Игры по чужим правилам

Глава 8 Триумвират

В маленьком кабинете стояла невыносимая духота. Через плотно закрытую дверь доносился бесконечный перезвон телефона. Стеклянные витрины конторских шкафов блестели от электрического света. Рыжеволосый демон в отражении, в отличие от меня, сидевшей на жестком стуле, вытягивался во весь рост. Из зазеркалья он прижимал ладони к стеклу и сверлил комнатку тяжелым чернооким взором из-под бровей. Жуть.

Я же, покрываясь липким потом, озадаченно таращилась на документ в дрожащих руках.

— Приказ на отчисление? — на всякий случай переспросила я и нервно вытянула пальцем удушавший вырез водолазки. — Но почему?

— Риторический вопрос для студентки, которая не появляется на занятиях, Антонова, — сухо отозвался декан.

Сняв очки, он принялся натирать стеклышки мятым носовым платком, а, водрузив окуляры обратно на мясистый нос, промокнул и блестящую лысину.

— Ты не сдала экзамен по логике, — наконец, после долгой паузы последовало объяснение, — и пропустила все пересдачи.

— Подождите, — понимая, что произошла какая-то нелепая накладка, нахмурилась я, — мне поставили «отлично» еще на первой пересдаче!

По снисходительной гримасе декана становилось понятным, что оправдания звучат бледновато, и он воспринимает их не иначе, как неловким враньем.

— Нет, Антонова, не поставили.

— У меня остались черновики на официальных бланках! — уверила я и мгновенно прикусила язык. Черновики, конечно, имелись, но в запертой квартире родителей, к тому же исписанные рукой Филиппа. Пришлось идти на попятную:

— Ну, или были черновики.

— Антонова, — декан тяжело вздохнул и покачал головой, — то есть ты доказываешь, что учитель логики подделал оценку?

— Он же на больничном.

— Я говорю о стажере, который все пересдачи принимал.

— Стажер, говорите? Вот, значит, как, — пробормотала я себе под нос, физически ощущая на шее затянутую удавку.

Ян действительно приготовил блестящий сюрприз: сфальсифицировал результаты экзамена и одним росчерком пера выставил меня из факультета. Идеальное, никак не доказуемое преступление. Неужели бывший приятель был готов испортить кому-то жизнь только за знакомство с ведьмаками? Глупость, право слово.

— Ведь еще будет пересдача? — без особой надежды уточнила я.

— Вчера прошла, — любезно подсказал декан. — Я, руководитель целого факультета, по всем корпусам разыскивал двоечницу, чтобы отправить ее на экзамен, а она не посчитала нужным хотя бы посетить занятия!

— Извините.

Честно признаться, и сегодня я появилась исключительно после звонка с угрозой связаться с моими родителями. Несмотря на обещание оставаться в Гнезде, пришлось на свой страх и риск сбежать, когда Филипп куда-то уехал.

— Антонова, ты худшая студентка из тех, что мне доводилось встречать! — с деланной усталостью вздохнул декан и, сбрасывая неожиданный звонок, раздраженно громыхнул трубкой некстати затрещавшего телефона на столе.

— У меня всего одна тройка! — возмутилась я.

— И неуд по логике, — напомнил собеседник. — Замучаешься перечислять твои заслуги, Антонова. На занятия не являешься, сбегаешь посреди лекции по философии, в общественной жизни не участвуешь.

— Общественная жизнь в зачетку не идет, — только из чувства противоречия буркнула я, в душе принимая справедливость упреков.

— Зато философия — профилирующий предмет! Чем же ты мне так импонируешь, Александра Константиновна? — словно недоумевая, развел руками декан. — Чтобы ты знала, в четверг пересдача.

— Серьезно?! — От радости у меня подпрыгнуло сердце.

— Стажер предложил провести дополнительное собеседование.

— Устный экзамен? — Восторг поутих. — Но подготовиться к устному экзамену за полтора дня невозможно.

— Мне приказ подписать? — Кивнул руководитель на бумажку в моих руках.

— Не надо. — Подхватив дорогущую замшевую сумку, одолженную у Елизаветы, я вскочила со стула. — Полтора дня — это тридцать шесть часов, куча времени.

— Рад, что хотя бы со счетом у тебя все в порядке, — иронично хмыкнул декан, уже возвращаясь к изучению каких-то документов в раскрытой папке. — Еще раз прогуляешь — отчислю.

— Завтра буду ровно к десяти часам! — не моргнув глазом, соврала я.

— У тебя завтра занятия с двенадцати, — с безнадегой вздохнул собеседник. — Хотя бы уже расписание выучила, отличница. И, Антонова, — окликнул он, вынуждая оглянуться с вопросительной улыбкой, — приказ верни.

— Ох, точно. — Отдав заметно помятый лист со страшным приговором, я поскорее выскользнула из комнаты.

Меня колотило от злости. Бросить учебу по собственной прихоти — это совсем другое, нежели вылететь с первого курса престижного университета за неуспеваемость! От одной мысли, что придется рассказать неприятную новость родителям, делалось дурно.

«Не нужно терпеть, накажи стажера!» — прозвучал над ухом нежный голос, и от чужого холодного дыхания по коже побежали мурашки. Предложение пришлось как раз кстати — в груди горело от желания отомстить.

Я скрипнула зубами и, ловко лавируя в сутолоке коридора, решительно направилась к кафедре логики, чтобы раз и навсегда выяснить отношения с Яном. В голове прокручивался десяток фраз от откровенных грубостей до презрительных реплик, но высказаться, увы и ах, не удалось.

В неряшливом кабинете стояли заваленные бумагами письменные столы преподавателей. На мониторе допотопного компьютера крутилась эмблема факультета. Жужжал пыльный вентилятор, лопастями лениво разгоняя душный воздух. И в гордом одиночестве томилась лаборантка.

— Чего тебе? — Намазывая на губы толстый слой розового блеска, она недовольно скосила от маленького зеркальца густо накрашенные глаза.

— Я ищу Яна.

— Его нет, — отрезала девица, закручивая тюбик, и звучно почмокала губами.

— А когда он вернется? — Внутри царапнуло от раздражения.

— Да, никогда. — Лаборантка злорадно хохотнула. — После того, как эта сделала с собой того… — Девушка многозначительно возвела глаза к потолку, вероятно, намекая на бедную самоубийцу. — Ему пришлось уволиться.

— Уволился, значит? — От злости я сжала зубы. — Очень предусмотрительно.

— Еще бы! — Глаза собеседницы заблестели. — Весь факультет видел, как они поссорились. Говорят, Ян ее даже ударил! Представляешь? Врут, конечно, но ведь дыма без огня не бывает. — Трещала лаборантка. — А эта на следующий день возьми и резани себе вены. Испортила парню жизнь, идиотка.

