Хундертауэр

Конец интермедии

Настойки хватило ненадолго. Баклагу из-под нее генерал, опасливо оглядевшись, мощно запустил в сторону чем-то ему не глянувшейся звезды. Долетела она или нет — не хватило разглядеть даже зорких эльфийских глаз, но посудина пошла по удивительно настильной траектории, словно бы не встречая на пути никакого воздушного сопротивления, и вскорости исчезла вдали.

— К дождю, — вяло предрек друид.

— К метеоритному, — согласился Хастред. — Если умеешь, так лучше отведи. Синяков понаставит тех еще.

Окружающие тоскливо завздыхали. Синяков не хотелось. Владеющих целительными силами далзимитов в окрестностях не предвиделось, а отбиваться от метеоритов мечом даже Кижинге показалось занятием малопривлекательным. Громче и дольше всех вздыхал Вово. Впрочем, при ближайшем рассмотрении его вздохи оказались приглушенным жеванием — из распатроненного генералом мешка гобольд выкопал сверток с давешними печеными плодами и меланхолично их поглощал. Вид у бедолаги был настолько подавленный, что генерал прикусил язык, на который начали было стекаться грозные речи о неприкосновенности пищевого довольствия.

Тем более что в поле зрения обнаружился субъект куда менее изученный, нежели Вово. Он стремительно приближался с той стороны, куда только что убыла посудина, и заслуживал всяческого внимания хотя бы потому, что скорость его движения ничуть не уступала доброму арбалетному болту. По мере приближения стало очевидно, что существо это неопределенного роду-племени, более всего смахивающее на заурядного хумана, если только хуманы летают среди звезд без видимых приспособлений и с разливающимся под глазом фонарем.

— Щас врежется, — успел догадаться Чумп. — Умеешь ты, анарал, находить таких друзей, которые чуть что убить норовят. Природный дар, ни отнять ни прибавить.

Вновь прибывший элегантно погасил скорость и завис в нескольких футах от диска, разглядывая приютившуюся на нем компанию. Оказался он мужчиной невнятного возраста, с совершенно незапоминающимся лицом (единственной характерной чертой на нем оказался быстро темнеющий синяк во всю скулу). Облачен он был в непривычного (даже для повидавшего виды генерала) покроя одежду, увешан великим множеством амулетов, а в руках осторожно держал давешнюю баклажку гнолльей работы — сосуд из толстой дубленой кабаньей кожи, заплетенный в твердый чехол из лозин. Кижинга сочувственно крякнул. Не будучи гоблином, он близко к сердцу принимал всякие удары судьбы по голове, и попадание подобной штукой, запущенной к тому же мощной офицерской дланью, всяко не показалась ему пределом мечтаний.

— Это, случайно, не ваше? — поинтересовался ушибленный, вращая баклагу, дабы ее можно было рассмотреть в подробностях. Чумп открыл было рот, чтобы отказаться от такой чести и наврать что-нибудь про пролетавший мимо на большой скорости посторонний оплот швырятелей бутылок, но странный посетитель тут же осекся и, отгородившись баклажкой от возможного ответа, оборвал сам себя: — Впрочем, нет, не отвечайте, прошу вас! Ибо баланс.

— А я генерал Панк буду, — отрекомендовался генерал, и глазом не моргнув на странности гостя — видывал он и позанятнее, у самого, помнится, был как-то при штабе наблюдателем присланный монархом-нанимателем шут по имени Игого Хитропупый. — Не, почтенный Ибо, извини уж за откровенность — совершенно не наше. Бери и пользуйся. Кстати, не подскажешь ли, в какую сторону тут Хундертауэр? А то мы, ежели я ничего не путаю в чуждых мне магических материях, малость заблудились. То все лесом, лесом, а то хлоп, и вечная ночь, только что звезды со всех сторон, что тоже по моим наблюдениям не есть верное решение. Не иначе как не там свернули. Подскажи, будь другом, в какую нам сторону!

— Не подскажу, — ответствовал собеседник с достоинством. — Ибо баланс. Это не имя, это лишь объяснение, почему я не спрашиваю ни о чем вас и ничего не могу сказать вам, хоть багаж знаний моих и велик чрезвычайно, несть им предела, но тсс!.. Ибо шатко Равновесие, и всяко слово, не ко времени оброненное, может толкнуть великие Весы, и сорвется с цепи Хаос, и…

— Ты не мудри, ты пальцем покажи, — оборвал его генерал. — Ишь, «ибо баланс»! А тебе идет это имя, гзур буду. Как тебя по правде-то?

— Даже имя мое не для всяких ушей, ибо буде измолвлено — качнет неудержимо Весы, и Равновесие лопнет под неудержимым напором Извне, и…

— И сорвется с цепи Хаос, — догадалась эльфийка, практически государственного ума женщина, — Все с тобой ясно, малахольный. Гуляй отсюда, дальше мы сами. Поди вон Весы покарауль, пока никто мимохожий на них не навалил. Так, знаешь, качнуть могут, что Хаоса того сорванного вовеки не отыщешь на просторах мироздания.

Тут Тайанне почему-то зафиксировала взгляд на Вово, хотя никаких предосудительных действий гобольд не совершал — сидел себе свесив ноги в бездонную пустоту под диском и методично запихивал в рот корнеплоды из быстро пустеющего кулька.

Обескураженный блюститель Равновесия машинально сделал пару шагов по пустоте в сторону от диска, убедился, что упрашивать его вернуться никто не собирается, и вернулся на прежнее место без приглашения.

— Думаю, не будет большого вреда, если я открою вам одно из своих неистинных имен, — рассудил он вслух и горделиво подбоченился. При этом он удивительным образом приобрел солидности, не сияй глубокой уже синевой фингал и подберись публика поуважительнее — пожалуй что вызвал бы некоторое почтение, а так только Вово опасливо отвернулся от него, прикрыв своим обширным торсом кулек, чтоб не дай Занги не отнял. — Одним я известен как Отец Знаний. Другим — как Столп Правосудия. В одних мирах меня величают Покровителем Снов, в других — Попрателем Скорбей, где-то — Великим Вдохновителем, где-то Похитителем Колба… — Вово вскинулся с отчаянным азартным блеском в глазах, — Впрочем, не будем об этом, это поклеп, и вообще там меня с моим братом перепутали. Еще меня зовут Чудотворцем и Сотрясателем, Парадоксом и Филантропом, Аксакалом и Нихтферштейном, Вечной Маской и Странником Междумирья, Катафрактом, Бандерлогом и Калькулятором…

— Ты всего одно имя обещал! — сварливо напомнил Зембус.

— Каким таким Катафрактом? — насупился генерал. — Вот тебя несет, как гнома с нашего гоблинского кетчупа! Катафракты суть архитяжелые кавалеристы, преизрядно популярные у южных онтов. Где твоя лошадь?

— И брат где? — дождался своей очереди Вово. — С которым тебя перепутали? Колбасу из того мира, как я понимаю, он попятил? Не мог же всю один слопать?

— Он, наверно, не для себя, — предположил Чумп со знанием дела. — Это была заказуха. По размаху узнаю. И вообще, кто потолковей — колбасу не ворует. Воровать надо дорогие вещи, а колбасу достаточно понадкусать из вредности.

— Так это кто потолковей, — философически рассудил Вово. — А какие там братья у этого, фляжкой стукнутого…

И без того омраченный кровоподтеком лик многоименного поборника баланса вконец сравнился в лучезарности с грозовой тучей, брови неудержимо сошлись на переносице, а правый глаз недобро прищурился. Левый, пожалуй, тоже прищурился бы, но он и так давно уже представлял собой узкую щель, придавленную добротной сливового оттенка опухолью. Совсем как у натурального гоблина!

«Сказать кому, что генерал богу глаз подбил — на смех подымут, опять драка будет», — уныло отметил Хастред, единственный, кто по причине недоистребленной годами доверчивости поверил всему высказанному странным летучим субъектом и сделал далеко идущие смелые выводы относительно его природы. — «Если конечно этот сам не пришибет. Ему немного и надо — взять и перевернуть нашу тарелочку… Эльфа, может, у папы летать и научилась, а нам как выбираться?..»

А поскольку пробовать ему не хотелось, он решительно дал подзатыльник Вово, лягнул по ноге Чумпа, запечатал ладонью вновь открывшийся генеральский рот и обратился к небожителю как мог вежливо:

— Прости моих неотесанных приятелей, почтенный Попратель… или Попиратель?.. Знаний и Столп Колба… ах да, это не ты, это брат… им самим этой посудиной по головам настучало, когда мимо пролетала. У нас тут, видишь ли, возникли некоторые сомнения, разрешить которые поможет только облеченный неземной мудростью. Ты, я полагаю, как раз за такого сойдешь. А в порядке благодарности я тебе открою свой личный секрет сведения синяков и опухолей — у меня по этой части ух какой опыт!

— Знания праздному разбазариванию не подлежат! — возразил битоглазый сурово, но не так чтобы очень уверенно — видимо, фонарь начал его тяготить. — Ибо всякое знание может нарушить Равновесие…

— А завтра глаз вовсе не откроется, — сурово возразил на это книжник.

— Так какие у вас сомнения?

— Да мы, как уже успел похвастаться генерал, от обилия звезд в твоих владениях всякие ориентиры потеряли. Нас одна… чего ты пинаешься, черномазый?!.. одна мастерица было в дорогу настропалила, да где-то что-то напутала. В общем, ты бы не мог нас каким ни на есть путем к Хундертауэру переправить? Очень надо.

— Это и есть сомнение?! Звучит как прямейший вопрос!

— Ты к словам-то не придирайся! Тут не до диалектики. Ежели непременно надо облечь в сомнение, то будет так: сомневаюсь я, что ты нас могешь доставить к Хундертауэру. Ибо грузоподъемность твоя неочевидна!

— Наивен же ты, юнец! Где там ваш Хун… это самое место?

Повисла напряженная пауза.

— Издевается, — проскрипел догадливый Зембус.

— Давайте в него еще чем-нибудь кинем! — кровожадно предложил Чумп. — Второй глаз подобьем, чтоб не нарушать этот самый Баланс и сеструху его Симметрию. Ты, приятель, головой-то отшибленной поразмысли малость! Кабы мы знали, где Хундертауэр, нешто спрашивали бы у каждого похитителя колбасы?

— Это брат! — спешно напомнил Катафракт и Калькулятор, нервно задергавши щекой. — И то двоюродный. Вы хоть объясните толком, что это за Хун такой! Мир?

— Город! — хором ответствовали гоблины и даже эльфийка.

— Точнее замок, — уточнил генерал, отклеив от физиономии лопатообразную граблю Хастреда и с негодованием отпихнув ее подальше. — Но большой. А ежели город, так скорее маленький. Но судя по тому, что башен великое множество, можно признать и городом. Хотя и замки с таким изобилием тоже встречаются. С иной стороны, замки обычно мельче, хотя я и больше видывал, а города обыкновенно сильно больше, но иной раз обзывают городом село на три двора, просто курям насмех. Ай!

— Не путай дядьку, — строго потребовала эльфа, опуская посох. — В наших каталогах он как город проходит. Вот и ищем город. Построенный невесть кем, особая примета — там за главного ныне гном.

— И леса еще вокруг, — добавил Зембус.

— И горы к северу, — припомнил Чумп.

— А понизу тоннели, — подсказал Вово.

— Тихо мне! — Аксакал затряс головой. — Не все сразу. Давайте один кто-нибудь. Кто у вас поумнее?

— У нас вместо умных грамотные, — приуныл Чумп. — А еще обжора и два офицера. Так что говори лучше со мной.

— Мир какой вам надобен?

— А хрен его знает. А какие есть? Слушай, если есть такие, где нету гномов, не водятся офицеры, не действует право частной собственности, зато можно брать все что понравится — давай лучше туда.

— Щас спихну за борт, — сдавленно пообещал генерал. — Не надо нам никуда больше, друг баланса. Нам в Хундертауэр. Какой мир — шиш его разберет, я-то, по чести, всегда думал, что мир один на весь… гм, на весь мир. Но это ж не боевая манера и не воинские знания, тут я могу и ошибиться.

— Не можем же мы все миры обшаривать в поисках того города, к тому же маленького? А если уж большие замки искать, так и вовсе даже моей жизни не хватит, даром что я бессмер… Ой. Чур вы ничего не слышали, а то мало ли, сорвутся Чаши с Весов Равновесия, и волны неумолимого Хаоса… Ладно, погодите, я в поисковик гляну.

Сказал — и исчез с еле слышным хлопком, как лопается мыльный пузырь, ткнутый любопытным гоблинским пальцем.

— Эй, ты это… пивка по дороге!.. — запоздало воззвал вдогонку Панк. — Вот же шустрик, даже и не догонишь его. Нет, если вывезет — оно конечно хорошо, но следите за ним в оба два глаза. И уха. А то подвезти-то подвезет, а потом ищи в мире колбасу. Кто как, а я вот в сказки про брата ни разу не поверил!

— Это был… тот, кем мне показался? — осторожно уточнила эльфийка. — Ну вы, Стремгод вас наклони, и гоблины же!.. Даже к сверхъестественным силам никакого почтения! Чего ж ждать по отношению к земным явлениям.

— Да какая там сила, — пренебрежительно отмахнулся генерал. — Вот скорость, это да, этого не отнять. И эта еще — как ее, косматый? — ерундовина?..

— Эрудиция.

— Ну, нехай ерундиция. Не, не нашей грядки овощ. Кабы не крайняя необходимость, я б ему и обоз стеречь не доверил, особливо прознав о тяге к колбасе, но нужда научит ходить в разведку и с самыми что ни на есть гзурами.

— Не вернется, — предположил Кижинга. — Я бы не вернулся. Вон ведь как обхамили! Хотя нет, я бы все-таки вернулся. С подмогой.

— Зачем богу подмога? — озадачился Хастред. — Они ж на то и боги, чтоб всесильные. Но тссс, а то вдруг это тоже секрет, от которого Баланс улетит к гномьей матери.

— Против генерала никому подмога не помешает. Всемером, опять же, и веселее… Что сказал? Бог?! Я думал, какой ни на есть местный…

— Ты-то чего трепыхаешься? Ты разве религиозный служитель? Это их, чуть что, боги перестают магией накачивать, а тебя хоть весь Большой Совет в три потока начни — все едино даже пива заклясть не сумеешь.

Орк озадаченно поскреб в затылке.

— Не наш, стало быть, бог?

— Так бы наши и потерпели такого под боком, — фыркнул Чумп. — Чахлый он какой, и по морде огреб допрежь начала драки. И это ж надо, какую себе заботу оторвал — о Весах неких беспокоиться, словно торговец свининой, те всегда над своими весами подкрученными чахнут. Интересно, а могут они быть золотыми? Надо посмотреть. Чего вы так шипите? Я их раскачивать не буду, честное профессиональное слово! Вы ж слыхали, Хаос там и все дела, как бы и впрямь чего не вышло.

Реактивный Бандерлог вернулся с тем же хлопком, вызвав у Вово приступ нервной икотки, но так и не убедив его прекратить жевать. Баклажка пропала, зато в руках бог сжимал пергаментный свиток, испещренный ровными рядами рун и острейше пахнущий свежей типографской краской. Хастред заинтересованно потянулся на носках через генеральское плечо — заглянуть в свиток, но обладатель пергамента ревниво отгородился его чистой, тыльной стороной. Вероятно, в целях сохранения все той же конспирации и неразглашения. Книжник обиженно осел на пятки и постановил при случае попросить Чумпа спереть свиток насовсем и зачитать до дыр. А Хаос пускай себе срывается, да и до Баланса правильному гоблину отродясь дела не было.

— Вот у меня тут список миров, — пояснил, кривясь то ли от неудовольствия, то ли от фонаря, брат колбасного похитителя. — По замкам искать — и впрямь жизни не хватит, так что сосканировал я вашу ауру, глянул на снаряжение, и поприкинул какие миры вам подойти могут. Их тут, правда, немало, ну да что делать? Иначе как перебором не решишь.

— Чего-чего ты нашу ауру? — насупился генерал. — Подмога — добро, а на ауру не зарься! У нас свой такой есть, что только отвернешься, и глядь — нету ни колбасы, ни ауры. Да и на снаряжение ты не смотри, вот разве что у орка в мешке мало-мальски приличное, а общий наш уровень обыкновенно куда выше, это мы поиздержались по дороге, что бесспорно не повод таскать нас по мирам, где кольчуги не знают!

— Будут вам кольчуги. Готовы? Смотрите — ваш ли мир?

Снова поднялись и почти сразу осыпались полупрозрачные стенки вокруг круга. Густой травой проросла возникшая под ногами твердь, звезды стали крупнее и словно бы ближе, а роскошные деревья устремили к ним свои раскидистые кроны. Ночь лежала над миром теплым бархатным шатром, приглашая влиться, пуститься в танец, не касаясь земли ногами, и Зембус сразу заявил:

— Не наш. У нас ночь не такая.

— А какая? — бог извлек из воздуха роскошное перо, смахивающее на павлинье, и лихим росчерком что-то замарал в своем списке. — Конкретнее давайте, чем больше информации, тем скорее найдем ваш мир. Чем это ваша ночь отличается? Светлее она? Темнее? Холоднее? Звезд не видать или деревьев?

Друид помялся секунду.

— Да вроде все так же. Только у нас ночью хочется взять кистень или там дубину и выйти погулять. В чисто поле, а лучше в темный лес. Подойти к одинокому путнику и завести беседу о причудливом устройстве мироздания…

— Тебе тоже? — воодушевился Хастред. — А я думал, только мне.

— Не, это он прав, это всем, — поддержал друида генерал. — Да вон ребята какие-то. Чумп, сбе… нет, ты стой на месте. Потом хлопот не оберешься. Сбегай ты, грамотей, спроси насчет Хундертауэра, чтоб уж точно не ошибиться.

Хастред тоже разглядел поодаль несколько фигур, выписывающих замысловатые па вокруг большого дуба, наскоро пригладил космы и легкой рысцой припустился к танцорам, на ходу придумывая обращение поэлегантнее. Незаурядный интеллект подсказывал ему, что к существам, танцующим ночью по лесам, подход нужен подчеркнуто деликатный и нежный. А то либо разбегутся со счастливым переливчатым смехом, либо так отоварят, что никакое ударопрочное происхождение не спасет.

— Распугает, — предположил наивный Вово. — Вона мир какой тут добрый и благой, даже икота прошла. Куда нам с нашими гномобойными интересами…

— Этих не особо распугаешь, — возразил остроглазый Чумп. — Такие из себя крепкие ребята, даром что разупыханные… в смысле одухотворенные. Если только не догадается стихами орудовать — сам вернется перепуганный.

— А мне тут нравится, — стесненно признался генерал. — Не то чтобы я уклонялся от долга и отказывался квитаться как положено с Тиффиусом, но скажу как боевой офицер — такой вот благой мир всяко приятен. Прокатиться по нему с должной армией, строя таких беспечных плясунов в надлежащие боевые порядки и воспитуя в них воинский дух — это ж карьера моей детской мечты!

— Все бы тебе ерундой маяться, — отмахнулась эльфийка. — Ну какое тебе дело до их духа? Опять же, танцоры они плохие, не иначе мешает что-то. Какие еще воины получатся?..

— Это они не танцоры плохие, — мрачно засвидетельствовал Чумп. — Это они Хастреда метелить собираются.

— Он же еще не сказал ничего! — поразился генерал. — Даже не подошел близко!

— Да у него на роже написана вся дипломатия. Особенно учитывая, что среди них две бабы, чудно уже то, что прямо оттуда не обстреляли. Не иначе как свершилось чудо и мы нашли мир, где он наконец-то начал у баб вызывать какие-то иные чувства, помимо желания унести ноги. В таком разе отсюда нам его и на аркане не вытащить.

Хастред размашисто приблизился на сотню футов, приветливо замахал рукой и слегка сбавил скорость, очевидно тоже заподозрив, что ему тут не рады. Танцоров, которые завидев его прервали свой хоровод, он теперь разглядел получше — высокие, элегантные, тонкие в кости, но не производящие впечатления слабосильных; волосы их отливали платиной, лица, от природы миловидные, при виде посетителя застыли в суровые надменные маски. Двое из них неспешно и практически естественно отступили к большому дереву, вокруг которого вился их хоровод.

— Привет, — гаркнул Хастред как мог оптимистично. — Как пройти в вивлиофилику?

…Сказал бы кто, что книжники умеют так быстро бегать, так даже наивный Вово не поверил бы.

Топор черного рыцаря, закинутый по походному обыкновению за спину, очень кстати отразил первые две стрелы широкой лопастью лезвия, а потом Тайанне, чертыхнувшись, махнула в сторону стремительно несущегося к компании Хастреда рукой, и следующие стрелы уже испепелились прежде, чем клюнуть гоблина свирепо блестящими наконечниками.

— Сваливаем отсюда! Не наш мир! — проорал книжник, сгоряча магической поддержки не заметивший, и стремительным броском, как голкипер в файтболле бросается на летящий в ворота мяч, вбросился в круг, растянувшись в нем на пузе.

— Ладно, — согласно вздохнул бог, и вновь взвихрились вокруг компании хрустальные стены, а за ними замелькала катавасия миров; слишком быстро, чтобы различить конкретные образы, да и хорошо что быстро, ибо сцены порою проносились те еще, даже для матерых гоблинов. Впрочем, те и не увлекались оглядыванием — изучали тяжко дышащего Хастреда, который так и валялся навзничь посреди круга, тяжело дыша и отирая пот со взмокшей рожи.

— Я ж учил: сперва надо поздороваться с дамой, и только потом предложить раздеваться, — напомнил Чумп. — И ни в коем случае не упоминать в приветствии такие сомнительные аргументы, как кепка, бурка и кинжал. Помню я, как ты с гзуреками поздоровался, мне потом пришлось для обоих новые сапоги воровать, ибо у старых подошвы расплавились.

— Гзуреки обиделись не на приветствие, а на то, что у тебя на шее висел амулет их вождя, кем-то намедни ограбленного, — Хастред с кряхтением уселся. — А я ныне проявил дивную деликатность и даже, если угодно, хороший тон. Ничего-то они не понимают в куртуазности, даром что модные. Кстати, никто не знает, что такое «урук-хай»?

— Попрошу внимания, — раздалось откуда-то из-за стенки, и снова она бесшумно осыпалась незримыми осколками, явив взорам путешественников новую картину.

Бескрайняя пустыня. Лениво ползущие барханы. Смертной сухостью и ночным холодом несет с них; и знается откуда-то, что днем выползет низкое и непременно темное солнце, а в пронизывающем ветерке скрыто столько жестокой, злобной магии, что волосы встают дыбом, руки машинально тянутся к оружию, сходятся, жестко переламываясь над глазами, брови, а отрядная эльфийка обескураженно тянет:

— Нет, блин, всем боги как боги, а нам трехнутый какой-то подвернулся. Ты, мороз-воевода, свои владения потом будешь дозором обходить. Неужели можно подумать, что я — вот я! — живу в таком гадюшнике?

Бог сделал вид, что не расслышал, будучи увлечен созерцанием особо роскошной дюны. Похоже, и сам заподозрил, что лопухнулся.

— Живешь не живешь, а подышать свежим воздухом сюда явно выходишь, — уличил генерал. — Вона, прямо разит со всех сторон таким, какое только ты и можешь наколдовать. Это у нас что? Это, вполне вероятно, Дэмаль. Или не он? Песок вроде такой, как там обещали. Единственно, не вижу жирных орков на вербл… не при детях бы и особенно не при этой женщине, а то ведь запомнит и ввернет в приличном обществе, сраму не оберешься.

— Давайте еще раз Хастреда сгоняем? — предложил Чумп ангельским голоском. — С его куртуазностью он мигом найдет новых друзей. Заодно и узнает, что такое «урук-хай».

Хастред ожесточенно показал ему кукиш и решительно уселся самым что ни на есть оркским образом, скрестив ноги и подперев голову ладонью. Идти он никуда не собирался, зато собирался предаваться переживаниям. Из двух девиц, участвовавших в вождении хоровода в том, прошлом мире, ему понравились сразу обе, ибо статями отличались самыми нешуточными. Тем обиднее было отторжение, особенно сопряженное с обстрелом из луков и обзыванием урук-хаем. Особенно уязвляло это самое слово, тем более обидное, что вовсе непонятное: Хастред полагал, что все слова, произносимые таким тоном, ему уже ведомы.

— Тут уж орка лучше, — рассудил Панк. — Если что, он скорее за своего сойдет. Правда, все равно зашибут, дэмальские орки уважают только дородность, а где у него шейхское брюхо? Чумп, сходи таки ты. Тут как раз добычливость пригодится, чтоб из ничего найти что-то.

Зембус меланхолично добыл веточку, переломил, пошептал.

— Вон за тем холмом кто-то есть, — сообщил он Чумпу, который с досадливым фырканьем снялся с места и вышел из круга. — Но вообще, опять же, не наш мир. Хоть песку и можно где угодно насыпать, но кабы у нас такие ветры дули — хумансы бы особо не расплодились. И вообще едва ли выжили бы…

Чумп опасливо поскреб вокруг своего пучка волос и двинулся было в указанном друидом направлении, но тут прямо по курсу его самолично обозначилась предсказанная жизнь, лихим скачком выпрыгнув из-за дюны и приземлившись на ее верхушку. Страннющая оказалась жизнь, генерал озадаченно закашлялся, эльфийка распахнула глаза так, что они перекрыли весь ее остальной лицевой ландшафт, и даже бог покаянно промямлил что-то вроде «да, это я, кажется, промахнулся». Ибо было у жизни четыре руки, длинные усы-щупы, растущие из треугольной головы, выпученные фасеточные глазища, а в одной из передних — рук? лап? — она сжимала странное оружие — что-то типа клевца с клювами на все четыре стороны от древка, похоже что каменное. И вообще больше всего походила на гигантское насекомое, нежели на существо разумное, обремененное пониманием и знающее, где тут в окрестностях Хундертауэр.

От такого соседства Чумп в восторг не пришел и порхнул обратно в круг так проворно, что Хастред взял на заметку поучиться — в жизни все пригождается.

— Поехали отсюда! — потребовал ущельник, нервно передергиваясь. — Покажут же такое — до конца жизни будешь просыпаться в слезах. Чтоб мне столько рук! Ух я бы наработал! Вы бы все у меня… и не только вы!..

— Сделать? — обрадовалась эльфийка и энергично потерла ладошки. Пучки искр радостно брызнули из-под тонких пальцев. — Хвост еще могу прирастить… или из чего-нибудь трансформировать. А глаза такие у вас, гоблюков, вечно становятся, едва пиво завидите.

— Не надо, — испугался Чумп и спешно шмыгнул за широкую спину паладина. — Я лучше буду в слезах просыпаться. Я такой нытик, такой сентиментальный!

Генерал же, вытянувшись во фрунт, четким движением метнул ладонь к голове — и, чудное дело, страшила на дюне ответствовала похожим жестом.

— Свой пельмень, военнообязанный, даром что стрекузнечик, — снисходительно сообщил Панк. — Но все-таки не наш мир. В нашем я всяку тварь, способную за топор ухватиться, безо всякой монстер мануалы распознаю. Тем более таких видных, многолапых… Эх, бывай, таракашка! Жми дальше, штурман, у меня уже брюхо подводит, а на колбасу, как погляжу, рассчитывать до самого Хундертауэра не приходится.

— Ну и переборчивые вы, — скривился Бандерлог, и прозрачные стены вновь сомкнулись вокруг гоблинов.

Вновь понеслась звездная круговерть, на каком-то лихом вираже мелькнула, слегка искаженная переливами кокона, громадная драконья башка, разинула пасть, дохнула огнем, бессильно разбившимся о хрустальную стенку, даже не заставив ее запотеть…

— Стой, проехали! — завопил генерал, едва чудовище осталось позади. — Наш дракон, родной, узнаю по прикусу! Вертайся!

Сообщество однако дружно возроптало. Генерал узнал, что совсем не наш дракон, и близко не похож, наши самые здоровые от силы вполовину этой зверюги. Что даже если и наш, то на хрен такое счастье, лучше уж к тем, которые урук-хаями ругаются, тех и бить как-то очевиднее, и бабы у них приятные («…Ах ты мерзавец! Все о бабах!..»). Что, надо полагать, тут еще междумирье, а не мир, так что ежели правда вытряхнет тут, и окажется что еще не доехали — то даже прибив дракона как-то еще дальше выбираться, не каждый же божий день в бога баклажкой попадешь, к тому же наливка кончилась, и баклажки с ней вместе, а пустыми бурдюками не больно-то пошвыряешься… А орк ничего конструктивного не возразил, зато просто завыл в неподдельном отчаянии. В общем, никакого почтения к авторитету! Панк надулся было, как мышь на крупу, и хотел было разразиться возмущенной речью о том, что ему-де виднее, поскольку он идейный вдохновитель всего предприятия, а впридачу еще и мир повидал и лучше всех знает… но тут кокон опять разлетелся в клочья, и выяснение пришлось отложить до лучших времен.

На сей раз во все стороны, насколько хватало глаз, раскинулась бескрайняя степь, с одного боку багрово подсвеченная восходящим солнцем. Подсвеченная оной иллюминацией, к посетителям неспешно приближалась троица верховых. То ли зрелище выпадающих из межмирья гоблинов было им не в новинку, то ли удивить их вообще чем-либо было трудно, но ни один из них не дрогнул, не запнулся и курса не сменил.

— Вот, эти уж совсем ваши! — радостно заявил бог, по всему уже замаявшийся таскать генеральскую братию по мирам. — Точно как вы, вон тот, что по центру, прямо вылитый ты, генерал Панк. И кольчуги, кольчуги! Ты кольчуги просил, вот они.

Троица всадников, признанная богом за своих, вернее гоблинских, быстро, но без суеты приблизилась. Надо отдать должное божественной наблюдательности — некоторое свойство с правильными, реальными, душевными гоблинами в них и правда присутствовало. Правда, двое из них были украшены бородами на зависть любому хумансу и даже большинству практикующих магов, которым, как известно, такими мелочами как бритье заниматься обломно и некогда. У третьего бороды не водилось, и сам он был, хоть и отменно крепок, но все же не столь массивен в кости. Видимо, он сильно комплексовал по поводу безбородости, потому что прикрывал облитым боевой рукавицей кулаком подбородок и беспрерывно хихикал в тую варежку несколько жеманным образом. Все трое и впрямь были затянуты в добрые кольчуги, увенчаны островерхими шлемами, а везомого ими оружия хватило бы, чтобы задавить насмерть печально известного Тиффиуса.

— Где-то я их уже видел, — раздумчиво протянул за генеральским плечом Кижинга. — Или не их? Но каких-то совсем таких же.

Трое подъехали вплотную, остановив коней в трех шагах. Генерал демонстративно сложил на груди ручищи и огляделся по сторонам. Справа унылой жердью торчал Хастред, опираясь на рукоять черного топора; похоже, великим своим умом книжник смекнул, что о книгах ему тут беседовать не с кем. За ним маячила эльфийка, надменно вскинувшая голову, и равнодушный ко всему на свете Зембус. Слева нарисовались Кижинга и Вово, и генерал с удовлетворением заметил, что в плечах его штатный бугай таки существенно пошире самого кряжистого из конников. В общем, было о чем пообщаться. И чем. И кем.

Центральный всадник, самый плечистый и бородатый, а также обладающий солидным брюхом, распирающим кольчугу изнутри, некоторое время присматривался к вышедшим из леса, обдавая с высоты плотным ароматом жареного лука, наконец с сомнением шмыгнул носом, утерся кольчужным рукавом и проревел гулким пропитым басом:

— Ой вы гой еси!

— Чего? — озадачился генерал и пихнул локтем Хастреда. — Как он нас?.. Кем он нас?.. Может, сразу в рыло, для ясности?

Книжник окинул тоскливым взором предлагаемое рыло, вполне сравнимое габаритами с тем, коим природа оделила Вово, и ясности не возжелал ну вот совсем.

— Сами вы… такие, — ответил он дипломатично.

Бородач озадачился ничуть не меньше, переглянулся с соседом справа (тот неудержимо нахмурился и покачал головой то ли с неодобрением, то ли отрицая, что он в ряду прочих еси гой), с соседом слева (тот издал кокетливый хихик в кулачок — впрочем, в кулачок размером с детскую голову) и продолжил свою речь воззванием:

— …Добры молодцы!

— Это точно нам, — пояснил Хастред генералу с немалым облегчением.

— И красна девица, — звонким голосом добавил безбородый по левую руку от главного, бросая призывный взор из-под длинных ресниц на эльфийку. Тайанне ошарашенно повела плечами и даже не нашла, чем с толком обругаться.

— И идолище поганое! — сурово подвел итог правофланговый верзила, сверля недобрым взглядом мрачного орка.

— Совсем нам, — окончательно успокоился книжник. — Не иначе как братья Древние, в темноте лучше нас видят! И что девица красная, разглядели, хотя я бы сказал оранжевая, но это частности, и даже в душу паладину заглянули.

— Чего это я поганое? — возмутился Кижинга. — Не нравится — не ешь, а если язык во рту не помещается, так я и без обзывательства подрежу!

— Он, наверно, имел в виду «похабное», — успокоил Хастред. — Примитивный язык, бедный лексикон, неразвитая диалектика. Чего с них взять, вон каким мхом обросли.

— Вы ответьте мне, калики перехожие! — воззвал центральный, похоже существенно уязвленный столь легким к нему отношением. — Отчего ж по степи вы блуждаете?

— Словно тати! — обрекающее громыхнул недоброжелательный правый.

— В нощи, — внес окончательную ясность в ситуацию левый и заливисто захихикал.

— Как опять назвал? — генерал начал терять терпение, и то сказать, слишком долго являл собою образец покладистости. — Ты это, борода мочальная, выбирай выражения! А то пойдут калЕки переезжие. Что же до степи, то чего бы мы по ней блуждать стали? Мы не блуждаем, мы нарочито навстречу вышли. Чтоб так сказать уважение выразить и ежели вам, скажем, нужна какая подмога — умело отмазаться.

Конники дружно заскрежетали мозгами.

— Неужто волхвы? — выдавил с величайшим недоверием основной, пузатый и плечистый.

Панк озадаченно пожал плечами и покосился на Хастреда в ожидании пояснений. Слова, не относящиеся к военному делу, он вообще воспринимал туговато и в основном в пики.

— Волх-мы, — меланхолично перевел книжник. — Это ничего. Меня и хуже обзывали. Зато не поганые. Эй, дядька, волх-мы и есть! И еще эти… партизаны.

— Партизан, иначе протазан, суть копье короткое, наконечником откровенно режущего свойства увенчанное, и с клинковым полумесяцем, для всеразличного боевого использования предназначенным! — гневно возразил на это Панк. — Что ж ты поперек офицера умничаешь? Да ты еще пешком под конским брюхом шмыгал, когда я с этими протазанами уже знался!

— Протазан говоришь? — внезапно расцвел дотоле насупленный правофланговый. — Как не знать! Басурмане?!

— Басурман ты, генерал, тоже знаешь?

— Басурмана я знаю, — подал голос Чумп. — Замечательный торговый гном в Южной Нейтральной. Не иначе как правда попали по адресу. Ты как, шаман, пресловутое желание выйти на большую дорогу с дубиной ощущаешь?

— Еще как, — сумрачно признал Зембус, недобро кося на хихикающего конника. — Больше чем обычно.

— Ага. И Хастреда кажись за своего приняли, урук-хаем не ругают.

— Рад за вас, — окликнул бог, притулившийся за гоблинами. — Всегда готов помочь. Ну, давай, расскажи, как свести это безобразие, и успехов вам.

— Погоди, порядок нужен, — генерал решительно выступил вперед. — Эгей, мужики! Два вопроса. Где тут Хундертауэр и есть ли выпить?

— С басурма… — начал было правый и даже за меч ухватился, но центральный к нему поворотился суровой осадной башней и загудел осуждающе:

— Ты окстись, окстись, Добрынюшка! Отчего ж басурманом совестишь добра молодца?! Нешто видел басурмана, каковой допрежь учинения правоверным каверзы на чарку зелена вина набивается?

— Дык а кто ж ему нальет опосля каверзы? — возразил Добрынюшка в общем-то резонно. — Да к тому ж поперву испросил он непотребства великого, Перун знает что под словом препохабным имеючи!

— Я слыхал то словечко иноземное, — прихвастнул безбородый, хотя по тому как залился краской очевидно стало — врет как сивый мерин. — В богатырских своих путешествиях нахватался я всяких премудростей! Кабы ты не хватил меня каверзно на пиру у князя Владимира той резною скамьею, Илюшенька, мне бы верно служила мемория. Ну а так в моей бедной головушке происходит одно мельтешение: то ли тот Хундертауэр в Аглии, то ль в норманнской земле, что за Ладогой…

— Я б тебя и не трогал скамейкою, кабы ты не щипался за задницу!..

— Тоже, что ли, проклятые? — опасливо уточнила эльфийка. — Это ж как нам везет на стукнутых! Вообще, конечно, мир на наш похож, где еще таких охламонов потерпят, но давайте все-таки получше поищем?..

— А не будет ли вам?.. — нахмурился бог. — От добра, знаете ли… И кольчуги, и Басурман знакомый, и вообще! Такие совпадения раз на раз не приходятся. Даже и этот самый ваш Хундер-как-там-его в норманнской земле, что за Ладогой!.. Ваш мир, ваш, нечего мне!..

Центральный бугай отцепил наконец от седла тугой бурдюк и с нежностью, словно родное дитя, протянул генералу.

— Знатно зелено вино, — предупредил таким тоном, что ясно стало: охаешь — убьет. — Из подвалов самого Владимира Красно Солнышко, добыто с великими тратами под угрозой расправы нешуточной! Ты отведай, случайный наш встречный, и скажи: ведь умеют же ключники на Руси Красной вина настаивать?!

— На чем настаивать? — насторожился Хастред. — Э нет, постойте. У нас такого точно нет, я рецепты собирал! На можжевельнике, на крабьих клешнях, на отравленном кинжале, на зубе дракона, на вопле баньши, на черном лотосе, на желчи трупожора — но чтоб на Красной Руси? Э нет, куда-то опять не туда завез!

Генерал выдернул из бурдючной деревянной горловины пробку, нюхнул оттуда, морда расплылась в ухмылке, и щедро ливанул прямо в глотку.

— Ну а ты говоришь «басурманин», Добрынюшка, — восторженно взвыл обладатель бурдюка. — Да видал ли хоть раз басурманина, так до царской водки охочего?

— Постоянно таких наблюдаю я! — не сбился с бдительности Добрыня. — Да и ты должон помнить Тугарина! Как дорвался собака-змей до стола княжьего, задарма даже уксус весь скушамши!

— А генерал-то и правда басурман, собака-змей! — тихонько отметил Чумп, пихая локтем Хастреда под ребра. — Вот не знал, что слухи о его подвигах у гноллов так быстро по миру пойдут. Или мы просто недалеко улетели? А кто там, к слову, был князь?

Генерал тем временем вдохновенно лил в глотку подношение, да так, что угощающий его даже заволновался и нервно заерзал в седле. Панк краем глаза это заметил и, опустив бурдюк, задушевно крякнул.

— Вот уж это, спасибо, уважили. А где таки искать Хундертауэр?

— Эвон вона она где, Ладога, — получив обратно изрядно похудевший бурдюк, бородач повеселел и с готовностью потыркал рукавицей в горизонт. — Далековато, конечно, отседова, ну да и сами вы, чую, не местные. Проводить бы вас, как положено, да дела — не взыщите — геройские… Не вернемся в срок в стольный Киев-град с данью собранной со жмуди примученной — светлый князь Владимир Красно Солнышко так ославит на всю Русь-матушку — никакой жизни не захочется…

— А жмудян противных по лесам ловить вовсе нерадостно, — тоненьким голоском пожаловался безбородый и горестно шмыгнул носом. — Разбегутся себе за деревьями и оттуда насмешливо дразнятся!

— Да и злата собрать с них — задача та еще, — сокрушенно признался и Добрыня, видимо таки решивший, что питейные способности генерала более соответствуют классическому добру молодцу, нежели абстрактному басурманину. — Не имеют они злата-серебра, разве шкурки какие дичиные…

Генерал перевел взгляд с одной удрученной физиономии на другую. Покосился в небо. В отблеске последних угасающих звезд тени на его физиономию легли самые причудливые, словно бы нарисовавшие на ней гримасу хитроумца, более приставшую гному-бизнесмену, нежели кондовому гоблину.

— Злата-серебра, говорите? — переспросил он задумчиво. — А чего ж… А можно.

И снова полыхнули незримым пламенем стенки кокона.

— Так как же ты все-таки понял, что не наш мир? — уточнил Зембус у генерала.

Панк деликатно рыгнул в рукав.

— Да ты ж их сам видел.

— Ну и видел. Вполне себе герои. Я и похуже видал…

— Я похуже не видал, — признался Вово честно. — То есть получше. В общем мало ли на свете всяких дядек?

— Эх вы, наблюдатели… Впрочем, вы их пойла не пробовали. А в общем суть в том, что это самые натуральные гзуры! Вон тот, лысомордый, его ж за лигу видать по повадкам. В мире же победившего гзуризма нам, истинным дупоглотам, делать однозначно нечего. А так — хоть какая польза! А?

И любовно похлопал по кольчуге старшего гзура, которую так и держал прижав к груди, будто опасаясь хоть на мгновение выпустить.

— Воистину гзуры, — согласился Хастред. — Я б даже сказал гномы, когда б не размеры недетские. Пятьсот монет за три кольчуги ни один нормальный гоблин в жизни бы не сумел выторговать.

Впрочем, особо он не возражал. Ему тоже перепала кольчуга — подходящая по размеру Добрынина. Бдительный и настороженный богатырь торговался и упирался дольше всех, по подозрению Хастреда — тянул время, чтобы по врожденной вредности успеть напустить в кольчугу побольше блох и вшей, наверняка гнездящихся в его паклевой бороде. Последняя железная рубашка, судя по размеру, должна была отойти Зембусу, но друид отнесся к ней без воодушевления, более того, подозрительно втянул носом исходящий от нее слабый дух каких-то совсем не мужских благовоний и отошел в сторонку, насколько позволяли размеры транспортного круга.

— Ни один нормальный гоблин и не стал бы кольчугу продавать незнамо кому, — значимо заметил генерал. — Это я к тому, чтоб и ты не мечтал.

— Да я и не мечтаю. Что ж я, гзур, как эти — перед возможным противником задницу заголять?

Стенки осыпались вновь, яркий утренний свет веселой волной окатил гоблинов, и открылась им очередная картина…

На этот раз притомившийся бог, похоже, плохо прицелился, потому что занес кокон не абы куда, а прямо в центр города, уже пробудившегося от ночной дремы. А может, наоборот понадеялся, что здесь гоблинам либо объяснят уже дорогу к Хундертауэру, либо прибьют, избавив его от опрометчиво взятого обязательства.

Город был чист и красив, хотя не сказать, что воздушен, как иные случавшиеся на памяти генерала руины брулазийских эльфийских поселений. По площади, на которой круг материализовался, неспешно двигались группки самых разномастных персон — были бы они похожи на собственно генеральский отряд, кабы не были куда более разномастны. Хумансы в каждой из них бескомплексно шагали плечом к плечу с эльфами, коротышками-дварфами и даже какими-то зелеными гоблинообразными особями! На взявшихся не пойми откуда гоблинов внимания обратили возмутительно мало.

— Не иначе в загробное царство занес, — предположил Хастред севшим голосом. — Да где ж это видано, чтобы наши да с этими всеми не передрались? Вон тот — вы гляньте! — вовсе с гномом под ручку!

Глянули. Могучий, почти что генеральских статей зеленокожий малый в потрепанном кожаном доспехе, с возложенной на плечо массивной булавой и правда шествовал себе, совершенно мирно перебрасываясь неслышимыми издалека репликами с маленьким лысым и бородатым существом, несомненно имеющим родовое сходство с печально памятным Панку Тиффиусом.

— Утопия, — прошелестел потерявший над собой контроль генерал. — Абстракция! Нонсенс!

Чумп крупно вздрогнул, но взял себя в руки и, приподнявшись на носках, со всего маху ввалил ему локтем под затылок. Вспомнилось: таким ударом с гоблинской-то дури иного хлипкого хуманса и убить недолго!..

— Хренота, я ж и говорю! — опомнился Панк. — Не могет такого быть! Не ранее чем… чем… Никак не ранее!

— Что опять не так? — совсем уж раздраженно осведомился бог. — Вон, смотрите, тот, тот и этот — прямо ваши братья. А вон и девочкин родственник, даже палка у него такая же! Чего же боле? Какого вам еще рожна?

— Это ты его грубостью заразила, — обвинил эльфийку Хастред. — Как тебе сказать… опять не наш мир. Рожи вроде те. Дубина вон, словно из нашего же Злого Леса выломана. Но совсем не верится… Пойду спрошу.

— Стоять! — цыкнула Тайанне. — Вижу, кого и о чем ты намерен спрашивать. Я тебе и сама скажу — нет, не настоящие. Магией и не такое надуть можно. Я сама пойду спрошу… Вон того например дяденьку, он с виду умный.

Она снялась с места и легко, почти не касаясь мощеной мостовой, перебежала площадь, выбрав мишенью седовласого благообразного мужичка, что восседал на скамейке на краю площади и перекатывал в длани несколько фигурно ограненных камушков.

— Прекрасное утро, мой благородный сэр, — пропела эльфийка голоском столь нежным, что Хастред, расслышь его, непременно зарубил бы дядьку в пароксизме ревности. — Будет ли мне позволено задать вам пару вопросов?

Дяденька немедля вскочил и ответствовал, демонстрируя пусть своеобразное, но все же несомненное знание этикета:

— Привет! Я Аксиус, маг десятого уровня. Куда пойдем?

На изящном эльфийском личике недобро раздулись тонкие ноздри, однако от опрометчивых выводов Тайанне решила во благо концессии воздержаться и предприняла еще один заход:

— Почтенный маг не так меня понял. Я… гм… я не по этой части. Я… мы с друзьями… А, Стремгод забей тебе в задницу свое черное копыто, видишь вон тех зеленых? Не будешь отвечать, копытом дело не обойдется! Говори немедля, есть ли в окрестностях город-замок Хундертауэр?

— Эээ, — озадачился маг, потирая благородные седины. — Затрудняюсь ответить, я знание истории не прокачивал, у меня только аркана и география…

— Да я ж и спрашиваю про географию, кретин!

— Ничего подобного! Нахождение городов — это история!

— Да я ж тебя не про бывшие, а про действующие города спрашиваю!

— Все равно — история! География только про земли, ландшафты, природные объекты…

— Ладно, Гзур с тобой, я уже начинаю привыкать к долбанутикам. Где тут Железные Горы? Или они тоже — история?

— Горы, безусловно, география. Один момент…

И подбросил один из своих камушков.

— Ну? — напряженно уточнила эльфийка.

— Не пробросил, — тоскливо пояснил маг.

— И что это значит?

— Что не знаю, где эти твои горы.

— Вот те на. А если бы пробросил?

— А как бы я пробросил, когда этих гор в мире нет? Такой уровень сложности ни при каком раскладе не перекинуть!

— Точно нет?

— Конечно нет! Я ж карту мира видел в атласе!

— А чего ж ты юродствуешь, их ищешь?

— Ты ж спросила где, а не есть ли! А вдруг бы знал!

Эльфийка тоненько застонала, прихватив руками голову. Странности родного мира на фоне этих чужих уже переставали казаться такими уж кошмарными!

— Так пойдем, это, куда? — с опаской напомнил о себе маг. — Файтеров у тебя целая куча, а ты, наверно, тоже маг? Здорово! Можем сходить на арену!

— Ты у меня сейчас сходишь на… — Тайанне бессильно отмахнулась лапкой. — Ну тебя. Спасибо, что кинул камушек, не поленился, хрен ты драконий. Пока.

— Может, хоть заклинаниями поменяемся?! — пискнул вдогонку покидаемый маг. Эльфа только плечиками передернула. Непонятно ей было, как можно меняться заклинаниями, иначе как перекидываясь ими, а вступать в перестрелку с коллегой совершенно непонятного «десятого уровня» посреди города… Нет уж, увольте-с.

Гоблины смотрели с отчаянной надеждой. Тоже устали мотаться по чужим мирам! В своем-то дел не переделать…

— У тебя есть знание истории? — сумрачно осведомилась Тайанне у ковыляющего мимо вперевалку широкоплечего дварфа.

— Восемь ранков, — ответствовал тот гордо, нимало не удивившись. — Плюс два от Инты.

— Как город называется?

— Уотердип, глупая женщина!

— А Хундертауэр есть в этом мире, умный мужчина?

— Нету.

— А где он? — мстительно озадачила информатора эльфийка и двинулась к гоблинам, не дожидаясь, в общем-то, ответа.

— Погоди, дайсы достану, — проскрипел дварф. Бухнул его устанавливаемый на брусчатку молот, зашебуршало, негромко звякнуло. — Это вам в Дримланд надо.

Тайанне остановилась как вкопанная.

— Чего сказал? В Дримланд? Это тебе история подсказывает?

— Вот же дура! Неужто неясно? Это знание планов! Слепому видно, что вы аутсайдеры и плейншифтеры!

— Врет, я ничего не брал! — оскорбленно отгаркнулся Чумп. — А такой гадости мне и вовсе задаром не надо. А чего ты, мужик, грубый такой?

— На тебя бы я поглядел с шестой харизмой!

— В Дримланд? — вмешался бог, развернул свой свиток, пробежался по нему. — Сейчас, минутку. Арда — были. Атлас… были… Это у нас что?.. Эления… Скорее всего не ваше, там таких как вы… или скорее такие как вы не таких как вы… Я на всякий случай записал, мало ли… Эберрон — следующим пунктом… У вас на ящерах ездят?

— Ездят, — покладисто согласился генерал. — Я же лично и ездил. По воздуху.

— Нет, это летание… Это в Кринн… Рыцари Розы у вас там есть?

— Есть! — поделился Хастред. — У Розы кого только нет. И рыцари к ней тоже частенько захаживают. Роза — личность в определенных кругах известная… А ты сам-то ее откуда знаешь? Хотя тетка, конечно, издалека видная…

— Опять мимо. Равенлофт… Не попадем, допуска нету. По секретному пакту с Темными Силами от две тыщи пя… Ой. Забудьте, не то недозволенное знание выведет из равновесия Вселенские Весы, и Хаос… Ну, вы уже знаете, правда? В общем если вы из своего мира выбрались, то это всяко не Равенлофт. Сиала. Тебя, чубатый, не Гарретом кличут?

— Неа. Чумп я.

— Значит, Сиала тоже отпадает, там двум таким не ужиться. Хьервард. Земля, с позволения заметить, без радости. Хотя в Равенлофте тоже особо не посмеешься. Наверное, тоже не ваш, вон вы какие зубоскалы. Но чур с ним, с Хьервардом, пусть Хедин сам свои пропажи ищет. Шаннара. Вот, Шаннара вам бы подошла, у вас и друид есть… Но туда тоже не поедем. Жалко мирок, красивый такой, как игрушечка, только вас в нечищеных бахилах там и не хватало. Талар. Как у вас в мире называют тех, кто летает по воздуху?

— Гоблины, — скрипнул зубами орк. — Или еще — халявщики!

— Тоже пролетаем, там бы вас не поняли. Может, Перн? Нет, вряд ли… Рожами не вышли. Да, пожалуй что один Дримланд и остается. Ээээ… а вы уверены? Нет, я ничего не говорю, родина есть родина, но по мне, лучше уж в Атласе было остаться, под тамошним Темным Солнцем, чем в эту… гм… клоаку хоть на неделю! Боги там, если ничего не путаю, те еще — грубияны, раздолбаи, хамы…

— Нашлись! — завопил Вово радостно и подскочил мячиком. — Самый наш мир!

— И ты этому еще радуешься?

— Еще бы не радоваться! Там кормят и гномов бить можно!

Бог сокрушенно вздохнул. Очень ему, видать, не хотелось тащиться в Дримланд, где боги — хамы и грубияны.

— Я б тебе и тут гномов побить разрешил. Да что гномов! Это мир такой, где никак не соскучишься. Зовется Фаеруном, битье друг друга — тут народная традиция. И не только друг друга. Лупят всех кого не лень. Особый вид национального спорта — битье тарраски. Это такая большущая зверушка, в жизни не встречается, они ее специально для битья на досуге вывели. Причем добро бы по уму метелили, так же нет — это им неинтересно! Собираются большими толпами и ну об заклад биться, скольких она потоптать успеет, допрежь чем они ее доковыряют своими мечами…

— Булавами, да? — методично поправил случившийся рядом местный в модной кепке. — Хит сэзон — большой вармейс. Атвэчаю!

— И тут тоже гзуры! — нахмурился генерал. — Вот же развелось! Вы отметьте себе, ребята — в скольких краях побывали, ни одного гоблина! Единственный правильный, и тот стрекозел. А гзуры — на каждом шагу!

— Видимо, гзур — венец творения, — уныло предположил Хастред. — И все пути эволюции непременно приводят к этому образу.

— Вот и поехали отсюда, пока у самих кепки не отросли.

— Ну, поехали так поехали, — бог покривился. — В круг. В какую, говорите, вам часть Дримланда? Лучше точнее, я вас там возить по всему миру не буду.

— Хундертауэр на севере, где Земля Вечного Холода уже кончилась, а ничто другое еще не началось, — объяснил Хастред обстоятельно. — Узнать легко: сотня башен в стене. Во всех остальных наших постройках, что я видел, более двадцати башен никогда не случалось, ибо упорство таковое в строительстве нашему народу несвойственно. Прямо на самые башни нас кидать необязательно, но вот в окрестных лесах посадишь — и будет тебе наша самая горячая благодарность.

— Привэт пэрэдавай, — расцвел гзур-просветитель. — Дримланд — как сэйчас помню! Я там был, мед-пыво… чача, брага, ром, пунш, грог, малага… потом нэ помню, голова шибко болел, но Везде Д’рюк и там отмэтился, да! По сэй дэн поди поминают нэзлыми словэсами? Вы там скажитэ: айл би бэк, кэпкой клянус, никому мало нэ покажется!

Орк вскинулся ревниво — рассмотреть известную личность, но бог уже изронил свое неслышное, однако крайне действенное слово, и мир померк, отсеченный стенами кокона. И только истошный гзурский вопль донесся из-за воздвигнутой преграды, рассекая, казалось, самые барьеры мироздания:

— Заезжай, если что! Пить будем, гулять будем, на тарраска сходим опять же!..

Снова засвистели мимо звезды — кокон волокло на сей раз без лишних церемоний, тряся на виражах и превышая все допустимые скорости. На физиономии генерала застыла гримаса предвкушения — соскучился по родине! Некстати вспомнил, что примерно с такой же рожей въезжал в Хундертауэр несколько дней назад. Ничего, ныне в полной боевой готовности, не отвертеться гному! Вспомнив про готовность, принялся напяливать кольчугу богатыря-гзура, по традиции наглухо в ней застрял, убедился в неизменности всего сущего, приглушенным голосом убедил в ней и остальных, со всех сторон припустились помогать, правда эльфийка внесла свою лепту суровым пинком, но помог и он, заставив гоблина угодить дернувшейся головой в узкий кольчужный ворот. Кольчуга оказалась практически впору, облила Панка как родная, разве что в брюхе чуток великовата — все-таки носитель ее предыдущий гоблинской статью славен не был, позаплыл местами поверх мускулов дурным мясом, ну да когда размер был проблемой? Только и разницы, что позволит выхлебать пива вдвое против нормального, допрежь того как начать угрожающе потрескивать на пузе. А на спине и под мышками лопнет при богатырском замахе все едино.

Вообще, зря грамотей ругался на невыгодную сделку. Гзурские герои оказались с пониманием, легко поддались на убеждение, что все едино пропьют всю воинскую справу — с горя или радости, это уже вопрос десятый, и охотно уступили по сдельной цене, кроме рубах из железных колец, еще и свои островерхие шлемы, обшитые железом рукавицы, старший в азарте даже коней предлагал сторговать — им-де идти недалеко. Но генерал трезво (добивая бурдюк их чачи) рассудил, что коняги в кокон все равно не поместятся, да и толку от них на месте никакого — на стены кони лазать не умеют, будь хоть трижды богатырские. А вот мечи свои вояки продавать наотрез отказались, и уже за это генерал их зауважал: истинный воин меч может потерять, сломать или подарить, а уж пропить — вовсе дело житейское, но продать — да ни в жисть! Благородный металл на презренный меняют только те хмыри, коим не ведом самый воинский дух. А торговаться с такими генерал всяко считал ниже своего достоинства: мечи свои он обычно брал с боя, брезгуя методами прозаическими. А сейчас меч у него был и так. Нахлобучил на голову конус шлема, тот немедля осел на самые глаза, и генерал недобро засопел — всегда предпочитал шишаки, не урезающие поля зрения. Вот же гзуры! Верить, что у гзура больше голова, не хотелось никак. Дешевле было признать за ними дурновкусие в вопросах военно-полевой моды и приготовиться обходиться без шлема — благо череп прочен на зависть.

Кижинга рядом сопел напряженно — ему его кучу железяк в коконе было не разложить, а Хастред так и вовсе проявил вопиющее равнодушие, которое пояснил с душевным зевком:

— Вот вывалит нас этот ушибленный за полмира от Хундертауэра! Мир-то у нас ух какой большой, я его и на карте видел и даже на чудо-поделке глобусе, а если взять за обыкновение верить чумповым россказням, так даже и еще больше.

— А чего ж мне и не верить? — хмыкнул Чумп. — Я вообще очень честный, а уж когда за вранье не платят, а вовсе даже лупят — тем более. Конца-края свету я не видел, а также не нашел подтверждения популярной ереси на тему его, мира, круглости, но вот что до сих пор находятся просторы, где есть чем поживиться — это готов засвидетельствовать. А некоторые уперлись, понимаешь, в одну постройку, богов готовы перебить бутылками, лишь бы ни себе ни гномам не досталась!

— И не говори, бывают же упертые, — согласно посетовал генерал, на которого воинская справа оказала поразительный эффект отупения — наверное, наследие предыдущего носителя. — Но ежели через полмира — то чур дальше уже на драконе! Этот пусть не всегда ясно, куда завезет, но хоть посадить его можно моментально, попросту треснув по башке. А своими колдовскими методами дальше уж без меня! Экие производственные издержки переносим, это ж подумать страшно. Как увидел того с дубиной, который с гномом нежно ручкается — хоть ложись в далзимову клинику от головных хворей.

Кокон затрясло. Неустойчивую эльфийку шатнуло, она чуть не обрушилась на стенку, зашипела обозленной кошкой, генерал поймал ее выставленной граблей и с удовольствием гаркнул, обращаясь куда-то вверх:

— Эгей, там! Смотри куда едешь!

— А то чтооооо?!.. — не менее мажорно донеслось извне.

— А то не смотри, — сконфуженно определился Панк. — Вожжи у тебя, так что ты уж, это самое, и поворачивай. Долго нам еще? Вот помню один такой подрядился войско перевести из Серпентии в Бутраиль, как спросил поедем? Через Брулазию, ибо Старая Брулазия прямо по пути, дело ясное. Так он, шельма, нарочито круг заложил до самой Новой Брулазии, чтоб значица заплатили ему за кажинный лишний день путешествия!

