Идущие

Тогда

Изабеллу никто не забыл.

Лейланд Хьюрдин стоял в своем дворе на окраине города и смотрел на север, в сторону плоских холмов, разделяющих восточный и западный гребень каньона. С тех пор как замуровали Изабеллу, прошло почти двадцать лет, но она по-прежнему отбрасывала заметную тень на жизнь города. Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь из стариков не вспомнил о том или ином ее злодеянии или кто-нибудь из детей не принялся пугать сверстников возможностью ее возвращения. И никто не мог спокойно пройти мимо заброшенного дома, где когда-то жили они с Уильямом.

Где-то там, наверху, находилась замурованная пещера; Лейланд точно не знал места ее расположения, но, как и все остальные в городе, знал скалу, в которой она находится, и в тех редких случаях, когда приходилось проезжать в том районе, всегда пришпоривал лошадь, норовя побыстрее миновать недоброе место.

Его отец, Гровер, был одним из первопоселенцев Волчьего Каньона и единственным галантерейщиком, которого знал город. Лейланд несколько лет назад подхватил семейный бизнес, и хотя отец был еще жив и даже еще был в состоянии по особым случаям делать шляпы своим старым друзьям, дело он целиком и полностью передал в руки сыну.

Шляпы и Изабелла.

Две темы, на которые мог разговаривать старый Гровер.

Времена изменились. Почти никто в городе больше не пользовался магией; люди хранили свои силы в тайне. Никакого официального решения по этому поводу никогда не принималось, но все негласно согласились как бы отказаться от своего прошлого, сделать вид, что они – самые обыкновенные жители самого обыкновенного поселения, в котором никогда не происходило ничего необычного.

Это тоже произошло из-за Изабеллы.

Как неоднократно рассказывал отец, эта женщина погубила рай, который они решили строить совместными усилиями. «Я был одним из первых, кто увидел старину Джеба Фримэна, из которого она высосала жизнь, и этого зрелища я никогда не забуду, – повторял Гровер с тех пор, как Лей-ланд себя помнил. – Джеб был очень сильным человеком, и того, кто мог сотворить с ним такое, оставить от него лишь пустую оболочку, действительно следовало очень опасаться. Нам не нравилась Изабелла, никому из нас, но после этого мы стали ее бояться. Ей все еще удавалось пудрить мозги Уильяму, а кое-то даже перешел на ее сторону. Но я – никогда. Я знал, кто она есть».

Далее начиналась литания грехов, которую отец никогда не уставал перечислять, и Лейланд вырос со страхом перед Изабеллой и ее очевидно непреодолимыми силами. Теперь у него рос свой сын, Роберт, и его отец хотел внушить ребенку, вбить ему в сознание с младых ногтей такой же страх перед местью Изабеллы, с которым жил сам.

– Почему мы до сих пор не уехали? – начал он спрашивать, как только научился думать самостоятельно. – Зачем мы тут сидим? Другие уехали. Почему нам нельзя?

– Потому что это наш дом, – всегда яростно отвечал его отец. – Мы отвоевали этот дом у дикой природы, и я не намерен позволить какому-то монструизгнать нас отсюда.

Ходили слухи, что кое-кто ее видел – глухой ночью в каньоне возникали видения, от которых лошади в ужасе бросались в бегство, а даже самые крутые фермеры цепенели в пароксизме страха. Все знали, где находится пещера, и специально старались избегать этого места. Оно находилось в самой широкой части каньона, где между стенами было несколько миль, и хотя путь получался длиннее, люди предпочитали ездить другой стороной болота, ближе к западным холмам, чем пользоваться старой тропой мимо замурованной пещеры.

Лейланд отошел от изгороди, поглядел на подсолнечники Хэтти, только-только начинающие поднимать головки к своему небесному тезке после того, как несколько первых недель существования упорно смотрели в землю. Завтра ему предстояло отправиться за материалами в Рэндолл – сотни миль сурового пути, проходящего по самым разнообразным территориям, далеко не все из которых благоприятные. Но на самом деле единственная часть, которая всерьез его беспокоила, – это путь по каньону.

Путь мимо пещеры Изабеллы.

