И оживут слова. Часть III

Глава 5

Мы в молчании обошли рыночную площадь, Миролюб вывел нас сначала на широкую улицу, а потом уверенно свернул в один из переулков. Шел он быстро, я даже успела запыхаться, стараясь не отстать. Меня жутко раздражало то, что позади идет Алвар, поэтому я упорно цеплялась взглядом за капюшон на плаще Альгидраса. Тот сбился на одно плечо, и это меня тоже раздражало. Так и хотелось поправить сырую ткань.

Миролюб неожиданно остановился и толкнул дверь в какую-то харчевню. Он вошел первым, за ним шагнул Альгидрас который, впрочем, тут же остановился и придержал дверь, пропуская меня в теплое и пропахшее едой помещение. Сзади отчетливо фыркнул Алвар. Альгидрас сделал вид, что не услышал. Я проскользнула в дверь, попыталась сориентироваться в полумраке зала и почти сразу увидела Миролюба. Тот поманил нас рукой в сторону узкой лестницы, ведущей на второй этаж. Мне совсем не понравился такой поворот, но выхода у меня не было. Пришлось идти за женихом. Я не оборачивалась, но знала, что сзади идет Альгидрас. Ощущала его присутствие всеми разом обострившимися органами чувств.

Миролюб привел нас в просторную комнату. У правой стены уютно потрескивал огонь в камине, а на стоящем посреди комнаты столе горела масляная лампа. Ставни были плотно закрыты. У стола стояли длинные лавки, а в дальнем правом углу комнаты располагалась кровать. Между кроватью и камином находился большой кованый сундук. Вот и вся мебель.

Миролюб прошел мимо камина и скинул плащ прямо на кровать, потом обернулся к нам и указал на лавки у стола. Я развязала шнурок на своем плаще и, оглядевшись, обнаружила справа от камина вбитые в стену гвозди. Повесив плащ на тот гвоздь, что был ближе к теплому боку камина, я задержалась у огня, отогревая озябшие руки, только сейчас осознав, насколько замерзла, пока стояла на продуваемой всеми ветрами рыночной площади.

Краем глаза я увидела, как Альгидрас повесил свой плащ рядом с моим и направился к столу. У Алвара плаща не было, и он, чуть помешкав, подошел сразу к камину. Я сделала шаг в сторону, уступая ему место. Он-то наверное, вообще должен был околеть в своей курточке. В тот миг я напрочь забыла о его особенностях. Впрочем, мне тут же пришлось о них вспомнить. Алвар склонился к камину, провел раскрытой ладонью прямо сквозь пламя, что-то прошептав, тут же выпрямился и отправился к столу. А я смотрела в камин и не верила в то, что только что увидела. Пламя, словно ласковый щенок, потянулось за его рукой, когда он отступил от камина. В голове до сих пор не укладывалось произошедшее. А еще я вспомнила вдруг, как мечтала получить ответы на все свои глупые вопросы. Получила? Радуйся.

Я обернулась к столу и наткнулась на три взгляда. Миролюб смотрел сердито, Альгидрас напряженно, а Алвар – кто бы сомневался – улыбался, и во взгляде его светилось искреннее веселье. И чему радуется, ненормальный? Кстати, а где его воины?

– Когда вы условились о встрече? – негромко спросил Миролюб, и я поежилась, проклиная себя за то, что не села. Стояла теперь как провинившаяся школьница на ковре у директора.

– Мы не уславливались, – честно ответила я.

– Почему ты ушла со двора?

– Потому что я захотела прогуляться, – я начала всерьез злиться.

Ну что за сексистские предрассудки?! Сидят тут готовые меня линчевать. А вот Алвара вообще не трогают!

– Мы не уславливались, княжич. Я был на рынке, беседовал с торговцами с ваших земель, и тут появилась… – Алвар запнулся в том месте, где должно было прозвучать имя, – твоя невеста, – нашелся он.