— Ну вы ж не думаете, что ваши задворки рядом с самим Фаеруном?.. Терпите, тащу по самой краткой траектории. Вот уже и… ой, мама!

На этом многообещающем возгласе голос бога прервался, а кокон ушел в стремительное пике и лопнул на сей раз, чуточку не долетев до земли — причем рассыпались не только стенки, но и сама несущая плоскость. Бог, застигнутый какими-то своими божественными форс-мажорными обстоятельствами, на этот раз не удосужился даже выбрать полянку — высыпал седоков прямо в лес. Чумп повис на ветке, а Зембус даже обнялся с деревом, словно встретив старого знакомого. Эльфийка с коротким взвизгом шлепнулась наземь, Хастред предприимчиво повалился на нее, а Вово так и вовсе кувырком укатился, как оказалось, в кусты. Очень похожие на те, которые недавно покинули там, у ведьминого дома (откуда-то из мешанины веток страстно засопел заваленный своим железом орк) — только безо всяких следов ведьмы, гноллов и кострища. Зато по всему периметру зоны высадки обнаружились выжженные и выкорчеванные останки кустов и деревьев, трава тлела и дымилась. Густ был лес, глух и прямо-таки нехожен, это в глаза бросалось сразу. Вот уж воистину занесло так занесло, иначе как магическим образом в такие края и не попасть, даже на драконе — тому тут и сесть-то негде, не изорвав крыльев.

— Приехали? — догадался генерал, которого было не застать врасплох такой ерундой, ибо по долгу службы балансом своим он владел отменно и успел раскорячиться в позу крайне устойчивую, хотя и неприличную. — Можно на выход? Хех, а выбор какой? Вово, оттуда кабака никакого не видно? Или, на худой конец, замка с сотней башен в стене?

— Неа.

— А чего видно?

— Небо видно. Ветки разные. И это… шишку чувственно.

— Какую шишку?

— Не знаю. Большую. Она раздавилась, но все равно лежать на ней неудобно. Можно уже шевелиться?

— И мне, пожалуйста, — подала голос эльфийка. — Я конечно все понимаю насчет страсти, но может, ты, гнус, все-таки с меня слезешь и начнешь с ужина при свечах?

— Не слезай, — посоветовал Хастреду Чумп. — Свеч я не прихватил, ибо у гноллов не нашел, они, когда надо посветить, жировыми лампадками пробавляются. Кроме того, после ужина она наверняка потребует дорогих подарков и папиного благословения.

— И шею помыть и штаны заштопать, — поддержал генерал. — Причем самому себе. Нет уж, с бабами строже надо.

— Правильная женщина ничего не требует, — поделился Кижинга, отер с лоснящейся черной физиономии пот и мечтательно прижмурился.

— Правильная женщина посредь леса не будет обретаться, — пробурчал Хастред и с явной неохотой таки поднялся, ухватил эльфийку за локти и одним рывком поставил рядом. — Так и впрямь одичаешь, ни с кого ничего требовать не восхочется. Кстати, я всегда думал, паладин — это такой вроде генерала, только морально устойчивый и на сторонних баб не падкий. Разве нет?

— Я сам себе морально устойчивый! — возмутился генерал. — А этот — да разве ж про него так сказать язык повернется? Вечно так, нормальные офицеры на военный совет поспешают с пивом, брагой или хотя бы с планами местности, а этот с бабой! Все на ужин, а этот схватит на бегу миску — и опять же по бабам! Правда, тогда его еще паладином не обзывали, это уже какое-то новомодничанье.

— Это в Салланде придумали, — пояснил орк стесненно. — У них там есть занятная манера все упрощать. Драться умеешь — воин. Драться не умеешь — небось маг. Присягу принес — будешь паладином. Хотя я вполне себе конкретный анарх.

— Раз в короне — значит король, — догадался Чумп. — Хорошие обычаи. Анарал, давай туда прогуляемся после Хундертауэра? Хастред там сойдет за умного, тебе поверят что ты правда известный полководец, а эльфа наконец осыплется пеплом. Ибо как же она не факел, когда на башке пожар?

Тайанне машинально пощупала волосы, обескураженно похлопала глазами, обнаружив на ладони несколько обугленных клочков.

— А тебя наконец-то вздернут на ближайшем дереве?

— Вот еще. Я ж с того и начал, что король там, должно быть, это кто в короне. Так что вы уже можете упражняться в назывании меня величеством. Корону я себе найду, даже и вполне настоящую.

Вово выломился из кустов, отряс с пончо превеликое количество сухих листьев и хвои и виноватым жестом предъявил расплющенную шишку.

— Я не нарочно, — пояснил он стеснительно. — Она сама… А это мы уже дома, или как? Ибо если нет, то и фиг с ним, мама всегда говорила: не свое — не жалко, гори оно все синим пламенем, а своя рубашка ближе к лесу… или не так?.. А если уж шишка своя, то скорблю всея душой и готов новых натрясти, чтоб только чего не вышло.

— Если вы ко мне, то лес самый свой, — проскрипел Зембус, с трудом отклеиваясь от ствола. — В каком еще мире, не успев попасть в лес, уже разбиваешь рожу о ствол, рвешь штаны о ветки, напарываешься на какой-то подлый сучок самым уязвимым местом и еще в придачу встречаешь такие родные лица?..

Указанное им родное лицо как раз выбралось из-за деревьев и остановилось между двух массивных стволов, исподлобья оглядывая прибывших. Чем подкупало лицо, так это… да ничем оно не подкупало, это лицо, приятного в нем не было ни на грош. Гоблины, они вообще не по части лицеприятности. А что был это самый что ни на есть гоблин — сомнений не возникло даже у такого ревнителя чистоты рядов, как генерал Панк. Массивный, мрачный, крепкоплечий и длиннорукий, с подчеркнуто зверской рожей и зловещего вида рогатиной в руках…

— А ты говорил, всех повывели, — ойкнул Чумп. — Как же, таких вывести — никаких гномов не хватит.

— Слышь, земляк, где тут Хундертауэр? — воодушевился генерал. — Места определяем как родные, сталбыть тут где-то быть должон, да только высыпали нас, сам видишь, на подступах неближних!

— Хундертауэр? — зверообразная рожа, с массивными челюстями, лохматыми кустистыми бровями и запавшими полупрозрачными глазенками цвета дубовой коры, перекосилась то ли в сторону недоумения, то ли неодобрения. — Это ж надо так пить!

— Да мы и не пили почти что! — запальчиво возразил Панк.

— А вы-то при чем? Я ж про себя… Где ж он тут, Хундер-то? Вот же, перемать, помнил ведь… А! Тьфу ты! Эвон там!

И указал корявым корнеобразным перстом в произвольном, как показалось гоблинам, направлении.

— Деда своего дури, — посоветовал генерал с пониманием. — Там, поди, засека на таких как мы случайных прохожих?

— Окстись, генерал, на кого в такой глухомани засека? — Хастред раздраженно дернул плечом. — А вот болото какое ни на есть может встретиться запросто. Слыхали мы про шуточки подобные, у лесных братьев популярные. Ты в болоте по ноздри, а они знай по берегам потешаются.

— Я тоже помню, как ты чуть не утоп, — поддержал Чумп. — Только вот дорогу тебе тогда показывал не лесной брат, а вполне приличная тетечка с корзиной. И показывала куда надо, а в другую сторону ты пошел исключительно из глупого убеждения, что она тебя с пути сбить норовит. И не потешалась она по берегам, она сразу за подмогой убежала, а потешался, чего уж греха таить, я. Пока ты не вылез. Тут уже потешаться начали местные жители, а то ты, когда злой, обращаешься к истокам — в смысле, к знаменитым бесноватым традициям горных воинов…

— Он и на такое способен? — восхитилась эльфийка. — Вы глядите, а с виду натуральный маг-интеллигент, аж с души воротит.

— А где этот, который вас сюда доставил? — полюбопытствовал гость тоном вкрадчивым совсем не по-гоблински. Глазки его, уютно примостившиеся глубоко под низким лбом, метали цепкие, неуловимые взгляды по всей поляне — туда и сюда, словно бы богами, которые доставляют в его обитель гоблинов, он привык закусывать, и как раз приближался час полуденной трапезы.

— А на кой тебе? — уточнил генерал подозрительно. Тон лесного жителя живо напомнил ему очередной случай из его карьеры — когда подсел к нему во время стояния под стенами осажденного города непроверенный малый, в чьей наружности убедительного только и было, что нос всмятку, и прикидываясь дурачком (а как еще назвать того, кто за свой счет тебе без устали подливает?), вызнал планы на два дня вперед, и больше бы вызнал, да генерал планов на большее время отродясь не имел. Не помещались они в его прочной голове, хоть плачь… Так бы и убыл хитрый шпион в город, где за добытые сведения его наверняка бы превознесли и золотом осыпали, кабы не вызвал Панково негодование возмутительным поведением: взял да и, полагая что гоблин за большой кружкой не видит, слил из своей кружки чудесную брагу в кадку с кактусом. От возмущения генерал брагой поперхнулся, кружку поставил и пришиб невежу, а уж что он шпион — после прояснила разведка. Может, кстати, и не шпион был вовсе, а впрямь восторженный соискатель воинской мудрости, а разведка — дело такое, тонкое и неявное, она и соврет — недорого возьмет. Но прибить за перевод продукта по-любому стоило. Не стоит ли и этого тоже пристукнуть, не доводя до греха?

— А надо, — сумрачно ответствовал подозрительный лесной субъект, недобро раздувая ноздри. — Ишь, тоже мне, нашел где летать… и всяких разных вываливать. Пеня, как водится, за топтание и попрание…

— Что-то ты больно сведущ да просвещен для чащобного-то ухаря! — насупился генерал и решительно выдвинулся вперед. Зембус сдавленно квакнул под боком, словно предупредить о чем-то порывался, но Панк только плечом повел. Подумаешь! Сам уже понял, что и посреди лесов личности попадаются отпетые, но и он не промах, а ничто так не устанавливает теплые дружественные отношения, нежели душевный мордобой. К тому же рогатина против меча — оно всяко не в пользу рогатины!

Сошлись нос к носу промеж кривой березы и разлапистого куста, развернули плечи, Панк зловеще хмыкнул — оказался на полголовы выше, это хоть и не влияет ни на что, но уверенности придает изрядно. В серо-карих глазах лесного жителя промелькнуло бегущей тенью удивление, перекочевало на узкие облупленные губы, исказило их одобрительной кривой ухмылкой. Генерал заулыбался тоже. Ежели противник тебя оценил по достоинству, то и не противник он уже, а так… почти что союзник!

А почти что союзник вдруг снялся с места и удивительно легко — даже куста не обломал — канул в чащу, и сомкнулась она за его спиной, как вода смыкается над ухнувшим в нее камнем. С концами. И только шелест прошел по окрестной листве.

— Эгей, куда! — дернулся следом за ним генерал, отгреб пару веток в сторону — но ничего, кроме другой растительности, не обнаружил. — Вот зараза лесная! Эй, вернись! Я все прощу! Пойдем гномов метелить!

Лес промолчал, зато не промолчал Зембус.

— Силен ты, генерал, — процедил он с уважением. — Издаля видно, что силен, но иной раз такое учудишь, что хоть в телегу запрягай, хоть седло навьючивай…

— Да я что? Я ничего, — генерал обескураженно потер затылок. — Что, родственник?

— Ну… как бы да. Это ж Лего был, собственной персоной. Я его запомнил намертво! Это он еще в виде воистину божеском, а в прошлый раз, как в друиды посвящался, мы его то ли из-за стола сдернули, то ли вовсе с горшка — сразу, не спросясь, иерофанту в рыло, отобрал всю нашу раскурку, осквернил собственный жертвенник и устранился в клубах то ли серы, то ли еще какой отвратительной субстанции. Не зря этот наш, который привез, так ойкал! И сейчас его не видно. Определенно, наш мир, где ж еще даже бога эдак быстро могут спереть?

Бога, надо отметить, и впрямь видно не было — исчез, как Чумп из-под стражи.

— Да он сам небось сбежал, едва этого завидел, — предположила эльфийка. — Что, это тот самый Лего, про которого Чумп рассказывал? Который у Кейджа набирался премудрости? Наш-то оказался не так уж слаб на голову, ноги сделал вовремя. А Гого тоже покажете, который без штанов?

— Хастред изобразит на ближайшем привале. Туда, сказал, к Хундертауэру? Ну, туда и туда. Чего расслабились? Вово, брось шишку, или хоть слопай как один легендарный драконарий, который, будучи сбит над вражьей территорией, все шишки в окрестностях пожрал, пока до линии фронта добрался — новые елки там по сию пору не растут, ибо не из чего. А учитывая, что воевали в ту пору мобильно, фронт туды-сюды перемещался пожалуй что на десяток лиг в день, этот проглот такое поле выгрыз, что на ем хумансы рыцарские турниры проводить повадились. Разбирайте барахло, и пошли! Поняли, нет?

Гоблины заворчали, но подчинились. Вово недоверчиво отведал шишки и остался ее вкусом недоволен. Нет худа без добра — хоть лес целым останется. Хастред сунулся под один корень, под другой, убедился что бога в окрестностях нет со всей определенностью, и рассудительно пожал плечами. Ну, не узнает, что полезно приложить к подбитому глазу стылую серебряную ложку — неделю походит, распугивая других богов и богинь синяком. Если не совсем дурак, соврет, что с этим самым Лего подрался и что отделал бедолагу под орех — испытанный прием, сам им не однажды пудрил мозги обществу, когда стыдно было признаться, что зачитался на ходу и кувыркнулся с лестницы. А вообще, если уж нормальный бог, должен знать такие тонкости и сам. Даром ли гоблинские проповеди на тему бытия Большого Совета обычно начинаются как-нибудь в духе «Поймали однажды Занги, Йах, Амбал и Барака Райдена и ну его метелить!». Дело насквозь знакомое.

Задержал отряд Кижинга — выволок из мешка свое железо и принялся в него сноровисто упаковываться.

— Я понимаю, что от ваших гоблинских богов это не спасет, — с достоинством пояснил он в ответ на нетерпеливое сопение генерала. — Но лес и правда до боли родной. Прямо не знаешь, с какой ветки сиганет очередной топорастый.

— Ты своих не бойся, ты гномов… — генерал озадаченно прикусил язык. — Ха, гномов. Ну, гномов ты уж подавно не бойся, еще не хватало бояться этих культяпых. Бойся ты, к примеру, дождя с градом, вот уж что точно в походе не в радость!

— Не буду я бояться. Мы, паладины, таким премудростям гражданского быта не обучены. Застегните пряжки кто-нибудь!

— Еще один будущий генерал — одеться сам не может, — вздохнула эльфийка, однако на помощь выдвинулась, что Панк с удовольствием отметил как несомненный признак прогрессирующей субординации. Еще немного поднажать, и вовсе перестанет намекать на его генеральскую тупость!

Пряжек в хитром оркском плейте оказалось немного, ремешки на ножных и ручных гнутых пластинах Кижинга ловко затягивал сам, так что за какие-нибудь пять минут вместо мятого и рваного, как все путники, темнокожего субъекта самого разбойного вида среди гоблинов образовалась цельная статуя синей стали. Яйцевидный с выпяченной решеткой забрала шлем-армэ погреб под собой последние свидетельства орочьей неблаговидности — устрашающие клыки, бешеные от природы глаза с синеватыми белками и написанное на физиономии крупными рунами выражение беспредельного цинизма. Орк легко, словно бы не был отягощен двумя пудами железа, нагнулся за сложенными под ноги мечами и с видимым удовольствием выпрямился во весь рост.

— Этого будем парламентером посылать, — предсказал сведущий в военных предприятиях генерал. — Ежели, конечно, найдем белую тряпку на флаг. Ему в тылу врага только шлемак снять, дабы произвести на супостатов эффект мгновенного удручения. Я сам, помнится, как увидел его поперву, гарцующего в этом самом облачении, успел с половиной штаба о заклад побиться, что не иначе как благородного сословия хуманс, не замеченный, не ухваченный, в порочащие, это самое, связи ни в жисть! А он как сними шлем, да как гаркни что мол узнал от знакомого ассасина, с которым вместе по гетерам шлялись на спертые у местного барона динарии, что нам воины требуются! Уж не упомню, чтоб второй раз эдак влетел. Неделю ходил трезвый, все корил себя за поспешание и вздорный нрав. Потом правда отыгрался на нем же, когда по злобе поспорил с теми же выигравшими, что мол они его и впятером налетев не отделают!

— Таааак, — глухо донеслось из-под оркского забрала. — Вот это что было за крещение! А я-то по сию пору голову ломаю: чего налетели?..

Генерал независимо двинул облитыми кольчугой плечами.

— Проиграйся сам эдак по моей милости! Тут уж не до деликатности. Трудно тебе было оказаться приличным хумансом? Или уж, буде выпало орком родиться, носил бы свои оркские ламелляры или шкуру звериную! А выпендрился — получай по заслугам, — генерал повернулся к внимающим гоблинам. — Пусть-ка, думаю, ему горячих навтыкают! И на все, что еще осталось от жалования, замазал с народом, что мол им его не одолеть и скопом. Не жалко уже! Народ-то у нас при штабе отпетый водился, те еще мордовалы, с иными я и сам бы вставать на двобой остерегся. А он как пошел их махать! Сперва тех пятерых, потом иных, что набежали его крутить во избежание… Когда наконец угомонили, вакансий при штабе моем образовался почти что полный набор. Так и не пошли на войну!

— Как одолели? — профессионально возлюбопытствовал Зембус. — Я не к тому, чтоб сразу повторить, но мало ли какая оказия!

— Подпустили бабу с дубиной, и на нее-то у него именно рука и не поднялась, — догадался Чумп. — Я откуда знаю? С Хастредом на моей памяти была такая же история. Она ему в рыло, раз, другой, дубина сломалась, она в кулаки, а он ей знай лепечет что-то про уста и очи.

Хастред возмущенно проревел что-то неразборчивое из недр Добрыниной кольчуги, в которую как раз втискивался.

— Со спины чем-то тяжелым звезданули, — хмуро признался Кижинга.

— Бочонком, — уточнил генерал. — С селедкой. Тяжелый, зараза, поднял-то я его на раз, а вот швырнуть через пол-лагеря оказалось непросто! Ну, довольно уже предаваться сим приятным воспоминаниям, отложим до привала, а лучше до победы над гномами, вот ужо тут я вам такого расскажу — животики надорвете! Ты, грамотей, молодец, снарядился славно. А ты что же, брезгуешь воинской справой, колдун злонравный?

— Брезгую, — согласился друид и в подтверждение слов своих отпихнул кольчугу ногой. — Ну ее, эту справу. Опять примешь не за того, и пошлешь вот этих самых пятерых меня тоже отметелить. А потом еще бочкой селедки отоваришь. Я лучше так, по старинке.

— И на меня не косись, я такое уже пробовал носить, — Чумп поддел многострадальную цепную рубаху сапогом и тоже откинул подальше. — По всем статьям шуба, только жесткая и не греет. Ни повернуться, ни в карман к друиду слазить без лишнего трезвона. Сам носи, тебя хоть украшает.

— Это вы мне ее сватаете? — удивилась эльфийка, к чьим ногам кольчугу ненавязчиво подпинали. — Благодарствую, фасон не мой. Вот шапочку я бы примерила, стильная шапочка, если б те гзуры не отрастили себе репы лошадиного размера. В таком корыте я ванну принять могу, и еще следить придется, чтобы не утонула.

Других претендентов на шлемы не нашлось, кроме Вово, на обширную голову которого как влитой сел головной убор старшего богатыря. Похищенный Чумпом у гноллов походный инвентарь распределили по-братски, то есть, как все лучшее, отдали ребенку, за исключением отхваченного Зембусом колотила и разобранных Чумпом и Хастредом луков. Вово воспринял доверие безропотно, ловко увязал барахло в один плотный тюк; невостребованную кольчугу эльфийка брезгливо затолкала в свой чудесный рюкзачок, а паладин завладел рогатиной с деревянным пером, недоверчиво фыркнул и на пробу слегка пырнул ею генерала. Твердая древесина скрежетнула по кольцам кольчуги, генерал возмущенно отмахнулся.

— Прочная, — удивился орк. — Прямо родину вспоминаю. У нас там было железное дерево, так им, по слухам, даже гоблинам черепа проламывали.

— Были мы на вашей родине, — возразил Панк с достоинством. — Неподтверженные твои слухи. Три раз пытались, с неизменным моей головы преимуществом. На четвертый раз уж было цельное бревно приготовили, я даже заподозрил что издеваются, но до дела не дошло — торговец, чье бревно, заартачился, ибо на вес золота матерьял. Пошли?

Первым место высадки покинул друид. Не сказать, что лавры лесоходного Лего ему дались в полной мере, но генерал его сразу потерял из виду за стеной растительности, взревел уязвленно и бросился следом. Нырнул в заросли, смял роскошный куст, продрался через стену из раскидистых ветвей, сшиб, приложившись с маху плечом, молоденькое деревце толщиной в запястье и тут только догнал Зембуса. Друид наивно вообразил, что такой треск может произвести разве что Лего, отыскавший наконец их незадачливого проводника по мирам, и ныне его безжалостно лупящий. На такое зрелище — еще бы, боги лупят, да не тебя! — посмотреть определенно стоило, так что вывалившийся из мешанины веток генерал шамана крайне разочаровал.

— Тьфу на тебя, громыхатель! Ты можешь двигаться с меньшими разрушениями? Или хотя бы крушить все не так громко? Гномы ж разбегутся задолго до нашего приближения!

— А и пусть их разбегаются, — уязвленно отрезал генерал. — Нам же в стену долбиться не придется. Стены в Хундертауэре ого-го! Кто только лоб не расшибал. Я так полагаю, что раз уж мы почти уже добрались, можно слегонца озаботиться вопросом, как же мы его брать собираемся. Я-то грешным делом полагал, что с воздуха, но лодку разбили, дракона не нашли… дело конечно привычное, каждый раз такая ерунда, то обоз потеряли, то войска забыли, однажды даже меня самого перепутали с каким-то олухом, вот смеху было… но все-таки.

Следом за Панком появился тоже всполошенный Вово, доломал по пути собственной персоной и тюком все, что уцелело после генеральского шествия, и сконфуженно замер в сторонке, ожидая прямых указаний. Хоть и уютнее оказался свой мир после вереницы чужих, но открытое небо давило на плечи куда весомее любой толщи привычного камня… Так и хотелось стать маленьким, жалобным, карманного размера, а за свои пилорамные габариты попросту стыдно. В его маленьком мирке принятие решений обычно возлагалось на самого крупного: сперва, пока был совсем мал, заправляла всем мама, когда подрос и решительно обогнал ее и ростом, и уж подавно размахом плеч — появился отец, размерами и посейчас напрочь затмевающий; а когда тот уходил опять в свое подземное царство — почетное старшинство отходило к деревенскому старейшине, гроссгобу-ортодоксу, тоже размеров пресолиднейших. Повезло все-таки, что Панк ростом повыше, а рост таки первее, нежели вес, в определении старшинства! Ему и командовать, а остальным можно вольготно сопеть в обе дырки.

— Ежели меня спросите, то под землей можно куда угодно протиснуться, — стеснительно сообщил он. — А уж чтобы под какой древней постройкой вроде того Хундертауэра не было целого лабиринта — да в жизни не поверю. Вы подойти дайте, а там уж я найду!

— И что это за геройство будет? — скривился генерал. — Исподтишка всяк горазд. Чумпа вон подослать через стену, так гномы сами перевешаются, обнаружив пропажу накопленных годами ценностей. Но рази ж этим будет потом прихвастнуть? Нет уж, правильный герой завсегда идет в лобовую атаку, ежели от его грозного вида враг дает деру — таковая быль нам не в упрек, но коварно подбираться — не наш метод.

— Эээ… а если я нарочно по пути найду пару подвигов? Каких-нибудь страшил местных, подземных? Их в старых тоннелях всегда пруд пруди!

— А кто ж увидит? Подвиг — оно когда напоказ, чтоб пошел восхищенный ропот! Подвиг — это ворота в одиночку вынести, прорубиться через вражий строй с целью отобрать знамя, или вот например с постной рожей помаячить по окрестностям, внушив всем убежденность в полной твоей безобидности, опосля чего публично объявить, что мэр берет взятки. А когда втихомолку — не считается. Хоть всех драконов повыведи — в лучшем случае клеймо враля заработаешь.

— Да и страшил подземных с нас хватит, — поддержал Чумп, под шумок тоже тихонько возникший поблизости. — Видать такова безудержная анаральская харизма, что я тоже начинаю мыслить героическими категориями. Лучше выйти в чисто поле и выслать наиболее здоровых из нашей среды — нас с эльфой не считать — на честное ратоборствование, чем опять под землей с этими чучелами. Они ж не разбирают, кто натуральный герой, а кто погреться зашел, все в рот тянут, вот как Вово.

— Коллектив поддерживает, — указал генерал на него. — Твой вариант, Вово, мы конечно примем как резервный, но покамест готовься вышибать ворота. Ну, чего встали? Ах да, планы составляем. А вот хумансы, слыхал я, умеют на ходу думать. Так у них и волосы на рожах растут и вообще немало странностей. Пошли дальше! А ты не несись так, и главное из виду не исчезай! А то не хватало еще посреди родных мест заблудиться.

Зембус озадаченно пожал плечами — он и не думал, что в лесу возможно заблудиться, тем более в родном, где если не ты каждую елку, то уж она-то тебя точно в лицо знает. Он сам уже точно определил, что никогда доселе в этой части леса не был, но массив целиком был ему определенно знаком и сам, в свою очередь, признал друида, позволял видеть дальше, охотно расступался на пути и даже словно бы слегка выворачивал выбранный курс, чтобы направить куда надо наиболее удобным путем. Хумансам, хоть они и порываются тоже постигать друидическое ремесло, такого уровня слияния с природой не достичь; они ведь пришли уже на готовое, а гоблины для этих лесов — практически свои, местные. Тот же самый Лего еще в бытность свою не богом, но земным обитателем северных лесов простер над ними свою покровительственную заскорузлую пятерню и во время, свободное от учинения каверз и раздолбайства, периодически поколачивал заезжих вырубщиков. Деревья же — народ весьма тугодумный и памятливый, старого добра не забывают и завсегда готовы протянуть ветку помощи хранителям старых традиций. Правда, генерал не то что на хранителя не тянет, а вовсе похож на вредителя. Так что этому могут и корень под ногу подсунуть, и яму на пути разверзнуть, и зверушку навстречу вывести, да такую, что всей бригадой не отмахаешься.

— За топоры не хвататься и огня не зажигать, — предупредил друид на всякий случай. — И орком неплохо бы не быть, но это уж как получится. Авось с такой пикой сойдешь за гнолла. Пошли!

Чумп проворно продрался поближе к Зембусу, опытным своим нюхом на ситуацию определив место рядом с ним как наиболее безопасное. Генерал поспешил следом, а Кижинга, в своем полном доспехе посреди леса начинающий чувствовать себя полным кретином, пропустил вперед всех остальных и поплелся в арьегарде. Друид верно подметил, орк и лес — два понятия, совместимые не более, чем парное молоко и соленые огурцы. Даже в родной Мкаламе, крае, на значительную часть заросшем непролазными джунглями, с деревьями орки общаются исключительно на топорах, воспринимая их как вызов истинным воинам, укрытие для трусов и источник бесконечных гадостей, от которых не оградиться самым завидным воинским мастерством: малярии, гадюк, мошкары и пиявок.

Лес завис над головами надежной зеленой крышей, отсекая яркое полуденное солнце, идти в свежей тени было легко и приятно, особенно после раскаленной духоты кокона. Как и надеялся друид, природа отнеслась к ним более благосклонно, нежели блюдущий границы пра-гоблин к нарушителю оных границ. Дважды Зембус озадачивался, когда открывавшиеся перед ним коридоры начинали причудливо поворачиваться, но согласно свойственной всем колдунам привычке не противиться сверхъестественным силам покладисто сворачивал в них. Деревья, обрамляющие коридор, при этом начинали чуть заметно размываться, а эльфийка — вполголоса ругаться на подчеркнутую грубость и примитивность гоблинских магических феноменов. Дескать, такому как она образованному существу, привыкшему к филигранной технике пронзания эфира, пользоваться такими неприлично и оскорбительно… После второго перехода Чумп пихнул Зембуса в бок и потыркал пальцем в небо, обращая внимание на то, что солнце резко переменило положение — словно бы его в один момент передвинули на три пальца. Друид равнодушно пожал плечами — как работают лесные переходы, он знать не знал, хорошо хоть дают попользоваться… А затем вдруг обнаружил, что деревья кругом знакомы ближе некуда, вон на березе недообломанная чага, как раз на нее нацеливался совсем недавно, во время последнего своего, не далее как недельной дальности, рейда на север от Келебхира. Обломать, правда, в тот раз не довелось, как всегда на хвосте висела очередная порция недоброжелателей-браконьеров из числа здешней лихой аристократии, которых нужно было растянуть по лесу, рассеять и надавать каждому индивидуально по шее. Так что, когда по левую руку замерцал, приглашая, очередной коридор, Зембус решительно от него отвернулся и походя благодарно огладил ближайший древесный ствол: мол, не надо, спасибо, лесные пути тоже не всегда короткие, они, может, и выведут прямо под стены Хундертауэра и даже в самую оранжерею его Наместника, но никто не обещает, что прямо сейчас. Деревья, как уже замечено было, неспешны, с них станется маршруты поудобнее прокладывать до скончания веков. А тут все свои, все свое, сами разберемся. Вход в коридор тут же прекратил мерцать, погас, застыл парой неотличимых от остальных стволов.

— Эхм, — обронил друид, обернулся к компании и разбросал руки. — Вуаля. Мы на месте. Наш родной Злой Лес, хотя это как раз клевета — лес как лес, злой в нем только я, и теперь вот еще один, в кольчуге упревший.

Упревший Хастред кивнул, соглашаясь с такой оценкой. Дурного иномирового богатыря угораздило иметь (и, главное, всучить ему, честному гоблину) кольчугу редкостно тяжелую и плохо уравновешенную, она нещадно оттягивала плечи, шумно шелестела широкими полами и стесняла дыхание. Тут невольно разозлишься.

— А где собственно Хундертауэр? — придирчиво осведомился генерал. — Желательно не тыкать пальцем, а подвести прямо к стене. Или лучше к воротам, а то ищи их потом. Совсем прекрасно было бы — к Башне Лорда.

— Будет. Совсем скоро. Что, так прямо на стены и бросимся?

— На стену — плохая идея, — гулко сообщил из забрала Кижинга. — Мне, например, туда не вдруг удастся вскарабкаться, доспех все-таки, да и вообще рыцарское достоинство. Ворота — куда предпочтительнее.

— Доспех снять можно, достоинство эльфа отчекрыжит, только дай повод, — успокоил Чумп. — А стена как раз предпочтительнее в том плане, что ее стеречь по всему периметру никаких сил не хватит, а стало быть, можно незаметно на нее слазить с разведывательными целями. Верно я рассудил, анарал?

— Сам напросился, — возрадовался генерал. — Вот он и план А, то бишь первичный. Замыкающим у нас пойдет, как водится, план Хе — удирать сверкая пятками, а все что промеж ними — заполним по ходу действия и итогам разведки. Кстати, как дойдем до города — объявлю вам привал, чтоб, значит, в случае ежели дойдет до плана Хе — все прошло в лучшем виде и ни одна собака не угналась.

— А может, хватит уже бегать? — робко предложил Вово. — Сколько ж можно? Давайте уже гному всыплем и поедим наконец как следует! Опять же, быстрее надо, а то мама, ежели прознает, что я в войну ввязался, так выдерет!.. А вот коли вернусь домой не поздно и увенчанный героической славой, то авось еще и не станет. Повредителей, как говорится, не судят!

— Это будет план, гм, еще какая-то буква, — утешил его генерал. — Кто тут грамотный? Начинайте записывать, а то мало ли, забудем. Чего расслабились? Еще стен не видно, для привала рано. Веди, друид! Кратчайшим, это самое, путем, а то трубы горят… в смысле, Вово ждут к ужину.

Друид повел. Сам он никогда не бывал в стенах Хундертауэра — не мог представить ничего для себя ценного, что может быть огорожено каменными стенами, но в окрестностях пошмыгать довелось, пособирать целебных травок и даже наведаться в Гиблую Топь по ряду профессиональных причин. Тут уж не потеряешься! Даже и лесок вокруг пошел молодой, свежий — наросший уже после того, как Хундертауэр утратил свое оборонительное значение. В бытность его южным форпостом Марки гоблины тщательно вырубали леса вокруг стен на два арбалетных выстрела, чтобы враг не подобрался под прикрытием деревьев, но правило это, очевидное для обороны крепостей, потеряло свой смысл с погружением города-замка в пучину размеренной мирной жизни. Уже в период генеральской юности, проведенной в этих краях, вплотную к окружающему стены рву уже стоял перелесок. Ныне же он оформился уже в самую настоящую чащобу — еще не матерую, дремучую, как весь Злой Лес, но уже вполне пригодную для сокрытия в ней отряда и побольше нынешнего. Гномы, видимо, пожадничали оплачивать труд наемных лесорубов. Что ж, им же хуже.

Генерал на сей раз пропустил всех вперед, сам задержался и неспешно двинулся в хвосте процессии. Сердце гулко бухало в преддверье решительных действий, которые должны были решить… А что собственно решить? — уколола странная, какая-то совсем негоблинская мыслишка. — Гномы от этого на свете переведутся или хотя бы гоблинов поприбавится? Не должно бы вроде… Но кому какое дело? Войны не для того же ведутся, чтобы изменить положение вещей, а для того, чтобы сохранить их неизменность; так что Орден Гулга должен быть попран хотя бы в знак почитания старых добрых традиций. Эх, знал бы вовремя, с кем в лесу довелось столкнуться — ангажировал бы Лего на это предприятие, даже если бы для того пришлось дать богу по голове и доставлять его под стены Хундертауэра в мешке на своем горбу. Пускай бы послушал, как зловредный гном Большой Совет поносит! Здесь-то и сами как-нибудь управимся, но вот там, в эфирных обителях богов, нехай бы Занги их гномьему Шанг Цунгу вынес претензию! Хотя, если верить религиозной пропаганде, там и так все схвачено: то Занги Шанга отлупит, не заботясь о мелочах типа повода, то тот ему ножку из-за угла, в меру своих скромных физических кондиций…

Рассуждения в этом духе, ввиду очевидной генеральской неопытности, растянулись на весьма продолжительное время, и генерал, погрузившись в них, не заметил как налетел на остановившегося перед ним Кижингу. Орк ухнул, не в силах погасить инерцию сразу и тяжелого доспеха, и тяжеловесного гоблина, неудержимо качнулся вперед, врезался в спину Хастреда, того швырнуло вперед вовсе как из баллисты, эльфийка с отчаянным всписком еле успела убраться с пути набирающей скорость кучи-малы. Вово уже привычно растопырил руки, чтобы остановить надвигающийся вал, но книжник со свойственной ему даже при неосознанных действиях предприимчивостью угодил своим окольчуженным торсом под колени гобольду. Тот с озадаченным кряканьем опрокинулся через вредоносного грамотея, нелепо взбрыкнув ногами наподдал пинка Чумпу, того отправило в полет, финальной точкой коего стала спина Зембуса, а уж почтенному жрецу природы и наткнуться оказалось не на что — перед ним уже даже и деревьев не случилось. Что было по курсу — так это до боли знакомая генералу стена, слепленная из серых неровных глыб, плотно пригнанных одна к другой. До стены было футов сорок сплошного разлома в земле — былой оборонительный ров. Лет этак сто назад он был залит водой почти по берега, а в дно его для желающих таки перебраться были услужливо понабиты острые колья. Ныне уровень воды понизился втрое, был бы по грудь среднему хумансу, вздумавшему в ров спуститься; да и то не вода осталась, а плотная вязкая жижа самых омерзительных субституций, затянутая поверху толстым слоем болотной ряски. Колья давно сгнили и пообломались, торча тут и там редкими почерневшими измочаленными расщепами. И аромат стоял надо рвом такой, что кто-нибудь не особо тяжелый, вот навроде Тайанне, мог бы пешком по нему пройтись и даже кадриль станцевать, не провалившись. Вот в это самое примечательное месиво и отправил Зембуса предательский толчок в спину.

Отправляясь в полет, друид не утратил присутствия духа и, метнув вниз растопыренную пятерню, выдохнул короткие слова заклинания. Случившаяся под ним ряска сошлась в корку, затвердела, и Зембус пребольно брякнулся на нее грудью и коленями; однако то уже хорошо, мелькнула философская мысль, что таки успел, не то ухнул бы в такое, что потом вовеки не отмыться. Это тебе не экологически чистое лесное озерцо, куда эльфийка уронила летучий кораблик! В ров гоблины много веков сливали всякое такое, о чем неиспорченной головой и не подумаешь, включая отходы от пивоварения и других аспектов жизнедеятельности. И едва ли даже боги ведают, чего в этот компот согласно своей вредительской сущности добавили гномы.

— Давайте уже войдем в ворота и сдадимся гномам, пока сами друг друга не упупили! — звенящим голоском потребовала сверху эльфийка. — Слышала я про бестолковые баталии, но чтоб настолько неуклюжее воинство! Как воевать прикажете, когда сам полководец каждым движением половину своего войска напрочь выносит?

— А так, собственно, всю жизнь и воюют, — рассудительно ответствовал генеральский бас. — Или ты думаешь, что команда «в атаку» или, ежели тебе ближе морская терминология, «на абордаж» означает — «кушать подано, приятного аппетита»? Долг всякого командира — слать свое воинство на неприятные задания. Если надо — то пинками. Ибо война!

— Ах ты демагог! А кейджианина почто утопил?

— Я не кейджианин! — выдохнул Зембус в полном отчаянии, даже слезы навернулись от бессильного негодования. — И я сам о себе как-нибудь!.. Хотя конечно пинаться — лишнее, я бы и сам в атаку пошел, кабы было на кого. Вынимайте теперь меня отсюда!

Над краем рва одна за другой появились несколько встревоженных физиономий и одно забрало, которое, надо заметить, в таком примечательном ракурсе выглядело возмутительно зубоскальным. Эльфийка чуть повела носом и тут же, изменившись в лице, шарахнулась обратно.

— И вы говорите, что там гномы живут?! — просипела она откуда-то из отдаления. — Да чтоб маленькие чистоплюйские гномы так навонять ухитрились?!

— Это да, — рассудительно согласился Вово. — Очень как-то знакомо пахнет. А гномов я не нюхал особо пристально, так что не их аромат.

— Выньте его уже, — потребовал Чумп. — Я хоть и не ведущий монстровед, но с гадостью, что поднимает вон ту волну, знакомиться никому не посоветую.

Он указал на точку футах в пятидесяти от Зембуса, где ряска начала вспучиваться и выгибаться под напором изнутри. Друид от такого соседства в восторг не пришел — вздрогнул и одним прыжком махнул к верхней кромке рва. Свесившийся Вово поймал его руку своей лапищей и одним рывком втащил наверх. Волна же, переливаясь и выгибая горбом ряску, прокатилась до спеченной друидским заклинанием корки, ушла под нее, на какой-то момент отжала пласт кверху… а затем осела, словно растворившись в наполняющей ров жиже, и во рву воцарилось прежнее зыбкое спокойствие.

— Гном-дерьмолаз? — предположил генерал севшим голосом. — Вот говорили мне, дурню, что война — грязное дело, а я не верил. Ну-ка, стрельните в него из лука!

— А давай ты слезешь и мечом ковырнешь? — скривился Чумп. — Анарал, душевно тебя умоляю — не задирайся хотя бы с новыми гномами, пока старых не доколотил. Тем более что не знаю я гномов полужидкого образа. Сдается мне, там зверушка пострашнее и, как ни трудно в это поверить, попротивнее.

Слезать и ковырять мечом генерал не возжелал, зато плюнул вниз. Смачный плевок канул в рыхлую рясочную поверхность, проломив зелень, но никаких шевелений во рву не спровоцировал.

— Видимо, умерло, — предположил генерал разочарованно. — Или спит. Или побежало с докладом к начальству. Эх, а ведь припоминаю, что нам в этой самой канаве еще в детстве возбранялось полоскаться, хотя тогда и воды было побольше. Мотивация была простая: нехай враги купаются. И — хлоп — затрещина. Для вящей доходчивости.

— Давайте в лесок отступим, — предложил Кижинга, которого куда больше интересовало не происходящее во рву (сверзишься туда в своих латах — хана придет независимо от чудищ), а состояние стен. — Не ровен час патруль по стене пройдет, или из башен какой-нибудь враг выглянет. Ты нам привал обещал, так пойдем отдохнем и подумаем в холодке и скрытности.

Башен по соседству было две, обе побитые временем и не тронутые реставрационными работами, на двадцать футов возвышающиеся над пятидесятифутовой стеной, с открытыми площадками для катапульт на вершинах. Генерал издал ностальгический вздох. В детстве он любил забраться на такую башню и покидаться оттуда прихваченным щебнем, за что не единожды бывал луплен старшими. Так вот и сложилась судьба воина-рукопашника, а ведь мог бы и стрелком вырасти, если бы упражняться не мешали, а то и вовсе — артиллеристом!

— Ну пошли, — согласился он. — Хастред — бери эту хлипкую особь. Чем ее кормить при таком слабом желудке прикажете?.. Уже не только не покажи кошмарку, но и не попахни! Тоже мне гоблинша.

— Моя мама тоже скверного запаха не выносит, — заступился за отчаянно содрогающуюся в рвотных позывах эльфу Вово. — И сапог нечищеных. И грубословия, и змей с пиявками, и еще почему-то чесночной колбасы. Ну, конечно, ее эдак не корежит, она и сама покрепче, в ухо так даст, ежели забыл ноги вытереть, что свет меркнет.

— Эльфа, дай грамотею в ухо, и пойдем уже, — генерал кивнул на лес. — Отступаем в полном порядке и спокойствии, без паники и неприличной торопливости. Вово, не беги так! Жрать все равно особо нечего, а если кто не дай Занги увидит как ты несешься — пойдут слухи, что гоблины от гномов взапуски бегают.

Отряд потянулся к лесу, а сам генерал выпрямился в рост и всадил взгляд, как две тяжелых рыцарских пики, в долгожданную стену Хундертауэра.

Дошли.

Дело за малым.

Пусть не видать востребованной подмоги и силы всяко неравны. Пусть. Никогда еще генерала Панка не останавливали такие мелочи — равно как и запертые двери, табличка «не беспокоить», похмельный синдром и общественное мнение. Когда весь мир помещается на острие твоего клинка, а за спиной незримой стеною встают десятки поколений свирепых горных воинов, не боящихся ни боя, ни боли, ни смерти — что может остановить пылающее сердце, ведомое праведным гневом и исконной, несокрушимой, истинной страстью к доброму хундертауэрскому пиву?..

Ну, например, ров этот, с непонятной породы обитателем. Беее. Нет, штурмовать придется через ворота, в ров не полезем ни за какие коврижки.

Генерал вскинул сжатый кулак, то ли грозя укрывшимся за стенами гномам, то ли вознося приветствие родине, по совпадению — древнему оплоту воинской доблести, и последним скрылся за деревьями.

— Может, дождемся подкрепления? — тоскливо протянул Хастред, когда гнолльи припасы были беспощадно истреблены, орк помянул срамным словом паладинские традиции, которые возбраняют-де снимать тяжеленный доспех в околобоевой ситуации, а Вово, утомившись от застольных дебатов, пристроился поспать на случайно подвернувшемся муравейнике. — Я ж не зря, небось, писал такие убедительные письма! Не знаю уж где тот Вуддубейн, но барон Талмон должен уже быть на подходе. Я бы, например, минуты лишней не задержался дома, получив такое послание, какое мы с генералом ему отбили. Был бы уже на месте, где стрелку забили, и нетерпеливо поигрывал бы какой ни на есть увесистой хреновиной в ожидании разборки. Я сразу сказал, что «лысая задница» — выражение непарламентское, за него могут и по лицу, но генерал настоял, упирая на свой большой дипломатический опыт.

— Так вот видишь же — нету его, — уныло возразил генерал. — Запросто может и застрять. Например не нашедши ни одного грамотного, который разберет твои каракули… или как-нибудь не так прочтет и отбудет в Китонию — вот так же ты и тот круг понадписывал! Небось бы до сих пор болтались промеж тех звезд, вдали от родины, кабы не моя исключительная способность привлекать внимание общественности.

— Могли и просто не найти, — возразил Кижинга, отирая физиономию от нетрудового, но очень благородного рыцарского пота. — Мы ж вокруг города не ходили. А ежели судить по солнцу, то подошли мы с восхода, а этот ваш Талмон, следуя от Иаф-Дуина, выйти должен был на обратную сторону, прямиком с заката.

— С заката никакой хуманс прямиком не пройдет. Там Гиблая Топь, я сам чуть в ней не гикнулся, хотя с малолетства не раз хаживал. Ой! А ведь про этую ландшафтную особенность я мог Морту и не рассказывать! Чего доброго, он туда и ухнул вместе со всем воинством — вот же печали не было…

— Я оговорился в письме, — успокоил Хастред. — Надеюсь, не слишком тонко. Этот твой Морт достаточно смекалист, чтоб прочесть между строк?

— Смотря как твоя оговорка выглядела.

— Как-то вроде «и не вздумай переться через Гиблую Топь».

— Мог не постичь, без единого-то хулительного словечка.

Зембус поднял и заправил за пояс эльфийский меч в ножнах, подхватил кувалду и сам легко поднялся на ноги. Подчеркнуто нелепый и нескладный в городе, в лесу друид, хоть и ничуть не изменился внешне, впечатление производил совсем иное: казался вписанным в окружающий пейзаж, как каменные блоки у искусных дварфов-стенокладов пригоняются один к другому, без всякого раствора, но так, что и не выдернешь. Генерал его потерял из виду сразу, как только тот шагнул к ближайшему кусту.

— Обойду-ка я вокруг замка, погляжу, — донеслось словно отовсюду сразу.

— Правильное решение, — одобрил генерал. — Морт лысый, по сей примете его трудно не узнать. Ежели завидишь еще кого ни на есть, все равно бери под крыло, лишь бы гномов мутузить были в состоянии.

— Встретишь Лего — не дерись, — присоветовал вдогонку Чумп. — И чужого не бери. Без меня, по крайней мере.

— И много не пей, — завершил инструктаж Хастред. — Вот, генерал, без этой, как ты говоришь, боевой единицы на штурм ходить совсем неинтересно. И Вово дрыхнет нахально! Давайте, мы с эльфой пока вопросом магического прикрытия озаботимся?

— Это так теперь у вас, гоблинов, называется? — фыркнула злобная эльфийка, гнолльими грубыми харчами доведенная до предела язвительности. — Вот же мастер экивоков нашелся! Знаток дивной куртуазности!

— А вдруг он правда о магическом прикрытии! — заступился Кижинга тоном не очень-то уверенным. — Я например припоминаю, как ходили с Панком на пакотарские боевые позиции под прикрытием союзных магов — вот было дело воистину занятное! Посредь темной ночи небо огнями расцветили, я даже не понял зачем, ибо мы-то и в темноте видим, а противнику светить нашим магам вроде как положено не было… Слушай, генерал, а может, те маги были подкупленные или скажем идейные предатели?

— А маги были вообще не наши, — хладнокровно пояснил Панк, с комфортом усевшийся спиной к толстому березовому стволу. — Ты ж поди имеешь в виду ту битву, где кавалерия наша наскрозь через вражьи ряды пролетела и чуть в реке не утопла? Ну точно, не наши. Да сам посуди, откуда нам магов взять было, когда две недели марша с боями до ближайшего союзного города?

— Погоди! — Кижинга выкатил глаза. — Как не наши? Это что же… их маги, выходит? А мы на них с пиками?! Стой, но ты ж сам сказал перед боем: в битве ожидается магическая поддержка!

Генерал неопределенно хмыкнул в сторону.

— Ну и сказал. Но разве сказал, кому поддержка? Я чего подумал: не объявишь войску, что маги будут участвовать — побегут при первом же огневом залпе. Объявишь, что они-де на вражьей стороне — побегут еще раньше. Ну и объявил эдак осторожненько, всяк мол понимай, как душе угодно… А понимать уже и поздно было, проблемы подкатили похуже, нежели какая-то там окаянная магия.

— Это что у тебя пострашнее магии? — вскинула бровь эльфийка.

— Холмари фалангой стояли и отборная орогская гвардия. Ты вот неслась когда-нибудь верхами на стену щитов, ощетиненную острейшими копьями?

— Чур меня от таких детских забав! Когда мне по юности экстрима хотелось, я прическу делала и напрашивалась с папой на званный обед в высшем эльфийском обществе. Тут уж куда твоим орогам, неделю потом спать не можешь, в каждом темном углу по эпической личности мерещится, и каждая норовит изъясняться стихами, а если сильно не повезет, так и вовсе пением. Бррр!

— Хастред тоже стихами умеет, — похвастался Чумп. — Примерно с тем же эффектом. Тоже, видать, прочится в легендарные эльфы! А от магии давайте все-таки не удаляться. Есть идеи, чем можно порадовать почтенную городскую публику?

— Могу прямо в середку города шарахнуть небесным пламенем, — предложила Тайанне кровожадно. — Не прямо отсюда, но ежели к стенам опять выйти, то так хрясну, что неделю будут тушить пожары. А как потушат, еще раз хрясну.

— Это твой утонченный подход к магии? — скривился Хастред. — Стоило тогда ту книжку про пустынное колдовство выкидывать! Вот уж хряснули бы так хряснули, потом только завалы разгрести, и вступай в должность.

— И вот этот недоумок берется в магии разбираться?! Попробуй для начала перегнать кровь в тот отросток, что у тебя на плечах, глядишь, начнешь соображать. Если я берусь кидаться своими заклинаниями, то я по крайней мере могу поручиться, что хотя бы стены замка на месте останутся! А те кошмары, что в книжке, зачтешь ненароком — и вовсе полмира к Стремгоду отправишь. Вник, дубина?

— Читать надо осторожнее, — проворчал Хастред обиженно, но вопрос снял. — Ну, я бы все равно пару сюрпризов подготовил. Жалко, не пройти внутрь города, а пентаграммы мои все больше фокусирующего толка… То бишь тут их рисовать смысла никакого. Ежели до стены доберемся, то могу на ней чего ни на есть начертать. Толку никакого, зато смогу хвастаться, что внес свою лепту в осаду Хундертауэра.

— Я тебе предоставлю возможность внести, — пообещал генерал мажорно. — С топором на стену, тут уж вноси — не хочу.

— А может, лучше все-таки нарисовать чего-нибудь? А то я сегодня уже дрался. Или нет? Это я вчера дрался. Но все равно, это уже входит в привычку…

— Скоро и аксельбанты с орденами начнут нарастать. Чумп! Ты давеча обещался на стену залезть и обстановку в замке выведать.

Чумп недовольно покривился — он как раз настроился было повалиться и задрыхнуть по примеру Вово. Последний уже давил храпака, нежно облапив муравьиную кучу. Обитатели оной кучи отнеслись к новому соседу с поистине изумительной терпимостью, даже грызть его не пытались. Бегали по расплывшейся в блаженной ухмылке физиономии, шныряли за ворот, один из матерых ветеранов, рыжий богатырь едва ли не с ноготь размером, ожесточенно пытался увлечь нежданное крупное счастье в недра муравейника за край пончо… В общем, полное единение с природой, гармония, какой впору позавидовать и друиду. И главное, совершенно разумное поведение, напрочь ограждающее от генеральских попыток поставить в строй и заставить выполнять какие-то общевойсковые обязанности.

— Не при свете же, — хмуро ответствовал ущельник. — Странный ты, анарал, даже делая поправку на частое битье по кумполу. Кто ж лазает на стены белым днем? Ты еще найди такого дурня, который драться пойдет грудь в грудь. Вот стемнеет, и первым делом слазаю. Даже сувенир тебе принесу из родного дома. Клок из бороды верховного гнома не обещаю, из меня тот еще брадобрей, но чего-нибудь символичного притащу.

— Я с темнотой рассчитывал уже и на штурм пойти, — огорчился генерал. — Что мне твои разведданные? Белым днем атаковать заставишь? Утративши единственное наше перед хумансами преимущество?

— Я заставлю? Ты меня с кем-то путаешь. Вон эльфа подтвердит, я с самого начала был против этой затеи вообще. Чего такого может быть в Хундертауэре, что за века не растащили братья гоблины и вот теперь гномы еще?

Генерал сокрушенно махнул рукой, и Чумп, воспользовавшись попустительством, живо развернул одну из трофейных гнолльих охотничьих палаток-шалашей. Он давно уже, несмотря на редкую выносливость, клевал носом. Это лоботрясы типа генерала весь прошлый день продрыхли как убитые, вернее как побитые, можно даже без «как», а ему пришлось носиться между хижиной ведьмы и гнолльим поселком, свесив язык на плечо и в поте лица изымая полезный в походе инвентарь. А ведь генерал тот еще любитель покататься на таких, как он, безответный Чумп, осликах! Это сейчас он охотно принимает Чумпа за ценного кадра-разведчика, а стоит дойти до драки — небось мигом назначит в воины, и остается только молиться, чтобы ему звездочет не воспонадобился.

— Ну и кадры подобрались, — насупился генерал. — Смотри, рыжая, и запоминай: гоблин должон занимать в каждой концессии положение сугубо главенствующее. Потому как на подхвате толку с правильного гоблина — один вред, только и умеет что жрать, спать, гадить и… ну, этот дефективный не в счет, второго такого и на пиво не приманишь.

Дефективный Хастред, привалившийся было почитать на сон грядущий страничку-другую из своего спеллбука (в который, помимо заклинаний, записывал еще и занятные анекдоты и познавательные истории, которые впоследствии охотно перечитывал) сердито отвернулся от хулителя и яростно зашелестел страницами.

— А какой прок от гоблина-руководителя? — почти что деликатно уточнила Тайанне. — Помимо того же самого вреда?

— А пинательные способности ты не учитываешь, дурила? Кто лучше потомственного гоблина построит таких как ты раздолбаев, предотвратит разброд и смятение умов, выдаст ценные указания и проследит за их соблюдением?

Эльфийка озадаченно засопела, ища подвох.

— Вообще-то кто угодно. Разброд у тебя творится полный, да и смятение умов было бы нешуточное, кабы нашелся хоть один ум помимо моего, и так уже смущенного донельзя.

Генерал обиженно хрюкнул и сделал вид, что по примеру компании тоже отбыл ко сну, хотя судя по надсадному пыхтению и раздраженному хождению желваков под кожей — предался измышлению достойного ответа на злую критику. Что, в принципе, вывело его из строя ничуть не менее надежно. Через пару минут размышлений Панк сменил позу, улегшись на спину и закинув руки за голову, еще через пару потерял нить рассуждений, а под конец неразборчиво пробурчал что-то вроде «бабы дуры» и впрямь начал героически похрапывать.

Тайанне засчитала себе очередную победу над гоблинским родом и гордо оглядела поле разгрома. Проигравшие валялись в произвольном порядке, Хастред уткнулся физиономией в раскрытую книгу, ноги Чумпа торчали в отдалении из-под кожаного полога, и даже Кижинга, долго крепившийся в своем нежелании вылезать из доспеха, наконец улегся прямо в нем. Для него, как и для Чумпа, прошлый день был наполнен трудами — не столь неправедными, но ничуть не менее утомительными. А из опыта общения с генералом орк давно вынес, что надо пользоваться любой возможностью отдохнуть, потому что никогда не знаешь, предоставится ли подобная возможность в обозримом будущем. И расслабляться при этом не стоит! Хоть после сна в железной скорлупе и проснешься с затекшими суставами — но это куда лучше, чем вылезать из нее и потом в спешке влезать по новой, рискуя плохо застегнуть ремни и пряжки и потом осыпаться, подобно осенней липе, тяжеловесной стальной листвой посреди битвы. Все, что паладин себе позволил — это снять и поставить рядом шлем, а также уложить вынутые из-за пояса мечи. В общем, вся ударная мощь отряда обратилась в мирное сонное царство, прямо и не поверишь, что вскорости поднимутся, поворчат по поводу отсутствия завтрака и, на ходу почесываясь и переругиваясь, отправятся жестоко дубасить безобидных маленьких гномов. И стыдно им ни разу не будет. Гоблины!

Прямо завидно.

Обозрев лежбище и посетовав на эльфийскую свою природу, ввиду которой даже спать не нужно, Тайанне подобрала свой посох, лениво ткнула им в ближайшее дерево, поставив арканную метку — а то искать потом стоянку до скончания веков — и неспешно отправилась, насколько хватило умения ориентироваться в лесу, в сторону от замка. Охранять гоблинов от кого бы то ни было показалось ей унизительным, охранять кого-либо от гоблинов, пусть даже дрыхнущих — бесполезным, а рассиживаться среди храпящих туш — попросту скучным. Хоть пройтись по знаменитому своими магическими оказиями Злому Лесу! Сколько времени проторчала в башне, но за магическими изысканиями так и не удосужилась хоть раз высунуть нос наружу. Даже встречу с лепреконом и то застала краешком, причем не впечатлил лесной карлик совершенно! Всего и было в нем занятного, что побрякушка на шее, так и излучающая непонятную силу, да выдающиеся способности к регенерации. Амулет, кстати, почти совсем заглох по мере удаления от Злого Леса, а сейчас, оказавшись в нем снова, ожил в кармане у эльфийки и энергично пульсировал, прокачивая через себя чудовищные токи природной мощи. Пожалуй, сам папа-архимаг позавидовал бы энергиям, которые скручивались вместе с этим причудливым корешком в тугой узел… Но как ими пользоваться, Тайанне при всем своем высоком магическом образовании понимала слабо. Внутренние силы во все времена заменяли эльфам умение усваивать и ставить себе на службу силы внешние, заемные, коими никогда не брезговали хумансы и иже с ними. Отобрала же амулет у изметеленного бедолаги больше затем, чтобы тот, очухавшись, не припустился сразу в погоню. Теперь хоть друиду отдавай, тому оно если и не нужно, то хотя бы не настолько чуждо.

Лес впечатления злого, надо сказать, не производил. Не выпрыгивали из-за деревьев зубастые чудовища, не валились на голову древесные стволы, низко опущенные ветви, хоть и цеплялись за волосы, вовсе не норовили обратиться в разящий клинок и в коварном броске лишить глаза, на что в хрониках неоднократно жаловались именитые эльфийские витязи. Ну да, и среди эльфов бывают коровы, которым и черепаха скакун, и муха коршун, сумрачно догадалась Тайанне, отмахиваясь от очередной ласковой еловой лапы. Или лес тоже порой переходит на военное положение, возможно даже по прямому сговору-пакту с гоблинами. Тогда как еще до сих пор не пророс внутрь города и не вымел из него гномов с прихвостнями?.. Генерал вон как разбухает, все живое на лигу вокруг проникается к гномам неприятием. Уж небось окрестные елки не тупее гоблинов!

