Игра на эшафоте

Глава 21 На пороге войны

— Что пишешь? — Вытирая пот с лица, усталый Рик подошёл к Мае, сидевшей за столом у окна. На ходу сняв потрёпанный камзол, он швырнул его в кресло, схватил кувшин холодной родниковой воды и с наслаждением выпил. С улицы под окном доносились крики и звон стали — тренировка ещё не окончилась.

Мая прикрыла рукой страницы дневника, но быстро расслабилась, потирая покрасневшие глаза. После побега из Нортхеда она часто выглядела так, словно много плачет. Улыбаться она тоже перестала. Может, её одолевали тяжёлые воспоминания?

— Пишу о том, что вижу, о людях, о событиях… О разном…

— Можно посмотреть?

— Нет, это пустяки, — Мая скосила глаза на дневник, потом немного смущённо посмотрела на Рика. — Я просто стараюсь восстановить память.

— Разве она не вернулась? Ты говорила…

— Я многое вспомнила, но не всё. Иногда такое чувство, что я во тьме и надо пройти ещё чуть-чуть… Когда я пишу, это чуть-чуть уменьшается. Господин барон вернулся?

— Нет пока. — Георг уехал в своё поместье, где сейчас хозяйничал Гордей Иглсуд, пятнадцатилетний брат Михаэля. Айварих давно обещал Иглсудам немалые земли в придачу к баронскому титулу и вот передал им поместья Георга после конфискации. Старый Проспер Иглсуд, отец Михаэля, остался в Нортхеде. Барон Ворнхолм решил, что самое время нанести визит новоявленному владельцу. С собой он прихватил людей Валера Мэйдингора в полном вооружении. Конечно, Георг не собирался захватывать земли — он нуждался в людях. Не всё же у Валера просить. Барон был уверен, что на его землях хватит желающих вернуться на его службу.

Рика с собой он не взял, пообещав отдать ему Рудокопов — как в шутку прозвали обученных и вооружённых Валером солдат, — если Рик обучит равное им количество оголодавших воров, разбойников, дезертиров, скоморохов, музыкантов, святых отцов-эктариан, алкашей, обнищавших зарианцев и многих других, кто искал хоть какого-то порядка, укрытия и еды накануне грядущей зимы.

С помощью трёх сотен Рудокопов, советов и проводников Валера им удалось взять Вышетос — старый форпост горцев на реке Даугаса, отделявшей горные массивы от лесистых равнин. Узкими тропами они прошли по Серебряным горам на юг и ударили по сонному городку, обитатели которого не удосужились поставить надлежащую охрану у ворот. Собственно, крепость давно не действовала, стена почти разрушилась. Горцы здесь не жили, жителей было мало, но удачно выстроенная в древности крепость позволяла отбивать атаки и при случае отойти в горы.

Горожане таращились на них, не проявляя вражды. Они ещё не поняли, что в стране началась гражданская война. Георг выставил дозоры, поставил охрану у моста через реку и приказал начать работы по восстановлению крепости, снарядив для этой цели сотню горожан. Недовольным солдаты быстро заткнули рот, казнив троих, попытавшихся сбежать. Местный староста пообещал довести до горожан, что об охоте — ею жило почти всё население — пока придётся забыть. Георг надеялся сохранить лагерь в тайне хотя бы ненадолго.

Вокруг Вышетоса поселений не было: с севера и востока высились горы, за рекой начинались леса, богатые пушным зверем, оленями и кабанами. Пушнину веками обрабатывали и продавали как местным аристократам, так и за границу. Поскольку город был невелик, новоприбывшие разместились в лагере за рекой, чуть ли не среди деревьев, оставив в городе постоянный гарнизон. По крайней мере, с дровами и едой проблем не возникало. Леса, уходящие на север до Иштирии, принадлежали казне, в пятидесяти милях к югу находились родовые земли Ворнхолмов. Также в пятидесяти милях, но к западу, находился Соуборт — через него проходила прямая дорога, соединявшая север с югом страны и позволявшая перекрыть доступ товарам из Нугарда в Нортхед. Игер отправился выяснять, какова там обстановка — этот город был настоящей целью Георга.

Рику поручили обучать новобранцев искусству стрельбы из лука и боя на мечах. Дело шло из рук вон плохо, люди матерились, плевались, задирали друг друга, даже развлекались. Рик, вытирая пот, и не думал стонать. Такую охоту у него напрочь отбил Игер Яйцо, руководивший небольшим отрядом бывших стражников. Как-то в очередной раз после того, как Рик заявил, что хочет настоящего дела, а не мышиной возни, Игер ухмыльнулся, свистнул так, что у всех заложило уши, и объявил:

— Его милость Райгард Сиверс хочет взять Соуборт с наскока. Идите с ним и добудьте ему победу! Прямо сейчас!