Миролюб перевел тяжелый взгляд на Алвара, а я наконец отмерла и подошла к столу. Альгидрас сидел рядом с Миролюбом, Алвар – напротив. Я секунду подумала и села с той же стороны, что и Алвар, отодвинувшись от него на приличное расстояние. Мой маневр явно заметили, но никак не прокомментировали.

– Зачем ты увел ее с рынка?

– Поговорить, – пожал плечами Алвар. – Это великая честь – поговорить с невестой самого княжича, к тому же у меня слабость к созерцанию красивых женщин.

Я посмотрела на Альгидраса. Тот сидел, уперев локти в стол, и пристально смотрел на Алвара поверх сцепленных пальцев. И было в этом взгляде столько всего: злость, отчаяние, презрение. Вот только ненависти я не увидела. Альгидрас злился, но что-то не давало ему всерьез ненавидеть Алвара, что бы тот себе ни думал.

– Что тебе нужно здесь на самом деле, чужеземец? – медленно произнес Миролюб. – Сначала мой сын, потом невеста. Ты не боишься, что твоим людям придется везти через моря скорбную весть о твоей безвременной кончине?

Я вздрогнула от того, насколько этот Миролюб был не похож на того, которого я знала. До этого я видела его таким лишь однажды – в день гибели Златана.

– Не стоит пугать меня, княжич. Я не враг тебе. И ты даже во сне не увидишь того, что я могу сделать с твоим княжеством… но не делаю, потому что я не враг, повторяю.

– Ты пугаешь? Меня? – и столько спокойного любопытства было в этом вопросе, что я подумала, что должна сделать все, чтобы никогда не стать врагом Миролюбу. Какое счастье, что он во мне заинтересован!

– Ну что ты, светлый княжич, – учтиво произнес Алвар. – Я просто хочу показать, что я не враг. Мог бы быть им, но не стану!

– О чем вы говорили? – этот вопрос уже относился ко мне, и я приложила усилия, чтобы не вздрогнуть.

– О… об Олеге.

Алвар рядом со мной слегка дернулся, и я не сразу поняла, что случилось, лишь потом заметила, что воздух словно вибрирует, как вчера, при нашей встрече на рынке. Я перевела взгляд на Альгидраса. Тот смотрел на Алвара, не отрываясь, и его глаза горели неприкрытым бешенством. Таким я его прежде не видела.

Миролюб с интересом покосился на Альгидраса, потом на Алвара. Алвар кашлянул и потер грудь, потом с силой втянул воздух, словно ему вдруг стало тяжело дышать, и лишь после этого посмотрел в глаза Альгидрасу.

– Брат Альгар, не делай так больше, прошу тебя.

И он действительно просил. Альгидрас моргнул и сморщил нос, потом опустил голову, уткнувшись лбом в по-прежнему сцепленные кисти. Я ожидала, что он извинится, что бы он там ни сделал, но он не сказал ни слова.

– Мы говорили об Альгаре, – как ни в чем не бывало продолжил Алвар, – и немножко о старых сказаниях. Твоя невеста очень любит сказания, княжич. Я пообещал прислать ей чудную книгу на вашем языке, когда доберусь до дома.

Некоторое время в комнате были слышны лишь негромкое дыхание и треск поленьев в камине. Миролюб молча смотрел на Алвара, тот не отводил взгляда. Казалось, их бессловесная дуэль продолжалась вечность.

Миролюб неожиданно хлопнул ладонью по столу и, резко поднявшись, вышел из комнаты. Я удивленно посмотрела на закрывшуюся за ним дверь, потом на Алвара. Тот улыбнулся и пожал плечами. Выглядел он при этом так, будто пребывал в компании добрых друзей, а не находился в комнате с враждебно настроенными людьми. Альгидрас на уход княжича никак не отреагировал. Он все так же сидел, опустив голову, и игнорировал взгляд Алвара. Пару раз казалось, что Алвар собирается заговорить, однако он так и не произнес не слова. Мне было неловко находиться с ними за одним столом, но выбора не было.

