Второе мое утро на Менигуэне мало чем отличалось от первого. Ну, если не принимать во внимание то, что на этот раз я проспал немногим более трех часов. Никакой объективной причины для того, чтобы вставать так рано, у меня не было, однако давала о себе знать многолетняя привычка: на любой планете в любом часовом поясе я всегда просыпался чуть раньше восхода солнца. И всегда чувствовал себя при этом бодрым и полным сил, сколько бы времени я ни отвел на сон. Не знаю, на что там реагировал мой организм, но рассвет я пропускал очень редко.
У Анри, конечно, не было подобной привычки, и он тихо посапывал во сне. Чтобы не разбудить его, я прикрыл дверь в его комнату, а затем по старому доброму обычаю заказал себе чашечку кофе.
Потихоньку светало. Мне вообще нравилась такая ранняя пора, а здесь, на Менигуэне, и подавно. Днем, когда пробудится город, станет слишком шумно… и суетно. А сейчас еще необычайно свежи звуки, и краски, и запахи. Вот если бы ночью прошел небольшой дождик, чтобы смыть пыль, порадовать утренние улицы свежим ароматом, оставить на висячих нитях паутины бисеринки крохотных капелек, переливающихся всеми цветами радуги в лучах восходящего солнца… Жаль, но в Калго не бывает дождя.
За кофе я – снова-таки не отступая от обычая – восстанавливал в памяти события дня минувшего. С утра все воспринимается по-другому: мышление так же свежо, как природа за окном.
И еще бесстрастно.
Шаг за шагом я прокручивал в голове каждую мелкую деталь своих вчерашних похождений – вплоть до названий вывесок, которые мне попадались по дороге. Многие люди удивляются моей памяти, но не все догадываются, что при желании сами смогли бы достичь таких же результатов, проделывай они по утрам то же самое. Впрочем, тренировка памяти – не единственная цель моих утренних размышлений. Сейчас я мог обнаружить те мелочи и совпадения, которые не заметил тогда, но которые могут оказаться для меня жизненно важными.
Эпизоды с Маргарет я просмотрел по два раза, обращая внимание на каждый ее жест, каждое слово. И все равно не смог нигде подкопаться. Я видел, что она с самого начала вполне направленно шла на сближение, но не заметил даже намека на то, что делала она это исключительно в своекорыстных целях.
Что же мои подозрения? Они так и оставались беспочвенными.
Вспомнив Клода, я вновь задумался. Цель жизни… Да, в последнее время я все чаще ощущал себя какой-то щепкой, которую течение несет, куда ему вздумается. Я стал реагировать на обстоятельства, а не создавать их. И незнакомец, кажется, попал в самую сердцевину того, что меня беспокоило…
Интересно, а что для себя нашел он сам?
В начале седьмого я решил поискать переговорный пункт и опять попробовать позвонить Майку. Анри все еще спал, так что я оставил кое-какие указания домашнему компьютеру и неслышно вышел из квартиры.
Если только мне повезет и я все же дозвонюсь…
Мне не повезло. Правда, не так, как я мог ожидать. Дело в том, что меня убили.
Я шагал по еще пустынной в этот ранний час улице, когда безо всякого предупреждения в глазах у меня потемнело. А потом я и вовсе провалился в беспамятство.
Медленно возвращалось сознание. Я уже смутно различал светлые и темные пятна вокруг себя, но с трудом соображал, что они означают. Затем зрение вдруг разом сфокусировалось, и я оценил взглядом обстановку.
Просторная комната, я лежу на кровати, стоящей посередине. Однотонные стены и потолок, простенькая, но стильная отделка. Дверь… Я повертел головой; где же окно?
– Добрый день! – послышался знакомый женский голос.
Обернувшись, я увидел, что дверь открылась, а на пороге стоит… Наташа!
– Привет! – ответил я, легко вскакивая с кровати. – Но…
Наташа подняла руку, останавливая меня:
– Не торопись, Шен. Я сама все расскажу.
Жестом же она предложила мне присесть снова, и сама устроилась рядом, на краешке кровати. Приветливо улыбнулась:
– Как ты себя чувствуешь?
– Отлично, – не задумываясь, выпалил я.
– Это хорошо. Когда я нашла тебя в больнице, твое состояние оставляло желать лучшего.
– В какой больнице? Что произошло?
– Тебя пытались убить.
Я недоуменно смотрел на сидевшую рядом девушку. В отличие от Марго ее возраст угадывался достаточно легко – около двадцати пяти. Карие глаза, темные волосы… Я видел ту же Наташу, с которой приятно беседовал в ресторане на Сайгусе. И никак не мог поверить, что она сейчас действительно здесь, передо мной. Хотелось протереть глаза.
А тут еще это покушение. При чем здесь она?
Наверное, вид у меня был какой-то беспомощный, потому что Наташа быстро продолжила:
– Не удивляйся, я знаю многое из того, что с тобой происходило с момента нашей встречи. Мы следили за тобой.
«Мы»?
– Кто это «мы»?
– «Мы» – это такая организация.
– А поподробнее?
Она отрицательно покачала головой:
– Я пока не могу сказать. Шен, честное слово, если бы это зависело от меня, я бы с радостью объяснила тебе совершенно все. А так – не могу. О некоторых вещах мне придется умолчать.
Ну вот. Приехали! Опять тайны!
Наташа продолжала:
– Так что давай я расскажу то, что мне разрешили рассказать. Договорились? Я кивнул.
– Тогда я начну по порядку. Наша встреча на Сайгусе не была случайной, но с моей стороны она не имела никакого отношения к наблюдению за Ланджем. Я пришла в тот ресторан специально ради тебя.
Это откровение заставило меня глупо ухмыльнуться, и Наташа, слегка покраснев, поспешно добавила:
– Ничего личного. Только не спрашивай, пожалуйста. Я не смогу ответить.
Я улыбнулся – на этот раз готовности Наташи стушеваться по самому безобидному поводу. И поинтересовался:
– А как ты узнала, что я там буду?
– Узнала, – она слегка прикусила губу. – Ну пожалуйста, Шен! Я сама…
– Молчу, – немедленно согласился я.
– Я не совсем справилась тогда со своим заданием…
Каюсь, я сразу же не сдержался и вопреки своему слову задал вопрос:
– И в чем оно заключалось?
Наташа сердито взглянула на меня, но ответила:
– Мне нужно было поговорить с тобой о разных вещах.
– Но с этим-то ты справилась. Мы целый вечер только и делали, что беседовали о разных вещах. Следующая ее фраза меня удивила.
– Я ведь и не говорю, что не справилась. Справилась… но не совсем. – Так что, задание в том и состояло, чтобы болтать о всяких пустяках?!
– Да! – несколько обиженно воскликнула Наташа. – И никакие это не пустяки! Не смейся, пожалуйста! Знаешь, как трудно было… Еще ты так быстро ушел. Я надеялась продолжить наш разговор следующим вечером, но потом узнала, что твоего друга собираются убить…
– Ланджа?