Где-то очень далеко угадывалась сильная, хотя и застарелая аура магии более близкой, сильно смахивающей на ту, что пропитывала некромантскую башню; а гораздо ближе и куда свежее ощущался след магии мощной, но не по-эльфийски скроенной. Вспомнились экскурсы в историю — о многочисленных магах-изгоях, уходивших в Злой Лес воздвигать там свои бастионы. Не будь генерал столь тороплив и не кидай судьба его вкупе со всем предприятием, как предвыборную программу гулгита-политика, из огня да в полымя — можно было бы по одним этим башням собрать такое грозное наследие, что гномы в преддверье неприятностей вылетят из замка, как пробка из бутылки с шипучим сидром, да еще и новых гоблинов завезут и определят на постоянное местожительство. Но нет, все у этих зеленых через пень-колоду, через стучание кулаками по головам, а победа без того, чтобы самому похлюпать разбитым носом, вовсе не в радость. Зато не заскучаешь. Не тому ли завидовала много лет, томясь веками отточенным эльфийским рационализмом? На звук это гоблинское варево, конечно, булькает странновато, можно даже сказать преотвратно, но начав его прихлебывать, быстро обнаруживаешь, что есть своеобразная прелесть и в его вкусе, замысловато свитом из грубой свободы, первобытной правильности, варварского понимания дружбы и… и желания врезать от души какому-нибудь неподобно эпохе и обстоятельствам разряженному хумансу. В берете с лихим пером и расшитым серебром камзоле. Вроде вот этого, что торчит между деревьями.

Хуманс и впрямь высился между двумя стволами — дородный дядька с лихими усами и с разукрашенным луком в руках, вытаращивший на эльфийку преисполненные охотничьей удали воловьи очи. Стрела, наложенная на тетиву, смотрела оголовком в землю, но сам уже факт дядькиной вооруженности заставил Тайанне сурово нахмуриться. Пусть-ка попробует теперь доказать, что он тут безобидный грибник, а почти к самой к гоблинской стоянке его вывели причудливые извивы мицелия.

Недоуменная серость прибалдевшего хумансового взора скрестилась с неумолимым напором горящих воинственной зеленью эльфийских очей и отлетела, как отлетает клинок легкой сабли от умело подставленного клеймора.

— Эээ, нимфа?.. — пролепетал хуманс благоговейно.

— Да ни хрена! — энергично огорчила его рыжая бестия. — Даже и не дриада. И не олень, так что убери-ка свою пулялку. Чего стоим, кого ждем?

— Приношу свои… — хуманс поспешно сдернул стрелу с тетивы и не глядя сунул через плечо в колчан (промахнулся, но этого не заметил). — Позвольте представиться — барон Булверт, окрестных лесов, мнэээ, единовластный владыка… У ваших, так сказать, ног, сударыня.

Эльфа озадаченно покосилась вниз, на свои ноги. Да, нарядные сапожки перепачканы, на папины бриджи налипли трава и хвоя, но видел бы этот велеречивец, на что похожи ноги гоблинов! Особенно босые пятки Вово, на которых вполне можно сажать зерновые культуры и снимать по три урожая в год, если, конечно, обеспечить мягкий климат и должный уход.

— Что значит — «так сказать»? Чем тебе мои ноги не угодили? И что за такой владыка лесов? Видела я намедни одного владыку, так он, не в обиду будь сказано, куда основательнее выглядит. Мордой хоть гвозди забивай, причем даже бить не надо — сами от страха вдвинутся по шляпку. Зовут Лего, хотя ума не приложу, кому придет в голову призывать этот кошмар в лаптях по имени. Знаешь такого?

— Гнусные претенденты, — не потерялся барон и так энергично закрутил ус, что тот издал тихий протестующий звон, как ущипнутая струна мандолины. — Спят и видят, как бы лапу наложить на мои владения. Никак нет, прекрасная дама, земли тутошние впрямь все мои. У меня на то есть даже особливая грамота, каковая мои права подтверждает.

— Да, вот грамоты у того претендента явно не было, — признала эльфа рассудительно. — А если бы даже и была, то знать не хочу, для каких надобностей он бы ею пользовался. Это кто же, любезный мой барон, раздает такие полезные грамоты? Я такую же хочу, давно мечтала о собственных лесах и, возможно, даже городе Хундертауэре в личном пользовании.

— Вот насчет города не скажу, а земли окрест мне пожалованы Орденом Гулга в счет великих заслуг, — загудел второй ус, потревоженный столь же экстремальным образом. — Вот буквально второго дня я и прибыл со всея своею свитой, челядью, приживалами и прочими нахлебниками, воспользовавшись услугами того же Ордена Гулга по магическому переносу нас в пространстве! Так что, о прекрасная незнакомка, встретивши окрест иных претендентов на владычество над сими краями — смело подвергайте поношению!

Эльфийка досадливо сморщилась.

— Ты б его видел, чудо в перьях… ну, пусть чудо с пером. Этот не посмотрит, что дама, и на прекрасную ему забить большой кувалдой, он из кейджиан, по слухам, так что даст в лоб за поношение — уши осыплются. Думаю, и грамота твоя его не впечатлит. Можно я его, если опять увижу, к тебе пошлю? А вы подеретесь, и пусть победит достойнейший.

— Гм, — озадачился владетельный барон таким обилием свежей информации. — Почему-то об этих обстоятельствах меня не предупредили, мнэээ… Нет, упомянули, что возможны некие беспокойства, предложили разбираться по собственному разумению, посулили некий карт-бланш — это, видимо, право безоговорочного выигрывания в карты на своих землях? — и при надобности поддержку воинской силой из Хундертауэра, благо недалеко. Кабы я знал, что такие дела, я б еще трижды подумал! А что, в этих краях достойнейший из претендентов определяется по итогам баталии?

— Какой к Стремгоду баталии? По итогам заурядного мордобоя, безо всякой поддержки прихлебателями. Тот малый тебя, конечно, порвет как волчара безответный гриб-боровик, но ты не переживай, сердцем я буду на твоей стороне. Уж больно тот кейджианин на морду отвратителен.

Барон закручинился, усы его, оставленные в покое, подрожали какое-то время крутыми завитками и начали тихонько обвисать, разворачиваясь по пути в вислые плети. На обширном лике лесовладельца проступила откровенная досада.

— Да, не хотелось бы в неподготовленном виде… — испустил печальный вздох. — Я-то, как видите, вышел охотой позабавиться по лесам окрестным, пока челядь моя обустраивается на новом месте. Просили магов Ордена, чтоб вместе с замком перенесли, так те поленились, там, сказали, есть где разместиться. А что там есть? Одни руины!

— Телепортом отправляли? Да замок бы рассыпался вдребезги!

— Вот-вот, они тоже под такими наивными предлогами отказались. А Вы, прекрасная дама, сведущи в магии? А сами — из Хундертауэра?

— Ну, практически, — эльфийка вздернула нос. — Приглашена лично его без пяти минут владельцем, если ты, человек с волосатым лицом, понимаешь о ком я.

— О да, — многозначительно протянул барон, но предположения своего не озвучил и, судя по тому что не начал сразу улепетывать с воплями — в нем сильно ошибся. — Конечно же, я… А не опасно ли Вам одной гулять по этим лесам, моя леди? Смею ли предложить Вам свое общество, исключительно в целях протекции и сопровождения в безопасное…

— Да где ж тут найдешь безопасное, — оборвала эльфийка тоскливо. — Не поверишь, какие кошмары по лесу шляются. А что, любезный барон, не покажете ли, где тут Ваша новая резиденция? Станем друг к другу в гости наведываться, когда оба устроимся. С Вас дичь, с меня жарка. А еще могу со своими приятелями познакомить, они отбивные здорово делают.

Барон расцвел, сделал ногой загребающий жест, в котором Тайанне наметанным глазом распознала упрощенную до неузнаваемости производную от эльфийского приветственного па, и предложил руку колесом. Эльфа озадаченно пожала плечиками. Все надежнее будет увести этого соискателя от лежбища гоблинов, а то генерал треснет спросонок, не просекши толком ситуацию, а потом на поиски барона сбежится помянутая челядь… тут с гномьими-то воинствами непонятно как разбираться, не хватало еще дополнительных нагрузок. Но каково же гномье коварство, что начали тайком прихватизированную землю раздаривать! Интересно бы послушать троюродного дядюшку, специалиста по земельному праву, да где ж его взять в этой глухомани, учитывая что обретается он безвылазно в самой Новой Брулазии, непонятно какие вопросы там разрешая… В общем, эльфийка с протяжным вздохом перехватила посох под мышку и надежно уцепилась за предложенную баронскую руку.

— Ведите, сударь, — повелела она совсем уж чопорно. — Надеюсь, что у Вас как у самого записного аристократа даже при лежащем в руинах замке есть хорошие вина, расторопные слуги и придворный менестрель.

— Нууу, — отозвался барон слегка огорошенно, словно бы налетел на незримую стену, да так хорошо налетел, что не только все себе отшиб, но и вызвал обрушение стены себе на голову. — Был у меня менестрель, светлая госпожа, это Вы верно подметили. Вот только как прознал, бестия, что отправляться нам в самые Северные Земли, так скрылся в неизвестном направлении… — владетель лесов замялся, подбирая подобающее выражение.

— Паскуда, — ласково подсказала Тайанне. — Все они такие, эти сучьи богемные потроха. Ничего, что я по-эльфийски? Беда с ними, говорю, с людьми искусства, вечно то голос от холода садится, то елки дум не возбуждают. Знавала я одного скульптора, так тот свои шедевры лепил исключительно с голых баб, а здесь такой разве выживет? Пока бабу по лесам найдешь, пока с нее доспехи посдираешь…

— Воистину! — подобострастно поддакнул барон. — Я и сам огорчаюсь по этому поводу, ибо являюсь верным ценителем искусства, имею дюжину гобеленов, три особо редких вазы и портрет своего дедушки, также барона Булверта, славного изобретением особого навершия для мечевой рукояти и тем увековеченного в истории…

— Не надо про мечи, — эльфийка нервно закатила глаза. — А что с толковой прислугой? Я в челяди ценю прежде всего шустрость, знаете ли, а то такие попадаются!.. Папа одного послал в гномий банк с распиской, под которую получить надобно было приличную сумму, так до банка тот дошел, деньги получил, а обратно папа его уже лет восемьсот ждет. Так что, не вам в упрек, бывают средь хумансового рода те еще медлители.

— Самые шустрые успели сбежать вместе с менестрелем, — покаянно признался барон.

— И бочки с вином укатили?

— Только с самым дорогим и выдержанным, — барон испустил унылый вздох. — Остальное не успели. Оно в подвалах… того, старого замка. Там и осталось.

— Нуууу, — эльфийка выразительно нахмурилась, повергнув барона в панику. — Ну, а хотя бы верный дворецкий, охотничьи трофеи и красавица жена?..

— Дворецкий! — расцвел хозяин тайги. — Есть дворецкий, старый, верный, правда хромой, но оно и к лучшему, ибо поспевай он со всеми наравне — тоже бы небось за тем менестрелем намылился. Что же до жены, то она, увы, хромотой не страдала, так что…

— Так что охотничьи трофеи у Вас тоже имеются, да еще какие раскидистые! Эх, барон, барон, ну на кой Вам хрен этот лес, ежели все что было — в прошлой жизни осталось?!.. — с совершенно искренней жалостью охнула Тайанне. — Я б еще поняла, если б Вы там были абы какой шушерой, но аристократ же, ценитель искусства, внук изобретателя ценной фиговины? Проиметь замок, семью и запасы вина — ради чего? Власти над елками?!

— Так там один замок, — стесненно признался барон. — А тут — ух какие края! Кроме того, решать предложили быстро, мол не нужна такая честь — другому отдадим… А кто ж в своем уме откажется от владений размером побольше иного королевства? Жена же да замок — дело наживное! А еще я из старых краев прихватил бальные наряды, руководство по разведению карасей в пруду и пиво. Так что жизнь вроде бы обещает наладиться.

— А квашеную капусту прихватить не забыл?

— Целую кадушку!

— Эх, ну что делать? Всегда была падка на истинную аристократию. Ведите, властелин леса. Хорошо бы еще по пути на Лего не нарваться…

Барон крупно содрогнулся, но честь подлинной аристократии не уронил — уронил только лук, да тот поспешно подхватил. По тому, как уверенно он выбрал направление, Тайанне было заподозрила за ним недоброе; но подозрения вскоре рассеялись, когда острый эльфский взгляд выцепил целую дорожку, составленную заломленными по-живому ветками. Да, этому недолго владеть лесом! Кто ж потерпит монарха, который походя ломает своим подданным пусть даже самые мелкие косточки?.. Впрочем, чего доброго, генерал проснется раньше, чем кончится терпение у деревьев, кинется искать свою отрядную артиллерию, с помощью друида легко отыщет, и уж тут-то начнется буча еще та! Так что надо быстренько убедить барона не покидать отведенных ему Орденом Гулга руин, отметить для себя их положение и поспешно возвращаться к своему магическому маячку, не дожидаясь, пока гоблины прибудут по ее следам обижать записную аристократию. Если удастся прихватить баронскую грамоту на владение землями, совсем хорошо — будет что официально предъявить гулгитскому магистру в Хундертауэре в промежутках между битьем.

— Что ж, барон, рассказывайте последние новости, — потребовала эльфа капризно. — И не упускайте подробностей. Мне очень интересно, за какие такие заслуги гномы нынче раздают гоблинские земли! С великим удовольствием сама выслужусь.

«И выделит мне генерал шесть соток где-нибудь в Тролльхейме», — пронеслось в голове. — «Какая-то неправильная ныне пошла мода раздаривать чужие владения. О времена, нравы и неизменное желание проехаться за чужой счет!»

— Началось все с дедушки, — начал барон охотно. — Он изобрел особую форму навершия для рукояти меча, очень неудобную для воинов, но чрезвычайно красивую и церемониально ценную…

Эльфийка мрачно кивнула своим мыслям. Вот так всегда! На ее памяти трижды гранты Академии Высокого Волшебства доставались не тем, кто их действительно заслужил или хотя бы в них нуждался, а абы кому по мотивам, которые и политическими-то назвать язык не поворачивался. То дали хумансу, потому что хумансам давно уже не давали. То разработчику заклинания «вызов сковородки», которое и впрямь призывает сковородку и оттого признано было наиполезнейшим заклинанием тысячелетия, хотя требовало такого вложения сил, что зачитано могло быть только архимагом, а показательно его сколдовавший архимаг так и не понял, что за щит с ручкой появился в его руках. А самый последний грант вовсе ушел в руки хитровану вроде Чумпа, который обманом пробрался на консилиум и наповал поразил высокую комиссию карточным фокусом, который те сочли заклинанием нового поколения, не оставляющим арканного отпечатка в астрале и таким образом положившее начало новому направлению в магии. Потом был ужасный скандал, и комиссии, дабы снять с себя обвинения в некомпетентности, пришлось спешно разработать указанное направление, которое тут же и закрыли за явной бесперспективностью.

Барон увлеченно вещал и порывался рисовать в воздухе художественные комментарии к своим россказням. Хороший человек. Жалко будет, если гоблины пришибут. Он разве ж виноват, что дедушка эдак отличился? Но так генерал и станет разбираться. Как услышит про неудобную для боевого применения рукоять — упупит поистине варварским способом…

Надо будет самой прибить, быстро и по возможности безболезненно.

Зембус вернулся со своего обхода мрачноватым, хотя не сказать, что с пустыми руками. Вокруг замка росло великое множество трав, полезных от самых различных хворей, а также нашлась делянка, видимо разбитая в гоблинскую эпоху, а ныне сильно заросшая, но все же подарившая друиду дюжину толстых сочных корешков женьшеня. Так что половину пути Зембус проделал, скобля на ходу кинжалом кусочки редкой добычи и тщательно их жуя. На этом полезные итоги его экспедиции и окончились. Остальные наблюдения оказались сплошь печальными.

Во-первых, никакой Морт Талмон со свитой ему не повстречался, не повстречалось даже и следов оного. Причем здесь, в родном лесу, друид голову готов был прозакладывать, что проезжай барон тут хоть бы и неделю назад — он, Зембус, непременно бы это обнаружил. Лес знает, от кого хранить свои тайны, а кому и все начистоту вывалить. Даже проезжай Морт не собственно чащей (да и не проехать по здешней глухомани верхами), а по одной из трех подходящих к Хундертауэру дорог — лес бы непременно его запомнил. На всякий случай друид прошелся немного по всем трем, прислушиваясь к доверчивому шуму придорожных деревьев. Широкий, но за многие десятки лет неиспользования сильно заросший кустарником и буйной сорной травой тракт, ведущий на север, в Земли Вечного Холода, вообще давно уже никем не топтался. На узенькой тропке, тянущейся с заката, из Гиблой Топи, безошибочно сохранился отпечаток до боли знакомого, неудержимо прущего бесшабашного и уверенного в собственной несокрушимости… друид аж досадливо плюнул — сам насмотрелся на генерала, воочию, не хватало еще его лесной проекции. А вот от обилия образов, подаренных Южным Трактом, у Зембуса сперва разболелась голова, а потом подступило откровенное кишечное возмущение, и едва ли от торопливо сожранного немытого корешка.

Потому что — и это, пожалуй, можно посчитать как во-вторых — в город, согласно этой достовернейшей для умеющего видеть информации, в город уже прошествовала целая куча войск. Лес, конечно, не фиксировал и не мог просветить друида насчет точного их количества и вооружения: железо он вообще воспринимает только когда оно обращено в ненавистную ему форму топоров, а из доспехов распознает только те, что состряпаны из шкур его, леса, обитателей. Шкуры же такие, какие можно снять со злолесских зверушек, на доспехи для рядовых воинов пускать жирновато будет. Так что картинки вышли смутные, но количеством давящие; Зембус озадаченно поскреб в загривке и поздравил себя с тем, что не вывел отряд прямо к воротам. Генерал, поди, не удержался бы и скомандовал штурм с ходу, тем более что сотня олухов-ополченцев, будучи не собрана прямо пред воротами, а рассеяна по городу, большой опасности компактной группе опытных бойцов не представляет. Если не одолеть, то уж сбежать всегда можно, неспроста толковые учителя боевых искусств начинают свои уроки с тренировок в беге и тактики отступления. Но что годится против сотни в красках описанных генералом неумех — не факт, что будет хорошо против куда большей толпы совершенно непредсказуемого народу. Даже и среди хумансов попадаются неплохо подготовленные, а поединков ситуация не предполагает; чего доброго, придавят одной массой.

В-третьих же, попытки заглянуть собственно в замок успехом не увенчались. В стенах Хундертауэра по традиции было проделано четверо ворот — на все стороны света, даже на восток, откуда никаких дорог к городу не примыкало; трое из них оказались наглухо заперты. В северные друид даже не поленился поскрестись, не особо, впрочем, усердствуя — просто проверил на прочность. Прочность оказалась внушительной, и друг природы приуныл. Про заклинание, которое позволяет изменять изделия из дерева по своему желанию, он только слышал, но сам им не владел; вышибить же эти ворота иначе как тараном показалось ему нереальным. Конечно, всегда оставался вариант, что злобная рыжая стерва на раз испепелит эту добротную поделку из толстенных сосновых брусьев, но выносить ворота насовсем было бы явно ошибочно со стратегической точки зрения. Ведь в городе предстояло еще укрепиться и наладить оборону, а с зияющими дырами на месте ворот линия обороны обычно выглядит слегонца нелепой. Как генерал Панк с вязанием. Правда, южные ворота оказались отперты, более того, широко открыты, но в них, как подметил друид из кустов, торчала не пара вялых копейщиков, а не менее полудюжины добросовестно парящихся в кольчугах верзил строевой выправки. Прорываться мимо таких боем было бы не то чтобы накладно, но приятного мало, к тому же неизвестно, сколько еще таких же скучает с той стороны под стеночкой. Народная вредоносность потянула руку Зембуса в потайной карман, куда спрятан был полученный от копошильского мага камушек — пальцы, как и следовало ожидать, сомкнулись на пустоте. Обложив про себя ущельного клептомана до пятого колена, друид осторожно перетек под прикрытием дружественных деревьев поближе к стражникам и, прилепившись на древесный ствол как гриб-нарост, попытался наслать на них для начала безобидный чох. Правильно сделал, что не начал сразу с чего посерьезнее — заклятье не только бессильно стукнулось о незримый магический щит, прикрывающий стражу, но и отразилось от него столь точно, что пришлось зажимать переносицу пальцами и отчаянно дышать через рот, дабы не привлечь ненужное внимание к чихающему вязу. Стражники атаки не заметили — уже и то хорошо, что маг, ставивший защиту, не торчит среди них. А то к воротам было бы и не подойти! Эльфа с собой таскает столько магического инвентаря, что даже аколит-двоечник заметит на дальних подступах.

Друид осторожно отклеился от древесного ствола и беззвучно отступил в лес. Можно и возвращаться к генералу с неутешительными известиями. Пусть его неумолимость сам башку ломает над тем, как взять город. Тем более что начало вечереть, а в темноте гоблинам обычно приходят самые мудрые их мысли. Вроде «а недурно бы положить мясо в пиво» или «мы, гоблины, затем сами не летаем, что для чего ж тогда были бы нужны драконы?». Последняя мысль, невзирая на некоторую сложность и запутанность, а может быть, именно благодаря им, стяжала своему автору, легендарному горному гоблину Бингхаму, славу видного философа и эколога. Хотя позже и выяснилось, что исторические слова Бингхам произнес (действительно под покровом темноты) в знак категоричного отказа выпрыгивать в окно башни, где проводил время с некой дамой, даже несмотря на гулко громыхающие по лестнице шаги невовремя вернувшегося мужа. Башня была высока, а Бингхам настолько жизнелюбив, что согласился даже мудрость изречь, лишь бы не подчиняться закону земного притяжения. По некоторым сведениям, вместо себя он выкинул в окошко добравшегося таки до покоев дамы супруга. А по другим — саму даму, и, когда муж появился на сцене, инкриминировать гоблину ему было решительно нечего.

Сонное царство, обнаруженное друидом среди деревьев, никак не отреагировало на его появление — только Чумп нервно дернулся, когда Зембус через него перепрыгнул. Вот она, сила Леса! В городе вскинулся бы за неделю до того, как друид к нему подкрадется, а тут — пожалуйста… Может быть, имеет смысл все-таки вместо этих дубоголовых попробовать договориться о военной помощи с другими, истинно деревянными? Деревья при желании можно уговорить прорасти прямо в черте города, да с такой скоростью, что никто не поверит. Вот только куда их девать потом? Вырубить? Не поймут, да и кто бы понял?.. Подставлять свое честное имя и весь Круг Друидов во имя вожжи, попавшей под хвост генералу — уж лучше мечом помахать.

— Подъем! — гаркнул друид в пространство и слегка шлепнул генерала кувалдой по пятке. — Проспите свою удачу, дрыхунги! Или неудачу, это смотря откуда смотреть.

Чумп всполошенно подскочил на месте, приземлился на ноги, дико огляделся.

— Вот так я и в прошлый раз тут ночевал, — прохрипел он севшим со сна голосом. — Без задних ног! Стремгод знает кто мимо шлялся! То-то снились мне кучи сокровищ, а проснулся чуть ли не без штанов.

— Вроде гзуры в наших лесах не водятся, — озадачился друид. — Правда, Лего сам видел, тот еще подарочек. Я, собственно, потому вас и бужу, что пора либо начать пошевеливаться, либо меры принимать, чтоб никто не подкрался и не впился в задницу. Это не гноллий лесок безобидный, тут ночами такое на охоту выходит, что дешевле не попадаться.

Вово опрометчиво перекатил голову на другую сторону муравейника и ненароком продавил постройку своей массивной башкой. На какой-то момент она полностью скрылась в недрах искалеченного муравьиного дома, затем Вово с тихим ойканьем выдрался из ловушки и на четвереньках потешно попятился в сторону.

— А ну брысь! — обиженно взвизгнул гобольд, потрясая головой, усеянной множеством шустрых рыжих кусачей. — Ишь, упасть нельзя, сразу грызться! А вот вам!

И крепенько приложил кулаком по земле, так что бедняжка вздрогнула мили на две в округе, Зембус вылетел из бахил и брякнулся на спину, а облепившие Вово муравьи на миг застыли и вдруг рыжей сплошной рекой хлынули с него на землю, а с нее — в продавленный муравейник. Несколько штук Вово успел подхватить на руку и с аппетитом слизнул — видимо, в порядке мести за полученные укусы.

— Это ты что сделал? — озадаченно поинтересовался Зембус, насилу успевший в кратком своем полете притянуть подбородок к груди и таким образом отбить спину, но не сломать шею. — Впервые вижу, чтоб так мурашей гоняли!

— Королеву ихнюю засыпал, — признался Вово, кокетливо расчерчивая грязным большим пальцем ноги землю перед собой. — Она где-то тута должна быть, только глубоко. Треснул, ее и завалило. А они откапывать всем кагалом…

— Прямо как мы генерала, — пробурчал Хастред, из-под которого вылетел и устремился в кусты его спеллбук. — Стой, книжка! Стой, кому сказано!

— Надеюсь, с этим грохотом пала оборона Хундертауэра, — с надеждой высказался Панк, от встряски стукнувшийся затылком о подпирательную березу. — А про генерала не надо, не надо! Я все слышу и не одобряю. Да таким как вы одного генерала откапывать, случись какая оказия, менее чем ротой бессмысленно.

А Кижинга не сказал ничего — его так тряхнуло в жестком панцире, что он прокусил себе язык и теперь тупо мычал от боли, тараща продернутые голубыми прожилками глаза в темнеющее небо.

— Обошел вокруг замка, — доложил друид, задумчиво посучивая в воздухе чудесным путем разутыми ногами. — Заперты все ворота кроме южных, главных. На них крепкая стража с магическим прикрытием, усыпить не сумею, разве что эльфа — кстати куда дели? — с них защиту сдернет, я слыхал, такое возможно. Нам подмоги не нашел, зато, похоже, нашли себе подмогу гномы.

— Это хорошо, — воодушевился генерал. — Будет кому вытаскивать с поля их жалобные изувеченные трупики.

— Будет, будет, генерал. Есть опасение, что трупиков на всех вытаскивателей не хватит.

— Так мы очень постара… — генерал осекся. — Что, такие силы? Да ну брось, что они там жрут-то? В мои времена охотой только и жили, остальное только завозное, и надолго редко хватало, разве что гадости типа травсалийских овощей баклажопов… гм?

— Баклажанов, — прогудел из кустов Хастред. — Нашел! Вово, ты так больше не стучи! Две страницы на сучках порвались!

— Во-во, этих самых баклажанов, препохабная надо сказать продукция даже и с виду, не скажу уж как на вкус — какой же приличный гоблин такую гадость жрать покусится? Только бабы и расхватывали. А всяки плюшки, груши да амнямнямсы сжирались, едва буде ввезены в черту города. Правда и жруны были те еще, разве что Вово и угонится, и много же таких жрунов!

— Только не дайте ему про пиво начать рассказывать, — спешно предупредил Чумп. — Не то застрянем тут вовсе не знаю до какого знаменательного события. Я как раз собираюсь на разведку. Кто-нибудь со мной? Хастред? Вылезай из кустов, я тебя видел.

— Нет, спасибо. Мне еще много чего найти надо. Где, правда, наша рыжая? Вово, что ты там дожевываешь?

— Не трогал, — прочавкал Вово испуганно. — Это я еще мурашика поймал, он кисленький. А ту худющую не брал, что у нее там есть-то? Да и потравлюсь желчью-то.

— Орка сам не возьму, — Чумп с тоской покосился на закованную в металл фигуру. — Вот тоже мне аттракцион, на стену в таком металлоломе. Анарал? Ой нет, увольте. Под Вово стена сама рухнет, лезть никуда не понадобится, но опять же сбегутся всякие любопытные… Остался ты, шаман. Брось лупило, не на разборку идем пока что, а по стенам с такой штукой лазить несподручно.

— На стену не хочу. Камень — не по моей части. Лучше по эльфиным следам прогуляюсь.

— А я бы слазил, — невинно вызвался Вово. — Ты, Чумп, на мой счет не боись. Стену ту я видел, она таких как я пятерых выдержит. Да и, как бы оно сказать, это ж я только тут такой увесистый. А камень — он с понятием, он знает, кого уронить, а кому и подпихнуть лишний уступчик. Не свалюсь, в общем.

Чумп задрал бровь. Гобольд под его испытующим взором скромно потупился.

— Вот значит как, — процедил ущельник. — Работаешь над собой всю жизнь, недоедаешь в опасении набрать лишний вес, приучаешься висеть мало что не на зубах и отшибаешь свою жалкую чахлую задницу, периодически сваливаясь со штурмуемых высот… А камни, значит, сами решают кому уступчик подсунуть?!

— Это ничего, что падаешь, — утешил его Вово. — Со всяким бывает. Я тоже порой ого как шлепаюсь! Еще и сверху иной валун накроет. Зато ты это… к друиду в карман ловко залезать умеешь. Я б тоже умел, да рука не поместится.

— Кстати, отдай камень! — потребовал Зембус. — Все равно же не умеешь пользоваться!

— Какие все догадливые и наблюдательные, — насупился Чумп. — Скажете это главному гному насчет Хундертауэра. Если он проникнется и отдаст — сменю профессию. Из принципа.

И метнул в друида камушком, который тот ловко изловил на лету и незаметно выдохнул на сторону. Как этот ущельный дожил до своих лет, так беспечно относясь к вредоносным магическим предметам? Достаточно ведь чуточку промахнуться, и…

— Пошли, любимец камня, — уныло обратился Чумп к Вово. — Поглядим, как тебя стена выдержит. Чур, изо рва я тебя вытаскивать не собираюсь. То есть, конечно, я могу сделать вид, что очень суечусь, и даже посмеяться, как вот над погрязшим в болоте Хастредом, но как тебя оттуда при надобности выдергивать — не представляю.

— Да ладно, я тебя тоже не буду доставать, — успокоил его Вово. — Кстати, как мы через ров переберемся? Он широкий, не перепрыгнешь! Тебя я, конечно, могу перебросить, но ты ж об стенку расшибешься и как раз в ров отскочишь.

— Это как раз дело нехитрое. Другой вопрос — как с нее слезать? Ну да ладно, там видно будет. Не усложняй, Вово. Это ты с магами много общаешься, они и воздуха-то испортить не в состоянии, не подведя под это дело мощную философскую базу.

Чумп подобрал из припасов моток веревки, взгрузил было на плечо, но покривился — тяжело! Из какой же грубой пеньки плетут гноллы свои канаты, это не эльфийская веревка, шелковая и с узелками для удобного карабкания. Так что развернулся и впихнул бухту в лапы Вово. Гобольд невозмутимо прихватил веревку под мышку, нагнулся было подобрать булаву, но Чумп метко пнул его по протянутой длани.

— Обойдемся без членовредительства, — заявил он безапелляционно. — На этот предмет ты с анаралом вдругорядь сходишь. Я вот тоже меч брать не буду. Наше дело тихое, спокойное и возмутительно миролюбивое: влезли на стенку, прошлись по ней, при возможности сползли в город и повызнали важную информацию. Если что, будем прикидываться тутошними, то есть тамошними, дурачками — эльфом и троллем, спившимися на почве разочарования в бабах. Усек?

— Усек. А кто кем?

— По дороге обсудим. Шаман, мы постараемся прямо сюда вернуться, но можем и заплутать в темноте, так что ты уж нас поищи, будь добр, если к полуночи не появимся.

— Только если вас там прихватят по-серьезному, вы шумите громче, — наставил Зембус вдогонку. — Чтоб я зря по лесу не мотался, когда вас уже давно на копья подняли.

— Пошумим, — согласился Вово. — Я громко орать умею, особенно ежели на копья меня…

— Как не победить с такой мощной поддержкой, — вздохнул Чумп. — Ладно, братец Вово, не отставай. Но и на пятки не наступай, а то шум поднимем еще задолго до того, как нас на копья примут.

До стены идти было — всего ничего, отошли от нее чисто символически, чтобы никакая глазастая зараза со стен не разглядела развалившейся на привале штурм-группы; ныне Чумп намеренно чуть отклонился от прошлоразового маршрута и вышел к замку чуть в сторонке. Ров и здесь, как ни удивительно, был столь же поган и малопривлекателен, а стена столь же высока и удручающе ровна, но ущельника это ничуть не смутило.

— Смотри, — указал он Вово на светлое зарево, исходящее, насколько позволяла видеть стена, из центра города. — Если я все верно понимаю, это центральная башня, где должен обретаться самый главный.

— Это он светом светится?

— Занги с тобой, дубина стоеросовая. Когда гномы светились? Это, я так понимаю, свет из его палат, где уж наверняка светят не какими-нибудь факелами, а самыми что ни на есть масляными светильниками, а то и вовсе магией. Магические же светильники в производстве не так чтобы сложны, но продать их при случае можно за сумму вполне адекватную… вот только утаскивать их проблемно, ибо бьются и в ночи демаскируют. Подсади-ка меня, я гляну поподробнее.

Вово подхватил Чумпа за бока и одним непринужденным движением подбросил вверх, к развесистым ветвям. Не успев ойкнуть, ущельник треснулся головой о ветку и повис, крепко за нее уцепившись, где-то на уровне середины стены.

— Видно? — поинтересовался Вово снизу, отмахиваясь от сыплющейся с чумповых сапог земли. — А то я и выше могу, если поднатужиться!

— Нет, спасибо, мне хватило, — Чумп потряс стукнутой головой и сфокусировал внимание на замке.

Центральная башня и впрямь излучала из частых окон своего верхнего этажа ровный, белый магический свет — всякое живое пламя пляшет и дает неровные блики, а тут сплошная волна. Чумп фыркнул. Гоблины во все времена пользовались обычными просмоленными факелами — от них потолки уютно коптятся. Это только гном-выпендрежник мог себе удумать подсветку без нагара. Но разглядел ущельник и другие, менее его позабавившие огоньки: куда менее яркие, подсвечивающие изнутри несколько встроенных в стены башен. В ближних было темно, но в паре отдаленных башен определенно горели фонари! Сбываются худшие опасения — по ночам гномьи прихвостни охраняют стену. Винить их за это нельзя, им за это деньги платят, но как симпатично выглядела схема, при которой все гномьи наймиты на ночь собираются в одном большом бараке! Дверь барака можно было бы подпереть чем-нибудь прочным (вот, например, Вово для этих целей очень хорошо подходит), а гнома Тиффиуса ухватить за бороду и непринужденно приволочь на расправу генералу. При всем богатстве практики Чумп никогда еще не украдывал живого бородатого дармоеда, и с некоторых пор мысль о такой неполноте опыта не давала ему покоя.

Вояж по стенам, похоже, накрывался медным тазом — если, конечно, факела не горят сами по себе, не будучи окружены стражниками. Вовсе нехорошо будет, если ночная стража не толпится в башнях вокруг факелов, а курсирует по гребню стены. Еще Вово этот пристал, как банный лист — сам-то Чумп прекрасно умел растворяться в сумерках буквально под носом у слеподырых хумансов, но от громоздкого гобольда ожидать таких умений не приходилось.

— Жди тут, не уходи, — проинструктировал он Вово и, изогнувшись, забросил ноги на ветку. Слишком тонка и коротка, прогибается… значит, выше надо. Перецепился руками, в один мах дотянулся до ствола, прилип к нему и принялся карабкаться к верхушке дерева, слабо колеблющейся в доброй полусотне футов над головой.

До какого-то момента дерево стоически выносило незваного акробата, а затем начало под его весом поскрипывать и пригибаться. К тому времени Чумп уже был выше уровня стены, вровень с башнями; с этой позиции ему видно было, что стена обнадеживающе пуста, а горящие в башнях факела обращены внутрь замка и, видимо, выполняют роль городской иллюминации. Если так, то, возможно, все не так уж мрачно! Вредное дерево начало гнуться под приникшим к нему гоблином, Чумп лихорадочно пополз еще выше, одновременно развернувшись спиной к замковой стене, чтобы перенести тяжесть на эту сторону ствола. Со скрипом дерево согнулось в дугу, чуть-чуть не дотянувшись макушкой до гребня стены — ею оно уткнулось в камень футов на десять ниже зубцов с бойницами, и Чумп оказался в весьма неприглядном положении: висящим, как червяк на середине согнутой травинки. До гребня ему было не дотянуться ну никак, а дальнейшее продвижение к верхушке дерева грозило еще большим сгибанием ствола, а так, чего доброго, и в ров окунешься. Вот не хотелось бы! Хоть возвращайся и ищи другое дерево, повыше и попрочнее…

Выручил Вово. При всей своей житейской малоопытности, в прикладных вопросах гобольд разбирался туго: мигом изыскал на земле длинную толстую корягу, накрепко привязал к ее середине конец веревки и со всего маху запустил полученным агрегатом повыше чумповой головы. С сухим стуком коряга брякнулась о камень стены за зубцами. Чумп зашипел было, предвидя, что на звук сбегутся орды блюстителей, но, похоже, деревянный стук не привлекал внимания гномьих наймитов. Привыкли, очевидно, играть на щелчки по лбу. А гобольд энергично дернул за веревку, проваливая дальний ее конец в бойницу и слегка потянул на себя, чтобы убедиться что коряга надежно зацепилась за каменные глыбы.

«Соображает», — мелькнуло в голове у Чумпа. — «Словно всю жизнь из леса да в замки… Не иначе как моя школа!»

Вово закрепил лишний кусок веревки мотком на конце, отбежал в сторонку, чтобы летящая к стене веревка не зацепилась за сучья чумпова дерева-моста, и выпустил ее из рук. Чумп поймал веревку, когда она пролетала мимо него, и дерево, вырвавшись из-под его тела, со счастливым гудением распрямилось, а сброшенный с него ущельник пребольно врезался всем телом в стену. На мгновение вылетело дыхание, локти полыхнули чистой болью и руки чуть было не разжались, но привычка взяла свое: всего-то на свой рост успел соскользнуть, пока обожженные о веревку ладони не сомкнулись стальными капканами. Уф! Осталось самое простое — добраться по веревке до бойницы. Главное — не повстречать там стражника, пришедшего полюбопытствовать, кто в ночи долбится в стену…

Стражника за бойницей не оказалось. Не оказалось и вовсе никого — прямо обидно, так старался, а никто не оценит! Чумп кувыркнулся в бойницу и оказался на стене — достаточно широкой, чтобы на ней можно было если не танцевать, то уж по крайней мере с чувством размахнуться генеральским двуручным мечом. Если по внешнему краю стену прикрывали мощные, выше среднего гоблинского роста зубцы, то внутренняя кромка ничем огорожена не была, и это Чумп отметил как известную недоработку — ворвавшись на стену, штурмующие без особых проблем могли бы поспихивать защитников внутрь города. Правда, насколько известно истории, он едва ли не первый, кто успешно взобрался снаружи на оборонительные сооружения Хундертауэра! Верилось с трудом — не особо и сложно оно было; хотя, с другой стороны, если бы с этой самой стены в каждую бойницу таращилась дружелюбная рожа вроде генеральской, самого Чумпа никто бы не заставил пойти на такой подвиг.

Постоянных, сложенных из камня лестниц, ведущих изнутри города на каждый пролет стены, в Хундертауэре не оказалось; очевидно, для спуска предлагалось использовать либо приставные, притаскиваемые по мере надобности, либо винтовые лесенки внутри обильных стенных башен. Либо прыгать. По чести, последний вариант Чумпу показался наиболее родным и близким, потому что риск столкнуться в полете с поднимающимися навстречу стражниками выглядел мизерным по сравнению с риском такого же происшествия в стенах башни. Там даже и скрыться некуда будет, рассудил ущельник, придирчиво оглядев самую ближнюю башню и прикинув, сколько свободного места содержится в ее толстых стенах, способных, согласно историческим байкам, выдержать выстрел из дварфийской катапульты. Вово по этой прикидке должен был намертво застрять на первом же витке лестницы, как разбухшая пробка в бутыли драгоценного эльфийского розового вина. А за столь бездарную растрату ценного кадра генерал так даст в душу, что дешевле уж скакнуть разок со стены. Тем более что со внутренней стороны под стену была еще в давние времена сделана приличная насыпь, и до нее всей высоты-то было футов тридцать. Сущая ерунда для парня, которому довелось как-то ссыпаться с малодэмальского минарета. Правда, всю дистанцию, от которой дух захватывало даже у поэтов и летунгов, Чумпу в тот раз одолеть не довелось — его поймал за шкирку случившийся у первого же окна толстомясый орк-мулла, преисполненный рвения обработать святотатца самым фундаментальным образом. Однако же миг, когда ноги соскальзывают с гладкого облицовочного камня и под тобой распахиваются двести футов бездны, навсегда сохранился в памяти Чумпа по соседству с рядом столь же эффектных случаев. Причем не как момент испуга, а скорее как восторг, смешанный с досадливым воплем: «Чому ж я не сокил?..»

— А я-а-а-а?! — тоскливым филином ухнул из темноты позабытый Вово.

— А тебя-то я и не приметил, — пробурчал Чумп под нос. — Эх же! Как тебя-то волочь? Да тебя ни одно дерево не выдержит. А по веревке уж тем более…

Он высунулся в бойницу, высмотрел под прикрытием деревьев переминающегося с ноги на ногу гобольда и дружелюбно ему помахал. Вово радостно ответил взаимностью, даже на месте запрыгал от избытка чувств, а сцепленными руками потряс над головой в неуместном победительском жесте.

— Вот не было печали, — покривился Чумп, уныло его изучая. — Сейчас… Терпи уж.

Слышать его Вово не мог — по привычке ущельник бормотал себе под нос — но тем не менее застыл по стойке «смирно», ожидая инструкций. Чумп наскоро обернул веревку вокруг ближайшего зубца: не тот вес у Вово, чтобы его выдержала подгнившая коряга. Больше для подстраховки, пусть-ка покажет сын мамы из рода Скаго, как камни ему сами подставляются. Вот только как его доставить к подножию стены, перенеся через ров, населенный невесть какой гадостью? Правда, не исключено, что завидев Вово гадость сама выскочит изо рва и унесется искать канаву побезопаснее, но проблемы это не снимает, ибо гнилым благоуханием рва Вово пропитается по самое пузо и будет выявлен любым стражником, чей нос не напрочь забит знаменитой хумансовой придумкой — соплями. Можно, конечно, перекинуть через ров какое-нибудь сваленное дерево, но оно ж продавится под этой тушей, да еще и под стеной его положить не на что — ров начинается от самой ее подошвы…

— Я знаю! — сипло похвастался вполголоса Вово, уловив заминку, и шустро шмыгнул в лес. Не успел Чумп придумать, какими аргументами его останавливать, как из-за деревьев донеслось глухое тюканье, встревоженный шелест листьев, скрип и треск падающего ствола, а через пару минут Вово вернулся, волоча за собой срубом вперед нетолстое деревце. Чумп прищурился: по такому он и сам бы не рискнул пройти без крайней нужды! Но Вово и не собирался упражняться в эквилибристике: убрал в ножны зажатый в зубах тесак, выволок дерево, трогательно цепляющееся ветвями за соседние стволы, и сноровисто спустил его торцом в ров. Дерево сползло и утвердилось срубом примерно посередине рва. Гобольд его пристроил поровнее, чтобы не свалилось, снова отошел к деревьям и, развернувшись лицом к замку, рву и дереву, выразительно потер ладони.

— Плохая идея, — определил Чумп, еще не поняв, чем идея плоха, но однозначно почуяв это многоопытным своим носом.

Вово, впрочем, было уже все равно, как расценят его идею — он как раз взял разгон, и остановить его на этом пути не сумел бы даже вставший на пути дварфийский хирд, укрытый щитами и ощетиненный копьями. Из-под босых пяток рванулись и посшибали немало шишек солидные комья земли. Гобольд неудержимым тараном налетел на торчащее изо рва дерево и, качнувшись на нем, как увесистый грузик на неукротимом маятнике метронома, перенесся через ров к стене. Вот тут Чумп запоздало смекнул, чем была плоха идея, но было поздно: Вово шарахнулся в стену со всего маху, сотрясши ее от подножия до самых чумповых пяток, и в придачу звонко хряпнулся о камень шлемом. Вековая кладка отозвалась жалобным рокотом, на миг Чумпу даже показалось, что вот-вот осыплется каменной крошкой, а если и устоит, то уж Вово точно появится понизу с другой ее стороны, проломив насквозь стену, устоявшую перед натуральными холмовыми катапультами. Однако нет; Вово издал тихий сдавленный квак все с той же внешней стороны. Чудо! Или крайне умелая работа неведомых строителей.

Ущельник вывесился в бойницу, разглядел медленно сползающее набок по стене дерево, распластавшегося по ровному булыжнику гобольда — и впрямь не иначе как камни держат! На голой стене не больно-то удержишься и будучи тощим как гном-бакалавр, а тут десять пудов сплошного мяса висят, будто плотно нашлепнутый ком влажной глины…

— Привет! — просипел Вово бодро. — Это я.

— И сейчас нас придут убивать! — свирепо проинформировал его Чумп. — Вово, ты хоть и редкостно здоровый, но иногда и подумать полезно! Лезь живее!

И от души запустил в Вово смотанной веревкой, после чего отпрянул от бойницы и, распластавшись по гребню стены, выглянул с его внутренней стороны в замок. Ну не может подобное сотрясение остаться незамеченным даже полными хумансами! Хоть и хотелось до ужаса поглядеть, как гобольд будет карабкаться по стене (веревка-то его не выдержит, будь хоть вчетверо сложена), но сейчас куда важнее было определить, откуда набегут проверять целостность стены.

Чутье и знание повадок замковых обитателей не подвело — Чумп сразу схватил краем глаза приближающиеся понизу фигуры, хоть те и не зажигали огня. Это плохо. Это значит — ждут подвоха, вперед пускают не сонную стражу, но крепких воинов, гораздых, если надо, биться и в темноте, и не подсвечивающих себя самих в угоду возможным злоумышленникам факелами и фонарями. И осторожничать, продвигаясь в час по шагу, не станут: пробегутся по стене, как стадо подкованных лосей, и попасться им на пути — не самая светлая идея. Правда, пока они еще внизу и далековато, но приближаются уверенным наметом, вот разделились и шустро направились к обеим башням, между которыми замкнут подозрительный участок стены. К каждой башне по полдюжины темных смутных фигур, на ходу тихонько лязгающих хорошо пригнанными доспехами. И еще четверо остановились внизу, под пролетом, вперив взгляды в верхотуру. Будь Чумп от природы более мнителен, показалось бы, что смотрят прямо на него. Однако хладнокровия хватило приглядеться и заметить, что головами крутят из стороны в сторону. Не видят, стало быть.

И все-таки нехорошо.

Надо пошевеливаться, а тут этот громила невесть сколько будет караб…

— Я тута, — раздался над ухом знакомый басистый шепоток, едва не заставив Чумпа подскочить. Вово и впрямь был тута — а как исхитрился подобраться так, что даже матерый роббер не расслышал ни шороха, и подумать-то было страшно! — Чего дальше?

— А дальше, Вово, мы начинаем убегать, — прошипел Чумп безапелляционно, злясь на себя самого за все до кучи — за испуг, за неуклюжую операцию, за то, что в мастерстве бесшумного стенолаза его посрамила эта неуклюжая глыба мускулов. — Видишь этих? Да не вздымай башку-то!

— Немножко вижу, — согласился Вово. — А чего бегать? Чего они нам? Хочешь, я троих, а ты одного на выбор?

— Сейчас с обеих сторон будет еще по шесть, а главное — нас тут нету! Понял? Что я тебе внушал: разведка, и только! Драться придешь с анаралом, а со мной чтоб ни одной собаке на глаза не попался! Первым делом веревку срежь, и за мной!

Чумп подобрался на четвереньки, отвесил Вово тихую затрещину, чтобы пригнулся еще больше, не выпирал своей островерхой металлической башкой на фоне неба, и под зубцами шустро потек в сторону ближайшей башни. Дверь в ней, как и ожидалось, не была заперта; ущельник потянул ее, придерживая ладонью у косяка, чтобы скрип не выдал, и глянул внутрь. Внутренности башни, как и следовало ожидать, размахом не поражали, к тому же площадка была вписана между двумя пролетами крутой винтовой лестницы — один вел наверх, видимо на баллистическую площадку, второй же уводил вниз, и с него слышалось сосредоточенное позвякивание доспехов.

С легким шурхом ускользнула за стену рассеченная веревка, усвистела в темноту коряга, и Вово вновь появился над Чумповым плечом, покладисто сопя в ознаменование готовности к дальнейшим услугам. Ущельник метнулся через площадку, налег на такую же дверь с другой ее стороны и вывалился на соседний участок стены. Понятливый (вероятно, ввиду стрессовой ситуации) Вово прикрыл за собой первую дверь и, прошмыгнув мимо Чумпа, бесшумным галопом на всех четырех покатился по стене к следующей башне. Прикрывая снаружи и эту дверь, Чумп успел заметить появившиеся на лестнице шлем и незнакомую, но заочно ему неприятную металлическую штуковину из породы остро заточенных.

Проявляющий небывалую проворность Вово добрался до следующей башни, распахнул дверь и оглянулся на Чумпа. Тот с негодованием обнаружил, что физиономия гобольда в ночи лучится восторгом, обретя некоторое сходство с первым весенним солнышком после долгой и суровой северной зимы. А за дверью поднявшийся на площадку воин брякнул подкованным каблуком о камень… как-то не так, как должен был, готовясь открыть ту, дальнюю дверь. Инстинкт — великое дело! Чумп яростно махнул рукой Вово, чтобы закрылся в своей башне, а сам взвился на примыкающий к башне стенной зубец, продвинулся на внешнюю сторону, размазался по холодному шершавому камню и застыл. Под ногами раскинулась малоприятная пропасть, откуда пахнуло холодом и сыростью. Еще не хватало сверзиться!..

Дверь распахнулась от мощного пинка, и воин вывалился на стену, по пути энергично полосуя воздух членовредительским агрегатом из тех, применения каким приличному вору знать не положено. Сделал пару шагов вперед, остановился, прекратив рубить; огляделся, подслеповато щурясь. Чумп задержал дыхание, зная, что иной боец и на еле слышный звук горазд рубануть. Скрутила и отпустила гоблинская народная судорога — прыгнуть, пока враг удобно стоит спиной, всадить каблук в затылок! Это ж каким воякой надо быть, чтобы успеть отбиться? Другое дело, такой удар не убьет, тем более одоспешенного, но со стены снесет за милую душу. А остальные… Что ж, можно бы устроить неплохую забаву с беготней по стене и спихиванием зазевавшихся!

Уфф, повезло, что годы самой разноплановой практики надежно отбили вкус к ратным забавам. Много ли, в самом деле, толку будет, если ухитришься упупить десяток замковых воителей и даже унести после этого ноги? Если после этого остальные встанут на уши и оборону будут держать уже не абы как, в состоянии полубоевой готовности, а уже по всей программе, трясясь от желания самолично насадить на железку окаянного вредителя? Нет уж, пусть лучше побегают поздорову, убедятся, что у начальства, бросившего их в ночной рейд, не иначе как мания преследования, поропщут, расслабятся, распустят ремни на портках и пряжки на доспехах…

Следом за первым воякой появился второй, ощетиненный мечом и щитом, остановился у самой двери, буквально под чумповой ногой. На этого даже прыгать не надо, достаточно пнуть дверь, к которой он неосмотрительно стал боком, чтобы его сбросило со стены; хуманс против гоблина куда как хлипок, ему эти тридцать футов до насыпи пролететь — как раз и жизнь кончится. Первый же воин легкой позванивающей рысцой отправился к дальней башне, в которой укрылся Вово. Чумп напрягся — если малец не сдержится, а поди сдержись, когда обнаруживает тебя вражина, кою ты не напрягаясь можешь скатать в большой шар вместе со всеми доспехами и непонятного назначения оружием… Тут уж будет всяко не до рационального поведения, придется сшибать ближайшего и хоть прямо в ров сигай, на колья и в мерзкую жижу!

Воин добрался до двери в башню и рывком ее отворил. Опа! Попытался отворить. От мощного рывка за ручку зазвенело все увенчивающее воина железо, но сама дверь даже не вздрогнула.

— Заперто! — обескураженно доложил воин через плечо. — Изнутри засовом заложено, не иначе. А то и двумя!

— Сильнее дергай! — потребовал второй. — Вроде ж все отпирали?

— А потом запирали некоторые обратно. Нет, это не держат, хочешь — сам подергай! Я ж не какой-нибудь там… я ж хвост лошади выдираю…

Для очистки совести выдиратель хвостов вцепился в кольцо-ручку намертво, уперся в косяк ногой и рванул дверь на себя что было сил. Чумп удержал в груди нервное хихиканье — пошли бы уж все вшестером подергали? Нет, тут уж заподозрят неладное — шесть таких бугаев любой засов в щепу раздробят… а Вово и не догадается, что иногда надо поддаваться.

Впрочем, тут гоблинам подыграли сами родные стены — кольцо с треском выдралось из дерева двери, и хвостодер со сдавленным воплем отлетел под зубцы.

— Поутру снизу зайдем, — рассудил мечник. — Эй, а у вас чего?

— Пусто, наши с той стороны, — донеслось от другой двери. — А вон там в лесу горит что-то! Отсюда заметно.

Чумп облился ледяным потом, чуть было инстинктивно не оглянулся на лес, насилу удержался, не то непременно сверзился бы. Совершенно понятно, что может в лесу гореть! Ох уж эта огнеопасная эльфа… А ну как сейчас выведут из города отрядец? Да и прихватят в разгар полыхабельных развлечений? Огонь — штука такая, даже буде его загасят сразу, все равно пепелище не скрыть, а оттуда танцуя, недолго и всех окрестных партизан повыловить. И генерал хорош, не уследил за дурилой…

— Давайте еще наверх, для очистки совести, и спускаемся. Сколько можно по каждой ерунде поднимать? Ладно еще, когда голоса почудились за воротами, но уж что в стену кто-то лупится посреди ночи, через ров?..

Вояка с вырванным кольцом в руке поднялся на ноги, сконфуженно бурча под нос, и поплелся к командиру. Чумп с замиранием сердца постарался врасти в камень. Будь на месте хвостодера обычный гоблин — разглядел бы его, распластанного по башне, так же ясно как белым днем! Сам Чумп отчетливо видел и каждое колечко его кольчуги, и укрепленный на поясе кинжал, и боевые царапины на открытом шишаке, пальцы сами собой раздвинулись в вилку — если воин заметит его в последний миг, проходя вплотную, получит по полной!

Не заметил. Прошел мимо, нырнул в башню и захлопнул за собой дверь, так мощно ею треснув о косяк, что от сотрясения Чумп чуть не свалился с того узенького уступчика, на котором примостился. С облегчением перевалился на широкий зубец, уселся на него, спиной привалился к башне и наконец перевел дух. Не иначе как пронесло! Теперь можно и на лес кинуть взгляд.

В лесу и впрямь полыхало мощное локальное зарево, словно бы огромный огненный гриб вырос примерно в лиге от стен замка. Подробнее рассмотреть было невозможно, ибо деревья обзор напрочь заслоняли, но и так было ясно, что это не обычный стихийный лесной пожар — слишком уж он был аккуратен, сконцентрирован на одной точке, свит из каких-то ненатурально плотных струй пламени. Эх, не удержались, раскрыли карты! Теперь слепому (и тупому) понятно, что в лесу буйствует неслабый огненный маг. Впрочем, это дело седьмое. Пока на повестке дня вопрос, как самим тут остаться живыми и непойманными, а то еще и раздобыть полезные данные о противнике.

Башня мешала обзору, заслоняя половину внутренностей замка, но переклички и топот стражников выдавали их с головой, и пока они не покинули стену, Чумп предпочел дальше не двигаться. Вместо этого уселся поудобнее и предался занятию, за которое, как неподобающее гоблину, Панк надавал бы невыдержанному соратнику изрядных плюх: анализу ситуации.

Во-первых, ужасно не походили эти собранные, подтянутые, отлично экипированные ребята быстрого реагирования на описанную генералом разжиревшую на безделье городскую стражу Хундертауэра. Скорее смахивали они на регулярный отряд карателей, какими орден Гулга имел обыкновение себя подпирать в шатких и деликатных ситуациях. По молодости Чумп с ними пообщался вдоволь, большой горести на этой почве не стяжал, учитывая что догнать или как-то иначе изловить его у карателей никогда не получалось; но вот мастерство и боеготовность этой братии всегда высоко оценивалась специалистами смежных областей. Так что операция по штурму замка приобретает непредсказуемый характер: одно дело ходить на трусливых мужиков, сменивших соху на копье, и совсем другое — на профессиональных рубак, тем более столь изобильных количеством.

Во-вторых, сам тот факт, что далеко не самое простое и дешевое подразделение держат в таком сонном царстве, каким до первого визита генерала был Хундертауэр, наводил на недобрые мысли. Похоже, визит героя-освободителя не остался незамеченным для гномов, и они в приступе обеспокоенности даже не стали экономить. Впрочем, о своей безопасности они обычно радеют прямо-таки с удивительным энтузиазмом. Что, по большому счету, ведет к тому же самому выводу: при штурме замка генеральский отряд столкнется с немалыми неожиданностями, и едва ли они будут приятными.

И в-третьих, совершенно не утешала готовность, в которой поддерживаются защитники. Которые, кстати сказать, еще и повода обзываться таковыми не имеют, ибо пока что не было ни одного нападения. Или было?.. Может, генерал оказался не единственным возмутителем спокойствия? Сам он мог и не заметить конкуренции ввиду сосредоточенности на глубоко личных проблемах. Вот будет штука, если в своих потугах натянуть нос завалящему гному, хоть и местному старейшине, Панк оказался на острие противоборства куда более значимых сил! Скажем, лидеров мирового гномизма и самой Марки. Ну, конечно, не может все быть так глобально, иначе над Хундертауэром бы вились плотные стаи драконов, а каратели ночевали бы прямо на стенах… Но расчетливый разум Чумпа упорно отказывался верить, что такие меры обязаны своим происхождением единственному визиту в Хундертауэр стареющего и неуклонно спивающегося гоблинского традиционалиста. В конце концов, чем переносить такие траты, уж отдали бы ему замок, один этот поганый ров уже заслуживает того, чтобы подарить его злейшему врагу!

Как вывод, Чумпу очень захотелось вернуться во времени в тот злосчастный день, когда он изловил бегущих по дороге коней и свалил с седла одного из них родственную тушу. Уж теперь-то он точно знал, как поступить! Он бы демонически расхохотался, вот так: бу-га-га-га! И огрел бы каждую из лошадей по разу хворостиной потолще, да так, чтобы они бежали со скоростью прячущего золото гнома и не останавливались до самого Доринорта.

И вообще, пора смирять свою неуемную алчность, которая все равно впрок не идет. Не позарься тогда на золотую цепь и кошель проезжего, сейчас бы небось не сидел ночью на стене среди злых хумансов, так и мечтающих его изловить и отметелить. Хотя нет, наверное, все равно бы сидел. Это уже не случайная оказия — это давно установившийся стиль жизни. И лучше уж, наверное, иметь шанс прикинуться борцом за идею, нежели честно признать себя беспринципным стяжателем.

Голоса наконец переместились к подножию стены, и Чумп соскользнул со своего зубца, пригнулся, дабы не привлекать внимание заслоняющей бойницы тенью, и по-крабьи шустро пробежался до башни, где нашел укрытие Вово.

— Вово, открывай, это я! — потребовал он тихо, обращаясь к рваной дыре от вырванной дверной ручки.

— Эээ, пароль? — с откровенным удовольствием донеслось изнутри.

