Художник

– Ничего не было, Юдифь! Мы просто поговорили.

Девушка зевнула:

– Не было! – Развернулась и упала на кровать. Через секунду она спала крепким сном.

– Вот и все. – Иржи закрыл за собой дверь и, будто старик, зашаркал по коридору к себе в номер.

А там, на удивление, было сумрачно и безлюдно. Иржи подошел к окну в гостиной и, не включая свет, раздвинул тяжелые шторы.

– Просто бесконечная ночь! – сказал он вслух луне, равнодушно висящей все на том же месте.

Он дошел до кресла и упал в него, расстегивая рубаху. На светлой коже резко белел круглый медальон. Иржи взял его двумя пальцами и посмотрел на… переплетенные змеи? Ветви? А над ними, почти касаясь ушка с продернутой нитью, тускло сияла небольшая корона. Художнику, в свете обманчивого ночного светила, вдруг показалось, что на этой маленькой короне блестят символы, которых он не разглядел днем. Он снова встал и подошел к окну, подставляя загадочную вещь под лунный свет. Несомненно, по нижнему краю шли какие-то, похожие на арабскую вязь, письмена.

С отвращением сняв с себя в спальне торжественную одежду и бросив ее на стул, Иржи пошарил в своем саквояже. Там, в отдельном отсеке, лежало сильное увеличительное стекло для разглядывания камней, ювелирных украшений, а также установления подлинности некоторых картин. Поскольку его, как отличного специалиста, периодически приглашали для консультации при покупке шедевров знакомые состоятельные люди. Причем, не бесплатно, поскольку его заключения ценились наравне с музейными.

Художник, босиком прошлепав к окну в спальне, с силой отдернул мешавшую штору. Подставив медальон под холодный лунный свет, он приблизил лупу, вылавливая четкое изображения.

– Что за ерунда? – Воскликнул он, обнаружив, что, надпись, похожая на арабскую вязь, наливается серебром и как бы движется, заходя за плоское изображение короны и выплывая обратно. – Не может быть!

И он стал старательно приглядываться к узору, пытаясь понять, кажется ему, или на самом деле буковки меняются местами.

Он не сразу понял, вглядываясь в строку, что в его голове начинают складываться какие-то слова. Боясь потерять ускользающую суть, Иржи схватил лист бумаги и стал быстро записывать наплывающий, словно образы, смысл непонятного текста. Наконец, отложив карандаш в сторону и выпустив медальон из пальцев, он смог прочитать: «Ушедшее время вернется, и сердце дракона проснется». Снова взяв лупу, художник внимательно пригляделся к переплетенным на рисунке веточкам. Теперь он ясно видел, как два дракона словно бы обнимают друг друга крыльями и лапами.

– Господи! – простонал он, встав перед окном в лунных серебристых лучах. – Я-то тут причем?!

За окном, в ночной тишине, дружно заливались соловьи. А внизу, на праздничном приеме, гремела музыка.

У входной двери кто-то шуршал и толкался. Иржи сходил в спальню и надел халат. Потом подумал, взял кочергу от камина и встал напротив. Наконец, дверь распахнулась, и в гостиную спокойно вошел охранник Йожеф Фаркаш. Протянув руку, он включил свет. На него смотрел господин Измирский в халате с металлическим прутом в руке. У Фаркаша широко распахнулись глаза:

– Я же вас только что оставил в зале вместе с господином Бернатом Измирским! Как Вы успели попасть сюда вперед меня и уже даже раздеться?

Иржи усмехнулся и бросил в угол кочергу.

– Это все дом! Заходи, Йожеф, переодевайся. Спать еще не хочешь? Нет? Тогда давай смотреть телевизор!

На высокой правой башне стояли, глядя на луну, черноволосый молодой человек и худенькая девушка с серебристыми волосами. Они держались за руки.

– Милый, как ты думаешь, он не сбежит?

– Нет. Но сегодня в нем проснулась наследная магия. Он это понял и принял. Удивительно, но ни в одном из наших потомков она не проявилась, кроме наших воплощений.

– Но мы так и не смогли ни разу использовать свой шанс, снова влюбляясь друг в друга и снова забывая о проклятии. Как ты думаешь, может, Боги смилостивились и решили через него нам помочь?

– Но он ничего не умеет и тратит слишком много сил на всякую ерунду!

– Придется провести обряд инициации. Я не думал, что спящее во многих поколениях наших потомков волшебство проснется в столь разбавленной крови. Но мне, по своей глупости застрявшему в этом затерянном мирке, его жизнь и сила просто необходима!

– А я, милый?

– Прости. – Он нежно поцеловал ее в подставленные губки. – Нам без него не освободиться. И он – последний. Наш последний шанс.

Молодой человек поднял голову и посмотрел в ночное небо.

– Там, между двух маленьких звездочек, спрятан наш светлый мир. Высокие крутые пики и зеленые, отлогие склоны. Фиолетовое небо и два солнца: голубое и желтое. Зеленые быстрые реки. Помнишь, как красиво цветут лилии на горных уступах? Когда мы с братьями были маленькими, то лазили за ними для мамы.

– Упасть не боялись? – улыбнулась девушка.

– Ну, крылья –то у нас с рождения!

И он обнял призрачной рукой ее прозрачное плечо.

В гостиной, подсвеченной торшером, за столом друг напротив друга, сидели двое людей. На столе, в ведерке со льдом, стояла бутылка шампанского и разнообразные фрукты. И у мужчины, и у женщины в руках были бокалы с покалывающим нос напитком.

– Ваше здоровье, Эстер! – Мужчина приподнял бокал, глядя женщине в глаза.

Она мягко усмехнулась:

– И ваше, Бернат!

Они отпили вино.

– Ваш брат не будет Вас искать?

Бернат проницательно посмотрел на женщину и ответил, наблюдая за ее реакцией:

– Нет, думаю, он обрадовался, что мы ушли вместе, и сразу побежал к своей многолетней страсти.

Эстер вопросительно приподняла бровь. Мужчина прикрыл глаза, растягивая паузу и смакуя напиток.

– Великолепное шампанское! – Наконец, изрек он. – Приятный, терпкий аромат. А Вам песни кто-то пишет?

– Хотите предложить свои услуги в роли сочинителя баллад? – Усмехнулась женщина. – Я пишу их сама. Так, как нравится мне. Иногда заказываю тексты у одного столичного стихотворца.

– И кому же были посвящены две последние песни?

– Как? Вы разве не догадались? – Эстер тоже умела держать паузы и не отвечать на каверзные вопросы.

Бернат покряхтел, догадавшись, что его обыграли.

– Вероятно, дочери нашего уважаемого мэра?

– Именно.

– Но тогда почему «ты нужен мне» и «вернись, любовь»? Согласитесь, странное обращение женщины к женщине.

– Есть такой художественный прием, как обращение от чужого имени.

– И от чьего имени Вы обращались?

Женщина поморщилась:

– Вы как-то чересчур дотошно выспрашиваете, словно в моих словах услышали личную заинтересованность.

– У Вас было такое лицо, словно Вы потеряли близкого друга.

– Это всего лишь театр, игра. Если я буду петь без вдохновения, меня не станут слушать. А у Линды наверняка был роман, и не один. Поэтому песни о разбитом сердце – беспроигрышный вариант.

– А может, ей неведомо безнадежное чувство потери? – Спросил Бернат, знавший мэрскую семью весьма хорошо.

И они постепенно перемыли косточки многим знакомым, не касаясь лишь единственного человека, об отношении к которому противоположной стороны хотелось знать им обоим.

Когда глаза начали слипаться, а госпожа Эстер пожаловалась на усталость, Бернат поднялся и, извинившись за позднее вторжение, поцеловал женщине кончики пальцев:

– Спасибо за приятный вечер. Пойду-ка я, поищу младшего. Что-то сердце не на месте.

– А что с ним могло случиться? – Тут же встрепенулась еще недавно засыпавшая на глазах женщина. – Он плохо себя чувствует?

– Боюсь, что слишком хорошо.

– Тогда чего Вы боитесь?

– Есть кое-что… Но это – дела семейные. Ложитесь спать, милая госпожа Эстер. Спокойной ночи!

Женщина решительно набросила на плечи шаль.

– Пойдемте! Мне не нравятся Ваши интонации. И чтобы не вертеться в постели, представляя себе всякие ужасы, я пойду с Вами. Хочу убедиться, что с вами обоими полный порядок, и Вы тоже спокойно ляжете отдыхать!

Она решительно открыла дверь, выпуская его из комнаты. И также решительно взяла под руку, пока они шли коридором.

«Интересно, за кого она переживает, за Иржика или за меня?» – подумал Бернат. Потом представил образ брата рядом с собой. «За него, паршивца!»

– Куда мы идем? – спросила Эстер.

– На четвертый этаж. Хочу посмотреть сначала его номер.

Поднявшись на лифте и пройдя немного вперед по мягкой ковровой дорожке, они остановились перед дверью.

– Стучите! – Кивнула Эстер, кутаясь в шаль.

Бернат постучал. Дверь открыл охранник с голым торсом, босиком, но в пижамных штанах.

– Ой! – Сказал он и, протянув куда-то руку, вытащил халат, тут же накинув его сверху.

– Где Иржи? – Сдвинув брови, грозно спросил Бернат.

– На диване… – пролепетал Йожеф. – Смотрит телевизор.

Бернат отодвинул охранника и зашел в гостиную.

На полу, перед диваном, стоял низкий стол, на котором лежали сыр, хлеб, нож. Дымились две чашки. Громко работал телевизор, показывая развлекательную программу. Иржи, тоже в одних пижамных штанах, лежал на животе и, поедая сыр, громко смеялся над глупыми шутками. Обернувшись на шум, он увидел брата и Эстер. Сзади стоял разводящий руками охранник.

– А вы чего не в постели? – Удивленно спросил он, закладывая остаток сыра за щеку.

Вопрос прозвучал двусмысленно. Эстер покраснела, не отводя жаркого взгляда от прекрасного лица и тела Иржи.

– Вы несколько припозднились. – Все также не вставая, нахально продолжил тот. – Время визитов давно закончено. Или ты, Бернат, считаешь, что я должен быть под твоим неусыпным надзором круглые сутки? А зачем ты привел госпожу Эстер? Или тебе кажется, что я лишен нежной женской ласки? Не переживай! У меня есть чудесный друг!

Лицо певицы вспыхнуло от этих грубых намеков. Ей хотелось убежать за дверь и расплакаться одновременно. И еще высказать художнику то, что сладким, но, увы, бесполезным грузом лежало на ее сердце.

– Идемте, госпожа Эстер! Я просто очень устал и паникую по каждому поводу! – Потер лицо Бернат, выпроваживая упирающуюся женщину из номера. Из-за неплотно закрытой двери раздался дружный смех.

– Мы переживаем, а он веселится! – Горько сказал старший брат.

– Не надо ругать его за это. Мы ведь не можем даже представить, что за следующим поворотом готовит для нас судьба. Спокойной ночи!

Она развернулась и ушла в глубину коридора. А Бернат стоял и растерянно смотрел ей вслед.

Завтрак для постояльцев начался, как всегда, в восемь часов утра. Невыспавшийся Бернат с трудом прятал досаду от неудавшегося вечера. И брат чудил больше, чем обычно, и понравившаяся женщина не пыталась затащить его в постель с первого дня знакомства, как делали другие, едва узнав в нем богатого и известного человека. Он привык отказывать, а не просить. Но эта женщина, может быть, своей непохожестью на других, без блеска алчности в глубоких темных глазах, почему-то прочно обосновалась в глубине его одинокого сердца. Младший, как всегда, оказался прав. Вот интересно, откуда он, такой безответственный и безалаберный человек, так тонко чувствует людскую натуру?

Ожидая плов, Бернат глядел на часы, комкая пальцами салфетку. Черный кофе неприятной горечью оседал на языке. Сегодня должны подъехать представители одной восточной фирмы-поставщика. С их азиатским размахом и склонностью к жульничеству ухо надо всегда держать востро, но мысли, ворочающиеся в голове слишком вяло и медлительно, все норовили уползти в сторону понравившейся ему женщины и там остаться.

А Иржик? Его маленький неугомонный братец оказался потомком древнего рода герцогов Саминьшей! Может, его действительно надо женить? Тридцать три года – возраст уже не юный. А женится на хорошей девушке – дурить перестанет и займется вместе с братом бизнесом. Хотя картины тоже приносят неплохой доход, однако он не идет ни в какое сравнение со строительством и продажами.

Над задумавшейся головой Берната кто-то негромко кашлянул. Мужчина недовольно вскинул глаза.

– Доброе утро, братик! – Просиял ласковой улыбкой Иржи. – Как спалось в объятиях Морфея? Или Мор-феи?

– Не было никакой феи. Садись!

За спиной младшего тенью маячил Фаркаш.

– Этого зачем сюда притащил?

– Репутация, знаешь ли, вещь хрупкая. Поддерживать приходится постоянно… – Томно улыбнувшись Йожефу, сказал Иржи.

Охранник нахально сел рядом с художником.

– Охраняю вверенный мне объект двадцать четыре часа в сутки. – С отсутствующим взглядом прокомментировал секьюрити.

– Даже в спальне?

Посмотрев друг на друга, молодые люди рассмеялись и дружно сказали:

– Да!

Поскольку ночной просмотр телепередач под коньячок затянулся на неопределенное время, проснулись они утром на одном диване и под одним покрывалом. Причем Иржи поинтересовался, какого лешего охранник делает в его кровати, а тот сам послал хозяина по той же дороге, сообщив, что именно господин граф узурпировал его диван. Тем не менее, собрались они одинаково быстро, поскольку Иржи хотел проводить брата.

– Когда намерен ехать домой?

– Через пару дней. Хочу написать еще несколько этюдов. Я ведь тебе говорил.

Официант принес заказанные блюда и, расставив их на столе, бесшумно ушел, пожелав господам приятного аппетита.

И они начали молча кушать, продумывая дневные планы.

Бернат допил остывший кофе, отодвинул стул и встал из-за стола.

– Я поехал. Не выключай коммуникатор. Буду в перерывах тебе звонить.

– А госпоже Эстер? – Показал зубы Иржи.

– А вот это уже не твоя забота! – Нахмурил брови старший брат.

– И слава Богу! Удачи, Бернат!

В парке вокруг отеля весело щебетали птахи, приветствуя ясное солнечное утро без кошмаров и привидений. За одну теплую ночь расцвела сирень, наполняя сладким ароматом свежий и пока не жаркий воздух. В траве копошились скворцы, целой стаей собирая жучков и мошек. А где-то там, за озерами, допевал ночную песню соловей. Видимо, подруга была настолько хороша, что он даже утром продолжал воспевать ее бесподобный облик. Старые ивы бесконечно шуршали резными вытянутыми листиками, с которых иногда срывались крупные капли, падая на гладь пруда. И тогда по его зеркальной поверхности расходились широкие круги.

