не совсем пусто. С ними можно сосуществовать, это молоденькие устраивают сцены ревности и их надо держать лишь для постельных утех. Милый, я вовсе не тебя имела в виду — ты у меня особенный, не дуйся, пожалуйста. Да я про старичков: помнишь, как я обожала своего законного супруга, а ведь Кальману было тогда за пятьдесят. Что же до Курта, то у меня сердце на части разрывается, как подумаю, что гестаповцы с ним сделают.

Грегори понимал, что смерть фон Остенберга развяжет Эрике руки, и они смогут сочетаться законным браком, но позволять этим живодерам потешиться над стариком тоже вроде некрасиво, поэтому он сказал:

— Если ты хочешь спасти Курта, то убеди его вылезти из погреба и пойти завтра в лабораторию как ни в чем не бывало. Узнав о его участии в заговоре, гестапо его все равно возьмет, а если неизвестно, то он еще имеет шанс соскочить со сковородки. Так или иначе, они теперь будут всех подозревать, и фон Остенбергу не миновать оказаться в силу занимаемого им положения в списках подозреваемых. Он обязательно должен явиться в лабораторию и продолжать работать, как обычно. Если он этого не сделает, то сам себе подпишет смертный приговор.

Выслушав его аргументы, Сабина вскочила, накинула халатик, обдав мимоходом Грегори ароматом экзотических духов, и воскликнула:

— Ты умница, Грегори! Немедленно пойду и постараюсь убедить его в правоте твоих слов. Целую, дорогой. — И убежала, оставив его терзаться в сомнениях, правильно ли он поступил, отпустив ее.

Утром завтрак Грегори принесла Сабина и поведала ему, что Курт прислушался к ее совету и, подкрепившись на дорогу доброй порцией шнапса, только что ушел в лабораторию. А сама она после завтрака собирается в Берлин на разведку.

Вернулась домой Сабина уже после пяти и, поднявшись к Грегори, рассказала, что в городе бродят самые невероятные слухи, но одно совершенно точно: путч провалился. Несколько человек, находившихся около Гитлера в момент взрыва, были убиты, а сам он отделался легкими царапинами. Бек покончил жизнь самоубийством, Штауффенберга и еще нескольких человек расстреляли, гестапо арестовывает людей, подозреваемых в причастности к заговору.

Они посудачили о разных версиях, услышанных ею в Берлине, а около шести Сабина спустилась вниз, горя нетерпением узнать, что ей расскажет фон Остенберг.

В ночь с субботы на воскресенье прошло шесть суток с момента, как он расстался с Малаку, и Грегори с той поры вроде и не думал об оккультисте. Но ночью он увидел колдуна совершенно явственно: Малаку сидел под забором, несчастный, без ботинок и грыз сырую морковку. Видимо, за последнюю неделю он превратился в бродягу, отошел уже на достаточное расстояние от Розана, но, в Польше он или в Германии, Грегори понять не мог. И еще он узнал, что Малаку горюет не только о своей загубленной жизни, но переживает еще и смерть Тарика, убитого СД. Грегори тогда в темноте не разглядел его трупа, а Малаку, оказывается, потом нашел и похоронил верного горбуна.

Рассматривая встречу с Малаку как один из несчастливых эпизодов в своей жизни, Грегори подумал, что ему, в отличие от бедного еврея, сейчас не приходится сидеть под забором и грызть морковку, а потом и вовсе выкинул Малаку из головы.

В понедельник фон Остенберг поехал на работу, а Сабина — снова в Берлин, за бумагами для Грегори и новостями. Так продолжалось до четверга. О фон Остенберге гестапо, казалось, забыло, а Сабина, возвращаясь с новостями из города за час с лишним до его прихода, рассказывала Грегори о новых подробностях неудавшегося заговора, так что в результате у него сложилась довольно складная картина о случившемся.

Но как бы там все ни было, одно Грегори знал точно — путч в Берлине закончился неудачей.