Тереза отработав на кухне сиротского приюта положенное время, шла в их с братом скромную комнатушку. Все ломило от боли, спина ныла, а на руках вспухла еще пара новых мозолей. Проклятая система приютов! Тереза должна была сама отработать свое содержание, ведь каждый потраченный на нее пенни грымза директриса вносила в пыльные бухгалтерские книги. И если не отработать… О, тогда тебя не ждало ничего хорошего. А отработать у Терезы шансов не было.
Ее брат Анри после аварии на новомодном автомобиле, не мог ходить, а работать за двоих Тереза физически не могла. Это было попросту нереально, и она это знала. Как и мерзкая старушенция Харт. Они обе знали куда это все идет…
Тесс поднялась по шаткой лестнице. Анри днями и ночами лежал в их коморке, потому что старуха Хард из вредности не давала им комнату на первом этаже. Иногда Тереза, похлопав глазками, уговаривала приютских парней спустить брата с крутой лестницы и поднять обратно, чтобы Анри побыл на свежем воздухе, но каждый день его было не натаскаешься.
Случай Анри был излечим, но нужны были алхимические средства, денег на которые у нищей сиротки Терезы, ясное дело, не было. Пока не было! Но она обязательно их раздобудет. Обязательно! Но сперва нужно расплатиться со старухой и убраться из этого клоповника!
Брат лежал в постели и читал книгу, которую Терезе подарил влюбленный в нее сын книготорговца с соседней улицы. Парень был зануда каких поискать, но Анри любил читать, так что Тереза всегда улыбалась очкарику так, что он аж столбенел. Внешность была единственным капиталом Терезы и она собиралась распорядиться им с умом. Ради брата.
Анри был бледнее обычного. Приподнялся, держась за куски простыни, которые Тереза прибила к стенам, чтобы он мог самостоятельно садиться.
— Тесс… ты подписала договор о праве первой ночи?
Тереза застыла в дверях, и краска бросилась ей в лицо. Она мало краснела в последние годы, краснеть привилегия богатых. Но хотя бы перед братом Тесс хотела остаться той старой Терезой, юной чистой девочкой с улицы Черемухи, какой она была до попадания в этот приют.
— Кто тебе сказал?
— Значит это правда?
— Прости. У меня нет выбора, ты же знаешь. У нас огромные долги. Старуха может перепродать долговую расписку кому угодно. Она все равно заставила бы меня.
— Творец! — Анри упал на постель. — Ну почему я не умер!
— Не говори так! — Тереза кинулась на него и обняла. — Совсем спятил! Ты все, что у меня осталось!
— Калека! Обуза!
— Ты поправишься! Не безнадежно! Да, я подписала договор, но половину денег от продажи права отдадут нам и спишут все долги до последнего пенни. Мы уедем отсюда, снимем жилье и выпишем тебе те алхимические препараты из столицы, о которых говорил тот врач…
— Тесс! Хватит! Я не желаю, чтобы ты продавала себя, ты слышишь?!
— Ты думаешь, я этого хочу?! – разозлилась Тесс. Матерь сущего, ей бы поддержки, а она получает обвинения еще и от брата?! - Но какой у нас выбор?! У нас огромный долг! Старуха позаботилась об этом, приписала нам столько всего ты бы видел! И никак не докажешь, что она врет! Она продаст меня в бордель, а тебя бросит в канаву подыхать, если мы не спишем эти долги! А она не спишет их, если я не соглашусь на продажу этого проклятого «права»!
— Если бы родители были живы…
— Но они мертвы, – жестко отрезала Тереза и встала. – И я сделаю все, что требуется, чтобы мы с тобой не последовали за ними.
— Тереза!…
Но Тесс отвернулась. Она знала, что продажи ее «права» не избежать. И Анри тоже это знал. Это знали все и хоть бы кто посочувствовал ей! Хоть бы одна скотина сказала «Ах, Тесс, нам так жаль, что у тебя нет денег и старая алчная грымза хочет на тебе нажиться». Не-е-ет! Все только строили из себя ханжей и чистюль и насмехались.
«Скоро тебя обрюхатит банкир Хельборнс», «Я слышала мэр собирается заехать, он так-ой вонючий! Возьми прищепку на нос, Тереза» - язвили приютский злобные девчонки. Хотя бы от брата Тесс хотела услышать слова утешения и что получила?
Она с яростью пнула свой тюфяк подальше от постели Анри. Легла и, зло ворочаясь, накрылась одеялом.
Через полчаса Анри завозился, и Тереза вскинулась.
— Что? Воды? Или…
— Ничего, я сам… — он приподнялся и потянулся за водой. Выпил стакан. — Прости меня, — прошептал едва слышно. — Я знаю, что ты готова на все, чтобы вытащить нас. Я просто хотел, чтобы ты осталась моей булочкой Тесс.
— Я всегда останусь твоей Тесс, — она улыбнулась ему. Но в глубине души уже знала — той Тесс Доплер, что видела как погибли родители и как изломало брата, уже не существует. Та славная хорошая девочка Тереза давно бы сгинула в этом приюте с братом-калекой, под гнетом старой грымзы Харт.
А Тереза Доплер не собиралась погибать.
Дорогие читатели!
Большое спасибо, что заглянули в мою историю.
Добавляйте в библиотеку, чтобы не потерять и ставьте звездочку — это очень меня греет :)
Подписывайтесь на меня в профиле и приятного чтения)
https://litnet.com/ru/ekaterina-shelm-u3898243
Старуха Харт приодела Терезу, постригла у парикмахера. Вкладывала в нее деньги, по собственному заявлению. И принялась искать счастливчика, который получит «право первой ночи».
Терезу стали «выгуливать» там, где ее могли увидеть богатые мужчины. С парочкой надушенных холеных толстосумов ее даже познакомили. Все они смотрели на нее как на кусок пирога, а она на них как на денежный мешок и путевку в лучшую жизнь. Все они были ей отвратительны.
Одним вечером к старухе примчался посыльный, она засуетилась, велела Терезе помыть голову и готовиться вечером поехать в город.
Харт надела лучшее свое платье, завила седые пряди в нелепые кудряшки у висков, нарядила Терезу в чье-то довольно приличное пальто и лично заплела ей волосы. Даже шляпку откуда-то достали. Она уже лет десять как из моды вышла, но другой не было.
Они взяли извозчика и поехали в Верхний город, туда, где жили сливки местного общества. Прогулялись по мощеным тротуарам. Вдоль улиц горели газовые фонари, проезжали извозчики, а дважды, гудя клаксонами, рыча двигателями и ослепляя алхимическими фарами, промчались автомобили. Тереза закрыла глаза, чтобы не видеть их. После аварии они наводили на нее неконтролируемого ужаса.
Тереза с жадным вниманием разглядывала прогуливающуюся публику. Бегали посыльные, ходили служанки и рабочие, но даже они отличались от тех, кого она привыкла видеть в их районе. Все были одеты в добротную чистую одежду, на мальчишках были кепи, на девушках аккуратные капоры и косынки. И ни у кого подол не был замаран в грязи, а каблуки салютовали бодрое «цок-цок-цок» вместо их привычного «хлюп-хлюп-хлюп».
Про господ и говорить было нечего. Все были важные, дорого одетые, дамы в пышных платьях и причудливо украшенных шляпках плыли как сказочные птицы, мужчины в цилиндрах и фраках смотрелись неприступными и гордыми как сам сэр Арчибальд Грейстон, лорд-основатель их города Междуречья. Все тут было, как Тесс помнила. Она не была в Верхнем городе годы и годы, но детские воспоминания частично сохранились.
Сиротский приют, куда их с Анри отправили сердобольные родственники, ютился на окраине в нищем и опасном райончике, который дважды в год топило из обеих рек, протекающих через город. Стерегли сирот за семью замками, ведь многие хотели сбежать от долга и попытать счастье на улицах, так что голытьба Перетечья в Верхний город никогда не забредала, а если бы появилась, так каждый дворник погнал прочь от крыльца, чтобы не смущали своим убогим видом господ и не пугали служанок.
Но когда-то Тереза с Анри жили здесь, в Верхнем городе, где дома были каменными, ровненькие заборы коваными, улицы мели каждое утро, и были они широченными — чтобы и кеб проехал, и автомобиль. Они жили где-то тут, в большом доме с мамой и папой. У них были деньги, и у Терезы была гувернантка, а у Анри домашний учитель и наставник. Тесс ходила в школу для маленьких леди, умела читать, писать, играть на фортепиано, вышивать красивые картинки и делать самый изящный книксен. А еще у нее были платья. Много-много красивых платьев с тесьмой, кружевами и жемчугом. И куклы. Фарфоровые сокровища в пышных оборчатых юбках с голубыми глазами и изогнутыми ресницами, которым она плела косы в часы безделья.
А потом отец купил новое изобретение «автомобиль» и повез всю семью кататься. Что-то сломалось, и машина врезалась в дерево. Родители погибли на месте. Анри защемило ноги и сломало спину, а Тереза отделалась парой царапин. Из родни нашлись ушлые внучатые племянники бабушки, которые быстренько прибрали все имущество к рукам и сплавили сироток в приют с глаз долой.
Тереза все отлично помнила, но это доставляло такую боль, что она гнала мысли прочь. Нечего думать об этом. Нужно думать о том, как распорядиться тем, что судьба подарила ей и что пока не смогли отобрать. Внешностью.
Тереза очень смутно представляла, что именно старуха Харт продает. «Твое тело» — бросила она, и Тереза недоумевала, как это можно продать ее тело? Оно же ей самой нужно вообще-то!
«Ляжешь на спину, закроешь глаза и все» — обнадежила ее Харт, когда Тереза подписывала документ. — «Делов-то».
Тесс приблизительно представляла, что ей предстоит, ведь у нее были уши и глаза, а все взрослели и страшно интересовались противоположным полом.
Она пару раз целовалась, но относилась к этому как к подачке, которую она кидает парням, ради того, чтобы что-то получить: больше углей для грелки в их с Анри комнату, вкусную булочку, второе теплое одеяло или новый кусок мыла. Она подставляла губы, закрывала глаза и терпела неясные, довольно утомительные поцелуи всех этих мальчишек, которые мнили себе, что она сражена их неотразимыми чарами. «Право первой ночи» представлялось ей чем-то таким же утомительным, не слишком приятным, но в общем-то терпимым. Тесс не собиралась упустить шанс расплатиться с долгом и заиметь деньги на первое время их с Анри жизни. А если повезет, то и алихимические препараты можно заказать. И если ради выздоровления брата нужно «лечь на спину и закрыть глаза», Тесс была готова сделать это.
Оказалось, они со старухой идут в театр. Здание сверкало огнями, на афише был нарисован мужчина с копьём и женщина в пышном головном уборе. У подъездной дорожки лакеи помогали выйти дамам из экипажей и автомобилей. Глазеющая праздная публика была оттеснена служащими подальше от лестницы и входа.
Харт повела ее куда-то в подворотню, постучала в неприметную дверь. Открыл суетливый, испуганный лакей.
— Скорее!
Они юркнули внутрь и оказались в служебном коридоре. Тут стояли пыльные, брошенные декорации, слышался шум закулисья. Кто-то кричал, скрипели веревки, из оркестровой ямы доносился разноголосый шум настраиваемых инструментов.
Лакей, озираясь, повел их внутрь театра. Пару раз они замирали, пропуская людей, пересекающих коридор.
— Нет кары больше чем твоя… Нет кары больше чем твой свет… — декламируя и так и этак какой-то актер прошел мимо, патетически размахивая руками.
— Мы подождем антракта, да и если не выгорит с Шефердами, надо ловить момент и показать тебя всему городу, да? Ловкая у тебя покровительница, еще спасибо скажешь. Тебе бы ноги мне целовать, наглая соплячка, так нет же. Где тебе понять, что я для тебя стараюсь!
