Сергей Калабухин И течёт твоя душа в мою…

«Именно плоть всегда губит душу».

В. Гюго «Собор Парижской Богоматери»

«Ну что ж, Лев Абалкин, теперь я о тебе кое-что знаю».

А. и Б. Стругацкие «Жук в муравейнике»

(В. Гюго «Собор Парижской Богоматери»)

— Привет, Младший! Всё играешь в колыбельке? А я за тобой, пора.

— Привет, Старший. Играю, конечно, почему бы и нет? А ты приглядись повнимательнее, с кем.

— Это еще что за новости? Неужто, Младенец? Откуда? А грязи-то сколько!

— Вот из этой оставшейся после нас с тобой грязи! Подчищать за собой надо!

— Кто ж его личинки-носители?

— Да вот они, гляди. Взаимодействие наших неожиданно породило новый вид, довольно любопытный, надо сказать, и очень быстро развивающийся. Младенец растет с невероятной скоростью. Я еще не все связи порвал, а он того и гляди меня догонит.

— Ну-ка, ну-ка, покажи…

* * *

— Назови своё имя, демон!

— Зачем? Ты не знаешь, кого вызвал?

— Я приказываю тебе назвать своё истинное имя!

— А то что? Отправишь меня в ад? Кстати, ты сам-то кто?

— Не выходи из пентаграммы!

— Почему, собственно? Ты, если хочешь, можешь торчать в своем дурацком пентакле, а мне удобнее беседовать сидя в кресле. Ну и обстановочка у тебя, герметик! Ну к чему тебе все эти скелеты животных, подвешенные к потолку? В твоей тёмной келье и так достаточно мрачно. А человечьи и лошадиные черепа, лежащие на этой груде манускриптов? Для чего они тебе? И неужели вся эта грязь, пыль и паутина столь необходимы для магии? А навонял-то!

— Это от тебя несёт серой, адское отродье! Я, архидьякон Собора Парижской Богоматери Клод Фролло, приказываю тебе, демон, немедленно вернуться в пентаграмму и назвать своё истинное имя.

— Ну, давай, посмотрим, что там за имя написано в моей печати? Ахамиэль. А у тебя губа не дура! И что тебе надо от демона Ахамиэля?

— Сначала я хочу убедиться, что Ахамиэль — это ты.

— А то кто же? Кого звал — того и получил. Чёрт побери, почему вы, герметики, наделяете демонов столь гнусной внешностью и запахом? Думаешь, удобно сидеть в кресле на хвосте? А рога? В следующий раз надели меня более приличным телом.

— В следующий раз? Другим телом? О чём ты?

— Не строй из себя идиота, архидьякон. У тебя хватило ума вытащить меня сюда. Неужто до сих пор не понял?

— Не смей меня оскорблять, демон! Я уже в шестнадцать лет мог померяться в теологии мистической с любым отцом церкви, в теологии канонической — с любым из членов Собора Парижской Богоматери, а в теологии схоластической — с доктором Сорбонны. Покончив с богословием, я изучил церковные положения, затем — медицину и свободные искусства. Я знаю латынь, греческий и древнееврейский. Я закончил все эти четыре факультета в восемнадцать лет! Наука всегда была целью моей жизни. Но она не смогла дать ответ на все мои вопросы, и я изучил герметические книги.

Я вызвал тебя, чтобы получить ответы. Ты обязан мне подчиняться, раз явился на мой зов! Что я сделал не так? Или ты — не Ахамиэль? Почему у меня нет власти над тобой?

— Успокойся, Фролло, всё ты сделал правильно. Вот тебе первый ответ: в мире существует только один демон — Я. Вот имен вы, люди, надавали мне много, всех и не упомню. Поэтому, кого бы ты не вызывал, приду я. И выглядеть буду так, как ты меня воображаешь. И никакой власти надо мной у тебя нет, да и откуда ей взяться? Все ваши ритуалы и заклинания — просто средство, доставляющее ваш зов мне, не более. Представь, сколько людей желают встречи со мной. Человек, успешно выдержавший ритуал вызова, должен иметь определенный запас знаний и важную цель. Сколько суток ты твердил заклинания, семь? Не каждый выдержит подобное. Вот тебе и ещё одна функция ритуалов: отбор наиболее грамотных, любознательных и упорных, своего рода научной элиты. Так что у тебя за проблема?

— Теперь уж и не знаю, что сказать, Ахамиэль. Буду звать тебя этим именем, раз истинное мне не доступно. Я думал просто приказать тебе выполнить моё желание, но раз ты, как оказалось, мне не подвластен, возникло некое затруднение.

