Игра колибри

Глава 17 Интересное знакомство

Я брел по улице, совершенно не понимая, куда иду. Просто переставлял ноги, стараясь найти вывеску какой-нибудь забегаловки, где мне смогли бы плеснуть крепкого. Голова звенела после громкой музыки, но я почти не замечал этого звона. Перед глазами стояло лицо Ди Джи, и его взгляд, и она… Алиса. То, как она прикасалась к нему, как отзывалась на его ищущие руки.

Взгляд зацепился за яркую надпись «БАР 24», и я без раздумий толкнул видавшую виды деревянную дверь с маленьким смотровым окном, оказавшись в один миг в Америке тридцатых годов. Заведение не казалось какой-то стилизацией под ретро – оно было самым настоящим старым баром, бережно поддерживаемым в том стиле, который некогда придали ему строители. Пахло пролитым алкоголем, подгоревшим луком и кислым пивом. В баре царил полумрак. Из посетителей, кроме меня, были лишь мужчина, сидевший у барной стойки, не отрывающий взгляд от телевизора, и несколько человек у бильярдного стола в дальнем углу.

За стойкой красовалась пышногрудая дама в сером переднике, надетом поверх красной блузки. Она не обратила на меня внимания, продолжая читать потертую книжицу. Я прошел к стойке и сел прямо перед грудастой Кармен, по крайней мере, так было написано на табличке, висевшей, а точнее, практически лежавшей на ее огромной груди справа от глубокого выреза блузки. Девица, с виду лет сорока, с яркой красной помадой и густо подведенными веками, изобразила удивление и, отложив книгу в сторону, спросила:

– Выпить? Кухня не работает, могу предложить фирменный хот-дог: курица, говядина, говядина со свининой и свинина с сыром, – отчеканила она давно заученную фразу и замолчала, вопросительно глядя на меня.

– Водка есть? – Неожиданно мой голос прозвучал, словно чужой.

– Есть, но она недешевая, могу предложить виски…

– Водка, можно бутылку, – перебил я ее.

– Она последняя, все, что осталось. – Кармен повернулась к полкам за спиной и указала на литровую бутылку Smirnoff.

– Да, сойдет, – согласился я.

– Содовой? – поинтересовалась Кармен, снимая запыленную бутылку с полки и протирая ее полотенцем.

– Хот-дог и побольше огурчиков, если есть.

– Могу положить больше, но придется платить.

Я достал из кармана стодолларовую купюру и передвинул ей по заляпанной кетчупом и горчицей стойке.

– Если уйду в минус, скажете.

– Нет проблем, красавчик, – улыбнулась Кармен, довольная собой, и купюра тут же исчезла в кармашке передника. – Сядете куда-нибудь или здесь?

Я еще раз оглядел бар и решил, что посижу у стойки, составив компанию незнакомцу, явно не ищущему шумного общества.

– Пожалуй, здесь. – Добродушно улыбнувшись, я облокотился на барную стойку и принялся смотреть, как Кармен готовит хот-дог.

Наблюдая за ловкими движениями пухлых рук, которыми Кармен переворачивала булочку на электрогриле, я невольно задавал себе вопрос: что сейчас делает Алиса, вот в этот самый конкретный момент? Вспоминает ли она обо мне? Ищет там, среди распаленной толпы, или давно забыла в объятиях чернокожего гиганта? А если ищет, то почему не пишет и не звонит?

За спиной Кармен маячило мое отражение в зеркале, закрывающем заднюю стенку полок и создающем иллюзию большого пространства. На меня смотрели уставшие глаза мокрой дворняги, поскуливающей перед входом в супермаркет в надежде, что ей достанется кусок бургера или сосиска. Меня ждала сосиска.

Таким я быть не хотел. Рука сама потянулась к бутылке, и я наполнил стакан почти до краев. Взгляд пошарил по стойке, но закуска пока не появилась. Кармен продолжала колдовать, подрумянивая на гриле бордовую сосиску, размеру которой мог порадоваться любой голодный человек.

– Держи, – прозвучал голос откуда-то слева. Знакомый, я мог поклясться, что уже слышал его, но мозг пока не находил никаких ассоциаций. – Водку без закуски пьют или русские, или спятившие парни, – закончил голос, и крепкая мужская рука с аккуратно подстриженными ногтями и косым шрамом на кисти поставила передо мной тарелку с чипсами.

Не говоря ни слова, я опустошил стакан, взял картофельный кружок, понюхал и положил перед собой на стойку.

– Спасибо, старина, я русский, – прохрипел я, пытаясь избавиться от неприятного ощущения после выпитой теплой водки.

– Поставить в морозилку? – поинтересовалась Кармен, глядя, как я пытаюсь изо всех сил вернуть лицу нормальное выражение.

– Да, будь добра, – прохрипел я, – и налей содовой, и тому господину повтори, что он там пил.