— Пароль твой дед! — обомлев от такой наглости, Чумп еле успел приглушить свирепый вопль, от которого наверняка бы вылетела дверь вместе со вцепившимся в нее гобольдом, но и стражники бы, чего доброго, вернулись проверить стену еще раз. Вот ведь малолетний гаденыш, наслушался звона непонятно откуда! — А ну, открывай, не то я войду другим путем и столько фарша из тебя заготовлю, что как ни жри, а все равно пропадет половина!

Дверь стремительно распахнулась, чуть не хватив Чумпа по лбу, а когда тот увернулся — едва не хряснувшись во всеуслышанье о ближайший стенной зубец. Чумп успел подставить под нее ногу и зашипел от боли, а оказавшийся за дверью Вово нарисовал на физиономии широченную виноватую ухмылку и, вообще, сделал вид что он тут ни при чем. Наверное, его не порадовала перспектива во цвете лет стать пропадающим фаршем.

— Чтоб я тебя еще раз взял в разведку, шпана подземная! — приглушенно взвыл Чумп и, толкнув Вово вглубь, втиснулся в башню сам. — Тихо сиди! Думать буду.

— Там горит! — зашептал Вово азартно. — В стене дырка, я смотрел!

И указал на узкую щель бойницы, проделанную в башенной стене наружу. Приличного лука в башне, конечно, было не натянуть — слишком узко; потому бойницы в них пробивали горизонтальные, для стрельбы из арбалетов. Обзор такая бойница давала на добрую половину горизонта, так что Вово углядел то же самое полыхание.

— Это уж пускай анарал тушит. Побежали дальше!

Чумп отпихнул Вово, усадив его на лестницу, протиснулся мимо него дальше, выскочил на следующий отрезок стены и припустился к следующей башне. Слезать со стены так близко к толпе тяжеловооруженных вояк ему и в голову не пришло. Вово, до крайности счастливый, что обошлось без мясозаготовок, как привязанный трусил следом, на бегу порой опираясь на кулаки, как заправский зверь-горилла. Камень, отметил Чумп завистливо, и впрямь глотал под ним не только звуки, но даже и вибрацию: не может же десятипудовая туша сама собой двигаться подобно тени!

Миновали еще одну башню, дальше Чумп двигался уже осторожнее, оглядываясь через плечо, но по счастью не обнаружил никаких наблюдателей. Потому за следующей башней решился на спуск: подал Вово знак остановиться, соскользнул со стены и, цепляясь и за нее, и за выпирающую сбоку башню, проворно спустился до самой насыпи. Как ни плотно были пригнаны каменные глыбы, а суровые северные ветры за многие века выщербили их, наделав щелей между краями; цепляться было одно удовольствие. Вово немедля пополз следом, опять уязвив бывалого лазуна до глубины души — спустился по отвесной стене точно так же, как дотоле бежал по горизонтали, ни на миг не запнувшись и не сбавив скорости.

— Зато рука в друидский карман не пролезет, — пробубнил себе под нос и, таким образом несколько успокоившись, двинулся под стеночкой дальше. Устраивать перебежки от самой стены до начинающихся в отдалении построек показалось ему небезопасным. Бдительность тут, судя по всему, на высоте, так что показываться на широком открытом месте, где некуда спрятаться от непрошенного внимания, было идеей не из лучших.

Сразу бросилось в глаза полное отсутствие всякой ночной жизни. В той же Копошилке ночами брожения по городу не утихали, разве что поменьше становилось на улицах вольно фланирующих пижонов и кисейных барышень; зато местные топорастые хастреды выползали подышать воздухом. Опять же, умеющий читать уличные знаки в любом городе запросто определит, что нищий на углу, бурчащий бессвязную проповедь, за пару медяков запросто излечится от мозговой хвори и подскажет, где найти представителя воровской гильдии. Ночью же оную гильдию и искать особо не надо — сама найдет. Не бывает такого, чтобы по улицам не волоклись припозднившиеся пьяные, задержавшиеся в лавке приказчики, не громыхала по улицам рассеянная стража, обуянная желанием навести справедливость или там переложить для вящей сохранности монеты из карманов встречного в свои. Да наконец, даже пустые улицы вовсе не безжизненны; из каждого переулка то доносится облегченное журчание, то светится огонек новомодного гзурского изобретения — самокрутки, то раздается деловитое хаканье и слабеющее уханье, знаменующие победу крепких кулаков над свободой личности.

А тут — ничего. Тишь, гладь и вопиющее спокойствие. Даже проворный отряд стенных проверятелей уже втянулся куда-то вглубь города, растворился в ночной тишине, теперь жди, за каким углом выскочат из засады.

— Помнишь, я про подземные ходы говорил? — взахлеб выдохнул в ухо Чумпу Вово. — Вот же прав был, прямо под нами коридоры!

Чумп озадаченно глянул под ноги. Сплошная земляная насыпь, круто уходящая вниз по мере удаления от стены… Никаких коридоров и в помине не видно. Не поехал ли малец умом от непривычных ему приключений?

— Там, внизу, — пояснил гобольд нетерпеливо. — Я ж пустоту чувствую, как Панк пиво! Не очень и глубоко, прямо под нами. Мне бы кирку да заступ, я бы за полдня прорубился!

Чумп прикинул, сколько земли с камнем этот верзила оприходует за полдня, и решил, что спускаться в такие шахты ему никакого интереса нет. Даже самые завзятые сквалыги свои сбережения закапывают обычно никак не глубже собственного роста. А на большой глубине, услужливо подсказывал жизненный опыт, водятся все больше исключительно неприятные создания, от которых никакого счастья, кроме инвалидности, не поимеешь.

— Отставить! — приказал ущельник энергично. — Вон, видишь — прилавки?

В паре стенных пролетов у подножия насыпи было возведено что-то вроде рыночных рядов. Пара десятков грубо сколоченных дощатых лотков с навесами от солнца, очевидно для приезжих торговцев, выкладывающих на них свои товары. Прилавки занимали приличную площадь земли и почти вплотную примыкали к домикам-баракам, из которых на большую часть состоял жилой сектор Хундертауэра.

— К ним бегом и промеж них затаиться! — указал Чумп, а сам притерся спиной к стене и пошарил цепким взглядом по окрестностям — не видать ли где-нибудь соглядатая. — Пошел!

Вово рванул с места так, что опять брызнула из-под пяток земля, а Чумп испугался за прилавки: снесет же! А они вовсе не каменные, доски же симпатией к Вово не страдают, разлетятся с таким грохотом, что какая там стража, сам Панк из леса прибежит выяснять, что стряслось и кто тут объект преткновения рушит. Однако пронесло вновь — гобольд стрелой преодолел дистанцию, почти изящно вписался между парой лотков, пригнулся и вовсе исчез из поля зрения. Понятливый парень! Эх, не подвернулся раньше, когда Чумп пробрался в сокровищницу одного монарха и обнаружил, что золото тот содержит не в монетах, а в золотых брусьях, да такого веса, что самый маленький из них Чумп пронес ровно три шага, после чего выронил себе на ногу и потом полгода хромал. Жил бы сейчас безбедно, при надобности отчекрыживая кусочки от того бруса… Хотя что там, еще же и вернуться не поздно!

Никаких наблюдателей в поле зрения не обнаружилось, и Чумп осторожной рысцой припустился к лоткам сам. Ночная прохлада приятно освежала взмокшее от напряжения лицо, город был тих и спокоен, и Чумп поздравил себя с тем, что выбрал хоть и рисковую, но все же не такую тупо-крушительную профессию, как большинство гоблинов. При известных обстоятельствах можно сказаться эстетом. Нет, определенно, есть в нем некоторое сходство с эльфами! Надо будет, повстречав дедушку, расспросить его с пристрастием о корнях чумпова генеалогического древа. Если, конечно, удастся поймать — в сто с хвостиком дедушка тот еще хват, по крышам бегает почище внучка, а когда останавливается — искусно маскируется под самых неожиданных личностей, включая альвийского мудреца, хумансовую танцовщицу и даже холмаря, промышляющего металлоремонтом.

Нырнув под прикрытие лотков и перескочив через случившегося прямо под ногами Вово, Чумп перевел дух и, высунув голову над прилавком, огляделся. Дома перед рынком выглядели удручающе обыденно: однотипные коробки, такие ставятся обыкновенно на месте временных поселений и постепенно вытесняются постройками индивидуальной планировки. Вот уж не верится, что это сохранилось с гоблинских времен! Чумп побывал как-то в паре гоблинских поселений и от Хундертауэра ожидал понатыканных вкривь и вкось островерхих башен (чтобы драконы не садились), дверей на высоте гоблинского роста от земли (чтобы не ломился кто ни попадя), наклоненных во все стороны стен (потому что гоблинский глазомер работает на что угодно, кроме созидания), темных подворотен (даже там, где им быть никак не положено) и, в конце концов, кабачных вывесок через каждый дом. Была охота воевать за город, на улицах которого даже от патруля сныкаться некуда!

— Теперь куда? — деловито поинтересовался Вово. — Вон по той улице или по другой?

Чумп озадаченно поскреб затылок. Он бы не задумываясь выбрал путь прямо по гнусно плоским крышам бараков. Так куда меньше шанс неприятных встреч, ибо личности Чумпу неприятные обычно страдали приземленностью и выше мостовой не поднимались. Но вот в способности крыш выдерживать гобольдову тушу, особенно в момент перепархивания с одной на другую, впору было усомниться. А как тогда?.. Двигаться оставалось только по улочкам, хорошо хоть не освещенным, но спрятаться на них от случайного патруля будет решительно негде, бараки возведены плотно, стенка к стенке.

— Вот что, — решил наконец Чумп. — Давай к дому. Подсадишь меня на крышу, я пойду вперед, если чисто — махну тебе, ты следом понизу… понял?

— Понял, — радостно среагировал Вово и в два прыжка добрался до стены ближайшего дома. Привалился спиной, радостно засверкал глазами на все стороны… все ему игры, дитю неразумному! Ишь, распрыгался…

Чумп разбежался, взлетел на подставленные руки Вово, сцепленные замком, и сильно толкнулся. Запоздало сообразил, что сделал это зря: гобольд от избытка чувств пихнул его так, что крыша стремительно усвистела куда-то вниз, уменьшившись до размеров шкатулки, с перепугу Чумпу показалось, что взлетел он до уровня светящихся окон Башни Лорда и даже видит в ней скребущего пером толстого гнома. Затем взлет прекратился, ущельник испуганно побарахтал ногами в воздухе и пустился в обратный путь, со свистом в ушах и грубыми рассуждениями в адрес матушки-природы, награждающей всяких олухов безразмерной силищей поперед ума. Крыша надвинулась снова, Чумп как мог спружинил всеми четырьмя разлапленными конечностями, едва не переломал пальцы, силясь сделать приземление как можно более бесшумным, но конечно все равно громыхнул будь здоров, а впридачу еще и отскочил от тесовой поверхности как упругий файтболльный мяч и чуть не свалился с крыши. Вот же отхватил помощничка!

— Ты чего ж вперед не летел? — раздосадованно вопросил снизу Вово. — Я сильно пихнул, ты руками бы махал и ух где уже оказался бы… Я так думаю.

— Вово! Ты не думай!..

— Совсем?

— Совсем. Думает пускай Хастред, у него хоть смешно получается. Все, тихо! Я пошел.

Ущельник поднялся на подрагивающие ноги и заковылял по крыше. Под ним в доме кто-то зашевелился, заворочался, но вроде бы наружу высовываться не стал, а Чумп впредь постарался двигаться как положено: длинными шаркающими шагами, каждый раз опуская ногу на полную стопу, чтобы мягче и тише. Привычно ощущал отдачу досок под ногами — держат прочно, не продавливаются, не скрипят, авось обитатели дома спишут единственный бабах по крыше на божественную немилость.

Дом кончился, Чумп переступил на крышу второго, за ним был третий, а потом линия бараков кончилась, пересеченная довольно широкой, не одолеть с прыжка, улицей, и гоблин остановился на краю, присел и огляделся. Эта новая улица в нескольких местах озарена была приткнутыми на столбах факелами. Тишь да гладь! Боязливый может перебегать от факела к факелу, вроде как и на свету всю дорогу, а кому лишнего внимания не надо — тот и между ними проскользнет, ибо нигде тьма не густа так, как между двумя источниками света. Стражи не видно; впрочем, не исключено, что один-два отряда, несущие патрульную службу, сейчас просто на другой стороне. А башня, в которой горит магический свет — там, в глубине, и что характерно — вокруг нее виден теперь ряд построек вполне приличных гоблинскому городу. Стало быть, административно-управленческий центр Хундертауэра гномы перестраивать под себя не стали. Или просто не смогли снести? Стены-то, если так поглядеть, за столько веков не раздолбали снаружи и даже изнутри за сорок лет не сумели. Башня Лорда отсюда, издалека и в темноте, выглядит того же поля ягодой — несокрушимый шпиль из сплошных булыжных глыб, и окружающие здания такие же вызывающе-островерхие, растопырившие широченные карнизы, таращащие в темень прорези окошек-бойниц… Какие, интересно, мотивы могут заставить Орден Гулга мириться с совсем не подобающей им архитектурой? Ведь по таким лесенкам, какие в стенных башнях, и наверняка в той же Башне Лорда, гному карабкаться — мука мученическая.

Рассуждая таким манером, Чумп свесился с крыши на сторону и оглянулся в ту сторону, где оставил Вово. Любопытная луноликая физиономия торчала из-за дальнего угла, изучая городские подробности с неподдельным восторгом. Ущельник скрипнул зубами в бессильной злости (или зависти?) и махнул рукой. Вово немедленно отлип от стены и потрюхал к нему, широко двигая локтями, как поршнями дварфийской паровой машины. Заглядевшись на него, Чумп чуть было не упустил момент, когда из-за поворота улицы вывернулся долгожданный патруль. Внимание привлек отблеск факела на шлеме, Чумп запоздало оглянулся и окоченел: целая группа, точь-в-точь попадающая под генеральское описание городской стражи. Унылые мужики, нагруженные копьями и здоровенными щитами, гурьбой тащились по улице, и не похоже было, чтобы это приносило им хоть какое-то удовлетворение. Осталось лишь махнуть рукой Вово, чтобы тот спрятался (где? Посреди улицы?) и припасть к крыше, уповая на хумансовую слеподырость. Краем глаза Чумп заметил, как Вово рухнул на мостовую и будто бы растекся по ней, враз утратив всю свою массивность. Вот еще новости!..

Стража неспешным порядком проволоклась мимо, одышливо пыхтя и горестно вздыхая. По сторонам они оглядывались больше для проформы, наверх не смотрели вообще, так что Чумп набрался наглости и поглядел в сторону Вово еще раз. Гобольд был тут как тут — лежал себе разлапистой лепешкой прямо на булыжной мостовой под стенкой дома, но то ли тени его удачно маскировали, то ли он ухитрился, вдавившись в камни, сравняться с их уровнем, но пара стражей проплелась от него в десятке футов, не заметив. Чудеса, да и только!

Сонный отряд добрел до видимого конца улицы, повернул и снова пропал из виду за угловым бараком.

— Подъем, лежун, — скомандовал Чумп севшим голосом. — Пронесло… Как это у тебя получается?

Вово отлепился от камней, поднялся в рост. Никакой вмятины на том месте, где он лежал, не обнаружилось. То ли мигом затянулась, то ли и не было вовсе… Но как, скажите на милость, можно не заметить лежащую на тротуаре груду незнамо чего размером с доброго буйвола?! То ли страже уже вовсе ни до чего нет дела, то ли отношения кобольдова сына с камнями выходят даже за рамки родственных. Обычный-то родственник только и ищет повод подставить незваного нахлебника таким вот ребятам с копьями.

— Чего получается? — благодушно уточнил Вово, отрясая пыль. — Ты про лежать? Да это просто! Ты пузом к земле придавись, а башку закрой руками и знай тверди себе: меня, мол, тут нету! Я так с детства бороться с ночными страхами привычен. Никакой кошмарник тебя эдак не заметит! А ежели кто за ухо выволакивает, то сталбыть мама.

— Ну и нашел себе страхи, — фыркнул Чумп, ухватился за край крыши и, повисши на миг на руках, спрыгнул на мостовую. — Двинули дальше.

И двинули. Пересекли улицу, Чумп ловко взобрался на крышу, пренебрегши на сей раз помощью Вово и используя вместо нее дощатые ставни и карниз ближайшего домика, и в одну перебежку добрался до конца ряда. Вово на сей раз не стал дожидаться команды — бежал рядом понизу, отчего ущельник почувствовал себя полным идиотом, ни к селу ни к городу взгромоздившимся на потеху публике на верхотуру. Тем более что готовая к потехе публика обнаружилась в конце маршрута — добрых три десятка гарцующих верхами латников. Чумп привычно уже повалился на край крыши, чуть было не накрыл по совету малодушного Вово голову руками, но вовремя опомнился, отплюнулся и навострил уши.

Команды кавалеристам отдавались короткие, отрывистые и гоблину миролюбивому непонятные. Зато, приглядевшись, Чумп распознал в руках одного из них крайне знакомую железяку. Да это же тот, со стены! И вообще компания сильно смахивает на тех самых, что уже встречались… только коней отрастить успели. Впрочем, если бы сам Чумп так не петлял и не совершал дикие ужимки по пути сюда — успел бы и не такое спереть. Но вот на кой им лошади в ночи, когда дальше своего-то носа не видишь?..

Вопрос разъяснился, когда один из вояк протрубил в рог, и весь эскадрон, растопырив в стороны горящие факелы, с дробным топотом снялся с места, направляясь в сторону Южных ворот. Эх, эльфа! — горестно застонал Чумп. — Нет, конечно, можно предположить, что в ночи вас там не больно-то и изловят… Как сам друида искал в ту памятную ночь в лесу! Три раза через него переступал, да и в четвертый бы не углядел, кабы не наступил ему на ногу — тут уж, получив промеж ушей посохом, трудненько было не заметить… Но все-таки такая куча серьезно настроенных бойцов — хоть кому плохой подарок. И Вово, как назло, за ним зачем-то увязался, со своими эпическими способностями к укладыванию оппонентов штабелями.

Отряд унесся, оставив на улице всего двоих вялых бездоспешных пешеходов, которых Чумп опытно определил как местных конюхов. Снова пришлось давить инстинкты — рывком настичь, прихватить, сунуть нож к горлу и… И что?.. Ничего. Зато нож, зато к горлу. Чтобы репутация записного татя не пострадала. Нашел кого допрашивать, герой-лазутчик.

А конюхи постояли еще, почесываясь, да и убрели промеж домов, избавив Чумпа от соблазна и так и не узнав, сколько удовольствия потеряли.

— Вово! — шикнул Чумп, свешиваясь с крыши.

— Тута, — доложился Вово немедленно. — Бежим дальше?

— Угу, побежим. Ты понял, куда эти, на лошадях, намылились?

— А, эти! Наших бить, я так думаю. Только ничего им не обломится: Зембуса не найти, Панка не одолеть, а Хастреда не за что.

Аргументации более убедительной Чумп давненько не встречал, да и сделать что-либо все равно не мог, так что осталось ему только двинуть плечами и соскользнуть с крыши, дабы пересечь очередную улицу и обнаружить, что за ней, отделенный всего лишь одинарным рядом бараков, начинается собственно центр городка, или, если угодно, сам замок. Как было замечено издалека, составлен он был из множества сообщающихся между собой зданий и построек, сохранившихся в неизменности с незапамятных времен. Многочисленные крыши уставились островерхими макушками в испещренное бледными северными звездами небо, выложенные массивными каменными глыбами переходы, арки и фронтоны нависали немым превосходством, а несколько полноразмерных окон, затесавшихся среди многих бойниц, кокетливо прикрылись толстенными ставнями из мореного дуба. Вово застыл, в восхищении оглядывая буйство сурового серого гранита, даже челюсть отвесил и в задумчивости поджал сперва одну, потом, вернув ее на место, другую ногу. Чумп подошел к вопросу прагматичнее — сделал несколько шагов вдоль замкового периметра, определяя, как в него сподручнее проникать. Руководствуясь врожденной логикой, он рассудил, что тут должны храниться — то есть, конечно же, обретаться — наиболее почтенные члены собранного в стенах Хундертауэра безобразия. И в целях получения наиболее полной информации о состоянии дел допрашивать следует именно их, а никак не конюхов.

— А то и сам гном попадется, — пробурчал Чумп под нос, однако тут же прикинул, что до гнома надлежит преодолеть не менее дюжины возмутительно тесных коридоров, если идти по замковым переходам внутренними путями, или же несколько сотен футов довольно-таки гладкого стенного камня, если предпочесть пути внешние. Не то чтобы большая проблема, но очень бы не хотелось напрягаться зря — еще же возвращаться, сгибаясь под грузом ценных сведений (и, при везении, предметов). Не исключено, что за ближайшей же дверью обретается скромный архивариус, обремененный багажом необходимых знаний!

Входные двери во все здания, как и следовало ожидать, размещались со внутренней стороны комплекса; попасть же туда можно было через единственные ворота, по прочности не уступающие внешним городским и, как оказалось, впридачу запертые на ночь. Рядом с ними приткнулась выступающая башенка-караулка, из ее окошек валил едва заметный в ночи парок, который и заметить-то было невозможно, разве что почуять нутром опытного ночного лазателя. Туда, стало быть, соваться не стоит. Можно, конечно, предложить Вово с союзными ему камнями попытаться… Но лучше уж попробовать иначе.

Присмотрев невысокую башенку с узким окошком мансарды под самой крышей, Чумп жестом подозвал Вово и указал ему на вожделенную цель. Вово без колебаний прихватил его за бока (ущельник тихо обругался заранее, предвидя очередной перелет) и подбросил вверх — как ни удивительно, на сей раз ровно настолько, чтобы удалось уцепиться за карниз. С тихим дребезгом прогнулась старинная конструкция, Чумп скрипнул зубами, ожидая падения, но в давние времена строили на совесть, не экономя, как сейчас, ни на мастерах, ни на материалах. Гоблин осторожно отцепил от карниза одну руку, извлек ею кинжал и, нацелившись острием между створками ставней, мазнул снизу доверху. Посередине клинок зацепился за крючок, запирающий ставни изнутри; Чумп ковырнул посильнее, сбрасывая его, и в лицо ему пахнуло затхлой пылью давно не посещаемого чердака.

— Жди, — уронил Чумп вниз, перехватил кинжал в зубы и, качнувшись, вбросил тело в узенькое оконце. Как всегда, изгваздался в пыли по самые уши. Иногда неплохо бы убираться даже на чердаке! Небось не гоблины-книжники, чтобы такие залежи пыли хранить в надежде, что пригодится.

Чердак оказался завален старой мебелью, покрытой ветхими полотнищами, и Чумп не стал на нем задерживаться — высмотрел дверь и направился к ней. Рассохшаяся коробка намертво зажала ее, так что пришлось навалиться всем телом и мечтать, чтобы на треск не сбежались обитатели башни. А также — после пары безуспешных толчков — чтобы она не оказалась запертой снаружи на столь любимый рачительными хозяевами висячий замок. На третьем толчке дверь выдавилась из западни, громким треском внушив Чумпу желание как можно быстрее выскочить обратно в окно и бегом покинуть город. Однако раз уж взялся за гуж… Ноги сами понесли вниз по лестнице, кинжал снова перекочевал из зубов в руку, вниз клинком, чтобы не бросился сразу в глаза… хотя какая разница? Можно подумать, повстречав столь явного гоблина посреди гномьего оплота, кто-то перепугается больше или меньше оттого, что в лапе у него короткое лезвие.

По крутой лестнице Чумп ссыпался мешком сушеного гороха, с разбегу врезался в дверь по пути, раз уж тихо не получается, то крушить так крушить… За дверью оказалась комната с кроватью, в которой как раз открыл глаза и собирался усесться, тараща глаза в темноту, худой плешивый хуманс в ночной рубашке.

Гоблин задержался у двери ровно настолько, чтобы захлопнуть ее и припечатать пяткой, а затем одним прыжком взлетел на кровать и придавил беднягу, давши ему ощутить горлом острое лезвие.

— Тихо мне, благородный сударь, — посоветовал он, подогнав в голос самых гнусных интонаций из своего репертуара, отчего приобрел практически гзурский выговор. — Иначе же располосую как безнадежного суслика.

И сам подумал, что «безнадежный суслик» — это какое-то оригинальное зоологическое нововведение, но главное, оно оказалось образным и доступным: хуманс даже дышать без особого распоряжения оставил.

— Кем ты тут трудишься?

— Старший письмоводитель его милости наместника!

— Это я удачно зашел! Излагай внятно и безошибочно: сколько всего войск в городе, кто из себя и по какой нужде стянуты?

— Войска прибывают по сию пору по запросу его светлости, декларированная цель их — провести учения в суровых климатических условиях! — затарабанил старший письмоводитель бодро, лупая глазами в то, что им воспринималось как непроглядная темень, а для Чумпа было не более чем разреженным полумраком. — Однако размещать их в городской черте приказано с обстоятельностью и на долгие времена. На нынешний день в экстренном порядке прибыла сотня орденских карателей, а в ближайшее время планируется подход и более существенных воинских частей, что косвенно подтверждают сделанные его светлостью распоряжения касательно усиления подвоза провианта и уплотнения жилого сектора!

Чумп озадаченно хлюпнул носом. Вот, значит, как. Стаскиваются по сию пору. Начали только что, похоже что прямо после генеральского визита. Это чем же он их так напугал, если отказаться от мысли, что мог в запале помянуть Гзура вместо Занги? Ну, допустим, хитрый гном предвидел, что Панк соберется вернуться. Ну так что же с того? Эдакие силы стаскивать — нужен стимул посерьезнее, нежели опасение лишний раз полюбоваться на генералову рожу. Удовольствия от нее, рожи этой, конечно никакого, но и вреда существенного не должно быть, если конечно не считать профилактического избиения городской стражи.

— По какой же, скажи на милость, причине гномы в Хундертауэр впились, как клещи в дохлую лошадь? — озвучил Чумп сей мучительный вопрос для письмоводителя и получил, разумеется, самый ожидаемый ответ:

— Не могу знать, я сам здесь на жаловании, носа не сую глубже нужного, у меня дети!

Ну да, разумеется. Это надо не такого плешивого прихватывать, это самого Тиффиуса, да и тот, чего доброго, окажется точно на таких же птичьих правах, с детьми и на жаловании, ибо гномы как раз суть стойкие поборники разделения труда, у них один думает, а второй подставляет заради его придумки шею под гоблинские топоры. Но попробовать стоило. Итак, помимо ожидаемой городской стражи — сотня гномских карателей! Вот уж не в радость сведения. Не иначе как опять придется отступать. Вряд ли даже Талмон, если наконец появится, сильно подправит этот недобрый дисбаланс. Откуда большие силы у провинциального барона, если даже его сосед-генерал в путешествия пускается с единственными запасными штанами?

— Когда и какие войска еще ожидаются?

— Это я не в курсе, — в голосе письмоводителя отчетливо прорезалась паника. — Иные письма его светлость самолично от руки пишет, ввиду строжайшей конфиденциальности…

— Ты не эльф?

— Я? Нет!

— А один мой знакомый генерал знаешь что делает за словеса, трудные к пониманию?

— Нет. Ой! В общем, скрытничает порой его светлость. Ежели по этой части с Орденом и сообщается, то самолично, минуя мое ведомство.

— Понял. Ты не трясись, не трясись! Двум смертям не бывать, а будешь так колотиться — непременно о ножик порежешься. Вот скажи мне еще, сколько всего гномов в городе?

— Четверо, совершенно достоверно докладываю! Его светлость наместник, его священное преподобие Верховный жрец Гулга, мэтр инженер и ученик его.

Ого! Что-то новое. Инженера с учеником генерал в своем докладе не упоминал. Хотя, зная его наблюдательность, впору удивиться что он и Тиффиуса-то заметил. Чем же могут заниматься в Хундертауэре эти личности? Здания разбирают? Схемы перерисовывают? Ох уж эти загадки мироздания!

— Зачем инженер?

— Не знаю! Он тоже скрытничает, появляется редко и только на обеды, а отчеты за ним пишет его ученик, меня не посвящают…

— А занимается-то чем? По городу ходит, на башне сидит? Таскает ли с собой всяческие инженерные дрючки? Долбит ли стены, замеряет ли высоты?

— Не знааааю!.. — хуманс плаксиво перекосил рожу. — Я ж чего? Я ж ничего! Я сижу себе в канцелярии, регистрирую входящие и исходящие по открытым каналам, а где тот инженер себе копаться изволит, так кто ж его знает? Порой приходит землей запачканный, иногда и солдат себе в помощь у наместника просит, а тот дает с охотой. Раз сдернул его светлость прямо из-за обеденного стола, уволок в отдаление и что-то ему живейше толковал, да так что его светлость и сами прониклись, затопали ногами и по возвращении за стол опрокинули на себя соусник.

— Где обретается инженер?

— Вот не знаю, Гулгом-богом клянусь! Это разве что интендант знает, который всеобщим размещением ведает… Где-то тут, в замке, тут вообще вся, не сочтите за эльфийское слово, администрация.

«Вот сюда-то и навести эльфин залп», — постановил для себя Чумп. — «Камням что, они небось не расплавятся, а деревяшки пускай горят. Если за компанию с гномами, то совсем не жалко».

Мотнул головой, отгоняя подковыристую мыслишку: и как же это никто из знатных эльфийских магов, осаждавших Хундертауэр в незапамятные времена, не допер шарахнуть по замку эдакой грубой магической энергией? и уточнил совсем уже безнадежно:

— А интендант где?

— В рабочее время в своем кабинете, это левая сторона замка, второй ярус, а где его жилье, тоже не знаю. Препротивный, надо заметить, типец, отвратительные рожи корчит, когда полагает, что на него никто не смотрит…

— Ничего-то ты не знаешь! — возмутился Чумп неподдельно. — А где тутошняя казна?

— Тоже не зна…ааа! Может, у его светлости в башне? Все ценное он туда волочет, это уж как пить дать!

— Зайти к нему на огонек? — озадачился Чумп. — Не собирался, веришь? Но раз ты ничего не знаешь, а шмыгать по этому спящему царству наугад очень не хочется… А как тут насчет ночного дозора?

— Э? А, охрана? Ходят тут… по внутреннему двору, вокруг башни… У ворот еще сидят в караулке, олухи, как только пропусти… ой. Тебе ж поди пропуска не требуется, о летящий на крыльях ночи ужас…

— Да ладно, чего там, — искренне засмущался Чумп. — Не так уж оно и сложно. Тьфу ты, о чем это я?! Ишь, заболтал, хумансовая рожа! Так, про казну спросил, про инженера спросил, а ты, гад, излил на меня поток знаний, которые и не сообразишь куда приткнуть… Ах да. Как бы в башню попасть по возможности тихо?

— Это ты меня спрашиваешь?! Кто из нас ночной проникатель???

— Ну извини, на всяк случай спросил. Что еще имеешь сказать напоследок, по доброй воле?

— Напослеее… — голос письмоводителя отчаянно сел, сам он под придавливающей его горло рукой Чумпа обмяк и покрылся холодной испариной. — Я больше не бууу!.. То есть буду, но не так! Я, я хорошо буду! И вовсе работу поменяю! И в письма его светлости, если надо, стану подглядывать!

— И с интендантом подружишься?

— Если он рожи корчить перестанет. Никак невозможно дружить с человеком, который из носа пятак постоянно пальцем делает и губу не то что прикусывает, а прямо заглотнуть норовит!

— А с таким, кто постоянно гномов бить призывает, не пробовал?!..

Кто знает, к чему бы привела столь оживленная дискуссия о наболевшем, но идиллию нарушил пронзительный вопль снаружи, короткий посвист, звонкий щелчок стали о камень, и Чумп решил что хорошенького понемножку: размахнулся и от души треснул затрепетавшего письмоводителя по кумполу оголовком кинжальной рукояти. Пускай потом рассказывает о пережитом приключении и хвастается фонарем, если никто не поверит. Для хорошего парня тумака не жалко, было бы время — еще и ногами бы отпинал, чтоб гордился на полную и не тушевался ни перед каким обвинением в богатстве фантазии. А сам соскочил с кровати, в один шаг добрался до окна с закрытыми ставнями и выглянул в щелочку.

Вово, описывая широкий круг, намеревался подобраться поближе к кучке стражников, которые, напротив, знакомства не жаждали: отступали от него, выставив копья и мечи и прикрываясь щитами. Чумп насчитал четверых и возблагодарил небеса, что попалась именно городская стража, трусоватая и еще не опамятовавшаяся после внесенной генералом паники. Каратели бы небось легко и просто взяли гобольда в коробочку, а эти жмутся, каждый в душе надеется, что другой сделает первый выпад, заставит раскрыться это зловещее чудище, мягко стелющееся над мостовой, поигрывая разлапистыми пятернями. Чумп сдернул замыкающий ставни крючок и потянул створки на себя; Вово к тому времени как раз развернул стражей к башне спиной и свирепо топнул на них ногой, словно бы переходя в наступление. Двое, в чьих руках были копья, инстинктивно подали их вперед, нацеливая на массивную гобольдову тушу, а двое с мечами (их копья Чумп обнаружил валяющимися под ближайшей стеной — как видно, их в Вово метнули и промазали) попросту шарахнулись назад и в стороны.

Раздумывать было некогда, так что Чумп перевалил через подоконник и прыгнул вниз, целясь каблуками в шею одному из копейщиков. Стражник и заметить не успел, какая оказия сломала ему хребет как сухую соломинку. Противный хруст, отметил Чумп кривя морду. Вот так всегда, генерал затеял развлечение, а ты тут за него отдувайся! Трое остальных порхнули врассыпную, навстречу одному из них живо скользнул Вово, пригнулся и выстрелил кулаком прямо в середину подставленного щита. Брызнула щепа, стражник взвыл дурным голосом и, уронив отшибленную по плечо руку, пустился наутек по улице. Недолго думая, за ним рванул другой, случившийся рядом, бросив и щит и копье, а последний, оказавшийся от гоблинов по другую сторону, отступил было к стене с намерением занять оборону и стойко держаться до последнего. Стойкости ему хватило ровно до того момента, как Чумп перебросил кинжал в левую руку, а правой выволок из ножен у своей жертвы длинный меч. Тут стражник счел, что задержал злодеев уже достаточно, и пошел на прорыв, махнув клинком в сторону Вово. Тот, однако, не стал уклоняться или как-то иначе модничать: поймал руку с мечом за кисть, вмиг перетек вплотную и отоварил владельца руки запястьем по шлему. Удар прозвучал, словно нанесенный дубиной, стражника мотнуло и уронило на булыжник бесформенной грудой мяса и служебного рвения.

— Чего ж ты не спрятался? — укорил Чумп гобольда, взвешивая в руке не пригодившийся меч. Баланс клинка оставлял желать много лучшего. Пожалуй, не зря гном озаботился сбором войск: такая стража и от одного-то генерала не защитит. — Как там у тебя, закрой глаза, и все страхи мимо проскочат?

— Я пробовал, — жалобно ответствовал Вово. — Тока они видать не совсем страхи, а то и совсем не страхи. Не сработало, заметили! И сразу копьями кидаться. Грубые, правильно их Панк бить собрался!

— Ну, хрен с тобой, бежим отсель, пока на их вопли ребята посерьезнее не сбежались.

Ребята посерьезнее, однако, уже появились на сцене и сосредоточенно приближались, топая подкованными сапогами и злобно блестя острыми клинками. А всего-то их целая сотня, припомнил Чумп с тоской, глядя на карателей, энергично несущихся из переулка. Сколько там ни оттянулось на лесное горение, а осталось еще немало…

— Куда? — уточнил Вово, тоже заметив пяток латных фигур и тоскливо зашмыгав носом от такого неприятного соседства. Ни меч, ни копье из валяющихся под ногами ему по руке не показались, а вот щит он подобрал и прикинул к плечу.

— Тут уж не до выбора. Сюда!

Чумп снялся с места и живо нырнул в переулочек между двумя рядами бараков. Вово чуть отстал, и двое карателей, разглядев в рассеянном звездном свете фигуру слишком уж крупную, чтобы быть союзной, бестрепетно выпалили в нее из арбалетов. Один болт ушел поверху, а вот второй метко клюнул подставленный щит и, насквозь просадив ссохшееся дерево, застрял в нем. Гобольд озадаченно ухнул, угрозил в ответ кулачищем и со всех ног бросился за ущельником, чьи пятки мелькали уже далеко впереди.

Бегство в темноте оказалось занятием довольно прозаическим. Преследователи пару раз врезались в расставленные вдоль бараков бочки для сбора дождевой воды с крыш и решились запалить факелы, дабы избежать ненужного травматизма. Чумп заложил вираж, чтобы уйти с прямо простреливаемой линии, нырнул в параллельную улочку, сбавил темп, чтобы Вово не потерялся, и взял курс примерно на то самое место, где они с Вово преодолевали стену. Как с нее слезать, чтобы выбраться из города — вопрос уже другой, главное сейчас не попасться поднятым на ноги воякам!

И, конечно, порвалось там, где было тонко — прямо на группу ощетинившихся копьями стражников Чумп сгоряча вылетел около знакомых торговых рядов.

Мысль успела проскочить всего одна: хорошо, что не каратели! Против тех ловить было бы уж совсем нечего. Что при его-то скромных навыках владения оружием достанет и этих напуганных, но многочисленных дядек, ущельник подумать уже не успел, отмахнулся так и не брошенным мечом от копий и с разбегу вбился плечом в ближайший щит. Сам плюхнулся на сбитого с ног стражника, извернулся лицом кверху и тут же пожалел, что это сделал: над ним зависло сразу несколько обрюзгших торсов в кожаных латах, щитов, а главное — копий с обидно острыми жалами. Картинка не из тех, какие приятно хоть во сне видеть! Хорошо хоть, в темноте стражники не рискнули гвоздить копьями сразу, опасаясь задеть подмятого Чумпом товарища. Гоблин же церемониться не стал, не стал и подниматься: пусть стоя, грудь в грудь, бьются герои, ветераны войн, с ног до головы закованные в сталь паладины и несостоявшиеся профессора каллиграфии. Правда, этот пожалуй набьется, интеллигент, но он хоть здоровый как процент у копошильского ростовщика, от него с большой долей вероятности эти хумансы сами разбегутся. А Чумп в герои не лез никогда, так что извернул руку с мечом и без лишних душевных терзаний полоснул чуть выше земли, подсекая вражьи ноги. Стражники с охотцей завопили, отваливаясь в стороны от кучи-малы — кто успел отскочить, а кому пришлось и откатываться. С хрипом дернулся придавленный, Чумп не глядя сунул под щит зажатым в левой руке кинжалом. На какой-то момент показалось, что пронесло, теперь вывернуться и бегом дальше… Но сверху прилетело наконец копье и злобно ужалило в бок, раздирая плотно свитые жилы, заливая тело противным холодом боевой стали и сводя тело неудержимой болевой судорогой.

Вово ворвался в свалку как смерч, выставив перед собой щит и насадив его на несколько встречных копий с такой силой, что два древка хрустнули, а остальные выдавило из потных хумансовых ладоней. Как обычно, в бою гобольд преобразился разительно, даже челюсть его перестала отвисать, а глаза сошлись в опасные щелочки; и из вялой глыбы мышечной массы в мгновение ока свился тугой стальной трос. Второе копье, устремившееся к скорчившемуся на земле Чумпу, Вово отшиб ногой, да так, что оно развернуло своего усатого обладателя словно волчок и унесло его далеко от схватки. Через двоих свалившихся с подрубленными ногами Вово перепрыгнул и с маху вогнал кулак в лоб единственному схватившемуся за меч, сминая наносник шлема как мягкое полотно. Остальные брызнули врассыпную, несомый свирепым вихрем битвы гобольд припал на колено, опустившись им на грудную клетку одного из тех, что лежали под ногами, второго наотмашь хлестнул ладонью по лицу, вышибая сознание. Из своего далека вернулся упрямый копейщик, сделал азартный выпад; Вово перехватил копье под наконечником, попутно рассмотрел, испустил облегченный вздох — наконечник оказался гладким, без кошмарных зубьев, выемок и откидных клинков, каких насмотрелся в оружейне в Копошилке. Стало быть, извлечь можно будет без боязни вытащить Чумпу кишки! Но тот скрутился уже совсем недобро, по профессиональной привычке ни звука не издавая, и Вово внезапно стало страшно. Не остаться одному посреди города, полного разъяренных врагов — чего там! Но остаться без этого злобного чахлого приятеля, который всю дорогу насмехается, но тащит, выручает, а порой и откровенно спасает. Как без него возвращаться к генералу? Как объяснить, что вернулся он, рохля и зюзя, а лихой ущельник…

Копье перекочевало из рук стражника в лапищу Вово, влекомый им бугай врезался всем торсом в подставленную грудь гобольда, обжегся о полыхнувшее в сузившихся глазницах пламя и, словив лицом нырнувший в стремительном поклоне лоб, осыпался на брусчатку. Развернувшись на отблеск факела от угла ближайшего барака, Вово сплеча метнул туда свой трофей. Копье впилось в стену дома и увязло в ней, подрагивая утяжеленной пяткой древка. Но из улочек появлялись уже каратели, помимо мечей сжимавшие в руках факелы и, что было куда важнее, взведенные арбалеты; за спиной сумрачной громадой высилась стена, рядом слабо корчился Чумп. Отступать было некуда.

Вернее, отступать некуда было бы кому угодно другому.

Копье вышло из чумповой раны легко, без сопротивления. Ущельника передернуло, на стиснутых его зубах выступила кровавая пена; меч вывалился из разжатых пальцев, но на рукояти кинжала пальцы сошлись несокрушимыми объятиями медвежьего капкана, и Вово пришлось потратить секунду, чтобы извлечь застрявшее между бляхами панциря и ребрами последней чумповой жертвы лезвие. Рядом рухнул брошенный издалека факел, подсвечивая цели для стрелков; Вово вскинул Чумпа на руки и развернулся спиной к наступающим в ряд карателям, прикрывая собой раненого.

Теперь всего несколько прыжков…

Первый болт вошел коварно — под нижний край плотного пончо, угодив в мощные мускулы бедра. Вово сдавил зубы: оружие у этих странных вояк чистое и бесхитростное, как будто и не воевать им собираются, а турниры свои разыгрывать, можно потерпеть, недаром же вымахал таким бугаем! Тем более что еще три штуки кольнули в спину еле ощутимо, ибо волколачью шерсть в северных гоблинских деревеньках, не знающих ковки металла, валяют именно в расчете на всяческие неприятные оказии. Правда, еще один болт клюнул на полную в плечо, пройдя между полами, но терпеть было можно, а падать — нельзя, и гобольд прыжком вырвался из светового пятна, а остальные болты засвистели уже наугад в темноту, звонко рикошетя от каменной кладки стен.

Когда боль в поврежденной ноге дошла и заставила повалиться на колено, Вово был уже на нужном месте, на насыпи, и позволил себе оглянуться. Хумансы приближались плотным строем, ощетинившись разнообразными клинками. Непохоже было, чтобы они боялись, в отличие от тех, других, кожаных. Что ж, возможно, еще рано. Еще научатся бояться!

— Лезь на стену, дурааак, — прохрипел Чумп, не открывая глаз. — Искупаешься в дерьме… Не привыкать. Жизнь, она вся…

— Тихо! — цыкнул на него Вово, сосредоточился, подавил тошноту, которая всегда на него нападала в таких случаях, и еле слышно, чтобы не дай Занги никто не расслышал и не запомнил, прохрипел под нос Слова. Как обычно, сдавило виски, навалилась слабость, а желудок сжался до размера мышиного и рванулся к горлу, когда из-под ног ушла опора, а со всех сторон рванулись к небу отвесные стены из земли и камня, сливаясь вверху надежным непроницаемым куполом.

И только когда земля сомкнулась над головами беглецов, Вово позволил себе упасть на бок, не выпуская Чумпа, и перевести задержанное дыхание. Вокруг царил мрак, густоватый даже для глаз гобольда, который в темноте видел на зависть всякому гоблину. А чего же еще ожидать от подземного тоннеля, который много веков не освещался ничем, включая фонари таких, как Вово, странников-диггеров?.. Судя по запаху вековечной сырости, здесь вообще никто никогда не был с того самого момента, как древние мастера его проложили.

Чумп, как оказалось, уже хрипел, судорожно прижимая локтем раскроенный бок, и Вово спохватился, полез под пончо, где в поясной сумке хранились многие полезности, которыми его неизменно снабжала в дальнюю дорогу мама. Конечно, целитель из него аховый, простого поноса в жизни не исцелит, разве что больные зубы удалять большой мастак, с оплеухи, вместе с целой пригоршней здоровых. Но чужеродные прорехи в организме — дело сплошь и рядом привычное, сколько раз сам напарывался на острое, а то и чужие зубы оставляли раны самого скверного вида… И не сочтешь! Поневоле навостришься тяп-ляп залатывать. Отец и его соплеменники вовсе лечить способны одним тычком перста, навроде того как умеет друид или те бритоголовые в городе, только вовсе без дивного сияния: тырк и все, иди камень руби. Да и в нем, Вово, говорят, есть такая же сила, псионической мощью именуемая, да только на что еще одна мощь? Тут обычную-то, которая в мышцах, не прокормишь.

Из сумки явился узелок с мягким месивом. Знаменитая целебная мазь, за которой порой приходится через все Северные Земли путешествовать; не всяк в нее и верит, ибо самой своей природой она противоречит всем научным трактатам, написанным известными медикусами. Но уж Вово-то не сомневался, что она есть и еще как действует; самого его однажды только этой мазью и подняли буквально со смертного одра, после того как попался на пути стае голодных брайнсакеров. С тех пор в дальний путь неизменно брал такой драгоценный комок. Теперь же осторожно оторвал чумпову руку от раны, задрал на нем фуфайку и, не жадничая, втер изрядную щепоть мази в твердое жилистое брюхо вокруг раны. Чумп порывался сперва со стонами выдраться, но не тут-то было!

— Держись, друг, — неловко просипел Вово, придерживая его рукой с мазью и борясь с желанием легонько щелкнуть в лоб, чтобы оставил дергаться часов эдак на пару. — От таких ран в наше, как говорит Хастред, просвещенное время помирать попросту зазорно. Правда, тут просветления не видать, напротив — одна темень, но чтоб ты знал, время, оно штука такая: везде обыкновенно одинаковое. Потому быть сразу тут и там получается далеко не у всякого.

Обмазал рану, нашлепнул на нее клочок тряпицы все из той же полезной сумочки и с облегчением отдулся на сторону. Теперь никуда не деться подраненному товарищу! Может, бегать покамест не будет, но оно и к лучшему — вот, один раз уже добегался.

Оставалось разобраться со своими ранами, но это уже никакой проблемой не выглядело. Стиснув зубы, Вово выдернул из плеча короткую толстую стрелку с двумя пластинками вместо оперения и острым ромбическим наконечником. Кровь побежала веселым ручейком, но не напугала и уже через несколько секунд свернулась в плотную корочку, а острая боль сменилась тянущим нытьем. Второй болт дался не так просто: застрял в эдаком месте, что не особо и похвастаешься в приличном обществе! Дабы извлечь его, пришлось извернуться и, кряхтя и свешивая от усердия язык, мучительно заводить за спину руку. Чумп бы достал до своей задницы любой рукой на выбор из любого положения, мелькнула завистливая мысль, а тут такими валунами оброс со всех сторон, что при всяком движении что-то трещит внутри, анатомия затвердевает чудовищными неприступными бастионами, а попытка хоть как-то перекрутиться сводит все это обилие недетскими судорогами. Наконец сумел ухватить болт за оперение, выдрал, злясь на себя, безо всякой деликатности, а от мысли как-то еще втирать туда мазь решительно отказался: само заживет, знаем мы свою живучесть.

Запах с обеих сторон тоннеля доносился откровенно странный, незнакомый; не сказать, что несущий в себе угрозу, но тащиться проверять тоже не восхотелось. Вово, стараясь не наваливаться на поврежденную часть организма, уселся спиной к стенке рядом с тихонько покряхтывающим Чумпом. Тот сейчас чувствует, как боль утихает, переплавляясь в ласковое согревающее тепло, потом придет сонливость, а поутру только и останется, что толстенный багровый шрам да вызванное им изумление. Тогда и будем искать выход наружу, ибо Слово в устах Вово работает только на вовнутрь, наверх же приходится своими силами, а пока пускай себе отлеживается…

Вово склонил голову набок, измерил взглядом высоту тоннеля (до самого верху взгляд не достал, заблудившись в чернильном мраке на высоте полного гобольдова роста) и, пожав плечами, перевалился на бок. Хороший тоннель, правильных габаритов, не придется идти скрючившись в три погибели! И в ширину в нем все пять футов, есть где развернуться. Такие зря не прокладывают, тоннели для простого бегства из осажденного замка обычно куда уже. Работа всяко не дварфийская — тем бы до потолка не достать, да и к чему им лишние высоты? И на кобольдовый путь решительно не похоже. А больше вроде бы никто в Дримланде прокладкой тоннелей не увлекается. Интересно будет не только найти выход, но и установить, откуда и куда путь проложен…

Мечтательный взгляд гобольда погрузился во мрак тоннеля. А наверху тем временем буравили куда более рассеянный сумрак десятки хумансовых взоров и непрестанные потоки брани столь скверной, что мама нашего героя, случись сей момент среди упустивших добычу карателей, непременно отходила бы их тряпкой по усатым согласно последней моде рожам. Не могли они, видите ли, понять, куда испарился малый такого размера, что и в воротах бы почти наверняка застрял. Особо ярился предводитель их, помимо знатных усов украшенный еще и густыми рыжими бакенбардами.

— Искаааать! — надрывался он так, что в башне Лорда, сообщим по секрету, нервно подпрыгивал в своей широченной постели гном Тиффиус. — Что значит — потеряли? Только что был тут! Куда мог деться?! Открою вам секрет, судари мои: здоровущие бугаи сквозь землю не проваливаются!

Каратели согласно трясли головами и вновь и вновь тыркались в двери ближайших стенных башен, а один из них, наделенный наиболее возвышенным складом ума, то и дело исподлобья поглядывал вверх, на стенной гребень. Слышал где-то что-то про таких, знаете, прыгучих, что с места на любую крышу… И лишь в одном увешанные железом суровые воины сходились однозначно: сквозь землю искомый бугай, ну разумеется же, провалиться никак не мог!

Одно слово — глупые хумансы.

Никакого воображения, честное слово.

А тем временем в лесу…

Эльфийку поисковая партия повстречала посреди леса, не особо и далеко от лежбища. Тайанне сосредоточенно вышагивала навстречу, отбивая ровный такт посохом по стволам деревьев и ведя почему-то обратный отсчет.

— Одиннадцать, твою мать! — сообщила она выросшему перед ней Зембусу. — Нельзя же так пугать, десять, девять. Чего тебе?

— Потеряли вот, — объяснил тот довольно равнодушно.

— А-а, восемь. Ну, нашли, чего дальше? Семь.

Следом за друидом появились и остальные трое. Хмурая физиономия Хастреда при виде пропащей злыдни прояснилась и даже, можно сказать с минимальной натяжкой, просияла, Панк цинично зевнул, а Кижинга воспользовался всеобщей остановкой, чтобы привалиться спиной к дереву и перенести на него часть обременительного доспешного груза.

— Шесть, — поприветствовала их эльфийка, обогнула друида и вместо древесного ствола отстукнула очередной такт по голове Хастреда. — Пять.

— Мне это не нравится, — заметил книжник тревожно.

— Так дай сдачи! — азартно предложил генерал.

— Четыре, — подбодрила эльфа и отоварила его тоже — с совсем, однако, другим, гулким звуком. — Ух ты, си-бемоль. Три.

— Не это, а считалка, — поправился Хастред, оглядывая подозрительно довольную эльфу с великим подозрением. — Не к добру она это. Нашла перед кем хвастаться!

— Два? — нахально заулыбалась Тайанне. О кижингин панцирь посох стукнул без особой силы, однако железо загудело, а орк возмущенно ойкнул. — Ох, извини. Резонанс магий. Раз. Нечего носить зачарованное железо. Бабаааах!

Хастред решительно бросился плашмя на землю и накрыл голову руками.

— Совсем дурной, — встревожено предположила эльфийка и опасливо поддела его ногой. — Что вы с ним сделали, мерзавцы, пока я отсутствовала? Уходила — совсем нормальный был, дрых без задних ног под самым гномьим носом, а еще до того бегал и смеялся как заводной, даже мысль о целительной магии в голову приходила.

— Это ты его! — возразил генерал возмущенно. — Видывал я такие фокусы, когда воевал в забытом богами Ятане! Называется «касание отсроченной смерти». Правда, никогда не видел, чтобы палкой, ну да твоей лапчонкой разве коснешься на совесть? Теперь оживляй давай, не то саму на штурм с топором погоню.

Хастред осторожно убрал с головы руки.

— Бегал и смеялся я в последний раз довольно давно, — буркнул он обиженным голосом. — И при откровенно смягчающих обстоятельствах. Знаешь, какой смешной напиток — настойка на мухоморах? И присутствовать при этом ты не могла, ибо живых свидетелей не осталось, кроме того длинноязыкого из невесть какого ущелья…

— А что это было? — перебил Зембус и указал перстом в том направлении, откуда эльфа только что явилась. Волна раскатившейся оттуда свершившейся магии никак не потревожила генерала, разве что меч его качнулся за плечом совершенно самодеятельно, и орка, если не считать коротко задребезжавших лат; но у друида волосы встали дыбом от прокатившейся по лесу чистой силы.

— Которое? — невинно уточнила эльфийка. — А, это? Delayed Maximized Disjunction или, чтоб такому как ты чурбану было понятно, кабздец гномьему телепорту. Правда, с ним я, похоже, несколько припоздала. Согласно уверениям его чести барона Булверта, окрестных, кстати сказать, лесов полновластного хозяина — что, генерал, выкусил? Все уже украдено до нас — через этот телепорт гномы уже успели прогнать очень и очень внушительное воинство для размещения в Хундертауэре.

— Нечего было так долго отсчитывать, — подал голос Кижинга. — Вот так оно всегда. Эй, генерал, а давай сперва смотаемся в Сингопал? Как раз, пока вернемся, гномы сочтут, что это воинство содержать слишком разорительно, распустят, тут-то мы им на голову, как гром и проливной дождь посреди пещеры.

— Да гному дай время — он весь город в торбе утащит. Проще передолбать все его войско с лихого наскока! Битва отложенная суть битва проигранная, пора бы знать. Эй, ты что, не выспался? Вставай уже, долг зовет.

— Меня никто не зовет, — огрызнулся Хастред, но на ноги таки поднялся. — Более того, эти твои коллеги на гномьей службе меня никогда не привлекали как явление.

— Подержи, — попросила его эльфийка, вручила посох, стащила из-за плеч рюкзачок и тоже передала. Затем аккуратно улеглась на належенное место, повернувшись лицом вниз и ногами в ту сторону, откуда только что прошло магическое цунами, и замерла.

— Как-то оно неожиданно, — посетовал озадаченный Хастред. — Не то чтобы я против, но как насчет цикад и проче…

И тут-то за деревьями, не так уж далеко, полыхнуло так полыхнуло! Тугой толстенный столб пламени ударил в небо, ослепив не сообразивших отвернуться гоблинов, а могучий вал испепеляющего жара прокатился от эпицентра магического безобразия, испепеляя на своем пути листву, обугливая стволы и обжигая ошарашенные лица случившихся на пути спасителей Гобляндии.

— Даже не спрашивайте, — пробубнила Тайанне, не поднимая головы от земли. — Таких метамагических терминов вам все равно знать не положено. И не надо говорить, что я злая! Барон Булверт был, конечно, хорошим человеком, но четверо его братцев меня повергли в ужас. Более того, пост владыки Злого Леса отныне вакантен. Кто претендует?

Хастред энергично протер глаза и уставился на генерала. Тот, к изумлению, довольно скалился, невзирая на полную закопченность физиономии и разогревшуюся в мгновение ока кольчугу.

— Ежели она нам так по гномам шарахнет предупредительным сигналом, то разогнуться они смогут нескоро, — пояснил Панк оптимистично. — Это ж как оно грохнуло!

— Пол-леса выжгла, зараза! — возмутился Зембус. — Это ж надо так! Хотя, пожалуй, не пол. И вообще не очень-то выжжешь этот лес, помню я, как бароны околокопошильские пытались облавы устраивать, запалив лес, чтоб на болота гнало местных партизан… Так и не сожгли ничего, кроме пары елок и собственного кемп-лагеря, хотя погода стояла сухая.

— Если б барон сотоварищи дал мне очертить их замок охранительным контуром, наружу бы даже теплом не повеяло, — эльфийка осторожно уселась, прикрывая лицо локтем от все еще пышущего жара. — Но ведь какие параноики! Или вернее сказать психопаты-холерики. Ну, чтоб все поняли — козлы они. Были. В общем, нормально, прогорит и погаснет. Это огонь направленный, он в стороны не пойдет.

— У них тут замок был? — озадачился друид. — Что-то не помню такого.

— Барон его называл руинами, — беспечно пожала плечами эльфийка. — Ну, теперь уже до правды не докопаешься.

— О. Руин — да, сколько хочешь.

— Уже одними меньше. К тому моменту, как догорит, там только дыра в земле останется. Большая и запекшаяся.

— По Хундеру так треснуть сможешь? — генерал потер ладони, покрытые гарью. — Чтоб и внутри евонных стен осталось только спекшееся? И еще чтоб пиво не повредить, ежели там у гномов какие запасы случатся?

— Не повредить — это уж извините, — нахмурилась Тайанне. — Отдай мой посох, лоботряс, чего вцепился? И встать нет бы помочь девушке! Нет, генерал, я как врежу — тут уж ничего ценного не останется. Врезать, кстати, сегодня уже больше не смогу. Может, завтра, если как следует отдохну… или с посоха попытаться? Но это уж совсем чревато. А кроме того, чтобы устроить такой бабах, мне надо внутрь попасть и нарисовать там кое-что… А гномы — это не бароны непонятливые, они на такое рисование смотреть втихомолку не будут, принимая за украшение жилища настенной живописью.

Поднялась с помощью Хастреда на ноги, отряхнулась от налипшего мусора, кокетливо оправила замызганный воротничок рубахи и отобрала сумку с посохом.

— У барона там были сундуки со всякой утварью, — сообщила она поколебавшись, косясь на генерала с опаской. — Он с собой привез много всякого барахла. В том числе и этого вашего доспешного хлама. Не особо уверена, что оно все не сплавится в комки железа, но если кто-то горит желанием попробовать, то это вам туда, — указала на буйствующее пламя. — Я свое дело сделала.

— Думаю, что обойдемся, — обнародовал общее мнение Хастред. — Давайте пойдем уже отсюда, пока рожи пузырями не пошли?

— Можно на орке яичницу поджарить, — предложил неунывающий генерал. — Завтрак, как говаривала бывало моя маменька — важнейшая еда за сутки. Особенно если помимо оного завтрака шанс пожрать обыкновенно не представляется.

— Ты как знаешь, а мне рожа дороже, — Тайанне прихватила книжника под руку. — Пошли, пускай они тут сами кулинарят. Тем более, можно предположить, что гномы заинтересуются заревом. Вот уж не хотелось бы оказаться под носом исследователей, учитывая, что силы на сегодня у меня кончились.