Иржи привычно установил этюдник. Пожалуй, кроме воды, отражающей небеса и камыши, он напишет перспективу с распустившимися цветами и высоким пеньком, выглядывающим из оплетающих его розовых побегов.

Набросав на палитру краски и смешав их в нужных сочетаниях, он легко выписывал блики и полутона, солнечных зайчиков, пробравшихся на траву сквозь густые ивовые ветви, и свернувшийся лодочкой лист, одиноко плывущий по синей водной глади. Картина оживала на глазах, напитываясь светом и легким ветерком, гуляющим по траве, капельками росы, блестевшими в бархатистых чашечках соцветий, и строгой чернотой стволов старых ив, являющих миру свое древнее равнодушие.

– Господин Иржи! – Тихо подошел охранник. – Да Вы – настоящий волшебник!

Художник нахмурился, сразу вспомнив безумную ночь и исчезающие под его пальцами ссадины на гладкой атласной коже. Но потом улыбнулся:

– Я уже закончил. Ты еще не устал разглядывать небо?

– Нет, я привычный! – В ответ ясно взглянул на него Йожеф. – Мы иногда часами стоим. Работа такая.

– Знаешь, работник, – задумчиво ответил Иржи, вытирая запачканные пальцы, – у меня есть одна мысль. И я хочу ее сделать реальностью.

Он аккуратно собрал свои краски, кисти и положил на пенек рядом с прудом.

– Пойдем! – Позвал он охранника.

И они вдвоем подошли к тому месту, где Иржи видел источник радужных струй.

– Я сейчас разденусь и залезу в воду. Мне кажется, что здесь скрыто нечто интересное!

– Да Вы что, господин Иржи? Вода холодная!

– Не холоднее льда. Я быстро.

Художник стащил с себя свитер, рубашку, штаны и носки. Потом оглянулся по сторонам и стянул все остальное. Затем, поеживаясь на весеннем прохладном ветру, он наступил босой ногой в воду.

– Яй! – Отдернул обратно. – Холодная!

– Хватит! – Фаркаш схватил его за руку. – Не сходите с ума, господин!

– Сейчас! – Иржи вдруг замер, сосредоточиваясь на чем-то внутри себя. Потом распрямил плечи и спокойно вошел в тихую воду пруда. Глубина, бывшая вначале по колено, постепенно увеличивалась, становясь по пояс. Но Иржи все также сосредоточенно шел вперед. И вдруг остановился, повертев головой. А потом резко наклонился, уйдя под воду целиком. Лишь кончики черных волос плавали по поверхности. Охранник заметался по берегу, сминая руками одежду художника. Но вот поверхность водоема снова забурлила, и живой, смеющийся и мокрый Иржи поднял вверх руки.

– Нашел! – В его правой руке была зажата какая-то темная коробочка.

Он легко выбрался на берег, взял свою рубашку из рук охранника и вытер ей голову. Она сразу промокла. Фаркаш, не раздумывая, стащил с себя куртку и накрыл спину господина. А потом содрал с себя пуловер и начал им вытирать грудь и голову Иржи.

– Представляешь, если кто-нибудь нас с тобой увидит?

– Ерунда, – отмахнулся тот. – Главное – не заболеть! А зачем Вы ныряли?

– Не знаю, Йожеф. Придем в номер, посмотрим.

Они в четыре руки быстро надели на влажное тело свитер, трусы, брюки и носки. Ботинки, усмиряя рвение Фаркаша, художник завязал самостоятельно. Потом дружно, подхватив этюдник и мокрые вещи, двинулись в отель, где их с изумлением провожали глазами чинные и чистые проживающие, а также охранник у двери и дежурная администраторша, выскочившая из-за стойки. Преданно заглядывая художнику в глаза, она искренне предложила всю возможную помощь.

– Ничего не надо, спасибо! – Хлопнув длинными мокрыми ресницами и хлюпнув носом, с улыбкой отказался Иржи. Разочарованная девушка, провожая глазами красивого мужчину, с досадой вздохнула.

Помывшись, переодевшись и сдав грязную одежду горничной, молодые люди уселись пить горячий чай с принесенными из ресторана мягкими булочками.

– Вы помните, что у нас сегодня тренировка? – Спросил Фаркаш.

– Помню. И нам осталось около часа времени, чтобы привести все в порядок и немного разогреться.

– А когда рассмотрим то, что Вы нашли?

– Вечером, мой нетерпеливый друг, вечером! И еще, – Иржи внимательно посмотрел на уминающего булочку охранника, – я бы попросил тебя на время пребывания в отеле называть меня по имени, поскольку ни один хозяин не сидит со своим подчиненным за одним столом и не спит в одном номере. Не будем портить репутацию красивой сплетне о моей ориентации.

Фаркаш покраснел и закашлялся.

– Прежде чем говорить такие серьезные вещи, человеку надо дать дожевать! – Проворчал охранник.

– Тебе все это, – Иржи махнул рукой из стороны в сторону, – кажется серьезным? Очнись, детка! Ты уже дорос до того, чтобы знать, что наш мир – просто игра. Мы – фишки. И разыгрывают нас не по нашим правилам. Смотри.

Иржи поднял ладонь пальцами вверх и легонечко подул на кончики. На указательном, среднем и безымянном пальцах загорелись прозрачно – рыжие огонечки. Потом художник медленно раскрыл руку ладонью вверх. Огонечки, спустившись по пальцам, соединились в язычок пламени в центре руки. А потом сжал кулак. Пламя исчезло. А Иржи взял этой рукой следующую булочку и намазал ее маслом.

– Как Вы это сделали? – Восхитился Йожеф.

– Не имею представления. Захотелось – сделал. Раньше не умел. – Пожал плечами художник.

– Так это взаправду?

– Вот про это я и говорю.

– И как же теперь жить дальше? – Расстроился Фаркаш. – Мы с моей женой хотим ребенка…

– А ты знаешь, друг Йожеф, с какой он родится судьбой? Какую роль ему назначили свыше?

– Мы его воспитаем достойным человеком!

– Как не люби и не воспитывай, ты только привьешь человеку определенные манеры, оплатишь какое-нибудь образование, чтобы было чем зарабатывать в будущем, да покажешь, что можно или нельзя делать в определенной человеческой среде. А суть, скажем, багаж или базовые игровые настройки, он уже имеет с рождения. Вот ты не задумывался, почему в одной социальной прослойке, у одних родителей, могут вырасти совершенно разные дети? А они воспитывались одинаково. Но один стал, как ты, военным, охранником… У тебя есть брат?

– Да, есть. Спился. – Ответил сразу севшим голосом Фаркаш.

– А другой… понятно.

– Но его, как младшего, много баловали!

– Есть балованные дети, к примеру, дочка нашего мэра, на чьем дне рождения мы вчера гуляли, которые не только не опустились на шею родственникам, но наоборот, вполне успешно ведут собственный бизнес.

– И чем она занимается?

– Сеть оптовых магазинов по всей стране. «Звездочка» – продукты и товары первой необходимости.

– Да-а? Это она сама?

– Ну, началось, думаю, с денег, взятых у отца. Но недаром она закончила в свое время Академию Управления и Бизнеса с отличием. И хоть помешана на мне еще с юности, надо отдать ей должное: делец она превосходный! А мир, он может быть таким, как сейчас: солнечным, радостным. А по ночам – вечное полнолуние. Привидения иногда облекаются в плоть, а старые замковые стены, днем оштукатуренные и заклеенные обоями, в густых сумерках оказываются по самую крышу заляпанными кровью.

– Вы это о чем, хозяин?

– Мы договорились? Иржи. Так сейчас меня зовут.

– А когда по-другому?

– Когда господином Измирским, Йожеф. Вставай, хватит лопать. Нам пора на разминку.

– А с ребенком-то что делать? – Растерянно вспомнил начало беседы Фаркаш.

– Воспитывать и любить, мой друг, а остальное – не в твоих силах.

Положив в сумки комплекты спортивной одежды и полотенца, граф и его охранник отправились в спортивный зал, на ходу улыбаясь всем встреченным барышням.

Глава десятая. Шутка, грозящая затянуться.

Проделав все необходимые дыхательные и согревающие мышцы упражнения, Иржи в ожидании мастера сел на выстилающий угол зала мат, а Йожеф неспешной трусцой, под счет вдохов и выдохов, обегал периметр.

Считая, так же как и охранник, вдохи и выдохи, художник сосредоточился на том, что, как ему показалось, поселилось у него в районе солнечного сплетения с тех пор, как он окунул руку в радужные струи. Прикрыв ресницы, он всматривался, пытаясь увидеть цвет и суть этого явления. И вот, наконец, он увидел… свет. Яркий оранжевый цвет, сияющий в середине груди чуть ниже сердца. И этот свет крутился, как спиральная галактика, разбрызгивая в стороны оранжевые искры. Полюбовавшись на радующее сердце зрелище, он опустил внутренний взор ниже пупка, поскольку ему казалось, что желание, смешанное с яростью, поднимается именно оттуда. Вглядевшись, он заметил черную, с дрожащими красными всполохами, воронку. Видимо, как раз из-за этой, непонятно как внедрившейся в него штуковины, разум отключался, а тело выходило из-под контроля, упиваясь несвойственными ему эмоциями и желаниями.

И тогда он представил, как оранжевый огонь растекается по всем его жилам. Спускаясь все ниже, доходит до кончиков пальцев ног и поднимается обратно, заканчивая цикл. Черное образование дрогнуло и сжалось, но легко отдавать захваченную территорию оно явно не собиралось. Наоборот, чернота запульсировала, пытаясь вобрать в себя яркий огонь. Но тот напирал, разрушая и разжижая ее края. Иржи схватился за живот, так как тело пронзила резкая и острая боль. Но он старался не мешать своему огню, а наоборот, подпитывать ровным медитативным дыханием. Периодически смахивая выступившие на глазах слезы, он изо всех сил удерживал в себе противоборствующее силы, рвущиеся на свободный простор. Но вот черная призрачная субстанция начала истончаться и выгорать. И скоро ясное пламя уже спокойно двигалось внутри чистого тела. Иржи, не переставая правильно дышать, медленно выходил из глубокой медитации. Глаза постепенно возвращались в реальность, фокусируясь на стоящих напротив него мастере Иштване и Фаркаше.

– Здравствуйте мастер! – Улыбнулся он.

– Ты быстро учишься, ученик. Не думал, что тебе, видящему только эту реальность, будет под силу принять непонятное.

– Я просто пока не знаю, зачем мне оно нужно и что с этим делать.

– Все приходит со временем. Медитируй, подмечай, всматривайся. Тайны открываются ищущим. А теперь – к бою! Йожеф, защищайся. Иржи – смотри.

Мастер, не спеша, чтобы ученикам было видно и понятно, провел серию атакующих приемов, одновременно указывая обоим, где Фаркаш действовал неверно, и подсказывая, как правильно упреждать и блокировать удар.

– Вы должны смотреть не на нож. Вы должны видеть глаза. Главное в любом бою – поймать мысль противника и упредить ее. Он разворачивается для удара, а вы уже поставили там блок. Но в любом случае – никогда не сбивайте дыхание и не давайте азарту взять над собой верх. Любой бой сродни математической задаче. Только от ее правильного решения зависит ваша жизнь. Фаркаш – смотри. Иржи – нападай.

И снова медленно, с разбором и правильной постановкой удара, мастер объяснял и показывал каждый выпад.

– А теперь перейдем к главному. Иржи. Стой и смотри мне в глаза. Пытайся понять, куда я ударю. На руки – не смотреть!

Художник, сжимая в руке острый клинок, равномерно дышал и пытался прочитать во взгляде мастера хоть что-нибудь. Тот сделал выпад. Иржи прозевал.

– Хорошо. Еще раз.

И снова зрительный контакт. Иржи слегка коснулся своего внутреннего огня. Тот весело распрямился, наполняя собой сосуды и капилляры. И когда он дошел до глаз, художник неожиданно увидел мастера совсем другим: вся его фигура словно была окутана призрачным синим пламенем. Словно в замедленной съемке, мастер посмотрел Иржи в глаза, а потом – на правый бок. Измирский поднял свое лезвие. Сталь чиркнула по стали, вызвав искры. И снова мастер смотрит на Иржи, а потом на шею и живот. Художник понимает, что Иштван сначала хотел ударить верхом, но передумал и сейчас опустит руку вниз. И снова два ножа со звоном скрестились и разошлись.

– Ты теперь понял меня? – Произнес мастер.

– Да, – ответил Иржи. Но как же ему сейчас хотелось разузнать про синее пламя!

– Бой! – Улыбнулся тот.

А вот теперь клинок Иштвана замелькал, как непрерывно бьющие с небес молнии во время грозы. Пламя над его головой выросло в два раза, подавляя своей мощью. Иржи старался не то что нападать, а хотя бы блокировать этот стальной вихрь. Но даже с этой его новой способностью тело стало уставать. Мастер внезапно остановился и отсалютовал клинком.

– Неплохо для начала! Отдыхай. Фаркаш – к бою.

Иржи, накинув на мокрую спину большое полотенце, разминал руки и внимательно следил за тренировкой охранника. И так как оранжевое пламя все еще бегало по венам, он наблюдал за ними еще и с этого ракурса. Мастер почти притушил свое сияние, а Йожеф… он не светился вообще. И лишь крошечная искорка блестела в том месте, где билось сердце его защитника.

«Вот она какая, оказывается, искра Божья, душа человеческая!» – Подумалось неожиданно художнику. – «Кто же тогда я? И мастер Иштван? Может, мы – не люди, а какая-то другая сущность, созданная Господом? Только дано ей в разы больше. Но тогда почему мы здесь? Опять одни вопросы…»

Иржи грустно вздохнул. Мастер, не выходя из боя, остро глянул на затухающий огонь Иржи.

– Достаточно. – Он остановил бой. – Йожеф, в отличие от тебя, Иржи, сосредоточен не на дивном художественном полотне, а на тактике боя. Молодец. Отдыхай. Теперь с тобой, художник. То, что в тебе есть, гаснуть не должно никогда. Это первое. Кроме этого, надо медитативно учиться управлять его увеличением или уменьшением. Тренируйся. Это твое задание на дом. И вам обоим – дыхательная гимнастика. Кстати. – Иштван сурово посмотрел на Иржи. – Бросай курить. Тому, у кого силен внутренний огонь, внешний совершенно не нужен.

– Хорошо мастер.

– Спасибо, увидимся завтра.

– Я принесу деньги!

Фаркаш пошел в душ, а Иржи принес флорины.

– Скажите, мастер, что означает огонь?

– Медитируй. Познавай. Спрашивай свою суть. Верь себе. Думаю, ты все скоро узнаешь.

– До свидания, мастер.