Вскоре вернулся Миролюб, за ним в комнату вошли слуги с кувшином для умывания и рушниками, потом появились девочки-подростки, которые принялись споро накрывать на стол, косясь на Алвара и перешептываясь. Тот принимал женское внимание благосклонно, улыбался, подмигивал и даже подхватил блюдо, выскользнувшее из рук черноглазой хохотушки. Девушка поблагодарила, потом что-то шепнула ему на ухо, тот качнул головой и что-то шепнул в ответ. Миролюб смотрел на все это нейтрально. Альгидрас же все время, пока накрывали на стол, простоял перед камином, пристально глядя в огонь. Меня этот факт сердил, потому что я хотела погреться, но подойти к камину не решилась.

Когда мы садились обедать, я вдруг поняла, что не чувствую ни одной эмоции Альгидраса. Он закрылся таким глухим щитом, что казалось, будто его вовсе нет в комнате. Я впервые задалась вопросом, чувствуют ли они с Алваром эмоции друг друга. И если да, то от кого сейчас закрылся Альгидрас, от меня или от него? А еще в голову настойчиво лезли слова Алвара о том, что святыня не может навеять чувства. От всего этого еда казалось лишенной вкуса, и я просто заставляла себя механически жевать, чтобы не вызывать лишних вопросов.

На выходе из харчевни мы простились с Альгидрасом, который тут же исчез в ближайшем переулке, а потом Миролюб долго прощался с Алваром. Я ожидала, что Алвар бросится догонять своего «брата», однако тот признаков нетерпения не проявлял. Выглядел расслабленным и поддерживал светскую беседу, точно вправду был гостем столицы. Миролюб же играл роль радушного хозяина, и я только диву давалась, для кого они дают этот блестящий спектакль, неужели для меня? Я-то как раз прекрасно понимала, что ни о какой симпатии между ними речи не идет. Они оба оказались в условиях, когда были вынуждены если не сотрудничать, то во всяком случае не вредить друг другу. И камнем преткновения, как это ни странно, был Альгидрас. Отчего-то он был настолько нужен этим двоим, что они даже были готовы терпеть общество друг друга и вести светские беседы.

Наконец Миролюб свернул беседу, напоследок вскользь уточнив, где Алвар растерял своих людей, на что тот заверил, что прекрасно ориентируется в столице и точно не заблудится, а охрана ему больше положена по статусу, нежели для безопасности. На том мы, к счастью, разошлись.

По дороге к княжескому двору Миролюб вполне дружелюбно рассказал, что они с Альгидрасом очень беспокоились, потому что, справившись обо мне у одной из девочек, выяснили, что я ушла за ворота. Воин у ворот это подтвердил. А дальше они пережили весьма неприятные минуты, пока искали меня по всей Каменице. Причем делали это так, чтобы не привлекать внимания к пропаже. Больше всего они боялись как раз моей встречи с Алваром, потому что уже имели возможность убедиться, что он действительно опасен, и никто не знает, что у него на уме. Поэтому, когда меня все же нашли, Миролюб был очень зол.

У самых ворот Миролюб даже извинился и выглядел при этом таким искренним, что я постаралась побыстрее выкинуть из головы сцену, предшествовавшую обеду.

Остаток дня я провела за вышиванием. Видеть мне никого не хотелось, поэтому я расположилась в комнатке, примыкавшей к веранде, предварительно испросив разрешения у той самой старушки, что увела вчера Милонегу. Та ласково кивнула, потрепала меня по волосам и сказала, что это и мой дом тоже. Последнее заявление я сочла полной ерундой, однако спорить не стала. Вместо этого забралась с ногами на сундук у широкого подоконника, закуталась потеплее, чтобы не мерзнуть у открытых ставен, и принялась бездумно считать стежки. Вспоминать сказанное Алваром не хотелось, потому что стоило мне подумать о его словах, как меня накрывало то смутной тревогой, то беспричинной радостью.

Я как могла оттягивала момент возвращения в покои и встречи с Добронегой, не зная, что мне делать дальше. Переговорить с Альгидрасом о Добронеге не получилось, поэтому я решила слоняться по дому допоздна, чтобы к моему возвращению мать Радима наверняка уснула, понимая, что Добронега делала именно так все эти дни: возвращалась, когда я уже спала. Думать об этом было тошно.