Жар спадал медленно, неохотно, столб пламени обрастал поверху облаками пепла и плевался снопами яростных искр, но расползаться по лесу не собирался. Генерал на него в последний раз посмотрел из-под ладони с откровенным уважением, припомнил как в свое время познавал чудесную боевую эффективность катапульт, пуляющих зажигательными снарядами. Ему-то, в ту пору зеленому новобранцу, верхом огневой техники казались стрелы с горящей паклей вокруг наконечника! Чудесная же машина из брусьев и перевитых жгутов-канатов поначалу казалась излишним изощрением ума больных на всю голову дварфов, вовсе ненужным и даже оскорбительным честному воину. И только когда катапульты доказали свою смертоносную эффективность, разнося на великом расстоянии осадные башни-турусы и превращая их в гигантские факелы, гоблин счел возможным примириться с торжеством науки над даже самыми завидными бицепсами. Неужели на старости лет и магию придется признать грозной боевой силой? А потом еще и чай питьем, рыбу колбасой, эльфу гоблинкой (хе!), а гномов приличным обществом. Куда катится мир!..

Кижинга уже утопал следом за удаляющейся парочкой, а Зембус, прежде чем удалиться, не поленился дернуть генерала за рукав разогревшейся кольчуги.

— Пошли, генерал. Если ты вдруг туда бросишься, я ж тебя не удержу!

— Зачем брошусь? — не понял генерал.

— Ну, за твоими начальственными мыслями разве угонишься? Только что вещал что-то о печеных яйцах.

Панк всхрапнул возмущенно, обтер с лица обильный пот, размазав при этом гарь и сажу. Его зеленоватая физиономия в таком оформлении в темноте выделялась только блестящими белками глаз — даже при гоблинском темновидении не различишь других черт. Кольчуга его, унаследованная от иномирового гзурского богатыря, и так изготовлена была из темно-серого металла, так что менее острый взгляд не различил бы в мрачной глыбе признаки живого, да еще такого экспрессивного создания.

— Ну и наглый же вы у меня народ! Сдать, что ли, вас гному в услужение, в довесок к его собственным воинствам? Сам изойдет на это самое, безо всякого бития! Хорошо, что я ко всему привычный, не то бы начал огорчаться и даже расстраиваться.

И потрюхал за скрывающейся во тьме спиной Кижинги. Друид напоследок окинул сквозящим болью взором деревья с обуглившейся корой, поникшие от нестерпимого жара веточки на тех, что оказались ближе к пламени и сейчас, подсвеченные багровым заревом, смотрелись особо зловеще, негодующе скрипнул зубами и тоже начал потихоньку отступать, правда, не поворачиваясь к пожару спиной. Со всех сторон шумел напряженный внезапной болью Лес. Хорошо быть бесчувственным генералом! Тут представления не имеешь, откуда прилетит незваный подарок, если Лес сочтет тебя виновным в этой боли… Страшновато это! Словно находиться в пасти исполинского чудовища, которому достаточно вяло шевельнуть языком, чтобы зашвырнуть тебя в свою бездонную глотку, или перемолоть тебя на зубах в кашицу, или одним плевком отправить в такую даль, из которой выбираться будешь еще и не с такими приключениями, как из гнолльей деревни. Потому-то Круг Друидов во все времена предписывал в высшей степени деликатное отношение к природным явлениям. Не из-за какого-то там гуманизма — какой гуманизм у гоблинов! А потому, что друиды, даже если и не понимали всего величия обломившегося им под заселение Злого Леса, то по крайней мере его чуяли, как всякий добрый кулак, способный надраить физиономию. Не больно-то потом его подачками попользуешься!

Но Лес не покушался ни на спутников огнеопасной эльфы, ни на нее саму, хотя и шумел потревожено. То ли никак не связал суетящуюся мелочь с опасным проявлением, то ли со свойственным исполинам тугодумием еще не успел осознать происходящее и найти в своих недрах виновного. Впрочем, куда ему спешить? Эльфы бессмертны, вот явится та же Тайанне лет через тысячу во главе очередной волны своих собратьев по гоблинские души, тут-то Злой Лес и оправдает свое прозвание. А эльфу скрутит склероз, и будет она исступленно молотить кулачками по земле, не в силах понять, почему вокруг нее творятся необъяснимые безобразия с участием внезапно озлобившихся елок.

Жизнь — штука сложная.

И еще больше ее осложнило появление вражеской кавалерии.

Без прокладывающего курс друида ручкающийся с эльфой Хастред вполне закономерно сбился с пути и вместо того, чтобы вернуться на безопасное место лежбища, выбрел ни много ни мало к Южному тракту. Как раз к тому моменту, как с него свернули и принялись неспешно углубляться в лес конные каратели. И поскольку на Тайанне медленно накатывала беспробудная усталость от чудовищного расхода сил, а книжник по своей загадочной природе развесил уши и распустил нюни, встреча с храпящим вороным чудовищем оказалась для обоих полной неожиданностью. Как, впрочем, и для наездника, который куда больше был озабочен защитой глаз от колючих ветвей, нежели слежением за тем, что происходит прямо по курсу.

Лошадь испуганно взвизгнула. Тайанне так же испуганно матюгнулась, враз распустив в вермишель всю интимность момента. Хастред встрепенулся, обнаружив перед собой конскую морду, перевитую ремнями сбруи, отцепился от эльфийки и сделал то, что обычно первым приходит гоблину в голову при виде изрядной морды: сплеча влепил в нее кулак. Да не абы как влепил, а хватил со знанием дела, слепленным из тщательного изучения анатомии, годов упорной тренировки по кабакам и дорогам и завидного мордобойного генотипа. Несчастное животное взвыло и осело на круп, пустив из носа горячие кровавые струйки. Воин свалился через заднюю луку, треснулся головой о толстый корень и мучительно застонал, не в силах стоически воспринять такие разительные перемены в мире.

— Во ты гад! — ахнула эльфийка благоговейно. — Лошадь-то за что? Тоже в генералы метишь?

— В паладины, — буркнул Хастред обескураженно, потрясая отшибленной о прочный конский череп рукой.

— Неее… Тогда бы ты ее не рукой…

Каратель с трудом уселся, ухватился рукой за голову в шлеме-саладе. Меч его, длинный седельный бранк, как висел на седле, так на нем и остался. Вряд ли бедолага вообще успел понять, что же именно произошло с ним самим и его лошадью.

— Эй, приятель, ты не из людей барона Талмона? — окликнул его Хастред, посчитавши, что честность — лучшее оружие.

— Нет, — прогудел воин, прижимая шлем покрепче. — Я… из сотни капитана Ульпитрия, Второй полк карателей Ордена Гул…

Хастред немедленно шагнул к нему и с маху пнул сапогом в открытое лицо. Железная шапка улетела далеко в темноту, а воина подбросило и перекатило через голову, уложив ничком. Так он и остался лежать, распластавшись по земле как расплющенная лягушка, а перепуганная лошадь поднялась на ноги, грузно взбрыкнув крупом, и с тоскливым ржанием припустилась через лес.

— Если все еще в паладины метишь, то опять не угадал, — машинально объявила эльфа. Ответить ей гоблин не успел — из темноты выдвинулись еще две верховых фигуры, одна из них отклоняла ветки острием меча, а вторая светила перед собой факелом. В его бледном (после эльфиного-то пожарища) свете в сторонке угадывался и третий всадник. Вот не было печали! — только и успел подумать Хастред, ухватывая эльфийку за ворот камзола и следом за собой утаскивая за ближайшее толстое дерево.

— Сама могу! — обиженно вспискнула Тайанне, которой такое обращение ничуть не польстило. — Грррубиян!

— Заткнись! — простонал книжник, извернулся и неуклюже выволок из-за спины топор черного рыцаря — слишком тяжелый, чтобы быть привычным. В руках он, однако, лежал как влитой, придавая уверенности, и, перехватив его наотлет, Хастред слегка перевел дух. Может, еще пронесет?..

— Сам заткнись! Не груби даме, скотина!

В отдалении появился Кижинга, обвел взглядом живописный пейзаж с вырубленным подчиненным Ульпитрия и понятливо привалился спиной к соседней сосне. А кони топали уже широким фронтом, насколько позволял определить слух — углубляясь в лес со стороны тракта в сторону пожарища.

— Едут свой телепорт проверять, — шепотом сообщил Хастред эльфийке.

— Хорошо бы с разбегу въехали, чтоб уже не выбрались, — отозвалась та. — На второе такое кострище меня не хватит.

— Эге, да это лошадь Альпида! — раздалось рядом. — Лови ее! Что с ней? Мечется как чумная! А сам он где?

— Сейчас им лошадь нас выдаст, — сердито зашипела эльфийка в ухо книжнику. — Надо было ей тоже ногой наварить! А то морда в кровь, сразу ясно, что с гоблином задралась!

— Если бы задралась, то как раз и наварил бы, — вполне резонно возразил Хастред.

— Да вон же он! Что с ним?!

— Прикройте меня!

Глухо стукнули о землю сапоги спешившегося, мягкие шаги зашаркали по траве. Из отдаления донесся противный скрежет взводимой арбалетной тетивы. У Хастреда от него заныли зубы, а Тайанне проскрипела что-то вроде «вечно все приходится делать самой» и принялась разминать пальцы.

— Живой, — донеслось из-за ствола, отделяющего парочку от распростертого на земле Альпида. — Но от рожи одно месиво!

— А я говорил ему так не лететь!

— Эй, погодите, да обо что он так мог?

— А хоть бы вон о тот сук.

— Нет, погодите, я голоса слышал!

— Да ты их и так все время слышишь!..

— Да и как без голосов, когда с маху о такую ветвищу? Я б тоже голос подал, уши бы увяли по всему лесу.

— Эй, лошадь его сюда давайте! — призвал подошедший. — И слезьте кто-нибудь, надо его в седло взвалить. Не то капитан нам всем надает таких премий, что лучше бы здесь о деревья самим переколотиться. Ничего не вызнали, а уже проблемы!

Эльфийка пихнула Хастреда локтем в бок и указала сперва на топор, после за дерево. Гоблин негодующе замотал головой. В отличие от этого магорожденного чуда природы, он-то себе прекрасно представлял, что делает пущенный с небольшого расстояния арбалетный болт и вовсе не собирался объяснять это дуре-бабе на примере своего драгоценного здоровья. Авось пронесет, заберут своего неуклюжего Альпида и убудут восвояси, а там, покуда он очнется и вся братия вернется, они уже и ноги сделать успеют. Если вообще очнется, ибо гоблинский пинок есть действо, брутальность коего вошла в поговорку. Тайанне раскрыла было рот для суровой отповеди, но книжник не чинясь сунул ей под нос здоровенный кулак. Определенно, стезя профессора каллиграфии приближалась семимильными шагами! Радости от предвкушения стычки не было ни на грош. Правда, будь этих ульпитриевых орлов чуть поменьше, пожалуй, и ситуация бы выглядела более радужно. Так что это не трусость, а самое настоящее здравомыслие!

Застучали по земле копыта, зашуршали седла, с которых сползали седоки, звякнули латы собираемого с земли Альпида… а потом Хастред обнаружил, что из-за их дерева шагом выдвинулась еще одна лошадина, на которой восседает еще один Альпид с факелом в руке, и свет этого самого факела вполне закономерно выхватил из темноты самого Хастреда.

— Привет, — обреченно вздохнул книжник и, упреждая метнувшуюся к мечу руку воина, с обеих лапищ взметнул свой тяжеленный топор. Широкое полулунное лезвие взрезало воздух, пройдя впритирку над конскими ушами, и мощно врубилось в грудную пластину панциря карателя. Железо разошлось под остро заточенной режущей кромкой, как мягкая кожа, силой удара воина сшибло с седла, за счет своей тяжести он сам снялся с лезвия, освободив топор, и Хастред безо всякого энтузиазма вывернулся из-за дерева: преимущество внезапности надо использовать до конца. Успел краем глаза заметить, как из-за своей сосны выпорхнул орк и тоже бросился прямо на всадников. Бежал он диковинно, часто-часто перебирая ногами, сильно наклонившись вперед бронированным своим корпусом и вольно откинув понизу руку с опущенным мечом, едва не вспарывая острием дерн.

Всадников в линии перед ним оказалось с десяток, самые дальние еще не разглядели, что происходит, но те, что поближе, уже схватились за оружие. Растерянности ни в едином глазу: не держал сотник Ульпитрий долбодятлов вроде городской стражи, приучал сначала рубить, потом уже разбираться. Тем более когда такое ощетиненное бросается, а свои же товарищи начинают с седел рухаться самым беспардонным образом. Надо заметить, что все обстояло бы куда печальнее, если бы каратели не разделились на две группы, одна из которых углубилась в лес и повстречалась в нем с описываемыми проблемами, а вторая отправилась дальше по тракту с тем, чтобы прибыть в ставку союзного барона Булверта классическим путем — по наскоро проложенной тропе, не рискуя переломать конские ноги в чащобе.

А прямо перед Хастредом оказалась группка из трех пеших воинов и одного конного, который держал под уздцы все еще пошатывающуюся альпидову лошадь с мордой, разбитой столь основательно, что у книжника на душе потеплело. Не прошли даром долгие набивания кулаков о толстенные бревна! Трое пеших как раз подняли бесчувственное тело, и гоблин метнулся к ним, дабы вынести без особых помех. Эти трое тоже оказались не лыком шиты и слитным движением швырнули беднягу Альпида в приближающуюся неприятность. Снаряд им попался не самый удобный, можно даже сказать весьма неуклюжий и с парой десятков фунтов лишнего веса; но чтобы увернуться, Хастреду пришлось бы свернуть с кратчайшего пути к противникам. Гоблины же в разбеге, равно как пресловутые лоси в период гона, на тонкие маневры отродясь не разменивались: книжник принял тело грудь в грудь на лету, за счет собственной нешуточной массы не опрокинувшись, и исступленным толчком вернул его обратно. Одного из троих непатриотичный Альпид застиг врасплох за вытаскиванием меча и свалил с ног, придавив сверху. Кроме того, его измордованный конь, завидев давешнего обидчика, взвился на дыбы и с перепуганным ржанием метнулся прочь; а учитывая, что тот, кто его держал, опрометчиво намотал его поводья на руку — трусливая животина прихватила с собой и его, сдернув с седла. Остались двое… не говоря уже про тех конных, что оказались чуть поодаль — и вовсе не так далеко, как хотелось бы. Но и двоих вышло вполне достаточно. Один принял на себя удар Хастредова топора, ловко пустив его вскользь по щиту. Случись на месте гоблина заурядный хуманс, топор бы вчистую соскользнул с подставленной выпуклой пластины; однако гоблинская силища сыграла свою роль — топор самым краешком лезвия глубоко врубился в щит, раскроил дерево и заставил лопнуть ременную петлю, которой щит крепился на локте воина. Каратель изумленно крякнул и выпустил щит, позволив ему вольно улететь в темноту. В то же время второй воин приступил к деятельности предосудительной: подступил к гоблину с фланга и, взмахнув длинным мечом, рубанул его в бок. Закрученный собственным взмахом Хастред никак не успевал отреагировать, и пожалуй тут бы в отряде генерала начались потери, если бы не появившаяся следом за Хастредом Тайанне. Словно заразившись всеобщей импульсивностью и нежеланием думать, эльфийка сотворила самое очевидное, что пришло в голову. Самым разумным самое очевидное не оказалось, а оказалось оно огненным шаром, который мелькнул в эльфиных пальцах крупной искрой, стремительно пронесся мимо книжника и вспух пышным багровым разрывом между двумя карателями. Их разбросало в стороны как невесомых кукол, язык магического пламени облизнул и Хастреда, заставив его громко охнуть и глянуть на авторшу сего выступления бешеными глазами.

— Зато живой! — независимо оправдалась эльфийка, уворачиваясь от падающего воина с наполовину обугленным лицом. Второй, лишенный щита стараниями Хастреда, попал под ту же раздачу ничуть не хуже, разрывом его швырнуло между деревьями, он долго еще катился кувырком, испуская во все стороны струи дыма и паленый смрад. Опалило и оглушенного Альпида, и того, который из-под него только что вывернулся; книжник, выправившись после своего героического замаха, проявил задатки истинно воинского нюха — определил этого последнего как наиболее опасного и как следует хватил его в лоб тяжелой пятой оскепища.

Не терял времени и Кижинга, набежавший на пару тронувших коней карателей. Уж он-то, воин от роду, накрепко знал, как взять хоть пешего, хоть конного, хоть зеленого новичка, хоть матерого ветерана! Чуть свернул, оказавшись по левую руку крайнего, а второго отделив его корпусом. Каратель машинально прикрылся щитом, хорошо прикрылся, умело, напрочь заслонив и бок и бедро, не обойти без хитрого финта, но орк финтить не стал — пронесся мимо, походя расчертив ногу противника на уровне колена. Воин охнул, рука сама повела щит вниз, перекосив фигуру и открыв ее выше плеча. Кижинга, к тому времени миновавший седока, выбросился сильным прыжком прямо вверх, закрутился подобно смерчу и очертил клинком размашистую дугу. Лезвие катаны прошло над опущенным наплечником, рассекло толстый кожаный ворот доспеха и срезало голову карателя, как столовый нож в руках умелой хозяйки отсекает головку от пучка зеленого лука. Приземляясь, орк еще отмахнулся мечом от выпущенного из отдаления болта, а затем на него надвинулся конный воин, выехавший из-за обезглавленного, меч в его руках опасно блестел сведенным в иглу острием. Даже на лошадь этого нового противника был наспех наброшен стеганый доспех, да и сам воин закован был в знатные латы, а движение, коим он выбросил меч в голову паладину, выдало воина не то что опытного, но пожалуй что из разряда тех, каких никак не ожидаешь повстречать в захолустье. Уважили, однако! — удивился Кижинга, не без труда выкручиваясь из-под выпада. Каратель уверенно вернул руку, не дав увесистому мечу провалить себя и вывести из равновесия, и мог бы вовсе остаться безнаказанным, если бы орк в финале разворота не дотянулся до его торса выброшенной пяткой. Ногу для этого пришлось вымахнуть выше головы, да и каблук против панциря никогда не был хорошим оружием, однако заставил хуманса покачнуться в седле, потеряв ногой стремя, и паладин в хищном броске вслед успел кольнуть его мечом промеж раздвинувшихся пластин доспеха. Не самый опасный удар, не почувствовал даже, проколол ли клинок поддоспешник, но воин живо развернул коня, сам повернулся лицом и прикрылся щитом, переходя к тщательной, без сучка и задоринки, обороне. Это новичкам до слез важно лично нанести победный удар, а ветераны быстро отвыкают подставлять собственную шею ради этой сомнительной чести. Потому и возвращаются из вылазок раз за разом, а молодых и горячих привозят остывшими грудами железа и мяса. А их, молодых, хоть и умелых с мечами и копьями, хватает рядом, и хоть сразу понятно, что противник не по их зубам, уже острым, но еще молочным — вперед пойдут они, и утвердят свою славу злых и умелых бойцов, а кто-то так и останется на поляне навечно…

Прервало философствования ветерана вылетевшее из чащи друидическое колотило. Его увесистая боевая часть угодила точно по затылку карателя, смяла яйцевидный бургиньот в некое подобие походного выпукло-вогнутого котелка и вышибла сознание бедняги вместе с тугими кровавыми струями из горла и носа. Следом за своим оружием появился и сам Зембус. Вынырнув из, казалось бы, насквозь просматриваемого куста, он шмыгнул наперерез воинам, надвигающимся на Кижингу. В темноте глаза друида полыхнули вдруг зловещей желтизной, выставленные пустые руки диковинно скрючились, словно прорастая когтями, и даже грубые черты физиономии потекли, вытягиваясь в длинное хищное рыло. Лошади взвыли в ужасе. Хоть хозяева и муштровали их нещадно, но посреди ночного леса оживший кошмар надежно взял верх над незначительной болью от удил и шпор. Ближайшие две лошади поднялись на дыбы, вышибив из седел своих седоков; те, что были подальше и не столкнулись с чудищем нос к носу, повели себя существенно деликатнее — просто пустились наутек.

И нарвались на чудище почище.

Тот, что волей судеб оказался во главе отступающего отряда, попросту звякнул латами и развалился пополам. Казалось, сама тьма отрастила длинный выступ, перерубивший бедолагу на уровне пояса. Следующий воин успел заметить еще и пару продернутых кровавыми прожилками глаз, распахнувшихся посреди ночной темени, а также расслышать характерный крякающий звук, с которым черный клинок был направлен по его душу. Меч генерала Панка, обросший немалым количеством легенд, развалил его бок вместе с кольчугой. Впридачу, уже проносясь мимо, генерал из чисто хулиганских побуждений грянулся с маху плечом в лошадиный бок, отшвырнув животину в сторону, и приступился к следующему карателю. Тот ухитрился разглядеть очертания гоблинской фигуры, а может, просто предугадал ее движения и закрылся длинным каплевидным щитом — не придерешься, ладно защита поставлена! А вот с фантазией слабовато… Генерал ухнул, изменил движение клинка, выписал им сложный переводной вензель и с одного маху снес голову лошади. Труп несчастной животины рухнул на колени, всадника неудержимо мотнуло через обрубок шеи, а генерал, не останавливая своего победного шествия, сделал еще пару шагов в прежнем направлении и рубанул еще одного вояку. На сей раз клинок столкнулся-таки со щитом, рассек его оковку, развалил гнутые доски и на излете зацепил кончиком бедро воина. Торжествующий рев зародился где-то на задворках мощных генеральских легких, разодрал в клочья замершую в испуге ночь и раздольной волной излился в нее, перепугав до судорог многострадальных лошадей, самих карателей, привыкших иметь дело с воинами пусть умелыми, но не такими же бесноватыми, и даже Хастреда, который хоть и понимал, с кем связался, но от природы был интеллигентом-перестраховщиком и на общем гоблинском фоне прямо-таки непротивленцем.

И уж подавно всех, включая Зембуса, эльфийку и даже отчасти самого генерала, напугал ответный рык, раздавшийся в лесу не сказать что очень близко… но, надобно заметить, такие звуки никогда не звучат слишком далеко. Напротив, всякий раз кажется, что куда органичнее они звучали бы там, откуда не достигли бы вашего слуха. Даже Кижинга, которому по роду деятельности всякие формы страха были заказаны, и тот нервно передернул плечами. Тут своего-то свирепого не знаешь куда деть, чтобы и под ногами не путался и не отходил слишком далеко, а то влипнет еще в такое, откуда всей бригадой не вытащишь! Видимо, все беды от смирения. Сносишь безропотно этого — боги второго добавят. Хорошо еще, если этот второй ревун на вражьей стороне, тогда они с генералом друг друга перебьют без лишних осложнений. А если вдруг потенциально союзный?

На какой-то момент среди деревьев возникла сумятица, вылившаяся в итоге в крупную потасовку. Каратели поспрыгивали с предательских четвероногих и проворно сбились в круг, ощетиненный клинками на все стороны. Хастред, тихонько поскуливая по поводу опаленной физиономии, от участия в бою отвертелся и даже заготовил убедительную отмазку: он-де счел должным пересчитать потери. Эльфийка тоже не возжелала ратоборствовать, тем более что последнюю на сегодня силу угробила на то, чтобы обжечь морально нестойкого гоблина. Зато с энтузиазмом подошел к делу генерал. Смекнув, что в темноте хумансы его практически не видят, он не отказал себе в удовольствии описать вокруг карателей полукруг почета, заодно выйдя на общую с собратьями сторону.

— Итить твою, — вырвалось у него непроизвольно при виде полуобернувшегося Зембуса. — Ты, эт самое, себя нормально чувствуешь?

Друид издал измененным горлом вялое курлыкание, передернул обвисшими плечами. Сам он решился на такую трансформу исключительно из желания проверить, не отказал ли ему лес в исконно друидских умениях. Лес, как оказалось, не отказал, зато теперь предстояло усиленно концентрироваться, чтобы не поддаться незатейливым волчьим мечтам закусить свежей конинкой и удрать в глубокую чащу доживать свой век под корягой.

— Выглядишь неважно, — поддержал Кижинга, оказавшийся от него по другую сторону. — Сколько раз говорить — не жри всякую гадость, что на деревьях растет.

Возмущенный таким отзывом о дарах леса Зембус встряхнулся, в несколько секунд втянув и когти, и ощетиненную морду (хотя не сказать, чтобы стал от этого симпатичнее) и с некоторым облегчением перевел дух. В последний раз, обернувшись волком, дабы погонять по лесу раздухарившегося барона, вернуться в нормальную форму без посторонней помощи так и не сумел. Хорошо, что набрел на выступление вождя местных борцов за справедливость перед крестьянами; в вызванном алкогольном отравлением запале тот светоч свободы взялся призывать освободиться от рабских привычек, для начала под тихий ропот публики покидал в болото отобранные у какого-то проезжего купца товары, а потом взялся сливать из бочонка прямо на землю брагу. Сей поступок так глубоко тронул сумеречную друидическую душу, что на месте распластавшегося в кустах волчары мигом разогнулся рассвирепевший сын Лего, подхватил ближайший дрын и припустился объяснять вождю народов всю ущербность его позиции. Кстати, так и не добрался, ибо крестьяне были ближе и отнеслись примерно с таким же пониманием. Вождя его помятые подручные долго еще вытаскивали из той самой трясины.

Так же и сейчас — слетела волчья личина, унося с собой богатейший мир запахов и тонко ощущаемую голыми пятками дрожь земли. Явились из ниоткуда расхристанные бахилы, неуклюжая железка на поясе, которая, однако, сама собой органично выпрыгнула рукоятью в ладонь, и знакомое кипение рвущейся наружу магии где-то за кадыком. И как раз вовремя: по обе стороны мерным шагом двинулись на карателей генерал и паладин, и пришлось наддать, чтобы не поломать строй. Не удержался, на ходу мазнул свободной ладонью перед лицом, пробурчал несколько давно знакомых слов, и кожу защипало, словно стягивая засохшей мыльной коркой, а на деле — преображая в подобие древесной коры. Хоть какое-то подобие защиты, а то эти красавцы, что по бокам, в доспехи упакованы по самое не пугайся, понятно на кого первым делом обратят внимание атакуемые.

Тлеющие от эльфиного файрболла трава и листья если не озарили наступающую троицу, то по крайней мере подсветили силуэты, и каратели развернулись навстречу. Надо отдать должное — никто не побежал, только один свернул за спины товарищей, где лихорадочно принялся вращать арбалетный взводной ворот. Остальные, а набралось их с полдюжины, рассыпались так, чтобы не мешать друг другу, в центре оставив крупного малого в доспехе с шипами, вооруженного двумя булавами. Не такими, какие уважал Вово: бесхитростный груз на рукояти, а хитрыми, ощетиненными заточенными ребрами из увесистых оголовков, такие в рыцарском сообществе почитаются оружием неправедным, сродни хитрому кривому кинжалу или разбойному кистеню. Воин сделал пару мелких шажков назад, не из боязни — попросту вытягивая на себя неосторожного противника, дабы подставить его боками под мечи соседей, и завращал обеими булавами с такой скоростью, что в глазах у противников зарябило, а сами они приостановили наступление.

— Устанет скоро, — предположил Кижинга цинично. — Дубинки и улетят. Хрена так долго помашешь.

— Они на руки петельками надеты, — возразил генерал со знанием дела. — Чтоб не улетали. Хумансы горазды на придумки! Слышь, шаман, этот твой. Прямо на тебя смотрит.

— Ты тоже на меня смотришь, — уличил Зембус. — Я чего — рыжий? Или какого иного нежного окрасу? Он совсем не в моем вкусе.

Один из карателей как раз обогнул за деревьями наступающих и выбросился сбоку на Кижингу. Орк качнулся в сторону, отвел кончиком лезвия его меч, влился навстречу и двинул локтем под наносник шлема. Хастред, усевшийся в отдалении спиной к дереву с видом на ситуацию, болезненно ойкнул. Теперь до него дошло, на кой паладин таскает неподъемные стальные болванки! Самого как-то хватили по морде латной перчаткой, и то Чумп потом две недели нос вправлял (хотя, возможно, ему просто нравилось измываться над приятелем). А тут хорошо поставленный удар навьюченными на локоть и еще оформленными в удобную для удара ребристую форму двумя фунтами чистой стали… Добавки не потребуется! Однако по широте души орк добавил — поймал падающего воина, зажал его голову под мышкой и резко крутнулся на месте, сламывая позвонки.

— Вот это свой малый, — одобрил генерал. — Ну-ка я тоже…

Шагнул в сторону, с кряком рубанул по тоненькому деревцу рядом, после чего припал к нему плечом, навалился всей массой и обрушил стволик в сторону от себя. На одного из воинов дерево обрушилось массой шелестящих веток, не задавило, да и тонковато было, чтобы зашибить здоровенного мужичину, но отпрянуть заставило, к тому же порхнули в сторону шелеста еще двое ближайших, свирепо обрушили клинки, так что только хруст веток пошел.

— Ну ладно, уболтали, — уныло признал друид. — Смотрите и учитесь.

Меч он небрежно воткнул в дерн под ногами, вскинул руки и энергично выбросил их в сторону размахивающего булавами карателя.

Лес вокруг немедленно наполнился сухим скрежещущим потрескиванием. Пробуждаясь от ночной спячки, зашевелились сотни и сотни мельчайших лесных обитателей. Насекомые сплошными волнами выбрасывались из своих убежищ в расщелинах коры, гнездах, под опавшими листьями и верхним слоем земли, в траве, в кустарнике, в корнях… Воля леса неумолимо гнала их на убийственный зов того недоразумения, которое почему-то называется другом природы, а на деле регулярно творит безобразия почище любого врага. Таковы правила игры!

Воин взвыл в ужасе, когда извергнутое самой землей живое шелестящее покрывало со всех сторон набросилось на него. Отмахнулся булавами раз и другой, прочерчивая широкие прорехи в накатывающих тараканьих волнах, угодил одной из булав себе по колену, взревел уже от боли, но тут же захлебнулся и заперхался, ибо настырные насекомые хлынули и в разинутый рот, повалился на землю и очень быстро скрылся под сплошным покрывалом стрекочущих телец.

— По-моему, он такого не заслужил, — подал голос Хастред. — Как-то ты с ним нечестно! Нет бы, как водится у честных бойцов, грудь в грудь!

— Поди сам грудь в грудь, — предложил Зембус устало, извлекая из земли меч. Отдача от заклинания накатила тяжелой волной, подраться и правда было бы менее утомительно, но чревато лишними травмами. Не хватало еще покалечиться, когда под боком город, который еще отвоевывать, и кто-то ревущий так, что уши закладывает.

— Саам?.. — Хастред коснулся щеки, сморщился от тянущей боли в месте ожога. — Нет уж, увольте. Будем считать, что он таки заслужил.

— Нас не погрызут? — опасливо уточнил генерал.

— А ты не лезь, — дипломатично посоветовал друид. — Авось и не допрыгнут.

Генерал и не полез, более того, демонстрация боевой мощи магии быстро развеяла его азарт; он упер меч острием в землю и с любопытством принялся следить за мечущимися в отдалении воинами. Те прекратили рубить несчастное дерево, предприняли попытку отвоевать у живого ковра своего товарища, расшвыривая насекомых повернутыми плашмя клинками, но несчастный уже и дергаться перестал. Тот, что заряжал арбалет, наконец преуспел и выпалил в ближайший силуэт. Силуэт увернулся, скрежетнув доспехами, и разразился обидным оркским смехом.

— Ну что, не надоело выдрючиваться? — совсем уже миролюбиво предложил генерал. — Вам нас не одолеть, а нам на вас только силы тратить. Шли бы себе поздорову куда подальше, а? Тут вам все равно ничего приятного не обломится.

— Только пусть расскажут, сколько их всего тут, — воззвал Хастред. — Вот же не было печали, сотня капитана Ульпитрия! Мы, конечно, бивали и не таких, но в лучших домах Дримланда рандеву принято назначать заранее. Верно я говорю, рыжая?

— А ты-то откуда знаешь, паршивец? Назначать ты можешь сколько угодно, только кто ж позарится на такое сокровище?

— Не поверишь, но желающих хоть отбавляй. Таких вот, как эти, злых и с мечами. Порой даже приходится — как это по-эльфийски? — динамить. Ибо на всех сил не напасешься.

— Вот и додинамился, все тобою кинутые тут собрались. Здесь и сейчас. Поди спой им про нежные чуйства.

— Нет уж, пусть генерал. У него ж опыта больше.

— У него все больше, хотя гзуризмами попросил бы не оперировать, — огрызнулся Панк. — Ну, решайтесь уже! Сдаться иной раз не позор, тем более что нам даже оружье ваше не нужно. Уматывайте себе, и не попадайтесь более!

— Сдаться всегда позор, — возразил Кижинга запальчиво. — Так что я бы предложил скорее вариант с отступлением, переходящим в паническое бегство.

— Оно и верно, можно подвести под стратегический маневр, — согласился генерал. — Итак, отступайте себе, или наш колдун зверушек покрупнее покличет. Когда сбежится столько же ведмедей, сколько таракашек, всем вам станет слегка не по себе.

— Так-таки и столько же? — нахмурился друид. — Ну, если постараться и посчитать самых маленьких…

Каратели осторожно принялись пятиться. Быть погребенными под ковром из живых медведей явно оказалось удовольствием за гранью заурядного воинского разумения. Однако их отступление прервано было появление из чащи очередной порции кавалерии, в которой доблестные подчиненные Ульпитрия со всем пылом опрометчивости признали вторую часть своего отряда и с радостными воплями перешли в атаку. Десяток тяжелых сапог с хрустом протоптался по кишащему ковру насекомых, и мечи сшиблись с пронзительным дребезгом оголодавшей стали.

Разобраться, кто здесь с кем бьется, было уже невозможно. Зембус сразу отпрыгнул подальше от взвихрившего свой железный смерч генерала, пригнулся на всякий случай, меч отвел в сторону для жалящего выпада, короткого и смертоносно точного. Со своего уютного места под деревом одним прыжком сорвался Хастред: бежать некуда, к тому же опасно и глупо, нужно использовать преимущество темноты, пока оно есть, ведь в руках у вновь прибывших полыхает веселым пламенем очередная батарея факелов!..

— Это гоблины! — выкрикнул последний из карателей, так и оставшийся на месте, взводя в очередной раз тетиву арбалета. — Бейте их!

От свежеприбывшего отряда отделилась массивная гороподобная фигура, одна из немногих, что обходились без подсветки; увесисто топоча, добралась до крикуна, верхняя часть горы походя чуть перекосилась в седле и взмахнула рукой с такой мощью, что застонал разрываемый воздух. Удар вышел оглушительным, напрочь поглотив сдавленный вопль воина, и швырнул безжизненное тело вперед, на линию боя, едва не придавив им Кижингу.

— Я тебе пошвыряюсь! — возмущенно гаркнул паладин в темноту. — Я тебя узнал! Это ты вопил так, что медведи разбежались!

— Это я вопил, — уточнил генерал, с удивительной для его грузной туши лихостью вытанцовывая среди отчаянно полосующих темноту воинов и периодически даже ухитряясь задеть то одного, то другого кончиком клинка по доспехам.

— Ты вопил — медведи только насторожились. А от него побежали!

— А этот, надо заметить, до того смахивает на давешнего Искателя, — тоскливо отметил Зембус. — Неужели еще один? А грамотей говорил — они редкие!

Повисла краткая зловещая пауза, за которую у генерала успели разболеться недавно перебитые кулаком Искателя ребра.

— Кто тут на гоблинов? — просипела глыба из тьмы с характерным каркающим акцентом обитателя Земли Вечного Холода, в которой ноздри смерзаются и издавать звуки приходится попутно с дышанием через рот. — Морт, бей гадов!

— Свои! — взвыл генерал радостно. — Вот она подмога, а вы говорили! Эгей, лысый, ну-ка покажись честному народу!

Попавшие в двойной оборот каратели разобрались наконец, что если не везет — то это, как правило, надолго, и с некоторым запозданием вняли генеральскому совету: пустились наутек. Сперва двое наиболее шустро мыслящих, за ними и остальные, еще оставшиеся на ногах, а с пути последнего Хастред еле успел убраться, ибо несся тот, как генерал за пивом, не разбирая дороги. Книжник махнул ему вслед топором и не попал, с такой скоростью тот миновал опасную зону и скрылся среди деревьев.

Еще одна фигура отделилась от ряда всадников, выехала вперед, не вступая, однако, конскими ногами во все еще шевелящийся ковер насекомых. Рука с факелом подалась вперед, освещая место побоища.

— Панк? — осведомился всадник с оттенком недоверия. — А почему лес еще стоит, а враги еще бегают?

— Старею, — признал генерал с тоской. — Слушай, шаман, ты не мог бы расформировать свое воинство? Уж больно гадостно хрустят.

— Как только выплатишь жалование, — буркнул Зембус, неохотно выпрямляясь из своей любимой проваленной стойки. — Плюс сверхурочные, подъемные, сметные и боевые. Папаша говорил: воину грамотность в финансах — первое дело!

— Какое тебе еще жалование?

— Да мне чего? Им, хрустящим. А то еще по твоему заказу сюда бежит толпа медведей, этих уж вовсе лучше не злить.

Пощелкивающее жвалами, потрескивающее крылышками и шелестящее мириадами крошечных ножек покрывало наконец рассыпалось, славно потрудившиеся насекомые брызнули по своим ночным убежищам, и в несколько секунд на земле не осталось ничего, кроме обглоданного почти дочиста скрюченного скелета в залитых кровью доспехах.

— Эк его, — с уважением признал всадник. — Сразу видно, дупоглоты потрудились. Я гляжу, мы к самому времени?

— Мы и сами справлялись, — не дал умалить своих заслуг генерал. — Хотя, конечно, рады и все такое. Как добрались?

— Чуть в болоте не утопли, — посетовал Морт. — Прочли, сталбыть, в письме твоем, чтоб через Топь эту гадскую не ездили, однако ж от дома отъехав засомневались: а верно ли прочтено? Топь вот она, а за ней и Хундертауэр недалече, а то крюка закладывать — велика радость! И так двоих потеряли в корчме.

— В драке?

— Скажешь тоже! У одного заворот кишок, у другого белая горячка. К тому же тот альв, которого изловили с целью прочесть послание, показался задним числом подозрительною личностью, мог умышленно переврать послание, а прочитать наново было никак невозможно, потому как письмо дома осталось. Так мы через Топь таки и двинули, и вот мое тебе слово, что домой я поеду хоть трижды обходными путями, только бы не снова здорово. Ты глянь, выехал с полным копьем, а добрались всего пятеро, да мы с ним вот!

И указал на соседа, который чуть подал вперед свою зверюгу, и из тьмы выдвинулось сперва свирепое рыло матерого вепря, а затем и сам черный стальной монумент с массивным треххвостым кистенем в опущенной лапище.

— Это вот парняга, который к тебе, Панк, приехал в гости, на побывку, как раз когда тебе приспичило родину посетить. Из самой что ни на есть Земли Вечного Холода. На день всего и разминулись, бывает же такое! Глядишь бы, вдвоем отправились — вовсе иначе бы сложилось.

— Да я и слышу, родной прононс! Здрав будь, братец.

В глухом черном шлеме загадочно то ли хлюпнуло, то ли шмыгнуло.

— Здорово, — прогудел приезжий сиплым басом. — Я это… Хайн я. Ты, что ли, генерал Панк будешь? Меня к тебе, это самое… из наших краев. Опыту, сказали, у него… и всякое такое. И чтоб стал не хуже!

— Опыту тебе будет — в три горла жри, — успокоил его генерал. — Эгей, рыжая! Тебя там случаем не зашибло? Эх, вот незадача! Ну да ладно. Смотри вот — прислали парня набираться у меня опыта! Это ли не общественное признание?

— Это массовый кретинизм, — печально отозвалась Тайанне. — Поди, погонишь сейчас бедолагу на стену? Открою тебе секрет, генералище: опыт можно передать и без прогоняния парня через все колотушки, которые на твою долю выпали.

— Колотушки? — озадачился Хайн не на шутку. — Которым тут колотушек?!

И показательно вскрутил над шлемом свое экзотическое орудие. Все три шипастые гири вспороли ни в чем неповинный воздух и на излете грянулись в соседнее могучее дерево. Оно, кстати, не таким уж и соседним было, но размах рук у северного гостя приключился самому Занги на черную зависть. И сила соответственная: с дерева посыпались белки, гнезда и даже шишки, тем более удивительные, что древо было откровенно лиственное.

— Хотя, если подумать, хуже не станет, — передумала эльфийка, впечатленная эдакой демонстрацией силы. — Пускай и этому по тыкве двинут, авось поутихнет.

— Хорош, красавец! — умилился генерал. — Вылитый я в молодости. Много он народу зашиб, пока досюда добрались, Морт?

— Не так уж, — прогудел Морт добродушно, неловко стянул единственной свободной рукой шлем-горшок, обнажив потную лысину, и с удовольствием помотал головой, стряхивая пот. — В смысле, было бы больше, кабы я его не взялся воспитывать по дороге, учить как тут у нас принято. Чтоб, значит, в драку не лез почем зря! Я учил. Харальд учил. Помнишь Харальда, он у меня двадцать лет в свите проездил, богослов, язви его в душу! Научили таки. На свои головы. Когда тварюка какая-то в той Топи Харальда жрала заживо, парняга знай себе бурчал под нос — драться, мол, неправедно, завсегда добром решить можно!

— Это ты его такому учил? — недоверчиво переспросил генерал, почесывая затылок. — Не больно-то верится. Ты ж всю жизнь под добром понимал только всяку утварь да предметы обихода, а уж решений сложнее чем взять еще по паре пива я за тобой вовсе не припомню!

— Больше Харальд. Я-то, сам знаешь, все более уповаю на авторитет и иные формы понтования, нежели на добронравие. Так бы и полегли все, ибо ту гадину мечи особо и не пробивали, но тут она свина евонного куснуть нацелилась!

— Это не свин! — возразил Хайн запальчиво. — Это боевой хрюкач. Катитесь вы со своим добром, ежели в его целях моего хрюкача жрать будут!

— Вот-вот, так примерно и в тот раз сказал, — удостоверил Талмон. — А потом как схватит ту страшилу за хвост, как поволочет, да как швырнет в самую что ни на есть трясину! И ведь здоровущая же была гадина, с буйвола размером, только ваш брат с ней и мог, как со щенком надоедливым!.. Так что ты его тоже не зли, мало ли что! И, главное, на хрюкача не зарься, у них видать суровая мужская дружба. Или даже родственные отношения, ибо мордами схожи малость.

Хайн смущенно потупил забрало.

— Разозлился я, — пояснил он почти жалобно. — Я как разозлюсь, так держите меня семеро или не держите — вовсе неважно. Откуда только силы прибывают!

Генерал вдруг остро на него прищурился, даже свое чесательное движение отставил, чтобы не отвлекало лишний раз.

— Как разозлишься, говоришь? Что-то знакомое! Из самой, говоришь, Земли Вечного Холода? А часом не из поселка ли на западном склоне…

Но прояснить этот животрепещущий вопрос у Панка не получилось, поскольку из чащи появились новые действующие лица, а именно — вторая часть отряда карателей. Вылетели они прямиком на остатки сильно поиздержавшегося отряда Талмона и, не задумываясь, бросились в атаку. Рыцари Морта не ударили в грязь лицом и, несмотря на несомненное количественное превосходство противника, бой приняли стойко. В тусклом факельном свете различить, где свой, где чужой, было проблемно, вдобавок обе стороны экипированы были кто во что горазд и никаких отличительных знаков не носили, так что два отряда мгновенно образовали сплошную катавасию, наполненную дребезгом оружия и сиплыми воплями.

— А вы тут не скучаете! — просипел Морт, факел отшвырнул и с энтузиазмом нахлобучил обратно на голову шлем. — Ну что, Хайн, врежем гадам?

— Драться неправедно, — проблеял Хайн жалобно. — Харальд учил! Добром, говорил, завсегда можно!

— Хрюкача сожрут! — не растерялся генерал.

— С дороги, Стремгод вас вылюби!!!

Хрюкач с потрясающей сноровкой развернулся на пятачке вокруг себя и неумолимым тараном рванул в гущу свалки. Хайн взревел еще раз — так, что эльфийкины кудри расплело в паклю, Зембус, начавший было концентрироваться на очередном фигурном заклинании, сбился и выпалил слова совсем не те, какие собирался, а генерал споткнулся и машинально распахнул рот, чтобы не лопнули барабанные перепонки. Впридачу, добравшись до кипящей драки, Хайн перехватил свой кистень обеими руками и с могучего замаха ввалил ближайшей лошади под круп. Задние ноги несчастной скотины взметнулись много выше головы, седок вывалился через голову, сверху его припечатала не удержавшая таки равновесия и рухнувшая на спину лошадиная туша.

— Тоже кобольдов сын? — хмуро полюбопытствовал над ухом генерала Хастред.

— Кабы не кого похуже, — отозвался Панк загадочно. — Пошли, покажу тебе один ударчик, и для топора подходящий.

— А у меня от этого погоны не вырастут? Мне ж еще жить с такой репутацией.

— Ох, что будет, — встрял Зембус сконфуженно. — Я это… сбился я. Может, дернем отсюда, пока оно не сработало? Тем более, что оно и сработало уже…

Из месива тел и мечей донесся первый панический вопль, затем второй, затем сразу много, мечи перестали звенеть, и только рык Хайна, гудящие отзвуки раздаваемых им плюх да ржание перепуганных лошадей заполнили повисшую над лесом брани тишину.

— Ты опять?! — сообразил генерал, опасливо потягивая носом. — Ну да, точно, чтоб ты пропал, колдун негодяйский! Своих-то зачем, скотина ты безрогая?!

— Это у эльфов магия — дело тонкое, — пробурчал друид с остаточным достоинством, но уже начиная пятиться от бывшей битвы, превратившейся в конгресс испражнятелей. — У них и мечи узкие, и сами они, ты ж видал… А наша лесная — это как вон та треххвостая штука, отмахнешься — переулочек, и мертвые с косами… или не с косами. Я пошел?

— Да что ж вы за бойцы такие?! — проревел в ярости Хайн. — Морт! И ты! Да кого ж тут можно настолько испугаться!

— Всегда мечтал погибнуть до тех пор, как подступит старческая немочь, — тоскливо известил Талмон, бессильно свешивая руки. — Вот же не повезло… дотянул, значит. Раньше надо было с гиканьем и на копья! Теперь… где тут отстирываться-то? Теперь понимаю исконный смысл выражения «просрать битву»!

Кижинга, на сей раз в зону действия заклинания не попавший, отскочил на всякий случай еще подальше и возвестил оттуда радостно:

— Как же все-таки здорово, что мой род к магии вовсе неспособен! Никакой словесной грубостью против себя не восстановишь сразу столько народу!

— Да какая там магия, — смущенно промямлил друид и, встрепенувшись, рванул бегом мимо генерала и эльфийки подальше в лес.

— Магия?! — ропотом прокатилось по деморализованным рядам бывших бойцов.

— Магия? — переспросил с затаенным облегчением в голосе Морт, неуклюже ерзая в седле и приподнимаясь на стременах.

— Магия, шмагия, в компот гадить не надо! — проревел неуязвимый для друидических каверз Хайн и, душевно размахнувшись, хватил по шлему случившегося рядом растерянного карателя. — Чтооо?! Хрюкач, верный боевой друг, и ты тоже?!

— Я где-то слыхал, что у хумансов и свинов генотип похожий до безобразия, — пояснил Хастред генералу. — Вот оно, наглядное подтверждение.

— Гено — как? Это вроде генералитета?

— Ну, типа того. Ты не заморачивайся.

— Если именно так вы и воюете, то понятно почему с вами никто не хочет связываться, — с ехидцей сообщила эльфийка. — Не столько перебили, сколько изгадили! Какое уж тут благородное искусство войны, в котором иные народы с малолетства своих чад наставляют. Успевай только горшки подтаскивать!

—Не под-, а оттаскивать, — поправил Панк. — А ты сама бы чего-нибудь добавила. Как вон колдун напророчил, фигурно эдак, чтобы только избранным перепало.

— А как я их различу? Они все на одно, с позволения сказать, амбре. К тому же сегодня я и так все нормы перевыполнила.

— Я различу!!! — Хайн продолжал свое победное шествие. Достойного сопротивления ему оказать каратели не могли, будучи оконфужены самым жестоким образом. Под тяжеленными гирями плющились и прогибались доспехи, брызгали щепой раздробленные щиты, несколько мечей, захлестнутых цепями, вылетели из рук владельцев и унеслись в темноту, с глухим стуком повстречавшись в ней с деревьями. Немногие воины успели развернуть коней и пустить их вскачь в лес, налетая на ветви и бессильно матерясь на скаку. Причем на большую часть это оказалась потрепанная дружина Талмона, повергнутая вредоносным друидом в ничуть не меньшую панику, нежели невезучий гномий разведотряд.

— А ручеек тут есть недалече! — прокуковала темнота опасливым друидским голосом.

Хайн остался на отвоеванном пространстве в гордом одиночестве, если не считать разбросанных по земле тел и даже одного вояки, заброшенного на толстый сук выше головы верхового гоблина. Кистень убирать северный гость не спешил, подозрительно оглядывался на каждый шорох и вообще всячески радовал генеральский глаз.

— Вот с такими парнями я бы уже давно всем миром командовал, — поделился генерал с Хастредом. — Это не абы какие грамотеи и колдунавты. Спорим, ежели его спросить, разумеет ли грамоте, врежет от обиды так, что уши отвалятся?

— Так врежу и я за такие глупые вопросы, — уязвленно отрезал книжник. — Ясно же, что разумею! А меж тем, генерал, у меня есть идея, за которую я сам себе готов мозги вырезать, чтоб таких подлянок не подкидывали…

— Ножик одолжить?

— Спасибо, оставь себе, на случай если вдруг грамоту освоить приспичит. Я вот о чем, — Хастред указал на смутно темнеющий среди деревьев удрученный конский силуэт. — Сам же понимаешь, после нынешнего так и так войну можно считать развязанной. А протяженностью своею славна исключительно кампания, модуль же у нас и так выходит излишне затянутый. Надо его форсировать!

Генерал нахмурился, оглядел лошадь.

— Не пойму я толком вас, грамотеев. Ежели ты таким сложным манером похабничать продолжаешь, то вон тебе девица, она давно на тебя исподтишка зубом цыкает!

— Тьфу на тебя! Генерал, я говорю — пора в город врываться! Ежели в темноте ухитримся сойти за этих самых, попришибленных, то авось проскочим к башне и прихватим гнома прямо в койке. К тому же там Чумп, а это тот парень, который ну очень хорошо умеет все понимать и на ходу подыгрывать. А когда гном у нас в руках будет, тут уж поторгуемся! Они, гномы, сильно за свою шкуру трясутся, сам же своих вояк и осадит.

Панк озадаченно крякнул, оглянулся на Хайна. Тот ерзал в седле невозмутимого, несмотря на недавний конфуз, хрюкача, поигрывал пудовой своей игрушкой и определенно пылал жаждой продолжения банкета. По соседству обнаружился и Кижинга, этот к разговору прислушивался и теперь коротко кивнул. Конечно, заложников брать совсем не паладинское дело, но всякую ситуацию можно разглядывать с разных углов. К примеру, в данном случае можно принять предлагаемое ученым гоблином за восстановление гоблинского рода в поруганных правах путем наименьшего сопротивления.

— Уболтал, языкастый. Эльфа! Лови колдуна, куда-то в твою сторону дунул. Небось в кустах траву жрет или еще какие козни строит. Ты, как тебя — Хайн? Это в честь Хайндера, не иначе?

— Так и есть. Не разумею, кто таков, но маманя говорит — папаша доволен будет, что в честь ентого жлоба назвали.

— Славное имечко перепало, не то что мне! Я те расскажу на досуге, чем тот Хайндер знаменит, и смотри мне — не опозорь воистину героического имени. Готов дальше гулять? Вот и славно. Эй, куда Морт делся? Ах да, он теперь нескоро явится. Ну что ж, придется по старинке, своими силами.

Хастред уже гонялся за лошадьми, одну упустил — зверюга видимо близко к сердцу приняла генеральские фантазии насчет похабничанья и пустилась наутек от подозрительного грамотея, но пару изловил без проблем, нахлестнул поводьями на ветви и ловил следующих.

— Вот же умеешь ты друзей завоевывать, генерал! — пропыхтел он на бегу. — Мне ажно завидно. Да чтоб по моему зову какой хуманс поперся за тридевять земель, чтобы прибывши на место обделаться и проворонить самую основную баталию!

— Ну, пойди помоги ему обтереться, — хладнокровно предложил генерал. — Эдак до утра провозжаемся. Кроме того, без хумансов нам и надежнее — а вдруг нашему шаману еще какая пакость на ум придет, из той же серии?

— Там и без вашего шамана что-то малопонятное деется, — хмуро сообщил рекомый шаман, выпиханный из кустов посредством применения эльфийкой грозных посулов и пихания в спину посохом. — Лес шумит очень занятно! Я думал, это он на наши разборки так реагирует, ан нет — что-то еще по ту сторону города творится. Со стороны северных ворот, как мне кажется. Драчка кипит, и вроде как деревья валят… зачем бы это?

— На тараны, ясен пень, — подивился такой наивности генерал. — На кой же хрен еще кому надо деревья валить?

— В наших краях из них засеки складывают, — сообщил Кижинга.

— А в наших хаты строят, — поведал откровенно скучающий в попытках угнаться мыслью за переливами стратегической идеи Хайн.

— А в наших порой валят просто из вредности, — печально вздохнул Зембус. — Но тут наш предводитель, сдается мне, прав. Едва ли хаты станут возводить под стенами… Вот только кто бы мог подойти с севера?

— Все б вам думать! Скоро все обрастете, как этот вон конокрад, а потом еще и книжки читать станете и на эльфок засматриваться. Доберемся и посмотрим. Ходу!

Генерал решительно ухватился за седло ближайшей плененной Хастредом лошади и, напрочь позабыв все уроки, запрыгнул на седло, повалившись на него пузом. Стремена, как водится, проигнорировал, закряхтел, с усилием перевалил ногу через массивный конский круп, помянул старость, которая не новость. Выпрямился в седле, с маху треснулся затылком о толстую ветку, вспомнил с какой-то стати про Лего, в душу его, в мать, в Большой Совет и в не вошедшего в оное собрание Катафракта… Жизнь определенно налаживалась, вливалась бурным клокочущим потоком в насквозь знакомое русло, и знакомый пьянящий азарт кружил голову, и впереди была цель, а в руке был меч, а за плечами расправляла крылья такая знакомая удача, вечная и верная, несмотря ни на что, спутница во всех приключениях. И если бы картину не портил патлатый позор гоблинского рода, целеустремленно гоняющийся за рослой конягой при роскошной попоне, можно было бы счесть замечательную авантюру по освобождению Гобляндии безусловно успешной.

На соседнюю лошадь Кижинга легко забросил невесомую эльфийку. Та уже поняла, что сопротивляться прущим в драку гоблинам бессмысленно, теперь пристроила в стременной держак для копья свой драгоценный посох, в зубах зажала огнеметный прутик-ванд, раскрыла хаверсак и закопалась в него чуть ли не с головой. Папа возил с собой немало напитанных магией вещей, применимых в основном в быту. Но на то и гоблинский склад ума, чтобы самый невинный канделябр приспособить в первую очередь для стучания по башке! Жаль, что невовремя выложилась на разрушение телепортационного круга, но другого выхода не было: еще не хватало, чтобы по гномьему запросу из него валом повалили подкрепления. Да и само возведение того круга наверняка влетело Тиффиусу в копеечку, что уже не может не вызывать злобной радости.

Зембус бегал между деревьями, подбирая мечи, топоры, булавы, взвешивал в руке, по большей части отшвыривал сразу, но иные зажимал под мышкой; прихватил брошенный знаменосцем Талмона «воловий язык», пару длинных клинков, увесистый бердыш на древке в руку длиной, и пробегал бы так до самого рассвета, если бы попавшийся навстречу Хастред не всучил ему в руку поводья. Друид сокрушенно вздохнул, понацеплял набранное оружие на седло и вскарабкался в него сам. Пока книжник излавливал коня и для себя, он успел подъехать к висящему на дереве и воровато отцепить от его талии массивный наборный пояс с рядком одинаковых кинжальных ножен. Пояс замкнулся на тощем друидском брюхе, впридачу на кончик длинного мечевого лезвия Зембус подцепил и подбросил в воздух, поймав на лету, разукрашенный чеканкой круглый металлический щит.

Хастред, кляня себя за чересчур длинный язык и подверженность общим крушительным идеям, ему как гуманитарию совершенно чуждым, тоже обзавелся щитом, а еще не удержался и подобрал тот самый воротной арбалет, показавший себя столь неэффективным против орка. Болтов в кожаном колчане его былого обладателя осталось с десяток: если очень повезет, то вполне хватит, а если не повезет вовсе — так еще и останется. Щит он облюбовал здоровый, дубовый, обшитый твердой кожей, а еще подобрал альпидов салад и нахлобучил на голову. Не столько для безопасности — голова и так прочна, словно каменная — сколько в наивных камуфляжных целях. Хотел было и лошадь изловить альпидову, но та его, видимо, хорошо запомнила и постаралась смыться подальше. Пришлось обойтись первой попавшейся, зато с удобным седлом прогулочного образца.

И, наконец, Кижинга тоже потратил немного времени, гоняясь за приглянувшейся ему, но слишком уж непоседливой скотиной, ранее бегавшей, как он заметил, под закованным в тяжелый доспех воином. По опыту орк знал, что лошади бывают сильно привередливы к весу седока, громыханию его экипировки, обилию дурнопахнущего железа… вообще, те еще неженки, прямо эльфы, даром что здоровенные. Из оружия прихватил копье, непонятно кем и зачем завезенное в лес. Копья — исконное орочье оружие, в родной жаркой Мкаламе без копья воин из дома не выйдет. Это в Большом Мире решают мечи, но только потому, что орки не больно-то выносят с родины свое боевое искусство — равно как плохо известны троллиная манера боя палицами, непревзойденное дварфийское мастерство схватки на топорах, а эльфийское умение метания стрел каждым народом склоняется на свой лад, но никем еще не было воспроизведено в совершенстве. Что уж говорить о гоблинском акрокампфе, который даже ему, воину волею небес, так и не дался за исключением пары простейших движений! Видимо, непременным условием для освоения этого мастерства является гоблинская долбоголовость, позволяющая не задумываться, что при двух пудах железа на плечах делать сальто невозможно в принципе.

— Эх, Вово нету, — досадливо крякнул генерал, оглядев свое воинство. — Ладно, Хайн за него побудет. Готовы? Двинули! Шаман, веди к Южным воротам. Умника с собой возьми, будете оба-два прикидываться местными. А ты, Хайн, напротив придержись в хвосте, а то со стен не ровен час разглядят, так ворота ажно самой Башней Лорда подопрут.

И они двинули. Зембус на ходу прокрутил одним трофеем, другим, бердышом вовсе лихо очертил над конской головой сложный рунический знак, вызвав дружные нарекания как испуганной лошади, так и приключившегося рядом Хастреда. Сам книжник вытащил из седельной сумки факел, осмотрел его, словно впервые видел, и подал назад, под нос Тайанне.

— Для маскировки, — пояснил он. — Ничто так не впечатляет, как наглость.

— Себе это скажи, юноша бледно-зеленый, — желчно фыркнула эльфийка, но в факел все же ткнула пальцем, вызвав веселое полыхание паклевой обмотки.