Иржи развернулся ко входу в раздевалку, а потом резко повернулся обратно. Иштвана в зале уже не было.

– Пи..ец! – Емко выразил свое отношение к происходящему граф Измирский.

А затем, немного притушив растекшееся по телу пламя, посмотрел на свою ладонь. Веселый оранжевый язычок тут же выбился наружу.

– Не балуйся! – Строго сказал Иржи и пошел в душ.

Обед, как всегда, радовал отменным вкусом и изысканностью. Суп из свежих овощей с маленькими мясными ежиками и парой воздушных булочек голодным организмом потребился просто на ура. Телячье рагу в грибном соусе с рассыпчатой вареной картошкой жевалось уже медленней, продлевая удовольствие от самого процесса. А красное сладковатое вино прошлогоднего урожая было просто восхитительным.

– Никогда еще так вкусно не ел! – Мечтательно щуря слипающиеся очи, поведал охранник. – Спасибо, вам, Иржи!

– Это не ко мне, а к Бернату. – Иржи потянулся за пачкой сигарет, но, вспомнив про мастера Иштвана, передумал. Прикрыв на секунду глаза, внутренним взором посмотрел на свой огонь. Тот, видимо после сытного обеда, несколько притих, свернувшись в уютный клубок в солнечном сплетении. Но из вен не ушел, только лишь несколько замедлил бег.

– Вот и славненько. Йожеф, а ведь мы с тобой этой ночью почти не спали. Может, пойдем, попробуем подремать?

Клюющий носом охранник поднялся, с трудом расклеивая слипающиеся веки.

– Отлично, господин Иржи. Пойдемте.

Поблагодарив через величественного метра поваров, они медленно пошли по коридорам отеля к лифту. После купания, тренировки и плотного обеда пешком идти совсем не хотелось.

Когда кабина открылась, Иржи увидел Эстер, стоящую у окна напротив их номера. Охранник хмыкнул:

– Вот тебе и поспали!

– Здравствуйте, несравненная песня моей души! – Очаровательно улыбаясь, Иржи подошел к ней и, взяв ее ручку, поцеловал пальчики. – Я в отчаянии, что Вам пришлось так долго рассматривать этот пейзаж. Прошу к нам в гости!

И он распахнул входную дверь.

Женщина обвела взглядом гостиную, виденную ею прошлой ночью. Вот на этом диване, пятками вверх, валялся почти обнаженный художник… Сейчас все было аккуратно прибрано. Ни чашек, ни сыра с булочками. Горничные здесь работают добросовестно. И безликость номера нарушают только этюды, расставленные там и сям для просушки, да большой мольберт с начатой картиной.

Эстер медленно подошла к ней.

– Это ведь прудик под ивами? Как искрится на солнце вода! Вы действительно талантливый художник, господин Измирский!

– Спасибо, госпожа Эстер. Хотите кофе? – Он отошел к маленькому бару с кофеваркой.

– Нет, спасибо. И фруктов тоже не хочу. Могу я Вас ненадолго пригласить на прогулку без Вашего друга?

Иржи и Йожеф посмотрели друг на друга. Граф медленно опустил ресницы: «Не волнуйся!»

– Отдыхай, Йожеф, я скоро приду.

Тот кивнул головой. А Иржи, извинившись, вышел в гардеробную, надел куртку и вернулся, с улыбкой глядя на Эстер.

– Я готов Вас сопровождать! – Он предложил ей руку, и они вышли в коридор.

Охранник упал на диван, терзаемый муками совести и страхом потерять работу, поскольку обещал старшему Измирскому при его брате находиться неотлучно.

– И чего этим бабам надо? – Задал он сам себе вопрос, над которым бьются все поколения мужчин, начиная с Адама.

Тем временем, мужчина и женщина вышли к тому самому пруду.

– Знаете, я часто здесь бываю в свободное время.

– Вот как?

– Да. Это место вдохновляет меня на написание новых баллад и песен. Только сегодня что-то ничего не получилось. – Словно извиняясь, улыбнулась она.

– Почему же?

– Нет настроения.

– Ну что Вы! Смотрите, какая теплая, почти летняя погода на дворе! Время зимних дождей осталось в прошлом, также как мокрые носы и зонты. Улыбнитесь! Все хорошее только начинается!

– Вы так считаете? – Внезапно спросила она.

– Ну конечно! Давайте присядем на скамейку рядом с этим кустом. Посмотрите, какие милые розовые цветочки выпустил он из тоненьких веточек. Вроде уже не молод, а все равно хочет жить и получать свою порцию солнечных ласк. Разве можно его осуждать за это?

– А меня Вы станете осуждать?

– Помилуй Бог, за что? – Иржи взял ее руки в свои и поцеловал. – Вы скрашиваете своими песнями нашу серую и монотонную жизнь, и мы, очарованные слушатели, бесконечно Вам благодарны!

– А Вам, господин Измирский, мои песни нравятся?

– Несомненно. – Кивнул он головой.

– Тогда не сочтите за труд, выслушайте меня!

– Я весь внимание!

– Моя юность, господин Измирский, давно отцвела. Но я всю жизнь дышала полной грудью и наслаждалась бытием, придумывая свои песни. И вот здесь я встречаюсь с Вами. Раньше, слушая великосветские новости, или видя Вас по телевизору, я просто не представляла, насколько Вы обаятельны, умны… безупречны. Помолчите, пожалуйста! Встретив и узнав Вас ближе, моя душа раскрыла все свои лепестки нежности и запоздалого счастья. Мир заблистал для меня своей не будничной, а праздничной, карнавальной красотой. Хочется смеяться и плакать одновременно. Я… я хочу сказать, что …люблю Вас. Простите и не насмехайтесь надо мной.

Она опустила голову, занавесивши глаза длинной челкой. А потом продолжила:

– Вероятно, многие говорили Вам эти слова. И я в-общем, от Вас ничего не хочу. Просто иногда быть рядом, касаться Вашей руки, гулять по парковым аллеям. Иногда. Я знаю, чувствую, что, скорее всего, Вы меня не любите. Может, я просто Вам нравлюсь? Но я хочу сказать, что бы ни случилось в Вашей жизни, у меня Вы всегда найдете тепло и понимание.

Она вздохнула.

– Спасибо за откровенность. – Иржи снова поцеловал ее пальчики. – Теперь настала моя очередь. Хотите послушать, что я думаю о любви вообще?

– Да, конечно! – Она вытерла платочком уголки глаз.

– Вы правы. Я Вас не люблю. Вам покажется удивительным, но о любви до Вас мне говорил только один человек. Мой брат. Женщины… да, они добивались меня, как красивую модную и богатую игрушку. Состоявшегося в жизни человека. – Он посмотрел на нее, грустно усмехнувшись. – Не верьте досужим сплетникам из телевизора и газет. Мне не нравится, когда мной пытаются манипулировать. А искренняя и честная любовь… Никто в нашем мире не знает, что это такое, называя этим словом совершенно разные чувства. И, если как следует поразмыслить, то нам с Вами внезапно откроется, что истинной движущей силой этой эмоции является эгоизм, а ключевым словом, запускающим весь механизм, является «моё». Прошу Вас, не вскидывайте на меня разгневанный взор. Могу привести примеры. Вы обратили внимание на меня. Но совсем не заметили моего друга. Если я спрошу у Вас, как его зовут, Вы не ответите. Чем он хуже меня? Почему Вы решили, что я достоин Ваших чувств, а он, или кто-то другой – нет?

– Вы – необыкновенны! – С пылом произнесла женщина.

– Чем? Внешностью? А что Вы знаете о моем характере, вкусах, пристрастиях и привычках? Ничего. Переспав со мной пару раз, Вы пожмете плечами и, возможно, уйдете прочь.

– Вы – гениальный художник!

– Правильно, Вы опять обратили внимание на одно из моих качеств. Следовательно, из этого можно сделать вывод, что Вы без ума от красивых художников, мелькающих в светских сплетнях. То есть, Вам было бы приятно, если бы такой человек находился рядом с Вами, «принадлежал» Вам. Действительно, это подняло бы Ваш внутренний, да и внешний рейтинг на новый уровень. О Вас писали бы газеты, снимали ток-шоу. «Скажите, а каков господин Измирский в постели? Не правда ли, что он изменяет Вам с Анджелой Дробуш, с которой его видели на открытии выставки?» Вы, госпожа Эстер, этого хотите? А где же здесь я? Мои чувства, воля, эмоции? Вы учли их в своих фантазиях? Где же сам Иржи Измирский, выросший сиротой и воспитанный братом, отдавшим воспитанию юного дарования свою молодость. Это сейчас все, и он, в том числе, смотрят на меня, как на икону стиля и хорошего художественного вкуса. А тогда, в детстве, думаю, брат не раз хотел отвесить мне хорошего пинка за очередную шалость, не давшую ему встретиться с девчонкой. Но он чувствовал, насколько мне необходимы его поддержка, одобрение и забота. Со временем я постарался стать таким, каким он хотел меня видеть. Я сделал все, чтобы он мог мной гордиться . За весь свой труд и внимание, за то, что дал мне вырасти не знающим, что такое финансовые проблемы, он заслужил мои самые искренние к нему чувства.

– А Юдифь? О вас обоих много писали в светской прессе. Неужели Вы не были влюблены в эту красавицу?

– Во времена юношеского становления и поисков себя – был. Но что такое влюбленность? Детский эгоизм, жажда обладания красивой женщиной. Но, при всей нашей тяге друг к другу, мы – очень независимые люди, и всегда шли разными путями, которые иногда пересекались. Тогда мы были юными и с удовольствием играли в игры, навязанные нам судьбой.

– А сейчас разве вы не встречаетесь?

– Если только на общих мероприятиях. – Немного слукавил Иржи. – Мы расстались, так и не объединившись. Единственный человек, которого я ценю и уважаю, повторюсь – это Бернат. Добрый, внимательный, тонко чувствующий… Вы не представляете, как ему досталось от жизни: восемнадцатилетний студент остался сиротой с младенцем на руках, да и еще с родительской фирмой в нагрузку. Причем добрые дяди пытались ее отсудить, а добрые тети – поместить меня в интернат. Так что ему пришлось срочно учиться быть боссом, юристом, экономистом и мамой одновременно. Как-то так.

– Мне очень жаль. Теперь я понимаю, господин Измирский, что у нас с Вами вряд ли что получилось. Я думала, Вы, подобно мне, увлекающаяся, горячая, импульсивная натура, а на самом деле…

– Скучный философ? Да, мой ночной цветок, я – весьма прагматичная личность, все рассчитывающая и просчитывающая наперед. Сожалею, что не оправдал надежд.

Иржи встал и протянул ей руку.

– Но тогда, в ресторане, мне показалось…

– Я был пьян, извините. Просто захотелось красивую женщину.

– Мне очень жаль, что тогда я Вас оттолкнула. Может, все сложилось бы по-другому?

– Не думаю. Утренний мужчина забывает ночных возлюбленных. Пойдемте, я хотел немного поработать.

– Знаете, – Эстер встала напротив него, – и все-таки я все равно Вас люблю! Пусть Вы и не верите в существование этого чувства. – Она горько рассмеялась. – Ко всем прочим достоинствам, сегодня я оценила Ваш ум!

– Польщен. – Он огляделся по сторонам. – Идемте, идемте! Смотрите, вон та пожилая пара вокруг нас нарезает уже четвертый круг. Ручаюсь, в вечерних или утренних новостях о Вас расскажут в разделе светской хроники, как об очередном моем увлечении.

Эстер повеселела, и они отправились в отель.

Обходя здание кругом и любуясь распустившими за два последних дня все свои соцветья кустарниками и деревьями, господин Измирский и госпожа Эстер неспешно подошли к центральному входу. На дороге перед подъездом стояли пара грузовиков и три минивэна.

– Интересно, кто-то продал свой трехэтажный коттедж, чтобы взять здесь номер? – Спросила женщина, а потом воскликнула: – Смотрите, госпожа Эва Балог, а с ней репортеры с видеокамерами!

– Так пойдемте же быстрей туда! Если, конечно, Вы не передумали попасть в вечерние новости!

Эстер засмеялась:

– И все-таки, Вы еще такой мальчишка!

Нагнувшись, он поцеловал ей пальцы:

– Спасибо, что не девчонка. Не хотелось бы заморачиваться еще одной пикантной сплетней в столь зрелом возрасте!

– Вы – чудо!

– Чудо, думаю, нам скоро предстоит увидеть на выставке древних украшений. Эва Балог – искусствовед, производитель модных аксессуаров и, по совместительству, куратор выставки.

– Здорово! Вероятно, эта женщина готовит сенсацию.

– Что ж, пойдемте и немного примажемся к чужой славе.

Они подошли к подъезду как раз тогда, когда Эва давала очередное интервью очередному телеканалу. Хорошенькая ведущая, как истая журналистка, краем глаза уловив нечто знакомое в подходящей паре, сразу развернулась и устремилась к ней, одновременно извиняясь перед Эвой и подманивая оператора.

– Господин Измирский! Как приятно снова видеть Вас! Скажите, что Вы здесь делаете, и кем является Ваша очаровательная спутница. – Выпалила девушка на одном дыхании, пожирая глазами лицо знаменитости.

– Здравствуйте, госпожа …?

– Кадо. Кристина Кадо. Канал «Новости искусства».

– Уважаемая госпожа Кадо из канала «Новости искусства». Прежде всего, я удовлетворю Ваше несомненное любопытство ответом на вопрос «что я здесь делаю».

Девушка даже запрыгала:

– Да!

– Итак. Я приехал на открытие эксклюзивной выставки старинных ювелирных украшений, любезно предоставленной для показа в нашей стране господином Тамашем, коллекционером и меценатом. Куратором которой является отличный специалист своего дела – госпожа Балог. По существу, думаю, она расскажет лучше меня.

– Представьте, пожалуйста, Вашу спутницу! – Отчаянно заигрывая и кокетничая, журналистка улыбалась Иржи.

Тот через ее плечо посмотрел на Эву. В ее синих глазах красными отсветами пылала ярость. И тогда Иржи послал ей воздушный поцелуй, вложив в него немного своего огня. Она дернулась, словно ее ударили. Красные огоньки медленно затухали, меняясь на темную озабоченность. Она еще немного постояла и ушла к грузовикам, из которых рабочие выносили тяжелые сейфы.

– Что Вы сказали? – Вернулся к интервью Иржи.

– Как зовут Вашу спутницу? Кто она для Вас?

– Зовут ее госпожа Эстер. Она – певица. Такой профессиональный канал должен знать ее в лицо! – Мягко укорил Иржи и добавил: – Кто она для меня? Близкий человек. Невеста моего брата Берната Измирского.

– Да Вы что? – Голубые глаза девушки вспыхнули восторгом от этой сенсации.

– Только – тс-с! – Иржи приложил к губам палец. – Пока об этом никто не знает!