Тесс хотела бы сказать, что если Харт для чего и старается, так для того, чтобы ее записанные в договоре пятьдесят процентов были побольше, но вместо этого потупилась и пробормотала:
— Да, миссис Харт. Я понимаю.
Они вышли из двери и попали в фойе театра. Тесс даже прищурилась на мгновение. Тут было так светло! И не свечи жгли — алхимический свет. И даже в люстрах! Какое богатство. А публика! Святая Матерь сущего, да тут весь цвет города собрался. Все были разряжены в пух и прах. У Терезы зарябило в глазах от блеска драгоценных камней на шеях дам. Сегодняшний вечер в театре был не из тех, на которые могли попасть люди вроде нее и Харт.
— Не сутулься, ну! Улыбайся! — тут же зашипела старуха, и Тесс выпрямилась и натянула на лицо милую улыбку. Они пошли к входу в партер. Харт заискивающе, горбясь как старая боязливая собака, здоровалась со всеми, кого знала.
— Добрый вечер, мистер Дорлин. Добрый вечер, мистер Харклин.
Мужчины спадали с лица. Приветствия миссис Харт явно были им не в радость. Кто-то молчал, кто-то тихо сквозь зубы шипел «добрый вечер». Тесс оглядывалась вокруг, стараясь не замечать косых взглядов. Все это были ее потенциальные «покупатели». Откуда бы еще старуха Харт могла знать аристократов.
— Не глазей так! — одернула ее Харт. Тереза отвернулась от гостей и стала смотреть на картины, висящие на стенах. Огромные полотнища в два ее роста изображали какие-то странные сцены. Она прочла таблички и выходило, что это спектакли, которые ставили тут раньше. Люди на картинах были в разных нарядах, кто с рогами, а кто и в странных смешных масках. Тереза улыбнулась, глядя на них. Наверное, ей понравилось бы в театре, будь у нее возможность сюда ходить не так, как сегодня.
— А, мистер Эркер! Добрый вечер! — миссис Харт бесцеремонно влезла в чей-то разговор. Мужчины были слишком хорошо воспитаны, чтобы возмутиться открыто, так что повернулись и учтиво поклонились потрепанной старушке. Мистер Эркер был чиновник из администрации города, который курировал приюты, больницы для бедных и занимался вопросами благоустройства городской канализации. Он был обрюзглый, высокий, полный и очень богатый. На пальцах сверкали кольца, из кармана фрака свисала тяжелая золотая цепочка. Тесс знала, что эта цепочка у него есть, потому что она сама отрабатывала свое содержание в сиротском приюте, ее квартал дважды в год топило из-за недостроенных каналов водоотвода, а Анри никто не лечил. А еще мистер Эркер был тем, кто при знакомстве невзначай попытался полапать ее за грудь, так что он, конечно неохотно, но таки вступил в разговор. Тесс очень четко видела, какими взглядами меряют ее и Харт. Удивленными, презрительными. Этот вечер не был предназначен для таких, как они, и даже в лучших своих платьях они смотрелись скорее по нелепости забредшими сюда служанками.
— Миссис Харт, — поджав губы, произнес мистер Эркер. — Не думал вас тут встретить.
«И как ты сюда пробралась, змеюка?!»
— Вот, привела воспитанницу на представление, — миссис Харт достала потрепанный веер, перламутр с которого заметно пооблупился, и стала обмахиваться им. — Тереза, детка, поздоровайся.
— Добрый вечер. — Тесс шагнула вперед и сделала книксен.
— Очаровательна, — бросил мистер Эркер как монетку нищему, коим, собственно, она и была.
— Я слышала, сегодня тут граф Шеферд с сыном, так ведь? — заявила Харт бесстыже. Эркер поглядел на Терезу и еще сильнее сжал губы.
— Не слыхал об этом. Прошу простить, — и он со своим спутником отошли от них подальше.
— Ха! Не слыхал, ну конечно! — зашипела Харт. — Видела, как слюни распустил! Теперь-то мы в высшей лиге, детка, и этот толстяк уже не лучший наш вариант.
Тереза героическим усилием воли растянула губы в улыбку. Все что ей хотелось — уйти отсюда. Уйти поскорее из-под этих презрительных, брезгливых взглядов местных аристократов. Пусть бы Харт уже продала ее наконец, и все это поскорее закончилось. Все бесконечные унижения и грязь.
— Господа, прошу занимать места, — звучно объявил лакей и открыл двери в зал театра. Тут у лакеев ливреи были дороже, чем платье Терезы. Все здесь было дорого, красиво, благоухало.
И Тесс вдруг отчаянно разозлилась.
«У меня и Анри тоже все это будет! И шелка, и еда, и драгоценности! Я вытащу его из мерзкого приюта, поставлю на ноги, и все эти заносчивые твари еще будут мне ноги целовать!»
Все медленно потянулись внутрь зала. Старуха Харт потащила Терезу туда же.
— Сделай лицо поглупее и понежнее, живо! Ну, что вылупилась? Шеферды близки к императору! Графы! И у нас проездом на пару дней! Да у них золота столько, сколько во всем Междуречье нет, поняла ты? Это столичные пташки — не местные князьки. Понравишься — осыплют золотом! Так что улыбайся и выпрямись!
И Тереза выпрямилась, улыбнулась и прошла на свое место в партере. Она не смогла бы вспомнить, о чем был тот спектакль. Ее тошнило. От всего этого. От Харт, от мужчин, что заинтересованно поглядывали на нее. Конечно же, все знали, зачем старуха Харт притащила ее сюда. Все понимали, что ее «право первой ночи» выставлено на торги. По коже скользили как насекомые взгляды — алчные, похотливые и презрительные, и Тесс хотелось встать, выйти вон и побежать к Анри. Залезть на его койку и горько-горько плакать о том, как она не хочет всего этого. Как ей это мерзко, и противно, и страшно…
Но Анри мог лишь выслушать ее. А потом Харт продаст ее как Дылду Анну. И ее посадят в черный экипаж… А что будет с братом?
Тесс забрала у Харт жалкий веер и стала красиво обмахиваться им, чтобы кудряшки из прически игриво скользили по шее. Изображала заинтересованность в представлении. Ахала, смеялась, улыбалась Харт как матери родной.
Эверетт Шеферд был вторым законным сыном графа Ричарда Шеферда Третьего, военного советника императора и генерала первой пехотной армии Священной Галиварской империи. Его семья или, вернее, стая принесли присягу короне четыре столетия назад и добились большого успеха как в военных компаниях, на которые император массово отправлял вышедших из подполья оборотней, так и в светской жизни.
Шеферды умели не только выпустить звериную ярость на поле боя, но и спланировать битву с учетом человеческих сил империи и противника. А главное — они научились сдерживать свои «дурные волчьи наклонности» в мраморных стенах дворцов, что возвысило их при дворе и сделало фамилию фаворитами почившего двести лет назад императора Карла Второго Завоевателя.
Все это сделало Шефердов сильнейшей, богатейшей и самой обласканной светом стаей волков-оборотней в стране.
Эверетту недавно исполнилось двадцать, он считался уже взрослым волком. Как и все дворянские мальчики — хоть оборотни, хоть нет — прошел подготовку в лучшей военной академии империи. Проявил себя великолепным тактиком и решительным стратегом в штабе и очень сильным и изобретательным воином в поле.
Его оборотническая ипостась была черной, лохматой и устрашающей. Он блестяще освоил частичные трансформации и связанные с этим боевые искусства, выработанные в стае. А также, что было весьма редким даром, умел применить нюх и слух оборотня, вовсе не прибегая к трансформации тела. Наставники семейства, мастера тренировки оборотнических навыков, хвалили его успехи отцу и настойчиво рекомендовали поскорее продолжить род, ведь в нем сила фамилии проявилась особенно, даже уникально, ярко.
В свете Эверетт был обходителен и галантен с дамами, и многие светские львицы находили его чуть отстраненную и тихую манеру держаться «загадочной и очаровательной».
Эверетт, если бы его хоть раз спросили, какую карьеру он хотел сделать, не выбрал бы военную. Но его не спрашивали. Его увлечение науками, алхимическими экспериментами и растущая на глазах личная библиотека только тревожили и раздражали отца. По мнению графа Шеферда, оборотню не пристало совать нос в эту исконно людскую стезю. Возиться с книгами и склянками как эти плешивые алхимики? Мещанская забота! Только время тратить!
Оборотни были мастера в том, чтобы воевать и убивать, от Эверетта ждали, что он не посрамит фамилию и сделает военную карьеру. Он не посрамил и сделал. С кампании в Батурских горах— местной военной операции, которую император проводил как раз когда Эверетт проходил службу в академии, и на которую отец лично отправил Ретта понюхать пороху — он привез две звезды доблести и получил от императора эполеты капитана гвардии.
Эверетт добился приличествующих успехов во всем, за что бы его ни заставляли взяться, и только одно в последнее время выводило графа Ричарда из себя.
— Когда ты уже заделаешь кому-нибудь волчонка, черт побери?! — бушевал отец, когда они ехали в экипаже из дальнего поместья в столицу. Увы, проселочные дороги в графстве Мотавийском все еще были в таком плачевном состоянии, что проехать на автомобиле тут было невозможно. Приходилось трястись по старинке, на перекладных. — Сколько можно ждать? Тебе двадцать! У Хэла в восемнадцать уже был от человеческой женщины. В двадцать он уже выбрал волчицу. Ты должен понимать ответственность перед стаей! И вообще, чем дольше ты тянешь, тем сильнее риск.
— Милый, — мать ласково положила руку на бицепс отца. Они сидели рядом на одной стороне экипажа, Эверетт валялся с книжкой на другой. Устало уронил ее на лицо и вздохнул. В последнее время эти разговоры нескончаемым потоком лились ему в уши.
— Ты должен продолжать фамилию, черт побери! Империи нужны сильные волки!
— Чтобы воевать, ага… — пробормотал он.
— Чтобы защищать страну и корону!
— Милый, ну будет.
— Ты хоть раз после того случая был с женщиной? — продолжал бушевать отец. — Ретт! Я с тобой говорю! Сколько раз ты был с женщиной после того случая?
Эверетт захлопнул книгу.
— Матерь сущего, так это правда… — отец покачал головой.
— Милый! — в голосе матери прорезалась сталь. Отец замолчал.
— Ретт, отец прав, — ласково заговорила она. — Да, случаются недоразумения, но это не значит, что они будут и дальше. Ты был молод, взбудоражен и мертвецки пьян. Ты не виноват…
— А кто виноват? — Эверетт холодно посмотрел на родителей.
— Ретт...
— Или этот разговор заканчивается, или я бегу рядом с каретой до самой Рейны! — отрезал он. Родители замолчали. Все уставились в окна, Ретт уткнулся в книгу.
Когда он вошел в возраст, отец стал покупать ему, как и всем прочим волкам стаи, девчонок, что продавали свое право первой ночи. Традиционно в кругу аристократов считалось, что не пользованные, чистые женщины — это безопасно и более допустимо, чем простые шлюхи из борделей. А еще это было полностью законно и поощрялось в их стране. У каждой безродной девчонки был капитал — ее первая ночь. Раньше знать просто забирала это как само собой разумеющееся, а императрица Валерия, бабка нынешнего императора, ввела строгий закон. Теперь первую ночь можно было только купить, если девушка сама пожелала ее продать.
Волки были моногамны и составляли пару на всю жизнь. С волчицами, разумеется. Но сбрасывать пар и зачинать детей с жидковатой, но все же волчьей, кровью можно и нужно было и с человеческими женщинами. Первую отец купил ему в восемнадцать. Потом были еще… шесть? Десять? Он не помнил. Пару раз в месяц в их дом в столице приводили предварительно отобранных девушек, и молодые волки без пары выбирали в порядке старшинства. Сначала старший брат, Хельстром Шеферд, их будущий альфа. Потом он, Эверетт.
В первый раз юного оборотня всегда страховал старый опытный волк, чтобы убедиться, что юноша контролирует себя и не превратится в зверя. Волчьей страсти человеческие женщины не выдерживали, и иногда случались страшные истории, которые все стаи страны пытались замять.