– Да. И я решила бросить все, чтобы предупредить его. Позже мне сказали, что с тобой мы бы все равно не встретились, но тогда я… переживала. Теперь о Менигуэне. В больницу тебя привезли в очень тяжелом состоянии – врачи даже опасались за твою жизнь.
– А что со мной, собственно говоря, было? Я ничего не помню.
– Ты разве совсем ничего не чувствовал?
– Ну, увидел, как потемнело в глазах. Словно кто-то выключил свет. И все.
– У тебя в шее нашли крохотную иголочку… Я не поверил своим ушам. – Яд?
– Да, и очень сильный. Но тебе повезло: врачи приехали вовремя. Они сделали все, что можно, правда, из комы вывести тебя не получилось. А потом я забрала тебя сюда, на свой корабль.
Я снова огляделся.
– Так мы больше не на Менигуэне? Наташа отчего-то улыбнулась:
– Мы на круговой орбите около него. И совершенно неожиданно предложила:
– Хочешь посмотреть?
– Давай!
Она грациозно поднялась с кровати и сделала шаг к двери. Та предупредительно открылась.
– Пойдем, – пригласила хозяйка.
Корабль был большой – наверное, тот же самый, тайну которого я пытался разгадать тогда, на Сайгусе, получив в свое распоряжение мощь местной информационной сети. Кстати, о сети… Я мысленно завязал узелок; разузнать, что это там такое было, чуть ли не пинками вытолкавшее меня.
– Как называется эта красавица? – спросил я, имея в виду яхту.
– Эта красавица, которая идет впереди вас, зовется Наташей, – услужливо подсказал приятный девичий голос откуда-то сверху.
Сама Наташа, услышав это, рассмеялась:
– Вот теперь попробуй доказать, что у моей Блонди нет души! Порой она меня саму удивляет.
Мы поднялись по ступенькам и вышли на смотровую палубу. Экрана, удерживавшего воздух, заметно не было, и казалось, что мы находимся прямо в космосе. А над головой висит огромная планета.
Говорят, в первый раз увидев такое зрелище, большинство людей реагируют примерно одинаково: судорожно вцепляются в ближайший предмет. Не знаю, у меня было совсем по-другому: когда меня еще мальчишкой впервые вывели на смотровую палубу, я высоко подпрыгнул – уж не помню, по каким мотивам. Наверное, понравилось.
– Менигуэн, – кивнула в сторону планеты Наташа.
Воды океанов и гряды облаков, больше похожие на ледяную корку, ярко блестели в солнечном свете. Часть обращенной к нам поверхности планеты не была освещена, уже погрузившись в ночь. Я попытался найти Калго, зная наверняка, что над ним облаков нет, но это оказалось не так-то легко. И тут мне подумалось, что я даже примерно не представляю, утро там или вечер.
– Наташа, сколько времени я провалялся без сознания?
– Почти двадцать часов.
– Марго… – вырвалось у меня. Наташа кивнула:
– Ты говоришь о Маргарет Хейли, правильно? Ее сейчас нет на Менигуэне.
Честно говоря, мне уже надоело поражаться осведомленности окружающих о моих делах, так что я лишь поинтересовался:
– А где она?
– Она улетела на Горвальдио.
Незатейливый ответ. Я едва удержался от того, чтобы обрушить на симпатичную темноволосую головку целый град вопросов. Градины получились бы весьма увесистыми…
Вместо этого я спокойно попросил:
– Ты обещала рассказать все, что можно. Продолжай.
– Мы остановились на том, что я забрала тебя сюда? – как-то рассеянно то ли спросила, то ли напомнила Наташа.
– Именно. Кстати, зачем ты это сделала?
– Я же говорила. Врачи не смогли вывести тебя из комы.
– Ну, рано или поздно они бы все равно справились.
– Я не могла ждать. Блонди, сколько осталось до старта?
– Четыре минуты, – опять сверху, словно из космоса, ответила яхта. И уже по собственной инициативе добавила: – Двигатели готовы.
– Спасибо, Блонди. – Наташа повернулась ко мне. – Шен, сейчас мы летим на встречу с некоторыми очень интересными людьми. Может быть, там ты и узнаешь больше.
– В каком смысле? – не понял я. – Это и есть те самые «мы»?
Хозяйка просто кивнула. В свете планеты на смотровой палубе было видно, как днем, и только крохотные черные тени путались у нас под ногами.
Я обдумал ситуацию.
– Хм, это что же, мне следует считать себя пленником?
– Нет, что ты! – горячо возразила Наташа. – Я подумала, что ты и сам согласишься лететь. Хотя бы из любопытства.
– Любопытство – это, конечно, хорошо. Но меня ведь никто не спрашивал. Смотри сама: меня в бессознательном состоянии похищают из больницы, где я по всем правилам должен находиться до того, как начну что-то соображать, и увозят в неизвестном направлении. Не родственники или друзья, которым я могу доверять, а совершенно незнакомые люди… – я взглянул на нее и поправился: – Ну, почти незнакомые. И когда я все-таки прихожу в сознание, моим согласием по-прежнему никто не интересуется. Что после этого всего мне должно прийти в голову?
Наташа растерянно молчала. Тем временем яхта запустила двигатели, и Менигуэн поплыл в сторону. На смотровой палубе потемнело.
– Ну так что? – нажимал я.
– Шен, мне показалось, ты мне веришь.
Вечный женский аргумент. Я пожал плечами:
– Ты же сама только что рассказывала, что встретилась со мной, выполняя чье-то задание. Я не знаю ни скрытых целей задания, ни того, кто его давал. Мне остается только полагаться на добрые намерения некоего незнакомца, да?
– Но… – хозяйка закусила губу. – Это важно.
– Блонди, сколько до входа в гиперпространство? – спросил я.
– Две минуты тридцать пять секунд, – немедленно отозвалась яхта. Лихо!
– Отмена входа.
В ответ на эту мою команду Блонди несколько надменно заявила:
– Я подчиняюсь только моей хозяйке.
Я посмотрел на Наташу. Секунд пять наши взгляды говорили за нас – мой требовательный и ее просительный, – а затем она со вздохом опустила глаза. Ее голос прозвучал очень тихо:
– Блонди, выполняй.
– Процедура входа прервана, – подтвердила яхта. – Ожидаю приказов.
– Ну, теперь мы, кажется, можем поговорить без спешки, – я присел на спинку кресла, стоявшего рядом. – Итак, кто ты, Наташа?
– Ты уже знаешь все, что я могла сказать о себе, – как-то печально ответила она.
– Я не знаю о тебе ничего. Кроме того, что твое имя – Наталья Граус. И что у тебя есть досье в информационных банках галактической полиции, которое, кстати, как-то странно защищено. Кто ты? На кого работаешь? Зачем вам я?
– Шен, я действительно не могу объяснить. Еще не пришло время.
– А когда оно придет?