– Конечно! – Девица запрыгала так радостно, что стало ясно, первое место в рейтинге вечерних новостей каналу обеспечено.

– Извините, нам пора.

Иржи потянул Эстер в холл отеля.

– Зачем Вы так сказали? – Недовольно произнесла Эстер.

– Ну Вы же получили, чего хотели? Я рядом с Вами, Вы – в центре внимания и все такое…

– Но зачем Вы приплели сюда, как Вы сказали, любимого, брата? Он, узнав об этом, обязательно расстроится!

– Милая Эстер! Конечно, расстроится! Не он же первый узнал о весьма значительном событии в своей жизни. А потом, Вы только что говорили мне, что готовы на все, лишь бы встречаться со мной. А регулярно я вижусь только с ним. Увы. Но утештесь: у вас обоих так много общего!

– Что именно, господин Измирский?

– Я, конечно!

Он довел ее до номера и поцеловал пальчики.

– Надеюсь, мы еще увидимся? – Нежно улыбнулся замороченной женщине этот непостижимый человек.

Сраженная до глубины души его ласковым взглядом, женщина пролепетала:

– Я постараюсь!

Зайдя в свой номер, Иржи бросил свою куртку на спящего Фаркаша.

– Солдат спит, служба идет? – Поинтересовался он у хлопающей спросонья глазами головы, восставшей с подушки.

– Ну, вы, господин, и погуляли! А сказали, что на минутку! – Обиженно пробубнил Йожеф.

– Разве на прогулке с дамой на часы смотришь?

– Чего она хотела?

– Спрашивала про графа Измирского старшего.

– У Вас? – Фаркаш свесил ноги с дивана, но натянул на плечи плед. – Да в Вашем обществе дамочки только млеют и вздыхают, не в силах выдавить ни слова.

– Значит, она – другая. Единственная, кто устоял перед моим неподражаемым обаянием.

– А я думал…

– Думать – это правильно. Но сейчас нам надо действовать!

– Что, даже кофе не попьем?

– Позже, Фаркаш, позже. Вставай!

Через полчаса, аккуратно одетые и причесанные молодые люди спускались в лифте на первый этаж. Войдя в большой выставочный зал, где до сегодняшнего дня стояли рыцарские доспехи и обнаженные беломраморные дивы эпохи псевдоренессанса, они внимательно огляделись. Везде сновали рабочие, собирая стеллажи и витрины. Бригада слаботочников ругалась с охраной отеля, требуя снять с потолка осветительные приборы, поскольку именно на этих местах должны висеть видеокамеры и лазерная установка. Несколько человек в хороших дорогих костюмах стояли около сейфов, общаясь с куратором.

– Не вынесут! Нет, ничего не случится. Сегодня же установят сигнализацию и видеонаблюдение. Да, круглосуточный мониторинг. – Устало вещала Эва.

– Здравствуйте, господа и дама! – Подошел к задумавшейся группе Измирский. – Как дела?

Люди дружно обернулись.

– Привет, Иржи! – Протянул один из них руку. Другие ограничились словами приветствия. Эва недовольно зыркнула темно-синим глазом, выглянувшим из-под длинных прядей волос.

– Что делим?

– Слишком рано привезли экспонаты. Видишь, еще ничего не готово!

– Так наймите людей в ночную смену. К утру как раз закончат. И сейфы тоже все время будут на глазах. Охрану поставьте, в конце концов!

– Ну да, ну да. – Уныло сказал один из мужчин. – Все как-то несобранно, неорганизованно. Вот что значит переложить организацию на женские плечи!

– Да кто ж Вам мешал заняться этим самому? Кстати, я зашел узнать, будет ли проживающим в отеле предоставлена возможность отдельного просмотра?

– В двенадцать дня завтра организована презентация. Вход только по приглашениям и журналистским пропускам.

– И где эти приглашения?

– Если их напечатали, то в вашем номере, полагаю.

– Спасибо! – Иржи снова улыбнулся, взял охранника под руку и повел к выходу.

– Нам что-нибудь приносили?

– Нет.

– Придем в номер, позвони на ресепшн, узнай.

– Хорошо.

Они снова направились к лифту.

– А кофе? – Вспомнил охранник.

Поздним вечером, когда телевизор уже надоел, а читать не хотелось ни Йожефу, ни Иржи, который решил сегодня все-таки выспаться, у Измирского – младшего зазвонил коммуникатор.

– Здравствуй брат! Давно не виделись. Да. Нет! Да что ты говоришь? Сама звонила? Уже поздравили в фирме? Ну и скорость! – Иржи беззвучно рассмеялся, откидываясь на диванные подушки и хватая телепульт. – Сейчас включу!

Он нажал кнопочку и выставил новостной канал. Ведущие журналисты, мужчина и женщина, обмениваясь понимающими улыбочками, рассказывали о том, как было потрясено все высшее общество, узнав о существовании у графа Измирского-старшего невесты.

Иржи внимательно прослушал новость и сказал:

– И чего ты так напугался? Поговорят и забудут. Расслабься. Что? И что сказала? Что это чья-то глупая шутка? Не-ет, братец. Не надо с женщиной ночью, да еще в ее номере, пить шампанское. Обязывает. Ты бы приехал, да извинился перед дамой хоть букетом цветов. Пострадает ведь ее репутация. Как это когда? Когда не женишься. Завтра презентация выставки, и ты как раз сможешь увидеться и расставить… Да. Тебе прислали приглашение? А мне до сих пор нет. Ах, у тебя! И кого ты назначил моей спутницей? Под патронажем нашего мэра? Спасибо тебе, мой добрый братик. Я, значит, распинаюсь перед его невестой, рассказывая, какой он миляга и душка. А ты в это время… Мне свинью подкладываешь? Ну не свинью, конечно, но и далеко не молочного поросенка. А за свои километры мог бы рассчитаться и без моего участия! До завтра!

То, что начиналось, с его точки зрения, как забавная шутка, могущая впоследствии принести плоды, теперь грозила обрушиться на его голову девяностокиллограмовым переспевшим урожаем. Настроение, бывшее вполне умиротворенным, стало безрадостным и раздражительным. Как Бернат мог подсунуть ему на целый день эту невыносимую толстуху, увешанную с ног до головы драгоценностями и щедро облитую духами, от которых в помещении слезятся глаза? Которая, как клещ, вцепится в локоть и будет закатывать маленькие глазки при каждом сказанном им слове. Бизнес – это бизнес, но он-то тут причем? У него свой бизнес. Или все же это большая месть за маленькую шутку?

Убрав в карман коммуникатор, Иржи встал с дивана и молча прошел в свою комнату. Охранник только сочувственно покачал головой.

Не включая света, художник убрал с окна шторы, раскрыл рамы и выглянул на улицу. Полная луна равнодушно посмотрела ему в лицо. Он зарылся пальцами в длинные волнистые волосы и показал луне язык. Потом обернулся, и его взгляд упал на мольберт с недописанной картиной. Лунный луч задумчиво перетек за его плечо и тоже посмотрел на картину с ивами и прудом. И вдруг Иржи замер. В мерцающем холодном свете ему вдруг показалось, что из пруда на него глядит большой черный глаз с ресничками. Причем смотрит, этак, с ехидством и сомнением. А потом – совершенно нахально подмигивает художнику.

Иржи протер глаза и подошел к картине вплотную. Да, нет! Это просто игра света! А ресницами были камыши. Художник походил взад-вперед. Спать совершенно не хотелось. Что же сегодня он забыл сделать? Точно!

Он открыл ящик стола, доставая коробочку, выловленную в пруду, и включил свет. Черный матовый корпус с небольшой щелью сбоку. Ни надписей, ни рисунков. Из чего она сделана, тоже определить не удалось. Он бросил ее на тумбу около кровати, разделся и щелкнул выключателем. Потом сел на ковер, скрестив ноги, выпрямился и замер, регулируя частоту дыхания. Легонько коснулся своего пламени. Оно отозвалось небольшими искорками, слетевшими с кончиков пальцев. Что там говорил тренер? Ищите и обрящете? Спрашивай, тебе ответят?

«Кто я?» – Спросил Иржи пламя.

«Кровь от крови» – Пришло к нему понимание.

«Чьей крови?»

«Тех, кого рядом нет»

«Где они?»

«Далеко»

«Я их увижу?»

….

«Что мне делать?»

«Учиться»

Иржи вздохнул и вынырнул из транса, глядя на проявленный мир сквозь собственный огонь. Комната, в которой он сейчас находился, выглядела так, словно одно изображение наложили на другое. Первое было вполне обычным и стандартным гостиничным номером с кроватью, тумбами и ковром. На втором, более тусклом, просматривалась древняя кладка. Цепляясь за неровности и трещины, по ней полз побег какого-то диковинного растения. Его кончик, с присоской на конце, раскачивался, словно искал, к чему …присосаться? Художника передернуло. В молочном свете луны то и дело появлялись и исчезали какие-то тени. Иногда, задерживаясь, они оборачивались и, глядя на него, качали головой. Иржи спокойно встал, не теряя сосредоточенности, достал из ножен клинок и провел над ним пылающей рукой. Лезвие, прошедшее огонь, засияло ярко-серебристым светом. Художник, медленно ступая по неизвестности, поскольку ни пола, ни ковра на нем он не видел, подошел к побегу. И, плавно замахнувшись, подсек его как можно ниже. Тот скорчился и на глазах начал разлагаться, источая невыносимую вонь тухлого мяса. А в том месте, где он его порезал, вытекло несколько капель крови. Иржи посмотрел на нож. Тот, скрывая сияние, покрылся бурыми пятнами. Художник снова провел над ним ладонью. А потом случайно зацепился взглядом за тумбу и коробку. Он чуть было не вскрикнул: коробка ровно и мощно светилась призрачно-фиолетовой аурой.

В его руке сияние словно увеличилось в разы, окутывая не только его самого, но и большую часть комнаты. Под этим ровным и сильным светом вся грязь и запахи исчезли, словно их никогда не бывало. И на душе художника стало хорошо и спокойно, будто не мучили его совсем недавно странные вопросы и волнения.

Его собственное пламя тоже постепенно угомонилось, а глаза стали слипаться. Пол и ковер оказались на месте. Подушка с кроватью – тоже. Он аккуратно положил коробочку в ящик тумбы и растянулся на постели. Белая луна молчаливо глядела с высоты, уже не пугая его своими призраками.

– Спокойной ночи! – Сказал, улыбнувшись ей, Иржи.

Утро следующего дня для господина Измирского-младшего началось с хриплого голоса Берната, объявившего во всю мощь легких, что птички уже проснулись, нормальные люди – тоже, а нерадивые художники, вместо того, чтобы наслаждаться прозрачным воздухом и изумительными видами, дрыхнут, словно отработали ночную смену.

– Ты мне весь вечер испортил. И я, как тонко чувствующая натура, страдал всю ночь. – Не открывая глаз, ответил Иржи.

И помолчав, добавил:

– Тебе хорошо, прискакал на крыльях любви! А меня не любит никто. Поэтому вдохновение кончилось, и началась депрессия, переходящая в соматическое расстройство.

– Что-то ты много, братец, болтаешь. Вставай! Все равно спать не дам!

– Ты – черствый и эгоистичный слоняра, пытающийся растоптать в моей истерзанной и ранимой душе единственное и незамутненное чувство, поддерживающее бренное тело в этом закабаленном условностями мире.

– Ты вообще о чем, мелкий? – Бернат плюхнулся с размаху на край постели и, протянув руку, потрепал черную шевелюру брата.

– О свободе, противный!

– И чем же я тебе так стал не мил? Что за упаднические настроения с самого утра?

Иржи, наконец, раскрыл глаза. И первое, что он увидел на окне своей комнаты, это шикарный букет темно-бордовых роз. Глаза раскрылись сильнее, а голова покинула подушку.

– Братец, ты, часом, не ошибся спальней?

– Рассказывай! – Бернат сиял улыбкой, а глаза искрились.

– О чем тебе рассказать?

– О ней! Фаркаш меня проинформировал, что ты разговаривал с ней.

– С кем?

– Да с госпожой Эстер!

– Да. Госпожа Эстер. – Иржи потер жаждущие снова закрыться глаза. – Говорили о тебе. Только объясни мне, зачем ты вписал в мой пригласительный билет дочку мэра?

– Потерпишь. Тем более, об этом просил сам мэр.

– Иди ты… к своей Эстер. А мне дай поспать!

Бернат встал, открыл дверь спальни и крикнул:

– Фаркаш! Сделай кофе! И позвони на кухню, пусть пришлют булочек! И себе с Ковачем закажите завтрак.

Через десять минут Иржи проснулся от одуряющего запаха горячего кофе со сливками и корицей. А еще умопомрачительно пахло горячей сдобой.

Нехотя оторвав тяжелую голову от подушки, художник сел в постели и поставил ноги на коврик.

– Проснулся? Умница! – Бернат отошел от своего букета и снова сел рядом с братом. – Возьми чашечку в руку, вот так… отпей глоточек… а теперь – булочка! Ням!

Иржи рассмеялся.

– Влюбленному вампиру – доброе утро! И чего примчался в такую рань? – Иржи отпил горячий напиток. – Девушка встает поздно, будить ее, думаю, не стоит. Разозлится. Так чего ты хотел?

– Поговорить о ней! Скажи, Иржик, она действительно спрашивала обо мне?

– О, да! Пришлось рассказать всю подноготную. – Младший доел булочку, примериваясь к следующей.

Но ее в волнении из-под пальцев вытянул старший брат. Покрутил, понюхал и откусил сразу полбулки. Услышав эти слова, он чуть не подавился.

– И что же ты ей рассказал?

– Как ты менял мне подгузники, отказываясь от свиданий, как тяжело и много работал, чтобы купить мне кисти и краски…

– А она?

– Пускала слезу. Барышни, знаешь ли, существа сентиментальные…

– А откуда пошел слух о том, что она моя невеста?

– Ты уже раздумал на ней жениться? Зачем тогда поил шампанским? Давал надежды… – Иржи нахмурил брови. – Иди, извиняйся!

Брат посмотрел куда-то за окно:

– Но я как бы не против…

Измирский-младший проснулся окончательно.

– Серьезно?

– Иржик, мне уже пятьдесят один год. Кроме тебя у меня никогда никого не было. А она красива, самостоятельна, талантлива и умна. Если я ей нравлюсь, то почему бы нам не быть вместе?

– Ну да, ну да… Ты только сразу-то все не вываливай! Ты вписал ее в пригласительный?

– Конечно!

– Тогда пойдем позавтракаем, за это время она как раз и встанет. Сходишь, цветочки подаришь, пригласишь на выставку… Ну а там…

Бернат встал, оправил дорогой костюм, зашел в гардеробную и посмотрелся в зеркало. Оттуда на него печально глядел высокий и худощавый субъект с морщинами у глаз и рта. Волосы на голове отсутствовали.

