Хронос. Гость из будущего

Подпоручик Голицын

Русская императорская армия
14 (27) июня 1917 года
Посёлок Хриплино,
недалеко от г. Станислав (ныне Ивано-Франковск)

В бинокль отлично видно хату. Выбеленные известью толстые стены, крохотные окошки, соломенная крыша. Возле тына расселись трое нижних чинов. Дверь отворилась. В проёме показался австрийский майор. Солдаты резво вскочили и вытянулись во фрунт. Бедолаги бессменно проторчали у хаты всю дождливую ночь. Охраняли сон командира. Не так-то прост этот майор. Ночует не в штабе, не в офицерских казармах или палатках, а у молодой панночки. Ну и это ладно. Русские офицеры тоже квартируют у местных. Но чтоб брать с собой конвой?! Интересно.

Следом в дверях появилась молодая женщина. Австрияк коснулся ладонью щеки хозяйки. Та обняла постояльца за шею и прильнула губами к его губам. У подпоручика Голицына запылали щёки.

Объятия расцепились. Женщина повернулась, собираясь войти в хату. Майор тут же хлопнул её по заду. Панночка засмеялась и исчезла за дверью. Довольный собой офицер махнул конвою и вышел за ограду. Солдаты зашагали следом.

Рука чуть затекла, и Голицын медленно пошевелился, удобней устраиваясь на плащ-накидке. Земля мокрая. Всю ночь лил дождь и закончился лишь перед рассветом. За спиной из-за облаков выглянуло солнце, но в лесу ещё темно.

Подпоручик Роман Васильевич Голицын, младший офицер отделения разведки штаба одиннадцатой пехотной дивизии одиннадцатого армейского корпуса восьмой ударной армии снял фуражку. Лёгкий ветерок коснулся лица. Подпоручик пригладил тёмно-русые волосы…

На исходе третий год войны, что в Империи называют Великой или Большой, иногда Великой Отечественной, а простые люди – германской. Позднее её назовут империалистической, ещё позже – Первой мировой. Но об этом подпоручик пока не знает.

В штабе дивизии Роман Васильевич всего неделю. Переведён приказом начдива из сорок четвёртого пехотного Камчатского полка. Пару недель как из госпиталя, где лечил раненое плечо…

Позапрошлой ночью разведдозор Русской Императорской Армии во главе с Голицыным, молодым князем двадцати пяти лет от роду, пересёк линию фронта. Утром засели в густом лесу на пригорке. Позиция отличная. В ста пятидесяти саженях на северо-запад как на ладони небольшое село Хриплино. Там – цель рейда – штаб тридцать третьей пехотной дивизии австрияков. Разведчики затаились и наблюдают за объектом.

Командованию Юго-Западного фронта крайне нужны сведения. Наступление, что планировали в начале мая, пришлось отложить. Чёрте что творится! Хаос, развал и революционная агитация подорвали дух армии. Прошлый поиск, ещё перед тем наступлением, когда Голицын служил в Камчатском полку, окончился удачно. Добыли ценного «языка». Вот только в конце не повезло. При переходе нейтральной полосы в плечо князя влетела шальная пуля. Уже в госпитале ему вручили «Георгия»(*) четвёртой степени…
(*) «Георгий» – орден Святого Георгия (прим. автора).

Предчувствие нового наступления носится в воздухе. Командование формирует ударные батальоны.

Роману Васильевичу приказано организовать поиск в тылу противника и добыть «языка». Желательно штаб-офицера. Для таких дел дивизии придана полусотня пятнадцатого пластунского батальона Кубанского казачьего войска.

Находчивый, инициативный подпоручик умеет хорошо маскироваться, способен часами замирать в полной неподвижности, а главное – в совершенстве владеет приёмами потомственной борьбы князей Голицыных. Великолепный боец, что с первого взгляда на сероглазого, с тонкими, аристократическими чертами лица, молодого человека не скажешь. Лишь плотно сжатые губы выдают решительность и твёрдость характера.

Хоть и не в правилах посылать в поиск офицера штаба дивизии, Роман Васильевич сам напросился. Любит риск, да и людей не хватает – солдаты отказываются воевать. Новый начштаба генерал-майор Дорошкевич покачал головой и благословил с Богом.

