Игра без правил

Глава 16. Черное крыло

Иноземье. Харшавр. Черная башня.

Черная башня давно перестала быть просто башней. Она и не строилась как укрепление, скорее — крепость, неприступная твердыня. Достаточно только взглянуть на узкие зловещие щели бойниц, десятифутовой толщины стены из зачарованного камня, чтобы понять — тут не поможет даже могучий лучемет, не говоря уже о банальном таране.

Черная башня — вне времени, она не стара и не молода, неизвестно кто строил ее, кто заложил камень в основании. Кто — то из Архонтов, или она возникла даже до них? Ответить мог только один человек — хранитель башни. Хранитель старшего аркана — Архонт, один из двенадцати владык пространства и времени.

Больше всего зачарованный камень напоминал черный гранит, отполированный до ослепительного блеска, гладкий как стекло. А как же привлекал безупречный цвет, никакой примеси, никаких вкраплений красного или серого. Только черный.

Многие знали, что крепость перестраивалась, и не единожды. С каждым разом твердыня становилась все массивнее, неприступнее, а стены поднимались выше. Но только хранителю известно: к глянцевому граниту не прикасалась рука смертного, его не ломали ни ломом ни кайлом, в каменоломнях не рубили новых блоков. Черная башня растет, сама, без помощи строителей, и рабочих.

Твердыня, просто несокрушима, ее невозможно взять ни приступом, ни осадой, со всех сторон башню защищают зоны искривленного пространства и временные петли, а это все равно, что непроходимое болото. Любой, даже умелый маг обязательно угодит в западню, где потеряет силы и либо бросит напрасную затею, либо погибнет, обескровленный и слабый, в мире — ловушке. Единственная дорога, ведущая в континуум Черной башни настолько узка, что найти может лишь хранитель. Это место, в котором можно прятаться тысячелетиями, не страшась никого и ничего, или вечность томится в заточении, не имея и малейшей надежды на побег.

Хранительница смотрела на свое прекрасное отражение в зеркале. Длинные золотистые волосы широким водопадом сбегают до середины плеч, прикрывают высокую и полную грудь. На чистом, молодом и ухоженном лице нет и малейшего изьяна. Большие серые глаза тонко подведены черным, что подчеркивает их яркость. Крупные губы выглядят сочно, ярко блестят от помады, их так и хочется коснуться, поцеловать, ощутить их жар.

Леонор с огромным усилием отвернулась от зеркала и взглянула на стоящего позади мужчину. Хватит любоваться собой, она обязана сегодня предстать перед советом старейшин, где уже на равных будет вести разговор с остальными одиннадцатью. Теперь она Архонт, держатель одной из карт всевластия. В ее распоряжении могучая Сила и Черная башня, с ее желаниями придется считаться. Не зря держателя Башни считают одним из самых непредсказуемых магистров. Башня — источник разрушительной мощи, но ее сложно контролировать такому новичку как она. Она обязана научиться подчинять себе эту Силу, Башня это не Королева мечей, здесь полагаться на удачу — подобно смерти.

От раздумий на душе становилось тяжело, свет в глазах тускнел, Леонор сказала невесело:

— Дорогой, ты отправишься со мной на совет, или подождешь здесь?

— Я иду с тобой, — твердо ответил Фарамонд. — Пускай ты и Архонт, но я по — прежнему люблю тебя. А может и сильней. Сила делает тебя еще желанней, еще краше.

— Да, власть красит кого угодно, — промурлыкала довольно Леонор, прикрыла глаза. — Но вот вопрос, любишь ли ты меня, или ту власть, что со мной? Ту Силу, что теперь моя по праву?

Фарамонд едва не подавился воздухом, приложил ладонь к груди, сказал хрипло:

— Как ты могла такое сказать? Разве я когда — либо давал тебе повод так думать?

— Нет, — ответила она примирительно. Хотя знала, Фарамонда давно гложет жажда власти, он никогда не обладал даже младшим арканом. Любая из карт для него как кусок хлеба для голодающего. Но голодным опасно давать пищу, желудок, отвыкший от еды, не справится, и человек, вместо того чтобы наполниться жизнью, забьется в агонии. Так и Сила, не привыкший к ее потокам сгорит как восковая свеча, поднесенная к дикому, ревущему пламени.

— У меня есть для тебя подарок, — сказала Леонор, хитро сощурила глаза.

Фарамонд удивленно повел бровью:

— Подарок? Какой же?

— Королева перейдет к тебе, — ответила она мягко, подошла к барону вплотную.

— Королева, ко мне? — низким грудным голосом произнес Фарамонд, нежно прикоснулся к обнаженной груди, маркизы, провел пальцами по нежному светло — коричневому соску. — Ты моя королева.

— И все — таки, — прошептала сладко она, — ты примешь мой дар?

— Да, — сказал он твердо, чувствуя, как внизу живота заиграла кровь. — Я приму твой дар.

От такого щедро подарка Фарамонд не мог отказаться, да он как и прежде обладает могучим Харнским артефактом. Скларт дает возможность странствовать по мирам, этого не может ни один из младших арканов. Скларты создавали Архонты древности, могучие чародеи Харна. Кроме того, он слышал, доска имеет несколько уровней, и мастер может путешествовать между ними, открывая миры прошлого и будущего. Скларт — это такой же источник Силы как и младший аркан. Но если соединить их вместе…

Фарамонд загадочно улыбнулся, обнял Леонор за плечи:

— Это больше чем я мог себе представить, ведь королева была с тобой с самого детства. Она сделала тебя такой, какой ты есть. Даже не верится, что ты можешь расстаться с ней ради меня.

— А ты поверь, — сказала она серьезно, — теперь она твоя.

Леонор подняла правую руку вверх, расставила в стороны пальцы, веки плавно опустились, длинные пушистые ресницы легли на щеки. Фарамонд залюбовался ее красотой, дыхание стало горячим, жгло ноздри, во рту вмиг пересохло.

В воздухе, в дюйме от кончиков пальцев маркизы, вспыхнул ослепительный свет, будто маленькая звезда загорелась прямо под сводами башни. В стороны брызнули яркие белые лучи, красочные искорки закружились, как снежинки в зимнем танце, плавно осыпались на глянцевый черный пол. Когда свет угас, в ладони лежала потертая, потемневшая от времени бумага.

Фарамонд прищурился, глаза еще болели от сильного света. Леонор держала в руках карту — Королеву мечей.

— Это мой дар, — сказала она, протянула руку.

Барон кивнул, в глазах было сомнение, все еще не верил:

— Спасибо.

Карта коснулась его пальцев и исчезла, будто растворилась в воздухе, над ладонью лишь закружилось маленькое облачко серебристой пыли. Пылинки подрагивают, как живые, будто рисуют дивный орнамент из света.

Фарамонд даже рот открыл от удивления:

— Куда она делась?

— Аркан всегда внутри, если ты знаешь, как направлять Силу. Но будь осторожен, умелый мастер может перехватить аркан, разрушить связь. Так я отрезала Бриана от башни.

Барон прикрыл глаза, лицо внезапно замерло, стало спокойным:

— Да, да я чувствую внутри. Вижу ее лицо. Как же она хитра…

— Хорошо, — кивнула Леонор, — нам пора идти.

Она знала — Королева, дает самодостаточность и хладнокровный характер, при этом развивает и силу духа. Ее хитрость всегда проявляется там, где это необходимо, и никогда не перехлестывает границ дозволенного. Находчивость всегда приходит на выручку, а неприступность заставляет врагов уважать тебя. Для честолюбивой ведьмы хранительницы лучше не придумаешь. Эти качества помогли бы справиться и с непредсказуемой, как буря, Черной башней, но королева могла возжелать…

Леонор как никто другой знала, о чем втайне мечтает Королева мечей, и по какой причине дала столько Силы на схватку с Брианом. Она хоть и помогает, на самом деле движется лишь к своим собственным целям — авторитету и власти. А ими Леонор не намерена делиться. Пускай лучше жажда вольется в Фарамонда и поможет отыскать Анри. Пускай королева отыщет Мага.

Фарамонд, спустя мгновение, вышел в просторный зал башни уже одетый, даже шнуровку на сапогах затянул, и воротник рубашки поправил. Все — таки на совет идти, не на прогулку в парке. Леонор про себя отметила знакомый стальной блеск в глазах барона. Перед ней как будто иной человек, даже мимика переменилась, лицо спокойное, будто резали из мрамора, и жесты плавне, исчезла импульсивность, уже не мечется как загнанный зверь.

Оно и верно, теперь, когда над головой не нависает коса костлявой, и дышится и думается легче. Но добычу отпускать далеко нельзя. Анри нужно найти и убить. Карта теперь в его власти: но что толку дураку с золотой короны? Силой распорядиться Анри не может, бесценный артефакт в руках глупца лишь клочок старой бумаги. И почему она досталась ему?

Леонор облачилась в длинное, до самого пола, черное блистающее платье. Тонкая прозрачная ткань едва скрывает наготу, горит и искрится, как драгоценные камни, от живых огоньков даже в глазах щиплет. Тусклый свет масляных ламп и тот становится ярче, когда касается зеркальной поверхности платья. На спине и на бедрах, глубокие вырезы, больше для изящества, чем эпатажа, ведь ткань и без того — прозрачный шелк.

— Ты великолепна, Леонор, — с восторгом произнес Фарамонд, губы сами растянулись в улыбке, — просто великолепна.

— Спасибо, дорогой. Я готова идти.

Маркиза, а теперь и хранительница черной башни немигающим, как у змеи, взглядом, уставилась ни собственную ладонь. Длинные красивые пальцы широко расставила, кисть слегка подрагивала от напряжения. Фарамонд уже знал, так она обращается к Арканам. У каждого личный способ, кто — то прикрывает глаза и сосредоточивается, как он, а кто — то как Леонор, смотрит на кончики пальцев, пока перед глазами не возникнут белые дорожки. Длинные и тонкие они струятся вверх, как дым над угасшей свечой, оттуда, где заканчиваются ногти. Их легче увидеть, если смотришь на темном фоне. Черные глянцевые стены тут очень кстати. Можно поступить и как Бриан, громко, перед самим носом хлопнуть в ладоши, так чтоб в мозгу стрельнуло. Тогда мысли перестают блуждать и моментально выстраивается канал связи с Арканом.

Пока Фарамонд размышлял, на ладони Леонор проступили тонкие, прозрачные как дымка, очертания башни. Мгла наливалась темнотой, холодным блеском камня. Спустя мгновение твердыня выглядела как и снаружи: черная, гордая, неприступная. С высокими зубчатыми стенами, что копьями пронзают небо, узкими щелями бойниц, глянцевым лоском зачарованного гранита.

Леонор повела рукой, фигурка башни задрожала, прямо перед ней из воздуха возник тонкий серебристый луч, следом за ним еще, и еще один. Стальная поверхность лучей ярко блестела, живо переливалась цветом, как ртуть. Подобно нитям они сплетались воедино, края соединялись. Прямо на глазах сеть лучей превращалась в туннель. Края прохода крутились вихрем, в его центре заплясала черная как ночь воронка.

Фигурка башни уже не дрожит, как осина, но от верхушки к туннелю побежал тонкий ручеек сизого дыма, струйка соприкоснулась с чернотой воронки и мигом расширилась, уже не тонкая ниточка, а широкая лента змеится в воздухе. Очертания фигурки становились все прозрачней, они истончались и скоро совсем растаяли. Лишь облачко светящейся пыли на мгновение зависло там, где была башня. Но голодный вихрь втянул и его.

— Это портал к Харну? — спросил Фарамонд, голос дрогнул от удивления.

— Да, — кивнула Леонор, — а та башенка, что ты видел, это ключ. Иначе попадем в мир — ловушку, и застрянем в туннеле времени навечно, или пока не умрем.

— Тогда не смею вас больше задерживать, мисс Архонт, — улыбнулся он, заговорщицки подмигнул. — Дамы идут первыми.

— А слуги в хвосте, — ответила Леонор холодно.

Она первой коснулась танцующей воронки в центре вихря и исчезла. Даже звука не издала, только что стояла на блестящем каменном полу, загадочно мерцала ткань ее платья в свете ламп…И вот пропала. Наверняка Аркан работает как скларт, — решил Фарамонд. Если бы я мог считать настройки портала, то в будущем сам смогу перемещаться на Харн без помощи Леонор и ее башни.

Барон запустил руку во внутренний карман камзола, зрачки округлились, чернильным пятном заполнили радужку. Из груди наружу вырвался тяжелый вздох, даже в легких заскрипело. Фарамонд с болью и разочарованием вытащил руку обратно, на ладони лежал сдутый и плоский кожаный мешочек. Легкий, почти невесомый он не оттягивал привычно ладонь, кожа не чувствовала знакомой теплоты черного кубика.

Скларта нет! Хотелось закричать от обиды, ударить ногой в стену, а еще лучше отстегать кого — нибудь плетью. Ладони Фарамонда сжались в кулаки, лицо напряглось, на скулах вздулись крупные бугорки. Темные глаза барона горели холодным огнем мести, черные языки пламени могли испугать даже несокрушимую башню. Медленно, будто веки отлиты из бронзы, он закрыл глаза, глубоко вдохнул, разжал дрожащие от напряжения кулаки.

Фарамонд настраивался на источник Силы. Медленно представил меч, широкую и удобную рукоять, обмотанную шершавой кожей, украшенную литой львиной головой, длинное прямое лезвие из вороненой стали, с двойным кровостоком и гербом на эфесе. Он видел даже тусклый блеск металла, утончения лезвия на режущей кромке и загадочный блеск на острие. Барон выбрал для себя такую настройку на Аркан. Для того чтобы использовать Силу, сплетать чары, нужно проводить ритуал, но сейчас у него иная цель…

Вслед за мечом из темноты возникли глаза, большие, серые, холодные как сталь, следом за ними тонкие, но красивые губы, прямой аристократический нос. Лицо королевы, королевы мечей.

— Зачем, ты искал наше королевское величество, виконт? — спросила она черство.

— Никогда, слышишь, никогда не называй меня виконтом! — рыкнул Фарамонд гневно, даже забыл, что королева слышит мысли, а не слова.

— Как хочешь, но независимо от желания королевы остаются королевами, а виконты виконтами. Это не то, что мы можем изменить, — ответила хранительница Аркана с насмешкой. — Так что ты хотел, смертный?

— Ты! Ты взяла скларт? — трясясь от гнева, спросил Фарамонд. Как она посмела унизить его, назвать смертным того, кто посягнул на бессмертие, того кто способен шагать сквозь пространство и время. Он осекся: Без скларта уже не способен…

— Зачем мне твоя безделушка, барон, — презрительно ответила королева, — нашему королевскому высочеству без надобности Харнский мусор.

Как же, мусор, — Фарамонд тяжело вздохнул, — Бриан головой рискнул ради такого мусора. Ничего ты не понимаешь, глупая напыщенная старуха, потому — то твой дух и хранит младший Аркан, но вслух сказал:

— Вашему величеству положено знать, что скларт очень ценная вещь в умелых руках, это не просто безделушка.

— О! Я мы знаем, наверное, потому башня и взяла его — ответила королева устало. — Ты утомляешь нас виконт, спрашивай быстрей и уходи, пока портал не закрылся.

— Отыщи куда девался скларт, — сказал Фарамонд повелительно, — я не буду сюсюкаться с тобой как Леонор, для меня ты лишь инструмент, «величество».

— Ты тоже, — ответила королева холодно, — ты всего лишь пешка, ждущая гамбита. Сегодня плоть, а завтра труп, всего то. Таких как ты я видела тысячи. Но мы поможем тебя, мы милостивы к слабоумным.

— Еще одна такая колкость, и я тебя уничтожу! — рыкнул Фарамонд. — Хоть одно кривое слово!

— Как страшно, — ответила королева спокойно, — но хорошо, это ниже нашего достоинства вести подобные беседы. Я буду помогать тебе, пока. Пока ты жив, естественно. Но если честно, барон, Мы нужны тебе, а потому ты ничего не сделаешь нам.

Фарамонд побагровел от гнева, даже белки глаз покраснели, зубы трещали от напряжения, в висках заломило, но стерпел. Королева действительно нужна ему, и старая кошелка знает это, умная стерва.

Подергивающееся полотно портала уже покрылось широкими складками, от центра к краям пролегли черные полосы. Ленты с каждым мгновением становились все шире, Фарамонд знал, когда чернота закроет весь туннель, переход станет опасным. Медлить нельзя. Осторожно, будто перед ним не временная воронка, а горячее пламя протянул руку. Пальцы соприкоснулись с холодным и влажным, по коже побежала серебристая жидкость. Фарамонд прикрыл глаза, он уже тысячи раз проходил таким туннелями, но обычно выстраивал их сам. Тут же все во власти башни, от него ничего не зависит, но по — привычке барон сосредоточился, представлял то место, куда переместится. Он в деталях помнил пустынные степи Шахарна, сухой мертвый воздух, каменистую серую почву и небо, его никогда не забыть…Фарамонд медленно поднял веки.

В страшно лиловое, как умерший закат, небо рвалось высокое пламя. Угольно — черные языки извивались лентами, грозно выстреливали вверх. Дым, а может и само пламя, не разберешь, поднимался густым мрачным облаком над широкими кругами камней. Издали высокие, правильной формы менгиры напоминали колонны разрушенного храма. Тусклая серая поверхность камней изрезана тонкими прожилками, будто разукрасили праздничными лентами, расшили золотом и самоцветами. Тонкие полоски горят и светятся жизнью, но темный огонь затмевает и этот цвет. Колорит блекнет на фоне густой и непроглядной черноты.

Звезд не видно, а может, и нет их вовсе в этом зловещем небе. Все цвета и краски исчезли над пожаром, и пускай небо даже усыпано звездами, сейчас видно только огонь — неистовый, жадный.

Обычно пламя торопиться уничтожить как можно больше до того, как успеют загасить, ведь радость огня скоротечна. Он либо гаснет сам, подыхает как голодный зверь, пожрав все, к чему способен дотянутся, либо его загоняют в угол и тушат. Темное пламя никуда не спешит, высокие языки тянуться вверх гордо и независимо. Он горит уже тысячи лет при нынешних хранителях, как горел до них, и будет после. Ему нет дела до забот смертных.

Фарамонд и дальше следил бы заворожено за танцем могучей стихии, но заметил громадную кривую тень под ногами. Призрачный холодный свет луны часто рождает кошмары, даже собственная тень здесь с уродливыми длинными лапами, на пальцах будто когти, а вместо головы старый горшок. Но этот громадный фантом не его, ведь собственный, пускай и выглядит чужим, но послушный — стоит неподвижно, а этот трепещет как тряпка на ветру, скользит быстро — быстро. Фарамонд поднял голову, посмотрел ввысь.

Огромный угольно — черный дракон величественно распростёр крылья, длинная, как у лошади, голова повернулась, глянула злыми кровавыми глазами. Фарамонд оторопел, в сердце будто вогнали холодную сталь, спина задеревенела. Рукой пошевелить и то удалось с трудом. Двигался как во сне, медленно и вяло. Колючий взгляд дракона скользнул дальше, и Фарамонд с облегчением вздохнул: Так ведь и помереть можно, не каждый выдержит на себе тяжелый взгляд зверя.

Чудовище сделало над руинами круг почета и начало снижаться. Подул сильный ветер, взмахи могучих крыльев гнали холодный воздух вперед вместе с пылью и мелким мусором. Кожу на лице и руках сразу защипало, будто покалывало тысячами мелких иголок. Дракон уже широко расставил лапы, каждая с коня размером, видны жуткие кривые когти, кажется, сейчас схватит и разорвет на части. Порывы ветра становились сильней, Фарамонд не удержался на ногах, упал на одно колено, склонил покорно голову: Пускай думают что приветствует, негоже рыцарю падать с ног как мальчишке.

С загривка дракона величественно воздел руку высокий человек с надвинутым на глаза капюшоном, пророкотал громогласно:

— Поднимись с колена, сын мой.

И хотя до земли еще не меньше сотни ярдов, Фарамонд услышал голос ясно и четко, будто и ветер вовсе не свистит в ушах.

— Да, владыка, — покорно ответил он, приложил кулак к груди. — Ваш покорный слуга рад приветствовать Вас!

Обрамленный призрачным светом, антрацитово — черный дракон выглядел особенно страшным, чешуя угрожающе сверкает, отливает металлом, сразу понятно, что никакое оружие, ни меч ни топор ни даже Аркан не пробьют эту броню толщиной с ладонь. Дракона оберегает власть и могущество Архата, небесный скакун также неуязвим как и его хозяин.

Дракон чуть снизился, громадные кожистые крылья застлали небо, стало темно как ночью, тусклые лучи ночного светила не могли справиться с густой чернотой и глянцевым блеском шкуры зверя. Да что там, даже солнце не могло пробиться сквозь пропитавшееся мраком тело.

Высокая широкоплечая фигура в длинных черных одеждах, махнула рукой, что — то указала, дракон камнем пошел вниз, стремительно как ястреб, что увидел добычу. Сердца всех, кто сейчас смотрел на зловещего черного ящера сжимались в страхе при виде такой несокрушимой мощи над головой. Фарамонд тоже мимо воли вздрогнул, ладони стали холодными и влажными, воздух пробкой застрял в груди.

Дракон тяжело опустился на землю, та задрожала, крепкий серый гранит разлетелся в стороны комками, как самая обычная почва. В лицо Фарамонду полетели тысячи мелких каменных осколков, острые как кусочки стекла, они секли кожу. Благо успел закрыться плащом, но некоторые особо подлые осколки пробились и сквозь крепкую кожу. Когда громкий треск и скрежет утихли, Фарамонд опустил руку, пыль и каменная крошка посыпались грудой наземь.

Ящер сидел совсем рядом, чувствовалось его тяжелое смрадное дыхание. Воздух заполнился тошнотворным запахом гнили, будто засунул нос в помойную яму. Длинная рогатая голова склонилась к земле, красные глаза смотрят люто, будто ищут, кого проглотить, а из пасти наружу торчат такие же черные как и чешуя, кинжалы клыков. Каждый зуб с человека размером, а глаза — живой кошмар, человек со слабой волей просто падал замертво. Сердце не может выдержать такого страха, дикая животная паника… Фарамонд поспешно зажмурился, отвернулся от древнего чудовища. Таких как этот ящер остались единицы, реликт, пережиток прошлого. Хотя он слышал, что в отдаленных мирах есть целые цивилизации этих чудовищ.

Голос сзади прозвучал страшно, и неожиданно, как выстрел. У барона в груди все застыло, словно сердце превратилось в глыбу льда. Он даже не сразу понял, что сказал владыка:

— Добро пожаловать домой, сын мой.

Глава 17. В объятиях тьмы

Иноземье. Руины Харна. Шахарн.

Фарамонд переступал с ноги на ногу у входа. Заходить не решался, ждал, пока Владыка подаст знак. В здание совета двенадцати без позволения не зайдешь, стражи изрубят на месте, разве что ты Архонт, тем закон не писан. Они сами — Закон.

Барон окинул громадный Храм взглядом. Гладкие черные, как и все вокруг колонны блекло отсвечивают в мутном свете громадной луны. Их верхушки упираются в арочный свод, изукрашенный искусной лепкой, прямо над головой зависает пара обсидиановых мантикор. Звери, точно живые, разинули жуткие пасти, оскалились, выставили наружу раздвоенные языки. Кажется вот — вот на голову закапает ядовитая слюна. Хорошо скульптор постарался, или может, статуи сотворены магией?

Двери в Храм слегка приоткрыты, сквозь щелочку видно громадного, как гора, мужчину. Фарамонд с содроганием смотрел на толстые, как бревна руки, на них видно каждый мускул, будто подведены карандашом. На бычьей шее, что пошире головы — череп размером с ведро, лицо широкое нечеловеческое, со лба торчит кривой, толщиной с кулак, острый рог. Грудь исполина выглядит шире пивной бочки, а короткие ноги — столпы столпами. В руках страж держит громадный, двухлезвийный топор, одна рукоять которого наверняка тяжелее Фарамонда, а лезвие…

Мышцы на толстой шее едва — едва дернулись. Может от ветра, что дул в щель, а может, учуял чужака. Страж, поднял тяжелый взгляд, проревел так, что Фарамонд отскочил на шаг назад от двери:

— Ты на совет? Без позволения владык ты не пройдешь!

— Я жду владыку, страж. Я не собирался входить, — ответил барон вяло. Рев исполина его оглушил.

— Вот и хорошо! Все равно не войдешь!

Фарамонд решил: лучше не раздражать великана, мало ли что у него на уме, отступил в сторонку от греха подальше. Хоть он и рыцарь храма, а страж чинов спрашивать не будет. У него разговор короткий, топором по голове или герданом в грудь, иному не обучен.

Фарамонд все размышлял о страже, когда рядом возникла стройная фигура в прозрачном черном платье. Леонор легонько, как ветерок, подошла к нему, тронула за плечо:

— Меня ждешь?

Барон удивился, но не содрогнулся, голос у Леонор мягкий, таким сложно испугать.

— Да, дорогая, — улыбнулся он в ответ, накрыл ее ладонь своей, легонько сжал пальцы. — Я видел владыку Абраксаса. На драконе. Он уже ждет внутри.

Фарамонд вздохнул тяжело, даже в легких скрипнуло, хотя и думает сейчас о скларте, а все равно глаза так и косятся на красивую полную грудь Леонор, на красивые бугорочки сосков, что проступают сквозь легкую ткань.

— Давно он прилетел? — спросила она с интересом, провела ладоням по волосам, грудь соблазнительно приподнялась. Смотри, мол, мне не жалко.

— Нет, совсем недавно.

— А где же тогда Фрасиаб? Его я не вижу, — хмыкнула Леонор.

— Дракон улетел сразу, как Владыка вошел в Храм, — ответил он сухо. — У меня скларт пропал, до сих пор не могу поверить…

— Как пропал? — Леонор удивленно захлопала ресницами.

Так я тебе и поверил, решил Фарамонд, строй не строй глазки, а известно кто взял куб. Знать бы еще зачем?

— Королева сказала это все башня, временные петли… Может, они каким — то образом влияют на скларт. Надо спросить на совете, — хитро сказал барон.

— Не стоит, — уклончиво ответила она, взглянула Фарамонду в глаза. — Я думаю, мы сами разберемся. Верно?

— Хорошо, так и сделаем, — сказал он твердо. — Зачем башне куб?

— Она его изучает. Кажется, наш скларт не так прост, как кажется.

Да уж, наш. С каких это пор он стал нашим, подумал Фарамонд, но вслух сказал:

— Она его не испортит?

— Нет, что ты, только посмотрит, — сказала Леонор нежно, положила руки ему на плечи, прижалась упругой грудью. Фарамонд ощутил жар ее тела даже через рубашку. Внизу живота сразу заиграла кровь, нега растеклась вниз по ногам, затем поползла вверх по спине, легонько защекотала в затылке. Хитрая стерва, но ведь как хороша, умна и властна…

— Ладно, пускай изучает, — сказал он недовольно, наморщил лоб. — Но поскорей, куб мне нужен.

— Пойми, милый, она взяла его без спросу, а я когда увидела, не знала, как поступить. Ты ведь мог подумать…, — прошептала Леонор виновато.

— Так я и подумал, — кивнул Фарамонд, — ну да ладно, это в прошлом. А почему ты спрашивала о владыке?

— Мне надо с ним поговорить. Даже не мне, а нам.

— О чем? — спросил Фарамонд, приподнял удивленно бровь.

— Об Анри де Ланьяке, беглеце, — пророкотал властный голос из храма, — входите.

Внутри исполинский храм выглядел еще страшней чем снаружи. С первых же шагов сердце Фарамонда сжалось в комок. И дело не в стражах — великанах, те хоть и похожи на подземных демонов, а все — таки люди. А вот храм… Острый свод уходит в таинственную высь, утопает в черноте. Кажется, там вверху сидит громадное нечто, разинуло пасть, и внимательно следит голодным взглядом. Места там много, хватит и Фрасиабу… Вдоль стен на, расстоянии локтя друг от друга, стоят мрачные статуи. Вырезанные из дивного мерцающего камня они горят мертвым светом, их глаза и рты раскрыты, внутри тлеет холодное пламя. Статуи выглядят живыми…живыми мертвецами. Фарамонд слышал что Архонты могут повеливать и мертвыми.

На высоте человеческого роста, над статуями видны широкие проемы, в таком легко мог спрятаться даже исполинский страж. Для чего использовались эти туннели, Фарамонд не знал, но спрашивать не хотелось. От дыр веяло студящим кровь дыханием смерти. Под подошвами сапог гладкий черный гранит, с виду не отличающийся от того что в башне. Но когда ступаешь на громадную плиту, вся поверхность камня покрывается странным светящимся туманом. Но стоит убрать ногу, и свечение пропадает, как и холод что приходит вместе с ним.

Фарамонд чувствовал плавающий в воздухе аромат. Так пахло в сырых и заброшенных помещениях. Терпкий запах древности смешался с кислым и сырым духом камня.

Леонор шагала позади, таилась за широкой мужской спиной, зловещие статуи ей тоже не приглянулись, он даже чувствовал ее дрожь. Как и Фарамонд, маркиза здесь впервые. Никогда прежде не позволяли Владыки входить в святую святых — Зал Совета Двенадцати. Но теперь Леонор одна из них, она пока лишь кандидат, не инициирована, но это вопрос времени. Карта есть, дело за малым, Архонты проведут ритуал и посвятят.

Вслед за Абраксасом двигались из зала в зал. Высокий, в два человеческих роста Владыка, двигался впереди, даже походка у него иная, скользит над землей, как бесплотный дух. Плиты под ним не загораются, не проступает тот дивный мерцающий туман.

Леонор даже принялась пальцами тыкать, Фарамонда это развеселило, едва не рассмеялся. Маркиза в ответ недовольно наморщила носик.

Владыка внезапно остановился, застыл посреди зала как могильная плита. Только черное одеяние легонько вздымается в такт глубокому дыханию. Фарамонд едва не налетел на него, но маркиза вовремя ухватила за пояс. Он в очередной раз убедился, насколько сильны хрупкие на вид женские ручки.

— Здесь, — сказал Абраксас мрачно, — будем говорить здесь. Нас не услышат.

— Кто? — вырвалось у Фарамонда.

— Те, кому не следует, — ответил владыка спокойно. — Присаживайтесь.

Не успела Леонор оглянуться, как прямо перед ней из воздуха сплелось красивое, с высокой спинкой кресло из темного южного дуба. Такое же, но чуть шире стояло позади Фарамонда. Сам Абраксас опустился в громадный трон, свитый из клубящегося дыма. Черные густые струйки неспешно бежали вверх, расстилались в стороны, создавая сидение, затем скользили дальше вверх, расширялись, там возникали поручни. Крупные, с длинными пальцами, руки владыки покоились на свитых из дыма черепах, подлокотники в виде позвоночных костей змеились дальше. Хребты как веревки в канате сплетались воедино и струйками черного тумана устремлялись вверх.

— Расскажите мне, как вы упустили Мага? — сильным голосом спросил Абраксас.

Леонор от волнения закусила верхнюю губу, лицо побледнело, глаза оживленно забегали по сторонам.

— Он спрятал Аркан, о высочайший, а затем использовал его, когда я отлучилась. Я не знала, что он способен на такое. Ведь он обычный толпарь, невежда… Таких тысячи.

— Таких единицы, — поправил Владыка. — Одиннадцать, если точнее. Вы упустили прекрасную возможность. Старший аркан, принадлежащий Белой ложе. О таком можно только мечтать.

Надвинутый на глаза капюшон скрывал от взглядов лицо Абраксиса, хотя может оно и к лучшему, решил Фарамонд. Ведь он древнейший из Архонтов. Мало ли что скрывается там, в темноте под тканью? Наверняка Фрасиаб по сравнению с ним — просто душка.

Будто услышав мысли барона, Владыка поднял руки к голове и отбросил капюшон назад. Леонор охнула. Перед ним на жутком троне восседал ослепительной красоты мужчина. Молодой, не старше тридцати, длинные темные волосы гладкими волнами ниспадают на могучие плечи, кожа на лице гладкая, ни одной морщинки или складочки. Правильные черты, длинный прямой нос, тонкие аристократические губы, острый, устремленный вперед подбородок. Только глаза, выдают возраст, черные как ночь, глубокие бездны. Словно черные дыры они втягивают внутрь, им нельзя сопротивляться, воля тут же размякает, в голове становится легко, тела не чувствуешь.

— Для вашего же блага, дети мои — произнес Абраксас повелительно, накинул капюшон обратно. — Вы убили Бриана, почему?

— Чтобы выжить, о высочайший — сказал Фарамонд осторожно. — Я был смертельно ранен. Только повелитель старшего аркана мог спасти меня.

— Это хорошо. Совету это понравится. Нам нужна молодая кровь. А башне нужен новый господин, или госпожа, — Абраксас повернулся в сторону Леонор.

— Черная башня всегда рада служить Вам, о высочайший, — пролепетала Леонор угодливо. Склонила голову, чтоб не видеть страшных глаз.

— Это хорошо, дочь моя. В том, что Маг сбежал, нет вашей вины. Он хитер и силен, вы недооценили его. Я даже посылал за беглецом отряд, со склартом. Все они погибли, так что Анри не так слаб, как вам думается. Возможно даже, он уже умет пользоваться Арканами. Возможно, нет. На все нужно время. Мы очень близки, дети мои, очень близки к тому, чтобы сбылось то, для чего мы рождены.

— Что же это, высочайший? — спросил Фарамонд кротко, как ученик, что стоит перед строгим учителем.

— Бессмертие и власть. Власть над жизнью и смертью во множестве миров. Объединив все двадцать два старших аркана, мы сможем изменить саму ткань мироздания. Мы станем бессмертными богами, дети мои. Повелителями времени и пространства. Вы будете вечно молодыми, могучими творцами и разрушителями миров. Ваши мечты сбудутся, — сказал Владыка могучим рокочущим голосом.

— Что мы должны сделать для этого, о высочайший? — спросила Леонор торопливо. Ей уже не терпелось обрести то сказочное могущество. Ведь это так прекрасно — не стареть, повелевать народами. И все трепещут перед тобой в ужасе, преклоняют головы. Воспевают в песнях, ищут твоей милости и защиты. И только ты волен решать: жить или умереть. Бессмертие — великий дар! От такого кружится голова, тело и ум заполняются огнем желания. Еще не много и полыхнет.

— Найдите беглеца и отнимите Аркан. Вы уж проделали подобное с Брианом. Мне понравилась ваша ловкость и трезвость ума. Они пригодятся вам, дети мои. Но не все так просто. Сила скрывает Анри от моего взгляда. Он будто закрыт облаком, а потому нам нужна помощь. Артефакт.

— Глаз демона, о высочайший? — голос Фарамонда дрогнул, хотя старался говорить твердо.

— Да.

— Но альфарцы ни за что не отдадут его. Кроме того владыка Самхар, не позволит…

— Если узнает, не позволит. Самхар не желал, чтобы вы отобрали карту у Бриана. Но вы отобрали. Откуда вам знать, дети мои, что у Самхара на уме? Возможно, он уже подыскивает вам замену? — сказал Абраксас спокойно, но так что Фарамонда пробрала дрожь.

— Что же нам делать, высочайший? — спросила Леонор взволновано. — Я не могу противостоять такому могучему чародею, как мастер Самхар.

— Старый некромант не ваша забота, дети мои. Отыщите глаз, и возвращайтесь ко мне, я скажу что делать.

— Но как мы отыщем вас, владыка? — спросил Фарамонд.

— Высшие арканы связаны, любой из Архонтов может воззвать к другому, зная имя, карту и лик. Мои вы теперь знаете, — пророкотал Абраксас.

Фарамонд запнулся, подыскивая слово. В отличие от Леонор, у него нет высшего Аркана, а скудных способностей королевы не хватит на подобное…

— Я найду тебя сам, сын мой. Любой из арканов повинуется моей воле.

Барон устало зажмурил глаза, вздохнул с облегчением. Хоть и владыка, а и о нем подумал, прежде Фарамонд полагал, что Архонтам нет дела до таких как он, заурядных рыцарей. Что вся их жизнь проходит, утопая в роскоши и золоте, как у королей. А на деле оказалось, что могущественный Абраксас носит простые черные одежды, напоминающие монашескую сутану, и никаких тебе самоцветных камней, драгоценных металлов. Все богатство у владыки внутри, магия, чародейство, что для него какие — то побрякушки, пускай с ними смертные глупцы забавляются.

— Вы так великодушны, о высочайший, — сказал Фарамонд воодушевленно. — Для меня честь служить Вам.

— Теперь ступайте, скоро прибудут остальные. Подробности сообщу вам через арканы, — повелительно произнес Владыка.

Фарамонд первым поднялся на ноги, низко поклонился перед черным троном. Абраксас снисходительно коснулся ладонью его головы, что — то прошептал на страшном древнем языке, в темечке закрутило, зачесалось так будто давно не мыл волос, но тут же прошло. Леонор подошла следом, подняла край изысканного платья, оголись стройные длинные ноги. Фарамонд жадно впился в них взглядом. Она медленно, будто во сне, опустилась на колени и преклонила голову перед стопами древнейшего из Архонтов. Длинные волосы красавицы растелились по полу золотистым покровом.