Все загоготали, Рик набычился. С этими «солдатами» отправляться куда-либо было верным самоубийством. Так он и сказал Игеру, который уже не смеялся:

— Ещё недавно и я бы с тобой никуда не пошёл. Писка детского мне не хватало! Это в пелёнки какать да девку трахать само получается, а на войне всё по-другому. Хочешь жить — учись убивать или убьют тебя! Ты вот сразу этому обучился? Готов заложить второе яйцо, только после того, как тебя погоняли как следует да десять потов согнали. Всему свой срок, пацан. Иль думаешь, тебе Айварих армию подарит? — Смех усилился. Рик покраснел. — Ну, может и подарит, чтобы закопать нас под сосенками, потому как супротив него мы не соперники, солдат у нас раз, два и обчёлся, — Игер мотнул головой в сторону бывших сослуживцев Рика. Рик посмотрел на них: эти люди умели воевать, Яна Горна сам же Рик научил кое-каким приёмам. Он многих обучил в казарме, как раньше Дим обучил его самого. Рик задумался. Игер это заметил и прекратил издеваться, понизив голос:

— Никто не сделает для нас того, чего мы не готовы сделать сами! Барон с помощью грёбаной дипломатии затащит себе в постель змей, то бишь союзников, а твоё дело — дать ему армию, чтоб союзники уважили наши интересы и раскошелились как следует. Армия не падает с неба, её надо создавать. Даже из отребья, на которое в мирное время ты и не глянешь. Воры, убийцы, эктариане, зарианцы и прочие сукины дети пойдут за тобой, если ты научишь их, как отобрать у врагов деньги и баб. Им похрен, кто правит страной, лишь бы их не трогали да на пожрать хватало! Пока они на твоей стороне, используй это! Поделись с ними знаниями, и через пару месяцев они пойдут за тобой хоть к Селевруну. Тьфу ты, в ад.

Бывший мебельщик не раз поминал языческих богов, особенно Таркуруна, когда начинался очередной ливень с грозой. Рику было плевать, потому что он был прав. После отъезда Георга Рик заставил всех бывших стражников обучать группу новобранцев. Каждый день крепость оглашали удары мечей, свист стрел и ругань отбивших почки или ещё что-нибудь «учеников» пополам с добродушным смехом или едкими издёвками «учителей».

Самайя просчитала в уме несколько цифр и записала получившееся число в учётную книгу. Теперь у них тысяча четыреста пятьдесят два человека. Это были Рудокопы Валера, вассалы Георга, прибившиеся из разных мест люди, несколько вышетосцев. К радости Рика прибыли и пятьдесят человек из Тенгрота.

Пятеро за неделю умерли от дизентерии, а может, от сифилиса, двое пристрелили друг друга на охоте, четырнадцать дезертировали, одного топором зарубил отец девушки за попытку изнасилования. Всё это Самайя тщательно заносила в книгу — ежедневные записи помогали сосредоточиться и не думать о том, что Ноэль мёртв. Она уже перестала плакать, но боль всё равно возвращалась, как и надежда — что Дим или Краск сдержат слово. А пока она старалась приносить хоть какую-то пользу мятежникам.

Поначалу к этому делу Георг пристроил бывшего писаря по имени Гарик, сбежавшего с разорившейся ткацкой мануфактуры. Его прозвали так после того, как он угорел: он так увлёкся счетами, что не заметил, как бумаги загорелись от свечки. Лицо Гарика покрывали следы ожогов, хотя кожу на руках он умудрился сохранить чистой. Гарик разразился такой жалостной тирадой о себе несчастном, что Георг посадил его на самое занудное дело — вести счета. Вскоре стало ясно, что это ошибка: судя по тому, как часто не совпадали цифры, Гарик изо всех сил помогал предприятию разориться, и Георг отправил его учиться стрелять за городом из бомбарды. Орудия валялись в сарае у городских ворот — никто не помнил, зачем их сюда завезли. Гарик оказался способным, через неделю от орудий его было не оттащить. Самайе казалось, что он невероятно счастлив в новом деле, только постоянные дожди и сырая пороховая смесь портили ему настроение. Отныне его беспокоил лишь оставшийся запас пороха и ядер — их он всегда помнил назубок.

Гарик был не единственным пришельцем: Георгу недолго удалось держать в тайне их появление в Вышетосе, всё больше мужчин прибивались к их армии. Самайя с трудом осваивалась в мужском обществе, не раз её пытались затащить в постель. Когда Игер при всех развязал гульфик обтягивающих штанов, публично показал свой изуродованный орган и заявил, что это лишь половина того, что он сделает с обидчиком любой женщины, все притихли. В отсутствие Георга Игер стал негласным командующим.

Самайя больше не пугалась мужчин: неприятные попытки ухаживать за ней казались мелочью после того, что она пережила. Бывшие стражники уважали её за верность королеве и боялись из-за клятвы на Истинной Летописи, словно она имела отношение к жуткой смерти Холларда Ривенхеда. За глаза её называли колдуньей, но здесь различия между верой никого не волновали: каждый верил, что всяк имеет право любить любого бога, богов и особенно богинь. Кто-то посещал городскую церквушку, кто-то клялся языческими богами, кто-то сам читал священные книги или посылал всех богов в одном направлении. Рик поначалу смотрел на эти вольности неодобрительно, однако давние разговоры с Сильвестром, память о Самуиле-Даннике, миролюбивые наставления отца делали своё дело: Рик взял пример с Георга и перестал обращать внимание на то, кто во что верит, заботясь только, чтобы обучение шло как надо и соблюдались правила.

Правила установил Игер: не насиловать женщин, подчиняться командирам, драться как следует. После того, как Самайя недосчиталась сотни серебряных монет, выданных Георгом для оплаты солдатам, Игер лично обыскал вещи всех, включая стражников, Рика и себя, нашёл украденное и попросил Самайю уйти. Рик потом нехотя сказал, что вора, в конце концов, повесили. С тех пор добавилось правило: не красть у своих и у мирных жителей, если они помогают их армии.

Во дворе послышался шум. Самайя выглянула из окна: вернулся Игер, ездивший на разведку. С ним было несколько незнакомых людей, которых Игер подвёл к барону Ворнхолму, наблюдавшему за тренировкой солдат. Самайя поспешила на улицу.