Терезу проводили до покоев этого «капитана Эверетта Ричарда Шеферда». У Тесс всегда была отличная память. Она легко запоминала все, что прочла, да и в музыке учителя дивились, как быстро и легко она схватывает сложные пассажи на фортепиано. Вот и сейчас она запомнила. Имя с гербовой бумаги въелось ей в мозг.
Капитан Эверетт Ричард Шеферд. Покупатель ее «права». Ее первый…
Лакей кивнул на дверь. Тесс потянулась к ручке, но он шикнул и показал «стучи». Ах, какие нежности! Как будто он не ждет ее там.
Постучала. Тихое «войдите». Ну вот и все. Вот и все… Теперь никаких надежд на то, что произойдет чудо и спасет ее от всего этого. Впрочем, надежд на чудо Тесс особо никогда не питала. Она тряхнула головой и вошла. Закрыла за собой дверь. Запора тут не было, видно графский покой все равно никто бы не решился нарушить.
Капитан Эверетт Ричард Шеферд стоял в углу, около письменного стола. В глубине комнаты белела простынями большая кровать с балдахином и столбиками. Сквозь окно мягко струился лунный свет, свечи были погашены.
Шеферд был в том же парадном темно-синем камзоле, что был на нем в театре. Тесс заметила у него на груди какие-то ордена, что ли? Она в этом не разбиралась, но что-то там явно поблескивало. Оборотень выпрямился, задрал подбородок и, чуть хмурясь, смерил Терезу взглядом.
— Здрасьте! — прорвалось у нее, и она отвесила ему уродливый, издевательский книксен. Тут же пожалела об этом. Но нервы так натянулись, что притворяться овечкой не было сил. Тесс бесилась от всего этого. Бесилась, что не смогла ничего другого придумать, чтобы раздобыть денег для себя и Анри. Бесилась, что правила игры, навязанные ей власть имущими мужчинами изначально были не в ее пользу. Все бесило ее, а бледное, гладко выбритое, с горящими темными глазами и волевым подбородком лицо капитана Эверетта Ричарда Шеферда бесило больше всего прочего!
— Разденься и ляг на кровать, — приказал он и отошел к окну. Стал смотреть на улицу сквозь тонкую изысканную занавеску. Тесс, конечно, не ждала, что ее тут будут соблазнять, но этот холодный отстраненный голос взвинтил ее злость еще на десять пунктов.
Она хмыкнула, подошла к кровати, подпрыгнула и со всей силы плюхнулась на перину.
— Ах! — упала на спину. Вот это была перина! Не чета ее соломенному тюфяку, да и скромному матрасу Анри, на которых спали сиротки. «Вот переживу эту ночь и куплю себе такую же перину, — подумала Тесс в ярости. — И буду спать на ней каждую ночь! Спать с тем, с кем мне хочется, а не с тем, кто заплатил!»
Она нехотя села и, насвистывая похабную уличную песенку, что напевала старуха Харт в графском экипаже, стала расшнуровывать высокие ботиночки. Бросила первый на пол. Именно бросила, тот приземлился с громким стуком. Взялась за второй. И его швырнула чуть не до двери.
Шнуровка платья у Тесс была на боку. Только аристократки могли позволить себе горничных и, соответственно, шнуровку на спине. Тесс взялась за тесемки и быстро расшнуровала.
— И спал он в карете, пока я и Летти, пока я Летти шалили в клозете… — пропела она, выворачиваясь из верхнего платья. Выпуталась из юбок, бросила платье на пол и обернулась к оборотню. Он больше не глядел в окно. Пялился на нее во все глаза, но не сказать, что это был затуманенный желанием взгляд. Капитан Эверетт Ричард Шеферд просто смотрел на нее с удивлением.
Тесс взялась за завязки скромного корсета на груди. Она не была тощей щепкой, как другие девчонки, даже несмотря на скудный приютский рацион. В последние годы все лавочники округи ее подкармливали то тем, то этим, и Тесс округлилась в нужных местах. Утягивать себя она особо и не усердствовала — работать-то как? Да и не выдержал бы ее простенький полотняный корсет таких нагрузок. Это у аристократок были из всяких там заморских дорогущих материалов, с металлическими или из китового уса спицами, которые не гнулись и не рвались, даже если утянуть со всей дури. Тесс распустила тесьму, уронила корсет под ноги и вышагнула из него.
— И милая Летти кричала в клозете, — она подмигнула оборотню и взялась за шпильки. — Что мой великан заковал ее в сети… — Распустила волосы.
На этом ее бравада, увы, выдохлась. Она стояла в одной нижней сорочке перед незнакомым мужчиной и отчаянно старалась не бояться того, что последует дальше.
Оборотень склонил голову.
— Это все?
— Я дальше не помню, — призналась Тесс и, к стыду своему, кашлянула, потому что голос как-то подозрительно сел.
— Какая жалость, — скривил губы оборотень. — Я жду. — Он кивнул на постель.
Тесс набрала побольше воздуха и одним движением стащила нижнюю сорочку через голову. Стянула панталоны и совершенно голая залезла на постель.
— На живот, — сказал оборотень. Голос у него стал очень низким и хриплым. Тесс перевернулась. О, она была совершенно не против. Так было даже как-то менее стыдно, что ли. Она просто лежала себе, уткнувшись носом в благоухающие шелковые подушки. Послышался какой-то шорох, звякнула металлическая пряжка.
«Он раздевается...» — окатило Тесс волной ужаса. — Святая матерь сущего, он раздевается!»
Тесс не знала почему, но это ее смутило куда больше, чем собственная нагота. К алчным взглядам мужчин она успела привыкнуть. Да, на нее вечно пялились, а этот просто еще и увидел ее голой. Ну и подумаешь… Но вот то, что капитан Эверетт Ричард Шеферд раздевается при ней, было очень из ряда вон выходящее событие. Может, ему и не нужно совсем уж раздеваться? Ну… зачем ей собственно видеть его голым? Ему, наверное, хочется на нее посмотреть, а вот ей на него совершенно, категорически, абсолютно не хочется.
Тесс напряженно слушала шорохи одежды. Надо было срочно отвлечься. Она стала думать о том, что сделает с деньгами.
Пять тысяч марок…
Щелчки пуговиц сюртука, шорох шнуровки на рубашке.
Купит домик, хотя нет, слишком уж растратно. Снимет им комнату...
А вот и сильный шорох — он снял рубашку.
Минут двадцать Шеферд лежал неподвижно. Тереза тоже лежала, пытаясь уловить волнующие перемены в теле, которые должны были ознаменовать ее торжественное вступление в ряды Женщин.
Что-то ничего она не ощущала, только небольшую тянущую боль внизу живота да странное ощущение в промежности. Необычное и немного саднящее. Потом она почувствовала что-то мокрое и, покосившись на оборотня с опаской, приподнялась и поглядела на свои бедра. Там было немного крови и еще... чего-то. Ох, Матерь а это еще что за дрянь?
На столике у кровати стояла ваза с фруктами и графин воды, а еще какой-то ларчик, который Тесс, конечно же, не посмела открывать. Чем тут вытереть это все, она не имела понятия. Но только пошевелилась, как сонный оборотень пробормотал:
— Лежи...
И Тесс снова легла на спину.
— Ты же сказал, что это все! — забурчала она недовольно.
— Это все на первый раз. Я повторю это еще раз… или два…
— О! Прекрасно… — вздохнула Тереза. Соседство на постели голого Шеферда вовсе не нравилось ей. Он был сейчас расслабленный и сонный, утомленный, но в нем, даже в таком, Тесс мерещилась дремлющая сила, с которой ей совершенно не хотелось знакомиться поближе.
— Ты слишком много болтаешь… — пробормотал он, не открывая глаз.
— Ну извините, ваша светлость! Должна же я понимать, что происходит.
— Мы занимаемся любовью, вот что происходит.
Тесс очень старалась сдержаться, вот очень, но она захохотала. Шеферд таки открыл глаза. Он был взмокший, волосы в хвостике растрепались. Лежа рядом, Тесс осознала, насколько он не то чтобы крупнее, но сильнее. Его ладони, широкая грудь и сильные бедра — все это говорило, что он при желании ее в бараний рог согнет одной рукой.
— Любовь? — прыснула Тесс. — Хороша любовь!
— Ты знаешь другую?
— За любовь не платят. — Отрезала Тесс.
— Хочешь отказаться от денег? — поднял брови Шеферд.
— Ха! Еще чего! Нет уж, деньги мне нужны.
Она снова поморщилась, хотелось вытереть себя. Тесс приподнялась и схватила уголок простыни.
— Стой, тут есть… — Шеферд перегнулся через нее так, что она почти уткнулась носом в его шею, открыл ларчик и вручил ей три шелковых платочка. Тесс смотрела на них. Это были самые изящные платочки, которые она видела за последние годы, и ими графский сынок убирал следы своей «любви». Ненависть поднялась в Тесс волной, она быстро вытерла себя и кинула платки на пол.
— Ты готов продолжать? Не терпится отсюда убраться.
— Ты просто нежная кошечка, знаешь, как очаровать мужчину.
— Ничего я про это не знаю и знать не хочу.
— А придется. Как иначе мы закончим начатое? — глумился оборотень. — Тебе же не терпится «убраться отсюда».
Тесс прищурилась.
— Ты что, обиделся?
— С чего бы?
— Ну точно, обиделся.
Он пододвинулся к ней и навис сверху. К животу Тесс прижался его крепкий горячий бок.
— Ты маленькая, болтливая оборванка со сладким телом. Будешь распускать язык, я заставлю тебя молчать.
— Я могу молчать, если вам угодно.
Шеферд отчего-то улыбнулся.
— В Междуречье видно вода особая, что девственницы такие, как ты?
— Таких, как я, больше нет.
— В это легко поверить… — он заговорил вкрадчиво, с каким-то лукавым интересом. Тесс стало не по себе.
— Хочешь, научу тебя? — прошептал оборотень.
— Чему?
— Любви. — Он стал пальцем обводить ее губы.
— Нет уж, спасибо.
Оборотень улыбнулся.
— Чем я тебе так противен, дикарка? Я не стар и не уродлив. Женщины часто хотят меня просто так, без всяких денег.
— Что же ты не спишь с ними за просто так?
— Ты подвернулась в удачный момент. Я давно не покупаю «право».
— А раньше, значит, покупал?
Его палец на губах чертовски отвлекал от разговора. Он был крупный и шершавый, совсем не чета пальчикам Тесс, но это различие опять почему-то ее волновало. Все мужские грубые черты Шеферда ее волновали отчего-то.
— Раньше да. Всем нужно учиться.
Тесс глухо усмехнулась. Ну-ну, кому-то учиться, а кому-то с голоду не подохнуть.
Шеферд придвинулся к ней вплотную и поцеловал. Тесс очень хотелось отвернуться и заорать «Творец, это-то зачем еще?!»
Но его поцелуй разительно отличался от невнятных слюнявых потуг ее приятелей лавочников. Оборотень целовал куда приятнее, мягко и игриво, и не пытался засунуть язык ей в рот куда поглубже, совсем его не распускал.
Такие поцелуи Тесс могли понравиться, если бы не ситуация. Оборотень никуда не спешил, целовал ее томно, лениво, снова и снова. У Тесс даже губы чуть засаднило, она чисто от любопытства стала ему отвечать, пытаясь разобраться, как он так делает…
Шеферд придвинулся еще ближе и впервые ласково пустил в ход язык. Тесс сначала напряглась — вот сейчас опять начнется эта ерунда! Все мальчишки вечно пытались засунуть ей язык в рот, и чем глубже, тем сильнее им нравилось, а Тесс от этого тошнило. Но Шеферд проскальзывал языком по губам, а иногда между ними, но не пытался ворваться ей в рот словно завоеватель. Тесс уплывала куда-то, забывая, где она и с кем. Сладкий туман заполнил голову, а телу вдруг стало легко и тепло. Их языки робко, самыми кончиками встречались между соединенных губ, и от этого по телу Тесс проносилась волна жара.