– Вот скажи мне, Иржик, почему тебе одному досталась такая внешность, а мне не перепало ни граммульки?

– Зато тебе перепало мозгов. Был бы ты посмазливее и поглупее, разве стал бы так бороться за фирму? Да и смог бы? И сейчас сидели бы мы с тобой красавчиками под каким-нибудь мостом у костерка, доедая колбасные обрезки…

Бернат вздохнул свободней, а Иржи, наконец, оделся. И они вдвоем отправились завтракать.

За завтраком старший извертелся, поглядывая на часы.

– Ты мне пригласительный отдай! – Попросил Иржи. – А то сейчас увидишь предмет своих грез, не только про меня, про Линду забудешь!

– Забудешь про нее, как же! Вчера в офис сама приехала, да еще папочку подтянула, на случай, если я буду сопротивляться.

– Вот! – Философски заметил Иржи. – А ты: красота… Кому она нужна, если на шею такие дамы вешаются! Так ведь и сломаться недолго!

– Так за столько лет не сломался?

– Зато пришлось научиться быстро бегать!

Бернат допил чай и снова посмотрел на часы.

– Иди-иди! Удачи!

И уже тому в спину:

– Ты колечки-то присмотрел?

Бернат молча похлопал по карману.

– Вот это оперативность! – Рассмеялся младший. А потом озвучил мучившее его сомнение:

– Она его хоть выслушает?

Глава одиннадцатая. Выставка.

Первый день выставки открывался помпезно. На белых лимузинах подъехали министр культуры и искусства страны, мэр столицы вместе с несравненной дочерью Линдой, а также известный телеведущий и шоумен Анджей Малховский. К парадному подъезду отеля проложили красную дорожку, на которую вслед за официозом стали стекаться знаменитости с женами, любовницами, детьми и терьерами. За тоненькой бечевочкой, натянутой рослыми гвардейцами, бесновались репортеры и простой люд, сбежавшийся поглазеть на кумиров и, заодно, если удастся, взять автограф.

На пороге зала гостей встречала куратор выставки Эва Балог, ошеломляя всех своей красотой и лучезарной улыбкой. Малховский щелкнул пальцами, и рядом с ним тут же нарисовались двое высоких, накачанных мужиков с видеокамерами.

Все, словно по линеечке, выстроились перед входом в зал и обнажили в улыбках идеально ровные белые зубы.

– Дорогие телезрители! – Начал Анджей и поправил очки. – Сегодня мы собрались в отеле «Хрустальная звезда» по весьма замечательному поводу.

Малховский тряхнул черной сосулистой гривой, и перхоть с тихим шуршанием опустилась на полосатый пиджак и мелким новогодним снежком присыпала пол у его ног.

– Прямо здесь, сейчас, в выставочном зале этого модного отеля, открывается эксклюзивная выставка древнейших ювелирных украшений, которую мы, люди, чувствующие гармонию и изящество, с таким нетерпением ждали. Это, поистине великое событие масштаба всей страны, проходит под патронажем Министерства Культуры и столичной мэрии.

Камеры на секунду переметнулись с крупного плана Малховского на оскалившиеся лица Министра и мэра. Анджей продолжил:

– Куратором данного мероприятия является искусствовед музеев Шомон, Амбуаз, Брезе и других, не менее известных нам всем достопримечательностей, а также производитель и знаток ювелирных украшений – несравненная Эва Балог!

Малховский протянул Эве руку, подтягивая ее к себе.

– Госпожа Эва! Говорят, честь находки большинства старинных золотых и серебряных изделий принадлежит нашему соотечественнику, археологу Даниэлю Саминьшу. Как же так случилось, что достояние наших предков оказалось в иностранных коллекциях?

Эва, чувственно улыбнувшись Анджею пухлыми красными губами, перевела взгляд на камеры. Оба оператора, оперативно застегнув нижние пуговицы пиджаков и подтерев скопившуюся слюну, дружно установили ее лицо крупным планом.

– О, это была очень таинственная история! И мне бы не хотелось отнимать время у почтеннейшей публики подобными рассказами…

Анджей, чувствительно наступив на ногу ближайшему оператору, перевел камеру на себя.

– Ничего, к новостному эфиру мы все смонтируем. Давайте, расскажите, Эвушка, хоть в двух словах.

– Ну если только в двух… Давно, лет тридцать пять назад, в наше министерство культуры пришло письмо от одного пастуха, гонявшего овец и коз по отрогам предгорий Бакоши. Однажды, после обильных дождей, на склоне холма произошел селевой оползень. Среди потоков грязи, через которые пришлось перебираться бедолаге, он нашел золотые браслеты с камнями. Часть он продал, а частью решил порадовать любимую страну. Министерство снарядило экспедицию во главе с ведущим археологом Даниэлем Саминьшем и отправило ее искать ценности, которые этот же человек датировал концом темных веков и началом средних.

– И что же произошло дальше?

– Как всегда, на границе с дружественной страной произошли очередные военные стычки, вы все это должны помнить…

– Да-да.. – Нетерпеливо поторопил ее Малховский. – Помним, а как же!

– И деньги из бюджета перестали выделяться для «журавля в небе», тем более, склон был большой, рыть нужно было долго и много. Поэтому привлекли иностранных спонсоров. Рабочим удалось докопаться до штрека, ведущего в подземелье. Они прошли сбойку и открыли камеру с сокровищами.

– А дальше? Где же сам археолог?

– Что было дальше, не знает никто. Говорят, – она улыбнулась и нашла в толпе темноволосую голову Иржи, – когда все ценности вытащили, Саминьш полез туда опять, что-то для себя подтвердить. Но осень в тех краях снова случилась дождливая. Произошел очередной обвал. И как потом его ни искали, найти не могли. К сожалению, нашей Родине ценности не достались. Спонсор просто выплатил стране сумму, потраченную ранее на раскопки, и увез сокровища в свой хорошо охраняемый заокеанский дом. И вот только теперь, спустя много лет, коллекция вернулась на свою историческую родину, чтобы потомки могли гордиться и восхищаться своими предками.

– Замечательные слова! – Опять затараторил Малковский, вертя короткой шеей в тесном вороте рубахи. – Это очень символично, что такая очаровательная женщина сегодня будет моим гидом по выставке! А теперь, министр, мэр, прошу, разрежьте ленту!

Две длинноногие блондинки принесли на двух серебряных подносиках ножницы и остановились перед администрацией.

– Снимайте, болваны! – Прошипел Анджей на своих операторов, пытающихся ненароком зацепить видоискателем то ножки, по попку госпожи Балог. – Итак! Торжественный момент перерезания ленты!

Мэр и Министр, переглянувшись, одновременно резанули розовый атлас, и лепесточек ткани, который никто не успел подхватить, лег на туфли госпожи Линды. Кокетливо улыбнувшись тремя подбородками в объективы, она наклонилась, явив всему глядящему телевизор миру достоинства немалого размера, так и норовящие выпрыгнуть наружу из обтягивающего туловище платья. Камеры покорно опустились вслед. Анджей покраснел и отдавил ногу другому оператору. Когда камеры, наконец, показали его потное лицо, он радостно провозгласил:

– Выставка открыта!

А где-то за час до этого, в маленький номер в крыле обслуги, где иногда ночует госпожа Эстер, настойчиво постучали. Женщина сидела в длинном шелковом халате и коротенькой ночной сорочке перед трельяжем и расчесывала кончики густых волос.

«Сегодня, скорей всего, Иржи будет занят. Наверняка ему прислали билет на выставку. А так как это мероприятие масштаба всей страны, то и пригласит он какую-нибудь известную личность. Хоть ту же супермодель Юдифь!» – Она бросила расческу. – «Ну почему, как только я перестаю контролировать свои мысли, они снова и снова крутятся вокруг этого мальчика?» Она вздохнула.

Громкий стук в дверь заставил ее буквально подпрыгнуть. Сердце бухнуло и зачастило. «Может, это он?» Она взглянула на себя в зеркало, быстро мазнув блеском губы. Подпоясала потуже халат и поспешила к двери. А затем, напустив на себя томный вид, распахнула ее створку. На нее смотрел букет бордовых роз и господин Измирский – старший.

– Здравствуйте! – Радостно произнес он. – Разрешите войти?

Пока Эстер недоуменно хлопала глазами, он решительно протиснулся внутрь. И ей ничего не оставалось делать, как кивнуть головой и прикрыть за ним дверь.

– Это – Вам! – С ухмылкой от уха до уха, он сунул в руки букет. И не давая ей вставить ни слова, поведал:

– Я еще со вчерашнего дня с нетерпением ждал нашей встречи! Понимаете, хоть Вы, созваниваясь со мной вечером, не подтвердили новость, названную Вами досадной ошибкой, все равно, я мечтал Вас увидеть и из Ваших собственных уст услышать, как такое могло случиться, и не принесла ли эта весть грустное сожаление о том, что на самом деле могло бы быть реальностью, но пока остается всего лишь моей несбыточной грезой!

Женщина переложила цветы из одной руки в другую.

– Наверное, их надо поставить в воду?

– Да, конечно! Где у Вас ваза? – Он бесцеремонно зашел в маленькую гостиную, являющуюся для певицы гримерной и будуаром одновременно. Нашел вазу, вытряхнул в мусор предыдущий букет и налил в ванной комнате воды.

– Вот! Ставьте!

Та молча воткнула цветы.

– Так я поставлю на стол?

– Прошу, будьте как дома… – Выдохнула она ему вслед.

Водрузив цветы на стол, он извлек из внутреннего кармана пиджака бутылку коньяка и, найдя две маленькие рюмочки, разлил благоухающий напиток.

– Я еще не завтракала! – Подняла брови певица.

– Это для аппетита! – бодро заявил Бернат и сунул ей в руки рюмку. – Ваше здоровье!

Пришлось выпить.

– Вы можете спросить, почему я прямо с утра вторгся так бесцеремонно в Вашу обитель?

Женщина открыла рот, но Бернат продолжил:

– Ну скажите, когда еще мне могла представиться такая возможность так просто, без светских условностей и посторонних людей поговорить с Вами? Честно скажу, мне было очень удивительно и приятно услышать, что я Вам небезразличен. Если сказать, что я был поражен в самое сердце – это не сказать ничего! Такая чудесная, удивительная и талантливая женщина обратила на старого зануду свое внимание! Это ли не сказка?

Эстер, пользуясь моментом, вклинилась в паузу:

– Ваш младший брат уроки красноречия брал у Вас?

Бернат рассмеялся:

– Нет, что Вы! Скорее, наоборот. Он, еще ребенком, мог так оплести тебя своими разговорами, что ты забывал, с чем, собственно говоря, к нему и подходил.

– Да, Ваш милейший братец делает это профессионально! – Грустно улыбнулась женщина. – Он мне рассказывал, как Вы его воспитывали…

После часа долгой и плодотворной беседы об Иржи Измирском, мужчина и женщина неожиданно для себя поняли, что у них действительно много общих интересов. И, самое главное, всегда есть о ком поговорить. Окрыленный Бернат пригласил Эстер на выставку, продемонстрировав ей приглашение с ее именем. Она расплылась в улыбке:

– А с кем там будет наш Иржик?

Бернат вздохнул:

– Если бы я знал, как вчера закончится мой день, я бы попытался отболтаться. Но дело было сделано. Поэтому нашему мальчику придется сегодня терпеть старшую дочь мэра, влюбленную в него еще с тех пор, как он сорвал для нее персик с высокого дерева.

– Он полез туда ради нее?

– Как же! Это он потом прикрылся добрым делом. Просто в саду нашего соседа есть раннеспелый сорт, а он повадился обрывать плоды. Наш сосед караулил, караулил, да застукал сорванца. А в это время у нас в доме гостило семейство мэра с маленькой Линдой. Ну и Иржи, чтобы не попасть под порку, делая вид, что в упор не замечает соседа, слез с дерева и, встав на одно колено, вручил персик Линде, которая ходила за ним хвостиком. Сосед умилился. Иржи снова ушел от наказания, приобретя в лице подружки пылкую поклонницу. Линда была уже достаточно большой девочкой для того чтобы влюбиться, но не настолько умной, чтобы понять ход мыслей маленького проказника. И с тех пор она мечтает только об одном…

– Как выйти за него замуж? – Рассмеялась Эстер.

– Конечно. Собирайтесь, дорогая, я отведу Вас покушать, а потом – на открытие.

Иржи стоял один среди толпы перед выставочным залом. Там, около дверей, что-то вдохновенно вещал Малховский, заставляя своих людей снимать то одного, то другого официального представителя и госпожу Еву. Линда вертелась там же, изо всех сил пытаясь пробраться в кадр. И вот ей повезло: кусок розовой ленты упал прямо ей на туфлю. Ловко, для своего веса, подхватив его, она довольно подняла его над головой и покрутила, привлекая внимание Измирского-младшего. Он криво улыбнулся. Эва, стоящая на площадке рядом с Анджеем, проследила ее взгляд. Красиво прорисованные брови поползли наверх, а по губам скользнула злобная ухмылка.

Тем временем, Иржи кто-то тронул за локоть. Мгновенно собравшись в боевую стойку, он резко обернулся. И, рассмеявшись, расслабился. Рядом с ним, взявшись за руки, чтобы не потеряться в толпе, стояли Бернат и Эстер, с любовью глядя ему в лицо.

«Уж лучше бы друг на друга!» – Подумал Иржи и, взяв пальчики певицы, поцеловал надушенные ноготочки.

– Я очень рад видеть вас вместе! – Искренне сказал он. – Значит, новости не всегда врут?

– Особенно, когда мы их делаем сами. – Многозначительно сказала Эстер.

– А… – художник оглядел их руки и вопросительно посмотрел на Берната.

– Вечером, за ужином. Надеюсь, ты захочешь присоединиться к нам и разделить нашу радость?

– О, почту за честь! – Иржи наклонил голову, благодаря брата, и, заодно, высматривая дислокацию госпожи Линды. – Боже мой! – Сказал он совсем тихо, поскольку вышеупомянутая особа, не дождавшись, когда принц сам изволит явиться к своей принцессе, разрезала толпу уже в пяти шагах от них.

– Линда, дорогая! – Промямлил он кислым голосом. – Как мне тебя не хватало в последнее время. Ходил сам не свой. Даже голова кружилась. И мушки в глазах!

Дочка мэра решительно встала рядом и вцепилась в его локоть.

Упреждая слова Берната о том, как он снова рад ее видеть, сзади пропел нежный голосок:

– По болотам меньше надо ходить. А свежий воздух в больших количествах бывает исключительно вреден для здоровья!

Вся компания снова дружно обернулась ко входу в зал. Рядом с ними стояла Эва Балог и Анджей Малховский с суровыми телевизионщиками.

– О, господин Бернат Измирский! Вас, наконец-то, можно поздравить с обретением невесты? Бес в ребро? Ха-ха-ха! – Сам себя развеселил телеведущий.