— …пора. Если за месяц они ничему не научились, тем хуже для них. Дороги и так размыты из-за проклятых дождей: ещё немного, и придётся здесь зимовать, — барон говорил быстро и резко. Похоже, они собираются брать Соуборт прямо сейчас.

— А ты что скажешь? — обратился к Игеру Георг. — Что ты узнал?

— Гарнизон человек двести, четверть перейдут на нашу сторону, — немного скептично сказал Игер. — Если так, то справимся. Вон, спросите местного, он сам меня нашёл, — Игер кивнул на незнакомца.

— Да, мой господин, город сдастся вам, у меня хватит людей внутри. Они помогут, — Самайя прислушалась к знакомому голосу. Незнакомец кинул на неё взгляд и почтительно кивнул. Она вздрогнула: это был Захар из Малгарда.

Георг слушал Захара и прикидывал, сколько людей потребуется для взятия Соуборта. Город лежал примерно посередине между Нортхедом и Нугардом, на берегу Калсы. Он был отлично защищён стеной с трёх сторон: из-за его центрального положения на важных торговых путях находилось немало желающих пограбить горожан и богатые предместья. С запада город охраняла река, однако мост через неё не поднимался: никто не смог бы напасть со стороны междуречья двух рек. Истоки Калсы и Волаги находились недалеко друг от друга в горах Западной Сканналии, оттуда их воды текли на юг, сливаясь в одну реку у Четворта. Соуборт находился как раз в том месте, где расстояние между реками было наибольшим — около сорока миль, занятых озёрами и болотами. Южнее начинались пахотные земли Чевиндомов. Бродов через широкую, быструю Калсу не существовало, узкий проход между истоками рек контролировали Холмкресты.

Как сказал Захар, все считают, что Георг и его люди будут ждать весны. Как бы не так! Это верный способ сдохнуть с голоду. Георг уже решил брать Соуборт. Это был ближайший к Вышетосу город: севернее разорённый Малгард, занятый крупным гарнизоном короля, и Корнхед, к которому незамеченными не подобраться. На покрытый поселениями юг не хватит сил.

Всего у Георга было около семисот малообученных мерзавцев, пара десятков бывших стражников, три сотни Рудокопов Валера и пять сотен человек, собранных Георгом в бывших владениях. Эти пятьсот человек даже умудрились получить боевой опыт в драке с людьми юного Гордея Иглсуда. Мальчишка попытался сопротивляться Георгу, но перед яростью людей барона оказался бессилен. Теперь у Георга был заложник.

Соуборт взяли почти без потерь: город не ожидал атаки со стороны реки. Георг решил, что штурмовать стену себе дороже, и придумал другой план: пройти около ста миль на северо-запад от Вышетоса до истоков Волаги и Калсы, оттуда двигаться на юго-восток по междуречью до моста через Соуборт. На пути лежали горы и болота, так что эта местность считалась непроходимой для армий. Захар сказал, что пройти можно, если знать как. Георг не брал обоза и артиллерии, только пехоту да немногочисленную конницу. Им удалось проделать всё расстояние за неделю. Георг с конницей выехал вперёд на переговоры с бароном Холмкрестом, который заперся на острове посреди небольшого озера меж двух рек и разрывался между двумя желаниями: перерезать Георгу глотку, чтобы поквитаться за казнённого сына Ульрика, и помочь ему, чтобы покончить с Айварихом. После разговора с Георгом Холмкрест не только пропустил их, но и дал проводников, благодаря чему они прошли пустынные болотистые земли междуречья так быстро, что в Соуборте не знали об их приближении.

Рано утром по незащищённому мосту люди Георга прорвались в город под проливным дождём. Часть дозорных выступила на их стороне, вскоре город капитулировал. Георг отправил гонца в Вышетос с требованием вести сюда всех прямым путём. Неделю спустя остатки армии Георга преодолели пятьдесят миль от Вышетоса и начали располагаться на зимовку.

У жителей не было шанса противостоять полуторатысячной армии солдат, мечтавших о сухих штанах, горячем пунше и тёплой девке у печки. Несколько дней горожане прятались по домам — Георг потратил это время на то, чтобы установить орудия на стены, вытащить из местных арсеналов всё, что могло помочь, пересчитать склады с зерном и расселить людей по домам тех, кто слишком яростно протестовал против их прибытия. Захар сообщил ему имена наиболее активных сторонников Айвариха, знатных и богатых горожан. Георг собрал их у себя, потребовав заложников. Всё шло своим чередом. Продовольствие с юга достигало Соуборта, дальше Георг мало что пропускал. Нортхед должен голодать: найти другую дорогу зимой было невозможно.

Стоило горожанам и солдатам Георга попривыкнуть к положению, как начались стычки, драки и провокации. Георг пресекал их, но ситуация накалялась. Дожди почти не прекращались, в середине осени ударили заморозки. Правила общения с местными стали жёстче, для умиротворения недовольных Георг распределял часть продовольствия между жителями бесплатно. Самайя занималась учётом продуктов и устала отбиваться от взяток и угроз, из-за которых Рику или кому-то ещё приходилось частенько её сопровождать. В конце концов на место её телохранителя пристроили Гордея Иглсуда: он и боялся Маи, и одновременно был в неё влюблён.