Шеферд все чаше ласкал ее короткими плавными движениями, словно заманивая ближе, вынуждая податься к себе, и Тесс стало так любопытно, что она поддалась. Она впервые сама робко коснулась его губ кончиком языка и хотела пойти дальше. Это было… так сладко. Так волнительно и совсем не так, как она представляла. Она думала, поцелуи – это только поцелуи, но сейчас, лежа голой в объятиях мужчины, поцелуи были совершенно другие. От них сладко заломило все тело, а рука Шеферда еще и поглаживала грудь, и стало как-то неудобно, неловко, мучительно. Тесс заерзала в волнении и беспокойстве. Шеферд мягко уговаривал ее быть смелее, проводил языком по ее снова и снова, и Тесс отважилась, она подалась вперед и впервые проникла языком ему в рот. Он тут же обхватил самый кончик и стал посасывать, мягко втягивая глубже. Тесс вздрогнула и открыла глаза. Шеферд глаза не открывал, был полностью увлечен своими непотребными действиями, и Тесс расслабилась и снова закрыла глаза. Скоро от мерных ласк его рта у нее задрожали руки и ноги. Все тело как-то странно завибрировало, а дыхание стало частым и прерывистым. Это было… так странно, но приятно. Ужасно приятно и волнующе. Они прижались к друг другу ближе, бедро Шеферда втолкнулось между ее ног, они чуть ерзали, потираясь горячей кожей. Тесс не хотела, чтобы эти поцелуи заканчивались. Ей действительно нравилось…
*три года спустя*
«Я ни за что не умру здесь».
Тесс не знала, но так говорили себе все, кто попадал в «умиральню». Эти шесть палат государственной богадельни имени святого Карла в их славном городе Междуречье считались местечком последней воли. Врачи захаживали сюда не чаше священников. Отсюда никто не выходил своими ногами.
Терезу Доплер вкатили в палату номер четыре на каталке, потому что ходить она могла уже с трудом. Удар каталки об обшарпанный дверной проем, скрип ржавых колес — вот такими фанфарами приветствовало ее последнее пристанище.
«Ни за что. Я ни за что не умру здесь. Этому не бывать!» — твердила она про себя снова и снова. — «Да скорее Матерь всего сущего отсосет у Огненного царя преисподней, чем я, Тесс Доплер, умру тут от банальной чахотки! Не бывать этому!»
Санитары переложили ее исхудавшее тело, в котором душа держалась только усилием воли, на постель и ушли.
Терезе показалось, что все, кто раньше испустил на этой койке дух, жадно тянут к ней мертвецкие ледяные руки.
«Нет. Я тут не умру. Нет! Да пошли вы, неудачники!»
Кругом кашляли. Этот звук последние шесть месяцев преследовал Терезу повсюду. Ей было всего лишь двадцать лет, и она не собиралась сдаваться.
Когда она заболела, то делала вид, что это только простуда, и она вполне может и дальше справляться со всеми делами. Днем она мыла посуду в таверне «Три кабана», потом разносила посылки и письма с местной почты, а темной ночью с ватагой борзых мальчишек из родного приюта не гнушалась и банальным воровством, и разбоем.
Ей некогда было думать о совести, бессмертной душе и прочей ерунде, о которой вещали в проповедях святоши. Она работала и воровала без сомнений, потому что знала свои перспективы. Стоило остаться без денег, и ей светил бордель на улице Поющих цветов. Пару раз сборщики прямо на улице спрашивали, чья она и с кем надо поговорить, чтобы ее купить. Тереза первому выбила зуб, а второго столкнула в помойную яму. У нее была репутация бешеной стервы, и ее это устраивало полностью. Уж лучше быть бешеной стервой на улице Прачек, чем послушной нежной девочкой в Поющих Цветах.
Деньги за свою «первую ночь» Тесс потратила на жилье и лекарства для Анри. Она выписала лучшие снадобья из столицы и купила ему тот самый прогрессивный тренажер, на котором он снова учился ходить под руководством местного доктора. Сто пятьдесят марок в час, между прочим… Но на брата Тесс денег не жалела, чего стоили его слезы, когда он, держась за поручни, все-таки прошел сам первый метр. Тесс тоже плакала, хотя мало что в жизни могло ее растрогать.
За три года дорогого лечения запасы денег истощились, но Анри мог хотя бы недолго ходить с тростью, и это было огромное достижение.
А потом Тесс заболела. Нужно было лечиться, но она так долго откладывала и закрывала глаза. Если бы она не вышла на работу, то ее погнали бы в шею. С трех предыдущих ее и гнали, когда к хозяевам заходили сборщики и вежливо так намекали, что Тесс занята не своим делом, и не стоит ее поощрять в глупом желании жить как чернорабочая девка. И ее выгоняли. А сборщики как пауки тут как тут — заманивали подписать контракт на работу в их борделе. Тесс быстро поняла, что честно ей не заработать достаточно денег для жизни. Не было такой работы в городе для женщины. Замуж ни один богатый парень ее бы не взял, разве что в содержанки, да и то желающих не было. Тесс была красива, но диковата, и манеры ее оставляли желать много лучшего. Ни одна матрона, что занималась сводничеством в таких вопросах, даже за ее ангельскую внешность не стала бы связываться с «бешеной стервой Доплер с улицы Прачек».
Анри стал давать детям уроки музыки, которую освоил в совершенстве, пока скучал дома со старым фортепиано, но это тоже были сущие гроши. Тесс надоело считать монеты и смотреть, как деньги Шефердов — единственная преграда между ней и борделем — медленно тают и тают.
И она решила воровать. Раз уж Междуречье не давал ей шанса прожить честно, что ж, она приняла правила игры и стала играть нечестно. Спланировала несколько дерзких налетов на те лавки, в которых сама же и работала. Подбила ребят из приюта, которые тоже мучились от безденежья.
Они воровали с постоялых дворов и из особняков местной знати. Тащили все, что плохо лежит, и не попадались. Но оказалось, что даже у этого воровского мира были свои хозяева. Однажды к Тесс пришел амбал и, прижав за шею, сказал, что город принадлежит мистеру Фицу, и если хочешь в нем воровать — отстегивай тридцать процентов. За что?.. За то.
Тесс дрожала от ярости, но отстегнула. Все всегда наживались на ней. Старуха Харт, ее хозяева в лавках и на почте, а теперь еще и какой-то воровской королек. Тесс скрипела зубами, ненавидела их всех, но мотала на ус жизненные уроки. Никто и ничего не делает просто так. Все ищут выгоду, и если ты не выгода — лети в канаву и подыхай. Правила были такие, и не в ее силах было что-то изменить.
Ее банда была сплошные дерзкие сорвиголовы: молодые, голодные и опасные. И когда ее начал одолевать кашель, разве она могла просто уйти и не присутствовать на деле? Нет, конечно! Если бы хоть на миг ослабила хватку, то они, чего доброго, решили, что можно обойтись и без нее, девчонки. Она кашляла и кашляла, и продолжала делать вид, что все отлично, и что ее «простуда» вот-вот пройдет.
Анри забил тревогу, когда она стала кашлять ночами, вызвал доктора, но было уже поздно.
— Запущенная чахотка. Нужны алхимические средства, обычные уже не помогут. Три тысячи марок для первого курса лечения.
Тесс слушала врача, и ей хотелось орать от злости. Три тысячи марок! ТРИ ТЫСЯЧИ! Вот столько стоила ее жизнь, не так и много, кажется. Но три тысячи или триста для нее было одно — от Шефердовских пяти тысяч у нее осталось пятьсот марок в тайнике под половицей, и это было все. Все остальное, что она зарабатывала, уходило на оплату их комнат, еду, одежду и лекарства Анри.
Брат пытался быть сильным, пытался найти денег, занять у всех, кого они знали. Но Тесс хирела на глазах и скоро начала замечать, что ее сторонятся. Желтый цвет лица и запавшие скулы стали выдавать ее.
Солнечный зайчик защекотал Тесс лицо, и она сонно смахнула его рукой. Конечно, он никуда не делся, тогда она перевернулась на другой бок.
И тут же вскочила. Который час? Боже, если она опоздает на почту, ее вышибут! Почтмейстер и так уже сделала ей кучу скабрезных намеков, что ей бы стоило закрепить отношения с почтовой службой Галиварской Империи (то есть с ним, разумеется!) более тесно.
Она завозилась, отталкивая одеяло, но то было таким пышным и огромным, что Тесс недоуменно нахмурилась. Когда это она купила такое? Пуховое…
Тесс оглядела комнату и замерла.
— Что за…
Она со страхом дернула руками, вытаскивая их из-под одеяла. Но нет, слава Матери, они были свободны. Никаких железных оков, а значит сборщики не украли ее и не утащили в бордель, наплевав на законные договоры и расшаркивания. Ей и таким грозили не раз, пока она не заработала свою скверную репутацию отъявленной сумасшедшей стервы.
Тесс осмотрелась. Комната была погружена в полумрак, окна плотно зашторены. Первое, что бросилось в глаза — размер. Комната была огроменной! И на бордель это совершенно не походило, а Тесс, продавая девочкам кой-какие вещички из знатных домов, которые они обчистили, знала, как выглядит бордель изнутри. Комнаты там были крохотные. А тут... Наверное, вся квартира, которую снимали они с Анри, поместилась бы тут. Тесс лежала на широкой, высокой постели с балдахином и целым складом подушек, все белоснежные и, кажется, шелковые. Безумная роскошь. Пол покрывали дорогие ковры, на стенах мерцали обои с шелкографией, стояло изящное резное трюмо с огромным зеркалом. Тесс знала, сколько стоят зеркала. Дорого стоят, а такие огромные подавно. Частенько они с мальчишками воровали их из богатых домов.
В комнате было три двери — одни двойные слева и две в дальней стене.
Тесс попыталась припомнить, как она тут очутилась, но не могла. В голове мелькали какие-то смутные образы и шумел странный назойливый шум.
Комната была явно в знатном доме. Значит… ее похитили и опоили. Что еще ей тут делать? Никто не станет раскладывать ее на славной постели, только чтобы она всласть подремала. Последняя ее постель помнится была… Тесс замерла, спустив на пол ноги.
Ее последняя постель была… что-то смутно заворочалось в памяти. Что-то… никак не вспомнить. Словно кусок картины вырвали, и на месте нее сплошной белый холст.
Тереза осмотрела себя. Она была в тонкой шелковой сорочке, на которой еще и дорогое кружево имелось.
— Может, меня усыновил король? — прошептала она и рассмеялась, но тут же, спохватившись, перестала. Нельзя смеяться, а то кашель…
КАШЕЛЬ!
Она наконец вспомнила. Лечебница, кашель, болезнь! Тесс быстро вдохнула полной грудью. И никакого кашля. И она чувствовала себя прекрасно. Она быстро встала и, опасливо оглядываясь на двери комнаты, подошла к трюмо, посмотрела в зеркало.
Это была… она. Обычная прежняя здоровая Тесс.
Коснулась лица — свежий румянец, хотя впалые щеки никуда не делись. Тесс обернулась и в углу около кровати за складками балдахина заметила что-то металлическое. Капельница стояла у ее постели. Ей что-то кололи.
Она быстро пробежала обратно и, выкатив, посмотрела. В больнице на капельницы вешали стеклянные банки, в них наливали лекарства и по трубке вливали в пациентов. Тут висел прямоугольный мешочек с нанесенной краской монограммой известной алхимической фирмы Ле Росси. Известные на всю страну алхимики много всяких штук запатентовали. Одно из них — не пропускающая воду ткань. Получается, в этом пакете было лекарство? Но какое? То самое, на которое у нее не было денег? И что потребуют взамен?
Тесс вздохнула. Чего бы ни потребовали, это лучше, чем умереть, верно? Даже если оказаться в прислуге или шлюхой, Тесс предпочла бы это смерти. А выбраться уж как-нибудь сумеет, дайте только срок.