Наташа улыбнулась и пожала плечами:
– Не знаю. Это зависит от тебя. Ну да. Если будешь хорошим мальчиком, мама купит тебе мороженое.
– Иными словами, мне нужно просто согласиться и полететь с тобой на какую-то там встречу? Там мне все и растолкуют?
Короткий кивок в ответ.
– Послушай, Наташа, сейчас у меня нет никакого желания искать неприятностей на свою голову…
Она попыталась что-то возразить, но я продолжал:
– …так что если ты не хочешь говорить, то давай оставим эту тему. Ладно?
– Хорошо, – неожиданно легко согласилась хозяйка. – Тогда что ты собираешься сделать сейчас? Вернуться на Менигуэн?
Я немного опешил от такого резкого перехода, 'Мне почему-то казалось, что она еще попробует уговорить меня.
– Вернуться на Менигуэн? Для начала да. А потом… Ты сказала, что Маргарет улетела на Горвальдио?
– Да.
– А ты знаешь, где это?
– Я знаю, – вмешалась Блонди.
– Далеко?
– Не очень. Меньше суток полета.
– Тогда мне тоже нужно на Горвальдио.
– Давай я тебя отвезу, – предложила Наташа.
– Так ты опоздаешь на встречу, – напомнил я. Наташа отмахнулась:
– Без тебя она все равно не имеет смысла.
Интересное признание. Выходит, сам того не подозревая, я стал центральной фигурой некоего собрания, о целях которого я, как ни странно, мог только догадываться. Сама собой всплыла аналогия: пленник на празднике у каннибалов. Это меня развеселило. И еще в этот же момент я понял, что в самом деле верю моей новой знакомой.
– Ну отвези.
Очень серьезно кивнув, Наташа скомандовала:
– Блонди, рассчитай переход для Горвальдио.
– Уже сделано, – доложила яхта. – Ожидаю распоряжений.
– Значит, выполняй переход. Хмыкнув, Блонди капризным тоном напомнила:
– Для начала вы должны покинуть смотровую палубу.
Я поднялся со спинки и, пропустив Наташу вперед, вышел следом за ней.
Позади нас дверь почти мгновенно закрылась, словно сама яхта очень спешила.
Мы снова спустились на основной уровень и, пройдя немного по коридору, оказались в сравнительно небольшом зале. Прямо посреди него стояли мягкие кресла и круглый стол, а остальное пространство оставалось свободным. Наташа немного небрежно указала мне на одно из кресел, сама же она устроилась в другом, неподалеку.
– Сделать кофе? – предложила Блонди.
– Да, сделай два, пожалуйста, – рассеянно откликнулась хозяйка.
– С чего это ты решила, что я буду пить кофе? – поинтересовался я.
Наташа искренне удивилась:
– А почему ты решил, что я тебе что-то заказывала? Я попросила два, потому что здесь такие маленькие чашечки… даже не распробуешь как следует.
Я усмехнулся, вспомнив отрывок из одной священной книги: «И возвратятся к вам слова и деяния ваши, и даже помыслы ваши, и будут вас любить, как любили вы, или презирать, как вы презирали; и не думайте, что день тот далек…»
– Эту сценку мы разыгрывали три дня назад, – заметил я. – Но тогда мы еще даже не были знакомы.
– А ты считаешь, что с незнакомцами можно вести себя по-хамски?
– Признаю: я был не прав. Однако и ты ведь сама напросилась. Если уж я взял тебе коктейль, зачем было предъявлять по этому поводу какие бы то ни было претензии?
– Не знаю, – легкомысленно улыбнулась Наташа. – Так получилось.
Посмотрев в ее глаза, я вдруг позволил себе усомниться в том, что так получилось само по себе. Очень уж хороший это способ привлечения к себе внимания – обидеться на собеседника. Тот ведь сразу же попытается загладить свою вину, сказать что-то приятное, а потом глядишь – слово за слово завязался разговор.
– Мы вошли в гиперпространство, – объявила яхта. – Переход займет девятнадцать часов. Кофе будет готов через полминуты.
– Спасибо, Блонди, – откликнулась Наташа.
Девятнадцать часов. Маргарет, наверное, еще в пути. Интересно, а нет ли связи между тем, что она улетела на Горвальдио, и иглой в моей шее?
Что-то мне подсказывало, что есть. И значит, нужно во что бы то ни стало добраться до Горвальдио – выяснить, в чем здесь дело. Но до Горвальдио – и до Маргарет – еще далеко, так что с этими загадками будем разбираться позже. Сейчас очередь Наташи.
– Итак… – начал я, и как раз в этот момент, прервав меня на полуслове, появились две чашечки дымящегося кофе.
– Угощайся, Шен, – кивнула хозяйка и потянулась к одной из них.
Чашечки оказались действительно крошечными – таких за один раз можно выпить не две и не три. Дюжина была бы в самый раз, а десятка два – это уже чтобы старый любитель кофе получил полное удовольствие. И почему так общепринята глупость пить этот великолепный напиток из наперстков?..
Уже в следующее мгновение, взяв чашечку в руки и едва пригубив кофе, я в достаточной мере прочувствовал почему. Мои глаза вдруг стали воспринимать совершенно незаметные ранее цветовые оттенки и переходы, а слух обострился настолько, что казалось, будто я слышу трение энергетических потоков о борт яхты. Напиток был не крепким – он был немыслимо крепким. Даже для видавшего виды кофемана.
– Бр! – я передернул плечами. – И ты всегда пьешь такое?
– Когда пью кофе – всегда, – Наташа без нужды поправила свои волосы, спускавшиеся почти до пояса. – Но это бывает редко.
Она подула на чашечку и тоже сделала маленький глоток. Я наблюдал, как она сперва вдыхает ароматный пар и прикрывает глаза, затем губами прикасается к краю чашки, отводит руку с чашкой в сторону… Перехватив мой взгляд, Наташа улыбнулась и как-то порывисто поставила свой кофе обратно на стол.
– Ты сказал «итак», – напомнила она.
– Итак, – машинально повторил я, но мои мысли почему-то улетели далеко от того, что я первоначально собирался говорить. Был ли это эффект крепкого кофе, или я просто пригляделся внимательнее – но в карих глазах моей собеседницы мне почудилось что-то необычное… еще одна загадка, быть может.
Да Бог с ними, с этими загадками! Мною внезапно овладело чувство, что я узнаю все меня интересующее очень скоро, и потому едва ли стоит беспокоиться по мелочам. Расслабившись, я продолжил:
– Все-таки я хочу вернуться к вопросу о таинственных «мы». Мне кажется, ты могла бы сказать немного больше, чем ничего.
– Ну… – Наташа надолго задумалась. – Знаешь, Шен, здесь дело даже не в том, что я не хочу ничего рассказывать, а в том, что это очень трудно объяснить так, чтобы было понятно человеку, который не знает всего. Я могу сказать, что мы занимаемся благотворительностью, и это будет правдой. Я могу сказать, что мы изучаем мир с усердием ученых – и это тоже будет правдой. Я скажу, что мы создаем религию – и также не погрешу против истины. Но ты все равно не поймешь… я ведь не могу сказать главного.