Ривенхеды захватили контроль над Усгардом в Южной Сканналии, в ста двадцати милях от Соуборта. От их вестников Георг впервые узнал, что происходит за пределами страны. Гонцы сновали между двумя городами, сообщая о блокаде портов, начавшейся в Нугарде эпидемии холеры и новых восстаниях крестьян против зарианцев, помещиков, сборщиков налогов и фанатичных проповедников. Год назад Айварих давил любое восстание, сейчас недовольство ширилось, а возможности короля убывали. Усгард, напрямую соединённый с Южной гаванью, получал продовольствие от барундийцев благодаря Ривенхедам, только Нугард пока не сдавал позиций. Зимой или весной там наверняка начнётся голод, тогда их ничто не спасёт. Нугард помог Айвариху прийти к власти, он не должен помешать Дайрусу эту власть вернуть.

В середине осени пошли слухи, что Айварих собирает армию. Иглсуды, Чевиндомы, Беллгоры, Орланды, Мэйдингоры, Данроги и многие роды помельче поставили ему около пяти тысяч человек. По мере роста количества восстаний, отряды направлялись королём на их подавление, причём никто не церемонился — виселицы торчали повсюду.

Георг ожидал нападения с севера, но бесконечные дожди и ранние заморозки заставили короля отложить поход до весны и распустить армию по домам. Георгу сообщили, что король издал приказ о новом наборе весной, выставив квоты для аристократии, городов и сёл. Он хотел набрать по крайней мере десять тысяч, чтобы разбить отряды мятежников. Платить солдатам должны были те, кто их поставлял, что вызвало недовольство и пока ещё скрытое раздражение у баронов. Георг надеялся, что собрать эту армию королю не удастся, и ради этого осень и зиму занимался переговорами с главами родов.

В конце осени в Соуборт с севера начал стекаться бесконечный людской поток. Осаду пришлось держать не от армии Айвариха, а от голодных, обозлённых людей, которых разогнало начало зимы: они разбились на отряды и разбрелись по стране в поисках наживы.

Зима оказалась более трудной. Самайя занималась распределением продовольствия, лечением больных и обмороженных людей. Погода словно взбесилась: снежные бури часто длились по несколько дней, дороги заносило снегом в человеческий рост, охотиться было невозможно, звери в лесах дохли от голода, стаи голодных волков вперемешку с одичавшими собаками пробирались в деревни и уничтожали людей и припасы, птицы падали прямо в полёте. Никто не помнил такой зимы. Люди в Сканналии всё чаще поминали скантских богов, говоря, что Истинная Летопись наказывает всех за непочтение к ней и её создателям. Страх и отчаяние вынуждали людей вспоминать или выдумывать новые молитвы Таркуруну, Моруне, Селевруну, остальным девяти богам и их великому Праотцу, чьего имени никто не знал. Древние сказания и легенды обрели смысл: уже не дети слушали их, открыв рот, а взрослые трясли стариков, чтобы те подсказали выход из положения. Но выход был один: дать Истинной Летописи говорить. Никто не понимал, почему Айварих не назначает нового летописца. Многочисленные пророки, ясновидящие, чернокнижники вдруг начали вещать на улицах Соуборта о том, что грядёт конец света, древние боги погрузят Сканналию в пучину морскую, как когда-то сделали с Дингардом. Они рассказывали о многочисленных знамениях — красных кометах, тёмном солнце, падающих звёздах — и обещали спасение за возвращение к вере прапрадедов. Захар объяснял желающим, что происходило сотни лет назад, когда Летопись впервые замолчала, пока Георг не приказал ему заткнуться. В городе появились книги с рисунками и гравюрами, сборники легенд, рассказывающие историю богов и скантских вождей, Истинной Летописи приписывали всё более страшные силы.

Георг неодобрительно относился к таким настроениям: когда в Соуборте возник небольшой алтарь с идолом Таркуруна, он разрушил его под гневные вопли одних и приветственные крики других. Всяк волен верить, во что хочет, сказал Георг, но раздоров из-за богов он не потерпит. Любых пророков он гнал из города нещадно — чтобы не разводили панику. Не допускал Георг и столкновений между сторонниками эктариан и зарианцев. Хотят жить в городе — пусть живут мирно друг с другом. Тех, кто отказывался, выставляли за ворота на верную гибель.

Мир, к сожалению, не наступал. Однажды Игер поймал у языческого алтаря пятерых горожан в длинных балахонах с капюшонами: они положили на камень убитого младенца и рьяно молились, гундося песни на незнакомом языке. Хотя Георг повесил всех пятерых, погода ухудшалась. Люди больше боялись неведомой силы, чем Георга Ворнхолма. Священники пытались бороться с проявлениями язычества, настроив многих против себя. Новыми подробностями обрастала история спасения Самайи от эшафота, к ней потянулись целые делегации с мольбами о спасении. Поначалу она пыталась объяснять, что просто сказала правду, — ей не верили, умоляли дать благословение. Самайя начала прятаться ото всех.

Весны ждали все — со страхом, надеждой и сомнениями. Грядущая война почти никого уже не пугала.

С начала весны жители Нортхеда с надеждой смотрели в небо, где солнце почти не появлялось из-за туч. Снег почернел, отказываясь таять; время от времени земля под ногами ходила ходуном из-за землетрясений в горах. Крис так и не появился, его тела не нашли. Айварих не хотел мириться со смертью сына, но и верить, что он жив, становилось всё труднее, отчего король замыкался в себе всё больше. Иногда, казалось, он даже забывал о сыне. Точнее, об обоих сыновьях.