Все остальные стояли и даже не улыбались. А Бернат сжал кулак.

Иржи протянул к Анджею руку и, стряхнув с плеча перхоть, положил туда ладонь и, доверчиво глядя в серые глаза телеведущего, спросил:

– Это не Ваше фото третьего дня я видел на сайте «Голубой лагуны»? Вы там так завлекательно сидите на барной табуреточке в одних плавочках…

– Фото сделано в бассейне! – Высокомерно объявил Малховский. – А на этих провокаторов я подал судебный иск!

– Какие Ваши годы! – Двусмысленно улыбнулся ему Иржи. – Ваша слава бежит впереди Вас!

– Спасибо, господин Измирский, за поддержку! – Снял руку со своего плеча и пожал потной ладошкой Анджей. – Как приятно, когда тебя понимают!

Все, кто слышал разговор, волевыми усилиями задавили смешки.

– Дорогой Анджей! – Вмешалась в разговор куратор выставки. – Не пора ли идти осматривать экспозицию? Господа Измирские, приглашение относится и к вам!

Наконец-то измученные ожиданием гости и журналисты проследовали в зал. На витринах, под бронированным стеклом на бархатных черных подушечках, под неусыпным прицелом датчиков инфракрасного слежения, лежали превосходно сохранившиеся ювелирные изделия. Кольца, браслеты, серьги, налобники и наручи. Диадемы, подвески… Все это золотое и серебряное великолепие сияло драгоценными камнями чистейшей воды в свете специальных маленьких ламп. Гости разбрелись по выставке, глядя на тончайшую работу старинных ювелиров.

– Кому же под силу было исполнить такую красоту? – Не сдержала эмоций Эстер. – Какая нежная работа! Насколько чисты и совершенны линии растительного орнамента! Даже на листьях, фиксирующих камни, видны капельки росы!

– Да, – поддержала разговор Линда, – словно над этим трудились нечеловеческие руки! Магия, да и только! Жаль, что тот археолог не дожил до наших дней! Думаю, он многое мог бы рассказать!

– Конечно! – Подтвердила Эва. – Особенно своему сыну, унаследовавшему отцовский талант к воспроизведению и видению.

– О, у него остались родственники? А выкупить какую-нибудь старинную вещицу у них нельзя?

– Не думаю, поскольку сын вырос сиротой и воспитывался родными.

– А Вы нас с ним познакомите? – Пропищала любопытная Линда.

– Идем! – Дернул ее Иржи. – Посмотрим другие витрины.

Но девяносто килограмм живого веса одним рывком с места не стащишь, особенно, когда женщина чем-то заинтересована.

– Да вы, в-общем, знакомы, – показала зубки Эва, вызывающе глядя на Иржи.

– Кто же он? Как его зовут? – Запрыгали, дергая руку Иржи, все округлости и выпуклости красотки Линды.

– Так вот же он, рядом с Вами, милочка! Герцог Саминьш, граф Измирский собственной персоной! – Синие глаза торжествующе полыхнули красным.

– Пойдем, дорогая, не стоит слушать выдумки женщин, которым отказали в свидании. – Он поцеловал Линдины толстенькие пальчики. – Пойдем, посмотрим что-нибудь еще!

Бернат с Эстер, дружно хмыкнув, развернулись и пошли за первой парой. А господин телеведущий, внимательно прослушав информацию, негромко спросил:

– Доказательства имеются?

– Есть только фото Даниэля Саминьша и его жены Ханны. Вы хотите оттуда что-то выжать? Сто флоринов.

– Дорогуша, но это так дорого!

– Не дороже Вашей «сенсации».

– А он, действительно, герцог?

– Поройтесь в своих архивах!

– Чума! – Выдал Малховский.

Измирские под руку с дамами молча обходили выставку. Говорить было не о чем. Линда, искоса глядя на Иржи, о чем-то сосредоточенно думала, убрав из глаз дурацкое выражение щенячьей преданности. Наконец, они подошли к дальнему от окон углу зала, где располагались самые ценные экспонаты. Там, перемещаясь, тихо шепталась толпа.

И тут Иржи словно ощутил силу, которая мягко, но настойчиво позвала его к себе. Не желая сопротивляться этому зову, он втиснулся в толпу. За ним, словно баржа на канате, расталкивая боками вовремя не убежавших с дороги, шла озабоченная Линда. И вот она, нужная витрина. Стоявших около нее людей мягко сносит в сторону… Иржи позвал к глазам внутренний огонь. Господи! Да весь зал сияет, словно новогодняя елка! «Это и есть магия?» – мимоходом подумал художник, подходя туда, где красным заревом светилась стена. И вот перед витриной не осталось ни одного человека.

Перед ним, на черном бархате, лежал огромный рубин, пылающий, словно огненный ветер. Положив ладонь на стекло, Измирский почувствовал, что этот рубин пульсирует, словно живое человеческое сердце…

– Твое сердце пылает пожаром… Силу жизни сокроет рубин… Раб навеки ты мой, господин! – вспомнил Иржи слова баллады, сочиненной Эстер. – Ну, здравствуй, сердце графа Кареша!

В ответ на него плеснуло такой тоской и мукой, что он едва устоял на ногах.

– Я что-нибудь придумаю! – Чуть слышно прошептал он.

– Пойдем! – Он подцепил Линду под локоток. – Смотри, там сам Малховский стоит с твоим отцом.

– Ты хочешь меня покинуть? – Спокойно спросила Линда.

– Прости, дорогая, мне надо немного прогуляться и подумать.

– Пойдем вместе, но не прогуляться, а посидим в кафе, попьем кофе со сливками. Помнишь, как в детстве мы просили поменьше кофе, а сливок побольше? А помнишь, как ваша кухарка не хотела тебе давать кусковой сахар, и я ходила его просить для тебя?

– Все, Линда, убедила. Веди в кафе. Это здесь, в отеле?

– Нет, сейчас выйдем к озеру, и все сам увидишь.

Иржи поискал глазами брата и Эстер, чтобы предупредить, что он уходит. Но Линда посмотрела на него с улыбкой:

– У тебя коммуникатор выключен? Включи. Если что, он тебя всегда найдет!

Иржи с облегчением поцеловал подруге детства руку:

– Действительно, что-то я растерялся.

Они вышли из отеля и неспешным прогулочным шагом пошли вдоль большого озера. И скоро за лодочной пристанью, под ивовыми кронами, обнаружилось маленькое летнее кафе. Сидя под его крышей, можно было наблюдать за разноцветными лодками с маленькими человечками в шляпах на озере, а прямо под ногами, у перил, отражающихся в темной воде, за клянчившими кусочки булки красноголовыми утками и черными лебедями.

Линда прошла к свободному столику в самом дальнем углу, куда народ, привлеченный выставкой и скопищем знаменитостей, еще не добрался. Когда они сели, женщина заказала два кофе со сливками и по маленькому пирожному с кремом.

– Может, тебе не надо? – Спросил Иржи о пирожном.

– Мне многое чего не надо. Но не со всякими привычками можно справиться. А с некоторыми вовсе не хочется расставаться. – Философски заметила она.

– Ты выросла, девочка. – Констатировал он факт.

– А ты и не заметил… Иржи, Иржи! Время летит очень быстро. Ты помнишь, сколько мне исполнилось лет?

– Двадцать девять?

– Тридцать четыре, радость моя. Я всего на год старше тебя.

– И как успехи в освоении мира?

Она усмехнулась:

– В процессе. Сам знаешь, что оттуда, куда попал, выбраться практически невозможно.

– Да, дорогая, но шанс иногда выпадает.

– Быть может, тебе его дают? – Прищурила Линда глаза и тут же перевела тему. – Что за возня творится вокруг вашей семьи? – Спросила она в лоб. – Откуда эта иностранка знает то, чего не знаешь даже ты? Или это вранье? Ты, действительно, отказал ей в свидании? А она, кстати, красива!

– Линда! Я не знаю, на какой из твоих вопросов отвечать!

– Ты просто говори, а я послушаю. Может быть, как в детстве, разберемся вместе? – Она внимательно на него посмотрела.

Хоть он и не любил настырность своей подружки, но отказать ей в уме и сообразительности, а также в молчании по поводу чужих тайн, он не мог.

– Понимаешь, – он отпил кофе и посмотрел на покрытое солнечными бликами озеро. – Я не знаю, о чем говорить.

Он немного подумал.

– Все началось с приезда в этот отель. Некоторым образом, в мои семейные дела оказались замешаны несколько… неважно. И эта дама – Эва. Она хотела со мной переспать… извини, дорогая! Но я убежал. Ты не поверишь, подруга, но эта дама меня хочет убить. И всех моих прямых предков убивали. Я – последний герцог Саминьш. – Бессвязно вывалил Иржи на Линду кучу бестолковой информации.

Линда похлопала светлыми ресничками.

– Ты уверен, что ты – герцог?

– На сто процентов. Бумаг, правда, предоставить не могу. Родители Берната меня усыновили, когда я был грудным младенцем. Так что я по всем бумагам – Измирский. О настоящем моем имени знает только Бернат, который скрывал от меня правду много лет. Кому-то что-то доказывать я тоже не хочу. На момент гибели отца мать была только в положении. Едва я родился, она умерла. Каким образом – не знаю. Скорее всего, рядом с ее могилой есть и моя.

– Хорошо, но что это знание дает Эве Балог?

– Мою жизнь.

– Зачем? Ей из твоей родни кто-то что-то был должен? Кровная месть?

– Не знаю! Ничего пока не знаю!

– Зачем она сказала Малховскому, что ты – герцог?

– Не знаю. Ей от этого – толку никакого. Любые домыслы и слухи я буду опровергать. Доказать никто ничего не сможет, тем более, мой отец никогда не упоминал своего титула. Пройдет по телеканалу сплетня – и все снова утихнет.

– Ты что-то не договариваешь, Иржи!

– Прости, Линда, я просто ничего не знаю.

Женщина сидела и невидящими глазами глядела на противоположный берег.

– Действительно, слишком мало информации. Хочешь, я тоже поселюсь в отеле?

– Упаси Боже! – Вырвалось нечаянно у Иржи. – Ты спугнешь моих охотников за черепами!

– Вот как? Решил развлечься без меня?

– Тебе скучно? – Иржи поднялся. – Займись диетой! Женщины всегда с восторгом погружаются в загадочный и манящий своим совершенством мир подсчета калорий! Извини, дорогая, у меня через полчаса тренировка. Не хочу опаздывать!

Он кивнул Линде головой и, оставив деньги на столе, пошел в сторону отеля.

Та, проследив его путь, достала коммуникатор и тихим голосом сказала:

– Мсье Барбье? Да, Линда Шеррих. Наша дива готовит обряд. Да. Объект выяснил свою родословную, горит желанием во всем разобраться. Кстати, он видел сердце Кареша. Мне даже показалось, что он его почуял. Ну да. Желательно прислать человека три. Поскорее. А то и этого потеряем! Пока-пока… – Рассеянно сказала она, заканчивая разговор.

Тренировка, как всегда, началась без опозданий. Немногословный мастер Иштван посадил Иржи медитировать, заставляя огонь разрастаться до максимума и опадать до минимума. Сам же занялся с Йожефом, гоняя того до седьмого пота, заставляя предугадывать удары. Потом против себя поставил Иржи, аккуратно убрав в рукав клинок.

– Ты свой-то тоже отложи. – Кивнул на блестящее лезвие в руке Измирского. – Теперь – без него. Фаркаш – пять кругов по залу с медитацией. А ты – смотри.

Иштван медленно поднял руки со скопившимся в них синим пламенем и, выпуская жалящие языки огня, начал прихватывать ими Иржи.

– Отбивайся! – Сурово прикрикнул мастер.

Иржи погнал собственный оранжевый костер через пальцы, пытаясь удержать мастера на расстоянии. Но синяя яростная стена съедала жалкие язычки, обжигая пальцы художника.

– Плохо! – покачал мастер головой. – Смотри! Вдохом ты подпитываешь свой огонь, заставляя его разгораться. Выдохом ты посылаешь его в пальцы как можно шире и дальше, не подпуская к себе чужое пламя. Пробуй!

Иржи пробовал снова и снова, пока не свалился на маты в углу зала.

Фаркаш давно остановился и во все глаза смотрел на непонятные движения наставника и господина Измирского.

Мастер Иштван наклонился над лежащим в позе эмбриона бледным Иржи.

– Выпей! – У наставника в руках откуда-то взялась темная бутыль с жидкостью. И, когда он открутил крышку, в воздух шибанул крепкий запах спиртовой настойки с лимоном и имбирем.

Художник выпил и закашлялся. Слезы брызнули из зажмуренных глаз. Но зато он сам, без посторонней помощи, смог присесть, а потом и встать.

– Продолжим? – Поинтересовался мастер.

– Секунду! – Иржи поймал за хвостик обрывок мысли. – Сейчас!

– Думай. Фаркаш, нападай!

Пока мастер и Йожеф танцевали с клинками, в голове у Иржи созрел план. «А что если мне просто попробовать поставить защиту? Если сил пока мало?» И он начал плести покрывало из огня и воздуха, завязывая узлы и уплотняя плетение. А потом осторожно втянул то, что получилось, через пальцы в руки до локтя.

– Я готов. – Объявил он.

Мастер встал напротив него, выпустив стену огня. Иржи, замерев, и, слегка растопырив пальцы, ждал, когда пламя мастера подберется ближе. Когда до его ладоней оставалось совсем немного, он, тряхнув кистями рук, выставил свой полог. И, как сила мастера не пыталась пробиться, у нее ничего не получалось.

– Хорошо! – Теперь Иштван похвалил своего ученика. – Но это – грубая сила. А если вот так?

Из пальца тренера вылетел длинный огненный хлыст, нашел в защите дыру и чувствительно прижег художнику пятую точку.

– Ай! – схватился за подпаленные штаны граф. – Не честно!

– Бой никогда честным не бывает. Есть один победитель, остальные – трупы.

– Спасибо! – Поклонился Иржи.

– Стой и смотри. Это – способы боя.

Из пальцев учителя вылетали огненные дротики и молнии, вокруг тела Измирского закручивалась огненная спираль, немного сдавившая его в объятиях, но сразу отпустившая. Огонь привел в движение воздух, который упругой волной опрокинул Фаркаша вместе с Иржи к стене, чувствительно припечатав спиной. Как только художник отскочил, призрачные языки заплясали вокруг него, постепенно сжимая кольцо.

– Ты видишь, что я делаю? – Перекричал мастер буйство стихий.

Иржи кивнул головой и выставил ладонь вперед. Яркое пламя широкой струей прошлось по призрачному кругу, стирая его следы с пола.

Иштван улыбнулся.

– Уже лучше. Урок окончен. Сейчас вам необходимо плотно пообедать и выпить красного вина.