Она подошла к двери и нажала на ручку. Заперто. Ну еще бы. Тогда Тесс отправилась к двум другим. За первой нашлась изящная уборная, за второй — гардеробная. Тут было пусто, шкафы и полки покрылись пылью, только в одном углу стояла, видно забытая предыдущей владелицей комнаты, шляпная коробка.
Тесс вышла из гардеробной и подошла к окну. Где хоть она находится? Распахнула шторы и не поверила своим глазам. Она была этаже на третьем, не меньше, окно выходило на неширокую реку. Темная, почти черная в вечерних сумерках, вода алчно облизывала гранитные берега.
На другой стороне за кованой оградой виднелся то ли лес, то ли сад. Тесс посмотрела вправо и влево, но кроме ограды и сада, а еще бегущей вдоль реки мощеной дороги, ничего не увидела. Дома на улице были каменные, оштукатуренные и страшно огромные. Дворцы, не меньше.
Одно она поняла точно — это не Междуречье. Там отродясь не было гранитных набережных. Только насыпные, которые каждую весну затапливались.
— Где я, черт возьми? — пробормотала Тесс, и словно в ответ на ее вопрос повернулся ключ в двери.
Тесс обернулась. Вошла строгого вида девушка, в застегнутом под самое горло элегантном темно-сиреневом платье. Она была темноволосой и черноглазой, явно уроженка юга. Платье Тесс совершенно изумило. Без ободов! Очень узкое! Зато сзади ткань и кружево были уложены изящными складками. Тесс таких платьев в Междуречье отродясь не видала, там все знатные дамы ходили на кринолинах.
За девушкой вошла служанка в аккуратном платьице и накрахмаленном фартуке. Она несла поднос с накрытыми стеклянными колпаками тарелками. У Тесс в ответ на аппетитные запахи тут же заурчало в животе.
— Поставьте на кровать, — девушка говорила нежным мелодичным голосом, однако это был приказ и не иначе. Тесс жадно рассматривала ее наряд. Сама она не была модницей — откуда бы у нее были деньги на такие платья, но и вкуса была не лишена. Тесс понимала, что эта девушка была одета очень красиво, дорого и элегантно. Такой настоящей, действительно красивой роскоши в одежде, Тесс не видела в Междуречье.
В высокой прическе девушки поблескивали шпильки с жемчугом, в ушах покачивались сережки, высокий строгий ворот платья был заколот любопытной брошкой с силуэтом мужчины, вырезанным из слоновой кости.
То, что Тесс вышла из кабинета хозяина дома своими ногами, немало изумило ожидающую за дверью Балера. Тесс отлично рассмотрела ее удивление и… недовольство.
«Зря я нажила себе тут врага раньше, чем разобралась! Дура глупая! Нужно было играть в дурочку, а теперь что делать? — паниковала Тесс. — А она… она тоже?»
Но попросить Франциску улыбнуться Тесс, конечно, не посмела. Та увидела, что рукав платья испачкан в крови.
— Прикрой это и иди за мной.
Они вернулись в комнату, в которой обитала Тесс, и Балера велела переодеться. Тесс честно попыталась сама подцепить шнуровку на спине, но не преуспела.
— Я не могу.
Балера не обернулась, она распахнула шторы и задумчиво смотрела в сад и на темную реку. В воде отражались фонари, стоящие вдоль набережной и те, что горели в парке на другой стороне.
— Ты слишком спокойна, для человека, который только что узнал о существовании детей ночи, — заметила южанка. Тереза чуть не вывихнула руку, пытаясь добраться до плотной шнуровки корсажа и сдалась.
— Простите, но я не могу расшнуровать…
— А я не могу позвать горничную. Ты была неосторожна и испачкала рукав.
— Я была неосторожна?! — возмутилась Тесс. — Я?! Да я… я…
— Не могла пошевелиться. И что? Я поэтому должна служить тебе горничной? Много чести для такой грубиянки, как ты.
Тесс захотелось швырнуть в эту гордячку чем потяжелее, а дорогую тесьму разрезать обо что-нибудь острое просто назло! Балера смотрела на нее выжидающе. Тесс благоразумно сдержала гнев и промолчала.
Она решительно подошла к трюмо и стала смотреть в зеркало, пытаясь хотя бы так распутать то, что на спине навертели служанки. Балера смотрела на нее спокойно и невозмутимо, ждала и не собиралась помогать. Тесс тоже сдаваться не собиралась и, немного подбодрив себя мыслями, как могла бы задушить эту чертову ведьму этой самой тесьмой, мало-помалу справилась. Корсаж поддался, Тесс сняла платье и надела второе, что висело в шкафу. Пыль там заботливо протерли.
Но теперь нужно было зашнуровывать, и это было совершенно непосильно.
— Я не могу. Это невозможно! — взбунтовалась Тесс.
— Магистр дал тебе семь ночей на обучение, после этого ты предстанешь перед ним и, если не удовлетворишь его требованиям по уровню образованности и манерам, он закусит тобой, а Морхед выбросит труп в реку. И сейчас ты тратишь свое драгоценное время на гордые выкрики. Продолжай в том же духе, гусыня, я буду счастлива избавиться от тебя, — с едкой улыбкой просветила ее Франциска.
Тесс от изумления открыла рот.
— Так помоги мне! — возмутилась она. Балера подняла яркие черные брови. — То есть… я хотела сказать, мисс Балера, если вас не затруднит, не могли бы вы помочь мне зашнуровать платье. Прошу вас.
Балера стояла и надменно смотрела на нее.
— Я буду крайне признательна. — Тесс изобразила робкую улыбку.
— Не верю, — резко отрезала Балера.
Тесс поняла, что это какой-то странный экзамен. Но откуда ей знать, как уговаривать эту гордячку?
— Я думаю, мы начали наше знакомство не с той ноты. И я буду рада переиграть так, как вам будет угодно. Прошу, покажите мне путь, и я пойду по нему. Уверяю вас, вам не придется за меня краснеть перед вашим магистром.
— Он такой же мой, как и твой. Теперь… — она искривила губы и с ненавистью, с настоящей ненавистью поглядела на Тесс. «Нет, тут ловить нечего. Эта скорее сама меня в реке утопит, чем поможет», — поняла Тереза.
— Ну хорошо… — смилостивилась вдруг мисс «Умоляй-пока-не-сдохнешь». Подошла и быстро, небрежно и неумело, как человек, которому всю жизнь платья шнуровали услужливые горничные, но таки зашнуровала Тесс платье. Взяла ее за плечи, развернула и вдруг наклонилась и горячо зашептала: — Послушай, у тебя нет шансов. Нельзя за неделю стать такой, как нужно мэтру Леониду. Это просто игра с едой, если ты понимаешь, о чем я. Но я могу помочь.
— Как? — Тесс изобразила бешеную надежду. «Ага, помочь, конечно!»
— Помогу сбежать. Сядешь в почтовую карету и к утру будешь уже далеко. Он не станет гоняться за тобой по всей стране, делать ему нечего. Ну? Решайся! Отведу тебя черным ходом и дам денег и плащ. Так у тебя будет хоть какой-то шанс.
— Мисс Балера… — восторженно выдохнула Тесс и взяла ее за руку. — Вы держите меня за полную дуру, очевидно? — она бросила ее ладонь. Обе они отклонились друг от друга, и от выражения «я так тревожусь за тебя, милочка» на красивом лице южанки не осталось и следа. Балера едко улыбнулась.
— Ваш маркиз нашел меня в Междуречье и сейчас, учитывая, что я знаю его «кулинарные предпочтения», найдет и подавно. Он велел вам учить меня, так учите.
— Как жаль, — сказала Балера досадливо. — Что ж, иди за мной.
— Разве мы начнем не утром? — удивилась Тесс.
— Магистр бодрствует в ночные часы, и пока ты здесь, ты также будешь бодрствовать ночью.
— Хорошо, — предпочла не спорить Тесс.
Они спустились на первый этаж и пошли задним коридором для прислуги. Тесс услышала, как за одной из дверей разговаривают. Похоже, хозяин принимал гостей. Тереза постаралась обойти дверь в эти залы подальше. Учитывая, кто был их хозяин, и гости у него, наверное, были соответствующие. Ужас мысли, что она в доме вампира, Тереза усилием воли затолкала куда-то очень-очень глубоко. Сейчас не время бояться и впадать в панику. Только если хочешь закончить свои бренные дни прямо сегодня в той реке. Тереза Доплер, как обычно, собиралась выжить. Нужно было собраться, и она собралась — мгновенно, быстро, бескомпромиссно приняв то, что увидела. Он пил ее кровь. Он вампир. Тот самый из детских страшилок. И если не хочешь стать его закуской, включи голову, курица, и постарайся выбраться отсюда! Тереза шла за величественно проплывающей по коридорам Балера и подмечала двери, окна, где висят запоры, а где нет. Нужно запомнить… лестницы, коридоры, двери, картины… Запоминай, Тесс! Все запоминай!
Балера привела ее в огромную библиотеку. Тесс открыла рот от изумления. Прямоугольная комната была удивительно высокой — в два этажа, не меньше. На расписном потолке резвились нимфы и херувимы, шкафы с книгами из красного дерева тянулись по стенам до самого потолка. Метрах в двух сверху комнату опоясывала галерея, на ней стояли передвижные лесенки, чтобы добираться до самых дальних книг. В середине было свободно — только одна группа диванов с кофейным столиком, несколько кресел и подставок под чтение — высоких отполированных тумб. Около дивана стоял огромный глобус. Только сейчас Тесс поняла, что имели ввиду служанки, когда говорили «денег куры не клюют».
Через семь дней после ее вселения в дом маркиза Фетаро, в комнату Терезы пришла мисс Балера в сопровождении модистки.
- Вот наш материал, Элиза.
- Очаровательна. - улыбнулась женщина. Она была в возрасте, лет пятьдесят не меньше, стильно со вкусом одетая и искренне приветливая. Тесс нечасто кто-то говорил приятные вещи, а уж искренне тем более, так что она разумеется насторожилась и изобразила польщенную улыбку.
- Добрый день. Благодарю.
Модистка попросила ее выйти на середину комнату, обошла кругом.
- Голубые оттенки, я думаю, будут идеальны.
Балера неприятно улыбнулась.
- Маркиз велел черное.
- Черное?! Помилуйте, Франциска, с ее цветом лица и глазами она в нем просто затеряется.
Балера самодовольно пожала плечами, а Тесс вспыхнула от ярости. Эта грымза решила ее изуродовать, специально! Нужно было немедленно что-то предпринять.
- Я полностью доверяю вашему вкусу, - улыбнулась она портнихе. - Уверена, маркиз будет не против.
- Здесь я знаю чего хочет или не хочет маркиз. Он платит за это платье, а значит оно будет черным. - отрезала Болера и Тесс увидела на ее лице мрачное торжество.
Модистка продолжала дежурно улыбаться. Сняла мерки, записала их в блокнотик и спросив будут ли еще пожелания, уточнила, что пришлет эскиз на утверждение завтра утром, и спросила, когда мисс будет удобно прибыть на примерку.
- Примерка будет у нас.
- Как угодно, однако доставка неготового платья… - Балера только подняла брови и модистка тут же что-то черкнула в блокноте. - Как вам угодно.
Модистка ушла. Балера прошлась по комнате и по привычке поглядела в окно на канал.
- Через три дня у маркиза большой прием. Будут присутствовать члены его семьи. Ты будешь на вечере и должна показать себя достойной служить семье Фетаро. Если нет, ты послужишь ужином, - и она счастливо улыбнулась своей уморительной шутке. Тесс представила, как обматывает вокруг ее головы тонкую занавеску и душит ее шнуром от гардин. Посмотрела бы она как бы тогда мисс Балера запела.
- Что за гости? Кто они?