— О высочайший, прошу, инициируй меня до того как я покину этот дивный храм, чтобы вся сила аркана была послушна мне, и послужила тебе, о высочайший.

— Да будет так, — произнес Абраксас властно, положил широкую ладонь на голову маркизы. Громадная фигура в черном на мгновение застыла, казалось само время остановилось. Фарамонд отчетливо помнил, как сердце замерло у него в груди, кровь в жилах застыла, стала густой как кисель, а затем твердой как лед. Воздух в легких заледенел, мышцы превратились в камень. Даже мысли в уме и те умерли на несколько мгновений.

Мир за секунду поблек и утратил краски, безжизненная серость расползалась как пятно во все стороны. От нее не скрыться, не убежать. Он испугался, думал пришла смерть. Тот же холод в жилах, на грудь, словно камень взвалили, не вдохнуть. И даже закричат нельзя, гортань сжалась в тонкую трубку, горло словно залили воском. И вот все вернулось назад. Мир обрел прежние краски, черное стало черным, живо задвигались струйки дыма над троном, зашевелились золотистые локоны на полу. Леонор поднялась на ноги. Все как прежде, те же округлые бедра, тонкая талия, изумительная полная грудь, пухлые, зовущие губы, аккуратный носик. Но нет, чего — то не не хватает. Ее глаза, что — то не так с глазами Леонор. Фарамонд вздрогнул от ужаса. С милого личика маркизы на него смотрели подернутые черной маслянистой пленкой. Чем — то они напоминали те, что видел когда Абраксас снял капюшон, но не такие глубокие, мягче. Но мягкость эта как между сталью и железом.

— Леонор, что с тобой случилось? — прошептал Фарамонд испугано, губы его дрожали.

— Владычица Леонор, рыцарь, — холодно и сухо ответила маркиза, лицо ее казалось неподвижным, лишь губы шевелились медленно и лениво — ступай к выходу, у нас важная миссия.

Фарамонд рванул по коридору как подпаленный, зорко вглядывался в холодный свет горящий под ногами, лицо окаменело, а брови сдвинулись. Он даже задержал дыхание, будто этим мог развеять зло и черноту древнего храма. Что сотворил Абраксас с его прекрасной женщиной? Какое чудовище теперь живет в ее шкуре?

Фарамонд выбежал наружу и всматривался пристально, очень пристально, в черты лица своей возлюбленной, с растущим разочарованием замечал по ее лицу, что перед ним стоит чужой человек. Холодный отстраненный могущественный и незнакомый. Леонор действительно напоминала одного из магистров ложи — настоящий Архонт, кажется, даже в росте прибавила, или это величие делает ее выше? Что теперь делать ему, Фарамонду, не отмеченному ни Силой, ни властью, ни мудростью Владык? Остается одно — полагаться на удачу и хитрость, на опыт и на то, что судьба его не оставит.

— Не бойся, дорогой, — произнесла Леонор игриво, вскинула бровь, — я тебя не брошу. Я все та же, но немного иная.

— Но твои глаза…, — Фарамонд не выдержал, отвернулся. В груди громко забухало. Темные горящие мертвым огнем очи будто прожигали взглядом, копьем пронизывали насквозь, докапывались до самых грязных уголочков внутри. До того, о чем сам забыл, о чем не хочешь помнить. Как жить с такой женщиной?

— Не бойся, это пройдет. Через девять дней глаза станут прежними. Это часть инициации. Я сейчас зрю сквозь время, вижу Харн, его величие, те дни когда Сила наполняла нас от макушки до кончиков пальцев на ногах, — прошептала она с тоской в голосе. — Знания веков входят меня с каждым вдохом. Я должна побыть здесь еще немного, чтобы связь с прошлым не разрушилась.

Фарамонд безвольно кивнул, тяжелой, как казан головой, опустил тусклый взгляд. Его рвение угасало, засыпалось серыми хлопьями пепла: неверием и разочарованием. Нет уже той пламенной устремленности, веры в успех, остались лишь черные, еще теплые, дышащие алым угли. Огарки упрямства и воли. Они говорили: ты должен идти, должен. Не все утрачено, ты потерял много сил, но ты справишься.

— Ты справишься, милый, — сказала Леонор уверенно. — Владыка выбрал тебя не зря. Вот возьми.

Она протянула вперед руку, на ладони лежал черный, правильной формы куб. Грани острые, так и горят темным внутренним огнем. Глянцевая поверхность мечет яркие вспышки, того и гляди посыплется жар. Кажется, что тонкие стенки не смогут удержать бурлящую внутри мощь, и она побежит наружу, сметет все на своем пути, как лавина что сходит с гор, или поток лавы, изливающийся из жерла.

— Это мой скларт? — брови Фарамонда поползли вверх, лоб покрылся глубокими складками.

— Не узнал?

— Нет, он здорово изменился. Как и ты…, — проворчал барон.

— Бери, он твой по праву. Я лишь немного улучшила его. Теперь, если ты окажешься в опасности, стоит лишь подумать о Черной башне и ты очутишься внутри, за ее неприступными стенами.

— Спасибо, Леонор. Ты очень добра, — сказал он невесело, тяжело вздохнул, но скларт принял.

Теплый куб приятно оттягивал ладонь, острые грани врезались в кожу, но Фарамонд знал, не порежут. Кого — то иного, может быть, но не его. Их слишком многое объединяет. Скларт прирос с нему, привык, как привыкает зверь. Сначала он дикий и строптивый, норовит схватить зубами, показывает когти, но со временем приручается, проникается уважением к хозяину, даже копирует его. На душе стало теплее, ведь уже не с пустыми карманами, и даже выгода есть — скларт стал могущественней. А ведь этот черный кубик хранит множество тайн. Даже Архонты и те не знают всех его свойств.

Поговаривали, что старик Бриан собирал знания о склартах, но наверняка записи погибли вместе с замком. Хотя кто знает? Если бы не поиски Ока, он, Фарамонд с радостью бы отправился к руинам и разузнал, что за наследство скрывается под камнями твердыни де Реца. Наверняка хитрый вампир не хранил журналы в одном месте, это глупо и не предусмотрительно, а Бриан был не из таких. Хотя и награда Абраксаса за службу обещает быть щедрой. Так чего отчаиваться, клинок при нем, скларт на месте, могущественная колдунья — его союзник и возлюбленная.

Разве судьба не улыбается ему во весь рот? Еще недавно он был при смерти и сгибался на ветру как сухая ветвь, а теперь гордо расправил плечи и смотрел в глаза самому Владыке Абраксасу!

— Я понял, Леонор. Мне нужно немного времени, как и тебе. В голове все уляжется. А то я сам не свой, — признался Фарамонд.

— Я вижу, — на красивых губах Леонор заиграла улыбка. — Будет лучше, дорогой, если ты подождешь меня в башне, это место угнетает тебя.

— Согласен, — кивнул Фарамонд резво, уже потирал широкие ладони. — Вот и испробую новый скларт.

Фарамонд по привычке прикрыл глаза, разогнал в уме блудные облака мыслей, дождался полной тишины и черноты, затем сосредоточился на скларте. Медленно и осторожно он поднес куб к губам и подул. Тот привычно дернулся, по мерцающему глянцу побежала рябь, грани постепенно расходились в стороны, раскрывались, как лепестки черного лотоса. Черные квадратики разбежались как жуки, во все стороны: вверх, вниз, влево, и даже по диагонали. Такого прежде Фарамонд не видел, обычно скларт открывал пространственную доску, но теперь перед ним в воздухе завис громадный куб, разбитый на маленькие ячейки.

— Вот чудеса, — прошептал он ошеломленно, — кто бы мог подумать?

— Это только начало, мой милый, только начало.

Глава 18. Победителей не судят

Иноземье. Альфарские степи.

Сырой и холодный встречный ветер безжалостно стегал лицо, раздувал ноздри. В уголках глаз Фарамонда стояли слезы, но не от жалости, о чем жалеть! Холодные и мощные струи воздуха хлещут по глазам! Горячее и яростное солнце припекает сверху, спина накаляется как сковородка, скоро зашипит. И получается что сзади жарко, а спереди лицо немеет от холода.

До самого горизонта простирается степь, ровная, живая, травы колышутся волнами, ветер играет, ими рисует линии, и кажется что там, в густой траве извивается исполинский змей.

Далеко впереди темнеют пирамидками высокие горы со снежными верхушками. Словно крепостная стена они преграждают стремительный бег широкой и вольной степи. Фарамонд так и видел, как она накатывает зелеными волнами на неприступные каменные стены, ударяется яростно, шипит и расстилается бессильно у подножия. Но ничего, время возьмет свое, мелкие хилые стебли проберутся в трещины, пустят корни, и со временем камни застелет мягкий живой ковер. Время всегда берет свое…

Фарамонд гневно сплюнул на сторону. Будь оно проклято, это время! Сколько смертей и боли лишь за то, чтобы взять над ним верх, и все равно без толку. Время берет свое. Оно бежит по одной линии, от начала к концу, как река. Все верно, реку вспять не повернуть. Но есть и другой путь. Абраксас знает о нем, а он, Фарамонд лишь слышал, но и слух греет сердце. Бессмертие. Время может двигаться по кольцу, как во временной ловушке, а может течь сразу в нескольких направлениях, и тогда живешь сразу несколько жизней. Тяжело представить, а еще тяжелей сделать…

Там, под этими каменными великанами — подземные города альфарского народа. Темные колдуны и чернокнижники, кровопийцы и демонопоклонники. Без мерзкой бесовской мощи и магии крови альфарцы давно бы погибли под натиском степных племен. Злобные и опасные, как загнанный в угол зверь, они засели в пещерах, в руинах того, что было алмазом их цивилизации, бесценным сокровищем. Теперь лишь хладный и гнилой труп… Но некоторые осколки того алмаза до сих пор находятся под землей, в руках жрецов. Тяжело расставаться с властью, привилегиями и богатством. Жречество всеми силами старается не упасть с трона. Оно готово скормить весь альфарский народ демонам, но не отступит.

Справа медленно, будто плывет, выдвинулась черная морда благородного скакуна. Грохот копыт становился громче, сливался в знакомую громовую дробь. Но это всего два всадника, а когда скачет добрая сотня, то под ногами лошадей дрожит земля, степь знает и любит этот грохот.

Конь маркизы уже взмок, но пена еще не капает с губ, не свисает неряшливыми лохмотьями, хотя скачут уже не первый час. Конечно Леонор могла прибегнуть к чарам и переместить себя и Фарамонда ближе к подземным городам, но тогда возникал риск что жрецы их заметят.

Фарамонд приподнял голову от конской гривы, развернулся к спутнице:

— До заставы осталось совсем немного!

— Я уже чувствую их, — ответила Леонор, не оборачиваясь. Может и к лучшему, от взгляда черных глаз барона до сих пор лихорадит.

Копыта гулко стучат по сухой серой земле, узкая дорога лентой петляет по высоким зарослям травы. В этом зеленом море легко можно притаится и всаднику, прильнул к коню, потянул за узду, чтоб тот морду опустил к земле, и все, не видать. Степняки подчас так и поступали, ох как же альфары их ненавидели.

Шустрые, коварные, и неуловимые воины степей нападали не только днем, но и ночью, не стеснялись бить в спину, набегут гурьбой, выпустят сотню другую стрел — и обратно в степь. А ведь альфарцы не люди, их жизнь может тянуться и тысячу лет, а тут подлая стрела в грудь. Много слез и крови пролито на этой земле.

Бойня между альфарцами и степными племенами тянулась уже не одну сотню лет. Долгая жизнь позволяла годами копить злобу и взращивать страшные планы мести. Не прошло и десятка лет с «ночи младенцев». Лучшие из лучших, альфарские воины — храмовники под покровом ночи напали на стан кочевников, кого смогли — убили, остальных угнали в плен. Жертовные алтари в ту ночь стали алыми от крови детей и младенцев, она реками бежала по канальцам на плитах ритуальных рак… Если верить легендам, то под могильными камнями покоились останки демонов, некогда правивших альфарским народом.

Жрецы пустили под нож всех, до единого. Демоны глубин собрали обильную жатву. Их око теперь неусыпно следит за кордонами альфарский владений. Ни один колдун или даже молодой шаман не сможет пройти незамеченным. Око ловит даже тень колдовства, видит сквозь любые чары, злой взгляд пронзает пространство и время. Именно оно поможет отыскать Анри, но как пробраться в подземелья незамеченным? Как ускользнуть от взгляда «Ока демонов»?

Фарамонд молнией несся по степи, снова уткнулся лицом в конскую гриву, иначе подлый ветер саданет копьем в широкую грудь, выбьет с седла, словно юного сквайра, что еще только учится ездить верхом.

Ветер уже не холодный, но и не жаркий, что сушит и обрывает кожу, как раз золотая середина. Дуновение хоть и свежее, но не колет морозными иголками. Солнечные лучи беспощадно пекут спину, плечи, конь уже весь блестит от пота, горячее тело несется по дороге паша жаром, как раскаленный в горне молот, брошенный демоном глубин. Леонор скачет рядом, тоже прильнула к скакуну, хоть и могучая колдунья, а законы природы есть законы природы, встречный ветер не спросит колдун или нет, опрокинет наземь, осыплет пылью, засмеется лихо.

Маркиза внешне не изменилась, все та же гордая осанка, роскошные золотистые волосы, но внутри, оттуда, из глубины, на мир смотрит другой человек. Мы все меняемся, со временем, при разных обстоятельствах, но перемены, так или иначе, закономерны. Многое в людях не изменяется никогда, только внешняя оболочка, привычки, вкусы. Человек не может измениться кардинально. И все же может… Фарамонд внимательно наблюдал за переменами в характере Леонор. Время шло, и она отдалялась, становилась чужой, незнакомой и страшной. Фарамонда пугало такое быстрое преображение, ему нравилась прежняя Леонор, пускай и жестокая, и хитрая, но готовая на все ради них. На все…Теперь готова на все, ради себя, а он остался за границей круга. Неужели снова один, вновь сам по себе?

В груди неприятно защемило, сердце билось как — то тихо, будто боялось что услышат. А ведь действительно, Леонор может слышать шепот его мыслей, стук сердца. Лучше сосредоточится на миссии.

Фарамонд поднял голову вверх, ноздри жадно задрожали, с восторгом втянули свежий, пахнущий травами воздух. Вот она жизнь! Ты один, бескрайняя степь и конь мчится галопом к далекой полосе горизонта. Как тут не понять альфарцев, что не жалеют долгой жизни, сражаясь за эти земли! За такое и жизни не жалко. Особенно чужой…

Впереди появилась призрачная дымка, спустя минуту превратилась в темно — зеленую полосу. С каждым ударом сердца она становилась все шире, выше, отчетливей. Фарамонд крикнул:

— Это здесь!

Маркиза скакала чуть позади, в двух сотнях шагов. Фарамонд потянул за узду, пустил скакуна рысью, ногами сильнее уперся на стремена, привстал. Лихой ветер тут же обдал разгоряченное тело свежим дыханием, он усмехнулся, мокрая рубашка прилипла к груди, рукава надулись как рыбьи пузыри, захлопали по рукам. Лицо мокрое от пота, тут же высохло, хотя от щек еще веяло жаром.

Леонор быстро поравнялась с ним, сказала хитро:

— Это и есть твой план?

— Да, — ответил он твердо. — Скачи за мной!

Темно — зеленое быстро разрасталось, превращалось в лесополосу. Издали угадывались кроны и стволы деревьев, сочная зелень листьев. Воздух становился гуще, дышал сочной свежестью. Отяжелевшая от сырости пыль больше не взлетала облаками, лениво стелилась по земле серой дымкой.

Деревья становились все больше и больше, уже размером с палец, рядом вырастала прямоугольная сторожевая башня приземистые плоские как тарелки дома. На верхушке деревянного укрепления можно было различить пока еще малую фигурку сторожевого, наверняка лучник, или следопыт, таким в дозоре самое место: не так скучно как мечникам, и толку больше.

Дорога забирала к востоку, коленом загибалась прямо к сторожевому посту. Всадники пришпорили лошадей и во весь опор помчались к пограничному посту.

Деревянная башня высилась только с одной стороны ворот, на другом конце — обветшалые приземистые бараки. Фарамонд всей кожей ощутил, как от лагеря веет колдовской мощью. Над воротами чернеют узкие прорези, острые глаза барона сразу заметили торчащие оттуда наконечники стрел, лучники прятались за стеной, там их не достать, одно неверное движение и стрелы сорвутся с тетивы.

Засов отлетел в сторону, ворота с глухим треском отворились, заблистали наконечники копий, показались мужские лица. Из плоских пристроек, что прижались к южной стороне лагеря, торопливо выбежало несколько воинов с длинными узкими мечами. Такие Фарамонд видел на раз — альвские клинки, оружие храмовников. Значит, в лагере есть хоть один колдун или жрец. Храмовники просто так в лагере не сидят.

— Сложите оружие, вы входите на земли, принадлежащие альфарскому народу! — громко произнес худой как скелет, высокий храмовник, судя по всему он в лагере за старшего.

Фарамонд всмотрелся в его жесткое, высушенное ветрами лицо, сказал на альфарском:

— Я приветствую великий Альфарский народ, и тебя отважный воин. Мы пришли сюда не для войны, и потому смиренно сложим оружие. Мы пришли с миром!

Он демонстративно отстегнул от пояса ножны с мечом и отбросил их в сторону, оружие исчезло в густой и высокой траве.

Храмовник поколебался с ответом, взглядом пробежался по широким плечам Фарамонда, мускулистым руками, уперся в соблазнительные полушария груди Леонор. В красных глазах блеснули тусклые огоньки зависти. Ни одна альфарская женщина не могла похвастаться такой красотой. Два других храмовника молча, сверлили предводителя удивленными взглядами: чего прикажешь с ними делать? Или может, ждут сигнала от колдуна, что так и не вышел из лагеря и робко прячется там, в башне.

— Кто вы, и зачем проделали столь дальний путь? — спросил, наконец, храмовник.

— Мы друзья, которые хотят предупредить вас об опасности, — сказал Фарамонд с тревогой в голосе, придал лицу обеспокоенный вид, тягостно вздохнул. — До нас дошли слухи, что к вашим границам приближаются могущественные колдуны.

— Колдуны? — переспросил альфарец. Всем видом он старался скрыть волнение, но скулы едва заметно дрогнули. — Откуда вы знаете?

— Я два дня и две ночи иду по их следу, — ответил Фарамонд твердо. — Мое имя Анри де Ланьяк, а это моя спутница и супруга — Леонор. Мы зарабатываем на хлеб тем, что ловим опасных преступников, и доставляем на суд. Эти двое, что едут к вам, давно в розыске. Кровожадные убийцы и воры. За их голову назначена щедрая награда.

— Так значит вы крысоловы, то есть охотники за головами? — даже без тени уважения спросил храмовник. Хранители тайных знаний и элитная охрана жрецов, презирали наемников. Альфарцы вообще плохо относились ко всем, кто торгует военным ремеслом, для них оно священно. Тем более удивительными кажутся поступки Дордаора. Ему, Фарамонду, об этом известно, на их пренебрежение рассчитывал. Небрежность лишь на руку, пускай чувствуют себя уверенными, способными управлять ситуацией.

— Верно, мы именно те о ком вы говорите, — кивнул он сдержано, но скулы напряг, легко прищурился, пускай думают, что задели самолюбие.

Двое других храмовников отступили назад, ближе к воротам лагеря. Оттуда удобней держать оборону, спину прикрывают длинные копья солдат. Лица застыли, будто на морозе стоят, сосредоточенные взгляды устремлены вдаль. Внешне альфарцы выглядели спокойно, как воды ночного озера, но мышцы под кожаными доспехами вздулись буграми, дрожат от напряжения. Оружие, держали перед собой, готовые бросится в бой по кивку предводителя.

— Наверняка награда большая, раз вы выползли на свет, — хохотнул храмовник.

— Да, золота обещают много. Но плата соразмерна опасности. Как всегда, — развел руками Фарамонд. — Но сегодня мы ваши друзья, мастер меча. Больше никто не сможет вам помочь. Вы либо примите помощь из рук крысолова, либо умрете до того, как солнце опустится за горы.

Леонор внимательно наблюдала за колдуном, что притаился в башне. Напряженно и взволновано жрец прощупывал пространство вокруг нее и барона. Нервничал, искал следы чар. Что ж пусть ищет, глупец. Магию высшего аркана могут чувствовать лишь владыки, или обладатели могущественных артефактов, таких как Око Демона. А скларт Фарамонд оставил в башне. Теперь их не отличить от обычных охотников за головами и искателей сокровищ, которые сонмами рыщут по степи в поисках золота альфарских князей.

— Думаете мы не справимся с каким — то колдунишкой, вы ничего о нас не знаете, — фыркнул молодой храмовник, видно не сдержался, эмоции взяли верх.

Предводитель сделал вид, что не расслышал, предупредительно воздел руку, правда Фарамонд отметил как расширились от гнева зрачки альфарца, но более ничего, лицо как и прежде стальное. Отличная выдержка, не зря храмовник землю топчет.

Юнец поспешно закрыл рот, закусил губу от негодования. Глаза смотрят в одну точку, но в них нет прежней жесткости, играют эмоции, блестит обида на самого себя. Фарамонд читал альфарца как раскрытую книгу.

— Вы не справитесь. Колдун — мастер иллюзий, он с легкостью смутит разум таких юнцов как этот. А ведь он храмовник, а остальные обычные солдаты.

— Хорошо, — ответил сухо посрамленный предводитель. — Вы доказали правоту своих слов. Возможно, нам и понадобится ваша помощь. Но это зависит от того что вы предлагаете.

Уже возможно, уже не пошел вон крыса продажная, — улыбнулся в мыслях Фарамонд, — еще немного и ты будешь кланяться говорить спасибо добрый сэр! Как были рубаками, так и остались, а ведь как долго живут, а толку не прибавилось. Пустоцветы. Наверняка все дело в догматичности их культуры, неспособности принимать новое.

— Мы предлагаем убить колдуна, когда он сунется на ваш пограничный пост. Вы останетесь живы, а мы получим свое золото, — сказал Фарамонд с таким искренним выражением лица, что даже Леонор ему поверила.

— Ты хитер, наемник, хочешь получить награду, а пожертвовать моими солдатами? — предводитель нахмурил тонкие брови, в алых глазах блеснула сталь. — Сперва докажи, что ты незаменим.

На бледном, не смотря на солнце, лице вновь застыло каменное выражение. Надбровные дуги альфарца толстые и тяжелые, брови на них узкие, и потому глаза сверкнули настолько ярко, свирепо и с такой силой, что Фарамонда перехватило дыхание, взгляд будто тяжелый кулак ударил под дых.

Барон и маркиза мельком переглянулись. Лианор демонстративно вскинула бровь, на лице появилась снисходительная улыбка: твой, мол план, ты и думай, а я подожду. Фарамонд легонько кивнул, посмотрел поверх ушей коня на храмовника, сказал с притворной неохотой:

— Я превосходно владею мечом. Этот колдун тоже. При помощи магии и своего мастерства он победит любого из вас. Только я могу его остановить.

Тонкие и бледные губы храмовника растянулись в усмешке:

— Подними свое оружие, наемник и готовься к бою. Я лично проверю, так ли ты хорош как поешь!

Солдаты громко захохотали, один даже лихо присвистнул, они не сомневались: мастер меча одержит верх, откуда им знать что этот самоуверенный крысолов уже однажды победил величайшего из мастеров меча — Дордаора, черную молнию, как прозывали его альфарцы.

— Тогда да будет тебе известно, что моим учителем был сам черная молния, — произнес Фарамонд пафосно, проворно соскочил с коня на землю.

Храмовник и ухом не повел, стоял напротив него величавый и неподвижный, как гора. В левой руке блещет на солнце длинный альвский меч, пальцы правой сжимают рукоять короткого кинжала, из — за спины выглядывает эфес еще одного, тоже обоюдоострого и прямого, но покороче.

Те, кто увлекается клинками, знают: у альвов, дальних родственников альфаров — лучшее в мире боевое оружие. Голубоватая сталь никогда не тупится, рассекает железо как тряпку, а иную благородную сталь щербит и скалывает, что же касается доспехов, то альвский меч пробивает любой шлем и срывает его с головы вместе с костями черепа. Кирасы и латные доспехи клинок рубил не хуже чем топор дрова.

— Будем драться до первой крови, наемник Анри. Я не был учеником Дордаора, но мне приходилось скрестить с ним меч. Не скажу, что победил, потому что это ложь. Но скажу: он отметил мое мастерство. Но с тех пор много воды утекло.

— Как же тебя зовут мастер, сумевший удивить самого Дордаора? — спросила Леонор сладким голосом.

— Хариэль, железная рука.

— А за что же прозвали так? — все так же мягко сказала она.

— Вот за что!

Храмовник отодрал кожаный наруч на левом предплечье, поднял руку вверх, сталь вспыхнула на солнце ярким огнем, лучи отскакивали от зеркальной поверхности металла, как от зеркала. До самого локтя рука Хариэля — металлический доспех, только живой. Пальцы шевелятся, даже мышцы перекатываются под стальной кожей.

Леонор сразу смекнула: отмеченный демонами. Наверняка выслужился перед рогатыми бестиями, длинноухий. Простым храмовникам такой чести не видать. И как такого занесло на пограничную заставу? Наверняка, маг в башне тот еще субъект. К обычному жрецу охрану из меченых не приставляют.

Фарамонд округлил глаза, произнес с уважением:

— Какие еще секреты вы прячете, мастер Хариэль?

— Много разных, — ухмыльнулся в ответ храмовник, прищурил алые глаза, — готовься к бою наемник и узнаешь.

Они налетели друг на друга с грохотом столкнувшихся гор, пыль поднялась в воздух серым плотным облаком. Мелкие кусочки земли полетели в лицо, будто не два человека дерутся, а громадные змеи сбились в клубок и извиваются в пыли. Леонор прикрыла ладонью рот. Но даже она не видела, жив Фарамонд, или железнорукий изрубил его на куски? Воины вытянули шеи, словно гуси, интересно ведь кто победит. Через мгновение из пыльного облака послышались частые удары стали о сталь. Значит, оба живы…

Пыльный туман рассеялся, стало видно, что бойцы неутомимо наносят друг другу сильные удары. На лицах обоих — зверские гримасы, все перепачканы серым, только глаза горят бешеным огнем. Ветер растрепал седые волосы Хариэля, они падают на глаза, мешают смотреть. Фарамонд часто моргает правым глазом, наверняка соринка попала. Но оба целы, на теле ни царапины.

— А ты не дурен! — воскликнул Хариэль. — Ну же, к бою!

Они неспешно разошлись в стороны, перевели дух и продолжили бой. Оба знают, один — единственный удачный удар решит всю схватку… И не важно, что бой до первой крови, это ничего не меняет, когда сражаются два мастера удар всегда один, сегодня он будет щадящим, не смертельным.

Хариэль ударил первым, лезвие меча пошло по косой дуге, не отскочи Фарамонд в сторону, остался бы без руки. Он тут же контратаковал. Молниеносный выпад в шею, альфарец не менее быстро вскинул правую руку, парировал кинжалом. Со свистом альвский меч прошел над самым ухом, срубил несколько волосков, но дальше не достал, Фарамонд ушел глубоко вниз, выстрелил оттуда хитрым ударом в пах, и опять Хариэль перехватил его меч кинжалом.

Фарамонд не стал дожидаться, пока храмовник ударит, поднырнул под левую руку, рубанул с разворота. Казалось, альфарец не успеет развернуться, сам Дордаор не успел бы, удар обязательно пройдется по бедру, или руке. Но когда барон развернулся, то увидел лишь разрубленный пополам наруч, и тонкую как волос царапину на стальной руке Хариэля.

— До первой крови, — хохотнул храмовник.

Фарамонд не ответил, лишь зло сверкнул глазами и бросился вперед. Он крутанулся вихрем в воздухе, ударил с такой силой и скоростью, что у солдат перехватило дыхание. Леонор довольно улыбнулась, вот он настоящий рыцарь! Хариэль даже не рискнул парировать, проворно отскочил назад, собираясь достать барона на контратаке. Но Фарамонд не позволил, как только нога коснулась земли, взмыл в воздух еще быстрее, чем прежде. Толпа ахнула, такого они еще не видели. Такое мог вытворить разве что черная молния.

Фарамонд подпрыгнул высоко — высоко, на рост человека, кувыркнулся через голову и всей мощью тела обрушился прямо на голову ошарашенному Хариэлю. Храмовник лишь успел вскинуть руку, закрывая голову от удара. В этот момент Фарамонд повернул лезвие меча, и острие обошло защиту, впилось точно под локоть старого альфарца. Хариэль закричал страшно, ухватился за рану. Кровь струйками брызгала из рассеченных вен, а блестящая рука все еще шевелилась у него под ногами.

— До первой крови, — прохрипел устало Фарамонд, вытер пот со лба ладонью. На коже пролегли длинные грязные полосы.

— Ты победил, наемник, но ты дорого заплатишь мне за такое оскорбление!

Горячая кровь широкими струями текла между пальцев храмовника, ручьем сбегала по локтю на землю. Два младших стояли позади, бледные, как смерть, будто сами руки лишились. Толпа замерла в безмолвии, лишь удивленно хлопала веками. Где это видано крысолов победил меченного демонами!

Из ворот лагеря, расталкивая в стороны ошарашенных солдат вышел высокий седовласый альфарец с молочно белыми глазами, сухим и темным, как пергамент лицом и длинной до пояса бородой. Старик опирался на длинный, черный посох с навершием из отполированного до блеска человеческого черепа. Глазницы тускло светятся алым, по блестящей поверхности посоха то и дело пробегают крохотные молнии.

— Идемте. Я выслушаю вас, — сказал жрец холодно.

Леонор легонько кивнула, она уже думала о том, куда поставить в Башне альфарский артефакт. Может в тронном зале?

Глава 19. Брошенные судьбой

Иноземье. Руины замка «Блутштайн».

Руины замка окутало облако плотного бурого тумана, от былого величия герцогской твердыни не осталось и тени. На склоне горы чернеет лишь груда бесформенных камней, неприступные башни и стены давно обрушились во тьму. То, что осталось уже не трещало, не грохотало. Лишь мелкие камешки все еще продолжают легонько стучать, скатываясь в бездонную глотку пропасти. Земля под ногами дрожала в ужасе перед такой страшной мощью.

Блан взглянул на рубин: алое свечение становилось сильнее, уже не то тусклое мерцание, но и не сполохи яростного пламени. Медленно, но неотвратимо маленький огонек внутри камня разгорался. Рубин вытягивал Силу из рушащегося мира.

В груди клином засела боль, шевелилась, сердце обливалось кровью: его брат остался там, в туннеле, а теперь наверняка лежит у подножия гор, под толщей земли и грязи, изувеченный тяжелыми камнями. Блан хотел похоронить брата, самое меньшее, что мог сделать — насыпь из камней на могиле, но времени оставалось лишь на спасение себя. Нужно вначале спасти живых, а тогда уже хоронить мертвых. В груди остро кольнуло жгучей болью, сердце не принимает доводов разума, сколько не говори что прав…

— Что нам теперь делать? — спросил Даргор. Тонкие губы альфарца едва заметно дергались, в уголках глаз стояли слезы.

— Она осталась там, моя жена…, — сдавлено прибавил он. — Я не сумел тебя спасти, Тирувьель, не знаю, простишь ли мне…

— Она то простит, — ответил угрюмо Блан, — а вот ты себе — нет. Я никогда не прощу себе гибели брата.

— За что же мне такое? — горестно произнес Даргор. Его уже не радовало собственное спасение, даже о жуткой метке на груди забыл.

— Не знаю, но я этого так не оставлю. Я отомщу.

Даргор взглянул в глубокие, полные печали глаза оборотня, на мрачное, извоженное в грязи лицо, сердце начало стучать чаще, а пальцы судорожно сжались, будто завис на них на краю пропасти. Теперь их двоих связывает нечто большее, чем просто цель или общий враг, у каждого на сердце кровоточит рана, оба потеряли дорогих им людей. Даргор был уверен, оборотень ощутил что — то подобное, он видел по его острому взгляду, вздувшихся на лбу венах, напряженных скулах.

Блан медленно кивнул альфару, будто прочел мысли, или заглянул в душу.

— Теперь мы команда, Даргор. Ты и я. Больше у нас никого нет, больше никого.

— Да. Я буду с тобой до конца, — ответил альфарец хрипло.

Земля под ногами треснула со страшным грохотом, кромки быстро расходились в стороны, будто снизу разинуло пасть исполинское чудище. Затряслось, крупные комки земли посыпались внутрь. Раскол быстро ширился, один из краев резко пошел вверх, раздался громовой треск, казалось там, внизу великан сломал руками скалу.

Блан проворно вскочил на торчащий и земли камень, обвил вокруг ногами, теперь точно не свалится. Даргор не успевал запрыгнуть следом, раскол норовил схватить его сухими кривыми губами, утянуть вниз на дно.

— Хватайся за руку!

Блан свесился с камня вниз и потянулся к перепуганному альфарцу. Тот цепко, будто краб клешнями, впился пальцами в предплечье, благодарно кивнул.

Земля под ногами Даргора протяжно и жалобно ухнула, целый громадный пласт скололся, еще мгновение и утонет во мраке бездны. А заодно утащит с собой бледного, как стена, альфарца и Блана, что держит его за руку.

— Прыгай, болван! — выкрикнул в сердцах оборотень. — Прыгай или нам конец!

Земля дрогнула сильнее. Из глубин донесся тяжелый грохот, громадный пласт затрясся, будто не тяжелая глыба, а стог сухой соломы, на который дохнуло сильным ветром. С треском обвалились края, от них к центру, где все еще стоял Даргор, поползли толстые как змеи трещины.

— Не могу! Ты не удержишь, упадем!

С грохотом полетели комья земли из — под ног, там открыла черный рот трещина. Лопнула каменная корка мостовой, вдалеке падали во мрак останки замка. Рушилось все вокруг, камни улетали вниз с тяжелым грохотом, земля непрерывно дрожала, из глубины несся непрерывный гул.

— Прыгай, кому говорю!

Даргор прыгнул. Оттолкнулся что было сил от еще твердой земли, дрожь от камня передалась ногам, в груди сжалось в комок, забухало громко. Мощные толчки погнали кровь в голову, перед глазами заскакали озорные черточки. Альфарец не верил, что сможет запрыгнуть так высоко, никто не смог бы. Он понимал, вскоре полет прервется и тогда земля с силой потянет вниз, туда во тьму, в недра, куда уже обрушился замок, туда, где среди разбитых камней, ждет жена…

Ноги бессильно болтались в воздухе, Даргор уже ощущал, как движение вверх прекращается, а до края, где висит на глыбе оборотень еще далеко. Он не допрыгнет, сорвется в пропасть, а заодно утащит и того, кто хочет его спасти. Нет, этого допустить нельзя! Сейчас он разожмет пальцы и полетит вниз. Такова значит судьба.

Хват альфарца стал мягче, Блан посмотрел ему в глаза, сразу понял, что тот удумал. Сказал сурово:

— Даже и не думай, хорек красноглазый! Вместе вляпались, вместе и выберемся!

С силой оборотень потянул вверх, мышцы под толстой кожей вздулись крупными шарами. Сил в руках хватит и еще одного такого вытянуть, а вот ноги, те могут соскользнуть. Если бы альфарец допрыгнул до края, риску тогда меньше. А так не угадаешь, одно неверное движение и только засвистит!

Даргор радостно вскинул вторую руку вверх, силился дотянуться до края, еще немного и достанет, пальцы уже чувствуют под собой опору. Схватиться пока не удается, но то, что не скребешь бессильно воздух, радует больше, чем, если нашел груду золота на дороге. Он поднял ногу повыше, там сбоку виднеется узкий выступ, не шире двух пальцев, ступней на такой не станешь, а вот оттолкнутся в самый раз.

— Давай! Еще немного! — выкрикнул Блан.

Даргор уперся носком сапога в выступ, толкнул тело вверх, рука, что уже ныла от напряжения, скользнула дальше, за край, пальцы железной хваткой впились в выступ.

— Есть! — воскликнул он радостно, — тяни!

Блан отодвинулся чуть назад, чтоб ноги плотней обхватили валун, теперь замок прочный, точно не свалишься. Дернул сильно, даже кожу на руке ободрал об острые края камней. Альфарец почувствовал силу, оттолкнулся ногой, напряг вторую руку, так что камень под ногтями заскрипел. Тело выскочило на уступ, как пробка из бочки!

Даргор поднялся на ноги, с завистью глянул на могучие мышцы предплечий оборотня, сказал тихо:

— Куда мне браться, ты одной левой вытащил меня как рыбу из реки! Будто я весом с перышко!

— Да что я, ты бы видел моего брата! Он бы поднял тебя одним пальцем, — ответил Блан грустным голосом. — Хватайся за валун. Нужно поскорей убираться, скоро и эта глыба пойдет на дно.

Снизу затряслось, донесся страшный гул, будто подтверждал правоту слов оборотня.

— А как же мы уйдем? Разве нам есть куда?