Кижинга пристроился в первый ряд, уложив копье наперевес поперек седла, а Хайн с ворчанием придержал хрюкача и пристроился в затылок генералу. Хотелось ему вперед, рвать, метать, крушить и иными вариантами разрушительных действий оправдывать пожалованное ему героическое прозвание. Эльфийка откатилась в самый арьегард, начала разминать пальцы, как делают музыканты перед тем, как взяться за лютню. Одно дело — щедро расходовать внутреннюю магию, которую привычный ум без запинки облекает в нужную форму, и совсем другое — управляться с предметами, в которые магию закладывал кто-то другой. Тут важен каждый жест, каждое слово, чужая магия своевольна, и даже сильнейшие маги не всегда управляются с поделками, напоенными мощью более слабых! Это только генералу все задурно, на голом везении, махнул дрючком — полетел огненный шар, а знал бы, что могло вылететь при невезении!..

А генерал, едучи в центре отряда, пребывал на седьмом небе от счастья. Наконец-то предстояло расставить все точки над «ё», выписать виноватым исправительный клистир, провозгласить над родным городом славу свободной от гномьего засилья Гобляндии — и, конечно, прополоскать рот после гнолльего пойла свежесваренным гобландом №7!

Ворота Хундертауэра приближались.

Замок надвинулся из ночи островом мрака на фоне испещренного бледными звездами северного неба. Факел, полыхающий в отставленной руке Хастреда, словно попритух в тени могучих обветшалых стен.

— Занги с нами, Кейдж с ними, — пробурчал книжник, в составе первого эшелона прибыв под самые ворота, наглухо закрытые по случаю ночного времени. — Стукните кто-нибудь?

Кижинга небрежно сдернул с седла копье и трижды гулко бухнул тупым концом в ворота. Потревоженное дерево загудело, но никаких признаков жизни в округе не появилось. Хастред на всякий случай оглянулся на остановившуюся поодаль эльфийку, которая крутила головой, оглядывая гребень стены над воротами.

— Ничего, — мрачно объявила Тайанне.

— Отоприте! — рявкнул Хастред так, что лошадь под ним присела и запрядала ушами. — Эй, внутри! Это я, Альпид!

Кижинга услужливо забарабанил древком копья в тупо молчащие ворота.

Реакции не последовало.

Ну вообще никакой.

— Нету там никого, — сообщил Зембус, не поленившийся пробубнить несколько слов над переломленной веточкой. — Футов на сто — ни единой живой души. Интересно, а лошади на стену умеют лазить?

— Они в ворота въезжать умеют, — отрезал Хастред. — Рыжая, вынесешь эту дверь? Целую яхту уронила, а тут всего-то несколько досочек.

— Яхту я не роняла! — возразила эльфийка сердито. — Не надо на меня лишних собак вешать. Яхта упала сама, когда я выдернула из нее движок. И, кстати, эту яхту я вам включу в финальный счет, потому что это была последняя моя связь с голозадым детством. Брысь с дороги! Кто не спрятался, тот гном.

И решительно извлекла из копейного держака посох.

— Может, по старинке, топорами поколотимся? — опасливо предложил генерал, живо припомнив лесное зарево. Вот еще не хватало, чтоб такое же расцвело прямо тут, под носом! Убежать не успеешь, это уж как пить дать, вот будет пир подошедшим после — хрюкач жареный и куча гоблинов, запеченных в собственных доспехах.

— Ты б башкой лучше поколотился! Цыц, зеленый, следи за полетом фантазии.

Фантазия расцвела на венчающем посох камне роскошной огненной бабочкой, слабо затрепетала раскидистыми крыльями; от нее повеяло жаром, а помимо того вокруг взвился небольшой смерч.

— Эх, папа, ну не мог ты и тут без своего воздуха! — проскулила эльфийка плаксиво, на лбу ее напряглись тоненькие голубоватые жилки, смерч стремительно уменьшился до еле заметного колебания воздуха, а огненная фигура расцвела в здоровенную птицу-феникса.

— Есть такое мнение, что пора отсюда валить, — осторожно высказался Хастред, найдя себя на гипотетической прямой линии между пламенеющим посохом и целевыми воротами.

— Из Гобляндии? — с надеждой уточнил Кижинга.

— Если оно еще чуток подрастет, то вовсе с континента.

Понятливый Зембус уже отогнал коня на дистанцию, показавшуюся ему безопасной, и грамотей с орком тоже оставили свою позицию перед воротами, открыв линию огня.

Тайанне боролась с посохом, оказавшимся, как и следовало ожидать, противником сильным, умелым и упорным. Заложенная сила создателя пыталась обрести свою начальную форму — воздуха, и хоть поддавалась преобразованию в огонь, но при этом изматывала не на шутку. Ворота, как назло, выглядели крепким орешком — не вдруг и выжжешь, разве что расписать, как в баронской обители, их усиляющими магию символами… Но живописью можно до утра заниматься, тем более чревато скандалом с волосатым геометром, который себя мнит великим магом-начертателем. А такие неприятные процедуры, как борьба с отцовским творением, прерывать и потом начинать сначала совсем не хочется… Так что, прикусив губу, додержала набухающий клокочущим пламенем огненный цветок, покуда он не начал обжигать ей лицо, а затем тонко выдохнула и спустила его с привязи.

Пламя освобожденно взревело, развернулось длинным ярким шлейфом и шарахнуло в ворота. Треснуло, во все стороны повалили клубы серого дыма, мощно пахнуло горелым, но Тайанне уже физически почуяла: не вышло. Могучие ворота, устоявшие перед дварфийскими таранами и магией ее предшественников, тоже магов не последнего разбора, выдержал и этот удар судьбы. Правда, когда дым слегка рассеялся, стало очевидно, что повреждения нанесены немалые: обе створки ворот обуглились и даже слегка покосились, и пожалуй что второй такой залп вынес бы их с большой вероятностью… но после противоборства с посохом руки эльфийки обвисли безвольными плетями, и о втором раунде даже мечтать не приходилось.

— А чего, — осторожно проворчал рядом генерал. — Ничего. Вполне, я бы сказал. Молодец, эльфа, хоть и баба, да и то не вполне вразумительная. Я уж тебе как родной поведаю, что существует предание: врата Хундертауэра никогда не падут ни перед кем, окромя собственно гоблинов. То-то в давние времена народ развлекался — соберется гуртом иное племя и ну вышибать из Стобашенного его нонешних владельцев! Супротив предсказания не попрешь, ну да и сила гоблинская — тоже весомо, вот, бывало, выносили по двое ворот в неделю. После надоело, да и племена в этих развлечениях поперевелись, так что собрались и стали жить в городе уже все вместе. Дружно и счастливо. Тут и сказке конец был бы, да явились гномы… Хайн, ты чего расселся? Видишь ворота? Пойди выбей, а то здоровый лоб, а норовишь за эльфин счет проехаться.

— Так бы сразу! — громыхнул Хайн. — Это я мигом!

Соскочил с хрюкача, взвалил на плечо свой кистень с тяжеленными гирями на толстых цепях и вразвалочку направился к почерневшим вратам. Ростом он оказался поболе генерала, столь же могучего сложения, к тому же еще размашистее за счет массивного доспеха; земля под его тяжкой поступью вздрагивала и слегонца продавливалась.

— Хорооош, — протянул генерал с удовольствием. — Нашего поля овощ. Вот такие, эльфа, ребята и повынесли в свое время вашу Брулазию.

— Брулазию повынесли альвийские войны за независимость, — огрызнулась Тайанне вяло. — Плюс нежелание выплачивать гномам внешний долг с несусветными процентами. А такие ребята пробежались по опустевшим территориям, пришибли в азарте какого-то никчемного хомячка и благополучно спились в ближайшей корчме.

— Неправда, — надулся генерал. — Хомячок был очень даже внушительный.

Лирическое отступление & необходимое пояснение ( вынести в ремарку?.. ). Речь идет о знаменитом набеге войск Марки под предводительством того самого легендарного Хайндера на Старую Брулазию. По итогам этого набега Брулазия прекратила свое официальное существование на мировых политических картах. Эльфы, однако, наотрез отвергают мысль, что причиной тому стало гоблинское вторжение, аргументируя тем, что и битвы-то ни одной не состоялось; им, мол, вольнолюбивому народу, попросту надоело толпиться всем вместе на одном пятачке земли, и решили они разбрестись по миру в поисках лучшей доли. Так что единственное сопротивление, которое гоблины встретили в опустевших землях, им было оказано странным зверообразным монстром, подобного которому ни до, ни после никто не нашел ни в одном бестиарии. Чудище нанесло гоблинам и даже их драконам немалый урон и могло бы вовсе отразить атаку Марки, если бы Хайндер не выпустил против него чудовище собственное — десятника Дубыню, который, будучи с похмела неоправданно крут, чуду-юду победил ценой собственной жизни (монстр его сожрал и отравился). Эльфы, однако, с пеной у рта уверяют, что никакого чудовища не оставляли, и вообще это скорее всего был гоблинский же тролль, с перепою потерявший троллиный облик. Теперь уже не дознаешься. Но даже самые закоренелые критиканы склоняются к мысли, что «хомячок» был вельми изряден, ибо сожрать гроссгоба Дубыню, по свидетельству очевидцев, вместе с доспехом, фаланговым щитом, кадушкой соленых огурцов и упертой из разграбленного эльфийского дома арфой под силу было бы далеко не всякому.

Хайн набежал на ворота, вновь зарычал, нагнетая боевую мощь, и тяжело вложил с обеих лап кистенем по обугленным доскам. Гири вгрызлись в дерево ровным рядком, брызнула во все стороны щепа, один из брусьев раскололся по вертикали, предъявив темное нутро добротного мореного дерева. Хайн отступил на шажок, раскрутил оружие снова и, выгибаясь всем телом, опять жахнул в то же место. Хруст усилился, черные твердые брызги угля разлетелись по округе, частью пробарабанив по мощному рифленому панцирю гоблина и слегка поколотив спешащего на помощь Хастреда.

— Хочешь топором постучать? — предложил книжник великодушно (чего не сделаешь, лишь бы уклониться от самостоятельного участия в труде!).

— Нееее, — выдохнул Хайн, скрутился снова, и опять полетела щепа, отскочила одна из толстых железных пластин, оковывающих ворота поверху, а Хастреду на шлем посыпалась труха из подгнившего верха ворот.

— Тогда берегись, — заботливо упредил книжник и, развернувшись, сам обрушил тяжелое лезвие в поврежденное место. Топор врубился глубоко, завяз, а неугомонный северный гость уже разворачивался на новый удар… Хастред уперся в дерево ногой, повис на рукояти топора всем телом и выдрал его за миг до того, как гири вновь сшиблись с деревом, разнося его в мелкое крошево. Размахнулся и шарахнул снова, выдирая — качнул оружие, и толстый кусок бруса отщепился сам собою. Опять сочно хряпнули о дерево гири, звонко тюкнул, уходя почти по обух, топор, а со стороны наблюдателей подоспел к шапочному разбору и Зембус, храбро ощетинившись краденым кутилем.

— Все бы вам долбиться, — укорил он работников. — Я б мог короедов позвать, вот уж был бы воистину пикник, а не война. Хватит уже крушить! Можно лезвие в дыру просунуть и так нажать, чтоб засов сбросился.

— Отойди, зашибу, — миролюбиво ответил Хайн и взмахнул кистенем снова. Похоже, он получал недюжинное удовольствие от самого процесса. Друид, пожав плечами, отступил. Мешать союзникам, тем более таким бесноватым, он никогда не считал правильным.

Хастред умаялся достаточно быстро, но и дело было сделано: в воротах образовалась широченная выбоина, которую Хайн с упоением оформил в самый настоящий кратер, а последний рубеж обороны — истонченные ударами доски — проломил могучим ударом ноги, от которого по колено провалился в дыру.

— Вот теперь и засов можно скидывать, — пояснил он друиду, вытаскивая ногу обратно. — Или еще попинать! Тогда и не открывая пролезем.

— С лошадьми? — мрачно уточнил Зембус.

— Можно и еще расширить. Но лучше открыть! А по дырам пусть кроты шмыгают.

Запустил руку по плечо в пролом, пошарил там, нащупал брус засова и со всей немалой силы отжал его кверху. Генерал хотел было крикнуть, чтоб не дурил, засовные скобы сверху закрыты, но интереса ради придержал язык. А Хайн напрягся так, что разошлись на толстой ручище пластины доспеха, перекосился всем телом и пихнул раз, другой, а на третий раз вылетели штифты, что прижимали скобы, и засов наконец выскочил из креплений. Гоблин невозмутимо ухватился за створку и укатил ее далеко в сторону, открывая кавалерии путь в нутро спящего города.

— Вот же зараза какая, — восторженно поделился генерал с откровенно скучающей эльфой. — Ты мне как на духу этой своей — как ее? — Гилтониэли признайся: есть среди вас, эльфов, на такое гораздые?

— Ох, да откуда ж чему взяться, — кисло отозвалась Тайанне, нимало не впечатленная показанным фокусом. — Зато знавала я одного эльфа, который мог языком достать до своего же носа, без балды.

— Ну и что? — озадачился Панк.

— Вот именно — ну и что?

Генерал обиженно фыркнул и демонстративно отвернулся, краем глаза наблюдая, как Хайн откатывает вторую створку. За воротами обнаружился ночной город — вполне себе мирный и даже довольно-таки безжизненный, что было уж по меньшей мере неправильно, учитывая, что грохот разносимых ворот должен было долететь до самых дальних уголков! Зембус и Хастред уже взгромоздились обратно на лошадей, Кижинга так и не удосужился слезать со своей, а Хайн, распахнув ворота, вернулся к хрюкачу позвякивающей рысцой и вспрыгнул в седло, как на огромный булыжник. Генерал болезненно крякнул, прикинув, каково должно приходиться вепрю, на которого брякается такое сокровище, но кабан и глазом своим крошечным не повел, демонстрируя выносливость, крепость и пренебрежение к невзгодам, достойные истинного кохорта. Из всех зверюг, которые когда-либо доставались генералу, подобными качествами мог бы похвастаться только престарелый дракон Ашардалон. Да и то в полной мере — только после того, как благополучно помер, будучи загнан экспрессивным гоблином до последней крайности.

— Веди, генерал, — окликнул его Хастред. — Ты тут единственный, кто знает, где гном обитает. Хотя, башню я отсюда вижу…

— Там замок вокруг этой главной башни, — наставил генерал. — Врываться в него любою ценой! Ворота там поменьше, чем эти, но на моей памяти были не такие простые — а медью обшитые, чтоб ни выжечь, значит, и ни особо вырубить. Так что, возможно, придется на стены карабкаться подобно позорным зверям бибизянам. Бибизянами у нас будут шаман с грамотеем, ибо похожи — кто рожей, а кто и повадками.

— А ежели там гнома не застанем? — уточнил прагматичный Кижинга.

— Должны застать. Ночь же! Гномы ночью по улицам не шляются, им пугливо. Другого боюсь: как бы преподлейший бородач, завидя дутие в хвост, гриву и бороду разом, не бежал в страхе своим магическим методом за тридевять земель! Так вот, ежели вдруг таки упустим, всем советую начать молиться, ибо за что боролись? Я хоть и не Хайн, но когда рассержусь — ох как немало всем вокруг покажется!

И хватил доблестный генерал пятками по лошадиным бокам, а для верности прихлопнул клинком плашмя по крупу, и лошадь с коротким обиженным взвизгом рванулась в ворота.

Тих и молчалив был ночной Хундертауэр, и генерала вновь покорежило: неправильно оно было. Чем на его памяти славен был родной город, так это не смолкающим ни на минуту даже ночью (особенно ночью) гулом множества полноценных, бескомплексных гоблинов. Они таскались друг к другу в гости на бочечку пива и бутербродик с копченой свиной тушей из запасов на зиму. Они передавали друг другу последние новости (порой запоздавшие лет на пятнадцать), иногда ленясь сойтись ближе чем на пару кварталов, и не чинясь ходили лупить горлопанов, орущих через полгорода всякую ерунду. Таверны открывались почти в каждом цокольном этаже, что немало дезориентировало приезжих, привычных принимать вывеску с кружкой за редкий ориентир, и зачастую обходились без дверей: все равно что внутрь, что наружу приличные гоблины норовили влетать через окно с подачи коллектива товарищей. Ходила, конечно, ночная стража по Хундертауэру и в те, гоблинские времена, но задачи ее были крайне смутны и неясны, а основной род деятельности сводился к потасовкам между собой и битью окон.

А здесь — тишь да гладь, какой даже в хумансовой Копошилке не повстречаешь. Там время от времени верещит какой ни на есть запоздалый пешеход, улепетывая от местного философски настроенного книжника.

И только где-то далеко, через весь город, раскатываются такие родные бухающие звуки битья в ворота тараном.

Как ни интересно было поглядеть, кому еще понадобился город, в котором даже дома построены по ниточке, а заклятого пива не найти и в самой продвинутой кантине, но чувство долга вело к Башне Лорда. Сперва дело! Вряд ли гном будет обретаться там, на осажденной стороне, где есть риск получить по шапке от вторженцев. Генерал несся напрямик, буквально как угорелый, по крайней мере распаленный, закопченный и пылающий праведным гневом, конские копыта высекали искру из булыжника. Надо же, с гномьим засильем перевелись даже шутники, изымающие камни из мостовой в прихотливом порядке, зачастую призванном изобразить очевидную с крыши похабную картинку! Кони на таких художествах неминуемо ломали ноги, а вылетевший из седла беспечный ездок, проползя полквартала, попадал в одну из бесчисленных Хундертауэрских таверн и там примирялся со своей незавидной участью. Генерал и сам бы не отказался по пути подкрепиться чем-нибудь тонизирующим, и даже готов был пожертвовать для этого ногами все равно краденой лошади, но ехать до башни было совсем недалеко, и врата замка попались навстречу ему раньше, нежели хоть одна трактирная вывеска.

Как и помнилось Панку, врата замка оказались обшиты толстой, позеленелой от времени медью. Однако они — о чудо! — были открыты. Ну, приоткрыты. Правильнее всего будет сказать — закрыты не очень плотно. Между створок выглянули две физиономии, увенчанные знакомыми гладковерхими шишаками городской стражи, огляделись а надежде разглядеть источник дробного конского топота, и генерал, снова ощутив себя лихим штурмовиком, как в дни бурной молодости, выбросился с седла прямо на ворота. Отпихнутая ногами лошадь со ржанием улетела через улицу и грянулась боком в ближайший хрупкий домик-барак, а под весомой тушей генерала звонко загудела медь. Одна из створок под тяжким грузом мотнулась внутрь, хватив скрытого за ней привратника по толстому брюху. Уже падая между створками, Панк извернулся и уязвил второго стража совсем уж коварно — вбил кулак снизу ему под полу доспеха. Стражник ахнул свежеобретенным фальцетом, подскочил и отвалился в сторону, а генерал отпихнул ногой створку наружу, распахивая ворота. Закатив глаза, заметил бегущих к нему из глубины двора стражников, смекнул, что пора убираться или сражаться, но встать не успел: прямо над ним пронеслась лошадиная туша, следом — вторая, а потом донеслось грозное хрюкание, и генерал, усомнившись в прыгательных способностях вепря, решительно укатился к самому косяку. Вовремя: хрюкач пронесся впритирку, обдав спину жаром даже сквозь кольчугу, а набивший уже оскомину рев Хайна в замкнутых стенах замка прозвучал столь оглушительно, что Панк временно оглох.

Когда генерал наконец ухитрился подняться и отдышаться, ситуация во дворе замка была уже полностью под контролем. Неугомонный Хайн все еще носился по двору в тщетной надежде отыскать хоть одного супостата, однако все, кто не успел скрыться во внутренних постройках, уже лежали без движения. А остальные участники штурм-команды тоскливо рассматривали собственно Башню Лорда — монументальную постройку, подпирающую небо и излучающую несносно яркое сияние из-под самой кровли. Двери башни, уже даже не медью, а железом обшитые, устроены были в задней ее стене, чтобы с тараном было не развернуться, в них уже успели побиться все лично заинтересованные, дабы убедиться, что запоры крепки, а топорами вырубать железную оковку — только топоры портить.

— Вот и добрались, — сварливо отметила эльфийка, как раз слезающая посреди двора с лошади. — А дальше что? Давай, гений мысли, рожай идею.

— А дальше ищем Чумпа, — генерал наспех стряхнул пыль и, ухватившись за распахнутую створку, поволок ее на себя. — Наружу нам больше незачем, так что закроемся тут, создадим интим, как у вас, эльфов, говорится.

— Плакала моя репутация, — с тоской отметила Тайанне. — Кто ж потом поверит, что среди этих разбойных рож единственный правильный мужик — кейджианин, а остальные то рычат, то книги читают…

— Кто рычит? — обиделся Хайн.

— Чего тут читать?.. — с тоской добавил Хастред, обнаруживший, что свой драгоценный спеллбук оставил в лесу, на месте привала, и скорее всего больше никогда не увидит, если прикинуть, сколько сейчас в том лесу вороватых хумансов.

— А я не кейджианин! — рявкнул Зембус исступленно, и от этого его вопля кто-то наверху испуганно ойкнул, а яркий магический свет в башне мигнул раз, другой — и погас совсем.

Генерал закатил ворота, огляделся в поисках запорного бруса; поискал его справа и слева, заглянул в караулку, озадаченно потер загривок, прикинул, чем можно подпереть ворота, если засов таки не обнаружится, не придумал ничего; тоскливо пнул створку и только тут обнаружил здоровенный задвижной брус непосредственно в прилаженных на ней скобах. Хумансы, чтоб их! Вот же нет покоя их коварным умам и спорым ручонкам, все изобретают одно усовершенствование за другим… Нет бы по-простому, как спокон веков принято у гоблинов: утащить засов в дальний конец двора, спрятать в уголке, присыпать ветошью и забыть место, где спрятано!..

Запор с лязгом задвинулся, замыкая кольцо стен надежной медной заслонкой. Теперь, если даже стекутся спасатели, им придется поколотиться о ворота и стены! Перелезть не так просто — в традициях гоблинской архитектуры, хоть отдельные ученые головы и отрицают само ее существование, издавна было обустроение навесов и карнизов, выступающих наружу и затрудняющих карабкание. Выбить тоже не вдруг… Тут только генералу пришло на ум, что повезло ему нешуточно, кабы не бестолковость да любопытство стражников, сам бы до сих пор маялся под стенами, как медведь около рыбы. Однако на то и война, что должно везти! Ибо какой смысл воевать, зная, что стрелу отнесет поднявшимся ветерком, нога скользнет по сырой земле, а доспехи накануне боя продуешь в очко?.. Издревле была у гоблинов, помимо иных некультурных достижений, и собственная философская концепция Удачи, изложение которой (мог бы сообщить генералу многоумный Хастред) до сих пор повергает хумансовых софистов в мрачное оцепенение.

Хайн добрался до двери в башню и теперь тряс ее, пытаясь сдернуть с петель. Это его надолго займет, покривился генерал, припомнив, что в его детстве это было любимым развлечением городских богатырей. Поскольку занятие было безвредное, в отличие от любых альтернатив, Лорд это поощрял и даже поощрительные призы раздавал тем, кто покачнет дверь сильнее прочих. Продолжалось это до тех пор, пока местный кожемяка Фингус, на спор рвавший голыми лапами дубленую кабанью шкуру, не оторвал от двери ручку, приклепанную мифрильными штифтами. После этого дверь два дня подковыривали особым слесарным инструментом, дабы открыть, и раздосадованный этим происшествием Лорд вместо выдачи приза обозвал кожемяку дупланом, а к двери подходить без нужды настрого запретил. И даже поручил городскому магу, исторически величаемому Мастером Зазеркалья, проследить за соблюдением данного указа. Мастер, тоже гоблин, подумал немного, да и заклял дверь хитрым образом: при рывке сильнее определенного она должна была шарахнуть дернувшего по лбу. Она и шарахнула, и Лорд, прикладывая к свежей шишке холодное мокрое полотенце, повелел магу снять заклятье на <вырезано цензурой>, а заодно и самому отправляться в <цензура у нас строгая>. В итоге дверь так и осталась без ручки, так что тянуть ее на себя было невозможно в принципе, а продавливать внутрь — бессмысленно, поскольку дверная коробка рассчитана была с запасом на дварфийский гидравлический таран. Хайн, однако, таких подробностей не знал — бился плечом с завидным энтузиазмом, помял наплечник, тогда развернулся к двери спиной, уперся ногами и со всей подаренной природой мощи надавил, от натуги выпуская из шлема клубы пара. Протестующее заскрипел под ногами камень, заныло сминаемое железо панциря, даже в облике двери произошли некоторые метаморфозы, хотя к открыванию она и не приблизилась.

— Не надорвись, — заботливо посоветовал Хастред, наблюдая за усилиями товарища то ли с завистью, то ли с жалостью. — Эту дверцу, сдается мне, только изнутри и открывать.

— Вот продавлю — и открою… изнутри… — прохрипел Хайн, налегая всей массой. Сапоги его медленно вдавливали булыжник в землю, на двери все глубже отпечатывался силуэт спины, а из забрала побежали уже тонкие струйки пота. Чувствовалось, что воспитание парню дадено вернейшее: коли уж во что рогом уперся, так не сдаваться, пока рог не сточится!

Дверь, однако, стояла как истинный гоблин — насмерть. И хорошо, прочно же стояла!

— Надо через верх, — заметил Зембус, указуя на стрельчатые окна в доброй сотне футов над головой (ниже предусмотрены были только бойницы — видимо, на случай таких вот предприимчивых посетителей). — А вон, к слову, и дверца с виду попроще.

Дверца эта, однако, не внушила никому никакого доверия, ибо находилась на половине высоты башни — а добраться до нее можно было только по узенькому, едва ли в две ступни шириной, мостику, переброшенному к Башне от балкона соседнего строения. По сути, это и не мостик был вовсе, а насест маленького дракона для личных транспортных нужд Лорда, дверь же служила первому лицу Хундертауэра для посадки на эту привилегию прямо из башни. Верхняя дверь и правда не была укреплена, ибо никакому приземленному дварфу не пришло бы в голову тащить таран или хотя бы собственную тяжеловесную задницу на такую верхотуру; но даже эту дверь пришлось бы вышибать пинками, а размахнуться для душевной плюхи на тонком мостике — задачка не по увлекающемуся гоблину.

— А вот я бы попробовал, — неожиданно вызвался Кижинга, словно в ответ на общие упаднические мысли. — Это вы махаться привычны со всего плеча, а меня научили кое-чему и потоньше. Вы тут кто-нибудь следите, чтоб гном не выскочил, а остальные — давайте за мной.

И метнулся к двери в здание, с которого был перекинут мостик. Заперта оказалась и эта дверь, но она-то была простой, дощатой; орк, едва о нее грянувшись, тут же сместился в сторону, и набежавший Хастред со всего плеча шарахнул тяжеленной секирой Искателя, раскроив конструкцию на две продольных половинки.

— И этот туда же, — вздохнула эльфийка за спиной. — Экое озверение!

Паладин нырнул в темное помещение, выскочил на винтовую лестницу и устремился по ней вверх. Книжник последовал за ним, следом припустилась Тайанне, а за ней и генерал. Этот придержал Зембуса, кивнул в сторону Хайна, чтоб мол приглядел за мальцом, а то мало ли какие оказии, и пошлепал самым последним, на ходу переводя дух. Правда, мостик ему оптимизма не внушил, но и ждать, пока эти архаровцы сами, без него, прибьют гнома и только потом откроют ему нижнюю дверь, было выше его сил.

Кижинга уверенно проложил курс к искомому балкону второго этажа, по пути напугав до судорог какого-то некрупного человечка в колпаке.

— Сидеть, — буркнул орк, выскочил на балкон, не останавливаясь вспрыгнул на мостик и, балансируя копьем, двинулся к виднеющейся вдалеке двери. Равновесие было первым, чему его научил харский рыцарь, а боязни высоты, как и всякой другой, паладину испытывать не полагалось по долгу службы. А постройка, хоть и узкая, но рассчитанная на немалый драконий вес, под ногами орка даже не дрогнула.

— Служба дезинфекции, — пояснил человечку появившийся следом Хастред. — Выводим крыс, мышей, тараканов, стражников и гномов. На что жалуетесь?

— На умников! — рявкнула ему в спину эльфийка и от души его пихнула. — Ишь, встал на дороге! Твое счастье — я не гзур.

Явившийся последним генерал окинул комнату цепким взглядом квалифицированного погромщика, наподдал ногой по торчащему из-под кровати посудному боку с круглой ручкой, углядел на тумбочке при кровати бутыль и жадно за нее схватился. Хуманс шмыгнул в дальний угол, где и застыл. Сопротивления оказывать он и не помышлял, так что книжник с эльфой на него перестали обращать внимание, вывалившись на балкон, а через несколько секунд присоединился к ним и генерал с трофеем.

— Молоко, — сообщил он кривясь. — Никакого уважения, честное слово. Раз уж нас ждали, могли бы пивных мин-ловушек понаставить.

Кижинга легко добрался до двери в башню и для начала подергал позеленевшую от времени медную ручку. Дверь не поддалась, однако прочность ее оставляла желать лучшего; ее вообще держали закрытой исключительно чтобы по башне не гуляли ненужные сквозняки. Так что орк перевел дух, сделал шажок назад, выходя на удобную дистанцию, и с яростным выдохом шарахнул в дверь сапогом.

— Щас нырнет, — предрек генерал и от огорчения даже молока глотнул. — Ты, умник, чур идешь следующий. И размахивайся не чинясь, поширше. Ты мне давно уже плешь проел своим малолизаторством.

— Морализаторством?

— Во-во, и эльфу с собой возьми, а Хайн, на что хошь спорю, ни одного эльфийского слова не выучит, даже если очень понадобится.

— Коней на переправе не меняют, — оскорбленно всхрапнул Хастред.

— Так то коней. Конь — зверюга правильная, здоровенная и бестолковая. А где ты видел грамотного коня?

Орк не сумел выбить дверь с первого удара, но и сам, вопреки генеральскому прогнозу, падать не собирался. Рогмор немало времени уделял упражнениям на подвешенном бревне, и свалиться сейчас от собственного движения со вполне устойчивого мостика было бы чистым попранием его памяти. Кижинга развернулся вокруг себя, усиляя замах, и выбросил пятку почти чисто назад, целясь чуть выше ручки. Каблук врезался в старое дерево, с хрустом его проломил и снес дверь с петель, уронив в глубину башни. Из нутра строения пахнуло сухим и горячим воздухом — эльфийка даже на балконе закашлялась, почуяв такое знакомое веяние свежесотворенной магии.

— Вуаля, — непонятно объявил паладин, перехватил копье поудобнее, чтобы не цеплялось в узких переходах башни за стены, и двинулся внутрь. — Эй, я вниз, открою тамошнюю дверь, а вы уж сами ищите своего гнома. Генерал, смотри не грохнись, тут высоко, костей своих старых не соберешь!

— Как обозвал?! — взъярился генерал. — Да этот старый пень, эээ, в смысле дуб тебя еще желудями закидает! А ну, брысь, детишки!

Вспрыгнул на мостик и бегом припустился через него.

Башня приближалась стремительно, однако и сердце бухало как таран. Высоты генерал давно отбоялся — иначе как бы летал на драконах? Они ж, заразы чешуястые, не могут без выкрутасов, им непременно надо в полете заложить крутой кульбит, мертвую петлю или еще какой каверзный приемчик, от которого с голов сыплются непривязанные шлемы, да и сам экипаж не всегда удерживается… Привык, чего там, даже удовольствие находил в парении выше туч. Но вот пройтись по прямой, да еще по узкой — это воистину задачка не про гоблина и уж тем более не про героя, чей путь от веку лежит в обход! Генерал даже с тараном на ворота ухитрялся набегать по синусоиде. Тут же, шагнувши в сторону — не соберешь костей! Так что пошел на крайнюю меру — вообразил себе в конце маршрута Тиффиуса, и сам не успел опомниться как добрался до башни, влетел, вместо гнома врезался в не успевшего далеко уйти орка…

— Только не желудями! — квакнул тот жалобно и грохочущей железной статуей укатился вниз по лестнице.

— Знай наших! — выдохнул ему вдогонку генерал. В боку у него кололо сильнее обычного и перед глазами начинали плыть радужные пятна, однако и дело близилось к успешному разрешению, так что он сурово взял себя в руки, встряхнулся, выволок из-за плеча меч и смерил взглядом лестницу наверх. Крутовата, на такой, пожалуй, не вдруг и остановишься, если вдруг споткнешься! Вот и орк в подтверждение этой сентенции прогрохотал до самого низа башни. И если в начале своего путешествия материться начал на Всеобщем, то к концу его исчерпал даже исключительно богатый в этой части орочий диалект (длинна оказалась лестница, а зацепиться не за что).

— Может, уж лучше пусть гном будет?.. — тихонько предложил Хастред эльфийке. — Страшно ж подумать, мы своими руками сюда притащили это чудовище!

— Раньше думать надо было, — огрызнулась Тайанне. — Гном, думаю, уже давно смылся за тридевять земель. Пока его найдешь, пока вернешь, пока в правах восстановишь… Второго такого приключения, под предводительством гнома, моя психика уж точно не вынесет.

— Раньше думать — повода не было. Голова, что бы генерал ни говорил, не казенная. Ну, я пошел, не поминай личем.

Книжник взгромоздился на мостик и осторожно почапал в сторону башни. Вот он-то как раз высоты боялся, хотя признаваться в этом не любил даже себе самому. Гоблины — народ по определению верхолазный, не отдавать же завоевания десятков поколений предков! И так уже чтением попрекает каждый, кому не лень. А если Чумп, не приведи Занги, проболтается о страсти к стихосложению, вовсе жизни не будет.

Колени подрагивали, шершавые подошвы противно шмурыгали по камню. И как только ухитрились слепить короткие глыбки в бесконечно длинный брус без единой подпорки?.. От одной этой рассудительной мысли мостик, казалось, утратил изрядную толику прочности, а книжник остро пожалел, что не урвал от природы летунговых кожистых крыл. Из мысли о крыльях понятным порядком вытекла мысль о даруемых ими перспективах, как например — возможности взмыть к тем самым окнам, что над головой. А оттуда — также закономерная мысль о падении с верхотуры, из-под самого шпиля, да на булыжник, а то, еще занятнее, на любопытную башку Хайна… Богатая фантазия мигом слепила картинку со свистом в ушах и чавкающим шлепком там, внизу, замутило, в глазах потемнело, и опора таки ушла из-под ног. По счастью, пугаются гоблины вообще туговато, ибо до них медленно доходит, и к тому моменту, как Хастред осознал неминуемость своего падения, мостик давно уже кончился. Потому и опора пропала, что начался спуск по лестнице, и гоблин двинулся по проложенному чернокожим первопроходцем маршруту, энергично кувыркаясь, отбивая о ступени локти, спину, копчик и затылок и стараясь не посрамить гоблинскую честь бедностью бранного лексикона.

— Идиот, — печально вздохнула эльфийка и, в свою очередь непринужденно вспорхнув на мостик, проследовала по нему как по проспекту, тем более что при своем теловычитании могла бы по этому мостику не то что ходить, а прямо-таки танцевать. — Да и мне нужно лечиться. Нигилизм нигилизмом, но в другой раз пойду в гномы. Бороду бы вот только… Ага, вот такую.

Существо, как раз осторожно высунувшееся из потайной дверцы, окинуло бормочущую эльфу долгим испуганным взглядом, задержавшимся на посохе, и огладило окладистую пегую бороду. Ростом оно было едва ли по грудь Тайанне, правда, заметно массивнее во всех прочих измерениях — впрочем, иное было бы уж совсем удивительно. Одет гном был словно бы на выход: в элегантный дорожный костюм с обилием дорогих пряжек и кожаные туфли, а на боку придерживал пухлую сумочку, весьма напоминающую собственный эльфин хаверсак.

— Прощения прошу, почтенная и прекрасная дама, — вкрадчиво пропел долгожданный магистр Тиффиус хорошо поставленным голосом. — Мне было послышались отдаленные шумы безобразий, и я, как пристало рачительному хозяину…

— Это кстати, мэтр хозяин! — перебила эльфийка радостно. — Ибо в рачительную позу вас сейчас начнут приспосабливать, за все, так сказать, разумное, доброе и содеянное. Генерал!!!

— Генерал, простите, не Панк ли? — опечалился Тиффиус не на шутку.

— Он самый, — злорадно призналась эльфийка. — ГЕНЕРАЛ!!! ТУТ ОН, ГНОМ ТВОЙ!!!

— Сука! — пискнул гном, стремительно меняясь в лице.

— Козел! — не осталась в долгу эльфийка, а еще подняла посох и, не рискуя выдавливать из него неподатливую магию, азартно съездила гнома по увенчанной бархатной шапочкой макушке. Магистр несолидно ойкнул, но, будучи примерно в одной весовой категории с противницей, решился на ответный ход: бросился вперед и отчаянно пихнул эльфийку в то место, где у существ нормальной комплекции обыкновенно находится живот. Тайанне не устояла на ногах и отлетела далеко назад, а далеко сзади у нее как раз был мостик. На него она и шлепнулась всем реверсом, тут только осмелилась жалобно вспискнуть, осознав над собой испещренное звездами небо, а по обе стороны — пропасть, пусть не совсем бездонную, но от этого ни разу не привлекательную. К тому же внизу опять знакомо заревел Хайн, со свистом вспорол воздух его кистень, и эльфийке расхотелось туда уже окончательно. Ладно еще смешной гуманитарный гоблин или сам генерал, мудрый спинным (хотя, очевидно, на деле расположенным гораздо ниже) мозгом, но этот дикий одним своим рыком ухитрился оправдать всю вековечную эльфийскую ненависть к гоблинам.

Приподняв голову, Тайанне убедилась, что гном исчез — видимо, в той же самой потайной дверце, из которой вылез, иначе пришлось бы заподозрить за ним способности к развитию совершенно ненормальной скорости. Не мешало бы за ним броситься, настичь и отделать под орех, чем наверняка озаботился бы на месте эльфийки любой натуральный гоблин… Но, Стремгод их разрази, пусть эти натуральные и озаботятся! Тем более что их концентрация на единицу башенной площади и так уже превышает все мыслимые нормы. А пока эти апологеты гоблинизма будут увлечены ловлей гнома, она, Тайанне, может себе позволить немножко побыть слабой женщиной!

— Мамааааа! — протяжно и слабенько воззвала эльфийка в звездное небо. — Забери меня отсюдааааа!

К папе взывать поостереглась. Этот шуток не разумеет, чего доброго правда явится и заберет, еще и всю концессию обломает, размечет гоблинов, спасет гнома, да и самой дочурке может устроить прилюдную выволочку за яхту, нонконформизм и попрание традиций… Вот конфуз выйдет! А мама — существо в высшей степени спокойное, в обморок падает от одного слова «гоблин», к ней взывай не взывай, а опасаться нечего.

Пожаловалась — и отлегло от сердца, болезненно сжавшийся желудок вернул себе прежний размер, а лежать на надежном прочном камне оказалось не так уж и страшно, если учесть, что на этот мостик рядом можно уложить еще одну такую же худосочную эльфу.

Вот и поглядим, что будет.

Генерала эльфийский вопль застал запыхавшимся, но преисполненным боевого духа. Он как раз добрался до роскошной, красного дерева двери, украшенной серебряными чеканными вензелями. Лорд бы никогда не позарился на такое безделье! Тем более запираемое не на засов, а на хитроумный врезной замок — в этом Панк убедился, могучим рывком сдернув дверь с петель.

— Генерал!!! — прилетело снизу.

— Ну чего тебе, дурила, — буркнул под нос генерал. — Небось обхамить хочешь?

Отставил дверь к стене и проник в помещение, оказавшееся за ней. Оказалось оно тем самым роскошным кабинетом, выходящим окнами сразу на все стороны. В гоблинскую эпоху Лорд собирал здесь советы из выдающихся городских личностей, и все они, числом в лучшие времена до двух десятков, комфортно тут размещались. Даже подраться ухитрялись, а народ внизу делал ставки, из какого окна вылетит первый досоветовавшийся. На этой почве один предприимчивый деятель попытался даже организовать тотализатор, но был жестоко бит при попытке подтасовать результаты. Так вот, Тиффиус занимал этот кабинет один. Посреди круглого стола на фигурной подставке располагался магический шар-светильник, ныне потушенный, а у прихотливо расставленных по кабинету тяжелых кресел имелись особые подставочки для коротких гномьих ног.

— Тут-то я тебя и прихвачу, борода, — пообещал генерал в сумрак и вдвинулся в зал, но на самом пороге его настиг второй, более содержательный залп эльфийского красноречия:

— ГЕНЕРАЛ!!! ТУТ ОН, ГНОМ ТВОЙ!!!

— Вот не везет так не везет, — судорожно вздохнул Панк, не глядя вбросил меч в ножны за плечом, чтобы не напороться, случись вдруг оступиться на крутой лестнице, и бросился вниз, перебирая ногами с такой скоростью, что скоро запутался в порядке их перестановки. Дальше сыпался уже беспорядочно, удерживаясь стоймя исключительно за счет шкрябания рукавами кольчуги по узким лестничным стенам. У распахнутой двери задержался, выглянул и насладился видом на эльфийку, которая как раз улеглась покомфортнее, возложив ногу на ногу, а под голову пристроив руку.

— Где гном? — выдохнул генерал, переводя дух.

— Рядом с тобой скрытая дверца, — просветила Тайанне. — Генерал, будь другом, помоги подняться?

— А вроде хорошо лежишь, — подивился Панк.

— Стараюсь. Поневоле начнешь устраиваться, если встать боишься!

Генерал недоуменно двинул плечами, шагнул на мостик, нагнулся, протянув руку к ногам эльфийки, да так и замер с восторженной ухмылкой на морде.

— Ну ты глянь на этого красавца!

— Видеть этого красавца не могу! Вытащи меня!

— Да нет, ты глянь, глянь!

Гоблин цапнул Тайанне за лодыжку, вздернул в воздух вниз головой и свесил в сторону от мостика, дабы явить восхитившую его картину. Центром ее оказался, как и следовало ожидать, Хайн, гоняющий по двору личную охрану Тиффиуса — тех самых молодчиков, которые только и спасли гнома во время предыдущего генеральского визита. Чернобронный горец даже на их фоне выделялся габаритами, а главное — демонстрировал редкое владение легендарным акрокампфом: ходил промеж противников колесом, закладывал рискованные пируэты, на какие не всякий гимнаст решился бы и без двухпудового доспеха, отскакивал как мячик от стен и, вообще, развлекался от души. Основной же урон наносил малозаметный Зембус, коварной змеей перетекающий от одного к другому и ловко язвящий их в спины.

— Благодарю, я нагляделась! — панически пропищала эльфийка, чувствуя, как голова стремительно наливается кровью, а желудок начинает путешествие к горлу. — Втяни меня уже, если можно!

И демонстративно закатила глазки.

— А чего ж нельзя, — генерал с неудовольствием вернулся в башню, качнул Тайанне, как часовой маятник, поймал за шкирку и практически деликатно поставил на ноги. — Ну, как тебе настоящий, непорченый гоблин? Я еще из тебя такого сделаю!

— Свят-свят! — ахнула эльфийка в неподдельном ужасе. — Генерал, а генерал! Я с одного взгляда на твою морду поняла: она — самая тупая, самая гнусная, самая отврати…

— А еще я туда ем, — нетерпеливо перебил Панк. — Где дверь?

— Да вот же!

— Не вижу…

— И я не вижу, ну и что? Сказано — вот здесь была, отсюда гном высовывался.

Генерал озадаченно поскреб макушку, стукнул на пробу в стену в одном месте, в другом, в третьем. Расплылся в ухмылке: нащупал пустоту! Развернулся и шарахнул кулаком со всего плеча, как не стучал уже давненько, даже плечо вывихнул от усердия. Брызнула крошка того, что казалось камнем только на первый взгляд, а на деле проявилось странной легкой и хрупкой ноздреватой массой, которой была залита и подогнана под окружающий интерьер потайная дверца. Саму дверь, сколоченную из тонких планочек, кулак проломил насквозь, рука провалилась в дыру по локоть.

— Не успел захватить, а уже все сломал, — посетовала эльфийка.

— Во-первых, еще не все, — генерал пропихнул руку поглубже и повращал ею. — Нету! Вот проворный жук! Во-вторых, захватить, почитай, успел. В кабинете, там, наверху, уже бывал, будь там флаг — свалил бы его, ногами истоптал и нагадил бы, сталбыть, Башня уже наша по всем военным правилам. Ну и — чего там, говоришь, после во-вторых бывает? — не каркай под руку, женщина!

Ухватился за пробитую дверь, напрягся, потянул — и с треском ее оторвал, открыв еще одну узенькую винтовую лестницу, скрытую непосредственно в толстой стене башни.

— Ничего себе новости! — обескураженно обронил генерал, глядючи на это безобразие. — Никогда бы не подумал, что у нас такое делается! Наверное, гномы сами прогрызли, уже опосля.

— Глаза разуй, обалдуй здоровый! Какие гномы такой монолит прогрызут? Это все при закладке делалось. Хотя и непонятно, каким образом увальни вроде тебя протискиваются по таким переходикам…

Генерал сунулся в стену и с досадой обнаружил, что двигаться по потайной лесенке способен разве что бочком, царапая пузо и спину, а местами даже и щеки, и рано или поздно неизбежно застрянет в каменной ловушке на всю жизнь. Или хотя бы пока не похудеет. Или, наоборот, пока не потолстеет настолько, что продавит стену отросшим пузом — хотя на это надеяться особо не приходится.

— Ты туда, — нашелся он, выдернулся из потайного хода и, ухватив за узкие плечики, водворил туда эльфийку.

— Вот уж два хрена тебе! — решительно возразила Тайанне. — Я с ним уже сразилась, сам же видел — чуть не пала смертью храбрых!

— Этот шанс тебе еще представится, — утешил генерал. — Не ной, рыжая! Видел я тебя в деле, тебе таких гномов снопами класть. Да ты, главное, найди мне его и покричи, чтоб я знал, в каком месте стену проламывать.

— Вот не вздумай мне стену дробить! — ахнула эльфийка. — Крушила проклятый, да ты ж и меня пришибешь, а сам на поминках даже фамилию не выговоришь!

— Фамилию твою я никогда не выговорю, даже если за это наливать будут. Бегом!

— Хам!.. — донеслось уже из глубины лестницы, куда генерал отправил несговорчивую эльфийку мощным отеческим толчком.

— Ну и хам, — согласился генерал вдогонку. — Как говорится у хумансов — ну трус, ну сволочь, зато живой :) .

А сам выглянул еще раз, на посошок, наружу. Хайн прекратил свои маневры, ибо у него кончились зрители — валялись безжизненными тушами тут и там. Внизу сочно брякало и звякало, ругались и снаружи и внутри башни. Похоже, горный верзила так старательно давил на дверь, что покорежил засов, и теперь орк с книжником не могут его отпереть!

— Эх же! — возрадовался генерал от всей своей милитаристской души. — Ну, Занги, ну, уважил на старости лет! С меня жертва, напомни при случае. Кстати, ты как, гномом примешь или придется искать посущественнее?

Занги не откликнулся — то ли был согласен на гнома, то ли не расслышал вопроса, то ли вконец зазнался и общаться с народом напрямую посчитал для себя зазорным.

— Тогда лопай что дают, — уязвленно завершил разговор генерал и устремился вниз, стараясь не топать очень уж громко и прислушиваться к творящемуся в толще стены. Не повезло и тут: то ли стена надежно поглощала звуки, то ли звуков в ней просто не издавали, но никаких признаков обретающегося в ней гнома не проявлялось.

На бегу генерал то и дело встречал по правую руку двери в устроенные в центральном стержне башни комнатки; во избежание досадных упущений в каждую из них он как следует вкладывался плечом и продавливал внутрь. По сути, двери эти, как и почти все двери в мире, открывались наружу, и достаточно было потянуть за ручку, чтобы убедиться, что комната пуста; но открывание двери на себя решительно не вписывалось в амплитуду генеральских движений из стороны в сторону, так что он добросовестно пользовался плечом. Комнатки были обставлены и оборудованы под какие-то научные изыскания — это генерал определил по тому, как разболелась его голова при виде кульмана в первом помещении. На дальнейшей дистанции боль неуклонно усиливалась, а уж когда на глаза попалась доска, испещренная сложными формулами, Панк окончательно осознал, что иногда гильотина может считаться благом.

Так и доковылял до самого низу, где Кижинга остервенело колотил бронированным кулаком по засову на входной двери, и правда изогнутому усилиями Хайна в чудовищное подобие гармошки, а Хастред сдирал многочисленные печати с облепленного ими люка в полу. Люк этот генерал помнил — он и в эпоху его юности был наглухо опечатан, тогда еще личными печатями Лорда. Ныне эти печати исчезли, вместо них появились массивные сургучные блямбы с оттисками с изображением бородатой головы в капюшоне — печать Ордена Гулга.

— Все никак? — просипел генерал, тяжко приваливаясь к стене левым плечом (правое гудело после близкого знакомства с рядом добротных дверей). — Эх, молодежь, ни шиша не умеете! Ни дверь открыть, ни гнома поймать…

— Да ты сам глянь, что твой бугай с засовом сотворил! — обиделся Кижинга.

— Ладно, убедил. Кое на что способны. Засовы портить умеете… А ну, брысь!

Качнулся и врезал ногой точно в засов, потом еще и еще. Продолжал, пока не захрустело еще и колено, тогда глянул на результат усилий. Стальная пластина несколько разгладилась, и паладин, кляня себя за недогадливость, без особых усилий ее сдвинул в сторону, отпирая дверь в башню. Подналег плечом — и тяжеленная дверь со скрипом выдавилась наружу, едва не отоварив по шлему изнывающего на приступке Хайндера-младшего.

— Покажите гнома! — востребовал тот сразу и сунулся над плечом орка, стукнувшись куполом шлема о косяк. — Никогда не видел! Морт уж столько сказок рассказал — мол, ростом мал, да бородат, да носат, да препротивен!

— Ловим, — деликатно пропыхтел Хастред. — Генерал, что там вообще, под крышкой этой? Может, не сдирать ее в целях безопасности?

— Давай-давай, ломай, не ленись. Я сейчас!

Чуть выше по лестнице раздался шурхающий звук, и генерал взлетел по ней, разминая на ходу кулаки. Почти сразу же заметил открывающуюся дверцу в стене, налетел, выскочил к проему, занося пудовый кулак…

— Да чтоб ты сдох, зелепушный маньяк! — захныкала эльфийка, отпихивая его посохом. — Все, тупик! Дальше заперто! Сам ломись, толстый штрудель!

И выдралась мимо Панка на лестницу, откашливаясь и отплевываясь от обильной пыли, которой собрала не один фунт, пробираясь по давно не используемому потайному ходу. Собственно, понизу стенки лестницы тщательно обтер своей мясистой сущностью гном, но и того, что оставалось выше его головы, хватило, чтобы перекрасить огненную шевелюру Тайанне в серые мышастые тона. Бодрости духа принудительная косметика эльфийке не прибавила. К тому же изгваздалась она, как выяснилось, совершенно зазря: в конце маршрута ее встретила глухая металлическая переборка, не дверь даже, но целая стенка, видимо, для того и предусмотренная, чтобы захлопываться перед носом погони. Стук в переборку не дал ничего. Генерал, пожалуй, и вынес бы ее — на то и офицер! — но в способности его хотя бы дышать в тисках потайной лестницы впору было усомниться. Видимо, те гоблины, в расчете на которых прокладывался потайной ход, были помельче — не только званиями, но и размерами.

— А штрудель-то почему?.. — растерянно протянул вдогонку генерал.

— Очень я не люблю всякую выпечку!

— А я люблю. В другой раз кексом обзови! С изюмом.

Генерал предпринял еще одну героическую попытку протиснуться в потайной ход, но не успел и на два шага сдвинуться по лестнице, как осознал, что беззаветная любовь к выпечке не всегда проходит бесследно. Впрочем, все равно — лестница круто ведет под уклон, а путь вниз как раз прокладывает команда. Вывернулся, ободрав кольчугу, из цепких объятий стены, чуть не оставил в ловушке зацепившийся ножнами меч. А ну как гном порхнет обратно? — мелькнула тревожная мысль. Ему удобно, при всех своих толщинах он в потайной ход как раз втискивается, вот гоняйся за ним по всей башне, гадая, в каком месте ему придет в голову воспользоваться очередной дверцей! К счастью, на то, чтобы смешивать вражьи планы, гоблинской смекалки всегда хватало с избытком: генерал ухватился за распахнутую дверцу, с кряхтением ее отломал и, пропихнув в зияющее отверстие в стене, зашвырнул насколько хватило замаха вниз по лестничной спирали. Дверь прогрохотала по ступеням и затихла где-то на уровне башенного цоколя. Теперь, ежели гному восхочется это препятствие миновать, не избежать треска и заминки!

Ковыляя, спустился обратно. Хайн как раз выкорчевывал люк — тяжеленную круглую крышку, обитую по периметру железными полосами, и теперь прикидывал ее на руке на роль щита. Или вовсе прикидывал прихватить с собой в родные края? Генерал помнил, как лет двадцать пять тому его занесло в суровые северные края, и он с изумлением обнаружил, что тамошние гоблины обретаются исключительно в пещерах. Когда-то давно возведенные клановые замки стерла с заснеженного лица земли еще древняя Большая Война дримландских народов против колдуна Айс-Эйса, а отстроить их заново руки так и не дошли. Вот местные неприхотливые гоблины и приспособили под свое жилье старые, выработанные штреки в Железных Горах; для перегораживания узких тоннелей, соединяющих пещеры с внешним миром и друг с другом, облюбованный Хайном диск подошел бы как нельзя лучше.

Эх, времена были!.. Генерал прижмурил глаза, позволив себе, пока суть да дело, ускользнуть по удивительно широко распахнутой дороге памяти в прошлое. Мужчина он в ту пору был уже представительный, но все еще по-молодому горячий, стати тамошних гоблинок с полувзгляда определял даже под толстым слоем намотанных шкур, да и они не обделяли гостя вниманием! Местные мужики быстро пришли в негодование… Эх, было! И утоптанный круг в снегу, и ревущий так, что куда там морскому чудищу Левиафану, гигант, на первый взгляд укутанный в косматую звериную шкуру, а на взгляд второй, более пристальный, оказавшийся по пояс голым. Наверное, не без примеси медвежьей крови тот народ! Сейчас бы не выдержать генералу той драчки… Никогда он не был слабачком, но против тех громил впору Вово выставлять, и желательно с оглоблей. От первого же удара вскользь по уху в глазах поплыло, память отшибло надолго, и когда очнулся — уже в уютной пещере, при свете коптящих факелов и оспариваемой бабе — поверить не мог, что одолел таки ту глыбу ярости. Всем племенем, принося гостинцы, уверяли, что сам заревел ничуть не хуже и отметелил великана так, что уносить того из круга пришлось ввосьмером. На столько, видимо, частей он рассыпался. Так и не поверил, пока сам ходить не начал. А когда начал и доковылял до логова былого противника, то не поверил еще пуще. Невозможно было такое сотворить голыми кулаками с этим ходячим (тогда еще) кошмаром! Наверное, прилетала эскадрилья штурмеров под магическим прикрытием. А иначе впору начинать собственной тени пугаться…

Но за ту женщину — стоило…

Какая была фемина, эх! Уж на что генерал подвизался больше по части драконов, а баб всю жизнь почитал деталью городского ансамбля, швыряющей в воздух чепчики при его виде; но тут бежать враз стало некуда. Тут тебе и аккуратные, до блеска отполированные известью клыки, и мышцы на зависть любому атлету, но тут же весь набор эксклюзивного женского обаяния, да такой, что челюсть сама до груди отвисает, голова пускается в путь по низкой орбите, а руки сами тянутся…

— …ты, крендель с сушеным виноградом! Очнись, олух! Ты — врежь ему в тыкву!

— Да вот еще! Это ж целый генерал!

— Что, в штаны навалил?

— Нет, но вот-вот навалю, если он лыбиться не перестанет…

Прекрасный образ распался клочьями тумана на грубых скалах косного мира. Генерал разочарованно ухнул, обнаружив на месте гения чистой красоты сразу две встревоженных физиономии — пыльную эльфину и взмокшую Хастредову.

— А я ничего, — буркнул генерал, упреждая язвительные расспросы. — Уж задуматься нельзя!

— Можно задуматься, — отрезала Тайанне. — Но тебе-то о чем?

— О вечном. Открыли? Дайте я туда…

Панк протолкнулся между сочувствующими. Эльфа пискнула, будучи сдвинута к стенке, генералу пришлось даже излавливать ее, дабы не врезалась со всего маху. Эх, а тоже ведь себя женщиной считает! Вот ту, настоящую женщину, без ее на то согласия с места было не сдвинуть, горящую избу на скаку остановит, да и разве под силу чахлой рыжей стервозе родить такого вот Хайна, с его ростом, силой, рыком, доспехом и хрюкачом? Нет уж, такими пускай эстеты вроде того грамотея увлекаются.

Вскрытый погреб зиял отверстой раной, но сыростью из него не несло. Хотя, генерал знал по опыту, в здешних краях земля за зиму промерзает на сотни футов, потом, к лету, понемногу оттаивает и начинает заливать внутренние полости высвобожденными водами. В свое время гоблины научились заговаривать стенки погребов на влагоустойчивость, но сомнительно, что гномы нашли бы умельца подновлять наговор. Особенно в городе, где даже пиво, имеющее для всякого гоблина несомненное преимущество перед всякими стенками, заклясть некому.

А еще в подвале что-то шурхнуло, и генерал рванулся в темноту, презрев логичную, в общем-то, мысль о могущих обретаться там крысах или иных прозаических причинах шума.

Лестница, в кои-то веки, оказалась прямолинейной, и генерал сбежал по ней, не сбавляя скорости, до самого низу. В подвале и правда сыростью даже не пахло, более того — пахнуть и не могло, ибо стены его оказались плотно выложены большими ровными плитами того же камня, какой пошел на обустройство и надземной части замка. Видать, обустраивали еще при возведении города, да еще с какой тщательностью! У стеночки покачивалась на петлях малозаметная дверца, видимо от того самого потайного хода, а паническое шлепание ног доносилось из уходящего далеко в темноту коридора.

— Стой, гном! — взревел генерал. — Догоню — хуже будет!

— Да неужели? — с иронией отчаяния выдохнула темнота, и Панк бросился на голос. Но везение окончилось: тяжело хлопнуло, залязгало, заскрежетало, и в конце маршрута генерал повстречался с точно такой дверью, какая до недавнего времени запирала вход в башню. Дверь оказалась рада — загудела так, что генерала от нее отшвырнуло чуть ли не через весь коридор.

— Ах ты гаденыш! — взвыл гоблин в непритворной ярости. — А ну, выходи на честный бой! Где это видано — по комнатам от смерти прятаться!

— Эх, генерал, от смерти порой прячутся и в менее комфортных помещениях, — просветил Хастред, появившийся на лестнице следом за начальством с топором наизготовку. — Что, утек гном? Так, честно говоря, и думал. С нашим везением только картошку копать, да и та, чего доброго, успеет на пальму перебраться.

— Ты туда! — генерал ткнул в соседний коридор (а всего их из подвала расходилось ровно четыре штуки, по одному в каждую сторону — один другого мрачнее и, что немаловажно, все не в нужную сторону). — Проверь, что там дальше! Нам никак нельзя гнома упустить, помяни мое слово! Следующий кто там? В другую сторону!

