И увидел остальное

5

Радий Петрович шевельнулся в кресле и, еще окончательно не очнувшись от забытья, понял, что перегрузка кололась и автомат включил искусственную тяжесть. И еще каким-то особым командирским чутьем он догадался, что все на корабле в порядке.

Приборы работали.

Рядом с красной программной кривой на мнемосхеме появилась золотистая фактическая. Они шли рядом, переплетаясь.

Да не приснилось ли ему то, что было? Нет, не приснилось: кривая истинного курса шла не от старта. Она появилась недавно. Возмущение Ю-поля «отпустило» приборы, включились система ориентации, и теперь командир знал свое место в Пространстве. Все в порядке.

Он посмотрел на молодых. Они спали.

Радий Петрович привык смотреть на молодых людей с точки зрения их пригодности к космоплаванию. Судил придирчиво, в характеристиках был сдержан. Полагал, что нажимать кнопки, побуждая автоматы к действию, сумеет каждый. Потому и ценил превыше всего в молодых космонавтах спокойствие, собранность и — в глубине души — физическую силу и стать.

Эти двое там, на Луне, не очень ему понравились. Внешность у Новикова, верно, была неплоха; однако, парень показался ему излишне бойким и несколько дерзостным в разговоре. Заостровцев тоже был не хлипок сложением, но выглядел пришибленным, неуклюжим. Меньше всего нравились командиру его растерянные глаза. Теперь, после того, что случилось, он смотрел на них по-другому. На своем межпланетном веку Радию Петровичу доводилось видеть немало всякой невидальщины. Никогда не забыть ему ревущих призраков Нептуна; там, в пустоте, где никакого звука быть не может, от этого раздирающего рева сдавали нервы у самых закаленных разведчиков космоса. Помнил он дикую гонку: корабль уходил от неожиданного потока сверхбыстрых метеоритов на таком режиме, когда отражатели не справлялись с потоком фотонов и аннигиляция вот-вот могла прорвать защиту и превратить корабль с его экипажем в свет. Помнил нападение металлоядных бактерий на корабль у берегов свинцового озера в Стране Персефоны на Меркурии. Да мало ли что могло приключиться за полтора десятка лет с человеком в космосе!

Но чтобы человек без приборов сориентировался в Пространстве — такого не было. Такого не могло быть.

Радий Петрович подошел к спящему Заостровцеву, всмотрелся в его лицо. Обыкновенное лицо — худощавое, небритое, россыпь веснушек вокруг носа. Что за непонятная, нечеловеческая сила в этом неуклюжем парне? Он перевел взгляд на Новикова. Крутой лоб, четкий рисунок подбородка — с виду этому больше пристало бы… что?

Способность творить чудеса?

Разбудить их, расспросить толком… Странная, непривычная робость овладела командиром.

Радий Петрович провел ладонью по щеке, затем, повинуясь мгновенному импульсу, прошел в туалетную и уткнул лицо в эластичную подкову биовибратора. Бритье-массаж освежили его. Он вернулся к пульту и услышал хорошо знакомое трезвучие радиовызова и вслед за ним низкий неспокойный голос женщины: «Танкер „Апшерон“! Танкер „Апшерон“! Здесь — ССМП. Почему не отвечаете Луне-два? Луна-два вас не слышит. Танкер „Апшерон“!..»

Вот как, дело уже дошло до Службы Состояния Межпланетного Пространства! Видно, связисты Луны отчаялись отыскать их, забили тревогу, и теперь за дело взялась самая мощная радиостанция Земли. Командир включил сигнал ответа, быстро заговорил:

— Земля, здесь — «Апшерон», вас слышу!

Теперь — ждать. Ждать, пока эти слова дойдут до далекой Земли. И он напряженно ждал, не сводя глаз с желтой решетки динамика.

Наконец обрадованно зазвенел женский голос:

— Слышу! Командир Шевелев, вас слышу! Сообщите состояние экипажа!

Радий Петрович откашлялся. Надо покороче, не стоит пока вдаваться в подробности.

— Корабль и экипаж в порядке, — сказал он. — Контейнеры взять не удалось. Энерговспышка Красного Пятна…

И тут произошло нечто невообразимо-недопустимое.