— Как — как, дверью об косяк, — ответил Блан раздраженно. — Камень герцога — могущественный артефакт, но он очень слаб. Я жду, когда он пробудится к жизни. А пока еле светится, мы должны выживать!

— И как он, еще не загорелся? — спросил альфарец с надеждой.

Блан достал рубин из — за пазухи, посмотрел внимательно на идущий изнтури свет. Сполохи уже яркие, кроваво — красные. Свет бежит густыми пучками, даже пальцы просвечивает насквозь, те становятся смешные розовые, как уши на солнце.

— Уже гораздо лучше, но не то, — ответил Блан недовольно. — Жаль некому горло перерезать, он живо бы заблистал!

— Может…, — произнес Даргор сдавлено.

— Не может! — отрезал Блан. — А за Торивьель твою, кто мстить будет, я?

— Тирувьель, — поправил альфарец, — ее звали Тирувьель. А какие у нее были глаза…

— Какие — какие, краснющие как у вас всех, — перебил Блан. — Ты думай лучше как выжить!

Вокруг серыми стенами поднимались густые облака пыли, за ними не видать ничего, но Блан был уверен: там ничего и нет. Замок, со всеми стенами, башнями, статуями и двором давно обрушился на дно пропасти. Осталась только эта одинокая гора, они сидят на ее верхушке, как диковинные жирные птицы на дрейфующей льдине. Только их айсберг не плывет, а норовит окунуться в черный бездонный океан.

Едкая пыль набивается в нос, режет глаза, противно скрипит на зубах, но не она тревожит. И даже не жуткая дрожь земли под подошвами сапог, не голодная, черная как ночь, пасть бездны. Более всего Блана беспокоил блеск, сияние рубина. С каждой секундой пламя внутри камня становилось ярче, сочней. Но и с каждым мигом все ближе смерть, уже всем нутром чувствуешь холодное дыхание, по спине гурьбой бегут мурашки.

В груди у Блана остро кольнуло, он буркнул с неудовольствием:

— Да разгорайся же ты, волчья сыть.

Со всех сторон наползал двигающийся, но абсолютно плотный туман. Теперь не серый и даже не бурый, а странного грязно — лилового цвета. Марево выглядело то монолитным, как скала, то в нем возникали тени, символы, призрачные лица, что пугали, очаровывали, и тут же исчезали, уступая место иным иллюзиям.

Даргор следил немигающим взглядом за проплывающей мимо женской фигурой. Стройная и высокая она напоминала ему жену.

— Тирувьель? Тирувьель это ты?

Призрак легонько вздрогнул, будто услышал знакомый голос, но поплыл дальше, скрылся за темными сгустками тумана.

— Ты зовешь меня за собой? Я иду, иду, милая, — прошептал альфарец безвольно.

Даргор покорно разжал пальцы, выпустил из рук единственную опору и шагнул вперед, за край спасительного островка. В уме сладко шептал женский голос, мягкий и приятный он звал за собой, манил.

— Я иду, милая, — повторил Даргор.

В ухо ему, молотом тут же впился тяжелый и твердый кулак Блана. Альфарец как мешок с грязной ватой повалился обратно на валун, оборотень для уверенности прижал его ногой, процедил сквозь зубы:

— Куда собрался, тюфяк. Без моей команды сидеть как мышка!

Над ними сверху появился широкий просвет, то ли ветер развеял жуткую мглу, то ли пыль стала оседать наземь, Блан не знал, но навстречу из тумана выпукло выступили черные, изукрашенные лепкой башни. Следом за ними показались призрачные очертания исполинского дворца, или даже не дворца, а скорее храма. Мглу прорезало множество благородных островерхих башен, причудливых, с парапетами, арками, высокими остроконечными шпилями.

Очертания наливались цветом, краской. Уже виден богатый блеск золоченых крыш, колоритные витражи, искусные барельефы на гладких как стекло стенах.

Блан закричал радостно:

— Это он! Камень не подвел! Даргор, мы спасены!

— Что? — прохрипел альфарец, поднял тяжелую голову. — Что там?

— А ты сам взгляни.

Даргор тряхнул головой как конь, захлопал ресницами, старался прогнать темные кружки перед глазами, но те лишь разбегались в стороны, распадались на другие, поменьше. Кровь в ушах била кузнечим молотом: хорошо Блан приложился, долго теперь болеть будет. Но ведь удар спас ему, Даргору, жизнь. В который раз оборотень выручает, даже неловко как — то:

— Спасибо что спас меня, не знаю что нашло…

— Мираж, — ответил Блан, небрежно махнул рукой. — Но ты взгляни на это!

Даргор прищурил глаза, надоедливый танец кружков прекратился, прояснилось, взгляд уперся в дрейфующий над головой собор. Он даже узнал архитектуру, острые как клинки шпили, высокие арки, витиеватые орнаменты. Завитушки символов не спутаешь ни с чем, нигде больше нет таких… Уж кому, как не альфарцу знать.

— Древние, — дрожащим голосом произнес Даргор. Волосы стали торчком, как шерсть у волка на загривке. — Этот собор строили древние. Не может быть… это мираж. Блан скажи, что это лишь мираж!

— Нет, собор настоящий. И он наша единственная надежда, — ответил оборотень грозно. — Давай руку, нет времени на болтовню!

Сердце Блана стало бухать громче, кровь разогревалась все сильнее и сильнее. Даже в груди затрещало, спина вытянулась струной, а плечи раздвинулись, он глубоко вздохнул, грудь высоко поднялась, воздух хлынул так глубоко, что в глазах потемнело.

Он достал яркий, будто живой камень из — за пазухи. Грани распирает от густого алого цвета, недобрый огонь идет изнутри, там в самом центре пульсирует маленькая звездочка, от нее вверх тянутся широкие лучи.

— Повинуйся мне, проклятый камень! — прокричал Блан громовым голосом. — Я твой новый властелин!

— Что — то мне кажется, он не послушает, — пробормотал Даргор скептически. — Слишком поздно…

Все ближе и ближе подступали уродливые, изодранные как тряпка тени, раньше они пугливо прятались в грязный туман, вязкий и густой как кисель, а теперь лишь на миг блекли, и снова наливались темнотой, вытягивали вперед кривые когтистые лапы. Один из призраков завис над головой альфарца, взглянул на него черными глазами.

Даргор чувствовал, как тело остывает, сердце замедляет удары настолько, что почти не слышишь, в мыслях и образах такой же грязный кисель как и вокруг. Жизнь увядала, теряла краски. Он в полном безразличии понимал, что скоро наступит забвение, и он как соломенный сноп свалится в пропасть, его тело перемелют камни, кровь смешатся с пылью, а дух будет бесплотной тенью метаться над руинами, протягивая черные лапы ко всему, в чем еще теплится жизнь.

— Я вижу их, они пришли за нами, — прошептал Даргор болезненно. Кожа на его лице стала высыхать, укрылась гадкой коркой, в глазах проступила пелена грязного тумана.

Блан быстро ухватил его за руку, та была сухой и легкой как у старика. Казалось, сожми пальцы сильнее и кости треснут как тонкие веточки. Слабая воля альфарца могла сыграть злую шутку, еще немного и он сам растает в тумане как голодный призрак. Погибающий мир вытягивает Силу из всего, до чего дотянется. И только камень, что такой же вампир как и прежний хозяин, отчаянно тянет часть мирка на себя, потому еще живы! Кровавый рубин не желает делиться могуществом, но ему придется, иначе голодная пропасть проглотит и его, раскрошит красивые ровные грани, достанет до бьющегося внутри сердца.

Блан знал, камень понимает: теперь нет друзей и врагов. Без него они погибнут, как и он без них.

— Повинуйся мне, заклинаю! — прокричал Блан страшно. — Я твой новый властелин! — Повинуйся!

Рубин ответил, алая звездочка внутри затрепетала сильней, казалось, вот — вот взорвется, яростные сполохи вырвутся наружу, ослепят, искалечат. Но нет, камень на мгновение замер, а затем выстрелил тонким, но ярким как молния лучом в лоб Блана. Оборотень конвульсивно задергался, будто вонзили стальную иглу прямо в мозг, глаза закатились, рот безвольно распахнулся, оттуда наружу вырвался сдавленный хрип.

— Блан, что с тобой, Блан? — сказал Даргор вяло. Сухой язык не слушался, казался чужим и гадким. Он попытался вызволить руку, но пальцы Блана вцепились крепче капкана.

Оборотень не отвечал, все сипел глухо, но камень ухватил, как утопающий соломинку, не отпускал. Под глазами пролегли черные круги, от них по лицу поползли гадкие мелкие трещинки, наружу выступили крупные капли темной крови. Даргора охватил страх, ему казалось, что оборотень распадается на куски, что камень пожирает его.

Будто учуяв его мысли, луч истончился и угас, но сияние камня увеличилось, он разгорелся как костер, кода плеснешь масла.

Блан сжал рубин дрожащей рукой, медленно, будто тот весом с гору, поднес к лицу.

— Теперь ты мой, — прошептал он ликующе, — ты мой.

Черные, страшные башни, повинуясь незримой руке, распахнули ворота. Мгла бессильно расступилась в стороны, будто дыхнул сильный ветер, даже тени и те попрятались в темных углах. Наружу из ворот потянулась призрачная лестница. Прозрачные ступени начинались точно у носков сапог Блана. Он поднял взгляд, посмотрел на вычурные своды собора, крыши с высокими остроконечными шпилями, чернеющую арку ворот, сказал властно:

— Вперед.

Ступни коснулись жесткой, холодной как лед ступени. Блан с недоверием глядел на тонкий прозрачный материал: можно ли ему доверять, не иллюзия ли? Кровавый рубин коварен. Но твердь под ногами не трещала, хотя и тоньше первого льда, не скалывалась, не исчезала, как образы вокруг. Уже уверенней он шагнул дальше, ступени держали, как каменные, хотя сквозь них видно жуткую черноту бездны внизу. Сердце дергалось, его пронизывал холод, хотелось присесть, ухватится руками, ведь вдруг ветер подхватит, сорвет с лестницы вниз?

— Я боюсь высоты, — прошептал Даргор в страхе. — Что же мне делать?

— Не смотри вниз! — крикнул Блан яростно. — Давай руку!

Даргор наморщил лоб, упрямо закусил губу: жить то хочется, протянул дрожащую ладонь оборотню. Блан сгреб ее своей, и потянул бледного беднягу вверх по лестнице. Шагал осторожно, но на месте не топтался, мало ли, вдруг ступени так же проворно исчезнут, как и возникли.

По тонким, прозрачным как стекло ступеням проплыла размытая тень. Блан инстинктивно вскинул голову. Прямо над головой, среди темно — лиловых колец тумана, проступала жуткая зубастая пасть. Одни клыки длинной в рост человека, морда узкая и длинная. Чудовище выглядело свитым из сумрака и дыма, от головы в стороны расходились тонкие черные струйки, дымка бежала и от зубов, как пар из котла с вареным мясом.

Чернота живо, уродливой кляксой расползалась по небу, по спине Блана пробежали мурашки, а Даргор так и вовсе оторопел, тело сделалось деревянным, ноги намертво прилипли к ступеням. Чудовище наверняка заметило людей внизу, и теперь движется, раскрыло страшную пасть, заслало половину неба. Зверь свирепо сощурил глаза, хотя и глаз то нет, дыры в черном как ночь теле.

Блан беспомощно шарил глазами по темному телу чудовища, что он мог поделать, бежать вперед? До ворот собора не меньше трехсот ступеней. Сражаться? С жуткой тенью, которая и не тень вовсе, а порождение Силы, фантом. Чем одолеть такое? Разве что рубин справится, но как знать, на что способен кровавый камень, остается лишь надеяться.

Он взвесил в руках рубин, в глазах блеснул гнев. Тонкие брови сдвинулись грозно, а голос прозвучал хоть и не твердо как прежде, но с нотками грома:

— Ты либо отойдешь тварь, либо ярость крови испепелит тебя!

Густая тень скользнула по граням камня, яростные отблески затихали и гасли там, где касались зловещей черноты. Но и чернильный призрак светлел, выцветал, уже местами серый как дым. Из рубина во все стороны брызнули густые снопы алых искр, будто ударили точилом по щербатому железу.

Блан содрогнулся всем телом, болезненно зажмурил глаза, зубы скрипели от натуги, ноги подогнулись, точно по нему ударили незримой плетью, но устоял, не свалился в пропасть. Исполинская пасть нависала, почти касалась его длинными острыми зубами, и хотя тварь не из плоти и крови, а рождена сумраком и мглой, но боль жжет тело самая настоящая. Он понимал, разрушенный мир лакомый кусочек для тварей как эта, а теплое человеческое мясо и кровь — тем более. Такие блюда не подают каждый день, а тут деликатес сам идет в рот.

Оборотень смотрел немигающим взглядом на угасающий блеск рубина, тень брала верх, еще немного и алая звездочка внутри камня перестанет трепетать, остановится, грани нальются чернотой, тепло и свет исчезнут, а следом за ними как лед на солнце растает и прозрачная лестница под ногами.

Рука сама потянулась к поясу, двигалась медленно, вяло, будто в воде, пальцы вот — вот сомкнутся на рукояти палаша, но чернота уже заполняет ум, образы в уме костенеют и блекнут, голова гудит как колокол на утренней службе. Но до оружия дотянулся, и с ужасом понял, что не успеет, времени уже нет, громадные зубы все ближе, до них можно дотянутся рукой. Из последних сил Блан схватил палаш ладонью за клинок, резко потянул вверх, пальцы заскользили по острой как бритва кромке, за ними протянулся широкий алый след.

Он даже не ощутил боли, сдавил еще сильней, пока все лезвие не стало багровым от крови. Тонкими струйками она сбегала по кровостоку и кромке, а рубин вспыхнул прежним гневным огнем. Пламя в сердцевине ревело и ширилось. Еще бы! Ведь сам повелитель пролил кровь! Прежний хозяин уже поступал так, выпустил наружу бешеную стихию, пламя способно пожрать столько крови сколько ему потребуется.

Блан высоко воздел руку с камнем, лучи алого света пучками выстреливали вверх, опадали яркими искорками, резали тени и сумрак живее, чем полуденное солнце. Чудище задергалось, как пробитый копьем зверь, яростно щелкало пастью, в лестницу, позади Даргора ударила длинная струя черного дыма, ступени мигом обуглились, превратились в пепел.

— Вперед! — выкрикнул Блан слабеющим голосом. Кровь из его тела вливалась в камень, с каждой секундой ее становилось все меньше, а до спасительных стен собора еще идти и идти.

Даргор проворно, будто и забыл о страхе высоты, подхватил оборотня под руку и поволок к воротам.

Каждый шаг казался последним, каждая секунда — длинною в жизнь, сердце в груди билось все тише, уже не стучит яростно в ребра, иссохшие вены проступили черной сеткой, плоть стала тонкой и прозрачной, глаза запали внутрь черепа. Жуткая тень над ними поблекла, сжалась, хоть и меньше в два раза, но все равно громадная, но уже не подлетает близко, боится багрового огня крови!

Блан не верил, что уйдут живыми, рубин выпил его до дна, осушил как кубок, жизнь едва теплилась в груди. Темнота и холод побираются все ближе, глаза ничего не видят, только тонкую белую линию там вдалеке, она ширится, вырастает в полосу, яркий свет льется из нее режет глаза, но опустить веки не выходит, их будто срезали ножом.

— Мы спасены, Блан! Мы ушли! — донесся издалека тихий как шуршание листвы, голос. — Не умирай, слышишь, не умирай! Мы ушли!

— Не буду, — ответил твердо и живо его собственный голос, но показалось: говорит кто — то другой, чужой, ведь он же молчит! Блан чувствовал, как лихорадит и трясет тело, по венам вместо крови растекается колючий жидкий лед. Ему стало страшно.

Глава 20. Шаг в пропасть

Иноземье. Мир мертвых. Некрополис.

Над головой грязно — белый туман уже не застилал все небо, его заворачивало в страшный гигантский смерч. Над городом навис опрокинутый вверх дном серый штормовой океан с исполинской воронкой в центре.

Вихрь вращался с сумасшедшей скоростью, его длинная и единственная нога извивалась змеей, подхватывала с земли куски разрушенных зданий, яростно пинала их, разбивала вдребезги. Серые струи мглы вытягивались длинными пасмами, рвались, исчезали в страшном небесном водовороте. В воздухе витал смрадный запах смерти, от него желудок скручивало в комок, горло судорожно сжималось.

Анри сидел недвижимо на краю обрыва, казалось, дремлет, спиной уперся в монолитную глыбу, чтобы не свалится, глаза прикрыл, но те все равно беспокойно бегают под тонкой кожей век. В уме звучал уже знакомый голос:

— Тебе не понравится мое предложение, я уверен. Но пропасть придется одолеть, иначе тебе не спуститься, — поучительным тоном заявил Маг, тонкие губы растянулись в улыбке, обнажились крупные белые зубы.

Анри захотелось надавать ему оплеух по наглой физиономии, хорошо так шлепнуть, чтоб алый след на щеке от пальцев остался.

— Какая грубость, — фыркнул Маг. — И это я берусь его выручать. Очень — то надо…

— Извини, не сдержался, — ответил Анри виновато. — Но может, перестанешь ехидничать, и перейдем к делу?

— Как только ты станешь слушать, — огрызнулся хранитель. — Тебе не понравится, что я предложу. Это я говорил, да…, тебе уже не нравится.

— Не в бровь, а в глаз. Ты сама проницательность, — ответил Анри саркастично.

— Ты делаешь успехи, но сарказм — уродливая форма гнева, — отозвался Маг. — Тебе надо прыгнут в вихрь. Да — да в тот громадный смерч. Иначе можешь просто идти камнем на дно.

— Ты сошел с ума, я думал какое — то колдовство придет на выручку, — ответил ошарашенный Анри. — Прыгай в вихрь…, вот сам бы и прыгнул.

— Я говорил, что тебе не понравится. И не забывай, я слышу все, о чем ты думаешь. Ты человек смышленый и обычно думаешь, что говоришь. Но теперь это не проходит. Теперь думай, что думаешь, — улыбнулся маг с прежним ехидством.

— Вот дерьмо, — ругнулся маркиз. — Извини, вырвалась мысль.

— Ничего, привыкнешь, со временем.

Анри попрощался по — английски, устало открыл глаза. Никогда прежде не думал, что сидение с закрытыми глазами может так утомить, будто день напролет мешки с сырым песком таскал.

Громадный смерч, который еще недавно кружился на том конце разрушенного города, приблизился, занял половину неба. Крупные камни, куски ржавого железа, деревянные щепки все перемешалось в сером теле вихря, могучая сила так быстро вращала их, что Анри сколько не старался, искал взглядом пролеты — тщетно. Сплошная серая масса, из которой выглядывают то обломок статуи, то деревянная балка.

Анри осторожно подошел к краю обрыва, проверил сапогом ступеньку на жесткость, вниз посыпалась мелкая каменная крошка и пыль, но держит, ноги не проваливаются. Он глянул вниз. Там торчат острые как копья, штыри железного каркаса. На такие насадишься, как свинья на вертел, и глазом моргнуть не успеешь.

— Я не понимаю, как это прыгать в вихрь, — сказал Анри со злостью. — Он перемелет меня на порошок. Даже нет, и праха не останется, разбросает по округе!

Голос Мага сказал с нервным смешком:

— Не понимает он. Что тут понимать, не высшая математика же. Вон там с уступа…

Из монолитной стены, на уровне нижних ступеней, выступала длинная металлическая жердь. Широкая, толщиной с руку, Анри прикинул, что на ней можно легко подвесить и быка, хотя края и изъела ржавчина, поверхность покрылась рыхлой рыжей шелухой.

Анри бросил раздраженно:

— Если я взберусь на эту жердь, и прыгну, что со мной будет?

— Известно что, — ответил Маг с тем же смешком. — Или рассказать подробно?

— Тогда сам прыгай, — отрезал Анри. — Я не сумасшедший.

— Не сумасшедший он, — хмыкнул Маг. — А кто ходит тут вдоль пропасти и сам с собой вслух разговаривает?

— Что хочешь говори, все равно прыгать не стану!

Вихрь подступал все ближе, сухой горячий воздух опалял лицо, веки. Воздушные потоки подхватывали пыль с земли, яростно швыряли в глаза. Анри прикрылся ладонью, вжался спиной в стену. Понимал, если не прыгнет, струя воздуха сама сорвет и бросит как игрушку вниз. А если прыгнет, то все равно расшибется. В чем же смысл?

Он набрался смелости, шагнул к жерди, разъяренный ветер все стремился помешать, подхватил со ступеней горсть песка, швырнул прямо в лицо. Анри закашлялся, но затеи не бросил, прыгать так прыгать, все — таки маг уже спасал ему жизнь, зачем тогда убивать теперь? Значит и сейчас выручит, вот только темнит негодник…

Крепко уцепился руками за ржавую, но крепкую жердь, свесил ноги. Вниз смотрел без охоты, нечем любоваться кроме ржавых штырей, от которых мороз по спине бежит. Страшный вихрь двигался прямо на скалу, будто специально кто — то вел его громадной рукой.

Широкая серая воронка заслонила весь остальной мир, исчезли серые безжизненные руины, статуи людей в дивных костюмах, дома и храмы, длинные ленты улиц. Только вверху все тот же серый океан продолжает вливать дикую мощь в вихрь, что связывает небо и землю. Он ревет и завывает как тысячи голодных зверей, в ушах свистит, внутри все холодеет.

Яростный ветер отрывает от земли громадные, размером с борова валуны, играет ими, бросает небрежно в стороны. Ветхую башню, что повалилась на правый бок как подстреленное животное, смерч разобрал по камешку за несколько мгновений. Анри видел, как отрываются тяжелые каменные блоки, кружатся в воздухе будто пылинки, а затее пропадают в толще серой мглы.

Но темная воронка в небе выглядела страшней всего, громадный свинцовый океан, не видно ни начала ни конца, ненасытная утроба втягивает и втягивает с диким ревом все, к чему прикасается ее вихревая рука. Как можно противостоять небу, ты маленький и бессильный, что муравей. Нет, и муравей может многое, но не сейчас и не здесь.

Вихрь потянул Анри к себе, все мышцы в теле напряглись, тронь — разорвутся. Сапоги один за другим слетели с ног, их проглотила серая воронка, от грохота и воя в ушах стрельнуло, заломило в висках. Острые песчинки и камешки плетью секли кожу, горячий сухой воздух, что уже не воздух, почти пар, опалял лицо, губы. Жилы на руках натянулись как струны, Анри почувствовал: если не отпустит шест, то вихрь оторвет пальцы.

— Я прыгаю, слышишь, я прыгаю! — воскликнул Анри, стараясь перекричать вой смерча. Но куда там, даже сам собственно голоса не расслышал.

— Прыгай, — ответил Маг спокойно. — Давно пора.

Анри, как рыба, хватал ртом воздух, глаза зажмурил так сильно, что гудело в ушах, горячий ветер бил молотом в грудь. Была ни была! Он разжал пальцы, и полетел…, не вниз как думал, а куда — то вверх и в сторону. Тело вертелось как мяч, подброшенный в воздух сильной рукой.

В голове роем вились страшные мысли: Расшибет, разорвет на части: сердце колотилось часто — часто, только и слышал, как ходит ходуном грудь, бухает кровь в ушах и жуткий вой ветра. Тело уже не дрожит, не может, потоки яростного ветра сдавили так, не шелохнешься, будто не в воздухе, а под землей лежишь, под завалом из камней. Дыхание из груди пошло горячее, как из раскаленного горна.

— Держись, не расшибет, — ответил Маг.

— Ты все слышишь…

— Держись, мне хватит сил, и тебе должно.

Анри каждый раз содрогался всем телом, когда налетал на твердое, в уме громко стреляло, воображение рисовало кровавые картинки. Вот он натыкается на тяжеленный валун, глухой шлепок, кости лопаются, тело превращается в алые лохмотья мяса… Нет еще живой, еще дышит, хотя кажется уже умер, но боль в теле, иссеченное лицо, обожженная кожа и сотни ушибов каждый миг напоминают что жив, что еще здесь, не на том свете. Там не болит, хотя кто знает? Правда чему там болеть, если тело остается тут.

— Душа болит, — нервно хохотнул Маг. — Еще немного и доброшу.

— Что добросишь? — спросил Анри судорожно.

— Не что, а кого! Тебя, естественно! Глаза не открывать!

Он взмыл вверх, над ухом затрещало, ухватило за плечи. Ноги мелькнули в воздухе, рывком швырнуло влево, как щенка. Анри зарычал, ему казалось, сейчас столкнется с землей, шлепнется как жаба на камни, но глаз открывать нельзя, правда руки уже слушаются. Маг выдернул его из вихря, дивясь тяжести тела. Отводить в стороны каменные осколки да балки было и то легче.

— Ну ты и боров! Худеть надо, — проворчал Маг.

— Я похудел с зимы, — возразил Анри рьяно, — тем более я в хорошей форме.

— В хорошей — хорошей, мясца много, как раз мертвякам на обед, — ехидствовал Маг.

— Нет, чтоб просто вниз опустить, надо было меня через весь ад протянуть.

— Умник нашелся, а смерч как обойдешь, пешочком?

Анри почувствовал опору под ногами, радостно разлепил веки. Перед глазами плыло, но он крутил головой, осматривался, не обращая внимания на ушибы и порезы, покрывающие тело. Даже про боль забыл, грудь распирала хмельная радость, прорывалась наружу громким хохотом.

— Ну — ну, чего разошелся, ржешь как конь — произнес в уме знакомый голос. — Нет, чтоб спасибо сказать.

— Спасибо, тебе. Уже второй раз меня спасаешь.

— Дождался благодарности. Третий, на самом — то деле, — проворчал Маг. — Но ничего, и на том спасибо.

— Не помню третьего. Когда это было?

— Было, было…еще до первого, на охоте…, — ответил Маг.

— Что ж тогда и за него благодарю, — сказал Анри.

— Молодец. Уже вслух не болтаешь. Дальше сам, я и так сил потратил изрядно. Давно пора научится арканами пользоваться, а не старика гонять!

— Так ведь я…, — возразил Анри, но почувствовал, что разговор окончен. Тонкая нить связующая его и Мага разорвалась.

Под ногами валялись разбитые камни, острые осколки больно кололи босые израненные ступни. Пол холодный, будто не из камня, а ледяной, неприятно морозит кожу. Анри протер руками глаза, навел резкость и еще раз, уже ясным взором пробежался по руинам.

Со всех сторон его окружал полуразрушенный и заброшенный зал. В стенах зияют дыры, вместо крыши страшные свинцовые тучи в жутком водовороте, а впереди, разбросаны груды упавших глыб, колонн, разломанные ударами металлические каркасы… И комки бурого мусора, похожие на изувеченные человеческие тела, что потемнели от времени, присохли к земле. Кое — где угадывались очертания лиц, обезображенные временем, они напоминают жуткие рисунки.

Внимание привлекла блестящая полоса метала на одной из стен, глянцевая поверхность чудом сохранилась, не покрылась рыжей коркой ржавчины, нигде не сломана не разбита. На фоне трещин на стене, уродливых дыр в полу, она выглядела сказочной вещью из другого мира. Хотя как раз он сам не принадлежит этому мертвому городу, но уже так похож на все вокруг, избитый, ободранный.

Анри подошел ближе. Полоска красиво отливает благородной синевой металла, похожа на широкий клинок, прислоненный могучим воином к стене. Но сам удалец давно сгинул, а его славное оружие до сих пор осталось там, где оставил. Потому что никто не смеет даже коснуться его. Красиво…, но вряд ли так. Анри провел пальцем по гладкому металлу. Холодный и твердый, ни единой ямочки, ни трещинки. Из такого бы выковать оружие! Но попробуй вынуть из стены, спина лопнет. Края утопают в стене, даже ногтем не подцепишь, не говоря уже чтоб руками уцепится.

Внизу металлической полосы тускло мерцали самоцветные камни. Синий и красный, оба овальной формы, но не граненые как часто бывает, а гладкие, выпуклые словно яйцо. Такой рубин, но поменьше, носил отец на перстне. Действительно, стальное полотно напоминает исполинский меч, изукрашенный на эфесе камнями. Анри тщетно искал взглядом стыки между стеной и сверкающей полоской, везде ровные края, будто камень оплавился и застыл, как воск.

Он присел на корточки, провел рукой по гладкому металлу, коснулся пальцами самоцветов в основе. Синий камень робко задрожал под пальцами, скользнул вниз, как живой, внутри него загорелась маленькая звездочка. Чародейство! Анри проворно одернул руку, не успел и глазом моргнуть, земля под ногами вздыбилась, прямо на глазах вырастал широкий холм. Во все стороны побежали тонкие как волос трещины, внизу загудело громко, каменный горб с треском лопнул.

Анри отскочил к стене, спрятался за широким обломком колонны, осколки градом полетели вслед, лихо и с щелканьем ударялся камень о камень. Он видел, как следом брызнул еще один сноп мелких как семена, железных колючек. Одна их них впилась в стену совсем рядом с коленом.

Страшный грохот внизу затих, Анри с подозрением осматривался. Огромная металлическая коробка выползла наружу из трещины, оттуда же торчат, будто выглядывают из норы, длинные железные набалдашники, так похожие на конские головы. Бока коробки горят ярким красным огнем, маленькие свечечки вспыхивают и гаснут в одно мгновение, мерцают. Черное жидкое медленно вытекает из трубочек внизу, густое будто мертвая кровь, но все уходит в щели между камнями.

Чудеса да и только! Интересно, хочется выйти осмотреть все, прикоснутся к загадочным огонькам, но и страх берет, а вдруг вновь выстрелит железными гвоздями? В груди громко бухало, в животе нервно подергивалось, воздух из ноздрей бежал горячий и сухой.

Почудилось, что на босые ступни дыхнуло теплом, даже горячим паром. Думал, мерещится, но взглянул на лужу черной жидкости под ногами, по ней бежит крохотная рябь, а из трещин вырываются белесые струйки дыма.

Анри осторожно приподнял голову над колонной. Воздух хоть и горячий, но по шкуре побежал мороз. Этот холод шел изнутри, как предупреждение, где — то там впереди поджидает опасность. Казалось, он попал во внутренности огромного трупа, размером со здание. Но голос внутри шептал, иди вперед, или может, чья то злая воля манит, затягивает на шее петлю?

В голове трещало, хотелось спросить мудрого совета, хотя бы поговорить с другом. Сейчас пригодятся даже ехидные слова Мага. Скверный характер хранителя сглаживался добрым нравом, он всегда приходил на выручку.

Стена коробки разделилась пополам, железные края разошлись в стороны как шторы. Серая крупная голова, вся отливающая металлом, появилась из проема. Следом выскользнул весь зверь. Железное тело напоминало собачье, но в два раза крупней даже самого матерого волкодава.

Чудище двигалось на четырех лапах, длинных и толстых, когти с металлическим звоном впивались в каменные плиты, высекали искры. Громадные передние лапы яростно ударили по земле, камень под ними лопнул будто и не горная порода, а тонкая доска. Анри, взглянул на морду твари, из узких прорезей глаз рвется наружу пламя нечеловеческой злобы.

Зверь рыкнул, Анри не успел и за оружие схватится, как перед глазами мелькнула широкая лапа. Блеснули длинные железные когти в тусклом свете, слева прогрохотало, в стороны брызнули обломки камня, в воздух взметнулось облачко пыли.

Анри торопливо выдернул из ножен саблю, отскочил к стене. Морда зверя совсем рядом, гладкая металлическая, из пасти наружу торчат громадные клыки, блестят как новенький нож. Кроваво — красные глаза смотрят на него, Анри, с интересом, неужели зверь способен мыслить? Почему застыл и глядит, может, прикидывает с какой стороны наброситься?

Анри выставил клинок перед собой, приготовился к бою, хотя шансов против такого чудища нет, одна лапа чего стоит, такой пришлепнет как муху, и не заметит. И спрятаться негде… остается драться, но это безумие.

Одна лапа зверя поднялась вверх, молниеносно цапнула маркиза за плечо, рубашка потемнела, окрасилась кровью. Царапины пускай не глубокие, но правой уже не взмахнешь, мышцы рассечены. Такое впечатление, что зверь играет с ним, ранит, но убивать не хочет.

— Чего тебе надо тварь? — спросил Анри твердо.

В ответ зверь широко раскрыл пасть, обнажил страшные клыки. Снова сверкнул металл, победно и страшно, стены содрогнулись от дикого рева. Анри, хоть и не из пугливых, мимо воли вздрогнул.

— Собирался убивать, нападай! Чего стоишь! — выкрикнул он в сердцах.

Зверь опять медлил, протяжно застрекотал, вытянул короткую шею. Огромная как бревно лапа, впилась в пол, камень жалобно заскрипел, громадная горсть гранитной стружки появилась из — под саблевидных когтей. Анри взглянул на глубокие борозды в плите, вздохнул тяжко: чего же ждет? Сердце просто выскакивало наружу, правду говорят: не так страшна смерть как ожидание.

Анри перебросил саблю в левую руку, быстро и точно рубанул по лапе. Отсеченный коготь со звоном покатился по земле. Стальное чудище взглянуло на раненую лапу, оскалилось злобно, но не напало.

— Назовите себя, — произнесло чудовище нежным женским голосом на чистом французском.

Анри удивленно заморгал, нахмурил брови: чудовище не открывало рта, звук шел из узких прорезей на шее. Издали они напоминали рыбьи жабры. Да и откуда оно знает его родной язык?

— Что? — спросил Анри настороженным тоном.

— Назовите себя. Анализ вашей крови дает основания полагать, что вы все еще живы.

— Анри де Ланьяк.

Чудище замолчало на мгновение, затем произнесло живо:

— Запись найдена. Контр — адмирал Филипп — Анри Ланьяк. Сходство с исходными образцами тридцать два процента, прошу следовать за мной. Возможно, вы были подвержены мутации.

Анри с недоверием взглянул на сумасшедшего зверя: что он удумал? Зачем зовет за собой, и кто такой контр — адмирал Филипп Ланьяк? У него есть кузен Филипп, живет в Реймсе, но тому недавно исполнилось шестнадцать, точно не он. Кто же тогда, однофамилец? Далекий родственник?

— Мсье, контр — адмирал, прошу следовать за мной, — повторил зверь все так же монотонно.

Из темной широкой дыры в стене вынырнул, как из проруби, бурый череп, плотно обтянутый сухой кожей. Следом внутрь скользнуло тощее тело мумии, костлявые пальцы сжимали ржавый длинный меч. Анри узнал уродливую фигуру, точно такие же умертвия нападали на лестнице.

Анри быстро нанес удар, отпрыгнул обратно, на пол шлепнулась отрубленная голова, худющее, как швабра тело, упало следом. По ту стороны каменной кладки кто — то пронзительно вскрикнул, врезал мощно, словно молотом, по стене. С такой силой мог ударить лишь великан, перед глазами Анри уже стоял образ раздутого чудища, что яростно вращает затуманенным оком. Неужели нашло и тут, или там за стеной другое такое же?

Громадное тело не появилось в дыре, умертвие усвоило урок, осталось стоять снаружи. Там, на той стороне, продолжало визжать и глухо стучать по зданию, на пол осыпалась мелкие камешки. Анри не спешил высовываться наружу, хорошо помнил, насколько длинна и тяжела цепь великана, такой можно и стену сокрушить при желании.

— Вашей жизни угрожает опасность, мсье контр — адмирал. Прошу следовать за мной, — сладко промурлыкал зверь.

Пока Анри размышлял идти или нет, огромная, как бревно, рука пошла на него с неумолимостью тарана. Сбоку блеснула широкая металлическая спина зверя, он изогнулся дугой, вскинул могучие лапы, ударил сильно и красиво. Пол вздрогнул, на каменные плиты упали два громадных чудовища. Черная, смрадная кровь брызнула тугими струями, окрасила стену, залила пол.

Анри, стряхнув оцепенение, бросился на помощь железному зверю. Твари не жалели друг друга, били люто, стальные лапы разрывали тело великана как тряпку, ошметки гнилой плоти комками летели во все стороны. Анри тоже рубил саблей, что — то кричал в запале боя, метким ударом рассек чудовищу бок, наружу поползли толстые, как удав, зеленые потроха. От гнилостного запаха становилось дурно, в глазах темнело, желудок бился в судороге.

Зверь разорвал великану толстое плечо, Анри слышал, как лопнули кости, громадная рука шлепнулась на пол. Чудище, наконец, выронило корабельную цепь, упало на колени, но и тогда пыталось отбиваться уцелевшей рукой. Анри рискнул, бросился вперед, извернулся и разрубил широкое колено. На пол брызнула темная кровь, великан взвыл, яростно сверкнул единственным оком.

Железный зверь уловил момент, могучим ударом лапы снес последнюю руку. Туловище на одной уцелевшей ноге зашаталось, как подрубленное дерево. Победно блеснул металл зубов, саблевидные клыки впились в уродливую голову великана, громко затрещали кости черепа, в стороны брызнула серо — зеленая каша, из широких ран потоками хлынула черная смрадная кровь.