— Не дождешься, фельдмаршал! Я и так сегодня переработала.

— Теперь-то понимаешь, за что вас, эльфов, не любят во всем мире? Сбоите при каждом неудобном случае!

— Гм. Вообще-то, нас как раз любят во всем мире. А не любят вас, зеленошкурых, потому что вы вообще сволочи и бедных гномов лупите.

— Завидуют, — пояснил Зембус, отстраняя эльфийку с пути. — Кому же не хочется самому отлупить гнома! Куда, говоришь, сходить? Туда вроде ни к чему, там — отсюда чую — завал. А если в ту сторону, то…

За спиной генерала лязгнула закрытая гномом дверь, и Панк одним рывком к ней снова подобрался.

— Что, совесть заела или забоялся в темноте? Открывай, вражина!

Лязгание прекратилось.

— Если подумать, — донеслось из-за двери рассудительно, — То звучит это неприятно.

— Открывай, щучий сын!

— А это еще хуже. Вот не открою!

Генерал в ярости съездил кулаком по железу, облегающему деревянную основу двери, отбил руку. За плечом злорадно хихикнула эльфийка, но на нее размениваться генерал был уже не в состоянии: налитыми кровью глазами буравил темноту, прикидывая, не удастся ли пинком по рукояти загнать между досками меч или хотя бы кинжал.

— Ты, вообще, кто такой, чтоб распоряжаться? — уточнили из-за двери.

— Можно я? — эльфийка откровенно потешалась. — У него ужасная железная рубашка и большущий меч… Мускулы быка, характер кактуса и мозги вермишели… Ба, да это же сам генерал Панк!

— Еще у меня терпение мыльного пузыря! — рявкнул генерал свирепо, прикидывая, удастся ли проломить дверь эльфиной головой.

— И слух наковальни, — закончила Тайанне, протянула поверх генеральского плеча свою тоненькую лапку и звонко постучала костяшками пальцев по железу. — Открывай уже, или гном сбежит, и это будет на твоей совести.

— Как же я это выдержу? — хладнокровно озадачился собеседник. — Не слишком ли тяжкий груз для такой иллюзорной опоры? Ладно, уболтала, языкастая.

Щелкнул один запор, другой. Генерал ухватился было за рукоять меча, но эльфийка сердито хлопнула его по руке и, ткнув перстом в висок, энергично повращала. Генерал не понял, что это должно значить, но меч послушно выпустил. В конце концов, нету в природе такой птицы, которую разъяренный гоблин не рискнет взять в кулачки!

— А ты, анарал, реши наконец — ты город освобождаешь или гнома ловишь, — потребовал Чумп, скидывая с двери последний запор и предусмотрительно отступая в сторонку, так что генеральский кулак, увесистой шаровой молнией шмыгнувший между косяком и ребром приоткрывшейся двери, просвистел мимо, чуток разминувшись с его торсом. — Ага, я тоже рад тебя видеть. Просто ежели гнома, то это иначе надо было подходить к вопросу. На живца, монеток порассыпать, и из-за угла коварно…

— Ты где был?! — проревел генерал совсем уж оглушительно — самому уши заложило, а Чумп вовсе присел, сжимая голову руками. — Почему только щас нашелся?!

Ущельник независимо двинул плечами, выразительно потряс полой безрукавки, дабы явить генералу на глаза обросшую ломкой корочкой засохшей крови прореху. Панк только плечами передернул — самому случалось и не такое хлипкое порвать, в детстве через заборы лазая. Если же имеется в виду пострадательность на посту, так на то и голова на плечах, чтоб не подставляться, и руки из тех же самых плеч, чтобы отмахиваться. А спекулировать, в числе прочего, своими проблемами — гномий удел!

— Что мне было там с вами делать? Я ж еще когда сказал: не воин я. Морды вы сами бейте, а как надоест фигней маяться, так подгребайте, будем дело делать. Вы ж, надеюсь, не сомневаетесь, что работа только начинается?

— Вово куда дел?! Ежели ты, пакостная рожа, мне мальца потерял или хоть слегонца повредиться ему позволил…

Чумп всхрапнул от избытка чувств и душевно обнял генерала — тот в изумлении даже не воспротивился.

— Вот уж воистину — отец солдатам, гроза вредителям, душа нараспашку и — как ты там сказала? — мозги вермишели. Ну что, скажи на милость, в этой подземле сделается с Вово?

— В этом подземелье, — поправила эльфийка механически.

— В этом подземелье в частности и в этой подземле вообще. Мы сюда вышли, — ущельник махнул рукой в сторону аккуратно высаженной каменной плиты, — я дверь увидел и сразу ее открывать бросился, пока анарал башку об нее не расшиб, а Вово вроде и тут же был… но как-то сразу быть перестал. Найдется!

— Цепь.

— А?

— Цепь отдай.

— Вроде здоровый мужик, а о побрякушках заботишься, как салонная модница, — укорил Чумп, нехотя извлек откуда-то (вроде и рукавов нет — где прятал?..) золотую генеральскую цепь и с тоской во взгляде вернул владельцу. — Слушай, оба же знаем, что в конце концов сопру, долго еще ломаться будешь?

— Я все надеюсь, что тебя прибьют раньше.

— Ххе! — Чумп похлопал по боку, еще совсем недавно разваленному широким копейным острием. — Мечтать не вредно. Особенно теперь! Когда ты рядом, я уж постараюсь, чтобы все плюхи пришлись по адресу.

— Генераааал!.. — донесся издалека сдавленный голос Хастреда. — Иди сюда… И быстро!

— Что еще? — рявкнул Панк раздраженно. — Гнома ловить надо!

— Надо. Проблемы!

— Я схожу, — вызвался друид, дотоле топтавшийся за спиной Панка.

— Вот ты не ходи! — откликнулся книжник тревожно. — Очень не ходи! Ну то есть совсем. Генерала мне или тех, в железе которые. Или даже всех сразу.

— Вот не было печали! — ухнул генерал. — Лады, схожу гляну. Хайн! Кижинга! За мной. А ты, хитромордый, забирай остальных и чтоб мне нашел и Вово, и гнома! Понял, нет?

— А смысл жизни не найти? — возмутился Чумп. — Как раз, слыхал я, мудрецы в таких темных подвалах его и ищут.

— Найдешь — оставь себе. Мне чужого не надо!

Замелькали, проплывая мимо, плиты стен. Генерал шагал размашисто, печатая шаг и мерно дыша через нос, отчего ноздри его раздувались как мехи холмовой кузни. Где-то слышал, что ровное дыхание позволяет унять колотье в боку. Похоже, что врали: кололо все сильнее, более того, чем медленнее двигался, тем чувствительнее. А дел-то, прав был Чумп, непочатый край! Гнома поймать, город от его прихвостней очистить, разобраться еще, кто там в ворота долбится, и убедить их перестать… Если они до тех пор не вломятся.

— Стоп! — гаркнул за спиной друид, догнал и ухватил за виски. Генерал возмутился было, собрался не глядя сунуть локтем в душу, но пока выносил руку — прострелило в ребрах, а от пальцев Зембуса разлился приятный холодок, хлынул по жилам, изгоняя боль, усталость, измотанность. За несколько секунд генерал осознал себя словно заново родившимся, или по крайней мере только что выбравшимся из корчмы после освежающих двухдневных посиделок в любезной его сердцу компании. Правда, теперь перекособочился сам целитель.

— Экая ты бочка бездонная, — пробурчал он недовольно. — Ну все, на сегодня я отколдовал свое. Дальше только мечом…

— А раньше не мог? — генерал покрутил головой, забросил руки за голову и покрутился в поясе туда и сюда. Мышцы работали исправно, более того — с давно уже не вспоминаемой легкостью, словно друг деревьев тихой сапой стащил с генеральского загривка груз десятка-другого последних лет. — Я уж и не помню, чтоб так себя чувствовал! Даже когда просыпаюсь по утрам — и то, это самое, башка трещит, в глотке сухо, ноги дрожат, в затылке звенит, и если изжога не мучает — уже счастье! Пока служил — такого не было. То ли штатские вообще скорбны всеми болезнями, то ли спать надо больше…

— То ли не пить на ночь, — закончил друид устало. — Свободен, отец-командир. Столько магии поглотить — в жизни такого не видел! На тебя не напасешься.

— С пивом я тебе еще не такое покажу!

Генерал бодро свернул в поглотивший Хастреда тоннель, не удержался, подпрыгнув на ходу, и стукнулся макушкой о каменный свод. Излишки здоровья, похоже, регулируют сами себя, истекая из организма сразу после поступления!

Хастред нашелся совсем недалеко — перед высокой, под самый потолок, открытой настежь решеткой. Стоял книжник странно — напряженно пригнувшись, выставив перед собой топор и стараясь не шевелиться.

— Чего там? — раздраженно рявкнул ему в спину генерал.

— Подойди поближе. И без резких движений…

Что-то шевельнулось в темноте за решеткой, и Панк, остановившись, вгляделся туда. Не сразу разобрался в увиденном, а когда наконец присмотрелся — зашевелились волосы на голове. В просторной комнате царила непонятная туманная серость, вроде бы более светлая и разреженная, нежели общий подземный мрак, но непроницаемая для взглядов. В глубине этого серого возвышалось нечто крупное и круглое, смахивающее на поставленное на ребро огромное блюдо, а перед ним неуклюже ворочалась массивная туша, растопырившая во все стороны угловатые суставчатые лапищи. Генерал приблизился еще на пару осторожных шажков и обнаружил, что туша состоит из огромной башки с фасеточными глазищами и срощенного напрямую с нею брюшка, а серость вокруг обязана своим происхождением обильным полотнищам паутины, затянувшей всю комнату.

— Это ты верно шамана отмазал, — признал генерал дрогнувшим голосом. — Бросится? Вон какая лошадь здоровая!

— Вроде не видит, — напряженно отозвался Хастред. — И не слышит. Ухов-то нет… Видишь запор?

Генерал присмотрелся: на стене беспомощно висел мощный запорный крюк.

— Гном скинул, что ли?

— Не иначе. Чтоб эта тварь на нас выползла… Я попробую решетку захлопнуть.

Книжник осторожно вытянул перед собой топор на всю длину рукояти, дотянулся лезвием до решетки… Генерал застыл, даже дышать перестал: уж больно не хочется лезть на это чудище! Если друид по молодости где-то с такой страшилой переведался, неудивительно, что с тех пор к ним никакой приязни не испытывает. И удивительно некстати нарисовался в коридоре Хайн со своим неумолкающим рокотом в груди и топаньем столь тяжеловесным, что паучара встрепенулась и сделала пару крадущихся шажков к решетке.

— Застынь! — просипел генерал беспомощно — сам не понял, к какому из двух чудищ обратился, но замерли оба. Хастреду этого хватило, чтобы потянуть топор на себя. Решетка скрипнула и качнулась, перегораживая коридор. Паук, однако, в это время решил перейти на ознакомление с миром гоблинским контактным методом и рванулся навстречу неприятностям бодрым галопом застоявшегося плотоядного. Тяжеленная туша врезалась в решетку, заставив ее захлопнуться и заходить ходуном с тонким дребезгом. Книжник упорхнул далеко назад с поистине воинской прытью, на ходу пробурчав что-то вроде «пост сдал». Хайн же, будучи простым, лишенным предрассудков парнем, одним прыжком добрался до решетки и сплеча шарахнул по ней кистенем. Тяжеленные гири филигранно вписались между прутьями решетки и, раскроив пауку жвалы, послали его в полет кувырком к тому самому огромному блюду в центре зала. Туша исторгла из препятствия легкий монотонный гул и, сочно ляпнувшись на каменный пол под ним, заскрежетала бесконечными суставчатыми лапами, делая попытки подняться на них.

— Запри решетку! — рявкнул Хастред из безопасного отдаления.

— Щас! Сперва добью!

— Успеешь добить, делай что сказано! — прикрикнул генерал, сам сунулся к решетке, замкнул ею коридор и наскоро набросил крюк. Пока этим занимался, разглядел в глубине комнаты разбросанные по полу черепа, пару чахлых коконов, свисающих с потолка на толстых, как корабельная пенька, паутинных нитях… Похоже, эту зверушку гномы голодом не морят. Для чего, интересно, такую мразь завели? Никогда за гномами не водилось славы лихих зоологов, чтоб предположить, что так просто, за красивые глаза! Хотя глаза и впрямь красивые — громадные, составленные из сотен крошечных ромбиков, переливающиеся в темноте множеством бликующих оттенков — от самого тусклого до пронзительно желтого… Кто тут сказал, что гоблины не ценят красоты?!

Обладатель красивых глаз собрался наконец в хоть сколько-то целую кучу и рванул на сближение с дерущейся решеткой во второй раз.

— Да пошел ты, гзурий потрох! — завопил генерал, стряхивая наваждение, и попятился, давая Хайну место для замаха. — Вали насекомую!

Хайн развернулся и хватил паука через решетку вторично. На этот раз одна из гирь гулко звякнула о прут решетки, прогнув его внутрь, но две остальных снова достали монстра. Под одной из них лопнул и обратился в кровавую кашу глаз. Паук ответил клацанием разбитыми жвалами, задрал, насколько сумел, головогрудь и запустил в ячейки решетки пару длиннющих, покрытых жесткими шерстинками лап. Хайна этим смутить не удалось — первую же ходулю он переломил, шарахнув рукоятью кистеня, а за вторую ухватился, дернул на себя, развернувшись при этом и выбросив ногу в притиснутое к решетке тело чудища. Подбитый железом сапог с такой силой врезался в белесое паучье тело, что швырнул его назад; суставы лапы, крепко сжатой ручищами гоблина, затрещали и не выдержали. Паук вторично укатился к поставленному на попа блюдцу, срывая по пути свои паутинные гардины и оставив свою извивающуюся ходулю в мертвой хватке Хайна.

— Трофей! — возрадовался верзила, потрясая извивающейся лапой.

— Брось каку! — буркнул генерал. — Вот дите малое, чесслово! Чему учили дома?

— Тому и учили, — смутился Хайн, послушно пропихнул ходулю обрывком между прутьями и швырнул в сторону бывшего владельца. — Всем племенем. Чтоб, значит, достоин был отца, воина, равного которому под небом не видели…

— Да уж, такое не больно-то уродится у всякого грамотного, — генерал пихнул локтем приключившегося под боком Хастреда. — Понял, в чем сила, брат?

— В движении, — признал книжник. — И во вращении. А что?

Паук снова подхватился и, припадая на отсутствующую конечность, опять поволокся к решетке. Хайн подобрал кистень, с уважением потряс головой.

— То ли упорный, то ли просто тупой. Можно, я к нему зайду?

— Вечно вы, гоблины, устроите развлекалово на ровном месте, — сурово уязвил компанию Кижинга, дотоле смирно стоявший позади всех, опершись на свое копье. — Чем вам, скажите, помешала эта смиренная гадость?

— Она ж бросается! — изумился Хайн.

— Ты б тоже бросался, если б в морду дали и ногу отчекрыжили. Эх, изверги…

Протолкнулся между Панком и Хастредом, развернул на ходу копье, вытек из-за плеча Хайна и метнул копье сквозь решетку. Увесистый снаряд встретил набирающую разгон тушу на лету и просадил ее насквозь, вывалив зеленоватые хлюпающие ленты кишок. Паука это не остановило, зато остановил очередной выверенный до точки взмах хайнова кистеня. На этот раз гоблин ударил под углом, и тварь швырнуло не прямо назад, а через комнату наискось. В полете туша сорвала несколько пыльных паутинных полотен, закуталась в них, как в одеяла, и исчезла из виду в темном дальнем углу. Скрежет и щелчки не стихли, но и обратно паук не вернулся; вонь же, источаемая его вскрытым брюхом, оказалась настолько отвратительной, что Кижинга сморщил не только нос, но и забрало. Хайну, однако, нипочем оказалось даже зловоние — он притиснул шлем к решетке и вгляделся в темноту.

— Надо все-таки добить, — рассудил он. — Чего зверушке мучаться?

— Может, еще перевоспитается, — предположил Хастред. Уяснив для себя, что паук не так уж и страшен, если рядом с тобой северный берсерк и южный паладин, книжник совершенно к нему охладел. Развернулся, чтобы покинуть коридор — и не поверил своим глазам, завидев в его конце гнома. Тот как раз осторожно и в высшей степени бесшумно пересекал коридор, ступая на носочках и всячески стараясь не привлечь внимания собравшихся в нем. Обряжен гном был в аскетичную хламиду, а на пузе у него на цепи висел массивный холисимвол Гулга. Верховный жрец был так озабочен тем, чтобы двигаться тихо, что даже головой вертеть не рисковал, опасаясь вызвать скрип пораженных ревматизмом позвонков.

— Стой, борода! — взревел Хастред, едва ли не впервые в жизни ощущая себя истинным гоблином. — Попался!

Гном ойкнул, развернулся в нему и, вымахнув вперед короткую ручонку, спустил на гоблинов давно заготовленное любимое заклинание сна, а сам, уже не скрываясь, рванул со всех ног наутек, в сторону той самой двери, которую так любезно отпер недавно Чумп.

Хастред успел уже сорваться с места, когда заклинание шарахнуло его, подобно очень пыльному мешку с мукой, враз погрузив в странный мир, заполненный взвесью слепящих блесток. Каменный пол подземелья ушел из-под ног, распахнулась роскошная бездна сна, а рядом, испытывая то же самое и не успев даже заклокотать от бессильной ярости — второй раз на те же грабли! — обмяк и осел генерал…

Из блаженного мира сновидений, увиденного еще только одним глазом, обоих гоблинов вышибли тяжеленные, для любого другого существа смертоносные, оплеухи латными кижингиными рукавицами — с обеих рук сразу. Мощи заклинания на орка не хватило: вся она ушла на преодоление природного сопротивления двух горных гоблинов, хотя хумансов от нее бы полегло не меньше дюжины. Как истинный сын Йаха, Кижинга не признавал таких тонких и деликатных методов, как контр-заклинания. Всякое заклинание, которое не испепеляет жертву на месте, должно сниматься с полпинка, — рассудил паладин, но учитывая гоблинский народный консерватизм и упорство, не пожалел каждому по пинку цельному. Хастреда от плюхи перевернуло вверх ногами, а генерал качнулся и добавочно влип лбом в стену.

— Премного благодарен, — просипел он, вываливаясь из сияющих просторов обратно в косный мир.

— А со мной можно было и помягче, — хлюпнул Хастред расквашенным о пол носом.

— А пива не поднести? — рыкнул орк свирепо.

— Это мне, — генерал потряс головой, изгоняя остатки наваждения и гул от затрещины. — Ему еще рано. Пить до рассвета только в армии и приучаются.

— Не учился ты в универе, — отфыркнулся книжник. — А чего ждем? Гнома ловите!

Сам взял низкий старт и бросился вслед за улепетнувшим гномом. Как ни поспешно тот двигал своими коротенькими ножками, но длина шага решила дело не в его пользу. После первого же скачка гоблин заметил жреца, исчезающего за дверью, вторым прыжком покрыл половину разделяющего их расстояния, а конечной точке третьего врезался в дверь и выбил ее, отбросив не успевшего щелкнуть запором гнома. Многомудрый священнослужитель не растерялся и с того места, куда плюхнулся своей пухлой тушкой, запустил в преследователя еще одним заклинанием. Хастред не больно-то опасался магии, но вторично быть от нее пробужденным оркским методом не возжелал — скользнул за пристенок. По большому счету, такое прикрытие не спасло бы от столь тонкой материи, как магия, и ученый книжник это прекрасно знал, но не мог ничего поделать с рефлексами, которые вырабатывались его предками не один десяток веков: от всего, что в тебя летит, можно и нужно либо увернуться, либо спрятаться, либо убежать[1].

Так вот, Хастред скрылся за камнем, что-то то ли плеснуло, то ли прошелестело близко к полу, и гоблин продолжил преследование. Однако коварству гномьему предела не нашлось: нога, перенесенная через порог, неудержимо скользнула по покрывшемуся жировой пленкой полу. Все, что книжник успел — это мотнуться вперед и грохнуться на локти, вместо того чтобы приземлиться затылком на высокий металлический порог.

А впереди опять затопали ножонки удирающего в темноту гнома.

А позади тоже затопали, вот перевались через порог и…

— Пааааберегись! — бодро гаркнул генерал, плюхаясь рядом.

Хастред рванулся вперед, выкатившись с пятна жировой пленки, и вовремя, ибо прямо на то место, где он лежал только что, обрушился звенящий доспехами Кижинга.

— Убью! — прорычал озверевший книжник, стряхивая остатки гуманитарного налета с варварской гоблинской сущности. — Ну, гном, достал!

Прямо на том месте, с которого гном только что исчез, вырос прямо из пола воин: ничем особо непримечательный, в самых что ни на есть заурядных доспехах, с мечом в руке. Слегка поколебался, будучи поначалу прозрачным, быстро стабилизировался и налился плотностью, красками, массой. Хастред, однако, не для того столько лет изучал магию, чтобы стушеваться перед заурядной иллюзией — скакнул прямо сквозь воина. Кижинга даже ругаться перестал в ожидании, что вот сейчас сшибутся грудь в грудь и покатятся, но книжник пролетел через фигуру насквозь и понесся дальше, не уделяя ей никакого внимания.

— Чудеса! — прохрипел орк.

— Гномизм! — сурово возразил генерал. — Под меч не суйся.

— Так он же вроде обманки?

— Именно что вроде. Видывал я таких…Он вроде и неплотный сам-то, а меч может и башку срезать.

— А самого его как-нибудь распылить можно?

— Ты меня спрашиваешь? Я разве колдун?

Воин переминался на месте, покачивал мечом, но с места не сходил. Если бы командный эрудит не несся сейчас, изрыгая грубые словеса, по мраку подземелья, он бы мог много чего порассказать о повадках таких сложных иллюзий и, в частности, об их неумении сдвинуться с места, на котором созданы. Но возвращаться Хастреду было далеко и ни к чему — перед ним мелькала уже гномья спина. Оставалось чуток поднажать и воздать бородатому мерзавцу!

— А порубить его можно? — уточнил орк опасливо.

— А хрен его знает. Попробуй! В самом худшем случае просто не порубится.

Кижинга отпихнулся от генерала, как от единственной доступной опоры, прокатился до конца жирового пятна и одним рывком вскочил на ноги. Призрачный воин немедля вскинул меч. Двигался он плавно, словно матрица для заклинания снята была с воина матерого и умелого; паладина это, однако, ничуть не озаботило. Не попадать под меч? Да легко! Вытянул катану, качнулся для разминки на пятках, нырнул вперед и в три взмаха перечеркнул воина в горле, груди и поясе. Боец попытался в полном соответствии с наукой фехтования отбить удары, но меч его безнадежно запаздывал. Все-таки не настолько искусный мастер попался магу, создававшему заклинание, чтобы спорить с лучшим учеником последнего харского рыцаря! Клинок прошел, не встретив преград, воин сделал ответный выпад, орк ушел на безопасную дистанцию и обернулся к генералу, все еще с комфортом возлежащему на полу.

— Не берет!

— Ну а я что сделаю? — покривился Панк. — Вот же гномы, драться не горазды, так каких только неконвенционных ерундовин не придумают! Сейчас встану, подумаю.

Орк вернулся в боевую позицию. Что-то в движениях иллюзорного бойца было совсем неправильно, но что?.. Шагнул вперед, вызывая удар, легко отклонился — и понял, в чем дело. Всякий клинок, рассекая воздух, делает это не беззвучно; он издает шелест, свист, даже поднимает воздушную волну. А с опытом воину даже слышать становится не нужно: любое опасное движение он предвидит наперед, чувствует всем своим существом, способен отразить с завязанными глазами и ушами. Так вот, движений этого странного противника Кижинга не чувствовал вовсе! Что могло значить только одно: генерал сам себя перемудрил и призрачный клинок не опаснее свиной колбаски.

Для пробы орк подвернул под меч призрака лезвие катаны, приготовился выдержать прямой удар, но иллюзорный клинок обтек реальный, как струя дыма, не нарушив ни своей, ни его целостности.

— Ну и чего ты стращал? — укоризненно обернулся паладин к генералу. — Целиком дутое чучело! Включая оружие.

— Ложись, дурила! — рявкнул генерал, рывком подскакивая в воздух и извлекая меч.

Лечь Кижинга не успевал, да и не собирался; однако за годы офицерства в голосе Панка завелись нотки, противиться которым было трудно. Орк шатнулся в сторону, и призрачный меч лишь самым кончиком чиркнул его по закованной в сталь руке. От изумления паладин ахнул: на полированной стали наруча не осталось и следа, но руку пронзило острой болью, между пластинами брызнула кровь.

— Сказал же — не суйся! — прорычал генерал, одним шагом добрался до супостата и лихо полоснул мечом. Больше для порядка полоснул, но черный клинок внезапно вспыхнул белым пламенем, и гномье создание истаяло в облаке бесцветного пара, так и не успев занести меч для следующего удара.

— А говоришь — «что сделаю»! — буркнул Кижинга, зажимая раненую руку здоровой. — Да ты все-таки колдун!

— А ты все-таки болван. Сказано же было!..

— Но железо-то почему цело?!

— А не рассказать ли тебе, почему камни не летают, а гномы ростом коротки? Откуда мне знать? Иные вещи понимать без толку, их только запомнить можно. Как, например, устав военной службы. Сильно покалечился?

— Жить буду. Если, конечно, этот каверзный бородач еще чего-нибудь не откаблучит.

Из-за двери появился Хайн — и в свою очередь загремел вверх тормашками на гномьей скользкой шуточке. Северный гость был измазан по самый шлем отвратительными белесо-зеленоватыми брызгами, в которых без особого труда угадывалось бывшее содержимое паучьего организма, и обмотан косматыми обрывками пыльной паутины. Падение он перенес упаднически :) — хлюпнул носом и даже не нашел подходящего ругательства.

— Добил гада, — похвастался он стесненно. — А вы гнома поймали?

— Поймали, — откликнулся из глубины подземелья Хастред. — От нас не убежишь!

И выдвинулся к компании. За ним вперевалку шествовал благодушно улыбающийся Вово с бесчувственным гномом под мышкой.

— А ты говорил — одни гномы, ни одного гоблина в городе, — заметил книжник генералу с укоризной. — Да тут куда ни двинь — знакомые рожи за каждым поворотом. Совершенно не удивлюсь, если за соседним углом найдется Лего, разрывающий пасть Бандерлогу.

— Он на меня как выскочит! — объяснил Вово. — Как боднет! Прям стыдно сказать куда башкой вписался. Теперь не скоро очнется. А что, это тот самый знаменитый гном?

— Покажите гнома! — кровожадно потребовал Хайн, импульсивно вскочил и снова шмякнулся. Единожды наложенное, гномье заклинание держалось долго и надежно.

— Какой-то не такой, — негодующе установил генерал. — Тот, который Тиффиус, был вроде как помоложе, поплотнее, покрепче, подороднее!

— Этого отпустить? — предложил Вово радостно. — Пусть знает, что мы справедливые и нипочем невиновных не трогаем!

— Ну, это ты погоди! Кто сказал, что не трогаем? Да и сразу его в невиновные… Во-первых, он всяко гном, чем уже всяко заслужил наше порицание. Во-вторых, уж больно интересной магией нас язвил только что, например усыплялка его мне оченно знакома откуда-то. И потом, опять забыл, что идет после «во-вторых», что это он тут делает, такой из себя невиновный, в нашем Хундертауэре?..

— А я от него падаю! — посетовал Хайн и в подтверждение обвинения снова загремел, едва успев подняться на ноги.

— А Хайн падает от него, да. А у орка рука чуть не отваливается!

— А вашему Талмону он башку побрил и в штаны нагадил? — фыркнул Хастред. — Ладно, не тот, так не тот, все равно добыча. А где, интересно, тот бегает? Тут такие катакомбы, что и потеряться недолго.

— Ну, пущай нам Вово подскажет.

Вово отчаянно засмущался.

— Да я ж тут не настолько свой! Ежели за ним Чумп погнался, можно просто сесть и подождать. От Чумпа не очень-то убежишь!

— Если переходы знать, то и от трех чумпов смоешься. А ну как там еще такие паучары водятся? Из бойцов там один шаман, а он против паука грозен как миска студня. Искать надо!

— Ежли еще пауки, то я поушибаю с удовольствием! — удостоверил Хайн. — Не люблю их, гадов многолапых. Я этих… драконов люблю! Два раза снизу видел, как летают. Красивые!

— Мы уже поняли, что ваш парень, — упредил Хастред восторженно разинувшего рот генерала. — Пошли искать. Вово, ты там чего искал? Нашел?

— Ну, — Вово засмущался еще сильнее. — Я, как бы, искал… Но найдет следующий, кто туда пойдет. Только пусть лучше гном…

— Ясно. Значит, гном мог только налево улепетнуть. Хайн, встать можешь?

— Сейчас… Ага. Ай!

— Воистину свой парень, — подытожил книжник с зачатками тоски в голосе.

— Нет бы помочь! — генерал глянул на него косо, а в очередной раз брякнувшегося Хайна сгреб за ногу и поволок прочь со скользкого пятна. Вконец растерявший горец ничуть не возразил — лежал себе смирно, предоставив спасение утопающего рукам многоопытного профессионала. Падение в тяжелых латах действовало на него удручающе — несокрушимый молотила, которого не сумели задеть ни клинки элитных бойцов гномьей охраны, ни жвалы подвального чудовища, отбил себе все печенки и впервые в своей недолгой жизни задумался о своей ничтожности перед лицом этого недружелюбного мира.

Вово, препоручив гнома заботам Хастреда (то бишь, шмякнув под ноги последнему тушку пленника), подхватил Хайна под локоть и без особого труда воздвиг в вертикальное положение. Горец покачивался, но приложенную силу оценил по достоинству. Сам-то он за собой знал приливы чудовищной мощи только в бою, в состоянии спокойном ничем особо выдающимся не блистал. Хотя, надо признать, в их краях и последний слабак стоит двух силачей из числа изнеженных жителей юга, но столь ультимативной силы и там видывать не доводилось. С уважением потыкал кулаком в плечо. Вово воспринял внимание покладисто, ответно хлопнул по спине так, что доспех задребезжал, а наплечники съехали аж на грудь.

— А я вот думаю, не допросить ли нам гнома, — поделился итогами наблюдения за безвольной тушкой грамотей. — Он нам все за милую душу выложит! И где Тиффиуса искать, и кто в ворота долбится… Если, конечно, сам знает. Хотя, вот смотрю я на нашего генерала, и лично мне хочется выложить даже то, о чем не имею никакого понятия.

— А есть на свете и такие крайности? — удивился Вово.

— Известный казус, — важно признал генерал. — У меня лицо располагающее, со мной всяк норовит о бабах пообщаться. Нет, гнома мы пока расспрашивать повременим, да и не очень-то он разговорчив, учитывая чем Вово его оглоушил. Дешевле выйдет изловить Тиффиуса своими силами, чем этого приводить в чуйство. К тому же он чего доброго опять начнет свои колдовские выкрутасы… Пусть лучше как есть валяется. Возьми его, Вово, и присматривай, чтоб не вредоносничал. Будет пытаться — ну, ты уже усвоил, от чего он замолкает.

Вово послушно подобрал гнома, взял его брезгливо наотлет и всем видом изобразил готовность идти куда скажут. В тот момент, когда из темноты прямо на него вслед за гномом выскочил знакомый кладезь книжных премудростей, с плеч гобольда словно свалилась гора. А завидев генерала, Вово вовсе воспрял духом. Теперь есть кому снова взять на себя общее руководство! А то Чумп, конечно, безмерно деятелен, но все-таки лавры лидера на нем сидят как-то накось. Хорошо хоть, оклемался от раны даже быстрее ожидаемого, и каким-то чутьем угадал, что вернуться по тоннелю в город будет продуктивнее, нежели из него выбираться.

Но уж генерал-то твердо знает, что делать!

Сам генерал, по правде сказать, подобной уверенности не испытывал, но теряться не был приучен — хотя бы потому, что ни воинским уставом, ни гоблинской природой такое состояние не предусматривалось. Тем более что направление, в котором надлежало двигаться, было определено, развилок пока не предусматривалось, а победа над призраком, хотя и нелепо-случайная, преисполнила Панка сознания собственной значимости. Даже знай он, что вовсе не его диковинное воинское умение помогло развеять вражье заклинание, а мощная магия, заложенная в драконарский меч старинной ковки — все равно бы не позволил умалить собственной значимости! Не всякому по руке тяжеленный, как колун, клинок; а других типов мечей горные гоблинские кузни на вершинах гор сроду не выпускали. Не всякому такой меч еще и сам ляжет в руку, а ведь менять оружие как перчатки — удел модников, настоящий воин заводит себе один клинок, и с годами с ним срастается в единое целое, и уж если столько лет меч переваривает на своей рукояти именно его, генерала Панка — значит, стоим чего-то!

— Хайн — наготове будь, — распорядился генерал важно. — Только близко не подходи, воняет-то от тебя как! Ты что, обнимался с той пакостью?

— Лапы цеплючие, — оправдался горец. — И сам, сволочь, уж на что живуч, обзавидоваться впору! Покуда мозги через дыру в брюхе не выдрал — все шебуршился, зубами клацал, дрянь многоногая.

Кижинга издал протяжный горловой звук, поспешно вскинул забрало и отвернулся в сторонку, предупредительно склонившись, чтоб не запачкать сапоги. Даже Хастреда, который в эпоху обучения в Университете постоянно питался прогорклыми котлетами, а для магии своей через раз использовал дерьмо летучих мышей и вытяжку из желчи покойника, слегка замутило от такого натурализма.

— Только не рассказывай, куда потом дел те мозги! — оборвал рассказчика и генерал. — Я уже говорил, что свой парень? Эх, это разве свой? Это недостижимый, практически, идеал. Вот разберемся здесь, я тебя пристрою на хорошее место в армии, за такого рекрута и мне, старому, отсыплют от души золотишка…

Не успел Панк отмерить по коридору и десятка шагов, как навстречу ему попался друид. Был он задумчив, чесался обеими руками и воспринял подкрепление с явным энтузиазмом.

— А я как раз за вами! Загнали гнома в какую-то комнатушку, он там то ли волшбить начал, то ли еще каким ремеслом промышлять. Чумп так и эдак покрутился, отпереть дверь не сумел и за вами меня отрядил.

— Жизнь-то налаживается! — возрадовался генерал. — Веди кратчайшим путем! Истинно надеюсь, что не наколдует он там ничего такого, с чем Чумп не совладает.

— Там же эльфа еще со своей дубиной волшебной, — успокоил друид. — Они как раз спорили, то ли вынести дверь из этого посоха, а то ли дождаться вас, дверь выбить твоей головой, а посох приложить уже лично к гному — на всю длину и со всем прилежанием.

Пассаж по поводу головы генерал проигнорировал, списав на очевидную забывчивость, свойственную всем профессионально рассеянным колдунам. Зачем же долбиться в дверь его генеральской, не первой свежести, головой, когда есть Хайн? Более того — когда рядом Вово? Эх, молодо-зелено!

Друид довел отряд до небольшого закутка, в котором откровенно скучали нахохленные друг напротив друга Тайанне и Чумп. Никаких дверей в окрестностях не имелось, и генерал вопросительно задрал брови, молчаливо интересуясь, не двинулся ли тут кто рассудком и не продался ли гномам. Чумп, однако, равнодушно ткнул рукой в ближайшую стену, начертив очень приблизительный контур.

— Хорошая поделка? Сам бы не заметил, кабы щелчка отсюда не расслышал. Наше дело — не то что ваше воинское, тут не устав чтить надо, а свои ощущения. Обошел вокруг, глянул со вниманием — и нашел!

— С шестого раза, — поддела эльфийка. — А то бегал вокруг и верещал как гусак, что мол быть такого не может, чтоб гномы да в воздухе растворялись! А теперь вот пригляделся — и назначил стену дверью. Я его не поддерживаю, чтоб вы знали. Никакой двери тут не вижу и не вам не желаю таких глюков. Что вы, гоблюки, такое курите?..

— А вот и неправда! Есть дверь, — Вово протолкнулся в передний ряд, мазнул пальцем по вертикали и сунул скептически настроенной магичке под нос. — Видела?

— Темно и грязно.

— Это разве грязно? А! Это я немножко в глине поковырялся, пока мы сюда пробирались, ибо там завал. А так, наоборот же — чисто! С косяка вся пыль обтряслась, когда открывали.

— Откроешь? — генерал ухватил Тайанне за шкирку и выдернул из закутка, дабы не мешала работам. Сердитая эльфийка попыталась было отмахнуться посохом, но не тут-то было! В двух шагах от заветной цели генерала не остановили бы никакие титаны, не то что съездившая по уху палка толщиной не более дюйма.

Вово отложил гнома, вдвинулся в закуток, вдумчиво осмотрел тщательно вписанную в стену дверь, повращал головой, вычленил и нажал один из кирпичей, расположенных совсем уж неудобно — чуть ниже колена. Стена дрогнула, но устояла и никуда не двинулась, зато за ней кто-то испуганно квакнул.

— С той стороны заперто, — доложил Вово. — С этой не открыть, покуда там не отожмут рычаг. Знакомая постройка, эдакие схроны в давние годы строились в каждом подземье, чтоб от таких, как мы, отсиживаться.

— Как открыть?

— А никак.

— А сломать?

— Ну, сломать, — физиономию Вово неудержимо искривила недовольная гримаса. — Сломать что хочешь можно. А потом будут злые языки бубнить, что мол Вово неловкий, гоблины грубые, ломать не строить!..

— Злые языки отрежем! — посулил генерал и покосился на Тайанне горящим глазом. Та ойкнула и прикрыла рот ладошкой. — Прямо щас и отрежем, только скажи.

— Та молфу уфе! — пискнула сквозь ладонь эльфа и нырнула за спину Хастреда. — Фево од да бедя флопфтфуеф?

— Лады. Ломать правда не строить, а гоблины правда грубые, — Вово сконфуженно потупился. — А я тоже это самое… не лесная нимфа. Щас мы ее…

Уперся в стену растопыренными пятернями, засипел — и налег со всей силищи. Хайн за его спиной тихонько свистнул от изумления: под могучими лапищами гобольда камень начал проминаться, как мокрая глина! Ладони ушли на дюйм, потом еще глубже, еще…

— А стену городскую ты тоже могешь насквозь? — поинтересовался Чумп, чьи глаза хищно заблестели. — Или скажем не городскую, а так… комнатки какой? С сундуками внутри?

— На то кирка есть, — процедил Вово уголком рта. — Сам целиком не могу, ибо задохнусь внутри стены… дышать-то там нечем. А вот руку насквозь — это камень позволит… Я ж ему не чужой. Ай!!!

Руки гобольда погрузились в камень уже по запястья, когда он вдруг дернулся, выпучил перепуганные глаза и сделал попытку выдернуть лапы обратно. Камень, однако, резкости не позволил — задержал добычу.

— Что?! — подскочил генерал.

— Укусило! За палец! — Вово облился ледяным потом, глаза стали шальные. — Отожрет руку, чем камень рубить?!

— Гном укусил? — уточнил Чумп педантично. — Вот такой?

И поддел ногой тело жреца.

— О, — Вово выдохнул и даже несколько просветлел лицом. — Это да. Это я немножко перетрухал. Такой, есть надежда, что и не отгрызет…

Пошарил невидимыми руками за стенкой. Оттуда донеслось негодующее ворчание.

— Как есть гном! — констатировал Вово с великим облегчением. — Уфф! Ну-ка, разойдись! Начинаю открывать.

Отряд поспешно расступился, и гобольд, накрепко упершись ногами в пол, что было силы рванул на себя погруженные в дверь руки. Камень опять воспротивился торопливости и рук не выпустил, но и возразить что-либо чудовищной мощи потомственного скалоеда не сумел: огромный квадрат камня выдрался из стены, с которой только что составлял единое целое, и Вово, опрокинувшись на спину, по инерции уехал далеко назад, удерживая над собой добытую столь экзотическим образом плиту.

— Уважааааю! — выдохнул Хайн благоговейно.

— Ты гнома держи! — гаркнул генерал и бросился в открывшуюся за содранной с петель дверью каморку, где как раз и обнаружился отчаянно отплевывающийся после закуски гобольдовым немытым перстом магистр.

— Я в домике! — завопил Тиффиус и метнулся в дальний угол пустой каморки, словно мечтая просочиться, как Вово, сквозь камень и улепетнуть от возмездия.

— Ты в МОЕМ домике, хомяк бородатый! — проревел генерал, уверенно его настигая. — Я тебе припомню нужник Гулга Всегадящего! Я тебе покажу гарем из богинь! Будешь замечать офицера, скотина!

И пнул с маху толстый гномий зад, отчего Тиффиуса подбросило к потолку.

— Я больше не бу!.. — всхрюкнул гном, влипая в потолок и соскальзывая по стенке вниз, где его перехватила за глотку и притиснула к стенке беспощадная генеральская ручища. Голос прервался: хватать генерал умел!

— Щас воздаст дань традициям, — хладнокровно предположил Чумп, наблюдая за этой картиной из отдаления. — Пожрет заживо. Если не всего, то по крайней мере кусочно. Эльфа, смотри во все глаза. Если хочешь быть полноценной гоблинкой, тебе придется участвовать. Слопаешь больше анарала — примут сразу в гоблорды. Меньше — будешь начинать как Зембус, с лесного кейджианина. Да, я помню что ты не кейджианин, но пусть она настроится!

— А тебе жрать не придется?

— А мне нет. Я ж давно уже пытаюсь попасть в эльфы. Что правильный эльф делает с пойманным гномом?

— Берет деньги взаймы. Под залог виллы в Китонии и фамильных брюликов.

— Генерал, не увлекайся, — окликнул Хастред. — Нам еще под прикрытием этого клопа торговаться.

— Торговаться! — пропихнул сквозь передавленную глотку знакомое слово Тиффиус. — Я очень ценная персона! Генерал Панк! Гулгом-богом!.. В смысле, Большим Советом прошу!

— Я с тобой, жабий выродок, торговаться буду на единый предмет — каким способом тебя умертвить посвирепее! А ну ответствуй: какого такого Стремгодова органа вы, гномий род, шишки геморройные, вздумали Хундертауэр под себя подминать?!

— Отдадим!

— Да кто ж вас спросит?! И так уже отобрали! Я тя о чем спрашиваю, кочка гнилая: на кой вам наш город воспонадобился?!

— Согласно повелению высшего начальства…

— Можно я? — подал голос Хайн. Не встретив возражения, приблизился, с величайшим трудом втиснувшись в комнатенку рядом с генералом, надвинулся на съежившегося гнома. Одним щелчком откинул забрало, навис над Тиффиусом и набрал в грудь воздуху, готовясь зареветь так, чтобы из гнома в один прием вымело все соглашения о конфиденциальности, договоры о неразглашении, строжайшие приказы хранить тайну и все иное прочее… Но этого не потребовалось. Гном, бессильно болтающийся в лапе Панка, только глаза скосил на то, что доселе скрыто было под дырчатой стальной пластиной — и все его моральные и логические принципы отказали в один миг. Вообще, за это историческое мгновение гном успел побить все рекорды по производительности мозга (и кишечника) и смекнул, что в такой ситуации продолжать отвираться не резон.

— Зазерка!.. — выдохнул он, а затем мозг его перегрелся окончательно, и неуклюжее тельце обмякло в генеральской грабле.

— Чего сказал? — удивился генерал. — Что за такая штука? Никогда не слышал.

— А я вот слышал, — откликнулся Хастред, с разбегу вписываясь в каморку, где и так дышать было трудновато из-за присутствия двух громоздких сородичей и обильного содержимого гномьих штанов. — Фу, ну вы и устроили тут! Эй, эй, не задавите ценного гнома! Что он там о Зазеркалье вещал?

— Он ничего не успел навещать, — покаянно признался Хайн. — Он успел иное!..

— Ну-ка, — Книжник ухватил его за шлем и развернул к себе лицом. — Да вы с ума сошли. Вы что — однофамильцы?

— Земляки, — просипело лицо генерала Панка двадцатипятилетней давности из уютной глубины черного шлема.

— Да гному бы и одного хватило! А ну как его кондратий хватит?

— Так ему и надо, — мстительно прошипел генерал-старший. — Можно подумать, жалко!

— Еще б не жалко! Генерал, ты про Зазеркалье слышал когда-нибудь?

— А чего я о нем слышать должен? Это ж из магического репертуару, стало быть не по моей части. Мастером Зазеркалья величался самый старший здешний магик, вот чего. Жрать он был мастер, это точно, и недели не было, чтоб его не вышвырнули из иной ресторации. А ну, чего набился? Без тебя тесно. Вычитал в своих книжках, как гзуром стать? Это без меня.

— Без нас, — поправил Хайн поспешно.

— Это у нас наследственное, — с гордостью признал генерал. — Что, умник, не ожидал? А я еще в лесу смекнул, что за такие гости. Ты небось думал, что я одним только мечом горазд?

— А что за такие гости особенные? — не понял Хайн. — Я ж не праздно! Морт ведь в лесу еще рассказал: с севера меня… к герою в обучение.

— А рожа эта тебе никого не напоминает? — книжник ткнул пальцем чуть ли не в глаз генералу, и тот даже не огрызнулся — уставился на горца с напряженным вниманием.

— Дык же это генерал Панк, известный витязь, в ратных науках искушенный, — объяснил Хайн терпеливо. — В наших краях его за героя почитают, вот потому-то и настропалили меня не абы к кому, а к нему лично. Что же до рожи, то страшна отменно, но разве ж мужчине оно главное? Все равно шлем прикрывает!

— И не похож ни на кого?!

— А на кого?.. Что-то есть знакомое, дык я полагаю, что герои все на одно забрало. Ты вот на героя, извини уж, никак не тянешь. Смахиваешь на нашего племенного вольнодумца, который ночами на гору забирается и звезды считает.

Панк беспомощно обернулся к книжнику.

— Точно-точно, наследственные черты, — удостоверил тот. — Фамильное тугодумие! Иначе как отбитыми во втором поколении мозгами и не объяснишь. Выпустите меня!

— Почему это во втором?! — запальчиво возразил в спину ретирующемуся грамотею генерал. — Еще папашу моего тролль знатно веслом на переправе обихаживал, а о дедову голову столько летунговых палиц пообломано!..

— Зазеркалье, Зазеркалье, — Хастред отмахнулся от бубнящего офицера. — Кто тут слышал про него? Эльфа? Не прикидывайся кадушкой, ты не можешь не знать.

— Слышала, что это ваш гоблинский аналог Эфира, — пожала плечиками эльфийка. — Но кто б меня стал учить вашим гоблинским премудростям? Причем тут зеркала — убей, не знаю. Разве что особые какие-то?

— В Драугбурзе, в башне, где раньше Король Земли Вечного Холода обретался, на самом верхнем ярусе как раз есть рама от зеркала, — сообщил Чумп. — Здоровущая такая, вон с того здоровенного высотой, круглая. Самого зеркала в ней не было, видать, прихватили местные, когда уходили.

— Круглое в клетке было, где это… нехорошее обреталось, — подсказал Кижинга, бросив косой взгляд на друида. — Если Хайн его не раздолбал в угоду вашей гоблинской натуре, то можно пойти глянуть. А что, запустить сможете?

— Поглядеть надо, — подытожил Хастред. — Ежели оно для гномов было так важно, что они его запечатали и еще пауком охраняли, то, может, и нам пригодится? Ну что, генерал, всех гномов изловил? Пойдем отсюда. Интересно, что там в городе творится, а заодно посмотрим и на зеркало.

— Еще где-то инженер с учеником, — поделился Чумп. — За что купил, за то и продаю.

— Тоже торговаться учишься?

— Да это разве торговля? Торговля — вон гномы подтвердят — это когда украл забесплатно и продал задорого.

Разыскивать в лабиринте еще и инженера с учеником генерал решительно не возжелал. Ему вполне хватило и двух плененных отцов города. Тиффиуса он не доверил никому — так сам и взялся волочить увесистым задом по полу, цепко держа за ворот. Хайну достался жрец, а Вово, насилу вытянувший увязшие в камне руки наружу (в плите не осталось ни отверстия), наконец получил возможность пройтись налегке.

У подъема в башню отряд разделился: Хастред и Тайанне свернули в коридор, в конце которого нашла упокоение сторожевая гномья зверушка, а генерал с остальной группой выбрался наверх. Начинало светать, из-за построек на восходе высунулась горбушка бледного солнца… а в ворота замка уже долбили тараном.

— Час от часу не легче! — ахнул генерал. — Это ж сколько мы всего прозевали?! Чумп, гномы тебе, хоть испрыгайся, хоть эльфом стань, но чтоб никуда не делись. Хайн, Кижинга, Зембус — под ворота, на случай ежели их вдруг вынесут. Вово — позови умников, и сам в строй вертайся, подбери вон какую-нибудь оглоблю повесомее.

А сам разбежался и взбежал по каменной лесенке на замковую стену над воротами. По организму до сих пор струилась вперемежку с кровью та замечательная зембусова прохладца, Панк чувствовал себя, пожалуй, ровесником Хайна. Кольчуга напрочь перестала давить на плечи, мелькнула даже мысль, что можно бы и потяжелее что-нибудь напялить, в бою не повредит. По лестнице взлетел с легкостью циркового гимнаста, высунулся в бойницу — и чуть в нее не вывалился от изумления.

Под стеной замка суетились десятки… гзуров. Ну да, самых натуральных, в походных кепках набекрень и своих знаменитых кожаных доспехах, украшенных яркой вышивкой и аляповатыми аппликациями. С дюжину самых крепких цеплялись всеми руками за толстый древесный ствол с наскоро обрубленными ветками: разбегались, насколько позволяла ширина улицы, и с единодушным слитным выдохом бросались на врата. Таран, по счастью, был так себе, из какого-то непрочного дерева, уже треснул вдоль и разлохматился на ударном конце. Прямо напротив ворот спешно собирали небольшую походную катапульту. Ворота, однако, слажены были мастерами своего дела и стояли незыблемо.

Пока.

Кому, как не генералу, было знать, что нет неприступных замков.

Мысль об отступлении подземным ходом мелькнула где-то в потемках генеральского рассудка тусклой искрой, да так и погасла, не разгоревшись. Этому не бывать уж точно. За неуспешный поход против гномизма генерала, возможно, просто списали бы с хороших счетов и лишили ветеранского спецпайка. Но считаться тем самым парнем, который отвоевал Гобляндию у гномов, чтобы передать ее гзурам… Это уже слишком! Анекдоты никогда не забавляли генерала, и неудачливому гзурскому богатырю Сандро Свистуну, легендарному герою множества язвительных побасенок, Панк порой даже втихомолку сочувствовал. Не для того же тот совершал великие подвиги, чтоб обыватели оттачивали о его имя свое искусство злословия! Сам генерал не собирался давать злопыхателям такого повода. Покамест хватало взбугренных мышц и заклинания «я все слышу», громко произнесенного при входе в таверну, чтобы из разговоров публики начисто испарились анекдоты про гоблинов и про военных. Но долго ли продлится такое? Уж если в Хундертауэре воссядет гзурский князь — впору самому на меч кидаться! Одно и удерживает: на похоронах и поминках такого наговорят, что в гробу закрутишься как дварфийский артефакт-вентиллятор.

— Эгей, молодцы, не ошиблись городом? — осведомился генерал как мог надменно.

Гзуры разом прекратили свое суечение и даже таран уронили, отшибив три своих ноги и одну конечность куда более деликатную.

— Как есть он! — выкрикнул один из них, с восторгом указуя на генерала пальцем.

— Ну да, я, — осторожно отозвался генерал. — Панком кличут, генерал от драконации. По совместительству — исполняющий обязанности военного коменданта Хундертауэра. Вы хотели чего-то? Ежели дань привезли, за все восемь веков, от вашей Великой Гзуруси нашей Неврубенной Гобляндии, так пустое ж, мужики… в смысле эти… неформалы. Кто старое помянет, тому гнома в Наместники.

— Ми настигли тебя, да! Слава вождю!

— Слава, — согласился генерал прибалдело. — Слава и почет, да!

— Вэрно! Вэрно! Слава и почет!

А потом какой-то хитрый персонаж в кепке, лихо заломленной на затылок, выстрелил в генерала из лука. Озадаченный столь противоречивым к себе отношением, генерал стрелу изловил и задумчиво изломал в дюжину коротеньких палочек, после чего высыпал их за стену на головы штурмовикам и поинтересовался искренне:

— Какого Стремгода тут творится, а?

— Нас вел по твоему следу новий вождь! — охотно поделился информацией случившийся прямо под стеной сивобородый воитель, опирающийся на длинный изогнутый фальчион. — Он сказал: идыте за мой, ибо я привэду вас туда, гдэ трусливо скрывается ваш обидчык! И привел!

— Это я вас обидел? — удивился генерал. — Смеетесь? Вы ж еще ходите. Я так тонко обижать не горазд, небось не эльф.

— По твоей милосты ми прэпохабно изъяснялись и попали в нэвэст какой дикий край — понимаешь, да?! Если би нэ новий вождь, которий башку снял старому, дрянному вождю, развэял проклятье и пообэщал что тэбя достать научит — савсэм би пропали!

— А, так вот вы кто такие! — осознал генерал. — А я причем? Вас далеко закинул эльфский маг Аль-Грам-Мать-его-как-то-так.

Гзур озадаченно поскреб под кепкой.

— Он с тобой?

— Неа. Не догадался прихватить.

— Тогда ти отвэтишь за обоих. Эй! Бэри таран, лупи!

— Эй, а кто у вас за нового вождя? Занятно, кто такой провидец, что высчитал…

Гзуры загалдели, импульсивный лучник потратил еще одну стрелу, от которой генерал отмахнулся как от назойливой мухи, кто-то бегом припустился за угол, видимо за вождем, а Панк отступил для вящей безопасности от бойницы и глянул вниз на свою сторону.

Хайн, Кижинга и Зембус были тут как тут — в строю. Горец оттирал с доспеха зловонные потеки, пользуясь чем-то, подозрительно смахивающим на дорожную курточку Тиффиуса. Друид изучал руку орка, с которой отцепили несколько стальных пластин; рана уже взялась пузырящейся массой густеющей крови, но Зембус на всякий случай разжевал пару корешков, заплевал порученной массой разрез и теперь обматывал его полотнищем, похожим на… да что они, догола ободрали бедного магистра? От башни спешил Вово, помахивая на ходу подобранной на поле боя алебардой. Один.

— Где грамотеи? — осведомился генерал.

— Хастред сказал, что они заняты! — доложил Вово. — И чтобы я шел, а они придут, когда с зеркалом разберутся. А эльфа сказала, куда мне идти, но я не дослушал.

— Неудивительно. Ладно, толку от них все равно немного.

— Кто звал меня?! — громыхнуло из-за стены, и генерал, словно уязвленный шилом ниже спины, подпрыгнул выше зубцов. Новый гзурский вождь появился на сцене, и не узнать его по характерному выговору было трудно… по крайней мере тому, кто десять лет ходил с ним бок о бок на самые рискованные боевые предприятия.

В гзурском кожаном доспехе с конской головой на лакированной груди и размашистой кепке, на которую умелый пилот без труда посадил бы дракона, Тайвор выглядел бы завзятым гзуром — если бы не антрацитово-черная кожа и полыхающие красным огнем глаза. Впрочем, на такие мелочи его новое племя внимания не обращало. Столпившиеся на улице воины при его появлении замерли (таранная бригада опять выронила бревно, отдавив на этот раз пять ног, но ничего сверх того) и нестройно отсалютовали.

Это было приятно.

А вот что приятным не было — так это морда генерала над воротами.

— Ты б, зараза, так и предупредил, что сам справишься, — пробубнил орквуд не разжимая зубов. — А то я тут операции планирую на пять шагов вперед, а ты как Стремгод из Мировой Бездны — в самый неподходящий момент…

— Вождь! Прыкажи атаковать! — взвыл сивобородый, в азарте потрясая фальчионом.

— Рано! — отрезал Тайвор, раскинул руки, привлекая всеобщее внимание — при его росте, на голову выше рослых гзуров, это удалось легко. — Ваш недруг — мой недруг, племя мое! Я должен говорить с ним, как вождь с вождем!

— Кому должэн? — разочарованно уточнил бородач, опуская меч.

— Сам в вожди метишь? — хмуро уточнил орквуд.

— Никак нэт!

— Вот и не выдрючивайся. Эй, ты, именуемый генералом Панком! Выйдешь ли ты на переговоры сюда или впустишь меня на правах парламентера?

— Заходи, — не растерялся генерал. — Уважим так уважим, мало не покажется. Эй, внизу! Отворяйте ворота. Да проследите, чтобы слишком много кепочников не набилось! Двор тут мощеный, и одного-то закапывать — хлопот не оберемся.

Гзуры зароптали. В новом вожде они души не чаяли и лишаться его не хотели, но орквуд уже успел их надлежащим порядком построить и привить им свой любимый пункт воинского устава: приказы начальства не обсуждаются. Потому, хоть и поползли из ножен мечи, а из колчанов стрелы, но никто не воспрепятствовал Тайвору неспешно прошествовать к воротам замка. Хайн уже откатывал створку. На краткий миг новоявленный гзурский лидер и горный богатырь обменялись ревнивыми взглядами, измеряющими плечи; орквуд с уважением ухнул, оценив небрежно нацепленный на плечо гоблина кистень, из хайнова шлема донесся столь же почтительный присвист при виде меча в полный гоблинский рост. Тайвор неспешно проник в ворота, створку Хайн за его спиной немедленно закатил, а задвигать засов орквуд бросился наперегонки с привратником.

Генерал спустился со стены совершенно несолидным галопом, едва не врезался в орквуда грудью; пронзили друг друга яростными взорами и зашипели с одинаковыми интонациями:

— Ты что затеял?!

Панк добавил в конце «хреноголовый». Тайвор употребил идиому из оркского языка, которую понял только Кижинга — а поняв, захихикал, словно дюжина наложниц принялась щекотать ему пятки.

— Ты первый! — непререкаемо потребовал Тайвор, успевший просчитать, что генерал, прежде чем выставить такое же требование, сперва некоторое время страшно попыхтит, буравя его бешеными глазами.

— Я Хундертауэр отвоевал! — пояснил генерал, тыча перстом в сторону Башни Лорда.

— Извини, старина, но Хундертауэр Я отвоевал, — отрезал орквуд. — Ты, можно подумать, взял штурмом северные ворота? Ты там положил хренову прорву ох каких дельных вояк?! Ты ли, в конечном счете, город контролируешь?!

— Я через южные вошел, и вон там у меня вся городская верхушка, из гномов, лежит повязанная, — генерал осекся. — Стоп. А тебе-то с какой стати Хундер воспонадобился?

— Так ты ж сам мне письмо прислал с просьбой о помощи!

— Так о помощи, не о мешательстве же! На кой мне тут эскадрон дуподрюков?!

— Да кто ж мог предположить, что ты уже здесь ошиваешься?! А что гзуры, так ежели ты такой разборчивый — выделял бы деньги на найм правильных войск. Задаром же лопай, что дают! На этих я случайно напоролся, когда Старыми Путями забрел к Цитадели. Искал чего полезного, а нашел их вот. Бедолаги уже помирать готовились, к морозу-то непривычны, да еще какой-то маговирус подхватили — так смешно выражались!