— Какая интересная версия, — процедила я, от яростного негодования перед глазами плыли радужные круги.

Как они все смеют смеяться над чужой трагедией?!

— Ага, у нас не факультет, а бразильский сериал. Что ни день, так новая мыльная опера.

Слушать глупости недалекой тарахтелки было выше моих сил. Не прощаясь, я громыхнула дверью и, уперев руки в бока, глубоко вздохнула. Гнев внутри вспыхнул с новой силой.

«Я понимаю тебя, — зашептал голос проклятого дара, щекоча шею невидимым дыханием. — Они никогда не видели ужас смерти. Покажи им, как это страшно».

— Да, отвали ты! — рявкнула я раздраженно, и в мою сторону удивленно оглянулось несколько человек.

Центр города в любое время года походил на кипучий муравейник, и ушлые торговцы давно превратили монументальные сталинские здания в огромные рекламные щиты. Окна и фасады строений скрывали разномастные плакаты, переливались всеми цветами радуги электронные табло и эмблемы. Знаменитая улица, сбегавшая к Кремлю, много лет, как преобразилась в сосредоточие магазинов и банков. Поблескивали витрины, и праздно шатающиеся зеваки разглядывали безликие, но броско наряженные манекены.

Филипп оставил юркое спортивное купе в проулке и вышел к людному бульвару. На улице было хмуро. Холодный воздух дрожал от городского многоголосья, то и дело звучали сигналы автомобильных клаксонов. Стараясь спастись от промозглого ветра, парень поднял воротник короткого пальто и, на ходу натягивая кожаные перчатки, направился к выложенной сбитой брусчаткой площади.

Чтобы назначить личную встречу, Старейшина Громов не дождался утра и позвонил еще в середине ночи (определенно, старый диктатор мучился бессонницей и не давал другим поспать, особенно, когда другие завалились в кровать весьма нетрезвыми). Оставляя позади шумную улицу, Филипп старался сосредоточиться на предстоящем разговоре, но в голове варилась каша неразборчивых, тревожных образов.

Вчера он получил электронное письмо от запертой в лондонском пансионе младшей сестры. Хозяин семьи хотел бы забыть о весточке, но каждая строчка врезалась в память. Послание Снежаны походило на крик о помощи. Маленькая убийца ненавидела соседок по комнате и школьную форму. Ее тошнило от таких же, как она, сиротливых окрестностей с изумрудными холмами, особенно сочными в сером, влажном воздухе хмурой Англии. После кровавого обряда бывшую ведьму мучили кошмары. Во сне к Снеже приходили давно умершие предки Вестичи и уговаривали уйти за ними. Из ночи в ночь они твердили, что девочку отверг мир живых, и ее место среди мертвых. Малышка боялась спать, и бодрствовать тоже боялась…

Погрузившись в мрачные мысли, парень не заметил, как торопливой походкой минул площадь и осушенный на зиму фонтан с золочеными конями, пересек безукоризненно ухоженный парк, где под деревьями сквозь тонкую льдистую корку просвечивалась черная земля.

Педантично пунктуальный Филипп никогда не опаздывал, но Громов приехал на встречу раньше, а потому поджидал молодого человека на парковой скамье. Закинув ногу на ногу, старик с большим удовольствием курил. Черная широкополая шляпа скрывала седую шевелюру, на властном лице резко выделялись глубокие морщины, но в чертах все еще угадывалась привлекательность, присущая сильным колдунам.

— Значит, слухи не врут, — обращаясь к пустоте, резюмировал ведьмак, когда парень остановился в нескольких шагах от него. Старик говорил по-польски, чтобы окружающие не поняли разговора. Что ж предусмотрительно.

Визави перевел цепкий, острый взгляд на Филиппа, но ответа не дождался. В отличие от многих, молодой человек так и не научился испытывать трепет перед Старейшинами.

— Как всегда невозмутим, — с усмешкой прокомментировал Громов и выбросил тлеющую сигарету. Окурок, не коснувшись асфальта, рассыпался пеплом.

— А знаешь, что самое приятное в твоем положении, Филипп? — продолжил ироничный монолог ведьмак. Парень, демонстрируя внимание, изогнул бровь. — От тебя больше не нужно прятать воспоминаний. Признаться, это сильно нервировало.

— Зачем ты меня вызвал? — наконец, прервал молчание Вестич, и сам прочувствовал, что в голосе прозвучала неприкрытая враждебность.

— Легче, — покачал головой собеседник, — легче, мой мальчик. Я не враг тебе, а единственный друг. Союзник, если хочешь.

— Ну да, — хмыкнул тот. — Ты хотел обсудить условия нашего дружественного союза?

Глядя на голый парк перед собой, Старейшина скривил губы в короткой усмешке и отрывисто бросил:

— Пройдемся.

Опершись на старомодную трость, он поднялся. Жесты Громова были пронизаны удивительным спокойствием, как у любого человека, наделенного практически безграничной властью.

В обоюдном молчании они медленно шли по опрятным дорожкам парка, минули кирпичную арку ворот, достигли людного мемориала. Железный наконечник трости в руках старика постукивал о вычищенный асфальт, отсчитывая шаги. Рядом прогуливались любознательные туристы. Звучала иностранная речь, но Филипп, не различая языков, понимал каждую услышанную фразу, как если бы все говорили исключительно на русском.

— Сила у этой человеческой девушки? — наконец, произнес Громов. Внутри парень напрягся, понимая, что беседа потекла по самому плохому сценарию, но на лице не дрогнул ни единый мускул.

— У нее есть имя.

— Точно-точно. — Старик усмехнулся. — Александра Антонова, двадцать лет, человек от рождения. Родители — известные в человеческом мире психиатры, если мне не изменяет память. — Хитрец обладал отличной памятью, так что Филипп только иронично хмыкнул. — Изучает философию, неглупа, довольно приятна внешне, однако некрасавица.

— Ты собрал целое досье. — Стараясь подавить тревогу, парень сцепил руки за спиной. Холодный ветер раздул полы пальто. Становилось зябко, но по спине покатилась капля пота.

— И то, что подающий большие надежды ведьмак обратил взор на непримечательную человеческую барышню, наводит на мысль о какой-то тайне, — добавил Громов.

— Нет ни секретов, ни тайн. — Филипп пожал плечами.

Блеф со Старейшиной всегда давался большими усилиями. Если бы другие узнали, что Саша являлась колдовским подарком, как долго она бы прожила? Еще один вопрос на миллион очков.