— Ты имеешь ввиду плату за услугу, Фролло?

— Да, демон. Я знаю, что нужно твоему господину.

— У меня нет господина, архидьякон. Дьявол, Сатана — это всё мои имена. Я же тебе уже говорил: нет ни ангелов, ни демонов. Я один. И тебе нечего мне предложить — твоя душа и так моя.

— Я не верю тебе, Ахамиэль. Да, я согрешил, занявшись магией. Но есть, ведь, и раскаяние. Господь милостив.

— Господь?! Ха-ха-ха! Какой господь? Ты не слушаешь меня, человек. НЕТ НИКОГО, КРОМЕ МЕНЯ. Тебя ведь и это интересовало, архидьякон?

— Не может быть! Есть свет и тьма, добро и зло, есть ты — значит, должен быть и ОН. А душа? А рай и ад? Их тоже нет?

— Хитер, архидьякон! Хочешь получить ответы бесплатно. Знаешь, сколько умников пыталось поймать меня на подобный приём? Ну, да ладно, я отвечу. Оставь свою душонку себе: она пока мне без надобности. Почему? Поймёшь сам, позднее. Так вот, архидьякон, есть рай и ад, есть душа, есть я, а ЕГО, в вашем понимании, нет. Молись — не молись, кайся — не кайся, не бывать твоей душе в раю. Она уже в аду. Была и есть, ибо ад находится здесь, на земле. После смерти человека его душа, не прошедшая через Чистилище в рай, возвращается назад, возрождается в каком-нибудь младенце, лишенная памяти о прошлом, и начинает всё с нуля.

— Не сходится, Ахамиэль. Если молитвы и покаяние ничего не значат, если ЕГО нет, то кто же попадает в рай? Кто решает в Чистилище и по каким критериям ведёт отбор?

— Ты не задал главный вопрос, Фролло. Потому вряд ли тебе помогут мои ответы. Потому У ТЕБЯ и не сходится. Ты прав: есть свет и тьма, знание и невежество, разум и дикость. Есть добро и зло, хотя эти понятия не всегда совпадают с тем, что вы, люди, в них вкладываете. Главная тайна бытия, Фролло, это то, что человек обладает лишь частичкой души. Именно в этом и состоит суть любви: частички души, рассеянные по разным людям желают воссоединиться. Человек всю жизнь ищет свою «половинку». Когда такие «половинки» встречаются, возникает то, что вы называете любовью с первого взгляда. Отсюда и необъяснимая тяга одного человека к другому. И антипатия, кстати, тоже. Когда двое соединяются, соединяются и их души, свет и тьма которых начинают взаимодействовать, как жидкости в соединяющихся сосудах. Они могут смешаться, свет одной может заглушить тьму другой, и наоборот. А могут и не вступить во взаимодействие — удел браков без любви, по расчёту или необходимости. После смерти тела — носителя душа попадает в Чистилище. Если светлая её часть превышает определённый предел, душа попадает в рай. Если нет — возвращается на землю. Редкому одиночке удаётся в достаточной мере развить у себя светлую часть и подавить тёмную. В паре легче, хоть и появляются свои трудности. Любовь — вот средство! Ты, архидьякон, лишил себя этого средства. Я вижу черноту твоей души. Рая тебе не видать!

— Врёшь, демон, я знаю, что такое любовь. Летом 1466 года чума унесла моих родителей. У меня, осиротевшего в 19 лет, на руках остался брат — в ту пору грудной ребёнок. Я заменил ему отца и мать и очень полюбил. Сейчас Жеану уже шестнадцать лет, и все эти годы не было дня, когда бы я забыл о нём. Я знаю, что такое любовь!

— Нет, Фролло, ты о кровной, семейной привязанности. Как знать, чья частичка души горит в твоём брате? Ваши родители, конечно, передали вам небольшие частички своих душ, но эти частички сравнительно невелики. Братская любовь не бесплодна, конечно, но… не то! Твоя душа, Фролло, должна найти свою половинку.

— Как же быть, Ахамиэль? Ты можешь мне помочь? Боже, я глупею на глазах: зачем бы ты иначе стал тратить время на беседу со мной? Но зачем тебе это? Что тебе от меня нужно?

— Ты, архидьякон, далеко не первый и вряд ли последний, кому я открываю глаза на суть бытия. Однако пока не было случая, чтобы моя помощь изменила судьбу человека. Но мне интересно наблюдать сам процесс. Как вы барахтаетесь в погоне за призом. Я выполню твоё желание, архидьякон. Ты полюбишь. Более того, ты встретишь свою половинку.