Командира толкнули в плечо. Бортинженер Заостровцев. неожиданно проснувшись, отжал командира от микрофонной сетки и закричал в нее:

— Тося, это ты? Тося, ты меня слышись?

Командир оторопело уставился на Володю. Случай был настолько дикий, что он просто не знал, как реагировать.

Из динамика посыпалась радостная скороговорка:

— Ой, Володя, я так беспокоилась, прямо не могу! Почему ты не… Ты меня слышишь, Володя?

Вот-вот состоялся бы обычный идиотский разговор, когда дают считанные минуты связи, а их тратят на выяснение вопроса — кто кого как слышит. Но идиотский разговор не состоялся. На далекой Земле Тося услышала голос командира Шевелева:

— На место, Заостровцев! — И после короткой паузы: — Повторяю: непредвиденная энерговспышка уничтожила контейнерный поезд. Был вынужден стартовать до срока. Сообщите Луне — задержать отправку очередного танкера.

Снова потекли минуты напряженного ожидания.

— Вас поняла, — ответила Тося. И неофициальным тоном добавила: — Радий Петрович, что все-таки случилось? Тут очень волнуются…

«Что все-таки случилось, — подумал командир. — Хотел бы я знать, что все-таки случилось…» Он сказал:

— Корабль длительное время находился в сложных условиях… в условиях отсутствия ориентации. Подробнее сейчас не могу.

Радий Петрович выключился. Он посмотрел на бортинженера взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.

— Вы, Заостровцев, — начал он тоном, соответствующим взгляду. И вдруг, неожиданно для самого себя, закончил: — Вы, кажется, о чем-то хотели поговорить с оператором ССМП? — И повернулся в кресле, уступая место Володе.

Теперь, когда «Апшерон», ведомый автопеленгатором, шел по нормальной трассе, молчание стало невыносимым.

Командир молчал, потому что не знал, как начать разговор об этом, говорить же о другом было просто невозможно.

Новиков молчал… кто его знает, почему молчал Новиков? Он щелкал клавишами, задавая вычислителю ненужные задачи.

Откинул зачем-то крышку блока программирования и разглядывал пестрые потроха. Он был необычно суетлив и явно не находил себе занятия.

Володя Заостровцев молчал, потому что в человеческом словаре не было слов, которые могли бы выразить то, что с ним произошло. Но в то же время он понимал, что от него ждут каких-то объяснений. Он перебирал в памяти события последних недель, но сцепить одно с другим ему не удавалось. Сплошная стохастика… Пестрая вереница обрывочных картин, и среди них тьфу, пропасть! — ярче всего — лунные псы Диана и Спутник, прыгающие вокруг Резницкого. И еще, как бы со стороны, он видел самого себя на зеленой тропинке — той тропинке, где он беспомощно топтался, не в силах перешагнуть… что перешагнуть?..

«Положение хуже собачьего, — подумал он с отвращением: — та понимает, только сказать не может. А я — ни понять, ни сказать…»

Новиков ожесточенно поскреб затылок и прервал затянувшееся молчание:

— Я знал одного парня — он помнил наизусть первые пять листов девятизначной таблицы логарифмов.

— К чему вы это? — сказал командир и, не дожидаясь ответа, обратился к Володе: — Как вы сориентировались, Заостровцев?

Володя ответил не сразу. Он медленно шевелил пальцами, и Радий Петрович с интересом смотрел на эти пальцы, будто ожидая от них чего-то.

— Ну вот, — неуверенно начал Володя. — Знаете, бывает, что идешь в темноте… — и вдруг чувствуешь, что впереди, очень близко, стена… Что-то срабатывает внутри — и останавливаешься…

— За исключением тех случаев, когда расшибаешь лоб, — вставил Новиков.

Командир махнул на него рукой.

— Дальше, Заостровцев, — попросил он.

— Стены… — Володя говорил словно в полусне. — Только не прямые… и движутся… Давят… душат… А я ищу, где проход. Сам не знаю как…

— Ну и ну, — сказал командир. — Если бы лично не видел — ни за что бы не поверил. Откуда у вас такое… нечеловеческое чутье?

— Действительно, — сказал Новиков. — Вроде рыбы в электрическом поле. Или птицы в магнитном.

Володя испуганно уставился на него:

— Ты… на самом деле думаешь, что у меня развилось это… рыбье или птичье?

Новиков пожал плечами.