Великан издох, усталый, забрызганный темной зловонной жижей Анри, устало присел на раздробленную колонну. Руки, грудь, даже лицо все перепачкано липкой и гадкой кровью. Стальной зверь стоит рядом, тоже весь черный от вражеской крови, уже не бегают яркие отсветы на блестящем панцире, на правом боку появилась крупная вмятина. Но в узких прорезях глаз не читается боль, зверь выглядит совершенно здоровым, будто не его обхаживал толстой цепью грузный мертвяк.

— Еще одной бойни я не переживу, — произнес Анри тяжко. — Куда ты меня собрался вести?

— Ваш запрос обрабатывается. Подождите, мсье контр — адмирал.

— Что он лепечет? Бог его знает… — буркнул маркиз себе под нос.

— Место назначения — подземный жилой модуль «Транквилити», с автономными системами жизнеобеспечения, — выдало чудище, все тем же сладким голосочком.

— Опять белиберда какая — то, — хмыкнул Анри. — А на храм оно похоже, твое подземное жилище? Мне в храм нужно.

— Запрос послан, подождите, пожалуйста, мсье контр — адмирал.

— Да жду я, жду, непонятно только чего? То сам с собой разговариваю, то с зверюгой, размером с быка. Скоро с ума сойду с вами всеми.

— Архитектурное сооружение, предназначенное для совершения богослужений и религиозных обрядов, находится в разрушенной части города. Проход туда небезопасен, мсье контр — адмирал. Вы нуждаетесь в срочном лечении в связи с заражением, — выдал зверь после паузы.

— Какое еще заражение? Я болен? — спросил Анри взволновано, поднялся на ноги. Слабости не чувствовал, только боль от порезов и ран, и холод каменного пола, да слегка поташнивает от трупного смрада.

— Результаты бета — сканирование указывают на частичное заражение вашего организма некровирусом, мсье контр — адмирал, — промурлыкал женский голосок.

Глава 21. Когда завтра становится вчера

Иноземье. Мир мертвых. Некрополис.

Анри ругнулся, посмотрел на широкую рану на плече, иссеченную кожу на руках и груди. Будто нещадно секли батогом, ни одного живого места нет, лицо и то щемит от боли. Зверь может и прав, как тут не подцепить заразу, весь залит смрадной кровью. На войне случалось, что грязь попадает в раны, и все — гниешь заживо. И хорошо если рука или нога, ту отрезать можно, а если грудь, сердце же не вырежешь, новое не поставишь.

— Что за заразу я подцепил? Гангрена? — спросил Анри мрачно.

— Мионекроз также имеет место, мсье контр — адмирал, но угроза аденонекроза гораздо выше. Вас срочно нужно поместить в лечебную капсулу.

Анри задумался: мало ли куда зовет железный демон, голос то у него приятный, а с виду — тварь тварью. Конечно, защитил от великана, но кто знает зачем? Что на уме у железного зверя? Но если действительно гангрена? Тело изранено, в раны понабилось и пыли и грязи, и спрятаться нужно, отдохнуть.

— Ну и куда ты меня потащишь, под землю, в свое жилище? — с недоверием в голосе спросил Анри, тяжело выдохнул.

— Подземный жилой модуль «Транквилити» расположен на третьем жилом слое. Остальные слои частично или целиком разрушены, — объяснил зверь.

— Ладно, веди, — сказал он спокойно, — все равно где помирать, тут или под землей.

Зверь первым шагнул внутрь металлической коробки, громко застучали длинные когти по железной решетке пола. Анри зашел следом, ноги согревала теплая поверхность: вот значит откуда бежал струйкам пар. На гладких и блестящих стенах нет ни одного изьяна, металл ровный и гладкий. В углу видна такая же полоска, как та на стене снаружи, только тут не два, а семь разноцветных камней. Руки Анри зачесались от желания потрогать магические самоцветы.

— Какой камень приведет в жилище? — спросил он с интересом.

— Пожалуйста, повторите запрос, мсье контр — адмирал.

— Ну, какой из этих камней потрогать, чтобы карета поехала вниз, к тому жилищу?

Анри указал пальцем на разноцветные, гладкие и выпуклые кристаллы.

— Зеленая кнопка, мсье контр — адмирал.

— Можно коснуться?

— Да, пожалуйста, мсье контр — адмирал.

— А ты слуга, или охранник? — спросил Анри осторожно, прищурил глаза.

— Я обслуживающая программа Венус две тысячи сто пятьдесят семь.

— Слуга, значит. Потому, наверно и говоришь так странно. Слуги всегда говорят на своем языке, — губы Анри разошлись в улыбке, тонкая корочка на ране треснула, по подбородку побежала алая струйка. — Вот, черт.

Анри прикоснулся пальцами к гладкому зеленому самоцвету, надавил легонько, тот, загорелся нежным светом изнутри, скользнул вниз, точно жук в норку. Дверцы кареты бесшумно закрылись, будто и не металл вовсе, а тонкий шелк. Он почувствовал легкий толчок, сверху затрещало громко, Анри слышал, как тяжело падают камни на крышу коробки. Но той хоть бы что! Он даже не понимал, движется та вниз или в сторону, или вообще замерла на месте.

Также легко створки разошлись в стороны, Анри вышел наружу, вокруг гладкие стены из дивного отливающего голубизной металла, на наполированном до блеска полу ни пылинки, очень странное помещение, будто подметают каждую минуту. Воздух пах свежестью, сверху, из прорезей в потолке, лился мягкий, похожий на дневной свет. Громадный зверь остался сидеть на задних лапах внутри кареты.

— Ты не идешь, слуга? — спросил он, повел бровью.

— Защитное оборудование будет направлено на дезинфекцию, мсье контр — адмирал, — ответил знакомый голос из — за спины. — Но не беспокойтесь, я буду сопровождать вас и дальше.

Анри взглянул на громадную стальную морду зверя, что — то изменилось, красные глаза уже не горят тем алым огнем ярости, угасли как угли в костре, такие же черные и сухие.

— Он умер? Жалко, хороший был зверь, сильный.

— Нет, мсье контр — адмирал, юнит дееспособен на девяносто два процента, но обшивка заражена некровирусом, ее следует продезинфицировать.

— Ну и словечки, язык сломать можно…, — вздохнул Анри. — Ты можешь говорить по — человечески. Это приказ, раз уж я мсье контр — адмирал.

— Пожалуйста, подождите, идет настройка голосовой библиотеки, — произнесла Венус.

— Да ты не спеши, Венера, я пока осмотрюсь, — отмахнулся Анри.

Он отошел от кареты к стене, стальные двери тихо захлопнулись. На чистом полу появились грязные следы, перепачканные грязью и кровью ступни оставляли за собой темные отметины. Впереди на самой широкой из стен, огромная круглая дверь. К ее центру и краям от стены тянутся тонкие стальные трубочки, те, что ближе к середине напоминают канаты. Слева от дверей, из стены выступает небольшой квадрат, на нем ярко горят красочные огоньки. Наверняка без магии не обошлось, Анри подошел ближе, прикоснулся рукой, поверхность гладкая как хороший клинок, но не металл и теплая.

— Библиотеки загружены. Теперь я могу разговаривать с вами по — человечески. Вы в порядке, мсье контр — адмирал?

Анри поднял руку, чтобы оглядеть плечо, от резкого движения струпья треснули, открылись раны. Кровь струйками потекла по коже, запятнала гладкие плиты, где показалась почти черной.

Он выругался, цокнул языком, произнес недовольно:

— Нет, я не в порядке, и перестань называть меня контр — адмиралом, просто мсье Анри.

— Как вам будет угодно. Не желаете ли залечить свои раны, мсье Анри? Болезнь очень опасна и может вызвать серьезные нагноения, — произнес приятный женский голос.

— Да, Венера, надо промыть раны и бинты наложить. Чем скорее, тем лучше. А где ты, почему я тебя не вижу?

Шум в черепе становился громче, там будто бегали маленькие насекомые по шершавой бумаге. Из раны на плече сочится уже не кровь, а сукровица, на груди темнеют длинные струпы… Перед глазами расплывалось, качалось, накатывала темнота. Веки казались неподъемными железными заслонками, начали опускаться.

Анри понимал что схватка закончилась, в крови уже нет того запала и тело начинает медленно понимать, что из него выжали все соки. Он с силой открыл гала, заставил себя смотреть прямо: нельзя засыпать, тогда болезнь и смерть возьмут верх. Темнота и холод их стихия, пока двигаешься, говоришь, до тех пор и жив.

Пальцы вслепую нашарили на поясе рукоять сабли, сжали. Перед глазами стоял образ Ситары, как же он соскучился по ее стройным загорелым ногам, красивой высокой груди, очаровательному голосу. А какое доброе сердце, и синие глаза, в таких можно утонуть…

Анри нахмурил брови, на лбу пролегли складки. Мужчина должен умирать с оружием в руках, а не с мыслями о женщине!

— Вам срочно нужна помощь, — произнесла тревожно Венус.

Он не ответил, лишь сильнее нахмурился, внезапно темная завеса колыхнулась перед самыми глазами. Ноги предательски подогнулись, в грудь пахнуло холодом, и все провалилось в черноту.

Очнулся от дуновения прохладного ветерка, звон в ушах пропал, в висках не грохочет молотом кровь, но все тело налилось ужасной слабостью. Жутко хотелось есть. Он заставил себя открыть глаза, поднять голову. Лежит на мягкой и удобной кровати, под стеклянным колпаком, а рядом бегают по прозрачным трубочкам разноцветные жидкости. За ними широкий блестящий шкаф, рядом несколько поменьше, все в огоньках, блестках. Огоньки мигают, будто переговариваются друг с другом на одним им известном языке.

Еще дальше, в колоне мягкого голубого света, стоит девушка, если это девушка, конечно, больше на призрака похожа. Тело просвечивается, сквозь него видно стену. Но выглядит приятно, длинные ноги, тонкая талия, грудь хоть и не большая, но красивой правильной формы, и глаза очень выразительные. Одежда напоминает ту, что носила Ситара, очень уж короткая юбка, не достает и до середины бедра и узка полоска ткани, скрывающая наготу груди. Если и призрак то обаятельный.

Анри удивленно взглянул на свою грудь, там где все было покрыто ранами и струпами, зарастает молодой розовой кожей. Он несколько мгновений рассматривал себя от плеч до пальцев ног. Покрутил руками перед лицом — все цело, ни царапинки, везде заросло как на собаке! Анри понял, что полностью здоров, хотя тело и ноет от усталости, как побитое. Опять без колдовства не обошлось!

Он хотел подозвать девушку, спросить, что произошло? Куда подевались раны, грязь, почему нет бинтов, и сколько времени тут лежит, но потом заметил, что совершенно наг, и залился краской. Широкими ладонями прикрыл срамоту, произнес нерешительно:

— Э — э, мадмуазель, вы не могли бы мне помочь?

— Да, мьсе Анри, — ответила девушка сладким голосом.

— А, это ты Венера! — обрадовался он. — Выпусти меня из этого кокона, и где моя одежда?

— Выполняю.

Стекло проворно скользнуло в сторону, скрылось под перилами кровати.

— Лечебная капсула открыта, вы полностью здоровы, мсье Анри, но вашу одежду пришлось уничтожить.

— Как уничтожить! — выкрикнул маркиз, в груди кольнуло холодом. — Там же сабля, ты что!

— Ваше оружие в целости и сохранности ожидает вас в арсенале.

— Ладно, — успокоился Анри, покачал головой. — А в чем же мне теперь ходить? Не пойму, зачем сразу выбрасывать, что нельзя было постирать?

— Я подготовила для вас новую одежду, она рядом с капсулой на столике, — ответила Венус все тем же приятным голосочком. Ну как на нее обижаться, все простишь.

— Ладно — ладно, — пробурчал Анри недовольно. Развернулся, действительно на столике лежит аккуратная стопочка одежды, он взял ее в руки, необычная гладкая ткань чем — то напоминает шелк, но растягивается под пальцами и сбегается обратно. Чудеса, да и только.

Он торопливо натянул штаны из темного сукна и такого же цвета рубашку. На одежде нет ни пуговиц, ни застежек, плотно облегает тело как вторая кожа, и теплая, теплее, чем шерстяная.

— Я в ней не упрею? — спросил Анри с подозрением.

— Нет, мсье, одежда подходит под любые климатические условия, она сохранит вас одинаково хорошо и от перегрева, и от переохлаждения.

— Ну да…, прям уж. Такая тонкая, — с не доверием в голосе произнес он.

— Что — то еще желаете, мсье Анри?

— Да, мне нужна пара хороших сапог, еда, и карта местности, — ответил Анри проворно, а потом подумал и прибавил, — И бутылка бурбона, если есть.

— Ваша обувь под медицинским столиком, пища и алкоголь находятся на складе, — ответила Венус приятным голосом.

— А карты, карты есть? — с надеждой спросил Анри. — Без них я год этот храм искать буду.

— Все карты есть в центральной базе данных, но вам понадобится ваш код доступа.

Анри взглянул на добротные сапоги из черной кожи, или может не кожа вовсе, а что — то колдовское. Они напоминали те, что видел на ногах у каменного воина, на площади. Правда, те не разглядел… Натянул обувь на ноги, сидит как на него шитая, ни жмет нигде, и не болтается.

— Сапоги — прелесть, а что там за база? Что надо? — спросил Анри, заправляя штаны в голенища сапог.

— Пароль, — промурлыкала Венус, — только тот, кто знает пароль может воспользоваться базой.

— Понял, больше вариантов нет?

— Нет, мсье.

Анри поднялся, радостно пошевелил пальцами ног, в обуви удобно, наконец, твердо стоишь на земле.

— Тогда веди на склад, — сказал он весело, и улыбнулся.

Они пошли быстро, соблазнительная призрачная фигура Венус, шагала впереди. Как живая покачивала бедрами, Анри засмотрелся на ее длинные стройные ноги, губы сами растянулись в озорной улыбке. И впрямь, будто не бесплотный фантом, а живая девушка, разве что шагов не слышно, и просвечивается насквозь, как чешское стекло.

Поначалу колдовские вещи будоражили его, Анри, душу, а теперь свыкся, мороз по коже не бегает, сердце громко и часто бухает как раньше, но внутри щекотно от любопытства. Теперь оглядывался на каждом шагу, вслушивался в таинственное урчание дивных ящиков с мерцающими огоньками, ловил присутствие магии.

Длинный коридор разбегался в три стороны, Венус повернула на право, произнесла плавно:

— Мсье Анри, склады находятся здесь.

— Отлично, — ответил он, посмотрел на широкие массивные двери. Металл полотна темный и тусклый, как сырая доска, вскрытая маслом, или вороненая сталь. Такие не вышибешь и тараном, придется с пушки стрелять, и то мало ли… магия есть магия, Анри уже понял, против нее многое оружие бессильно. Честная сталь ничего не может против колдовства.

На дверях нет ни ручки, ни кольца, как такую открыть?

— Венера, дверь на замке?

— Нет, мсье, Анри. Я уже открыла все нужные вам двери на уровне.

— О, это хорошо, — ответил он весело, налег плечом, тяжелое полотно разошлось в стороны без скрипа, и так неожиданно, что чуть не упал.

Внутри так же тихо, как и снаружи, с потолка бежит мягкий белый свет, сколько Анри не смотрел, а свечей не заметил, значит тоже магия. Вдоль стен громоздятся широкие металлические стеллажи, коробки, загадочные ящики сверкают огоньками, попискивают.

Он думал, увидит что — то похожее на склады в замке, копченое мясо подвешенное на крюки, винные полки, бочки хмельного душистого пива, запаянные воском. Ничего нет, только полки с длинными железными сундуками. В воздухе не пахло пряностями, и сыростью как в погребе, воздух сухой и теплый. Что толку с такого склада, мясо в тепле протухнет за день, да и овощи сгниют. Даже вино, и то любит холод.

— Наверное, все давно испортилось, — прошептал Анри печально. — Придется голодать.

— Нет, мсье Анри, продукты сохранили первоначальную свежесть и готовы к употреблению, — возразила Венус мягко.

— Слух у тебя хороший, — рассмеялся он. — Тогда показывай где что лежит. Или лучше сразу неси.

— Сейчас принесут, мсье Анри.

Из ниши в стене, как голубь из рукава фокусника, вылетел круглый широкий поднос, забавный, с горящими зеленым огоньком глазами. Проворно, со знанием дела диск вертелся между стеллажами, заглядывал в блестящие ящики. Спереди красиво лился ровным потоком голубой свет, отражался от зеркальных крышек сундуков, поднос бегло направлял луч от полки к полке, ощупывал им как рукой. Не успел Анри налюбоваться чудным магическим диском, как тот уже летел к нему с целым праздничным столом на макушке. Широкая спина живого подноса раздвинулась в стороны, и хотя тонкая, как бумага, а держит прочно, как дубовая столешница.

Когда наелся досыта, запахи разом пропадают, их как ветром сдувает, а сейчас, он еще не видя мог сказать, что услужливый диск, несет ему копченую куриную грудку, щедро замаринованную в вине и пряностях. А еще в носу крутит от запаха жареной на вертеле говядины. Он так и видел: мясо покрылось коричневой корочкой, хрустящей, похожей на тонкие вафли, только нежной, истекающей сладким пахнущим соком…

Желудок сжался в кулак и жалобно заурчал, как голодный звереныш, что ищет вымя, в рот набежало слюны, ноздри раздулись и жадно ловили запах жареного мяса.

— Чудеса, — произнес Анри, радостно потер ладони. — Спасибо, конечно, но даже будь я в два раза голоднее — а столько не съем. Тут помощника надо.

Он с нетерпением засучил рукава, приготовился разламывать мясо руками на куски, слушать тончайший и нежнейший хруст поджаренной корочки, а затем смачно и с наслаждением погрузить зубы в горячие, исходящие паром волокна!

Внутри похолодело, когда увидел что лежит на серебристом подносе… нет ни поджаристого мяса, ни копченой куриной грудки, только медная жидкость в стеклянной бутылке похожа на коньяк, а остальное — длинные бесцветные полосочки, похожие на рыбьи животики, но без плавников.

— Это и есть еда? — спросил Анри, недовольно скривил губы. — Так заманчиво пахнет, а выглядит как бесцветное сало!

— Мсье Анри, то, что вы видите и есть еда. Чтобы сохранить первоначальную свежесть и аромат все блюда были, изменены, — ответила сладким голосом Венус.

— Венера, и как мне есть этих змей? Глотать целиком, не жуя? — с сарказмом в голосе спросил он.

— Нет, ничего необычного делать не нужно.

— Да уж, — недовольно буркнул Анри, — ничего необычного. Глотать ломти бесцветного сала, это нормально и обычно.

Он зажмурился, будто в глаза нещадно бьют лучи солнца, широко открыл рот и проворно забросил внутрь тонкую полосочку. Та растаяла во рту как сочный, только что с вертела, кусок курятины.

— Ух, а на вкус самое то! — отозвался Анри радостно. — Хотя выглядит, признаюсь, отвратительно.

Он жадно хватал с подноса одинаковые как капли воды, бесцветные полосочки, аромат забивал ноздри. Ломти хоть и одинаковы на вид, а на вкус одни — рагу с олениной, другие рыба в кляре, третье что — то неизвестное, сладковатое на вкус мясо, чем — то напоминающее устрицы. Одуряющий запах сводил Анри с ума. Он повернулся и перехватил с подноса сразу пригоршню прозрачных ломтиков, ему казалось мясо так и хрустит под его сильными пальцами. Он с наслаждением втянул ноздрями аромат дыма и углей, слюна во рту все бежала и бежала, и он ел, вдыхал приятные запахи яств, и ел. Наконец сытость приятной негой разлилась по телу, запахи сразу померкли, в желудке появилась приятная тяжесть.

— Ох, спасибо за трапезу. Давно я хорошо не ел, хотя ломти эти мне все равно не нравятся. Настоящая курица все равно вкусней, та обжигает пальцы, по рукам течет ароматный сок, а тут хоть и пахнет, пьянит, но чувствуешь себя обманутым. Магия магией, а настоящее все равно лучше!

— Рада, что вы сыты, мсье Анри, — ответила Венус мелодично.

— Да уж, а как я рад, — кивнул Анри. — Веди теперь в арсенал, надо забирать мою саблю и может пару мушкетов прихватить, если есть. Против мертвечины все сгодится.

Он довольно похлопал себя по животу, поднялся на ноги.

— Следуйте за мной, мсье. Арсенал находится в противоположном крыле станции.

Легкой покачивающейся походкой Венус направилась к выходу со склада, Анри поразмыслил секунду: брать или не брать, потом схватил с подноса бутылку с коньяком и побежал следом.

Они пошли по тому же коридору, будто вылитому из стали, казалось шагаешь по стальное трубке, от металлического решетчатого пола так и веет могучей твердостью, он не прогибается под ногами как доски, и блестит в разы ярче любого камня. Мягкий белый свет, плавно льется из светильников на потолке, яркие блики выплясывают на зеркальной поверхности стен, как огонь в костре, сполохи стрелами бегут вперед, вытягивают длинные белые пальцы, тянутся к чему — то там впереди. Анри представлял, сколько труда понадобилось, чтобы построить эту подземную обитель, каким волшебством владели зодчие.

Даже камень уложить и то надо уметь, а создать подобное великолепие, населенное колдовским слугами и стражами, такое под силу разве что богу!

— Венера, кто построил все это? — спросил Анри.

— Транснациональная корпорация «Морган и Стаут», — ответил приятный женский голос.

— А для чего строили? Какая цель? Это укрепление, или тайная обитель?

— Изначально «Транквилити» строилась как жилище на случай войны. Но после попадание некровируса в водоемы с пресной водой, стала убежищем для последних людей.

— Последних? — спросил Анри мрачно. — Ситара говорила, что город давно погиб, я думал, она ошиблась.

— Вы последний из живых, кого я обнаружила за последние две с половиной тысячи лет, мсье, — отозвалась Венус.

— Ушам своим не верю, так что же тут две тысячи лет разгуливают мертвецы? И никого больше нет? — голос Анри дрогнул. — А ты, ты ведь здесь живешь?

— Фактически нет, я лишь смотритель, обслуживающая программа. Я не живой человек. Кроме вас живых организмов нет, если не считать того субъекта, что я задержала два года назад.

— Кого ты поймала? — брови Анри поползли вверх. — Расскажи — ка, поподробней.

Тяжелая темная дверь арсенала разошлась в стороны с зловещим шипением, в глубине темного помещения вспыхнул свет, следом еще, и еще. Яркая световая дорожка проворно побежала навстречу, Анри даже отступил на шаг назад от неожиданности. Пахнуло тяжелым запахом масел и другим, не знакомым сладким. Он развернулся к призрачной фигуре венус и произнес.

— Хороший у вас тут склад оружия, хватит взорвать весь город.

Глава 22. Не силой — так умом, не умом — так силой

Иноземье. Мир мертвых. База «Транквилити». Арсенал.

Даже воздух в громадном зале казался плотнее, густой и вязкий как туман над озером. Анри ощутил, что голова идет кругом, в нос ударил сладкий пьянящий запах. Он с усилием стряхнул наваждение, сдавил ладонями виски, тер, пока не прояснилось. Глаза проворно бросали по сторонам острые взгляды. Арсенал выглядел намного богаче предыдущего зала, с полками и ящиками, тут пространства хоть и меньше, но некуда пятаку упасть. Все место занято тяжелыми многоэтажными стойками с разнообразными оружием и доспехами.

Сразу у входа, на металлическом крючке висели потертые кожаные ножны, из которых наружу торчала рукоять его сабли. Анри довольно улыбнулся, резво схватил ремень, перепоясался.

Взглядом пробежался по стенам, там барельефы поднимаются до самого свода, везде люди с оружием, картины настолько точные, что казалось, оживут и шагнут со стены прямо в зал, с мушкетами наперевес. Под самым потолком, в бесконечном полете застыли грозные птицы со стальными крыльями, летающие люди с мечами в одной руке и мушкетами в другой. На всех те удивительные доспехи, что стоят напротив Анри, на стойке. Одев такие, выглядишь страшней, чем латный рыцарь шестнадцатого века. Человек превращается в стального великана. Сразу и не поймешь, громадина больше напоминает демона из сказаний, если б не поднятое забрало так и решил бы.

Посреди комнаты гордо и одиноко высится черный столб, весь опутанный толстыми, как змеи, железными канатами, по нему вверх — вниз бегают цветные огоньки, издали доносится тихое жужжание, потрескивание, будто рой жуков весело носится по залу, стрекочет панцирьками. От столба веет мощью, надменностью, злой силой, способной раздавить человека как муху. Анри решил, что это некое изваяние божества, которому поклонялись люди в то далеко время.

— Что это, Венера? — спросил он тихо.

— Это центр, управляющий всеми военным операциями. Мы зовем его Генерал Кью, — промурлыкала Венус.

— Надеюсь, он не против, что мы войдем?

— Нет, вы смело можете входить. Он обязан подчинятся вашим приказам, мсье контр — адмирал.

— Так кого ты там нашла, кроме меня пару лет назад? — спросил Анри, пристально всмотрелся в полупрозрачные глаза Венус. Хоть и не живая, а так все равно привычней, интересней разговаривать, глядя в глаза, а не в пол. А под ноги или по сторонам пускай слуги озираются, он маркиз де Ланьяк всегда смотрел в глаза и только в глаза.

— Заключенный находится в узилище. Энцефалограмма его мозга показала, что он не вменяем. Узник сумасшедший, мсье Анри, — пояснила Венус. — Общение с ним может быть опасно для вашей жизни. Лучше вам не встречаться с ним.

— А где ты нашла его? Расскажи, — нахмурился Анри.

— Как и вы, мсье, заключенный был найден во внешнем кольце Некрополиса. Он сопротивлялся и был доставлен на территорию жилого модуля силой.

— Ага, значит, поймали, надавали по голове, и парнишка сошел с ума, — подвел итог Анри, печально покачал головой. — Такое и в моем мире случалось. Но я тебя не виню. Если подумать, он ведь может быть кем угодно. Ладно, потом об этом поговорим, сперва надо выбрать пару мушкетов и потом карты. Без пароля их не взять, говоришь?

— Нет, мсье. Но вы, как контр — адмирал располагаете нужными кодами, — заверила Венус мягким голосом.

— Да я его забыл, — отмахнулся Анри, — это ж было две тысячи лет с хвостом назад.

— Именно поэтому кодом доступа является сканирование биологических образцов, — ответила Венус и улыбнулась, поняла видно, что снова говорит на неизвестной ему тарабарщине. — Центр возьмет вашу кровь и по ней определит, это вы или нет.

— А, ну тогда нет вопросов, — отмахнулся Анри. — Показывай где тут лучшие мушкеты, и доспехи, но только не такие как эти, — он указал пальцем на десятифутовые латы из толстой стали, — а поменьше и главное полегче?

— Хоршо мсье, подождите тут, пожалуйста, — Венус кокетливо улыбнулась и покачивая симпатичными бедрами, направилась к черной колоне.

Приободрившись, Анри прошелся между стойками оружия, заглянул внутрь громадного доспеха. Там внутри он выстлан мягкой кожей, видны удобные мягкие на вид подушки, вниз пучками уходят тонкие разноцветные трубочки и канатики. Спереди на уровне груди блестит серебристая поверхность магического устройства. То, что магическое понял сразу, перед ним уже знакомые самоцветы, на гладкой блестящей полоске. Наверное, рыцарь залазил внутрь и касался их, а может, использовал, чтобы забраться внутрь или вылезть обратно?

— Вот ваше оружие и броня, мсье Анри, — сладко сказала Леонор.

Он так увлекся удивительным доспехом, что вздрогнул, по спине пробежал холодок, волосы на руках стали торчком, как шерсть на загривке у пса.

— Спасибо, — буркнул Анри недовольно, неловко так вздрагивать перед девушкой, пускай и призраком. — А эти громадные доспехи для чего?

— Это боевая броня, мсье. Ей пользовались специально подготовленные солдаты.

— Понятно, мне значит не по плечу, — усмехнулся Анри. — Пошли отсюда, а то глаза разбегаются. Хочу поскорее взглянуть на карты.

Сердце трепетало, сладостное волнение с каждым ударом разливалось по венам. Еще немного и он сможет убраться отсюда, вернутся обратно к Ситаре, и жуткому Нагу с его холодной, безгубой улыбкой. Все лучше, чем пустой и одинокий мир, где люди вымерли от страшной болезни. Когда — то, во Франции также случались эпидемии чумы, и вымирало больше двух третей населения. Но так чтобы все, и чтобы никого не осталось — такого не было.

Это не мир, а кошмар ставший явью. Сколько же зла должны совершить люди чтобы навлечь такую кару? Или их смерть случайна и лишь игра судьбы?

Совсем недавно и в то же время так мучительно давно он спускался по страшной лестнице вниз, трясся как заяц, ступая по изрытому трещинами камню. Он чувствовал себя чужим в этом мире, и прятался.

А сейчас погибшие город стал ближе, родней. Пускай он не знает его, и не видел прежним, но, то что с нм случилось, заслуживает сожаления…и не только. Важно понять, что здесь случилось и почему? Ведь если произошло здесь, почему не может случиться еще где — то?

Впереди послышались тяжелые шаги, стальная решетка под ногами задрожала. Анри затаился возле массивных дверей арсенала, осторожно выглянул из — за поворота. По коридору, прямиком на него, шагал вооруженный до зубов, закованный в те исполинские доспехи воин. Широкие ладони сжимают приклад громадного ружья, длинный ствол красиво отливает металлом, в черное жерло дула легко можно засунуть кулак, на шлеме горят яростным огнем узкие красные прорези.

— Ты же говорила никого кроме меня нет живого, — прошептал Анри удивленно. — А это кто тогда?

— Это Генерал Кью прислала охранника, чтобы провести вас к пленному, мсье.

— Генерал женщина? — брови Анри ползли вверх.

— Можно и так сказать мсье.

Оружие и доспехи лежали перед ним на широком стальном столе. Их принес, проворный магический слуга, летающий диск, похожий на того, что видел на складе.

Таких доспехов прежде не видел, когда — то рыцари прошлых веков носили подобное, но и у них глаза бы на лоб полезли, увидь они то, что лежало перед Анри. От шлема и лат исходит мягкий и дивный свет, прорези на шлеме горят, будто внутри зажгли по синему огоньку. Отблески бегут по глянцевой поверхности стен, вся столешница залита ровным уверенным светом. Анри понимал, внутри трепещет колдовская сила, мощь древних мастеров.

Он стоял, очарованный незнакомой красотой, но заставил себя сделать шаг, протянул руку. Пальцы коснулись теплой стали, что и не сталь, в общем — то, но такая же гладкая. Он ощутил легкое покалывание в кончиках пальцев, в локтях защипало, словно сквозь тело пробежала некая странная мощь. Анри довольно улыбнулся, сгреб ладонью широкую накладку, и приложил к предплечью. Наружу, как змеи, выскользнули плоские ремешки, такие же блестящие, гладкие. Сомкнулись без застежек, плотно облегали руку, Анри только успел глазами моргнуть. Следом одел вторую накладку, та так же проворно пристала к предплечью, обтянула как вторая кожа.

Анри удивленно цокнул языком, покачал головой: чудеса.

Все части доспеха застегивались как живые, и весом не тяжелее войлока, хотя на вид — крепчайшая сталь, да и на излом Анри пробовал. Мышцы на руках вздулись буграми, дрожат от натуги, а поножи даже не согнулись.

Анри улыбнулся угрюмо, приложил поножи к ногам, те живо прилипли, не оторвать!

— А как их снимать?

— Прижмете пальцами края крепежных ремней на десять секунд и они отстегнутся, — пояснила Венус.

— Разумно, — кивнул Анри. — А из чего сделан доспех, почему такой легкий?

— Полимер высокой плотности, в двадцать раз прочнее стали, и в четыре раза легче, — ответила Венус и загадочно улыбнулась. — Но больше вам ничего не скажу, мсье. Это коммерческая тайна «Морган и Стаут».

— Даже так, — хмыкнул Анри. — Хотя не удивительно, мастера дамасской стали также рьяно хранили свои секреты. У меня есть в замке несколько клинков той эпохи. Или вернее были…

— Вы все еще не передумали встречаться с заключенным, — промурлыкала Венус. — Напомню, что общение с ним может быть опасно для вашей жизни.

— О, мне интересно взглянуть на того кого ты называешь опасным, — рассмеялся Анри громко. — Наверное, не мужчина, а дикий зверь.

— Вы правы, это не мужчина, — ответила Венус коротко. — Следуйте, пожалуйста, за мной, мсье.

— А кто же, женщина что ли? — буркнул маркиз.

Венус странно засуетилась, по прозрачному телу пробежала едва видимая волна, будто кто — то подул на воду. А ведь разволновалась, вздрогнула, а говорила что не живая! Анри покачал головой: что — то не так с этим пленным? Может действительно не стоит ходить? Неужели Венера что — то скрывает?

— Расскажи подробней про пленника, может я и не пойду к нему. Может, он мне не интересен, — сказал Анри нарочно сухо.

— Информация о заключенном засекречена, мсье, — ответила Венус тихо, опустила виновато глаза. — Доступ только по коду.

Вон как смотрит, будто кот, что рыбу стащил, а говорила я не живая, не живая.

— Только по коду, пароль значит? Тогда веди меня к тому центру, пусть берет кровь или что ему надо и рассказывает все и про пленника и карты пусть дает, — ответил Анри твердо.

Призрачная девушка послушно кивнула, плавно покачивая бедрами, пошла по коридору. Анри не переставал любоваться красотой ее походки, как заводит ногу за ногу, легко и плавно движет руками, и ноги длинные стройные, правильной формы, произведение искусства прямо. Хоть бери и рисуй, его брат Жан, наверняка и нарисовал бы. Ох, любил он рисовать с натуры, и не только рисовать…Жан — Жан. Губы Анри растянулись в широкой улыбке.

Он побежал вслед за ней, мимо гладких железных дверей, вниз по коридору, и серебристым бегущим, как живые, ступеням. Венус поджидала его у тяжелых круглых ворот. Анри как увидел — оторопел, застыл возле бегущих ступенек и смотрел широко распахнутыми глазами, словно мальчишка. Массивные черные как ночь створки будто ковали боги, сам Гефест, или Вулкан как звали его в Риме, здесь даже магия не справилась бы. За таким воротами можно цербера держать, не то, что заключенного. Анри подошел ближе к исполинским воротам приложил руку, провел пальцами, шероховатые и теплые, как кожа дивного зверя.

— Ну и тюрьма у вас, — Анри присвистнул. — Из такой, точно никто не сбежит.

— Это не тюрьма, мсье. Здесь находится центр управления, главный мозг станции.

Анри хмыкнул, отстранился и прошелся вдоль ворот. За ним по пятам бесшумно шагала Венус, он напрягся непроизвольно, но напомнил себе, что Венера ему не враг, что она и ее стальной зверь спасли от верной смерти. Она просто ходит за ним по пятам, вовсе без лихого умысла. Правда ведет себя странно, будто не договаривает чего — то, пытается скрыть.

На стене, что над воротами, горит зловещим светом темно красный светильник, от него, как от факела тянутся длинные жуткие тени, на полу позади Анри такой фантом будто выжидал чего то. Только у Венеры нет тени, сама как тень, только не черная, а разноцветная, и не плоская как лист бумаги.

— Как войти внутрь? — спросил Анри сурово.

— Нужно приложить руку вон туда, — Венус указала на отпечаток ладони, справа от ворот на стене. — Центр проверит рисунок на вашей коже, мсье, и тогда откроет ворота.

— Не нравится мне это, — пробурчал маркиз. — Рисунки, ладони….

Он с неохотой подошел к стене, где темнел отпечаток, тот засветился мягким желтым светом, искрился, будто покрыт капельками влаги. Осторожно, как кот, Анри приложил руку к отпечатку, готовый тут же одернуть обратно. Желтый свет вспыхнул ярче, казалось, там внутри в пламя плеснули спирту, потом также быстро огонь угас. Он убрал ладонь со стены, внимательно разглядел пальцы, пошевелил ими — ничего плохого не случилось, зря осторожничал как юнец.

— Ну что, почему не открывает?

— Центр сообщает, что ваших оттисков руки нет в нашей библиотеке. Он не может открыть.

— Но ведь я контр — адмирал? — спросил Анри настойчиво, вскинул бровь.

— Да мсье.

— Тогда скажи ему, пусть не выделывается и открывает, а то выбьем двери, и сами войдем.

— Этого нельзя делать, мсье. Центр имеет право убить любого, кто попытается вторгнуться внутрь без разрешения, — произнесла Венус как можно мягче. — Извините, мсье Анри, но мы не сможем войти внутрь.

— Убить… кто же им дал такое право… Балбес твой центр. А по — другому никак не войдем, может пролезть можно где — то? Или позовем того стального громилу, что к арсеналу прибежал, пусть он ворота выбивает.

— Нет, мсье. Другого входа нет, а всей страже отдает распоряжения центр, как и мне. Извините, но тут я ничем не могу вам помочь, — жалобно ответила Венус, развела руками.