– Пиво, – довольная тем, что, несмотря на столь поздний час, клиенты продолжают тратить наличные, заговорщицки прошептала она.

– Отлично, и мне тоже, – закончил я.

– Один момент, – ответила барменша, ставя передо мной тарелку с хот-догом. – Все сделаю в лучшем виде.

– Думаешь, водка поможет? – проговорил все тот же голос.

Я посмотрел на профиль мужчины, сидящего в двух метрах от меня, и сразу же узнал его. Это был тот самый агент из новостей, с итальянской внешностью, я даже запомнил, как его зовут, – Патрик Гассмано. Он безучастно смотрел новости, улыбаясь каким-то своим мыслям. Его серый плащ висел на спинке стула, словно спущенный флаг павшей крепости. Перед ним стояли пустой пивной бокал и пепельница с двумя окурками.

– А вам помогает? – ответил я вопросом.

Он посмотрел точно такими же глазами, которые взирали на меня минуту назад из отражения в зеркале, и я понял, что помощи следует ждать только от общения. Одиночество сейчас не самый лучший друг. Патрик пожал плечами.

– Теперь уже все равно, – обреченно выдавил он.

– Я видел вас в новостях, вы тот агент. Кстати, мне понравилось, как вы держались с этими крикливыми курицами.

– Вы так считаете? Спасибо, и за пиво тоже. – Он отсалютовал мне бокалом, поставленным перед ним Кармен. Я сделал то же самое.

– Как у вас продвигаются дела? – поинтересовался я. – Не отвечайте, если это…

– Да все нормально, меня сегодня выперли, так что какая на хрен разница. – Он тихо рассмеялся и тут же утопил губы в пышной пивной пене.

– Мне жаль, – искренне промолвил я.

В конце концов, он был почти старик, и для него увольнение – огромный шок, а мои проблемы – всего лишь разбитые надежды или даже не надежды, а обычные мальчишеские мечты.

– Так бывает, не со всеми, но дерьмо случается, так что… – Гассмано поджал губы и сморщился, словно откусив лимон. – Я еще жив, а это уже неплохо.

Привычным движением он пошарил руками по скругленной спинке стула и, нащупав рукоять трости, с облегчением выдохнул.

– Все время боюсь, что где-нибудь оставлю эту чертову палку, – проворчал он.

– Это ваша трость? – осведомился я, глядя на совсем непростую рукоять в виде сидящей на ветви птицы. По задумке мастера птичка превращалась в довольно удобную рукоять, с впадинкой перед вздернутым кверху хвостиком.

Трость висела на птичьем хвосте, украшенном голубыми камнями. Морские оттенки присутствовали и на поверхности самой трости. Я точно знал, что видел это раньше, но только на разных рисунках, и было это, как мне казалось, в те дни, когда я изучал историю Древнего Египта.

– Нет, эту штуковину я должен был отвезти в полицейский департамент Лос-Анджелеса как улику по делу Разоблачителя, но мне позвонили и сообщили, что улики их не интересуют. Их, видите ли, дело Разоблачителя не волнует.

– Надеюсь, это не орудие убийства?

– Кто знает, все случается, и время от времени повторяется все. Вещица необычная, хотел узнать, что это может быть, и посмотреть картотеку в полицейском департаменте.

– Я могу вам сказать. Тут ничего загадочного…

– Вот как? – Он удивленно посмотрел на меня, внимательно и с нескрываемой подозрительностью к каждой детали.

– Эта птичка – символ египетской богини Хатхор, в чьем образе часто изображали царицу Клеопатру. Ее считают одной из самых мудрых правительниц древности, а голубой цвет трости означает не что иное, как небо. Владелец трости словно опирается на власть небес, являясь носителем божественного.

Я закончил и увидел округлившиеся глаза Патрика, а затем и Кармен.

– Это было, черт побери, сногсшибательно, и никак иначе, – с чувством отметил Патрик и посмотрел на трость, как будто на старого приятеля. – А это? Что значит это? – Он снял трость со спинки и, протянув ее в мою сторону, показал мне надпись: – «СОΤЭ».

Я пересел на соседний с ним стул, Кармен передвинула тарелку с нетронутым хот-догом, и я внимательно осмотрел рукоять трости. Птичка была отлита как бы в профиль, в египетском стиле, и с одной ее стороны, рядом с клювом, неизвестный мастер решил изобразить эти четыре буквы, разделенные точками. С другой стороны значилась только одна буква «Я».

– Я – СОТЭ, или СОТЭЯ, – прочитал я надпись по-русски, поставив «Я» в конец слова. – Это, судя по букве «Э», написано на кириллице, возможно, на русском, а может, на другом языке, использующем тот же алфавит, но что это значит, не скажу, никогда такого не встречал.