Это было глупо и по-детски, но у него до сих пор сохранилось чувство, что она поджидает его там, следит за ним, что она каким-то образом может видеть сквозь камни и землю, накрывающие пещеру, мимо которой предстояло проехать – даже притом, что новая тропа проходила в нескольких милях от нее. Казалось, что существует какая-то линия поперек всей ширины каньона, и она знает, когда кто-либо пересекает ее.

Прошлой ночью ему приснился сон, будто он едет по дороге в Рэндолл, и его лошадь обо что-то спотыкается, и это оказывается головой Изабеллы. Волосы грязные, в паутине, кожа сгнила, глаз нет, но кровавый рот сохранился великолепно. Голова взлетает в воздух и начинает пронзительно верещать.

Хотя он и был склонен приписать этот сон влиянию отца, после такого сна Лейланд все равно испытывал некую дрожь при мысли о необходимости пересечь проклятое место.

Он вошел в дом и крикнул Хэтти, которая возилась в кухне, что идет к Сэмюэлу – навестить его и выкурить трубочку.

– Скоро будет ужин! – крикнула в ответ Хэтти.

– Вернусь через двадцать минут. – Лейланд поглядел на карманные часы и направился к двери. Жена еще что-то сказала в спину, но он не расслышал, да и не придал значения. Даже если и задержится, ужин будет его ждать.

Кое в чем магия очень даже была кстати.

Сэмюэл Хокс сидел на крыльце, курил трубку и наблюдал за медленно садящимся солнцем, которое через несколько минут должно было опуститься ниже кромки облаков, а потом скрыться за гребнем каньона. Кивком головы он пригласил Лейланда устраиваться рядом.

Жена Сэмюэла Морин приглядывала за Джоном, младенцем соседей Энгстремов, которые отправились на рынок, и громкий непрекращающийся плач был слышен даже изнутри дома. Сэмюэл протянул руку за спину и закрыл окно. Лейланд устроился на качелях рядом с креслом-качалкой друга.

– Думал, ты уехал.

– Завтра.

– Когда назад? Через неделю?

– Примерно. – Лейланд достал свою трубку, набил ее табаком и закурил. – Приглядишь пока за Хэтти и Робертом?

– За Хэтти приглядывать не нужно, – хмыкнул Сэмюэл. – Эта женщина себя в обиду не даст. – Помолчав, он спросил: – Каким путем поедешь?

– В Рэндолл? Туда только один путь.

Сэмюэл ничего не сказал, глядя на далекие холмы.

Лейланд прокашлялся.

– Ты там что-то замечал, да? Над пещерой Изабеллы?

Сэмюэл медленно кивнул, не прерывая молчания. Потом затянулся и выпустил клуб дыма.

– Знаешь, ничего особенного. Ни призрака, ни привидения. Не помню, что я тебе говорил раньше, но я скорее это почувствовал,нежели видел.

– Мне казалось, ты говорил, что что-то видел.

– Видел, видел. Это было далеко не самое страшное, если можно так выразиться. Перепугало меня до мозга костей не то, что я видел, а что почувствовал.

– Так что ты увидел? Повтори.

Сэмюэл молча курил, и Лейланд уже было решил, что друг не намерен распространяться на эту тему, но тот наконец снова открыл рот.

– Я собирался поехать на рыбалку вверх по реке, за рощей сикомор. Дело было весной, еще не стемнело, насколько я помню, хотя было облачно. – Очередная затяжка и клуб дыма. – И в районе болота у меня начались видения. Может, что-то случилось с мозгами, но мне показалось, что слышу голоса, и я на секунду остановился. – Он покачал головой.

– И что?

– Я почувствовал, как она на меня смотрит. Полный бред, конечно, но какое-то время мне казалось, что она смотрит сквозьменя. Все стало как-то ярче. Или темнее. Короче, иначе. Было четкое ощущение, что я смотрю чьими-то чужими глазами, хотя уже понял, что это онасмотрит моимиглазами. Потом снова почувствовал ее взгляд уже на себе, и куда бы я ни повернулся – отовсюду на меня смотрели глаза. Они пряталась в болоте, в траве, на скалах. Должен сказать, я здорово струхнул.