— Однажды я предупреждал, что ее присутствие тебя потопит! — Старик не удержался от резкости, припомнив их давний разговор.

Вестич скрипнул зубами, отчего на лице заходили желваки, и, не в состоянии перебороть вспыхнувшую внутри досаду, отрезал:

— Я не собираюсь обсуждать с тобой свою личную жизнь.

Старейшина бросил на хмурого парня задумчивый взгляд и спрятал короткую улыбку. Стоило признать, что не терпевший пререканий Громов всегда прощал приемышу Вестичей практически оскорбительную дерзость. Вероятно, в глубине души (если таковая у него имелась, конечно) неповиновение наглеца даже доставляло старику некоторое удовольствие.

— Мы обсуждаем не твои душевные пристрастия, мой мальчик, — отеческим тоном поправил Громов, — а недалекое будущее семьи. Пока ты хранил Силу Вестичей, тебя боялись, теперь ты развязал Совету руки.

— Они не посмеют напасть на семью. — Губы молодого человека изогнулись в жесткой усмешке. — Я знаю все их секреты.

— Что с твоих знаний, когда ты слабый человечишка, — резонно заметил ведьмак.

— Когда я верну себе дар, то и все вернется на круги своя, — сухо уверил Филипп.

— Ты должен вызвать Роберта, пусть он проведет ритуальное убийство.

— Это приказ?

— Не приказ — дружеский совет, а я редко даю советы, мальчик. Не пренебрегай ими. — Взгляд ведьмака похолодел. — Когда-нибудь ты займешь место в круге избранных, если сейчас поступишь правильно. Возможно, тебе наплевать на семью, однако не ставь под удар свое будущее! Оно может стать блестящим.

— В таком случае, я готов рискнуть своим блестящим будущим.

— Какая прелестная юношеская категоричность, — деланно вздохнул Громов, — но твое упрямство порядком утомило меня.

Собеседники достигли шумной площади и поднялись по ступенькам на смотровую площадку, фактически являвшуюся крышей подземного торгового центра. Из закованной в плиты земли высовывались стеклянные сферы, испещренные разводами пыли и стаявшего снега.

Остановившись, Громов сунул в рот сигарету и прикурил ее, очень по-людски, без ведьмовских фокусов, чиркнув копеечной зажигалкой. Табак затлел, а в воздухе завилась полоска полупрозрачного дымка.

— Ты предлагаешь мне убить близкого человека, — прервал долгое молчание Филипп. — Предать, другими словами?

— Не помню, чтобы ты сильно сомневался, когда забирал дар у младшей сестры, — выдохнув струйку сигаретного дыма, с сарказмом произнес старик.

— Я и сейчас не сомневаюсь, — с раздражением ответил парень, невольно реагируя на издевательские нотки в тоне собеседника. Громов явно провоцировал и, черт возьми, у него отлично получилось пошатнуть выдержку Филиппа.

— Поверь моему опыту, мальчик, человеческие женщины не стоят жертв, — проворковал Старейшина.

— Возможно, тебе встречались не те женщины? — с вызовом уточнил парень.

— Ты самонадеян, мой юный друг, — снисходительно вымолвил ведьмак. — Позволь, я расскажу, что случится совсем скоро. Дар завладеет твоей новорожденной ведьмой, она почувствует превосходство над обычными людьми и навредит кому-нибудь. Не потому что девочка перейдет на темную сторону, как твоя сестра, а потому что это неизбежно — обычный человек не может управлять такой мощной Силой. Тебе придется ответить за все ее ошибки.

Щурясь от холодного ветра, Вестич разглядывал шумный проспект и изящный фасад дорогого отеля на другой стороне площади. Ему было нечего сказать.

— Но даже тогда, — продолжил Старейшина, — останется выбор между ритуальным убийством и дарением истинного имени. В первом случае, ты решишь все проблемы, во втором — уничтожить и себя, и Вестичей — Он похлопал парня по плечу. — Увы, как ни старайся, на двух стульях не усидишь, Филипп.

— Уверен, что существует способ вернуть дар и без ритуального убийства, — сухо отозвался парень.

— И, пока ты будешь ломать голову, время истечет. Вестичей уничтожат, — пророчил старик, как проклятая кликуша.

— Значит, я должен поторопиться, — без капли иронии произнес Филипп. Взгляды собеседников скрестились. — Тебе не удалось меня запугать.

На дерзость Громов лишь улыбнулся и приподнял шляпу.

— В таком случае, удачи, мой мальчик. Она тебе не помешает.

Аудиенция закончилась. Коротко кивнув, Филипп поспешно направился к подземному переходу. От осознания того, насколько Старейшина был прав, на душе скребли кошки.

Время стремительно утекало, как пригоршня песка сквозь расставленные пальцы. Их с Сашей вырвали из безопасного вакуума.

Невероятно скучная лекция никак не заканчивалась, и я бы никогда в жизни не заставила себя высидеть пару, если бы не угроза отчисления. Профессор невнятно бормотал материал, словно старался отчитаться лишь для галочки, и изредка рисовал на доске какие-то даты.

Новая тетрадь для конспектов, купленная взамен сожженной, оставалась девственно чистой, потому как профессорские слова доносились до сознания лишь отдаленным эхом. Я захлебывалась злостью на Яна, в воображении рисовала упоительные сцены о расправе над стажером и боролась с диким желанием что-нибудь разбить. От едва сдерживаемого гнева пострадала пара переломанных пополам грифельных карандашей.

Тут, отвлекая от свирепых фантазий, в голове неуместно всплыл возмущенный вопрос: «Какого черта, ты сбежала?!»

Мгновением позже в кармане звякнул мобильник, принимая сообщение. Звонкое треньканье разнеслось по всей аудитории, и преподаватель орлиным взором окинул ряды. Когда он, не найдя виновного, повернулся к доске, я украдкой вытащила телефон.

«Ты где?» — Высветилось на экране сообщение от Филиппа.

Следом, словно бы, прозвучала новая сердитая реплика: «Очень надеюсь, что ты никого не прикончила!», и с переливчатым бренчанием появилось следующее послание: «У тебя все хорошо?»

Пока Вестич не надумал позвонить, пришлось поскорее вырубить аппарат. К счастью, сейчас, будучи обычным человеком, он не мог дозвониться по отключенному номеру.

— Эй, Антонова! — позвал меня вихрастый однокурсник, сидевший на ряд ниже, и быстро передал свернутый вчетверо листочек.

— Молодые люди, что у вас происходит? — Лектор моментально засек нарушителей порядка. Я сжала записку в кулаке, а, когда профессор отвернулся, то тайком прочитала послание.

«А как же кофе? Андрей».