Ученики дружно поклонились. Йожеф, по традиции, занял душ, а Иржи понес деньги.

Мастер положил мешочек на ладонь, сжал ее и… истаял прямо на глазах открывшего рот художника.

– Зачем сегодня вы так долго размахивали руками? – поинтересовался Йожеф.

– Мне прописали новую медитацию. Пойдем обедать!

Иржи вместе с Фаркашем и Ковачем дружно сидели на диване, смотрели телевизор и ели виноград. За окном постепенно смеркалось, укрывая туманами и сумеречным пологом озера, дома и рощи. Иржи посмотрел на часы.

– Пойду немного полежу. – Кивнул он охранникам.

Зайдя в комнату, он повалился на кровать и уставился в потолок. Мысли крутились в голове нескончаемым потоком. «Непонятно, почему эта ведьма так зациклилась на Саминьшах? Почему бы ей не потреблять энергию из других людей? Прицепилась, как клещ к заднице! Если я – потомок Саминьшей и во мне есть стихия огня, значит я… маг? И все Саминьши были магами? Нет, что-то не сходится. Сердец, похищенных ведьмой, было три или два? Я видел два. Одно из них – рубин – принадлежит Карешу. Чье же бьется в черном алмазе? И было ли третье сердце?»

На тумбочке завибрировал коммуникатор. Иржи подхватил его, посмотрел, кто и нажал громкую связь.

– Слушаю тебя, Бернат!

– А мы с Эстер тебя ждем!

– Где, братик?

– В ресторане, за нашим столиком! Приходи быстрее!

– Иду. – Вздохнул Иржи и начал собираться. – Эти влюбленные хотят приобщить к своему счастью весь мир… Тем более, что я – ось вращения.

Когда он вышел в гостиную, охранники тут же отвернулись от телевизора.

– Вы куда-то идете? – Поинтересовался Ковач.

– В ресторан, на помолвку господина Измирского – старшего. Так что можете продолжать развлекаться. Бернату сейчас абсолютно не до вас. Отдыхайте!

Охранники помялись, но, поразмыслив и поблагодарив Иржи, опять упали на диван.

Фаркаш сказал:

– Там, в ток-шоу Малховского, объявили завтрашнюю тему.

– И?

– «Почему аристократы скрывают свои титулы?»

Граф Измирский, уходя, полуобернулся к охранникам:

– Скажу по секрету, они не хотят платить налоги! – Произнес он, прикрывая за собой дверь.

На столике, вместо привычной маленькой лампы, в стилизованном под старину подсвечнике, горели три разноцветные свечи, источая розово-лавандовый запах. Заранее, еще днем, заказав у администратора доставку букета белых роз, Иржи прихватил их по дороге, и теперь пробирался к столику, сжимая в руке перевязанный ленточками душисто-колючий символ любви и верности.

Пока официант бегал за вазой, а потом пристраивал цветы так, чтобы все гости друг друга видели, Иржи сел и с улыбкой посмотрел на счастливого брата и не менее счастливую Эстер.

Перед ними в бокалах пенилось шампанское. Услужливый молодой человек тут же наполнил праздничным напитком бокал Иржи.

– Рассказывайте! – Он поднял его за узенькую ножку и сквозь тончайший хрусталь посмотрел на свечи, свет от которых тут же разлетелся тысячью разноцветных искорок.

Бернат с любовью смотрел на своего брата: «И все-таки, сколько счастья мне принес этот сорванец, маскирующийся под вдохновлено-утонченного модного художника – аристократа! Но я-то точно знаю, что под этим прекрасным романтическо-изысканным обликом таится настоящее живое пламя и любящее сердце!» И думая так, он даже не предполагал, насколько близок был к истине. Но вслух сказал коротко:

– За тебя, мой самый лучший Иржик!

– За тебя! – Присоединилась Эстер, с нежностью глядевшая на него.

– Спасибо! – Пожал плечами Измирский-младший и отпил шампанское. – Но мы здесь все же встретились по несколько иному поводу… надеюсь!

– Конечно! – Глаза Берната блестели от счастья, выпитого шампанского и свечей, трепетными огоньками отражающихся в зрачках. – Иржик! Мы с тобой – одна семья. Раньше нас было только двое… двое одиноких, брошенных на произвол судьбы мужчин. Но теперь… все должно измениться! Я хочу, надеюсь, ты тоже, чтобы в наш холостяцкий дом вошла очаровательная госпожа Эстер.

Буквально на секунду он сделал паузу и, не давая никому открыть рот для возражений, продолжил:

– Дорогая Эстер! Я просто молю Вас об одном: будьте моей женой и войдите в наш дом доброй хозяйкой!

Женщина покраснела и из-под ресниц посмотрела на Иржи, словно спрашивая его одобрения.

Тот поставил на стол локоть, подпер рукой щеку и, глядя на обоих, расплылся в улыбке:

– Благословляю, дети мои!

Бернат дал свою руку Эстер. Та скромно вложила в нее свою ладошку. А потом оба протянули свободные руки Иржи. Теперь они сидели, втроем крепко держась друг за друга. Художник приподнял свой огонь и на выдохе послал его по жилам певицы и брата. Они сразу выпрямились, а глаза словно вспыхнули. Живое пламя бежало по их жилам, очищая кровь и души от грусти, страхов и придуманных глупостей, поселяя в сердцах уверенность в прекрасном и светлом будущем.

И женщина, гордо подняв голову, с любовью глядя на обоих Измирских, твердо сказала:

– Я согласна войти в ваш дом. Любить и беречь вас, пока мы живы в этом мире!

Иржи хмыкнул и разорвал связь. А Бернат принял эти слова, как должное, ибо как можно любить его, не любя младшего брата? Да и вообще, разве можно его Иржика отпускать в самостоятельное плавание? Он такой хрупкий, ранимый… маленький! Зато теперь они – настоящая семья!

Бернат расстегнул пуговицу пиджака и залез во внутренний карман. В его ладони оказалась небольшая коробочка. И он протянул ее брату.

– Открой!

Тот открыл бархатную пирамидку. А там, на мягкой красной подушечке, лежало два обручальных кольца. Одно, побольше, золотое с небольшим сапфиром, второе, поменьше, платина, переплетенная с золотом, и вставленными между витками орнамента двумя бриллиантами.

– Интересная смысловая нагрузка… – пробормотал Иржи. – И как давно он их заказал? – А потом продолжил громким голосом: – Дорогие мои, родные! Я надеюсь, вы оба хорошо подумали, прежде чем пойти на этот шаг.

Он посмотрел направо, на Эстер. Та кивнула. Потом прямо, на Берната.

– Естественно!

– В таком случае, в знак искренности своих чувств, обменяйтесь кольцами. – И он протянул коробочку между ними.

Бернат, трясущимися от волнения пальцами, наконец, подцепил кольцо, и, держа его двумя руками, опустил на подставленный Эстер безымянный пальчик.

«Хоть не сломал!» – подумал Иржи.

Эстер, с улыбкой, не сходящей с ее губ, легко взяла колечко и надела на палец Бернату. Иржи убрал пустую коробочку в карман.

– Совет вам, да любовь!

И они снова выпили шампанское.

– Когда планируете свадьбу? – Спросил Иржи у Эстер.

Та, взглянув на Берната, немного подумала и сказала:

– Все будет зависеть от того, сколько народу вы пригласите. Мне приглашать некого.

Бернат наморщил лоб.

– Да, в нашем кругу просто так не женишься. Надо заказать помещение, разослать приглашения… Иржи, может, займешься этим сам?

– Нет, мой хороший. У тебя огромный штат секретарей-помощников. Вот пусть и отрабатывают зарплату. Не забудьте сначала заказать платье. И от этой даты уже выбирайте день венчания.

– Нам еще надо организовать мальчишник!

– Братик, на жизненном пути у тебя были и мальчишники, и девичники, да и просто обычные пьянки. Так что не занимайся ерундой, а прямо с завтрашнего дня, переезжайте в наш особняк и тихо, достойно живите вместе до свадьбы. Еще лучше, если вы отметите ее максимально скромно, без журналистов и прочей шумихи.

– Да, дорогой, это тоже мое заветное желание. А, может, просто обвенчаемся, да уедем куда-нибудь в горы втроем? Мы покатаемся на лыжах, а Иржи порисует.

– Это хорошая идея! Как считаешь, Иржик?

– Я считаю, что сегодня вам обоим уже пора в номер. Ты хоть догадался его снять?

– Конечно! Сейчас!

Бернат подозвал официанта, делая заказ в номер. А Иржи поцеловал пальчики Эстер.

– Вы ведь получили, что хотели, дорогая?

– Не совсем… – прошептала женщина, наклоняясь к его голове, и снова выпрямляясь. – Но я счастлива!

– Не обижайте Берната. Он – замечательный. И обязательно, слышите, обязательно, родите ему детей. Девочек и мальчиков. Самого шебутного назовите Иржиком. Договорились?

Измирский-младший встал.

– Беспокойной вам ночи, молодожены!

Едва он дошел от стола к двери, как ему пересекла дорогу пьяная Юдифь.

– Мой маленький прекрасный друг! – Она со вздохом водрузила ему на плечо локоть. – Ты знаешь о том, что в мире нет совершенства?

– Кто же загрузил твою хорошенькую головку столь сложным философским вопросом?

– Какая, к черту, разница? Вот ты мне скажи… – она пошатнулась на своих каблуках.

– Нет, дорогая, говорить я не стану ни о чем, пока не выйдем на террасу. – Он обхватил ее талию, закинув руку себе на шею, и вывел на свежий воздух.

Персонал отеля с началом теплого сезона вынес сюда стулья и надувные диванчики с креслами. Иржи подвел даму к одному из них и аккуратно сгрузил на сидение разбалансированное тело, стараясь, чтобы никакая его часть не упала на пол.

– Иржи! Я хочу еще выпить!

– Да что ж с тобой случилось, депрессивная ты моя?

– Он меня назвал старой шлюхой!

– Перестань! – Иржи укоризненно покачал головой. – Кто так мог сказать о самой прекрасной модели на свете?

– Я приехала заключить с ним контракт, а он сказал, что я слишком стара! У него девушек старше восемнадцати вообще нет! – И Юдифь разревелась.

– Ничего не понимаю. Кто тебе так сказал?

– Ларош Шико! Сейчас коллекции его Дома – икона стиля для каждой уважающей себя женщины Старого света!

– И когда он тебе это успел сказать?

– Месяц назад!

– Ну, это пора давно забыть, как страшный сон, и снова вперед, на покорение других домов! – Иржи подал ей носовой платок. Та вытерла лицо и нос.

– Мне сегодня пришел еще один отказ. – Сказала она совершенно спокойным голосом.

– И что? У тебя нет денег? Не верю.

– Видимо, придется браться за что-то новое, опять выгрызать зубами кусок чьего-то пространства…

– Разве впервой? Ты, дорогая, столько всего перегрызла… Должно быть, у тебя зубы, как у бобра – растут постоянно и тебе их необходимо стачивать хоть о кого-нибудь!

Юдифь тихонько засмеялась.

– Но это так трудно! В начале пути, когда у тебя за спиной нет ничего, и пока не представляешь, насколько сложный путь придется пройти, ты смеешься и смотришь только вперед, не обращая никакого внимания на проклятия аутсайдеров. Но сейчас, когда эйфория молодости прошла, а в памяти лишь каждодневный труд на износ… Не уверена, что смогу еще раз пройти этой дорогой.

– Дорогая, посмотри на меня! Помнишь, как мы с тобой жили в маленькой холодной мансарде? Одна на двоих булочка за целый день и полстакана молока. Но у нас была цель, мы шли к ней и были этим счастливы. Ты не торопись, подумай, что тебя влечет, чем бы ты хотела заниматься? Причем, до зуда в пальцах и огня в глазах. Наверняка, есть задумки… А, Юдифь?

– Есть. – Она вытянула ноги и привалилась к его плечу. – Я хочу выйти замуж и родить дочку. Сделать на телевидении свой канал, куда бы стала приглашать обычных мам с детьми. Мы бы готовили, обсуждали психологию воспитания ребятишек, выстраивание правильных отношений с мужем…

– Так это здорово! Ты действительно этого хочешь?

– Да, мой хороший!

– Тогда не плачь и ищи стоящего человека, с которым можно прожить всю жизнь, завести здорового ребенка, а лучше – двух. Короче, за дело, подруга!

– Спасибо, Иржи, ты – настоящий друг.

– Детка, объясни мне, кто тебя, такую целеустремленную и пробивную, сейчас постоянно сбивает с толка и вкладывает в голову тоскливые мысли? Этот твой новый кавалер? Он требует у тебя денег?

– Нет. – Удивилась Юдифь. – Я даже об этом не думала… А ведь знаешь, это… Эва Балог.

– Да ты что? Расскажи, а как вы познакомились?

– Понравилась?

– Нет, дорогая, она не в моем вкусе. Причем, очень-очень. Рассказывай.

– Впервые я ее увидела в кабинете господина Шико, когда пришла подтверждать заключение контракта. Иржи, он сам прислал мне предложение! Вот я и приехала к нему из страны яркого солнца, хорошего вина и модных домов. Там была эта женщина, Эва. Она принесла заказанные модельером браслеты и подвески к его новой коллекции. Они обсуждали, а я потихоньку сидела в кресле. Потом господин Шико подозвал меня и спросил, напоминают ли эти украшения этнические мотивы моей Родины. Я посмотрела и пожала плечами. Ты же знаешь, я в этом разбираюсь плохо. А в Центральном музее как раз проходила выставка твоих юношеских пейзажей. Ну я и сказала, если они хотят проникнуться духом моей земли, пусть сходят на выставку моего друга и соотечественника. Эва сразу заинтересовалась. Сказала, что она – искусствовед, и попросила сходить вместе с ней. Мы встретились. Походили по выставке. Иржик, я видела, как создавались многие из твоих работ. О чем ей и сказала. Потом мы сидели в кафе. Кажется, расспрашивала о тебе, не помню. Я говорила о нас. А она пригласила меня на следующий день в гости к себе в мастерскую. И там подарила это колечко! – Юдифь покрутила пальцем.

– Можно взглянуть?

Она сняла перстень и положила на ладонь Иржи. Внутренний огонь, до этого мирно дремавший в солнечном сплетении, тут же выплеснулся в руку и невидимкой загудел вокруг чернеющего кольца.

– Смотри, Юдифь, какую дрянь ты носила на пальце!

На абсолютно чистой и гладкой ладони кольцо корчилось, темнело и скрючивалось, покрываясь маленькими дырками. А скоро от него остался лишь тонкий пепельный ободок, который Иржи сдул на пол.

– И что это было? – Тупо спросила до конца не протрезвевшая модель. – Что ты с ним сделал?

– Ничего, солнышко. Оно тебе ни к чему. Пожалуйста, больше ничего не бери у этой женщины.