Айварих вновь заговорил о сборе небывалой для Сканналии армии; оставшиеся члены Королевского Совета недовольно бурчали, что посевная будет загублена, если отправить всех в солдаты. Армии в Сканналии издавна собирали по деревням, профессиональных наёмников тут было мало.

Люди прибывали, к середине весны армия насчитывала восемь тысяч. К концу весны Айварих рассчитывал набрать ещё столько же. У Ворнхолма было около двух тысяч, у Ривенхедов в Усгарде не менее трёх. Если добавить к ним армию Дайруса, численность может уравняться. Впрочем, собрать людей оказалось куда проще, чем вооружить их и выдать доспехи. Многие крестьяне по примеру моряков смолили рубахи, но если моряки эту уловку использовали для защиты от ветра, то будущие вояки Айвариха надеялись таким образом уберечься от ударов копий. Насколько знал Энгус, у Ворнхолма была подобная ситуация. Мало кто носил кольчуги и защиту для рук и ног, в основном металлические пластины просто нашивали на одежду. В Сканналии латы были редкостью и стоили очень дорого.

Энгус наблюдал, как армия отрабатывает взятие города на поле у городской стены. Грохот пушек перемежался проклятиями из-за жалоб на непригодный порох и лопавшиеся от нагрузки стволы пушек. Командовал войском Лантон Орланд. Энгус сомневался в его способности руководить людьми на поле боя. Королевская гвардия — совсем не то, что огромное скопище самых разных людей. В основном, это были необученные и непривычные к дисциплине новобранцы. Сканналия много столетий не воевала с соседями благодаря изолированному положению, а внутренние конфликты не требовали больших армий.

— Энгус, я не могу, ну не могу я больше так, — жаловался давно не просыхавший Проспер Иглсуд, который наблюдал за тремя сотнями воинов в красных беретах с перьями белого и жёлтого цветов. Многие из них были без доспехов, на плащах виднелся герб Иглсудов в виде серебристо-золотого щита с красной лошадью в центре. Иглсуд с трудом наскрёб их по владениям Ворнхолма после того, как Георг удачно захватил его сыночка и увёл под свои знамёна самых лучших и боеспособных людей. Иглсуд продолжал действовать на нервы:

— Он моя последняя деточка, мой Гордей, моя надёжа, да что ж делать-то мне? — Энгус хотел бы сказать ему, что делать, да старик ещё пригодится.

Иглсуд, выкатив глаза и дыхнув перегаром, приблизил к нему лицо. Его борода защекотала кожу. Энгус поморщился: этот жалкий нытик благодаря дочке-шлюхе выкарабкался из грязи в бароны, но по-прежнему оставался тупым деревенщиной, потомком жалких барышников. Его сын находился в заложниках у Ворнхолма, и Иглсуд постоянно спрашивал Энгуса, нет ли о нём известий. Каких известий? Мальчишка жив, это Энгус знал: как и везде, в Соуборте у него были свои люди.

— Насколько мне известно, твой сын жив, — высокомерно заверил Энгус Иглсуда.

— Ты уверен? А знаешь откуда? Сведеньица-то верны? — встрепенулся тот.

— Тебе хочется узнать имена моих людей, чтобы сдать их Ворнхолму ради спасения сына?

— Да ты что, ты что? Пошто говоришь-то такое? — засуетился Иглсуд. — Мне такое и в голову не придёт.

«Разумеется, не придёт, — подумал Энгус, — если не подсказать».

— Но что делать-то, если он потребует от меня… Ну, потребует…

— В этом случае следует сообщить мне, тебе понятно? — Иглсуд живо закивал. Достаточно ли он трезв, чтобы запомнить?

Энгус тронул коня и поехал к городским воротам, расталкивая проповедников, бродяг, шлюх, калек и музыкантов, которые табором расположились под стенами, пугая жителей предместий. Они бесконечным потоком просачивались через южные ворота в надежде, что Нортхед предоставит им работу и еду. Город, однако, не вмещал столько желающих, выплёскивая эту свору обратно за городские стены. Недовольные жители пригородов старались выгнать нежеланных гостей, но тем некуда было идти — они соглашались работать за еду. Тут процветали кражи, убийства, драки. С середины весны к беженцам под стенами города добавилась армия солдат, поскольку в городе негде было разместить столько людей: население всего Нортхеда никогда не превышало двадцать тысяч. У шлюх с ворами работы прибавилось, для остальных её стало ещё меньше.

Мельник с ближайшей мельницы набирал бродяг, оплачивая работу кульком муки, что вызывало протесты местных работников, которые не могли трудиться на привычном месте. За зиму в городе снизились цены на рабочие руки, на товары выросли в несколько раз. Две недели назад местные ночью сожгли палатки пришлых — они, как по волшебству, возникли снова, хотя гарь пожара ощущалась до сих пор. Вчера только армия защитила палатки от нового пожара, а горожане в драке недосчитались трёх человек.

Из города уезжали те, у кого имелись дома и земли в деревнях, недовольные наёмники с пустым кошельком, работники кузниц и ювелирных лавок, сидевшие почти без работы. В горах на рудниках работы прекратились из-за постоянных лавин и землетрясений. Валер Мэйдингор с осени не появлялся в Нортхеде. К сожалению, серебро с рудников также почти перестало поступать — лишь недавно Валер по требованию короля прислал немного серебра.