Та же сердобольная старушка заглянула ко мне, посетовала на то, что я и так худая, да еще обед пропустила. Я не стала рассказывать, что обедала в городе, просто поблагодарила ее за то, что она обещала прислать ко мне девочку с едой. Спустя несколько минут в комнатку вошла та самая немая девочка. В одной руке она несла большую кружку, на которой стояла тарелка с хлебом, а во второй – масляную лампу. Девочка приветливо улыбнулась и поставила все это на подоконник. Я поблагодарила, думая о том, что все же странно отправлять немую девочку прислуживать гостям. Она и объяснить-то ничего не сможет. Это же…

И тут меня слово обдало кипятком. Я четко вспомнила момент, когда Добронега впервые посмотрела на меня так, как никогда не смотрела на Всемилу. Это действительно случилось уже в Каменице после того, как я вслух удивилась немой девочке в доме княгини. Я сделала то, что не могла сделать настоящая Всемила! Мать самой Всемилы была немой, и Добронега не считала это недостатком. И ее муж не считал. Радим с Найденой, по словам Добронеги, души друг в друге не чаяли. А это значит, что Всемила никогда, ни при каких обстоятельствах, не могла указать Добронеге на чью-либо немоту как на недостаток. Даже если втайне так и думала. Вот оно!

Девочка давно убежала, а я все сидела и потрясенно смотрела на погрузившийся в сумерки сад за окном. Я знала, что рано или поздно меня разоблачат. Чувствовала это с первой минуты своего появления здесь, но никогда не думала, что это произойдет вот так. А что если моя потребность поехать в Каменицу была тоже навеяна святыней именно для того, чтобы меня разоблачили здесь, вдали от Радима, который не стал бы судить без разбирательств и на чью защиту я могла надеяться?

Не знаю, сколько времени я провела в этой комнате. Сад Милонеги поглотила влажная тьма, над ухом звенели комары, а я не двигалась с места, понятия не имея, что мне делать дальше. Лишь когда огонек в оставленной девочкой масляной лампе стал заметно тусклее, я скрепя сердце собрала вышивку, прикрыла ставни и отправилась искать дорогу в покои, так и не решив, как теперь смотреть в глаза матери Радима.

С замиранием сердца я приоткрыла дверь в нашу с Добронегой комнату и с удивлением увидела, что ее кровать все еще пуста. Зато в комнате было натоплено, а на столе горела лампа. Я некоторое время стояла у печи, грея руки о теплый беленый бок, потом умылась, думая о том, что отрицать догадку Добронеги бессмысленно. Лучше всего завтра успокоить ее, сказав, что со Златой и ее ребенком все будет хорошо. Пусть я и не знала этого наверняка, но ведь и Добронега точно так же ничего наперед не знает, а вероятность того, что она мне поверит и хоть чуть-чуть успокоится, все же была. Придя к такому решению, я наконец направилась к кровати.

Вдруг я почувствовала укол тревоги. Замерев на полпути, я посмотрела на кровать Добронеги, на закрытые ставни, за которыми воцарилась ночь. Тревога усилилась. Где мать Радима? Может быть, с ней что-то случилось? Может, стоило ее поискать?

Я машинально добралась до своей кровати и откинула одеяло. Краем глаза я увидела на простыне какое-то движение и инстинктивно отскочила прочь, налетела на стоявший тут же сундук и едва не свалилась на пол. Если бы у меня были силы закричать, я вероятно перебудила бы всю Каменицу. Но животный ужас заставил меня лишь попятиться прочь от кровати, слепо нашаривая хоть что-то для самозащиты, потому что из-под наполовину скинутого на пол одеяла выползала большая черная змея. Извиваясь и шипя, она скользила к краю кровати. В слабом свете по-прежнему стоявшей на столе лампы казалось, что ей не будет конца. Если бы я запрыгнула в кровать, как всегда это делала, не глядя, если бы я…

Змея соскользнула на пол, и тут я наконец закричала.