- Фетаро, которые на данный момент находятся в столице. Три маркиза, их ученики и посвященные братья. И принц крови. - она сказала это очень весомо.
- Кто это?
- Тот, кто обратил маркиза Леонида. Его ментор и наставник.
- Сколько всего человек?
Балера улыбнулась снисходительно.
- То есть… братьев. - поправилась Тесс.
- Мы ожидаем прибытия почти всей ветви нашего семейства, за исключением маркизы Лоэмы. А сколько их будет тебе неважно. Любой из них способен распознать в тебе нищую дикарку, так что советую не раскрывать рта. Ты закончила с историей?
- Да. - соврала Тесс. Еще две книги из тех, что ей всучили, остались непрочитанными, но это было выше любых человеческих сил успеть столько.
- Тогда займись искусством. Я подготовлю книги, они будут ждать тебя в библиотеке.
Балера ушла, а Тесс стала нервно мерить шагами комнату. Нужно было что-то предпринять. Она должна была быть очаровательна на этом вечере, а не выглядеть блеклой траурной курицей. Балера в темных цветах смотрелась королевой, а модистка была права — Тесс с ее светлой кожей и волосами будет выглядеть как бледное привидение в черном платье. Только один человек в доме мог оспорить решение Балера, но идти жаловаться маркизу было крайне неразумно. Балера имела на него гораздо большее влияние, да и почему-то Тесс была уверена, что мэтр Леонид не оценит ее желание наябедничать.
Тесс поспешила вниз. Солнце еще не село, и маркиз в это время обычно изволил спать. А значит у нее было время, чтобы залезть в его кабинет. Попросить служанку отнести записку модистке дело плевое, но нужно, чтобы она была от маркиза, а не от нее. Оставалось только подделать почерк и поставить сургучную печать.
Тесс крадучись прошла служебными коридорами и едва дыша остановилась около двери, которая вела в кабинет маркиза. Тихо…
Тереза поискала в библиотеке книжек про вампиров, но не нашла. Видимо, хозяин и так все про них знал не понаслышке и литературу счел излишней. Балера информацией делиться не хотела категорически и Тесс до сих пор не знала боятся ли кровососы солнца или же ведут ночной образ жизни только по прихоти. Учитывая, что ни маркиза ни Морхеда она ни разу за неделю не видела в светлые часы, оставалась надежда, что они в это время спят в подвале в своих ужасных гробах. По крайней мере, в страшилках, которые рассказывали в приюте, было так. Правда, там еще болтали, что оборотни в полнолуние теряют разум и едят людей направо и налево, а в библиотеке маркиза было четко написано, что влияние луны на оборотнические способности никак не подтверждено и является людским предрассудком и не более.
Тереза с минуту простояла около двери кабинета не решаясь войти. Послышались шаги — кто-то из слуг шел по коридору. Она сжала губы и, постучав для порядка, юркнула внутрь.
Никого! Сердце ее отчаянно заколотилось. Она тихо прикрыла за собой дверь и торопясь закончить дело быстрее подошла к письменному столу.
Кабинет маркиза был темен, шторы задернуты. Тесс не была тут с той памятной ночи, когда он пил ее кровь и ее передернуло от воспоминаний. Вот бы ему больше никогда не пришло в голову ее...пить? Бр-р!
На столе лежали бумаги и письма, в подставке стояло самопишущее перо. Тереза схватила листок бумаги — дорогой и с тиснением. Посмотрела на почерк маркиза в одном из неоконченных писем. Хм, размашистый такой, мужской. Нет, ей его не подделать, по крайней мере, так быстро. Ну и черт с ним, главное найти печать и сургуч!
Она стала открывать ящики стола. Книги, исписанные почерком маркиза блокноты, странные инструменты для черчения.
Во втором обнаружились кисти и баночки с красками и тушью. Тереза удивилась. Маркиз что рисует? Третий ящик выдвинулся с неохотой. Тут оказался сургуч в длинных прямоугольных палочках и шкатулка с печатью.
Ага! Тесс поминутно оглядываясь на дверь кабинета достала все это и положила на стол. Сургуч был алхимический, огня не требовал и плавился при соприкосновении с бумагой. Это Тесс уже знала, потому что Балера при ней однажды запечатывала письмо. Тесс открыла красивую, отделанную перламутром шкатулку. В бархатной выемке лежала печать маркиза. Тесс быстро набросала записку.
Платье оказалось небесно-голубым, и Тереза в нем выглядела как нимфа из сказки. Примерка проходила на следующий день в ее комнате, и мисс Балера, молчаливая и хмурая, разумеется, присутствовала. Тесс облачили в недоделанный наряд, модный нынче в столице, с небольшой по объему юбкой и зачатками роскошного водопада рюшей и воланов сзади.
— Будем ли планировать турнюр? — спросила модистка.
— Нет. Они уже выходят из моды, наша Тереза должна быть естественной, как пастушка на рейнских лугах, — скривив губы, улыбнулась Балера.
Ее ненависть никуда не делась, но она ее припрятала до поры. Тереза понимала, что ее выходка с печатью видно аукнулась Франциске неприятным разговором с маркизом. Ее откровенное желание выставить Тесс в неприглядном свете и умышленное утаивание важных тем дошли до мэтра, и Балера получила взбучку. Какую именно, Тереза не знала, но теперь Балера была с ней холодно-вежлива и выжидала.
То, что они остались врагами, не вызывало никаких сомнений.
Модистка записала замечания, они обговорили с Балера нюансы украшения корсажа и юбки, южанка выбрала образцы кружева и тесьмы. Тереза не могла отказать ей во вкусе. Сама бы она растерялась от такого обилия выбора, Балера же была в своей стихии.
Модистка с помощницами ушли, унося недоделанное платье в большой коробке. Тереза села за книги; Франциска, одарив ее ледяным взглядом, ушла.
Около часу ночи Тесс, безуспешно борясь с одолевающей ее зевотой, поднялась и рискнула пойти сделать себе кофе. Слуг она попросить не могла.
Они в доме делились очень четко — обычные люди и необычные люди. Особые слуги вампирами не были, зато знали кому служат. Обычные слуги, вроде ее горничных, что купали и готовили еду, считали, что дом принадлежит барону Фредо. Такие слуги приходили утром и уходили с закатом. Официально дом принадлежал Фредо. Барон существовал в людском мире, у него были отец, мать и записи в чиновничьих книгах о рождении.
После заката в доме оставались только избранные, и таких в распоряжении Терезы не было. Поэтому несмотря на то, что она была тут на господском положении, кофе в час ночи себе приходилось варить самой. Она большей частью старалась носа не показывать из своей комнаты по ночам, мало ли кого встретишь в коридоре. Тереза боялась, что какой-нибудь гость маркиза захочет ее крови, увлечется, и так ее бесславная история и закончится — под мостом Невинных следующим утром среди трупов убитых гулящих девок и несчастных влюбленных поэтов, которые, по словам Балера, постоянно топились в глубоководной Вилле.
Маркиз Фетаро для обычных людей оставался призраком. Он был здесь, однако это имя знали лишь избранные. В том числе слуги-люди, которые прислуживали ему, Морхеду и Балера.
Один раз Франциска гордо похвасталась, что ее семья, выходцы из которой давно знали о существовании вампиров, стабильно пополняла собой их ряды. Дед Франциски был обращен в семье Бедвар, и умел управлять погодой и творить не пойми что с водой, а ее старший брат был обращен шесть лет назад одним из маркизов Фетаро, верно служил семье и проявил большие таланты. Ее, ясное дело, ждала такая же блестящая судьба, о чем Тесс и было сообщено в ультимативной форме, чтобы не забывала, с кем имеет дело.
Мысли о том, что эта судьба никак не наступала, и что у Тесс были свои планы на этот счет, она предпочла оставить при себе.
Тереза спустилась на кухню, быстро подогрела на алхимическом огне турку и высыпала в воду две ложки кофе.
Все тут было страшно роскошным — кофе в империи Галивар был дорогой напиток, а тут его пили все кому не лень, огонь тоже можно было бы поддерживать на простых дровах, но маркиз не скупился на алхимические спрессованные брикеты, которые можно было зажечь и погасить, как и алхимические свечи.
Роскошь несусветная. И расточительство. Неудивительно, что слуги считали, что барон страшно богат. Пока она шла с чашкой обратно, заметила в окно на ступеньках парадного крыльца Морхеда. Маркиз сегодня по обыкновению отбыл и не должен был появиться еще минимум час-другой, так что Тесс решила рискнуть и пошла к его ученику.
— Доброй ночи, Морхед, — приветливо поздоровалась она и села рядом с ним на ступеньку. — Хотите кофе? — Тереза решила, что стоит пожертвовать чашкой ради налаживания контакта.
— Я не пью кофе, — буркнул здоровяк. Тесс увидела, что он строгает что-то из дерева ножом. Стружки падали ему под ноги на мраморные ступеньки.
— Что вы делаете?
— Ничего.
Тереза невозмутимо стала попивать кофе, глядя на ночной темный сад.
— Спасибо, что помогли мне вылечить руку.
— Говорил уже, что не тебе помогаю, — пробурчал он неласково.
— Морхед, расскажите, как вы оказались в учениках маркиза, — Тереза очаровательно улыбалась. Ну расскажи хоть что-нибудь, ворчун! Ну же!
— Случайно.
И снова тишина.
— Вы не похожи на мисс Балера.
Морхед ухмыльнулся, крякнул от смеха.
— Да уж не похож, ясное дело.
— Вы родились в Рейне?
— Нет, на севере.
— В Аркадии?
— Нет, в горах.
— Там, наверное, красиво.
Тишина. Только нож продолжал выстругивать дерево. Тереза не собиралась сдаваться.
— А давно вы служите маркизу?
— Три года.
— Не долго… — подождала, но не дождавшись продолжила сама. — А маркиз, он давно такой?
— Какой «такой»?
— Ты знаешь. Вампир.
— Не знаю.
— А мисс Балера? Она давно тут?
— Четыре года.
— А что стало с его старыми ученикам? Вы говорили, что они умерли.
— Их убили.
— Кто?
— Вот ты и узнаешь, — он придирчиво оценил заготовку, кажется, вырисовывался какой-то зверь на четырех лапах.
— Получается, вампира можно убить?
— А то. Можно.
— Как?
— Да так же, как любого другого, мало их что ли, способов.
— А оборотня?
— Для нас — ерунда.
— Почему?
— Укус вампира для оборотня смертелен.
За дверью так и стоял Морхед. Без слов подхватил ее на руки и понес в ее комнату. Тереза дала себе волю поскулить от боли. Слезы градом покатились по ее лицу.
Она зажимала руку, но кровь все текла и текла, и Тереза испугалась, что Морхед не удержится да и прикончит ее от голода. Как же она их всех ненавидела! Всех до единого! Скоты! Ублюдки! Мрази!
— Ну тихо, тихо, не дай Творец, услышат. — Морхед принес ее в ее спальню и поставил на пол. Из кармана достал пузырек с лекарством и стал капать ей на руку.
Тереза плакала. Не могла остановиться. От обиды, боли и собственной беспомощности. От лютой злости на всех, кто был тут — богатых, сильных, опасных. Как бы она хотела быть такой же сильной, чтобы всех их убить! Всех до единого передушить своими руками.
— Ох, ну куда тебе такие мысли, котенок? Остерегись. Бойся их, так тебе будет безопаснее.
— Я не боюсь их! Я их ненавижу! Ненавижу! — прошипела Тереза в ярости.
— Они телепаты, что они с тобой сделают, если услышат тебя сейчас?
Но ей было так больно, что уже стало все равно. Лекарство подействовало, ее рана затянулась. На запястье осталось большое красное пятно свежей кожи. Тереза, тяжело дыша, приходила в себя.
— Спасибо, Морхед, — искренне поблагодарила она.
— Это приказ маркиза, — напомнил он хмуро, но Тереза не хотела слышать. Она помнила, как Леонид безразлично глядел в свои карты, когда она валялась около его кресла, истекая кровью.