Сухов с компанией, подобно вражеским партизанам, засели на другом конце лекционной аудитории, и все как один скалились. Супер! Похоже, только декан на этом факультете не знал о запланированном публичном свидании в столовой.

Я сдержанно кивнула, подтверждая, что уговор в силе, но Андрей состроил вид, будто не понял молчаливого согласия, и театрально прижал руку к уху. Его свита сдавленно захихикала.

Красноречиво покачав головой, я уставилась на доску, исписанную столбиками исторических дат. Андрей продолжал гримасничать. На тетрадной странице крупными размашистыми буквами он написал: «Кофе в студию!» и теперь на потеху друзей размахивал блокнотом, привлекая всеобщее внимание.

В голове промелькнула быстрая мысль, что было бы неплохо отправить парню сообщение и попросить не рисоваться перед однокурсниками. В тот же момент во всей аудитории заверещали мобильники. Всего секунду назад уважительная тишина превратилась в жуткую какофонию, тренькнули даже телефон преподавателя и мой собственный, отключенный. Началось хаотичное копошение, когда студенты полезли за аппаратами.

Нехотя, я вытащила из кармана мобильный и прочитала на экране: «Не красуйся, товарищ! Будет тебе кофе, и чай с плюшками тоже будет. Антонова». По аудитории прокатился удивленный шепоток, и от стыда я едва не застонала.

Кто бы пристрелил меня, чтобы не мучилась из-за колдовского дара?!

Когда лекция закончилась, и студенты поспешно покидали аудиторию, я смиренно дожидалась кавалера. Парень же спускался к преподавательской кафедре с особой ленцой.

— Это, типа, фокус такой, Антонова? — ухмыляясь, уточнил он.

— Он самый. Я, как Алиссандро Калиостро, — хмуро пошутила я, — только в юбке.

На большой перемене в столовой творилось столпотворение. За напитками пришлось выстоять очередь и разместиться за столиком у большого окна, где от рассохшихся рам тянуло сквозняком. За грязным, в разводах стеклом открывался унылый вид на внутренний двор.

— Слышал, что тебя хотят отчислить? — полюбопытствовал Андрей и, хлебнув колы, сморщился от ударивших в нос острых пузырьков.

— На этом факультете слухи разносятся со скоростью холеры, — недовольно заметила я и сердито глотнула едва тепленький чай (который, кстати сказать, сама же себе и купила).

— О! — Засиял, как начищенный пятак парень. — О тебе столько слухов ходит!

— Даже не сомневаюсь.

— Рассказать самый забавный? — по-дружески предложил шутник с широкой ухмылкой.

— Не советую, — отозвалась я и непроизвольно глянула на брюнетку из свиты Андрея, сидевшую за столиком напротив.

С черной ревностью в глазах однокурсница пялилась в нашу сторону и, положительно, мечтала вцепиться мне в волосы. Перед мысленным взором промелькнула сценка, словно бы несколько кадров из черно-белого кинофильма. Сторонний взгляд наблюдал за высоким, пленительным брюнетом, нежно улыбающимся худосочной, конопатой дурнушке с торчащими паклей лохмами. В парочке я узнала Филиппа и себя саму, показанных через призму чужого восприятия. Внутри всколыхнулось незнакомое чувство, такое злое и обжигающее, что хотелось заскрежетать зубами. Наверное, именно так проявлялась зависть.

Стараясь отогнать неприятный образ, я заморгала и случайно глянула в улыбчивое лицо Сухова. В мозгах вспыхнул новый эпизод. Действие перенеслось в учебную аудиторию. С надменным видом опоздавшая длинноволосая барышня в отлично сидевших узких джинсах проходила к пустующей парте. И снова я распознала себя.

Поток посторонних воспоминаний было не остановить, они нахлынули мощной волной. Яркие, болезненно четкие картинки бешено сменялись одна другую. Казалось, что головы исключительно всех молодых людей в столовой пухли от рвущихся наружу мыслей. Компьютерные игры, лекции, любовные послания, телесные утехи, незнакомые лица. Меня словно бы насильно заставляли подглядывать в замочную скважину чужой спальни!

Неожиданно в бесконечном потоке выразительных образов мелькнула странная смесь, стремительное мельканье кадров, как если бы по телевизору показали нарезку из сотни коротких роликов. Я вздрогнула, стараясь сосредоточиться на реальности, и расплывчатое пятно превратилось в смазливую физиономию холеного Заккари Вестича.

С обычным презрительным видом ведьмак решительно направлялся к нам. Он ворвался на спокойные посиделки без капли смущения и, опершись ладонями о зашатавшийся столик, протянул с кривой ухмылкой:

— Стесняюсь спросить, Александра, что же ты здесь делаешь?

Поспешно отвернувшись, я глотнула чая и едва не подавилась.

— Свободного места не нашел, Вестич? — возмутился Андрей, отчего ведьмак неприязненного скривился. Наверное, с такой же брезгливостью обнаруживают букашку, плавающую в тарелке с супом.

— Декан с утра вызвал, — процедила я, проклиная себя за то, что оправдываюсь. — Меня отчисляют.

— Какая неубедительная причина! — Заккари сочувственно покачал головой и поцокал языком. — Мы уезжаем прямо сейчас.

Он выпрямился, давая понять, что обсуждение закончено.

— Вестич, не пошел бы ты? — прогремел Сухов.

Ледяной взор ведьмака впился в парня, словно бы пригвождая к стулу, но задетый вероломством соперника кавалер сдаваться без боя не собирался. Походило на то, что еще мгновение, и он бросится на Вестича с кулаками. К несчастью, доморощенный герой не понимал, что финал назревающей драки был предопределен заранее.

Однако Зак, конечно, поступил, как Зак, то есть окатил противника ядовитым сарказмом, точно вместо хука справа, издеваясь, щелкнул по носу. Ведьмак растянул губы в понимающей усмешке и, не спуская глаз с Сухова, мягким тоном велел:

— Птичка, у тебя пять минут, чтобы солгать своему смелому другу что-нибудь изящное и оказаться в моей машине.

— Катись уже, — процедила я, с силой сжимая стакан. Странно, что под пальцами не лопнуло толстое стекло.

— Три минуты. — Ведьмак собрался удалиться, как вдруг передумал и обратился к моему взбешенному поклоннику: — Кстати, Саша не упоминала, что мы живем вместе? — От негодования у меня перехватило горло, а Зак добавил с пугающей откровенностью, как самую обычную вещь: — А еще с нами живет мой сводный брат.

Кто-то за соседним столиком поперхнулся питьем и громко раскашлялся. От злости Андрей покрылся красными пятнами, поперек лба выступила кривая полоска набухшей вены. Сгорая со стыда, я облокотилась о стол и прикрыла глаза ладонью.