Интересно. Благотворительностью в наше время занимается практически любая компания, так что это неоригинально. «Изучаем мир с усердием ученых…» Красиво сказано, но что кроется за этой фразой? Бизнесмены поглощают информацию об изменениях в деловом мире, скрупулезно регистрируя различные колебания рынка, и это тоже изучение мира.
А вот создание религии – уже любопытно. Несмотря на обилие религиозных течений и сект в современном мире, что-то новое появляется сравнительно редко.
Мне вдруг вспомнился рассказ Марго о Компании Голдуиннера. Последняя соответствовала всем трем критериям. Совпадение ли это? Что если Наташа – еще один представитель Компании?
Такое допущение объясняло многое. Во-первых, то, что встретились мы с ней именно на Сайгусе: к нему в данный момент было приковано внимание Компании. Во-вторых, признание самой Наташи, что за мной следили во время моего пребывания на Менигуэне. В-третьих, что Наташа знает о том, куда направилась Маргарет. И в-четвертых, скрытность.
А не значит ли это также, что кто-то в Компании предпринимает такие действия, о которых Марго не имеет представления? Или она мне просто не все рассказала?
Есть над чем подумать. В любом случае возникает совершенно закономерный вопрос: я-то зачем Компании?
– Ладно, – сказал я вслух, – наверное, ты права. Можно вдаться в ничего не значащие общие детали и, разглагольствуя часами, на деле заниматься переливанием из пустого в порожнее.
Моя собеседница радостно кивнула:
– Вот это я и хотела сказать. Хорошо, что ты уловил мою мысль.
– Однако у меня есть и несколько конкретных вопросов. К примеру, я уже упоминал о твоем досье в банках галактической полиции. В том, что оно существует, для меня нет ничего удивительного. Странно другое. Там стоит дополнительная защита, причем из класса невидимок. Не можешь ли ты мне объяснить, как такое могло случиться, что у тебя там особое положение?
– Я не знала ничего о защите, – по лицу Наташи было заметно, что она встревожена. – А это правда?
Похоже, я действительно сообщил ей новость.
– По крайней мере, так было три дня назад, – уточнил я, про себя отмечая, что она ничуть не удивилась моей осведомленности.
Почти минуту Наташа молчала. Потом призналась:
– Плохо, Шен. Значит, они что-то раскопали. Я хмыкнул:
– Что? Криминальное прошлое?
– Нет, просто кое-что… необычное. Да не смотри на меня так! Ты ведь тоже не обрадовался бы, если б они заинтересовались тобой, правда?
– Ну, предположим. А что необычное они могли обнаружить в твоем случае?
Наташа пожала плечами – так, словно вся ее жизнь состояла из необычного, и она даже приблизительно не представляла, что именно могло заинтересовать какого-нибудь ретивого аналитика из сверхсекретного отдела. Затем она вскочила:
– Шен, извини, я отлучусь на несколько минут. Нужно кое-что проверить.
– Конечно, – кивнул я. И она стремительно вышла – почти выбежала – из зала.
Я смотрел ей вслед и пытался хоть немного разобраться в своих чувствах. Это было странно. Маргарет я не доверял полностью, даже несмотря на то, что она говорила с поразительной откровенностью обо всем, меня интересовавшем; а Наташе я почему-то верил, хотя она явно очень многое скрывала. Рассуждая логически, у меня были все основания не доверять как раз Наташе!
Потягивая кофе и ожидая возвращения хозяйки яхты, я развлекался созерцанием стен, когда мне в голову пришла неожиданная мысль: а что, собственно говоря, собралась проверять Наташа? Если яхта находится в гиперпространстве, то ни о какой связи с внешним миром не может быть и речи.
Меня это заинтриговало. Я как-то подсознательно решил, что Наташа сейчас же попытается выйти на информационную линию галактической полиции… но в гиперпространстве это невозможно. Тогда что?
А не пожелают ли досточтимые господа поделиться некоторой частью своих секретов?
Я позволил себе улыбнуться, после чего закрыл глаза и расслабился.
…Нужное состояние пришло сразу же. Я словно находился во всех отсеках яхты одновременно – и не находился нигде. Мое «я» перестало существовать, растворившись в воздухе, стенах и даже обшивке быстроходного корабля. Я видел тысячи различных вещей, но все они потеряли смысл. Исчезли мысли и чувства. Я просто был.
Потом произошло молниеносное движение, и мое сознание собралось в небольшой комнатушке. Теперь я мог воспринимать обстановку почти как обычно, хотя некоторая безучастность осталась. И по-прежнему дезориентировало то, что я смотрел во все стороны сразу.
На мягкой кушетке сидела Наташа, а напротив нее, прислонясь к противоположной стене, стоял еще один мой старый знакомый – Клод. Очевидно, они о чем-то говорили, однако мне не удалось услышать ни слова из их разговора. Едва я появился в комнате, Клод тут же уставился в мою сторону, будто мог меня лицезреть так же хорошо, как если бы я был во плоти, – и видение погасло…
Я откинулся на спинку кресла, пытаясь переварить увиденное. Клод на борту! А я считал, что, кроме нас с Наташей, здесь никого нет!
Вторая мысль заставила меня невольно вздрогнуть. Клод видел меня. Более того, сейчас я был уверен, что это именно он вынудил меня прервать мое наблюдение: я четко ощутил внешний толчок, чье-то мягкое, но настойчивое прикосновение. Словно меня ненавязчиво и по-доброму попросили.
А из этого следует, что Клод, подобно Маргарет, обладает некоторыми парапсихологическими способностями. Правда, не знаю, способна ли на такое Марго.
Так что? Оправдывается ли моя гипотеза, что я снова столкнулся с людьми Компании?
Может, и да, но в этот момент мною вдруг овладело сомнение. Снова какое-то неясное чувство ворочалось где-то на грани сознания, и вместо того, чтобы радоваться подтверждению моих предположений, я ощутил, что допустил ошибку. Внешнее сходство часто скрывает внутренние расхождения, так не тот ли это случай?
Еще раз вернувшись к видению, я запоздало поразился той легкости, с которой я его вызвал И мысленно поблагодарил Марго. Она показала мне, как переходить в то состояние, к которому я иногда приближался во время медитаций – приближался, но не мог переступить какой-то барьер. Она разрушила этот барьер, используя собственные способности, – хотя я тщетно пытался понять, какие мотивы подвигли ее на это. А дальше уже было дело техники. Я всегда быстро учился.
Но новые способности удивляли меня не столько скоростью, с которой они появлялись, сколько тем, что я пользовался ими, фактически не веря в их существование. Я не чувствовал в себе никаких сверхъестественных сил или наклонностей. Мысленное зрение не вписывалось в мою систему представлений о мире.
Послышались шаги, и вошла Наташа. Теперь с ее лица исчезло напряжение, и она улыбалась.