— Почему они такие?!
— Потому что Генрих прислал маркизу Франциску Балера. И он хочет, чтобы мэтр обратил ее. И ты в его планы не входишь.
— Почему?! Почему ее он защищает?
— Почему, почему. — Морхед повернул ее к себе спиной и стал неловко расшнуровывать платье. — Потому что хочет шпионить за делами мэтра, вот почему.
Тереза замерла от ужаса. Он ее раздевает?! Он… что?!
— Да не бойся ты. Сама же не сможешь, а горничные все ушли. Нужна ты мне больно, — прогудел здоровяк, и Тереза чуть расслабилась.
— Забирайся в постель. И не высовывайся лишний раз. Не играй с ним в игры, не заключай сделок. Маркизу ты покуда нужна, но его терпение не безгранично. Поняла?
— Да, — слабо выдохнула Тереза. Ее первое красивое платье валялось испорченной тряпкой под ногами. Такое красивое, такое нежное. Голубой шелк был заляпан бурыми пятнами крови.
Морхед ушел, Тереза распустила волосы и легла. Пыталась уснуть, но пережитый страх и волнение жалили тело, она просыпалась и судорожно зажимала запястье, ей казалось, что кровь снова хлещет из раны.
В очередной раз она проснулась оттого, что кто-то коснулся ее лица. Тесс вздрогнула. Над ней склонился маркиз Леонид.
— Тише, мышка. Это я.
Если он думал, что ее это успокоит, то ошибся. Тереза бешено испугалась, увидев его в своей спальне, в которую он не заходил ни разу.
— Что вам нужно? — спросила она и поморщилась — так жалобно прозвучал ее голос.
— Проверить, как ты. Морхед помог тебе?
— Да. Б-благодарю.
— За что?
— За... за все.
Леонид улыбнулся.
— Это правильно, что ты боишься меня, моя мышка. Тебе следует бояться. Так ты выживешь.
Тесс тут же почувствовала поднимающуюся злость. На него, на его кровожадных дружков, но больше всего — на себя. На собственную беспомощность и слабость.
— Я победила! — требовательно заявила она. — Я жива. Так что теперь вы будете меня учить.
— Великий воин тот видно был, раз великана вызвал драться… — продекламировал маркиз какие-то странные стихи. Тереза не знала откуда это. Он улыбнулся, и показались клыки. Его пальцы спустились с лица на шею. Медленно погладили.
Тесс хотела жалобно заскулить от ужаса. Только не опять! НЕТ! Но вместо этого чинно достала из-под одеяла руку и протянула ее маркизу.
— Прошу вас.
Он продолжал улыбаться.
— Я надеялся на большее, — заметил лукаво. — Ты хоть понимаешь, что твое выступление было мною тщательно спланировано? Вступи ты в беседу с Горацием или с принцессой, они мигом бы вычислили твое невежество, и пара прочитанных впопыхах книжек это не изменят. Я спас тебя от собственной глупости, моя дорогая. Вызвал тогда, когда наша принцесса крови заинтересовалась роялем, позволил сыграть в заведомо выигрышную партию. А еще заставил Франциску молчать так аккуратно, что никто и не заметил. Вместо мучительной смерти ты отделалась легким испугом. И что в ответ? Мне достается лишь рука?
— Шею дают те, кто хочет умереть, — отрезала Тесс. — Я не собираюсь умирать.
— У тебя есть не только шея, моя радость, — его рука скользнула под одеяло и потащила вверх сорочку. На Тесс ушатом воды обрушился страх и омерзение. Маркиз замер и с удивлением поглядел на нее.
— Что такое? Я тебе не по нраву?
Тереза молчала. Наверное, нужно было порадоваться. Если она станет его любовницей, шансов выжить поприбавится, так ведь? Может быть, а может и нет. Так что же? Изображать влюбленность? Да только как — он же знает, что она чувствует!
— Какой удар! — вздохнул Леонид и тут же рассмеялся. — Подвинься.
Он выпустил ее сорочку и толкнул вбок. Тереза послушно сдвинулась на вторую половину постели.
Маркиз с усталым вздохом завалился на спину поверх одеяла. Камзол он так и не надел, был в одной рубашке, брюках и сапогах, которые даже и не подумал снять.
— Какая бесконечная, утомительная ночь, — пожаловался он с привычной насмешкой в голосе. — И что в итоге? Два бокала выдохшейся крови и отказ в маленьких радостях обладания. Ты просто убила меня, мышка.
«Если бы...» — не смогла удержать Тесс злую мысль. Леонид приподнялся на локте, лениво дотянулся до ее шеи. И тут сжал ее стальными пальцами и дернул Терезу к себе.
— Что ты сказала? — прошипел он зло.
— Ничего! — прохрипела Тесс. — Ничего!!!
— Глупая, неблагодарная девка! — он отшвырнул ее прочь, и Тесс закашлялась. — Может, Франциска права, и я зря вожусь с тобой?!
Тереза кашляла и ненавидела его всем своим существом.
Леонид уделили ее «воспитанию» несколько ночей. В основном маркиз учил ее быть привлекательной женщиной, флиртовать, очаровывать, нравиться. У самого наглеца это выходило великолепно, ну еще бы, Фетаро ведь чувствовал мысли собеседника. Он был недоволен как Тереза двигается, сидит, говорит, хмурится, смеется, играет на рояле, обмахивается веером и, наконец, ест.
С едой был целый скандал. Леонид заявил, что сие действо ее прямой путь к сердцу любого мужчины. Она должна есть так, чтобы будить в мужчинах аппетит, а не желание придвинуть к себе поближе свою тарелку, в опасении, что она сметет и ее.
— У меня просто здоровый аппетит! — возмущалась Тереза и получала ледяной взгляд. Милые, очаровательные леди не должны были возмущаться. И она хлопала ресницами и чувственно касалась шеи, училась покачивать бедрами и вести фривольные многозначительные беседы.
Очень скоро Тереза начала скучать по книгам. Чего уж проще, сиди да запоминай. А теперь приходил Леонид, садился в кресло, закуривал сигару и ставил задачу.
— Допустим, я банкир. Женат, двое детей. Люблю крикет и поло, но старая травма не дает играть. Вперед, мышка.
И ей надлежало в кратчайшие сроки сразить его наповал. Разговором. Языком тела. Улыбками и кокетством. Умением поддержать беседу о том, что ему интересно. Тереза должна была разбираться с кем уместно блеснуть остроумием, а с кем изобразить дурочку. Голова ее пухла снова как в первый день за книгами и эта наука давалась ей куда сложнее.
— А ты думала достаточно иметь твое лицо и тело и все мужчины падут к ногам, дорогая? — глумливо усмехался маркиз. — В Междуречье, возможно. В Рейне красота частый товар и не такой ценный, как ум. Ум, Тереза, вот что должно двигать тобой, когда ты поправляешь волосы или не поправляешь их. Если его в тебе нет, так может я зря трачу время?
И она в гневе садилась напротив него в кресло и снова и снова пыталась очаровать «банкира с двумя детьми». Тесс ненавидела это притворство, но понимала, что покуда она не станет сильной (если вообще станет) ей нужно подчиняться терпеть и показывать мэтру свои успехи.
У Терезы по его оценкам получалось «убого», потом «могло быть и хуже» и наконец «будем считать, что сносно».
Он корил ее за излишнее жеманство и велел оставаться собой, но тут же одергивал, когда она пыталась сесть еще одну сладкую булочку с подноса.
— Но я люблю булочки! — страдала Тереза и понуро клала выпечку обратно.
— А мужчины любят стройные талии, дорогая.
— У меня плохая талия, мэтр? — Тереза тут же начинала бессовестно флиртовать. Она научилась делать свой голос чуть ниже и бархатистее, что Леонид очень одобрил.
— Не бойся показаться слишком томной, просто не будь такой постоянно. Играй, мышка. Играй в свое удовольствие.
Несмотря на многочасовой еженощный флирт, в ее спальне маркиз больше не появлялся, а Тереза решила, что «сдавшейся крепостью» и «преданной собачонкой» ей не бывать, так что и не ждала его. Почти…
На самом деле она каждый раз уходила от него с улыбкой. Флиртовать с Леонидом доставляло ей удовольствие. Он сам был мастер и иногда их разговоры становились полными неясных намеков, многозначительных пауз и в каждой из них Терезе мерещилась сладкая тайна.
Но маркиз всегда заканчивал их уроки одинаково. Складывал пальцы домиком перед лицом, упирая локти в подлокотники кресла, долго молча смотрел на нее, а потом вкрадчиво произносил:
— Тебе пора спать, мышка. Беги в свою норку.
У Терезы каждый раз перехватывало горло и ноги становились ватными от этой фразы. Все игры, разговоры, намеки все это было не всерьез, но его последний взгляд, всегда был приглашением. Тесс очень бы хотела так же уметь заставлять цепенеть мужчин, как Леонид заставлял замирать ее саму.
Балера оставила ее в покое, никто не пил ее кровь, Морхед пару раз даже веселил ее деревянными игрушками. Великан оставлял их на подоконнике около ее комнаты, и Тесс с улыбкой ставила их на свое трюмо. Это была безделица, ерунда. Он строгал их от скуки и от тоски по дому, с которым пришлось навсегда расстаться, но ей было приятно. Мало кто что-либо делал для нее просто так, не из жалости или желания чего-то добиться.
Но в итоге эти игрушки, подаренные просто так от чистого сердца, заставили Терезу горько затосковать по Анри.
Ее милый, добрый Анри. Она уже вторую неделю была тут, в Рейне в доме маркиза, а что было с ним? Он знал, где тайник, значит на пару месяцев заплатить за жилье будет чем, но что будет дальше? И что брат думает? Что Тесс умерла от чахотки? Она была слишком занята выживанием в этом новом страшном мире, наполненном интригами, вампирами и собственным неясным положением то ли прислуги, то ли еды, но сейчас, когда все более-менее успокоилось и мисс Балера перестала черным коршуном нависать над ней, Тереза смогла позволить себе беспокойство о брате. И тоску, горькую, глубокую тоску по единственному человеку, с которым она могла быть той Терезой с улицы Черемухи, которая для всего остального мира давно умерла. Доброй, милой, заботливой. Бескорыстной. Все это не было ей чуждо, просто она перестала отдавать это миру, когда он стал к ней жесток. Тереза не подставляла спину или щеку. Получив первые жестокие удары, сама взяла в руки оружие стала отвоевывать себе и брату место под солнцем, но вечерами, когда она приходила с их воровского промысла, с руками обожженными горячим кипятком в трактире и изрезанными бумагой от почтовых открыток, ее встречал Анри с вечной доброй улыбкой и, главное, ожиданием, что она, конечно же, будет доброй, честной и хорошей. Его милой Тесс.
Ей было очень важно сохранить этот кусочек души, тщательно оберегаемый и открытый только брату, и находясь тут, превращаясь в интриганку нового, запредельного для Междуречья уровня, Тереза тосковала по тому, как забиралась к Анри на постель, сворачивалась калачиком, а Анри гладил ее волосы и спрашивал «Как прошел день?», а она всегда врала, что хорошо.
Ранним утром, еще до рассвета, в комнату пришла мисс Балера и заспанные горничные.
Терезу одели, напялили шляпу с вуалью и вывели через черный ход. Закрытый неприметный экипаж, из тех что занимались в Рейне частным извозом, уже ждал. Терезе не позволили взять никакие вещи — мисс Балера была строга. Тесс смогла умыкнуть только одну из игрушек Морхеда, сунув ее в карман. Не хотела оставлять этой гарпии.
Провожать ее поехал строго вида мужчина, который кивнул Франциске и залез следом за Терезой в экипаж. Кучер щелкнул кнутом, и карета затряслась по каменной мостовой.
- Куда мы едем?
Мужчина напротив хмуро посмотрел на Тесс.
- Куда надо.