Анри отвел взгляд, грудь изнутри распирало от негодования, руки сжались в кулаки, вздулись бугры мышц на широких предплечьях. Он покачал головой, взглянул в полупрозрачные глаза:

— Придется идти наобум. Хоть что — то ты мне можешь сказать, куда я могу выйти отсюда?

— Насколько хватит моих автономных данных, — Венус широко улыбнулась, сверкнули два ряда ровных красивых зубов. — Моих скромных знаний, мсье.

— Ага, — Анри кивнул, метнул колючий взгляд на монолитные врата, — тогда пошли подальше от этого негодяя, чтоб не подслушивал.

— Я автономная программа, и вправе распоряжаться данными по своему усмотрению, без инструкций центра, — сладким голоском ответила Венус.

Кокетка, кокеткой! Анри вздохнул тяжело:

— А по человечески?

— Я независимая девушка, и не нуждаюсь в разрешениях центра. Мне разрешено все, что не запрещается.

— Это уже лучше, но все равно пошли от него подальше, а то так и хочется по дверям из мушкета пальнуть! — процедил Анри сквозь зубы.

Он с неудовольствием покосился через плечо на безмолвную черноту ворот, мерцание злого красного света и шагнул прочь, к бегущим вверх ступеням. Те отливают серебром, поднимаются вверх, точно лосось на нересте, по реке, и такие же блестящие как бока рыб.

Внутри клокотало, сердце стучало тяжело, будто та чернота забралась в грудь, под ребра, и сидит там, глазеет, что он Анри будет делать? Куда пойдет? Живые стальные ступени несли его вверх, но блеск и глянец вокруг уже не радовали глаз. То, за черными воротами, казалось средоточием зла, холодным и жестоким свидетелем гибели многих людей. Какое колдовство создало такого злого управляющего, какой черный разум?

Зачем хранить секреты тех, чей прах давно развеял ветер? Для кого они ценны? Или может, оберегают от ошибок, что довели до смерти целый мир? Но тогда следовало сжечь все, в день когда испустил дух последний человек.

— Веди к заключенному, — сказал Анри сурово.

— Но центр…

— Плевать я хотел на твой центр, он хуже старого ростовщика! — ответил Анри зло, нахмурил брови. — Веди!

— Но это находится под запретом…, — растеряно заявила Венус, захлопала длинным ресницами.

— Ничего, доложишь ему когда уйду. Никто не увидит, — заговорщицким тоном произнес он.

— Я увижу, и тогда обязательно доложу центру, — объяснила Венус. — Такой я создана.

— А я создан любопытным, и терпеть не могу, когда от меня что — то скрывают за толстыми замками! — выпалил Анри рьяно. — Веди меня в тюрьму, и уходи, раз такая честная. Пусть твой центр сам со мной разбирается. Оружие у меня есть, доспехи тоже, как — нибудь выстою, не впервые.

По призрачному телу вновь пошла рябь, густая, как на ткани под ветром, Венус на мгновение застыла, казалось, задумалась, глаза смотрели в одну точку. Затем молча развернулась, быстро пошла вверх по коридору. Анри поспешил вслед за ней.

Шагали шустро, почти бежали. Венус даже изменила прежнюю походку, грациозность сменилась напряжением, длинные стройные ноги двигались вперед широкими шагами, красиво при этом округлялись соблазнительные мышцы на ягодицах, на плечах и спине также проступили контуры мускулов. Красивая девушка, хоть и призрак.

Она остановилась посреди коридора, напротив стены. Анри встал рядом, вопросительно вскинул бровь.

— Я открою вам проход на технический уровень. По туннелю вы доберетесь до места, где содержат заключенного. Но центр ва с все равно заметит. Я доложу, что вы ознакомляетесь с техническим уровнем. Это не запрещено офицерам. И знайте, я была против задержания, это приказ центра. Мне было приятно иметь с вами дело, мсье Анри. Жаль, что мы больше не увидимся, вы самый интересный человек за последние две с половиной тысячи лет.

— И единственный, — рассмеялся Анри. — Мне тоже было приятно, хотя половину слов, признаюсь, не понимал. Буду скучать по твоему милому голосу, Венера.

Она кивнула и исчезла, будто и не было вовсе, как сон что растает, когда открываешь глаза. Все образы блекнут, уходят внутрь, ты смотришь на мир и понимаешь, ты спал и видел другой мир, а этот реальный, оставался на заднем плане. Но ты тоскуешь, по тем впечатлениям, тем мыслям и событиям, память еще удерживает последние обрывки чувств. Так и сейчас, Анри понимал, что вряд ли когда увидит Венеру, эту девушку — призрака, одинокую и красивую, и пускай не живую, но такую человечную. Последний островок гуманности в унылом и мертвом мире смерти. Пускай они никогда не встретятся, но он запомнит ее такой, какой она была и есть: красивой, умной и толерантной.

Цепкие настороженные глаза маркиза сразу заметили распахнувшуюся посреди серебристой стены черноту. Сталь разошлась в стороны, как лед разбегается перед раскаленной докрасна сталью. Узкий лаз расширился до размеров окна, так, что Анри мог протиснуться внутрь широченными плечами. Он выдохнул, осторожно просунул руки и голову внутрь, под пальцами холодный и гладкий металл, в воздухе витает кислый запах меди. Как только Анри втянул ноги внутрь лаза, тот захлопнулся, тихо и быстро, как пасть громадного хищника.

Анри будто попал в желудок жуткого существа, внутри густая чернота, кажется там, в глубине, что — то шевелится, со всех сторон вьются змеи. Анри коснулся рукой, холодное на ощупь, металлическое. А ум напряженно рисует картины чудищ, что раздирают когтями плоть, ломают черепа, выпивают сладкую кровь из еще живого тела. Кошмар, кто бы мог подумать, всего лишь узкий туннель, тьма и кисловатый аромат, отдаленно похожий на запах крови…

Бессмысленный и глупый страх, Венера предупредила бы об опасности. Тем более живых зверей в подземном замке нет. Только магия и ее порождения, призраки, стальные солдаты и зловещий центр. И узник, где — то там впереди. Кто он, почему в темнице? Чем так опасен человек для могучих магических зверей, способных ладонями перемалывать камень на крошку? Ответы там впереди, во тьме.

Глава 23. Заговор мертвеца

Иноземье. Мир мертвых. База «Транквилити». Узилище.

Сейчас Анри, свесившись через край, следил, как внизу, под ним вертится громадный крест. Широкие и плоские железные стороны мельтешат с такой скоростью, что кажется, их нет. Когда быстро — быстро крутишь клинком в руке, то враг также видит лишь тень. Но смотрит не долго, сталь не знает жалости. Анри понимал, стоит сунуться, и стальной крест разрубит тело, как горячий нож масло, и броня зачарованная не спасет. Откуда знать может и крест чародейский, тут все вокруг пронизано магией.

Анри посмотрел на мелькающие грани, сплюнул гневно вниз, достал из — за пояса саблю. Эта режет метал как бумагу, клин клином вышибают, пускай колдовство борется с колдовством.

Рубанул быстро, без раздумия, лезвие со свистом рассекло воздух, звонко ударила сталь о сталь, широким снопом полетели искры, яркие как брызги раскаленной лавы. Руку потянуло вперед, будто с той стороны ухватил великан и тянет на себя, Анри не удержался, тело заскользило по гладкому металлу туннеля. Он торопливо расставил ноги, ухватился концами сапог за выступ, сабля застряла между острыми, как бритва стальными гранями креста, тот вздрагивал как раненый зверь, ерзал вперед — назад. Видны глубокие, на палец, зазубрины в стальном полотне, а сабельный клинок победно сверкает во тьме магическим мягким светом. На нем ни царапинки.

Анри довольно улыбнулся, причмокнул губами и проворно полез вниз, пока смертоносный крест не вырвался из плена. Когда проскользнул в отверстие, сильным движением вырвал саблю из заклиненной грани креста, и устремился дальше, там впереди тьму рассеивал тусклый мерцающий свет. Так неровно горят факелы или масляные лампадки, короткий фитиль постоянно норовит утонуть, масло трещит и горячими брызгами разлетается в стороны. Но знакомого треска Анри не слышал, только подрагивающий свет, неровный и слабый.

Туннель становился уже, плечи едва помещались, Анри протискался вперед с огромными усилиями, дыхание пошло жаркое, ноздри обжигал горячий воздух, доспехи и кости трещали от натуги, но он не отступал, дюйм за дюймом полз к выходу. Впереди видна узкая решетка, сквозь нее бежит то слабое сияние, скользит по блестящей поверхности металла, отбрасывает яркие оранжевые сполохи. Кажется по ту сторону решетки горит костер, но жадные языки пламени уже слизали древесину с поленьев, остались только черные угли, пышущие жаром. Но откуда здесь взяться костру, за все время он, Анри даже сухого дерева не видел.

По лбу сбегал тоненькими струйками пот, заливал глаза, спина и грудь тоже мокрые от пота, Анри выбился из сил, если бы не доспехи давно ободрал бы кожу до мяса, а так только натер немного. Мушкет волочил позади себя, на длинном ремне. До решетки можно дотянутся рукой, но уже отсюда видно, что закреплена намертво. Такую руками не вырвешь, придется резать. Но как до сабли дотянутся, руки сложены по швам, едва пальцами шевелишь. Не грызть же сталь зубами?

Анри пробовал потянуть руку вверх, глухо стукнуло, плечо уперлось в стенку туннеля, дальше никак. Он гневно рыкнул, дернулся, как загнанный зверь, руку обожгло болью, кости затрещали, схватился пальцами за рукоять, и все… Что же делать? Выходит, застрял как жирный кролик в норе. Такое видел на охоте, долго смеялся над глупым животным, а теперь сам как тот бедняга, ни вперед, ни назад.

Внутри клокотала ярость, испепеляющим жаром разливалась по телу, сердце в груди стучало бешено, билось об грудь, даже вены на шее задергались.

Он уже выбрал глазами место, куда вставит лезвие сабли, надавит, сталь пойдет вниз, пройдет сквозь решетку как раскаленная сталь сквозь лед. Но как вынуть оружие из ножен? Как поднимешь руку, со всех сторон давит, будто лежишь между тяжеленным молотом и наковальней, и ждешь удара.

А ведь на голове шлем! Доспехи крепче любой стали! Анри резко выдохнул весь воздух из легких, втянул плечи, грудь стала чуть меньше, но и того достаточно, стрелой вытянулся вперед. Мышцы звенели как струны, натянулись туго, толкали тяжелое тело вперед, по миллиметру.

Снова сердце стучалось сильно, но не в страхе, а в радости, дюйм за дюймом, протискался дальше, и пускай не можешь вдохнуть, грудь, будто сплющило ударом громадной дубины, а чувствуешь что впереди свобода, выход. Лицо раскраснелось от напряжения, горит огнем, будто в дикой злобе, зубы скрипят как корабельные канаты, в ушах бухает кувалдой.

Голова уперлась в твердое, глухо звякнула сталь. Анри поднял голову, лицо закрыто блестящей маской, прорези шлема горят синим яростным пламенем, похож на демона из земных глубин. Но только выглядит грозно, под маской уставшее, мокрое от пота лицо, рот пересох.

Он толкнул со всей яростью и гневом, наплечники оставили на стенах туннеля две глубокие борозды, голова как таран врезалась в решетку, прутья выгнулись дугой, но не сломались. Надавил еще немного, решетка пораженно звякнула и вылетела прочь. Чудо, а не шлем! С таким можно на вражеский замок, без страха, стрелы как комариные укусы, в смоле не сваришься, стечет как с гуся вода, и ворота сам высадишь, без всякой помощи!

Арии выставил голову наружу, постепенно, с жутким скрежетом протиснул плечи, а там дело за малым, одну вторую руку, ухватился за край и прыгнул вниз, в узкий, захламленный коридор.

В лицо пахнуло кислым запахом нечистот. В узком проходе почти темно, освещение слабое, маленькие красные светильники, похожие на зажженную палку, торчат над головой из стен. Под ногами тесно от груд мусора, частей диковинных магических устройств, наверняка чудовищных, сложно представить что — то хорошее из таких темных и безобразных глыб. Впереди горели мягким огнем странные знаки, начертанные на стене, похожие на таинственные руны колдунов древности. Между них вделаны знакомые крупные драгоценные камни, а под ним темнеет широкое круглое отверстие, будто замочная скважина, для громадного ключа.

Анри пробрался через завалы к двери, толстая и гладкая, будто тесанная из монолитного камня. Силой такую не взять, только магией. Глупо сражаться против колдовства грубой мощью.

Он на всякий случай толкнул рукой дверь, по прошлому опыту зная, что не двинется с места, пока не коснешься нужного самоцвета. Едва дотронулся пальцами до серой матовой поверхности, блеснула тонкая сизая молния, ударило с такой силой, будто великан бухнул тяжелым кулачищем в грудь, Анри отлетел от двери, как перышко.

Перед глазами роем вились красные мухи, из уха в ухо перекатывался колокольный звон. Анри дышал тяжело, надрывисто, правая рука вывернулась в сторону как рыба, выброшенная на берег, пальцы ощущались мертвыми, не шевелились. Из груди наружу рвался стон, Анри попытался встать, перед глазами плыло, не мог поднять отяжелевшие ноги.

Он перевалился на бок, подобрал под себя ноги, поморщился. Тело уже медленно оживает, и хотя ран нет, в каждый мускул проникла усталость, от кончиков пальцев до пят налила тело тяжестью. Анри встряхнул головой, сел, прислушался к себе. В голове шумит, сердце бьется так, что еле слышно. Неспешно поднялся, снова подошел к злополучной двери. Если бы мог, прожег взглядом, а так лишь посмотрел зло, наверняка выходки пресловутого центра. Больше некому.

Анри присмотрелся к самоцветным камням, круглые, аккуратно вставленные в металл стены, они живо блестят, как капли влаги на солнце. Какой из них открывает дверь? Зачем иные два? Пальцами левой потянулся к синему самоцвету, но в последний момент засомневался и ткнул в зеленый.

Камень проворно скользнул внутрь, засел там, как мышь в норе. Знаки над ним загорелись недобрым алым пламенем. Анри осенило, надо нажать все три камня по очереди, или может все три сразу? Напоминает ловушки, которые ставили в туннелях замков, чтобы уберечь от назойливых гостей и воров. Ступишь неосторожно на нужную плиту, из прорези в стене вылетит тяжелое острое лезвие…

Он не стал больше трогать двери, нажимать на самоцветные камни, вдруг и впрям ловушка, легко перехватил левой мушкет, правая рука до сих пор висела плетью, и выстрелил прямо в стену, рядом с дверью.

С дула оружия сорвался толстый, ослепительно яркий луч, бесшумно и быстро, как свет солнца на рассвете, прорезал тьму, в коридоре стало ясно как днем, на мгновение Анри показалось, что все вокруг объяло белое пламя. Затем впереди полыхнуло алым, прогрохотал могучий взрыв, в стороны брызнули куски горящего метала, будто оттуда дыхнул жаром и лавой вулкан. Повалил черный, густой дым, от запаха в легких горчило, едкий запах разъедал глаза.

Анри подождал, пока дым рассеется, взглянул на стену. Там впереди, посреди толстой металлической стены, чернела уродливая кривая дыра с оплавленными краями. Раскаленный металл, как воск сбегал струйками вниз, яростные красные лужицы на полу остывали, становились серыми и унылыми.

Он не стал идти дальше, вдруг вновь полыхнет. Сверху над дырой свисали толстые стальные змеи, из них с треском осыпались вниз снопы желтых искр. Из разорванных тел торчали пучки разноцветных волокон. Анри выждал, пока раскаленное железо перестанет испускать пар, и ловко запрыгнул через отверстие на ту сторону стены.

Здесь полумрак, слабый свет льется откуда — то сверху, перед глазами маячит широкий выступ, за ним не видно. От двери по земле убегает вперед аккуратная мощеная дорожка, в полу поблескивают покатые гладкие спины камней. Такая перемена бросалась в глаза. Стены и двери литые из металла, а здесь — брусчатка. По обе стороны от дорожки короткий сочно — зеленый газон, будто только вчера подстригли. Впереди темнеет полоска кустарника, ровная, гладкая.

Лицо от удивления вытянулось, он потянулся рукой к затылку, потом вспомнил что в шлеме, ругнулся тихо. Воздух плотный и пряный забивал ноздри, тяжело падал в легкие, дышалось с трудом. Анри пошел вперед по мощеной дорожке, под ногами едва слышно скрипел песок.

Дорожка уводила дальше в сад, там широкою стеной стоят высокие деревья, округлые кроны утопают в тени, кажутся черными и зловещими. Над головой горят длинные белые светильники, но едва разгоняют сумрак, огонек внутри них горит слабо и лениво.

Запах пряностей и благовоний становился сильней, воздух напитался ароматом ладана и амбры. Анри поравнялся с деревьями, взглянул вглубь. За широкой полосой стволов, посреди круглой поляны у костра сидел человек, закутанный в темные одеяния. От него исходило ощущение злой и могучей силы, как от горбуна и карлика, которых зарубил на утесе. Только теперь чувство стократ сильней, от него по коже бежит мороз, спина покрывается тонкой корочкой льда. Анри застыл в нерешительности: что делать идти к пленнику? Ведь он хотел увидеть его, или лучше поскорее уйти?

Он посмотрел на огонь, ровный и спокойный, языки пламени неторопливо выплясывают по сухим дровам, те потрескивают, в воздух взлетают сотни мелких горячих жаринок.

— Подходи к моему костру, путник, — произнес властный и густой голос. — Не бойся, я не трону тебя.

— А чего мне боятся, — ответил Анри смело, — я вооружен, а ты, как я вижу, нет. Да и не сражаться я сюда пришел.

— А зачем же? — сказал незнакомец весело, развернулся лицом к маркизу.

— Я хотел увидеть узника, узнать, почему его держат в заточении. Может, ему нужна помощь?

Анри старался разглядеть незнакомца издали, но надвинутый на глаза темный капюшон скрывал лицо. Длинная жуткая тень протянулась от костра к ногам Анри, замерла у самых подошв, будто выжидала когда подойдет ближе, и тогда набросится как дикий зверь, растерзает черными когтями.

— Ты увидел меня, и что дальше? Так и будешь стоять за деревьями? Я вовсе не так страшен, как тебе кажется, или, может, ты не настолько храбр, как я подумал? — произнес спокойно незнакомец.

— Кто ты? — спросил Анри твердо, шагнул вперед, ближе к костру.

Холод надвигался сильной волной, мышцы затвердели, позвоночник превратился в ледяной столб, в мозгу покалывало острыми сосульками.

— Я тот узник, которого ты искал. Но я не совсем обычный заключенный. Я здесь по собственной воле, как и ты.

— Тогда зачем вы здесь?

— А ты? Разве ты не был снаружи? — спросил незнакомец заботливым тоном. — Там повсюду смерть, и ожившие мертвецы. Здесь внутри гораздо безопасней.

— Но вы не из этого мира, почему же не вернулись обратно?

— Да, как и ты, я странник. Ты наблюдателен, — ответил он задумчиво, — Но назад я не вернусь, пока не найду то, за чем пришел.

— И что же ты ищешь? — голос Анри хрипел, холод подбирался к горлу.

— Подойди ближе к костру, ты замерз, — произнес человек в черных одеждах. — Тут очень холодно.

Анри нутром чуял: мороз идет от незнакомца, а не от земли или воздуха, если шагнуть вперед ледяное дыхание подберется к сердцу, в груди и так стучит тихо, дышать с каждым мигом тяжелей.

— Ты из черной ложи, — мрачно произнес Анри, — ты ждал меня.

— Умник какой! — рассмеялся громко и страшно незнакомец.

Анри твердо решил: больше ни шагу, остановился, напряженно вслушивался. Краем уха улавливал странный шепот, будто тысячи мертвых голосов, приглушенно говорят там, за спиной у незнакомца.

Анри сказал грубо:

— Ты, назвавший меня трусом, почему сам прячешь лицо как пугливая женщина, и до сих пор не назвал своего имени?

— О, да — ответил незнакомец довольно, — сколько гнева в тебе…

Анри ухватился за рукоять сабли костенеющим пальцами.

— Я убью тебя, проклятый колдун.

— Нет, парень, — ответил черный маг, ухмыльнулся злобно. — Ты отсюда не выйдешь. С каждой секундой ты теряешь силы. Скоро холод доберется до твоего сердца, и оно остановится. Ты знаешь, ты уже чувствуешь это. Ты уже все сделал.

Анри быстро огляделся. Глаза пересохли, двигались с трудом, он вздрогнул, провел рукой по лицу.

— Нет…

— Да, — ответил колдун торжествующим голосом.

Анри медленно двинулся на него, как тяжелая кованая дверь на несмазанных петлях, лицо отрешенное, ноги подгибались в коленях. Он с трудом вышел из тени деревьев, пересек лужайку. До поляны оставалось не больше двадцати шагов. Тело совсем одеревенело, кровь превратилась в ледяную жижу, каждый удар сердца будто разламывал толстую корку льда, подливал кипятка в заиндевевшие вены.

Анри не остановился, одолел еще половину пути, черный колдун не сводил с него глаз. Сидел недвижимо, будто и сам превратился в ледяное изваяние, застыл от холода. Даже языки пламени не плясали в костре, шевелятся медленно, будто умирают, над ними поднимаются жиденькие сизые дымки.

— Не может быть! — злобно прошипел маг, — ты давно должен сдохнуть!

— Может, — голос Анри прозвучал тихо, но страшно.

Он шагнул к закутанной фигуре у костра, сабля уже в руке, пригнулся, готовый к схватке. Колдун отскочил назад, будто на него кипятку вылили, достал из — за пояса темно — серый, изукрашенный рунами меч. По кромке лезвия бегут серебристые змейки молний, широкий черный эфес украшен крупным граненым рубином. Анри увидел пальцы, сжимающие рукоять. Сухие, почерневшие как у трупа, покрытые желто — серыми язвами. В нос ударил смрадный запах серы и нечистот.

— Так или иначе, но ты умрешь — процедил колдун сквозь зубы. — Здесь я хозяин, и игра идет по моим правилам!

Анри чувствовал, как лед отступает от груди, корка скалывается, наружу прорывается горячая волна от сердца. Он ловко крутанул саблей, замахнулся от плеча, клинок со свистом рассек воздух, колдун едва успел вскинуть меч, чтобы защитить голову.

Голубой мерцающий свет сорвался с острия сабли, полосонул по иссохшей руке, колдун завыл как раненый зверь, отскочил назад к костру. Анри рубанул еще раз, вложил в удар всю ярость и силу, сабля вспыхнула как факел облитый маслом, ослепительный синий свет широким лучом ударил в грудь черного мага. Его согнуло пополам, меч выпал из ослабевшей руки, раскололся на части, будто и не сталь вовсе, а тонкий хрусталь.

Широкий капюшон слетел с головы, обнажился голый безобразный череп с пустыми глазницами, внутри них горит злой черный огонь, сухая плоть покрывает бурой коркой правую часть лица. На второй половине стальная маска. Колдун захрипел, тощее тело затряслось, как ветка на ветру.

— Этого, не может быть. Это мой мир, — сказал он зло.

— Игра больше не идет по твоим правилам, — ответил Анри сурово. — Теперь это игра без правил.

Анри замахнулся саблей, уже видел, как покатится по земле мерзкая сухая голова, злое пламя внутри черепа угаснет.

— Стой! Убьешь меня и тебе никогда не найти сферу! — прошипел колдун, яростно сверкнул жутким глазами.

— Я не оставлю тебя в живых, некромант, — ответил Анри черство. — Ты мне не нужен.

— Нет — нет, нужен. Ты не найдешь сферу, не найдешь и Храм который ищешь.

— Я ничего не говорил ни о каком Храме. Ты ошибся, колдун. И ошибся дважды, ты мне не нужен. Назови свое имя, или я убью тебя сейчас же, — произнес Анри сурово, нахмурил брови.

— Саргот, — ответил колдун, торопливо набросил капюшон на лицо. — Я отведу тебя к сфере. Ты возьмешь ее, и я лишусь своей силы. Нет нужды убивать меня.

— Отвечай как ты нашел меня?

Голос его был хмурый, раздраженный. Этот гадкий мерзавец хотел убить, а теперь еще и хочет сухим из воды выйти! Анри грубо ткнул острием сабли в тощую грудь колдуна.

— Отвечай, иначе снесу твою костлявую черепушку!

— Ты живой, я чувствую живую плоть. Я ждал…, — ответил некромант, злобно щелкнул зубами.

— Почему ты не убил меня раньше? Почему ждал?

— С тобой был старший Аркан, а тут в моих владениях, ты был бессилен…

— Как видишь, нет, — рассмеялся Анри, — теперь ты лишился силы. Твой меч разбит.

Некромант свирепо сверкнул кроваво — красными огоньками испод капюшона, скрипел зубами от злости, а когда заговорил, то голос дрожал, как лист на ветру:

— Давай заключим сделку.

— Никаких сделок, червь! Ты расскажешь мне, где спрятал сферу, или я сейчас же тебя зарублю, как бешеного пса! — ответил Анри резко, в голосе прозвучала гордость. — Я не стану договариваться с такой мразью, как ты!

— Сферу охраняют легионы мертвых. Если ты убьешь меня, мои слуги разделаются с тобой. Тебе это не нужно, мне тоже, — выдавил из себя Некромант. — Считай это не договором, а необходимостью.

— Пускай так, но я тебе не доверяю, и только шелохнись без позволения, голова покатится как кочан капусты, а дальнейшее уже не будет иметь значения. Не так ли? — произнес Анри суровым тоном, сощурил глаза.

— Да, ты прав. Ступай за мной, — кивнул некромант послушно.

Он повел через поляну, подошел к стене, взмахнул костлявой, худой как ветка рукой. Невидимая дверь отворилась бесшумно, пошел тяжелый смрадный запах, от него у Анри защипало в глазах: прямо на пороге лежали почерневшие, опухшие трупы, из черных пустых глазниц одного сочился гадкий зеленоватый гной, края страшных ран покрывал странный белесый налет, из распахнутого рта наружу свисал черный раздутый как жаба язык. Анри торопливо отвернулся.

— Веди! — приказал он, толкнул колдуна саблей.

Некромант зашел внутрь, Анри протиснулся следом, нельзя отставать от негодяя, улизнет в мгновение ока. Старался не наступать на тела под ногами, но на полу нет свободного места, везде, от самого порога до противоположной стены — тысячи мертвых тел. Они сложены кучами, как мусор. Мужчины и женщины, молодые и старые, Анри видел и маленькие, скорее всего детские. Присмотревшись в слабом свете желтого светильника на потолке, Анри решил, что это, наверное, жители «Транквилити». Оружия при них нет, ни мечей, ни дивных мушкетов.

На той стороне небольшого зала, куда хромым шагом направился некромант, из стены выступала наполовину утопленная в камне фигура огромного черепа с длинными саблевидными клыками. В глазницах сидят крупные рубины, они сразу налились тем кровавым огнем что горел и в глазах некроманта. Внизу, прямо под изваянием, гладкая блестящая плита из черного камня. На таких чернокнижники обычно приносят жертвы, закалывают младенцев, вырезают сердца из груди еще живых пленников, или разделывают красивых девственниц, но сейчас там лежит что — то настолько черное, насыщенное мраком, что камень плиты кажется серым и блеклым.

На спине проступили крупные капли холодного пота, встряхнуло, будто ухватили за шиворот, Анри с ужасом понял, что не может отвести взгляда от волшебной черноты. Она очаровывала, изнутри шла горячая волна желания, даже во рту пересохло, Анри напряженно сглотнул. Хотелось схватить сферу и никогда больше не отпускать, спрятать от всех. А иных, кто видел ее, кто захочет отнять — убить на месте!

Он шагнул вперед, глаза мутные, подернутые молочной пленкой, лицо осунулось, пошатнулся от тяжелого застойного запаха. Кроме обычных запахов грязи, и нечистот, в лицо ударили и начали обволакивать ядовитые едкие зловония гниющих тел, и иной запах, кислый незнакомый, от него слезились глаза, кололо в горле.

Испарения собрались в широкое облако, похожее на злого призрака, оно светилось тусклым мертвым светом. Анри чувствовал, как ядовитая мгла жжет кожу раскаленным железом, во рту уже солоно от крови, но не обращал внимания. Жадными глазами смотрел вглубь волшебной черноты, туда, где клубится тьма, танцуют причудливые пасма. Он понял, в сфере сохранилась искра древнего, черного пламени, что дало жизнь всей нечисти, темному началу. И эта искра звала его, втягивала внутрь сферы, как мощный магнит, сердце обливалось кровью и вздрагивало, когда видел трепетный танец черноты.

Некромант застыл рядом, так же покорно и раболепно взирал на темную сферу. Над его головой, в рубиновых глазах исполинского черепа, полыхнуло яркое пламя, вниз по черным каменным костям ручьями потекли багровые потоки. Густая алая жидкость, так похожая на кровь, струилась по желобкам в камне, заполняла трещинки, крупными каплями срывалась вниз с острых, как кинжалы зубов.

Анри медленно шел вперед, под ногами гадко расползалась в стороны гнилая плоть, противно трещали кости. Чары опутали темной паутинной его разум, он не замечал ничего, даже ядовитого облака, не видел как кожа на руках и лице покрывается страшными волдырями ожогов, как те наливаются гадкой мутной водичкой.

Некромант медленно, с усилием выбросил руку вперед, потянулся к сфере, казалось, волочит за собой тяжелый груз, пальцы дрожали как ива на ветру.

Анри видел, колдун почти схватил сухими ладонями его сферу! Его!

— Стой тварь! — прорычал он, в мутных глазах блеснули яростные огоньки. — Стой!

Анри побежал вперед, не разбирая дороги, кости с треском лопались под массивными сапогами: никто не должен прикасаться к его сфере, она его и только его! Чувствуя, что не успеет, он оттолкнулся ногами от пола, тело стрелой взмыло вперед, будто могучая сила подбросила в воздух.

С криком Анри обрушился прямо на Некроманта, рубанул саблей яростно, даже не смотрел, сек без разбору. Колдун завопил страшным нечеловеческим голосом, под ногами затряслось, с потолка посыпалась струйками пыль и мелкие камешки.

Анри тоже рычал и рубил в боевом безумии, пока жуткий визг не прекратился. Только теперь заметил, что весь темный от крови колдуна, позади клубится ядовитый туман, тянется к нему тонкими белесыми щупальцами. Грудь ходит ходуном, из легких едва не бежит пар, обжигает ноздри, кожа на лице и руках вся в отвратных волдырях, будто сунул руки в костер.

— Где я? Что происходит? — удивленно произнес Анри.

Прямо у носков сапог лежала отрубленная рука, еще шевелилась, пальцы вздрагивали, будто силились дотянуться до сферы, что лежит над ней.

Анри заставил себя сделать шаг, осторожно протянул руку. Медлил, вспомнились слова Ситары о том, что сфера убивает всех, кто не принадлежит к темной ложе.

«Что ж узнать это можно только так…, пальцы коснулись сферы. Он ощутил мощный толчок, затем острую боль, словно в каждый палец, под ногти вошло по длинной раскаленной игле. Рука затряслась, по коже от кончиков пальцев вверх, к шее, побежали черные нити. Как толстые черви они опутывали бугры мускулов, проникали сквозь них, до самых костей.

Анри со страхом отступил, черный рукав поднялся еще выше, коснулся головы, длинные каштановые волосы тут же укрылись сединой, а затем и вовсе побелели как у альфарца. Анри засмеялся грохочуще, стены затряслись от страшного смеха, внутри сферы вспыхнул яркий черный огонь, ударил могучим столпом черноты прямо в грудь. Он согнулся пополам, закашлялся, перед глазами плыло. Внутри сферы злым пламенем горела могучая сила. Анри ощутил, как она двинулась влево, артефакт завис в воздухе над ладонью, завертелся юлой. Изнутри побежали тонкие темные, как волосинки, молнии, они касались ониксового черепа на стене, изрубленного некроманта, уродливых трупов на земле. Сфера будто ощупывала мир вокруг себя, вращение усиливалось, громко загудело, внутри зала появился маленький вихрь. Воронка разрасталась и ширилась, черные молнии, уже толщиной с палец, выскакивали из нее наружу.

Одна молния попала точно в раздутый труп, тот разлетелся на тысячи мелких кусочков, воронка тут же подхватила их, втянула внутрь. В ноздри ударил гнилостный запах, так воняло испорченное мясо, если его бросить в костер.

Гул смерча превратился в страшный вой, молнии с треском разрывали изуродованные тела, как тряпки, на клочки, могучий ветер тут же подхватывал их и всасывал голодным черным ртом.

Анри стоял в самом сердце воронки, страшные темные молнии входили в грудь, руки, одна ударила прямо в лоб, перед глазами разбежались чернильные пятна, но молнии не вредили, проходили сквозь него, будто призрак, а не человек из плоти и крови. Потоки злого ветра тоже обходили стороной, ни один волос на голове не встрепенулся.

Анри чувствовал, как грудь распирает изнутри от могучей силы, казалось, может одним касанием сокрушать камень. Он вскинул руку, волевым усилием приказал силе двигаться от груди, сквозь пальцы наружу.

С кончиков ногтей сорвалась тонкая серебристая молния, с тресков ударила в стену, мелкие осколки, как ледяные кристаллики разлетелись в стороны.

Ветер утихал, черная воронка становилась все меньше, пока совсем не исчезла под блестящей поверхностью сферы. Анри положил ладонь на нее сверху, небрежно замотал в изодранный балахон некроманта и молча, твердым шагом направился к выходу, в его глазах на мгновение вспыхнули маленькие красные огоньки.

Глава 24. Сладкий вкус мести

Иноземье. Подземные города. Хлерогарн.

Сердце то взлетало, то падало вниз, он задыхался от бушующих волн тревоги. Совсем недавно и в то же время так мучительно давно он проезжал здесь, как и сегодня в седле, со связанными за спиной руками. Как и тогда поглядывает с презрением на разодетых, раздувшихся от высокомерия, горожан. Они напоминали ему глупых павлинов, что распушили хвосты и важно похаживают по поляне, не зная, что охотник уже натягивает тетиву.

Темные глаза Фарамонда неотрывно следили за каждым движением храмовника и жреца, их спины темнели перед мордой его коня. Леонор ехала позади, слышалась тяжелая поступь, хриплое дыхание ее скакуна. Теперь они пленники жреца крови и храмовника, таков план, такова афера.

Тогда, десятки лет назад он, Фарамонд спускался в подземные города альфаров не по своему желанию, храмовник вел на суд против воли. Дордаор его имя. И не знала земля того, кто мог управляться с оружием так, как он. Храмовник возвращался к жрецам с достойным трофеем — Салранорским колдуном! Дордаор одолел того в схватке, но насладится боем помешали. Подручный метнул в колдуна дротик, с сонным ядом, и тот свалился наземь как подрубленный. Тогда мастер меча вызвал бедолагу на поединок и отсек голову так быстро, что тот даже успел извиниться, прежде чем обезглавленное тело упало в пыль альфарских степей.

Фарамонд туманящимся взором уловил: как катится по земле срубленная голова, фонтанчиками бьет кровь из разрубленной шеи, обильно орошая алым сочные стебли трав. Он даже помнил пряный запах той травы, и сухую землю под щекой, душный воздух…

Но сегодня все иначе. Нет больше Дордаора, и Салранора больше нет, лишь он не изменился, на лице ни морщинки, кожа гладкая, будто и сам стал вечно молодым, как альфарцы.

По спине мурашками бежал мороз, он чувствовал холод глубин, но не дрожал, гордо выпятил грудь, ни от кого не прятался. Некоторые из горожан узнавали, смотрели немигающим взглядом, с почтением и страхом. Нелегко удивить альфарца, еще сложнее испугать, но ему, Фарамонду удалось и то, и другое.

Сейчас не плюют вслед, как вору или убийце, глядят молча, но все так же, как и тогда, с ненавистью и злобой. Наверняка удушили бы, или забили камнями до смерти, если бы могли. Еще бы, ведь он возлег с их единственной и неповторимой. Посмел осквернить девственную жрицу, ту которой предназначалось всю жизнь провести в заточении, в плену демона глубин, стать его наложницей. А так девочку отпустили, и пускай не окажут почестей, не будут произносить ее имя на площадях, но и возлечь с демоном не придется. Ее белое чистое тело не будут терзать жуткие черные когти, не говоря уже о страшной боли и ужасе что ждала на брачном ложе.

Фарамонд краем глаза видел однажды тварь из глубин, высокая, не меньше десяти футов, горбатая, шкура цвета крови вся в черных шипах, узкие глаза щелки горят яростным огнем бездны, и громадная пасть, утыканная безобразными кривыми и острыми ножами зубов. То был еще мелкий и безвредный, девственниц отдавали старшим.

Впереди послышался громкий топот множества ног, там, за широкой спиной утеса, виднелись высокие шпили Храма Бездн. Конь под Фарамондом вздрогнул, споткнулся о камень. С площади к всадникам спешила группа вооруженных мечами и закованных в доспехи храмовников. Впереди них двигалась высокая худая фигура жреца, длинный плащ красиво ниспадает с плеч, развевается на ветру, как знамя, на голове возвышается величественный убор, напоминает корону, утыканную золочеными черепами.