На месте окружающих я бы точно приняла нас с братьями Вестичами за весьма фривольное европейское семейство!

— Птичка, пошевеливайся, — посчитав, что в достаточной мере испортил публичное свидание, велел Зак. — У тебя осталось две минуты, и появилась куча неприятностей.

После его ухода повисло напряженное молчание.

— Что за бред он прогнал? — не удержавшись, требовательно вопросил Андрей возмущенным голосом.

— У Вестича богатое воображение, — пробурчала я, не поднимая головы. — Понятия не имею, о чем он говорил.

Кажется, заверения несколько утихомирили соседа, он даже слабо улыбнулся. А в следующий момент, противореча сама себе, я вскочила из-за стола и, схватив сумку, без объяснений припустила к выходу из шумной столовой.

— Вы психи, Антонова! — Полетел в спину возглас изумленного Сухова.

За короткое время Заккари успел скрыться, вероятно, направившись на первый этаж. Я пронеслась по коридору, ловко лавируя в толпе, и невольно отметила, что ни разу никого не толкнула. Более того, люди, словно бы, незаметно расходились, освобождая дорогу.

Лифт закрылся перед самым носом, на секунду выказав полупустую кабину, но в следующий момент двери разъехались, любезно предлагая войти. Народ потеснился, и, заскочив внутрь, я наткнулась на хмурую Катерину. Подруга вскинула подбородок и безразлично отвернулась.

— Привет, — улыбнулась я, практически уверенная, что Катя меня не узнала.

— Угу, — скупо отозвалась она и машинально отдвинулась подальше.

— Как дела? — не сдавалась я.

— Лучше всех, Антонова. — Девушка дернула плечом, явно досадуя на то, что к ней пристают с разговорами. Поведение лучшей подружки показалось не просто чудным, а непостижимым. Похоже, подправленная колдовством ведьмовская внешность сюрпризом для нее не стала.

Загорелась кнопка первого этажа. Лифт дернулся и остановился. Двери разъехались, и Катя поспешно выскочила из кабины, словно стремилась спрятаться от меня.

— Да что с тобой такое? — Я ловко перехватила девушку за руку.

— Чего ты хочешь, Антонова? — фыркнула та, высвобождаясь. — Я тороплюсь.

Катерина раздраженно сжала лямку матерчатой сумки на плече. Широковатый рукав свитера съехал и открыл ярко-алую нить, завязанную на левом запястье. От удивления у меня отпала челюсть.

— Ты увлеклась каббалой? — осторожно уточнила я, и желудок сжался от дурного предчувствия.

— Ну, дорогая, у всех разные увлечения, — с непривычным сарказмом отозвалась подруга. — У тебя, к примеру, целых два увлечения. Одно с темными волосами, другое со светлыми.

Катя полоснула по мне презрительным взглядом и, сама того не подозревая, наградила размытым воспоминанием. Длинные мужские пальцы с синеватыми полумесяцами у основания ногтя завязывали на руке девушки шерстяную нить.

— Слушай, — я нарочито проигнорировала обидную шуточку, — а когда ты последний раз виделась с Яном?

Болтушка насупилась и резко развернулась, чтобы сбежать.

— Постой, Катя! Ты же не встречаешься с ним?!

— Просто не всем Вестичи полным составом достаются. — Изогнув тонкие бровки, девушка скорчила презрительную гримасу.

Казалось, что девушку раскроили, а потом сшили заново, как чудовищного Франкенштейна. Превратили в обозленную незнакомку вместо ироничной, обаятельной хохотушки.

— Ты сегодня не с той ноги встала? — возмутилась я.

— Антонова, сделай милость, сосредоточься на своем великолепии, а меня оставь в покое! — не придумав ничего поумнее, хамовато огрызнулась та.

— Так. — Окинув людный балкон быстрым взором, я вцепилась в локоть подруги и потащила ее к пустующей черной лестнице.

Недавно на лестничных пролетах повесили предупреждения, что за курение в корпусе студентов будут исключать. Как ни странно, угроза подействовала, разогнав даже злостных нарушителей порядка. Хотя, возможно, основной причиной, почему курильщики уступили в войне с деканатом, было то, что на улице потеплело.

Я притащила Катю под лестницу, к закрытым дверям хозяйственной подсобки. Здесь царил полумрак, а воздух все еще пах табачным перегаром.

— Этот парень, Ян, совсем не прост! — заговорила я и покосилась на галдящую компанию, поднимающуюся по ступенькам. — Ты знаешь, что из-за него меня с факультета отчисляют?

— А ты постарайся почаще на занятиях появляться, — отпарировала Катерина с насмешкой. — Глядишь, и оценки будут в полном порядке.

— Ты издеваешься? — опешила я, стараясь не поддаваться нарастающему внутри раздражению. — Если тебе наплевать на мои проблемы, то тебя не смущает, что его девушка покончила с собой? Говорят, Ян ее ударил у всех на глазах! От таких парней нужно бежать без оглядки, прижимая к груди тапочки! Он очень странный!

Неожиданно Катя расхохоталась:

— Странный?! Ты себя в зеркало видела, Антонова? Подкинешь номерок пластического хирурга? — Враз посерьезнев, она подошла ко мне вплотную и прошипела: — Так что не надо мне говорить о странностях! Подружка.

«Она вторглась в твое личное пространство!» — произнес над ухом сладкий голос Силы, защекотав кожу на шее.

— Отойди на шаг, — резко приказала я, едва воздерживаясь от грубости.

— Да, пожалуйста. — С незнакомой жесткой усмешкой Катя отступила. — Строишь из себя пуп мира, напускаешь тумана, но на деле ты просто ноль без палочки! Хочешь дам совет? Будь попроще, и люди к тебе потянуться. Врушка!

В висках стучала кровь, от ярости перехватывало дыхание.

«Она не смеет оскорблять тебя!» — подлила масла в огонь Сила.

— Не переводи разговор, — бледнея, процедила я сквозь зубы. — Не знаю, что тебе наговорил Ян, но он соврал! Я никогда тебе не лгала!

— Еще бы! — Катя осклабилась. — Зато как талантливо не договаривала!

— Тебя бесит, что ты ничего не знаешь о наших с Филиппом отношениях? — Тут же догадалась я, на какие именно секреты намекает подруга.

— О, да! — Катерина скрестила руки на груди. — Запретная тема под названием «братья Вестичи»! Еще одна страшная тайна в жизни обычной студентки Александры Антоновой.

