Андерхилла всегда немного раздражало, что Леди Май все воспринимает раньше его.
Сцепив зубы, он приготовился к мгновенной муке перехода, но узнал от Леди Май о том, что переход уже произошел, еще до того, как сотряслись собственные его нервы.
Земля словно упала куда-то далеко-далеко, и прошло несколько миллисекунд, прежде чем он нашел Солнце в верхнем заднем правом углу своего телепатического сознания.
«Хороший прыжок, — подумал он. — Четыре-пять таких прыжков, и мы на месте назначения».
Леди Май в нескольких сотнях миль от корабля откликнулась: «О теплый, о щедрый, о великан! О смелый, о добрый, о нежный и огромный Партнер! О как хорошо, хорошо, тепло, тепло, тепло с тобой вместе драться, с тобой, с тобой…»
Он знал, что это собственное его сознание придает словесную форму ее смутным, полным огромного расположения к нему мыслям, переводит их на язык понятных ему образов.
Ни его, ни ее обмен приветствиями, однако, не поглотил целиком. Андерхилл вгляделся дальше, чем могла увидеть она, — не изменилось ли что-нибудь в пространстве вокруг? Было как-то странно, что ты можешь делать два дела сразу. Когда на нем был шлем светострелка, внутренним зрением он мог оглядывать космос и в то же время ловить праздные мысли Леди Май — например, полную нежности и любви мысль о сыне, у которого золотистая мордочка, а на груди мягкий, невероятно пушистый белый мех.
Все еще обегая взглядом космос, он уловил предупреждение от нее: «Прыгаем снова!»
Да, второй прыжок. Звезды были другие. Солнце осталось позади, немыслимо далеко. Страшно далеко было теперь даже до ближайших к кораблю звезд. В таких вот местах, в таком вот открытом космосе и появлялись крысодраконы. Андерхилл искал опасность, готовый, едва найдет, метнуть Леди Май прямо на нее.
Внезапно его пронизал ужас, острый, как боль от перелома руки или ноги. Это Вест только что нашла нечто огромное, длинное, черное, заостренное, прожорливое, леденящее душу. И Вест метнула на это Капитана Гава.
Андерхилл попытался сохранить ясную голову. «Берегитесь!» телепатически крикнул он остальным, начиная в то же время перемещать Леди Май.
С какого-то места на поле боя в его сознание ворвалась хищная ярость Капитана Гава — это персидский кот, подлетая к скоплению пыли, угрожавшей кораблю и людям внутри его, бросал световые бомбы.
Хоть и ненамного, но Капитан Гав промахнулся.
Скопление пыли перестало быть похожим на электрического ската и приобрело форму копья.
Длилось все это меньше трех миллисекунд.
— К-а-п-и-т-а-н… — медленно начал Папаша Мунтри.
Но Андерхилл уже знал, что он скажет: «Капитан, скорей!», и до того как Папаша Мунтри договорит свою фразу, бой кончится.
Теперь в игру вошла Леди Май.
Вот когда нужна молниеносная реакция Партнера — она и решает все. Леди Май реагировала на опасность быстрей, чем он. Огромная крыса, несущаяся прямо на нее, вот что такое была для Леди Май эта опасность.
Световые бомбы Леди Май бросала с недоступной для него точностью.
Он был связан с ней, но угнаться за ней не мог.
Сознание Андерхилла приняло страшную рваную рану, нанесенную столь не похожим на человека врагом. Никто на Земле не знал подобных ран, этой раздирающей, безумной боли, начавшейся с ощущения ожога в пупке. Он почувствовал, что его корчит.
Но еще ни одна мышца у него не успела дернуться, а Леди Май уже нанесла их общему врагу ответный удар.
Через равные расстояния на общем протяжении в сто тысяч миль вспыхнули пять световых ядерных бомб.
Боль исчезла.
Он пережил мгновение страшного в своей свирепости, чисто животного восторга, охватившего Леди Май, когда она приканчивала врага. А потом ее разочарование — кошки всегда бывали разочарованы, когда обнаруживали, что враг, казавшийся им огромной крысой, бесследно исчезал в миг своей гибели. И только потом докатилась до него волна страданий, боли и страха, испытанных ею во время боя.
И опять укол боли — при переходе в плоскоту.
Корабль прыгнул снова.
Андерхилла достигла обращенная к нему мысль Вудли: «Не беспокойся ни о чем. Мы с этим старым негодяем вас подменим».
Еще два укола боли, два новых прыжка.
Когда Андерхилл пришел в себя, внизу сияли огни космической станции Каледония.
Потребовалось огромное усилие, чтобы ввести сознание в нужный режим, но когда это ему удалось, он, как всегда, точно и бережно вернул кораблик Леди Май назад, в трубу запуска.
Она была полумертвой от усталости, но он ощущал биение ее сердца, ее прерывистое дыхание и ее благодарность.