Какое-то время мы сидели молча, каждый думая о своем, пока перед нами не материализовалась пышная Кармен, водрузившая на стол запотевшую бутылку водки, в которой оставалась добрая половина содержимого. Вечер переставал быть вечером потерянных надежд и превращался в вечер новых интересных знакомств.

– Ну, с тростью мы разобрались, а что тебя привело сюда посреди ночи? Или ты просто решил выпить водки в излюбленном баре отставных копов? – Патрик усмехнулся одними глазами, как умеют делать старики и актеры.

Я несколько секунд молчал, решая, что отвечать этому уставшему от бесконечной рутины человеку. Мне было понятно, что он лишь похож на искренне интересующегося собеседника, коего можно без труда встретить в любом ресторане Москвы. Обычный американец не станет лезть в душу, а уж изливать свои горести и обиды новому знакомому наверняка не будет. Но Патрик был копом, точнее федералом, а это порода особая, любопытная и цепкая к словам. Мне же хотелось выговориться, хотелось получить оценку собственным страданиям и мыслям, пусть даже если я не озвучу самое их дно, а лишь пройдусь по краю.

– Влюбился в соседку, но у нас такая разница в возрасте, что, боюсь, мне совсем ничего не светит. К тому же ее мать явно будет против такого романа. – Я все это время старался смотреть на лицо Патрика, чтобы уловить малейшее изменение в его настроении. – Она, знаешь ли, строгая католичка, к тому же мексиканского происхождения.

Лицо Патрика не дрогнуло, он не нахмурился, не улыбнулся, а просто, причмокнув губами, сказал:

– Понимаю.

Неожиданно он протянул руку и представился:

– Патрик Гассмано.

– Адам Ласка, – проговорил я. – За знакомство?

Патрик не возражал. Мы выпили, потом еще выпили, пока беседа сама собой не вернулась к работе Патрика, о которой знал весь штат. Не знаю, почему Гассмано так разоткровенничался со мной, но мне показалось, что он был более многословен, чем в репортажах по ящику.

– Все его жертвы, все эти бедняжки, – говорил он вполне трезвым голосом, но крайне тихо, так что мне приходилось склоняться к его плечу, – они были настоящими красавицами, Адам. Ты бы видел их, ты бы видел… Юные, живые и счастливые! Но выход из паучьих сетей всегда один – смерть. Он их укутывает, ласкает своими грязными лапками долгие месяцы, чтобы в конце выбросить, как пустой мусорный пакет. Этот человек умен, за столько лет ни одной ошибки, так что даже общественность, кажется, свыклась с его неизбежным существованием. Я таких не встречал, Адам…

Патрик закашлялся и занюхал очередной глоток водки кружком огурца. Последние полчаса мы говорили об Октябре, и Патрик пытался объяснить мне, почему не удается прижать его к стене.

– Вот ты, Адам, ты умный? – Он склонил голову набок в ожидании ответа.

– Лауреат Нобелевской премии, – честно сказал я.

– Да иди ты… – Патрик всплеснул руками, выдув из пепельницы облако пепла.

– Я не шучу, работаю в Калтехе, там же и преподаю.

– Выходит, ты потенциально можешь быть Октябрем. – Патрик усмехнулся. – У нас нет даже фоторобота, так что я могу сказать только одно: эта тварь умна, умна и хитра.

Он налил еще и, не дожидаясь меня, осушил рюмку.

– Но ты не он! – Патрик раскурил очередную сигарету и предложил закурить мне, что было очень кстати.

– Я тоже так считаю, – попытался пошутить я.

– Ты считай как хочешь, но будь ты Октябрем, то уже трахал бы свою куколку в укромном местечке, и плевать бы тебе было на то, чего хочет она или ее мать… Понимаешь разницу? Ты… Ты! – Патрик буквально воткнул палец в мое плечо. – Ты человек, ты испытываешь стыд, боишься, сомневаешься, люди это называют жизнью, да, тут согласен, но он не такой.

– Он ведет себя, как хищник. Никакого сожаления, – вставил я догадку в его уже не совсем стройную речь.

– Возможно, Адам, очень даже возможно, но вполне вероятно, что мы и вовсе далеки от истины… Он может быть психом, или их может быть целая группа, и тут все силы ФБР и полиции стоят перед пропастью, да что там пропастью, перед кучей дерьма, и имя ей – полное ничто!

– Жутко думать, что, пока мы тут сидим, Октябрь выбирает очередную жертву на этих самых улицах, возможно, на соседней улице или на другой стороне дороги, – проговорил я, пережевывая хот-дог.

– А еще хуже, если он заправляет твой автомобиль или же ты каждый день покупаешь у него пару фунтов хлеба.

Он тихо рассмеялся и снова закашлялся, прикрывая рот кулаком.

– Предлагаю перейти на текилу, – прохрипел он, прочистив горло. – Теперь я угощаю.

– Отлично, я совсем не против.