— Ну, хорошо. — Меня трясло от ярости. — Хочешь правды обо мне и Вестичах? Помнишь, в прошлом апреле на кольцевой дороге произошла авария, о ней весь Интернет трубил? Тогда занесло легковой автомобиль, и перевернулась цистерна с бензином.

Подруга нахмурилась, словно бы мысленно перебирая прошлогодние новостные колонки.

— В разбитой легковушке погибло три человека. Они были моими друзьями, а я сидела за рулем и отделалась шрамами на руке. Наверное, если бы не загремела в психушку, то попала бы под суд — мы летели на дикой скорости. — Лицо Катерины медленно вытягивалось, а я, задыхаясь от злости, цедила слова: — Догадываешься, какую статью мне едва не вменили? Убийство по неосторожности! А знаешь причем здесь Вестичи? Меня Филипп подрезал на дороге и даже не заметил этого! Нравится тебе наша тайна?

Изумленная гримаса подруги сменилась отвращением.

— Так и знала, что ты психопатка, и он спал с тобой только из жалости! — Сделала Катерина абсурдный вывод.

Гнев вспыхнул с такой силой, что перед глазами поплыло.

— Как у тебя язык поворачивается?!

«Накажи ее!» — мстительно приказал нежный голос.

В голове громко щелкнуло, словно кто-то переключил рубильник. Обстановка стремительно потеряла радужные цвета, потонула в серых контрастных тенях. Сознание оставалось кристально чистым, но тело подчинилось воле проклятого дара. Губы зашевелились сами собой, высказывая чужие измышления:

«Все вокруг лгут, но не всегда по собственному желанию».

— Прекрати говорить на латыни! — Катя попятилась. — Я все равно ничего не понимаю.

«Не сомневаюсь», — произнесла Сила.

— Антонова, что с твоими глазами?! Они почернели! — испуганно выпалила противница.

Вдруг она стиснула горло руками, выронив сумку, и громко засипела. С багровым лицом девушка закашляла, хватала ртом воздух, пытаясь сделать вздох. Кудрявые волосы подруги растрепались, на лбу выступил бисер пота.

— Что ты со мной сделала? — прохрипела она. — Останови это…

Но меня отодвинули на второй план, точно суфлер посреди спектакля вылез из будки и, столкнув со сцены солистку, занял ее место. Лучшая подруга умирала от удушения, но в замороженной душе не дрогнуло ни единой струны. Чувства законсервировались, эмоции исчезли.

Как бы это смешно ни звучало, но Катерину спас Заккари. Он вырос, словно, из-под земли и загородил жертву. Неожиданно мягкие губы ведьмака прижались к моим в настойчивом поцелуе. Влажный язык проник в рот, быстро скользнул по небу. Зубы парня, дразня, прикусили мне нижнюю губу. Судорожно вздохнув, я оттолкнула ведьмака и неуклюже отступила.

— Очнулась? — помогая мне сохранить равновесие, тихо произнес Зак. Я ошарашено кивнула и прижала пальцы к горящим от поцелуя губам.

Сложившись пополам, Катерина шумно глотала воздух и держалась на живот. Словно добрый дядюшка, Заккари поддержал подружку за плечи и помог выпрямиться.

— Сейчас можешь дышать? — утончил он.

Та что-то неразборчиво пролепетала и ткнула пальцем в мою сторону.

— Понятно, — лаконично отозвался ведьмак.

Жестко, сплющивая круглые щеки, он стиснул лицо Кати в ладонях и уставился во влажные, перепуганные глаза. Пахнуло холодной волной потревоженного воздуха, и снова появилось ощущение, будто едва слышно зашептал голос, но сейчас басовитый и бархатистый. Похоже, именно так говорило колдовство.

— Вы только что мило поболтали, по-дружески, — разделяя слова, произнес Зак. — Вы ведь подружки? И ничего не произошло. Верно?

Судя по всему, промывка мозгов прошла успешно, и зачарованная Катерина заторможено кивнула.

— Хорошая девочка. — Ведьмак улыбнулся и, удовлетворенный результатом, отпустил жертву. Та немедленно схватилась за влажный лоб, как будто пытаясь осознать, как очутилась под лестницей.

— Антонова? — Голос подруги был хриплым. Она сфокусировалась на мне и брезгливо поморщилась.

— Твои вещи. — Заккари чуть кивнул, намекая на матерчатую торбу с яркой аппликацией, но даже пальцем не пошевелил, чтобы поднять ее с пола.

Обалделая Катя подхватила сумку и, пошатываясь, побрела прочь. Ведьмак проводил бедняжку пристальным взглядом, а потом обратился ко мне, судорожно сжимавшей лямки рюкзака.

— Расслабься, серийный маньяк, на сегодня все убийства отменяются.

В голове некстати всплыла неуместная мысль — хорошо ли Заккари Вестич целовался? Определенно.

Спортивный автомобиль сводного брата обогнал большой БМВ Зака на съезде к Гнезду. Юркая машина, басовито гудя мощным двигателем, стрелой пронеслась мимо. Из-под колес полетели мелкие брызги грязи. Прежде чем исчезнуть за поворотом, блеснули габаритные фонари.

Заккари прибавил скорости. За окном бешено замельтешили черные от влаги стволы сосен, и полоской размазалась талая обочина. Саша, сидевшая на пассажирском сиденье и накрепко пристегнутая ремнем безопасности, съежилась. Ее страх перед быстрой ездой порядком раздражал, и ведьмак посильнее выжал педаль газа.

Во двор Гнезда они с братом въехали практически друг за другом. Спортивное купе криво встало на подъездной дорожке, и Фил моментально выскочил из салона. С непроницаемым выражением на лице он направился к БМВ.

— Король, похоже, гневается, — хмыкнул Зак, заглушая мотор.

Вместе с Сашей они выбрались на холод, одновременно хлопнули двери автомобиля. Сами собой, закрываясь, щелкнули замки, хищно мигнули фары. Воздух пах влажной землей и талым снегом. От порыва холодного ветра на крыше дома, проворачиваясь, истошно заскрипел ржавый флюгер.

— Почему ты сбежала? — Низкий голос Филиппа оставался спокойным и холодным. Учитывая, что Хозяина семейства явно трясло от бешенства, он проявлял чудеса выдержки.

— Меня в деканат вызвали, — безучастно ответила Саша и неожиданно выронила из рук сумку. Быстро нагнулась, подняла, снова уронила — в каждом движении сквозила нервозность.

— Бледновато прозвучало, не считаешь? — прокомментировал тот.

— Особенно, учитывая, что ты напала на человека, — изогнув брови, дополнил блондин.

Ведьма испуганно глянула на парней, в пронзительно синих глазах мелькнул яростный огонек, и от лица отхлынули краски. Нервно кашлянув в кулак, Филипп прочистил горло.