А потом увидел это – над стенкой каньона, рядом со старой каменной осыпью, которая, видимо, прикрывает вход в ее пещеру.

– Что?

– Тень. Но такой тени я не видел никогда в жизни. Она была в человеческом облике, можно даже сказать – женском, только двигалась как-то неправильно. Она словно извивалась внутри себя, а не шла, как человек. Никогда не видел такой мерзости. Потом она, так же извиваясь, двинулась ко мне, и тут я дал деру. С тех пор на рыбалку я не ходил. И вообще в той части каньона больше не был. – Поглядев многозначительно на Лейланда, он добавил: – На твоем месте я бы тоже держался оттуда подальше.

– У меня нет выбора. Мои материалы – в Рэндолле, и до тех пор, пока к Волчьему Каньону не проложат железнодорожный путь, придется возить их на себе.

Оба замолчали, попыхивая трубками и глядя на медленно темнеющие небеса.

– Есть и другой путь в Рэндолл, – сказал Сэмюэл. – Если ехать по каньону на юг и выходить на новую дорогу от Рио-Верде. Это, конечно, лишний день пути, но, поверь мне, оно того стоит.

Лейланд не ответил.

– Оно того стоит.

Возвращался Лейланд в еще более смутном расположении духа, чем отправился из дома, хотя, возможно, именно этого он и хотел, именно поэтому прежде всего и решил навестить Сэмюэла.

К его приходу ужин был готов. Он решил скрыть свои чувства ради Роберта, поэтому ел молча, предоставив Хэтти возможность разговаривать с мальчиком и отвечать на его почти бесконечные вопросы. Единственным, с кем следовало бы обсудить это, был отец, но он заранее знал все, что может сказать Гровер, и, несмотря на душевное спокойствие, которое мог бы принести этот разговор, Лейланд решил, что старика лучше не беспокоить. Он поговорит с отцом, когда вернется из Рэндолла.

Есливернется из Рэндолл.

Ну это уже просто глупости.

На следующий день он выехал рано утром, но не так рано, как первоначально планировал. В преддверии осени дни становились короче, и когда Хэтти встала, чтобы приготовить завтрак, за окном было еще темно. До той части каньона, где находилась пещера Изабеллы, было примерно час пути, но он не хотел рисковать и оказаться там до восхода солнца, поэтому медлил, оттягивал время до того, как над восточной стеной каньона уже вовсю заголубело небо.

На пути туда проблем не возникло. Несмотря на все опасения, он проехал почти всю самую страшную часть каньона, полностью погруженный в размышления о своих галантерейных делах, и к тому моменту, когда сообразил, что на противоположной стороне болота где-то скрывается Изабелла, оказалось, что он уже миновал линию ее пещеры.

Пришпорив лошадь, он помчался вперед – до тех пор, пока эта часть каньона не скрылась за изгибом ландшафта.

Остальной путь оказался совершенно ничем не примечательным. День и ночь в Рэндолле прошли успешно, он легко нашел все необходимое.

Однако со временем на обратный путь он просчитался. Еще не добравшись до горловины каньона, он уже понял, что в районе болота на линии запечатанной гробницы он окажется в темноте. Мелькнула мысль остановиться, разбить лагерь и продолжить путь утром, но Хэтти и Роберт ждут его сегодня, и ему не хотелось их волновать. Вдобавок он отошел от дел на шесть суток, и пропускать лишний день было крайне нежелательно. Работа есть работа.

А кроме того, он ехал по противоположной стороне каньона – как и на пути из дома.

Лейланд, поскольку рос в послеизабелловские времена, никогда специально не учился магическим искусствам, тем не менее инстинктивно накинул на себя защитное заклинание, которое, пусть и не будучи совершенным, могло обеспечить некоторую безопасность в пути.

У него была собой керосиновая лампа, но в изобилующей пещерами средней, самой широкой части каньона она могла осветить небольшой участок тропы непосредственно под ногами, отчего окружающее пространство погружалось в еще больший мрак. Хотелось приписать охвативший уже страх игре воображения, но лошадь тоже вела себя беспокойно, а по мере продвижения далее во мрак, в резко холодающую ночь, становилось все труднее даже делать вид, что ничего неординарного не происходит.