Продовольствие в основном везли по морю через Северную гавань. Этого было недостаточно — город стоял на пороге голода. Огромная армия солдат и бродяг требовала немало еды. Скоро пора сеять, но лучшие сельские угодья в Центральной Сканналии принадлежали Ривенхедам, а там крестьян почти не осталось: кого не убили во время охоты на их хозяев, те разбежались. Несколько деревень полностью опустели. Новые хозяева вряд ли смогут наладить работы, тем более, неизвестно, долго ли они останутся хозяевами. Тот же Иглсуд во владениях Георга сейчас и пальцем не пошевелит из боязни за сына.

— Помолитесь Господу нашему, верните взоры к прежней вере! Бог дарует нам прощение, — донёсся издали хриплый голос монаха.

— Какому богу молиться? — ехидно прервал его щуплый мужчина в драных штанах и обшитой медвежьими шкурками куртке. — Отцу Небесному или Таркуруну? По эктарианскому обряду или зарианскому? Кто у нас нонче в фаворе?

Проповедник начал распекать его за нечестивость, собравшаяся толпа разделилась: те, кто поддержал проповедника, бросились на мужчину, ему на подмогу нашлись пятеро. Завязалась потасовка. Очередной проповедник собрал людей и убеждал их вернуться в эктарианство.

«Давший им хлеба вместо увещеваний будет наиболее успешен в проповедях», — усмехнулся Энгус про себя. Таких проповедников и в Нортхеде полно: они собирают народ, угрожают карами, сеют смуту. Одних казнишь, другие появляются тут же. Некоторые священники, принявшие новую веру, перекрашивались в эту зиму, осмеливались читать проповеди по старым канонам. За такое одну церковь вместе с прихожанами сожгли по приказу короля. Жители города, глядя на пожарище, роптали и шептали молитвы за погубленные души. Дим докладывал, что в ряде мест люди собираются и обсуждают положение, упоминая имя Дайруса.

Церковные реформы Айвариха за последние полгода почти сошли на нет, зато эктариане открыто требовали вернуть им веру отцов. Появились и такие, кто хотел вернуть веру дедов — старых скантских богов. После жуткой смерти Холларда Ривенхеда Энгус ожидал чего-то подобного: там, на эшафоте, люди увидели, на что способна магия древних скантов. Даже спасение Георга приписывали ей, тем более что Мая, как сообщали шпионы, находилась в его армии. Слухи наполняли город, люди пересказывали друг другу историю, добавляя ей всё новые подробности; имя Маи произносили шёпотом — ей приписывали волшебную силу, способность приворожить любого мужчину или убить его одним взглядом, умение готовить яды и любовные напитки и много другой чепухи. Сильвестр рассказывал, что слышал одну такую историю: как она влюбила в себя летописца Ивара Краска и погубила его ради помощи Дайрусу. Энгус скрипел зубами при упоминании своей фамилии, но остановить слухи было невозможно.

— Что там? — Энгус недовольно посмотрел на толпу, собравшуюся на берегу Истры. Слуга — один из шести, сопровождавших его в поездке, — бегом бросился к реке.

Лёд уже подтаивал, покрывался трещинами — это не останавливало желающих поймать хоть что-нибудь на ужин. Несколько бродяг и горожан сидели с удочками на льду у пробитых лунок, стараясь не двигаться лишний раз.

— Кто-то провалился? — равнодушно спросил Энгус вернувшегося слугу.

— Нет, господин, там труп. Синий весь, голый, давно утоп, горло перерезано.

— Снова?

— Да их тут через день вылавливают. Этот дитё совсем, — слуга, однако, не выглядел взволнованным.

Голодные, слабые, больные, немощные, старые и молодые жили и умирали под стенами города, трупы их находили повсюду: хоронить покойников на городском кладбище бродягам запрещали. Звери лакомились ими на земле, рыбы в воде, трупный яд портил воду, и умерших становилось всё больше. Чтобы добыть чистую воду, приходилось забираться на несколько миль выше по течению Истры. В городе существовали не связанные с рекой колонки и колодцы, но за воду брали плату их предприимчивые владельцы. Зима была трудная — Врата Покоя открывались чаще обычного, — весна и лето будут ещё хуже. Городу угрожала эпидемия, нехватка воды и голод.

— Как дела? — Айварих задавал этот вопрос постоянно. Ответ Энгуса мало отличался от того, что докладывали королю обычно:

— Ваше Величество, от Чевиндомов присланы сто семьдесят человек.

— От Ильяса Чевиндома? Как думаешь, он меня не предаст, как Ворнхолм Райгарда? Всё-таки его племянница была матерью Дайруса, да и Саймеон, помнится, был на его дальней кузине женат.

— Именно поэтому Ворнхолму бесполезно ждать от него поддержки, Ваше Величество. К тому же его единственный сын в вашей страже под хорошим присмотром.

— Ты уверен, что старший Сиверс мёртв? — Король — в тему и не в тему — задавал этот вопрос постоянно, словно забывая предыдущие ответы. Энгус терпеливо повторял:

— Да, Ваше Величество, Тимак перестарался. Похоже, наш палач был так расстроен, что оступился на лестнице, сломав шею.

— Бедняга Тимак, — хихикнул Айварих. — А кто теперь на его месте?

— Мне пока не удалось подыскать полноценной замены, но Железный Бык справляется, Ваше Величество, — заверил Энгус.

— Ваше Величество, — Уолтер Фроммель почти влетел в королевскую приёмную. Хотя Айварих нечасто принимал у себя членов Королевского Совета, главный казначей добился-таки аудиенции. Опять будет жаловаться, что денег нет, серебра нет, сборщиков налогов убивают, эктариане поднимают головы, да к тому же… Ну, конечно.