— Она что сделала?

— Наша Гермиона Грейнджер поругалась с кудрявой пышкой, а потом попыталась ее придушить, — охотно поделился Зак. — Такой элегантный способ избавиться от подруг.

— Исходя из твоей логики, ты поцеловал меня, чтобы подружиться? — краснея от злости, выпалила Саша.

Блондин быстро покосился на замершего сводного брата. Ситуация, прямо сказать, складывалась конфузная, и в воздухе физически ощущалась растущая со скоростью света враждебность. Если бы ледяной взгляд Хозяина дома мог протыкать насквозь, как рапирой, то Зак, наверняка бы, захлебнулся собственной кровью.

— Лучший способ отвлечь женщину от убийства — это поцеловать ее, — разведя руками, брякнул он первое, что пришло в голову.

— Ты так считаешь? — Вкрадчиво переспросил брат.

— Именно так он и считает! — поддакнула предательница и без дальнейших обсуждений направилась к крыльцу, но Фил сграбастал подругу за локоть, вынуждая притормозить.

— Мы еще не закончили!

— Отпусти, — процедила та сквозь зубы, пытаясь вырваться.

Вот тогда-то Фила покинуло хваленое хладнокровие, и он заорал. Ведьмак путал иностранные языки, выхватывал слова из английского, испанского, польского. Изливая гнев, перемешивал разные диалекты, непонятные фразы грохотали в тишине двора и возносились к пасмурному небу.

— Поняла?! — неожиданно по-русски отрезал Филипп.

— Еще раз укажешь мне, что делать, и навсегда останешься человеком! — с угрозой предупредила обвиняемая. — А теперь убери руки!

У девушки появился очень странный, незнакомый акцент, ей как будто стало сложно говорить на родном языке. Словно обжегшись, обвинитель быстро разжал пальцы и отступил на шаг.

— Извини. — В его голосе послышалось раскаянье. — Грубость была неоправданна.

— Ты рехнулся, Фил?! — Опешил блондин, не веря собственным ушам. — Я ни хрена не понял твоей отчаянной тирады, но она, — ведьмак указал пальцем в сторону злобно прищуренной девушки, — заслужила крепкую порку!

— Зак, да заткнись ты! — рявкнул брат.

Только воздух уже забурлил от колдовства, проявился тот самый непередаваемый шепот сильной магии, невидимый почерк Хозяина, и лицо Заккари обожгло хлестким ударом. Голова мотнулась, во рту появился металлический привкус крови. Мгновением позже, вырывая из земли вросшие плитки, в сторону парня стремительно скользнул спрессованный шар воздуха и, врезавшись в грудь, сбил с ног.

Задохнувшись, бедолага растянулся на подъездной дорожке, до звездочек шибанувшись затылком. Сверху на него смотрели дымные, меняющие форму облака, перед глазами плыли желтые круги. Блондин с трудом сел и, борясь с приступом кашля, тряхнул головой. Заснеженный двор с машинами и голыми розовыми кустами неприятно кружился.

Через вату в ушах донесся девичий голос:

— Ты все еще хочешь наказать меня, милый? — Александра говорила на идеальной латыни. — Я же верно поняла твой испанский?

Распятый на невидимом кресте Филипп висел в метре над землей. На лбу выступил бисер пота, от напряжения на виске бугрилась прожилка вены, зубы сжимались от боли. Утерявшая человеческий лик Саша разглядывала пленника черными глянцевыми глазами. Она пошевелила указательным пальцем, и жертву развернуло в воздухе вокруг невидимой оси.

— Прекрати! Ты убиваешь его! — выкрикнули со стороны дома.

На крыльце, схватившись за деревянные перила, оцепенела Аида. В лице мачехи отражалось столько ужаса, что хватило бы на целую испуганную толпу.

— Зак, сделай же что-нибудь! — снова завопила она и с ненавистью взмахнула рукой, словно отвешивая оплеуху. Раздался звук звонкой пощечины. Приходя в сознание, Саша дернулась и изумленно прижала ладонь к покрасневшей щеке.

Филипп мгновенно, точно кто-то срезал у марионетки веревочки, сорвался вниз и распластался на земле. Секунду спустя, он пошевелился, со стоном перевернулся на спину. Морщась от боли, сел и тихо охнул, схватившись за ребра.

Новоявленная ведьма в панике озирала место драки широко раскрытыми глазами: поверженных братьев, обозленную Аиду, развороченную магическим ударом подъездную дорожку. Прикусив губу, Саша бессильно схватилась за голову и попятилась.

— Простите меня, — сдавленно прошептала она, не обращаясь ни к кому конкретно, и стремглав бросилась в дом.

Задыхаясь, я ворвалась в разгромленную спальню Филиппа. Везде валялся мусор, кособочилась большая кровать с торчавшими из матраца пружинами, на окнах кривились сорванные карнизы.

Из треснутого зеркала в богатой позолоченной раме ухмылялся рыжеволосый демон.

— Ненавижу! — прошептала я, сжимая кулаки.

Вдруг бес запрокинул голову, и над ухом прозвучал леденящий душу смех. В перечеркнутое кривым шрамом зеркальное полотно полетел деревянный обломок, но отскочил от поверхности, как от каменной стены. Демон бесновался, сгибался пополам, захлебывался злобным хохотом.

— Ненавижу!!!

И комната ожила. Неясные шорохи встревожили хрупкую тишину. Все сломанные вещи взмыли в воздух и наполнили пространство хаотичным мельтешением. Щепы, осколки, микросхемы вертелись вокруг меня. Сцеплялись части и надтреснутые куски, превращаясь в уродливые непонятные предметы. Слетались воедино лоскуты, образуя странное разноцветное покрывало. Частями огромной мозаики, тонко звякая, склеилось зеркало.

— Пожалуйста, остановитесь! — жалобно прошептала я, едва живая от страха. — Стойте! Хватит!!!

Воздух затих, уродливые вещи замерли. Я попятилась и, упершись спиной в стену, бессильно съехала на пол. Из груди вырвался громкий всхлип. Чтобы подавить рыдания пришлось до боли прикусить губу. Пожав ноги, я крепко обняла колени. От любого движения зависшие предметы шевелились, и безмолвие наполнялось тревожными шорохами.

— С ума сойти! — входя, присвистнул Заккари. В тусклом свете его черная рубашка с закатанными рукавами выделялась резким пятном. Стекло на циферблате наручных часов с золотым ободком было треснуто, стрелки не двигались. Сам парень выглядел разбитым, ничуть не лучше часов. На скуле наливался заметный синяк, опухла треснувшая нижняя губа.