– Надеюсь, ты не скучал?
– Нисколько, – ответил я, стараясь подражать ее беззаботной манере. – Я решил использовать время с толком и, пока ты отсутствовала, произвел небольшую экскурсию по твоей яхте.
– Ну и как?
– Впечатляет.
Я внимательно следил за ее реакцией, однако мое признание об экскурсии было воспринято как само собой разумеющееся. Тогда я спросил прямо:
– А почему ты не приглашаешь в нашу компанию Клода?
На миг Наташа застыла в изумлении. Ее глаза непонимающе остановились на моем лице. Потом она справилась с собой:
– Какого Клода? На яхте, кроме нас, никого нет.
– Три минуты назад ты разговаривала с Клодом. Или, точнее, с человеком, которого я знаю под таким именем. Мы с ним встречались в кафе на Менигуэне.
– Шен, ты ошибаешься, – в голосе моей собеседницы все еще сквозило недоумение – Блонди, разве на борту есть еще люди?
– Нет, – твердо ответила яхта. – Кроме вас – никого.
Интересно, это у них заговор? Или мне пригрезилось?
Впрочем, я не стал спорить:
– Нет так нет. Оставим и двигаем дальше. Я обещал несколько вопросов, а задал пока только один.
– Я слушаю, – склонив голову, улыбнулась Наташа. Мне показалось или действительно с облегчением?
– Вот второй, – я старательно делал вид, будто мне неловко. – Где здесь туалет?
– Ах, извини, я не подумала! – спохватилась хозяйка, тут же вскочив. – Пойдем, я покажу.
Она проводила меня до двери комнаты, в которой я впервые очнулся, и пояснила:
– Пока ты на борту, эта каюта твоя. Здесь туалет, здесь душ, вот шкаф с одеждой, терминал, книги…
Честно говоря, я и сам неплохо ориентировался: после моего видения я мог бы ходить по яхте с закрытыми глазами, при этом точно указывая, какой предмет где находится… Хм, а это интересная мысль. Попробовать, что ли?.. Наташу же я привлек только для того, чтобы немного запутать возможные ее догадки. Раз уж она не говорит всего, то и мне не помешает напустить туману.
Оставшись один, я забрался в туалет, опустил крышку унитаза и, устроившись поудобнее, закрыл глаза. Почти привычно сознание окунулось в пустоту небытия, помедлило несколько мгновений и снова вспыхнуло озарением.
…Передо мной была дверь туалета…
Я чуть не выругался. Если бы мне захотелось полюбоваться дверью, я бы сделал это и без подключения возможностей мысленного зрения!
Спокойно! Видно, в этот раз я не слишком четко сформулировал для себя цель. Попробуем изменить перспективу.
…Видение зарябило, и по нему прошли круги – как по воде от брошенного камня. Потом оно разрознилось, стало фрагментарным, а мое сознание словно начало разрастаться. Наконец калейдоскоп образов слился в целое, и я вобрал в себя всю яхту.
Я опять видел все помещения сразу. Наташа терпеливо ждала меня в том же зале, где мы с ней беседовали. Больше никого на борту не было… Когда я понял это, мысленная картина скомкалась, канула в пустоту, и я открыл глаза. Невозможно!
Яхта двигалась в гиперпространстве. Несколько минут назад на ней был Клод. А сейчас его не было!
Куда может деться человек с совершающего гиперпереход корабля? Научно доказанный факт: никуда. Если он не самоубийца, то даже не попытается покинуть корабль.
И все же Клод пропал. Бесследно.
Прежде чем списать все на галлюцинации, я вспомнил о таком же невероятном исчезновении Клода после нашего разговора на Менигуэне. Там невероятной была только скорость исчезновения, здесь – вообще сама возможность. Забавно. Кажется, я потихоньку начинаю верить в чудеса.
Интересно, а может ли человек просто сделаться невидимым для мысленного зрения?
Я вернулся к Наташе, насвистывая на ходу. Настроение у меня было приподнятым, несмотря на все неразгаданные тайны. Еще бы: я окончательно убедился, что могу использовать новоприобретенные способности с завидной легкостью и вполне сознательно. К тому же каждое следующее видение становилось все более ярким, отчетливым и… управляемым.
Моя хозяйка сидела откинувшись на спинку кресла. Она не отреагировала на звук моих шагов, и я с запозданием догадался, что она спит. На столе продолжал источать аромат крепчайший кофе, к которому Наташа так почти и не притронулась.
Тут же прекратив свистеть, я тихо вышел. Мои вопросы могут подождать. Если уж она смогла уснуть даже после пары глотков этого своего убийственного зелья, то, значит, в самом деле очень устала. Разбуди я ее сейчас – и гостеприимство больше не позволит ей сомкнуть глаз до самого Горвальдио.
– Блонди, – позвал я.
– Слушаю.
– Скажешь мне, когда Наташа проснется. Это просьба. – Хорошо, Шен, – ответил голос.
Мое имя яхта произнесла, немного помедлив. Действительно, как человек.
Предоставленный самому себе, я решил просмотреть материалы по Горвальдио. Обычное любопытство здесь дополняла практическая необходимость: всегда лучше, если знаешь, чего можно ожидать. Ведь нередки случаи, когда именно незнание местных особенностей вовлекает туристов и искателей приключений в большие – а порой и фатальные – неприятности.
Горвальдио числился в галактических списках, так что на яхте хранился стандартный информационный пакет об этой планете. На большее я и не рассчитывал. Впрочем, и этого вполне достаточно.
Вначале перед моим взором предстал висящий в темноте вращающийся шар незнакомого мне мира. Вращался он, конечно, во много раз быстрее, чем его оригинал.
Немного поглазев на обычную заставку, я только пожал плечами: планета как планета. И устремился вперед.
Много суши. Горвальдио, как ни странно, почти целиком состоял из суши. Кое-где попадались небольшие моря, но они не могли оказывать глобального влияния на климат.
А последний был удивительно мягким и без резких перепадов. На полюсах не существовало снеговых шапок: там так же, как и везде, росли деревья, пели птицы и в озерах плескалась рыба. Не было и пустынь. Все разнообразие растительного и животного мира, казалось, было одинаково представлено в любой отдельно взятой точке.
Я заинтересовался этим феноменом и пошарил в резюмированных отчетах исследователей. Оказалось, что вокруг Горвальдио в атмосфере присутствует огромное количество воды – гораздо больше, чем в атмосфере любой другой планеты земного типа. Причем, в отличие от облаков, эта вода прозрачна для солнечных лучей. Удивительный водный щит распределяет солнечную энергию по всей планете, одновременно понижая жару на экваторе и принося теплый воздух на полюса.
Мне такое положение вещей понравилось. Должно быть, это рай. Ну, в экологическом смысле. Насчет всего остального еще нужно посмотреть.