— Ваше Величество, я прошу вас принять меры! Я видел вчера, как толпа несёт идола к Волхидской площади. Язычники уже не боятся гнева Божьего. Вы сделали много, чтобы нашу церковь направить на истинный путь, Летопись уничтожила ваши усилия! Люди не знают, чему верить. На улицах драки и провокации! Я слышал три проповеди — все три восхваляли разную веру. Ваш Сильвестр и этот Дим бродят по улицам, смущают людей. Нужно арестовать их обоих и послать стражу на усмирение…

— Уолтер, ты вечно ноешь, как дитя малое, — тихо бросил Айварих. Энгус заметил, что всплески жестокости обычно следуют за такими вот тихими предупреждениями. Фроммель, реже видевший короля, этого не знал. Чем больше проблем королю предлагали решить, тем более агрессивным он становился. Именно поэтому Энгус всегда уверял короля, что всё в порядке.

— Сильвестр мой приказ выполняет, Энгус также о происходящем докладывает, так с чего ты взял, что услугу мне окажешь, если на улицах моего города резню устроишь? Я вот слышал, что ты на вооружение людей Иглсуда деньги выделить отказываешься. Это так?

— Ваше Величество, он обязан был купить им всё необходимое, но он привёл людей, которые не готовы к войне…

— Он мой тесть, Уолтер, помочь ему — моя обязанность. То есть королевской казны. Хочешь, чтобы армия меня подвела, когда мы на Соуборт пойдём? Энгус, когда это будет?

— В течение месяца, Ваше Величество, когда дороги станут проходимыми для армии и обоза.

— Слышал, Уолтер? Мне нужна армия, а ты с идолами лезешь. Энгус говорит, что всё под контролем, ты ему противоречишь. Кому мне верить?

— Ваше Величество, видимо, господин Краск не знает…

— Чего я не знаю, дорогой Фроммель?

— Что религиозная война может начаться в городе. Мы должны объединиться с Шагурией. Я могу поехать туда…

— Шагурией? Не с твоим ли родным городом Гимером, где власть в руках настоящего безумца по имени Янис Руханский? По твоему мнению, нам следует стать его союзниками? Это нам не на пользу, — заметил Энгус. — Не им ли устроена кровавая вакханалия и полный передел владений с отменой всех долгов, дабы уравнять нищих с богатыми? Не он ли возомнил себя блюстителем нравственности, будучи женатым сразу на двадцати женщинах? Не им ли отвергаются заповеди Декамартиона, зато поощряется распутство и сектантство? Ему, видимо, кажется, что он не правитель, а сам Господь Бог, ибо издаваемые им указы неразумны и рушат сами устои государства! Как тебе пришло в голову сделать тирана-самодура нашим союзником?

— В Шагурии достаточно здравомыслящих людей, с их помощью мы избавимся от эктариан и язычников!

— Сколько же подданных Его Величества вами запланировано уничтожить?

— Неважно! Ваше Величество, — обратился Фроммель к королю. — Дайте мне полномочия, и я…

— …убьёте всех, кто впоследствии будет необходим для защиты Нортхеда, если в Северной гавани высадятся войска Дайруса, — с насмешкой заметил Энгус. — Вам напомнить, что наш флот практически уничтожен весенними штормами? — Айварих ещё осенью велел поставить флот у Северной гавани, где он простоял всю зиму, а весной его разметало бурей и раздавило льдами.

— Вы сами утверждали осенью, что Гиемон готовится к войне с Шагурией и ему не до нас! — вспыхнул Фроммель. — Вы убедили нас не идти против Ворнхолма!

— Насколько мне помнится, осень была крайне дождливой. Как можно взять Соуборт без артиллерии и лучников? До зимы было бы не управиться, армия могла погибнуть под снегом. Мне сообщили, что в Соуборте съедены все крысы да кошки, теперь с голодным сбродом намного легче будет справиться. Разве вы не были согласны с решением Его Величества отложить поход? — Фроммель скривился, Энгус продолжил: — Зимой у Гиемона были послы Ривенхедов. Нельзя исключить, что его флот будет по их просьбе послан сюда, как три года назад. В случае осады Нортхеда кто будет его защищать, если позволить вам перебить всех, кто требует от вас еды? Людям на улицах только и осталось, что драться за кусок хлеба. Еда — вот их идол. Ложные боги будут забыты, если дать народу еды. От отрядов, направленных по деревням на поиск фуража и продуктов, прячут всё, потому что крестьянам не платят — только отбирают. А почему? Потому что в казне, которой вам доверили заведовать, постоянно нет денег. Тем не менее, у вас хватает времени бродить по улицам и слушать сплетни.

— Подобные раздоры опасны, Ваше Величество. Позвольте мне…

— Уолтер, сколько денег в казне?

— Тысяч сто семьдесят…

— И всё?

— Ваше Величество, идёт война…

— У нас нет войны, есть мятежники.

— Но ведь из Рургарда недавно были присланы новые слитки? — спросил Энгус.

— Да, пятьсот слитков. Я их учёл.

— А на что, позвольте спросить, потрачены ещё пятьсот слитков? — поинтересовался Энгус.

— Какие пятьсот слитков?

— От Мэйдингора вам отправили серебро месяц назад. Мною от Валера получено письмо… — Энгус вытащил из-за пазухи лист бумаги и помахал им, — …где указано, сколько было отправлено. Это ровно половина того, что поставлено вами на Монетный двор.

— Это серебро было плохое, с примесями. Мои люди переплавили его, чтобы…

— Вам запрещено этим заниматься. Казначейству надлежит считать деньги, а не делать их.