* * *

— Смотри, что ты сделал со мной, дьявольское отродье! — Архидьякон Собора Парижской Богоматери Клод Фролло в ярости швырнул в появившуюся в пентаграмме фигуру кинжал.

Демон небрежно отмахнулся хвостом, и клинок со звоном отлетел под заросший пылью и паутиной очаг.

— На нём кровь! Я убил этого мерзавца, этого наглого, похотливого козла, у которого ума меньше, чем у козочки Эсмеральды! Ты обманул меня. Как я мог поверить Дьяволу? Ты окончательно погубил мою душу!

— Я? Нет уж, архидьякон, за свои поступки отвечай сам. — Демон спокойно смахнул с кресла несколько манускриптов и постарался устроиться в нём с максимальными удобствами. — Какого чёрта ты опять засунул меня в эту оболочку, Фролло? И о каком обмане ты вопишь?

— Ты обещал мне любовь.

— Разве ты не влюблён?

— В цыганку, пляшущую на площадях!

— Я не обещал тебе королеву Франции.

— Издеваешься? Ты говорил, что я встречу свою половинку, а Эсмеральда влюблена в этого негодяя, которого я убил, в капитана Феба де Шатопера!

— А разве я обещал тебе ВЗАИМНУЮ любовь, Фролло?

— Дьявол!

— Ну, хватит истерик! Возьми себя в руки. Я предупреждал тебя: моя помощь пока никому не пошла впрок. Вот и ты, хваставшийся прошлый раз своей учёностью, не дал себе труда осмыслить то, что я открыл тебе. Ты меня упрекаешь в том, что Эсмеральда любит не тебя, а капитана Феба де Шатопера. А когда она влюбилась в него? А откуда в ТЕБЕ возникла любовь? Почему капитан де Шатопер сначала предпочёл нищую цыганку красавицам-аристократкам, а потом, вдруг, стал в ней видеть только потаскушку? С чего ты взял, что душа разделена ровно пополам? Ты уже знаешь закон, что если гдето чтото прибыло, то столько же этого чтото где то в ином месте убыло?

— Подожди, Ахамиэль, у меня голова идёт кругом. Ты намекаешь, между мной и капитаном де Шатопером существовало родство душ?

— Разумеется! Как бы иначе я смог у ЖИВЫХ пока людей скорректировать содержимое сосудов? Ты получил кусок души капитана де Шатопера, что, естественно, резко ослабило у того тягу к Эсмеральде. Тебе нужно было немного подождать, пока цыганка поймёт, что предмет её влечения изменился. Убив капитана, ты всё разрушил. Слишком недолго часть его души была в тебе. Боюсь, в Чистилище душа капитана обретёт утраченную цельность, и ты лишишься украденной любви.

— Как же быть? Я виноват, признаю. Любовь и ревность лишили меня хладнокровия и разума. Но, ведь, в твоей власти всё исправить? Я знаю, вернее догадываюсь. Христос умер на кресте, и через три дня ожил. Если ЕГО нет, то это чудо твоих рук дело! Пусть этот проклятый капитан живёт, всё равно я больше не допущу его встречи с Эсмеральдой.

— Да, Иисус из Назарета был немного моложе тебя, когда вызвал меня. Он был умён не по годам. Ему не пришлось тратить годы на изучение тех языков и наук, что тебе, зато каббалу он изучил досконально. Он, в отличии от тебя, задал мне главный вопрос, но не понял мой ответ. Иисус потребовал, чтобы я наделил его способностью узнавать своих душевных партнёров и забирать у них светлые части души без необходимости телесного контакта — только по его желанию. Этот каббалист так жаждал попасть в рай, что стал просто душевным вампиром. Он только брал, ничего не давая взамен. Люди шли за ним, не желая расставаться с частичками своей души, толком не понимая, почему ради этого чужого им человека они бросили всё, чем он их привязал к себе. Родственников Иисус отринул сразу — в отличии от тебя он мгновенно понял расклад душ. То малое, что было в его братьях и сёстрах, он взял в первый же день. И стал чужим для всех родных, кроме матери. Материнская любовь — это отдельная тема. Чем больше чужих частичек души собирал Иисус, тем сильнее и непреодолимее становился его душевный магнетизм и влияние на душевно им обездоленных людей. Когда Иисус решил, что награбил достаточно, то решил избавиться от тела-носителя. Самоубийство перечеркнуло бы все его усилия — это было моё условие сделки. Ты знаешь, на какие ухищрения пришлось пойти Иисусу, чтобы умереть. Но он не выдержал мук распятия и одна из жертв его душевного вампиризма, римский солдат, выполняя желание корчившегося на кресте, ткнул несчастному копьём в сердце. Я расценил это как нарушение договора. Да, Фролло, Иисус из Назарета воскрес. Он не попал в рай. Он даже не попал в Чистилище. Этот величайший в истории вампир чужих душ стал тем самым бессмертным жидом, Агасфером. Высосав из людей столько света, Иисус тем самым резко увеличил в мире количество тьмы. Поэтому, его вчерашние почитатели отрекались от него и столь яростно требовали у Пилата казни своего бывшего кумира. Отсюда и поношения и издевательства, которым подвергла Иисуса толпа по дороге на Голгофу. После казни и воскрешения вся эта лишняя тьма саккумулировалась в Агасфере. Теперь этот несчастный бредёт по земле, постепенно избавляясь от мрака. Там, где он останавливается надолго, возникают эпидемии и войны. Шестнадцать лет назад он посетил Париж.