Мало что изменилось, подумал Фарамонд, нахмурил брови. Тот же унылый пейзаж, та же площадь, разве что камни под копытами коня стерлись, стали гладкими, местами в кладке темнеют дыры. И жреческая стража выглядит богаче, кроме мечей, носят на поясе длинные кинжалы, и панцири кованы из ладной стали, а не те легкие пластинчатые бриганты, что были прежде. Но стоят и смотрят все так же, глупыми коровьими глазами, и верно, что для них пятьдесят лет, альфарцы нередко живут и по тысяче. Тут, под землей ничего не меняется сотнями лет. Альфарские жрецы пропитались догмами до мозга кости.

Они подошли совсем близко, можно дотянутся мечом, если бы не связанные руки и задание магистра, Фарамонд с радостью бы оттяпал голову старшему жрецу, полюбовался бы как темная кровь заливает дорогие золоченые одеяния, тускнеет блеск в красных глазах. Он не знал имени, но помнил лицо. То же лицо смотрит на него сейчас, этот присудил скормить последнего салранорца демонам, и если бы не вмешательство Дордаора, право храмовника на поединок, кто знает…

Жрец вышел из колонны вперед и пошел дальше, уверенный, что никто не способен причинить ему вреда. Фарамонд ухмыльнулся страшно, посмотрел жрецу в глаза, тот вздрогнул, будто плетью по спине протянули. Вспомнил салранорца, красноглазый.

— Я вижу встречать меня вышел сам верховный жрец! — произнес Фарамонд весело. — Видать важная я птица!

Жрец опешил, распахнул от удивления рот, но быстро опомнился, произнес свирепо:

— Почему вы не отрезали язык презренному салранорцу! Как он смеет осквернять это святое место своей грязной речью!

— О, спешишь отрезать язык, а ведь я еще и про мать твою не вспоминал. Она особенно любила, когда я ее связывал, — произнес Фарамонд на салранорском. Никто кроме жреца его не понял. Губы Леонор растянулись в загадочной улыбке, а в алых глазах верховного хранителя бездны вспыхнула кровожадная ярость, на скулах буграми заходили желваки.

— В темницу, немедленно — прошипел он сквозь зубы. — Я лично проведу допрос.

Храмовники послушно расступились в стороны, и они вошли на центральную площадь Хлерогарна — величайшего из подземных альфарских городов. Площадь лежала прямо на дне жерла уснувшего вулкана, через громадную темную дыру, благодаря умелым мастерам, внутрь попадал мертвенно — бледный свет луны, особо почитаемой альфарами наравне с пламенем бездны.

Два клана жрецов навечно враждовали друг с другом, Жрецы Лунного лика, и Хранители Пламени Бездны. Лунатики, как называл их Фарамонд, давно выпустили из рук бразды правления, более коварные демоники еще тысячи лет назад сгребли власть когтистой лапой, и верховными становились лишь их жрецы. А со времени как альфары покинули степи и перебрались в подземные города, лунатиков уважали лишь старое поколение.

Фарамонд изучал слабые места врага, как и любой опытный стратег, именно потому условился со жрецом луны. Но кроме того не оставил выбора: либо смерть, либо возможность свергнуть заклятых врагов. Конечно, жрец выбрал второе.

Луна безжизненно сияла над головой, зависла высоко в глубине кратера, будто там не зеркало, а настоящее звездное небо, бледный диск, лил оттуда свет круглые сутки, не важно, день на улице или ночь. Уродливые и страшные тени, что отбрасывали башни Храма подземного пламени, казались настоящим входом во врата ада. Громадные сооружения зловеще нависают над головой, с них вниз смотрят каменными глазами изваяния рогатых демонов. С открытых пастей отродий наружу свисают длинные, на локоть, языки, торчат кинжалы зубов.

Фарамонд поморщился, инфернальная архитектура альфарцев его не впечатляла, больше злила. Они прошли в узкую арку, с высоким сводом. Они спешились, храмовник помог спуститься с седла Леонор, Фарамонд лихо перекинул ногу через коня, выскочил сам. Храмовник мрачно улыбнулся, уже видел этот прием в степи. Дальше жрец повел по каменной лестнице вниз, к массивным кованым дверям.

Весть о том, что к храму везут ненавистного салранорца, уже добралась до самых отдаленных уголков города, вдалеке, на том краю площади уже летели на взмыленных конях всадники. Жрец и храмовник взволновано вертели головами, быстро — быстро припустили вниз по ступенькам, подошвы сапог зашлепали по мокрому камню. Боялись, что быстрые на расправу воины подоспеют к пленным раньше суда. Тогда сгинет и надежда усесться на трон верховного хранителя Лунного лика.

Стражи на дверях в темницу напряженно переглянулись: чего, мол, бежат, все равно без разрешения никто не выйдет и не войдет. Один из караульных проворно выхватил меч из ножен, Фарамонд слышал, как угрозливо зазвенела сталь.

— Мы по велению верховного жреца, отворите! — произнес жрец величественно. — Вы не можете препятствовать нам.

— Это опасные пленники, — прибавил храмовник скупо. — Салранорцы.

Фарамонд видел, как расширились от удивления миндалевидные глаза стража, второй виду не подал, только нахмурил тонкие брови, произнес сурово:

— У нас нет приказа, вы не пройдете.

— Открывайте двери! — рыкнул Хариэль злобно, — или я собственноручно поснимаю голову обоим, а семьи скормлю горготам! Для вескости ткнул стражника в бок стальной рукой. Караульный с опаской глянул на блики мертвенного света луны на предплечье, ответил примирительно:

— Мы не знали, что вас отметили великие, простите нас мастер.

Прежде узнавали в лицо, пропускали по одному слову, а теперь пришлось показать отмеченную бездной руку. Да, он Фарамонд не ошибся, жрецы луны растратили все уважение, что имели прежде. Они пойдут с ним до последнего, даже если придется рубить головы своим… Отчаявшиеся альфарцы не лучшие союзники, но иных нет.

В темнице остро пахло сыростью, сразу за дверью вниз уходила крутая лестница, Фарамонд первым шагнул в темноту, жрец так и остался стоять на пороге, переминался с ноги на ногу, боялся замарать одеяние о грязные стены узилища. Хариэль ничего не сказал, лишь покачал головой, осторожно взял Леонор под руку и повел вниз, туда, где находились камеры.

— Я подожду здесь! — крикнул жрец им вслед.

— Кто бы сомневался, чистюля, — буркнул храмовник себе под нос. — Боится сутанку в грязи извозить. Фарамонд громогласно рассмеялся, звонкий смех эхом разнесся по узкому туннелю.

— Чего смеешься? Знаешь же, что прежде жрецы стояли с храмовниками в строю, и оружием не брезговали. А теперь кроме болтовни нет от них ничего! — ответил Хариэль зло.

— Прежде и храмовник не позволял себе таких речей, — ответил Фарамонд, повел бровью. — Так что вы стоите друг друга, и это смешно. Во что превращается бессмертный альфарскиий народ?

— В то же, во что превратился твой, салранорец, — Хариэль криво улыбнулся. — Когда то земля дрожала в страхе перед могучей некромантией твоих предков, но я не видел ни одного заклинателя смерти уже больше тысячи лет. Ты последний.

— Замолчи! — рыкнул Фарамонд яростно. — Замолчи или я заставлю тебя умолкнуть на веки, тварь!

— Довольно любезностей, мальчики, — сказала Леонор сладким голосом, — поберегите силы для боя.

Фарамонд сплюнул гневно под ноги храмовнику, ругнулся на салранорском и побежал вниз: незачем убивать Хариэля сейчас, еще пригодится, длинноухий болтун, лучше отойти от греха подальше. Он первым добрался до конца туннеля, налег плечом на кованую дверь, по прошлому пребыванию зная, что за ней стоит страж. С той стороны двери зашуршало, звонко пропела сталь. С мечом в руке стражник преградил путь широкоплечему пленнику.

— Это что за…, — произнес храмовник удивленно.

— Привет, — ответил Фарамонд, ухмыльнулся злобно, в глазах блеснула животная ярость.

Он налетел, как ураган, караульный не успел и крикнуть, с размаху влетел головой в нос, подо лбом глухо чавкнуло, кровь тонкими струйками брызнула в стороны. Сзади уже бежал Хариэль, Фарамонд слышал шлепанье мягких сапог по каменным ступеням. Храмовник тяжело упал на пол, руки и ноги задергались, тело билось в конвульсиях. Наверняка кость вошла в мозг, ухмыльнулся Фарамонд.

— Что ты делаешь? — прошипел Хариэль злобно. — Что, демоны тебя дери, ты творишь?!

— О — о! — рассмеялся Фарамонд, — я смотрю, как твой сородич выплясывает джигу. А ведь недурно выходит!

Храмовник перестал дергаться и затих, из — под него на каменный пол набежала целая лужа крови. Впереди послышался топот тяжелых сапог ног, стражники сбегаются на шум.

— Развяжи мне руки, железнорукий, или придется со всеми…., как с этим, — сказал Фарамонд спокойно, но во взгляде по — прежнему читалось яростное безумие.

Хариель замялся, быстро взглянул на залитое темной кровью лицо погибшего, на Фарамонда: широкая грудь того раздувается как кузнечные меха, из ноздрей пашет жаром. Потом снова на мертвеца…, рука медленно потянулась к кинжалу на поясе.

— Только без глупостей, мастер Хариэль — предупредила Леонор мягко, но так чтобы альфарец понял: одно неверное движение и распластается как рыба рядом с погибшим юнцом.

— Он ведь мальчишка, ему жить и жить, — проронил храмовник скупо, но веревки на руках Фарамонда срезал.

— Спасибо, — ответил барон весело. — Пора немного размяться, старичок.

Топот каблуков стал громче, уже чувствовалась дрожь камня под ногами, Фарамонд осмотрелся: тогда, здесь была целая рота стражников, они бросили его в камеру, похожую на каменный мешок, долго истязали, просто так, забавы ради. Каждый хотел оставить шрам на теле последнего салранорца. Сейчас же там где начинались темные залы застенка, лишь гладкий камень, будто не тут живьем выдирали внутренности из обессиленных и избитых пленников. Широкие каменные чаши заполнялись кровью, над ними поднимался тяжелый аромат смерти, а по ночам жрецы приводили горготов и те лакали кровь длиннющим языками как коты молоко!

Фарамонда до сих пор ночами посещали кошмары, где слышал жуткий скрежет когтей по камню, отрывистое хриплое дыхание, голодный вой, от которого хотелось вжаться в стену. Каждый раз, когда приводили горготов, он думал, что не увидит утра. И каждый раз просыпался с дрожью в измученном теле, могильный холод камня и страх смерти едва не сводили с ума…

Фарамонд замер на мгновенье, привыкая к тусклому желтому освещению факелов и масляных светильников. Спертый воздух неприятно давил на грудь, над головой нависают мрачные своды подземелья. Привычное место для ката и демонопоклонника, ничего особенного, кроме того, что в конце темницы есть потайной ход в жреческие покои. Оттуда верховный со своими телохранителями спускается на проведение кровавых ритуалов, и служение месс.

Он шагнул вперед, его поступь была тверда, походя наступил на руку мертвому храмовнику, под подошвой противно хрустнуло, он не обратил внимания, небрежно толкнул толстую дверь, будто не из толстых дубовых досок сбита, а хлипкая фанерка.

В темном коридоре зазвенела сталь, Фарамонд остановился в дверном проеме, в руках длинный меч, отобранный у погибшего храмовника. Тусклый свет блестит на клинке, обретает новую жизнь, Фарамонд ухмыльнулся, с ревом замахнулся мечом, в теле вновь играет Сила, ярость, звериная жажда убивать, сечь, крушить. Его бы воля: стер бы с лица земли проклятое место! Как же ненавидел катов, истязавших его долгими месяцами!

Храмовники колонной вбежали в узкий коридор и оцепенели: Фарамонд видел по их лицам, что остолбенели не от блеска Силы в его глазах, не от вида вздувшихся буграми мышц или остроты клинка, все это храмовники видели и прежде. Они вздрогнули от неверия, что кто — то решился вторгнуться в темницу храма, дерзнул лезть в пасть зверю, туда, откуда все стремятся сбежать!

Он взглянул в их удивленные глаза лишь на мгновение, а сам уже ревел как зверь, крутился стальным вихрем, рубил и рассекал тела. Клинок входил в незащищенные лица, стыки доспехов, кровь фонтанами брызгала на стены и пол, одежда, все тело потемнело от вражеской крови. Лишь когда догнал и занес меч над головой последнего храмовника, услышал яростный вопль Хариэля за спиной:

— Стой, сволочь! Стой!

Фарамонд взглянул в испуганное, забрызганное кровью лицо молодого стража и понял что сам, такими же глазами смотрел на тех, кто в этих стенах тянул жилы из тела, вырезал со спины ремни.

— Ладно, живи, — сказал Фарамонд мрачно. — Я утолил свой гнев, но не ищи меня малец, или я доделаю начатое.

— Ты хуже любого демона, салранорец! Будь же проклят твой род!

— Он и так проклят, — бросил Фарамонд на ходу. — Пошли, пока я его не прирезал.

Молодой храмовник поспешно отполз в угол, забился там, как жук в норку. Хариэль посмотрел на него сурово, сказал с обидой в голосе:

— И кто учил вас сражаться, ослы, позор на головы ваших отцов!

— Пойдем, мастер Хариэль, — сказала Леонор, все тем же спокойным тоном. Происходящее ее забавляло, наконец — то Фарамонд смог выплеснуть боль и ярость из груди, это увеличит Силу, возможно даже откроет путь к памяти крови. Или погубит. Теперь, когда высший Аркан соединился с плотью, умом и мыслями она гораздо лучше понимала пути Силы.

Пока Хариэль приходил в себя, Фарамонд уже свернул по коридору направо, там, почти в конце — та самая камера. В ней не держат пленников, лишь иногда пытают, больше для отвода глаз. С виду не примечательная, такая как все: обитая железом дверь, узкая решетка и дырка внизу, куда обычно бросают раз в день корку хлеба, чтоб не околел с голоду.

Фарамонд толкнул пальцами дверь, та со скрипом двинулась вперед: не закрыто, возможно, ждали прихода жреца? Или ловушка? Мог ли верховный разгадать его замыслы? Догадывается ли зачем он, Фарамонд сунулся в лапы демонов? За тем чтобы добыть их глаз, могущественное Око демона, которое зрит любого колдуна, любой источник Силы.

Внутри темно, слабый свет масляной лампы сюда не достает, глаза не различают очертаний, но лишь сначала, позже свыкнуться. Заветная дверь в двух шагах, на правой стене, сразу за зловонной лежанкой из прелой соломы. Воздух в камере пропитался смрадными испарениями нечистот и гнили, дышать тяжело и неприятно, хочется зажать нос рукой.

Фарамонд нащупал на стене потайной рычаг, маленький, не больше ногтя на большом пальце. Нажал, стена бесшумно скользнула в сторону. Вверх ведут аккуратные ступеньки, на них расстелена ворсистая алая ковровая дорожка, по краям расшита золотыми завитушками, у самого входа в камеру — половик из звериной шкуры, чтобы верховный не замарал ног о грязную камеру.

Фарамонд бесшумно поднялся по лестнице, впереди квадратный холл, по углам стоят золотые курильница на треножниках, из них вверх струйками бегут жидкие сизые дымки, в воздухе плавает аромат лаванды и другой сладковатый, наверняка чтобы отбить дурной запах внизу. Не хочется надутым жрецам дышать тем же воздухом что и пленные.

Он застыл на мгновение, напряженно вслушивался в незримое, старался потоками Силы ощутить, что ждет там, по ту сторону стены. Но слышал лишь тишину, мертвую и подозрительную.

Фарамонд двинулся вперед по дорогому паласу на цыпочках, меч выставил перед собой. Ни следа жрецов, или телохранителей, шум драки внизу мог разбудить и глухого, так почему же здесь ни души? Почему не сбежались в узкий коридор храмовники с выпученными на лоб глазами, не бегут следом за ними переполошенные, как птицы с гнезд, жрецы?

Стражники круглые сутки обязаны нести караул в этой части храма, проводить дни в моленьях и восхвалении ревущей бездны, но их нет, а внизу оставили только желторотый молодняк, который и врага видел только на картинках! Не мог же верховный жрец разгадать его замысел, или жрец луны предал?

Нет, если бы предал, их закололи бы на входе в город, как бешеных псов, а головы воздели на пики и выставили на обозрение: вот она, салранорская тварь, полюбуйтесь! Приободрившись, Фарамонд пошел дальше, позади уже слышались легкие шаги Леонор, и угрюмое шлепанье сапог Хариэля.

Обнаженный клинок легко покачивался из стороны в сторону, готовый в любой миг обагрить лезвие, испить вражьей крови. Впереди легко задрожала тень, будто подул легкий ветерок, коснулся занавеси там за углом. Фарамонд напряженно облизал губы, подступил к краю стены и замер, как ягуар на ветвях, готовый в любой миг совершить смертельный бросок.

Там за стеной, послышался легкий шаг, так ступают кошки или женщины. Но в храмовники берут лишь мужчин, в жрецы также, женщины из знатных семей часто становились наложницами владык бездны. Но убийцами — никогда. Тот в темноте шагал как опытный убийца, тихим пружинистым шагом.

Фарамонд напряг чувства, направил вперед тонкий поток Силы, и едва не отлетел от стены. Как только открылся, по нему ударили арканом с силой кузнечного молота, во рту стало солоно от крови, тонкие алые струйки побежали от ушей вниз по шее. Он захрипел и как выбитый копьем из седла упал на землю. Из — за двери тут же шмыгнула низкорослая, почти детская фигура, в черном.

Фарамонд понял, что ему страшно, он как могучий скакун затрясся перед видом маленькой но ядовитой змеи.

— Лежи тихо, салранорец, или умрешь, — сказала тень на его родном языке.

Он хотел ударить ее мечом, но заколебался, а вдруг не успеет? Вдруг незнакомка и тут окажется быстрей? Гадостное чувство, девчонка опрокинула его наземь как простака, его Фарамонда! Такого он никому не прощал, все кто посмел — давно мертвы, даже Дордаор. Хотя ему меньше всего желал смерти. Одно радовало, он услышал мелкую тварь, когда кралась, и Леонор наверняка следила за ним. Она почувствует возмущение в Силе.

За спиной послышался пронзительный женский крик: у Фарамонда в груди покрылось льдом, неужели гадюка достала и Леонор? Не может этого быть?

— Конечно, не может, — рассмеялась маркиза.

Фарамонд медленно поднялся на ноги, перед глазами вращалось и тряслось, но и так различил что держит Леонор в изящных руках. Отсеченная голова салранорки, ни с чем не спутать белизну кожи, маленький аккуратный ротик и по — детски нежное лицо. Наверняка альфарцы взяли ее в плен еще совсем ребенком, выращивали, изучали, возможно и мучили, как его, пытались сломать. Может и преуспели…, наверно потому и не убила, почувствовала родную кровь. Он бы тоже не смог убить ее, уверен — не смог бы, рука бы дрогнула.

— Именно потому я ее и убила, — ответила Леонор резко, — эта сучка могла погубить нас обоих! Она знала о твоей слабости, и о моей тоже.

— Я не виню тебя, — ответил Фарамонд сухо. — Но мне ее жаль, глупый ребенок, я бы воспитал ее как дочь.

— Скорее бы она вырезала тебе сердце, — сказал Леонор, недовольно скривила губы. — Ты еще не забыл, зачем мы здесь?

Фарамонд не ответил, отер рукавом кровь с лица, подобрал меч и скрылся во тьме дверного проема. Девочка не шла из головы: как ее звали, знал ли ее родителей, может даже родственница, или кузина? Верховный подослал ее, но зачем, почему не убил раньше, когда ехали связанные по городу? Почему не заколола стража на воротах?

Ответ не приходил, Фарамонд чувствовал: совесть прогрызает в сердце дыры, как черви в трупе. Казалось, он убил себя, только иного. Того себя, который не сумел убежать из застенков кровавых жрецов, который остался наедине со страхом и смертью. Один, совсем один.

Глава 25. В ад и назад

Иноземье. Хлерогарн. Храм ревущей бездны.

Дверь с треском отлетела в сторону, в проеме возникла широкоплечая фигура, с мечом в руке. Слуга выронил из рук поднос с посудой, фарфор звонко лязгнул о пол. Оцепеневший служка вытянул шею, как курица, согнанная с насеста, выкатил на лоб глаза. Фарамонд злобно улыбнулся, ударил мечом в живот, красное острие вышло у того со спины, яркая желтая одежда окрасилась кровью. Фарамонд посмотрел на падающего наземь слугу с презрением, спокойно выдернул клинок, и шагнул дальше в жреческие покои.

Где — то там ждал верховный, вот кто ответит за смерть девочки, за серые и бесконечные дни в застенке.

Сейчас, не скрывался, шагал уверенно, пускай слышат. Салранорец вернулся! Пришел как хозяин, без дрожи перед мерзкой мощью бездны, кровавой империей, сейчас он сам похож на демона, страшный, весь залитый темной кровью, только глаза горят безумным яростным пламенем.

Он стоял, не похожий на себя, но все равно узнали, смотрели, вытаращив глаза и с отвисшими челюстями, пока кто — то не выкрикнул:

— Он здесь! Салранорец! Скорее зовите стражей!

Слуги проворно разбежались в стороны, как мыши, когда учуют громкий звук. С той стороны зала ворвались высокие плечистые мужчины, с ног до головы закованные в доспехи. Длинные мечи тускло и зловеще блистали в их вороненых стальных перчатках, на груди мерцали мягким магическим светом защитные пентаграммы. Храмовники в полном обмундировании — телохранители верховного.

— Сдавайся, или умрешь, — сказал храбро храмовник с меткой демона на лице. Кривое багровое пятно на коже напоминало Фарамонду уродливый ожог.

Он ничего не ответил, ниже чести считал разговаривать с мертвецами, медленно, как крадущийся лев, шагнул к ним. Стражники проворно рассыпались вдоль стен, перекрыли двери. Двое, наверняка самые отважные, бросились на него спереди, тот с пятном на морде, и другой, его лица не видел, храмовник опустил забрало.

Фарамонд подождал пока подойдут ближе и прыгнул, звонко ударилась сталь о сталь, меч вошел точно в глазницу шлема, сразу выдернул и рубанул наотмашь. Храмовник лишь увидел, как мелькнула серебристая молния перед глазами, в следующий миг уже лежал на полу с разрубленным горлом, хрипел, пытался зажать руками страшную рану, кровь фонтанчиками била из — под пальцев.

Фарамонд захохотал, его пальцы с быстротой молнии метнулись к поясу погибшего, выдернули кинжал. Еще одни стражник возле стены, с грохотом, завалился на пол. Широкое лезвие торчало у него из глазницы.

— Ну что же вы? Ведь я такой же рыцарь храма, как и вы! — выкрикнул он насмешливо. — Сдавайся или умрешь, так ты сказал?

Фарамонд согнулся над умирающим, посмотрел с интересом в его раскосые, стекленеющие сглаза. Лицо бледное, даже багровая отметина демонов стала светлее, ровные белые зубы залиты кровью она сбегает струйками из уголков рта, еще мгновенье и жизнь угаснет.

— Так ты сказал, да? — переспросил Фарамонд, сделав вид, что не замечает, как один из стражей потянулся к кинжалу.

— Справа! — крикнул Хариэль позади, и бросился с оружием через зал.

Храмовники замерли, следили немигающим взглядом, как летит серебристой птицей длинный кинжал, еще мгновение и уткнется острым клювом в грудь страшного салранорца, напьется крови прямо из сердца черного колдуна!

Рука Фарамонда взметнулась в самый последний момент, послышался сдвоенный удар металла о металл, победно блеснуло лезвие меча, и кинжал отлетел в сторону, упал на пол, завертелся как подстреленный ястреб.

— Теперь я вам скажу, сдавайтесь или умрете. Все, — произнес Фарамонд зло.

— Я помню тебя, салранорец! — выкрикнул один из стражей. — Помню, как ты сидел в темнице. Скоро ты окажешься там же!

— Зря ты сказал, — ухмыльнулся Фарамонд и прыгнул вперед.

Его прыжок был высок и длинен, но стремителен, как порыв ветра. Подошвы сапог еще не ударились о пол, как тело описало лугу, крутнулось через правое плечо, меч лихо заплясал в воздухе. Храмовники как могли быстро кидались наперерез, их длинные мечи уже доставали Фарамонда, вот — вот дотянутся острием, собьют спесь с зазнавшегося салранорца.

Стальной вихрь метнулся прямо на загородившую дверь толпу, позади уже лежало двое с рассеченными лицами. У одного Фарамонд отобрал меч и теперь орудовал двумя. Осыпал градом ударов, храмовники только успевали защищаться. От смерти спасал крепкий зачарованный доспех, будь у Фарамонда в руках его собственный меч — давно бы лежали порубленные в лужах крови.

Фарамонд чувствовал себя как рыба среди морских волн, он наслаждался боем, в груди радостно бухало, горячая кровь вздувала мышцы, он страшно хохотал, двигался впятеро, а то и быстрее, чем любой из храмовников. Куда им, увальням в тяжелых доспехах! Потому — то Дордаор всегда ходил в тонкой рубашке, или вообще нагой до пояса. В доспехе не полетаешь.

Перевелись храмовники перевелись… Он рубил шеи, рассекал лица, сбивал с ног и вновь отскакивал раньше, чем медлительные стражники успевали вскинуть руку. Были среди них и меченые, но и те не чета даже Хариэлю. Мастер меча с ухмылкой наблюдал за тем, как Фарамонд превращает цвет храмовой стражи в кровавое месиво.

Салранорец не унимался, как только последний храмовник с разрубленным горлом уткнулся лицом в носки его сапог, ринулся вперед, прочь из залитого кровью зала.

Стены храма задрожали от ужаса, как осина на ветру, волна предсмертных криков страшным эхом катилась вперед. Слуги и наложницы разбегались как муравьи, начинали метаться и кричать, сбивать друг друга с ног. Слышались мольбы и рыдания, кто — то из младших жрецов на коленях подполз с горстью драгоценностей и золота в ладонях. Фарамонд с презрением посмотрел в испуганное лицо, плюнул себе под ноги и пошел дальше.

Он чувствовал верховный рядом, напряжение в Силе возрастало, наверняка жрец заготавливал арканы. Что ж, пускай. Колдовство сегодня на его стороне, позади шагает та, чьей воле подчиняется старший аркан, та, кого смертные зовут архонтами. И пускай он не тот салранорец, каким был его отец и дед, но та же кровь течет в его жилах, та же ярость, та же тяга к власти и могуществу!

Наверняка впереди ждут уже не храмовники, наемные убийцы, те не гнушаются и стрелкового оружия, и малых заклятий. Что ж пускай, это его игра, когда с мечом в руках, когда по — мужски, когда звон железа, смерть, кровь, мольбы слабых, предсмертные крики, удары, когда внутри ревет огонь ярости и рвется наружу грохочущий смех…

Он почти пожалел, что так быстро изрубил храмовников, и хотя кровь пролита, и воздух полнится ее сладким запахом, но сраженных мало, еще не угасла ярость, в груди кипит, не утихает боль, и распирает изнутри злоба. Все еще хочется испить крови из сердца врагов, как делали его предки!

Фарамонд криво усмехнулся: Ничего впереди ждет продолжение боя, еще успеет утолить голод. Впереди послышались знакомые шаги, тяжелые, будто не человек идет, а громадная стальная статуя топчет каменный пол тяжелыми сапогами. Так ходил лишь один, Фарамонд помнил, по коже побежали мурашки, волосы на затылке встали торчком. Волгар, мастер кузнечного дела, и музыкант страдания — как называли его в храме бездн, наполовину альфарец, наполовину демон. Многие испустили дух, под его инструментами.

— Фарамонд! Я узнаю запах твоего страха! — проревел Волгар. — Не соскучился по мне, а?

Он вышел в коридор, откуда доносился громоподобный голос. Едва не оступился когда увидел пятнадцатифутового великана с голой до кости головой, красными громадными глазами, в каждом будто извергается по вулкану, толстые как бревна руки все в буграх и узлах мускулов. В руке Волгар держал свой любимый пятидесятифунтовый секач, которым играючи мог разрубить храмовника в полной броне.

— Малыш Фарамонд, да ты подрос! И весь в крови, будто из бездны вышел!

— Я отправлю тебя к твоим предкам, кузнец, если не уйдешь с дороги, — прохрипел он, выставил вперед меч.

— Какой грозный! Всю храмовую стражу перевел. С кем я теперь буду играть, а Фарамонд? Придется тебя наказать, — гулким голосом произнес Волгар, ухмыльнулся хищно. Тяжелый секач описал в воздухе круг и с треском впился в пол, мелкие камушки градом полетели в стороны, один попал Фарамонду в руку.

Он стал в пол оборота, один меч выставил вперед, вторую руку опустил вниз, держал оружие позади, чтобы противник не видел, откуда наносит удар. Фарамонд знал, грузный на вид великан двигается так же быстро, как он сам, даже Дорадор признавал, что чертов кузнец скор на расправу и быстр как горгот.

— Я с радостью раскрою твое брюхо, — произнес Фарамонд свирепо.

В красных, будто залитых кровью глазах Волгара вспыхнули такие яростные огни, что захотелось забиться в угол. Он оскалился, длинные клыки тускло и угрожающе блеснули в желтом свете факелов. Фарамонд даже засомневался: может зря разъярил великана?

Волгар издал страшный звериный рык, бросился вперед с прытью жителя бездны. Каменные плиты под ногами затряслись, точно снизу проснулся древний вулкан, в ушах стоял страшный грохот. Лишь мгновение отделяло Фарамонда от смерти, громадный секач с присвистом летел прямо в голову. Удары такой мощи нельзя отразить, осатется только быстро — быстро отскакивать. Одно хорошо, как и Иву, Волгару нужно место чтоб развернуться, крупный боец не может явить все мастерство в узком коридоре.

Фарамонд поднырнул под руку великана, крутнулся и выстрелил выпадом в неприкрытый бок. Но Волгар только и ждал, извернулся, огрел в ответ тяжеленным, как молот, кулачищем в плечо. Фарамонда отбросило к стене, руку жгло раскаленным железом, пальцы дрожали в бессилии, едва удерживал оружие, клинок стал вдруг тяжелым и неповоротливым.

Волгар засмеялся страшно, весь дышал торжествующим жаром, снова бросился вперед, широкое лезвие секача пошло снизу вверх, не позволяя Фарамонду использовать основное преимущество — прыжки.

На него сыпалась гремящая лавина ударов, только и успевал отходить. Под ногами грохотало, тряслось, стонало. Фарамонд заскочил обратно в просторный зал, где мог дать бой, и не отскакивать позорно от каждого взмаха секачом.

Волгар двинулся на него как скала, могучим ударом развалил узкие двери, ворвался следом. Великан рубился как дьявол, бешенство удесятерило и без того немалые силы. Фарамонд при всей безумной ярости и жажде мести ощутил подобие страха: впервые не мог и представить, как подберется к врагу!

Волгар помчался на него, с тяжелым грохотом, массивный, в красных глазах пляшут злые огоньки, казалось, несется целое стадо, храмовников, на закованных в железо могучих конях. Великана не измучил тяжкий бой, напротив — ярость поднимается и поднимается грозной волной, а вместе с ним и сила крови, сила ревущей бездны. Теперь великан непобедим, а он Фарамонд лишь ждет когда тот совершит ошибку, но наоборот, с каждым ударом секач проносится все ближе.

По спине струйками сбегал пот, на лбу также катились градом крупные капли, мышцы наливались тяжестью, движения уже не такие точные. А Волгар дерется все так же жестоко и умело, от него несет жаром и мощью, красно — бурая кожа вся блестит от пота, но великана бой лишь раззадоривает.

— Я наигрался с тобой, Фарамонд! — произнес Волгар свирепо, — теперь будет настоящий бой!

Фарамонд со злостью швырнул в великана меч, тот отмахнулся секачом, как от назойливой мухи, звонко ударила сталь о сталь, меч бессильно отлетел в сторону. Волгар с бешеной скоростью вращал секачом, из широкой глотки вырвался страшных рев, от которого с треском лопнули витражи в храме, осыпались вниз брызгами цветного стекла. Леонор, наблюдавшая за боем из — за ширмы, накрыла ладонями уши. Хариэль уже в который раз потянулся к ножнам, но маркиза остановила стальную руку, сказала тихо:

— Жди тут.

Мастер меча нахмурился, смотрел непонимающим взглядом: зачем колдунья желает гибели салранорцу? Разве они не одна команда? Почему не сотворит заклинание, не развалит пополам мерзкую тушу кузнеца?

Фарамонд взглянул на свой меч, весь в длинных царапинах, зазубринах, будто и не меч вовсе, а пила. Отбросил бесполезное оружие в сторону, подхватил с груди зарубленного храмовника тяжелый клеймор.

Он не стал ждать, пока налетит разъяренный как бык Волгар, сам шагнул по залитому кровью полу. В воздухе на мгновение повисла тишина, казалось все вокруг затаив дыхание, следит как массивный секач и такой же тяжелый меч замелькали в руках мастеров с легкостью шпаги.

Фарамонд прыгнул, безмолвие раскололось на тысячи осколков, стены задрожали от грохота и лязга тяжелой стали. Он вновь завертелся страшным вихрем, со скоростью удивившей даже его самого, двручный клеймор описал круг и тяжело опустился на плечо великана, тот взвыл страшно. Лезвие рассекло громадный бугор мышц, раздался треск, это лопнула кость, из широкой раны во все стороны брызнула горячая кровь, но Волгар даже не пошатнулся, могучим ударом кулака отбросил Фарамонда, к стене, тут же подхватил здоровой рукой оброненный секач и метнул. Загрохотало, осколки камня брызнули во все стороны как переполошенные жуки.

Фарамонд на миг замешкался, и едва не угодил под секач. От удара великана ребра на правой стороне промялись, торчали наружу белыми остриями, каждый вдох ножом колол грудь. Озлившись, он вскочил, кинулся на безоружного Волгара. Хариэль даже языком прицокнул когда увидел, как Фарамонд перехватив рукоять клеймора, перебросил меч на другую сторону и обрушил страшный удар на голый череп великана. Осколки костей и липкого серого брызнули во все стороны, на мгновение Фарамонд увидел изумленное, залитое кровью лицо великана. Казалось, тот хотел сказать что — то, но не успел, пошатнулся как срубленное под корень дерево. Тяжелое тело упало на колени, земля задрожала, размякшие мышцы колыхнулись могучей волной, изо рта на грудь хлынула рекой пузырящаяся кровь.

В красных глазах Волгара блеснули искорки злорадства, он умирал с ухмылкой на лице, будто знал что — то, чего он, Фарамонд, не знает, но что очень важно…

Фарамонд не выдержал насмешливого взгляда, размахнулся тяжелым клеймором от плеча и снес проклятому великану голову. Тот повалился на пол с грохотом, как рушащаяся стена замка, Фарамонд даже вздрогнул против воли.

Он посмотрел на распластанное тело громадного кузнеца, из срубленной шеи мощными толчками изливается кровь, пол уже весь залит ею, липкий, скользкий. Из толстого как у быка хребта, торчит белесый костный мозг. Кто мог подумать что ему, Фарамонду удастся одолеть такую громадину.

— Я победил! Слышишь, жрец, я зарубил твоего ручного свина! Я Фарамонд, последний салранорец! И я иду за тобой жрец!

Дышал тяжело, в груди противно булькало и покалывало, тяжелый кулак Волгара ничем не легче молота из кованого железа, а на нем лишь тонкая рубашка из шелка, да что там, и панцирь бы лопнул, не выдержал удара. От смерти спасала Сила, бегущая в его жилах.

— Жив? — спросил Хариэль с уважением в голосе.

— Меня не так просто убить, храмовник, — ответил Фарамонд мрачно.

— Я видел, ты действительно хитер и быстр как Дорадор! — произнес он восхищенно, — такого боя я не видел за всю долгую жизнь. Дордаор убивал быстро, а вы дрались целую вечность!

— Еще немного и он бы меня раздавил, — признался Фарамонд, — а малые арканы бессильны против тварей бездны, они для них как еда.

— Ты бесподобен, — сказала Леонор довольным голосом, — Сила играет в каждой клетке твоего тела. Дордаор так ненавидел колдунов, но и сам пользовался Силой, даже не зная. Он всегда думал, что это талант. Волгар — порождение бездны, под личиной грузного тяжеловеса скрывалась голодная и хитрая сущность. И ты одолел его, часть его силы и разума теперь твои навечно.

— Так вот почему он ухмылялся! — вырвалось у Фарамода. — Негодяй вошел в меня, он же демон, такие не подыхают! Ты уверена, что все именно так?

— Да, я видела темный дух зверя бездн, он коснулся тебя. Но без него мы не смогли бы взять око. Теперь верховный жрец нам не нужен, ты можешь убить его или оставить жить — тебе решать, — улыбнулась Леонор в ответ.

Фарамонд радостно щелкнул пальцами, широко раскинул руки, Леонор наклонилась к нему, они обнялись. Раненый, уставший, залитый вражьей кровью он ощутил, как от избытка чувств в глазах защипало, а взор затуманился, будто Волгар хлопнул тяжелой ладонью по макушке.