Фроммель побелел. Энгус знал, куда делись деньги: серебро пошло на закупку зерна и других продуктов, которые Уолтер держал на складах до лучших времён. Энгус и сам придерживал зерно, но у Уолтера земли не было, он зарабатывал по-своему. Энгус не стал бы мешать, если бы Уолтер не путался под ногами.

— Энгус, почему ты раньше не сказал? — возмутился Айварих.

— Мне хотелось быть уверенным, Ваше Величество, — поклонился Энгус, — прежде чем выдвигать обвинения. Недавно мне доложили, что у господина Фроммеля имеется некий склад, набитый зерном. Пусть Ваше Величество спросит, на какие деньги оно куплено?

— По-вашему, у меня нет денег? — спросил Фроммель.

— По-моему, тот торговец, что вам его продал, потом пытался всучить мне то самое серебро, что было прислано вам Валером. Моими ювелирами была проведена проверка слитков, и оказалось… — Энгус замолчал. Уолтер покачнулся. Айварих улыбнулся.

«Сегодня Железному Быку сидеть без работы не придётся», — подумал Энгус.

Зима лютовала до середины весны, потом резко потеплело, начались наводнения. Поля затопило, несколько прибрежных сёл смыло в воду. В горах лавины сходили одна за другой, начались землетрясения.

— Значит, конец весны? — Георг посмотрел в окно на грязные лужи. Ривенхеды прислали гонца с письмом, что Дайрус выступит в следующем месяце. Рик не знал, кто заставил их вступить в переписку с Ворнхолмом. Георг сказал, что ещё зимой получил письмо от Маэрины, где она подтвердила: Дайрус не будет иметь претензий к Георгу, если тот поможет ему занять трон. Барон ответил согласием признать Дайруса королём, упомянул о Йорасе и выразил сожаление о том, что не знал этого раньше. Ответ королевы он Рику прочесть не дал. Рик не знал, как Дайрус отреагировал на то, что его союзник — человек, предавший отца. Рик поклялся себе, что если Дайрус нарушит слово, то он защитит Георга сам.

— Надеюсь, погода устоится, — фыркнул Рик.

— Сейчас именно погода мешает Айвариху ударить по нам всей силой.

— У него большая армия?

— Пока тринадцать тысяч, но будет больше, — Георг говорил деловито. Рик восхищался его спокойствием.

В дверь постучали, вошла Мая в сопровождении невысокого мужчины в плаще с капюшоном. Она казалась взволнованной, обращаясь к Георгу:

— Господин барон, Дим принёс важные новости.

Дим! Мужчина скинул капюшон. Рик узнал Дима. Георг недоверчиво прищурился.

— Армия Айвариха высьла два день назад. Хосет взять Соуборт. — Дим говорил коротко. — Меня послал вам сказать.

— Кто послал?

— Барон Краск.

— Энгус? — Георг не верил ушам.

— Да, господин. Ессё сказать вазные новости для принс Дайрус.

— Какие новости?

— Это только для принс, — покачал головой Дим. Рик видел, что Георг не прочь вытянуть их силой, но почему-то барон смолчал, глядя на Дима. Впрочем, Рик был уверен: Дим не скажет ни слова, если не захочет.

— Полагаю, Энгус намерен договориться с Дайрусом, чтобы его не трогали.

Дим молча поклонился.

— Он ессё передать господину Райгарду, сьто его отес зивой.

— Живой?! Ты что сказал? — у Рика перехватило дыхание, он бросился к Диму и начал трясти его за плечи. Дим невозмутимо отцепил его руки от одежды.

— Но как Ноэль Сиверс до сих пор жив? — вмешался Георг.

— Никто не знает правду. Барон Краск прятать его.

— А палач? Тимак? Он разве не знает?

— Тимак мёртвый.

— Вот как? — в голосе Ворнхолма послышалось разочарование. — Я хотел с ним пообщаться.

— Он сея сломал.

— Странно, — Георг посмотрел на Дима. — Тимак был очень осторожен.

Дим пожал плечами:

— Не в тот раз.

— Я должен ехать туда… — закричал Рик.

— Поедешь! — оборвал его Георг. — Но сначала нам нужно выдержать осаду и продержаться до прихода Дайруса. Тогда мы все поедем в Нортхед. Ты — искать отца, я… — он замолчал.

— Господин Краск просить везти Мая к принсу, — сказал Дим.

— Я здесь останусь! — возмутилась Мая. Её лицо пылало, глаза так сияли, что Рик залюбовался ею.

— Мая, — Георг внимательно смотрел на неё. — Тебе не стоит здесь оставаться. Мы можем погибнуть, но Дайрус получит шанс на корону. Ты должна быть рядом с ним и вернуть ту книгу на место. Рик, тебе лучше тоже…

— Ну уж нет! Пусть Дайрус едет сюда сам, моя помощь ему не нужна! — разозлился Рик. Его отец ждёт помощи на севере — не на юге!

Через полторы недели армия Айвариха преодолела сто пятьдесят миль, разделявших Соуборт и Нортхед, и приступила к осаде. Командовал армией барон Орланд: с восемью тысячами ему нужно было взять город и идти дальше на юг, где обосновались Ривенхеды, а уничтожив их, вступить в схватку с Дайрусом. Ещё пять тысяч остались у Нортхеда на тот случай, если Дайрус высадится в Северной гавани, как в прошлый раз. Георгу требовалось удержать город до подхода Дайруса. Наступал последний месяц весны, Сканналия стояла на пороге большой войны.