— А что с ним будет потом, когда мрак его души истощится?

— Тогда он понесёт украденный свет, конечно! Поспешив в рай, Иисус из Назарета сам значительно удлинил своей душе путь. Я же говорил, моя помощь ещё никому не пошла впрок.

— Иисус спешил в рай. А что есть рай, Ахамиэль?

— Наконец-то ты задал этот вопрос, архидьякон. Рай — это соты, куда пчёлы-люди несут нектар своих душ. После Чистилища светлые частички ваших душ сливаются в одно целое, образуя мёд мирового разума. Ты видел муравейник, Фролло? Это остатки носителей первого Высшего Разума, уже покинувшего Землю и отправившегося в космос для встреч и слияний с иными Разумами. А муравейники остались бледными образчиками коллективного разума, их функции развития и совершенствования остановились, так как некому их востребовать, так сказать, «свыше». Следующий Высший Разум, зародившийся на Земле, использовал уже иных маток-носителей. Они быстрее развивались и каждая особь обладала неизмеримо большим интеллектом по сравнению с насекомыми. Процесс познания мира и взросление Разума происходили быстрее, но была утрачена важная функция коллективизма. Когда второй Высший Разум достаточно сформировался и отделился от маток-носителей, те, в отличии от муравейников, не смогли выжить. И это дало возможность выйти на третий круг. Вам, людям, было бы затруднительно сосуществовать в одном мире с огромными ящерами, драконы по сравнению с которыми просто мелкота. Однако в вас объединились достоинства предыдущих носителей: индивидуальный довольно высокий интеллект и коллективизм. Если предыдущие периоды роста Высшего Разума длились десятки-сотни миллионов лет, то у вас аналогичные результаты достигнуты за сотни тысяч. Но я вижу ты не слушаешь меня. Твоя голова занята иным. Твоя личная дорога в рай с каждой нашей встречей только удлиняется. Может, вернём всё к изначальному? Обещаю, ты забудешь о наших встречах. Вдруг следующая реинкарнация будет для тебя более удачной?

— Нет, Ахамиэль, я не привык отступать перед трудностями. Вот если б ты дал мне способности Христа…

— Исключено, Фролло. Это пройденный этап. И не раз. Он ведёт в тупик. Ты просишь любви для себя, ты её получишь.

* * *

— Вот всё, что я любил! — сквозь гул толпы донеслись до распростёртого на камнях Гревской площади Клода Фролло полные горечи и муки слова Квазимодо. Переломанный в нескольких местах позвоночник избавил архидьякона от боли в разбитом теле, но и лишил возможности повернуть голову, чтобы в последний раз увидеть свою любовь, пусть даже обезображенную виселицей.

— Ахамиэль, ты опять обманул мои ожидания: я жаждал любви Эсмеральды, а ты дал мне любовь Квазимодо! Я отдал свою любовь на виселицу, Квазимодо сбросил меня с Собора. Будь проклят твой рай!..

* * *

— Ты считаешь подобные развлечения интересными, Младший? Ну, да это твоё дело. Что ж, приглядывай пока за Младенцем, его темпы развития действительно поражают. Однако слишком много грязи мы с тобой оставили в колыбельке. Боюсь, задушит она его. Или разрушит саму колыбель.

— Я думаю над этим, Старший. Вот пытаюсь внедрить чистильщиков. Они должны попытаться поглотить часть грязи и дать импульс к усилению в людях опоры на биологические резервы, а не технические устройства. Посмотрю, что из этого выйдет.

* * *

— Стояли звери около двери… — прошептал Абалкин, глядя на воняющий пороховой гарью пистолет в трясущейся руке Сикорски. Кровавая пена запузырилась на губах бывшего прогрессора, заглушив его последние слова: — Ахамиэль, я не смог…


Апрель 1999 г.

Загрузка...