Продолжив свое путешествие, я неожиданно для себя обнаружил, что Горвальдио присоединился к цивилизованному миру всего около. десяти лет назад, а до того жил своей отдельной жизнью. То есть обычаи, традиции, да и вообще жизненный уклад, едва ли успели подвергнуться серьезным изменениям. Ведь еще не сменилось то поколение, которое не знало содружества и межпланетных путешествии.
Я тут же взглянул на уровень развития технологий к моменту вступления в Содружество. Шкала показывала: «Очень низкий». Хм. А чем же тогда руководствовалось правительство, принимая эту планету в состав цивилизованного мира?
Наверное, прошло несколько часов, пока я изучил все доступные материалы. Теперь картина была более или менее ясна. Дело в том, что до прихода кораблей Содружества людям на Горвальдио грозило полное вымирание. Так твердили прогнозы наших ученых.
Самоуничтожение цивилизации – явление далеко не новое. Фактически, если смотреть глубже, это нормальное явление. Цивилизации сменяют друг друга постоянно, выживают лишь наиболее приспособленные.
Но вот когда на смену разрушающимся устоям не приходит ничего, когда численность населения постоянно падает без всяких видимых причин, когда господствуют пессимистические настроения, для которых нет основания, и их волна распространяется по всей планете – время бить тревогу. За тысячелетнюю галактическую историю человечества исследователи наблюдали всего несколько подобных коллапсов. Горвальдио, похоже, был примером одного из них.
Однако на этот раз правительство решило вмешаться. Да и какой смысл сохранять культурную самобытность, если она все равно исчезнет? Представляю, чего им стоило принять такое решение. Слишком уж утвердилась в нашем мышлении максима, что каждый народ, равно как и каждый человек, имеет право на свой путь, право выбора между жизнью и смертью. Но ведь Федоров, так ратовавший за принятие закона о невмешательстве и настаивавший на его абсолютности, еще не знал всего того, что теперь знаем мы. Перед его глазами был только Эдем – горький урок человечества. Он видел, что бывает, когда земляне вмешиваются. Он уже не увидел Крелги и Спека, где галактическое Содружество осталось безучастным.
– Шен! Проснулась Наташа, – голос яхты вырвал меня из мира информации. Возвращение к реальности больше всего напоминало пробуждение.
Я повертел головой и поморгал, окончательно приходя в себя.
– Спасибо, Блонди.
– Пустяки.
Через пару минут зашла и сама хозяйка. Выглядела она немного смущенной.
– Шен, извини. Как-то нелепо получилось…
– Брось, Наташа. Я рад, что ты отдохнула. К тому же я опять нашел для себя занятие и ничуть не скучал.
– И все-таки…
– Мы ведь уже перешли на дружеский тон, – мягко напомнил я. – Так что не оправдывайся. А то я тоже начну извиняться. За использование твоих информационных пакетов, за разговор с Блонди, за мое пребывание на борту, наконец. Ты думаешь, я не найду за что? Думаешь, мало я натворил такого, чему не может быть оправдания?
Моя самоуничижительная речь вызвала улыбку Наташи. Я тоже улыбнулся:
– Вот так лучше. Мы же не на официальном приеме.
Наташа пригласила меня пообедать с ней. Приглашение оказалось своевременным: я уже начинал ощущать легкое чувство голода. Еще бы, в последний раз я ел в том ресторане на Менигуэне. А это было около полутора суток назад.
Мы снова прошли в столовую, уже наполненную аппетитными запахами.
Стол отнюдь не ломился от яств, но такая умеренность пришлась мне по душе.
Скромно и со вкусом – что может быть лучше?
Когда мы принялись за еду, моя хозяйка спросила:
– Шен, ты вот много путешествовал. Ну, гораздо больше, чем я. Ты встречал в своей жизни многих людей. Кто-то стал твоим другом, кто-то тебя обманул или предал. Скажи, что ты после всего этого вообще думаешь о людях? В целом?
– Хм. Кажется, я понял твой вопрос. Ты хочешь знать, отношусь ли я к филантропам или к мизантропам? Если честно, то я сам не знаю. Мне уже так давно не приходила в голову эта идея – размышлять о людях как о какой-то целостности. Когда я общаюсь с человеком, я вижу перед собой именно этого человека, а не людей в целом. Понимаешь? Все разные, каждый человек – это целый мир, который никогда нельзя узнать полностью. Говорить же о людях в целом – значит свести все эти непознанные, глубокие, яркие миры к блеклому набору каких-то отдельных характеристик, иногда даже совершенно не существенных.
Я задумался, подыскивая слова для того, чтобы 'пояснить свои мысли. Тут в голову пришло интересное сравнение:
– Ага, вот аналогия твоему вопросу. Что ты думаешь вообще о планетах в нашей Галактике?
– Они круглые. – не растерялась Наташа.
– Но все равно у каждой свой облик, правда? Как и у людей. Нет, на самом деле ты увильнула от моего вопроса, тогда как я честно попытался ответить на твой. Я ведь не стал говорить, что люди – это прямоходящие разумные приматы. Ты подразумевала мое отношение к людям. Поэтому я модифицирую свой вопрос: хотела бы ты жить на планетах нашей Галактики?
– Но они же разные. Большая их часть даже непригодна для жизни.
– Однако это не вызывает нашего негодования. Мы видим, что большинство планет в Галактике не удовлетворяет нашим запросам и что мы ничего с этим не можем поделать. С другой стороны, мы знаем, что существует очень много подходящих нам планет. Но ни тот, ни другой факт не формирует наше отношение к планетам в целом.
Наташа кивнула:
– Вижу, куда ты клонишь. Что верно для планет, верно и для людей, да?
Я поморщился и, не желая идти на поводу, возразил:
– Не совсем так. Ты снова передергиваешь. Я только привел аналогию, а ты полностью отождествила ее с предметом нашего разговора. У планет не бывает моральных норм и идеалов, степень совпадения которых с нашими вызывала бы у нас симпатию или антипатию к ним. Но моя аналогия продемонстрировала главное, и ты верно заметила, что они все разные. И планеты, и люди. Их практически невозможно свести к некоторому набору качеств, если, конечно, последний не будет бесконечно велик.
– А можно, я тоже уточню свой вопрос? – Наташа с явным нетерпением дослушала мои философские разглагольствования и, даже не дождавшись ответного кивка, продолжила: – Как ты относишься к человеку, которого видишь первый раз в жизни? Благожелательно или настороженно? Ты ждешь от него чего-то хорошего или плохого?
– Ты хочешь, чтобы я ответил искренне? – полюбопытствовал я.
– Ну да.
– Тогда – по-разному. Было бы здорово, конечно, сказать, что для меня все люди – братья, что при общении я каждому даю кредит доверия, и если незнакомец его не оправдывает, то он сам и виноват; моя же оценка всегда беспристрастна. К сожалению, это не так. Иногда я бываю чересчур придирчив и подозрителен, хотя человек ничего такого и не заслужил. И все из-за каких-то моих предубеждений. Например, ты ведь знаешь, что о характере человека часто судят по его внешности. Я здесь не исключение, хотя и отдаю себе отчет в том, что за отталкивающей наружностью может скрываться прекрасная душа. Но повтори я это себе даже тысячу раз, все равно от людей внешне непривлекательных я чаще ожидаю какого-нибудь подвоха, чем от симпатичных. Так получается… ну, бессознательно. Я говорю не слишком путано?