Он погладил ее короткие волосы.

– Ну а дальше?

– Потом господин Шико прислал отказ. Я поделилась этим со своей новой подругой. Она была очень внимательна, переживала вместе со мной. А потом сказала, что ее пригласили куратором выставки в нашу страну. И предложила ехать вместе. Говорила, что ты, возможно, обрадуешься. Мы же с тобой не виделись…?

– Несколько лет, дорогая! Ты ей рассказывала, куда посылала запросы о работе?

– Да, милый. Она так интересовалась моей жизнью, как никто до нее не интересовался. Радовалась и надеялась вместе со мной.

– Сейчас напоила тоже она?

– Ну, мы выпили совсем немного!

– Ты ей рассказывала, что мы провели ночь вместе?

– Да, дорогой, что тут такого?

– И когда же ты научишься держать свой розовый язычок за зубками? Детка, тот, кто тобой так сильно интересуется, обязательно от тебя что-то хочет. И может статься, что цена твоей откровенности будет слишком велика…

– Мой красивенький мальчик! Ты о чем? А давай, ты на мне женишься?! Помнишь, ты предлагал!

– Нет, милая, телевидение в мои планы не входит так же, как раньше не входили вечные показы и банкеты с «папиками» после них. Бедная ты моя дурочка. Хочешь дружеский совет?

– Ну?

– Не общайся, слышишь, совсем не общайся с Эвой. Это может быть смертельно опасным.

– Дурачок! Красивые девушки умеют красиво любить, убивают только маньяки и вояки!

– Пойдем, солнышко, я провожу тебя в номер.

– А ты со мной останешься?

– Обязательно.

Кое-как дотащив девушку до апартаментов и положив ее на постель, он позвонил к себе. К аппарату подошел Фаркаш.

– Йожеф, для тебя есть задание. Поднимись в триста третий номер.

Когда охранник зашел и увидел мирно спящую Юдифь в одежде на покрывале, он расплылся в улыбке.

Иржи посмотрел на него очень серьезно:

– Смеяться тут нечему. Ее напоили, я привел ее в номер. А теперь слушай внимательно: я тебе оставляю ключ и карточку. Я сейчас уйду, а ты запрись до утра. К двери не подходи, что бы там снаружи не орали: пожар, цунами, убивают, помогите. Понял? Сидишь, как мышь. Можешь тихонько смотреть телевизор. Аппарат в номере я отключу, воткнешь обратно в сеть, когда окончательно рассветет. Ее коммуникатор…

Иржи пошарил в сумочке, достал и выключил, снова запихнув обратно.

– До завтра отвечаешь за нее головой. Будет куда-то стремиться, удерживай силой. Если не будешь справляться, сообщай мне. Вот номер… Я ушел.

За спиной художника в двери на два оборота повернулся замок. Иржи задумался, потому и не заметил, как почти под потолком плясало черное пламя.

Глава двенадцатая. Лайрина и Юори.

Вернувшись в свой номер, Иржи кивнул Ковачу.

– Ложись спать. Бернату часов до девяти будет точно не до тебя. Фаркаша я приставил охранять модель Юдифь в ее номере. Ей угрожает опасность. Утром он вернется. Я пошел спать. Меня не будить, если даже начнется землетрясение. Не сплю толком уже третью ночь.

Игнац кивнул головой и запер входную дверь.

– Кстати, – Иржи, наполовину стоя в своей комнате, обернулся, – кто бы ни барабанил в дверь, не открывай! Даже если снаружи рожает женщина. В отеле есть администрация, пусть разруливают.

– Вам тоже грозит опасность, господин?

– Возможно, Ковач. Поэтому, если что не так, звони на коммуникатор Фаркашу. Спокойной ночи!

– И Вам!

Иржи захлопнул свою дверь, провернув замок. Ему совершенно не хотелось, чтобы посреди ночи кто-нибудь пришел с объяснениями в любви, либо с острым скальпелем.

Сняв костюм и рубашку, семейный перстень и часы, он переоделся в немаркие походные штаны, кроссовки и свитер, под которым закрепил ножны. Затем, прикрыв гардеробную, прошел в ванную, умылся и достал свой клинок. Прокалив лезвие на своем внутреннем огне, он кончиком чиркнул по пальцу. На нем сразу выступила капля крови. Мазнув ей по зеркалу, он сразу заклеил палец пластырем и убрал нож в ножны под свитер. Зеркальная стена привычно пропала, обнажив потайной ход во вневременье. Собравшись с духом, Иржи полез на башню.

И вот последние ступени. На темном звездном небе привычно светит полная луна.

– Вы ее хоть когда-нибудь выключаете? – Громко поинтересовался у пространства граф Измирский.

Из тени одного из зубцов вышла прозрачная светловолосая девушка.

– Ты все-таки пришел?

– У меня все-таки накопились вопросы.

– А если я не отвечу?

– Тогда – до свидания, родные пенаты. Меня где-нибудь прирежут, а вы навечно останетесь тенями этого мира. Кстати, а где он, твой таинственный друг? Я бы и его послушал.

– Добрый вечер! – Навстречу ему прямо из воздуха вышел молодой человек. – Наверное, мы всё должны были сказать тебе сразу, но никак не могли определиться, поверишь ты нам или нет. Меня зовут Юори Саминьш. Я, можно сказать, родоначальник всех земных Саминьшей. Это – моя жена, Лайрина.

Они, взявшись за руки, с любовью посмотрели друг на друга. Иржи поймал себя на дикой мысли, что вот он сейчас, как полный идиот, можно сказать, готовый пациент клиники, стоит с двумя привидениями, непонятно, в каком времени, и с умным видом кивает головой их россказням. И ему вдруг стало смешно. Он хмыкнул. Привидения оторвались от переглядываний и посмотрели на Иржи.

– Ничего, ничего. Впереди вся ночь! Продолжайте.

– Понимаю! – Юори с улыбкой подошел к нему. – Но только здесь, в проклятом мире, вечная ночь. Ты же не хочешь присоединиться к нам на века?

Иржи внимательным взглядом художника вгляделся в призрачные черты лица своего предка. Первое, что бросалось в глаза – это черные волнистые длинные волосы, рассыпанные по плечам и спине. Узкие черные брови к вискам, миндалевидные черные глаза с пушистыми ресницами, «фамильный», такой же, как и у него, нос… Молодой человек очень походил на Иржи, только возрастом помоложе, да и ростом повыше и покрупнее.

– Ну как? Мы похожи?

– Похожи. – Подтвердил Иржи и поежился. Все-таки одного свитера для весенней ночи оказалось недостаточно. – Я хочу выслушать всю историю.

– Тогда слушай. – Юори положил призрачную руку на плечо своей светловолосой подруги. – Мы родились и выросли не здесь. Не на Земле. В другом мире. Мы, клан черных драконов – колдунов Саминьшей, занимаем плодородную долину и часть Скалистых гор. Тот мир, в отличие от этого, весь светится магией. Магами там рождаются практически все. Это, как дышать, понимаешь? Но кровь, расовая принадлежность формируют в своем носителе разные виды магии: темную или белую. Объясню, чем они отличаются. Белая магия – она направлена на созидание: лечение, огранку камней, выращивание растений и животных. На поддержание чистоты и баланса в природе. Темная магия связана с разрушением: добыча камня, дороги, производство оружия, да и просто тканей из сырья, строительство домов из созданных материалов и тому подобное. И еще кое-кто в нашем мире практиковал магию черную. Это, прежде всего, убийства с определенной целью. Хоть такое строго запрещалось и каралось высылкой в резервации, все равно находились последователи этого искусства, желающие оказывать влияние на разумных существ и подчинять их своей воле. Теперь об отношениях, поскольку именно с этого все и началось. Обычно в нашем мире браки заключаются между носителями одинаковой магической силы, поскольку опытным путем было доказано, что брак светлых и темных может быть бесплоден, либо рождались непотребные монстры. Да и психика у носителей разная. Белые – более возбудимы. Они постоянно волнуются и кипят светлой энергией, им просто необходимо какое-то занятие. Темные, наоборот, медлительны и вдумчивы. Порой, так случается, что приходится тем и тем над чем-то вместе работать, например, строить город. О, это взрывы белой энергии и сплошной пессимизм темного негодования. Но, как ни странно, в таких городах очень приятно жить. Хотя строить – невозможно. Ну, вернемся ко мне. Я – темный. Будучи подростком, меня направили в нашу местную Академию для наилучшего развития способностей. Забыл сказать, Академии тоже делятся на светлые и темные. И вот однажды чересчур грамотную головушку нашего ректора посетила замечательная мысль: «А что если пригласить белых старшекурсников к нам, а темных отправить к ним?» Так сказать, привнести в процесс обучения некую долю энтропии для пущего развития способностей адептов. Он тут же списался с Белым Магистром и через день к нам приехали светлые маги – природники. И среди них была Лайрина из Клана Единорогов. Как только я увидал ее улыбку и сияющие в свете наших солнц волосы, то понял, что пропал. Я влюбился настолько сильно, насколько темный вообще на такое способен. Она же меня игнорировала.

– Сначала! – улыбнулась девушка. – Их было так много, таких разных и талантливых девушек и парней, что просто глаза разбегались. Дружить и общаться хотелось сразу со всеми. Но потом… – Она сияющими глазами посмотрела на Юори. – Этот красивый и молчаливый темный привлек мое внимание тем, что, не посмотрев под ноги, наступил на цветок, который я только что высадила на газон.

Лайрина заливисто захохотала, а ее муж смущенно улыбнулся:

– Я его, правда, не видел!

– Отругав недотепу всласть, я вдруг поняла, что вижу перед собой самого лучшего, самого доброго, самого прекрасного парня на свете!

– И мы начали встречаться. – Продолжил Юори. – Я зажигал для нее ночами картины из фейерверков, выстраивал светляков словом «Люблю»…

– А я их разгоняла…

– Я находил для нее самые волшебные цветы…

– А я их приращивала на клумбы…

– Я катал ее на своей спине в поднебесье…

– Это было прекрасно!

– И мы решили поговорить со своими родителями о том, чтобы они одобрили наш брак, когда закончится обучение. Мы даже согласились бы уехать на дальние острова, чтобы не давать никому повода нарушать неписанный закон… И вот наступили каникулы. Мы разъехались каждый в свой дом, но обещали друг другу слать весточки каждый день. В день прилета клан меня встретил очень тепло. Все-таки мы – родственники и всегда рады друг другу… Были. Я рассказал отцу с матерью про Лайрину. Отец сурово нахмурился и тотчас сказал:

– Выкинь из своей красивой, но пустой головы эту блажь. Мы уже подобрали тебе невесту из хорошего рода Подгорных Змей. Наша, темная. Красавица, каких поискать. Ты учишься с сыном главы их клана в Академии. И он тебе дал самую лестную характеристику.

Я тогда вспомнил этого Змееныша. Хороший, порядочный парень. Но у меня уже была моя Лайрина и я воспротивился:

– Отец, я люблю Светлую! Мы можем уехать на острова, и о нас никто ничего не узнает!

Но отец был непреклонен. Такая же картина была и в доме моей подруги, только в словесных сражениях принимали участие фантомы, дравшиеся между собой, как разъяренные кошки…

Прошла одна каникулярная неделя. Мы все решали, как нам поступить, когда отец сообщил мне, что к нам прибывает Глава Подгорного Клана с дочерью и сыном в гости.

Тем же вечером, как укатилось за горизонт первое солнце, к нам на площадку Скалистого замка приземлилась делегация Клана. Наши мальчишки с удовольствием приняли их золотых пегасов. Воистину, прекрасные животные! Мы с отцом, наряженные в торжественные одежды рода Саминьшей, встречали их у входа в Дом.

Когда все разместились в зале для отдыха с окнами на алеющий закат, мой отец, знакомый со Змеями, всех представил друг другу и предложил перекусить холодным мясом и фруктами. Мои сестры быстро накрыли столы, старший дядя принес вино, разлив всем понемногу. Главы кланов разговаривали о добыче самоцветов, которой славился Скалистый Край, о гномах, выгрызающих горы с другой стороны и о замечательных висячих мостах, которые мы вместе с братьями начали сооружать над нашим Озерным Краем в Долине Рек. Пока они беседовали, я смотрел на единственную девушку в их делегации, мою предполагаемую невесту. Действительно, она была красива. Длинные черные косы до пояса, белая кожа, черные брови, маленький носик и неожиданно синие, не свойственные змеям, глаза… Она то и дело тоже искоса на меня посматривала. Ее брат, мой соученик, над нами откровенно потешался, строя зверские рожи, когда на него никто не смотрел из старших. Но все-таки одна из моих сестричек помладше не выдержала и прыснула со смеху. Главы Клана, вынырнув из своих важных разговоров, неожиданно заметили наши скучающие лица, и мы были отосланы «погулять». Не буду рассказывать подробностей, но «младшие змеи» остались у нас гостить. И мы дружно занимались всем тем, чем обычно занимается неугомонная молодежь: лазили в гномьи пещеры, таская у них из-под носа самоцветы, достраивали очередной мост среди озер и свисающих ветвей ивняка, летали на ежегодные гонки драконов… Незаметно случилось так, что мы сдружились с этой веселой и жизнерадостной девушкой. Продолжая считать Лайрину своей невестой, Эвангелину я воспринимал просто как подругу. Но время, оставшееся до конца каникул, летело незаметно, и нам с ее братом надо было собираться в Академию. Эвангелина возвращалась домой. И вот…

Прости, дорогая, что снова наношу тебе боль своим рассказом, но мальчику это необходимо знать.

Ночью в мою дверь кто-то вошел. Как дракон, я это сразу почувствовал и сел на постели, подвесив к потолку светлячок. Рядом с моей кроватью стояла дочь Змеиного Клана. Она слегка покачивалась и что-то шептала. Глаза были полуприкрыты. И, когда она их открыла, то они были черными, с вертикальным зрачком и багровыми высверками. Я испугался, но в ту же минуту меня скрутило безумное желание. Моя вторая ипостась, драконья, рвалась наружу, поскольку в порыве сильной страсти и тогда, когда надо зачать ребенка, мы становимся неукротимыми и яростными хищниками, у которых напрочь сносит крышу. Она прыгнула в мои объятья. Хочу сказать, что дракона в себе я сдерживал нечеловеческим усилием, но все равно ночь получилась несколько… бурной. Но, когда на небе за моим окном появился край синего светила, окрашивая скалы и утесы в зелено-фиолетовый цвет, я вдруг понял, что это все – чудовищная провокация. Желание и страсть исчезли, словно их и не было. Рядом со мной на скомканных и разорванных простынях лежала чужая и нелюбимая женщина, непонятно как подчинив себе мое естество. Когда я отвернулся от окна и посмотрел на серые стены, то увидел догорающий на них черно-бордовый огонь.