— Ты…, — произнес он хриплым голосом.

Леонор сладко зажмурилась, как кошка на солнце, положила красивую голову на плечо, что с того что все в крови и пыли. Она прижалась к нему всем телом, ощутила, как бьется по ту сторону грудной клетки могучее сердце, как пульсирует боль в сломанных ребрах.

— Я исцелю тебя. Просто расслабься, — прошептала она на ушко.

Фарамонд устало опустил веки, те казались литыми из металла, только сейчас, когда ярость боя схлынула он заметил что едва держится на ногах. Тело будто сунули в кузнечный горн, оно раскалилось, дышало жаром, рот пересох. Леонор провела по его горячей груди кончиками пальцев, быстро ощупала края раны. Липкая от крови одежда пристала к телу, как пиявка, она осторожно достала из раны обрывки ткани, осколки камня и мелкие белые — костей.

— Еще больше расслабься, — произнесла Леонор приятным голосом. — Сейчас я направлю силу.

Фарамонд глубоко вдохнул, представил, что подставляет раскаленное тело под холодный поток горного водопада. Вода ниспадает на макушку головы тяжелым леденящим потоком, тело наполняет свежесть и бодрость, от него идет пар, жар и усталость отступают. Напряженные, вздутые буграми мускулы расслабились, сердце в груди забилось ровно, Леонор приложила руки к широким пластинам его груди, и воззвала к старшему аркану.

Черная дымка тонкими струйками побежала из пор на теле Леонор, Хариэль с разинутым ртом взирал, как все вокруг заполняется зловещей чернотой. Потоки темного тумана сплетались подобно нитям в образы, прямо из воздуха возникли массивные зубчатые стены, затем во тьме прорезались узкие щели бойниц, в небе над черной башней вращалась черная воронка. Широкая и страшная она втягивала обрывки тумана, раздувалась как жаба.

Леонор вновь провела кончиками пальцев по торчащим из тела остриям ребер, сила переполняла ее до краев, казалось, она сама как та воронка расширилась и заполнила собой весь зал. В груди клокотала могучая сила, жаждала вырваться, обратить в пыль каменные стены, ударить так, чтоб содрогнулись недра, и даже сама бездна затряслась в ужасе перед истинной силой!

С кончиков ногтей Леонор сорвались тонкие черные как ночь молнии, ее глаза вновь заполнились темным огнем, языки антрацитового пламени заплясали с такой бешеной силой что мастер меча зажмурился, чтобы не видеть их. Даже ему, видевшему страшные пытки, колдовство и ритуалы магов крови стало не по себе, внутри груди все сжалось в комок.

Черные молнии погружались под кожу Фарамонда, длинные языки тумана слизывали кровь и грязь с его израненного тела, края ран и порезов сходились прямо на глазах, ребра с треском встали обратно.

Фарамонд ощутил, как под кожей защекотало, боль в ребрах утихла, притупилась и потом вовсе исчезла. Истощенное тело заполнялось живой силой, мышцы вздрагивали от желания бить, хватать, разрывать на части, пальцы на обеих руках сжались в кулаки с таким треском что Хариэлю показалось лопнула стена у него за спиной. Из груди вырвался радостный крик, он разлепил глаза, и увидел перед собой ослепительную улыбку Леонор, два ряда ровных зубов казались жемчужным ожерельем.

— Ты невозможна! — воскликнул он радостно.

— О нет, это ты прелесть. Настоящий мужчина, встречал открытой грудью опасность, сразил стольких могучих врагов. Я всего лишь, как надлежит женщине, шагала сзади и залечивала твои раны, — ответила Леонор, хитро улыбнулась.

— Ты, как и надлежит архонту, не тратила силу напрасно и позволила мне отомстить, — сказал Фарамонд серьезно, в его голосе прозвучали металлические нотки.

— Но ведь ты рад?

— Да, очень. Но я знаю, ты могла испепелить их и развеять прах еще до того, как я взмахну мечем!

— Нет, без тебя я бы не справилась. Жрецы могли подготовиться к магическим атакам. Им хватит сил и дерзости противостоять мне, сила бездн велика до сих пор, — ответила Леонор серьезно. — А так наши козыри скрыты. Только сейчас, они заметили старший аркан в оке.

Фарамонд подошел ближе, жарко поцеловал в губы, в шею, зная что ей так приятно. Ответил с чувством:

— Если бы не ты…

— Мы сделали это вместе, — ответила Леонор довольно, зажмурилась как кошка. — А теперь пойдем, голова верховного засиделась на плечах.

На желтой земле, каждый кусочек усеян людскими костями и обломками зданий, они хрустят под подошвами его массивных сапог. Над головой поднималось тусклое светило, похожее на пятно белой краски, пролитой на затканное туманом небо. Лучи не могли пробиться сквозь плотный занавес мглы уже тысячи лет, каждый раз они яростно и свирепо ударяли горящими стрелами в молочный заслон, и каждый раз пораженно отлетали в сторону.

Анри с интересом смотрел на громадное, размером с осадную башню, зеркало, вмурованное в гладкую массивную стену храма. Выпуклое, как линза оно переливалось, играло светом, слабые лучи касались его серебристой поверхности и вспыхивали как порох, брошенный в огонь.

Зеркало казалось настолько ясным, что Анри протянул руку, чтобы потрогать стоящего там, в глубине человека. Не сразу понял, что тот седовласый, с горящими алым огнем глазами, и есть он сам. Лицо жесткое, будто закаленное ветрами войн, красивая серебристая броня закрывает каждый участок тела, так что кажется перед ним стоит стальная статуя какого — то бога войны, свирепого и беспощадного.

Он коснулся пальцами пальцев двойника. Тот, по ту сторону зеркала, улыбнулся зловеще и исчез. У Анри внутри все всколыхнулось, поспешно одернул руку, еще раз глянул в зеркало: ничего, лишь пустота на том месте, где должно быть его отражение.

Анри знал, что в храме его ждет испытание, он должен завершить инициацию, о которой говорила Ситара. Однако в глубине души оставалось неясное чувство, что совершил ошибку, что — то сделал не так и теперь идет прямо в лапы врага, в ловушку устроенную хитрым и коварным противником.

Храм не выглядел заброшенным, как все вокруг, гладкие стены украшены орнаментом, их будто каждый день очищали от пыли, заботливо протирали фигуры загадочных чудищ. Прямо напротив Анри из стены наружу выставил пасть черный змий. Камень будто живой, на теле гадюки видны маленькие чешуйки, глаза горят злым огнем. Кажется, протянешь руку и укусит.

Кто знает, что ждет впереди, по ту сторону громадного зеркала? Сфера привела его сюда, через длинные, туннели, заваленные истлевшими останками. Анри видел брошенные наземь доспехи, похожие на те, что сверкают на груди, мушкеты, мечи. Казалось, люди спешили убежать от страшной участи, будто по пятам их преследовал ужасный зверь.

Анри знал ответы, черная сфера видела все, образы намертво въелись в черное пламя, как и мошки что попадают в смолу, остаются там навечно, смола затвердевает становиться янтарем, но мы все так же ясно видим застывший полет мертвого насекомого.

Вся что знала сфера, теперь вертится там, под черепной коробкой, картинки как живые вспыхивают и растают в одно мгновение, память схватывает их, как голодное животное, утаскивает в глубокую нору, старательно прячет добычу.

Над головой молочно — грязные тучи проносились через все небо, они растягивались, превращались в фигуры уродливых мертвых лиц, бесплотные рты распахивались, из них выстреливали струи белесой мглы, тянулись к Анри.

Над храмом туман становился жиже, в прореху видно темно — красное небо, будто океан крови, оттуда же видно и раскаленный диск светила, похожий на яростное око демона, красный и злой. Казалось, солнце желает обратить в прах проклятую землю, каждый луч стрелой впивался в каменные стены храма, но тот лениво и властно поблескивал, как шкура льва.

Анри знал, могучее колдовство, живущее в этих стенах, не страшится огня, там горит такое же пламя, только темное и холодное. Любая жизнь не вынесет и искры того огня, он такой же губительный как и, голодный алый собрат.

Он шагнул медленно, в правой руке угрозливо сверкает сабля, в другой зажата черная, как ночь, сфера. Осматривался и, хотя внутренний взор видит и слышит дальше, все равно прислушивался, настораживался при каждом шорохе ветра или хрусте камешков под ногами.

Здание, которое назвал храмом, нависло над головой, заняло половину неба. Серебристое зеркало налилось темным серебром, по гладкой поверхности побежали волны, будто кто — то бросил камень в ртутное озеро. Каждая следующая волна накатывала чуть выше, и казалось, что сейчас выплеснется и накроет с головой.

Рябь прекратилась, серебристая поверхность разгладилась, стала ровная как выглаженная простыня. Анри сделал по инерции шаг, повернулся, там, среди молочной дымки, виднелась прозрачная фигура, так похожая на него самого. Она задрожала и растворилась в густом тумане.

Разозленный на причуды магии и встревоженный, он оглядывался, прислушивался к каждому звуку. Внутри живота стало тяжело и холодно, предчувствие подсказывало близкую беду. Внезапно за углом, возле ветхого здания показался человек. Он скрывался в тени, среди груд мусора и руин, горбился, явно стараясь не привлекать внимания, хотя среди мертвого безмолвия любой как белая ворона. Широкий капюшон черного балахона надвинут на лицо, наружу выглядывает лишь подбородок, даже издали Анри разглядел: тяжелый и широкий, лихо выдвинут вперед. Так похоже на него самого в юношестве, правда никогда не носил таких сутан с капюшонами, но сходство есть, и рост и ширина плеч.

Ноги будто сами понесли вперед, подбросили от земли, Анри проворно прыгнул в тень и побежал наперерез незнакомцу. Тот будто не заметил, скользнул внутрь руин. Анри двинулся следом, руку с оружием выставил вперед, готовый убить, если придется. Два острия одновременно блеснули в тусклом алом свете, следом показалась и фигура в балахоне. Анри отскочил обратно, направил саблю в лицо незнакомца, произнес свирепо:

— Открой лицо, или умрешь!

— Неужели? — ответила фигура в черном.

Анри вздрогнул, по спине подул морозный ветерок, противное чувство холодными руками сдавило живот. Голос чересчур знаком, неужели его догадка верна? Он спрятал оружие в ножны, пальцы сами потянулась к капюшону чужака, не обращая внимания на угрожающий блеск металла у своей груди.

— Да это я, — произнес незнакомец гнусным тоном. — Ты думал, я умер?

— Жан?! Это не можешь быть ты, ведь я сам хоронил тебя! — воскликнул Анри с горечью.

— Ты забрал то, что мое по праву, Анри. Ты забрал карту, которую отец завещал мне!

Сердце тревожно дрогнуло, Анри отступил назад, рука вновь легла на рукоять сабли.

— Что же ты брат, хочешь убить меня? Я не бесплотный призрак, и не игра твоего воображения. Я Жан де Ланьяк, маркиз де Ланьяк — твой брат.

— Мой брат погиб, — ответил Анри угрюмо. — Ты не мой брат.

— Нет, я Жан. И ты знаешь это, но не хочешь отдавать ее, решил оставить карту себе! — прошипел он злобно.

Ноздри Анри гневно раздулись, стал похож на быка, перед которым размахивают тряпкой, глаза налились кровью, злой красный блеск стал сильней, казалось наружу брызнут горячие искры. Он поднес черную сферу к лицу, внутри выплясывало темное пламя, ударялось о стенки шара, волнами опадало вниз.

В пламени тьмы любая злая магия так же видна, как и в подземелье становится светло от зажженного факела. Жан стоит перед ним, огромный и страшный с перекошенным в гневе лицом. Он не выглядит уснувшим, каким Анри видел его на похоронах. Лицо Жана темное от крови, нижняя губа оторвана, видны изодранные в клочья десна, страшные зубы, а в груди зияют две жутких дыры, через них видно кирпичную кладку за спиной. С такими ранами человек жить не может, умрет на месте. Выходит Жан, такое же умертвие, как и те другие, которых рубил на лестнице. Но что он здесь делает? Анри обращался разумом к сфере, но та сохраняла безмолвие, будто знала, но не хотела говорить? Может это и есть испытание?

— Что, не нравится то, что видишь, братец? — тем же мерзким голосом произнес Жан.

Анри стиснул челюсти, желваки вздулись страшные, рифленые, глаза защипало. Старший брат всегда казался ему неуязвимым, бессмертным, как бог. Даже в тот день, когда пришлось нести бездыханное тело в фамильный склеп, не верил, что брат погиб. Жан никогда не отступал перед трудностями, упорно рвался к цели и всегда одерживал победу, казалось, что остановить его не может и смерть. Но он погиб, не в бою с врагами, как подобает мужчине, а от рук убийцы — отравителя.

— Ты был совсем иным, — прошептал Анри, — я помню каким… Никогда ты не говорил так,… подло. Ты был человеком чести!

Глаза защипало сильнее, под доспехом стало жарко. Дыхание пошло частое, обжигало горло, он чувствовал, как раскалились ноздри. Стоял, со сжатыми до обеления кулаками, зубы стиснул со скрежетом, повыше вскинул голову. Все равно прорвалось: в уголках глаз защекотало, по щеке вниз побежала горячая капелька, словно раскаленная струйка железа. Она была такая крохотная и жесткая, что не одолела и половины пути, замерла на щеке, не в силах ползти дальше.

Анри быстро кулаком смахнул слезу со щеки, сверкнул яростно глазами исподлобья.

— Что бы ты не говорил, а ты не Жан. Ты лишь труп, бездыханная кукла с черной волей. Жалкая пародия на моего брата!

Два кинжала тускло блеснули в слабом алом свете, острие с быстротой арбалетного болта устремилось в грудь Анри. Он проворно отмахнулся саблей, сталь звонко ударила о сталь, ярке искры жгучим снопом брызнули во все стороны. Он видел, как выплясывает черная молния по режущей кромке кинжала, похожая змеилась на мече некроманта, но эта толще и выглядит злее, сильней.

— Я отберу то, что мое по праву, братец, — прохрипел яростно Жан, — или мне называть тебя братоубийца?

Анри зарычал яростно, как лев, в темных глазах полыхнули алые огоньки, лезвие сабли направил по дуге, намеревался подрубить левую руку мертвеца. Сабля беззвучно рассекла балахон, почти коснулась плоти, и внезапно в лицо повалил черный, густой дым. От него пекло в горле и глазах, ядовитые едкие клубы, будто молотом били в грудь, легкие стиснуло, наружу рвался страшный кашель.

Анри выбежал назад, на улицу. Там где стоял Жан, теперь лишь затканное дымом место. Он растворился в воздухе, как призрак, но злое присутствие осталось. Анри ощущал чужой взгляд, от него, бежал холодок по коже, кололо в затылке.

Тело трясло так, что слышал, как стучат кости. С обеих сторон наползают черные, как копоть, клубы дыма, с выглядывающими оттуда головами призрачных тварей. Они напоминали громадных ящеров, с горящими глазами, разинутыми пастями. И как с таким сражаться, оружием мглу не разрубишь, тут без разницы что колдовская сталь, черному призраку из пепла и дыма она не страшна.

Анри расставил широко ноги, изготовился к бою, но в теле появилась предательская слабость. Сейчас он жертва для невидимого врага, а призрак в сто раз опаснее даже великана с цепью — этого не видно, нападает стремительно, исподтишка ударит кинжалом, и прощай жизнь.

Призрак возник перед глазами резко и красиво. Тонкие струйки дыма свились воедино, из них проступили тонкие очертания лица, затем все тело в черном балахоне. Дым расступился в стороны, опал наземь, словно сброшенный с плеч плащ. Анри с содроганием посматривал на черные холодные глаза, широкие лезвия кинжалов. Мускулистая фигура крупнее, чем у него самого, а силы в руках столько, что хватит гору перевернуть. Злой дух прокален жаром преисподней, зноем серных пустошей, от него так и веет сухим горячим ветром и смертью.

Жан налетел как вихрь, обрушил на Анри шквал ударов. Кинжалы выныривали из тьмы, разили быстро и точно, он только и успевал отражать саблей. Каждый новый выпад призрака все ближе к телу, несколько раз черные молнии сорвались с острия, полосонули по серебристой поверхности брони, там остались глубокие черные прогалины.

Призрак страшен во внезапной атаке, ни один воин не выдержит вероломного удара в спину колдовским кинжалом, призрак бесплотен, убить его не просто, но злой дух, что не может исчезнуть или топчется на месте, теряет половину перевеса в бою!

Анри прижался спиной к стене храма, саблю держал перед собой, призрак вновь исчез, но теперь не сможет нападать сзади, а значит, часть преимущества потеряна. Он поднес к лицу темную сферу, оттуда дыхнуло холодом, лицо будто покрылось тонкой корочкой льда. Взгляд погружался внутрь, в сердце черного огня, какое — то мгновение Анри вглядывался в сферу, а потом понял, что смотрит оттуда, изнутри пламени. Артефакт подчинился его воле, могучая сила послушно лилась потоком от кончиков пальцев, распирала грудь, он вновь, как и в склепе, ощутил ту мощь, желание обращать в пепел все до чего дотянется.

Призрак мог укрыться во мраке от глаз, но не от взгляда черной сферы. Арии увидел, как тот скользит вдоль стены, за ним широкой полосой стелиться сизая дымка, развевается как изодранный флаг. Он сделал вид, что не замечает врага, отвернулся, подставил спину под удар. Теперь точно поступит как ему, Анри нужно. Открытая спина манила призрака как кровь акулу, он проворно метнулся вперед, высоко вскинул руку в страшном ударе.

Анри выждал еще мгновение и рубанул саблей с разворота, туда, где таился призрак, тот мигом вскинул кинжалы, принял на них страшный удар, руки едва не вывернуло, вспышка голубого света больно резанула по глазам. Жан отскочил, как ошпаренный, и вновь напал. Анри не сбавил темпа, бил по тому, как по снопу, стараясь изрубить на кусочки, развеять по ветру.

От грохота и лязга стали звенело в ушах, вспышки магического света слепили глаза. Анри видел каждое движение бесплотного врага, только тот сливался с тенью, тут же находил его черным оком сферы.

Вновь грозно полыхнул синий магический огонь, кинжал разлетелся мелкими осколками, призрак закричал люто и бросился с разбегу вперед. Тело обратилось потоками мглы, вытянулась, как подзорная труба, прозрачные пальцы ухватились за темную сферу, резко потянули на себя.

Анри тоже закричал, ударил с удвоенной силой. Сшиблись так, что затрещала мостовая под ногами, по камню побежали тонкие трещинки. Он рубил неистово, удары кинжала сыпались на него, как градины в бурю, броня на груди и левом боку уже не сияла победоносно, вся укрылась черными глубокими шрамами. С них на землю текли горячие серебристые слезы.

Ноги подкашивались, каждый удар саблей отнимал силы у призрака, но тот не погибал. Анри не знал как убить его, пот крупными каплями катился по лбу, спина и живот давно промокли, стали липкими, будто в крови.

— Ты не убьешь меня братец, твои силы тают! — выкрикнул яростно призрак, оскалился страшно, во рту блеснули тускло и болезненно — желтые зубы. От мускулистого тела шел черный пар, поднимался вверх тонкими струйками, казалось, что внутри Жана горит костер, даже когда говорит, изо рта вытекают тонкие ручейки дыма.

— Верно, я не убью тебя. — ответил Анри медленно, севшим от усталости и крика голосом, — ты и так мертв. Давно мертв, Жан. Я отдам тебе карту, если ты этого хочешь. Я никогда не желал ее, и до сих пор не желаю.

— Ты лжешь! Лживая тварь! Твоя жена убила меня, чтобы ты смог заполучить аркан, а теперь, ты говоришь мне, что он тебе не нужен! Кто я по — твоему — глупец?

Призрак затрясся от злости, черный как сажа дым повалил из него широкими струями.

— Леонор отравила тебя? Мне следовало догадаться… Я был слишком глуп. Леонор почти убила и меня, но эта карта… Карта спасла мне жизнь.

— Я доделаю то, что она не смогла, братец, — процедил сквозь зубы Жан.

Анри пытался ответить, но голос вовсе растаял, губы беззвучно шлепали одна о другую, наконец, из пересохшего горла вырвался сдавленный хрип:

— Да пошел ты…

Анри опустил забрало шлема, тихо щелкнула личина, глазницы вспыхнули, синим ярким светом. Он двинулся вперед как таран, злой, мышцы перекатываются под прочной броней. Покачивался из стороны в сторону, словно под ним колышется палуба корабля, пальцами правой с силой сжал рукоять сабли. Казалось, может голыми руками разорвать мерзкого призрака на части. Сила кипела в его крови, неистовый холод бежал по венам, желал свободы, прорваться наружу и крушить, сминать, расплющивать!

Анри сдерживал животный порыв силы, уже знал что будет. Ведь может случиться, что сила изменит его, обратного пути нет, Ситара предупреждала…

Он не уловил миг, когда земля перевернулась, мощный удар, ноги взлетели в воздух, он грохнулся навзничь, ошарашено смотрел в страшное залитое кровью лицо брата, злое алое светило подсвечивало сумасшедший блеск его глаз, от чего они выглядели еще более зловещими.

Кинжал черной молнией рванулся в груди, броня со страшным треском лопнула, наружу плеснуло алым, казалось там, под ней все превратилось в кровавое месиво. Тело будто бросили в огонь, боль широкой волной накатывала от груди, от нее в голове мутилось. Анри смотрел ошалело, на торчащее из груди лезвие кинжала, ощущал, как его заслон слабеет, и сила сферы рвется наружу, кончики пальцев уже вспыхнули недобрым светом.

— Умри! — завизжал призрак жутким голосом, с силой надавил на рукоять кинжала, тот по рукоять ушел внутрь груди.

Кровь широкими ручейками хлынула из уголков рта, Анри захрипел, сила прорвала защиту и ревущим потоком понеслась на волю, в мир, где сможет явить себя, жечь, давить, обращать в прах!

Воздух вокруг призрака задрожал, будто ударили сразу в тысячи громадных колоколов, он услышал немой звон, в черных безумных глазах блеснул испуг. Звон превратился в свист, могучая магия черной сферы затрещала в воздухе.

Страшный вихрь сорвался с пальцев Анри, подхватил призрака как старую тряпку, с силой бухнул о стену храма. Кинжал вылетел их ослабевших пальцев, с глухим бряцаньем упал на землю перед Анри, сталь стала тусклой и безжизненный. Черные змеи молний больше не извиваются по лезвию, сфера поглотила темное колдовство. Она втягивала его как сухая губка влагу.

— Не — е — ет! — завопил призрак. — Останови это, она сожрет меня, сожрет твоего брата!

— Прощай Жан, — произнес Анри страшным голосом, в глазах плясали зловещие алые огоньки, — прощай навсегда.

Черная воронка рванулась к стене разрушенного здания, кирпичи с треском полетели внутрь вихря, стена вздулась пузырем, лопнула. Анри напряг волю, потянул вихрь назад в сферу, тот рычал и сопротивлялся, еще не утолил жажду разрушения.

Темная сила хотела обрушиться на труп древнего города могучей бурей, стереть в пыль даже память о жутком прошлом. Анри на мгновение усомнился: А не стоит ли, действительно, развеять прах этого ужасного города над бездной, что и не город а лишь тень прошлой славы?

Пока размышлял, каменные стены содрогались от бешеного рева, пыль поднялась громадным желтым облаком, летела в глаза, набивалась в открытую рану. Повеяло дурно пахнувшим, трупным запахом. Анри приложил ладонь к раненой груди, кровь струйками сбегала между пальцев, боль рвала на части уже не грудь, тянула жилы из глубин души, глаза застилала черная, трепещущая при каждом ударе сердца пелена.

Наконец вихрь унялся, Анри тряхнуло, мир перевернулся, над ухом прогрохотало, посыпались осколки небесного свода, нет, это вихрь осыпал его градом из мелких камешков. Голова едва не треснула от боли, а зубы стучали, будто сутки простоял на лютом морозе.

Сфера лежала рядом, в темном пламени, как в зеркале отражалось его лицо, тощее, похожее на череп обтянутый кожей, в темных глазницах горят красные злые огни, трепещут, словно костер на ветру.

— Нет, — прошептал Анри сдавлено, потянулся рукой к лицу, пальцы наткнулись на привычную упругую кожу, под ней жесткие мышцы, и только потом нащупал кости.

Что же тогда в сфере? Или кто?

Рана на груди страшная, черная, с обожженными краями, похожая на те, что зияли между ребер Жана. Колдовское оружие, подобное тем кинжалам убивает сразу, он Анри жив только потому, что защищает Сфера. Могучая сила, способная вырывать деревья с корнями, струится через его тело и как горная река смывает порчу, яд темного колдовства. Пока сфера с ним, до тех пор и бьется сердце.

Анри со злостью плюнул кровью наземь. Тяжелый хрип рвался из груди наружу, внутренности будто покрывались холодным и тяжелым льдом, Анри поднялся на локтях и рухнул на пол.

Сфера приятно оттягивала ладонь, древнее колдовство разливалось по его венам, тут же воспламенялось, как масло, пролитое в огонь. Он направил его к ране, ударил потоком силы изнутри наружу, желал вытолкнуть скверну из раны, избавится от мертвого холода внутри.

Темный крупный сгусток крови, как живой, выскочил из раны наружу, шлепнулся на землю, камень окрасился багрово — красным. По черным рытвинам доспеха побежала, как по руслу, речушка крови. Темная, сама чуть светлее копоти на серебристом нагруднике. Кровь бежала, не останавливалась, с каждой каплей жизни в теле остается все меньше, но и того, темного поубавилось. Уже не ощущал льда под кожей, но гадкое чувство инородного осталось.

Анри с брезгливостью выгнал всю темную кровь из тела, а когда последняя струйка выскользнула наружу и побежала по нагруднику вниз, щелкнул пальцами. Сияние сорвалось с пальцев, темный ручеек крови превратился в твердую корку, высох, закупорил страшную рану.

Ситара бы меня убила, ведь предупреждала, чтоб я не пользовался темной силой. Она меняет меня, уже чувствую, как внутри все движется иначе, иначе кровь бежит по телу, сердце бьется в чужом ритме.

Анри неспешно поднялся на ноги, руки положил на ремни нагрудника, подождал немного, тот щелкнул тихо, отпал. Под ним все темное, липкое от крови. От дырявой брони что толку, одна обуза.

Анри зябко передернул плечами. Подземные ходы, заброшенные храмы, некроманты и призраки — сплошной кошмар. Человек рожден жить, а не пресмыкаться в катакомбах как червь! Он должен чувствовать кожей лучи солнца, грудью вперед ломиться навстречу ветру или утренней заре. Можно и звездам. Но всякий раз, когда подымешь взор, не важно, палящее лето или лютая зима, над головой должен вздыматься огромный купол неба. Не злого и красного, как адское пламя, а голубого, чистого, к которому хочется прикоснуться.

Неправильный мир злил Анри, внутри волной поднимался гнев, хотелось скорее вернутся домой. Он искоса глянул на темную серебристую гладь исполинского зеркала и твердым шагом двинулся вперед.

Глава 27. Око демона

Иноземье. Хлерогарн. Храм ревущей бездны.

Фарамонд горделиво вошел в распахнутые врата священных покоев, куда могли входить лишь верховные жрецы и посланники бездны. Он быстрым шагом направился к трону, красивый и надменный, с угрожающе выдвинутой нижней челюстью и гордо разведенными плечами, могучие мышцы красиво перекатывались под одеждой. Стражники со страхом смотрели ему в след: весь темный от засохшей крови, из — за правого плеча угрюмо смотрит рукоять тяжелого клеймора, на левом бедре — волшебным огнем сверкает рукоять меча.

Серая сталь не украшена алмазами, рубинами или сапфирами, только металл, простой и грубый. Но у многих сердце наливалось тяжестью при взгляде на эту рукоять, а в груди становилось холодно и тесно от страха. Салранорский меч, клинок некроманта. Этот крепостью не уступает альвским, но колдовской, в руках истинного мастера меч превращается в смертоносный вихрь.

Несколько стражников, из самых смелых, осторожно шагнули вслед за ним, хотя запрет на вход распространялся на всех, кто не носит жреческих сутан.

Фарамонд сидел на золотом троне, суровый и невозмутимый, не обращая внимания на храмовников с оружием, лишь когда подошли ближе, приподнял руку и слегка коснулся кончиками пальцев рукояти меча. Стражников сдуло, будто сухую листву, торопливо отбежали на расстояние полета стрелы и выглядывали из — за колон, как крысы. Уже знали, какая участь настигла Волгара.

Перед воротами на храмовой площади собралось немало отважных воинов, храмовников и просто отборной стражи. Фарамонд знал, что будут брать штурмом, головы положат, но выкинут прочь из покоев гадкого святотатца. Он знал, но не шелохнул и бровью, по — хозяйски уложил руки на широкие подлокотники, из концов которых наружу выступают золотые пасти демонов, еще одна, страшная с рубиновыми глазами нависает над головой.

Фарамонд торжествовал, он отомстил за поруганье, осквернением целого храма, и не простого — главного!

— Этот храм больше не принадлежит жрецам бездны. Они не смогли защитить его! — произнес Фарамонд свирепо. — Выберите себе нового жреца, более достойного, иначе боги проклянут вас, и вы погибнете во тьме!

Толпа за воротами загудела возмущенно, некоторые, особо недовольные, в их глазах горела ярость, бросились к распахнутым вратам с оружием в руках. Фарамонд встретил их громким и страшным смехом. А когда заговорил, голос покатился громовыми раскатами, будто сама бездна говорила через него:

— Глупцы! Во мне бушует сила того, что вы зовете ревущей бездной! Войдите и узнаете мой гнев! В этот зал могут входить лишь высшие жрецы!

Фарамонд в одно мгновение пересек роскошный зал, соскочил на гладкий, изукрашенный золотом, мраморный пол. Кулак мелькнул с такой скоростью, что толпа ахнула, все видели: громадный храмовник, отлетел от порога, как мальчишка. Он упал и больше не двигался. Когда подошли ближе, увидели что лицо стража все залито кровью, она лилась из громадной и жуткой дыры в черепе.

— Приведите мне бывшего верховного жреца! Или я напою ваших детей вашей же кровью! — проревел Фарамонд.

Горгадор, высокий седовласый альфарец, оцепенел, лицо пошло багровыми пятнами. Выпученными глазами смотрел то на стоящего у врат салранорца, то на толпу, что мечет пытливые взгляды в его сторону. Мало кто знает его в лицо, но ведь предатели всегда ударяют исподтишка. Его предали, но кто? Кто — то из жрецов Лунного лика, наверняка они наняли салранорца, провели его в сердце города.

В толпе сдавлено хихикнули, Горгадор испугано дернулся, будто демон протянул по спине огненным бичом.

— Я вижу тебя, жрец, иди сюда, пока я не приказал твоим прихвостням разорвать тебя на кусочки! — крикнул Фарамонд зло. — Горготов не приведут, тебя предали жрец! Ты больше не нужен бездне, разве что на корм.

Горгадор гордо вскинул длинный подбородок, расставил плечи, как старый, но еще могучий коршун, шагнул вперед, толпа перед ним расступилась, как море перед пророком.

Поступь верховного жреца еще тверда, кажется, земля под ним вздрагивает, а когда вдыхает, то втягивает в себя весь мир. Каждое движение пронизано величием, гордостью за свой народ, и властью. Больше народа Горгадор любил лишь покорный ропот толпы, восхищенные взгляды, суровую преданность храмовников. Даже демоны принимали за своего, не смотрели как на сочный кусок мяса. Стальноглазые шасрагхи, и могучие властители — гахтураты признали в нем перерожденца из мира магм и кипящего железа. Он кровь от их крови, альфарец с темной душей обитателя глубин, проводник воли бездны.

— У тебя дерзкий язык, салранорец, но я вижу на тебе печать владык подземелья. Рад, что ты, отринул падшее и наконец, принял нашу веру. Отныне ты не изгой! Бездна примет твое кровавое подношение, — произнес жрец властным могучим голосом.

— Я взял силой то, что ты вымаливал на коленях жрец! — проревел Фарамонд, вены канатами вздулись на толстой шее, лицо раскраснелось, как раскаленный щит. — Сегодня я поднесу бездне и твою голову, уверен тебя там заждались!

Глаза Горгадора сверкнули таким злым и острым блеском, что храмовникам показалось, салранорец упадет замертво. Но лишь на мгновение прорвались искры ярости, за века жрец научился управлять гневом, тот стал могучим оружием, верным помощником.

— Ты молод Фарамонд, — произнес спокойно жрец, — твоя жизнь только начинается. Не смотря на салранорскую кровь, ты не сможешь прожить и половину того, что я уже прожил. Бездна не подвластна тебе. Да я стоял на коленях перед ее мощью, но именно так завещали нам предки. Думаешь, ты смог покорить тех, кто не знает поражения?

— Я сделал то, на что ни один из вас не способен! — прервал Фарамонд гневно. На его лбу пролегли глубокие складки, верхняя губа дернулась вверх, обнажила ряд белых крупных зубов.

— И я возьму то, за чем пришел, вместе с твоей жизнью, жрец. Не важно, хочешь ты этого или нет!

Тонкие бледные губы Горгадора растянулись в усталой улыбке.

— Думаешь, если научился поигрывать мышцой, мир встанет перед тобой на колени? Ты много не понимаешь, и не поймешь, твой век слишком короток, глаза слепы, а предки покрыты золой пеплом и землей. Все что ты можешь — выполнять как пес чужие приказы, даже не зная, зачем ты делаешь то, что делаешь, и куда ведет этот путь!

— Ты ошибся жрец, — ответил звонкий женский голос за спиной.

Толпа испугано откатилась назад, разлетелась, как волна, брызгами, от крутого скалистого берега. Гордаор медленно, будто двигался в воде, обернулся.

Там за спиной, стояла ослепительно прекрасная женщина, золотые волосы красивым водопадом ниспадают на плечи, будто действительно отлиты из благородного металла. Черное с глубоким вырезом платье открывает взгляду соблазнительную впадинку между высокими и большими полушариями груди. Полоса ткани такая тонкая и узкая, что кажется, вот — вот две половинки выпадут наружу. Горгадор задумчиво вскинул бровь: Слишком молодая и страстная чтобы накопить столько могучей силы, темной, злой, изворотливой. Теперь понял, что за игру затеял салранорец, он пришел в Хлерогарн не за местью. Он проводник…

— Ты отдашь нам Око, жрец — произнесла женщина уверенным тоном, — и возможно мы оставим тебе жизнь.

— Вам никогда не увидеть око, — ответил старый колдун медленно и очень тихо, словно мышь пробежала по ворсистому ковру. — Никогда, если я не укажу.

— Я выбью и него эту дурь! — рыкнул Фарамонд, глаза блестнули огнем бездны.

Чужая сила глубин только и искала возможности вырваться, а тут такой случай! Он рывком выхватил меч из ножен, сталь полыхнула темным магическим пламенем, лезвие описало дугу, уперлось точно в горло Жрецу, тот даже дернутся, не успел. Тонкая алая струйка побежала из узкого разреза на коже, жрец напрягся всем телом, на скулах проступили рифленые желваки.

— Поиграем мышцой, старик!

— Погоди, Фарамонд, — произнесла Леонор мягко, ладонью отодвинула лезвие от шеи колдуна. — Не спеши.

— Ваш род давно не обладает старшим арканами. У вас нет защитника, — прибавила она все тем же сладким голосом, но так что у Горгадора по спине пробежал холодок. — Не лучше ли сохранить власть, и обрести заступника, вместо того чтобы погибнуть и обречь целую касту жречества на века унижения и бесчестья.

Толпа с затаенным дыханием следила за разговором, на другом конце площади показались всадники в сверкающей броне: металл отливает серебром, издали видны обнаженные лезвия мечей, вздымаются острия копий.

— Бездна наш щит и меч, о великая, — прошептал жрец, — тебе ли не знать.

Близилось утро, луна светила в полсилы, магическое зеркало залило площадь перед храмом тусклым сиянием. Здесь и там, вокруг храма загорелись костры, это встали лагерем рыцари лунного лика, и просто горожане, сражение на главной площади Хлерогарна не прошло незамеченным.

Там, по ту сторону кратера, брезжил серый рассвет, конные отряды храмовников собирались толпами, поглядывали на брошенные посты, посмеивались, отпускали шуточки про салранорца. К воротам Хлерогарна двигался исполинский стальной змей из доспехов мечей и копий. Мало кто заметил, как распахнулись, словно исчезли, ворота. Их снесло могучим потоком закованных в латы храмовников, их тяжелых, покрытых пластинами, лошадей.

Кровавый отблеск сигнальных костров заиграл на доспехах и вскинутых мечах. Рыцари неслись по туннелю с тяжелым грохотом, массивные скакуны, бряцали сбруей, как и хозяева все в доспехах, под черно — красными попонами. Но отряд не сразу заметили, наблюдая за битвой на храмовой площади города.

Кто — то вскрикнул:

— Тревога! В город ворвались! Тревога!