– Нет, хорошо. Знаешь, наверное, ты прав, – непонятно к чему сказала моя собеседница, задумчиво пережевывая бутерброд. И вдруг совершенно непоследовательно спросила: – Шен, а тебе нравятся розы?
Это был не самый странный переход в нашей беседе, которая продолжалась еще долго после того, как мы закончили есть. Моя хозяйка не только спрашивала, она и сама рассказывала, однако постепенно я убеждался, что у этого нашего разговора имеется своеобразное «второе дно». Но вот какое – я понять не мог.
Не то чтобы это меня сильно огорчало или раздражало. Мне просто нравилось болтать с Наташей. Правда, на Сайгусе она вела себя как-то… тоньше, что ли. Там наша беседа текла естественно, а здесь все это иногда походило на своеобразное интервью, где Наташа выступала в роли интервьюера. Или мне только казалось?
Тем временем каждое слово, да и каждая пауза, приближали нас к Горвальдио. Уже через несколько часов яхта должна была вынырнуть в обычном пространстве где-то поблизости от еще незнакомой – мне планетной системы. Тогда вынужденная передышка завершится, и, сдается мне, я снова окажусь в центре каких-нибудь событий.
Ну, как обычно.
Вот только чем дальше, тем больше я понимал, насколько меня увлекает наш с Наташей ни к чему не обязывающий треп. Она находила темы, на которые действительно можно было говорить часами, и мы так и делали. Мне уже не хотелось покидать уютное кресло в не менее уютной столовой и опять встревать в истории. Я даже забыл те вопросы, что так будоражили мое сознание накануне.
Но все-таки мне необходимо было вновь встретиться с Марго. Я и сам не до конца понимал свое стремление. Да, я чувствовал, что между покушением на меня и тем, что Марго улетела с Менигуэна, есть связь. Однако потому ли я принудил Наташу изменить курс? Действительно ли я так жаждал докопаться до истины?
Я отвечал себе «да», но какой-то внутренний голос в открытую насмехался надо мной. Он говорил: «Ты всего лишь желаешь убедиться, что Марго – та замечательная Марго – здесь ни при чем». И, возможно, он был прав. Мне хотелось верить, что в мире существуют идеалы.
Перед выходом из гиперпространства я на всякий случай решил вздремнуть. Мало ли, когда еще придется поспать, а это дело нужное. Проснулся я где-то за час до выхода. Блонди сразу же любезно сообщила мне, что ее хозяйка последовала моему примеру и сейчас все еще спит.
– Но я могу разбудить ее, – предложила яхта.
– Нет, не нужно.
Пусть нормально выспится.
Я заметил, что начал испытывать к Наташе какие-то отцовские чувства. Она в самом деле годилась мне в дочери, но едва ли это было причиной. Скорее, что-то такое особенное проскальзывало в ее поведении, что заставляло меня относиться к ней покровительственно – даже несмотря на все ее загадки. С загадками разберусь позднее. Почему-то я был твердо уверен, что это «позднее» наступит.
Самостоятельно я нашел спортзал, еще раз попутно убедившись в достоверности своих видений. Довольно просторное помещение с различными спортивными снарядами располагалось на самой нижней палубе, куда вела узенькая лестница. Я без рысканий направился прямо к нужной мне двери.
Если бы бортовые компьютеры были способны удивляться, то моя целеустремленность наверняка потрясла бы Блонди, у которой, конечно, везде были свои глаза и уши. Еще бы, я ведь не знакомился специально с устройством этой яхты, модель которой была далеко не серийной. Однако искусственный интеллект встроенных машин весьма избирателен, и если иногда они и ведут себя как разумные существа, то это вполне компенсируется их поразительной глупостью и невосприимчивостью в других случаях.
Я знал, что Блонди не удивится.
Спортзал был оборудован хорошо. Некоторые спортивные приспособления я вообще видел впервые. Впрочем, они меня и не привлекали.
Я предпочитал заниматься по старинке. Благо для этого было достаточно свободного места.
Когда прозвучал сигнал выхода, я уже успел основательно размяться и чувствовал себя великолепно. Вот что значит хорошо отдохнуть! Мое тело переполняла энергия, а двигался я с такой легкостью, словно для меня не существовало законов гравитации. Так и хотелось взмыть…
Я посмотрел вверх и решил, что едва ли стоит это делать. Потолок на вид казался весьма прочным.
Так что я просто принял душ и поднялся на основной уровень – обычным способом, по ступенькам. Период бездействия закончился. Мы почти у цели.
В коридоре я встретил Наташу. Она поприветствовала меня улыбкой:
– Ты хорошо отдохнул?
– Замечательно! – заверил я ее. – Послушай, ты не будешь возражать, если я воспользуюсь твоим сквилтуром?
– О, конечно нет, Шен! И пожалуйста, не спрашивай меня больше о таких пустяках. Чувствуй себя как дома.
Ее тон был настолько непосредственным и искренним, что мне оставалось лишь так же чистосердечно поблагодарить:
– Спасибо!
По дороге к себе я заглянул в одно из «окон». И даже немного сбавил шаг.
Величественная картина звездных скоплений, открывающаяся с борта космического корабля, – это нечто совсем другое, чем звездное небо, наблюдаемое жителями планет. В некотором смысле это несравнимые вещи. Теплые, мерцающие, часто переливающиеся всеми цветами звезды неба, кажется, имеют очень мало общего с теми холодными, немигающими пылинками, что мы видим, находясь в космосе. Но как все-таки завораживает эта отстраненная красота Галактики! Можно до рези в глазах вглядываться в пространство, отыскивая далекие и близкие туманности, замечая новые и новые звезды там, где, казалось бы, больше ничего нет; и где-то на грани ощутимого в это время будет трепетать восхитительное чувство бесконечности… и свободы.
Нехотя я отвернулся и пошел дальше. Есть вещи, к которым невозможно просто привыкнуть.
Вернувшись в комнату, я активизировал сквилтур. Меня интересовал Майк.
Ждать долго не пришлось. Первый же звонок оказался удачным. Передо мной вырисовалась давно знакомая фигура, за которой угадывался интерьер «Тумана».
– Здорово! – Майк заговорил первым, что вообще-то бывает нечасто. – Где это ты пропадал?
– Да так, убивал время, слоняясь туда-сюда по Галактике.
– Хорошее занятие. И где ты сейчас?
– Не поверишь. На яхте Наташи. Он слегка нахмурился:
– Той самой?
– Да, с которой мы встретились на Сайгусе.