Уперев руки в бока, ведьмак осмотрелся и обнаружил меня.

— Очухалась?

В ответ я лишь дернула плечом.

Ободранной костяшкой пальца блондин толкнул замерший в воздухе механизм из разномастных микросхем и задумчиво проследил за тем, как диковинная штуковина плавно продрейфовала на несколько шагов. Не произнеся ни слова, парень присел рядом со мной у стены и расслабленно вытянул ноги.

— Я их остановила, а опустить не смогла — неопределенно кивнув, хрипловато прошептала я.

Ведьмак резко щелкнул пальцами, и безобразные предметы махом сорвались вниз. Пол снова усеяли осколки и обломки, мелкие детали. Только книги да часть соткавшегося покрывала остались целыми.

Неожиданно даже для себя я громко шмыгнула носом и судорожно проглотила подкатывающий к горлу горький комок. Глаза горели от слез.

— Плачешь? — Зак не повернул головы.

— О, да! — нервно хмыкнула я. — Очень, знаешь ли, люблю порыдать в гостях. Дома невозможно слезу пустить, чтобы не услышать: «У тебя проблема? Ты хочешь поговорить об этом?»

Парень обратил ко мне понимающий взор и тихо спросил:

— Ты хочешь поговорить о том, что случилось?

— Нет.

— Тогда я посижу с тобой молча, — предложил ведьмак, запрокинув голову. Он разглядывал побеленный потолок с крюком, оставшимся от люстры. Отросшая светлая челка упала на лоб, и блондин раздраженно поправил прядь.

— Синяк сильно болит? — глухо спросила я.

Непроизвольно парень потер скулу и уверил:

— Терпимо. — Он попытался улыбнуться, но из-за разбитой губы вышла лишь болезненная гримаса. — Удар был, что надо.

— Я могла вас убить.

— Могла, — спокойно подтвердил Зак и безразлично пожал плечами, — но ведь не убила. Мы все проходили через это — ощущение безнаказанности. Сила дурманит. Главное, вовремя остановиться.

— Ты не понимаешь, — перебила его я. — Сила Хозяина не похожа на твою или Аиды. Она не дурманит, а управляет тобой как куклой. Твоими руками совершает ужасные вещи, и ты перестаешь быть человеком, превращаешься в кого-то другого… — Взгляд остановился на большом зеркале, откуда жутковато ухмылялся демон. — Существо из зазеркалья.

— Саша, — ведьмак легонько коснулся пальцами моего подбородка, заставляя повернуться к нему, — все наладится.

— А если нет? — Наконец, высказала я пугающую мысль, витающую в холодном воздухе Гнезда. — Сегодня я едва не убила лучшую подругу! В отличие от меня, Филипп управлялся и с Силой, и с проклятьем.

— Не обольщайся, — опроверг Зак презрительным тоном, — мой братец уживался с проклятьем по единственной причине — он и в лучшие времена был редкостным гадом!

— Искренне удивлен, но ты прав, — раздался из дверей голос Филиппа.

Я затравленно вскинулась. Нежданный гость замер на пороге, привалившись плечом к косяку и скрестив руки на груди. Он успел сменить испорченный костюм на футболку с короткими рукавами и удобные вельветовые брюки. На запястьях краснели следы, словно натертые толстыми веревками-путами. Едва подживавший ожог в виде пентаграммы был содран. Лицо парня еще сохраняло мертвенную бледность, отчего ярко выделялись бессонные тени под глазами.

— Отсутствие дара тебя портит, — сухо заметил блондин, — по крайней мере, раньше ты не подслушивал.

Помедлив, Филипп прошел в комнату, и под его подошвами захрустели осколки. Подобно Заккари, он изучил погром, поддел носком кеда растерзанный динамик от колонки музыкального центра. Постояв в задумчивости некоторое время, парень уселся на пол рядом со мной, по другую сторону от брата.

Тишина давила на уши.

— Я ходил к оракулу, — вдруг признался он.

Сердце екнуло, во рту неприятно пересохло. Зак, хранивший в тайне наше совместное посещение провидца, заметно напрягся.

— Что он сказал? — В голосе блондина не слышалось беспокойства, он отлично умел притворяться безразличным. Собственно, как и все Вестичи.

— Чтобы вернуть дар, нужно снять проклятье, — через долгую паузу ответил Филипп. — Глупо звучит, как в дешевом романе.

— В дешевом мистическом романе, — поправив, согласился Заккари. — Дневник прабабки лежит в столе Луки, в верхней полке. Она упоминала проклятье.

— Ты замок опечатал, — напомнил Фил, давая понять, что знает о тайнике.

— Черт, точно, — простонал блондин с сожаленьем. — Извини, старик, но сегодня сил нет, его открывать.

Наверное, впервые за долгое время они что-то обсуждали без взаимных претензий, гнева или ядовитых острот, как друзья, а не вечные соперники, выясняющие кто же из них лучше, сильнее, безрассуднее.

Совсем неожиданно Филипп уверено обнял меня за плечи и прижал к себе. Я настолько изумилась, что даже не сопротивлялась, и привычно потерлась щекой о мягкую ткань футболки. Его сердце билось ровно и спокойно, доказывая, что в жесте не кроется ничего интимного. Точно так обнимают хороших приятелей, когда хотят поддержать.

— Все будет хорошо, мой конопатый друг, — уверил он.

— Какие высокие отношения! Меня сейчас стошнит, — прокомментировал Заккари нарочито брезгливым тоном.

Вывернувшись в объятиях Филиппа, я протянула насупленному блондину руку. Поколебавшись секунду и скрыв тонкую улыбку, ведьмак крепко сжал мою холодную ладошку, позволил нашим пальцам переплестись.

— Вы знаете, что теперь нас считают шведской семьей? — поделилась я, ловя себя на мысли, что прямо сейчас мы действительно напоминаем неприличный союз. — Зак, как ты, вообще, додумался заявить, что мы живем все вместе?

— Но мы ведь живем! — хохотнул тот без особого сожаления.

— Филипп, ты так и будешь молчать? — возмутилась я и, задрав голову, попытался заглянуть в бессовестное лицо брюнета.

— Согласен с Заком, — подсмеиваясь над шуткой брата, отозвался тот и покрепче прижал меня к теплому, твердому боку.

— Вдвоем вы просто невыносимы, — деланно вздохнула я. — Как я теперь на занятиях-то появлюсь?

— Забей, — посоветовал блондин.

Из большого треснутого зеркала, изнутри прижимая изящные ладошки к стеклу, на нас таращился демон. В лице, скорченном злобной гримасой, светилась черная зависть.