В следующий миг смельчак упал ниц на гладкий камень мостовой, из спины торчал стальной клюв копья, острие окрасилось алым, одежда быстро потемнела от крови.

Возглас услышали лишь немногие. Отряд тяжеловооруженных всадников налетел на редкую цепочку защитников, как таран на ворота. Они даже не сбавили бешеного галопа, с грохотом пронеслись по площади, оставив за собой десятки изрубленных тел.

Храмовая гвардия, гордо вскинула двуручные мечи, встала черным заслоном, если на салранорца нападать страшились, то против таких как сами воинов выступят с радостью. Порубить врагов или погибнуть героями, для них равно. Храмовники боялись лишь неодолимого колдовства, для того есть жрецы, их дело сражаться магией против магии, а их — сталь на сталь!

— Впере — е — ед! За бездну — у — у! — заревела черная стена защитников, понеслась вперед навстречу грохочущему стальному змею.

На той стороне площади, в тылу всадников, стал собираться крупный отряд городской стражи, сотник размахивал мечем, спешно выстраивал их в ровный квадрат. Все укрыты круглыми щитами, в легких пластинчатых доспехах, между щитов выставили длинные копья, их верхушки угрожающе поблескивают.

Из окрестных домов к храмовой площади поспешно выбегали люди с оружием в руках, самые храбрые становились за линией щитов, в тылу закованных в доспехи воинов, остальные с интересом смотрели на битву у стен храма.

Всадники со страшным грохотом вломились в ряды защитников, грозно заблестел металл в увядающем свете луны, воздух заполнился криками воинов, громким ржанием лошадей. Мечи разили без промаха, звонко ударялась сталь о сталь, строй защитников дрогнул.

Землю кровавым ковром укрыли могучие тела в доспехах из вороненой стали. Но и всадники падали из седел, тяжелые клейморы защитников проминали шлемы как бумагу, алые брызги разлеталась в стороны. Даже воздух стал солоноватым на вкус от пота и крови.

Сзади послышался топот тяжелых сапог, один из всадников спешно развернул коня, но не успел и глазом моргнуть, копье впилось стальным жалом в шею. Он захрипел, выронил меч, обе руки ухватились за копье. Сильным рывком он вырвал острие из горла, потянул на себя. Гвардеец ошарашено смотрел как залитый кровью всадник, со страшной раной в шее, выдернул копье из его рук. Он торопливо, ухватился за рукоять меча, но храмовник уже перехватил копье в обе руки, ударил под щит, прямо между пластин брони. Всадника тут же проткнули, он рухнул с коня, забился о камень в агонии, но и гвардеец со стоном упал рядом, кровь мощными толчками изливалась из пропоротого брюха.

Атака храмовников захлебнулась, их догоняли и били в спины. На камень один за другим падали пронзенные копьями рыцари, кони неистово ржали, бегали с опустевшими седлами. Но горстка всадников, вместе со стальноруким предводителем, сумели прорваться за линию копий, в туннель, там бросили коней и затерялись в черноте подземелья.

Все трое, жрец, Леонор и Фарамонд спокойно следили за исходом сражения. Обе стороны разбиты, кровь страшными ручейками бежит между камнями мостовой, как вода после дождя. Площадь завалена горами трупов, в серебристых и черных доспехах. Цвет рыцарства увял, защитники храма пали в бою за храмовую площадь. По гладкому лицу Горгадора пробежала скупая слезинка, маленькая, почти незаметная, он проворно смахнул ее пальцами, произнес сурово:

— Вы очень хитры. Я отдам сферу, но потребую взамен слово.

— Чего ты хочешь, жрец? Жизнь? — спросила Леонор холодно.

— Слово, что салранорец возьмет в жены мою дочь.

— Этого не будет, — ответила она, в голосе проступил металл, — проси иное.

— Нет иного. Или так, или вы никогда не найдете сферу, а мой род прервется. Но это уже не имеет значения, правда? — произнес Горгадор властно, вновь расправил плечи.

Знает негодяй, что у нас нет выбора! Леонор сжала зубы с такой силой, что раздался треск, серые глаза вмиг заполнились густой чернотой.

— Хорошо, жрец. Пусть будет так, — кивнул Фарамонд, — я даю тебе слово, возьму твою дочь себе в жены.

— Что! — воскликнула Леонор, — ты с ума сошел?

Голос Фарамонда упал до шепота, он нахмурил брови, что — то буркнул. Леонор покачала головой, посмотрела на него влажными от слез глазами. Она захлопала ресницами быстро — быстро, дерзко вздернула подбородок, но в глазах все равно щипало, горячая волна подкатывала к глазам, вот — вот прорвется, побежит ручейками по щекам.

Леонор молча наклонила голову, закрылась от мира золотистой ширмой длинных красивых волос. Фарамонд видел, как пара крупных капель упали к ногам, на белый мрамор.

— Ты не посмеешь этого сделать, — произнесла она мрачно.

Фарамонд легко подхватил ее за талию, прижал к себе. Хотел бы взять на руки, стройная Леонор всегда была легче перышка, но незачем проклятому жрецу видеть ее слабость. Так и подмывало ухватиться ладонями за его тощую шею, ощутить, как лопаются позвонки под пальцами, хрустят.

Он ласково провел ладонью по ее спине. Тяжело понять женщину, а тем более — могущественную колдунью: что ее так расстроило, неужели глупое требование жреца, или его Фарамонда слова. Что для него та альфарская девчонка? Как только получат камень можно снять головы обоим, и отцу и дочери. Почему тогда Леонор расстроена?

Она тихо всхлипнула и суетливо закрыла красивыми ладонями лицо. Инициация прошла совсем недавно, Леонор чувствовала, что стала ранимой, раньше раскаленным железом из нее слезы не выдавишь, а теперь ревет как дура. И только подумала, как внутри все будто заполнилось горячей сталью, захотелось, стереть в порошок всех кто видел ее слезы. Всех! Хотя нет, Фарамонда не станет, пускай живет, а вот остальных…

— Посылай за дочерью, жрец, — сказала Леонор, в голосе прозвучала сталь. — Я сама обвенчаю их. Клятвой крови.

— На меньшее я бы не согласился, — произнес жрец тихо.

Фарамонд усмехнулся, в глазах блеснуло злое веселье:

— Даже негодяи любят своих детей, да Горгадор?

— Тебе не понять. Твоя жизнь лишь мгновение.

— Вот поэтому мы не прячемся под землей, потому храбры как тысяча львов, потому идем до конца и не оборачиваемся. Именно потому ты отдашь нам око. Потому что твоя жизнь — это тягость, от нее тяжело отказаться. Тебе незачем стараться, и так поживешь тысячу лет, а может и все десять, если при власти, да за толстыми стенами.

Горгадор покачал сокрушенно головой, за долгие годы привык к человеческим мыслям, но все равно слова задевали за живое. Только что он потерял лучших из своих людей, многих знал еще детьми. Ох, с каким удовольствием он бы разворотил кинжалом грудь салранорца, вынул сердце, живое, еще бьющееся, теплое.

— Калиэль вскоре придет, поле того как вас обвенчают — я отдам око.

Жрец подал рукой знак одному из стражников, высокому темноволосому альфарцу в вороненой броне. Нагрудник храмовника напоминает сито, весь в дырах, сильно проломлен, наружу сочится тоненькими струйками кровь, но подбородок гордо выпирает вперед, и шаги твердые, будто не его втоптал в землю боевой конь. На лице постоянно блуждала глуповато — счастливая улыбка, видно гордился тем, что выжил в страшном бою.

— Приведи мою дочь, Харгадур, и поскорей, — произнес верховный уставшим голосом. — Наши гости не умеют ждать.

В глазах храмовника блеснули странные огоньки, он вежливо поклонился и исчез за воротами храма. Фарамонда стали грызть сомнения: а не удумал ли старик, какую пакость. С него станется, терять нечего. Может решил уничтожить сферу?

Внутри дернулось, в животе закололо холодным иголками, он тут же схватился за меч, угрожающе зазвенел металл.

— Если будешь юлить — убью на месте! — рыкнул Фарамонд.

— Он не станет, — ответила Леонор спокойно, кажется уже пришла в себя, выглядит как и прежде уверено, лишь между бровями пролегла глубокая морщина.

Фарамонд однако, оружия не спрятал, так и стоял с мечем, когда ворота распахнулись. В комнату быстро вошел уже знакомый высокий, с темными до плеч волосами раненый храмовник. Достаточно было взглянуть ему в лицо, чтобы сразу понять: девушку он не привел.

Леонор и Фарамонд переглянулись.

— Где Калиэль? — спросил жрец, поднял тонкие седые брови.

Храмовник торопливо огляделся по сторонам, глаза живые, никакой враждебности, что уже подозрительно. Фарамонд обратил внимание на его расслабленные мышцы, руки двигаются слишком уж вяло, мужественный подбородок более не выпирает вперед, а в глазах чрезмерно много мягкости и уступчивости. Храмовник больше напоминал женщину, но не внешне, внутренне.

— Калиэль мертва, — ответила Леонор, подняла взгляд черных как ночь глаз. — Твой рыцарь зарезал ее как свинью. Она долго визжала, пока я перерезала ей глотку. — Ты принес ее голову?

— Да, госпожа, — послушно ответил храмовник, — как вы и велели.

Фарамонда будто окатили из ведра холодной водой, в голове прояснилось: так вот откуда загадочный блеск, вялые движения! Леонор подавила волю стражника арканом, и тот послужил живым орудием мести!

Губы жреца задрожали, ноздри гневно раздулись, красные глаза вспыхнули недобрым пламенем. Рука взметнулась вверх, проворно и резко, кончики пальцев загорелись кроваво — красным огнем колдовства. Леонор не стала ждать, пока жрец метнет заклятие, ударила заготовленным арканом прямо в сердце. Невидимая стрела вылетела из глаз, воздух загудел, в нем запахло грозой. Сгусток темной энергии впился в жреца, но разлетелся брызгами, как лед об стену.

Вокруг Горгадора загорелся огненный ореол, красные вспышки бежали по гладкой поверхности мрамора, под ноги сыпались яркие горячие искорки. Он выставил руку вперед, будто держал в ней незримый меч, шагнул вперед прямо на Леонор.

— Ты заплатишь за ее смерть, — прошипел свирепо жрец.

За его спиной из воздуха возникли два громадных, похожих на драконьи, крыла. Только не кожистые, а из жидкого огня, багровые языки пламени побежали от них во все стороны, очертили круг.

Леонор воззвала к могучей силе старшего аркана, темная злая сила побежала через нее с ревом и клокотанием. Брызги черноты сорвались с кончиков пальцев, следом за ними потянулись длинные хвосты серого дыма. Раскаленные сгустки мрака налетели на жреца, как рой слепней, стали ударять в пламенный кокон, оттуда выстреливали тонкие струи огня, разрывали черноту в клочья, но и защита утончалась, с каждым ударом свечение пламенного круга все слабей.

— Ну же, Горгадор, неужели это все на что ты способен? — рассмеялась Леонор. — Это все чему научила тебя бездна за тысячи лет?

На лбу жреца вздулись от напряжения вены, проступили тугими канатами сквозь кожу, пот катился градом, заливал глаза. Он пропускал все слова мимо ушей, пускай распинается ведьма! Сейчас главное закончить связующее заклятие.

Леонор надоело играть со жрецом, она зачерпнула еще силы, на этот раз столько, что перед глазами поплыло, в висках заломило, мимо воли широко распахнулся рот. Она вдохнула, так жадно, что кольнуло в легких. Подготавливать аркан не было времени, ударила грубой силой, ее хватит, чтобы расплющить целую армию, не то, что одного жреца!

Фарамонд шустро отскочил ей за спину, чтобы не раздавило могучим колдовством, точно неповоротливого жука. Как раз вовремя, там, где стоял, поднялась стена черных как ночь копий. Острия мигом развернулись в сторону жреца, тот закрыл глаза и что — то сбивчиво шептал, его голос с каждым ударом сердца становился все тише, суше. Уже не слышно, все заглушил рев темной силы.

Наверняка молится бездне, что еще остается? — решил Фарамонд. С ухмылкой наблюдал, как тысячи толстых колдовских копий вонзаются в огненный барьер, проходят сквозь него как раскаленный нож сквозь масло. Защитный купол растаял, зашипел как облитая водой зола и опал.

Загрохотало страшно, земля задрожала, в воздух брызгами взлетели обломки благородного мрамора, вперемешку с обломками мебели и ворот. Повалил густой черный дым, там, куда ударили колдовские копья — распахнула голодную пасть широкая дыра. Фарамонд заглянул внутрь и тут же отскочил обратно, как ошпаренный, смотрел на Леонор с разинутым ртом.

— Там, там демон! — выкрикнул он наконец. — Леонор, там тварь из бездны!

Она посмотрела на него мрачно, на лице возникло озабоченное выражение: только этого не хватало.

Из разлома в полу показалась длинная, похожая на конскую голова. Со лба торчат громадные рога, вывернутые остриями вперед, глаза сверкают неугасимым пламенем бездны, и силой. Демон раскрыл громадную пасть, издал свирепый рык, от него заложило в ушах, в ногах появилась дрожь.

Леонор поняла, что придется выложиться по — полной. Сосредоточилась, даже губу закусила от напряжения. Демон проворно, как ящер, вылез из ямы, расправил огромные черные крылья. Все светильники мигом угасли, их будто задуло шквальным ветром. Стало темно как ночью, она еще раз воззвала к черной башне, мраморные плиты заскрипели под подошвами ее туфелек, как под многотонной статуей. Камень затрещал жалобно, во все стороны побежали тонкие трещинки.

Леонор видела, как тварь замахнулась громадной лапой, как рассекают воздух длинные черные когти, каждый длинной с меч! Заклинание сорвалось с ее губ в тот момент, когда острый коготь уже впился в руку, из раны струйками брызнула кровь. Она упала на пол, перед глазами закружились цветные мухи, правое предплечье жжет, будто облили кислотой. Испугано зажмурилась: сейчас тварь ударит снова, и тогда все тело стеганет жгучей болью, она вскрикнет страшно, на белый мрамор хлынет рекой кровь из рассеченного тела.

Прошло мгновение, потом второе, но удара не последовало. Леонор проворно поднялась, на ноги, перед глазами до сих пор пляшут разноцветные брызги. Каблук уперся в что — то упругое, похожее на щупальце осьминога. Она опустила взгляд, там под ногами лежал громадный, покрытый крупными волдырями язык. Рядом валялась рассеченная пополам голова, из нее наружу вытекала густая черная жидкость, похожая на деготь.

— Он мертв, я прихлопнула его, как муху, дорогой! — выкрикнула Леонор. Ответа не последовало, лишь тихо потрескивали остатки колдовства в воздухе. На ее лицо будто упала пепельная тень, глаза потемнели. — Фарамонд!

— Я здесь, — донесся слабый голос со стороны. — Я здесь, Леонор.

Она бросилась на звук, как мать к плачущим детям, там, в пыли, среди груд камня и тлеющих обломков мебели лежал человек. На его боку зияла страшная, с рваными краями рана.

— Что с тобой? — спросила она встревоженным голосом.

— Немного прижало. Так мелочь. Зато посмотри, что у меня есть! — он протянул руку с чем — то завернутым в ткань, с пальцев вниз сбегала крупными каплями кровь.

Леонор откинула в сторону обгоревшую ткань, полные губы растянулись в широкой улыбке.

— Ты наше око, ты гений!

— Я знаю, — ответил Фарамонд тихим голосом. — Но есть и плохая новость, милая.

— Какая?

Фарамонд плотно сжал губы, будто считал, что если помолчит, то дурная весть исчезнет, растворится как кошмарный сон.

— Я видел твоего мужа. Он сейчас входит в храм. Тот, о котором столько легенд. Он идет за мечом.

Глава 28. Последнее желание

Иноземье. Мир мертвых. Храм судеб.

Анри стоял на ступенях храма, мрачный, в забрызганных кровью, черных от копоти доспехах. Длинные прямые волосы ниспадают до плеч, пряди уже не просто седые — белые как снег. Глаза запали, кажется там, внутри черепа горят два злых красных огонька. В громадном серебристом зеркале отразились посеченные латы, сабля в руке горит синим магическим светом, пальцы другой сжимают само сердце мрака — черную сферу.

Он еще ничего не видел, кроме широких, как трехсотлетние дубы, колон, но в груди остро кольнула тревога. Тишина и спокойствие, не затишье ли перед бурей?

В лицо пахнуло мертвым сухим воздухом, легко угадывался запах тлена. Внутри храм напоминал громадный заброшенный склеп. Анри поднял взгляд, на стенах видны широкие желтые пятна слабого света, масло горит в каменных светильниках, те сработанны в виде сложенных лодочкой ладоней. Но между колонн темно как ночью. Верхушки каменных столпов также теряются во мраке.

На стенах изображены чудовищные звери, воины — скелеты с оружием в костяных руках, между ними мерцают магические знаки и узоры. Там дальше видно громадную статую змея, он будто выныривает из стены, опутывает испуганного человека тугими кольцами, пасть угрожающе раскрыта, наружу выпал длинный раздвоенный язык. Особое внимание привлекали глаза, два изумруда, каждый размером с кулак. Но нигде и следа паутины, заброшенные склепы даже за месяц так обрастают вязкими паучьими сетями, что когда идешь, налипают на плечи, голову. А здесь все иначе, гладкие мраморные плиты на полу блистают чистотой и богатством. Подножия колон отделаны золотом, в витиеватых орнаментах блещут мелкие самоцветные камни. И ни одного паучка, хоть бы один…

Анри шагнул вперед, мягкий магический свет позволял видеть дальше, из темноты вынырнули оскаленные пасти драконов, за ними потянулись узкие и длинные стойки с оружием. В тусклом свете ламп поблескивают острия мечей и копий, клинки свежие так и отбивают свет, будто вчера из кузни. Но еще удивительней, что не стоят рядом те мушкеты, не видать и диковинных лат, какие видел в подземно жилище. Все вокруг привычное, знакомое, будто попал обратно домой, в родной мир.

Он спустился по ступеням вниз, песок под ногами тихонько поскрипывал, тут внизу еще жарче, воздух совсем жесткий, от него во рту сразу пересохло. Анри ощутил, что перед глазами колышется. Он с усилием тряхнул головой, отогнал наваждение, глаза проворно бегали по сторонам, острым взглядом ощупывали каждый угол.

Зал внизу оказался еще шире и богаче предыдущего, тут нет колон, от стены до стены не меньше ста футов, но становится тесно от исполинских статуй. Черные, будто заполненные мраком, великаны в длинных одеждах, грозно нависают над головой. В широких ладонях держат тяжеленные мечи, каждый в два человеческих роста, острия гордо смотрят вверх, во тьму. Так и кажется, сейчас взмахнут и разрубленное тело рухнет к их громадным стопам. Анри недоверчиво взглянул на лица, скрытые насунутым на глаза капюшоном. Нет, на Жана не похожи, хотя издалека…

По гранитным стенам вверх ползут все те же страшные каменные твари, барельефы поднимаются до самого свода. Но даже там вверху, под аркой, уселись каменные драконы, над головой застыл в полете грифон, рядом иные крылатые звери, даже названия которых не знает.

Анри увидел, как что — то шелохнулось впереди, во тьме за спиной каменного исполина. На шлем сверху посыпались мелкие камушки, щелкнули по макушке, он поднял голову и оторопел, там между статуй, во мраке горели красные огоньки. Следом вспыхнула еще пара, и еще…

Весь свод озарился зловещим алым сиянием, яркие отсветы заблестели на поверхности гладкого мрамора, стало светло, будто одновременно зажгли сотни колдовских свечей. Анри вскинул саблю над головой, готовый сечь и рубить врагов, но когда присмотрелся, понял, что статуи все так же неподвижны и мертвы. Он хлопнул себя по затылку: вот ведь глупец!

Теперь видел, за спинами статуй, посреди зала гордо и одиноко вздымается над землей невиданных размеров меч. Этот выше даже великанов в капюшонах, острие воткнуто в землю, а рукоять упирается навершием в арочный свод. По блестящему лезвию, шириной в десяток локтей, бегут яркие сполохи, исполненные мощи, надменности и силы. Клинок расколот могучей магией на части, она извивается змеей между осколками металла, в воздухе бесшумно вспыхивают и угасают синие молнии. По центру меча высечены тайные знаки — руны, наверняка тоже колдовские, горят уже знакомым мягким голубым огнем.

Анри молча пошел к мечу, массивные сапоги глухо застучали по полу, рука сама потянулась к лезвию, пальцы почти коснулись мерцающей колдовской стали, как над ухом прозвучал голос:

— На твоем месте я бы не стал.

Анри обернулся, глаза оживленно забегали по сторонам, там никого, кроме грозных гранитных исполинов, и их мечей.

— Зря ты сюда пришел, — произнес голос зловеще. — Назад пути нет.

Воздух в зале заполнился густым, как кисель, дымом, из него наружу проступили тонкие очертания, следом появились еще линии, между ним два огромных просвета, так похожих на глаза. Струйки дыма сплетались в ужасный узор, Анри уже ясно различал пустые глазницы, черную дыру на месте носа. Еще через мгновение над ним в воздухе зависло облако дыма, в форме громадного голого черепа.

— Кто ты? Отвечай! — спросил Анри.

Голос его был хмурый, раздраженный. Снова призрак, или еще что похуже? Неужели все вокруг, и пустынные улицы, и величественные храмы, заполнены одно лишь нежитью! Что ж, если хотят боя, посмотрим, кто победит, ведь на его стороне могучая и свирепая магия черной сферы!

— Я смотритель, а вот ты — вор. Ворам здесь не рады, чужестранец. Ты умрешь в этих стенах, — произнес череп низким, мертвых голосом.

Анри проговорил спокойно:

— Отдайте мне меч, и я уйду. Никто не погибнет, хотя я с удовольствием сжег бы весь этот город дотла.

— Как все просто! — рассмеялся зло череп, струя дыма выскользнула из его рта, ударила Анри в лицо. — Ты даже не понимаешь что говоришь! Ты забавный человек, может мне не стоит так быстро убивать тебя?

От дыма в легких стало сухо, в горле заскребло, он закашлялся.

— Думаю, у тебя не выйдет, — сказал Анри твердо, — Можешь даже не пробовать, как по мне, то лучше договорится, я уже устал от постоянных сражений.

— А ты дерзок, человечишка! — проревел череп грозно.

— Здесь все не правильно, я устал от этого мира! Вы уничтожили его, превратили цветущие земли в унылую пустыню, города в руины, а людей в мертвецов! Я все видел! Сфера показала мне, что вы сотворили. Всему виной ваша жажда власти, желание повелевать народами!

Голос Анри звучал твердо, в нем ощущалась сила, от которой затрепетали даже каменные великаны с мечами.

— Ты убил последнего некроманта, теперь этот мир разрушится, — сказал череп мрачно. — Некому больше удерживать черное колдовство. Но меча ты не получишь, он мой, и только мой! А всякий кто коснется его — умрет.

— Почему тогда говоришь со мной, почему не хочешь убить? Разве я не твой враг?

— О, нет. Ты не враг. Ты такой же глупец, каким был я когда — то, — рассмеялся череп в ответ.

Облако дыма всколыхнулось, во все стороны брызнули тонкие струйки, похожие на лучи. Как нити, они переплетались, в воздухе появилась прозрачная фигура человека. Мужчина, коротко стриженый, с волевым, выпирающим вперед подбородком, в плечах пошире его самого, закован в броню, похожую на ту, что сейчас на нем, только новая, не в глубоких рытвинах. Жесткое лицо, твердый взгляд, все выдавало в нем воина. Сразу вспомнились слова Тахукара, притча о братьях.

— Я не такой. Я не воин, — ответил Анри устало.

— Может и не такой, — ухмыльнулся череп, — но воин, сразу видно. Правда, меч все равно не отдам, хотя мне он не нужен.

— Почему же тогда?

— Я погиб, очень давно, и не здесь, но теперь сторожу меч. Я смотритель этого храма, и пока есть меч, до тех пор есть и я. Он проклят, — произнес он мрачно. — Страшные силы будут служить тебе воин, но потом и ты станешь их рабом. Не думай, что они, бесплатно дают силу. Ты заплатишь, и велика та цена!

— Тогда я возьму меч силой, — произнес Анри ровным голосом.

— Ты прав. Возьмешь…, сможешь взять…, хотя и моя сила велика! — донеслось спереди, из мрака.

Анри повернулся на звук, оттуда вышел на свет высокий, в два человеческих роста, воин. Он лишь отдаленно напоминал того, свитого из облаков дыма. Иссохшая кожа коркой облепила череп, внутри горят злым алым пламенем глаза, остальное тело покрывают старые, покрытые ржавчиной и трещинами доспехи. Но Анри был уверен, там под ним такая же сухая плоть.

— Ты мертвец.

— Да, все мы умрем! И ты тоже, воин, умрешь! Но этот меч, он заставит тебя служить и после смерти.

— Если я не завершу инициацию, то все равно погибну. Сила разорвет меня на части. Я чувствую это.

— Увы, герой, — сказал он. — Увы… И тебе, как и прежде мне придется делать выбор. Подчиниться или же дерзнуть, бросить вызов. Есть сила выше, чем сила людей.

— Что это за сила? — спросил Анри надменно, а глазах вспыхнули алые огоньки. — Ангелы? Боги?

Он выставил вперед руку, в которой сжимал полную черного огня сферу. Могучая сила полилась через кончики пальцев в руку, лезвие сабли вспыхнуло ярким светом, будто его обили маслом и подожгли, только пламя не желтое, а сочного синего цвета.

Хранитель развел руками, произнес сурово:

— Мы ничто без богов, герой. Но даже боги не помогут тебе, если ты возьмешься за рукоять этого меча. Любой, кто коснется его рукояти, или лезвия — падает замертво. Лишь тот, чье сердце чисто, а прошлое во мраке, тот, кто идет между светом и тьмой может взять этот меч.

— Как твое имя хранитель? — спросил Анри, без страха взглянул в кроваво — красные глаза.

— Тор, — ответил мертвый гигант, — кода то многие знали это имя! Меня боялись и восхваляли, как бога! И самые великие герои преклонялись перед моей силой и силой этого меча! Я был известен во многих вселенных. Даже в истинном мире.

Голос великана угас, стал тихим как шелест листьев:

— Это было очень давно, теперь я лишь тень истинного мира, камень у его подножия. Призрак былой славы. Я устал. У меня осталось лишь одно желание.

— Что за желание, Тор?

— Я хочу, чтобы ты уничтожил этот меч! Сбросил в бездну гибель героев! О сколько отважных сердец он погубил! За него убивали, но и те, кто выжил, становились рабами меча.

Анри смотрел на него, окаменев, не в силах вымолвить и слова. Его брови сошлись на переносице, ослепительное сияние магии угасло, сабля вновь мерцала сдержанным магическим светом. Он отступил, не сводя с Тора пристального взгляда. Теперь ощущал, себя песчинкой в пустыне, маленьким и беспомощным ничтожеством. Что может он перед могучими силами, что правят мирами? Они поглотят его, как и этого, могучего героя, да что там — полубога! Ему захотелось страстно, чтобы все было как раньше, замок, хозяйство, охота и красивая жена дожидается у окна.

— Я не смогу, ты не смог, никто не смог, — произнес он мышиным голосом. — Неужели нет другого выхода?

— Я никогда не видел другого, — ответил Тор, громадной рукой по — дружески хлопнул Анри по спине. — Думаю, нет его. Но у каждого героя свои дороги.

От удара перед глазами потемнело, мир дернулся, как простыня на ветру, но Анри устоял, колени не дрогнули. От жары на лбу заблестели мелкие капельки пота, дыхание вырывалось из груди с гулким присвистом, будто ветер задувал в дуплистую корягу. Он посмотрел на великана, тот стоит без движения, издали спутал бы с изваянием, только глаза живо мерцают во мраке. Ждет, что он, Анри решит, сможет или нет? Отважится ли бросить дерзкий вызов судьбе? У него есть сфера, а значит, не лопнет как перезревший арбуз, сила сможет выходить наружу, так нужен ли проклятый меч? Но странный голос внутри нашептывал: конечно, бери, о чем тут думать, это же могущество и власть, и бессмертие! Об этом мечтает каждый!

Лоб покрылся глубокими складками, Анри надул щеки, выдохнул медленно и тяжко.

— Тор, если я пообещаю исполнить твое желание, ты отдашь мне меч?

Сказал и задумался, а правильно ли поступает, может это и есть испытание? Может надо, просто скрестить мечи, изрубить противника в честном бою, и лишь когда останки врага лежат у носков сапог — взять трофей!

Тор громко и страшно рассмеялся, Анри показалось, что по залам храма прокатывается гром, каменные исполины задрожали в ужасе, со сводов с треском посыпались вниз штукатурка и камешки.

— Отдам, а иначе его и не возьмешь! Кто берет для себя — подыхает на месте! Лишь тот, чье сердце чисто, а прошлое во мраке, тот, кто идет между светом и тьмой может взять этот меч, — произнес он сильным голосом. — Я же говорил тебе. Пойдем со мной.

Тор нырнул во тьму первым, Анри ринулся следом, в груди внезапно закололо, пришлось стиснуть зубы, чтобы не вырвался крик. Он приложил ладонь к груди, сердце билось сильно, вздрагивало под пальцами как пойманный сокол.

Не скоро заживет страшная рана, колдовской кинжал призрака — смертельное оружие, по капле жизнь вытекает из тела, даже если остановить кровь. Казалось, будто ему на грудь плеснули раскаленной медью, и та прожгла тело на глубину в два пальца. Сукровица из-под твердой корки уже не сочится, но уродливый длинный струп шевелится при каждом движении, как змей. От него синими и черными нитями тянутся в стороны сосудики.

Дверь на другой стороне зала с треском распахнулась, по глазам резанул яркий сет, будто там спряталось горячее летнее солнце. Палящие лучи ворвались в зал, залили все могучим колдовским светом. Стало светло как днем, статуи и барельефы засверкали как начищенный доспех, даже тени пропали, их сдуло, словно тряпки мощным порывом ветра. У Анри из глаз брызнули слезы, он торопливо накрыл лицо ладонями. Послышался громогласный хохот, земля под ногами вздрогнула, стены храма всколыхнулись от могучего звука.

— Вот он! Бери герой, если не передумал!

Анри отнял от лица ладони, глаза круглые от страха, щеки бледные как снег, хотя воздух сухой и горячий как в пекле. С разинутым ртом, он смотрел на средоточие великой силы. Рядом с ней ощущал себя мелким жучком, забравшимся на стопу великана. Как же уничтожить такое великолепие, он прекрасен!

Мел лежал перед ним, на каменной крышке древней могилы, такой же красивый и величественный, как тот громадный, в зале за спиной. Рука сама потянулась к рукояти, украшенной двумя золотыми змейками. Как живые, они кольцами обвили рукоять, длинные тела переплетаются друг с другом, маленькие блестящие головки соединяются на гарде. От них в стороны расходились блестящие стальные позвоночники, увенчанные на концах злыми черепами. Злобные прищуренные глазницы горели синим огнем, из них наружу выстреливали маленькие молнии.

Пальцы сомкнулись на эфесе, Анри вздрогнул, в грудь будто вновь ударили черным кинжалом, корка на струпе лопнула, наружу плеснуло темной кровью. Он ощутил укол в пальцы, могучий толчок, молнии пронзили тело. Во все стороны брызнули лучи ослепительного света, он горел уже не колдовским — богоравным могуществом. Анри чувствовал, что способен перевернуть мир с ног на голову, разрушить до основания, а затем снова создать за одно лишь мгновение!

Тор отступил от каменного гроба на шаг, его высокая фигура уменьшилась, будто усохла от палящего света, огонь в глазах угас, красное сияние лишь легонько поблескивало, как угольки в костре.

— Я выполнил, что должен, — произнес он усталым голосом. — Меч больше не властен надо мной, теперь ты хранитель.

— Тор! Что с тобой, Тор? — воскликнул Анри удивленно. — Ты не умрешь! Я чувствую такую мощь, что смогу вернуть тебе жизнь!

— Я говорил тебе, что есть сила больше человеческой, меч больше не имеет надо мной власти. Я отныне свободен, мое тело умрет, а дух вознесется туда, где ему место! Но помни, что обещал мне, герой, — произнес Тор сурово. — Иначе твоя участь будет многим хуже моей!

— Нет! — воскликнул Анри отчаянно, — пойдем со мной!

Тор ничего не сказал, лишь усмехнулся криво, сухая кожа лопнула, обнажились пожелтевшие от времени зубы. Анри услышал его страшный смех, в ушах зазвенело, кровь молотом бухнула в голову.

Великан на глазах медленно превращался в черную, гранитную статую. Анри оцепенел от ужаса, тело застывало тоже, к сердцу подбирался смертельный холод. Он помнил это ледяное дыхание, темная воля высасывающая жизнь, как вампир. Только горячий меч в руке спасал от гибели, хотя даже пальцы на рукояти костенели, будто покрылись коркой льда. В последнем усилии Анри рванулся прочь от новой черной статуи. Та уже нависла над головой, на глаза надвинут капюшон, в руках угрожающе поблескивает громадный меч.

В зале полыхнул яркий свет, Анри ухватился обеими руками за сверкающий меч, в теле снова играла сила, ярость, мощь. От клинка по рукам жгучими волнами бежала сила. Она — жизнь, а остальное лишь жалкая пародия! Становилось дурно от одной лишь мысли причинить вред такому великолепию! И как он мог обещать погубить ее? Это же немыслимо!

За спиной раздался ужасающий рев, Анри с криком замахнулся сверкающим мечом, готовый убивать, крушить, обращать во прах. Та за спиной, прямо из ниоткуда возникали умертвия. Громадный, раздутый труп великана повернулся к герою с мечом, мутные, затянутые бельмами глаза поглядывали то на яростный свет клинка, то на черную сферу на поясе. Меч испепелил его одним касанием, лезвие не успело рассечь гнилую тушу, та просто осыпалась под ноги грудой пепла!

Мертвецы оцепенели: Анри видел по их тупым лицам, что застыли от страха! Он рассмеялся грозно и страшно, обе руки ухватились за рукоять, мышцы под доспехами вздулись под тяжестью могучей силы. С неистовым ревом он рубил и рассекал мертвые тела, пепел разлетался в стороны серыми облаками, ни следа крови, лишь струи трупного смрада ударили в воздух.

Он остановился, лишь когда последний живой мертвец горсткой золы опал к носкам его сапог. Каменные плиты, под ногами, стонали отчаянно, их сотрясала злая сила, дрожь уже понеслась по могучим статуям, сверху затрещало, вниз полетели крупные камни, размером с кулак. Один угодил Анри прямо в голову, благо, что в шлеме, лишь моргнул удивленно и молнией бросился к выходу.

Под ногами хрустели камни и штукатурка, перед глазами пронесся громадный меч, едва не упал, на спину. Анри отмахнулся в ужасе клинком, не хватало только погибнуть вот так глупо, когда чувствуешь, что равен богам! Но меч пронесся мимо, следом, со страшным грохотом рухнула тяжелая статуя, громадная туча пыли поднялась в воздух.

Ступени закончились, он уже не ощущал под ногами твердых гладких плит мрамора, мчался как ветер, мимо проносились величественные статуи и каменные фигуры зверей, колонны и обломки. Камни, пыль сыпались на плечи и голову, но он не замечал, закусил губу и старался бежать еще быстрее.

По дороге зацепился сапогом за обломок, нога подвернулась, тело накренилось в сторону, но не упал, ловко крутнулся, ударил по земле мечом. За спиной громыхал и раскалывался на части камень, в воздух взлетали тучи пыли и осколков, будто ледяную глыбу дробили тысячей топоров.

Анри напрягся их последних сил, как наездник перед финишем, самое главное не замереть перед чертой, грудью пересечь ленту, и только тогда сможешь отдохнуть, насладится бурей аплодисментов. Только слабаки падают перед трудностями на колени, протягивают к небесам руки, сильные и дерзкие идут сами и достигают небес!

Он мчался вперед, к серебристой глади зеркала, та мерцала голубым волшебным светом, манила и звала его, Анри. Знал, по ту сторону его ждут, хотя и удивятся, он уже не тот, уже иной. Последний рывок и вспышка света ударяет, будто молотом по всему телу, сминает, расплющивает. Кажется, будто прыгнул с высокого утеса в реку, слышишь громкий всплеск, чувствуешь, что жив, но боль пронзает все тело раскаленными кинжалами. Так и сейчас, глаза понемногу привыкают, еще не видят, но кожей уже чувствуешь свет солнца, свежее и живое дыхание ветра касается лица, в нос ударяет соленый и радостный запах моря.

Под ногами сочная зеленая трава, кто бы мог подумать, что столько радости вызывает обычная луговая поросль. Нет больше мертвой пустоши, перед глазами — его мир, степи, леса, моря! Отсюда и начнет новую жизнь. Все что было, осталось за плечами, он совсем иной человек, в руках судьбоносный меч, вены вздувает могучая сила — а значит, с его желаниями и волей придется считаться. Судьба и небеса любят сильных, а удача — подготовленных. Он начнет свою жизнь снова — и теперь никаких правил!

©2011, Киев