– Должно быть, ты неплохо убиваешь время, – в его голосе мне почудилась ирония. Потом Майк снова стал серьезным: – Ты наконец выяснил, кто она такая?
Я отрицательно покачал головой:
– Не говорит.
– Что, вообще молчит?
– Нет, не молчит. Но она сказала, что пока не может раскрыть свои карты.
Майк всем своим видом изобразил небрежное презрение профессионала к жалким потугам новичка:
– Эх, меня там нет!
Надо отдать ему должное: он умудрялся разозлить даже меня. Я так и вспыхнул:
– Ты думаешь, у тебя получилось бы лучше?
Он посмотрел на меня, словно оценивая. И задумчиво, в своей неторопливой манере, произнес:
– Смотря что.
– Оставь свои гнусные намеки!
– Ну почему сразу гнусные? – обиделся Майк. Затем выражение обиды исчезло с его лица, и он спокойно переменил тему:
– Ты зачем звонил?
– Хотел узнать, как там у вас дела.
– Нормально. Все живы и здоровы. А у тебя?
– Да я тоже жив… хотя недавно был не совсем жив.
– Как это?
Я рассказал ему о происшествии на Менигуэне. Он слушал молча – как обычно. Когда же я закончил, он поинтересовался:
– А тебе не приходило в голову, что это напоминает простое похищение? Любопытное совпадение: ты очнулся на борту корабля, и тебя куда-то везли. Значит, кому-то это было нужно? Думай дальше.
– Если это было кому-то нужно, то этот кто-то мог сам же подстроить покушение? – закончил я мысль Майка. – А других источников информации у меня нет, и рассказ Наташи сравнить не с чем.
Он кивнул:
– Иногда ты поразительно догадлив. Определенно делаешь успехи. Когда-нибудь, лет эдак через триста, я, может быть, буду гордиться тобой.
– Если доживешь, – огрызнулся я. Майк пожал плечами:
– Медицина делает успехи.
– Но пока она их сделает, тебя кто-нибудь благополучно придушит.
– Это было бы печально. Я знаю, что такой большой утраты ты не перенесешь.
Если отвлечься от наших вечных словесных дуэлей, то Майк указал мне на интересный вариант интерпретации событий, ранее мною не учтенный. Правда, всего лишь вариант.
Как я уже отмечал раньше, Наташе я верил. Вот на этом совершенно нерациональном доверии и основывалось предпочтение, которое я отдавал тем или иным вариантам. Майк же предложил мне версию, полностью противоречащую этой базисной установке, и, наверное, потому я не мог с ним согласиться.
– Ты не прав.
– Вероятно, – легко согласился Майк, поняв, что фраза относится к его гипотезе, а не является продолжением нашей перепалки. – А почему ты так думаешь?
– Это сложнее объяснить.
– А ты попробуй.
– Не сейчас, – я сделал паузу, обдумывая, как бы оформить свою просьбу. – Послушай, Майк, у меня такое чувство, что мне может пригодиться твоя помощь.
– Понял! Одну минуту!
Он повернулся в сторону, что-то сказал, дождался ответа, снова что-то сказал, снова подождал, потом опять обратился ко мне:
– Значит, Горвальдио? Пятьдесят четыре часа погодишь?
– Ого! Далековато вы забрались!
– Ты тоже не мелочился, – невозмутимо парировал Майк. – Ладно, жди.
Он приготовился давать отбой. Я поспешно остановил его:
– Постой! Что тебе тогда, на Сайгусе, сказала Наташа? По впечатлениям Луи, на тебя это подействовало как тонизирующее.
Майк неохотно буркнул:
– Она воспользовалась специальным кодом. При встрече я объясню подробно, если захочешь. Не доверяю я этим штукам, – он кивнул на сквилтур. – И вообще, спроси у нее.
Связь прервалась.
Интересно, его кто-нибудь учил хорошим манерам?
Когда затухающее свечение сквилтура полностью сошло на нет, заговорила Блонди:
– Наташа просила передать, что она будет на смотровой палубе. На тот случай, если вы захотите присоединиться.
– Спасибо. Скажи ей, что я уже иду.
Почему бы не продолжить нашу болтовню ни о чем, если она развлекает?.. А может, и что-то полезное получится узнать.
Я поднялся на смотровую палубу, попутно заглядывая в «окна». Звезда Горвальдио за время моего разговора с Майком заметно увеличилась и теперь забивала своим светом значительный сектор прямо по ходу. Фильтры, гасящие яркость, похвастаться избирательностью не могли, поэтому далекие звезды постепенно исчезали из виду.
В полутемном помещении четко выделялся силуэт Наташи. Она стояла возле поручней и о чем-то размышляла. Не знаю почему, но я застыл на входе, удивляясь собственной нерешительности.
Некоторое время она меня не замечала, а я не делал никаких попыток привлечь ее внимание. Так мы и смотрели – она на звезды, а я на нее.
В этот момент я попробовал сравнить ее с Марго, Обе они вызывали у меня симпатию, но каждая по-разному. Марго была необычайно женственной: спокойной, рассудительной, мудрой. В Наташе, напротив, еще осталась юношеская порывистость, порой даже резкость, которые она в себе всячески пыталась подавлять. И прямота.
Вот последнее, наверное, и питало корни моего доверия к ней. Если Наташа чего-то не говорила, то это было написано у нее на лице – как в случае моего упоминания о Клоде. А за спокойствием Марго могло скрываться все, что угодно.
И все же…
– Получено сообщение, – объявила яхта, бесцеремонно вторгаясь в обстановку и мои мысли.
Наташа обернулась. Наши взгляды встретились.
Кажется, мое присутствие застало ее врасплох. Она открыла рот, видимо, чтобы дать Блонди какую-нибудь команду, но так и замерла, не сказав ни слова. Яхта же продолжила:
– Вот оно.
Голос сменился: теперь говорил мужчина, и как будто издалека:
– Внимание! Предупреждение экологической службы! Планета Горвальдио является уникальным экологическим заповедником. Маневрировать в пределах атмосферы разрешается только с применением гравитационных модуляторов. Корабли, не имеющие такого оборудования, должны следовать на одну из орбитальных станций. Включать двигатели в пределах атмосферы КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩАЕТСЯ.
Наступила тишина. Наташа с запоздалой поспешностью отвела взгляд.
– Ты… проходи… – сказала она тихо.
Мне вдруг стало неловко за самого себя. Немногие любят, когда за ними подсматривают, а получилось так, что я именно подсматривал. Ведь я ничем не дал понять Наташе, что я уже здесь. Но, вероятно, чувство неловкости имело и другие корни. Иначе почему я не испытывал его в других подобных случаях?
Взглянув на россыпь звезд за спиной Наташи, неожиданно для самого себя я понял, почему. Теперь я научился читать мысли. На мгновение я словно заглянул в чужой мир – со всеми его тайнами, чувствами и желаниями. И смутился – отчасти из-за того, что вторгся туда незваным гостем, а отчасти потому, что внезапно понял, какое место в этом мире занимаю я сам.