Тайвор отдышался, оглядел генеральское воинство, задержал взгляд на Вово, потряс головой с уважением.

— А ты, я смотрю, себе набрал интересный коллектив…

— И безо всяких денег, — заметил генерал важно. — Харизмой брать надо, Тай! У тебя вот мозги, что гильдия шифровальщиков, а простых вещей не понимаешь. Ладно, встретил ты гзуров, выбился в главные… Кстати, правду говорят, что гзурский походный вождь должен лошадь… ну, это самое?

— Лошадь? Нет. Только старого вождя.

— О!

— Что — о? Убить, я имел в виду. Ну, и еще всех остальных претендентов, но им не до того было. Один порывался проорать что-то вроде «убью, гад», но звучало это — мать моя, эксперт магии тьмы! Что-то вроде «я нанэсу тэбэ шашкою смэртную рану, склизко-ползучий, таящийся в тэни врэдитэл!». Пока докричал, сам забыл, чего хотел. А когда я их подлечил от заклятья, так вовсе пустились мой герб на свои кепки накалывать.

— А как подлечил? — заинтересовался Зембус.

— Да запросто. Это ж блуждающее в веках проклятье Ста Добрых Дел! Попросил их сделать мне великое одолжение — сто раз моргнуть.

— А ты не догадался, — хмыкнул друид по генеральскому адресу.

— Моя идея с копанием огородов была гораздо прогрессивнее, — насупился Панк. — Всем одно удовольствие. Ну ладно, а что твое племя имеет против меня?

— Это ты мне скажи, — Тайвор уселся на ступеньку лестницы, ведущей наверх, на стену. — Их по сей момент трясет от упоминания твоего имени. Ну, я и посчитал на пальцах. Хундер по пути; город гоблинский, всем известно. Скажу им, что ты там. Возьмем город штурмом, под шумок вынесем весь гарнизон, а заодно и столь тебе ненавистных гномов. А там объявлю им, что ты трусливо сбежал пред лицом их доблести…

— Вот спасибо, — перебил генерал, начиная нехорошо щуриться.

— Да не за что. Тебе что важнее — город на ладони или гзурское отношение?

— Когда город взят, можно и за гзурское отношение поторговаться.

— Ну, кто ж знал, что ты тут окажешься? Я-то думал, ты как всегда где-нибудь в кабаке застрял, придешь уже настолько после, что гномы заново успеют отстроиться и мне с моими гзурами еще возвращаться придется.

— Я шустрый стал, — генерал уныло всхрапнул. — Недаром же говорят: поспешишь — крота ослепишь.

— Хуманов насмешишь, — блеснул эрудицией Вово.

— Да хоть пиво вскипятишь. Результат один: толку будет шиш. Эх, Тай, вот же не думал, что такое приключится по твоему недомыслию!

— А я не думал, что ты такая неблагодарная свинья!

— А это еще почему?

— Почему?! Да потому что ты совершенно не учитываешь, сколько сил я приложил, дабы притащить этих глубоко мною презираемых конелюбов…

— Нет, почему не думал?

— Давайте решать, как от них избавиться, — вмешался Кижинга. Рука его нестерпимо ныла и чесалась под пластинами, наложенными обратно, прямо на повязку, пальцы слушались плохо. По большому счету, паладину было все равно, какой рукой сражаться; но он здраво рассудил, что для боя с воинами, разбившими уже опробованных им карателей, потребуются все ресурсы. — Сколько их всего?

— Сотни полторы наберется, — Тайвор досадливо сплюнул. — Кабы знал, не стал бы под стенами маневры закладывать, выманивать этих городских… Лоб в лоб если — полегло бы две трети, так ведь нет же, я на полную сработал! Отвести, контратаковать, завести в засаду, а еще и через стену диверсионный отрядец — с рожами ну настолько срамными, что все гномьи воители щиты на задницы перевесили и ну удирать! В итоге потерял всего пару десятков. Эх, вот ведь не знаешь где найдешь!

В ворота забарабанили.

— Отдавай наш вождь нэмэдля!

— Ты им приглянулся, — с ехидцей заметил генерал. — Всему племени, это ж надо было! Ну что, пойдешь?

Тайвор тоскливо покосился на гребень.

— Выбор, однако, небогат. Сбежать-то хоть отсюда можно?

— Можно, — генерал выразительно указал себе под ноги. — Но нельзя.

— Не понял, — пожаловался Вово. — Почему нельзя, когда можно?

— Эх, сынок, — Панк вздохнул, потрепал гобольда по плечу. — Ну как тебе объяснить… Гм. Есть такое слово… Много слов есть, вообще говоря. Иногда наступает такое, что, как бы тебе сказать, чтоб ты понял?.. В некоторых ситуациях, ну например… В общем, заткнись, Вово, понял?

— Так бы сразу, — успокоился Вово.

— Ну, допустим, таран у них вот-вот развалится, — в голосе Тайвора прорезались тонкие, острые льдинки. — И пока притащат следующий — имеем некоторую передышку. Помешать сможем?

Взгляды всей компании обратились на друида.

— Никак, — коротко ответствовал Зембус. — Магия иссякла, а отсыпаться некогда. Да и не докричусь отсюда до леса…

— Можно подземным ходом за стену выбраться и оттуда помешать, — подсказал Вово. — Мы с Чумпом шли одним тоннелем, но есть наверняка и в другие стороны. Я б сходил, дал по шеям. Потом вернулся бы…

— Ерунду городите, — равнодушно сообщил Чумп, появившийся из-за спины гобольда. В руках у него был притащенный Хастредом арбалет. — Ну, побьются в ворота, разобьют таран, пойдут в обход. Я в такой замок на раз через окно пролезу — да я и пролезал, Вово свидетель. Это ж не рубеж обороны, а поселение для местной знати… Гзуры, с поправкой на неумение, пролезут на раз-два.

— Гномов куда дел? — нахмурился генерал.

— Вот сумка. Остальное там лежит, пахнет. А зачем они тебе сейчас? Торговаться? Так гзурам они задаром не нужны, не их размерчик.

— Остается башня? — вернул всех на землю Тайвор. — Сколько там продержимся?

— Пока не подпалят, — генерал хмыкнул, припомнив, как совсем недавно долбился в башенную дверь Хайн. — Да и то, уйти в подземелье — и огонь не страшен. Неужто снова выкрутимся, а, Тай?

— Нет, — в голосе орквуда не было ни страха, ни сожаления. — Дубиной ты жил, Панк, дубиной и поляжешь. Полторы сотни отборных бойцов. Луки, арбалеты. Двадцать к одному? Не смеши мои портянки. И не такие, как мы, герои складывались.

— А я не герой к тому же, — добавил Чумп — для пущего, видимо, драматизма. — Мне моих двадцать подайте, пожалуйста, спящими, безоружными и спиной повернутыми.

— Отдавайтэ вождя, дэти шакала и хромой кобылы!

— Эх, попробую напоследок, — Тайвор выхватил у Чумпа арбалет и в три прыжка взлетел по лестнице на стену. — Воины! Я здесь, с вами!

Ропот под стеной мигом утих.

— Воины мои! — орквуд воздел одну руку, скрывая вторую, вооруженную, за зубцом. — Я ваш вождь! Вы сами признали меня и пошли за мной! Обманул ли я ваши ожидания?

— Пока нэт, — осторожно прорезал тишину одинокий голос. — А что, собираэшься, да?..

— Я ваш вождь, и я говорю вам: ваши враги не здесь! Я поведу вас дальше на юг. Там мы настигнем того, кто истинно…

— Слюшай, да, нэ гони! — призвал все тот же голос, заметно посуровевший. — Пойдем куда скажэшь, а только для начала возьмем башка окаянный гоблин!

Тайвор сокрушенно вздохнул.

— Вот тут генерал Панк говорит: харизма, харизма… А я ему — знаете, что? Точный, говорю, расчет — вот наш выбор!

Выметнул руку с арбалетом из-за зубца и выпалил, оборвав на полуслове очередное выступление говорливого гзура.

— Так будет со всяким, кто… — возвысил голос Тайвор. — А, сволочи, не буду вас больше спасать!

И стремительно присел, скрываясь за зубцом от плотного ливня стрел, болтов и даже дротиков, хлынувшего с улицы. Металл задребезжал о камень, пара дюжин снарядов прошла над и между зубцами, чтобы на излете осыпаться во двор или срикошетить от башни. Орквуд оскалил зубы, двинул плечами — дескать, попробовать-то надо было! Генерал снизу хмыкнул одобрительно: попытка не пытка.

— А в чем расчет-то был? — полюбопытствовал Чумп.

— А пристрелил того единственного, кто голос подал, — невозмутимо пояснил Тайвор. — Он мне давно не нравился! Спал и видел себя в кепке вождя. Так бы он их построил, да и повел, и положили бы нас ни за хрен амфибий. А теперь пусть повыбирают себе нового лидера, подерутся, головы поломают… себе и друг другу… нам все легче. А, кстати!

Сдернул с украшенной сотнями косичек-дредов головы красную авторитетную кепку и через плечо запустил ее на улицу.

— Так-то лучше. Никогда мне их мода не нравилась!

Таран опять гулко врезался в ворота, сотряс их, и Хайн, заводясь, запустил в груди свою рокоталку. Неторопливо снял с плеча кистень, выбрал местечко сбоку от ворот и с той же вальяжной неспешностью принялся раскручивать оружие.

— Хайн, — окликнул его генерал, пристраиваясь по другую сторону ворот. — Ты уж это… извини, что так оно все криво срастается. Вроде ж научить должен был, а Стремгод его знает, успею ли.

— Да чего там, — отозвался горец стеснительно. — Успеешь. Однако ж ты правда храбрец редкий! Я как эту рожу увидел с угольями заместо глаз, — кивком обозначил примостившегося на стене Тайвора, — так мне чуть скверно не сталось! А ты с ним как с родным.

— С мое поживешь — и не с такими ручкаться научишься.

Удар. Ворота пошли ходуном. Засов треснул по всей длине.

— Если это кого-то интересует, в башне сейчас такое творится… — сильно побледневший Зембус потряс головой, словно разгоняя наседающих призраков.

— Я давно чую, — кивнул с верхотуры Тайвор. — Та еще магия. На крови, гзуром буду.

— Опять будешь? — уточнил генерал дотошно. — Так бы и сказал, что понравилось!

— Впервые. То вождем был, а то гзуром обычным. Две большие разницы!

— А в чем разница-то?

— У обычных кепка без подкладки.

Удар. Ворота качнулись в глубину, засов прогнулся, в щель между створками на миг стали видны разъяренные гзурские рожи; затем засов последним усилием хорошего дерева распрямился, снова схлопнув створки.

Кижинга вытянул из ножен катану, переложил ее в левую руку, правой принял рукоять чуть ниже. Левой рукой он владел нимало не хуже, да и врагов она озадачивает порой крепко. Чумп, пристроившийся за его плечом, расстегнул позаимствованную у гнома сумку, заглянул в нее, и на физиономию его наползла недобрая ухмылочка.

— Зря в героев не играть, — распорядился генерал. — Создаем завал, отступаем к башне, там закрываемся… Темнота — друг молодежи. Полезный какой тезис. Интересно, я сам его придумал, или это на меня Хастредово умничанье перешло, пока он не в кадре?

Чумп извлек из сумочки стеклянный флакон, наполненный под завязку ядовито-желтой густой жидкостью.

— Я тоже буду! — спешно отметился генерал. — Могу даже первый. По старшинству!

— Вот бы гзуры обрадовались, — ущельник подбросил флакончик в руке, и рожа у него стала такая, что хоть разбегайся. — Нет, анарал. Все лучшее, то хумансовому обыкновению, мы пожертвуем гостям…

Взмахнул рукой — и послал сосуд через стену над воротами. Генерал горестно ахнул, а бутылочка ослепительно блеснула в высшей точке и по крутой траектории спикировала на улицу, как раз на таран, с которым гзуры в очередной раз налетали на ворота.

И засов не выдержал, и распахнулись ворота, и роскошным фонтаном хлынули во все стороны пылающие брызги алхимического огня, а Хайн качнулся навстречу забегающим во двор гзурам и вложил всеми тремя хвостами своего оружия в грудь первому. Удар снес не только того, кому достался, но и бегущих за ним; в один момент образовалась просека во всю улицу. Таран пролетел дальше и встретил на пути Вово. В последний миг гобольд отшвырнул непривычную алебарду и остановил растрощенное бревно по старинке — выставленной ладонью. Качнулся вперед и снизу наподдал по тарану коленом, выбив подожженное бревно из рук тащащих его гзуров. Таран взмыл в воздух, перекрутился, разгораясь на лету, и…

И завис в воздухе.

Что еще занятнее, завис также Тайвор — прямо в прыжке на гзурусьи головы. Если таран еще мог оказаться сделанным из какого-нибудь непроверенного дерева, гораздого на фокусы, то своего начштаба генерал знал как облупленного. Такой экспрессии, как висение в воздухе, орквуд себе никогда не позволял.

Озадаченный таким наблюдением, генерал возжелал перевести взгляд на остальных своих товарищей — и обнаружил, что словно бы влип в густейший черный эль, размешанный пополам с глиной. С величайшим трудом развернул голову так, чтобы в поле зрения попал Хайн. Тот так же, очень медленно, разворачивался, преодолевая сопротивление внезапно уплотнившегося воздуха; а что больше всего, даже больше висящего в воздухе Тайвора, поразило воображение генерала, так это зависшие в замахе гири кистеня. Две из них как раз столкнулись, выбив искру, и эта самая искра крошечной блестящей звездочкой пылала между двумя тяжеленными стальными чушками. Собственный меч Панка тоже повис на лету, и тяжести его генерал не ощущал, словно бы вся она легла на уплотнившийся воздух. Зембус застыл в хищном броске понизу, острие меча нацелено под край панциря гзура, который как раз в прыжке оторвался от земли, да так и задержался, не успев взлететь и не начав падать. До Кижинги же и Чумпа генерал так и не сподобился повернуть голову, ибо внимание его привлекла пара фигур, которые двигались от башни с нормальной скоростью и этим выбивались из общей картины.

Гоблины. Судя по статям — из родного клана Гого, разве что более сухие и жилистые, нежели он сам. Один закован в великолепный образчик драконарской брони, за плечами — длинные рукояти парных мечей. Второй — в длинной робе и с толстым узловатым посохом в руке. И меленькое круглое зеркальце на груди. Мастер Зазеркалья. Оба далеко не первой молодости, постарше самого генерала — седовласые, исчерченные морщинами, но бодрые, крепкие, полные жизни.

Неспешно приблизились к замершим фигурам, осмотрели ближайшие. Генерал тщетно силился выдавить хоть слово — язык шевелиться отказывался. Да оно и к лучшему, ибо слова на ум приходили в основном такие, какие гостям говорить — против всяких правил вежества. Впрочем, гостям ли? Держались эти двое скорее как вернувшиеся из долгой отлучки хозяева. Но хозяевам грубить — тем более неловко. Хорошие хозяева всегда знают, где лежит дубина для воспитательных мероприятий.

Шевеление генеральской головы привлекло внимание парочки.

— Этот наш, — заметил Мастер и, вытянув посох, слегка пихнул им Панка в грудь.

Меч мигом обрел свой вес, радостно взвизгнул, вываливаясь из расслабившихся в густой пасте безвременья пальцев. Генерал издал облегченный «ух» и плюхнулся на четвереньки.

— Буду премного благодарен, ежели хоть одна зараза мне объяснит, что тут творится, — сообщил он сипло, поспешно воздвигся обратно на ноги и подобрал меч.

— Будем ответно благодарны любой заразе за то же самое, — деликатно ответствовал маг.

Генерал с сомнением взвесил меч в руке. Вроде смотришься с ним посреди утопленного в клею царства как полный дурак. Но и убирать, пока за воротами полным-полно злобных гзуров, никакого резона. Подержим пока, авось рука не отсохнет.

— Это было не приветствие, — пояснил он на всякий случай. — Вы, мужики, откуда тут взялись? Только не надо мне заливать, что вы — расколдованные Тиффиус и этот второй, как там его.

— Сам ты расколдованный, — обиделся воин. — Мы вполне себе нормальные.

— Я-то, похоже, и впрямь расколдованный, — генерал потер ткнутое посохом место. — А можно Тайвора отклеить? Оченно нервирует такое безобразие, над башкой висящее.

Пришельцы оглядели Тайвора со всем вниманием.

— Такое безобразие в любом виде нервирует, — рассудил маг. — Это ж орквуд чистой воды, я думал, они перевелись давно.

— С чего бы им переводиться? Они сами кого хошь переведут.

— Очень похоже. Он всегда такой?

— Какой — такой?

— Ну, такой, — маг описал посохом неопределенный вензель. — Довлеющий.

— А! Нет. Обычно носом в карту. Практически ручной. Когда нет на примете злодеяний, подрабатывает у меня стратегическим планированием. Ах да! Генерал Панк меня зовут. Я тут с нашей стороны вроде как за старшего.

— Генерал? — живейше заинтересовался воин, оторвавшись от изучения скульптурной группы «Хайн в обалдении наблюдает за висящим в воздухе бревном». — Коллега, стало быть! Винкль Горлохват, Второй маршал Марки.

Брови генерала поползли вверх.

— Марки? Нашей Марки Кланов?

— А какой еще? А это вот Корглин, Мастер Зазеркалья. Так объясни толком, что у вас тут происходит!

— А сам не видишь? Защищаем Хундертауэр от гзурского вторжения.

— Это вижу, не слепой, и дело сплошь и рядом знакомое, правильное и известное. Куда интереснее, почему с вашей стороной сорок лет связи не было!

— Ты меня спрашиваешь? Меня вроде никто дежурным по связи не оставлял.

— А кого оставляли — где искать? — Корглин растерянно пригладил седые лохмы. — У вас тут оставалось четыре Зеркала: в Хундертауэре, Драугбурзе, Цитадели и Пещерном Замке. То, что в Драугбурзе, давно ослепло, Цитадельское заблокировано местными проблемами, Замковое глючит, ибо его заколдовывал тот еще спец, Мальфред Буховатый, на него шагни — где-то окажешься, а тутошнее, последнее, сорок лет как принимать перестало! Мы уж и надеяться перестали — пропал, думаем, Дримланд. И тут вдруг — на тебе! Твои детишки как шарахнут!

— Детишки не мои! — оправдался генерал спешно. — То есть со мной, но я тут ни при чем. Особенно та, рыжая. У нее наследственность — из рук вон!

— Которая обер-гофмейстера, завидев в Зеркале, обложила такими словами, что его удар хватил? Да уж, не завидую тому папаше, у которого такое выросло. Хотя, силища в ней немеряная! Не знаю уж, кто Зеркало с этой стороны опечатал, но сделал это на совесть, я бы сам неделю долбился — как подковырнуть, а они с приятелем и ковырять не стали. Так шарахнули силой крови Древних, что на нашей стороне выжгли половину Зеркальной Галереи!

— Это они могут. Вот кабы сказал, что чего построили, я б усомнился, а выжечь — это они и правда умеют. Ах да! А запечатали гномы, это уж достоверно. Орден Гулга!

Маг и маршал переглянулись, и Мастер Зазеркалья, неуверенно нацепив дружелюбную улыбку, принялся пятиться.

— Ах ты старый козел, — процедил Винкль неторопливо, и так же неторопливо пошел на него, всем своим видом олицетворяя то, за что гоблинов не любят в темных переулках. — Я тебе говорил? Нет, ты скажи — я ведь тебя предупреждал?! Да у меня глотка на всю жизнь села, как я орал, что все зло от гномов!

— А уж я-то как орал! — восторженно завопил генерал и присоединился к наступлению на ретирующегося мага.

— Мужики, мужики, вы чего! — заискивающе бормотал Корглин, лавируя среди замерших фигур с выдающейся ловкостью. — Я разве когда сказал хоть слово за гномов? Я ж чего все время повторял: гномы, они всегда гномы, препаршивейшие из тварей, допущенные Творцом в мир по недомыслию!.. Даже амфибы лучше, хотя и рыбой воняют! И эльфы не столь гнусны, поскольку с эльфом, ежели его подпоить, можно сойтись грудь в грудь в честной схватке и навтыкать ему от сердца и по самую печень! И даже хумансы мне всегда были куда симпатичнее гномов, хотя никакого доброго слова для них в голову и не приходит…

— А кто отказался гномов пришибить одним махом?! — гаркнул маршал, распаляясь, как факел на ветру. — Рядом же были! А у тебя и заклинание имелось!

— Да чтоб тебя Стремгод на рога поднял и копытом лягнул, неученая военщина! Я ж тебе сто раз объяснял: тем заклинанием шарахнуть — весь континент вдрызг разлетится, а гномы, поди, и в таком катаклизме выживут! Подмажут нужную личность, и опять кумы королю, а честным гоблинам что — на амфибов склизких переучиваться?

Винкль остановился как вкопанный.

— Ну, что-то такое слышал…

— И вообще! — радостно перешел в наступление колдун, тыча его в бронированную грудь костлявым перстом. — Кто должен был следить, чтоб гномы к Зеркалу не подобрались? А?

— А кто должен был следить, чтоб они не прознали, для чего Зеркало нужно?! — нашелся Винкль, отпихивая мага ладонью, и генерал как-то между прочим отметил, что маг-то даже не пошатнулся. Здоров, как та еще лошадь, мог бы, между прочим, консилиум гномов перебить и клюкой своей, в ней небось весу больше, чем в троллиной палице.

— А кто должен был обеспечить своевременный отлов гномских лазутчиков?!

— А кто должен был указать их соответствующим службам?!

— А кто!..

— А кто!..

Во дворе стало шумно, словно бы баталия вовсю продолжалась. Генерал даже оглянулся посмотреть, не сдвинулись ли с места гзуры. Нет, все неподвижны, застигнуты удивительной магией в самых комичных позах. То есть, в бою-то такие позы комичными не кажутся, а вот так, словно в музее восковых фигур, какие любят обустраивать эльфы — поди не засмейся. Распахнутые рты, летящие во все стороны брызги слюней, бешено выкаченные глаза… Один только Хайн тяжко ворочал шлемом, преодолевая сопротивление затвердевшего воздуха — сказывалось знаменитое сопротивление магии, которым одарил своих детей Гого, однажды с похмела неосторожно выхлеставший целую кадушку полироли для отбития магических свойств у оружия. Генерал подошел и сдвинул на горце забрало, дабы еще раз полюбоваться такой знакомой мордой. Да, не зря прожил жизнь! Приходило как-то в голову, что слишком много лет потратил на карьеру, не успел обзавестись семьей, а многочисленные проходные интрижки не в счет, как он забыл, так забыли и его… А тут — такое! И всем племенем чтят как героя. Да попробовали бы не чтить! Зря ли о ту косматую глыбу костяшки на кулаках рассадил до самых пяток? Зря ли отогнал от селения ледовых гигантов, охочих до жесткого, но сытного гоблинского мясца? Зря ли…

Сын замычал нечленораздельно, качнул головой в сторону эксцентричных пришельцев. Глаза у него были изумленные, недоумевающие.

— Это свои, — пояснил генерал. — Жить будем, Хайн!

Хайн промычал с откровенным сомнением. Генерал обернулся: посланцы Марки как раз повалились в пыль, Корглин, без доспехов более проворный, оседлал маршала и колбасил его увесистыми кулачищами, Винкль орал, барахтался, то пытался выдернуть прижатые немалым весом мечи, то лягал мага коленями в костлявый зад.

— Это шаман и воевода, — пояснил генерал. — У них тут что-то вроде военного совета. Пока колдун выступает убедительнее. Магия, сынок, сила страшная!

Хайн мыкнул поспокойнее. Не ожидал, что здесь, в самом (ну, по его-то мнению) сердце цивилизации в ходу точно такие же методы, как в его диком пещерном поселении! Видать, есть вечные ценности. У них тоже всегда брал верх шаман, потому что был преисполнен житейской мудрости, убежден в своей неизбывной правоте, умел оборачиваться медведем и каждый день упражнял мышцы, выжимая над головой здоровенный булыжник.

— Эгей, отцы, — генерал покосился в выбитые ворота, отметил там небольшую ручную баллисту, подтаскиваемую четырьмя дюжими гзурусами, и вернулся на землю. — А это ваше, — потряс руками в воздухе, не зная, как обозначить общую завислость. — Оно не свалится, пока вы друг друга мутузите? В смысле, решаете государственные проблемы? А то, может, я пока пробегусь поколочу гзуров? Прорежу их малость, а то многовато народу воздух портит.

Винкль воспользовался озадаченностью колдуна, выдернул одну руку и съездил его по уху, свалив с себя, а сам откатился в сторону и проворно подхватился на ноги.

— Потом продолжим! А то опять схватим взыскание.

— Потом так потом, — покладисто согласился Корглин, ощупывая пострадавшее ухо. — Не ной потом, что я мол ни с того ни с сего… У меня память плохая, так что ежели я даже не помню за что бью — все равно даю сдачи за что-то!

Обернулся к генералу, подковылял, заметно припадая на обе ноги и тяжело наваливаясь на посох.

— За этих ты не волнуйся, — небрежно ткнул посохом в сторону гзуров. — Это решим за милую душу. Мы сюда заглянули понять, что творится, весь город на всякий случай Совет Мастеров погрузил в безвременье до нашего возвращения… Но поторапливаться надо и впрямь, долго они его не удержат, особенно ежели учесть, что половина Совета угорела стараниями твоей девочки. Объясни, генерал Панк: это все, кто остался? Как же вышло так, что во всем Хундертауэре и десятка гоблинов не осталось, даже с учетом, — передернулся, указывая на повисшего над головой Тайвора, — сочувствующих?

— Ага! А Чумп мне пел — тупой, мол, генерал, ничего не заметил! А тут, выходит, вся Марка ничего не заметила?!

— Так вся Марка и состоит из таких, как ты, тупых генералов, — терпеливо пояснил Корглин, для примера указал через плечо на своего спутника. Тот сделал вид, что не понял. Или даже делать вид не пришлось :) . — Ты пойми, вояка: есть Марка, вроде как столица гоблинов. Только она не здесь, разумеешь? Не в этом мире, как вот ихний Вуддубейн. Да и не в мире вообще, а так… в схроне, скажем. В Зазеркалье. Всякое сообщение только через особые Зеркала, которые тут как раз и оставили. И тут, и не только…

— А еще в Марке особо длинные языки режут, — хмуро подал голос Винкль.

— И здесь тоже режут, — поддержал генерал. — Которые не о том метут. И не только языки, и не только режут, и не только длинные. Это я к тому, что хрена вам в том Зазеркалье? Вона какой мирок чудный простаивает!

— Так вот о том и речь! — Корглин развернулся к маршалу. — Неужели не слышал истории о Первом Пакте?

— Не довелось. Звучит гадостно!

— Кабы только звучало. Видишь ли, генерал, давным давно, после того, как разгромили Айс-Эйса и ушел в отставку Хранитель Ушкут, Древние Расы обнаружили, что слишком уж этот мир хрупок и мал для прояснения наших междусобойных нужд. Всякая баталия промеж всеми мировыми, скажем, эльфами и гоблинами неминуемо мир угробит к Стремгодовой теще! Так вот, собрался Совет под руководством, по иным слухам, самих богов, и порешил: в мире не должно быть никакой Древней Расы больше, нежели десятая часть Новых, то бишь хуманов. Тогда и мир выдержит, и баланс сохранится, и вся фигня и пряжка сбоку.

— А остальные?

— А остальным Творец выделил по своему, как бы это, измерению — где они никогда ни с какой другой из Древних Рас не пересекутся. И сообщение можно поддерживать, и оттуда сюда путешествовать, и в обратном порядке, и ежели какая Раса путь в Дримланд забудет — то так тому и быть, но ежели, скажем, гоблинов станет хоть на чуточку больше, нежели десятая часть хумансов — грядут, согласно преданию, великие катастрофы!

— А гномы в Хундертауэре — не катастрофа ли?!

— Увы! Ни капли. Всего лишь правда жизни. Мы тут и сами виноваты: разгильдяйничали много! Из четырех ходов один оставили, ясное дело, гномы все готовы были положить, чтоб им завладеть и Марку навсегда запереть вдали от Дримланда! Правда, за сорок лет, видать, расслабились, не ожидали народного героя-освободителя!

«А я, вообще-то, это круглое подумывал забрать и под мишень для копьеметания приспособить», — припомнил генерал, но вслух поделился почему-то иным рассуждением:

— А теперь-то как и чего? Ныне в мире, не скажу уж точно, потому как цифры мне не друг и после во-вторых я неизбежно путаюсь, но на две дюжины знакомых мне гоблинов хумансов приходится не менее полутысячи. Дошло до того, что в самом Хундере гоблина не найти, да и в любой мировой державе проще сыскать девственницу, нежели сына Занги, хоть бы и грамотного.

— А теперь будем, понятное дело, выправлять ситуацию. Уж там, в ставке Марки, немало охочих в Дримланд выбраться, хоть на постоянное жительство, а хоть бы и так, с гномами переведаться, отвести душу!

— Гномы гномами, им уже накрошили по всем сусалам, но ныне по иронии судьбы у нас куча гзуров под стенами! Разгоним ли?

Маг поворотился к маршалу.

— Будем разгонять?

— А чего ж не разогнать. Ты пока разморозь тутошних наших, а я сейчас!

Винкль развернулся и бодро потрюхал, громыхая железом, в котором генерал опытным глазом определил ни много ни мало адамантиновые примеси, к башне. На бегу оглянулся на небо, восторженно потряс головой, словно невесть какую красоту увидел. Генерал на всякий случай тоже поглядел вверх, но ничего не обнаружил, кроме пары кучевых облаков средней паршивости и довольно встрепанной птахи, болтающейся над замком в состоянии, близком к невменяемому. Впрочем, у птах это вообще норма жизни, а случись солидному гоблину в летах эдак пофигурять на драконе — так мигом расходится молва, что мол опять намедни пренебрег плотными мясными закусками. Несправедливость!

— Мы ж оба тутошние, — пояснил поведение Винкля колдун, благодушно ухмыляясь ему вдогонку. — Не только Дримландские, но прямо-таки из Хундертауэра… В последний раз уж и не помню, когда выходили под это небо! А ну, показывай, какие тут наши, я их отомру. Ух какой! Вижу, вижу, что свой.

— Похож? — генерал подбоченился. — Так и есть, мой отпрыск! И стати, и повадки, и даже мордой вот — как выкапаный!

— Правда? Я-то по доспеху сужу. Задница прикрыта — сталбыть, не с гзурами!

Посох ткнулся Хайну в панцирь, успевшая уже намозолить глаза искорка сорвалась с места и исчезла в воздухе, а генерал чудом успел уклониться назад, чтобы не попасть под вновь обретшие инерцию кистенные оголовки. Хайн ухнул, закручиваясь вслед за своим оружием, не устоял на ногах и повалился вверх тормашками, комично вскинув латные пигаши.

— Вот теперь вижу, что твой, — признал Корглин, одобрительно потрепал генерала по плечу и передвинулся к следующей замершей фигуре. — А ты пока что…

…Велико же было изумление гзуров, несущихся на только что высаженные ворота, когда обнаружилось, что ворота-то опять наглухо закрыты!

Первому ряду пришлось совсем тяжко: мало того, что с разбегу сшиблись с окованными медью брусьями, так еще и в спины им влетели следующие, все новые и новые! Захрустели ребра, вопли потонули в возмущенном реве, а сверху донесся обидный раскатистый гогот.

— Вы задницами постучитесь, — сочувственно посоветовал генерал со стены. — Головами — это наша гоблинская привилегия.

Гзурусы в ярости взметнули… пустые руки. Огляделись. Все, кто присутствовал на площади, лишились оружия. У некоторых сохранились луки — но опустели колчаны. Дважды стрелявший в генерала хлопец сделал квадратные глаза, обнаружив кокетливые обрезочки тетивы на рогах своего лука. А на голове нахально скалящегося гоблина красовалась та самая красная кепка вождя, которая совсем недавно вылетала за стену и вокруг которой уже успела завязаться потасовка.

Тишина повисла над Хундертауэром.

— Все прояснили? — уточнил генерал дружелюбно. — Еще вопросы есть?

— Эст! — выкрикнули с улицы. — КАК?!

— Ну, как, как, — генерал скромно потупился. — Вот такой я загадочный. Да и вас жалко стало. Вы ж и представить себе не можете, на что бы тут нарвались!

— Опят врет! — исступленно провизжали из толпы. — Спэрва на рэкэ врал, конэй отнял! Потом проклятьем заразил! Потом с летучий лодка нэправда кричал, заслал в нэвэст какой даль, чуть нэ сдохли в снэгах! Всэгда врет!

— Можэт, в вожди его вибэрэм? — робко предположил чей-то альтернативный робкий голосок. — Кэпка есть, влияние имээт!

— Это я-то вру? — оскорбился генерал. — Эх вы, гвоздевидные! Ладно, смотрите, но кто не смоется вовремя — потом на меня не пенять! Хайн, открой им ворота.

Хайн только того и ждал — сдвинул новый засов, снятый с башенной двери, и настежь распахнул створку. Под ноги ему повалились несколько раздавленных о ворота своими же энергичными собратьями гзуров.

— Экие вы недобрые, — сурово укорил горец, отпихивая ближайшего ломанувшегося в ворота железной пятерней. — Никогда не слышали, что все добром решить можно?

Гзурусы, похоже, не слышали. Не слышали, видимо, и многочисленные гоблинские воины, столпившиеся во дворе замка. Судя по рожам, под знамена генерала на сей раз собрались самые отпетые мировые преступники, способные даже из народного празднества устроить групповое убийство с расчлененкой и последующим надругательством. Просто потому, что надругательство над нерасчлененными трупами для этого дружного коллектива будет пресновато.

А среди этих, надо признать, весьма обильных количеством неприятных парней торчали еще и два полноценных красных дракона — по одному с каждой стороны от башни. И вот они-то впечатлили сухопутных гзуров так, как не под силу было бы и целому батальону генералов Панков, распевающих гимн Кейджу. Драконы смотрели прозрачными немигающими глазами с уровня замковых стен, шумно зевали, демонстрируя кинжальные клыки, и даже порывались расправлять широченные кожистые крылья. В замке им было тесно. Бедняжки определенно хотели на волю, в раздольное синее небо, где можно было бы развернуться в полете, вытянуться во всю свою немалую длину, испустить грозно известные струи огненного дыхания и, спикировав на смешно суетящуюся добычу…

Гзуров унесло от ворот, как штормовой ветер, подхватив волну, волочет ее и в конце пути яростно разбивает в мелкую водяную пыль на первом же препятствии. Препятствием очень кстати послужили оставленные за углом кони.

— Даже пивка не попьете? — проорал генерал им вслед.

Никто не купился. Все дураки уже полегли в первой волне атакующих, а те, кто остался, вполне живо себе представили, во что выльется распивание пива с теми бандитскими рожами, что заполняют сейчас двор.

Одного, согласно полученным распоряжениям, Хайн придержал. Выбрал он, по наитию, того самого сивобородого, что общался с генералом из-под стены, а теперь раз за разом хлопал себя по боку, словно надеясь, что испарившийся фальчион чудесным образом вернется в ножны.

— Погоди, дядька! — прогудел Хайн миролюбиво, прихватывая его за отворот халата и втягивая в ворота. — Дело есть.

— Я нэфкусний! — предупредил гзурус упавшим голосом, убедившись, что из хватки зловещего черного привратника не вырваться. — Нэ надо кушать! Совсем заболээш, слабий станэш, борода отрастет, в Кэйдж увэруеш!

— Борода отрастет? — заинтересовался Чумп, обретающийся тут же по соседству, на лестнице, ведущей на стену, плечом к плечу с Зембусом. — Ух ты! Отрежьте мне кусочек! Вот уже лет десять мечтаю обзавестись.

— И про Кэйдж не забудь! — всполошенно напомнил гзурус. — Ваш брат в Кэйдж обыдно вэрить! Свой смэяться будэт, да!

— Свой не будет. Разве что обзавидуется. Он сам себе лесных нравов.

Генерал сбежал со стены, на ходу махнул рукой, и Вово, вынырнувший из ближайшей двери, подволок к гзуру за шкирки обоих пленных гномов. Нахохленный Тиффиус, чей щегольской наряд пошел на нужды гоблинской гигиены, закутан был в самопальное рубище, из которого торчали толстые волосатые ручонки. Высший жрец лишился своего холисимвола, а с ним — возможности творить магию и всякого оптимизма во взглядах на будущее. Войско, заполонившее двор, и на них произвело неограниченное впечатление.

— Ваше преосвященство никоим образом не упредило о проблемах такого масштаба, — проскрипел наместник.

— А Вашей чести недурно было бы строить внешнюю политику осмотрительнее, — ловко отпарировал жрец. — Осмелюсь напомнить, что все эти крупномасштабные проблемы имеют своей конечной целью Вашу личную толстую задницу.

— Я всегда полагал, что нашему Ордену свойственно оказывать всеуровневую поддержку тем его членам, которые, самоотверженно трудясь на благо Ордена, в ней нуждаются!

— Это лишь доказывает, что Вы, Ваша честь, никчемный гулгит. Орден помогает тем, кто может помочь Ордену! Неудачники, разгильдяи и прохиндеи, подобные Вашей чести, едва ли могут рассчитывать на…

— Вы продолжайте, — дружелюбно посоветовал Вово, роняя обоих гномов на брусчатку перед генералом. — Только потише. Не злите Панка!

— Которого отдаем? — уточнил генерал у Винкля, обретающегося тут же под стенкой. — Ежели спросить меня, то вот этого бы я лучше пришиб сам.

Тиффиус понюхал обрекающий перст и понурился.

— Это и есть тутошний наместник? — маршал помотал головой. — Подумаешь, доблесть! С гномом совладать…

— Генерал уже отшиб мне важные производственные места и всякое достоинство, — басовито посетовал магистр. — Я желаю заявить о негуманном обращении с военнопленным!

— Так генерал и не хуманс, чтобы гуманничать, — рассудил Винкль. — Ишь, удумал тоже! Давай, генерал, его и сдадим. Потому как того, который жрец, Корглин очень интересуется повыспросить!

Теперь повесил голову жрец, а наместник, напротив, возликовал.

— Чего радуешься, чучело? — ухмыльнулся генерал зловеще, стянул с головы гзура зеленую походную кепку бойца, нахлобучил взамен нее свою красную, а зеленую, покрутив в руках, нацепил на плешь Тиффиуса. — Видишь, с кем тебя отправляем? А все для того, чтоб передал ты своему Ордену Гулга послание. Понял? И не вздумай мне по дороге потеряться — сыщу в любом Ятане!

— Не извольте учить! — Тиффиус подбоченился. — Я в дипломатической миссии полсотни лет отслужил, вырос с секретаря до посла, без единого нарекания! Имею опыт деятельности подобного рода, который не раз с блеском подтве…

— То-то тебя в самый Хундертауэр законопатили, не пощадили. Валяй, Горлохват, диктуй ему свой ультиматум.

Винкль неспешно взял гнома за грудки, вздернул к самому своему носу и прошипел голосом, сильно смахивающим на шелест чешуйчатого гадючьего брюха по камням:

— Пойдешь в Орден Гулга. Передашь: облажались! Зазеркалье вскрыто, Марка вернулась. Кто с мечом к нам отныне придет, тот от меча и сляжет. Кто придет с копьем — сляжет от копья. Кто приволочется с топором…

— Я понял схему, сударь гоблин, — Тиффиус нервно подергал пятками, болтающимися над землей. — Прошу сократить перечень оружейного ряда. Вы, по снаряжению судя, знатный воин, этак мы еще две недели будем только запоминать, кому каким предметом достанется.

— Кто с магией явится вредоносной, тому своей грозной магией такого завесим, что мало не покажется. Кто притащится с золотом на подкуп, хитростью, лестными увещеваниями или вашей коварной придумкой дипломатией — того по-простому на пинках вынесем!

— И страшно подумать, что сотворим с тем, кто принесет на продажу морковку, — сурово закончил генерал.

— Теперь же ответствуй, гном, — Винкль тряхнул Тиффиуса так, что на том подскочила и вновь нахлобучилась на голову кепка. — Обязуешься ли ты передать слово в слово то, что ныне тебе поручается?

— Такова почетная обязанность посла, — проскулил гном осторожно.

— Клянись, скотина, не то поедет другой, а тебя мы нашей контрразведке сдадим для выведывания ваших гулгитских тайн! Там такого нарасскажешь, что сам два раза удивишься!

— Почему — два? — полюбопытствовал Вово.

— Первый раз — что сам это знает, второй — что все это правдой окажется. У нас не врут!

— Клянусь! — проблеял гном, начавший зеленеть под цвет новообретенной кепки. — Именем Гулга, да прекратит борода моя расти вовеки! Все передам как сказано, безо лжи, искажений, приумножений и приукрашивания!

— Тогда передай дословно следующее: косорылые вонючки, носители накладных бород из мочала и конского волоса, бессильные жаболюбы и увещеватели престарелых ослиц!..

Вово покраснел и поспешно отступил в сторонку, а генерал остался, склонив голову на плечо и стараясь тоже запоминать. Мало ли, гном не доедет! Дороги Дримланда небезопасны. Должен же будет кто-нибудь донести до сведения гномских иерархов это историческое обращение!

А Тиффиус оставил уже и ногами дрыгать — висел себе безвольным кулем и философски рассуждал, на каком по счету термине орденское начальство повелит насадить его на кол и вместе с колом поместить в большой муравейник, поливая сверху расплавленной смолой. Гномье начальство никогда не отличалось большим терпением к грубиянам — по крайней мере, если грубиян вместе с оскорблением не передает увесистые мешочки с золотом.

— Это надолго, — определил Чумп. — Пойдем, анарал, поглядим, как там наши грамотеи? Их же страшно одних оставлять! Вот, полюбуйся, оставили в романтической обстановке — так они за каких-то десять минут докопались до того, что весь Орден Гулга сорок лет закапывал!

— И не говори! — поддержал генерал. — Кстати, ты делай вид, что их не знаешь. Они там выжгли чего-то, как я понял, на баснословную сумму. Эльфе что — папа заплатит, а ежели нам вдруг счет выставят?

— Марка — и счет? — Чумп покривился, кивнул через плечо на Винкля — тот как раз вынес окончательно удрученного Тиффиуса за ворота и могучим пинком пожелал ему доброго пути. — Если найдут хоть одного счетовода, можешь считать меня троллем. Меня гораздо больше волнует, что будет, ежели эти двое таки объединятся с целями более личного плана. Прикинь, какое пойдет потомство? Этому твоему, в железе, и приткнуться негде будет.

— В двух языках грамотное? — подсчитал генерал на пальцах. — Ого ж. Это и правда тот еще подарочек. Кстати, а поведай мне как знаток истории: неужели не было ли еще в истории такого прецедента? Все ж таки мы, гоблины, в основной массе не промах, да и эльфки бывают вишь какие… темпераментные.

— А откуда, ты думаешь, пошли хумансы?

Дошли до строя гоблинских вояк, заполонивших двор. Те стояли сплошной стеной, дать пройти и не помышляли; да и вообще не двигались с места. Один уже столько времени копался кинжалом под заскорузлым обгрызенным ногтем, что должен был просверлить палец насквозь. Второй переминался с ноги на ногу — без передышки уже минут десять, словно бы очень нуждался в срочном оправлении, но позволить себе не мог. Как будто, приспичь ему, он бы стал церемониться! Третий…

— А у этого вообще борода! — рявкнул генерал, приглядевшись к этому третьему. — Эй ты, колдун, на пень тебя позорный, как говорят наши лесные братья! Я уж молчу, что драконы у тебя дикие, без упряжи, без ошейников Власти, без кланового клейма и с такими мордами, будто у каждого, как у нашего Хастреда, высшее образование! Но это что еще за халтура? Морда зеленая — и с бородой!

— Это речной гоблин, — независимо оправдался Корглин, обнаружившийся в двери одного из боковых строений. Вышел, оглаживая рукою подбородок и пытаясь под ладонью скрыть неудержимую ухмылочку. — У них есть! Говорят.

— А это какой гоблин, что с бабскими сиськами? — ехидно уточнил Чумп, тыча во второй ряд. — Ого! Да не один! Мдя, колдун, у тебя та еще фантазия! На поле боя я б с тобой не хотел переведаться. Хотя, я б ни с кем не хотел. Очень уж я добродушен.

— Может, это гоблиница, — заступился генерал. — Знаешь, какие бывают! Тьфу, перемать! А морда-то, морда! Что ж морду такую состряпал, что и крайдер психованный в лес убежит, могилу себе копать?

— Морды — чтоб стращать из-за плеча! — пояснил маг, наконец начав смущаться. — И вообще, ишь, придрались! Сами бы лучше делали. Это они вон, гномесы, иллюзиями всю жизнь пробавляются! А я — боевой маг в третьем колене, мне такие картины вообще не по рангу! Вот так чтоб боевой полиморф или жуткое увядание — это я запросто, а так…

И вяло махнул рукой. Бандформирование поколебалось, словно гладь воды, в которую швырнули с размаху тяжелый булыжник… и только круги побежали по тому месту, где только что стеной стояло самое предосудительное в мире воинство. Отдельно, с негромкими хлопками, лопнули оба дракона: Корглин на мгновение заколебался, не сохранить ли их для истории, а то и вовсе переместить в небо над Хундертауэром и закрепить навсегда… Но вовремя одумался. Рано или поздно народ разберется, что зверюги ненатуральные, а там и вовсе нюх потеряет… Нет, лучше уж приберечь до момента, когда реально пригодятся — вот как сейчас пригодились.

— Мои поздравления, — проскрипел далеко позади жрец Гулга, на чьем плече лежала тяжкая рука Вово, лишая гнома возможности, да и желания бежать. — Я-то сразу распознал иллюзию, тем более что халтурщик вы, коллега, великий, но простаков провести вы сумели. Но то ли еще будет!

— Дык на то и надеемся, — сообщил Винкль доверительно. — Я ж с тем толстомясым как раз и передал вызов на баталию. Ежели Орден Гулга всерьез желает с Маркой сойтись грудь в грудь, так на то наше согласие и великая радость! Другое дело, что когда это вы желали биться иначе как мухобойками? Да и для того специальных хумансов нанимаете!

— А за нас, сударь мой, и в этот раз хумансы биться выйдут. Задаром, в знак соблюдения закона! Ибо — нарушение Второго Пакта.

— Кого нарушение? — не понял генерал, развернулся и направился обратно ко гному, на ходу разминая пальцы, прежде чем сложить их в кулаки.

— Второй Пакт, вытекающий из Первого, гласит, что всякая Древняя Раса может подать прошение на признание за ней любых земель, и ежели в течении двадцати пяти лет никто его не оспорит, требуемые земли отходят той Расе, — оттарабанил Винкль заученно. — Судьей и контролирующим органом по собственному предложению и всеобщему согласию признана Хумансовая Коалиция. Постой, паклевая морда, ты что ж, хочешь сказать? Вы успели прихватизировать Гобляндию?!

— Опаньки, — с величайшим прискорбием согласился жрец и исполнил книксен. — К вашим услугам, отныне и навечно. Поздно, как у вас говорится, цедить кетчуп, когда ужин сожран. Заявка официально подана была еще лет сорок тому, когда только первый наш агент нащупал подступ к Хундертауэру и сумел запечатать Зеркало…

— А куда ж глядел местный Мастер Зазеркалья? — свирепо пристукнул посохом Корглин.

— Ежели вы имеете в виду Лохрима Пузана, последнего тутошнего официального мага, то согласно хроникам он скоропостижно скончался, — сообщил Хастред, появившийся из башни под руку с эльфийкой. Обоих пошатывало, но гоблин упорно тащил на плече тяжелый топор, а Тайанне волокла по земле, держа за ремень, свой рюкзачок-хаверсак. — Кстати, не без гномьей подачи.

— Это был несчастный случай! — возразил гном категорично.

— Можно и так сказать. Он подавился сорок третьей свиной фрикаделькой на чемпионате по их скоростному пожиранию. Кстати, чуть-чуть мировой рекорд не поставил.

— А мы причем?

— А вы тот чемпионат спонсировали.

— Известный факт, — подтвердил Чумп. — Там рядом случился известный лекарь Хаймлих. Он даже ухитрился выдавить из Пузановой глотки этот злосчастный кусок мяса, но Лохрим его отпихнул, а фрикадельку обратно в пасть засунул и подавился уже окончательно. Ты что стоишь, качаясь, тонкая ряби… здоровенная орясина?

— Много крови потерял.

— Этот достойный юноша не пожалел своей крови, чтобы почерпнуть в ней силу сорвать вашу печать, — поучительно сообщил Корглин гному. — Вы-то поди побоялись на такое пойти, а наш вот — сразу, себя не жалея!

— Руку разрезал? — догадался Вово. — Больно было? Ты храбрый!

— Ну, почти, — Хастред потупился. — Эх, в кого я такой честный? Как поняли, что без крови той печати не снять, я только начал подумывать как палец проколоть, и чтоб не истечь, и гангрену не подхватить, а то видел я, как Чумп моим ножом в таком кошмаре ковыряется! А эльфа бац — и того… Нос мне расквасила. Больно!

— И скажи еще спасибо, что для заклинания омлет не потребовался, — мурлыкнула эльфа, укладываясь головой на плечо книжника. — Какие там ни личные виды, но нужды магии для меня дороже… пока что. Что вы там говорили про Гобляндию?

— Сей гном уверяет, что Орден Гулга отцапал ее в свое пользование! — Винкль ухватил жреца за бороду. — Что, Корглин, придется, помахаться и с хумансами, этими, с позволения сказать, блюстителями порядка? Как мыслишь, что по этому поводу скажет Варлорд?

— Думаю, слышать этого нам не восхочется. Что за охота воевать с противником, чье превосходство не приведи Занги уменьшить ниже десятикратного?

— Мне бы ваши проблемы, — фыркнула эльфийка. — Ну отцапали гномы кусочек, тоже мне трагедия. Начнут давиться от жадности — сами поделятся. Вот здесь у меня…

Подтянула за ремень хаверсак, закопалась в него, запустила руку чуть ли не по плечо, и наконец выволокла здоровенный свиток, украшенный сочным оттиском печати с бородатой гномьей рожей. При виде свитка гном засопел, даже сделал невнятное порывистое движение, но Вово и вторую руку опустил на него, намертво пригвоздив к месту.

— Держи, — эльфийка сунула свиток маршалу. — Счастлив?

Винкль растерянно принял жесткую пергаментную трубку, покрутил в руках, глянул на Корглина. Мастер Зазеркалья неопределенно двинул плечами: тоже не уразумел смысла.

— Ну? — нетерпеливо уточнила Тайанне. — Где мои спасибы?

— Ну, спасибо, — отозвался маршал покорно. — Может, еще медаль хочешь? С бантом?

— Вот до чего же вы, гоблины, все-таки кретины, — посетовала эльфийка. — Что местные, что зазеркальные. Только не говорите, что это я вам синапсы нарушила, когда ту печать прожигала. По мордам же видно, что детская олигофрения… Применить эту штуку по назначению не думаешь?

Ошарашенный Винкль неопределенно пожал плечами, свернул пергамент потуже и осторожно стукнул им гнома по голове. Жрец ойкнул. Тайанне тоже.

— Это ты так документами пользуешься?!

— По-гзурски не буду! — решительно отрезал маршал. — У нас это не принято!

— Идиот! — эльфа выдернула у него свиток. — Ты, типа-как-маг, тоже неграмотный?

— Я не типа-как-маг, — возразил Корглин с безмятежным достоинством. — Я Мастер Зазеркалья! А нам, Мастерам Зазеркалья, равно как Мастерам Сновидений, Мастерам Ветров, Мастерам Жизни и коптильщикам на мясозаготовках грамота ни к чему.

— Тут написано, — эльфийка раскатала пергамент. — Я, милостью Гулга пресвято…ну, это мы пропустим… епископ и вся ерунда… за величайшие заслуги перед орденом… вот оно: предъявителю сего принадлежащие Ордену по Акту от такого-то земли, именуемые на картах Злым Лесом, в навечное пользование или пока род его не прервется. Вот же ленивцы! Чтоб не переписывать, если род таки прервется, даже имя не зафиксировали. Хотя что толку? Ради такого случая, думаю я, Марка бы баронов Булвертов столько нашлепала, что ваши свидетели их всех пересматривать задолбаются. Подпись, печать. Прошу заметить — самые подлинные. Пользуйтесь, олухи.

— Злой Лес, при всем уважении, кончается за стенами Хундертауэра, — пискнул гном, хотя глазки его и забегали.

— Вот тоже проблема! — фыркнул Корглин, спешно отбирая драгоценный пергамент. — Да один Мастер Жизни этот Лес за неделю растянет на север до Кромки и на юг до Травсалии. Уже были такие прожекты, однако ж наши честные елки решительно отказались расти среди гномийских подлых баобабов. Но надо так надо!

— И ура, — торопливо подытожил генерал, которому начало было казаться, что он тут становится лишним. — Что, гном, выкусил? На каждую вашу гномскую задницу неизменно сыщется добрый гоблинский пендаль.

— Грубо, сударь генерал, — сухо ответствовал жрец. — По существу верно, но грубо.

— А ты со мной пойдешь, — Мастер Зазеркалья протянул длинную цепкую лапу и принял гномье плечо из увесистой хватки Вово. — С тобой на предмет планов Ордена очень захотят пообщаться наши компетентные органы.

— Челюсти, что ли? — хихикнула эльфийка. — Других компетентных органов я в ваших гоблинских организмах не наблюдаю.

— Слышь, косматый, познакомь ее уже с другими органами, — рявкнул генерал. — Ну это ж немыслимо, ладно она нас одних поносит, но теперь же перед всей Маркой позорить будет!

— А я все равно ничего не скажу, — уныло похвастался гном. — И не потому что герой, а потому, что иерархическая структура Ордена специально так построена, чтоб каждый гулгит не знал ничего сверх необходимого, а того, что он знает, было бы недостаточно ни при каком раскладе…

— Дурь и ересь, — заключил Корглин. — Ну ничего, повыведем. У нас, промеж прочим, есть те еще прорицатели! Возьмет такой кочергу посолиднее, и пророчества изо всех вокруг так и сыплются, не остановишь.

— А Мастеров Дури у вас нету? — заинтересовалась Тайанне.

— Специализация такая у Мастеров Жизни, по-вашему этих… друидов-ботаников. Траву растят особую. А что, интересуешься?

— Прикидываю, на кого мне учиться, чтоб начать на гоблинов походить. Эта ваша трава насколько особая? Мозги совсем отказывают?

— Вроде как наоборот. Пробуждаются. Бери его, Винкль!

Маршал подхватил с другой стороны гнома и на пару с колдуном поволок его к башне. Жрец поначалу вяло сучил лапками, потом смекнул, что и без его помощи обойдутся, поджал ноги и повис в железной хватке двух гоблинских лапищ.

— У каждого свое понимание дурости, — эльфийка испустила протяжный вздох. — Ладно, братцы гоблины, дело, как я разумею, мы сделали? Город отбили, гномов свергли… какие еще будут пожелания?

— И правда! — подхватил генерал радостно. — Дело сделано, не пора ли уже и по пивку треснуть? Кто еще помнит, чего ради оно все затевалось? Винкль — пиво с вас! Только не надо мне заливать, что его и в Зазеркалье варить разучились!

Вздрогнул, пораженный в самое сердце кошмарной мыслью, распихал союзников и заорал вдогонку скрывшимся в башне посланцам Марки:

— Потому что ежели так, то я вас, братья, обратно в первое же зеркало запихаю и сам там запечатаю! Вместе с вашей Маркой, с вашим Варлордом и вашими Мастерами Несравненной Дурости! Навечно, или пока род не прервется!!!

А Хундертауэр понемногу оживал после ночного кошмара. Опасливо высовывались из окон своих скучных бараков хумансы, ставшие стараниями гномов местными. Обнаруживали вынесенные с двух сторон ворота, следы побоища у северной стены, неприкаянно бродящих по улицам лошадей и измятого человека, в котором разве что родная мама признала сотника Эразма.

— Немыслимо, судари и амфибрахии! — бубнило существо, на шишак которого были в некогда маскировочных целях прилажены выдранный с корнями кустик и кусок одеяла. — Я как представитель городских властей обещаю в лучшем виде… падение цен на зерно… лично вам место в городском оркестре… наемный труд, по два именных дварфа каждому лекарю… Концепция гулгитства, да! Колбасы и геморроя по понятиям, термитов и политкорректности по потребностям, реки вспять — пофигу. Виват!

В бою Эразм, как пристало толковому военачальнику, держался в тылу воинства, делая вид, что выжидает удобного момента для контратаки. Тайвор, как военачальник толковый не менее, как раз в тыл и нацелил удар своего диверсионного отряда, с которым перелез через стену в отдалении от кипящего штурма. Так что Эразм мог бы теперь хвастаться, что в бою он сошелся лицом к лицу с орквудом и уцелел… если бы и без того непрочный рассудок не расстался с ним окончательно при одном взгляде в таящиеся под заемной кепкой колодцы кроваво-красного пламени.

— Вот довели человека! — переговаривались люди с сочувствием, а дети — дети, эти сорняки жизни, чья жестокость и гоблинам не снилась! — бежали за ним и кидались в него камушками. Эразм не обижался. Он по природе был незлобивым человеком и хорошим служакой. Ну надо, так надо! Одно он знал точно: оставаться здесь ему не хотелось. Его наложницы с испуганным визгом захлопнули перед ним дверь дома, когда он пришел к ним с добрыми речами о мостостроении и иллюзионизме. Его невысокий начальник не принял его, когда он поскребся в ворота. Вместо того, из ворот вышло большое существо в черной стали, развернуло Эразма спиной к воротам и дало пинка, от которого сотник пролетел два квартала. А еще, кто-то страшный — точнее подсказать память отказывалась — водился в городе и пугал хороших мальчиков красными глазами…

Задерживаться в городе смысла не было, и Эразм покинул его, радуясь свободе, теплому солнышку и тому, что ворота, вопреки его давешним глупым распоряжениям, распахнуты настежь.

— Куда это он? — шептались высыпавшие на улицы горожане. — К добру ли?

Точку в рассуждении поставил трубный глас, раскатившийся по городу из башни Лорда:

— Итить вашу! С имбирем, дважды процеженное! Знач так, это допиваем и айда халупы жечь! Гуляние так гуляние! Йеху!..

Солнце, зависшее над Хундертауэром, в изумлении наблюдало за исходом из города бесконечной вереницы телег со скарбом. Не прошла даром усиленная пропаганда Орденом Гулга антигоблинских настроений! Кто б поверил, что вывалившаяся из ворот Замка Лорда толпа изумленно озирающихся зеленокожих намерена не более чем познакомиться с новыми соседями? Что двуручные мечи — всего лишь безобидная деталь гоблинского национального костюма? Что двери, в которые у хумансов принято стучать, они вышибают не по злобе, а попросту не привыкши к дверной хлипкости? Что первый же мордоворот с зубами через один сожрал целиком поднесенный ему каравай хлеба и полфунта соли не чтобы шокировать, а по врожденной робости побоявшись показаться невеждой? Что, громогласно требуя остаться, гоблины меньше всего думали о создании себе запасов провизии на зиму?..

Предубеждение — страшная сила!

А впрочем, кто их знает. Да и жрать зимой, действительно, что-то надо…

Когда это вредила осторожность?