Если бы не было хрустасфер… Я долго размышлял об этом в ту ночь, вглядываясь в мерцающие бледные отсветы проплывающих в небе Осколков, за которыми виднелись наиболее яркие звезды.
Если бы не было хрустасфер, тогда рано или поздно в каждой галактике появилась бы первая раса звездопроходцев. Даже если бы большинство разумных существ предпочитали оставаться «дома», появление агрессивного, осваивающего, колонизирующего вида неизбежно.
Если бы не было хрустасфер, первая же такая раса пошла и захватила бы все пригодные для жизни планеты. Они заселили бы все водные миры и обжили бы все мелкопланеты, кружащиеся у доброзвезд.
За два века до того как мы обнаружили свою собственную хрустасферу, человечество уже задавалось вопросом: почему этого не произошло? Почему за три миллиарда лет, пока Землю можно было «брать голыми руками», никто не прилетел и не застолбил планету?
Позже мы узнали, что это из-за окружавшего Солнце барьера смерти. Именно хрустасфера оберегала все это время наших крошечных примитивных предков от постороннего воздействия и дала возможность нашей цивилизации встать на ноги в мире и уединении.
Если бы не было хрустасфер, первая же раса звездопроходцев заполнила бы всю галактику и, может быть, всю вселенную целиком Не будь барьеров, мы бы сами так и поступили. История всех других плодородных миров изменилась бы навсегда. И трудно даже представить себе масштабы нереализованного в таком случае потенциального разнообразия жизни.
В общем, барьеры защищают добромиры до тех пор, пока развивающаяся на них жизнь не разбивает оболочки изнутри.
Только зачем это? Зачем защищать молодой росток, который в зрелости ждет лишь горечь одиночества?
Представьте себе, каково было самой-самой первой расе звездопроходцев. Будь они даже терпеливы как Иов, никогда не найти им еще одну доброзвезду для освоения. И встретить соседей им тоже не суждено, до тех пор пока не расколется изнутри следующая хрустасфера.
Без сомнения, они отчаялись задолго до того. Нам же, людям, подарили шесть прекрасных миров. И если нам не довелось встретиться с натаралами, мы, по крайней мере, можем узнать их по их книгам. Кроме того, из их старательно сохраненных записей мы узнаем и о других, более древних расах, развившихся на тех пяти планетах и вырвавшихся в одинокую вселенную.
Может быть, спустя еще миллиард лет вселенная будет в большей степени напоминать научно-фантастические концепции, популярные во времена моего деда. Может, и в самом деле потянутся когда-нибудь по космическим трассам между дружественными мирами бесчисленные торговые корабли.
Но мы, как и натаралы, вышли в космос слишком рано. Если мы будем дожидаться этого дня, нас так и будут называть — Древняя Цивилизация. А это как проклятье…
Я снова взглянул на созвездие, которое мы назвали Феникс и куда миллионы лет назад отправились натаралы. Маленькую темнозвезду, давшую им пристанище, даже не было видно, но я точно знал, где она находится. Натаралы оставили подробнейшие инструкции.
Затем я повернулся и снова забрался в палатку к Элис и ребенку, оставив за спиной звезды и мерцающие осколки хрустасферы.
Завтра будет много дел. Этим вечером я пообещал Элис, что начну строить дом на склоне холма неподалеку от Старогорода.
Она пробормотала что-то во сне, но не проснулась, только придвинулась ближе, когда я лег рядом. В колыбельке, стоявшей у кровати, спокойно посапывала наша дочь. Я обнял Элис и тихо вздохнул.
Но сон не шел. Я продолжал думать о планетах, что оставили нам натаралы.
Нет, не оставили. Одолжили. Мы можем пользоваться этими шестью планетами, но должны быть добры к ним — таково условие натаралов, которые в свою очередь согласились выполнять его, когда приняли в наследство четыре планеты, оставленные в незапамятные времена расой лап-кленнов, их предшественников на одиноких звездных трассах… так же как лап-кленны, когда унаследовали три твузуунских солнечных системы…
До тех пор пока в нас горит жажда осваивать новые миры, они наши — и любые другие, что нам посчастливится найти.
Но когда-нибудь цели изменятся. Жизненное пространство перестанет быть императивом. Все чаще и чаще, как предсказывали натаралы, мы будем задумываться об одиночестве.
Я знал, что они правы. Когда-нибудь мои пра-пра-в-энной-степени-внуки осознают, что не в состоянии больше жить во вселенной, где не слышно чужих голосов. Прекрасные миры наскучат им, и, собравшись всем племенем, они направятся к темнозвезде.
И вот там-то, за горизонтом Шварцшильда большой «черной дыры», они встретят и натаралов, и лап-кленнов, и твузуунов, ожидающих их в чаше застывшего времени…
Я прислушивался к мягкому шелесту ветра, теребящего ткань палатки, и завидовал своим пра-пра-в-энной-степени-внукам. Так хотелось бы встретить других звездопроходцев, столь похожих на нас.
Да, можно, конечно, подождать несколько миллиардов лет и здесь, подождать, пока не расколются большинство хрустасфер и во вселенной не забурлит жизнь. Но мы наверняка станем к тому времени другими. Сама жизнь сделает нас Древними.
Какая же раса по собственной воле выберет такую судьбу? Гораздо лучше остаться молодыми и молодыми вернуться во вселенную, где будет интересно жить!
В ожидании этого дня наши предшественники погрузились в сон за краем консервирующей время «черной дыры». Они ждут нас там и готовы принять, чтобы вместе переждать одинокую безрадостную эпоху в истории вселенной.
Размышляя об элегантном решении, что приняли натаралы, я чувствовал, как уходят, растворяются последние остатки старой великодепрессии. Мы так долго боялись, что вселенная — это одна большая недобрая шутка, а нам в ней отведена роль простаков, над которыми безжалостно насмеялись. Но теперь эти мрачномысли наконец исчезли, расколотые новым видением будущего словно барьер хрустасферы.
Я обнял, прижал к себе свою женщину. Она снова пробормотала что-то во сне. И засыпая, я вдруг понял, что чувствую себя гораздо лучше, чем за все последнее тысячелетие. Я чувствовал себя очень-очень молодым.