Тереза хотела открыть окно, плотно задернутое занавесью и посмотреть наконец на Рейну, о которой прочитала уже в стольких книгах по истории и по градостроительству. Но мужчина задернул занавесь.
- Нет! Тебя не должны видеть.
- Отлично! - фыркнула Тереза, откинулась на спинку сидения и стала дремать. Ладно, не сбежит от нее эта Рейна в конце концов.
Мужчина, как ей показалось, был человеком, по крайней мере, в рассветных серых сумерках совсем не щурился, а вампиры света поголовно не любили.
Они ехали около получаса, потом кеб остановился. Мужчина вышел первым, осмотрел улицу. - Выходи.
Тесс вылезла наружу. Это была приличная, застроенная каменными домами в два этажа, широкая улица. Дом, у которого они остановились, выглядел очень уютным, ухоженным. На каждом окне был премилый короб с цветами, хоть ставни и были в столь ранний час закрыты, это придавало ему немного провинциальный, но очень милый вид. Перила лестницы украшали кованые цветы чертополоха — в империи Галивар символ любви и свадеб. Мужчина и Тереза поднялись на крыльцо. Перед дверью лежал добротный коврик из плетеной соломы. Ну прямо дом, милый дом. - хмыкнула Тереза. Она прекрасно представляла, куда ее привезли.
Мужчина постучал в дверной молоток. Открыли сразу.
- Доброе утро, - мило поздоровалась дородная миловидная женщина лет пятидесяти. - Прошу тебя, дитя, входи.
Тереза вошла и только тут поняла, что ее спутник заходить не собирается. Он отдал женщине письмо, скрепленное печатью маркиза Леонида, и сбежал по ступеням раньше, чем женщина успела закрыть за Терезой дверь.
Ну вот и все. Она в доме куртизанок. Отлично! Всю свою жизнь она боялась попасть на улицу Поющих Цветов в Междуречье. Она чуть не умерла от чахотки, еле выжила в доме вампира и где она в итоге оказалась?! В борделе! Проклятый Леонид с его проклятым планом!
Тереза на мгновение подумала — а не дать ли деру прямо сейчас? Оттолкнуть тетку, сбежать по ступенькам и бежать, бежать, бежать… Куда? - тут же одернула она себя. - далеко ты убежишь, дура! До ближайшей почтовой станции, где Морхед или этот мужик тебя и сцапает.
- Дай-ка на тебя посмотреть. - женщина подняла вуаль и стала рассматривать Терезу. Ну да, ну да, покажите товар лицом, - заерничала она про себя.
- Матерь всеблагая, да у нас тут красавица! - всплеснула тетка руками. Она была полной и оттого казалась такой же уютной и милой как этот дом. На толстых пальцах не было ни одного кольца, платье ее было строгим — темно-синее, из плотной ткани, из украшений только белый кружевной воротничок и накрахмаленный фартук, да блестящие серебряные пуговицы. Лицо у дамочки было круглым, румяным, а глаза — ну просто два омута благодушия. Светлые, очень пышные вьющиеся волосы она пыталась убрать в строгий пучок, но тот разваливался на глазах.
- Пойдем-ка накормим тебя. Ты такая худенькая!
И она повела Терезу вглубь дома. Тесс не выпускала из виду конверт у нее в руках, вот бы прочитать что там Леонид написал. Он точно мог ей чего-нибудь и наврать про свой план, в этом Тереза не сомневалась ни секунды. Фетаро был слугой только своих интересов и ничьих больше.
- Меня зовут мисс Мери. Да я знаю-знаю! Мисс да еще и Мери! - она похлопала себя по крутым бедрам. В Галиваре была старая песенка «Стройняшка Мери». - Но как ты понимаешь миссис у нас тут нет. Но это вовсе не значит, что тебе ею не стать! - заверила она горячо. - Бывают самые разные случаи и наше девушки не раз и не два становились законными женами! - она усадила Терезу за стол и принялась хлопотать у очага. Там стояла огромная кастрюля. Пахло молочной кашей. Письмо эта святая клуша Мери сунула в карман на фартуке.
- Ах, малышка, я так сочувствую тебе по поводу твоего мужа. Такое горе! Надо же! - она поставила перед Терезой глубокую тарелку с кашей, посыпала орехами и стала готовить чай. - Ну, ничего, теперь ты, по крайней мере, не окажешься на улице!
- Мда, стать шлю…
- А-а-а! - мисс Мери резко обернулась. - Это слово тут под запретом, дорогая. В Шипах и Розах нет… того, что ты сказала. Все девушки тут славные и добрые, просто жизнь с ними обошлась несправедливо. И хозяйка дала им шанс жить вот так, в роскоши, общаться с молодыми красивыми и знатными мужчинами.
- Общаться, ага. - Тереза разыгрывать комедию тут не собиралась. Об-ща-ться! Такой уж шанс пообщаться!
- Я понимаю, дорогая. Все мы проходим через это. Но поверь, это куда лучше, чем оказаться на улице в грязной подворотне. Правда же? - толстушка поставила перед Терезой чашечку ароматного кофе.
- Определенно, мисс Мери. Спасибо. - проворковала Тесс, засунув свое мнение о Шипах и Розах поглубже.
Пока она ела, Мери не останавливаясь трещала. Этот дом для учениц, тех кого хозяйка еще не сочла достойными представлять их заведение в обществе. Но ничего, такая красотка как Тесс очень быстро всему научится и сможет начать работать и зарабатывать.
«Ты даже не представляешь насколько быстро» - подумала Тесс, но сама продолжала слушать, кивать, удивленно открывать рот, там где требовалось удивиться, ахать где нужно было восхититься. Мисс Мери, похоже, верила в то, что говорила. Тереза, как и со всеми такими вот простаками, почувствовала себя немного неловко. Вот же клуша! И ничего ведь, живет припеваючи.
Неделя в «дендрариуме», как Тереза про себя стала называть дом ученичества будущих дорогих куртизанок Рейны, стала для Тесс сущим курортом.
Она спала ночами, выравнивая свой график жизни после вампирских правил, ела сколько влезет на кухне добрячки мисс Мэри и ходила на занятия с Розами, которые учились дренькать на музыкальных инструментах, ходить, покачивая бедрами, и вести светские беседы.
Единственным отличием от уроков маркиза было обязательно чтение утренних газет, так как мужчины в обществе страсть как любили обсудить политику, и Розочкам, хоть и надлежало утихомиривать и сводить такие споры к миру, но следовало уметь разбираться, о чем вообще идет речь.
Леонид не посвящал ее в новости большого мира Рейны. Оказывается, их Священная Империя Галивар находилась на пороге очередной войны. На этот раз с западными соседями — Королевством Маркия. Именно в их столице, Буланьере, недавно убили галиварского посла, графа Пелье. О чем рейнские газеты трубили каждый день на первой полосе. Скука смертная! Ну вот какое ей дело до этого графа, наверняка богача и засранца? Никакого!
Самыми веселыми уроками были уроки «науки любви». Где взрослая и весьма угрюмого вида женщина по кличке Грымза строгим и безапелляционным тоном вещала юным Розочкам, что долг любой Розы — удовлетворить и усмирить бурю в душе государственного мужа, дабы он мог посвятить свои мысли отечеству и императору. Тереза пару раз не удержалась и прыснула в кулак. О, да! Да тут сплошные патриотки собрались, ага!
Также были индивидуальные занятия, на которые в дом приглашались молодые мужчины. Грымза, очередная ученица и обалдевший от счастья молодчик запирались втроем на несколько часов в отдельной комнате с большой кроватью. После таких уроков девушки, смущенно хихикая, делились новоприобретенным опытом, но больше насмехались над Грымзой.
— Взяла я его за…
— И?
— А она «Не так, Лисса, вот смотри как надо» и схватила. А он… пум. И упал!
Дальше следовал приступ истерического хохота всех присутствующих.
Такие разговорчики в укромных уголках были делом обычным. Розы — это тебе не трясущиеся девственницы, продающие право. Тут никого не интересовала «чистота», не замуж же берут! Опыт был ценнее. Миссис Хелен спросила Терезу, требуются ли ей уроки, но та снисходительно отказалась. Вот еще! И так все умеет! А то, что Леонид намекал, что она неопытна в вопросе ублажения мужчины, — так она просто его ублажать не хотела.
Липовая наставница Терезы, признанная и известная Роза баронесса Виолетта Леронье (болтали, что мелкий титул она получила после того, как ублажала самого императора), появилась в первый вечер. Она была красива и в нежно-розовом платье смотрелась эфемерной, хрупкой и невинной. «Занятный образ для шлюхи», — подумала Тереза при встрече. Роза смерила Тесс взглядом, приказала встать с кресла.
— Осанка ужасная. Тебе не говорили не сутулиться?
Тереза постаралась выпрямиться, представляя себе мисс Балера и ее манеру ходить словно доска несгибаемая.
— Так лучше. Что ж, хорошо. По крайней мере, за внешность будет не стыдно. Что вы думаете об этом страшном убийстве посла, Тереза? — проворковала она милым тоном светской беседы.
— Ужасная трагедия. Но чего же еще ждать от варваров из Маркии! — Тесс в тон ей покачала головой, словно ее волновала эта Маркия, граф Пелье и прочие совершенно незначительные в ее жизни события.
— Хорошо, я выведу вас в свет.
— Благодарю вас.
На самом деле Тереза была уверена, что эта фифа выведет ее, даже если она будет горбатой, хромой и немой. Одного у Леонида Фетаро было не отнять — он умел убедить людей содействовать ему. Угрозами, деньгами или своим телепатическим даром, Тереза не знала. Но все эти женщины, хоть и строили из себя не пойми что, на цыпочках бегали вокруг маркиза. Тереза тоже хотела однажды обрести такую власть. Ох, как бы ей тогда жилось замечательно!
Вырвавшись из дома магистра Фетаро, Тереза стремительно теряла и очарованность, и страх. В ее голове появлялись мысли предать маркиза и действительно рассказать обо всем Шефердам. Вот только слова Морхеда не давали покоя. Она помнила графиню-оборотницу. Волки Шеферды называл ее деогенса — со старо-галиварскогоо «богиня рода». Титул жены вожака стаи, главной волчицы. И, по словам Леонида, именно она управляла кланом в большей степени, чем граф Ричард. Они были равны во влиянии. Муж занимался политикой, репутацией и влиянием Шефердов в свете, интригами и обхаживанием императорской семьи. Жена — семейными делами. Обучением волчат, поддержанием численности стаи, заключением договорных браков и, разумеется, воспитанием собственных детей.
«Ты попадешь на ее территорию, мышка. Берегись ее. Она богиня в этом доме, и ее слово закон», — так говорил ей Леонид.
Тереза представляла, как говорит Эверетту Шеферду, что чистосердечно кается в том, что ее послали шпионить вампиры Фетаро, и его мамаша небрежным взмахом руки отправляет ее в пыточную. Картина была слишком правдоподобной, чтобы Тереза осмелилась рискнуть.
Но в любом случае, думать об этом было рано. Сначала ей предстояло попасть в их дом.
На третий день в ее комнате снова объявилась Марика — та, что пыталась ее выгнать. На этот раз она была церемонна и спросила, может ли она забрать вещи Ванессы.
— Забирай, — позволила Тесс безразлично. Марика собрала косметику, открытки и фотографии, вытащила из-под кровати маленький, потрепанный чемоданчик и сложила все туда.
— Куда она делась, эта Ванесса? — решила «полюбопытствовать» Тесс.
— Она первый раз вышла в свет. Ее наставница сказала, что ее забрал очень богатый и влиятельный мужчина. Совсем забрал, себе на содержание.
— Это же хорошо, — Тереза отошла к окну, не желая иметь с вещами покойницы общего. Марика доставала из шкафа скромные платья и складывала в чемодан.
— Ее наставница лгунья! Ванесса не собиралась оставаться ни у кого на содержании! Она вообще хотела бросить это все и вернуться домой! Ее мачеха продала сюда! А у нее брат остался! Она бы не осталась! Она бы вернулась!