Он вспомнил про Сэмюэла Хокса.

Я скорее это почувствовал.

Лейланд тоже это почувствовал, и хотя уже сообразил, что никогда не сможет описать это состояние, вполне понял, что имел в виду друг. Ибо ужас, охвативший его, казалось, пронизывает его до костей. Ничего более кошмарного ему не приходилось переживать ни разу в жизни. Само ощущение воздуха, приводимого в движение небольшим ветром, было каким-то неестественным. Нападению подверглись все его чувства. Во мраке он видел фигуры, слышал мягкие звуки, каких здесь не должно быть, воспринимал неприятные, совершенно незнакомые запахи, во рту появился густой могильный привкус.

А потом появилась она.

Ее пещера находилась в нескольких милях, у восточных холмов, но стало каким-то образом ясно, что ее владениями является вся полоса, пересекающая каньон поперек, и она возникла перед ним, когда он пытался пересечь ее на пути к дому.

Сначала это был свет – не зеленоватый, каким светятся большинство духов, но красный, похожий на кровь. Он начал спускаться над болотной травой и зарослями рогоза и медленно сгущаться, превращаясь в фигуру, почти человеческую по очертаниям, но не совсем. Он хлестнул лошадь, заорал на нее, пытаясь заставить ее двинуться вперед, но животное отказывалось подчиняться, словно его приковало к земле какое-то заклятие. Красная фигура поплыла к нему, завывая самым жутким образом. Каким-то образом этот вой преобразовывался в сознании в яркие картины:

– Мертвая, расчлененная Хэтти, лежащая среди вывернутого содержимого отхожего места.

– Голый Роберт, лежащий в песке с раздвинутыми ногами; его колени и почва под ним залиты кровью, а его гениталии пожирает голова Гровера, без туловища, но на лапах енота.

Собственная голова призрака отделилась от бесплотной фигуры и постепенно стала чернеть. Ему казалось, что не может быть ничего темнее ночного каньона, однако голова оказалась именно такой, причем, несмотря на полнейший мрак, можно было разглядеть все ее пугающие черты. Он мог различить лицо прекрасной женщины в обрамлении длинных вьющихся волос – самое совершенное лицо, которое ему приходилось когда-либо видеть.

И самое злое.

Смех, сорвавшийся с черных до неразличимости губ, прозвучал как звон колокольчиков.

Лейланд спрыгнул с лошади и бросился бежать. Если коняга настолько глупа, чтобы оставаться, – это ее дело, но он лично не собирался жертвовать собственной жизнью из-за остолбеневшего животного.

Он бежал по тропе в направлении города, зажав в руке керосиновую лампу. Все товары остались в седельных сумках. Он слышал вой, но изо всех сил орал сам, стараясь заглушить этот звук и выбросить из головы страшные образы. Краем глаза он увидел, как черная голова и красное туловище воссоединились.

Никогда в жизни он не бегал так быстро. Он ждал, что в любой момент может быть схвачен сзади или даже подброшен в воздух. Однако ничего такого не произошло, и к тому времени, когда он уже совсем не мог дышать и вынужден был, хрипя и кашляя, остановиться под раскидистым паловерде, ни впереди, ни сзади не было ничего необычного. Даже лампа, казалось, стала освещать больший участок земли, и ночь уже стала не такой черной и не такой холодной, как это было на болоте.

Он постоял некоторое время, оглядываясь по сторонам и надеясь, что сейчас из мрака выйдет и лошадь, но никаких признаков животного не появилось, и он понял, что лошади суждено было стать жертвой.

После этого со всей скоростью, какую позволяли сорванные легкие и болящие мышцы, он пошел в город. С меня хватит, думал Лейланд. Пускай он сын своего отца, но не сам отец, и – дом или не дом, но как только он вернется в город, вернется к Хэтти и Роберту, они соберут вещи и на рассвете уедут из Волчьего Каньона к чертовой матери – как можно быстрее и как можно дальше.

Навсегда.

Он больше не желает видеть это место.