Голицын взял десяток пластунов во главе с вахмистром Агафоновым. Подпоручик недавно в разведке и опыта, как у того же Агафонова, нет. Сорокалетний казак – старый разведчик. Воевал ещё в японскую. Роман Васильевич уже не раз выходил на задание вместе с вахмистром, будучи ещё в Камчатском полку. Совершенно случайно судьба сводила их вместе.

Дорошкевич решил, что с таким опытным разведчиком Голицыну будет и легче, и спокойнее…

За объектом наблюдали весь вчерашний день и ночь. Продолжили наблюдение и сегодня. Выяснились любопытные вещи. Некий майор ночует не в здании штаба, а в хате, на краю села. Что совсем уж славно – один. В том смысле, что больше никто внутрь не заходит. Лишь снаружи остаются трое часовых. И всё. Роскошный подарок для разведчиков – хата гораздо ближе, нежели штаб. Даже несмотря на множество врагов вокруг. На пороге австрияка всегда встречает ладная, симпатичная панночка. Подпоручик ещё вчера рассмотрел в бинокль лицо и фигуру…

Майор скрылся в здании. Солдаты отправились восвояси.

«Что ж, будем ждать, – решил подпоручик. – Только бы майор на ночь никуда не уехал».

Над заболоченной низинкой стелется туман. Ничего. Солнце всё разгонит. День обещает быть душным.

Над заболоченной низинкой стелется туман. Ничего. Солнце всё разгонит. День обещает быть душным.

Солнце поднимается выше. Парит. Лёгкое марево от мокрой земли колышет воздух. Пейзаж, фигурки людей, лощадей, домов корёжит. Лес, где залегли разведчики, со стороны села и дороги окружён мелким болотом. Так что враг сюда не сунется…

Программер Тоха

ООО «Либерсофт»
Хрен его знает, где

Бум… бум… бум…

Каждый удар пульса отдаётся дикой болью в затылке и висках. Даже глаза разлепить трудно. Едва очухался и чуть снова не вырубился от чудовищной вони. Как ни странно, мозги вмиг прояснились, и зверская боль в башке притупилась. Словно под нос нашатырь сунули. Вот только запах явно другой. Так неделю воняло в офисе, когда под полом мышонок сдох. Тутошняя вонь насыщеннее, ядрёнее. И рядом что-то гудит. Трансформаторная будка? Похоже.

По ощущениям – лежит на спине. Под головой нечто плотное, вроде ткани. С трудом открывает глаза. Перед мутным взором струится лёгкий туман. Тоха моргает, и башка отвечает тупой, ноющей болью. Тут же зажмуривается. В биокомпьютере, именуемом мозгом, хаотичный поток электрических импульсов пытается сложиться в мысль. Не выходит. Застонав, Тоха вновь приподнимает тяжёлые веки.

Нет, туман реальный и на самом деле струится.

Во рту, будто кошки нужду справили. И малую, и большую.

«Господи, до чего ж муторно! – мысленно простонал программер. – На фига, спрашивается, мешал вискарь с водкой и коньяком? Дятел! Зарёкся ведь - только вискарик, чуть-чуть. На слабо взяли. Всё Борька, гад, подначивал – будь мужиком, мля! Ни в жизнь бы не повёлся на столь откровенную лажу, но на меня с интересом смотрела Ксюха. Ради такого взгляда многое бы отдал. Вот и показал себя «мужиком». Довыёживался, хомяк хренов!».

Ксюха – тёлка из маркетинга. Высокая, натуральная брюнетка двадцати двух лет со жгучими, тёмно-карими глазами. Волосы чуть ниже плеч, чёрные брови вразлёт. Часто заходит к генеральному. Н-да. Такая красавица не для обычного программера. Многие парни в конторе мечтают ей сунуть.

Тоха не раз помогал Ксюхе с компом, надеясь на взаимность. В ответ слышал, какой он чуткий и отзывчивый, не то, что некоторые. Тем лишь бы под юбку залезть…

В голове застучало хлёстче, в ушах зазвенело. Тоха закрыл глаза. Кажется, шевельни котелком, и его разорвёт. Аккуратно, не дай Бог тряхнуть раскалывающейся башкой, сел. От боли перед глазами поплыли серые круги. Затошнило сильнее. Из желудка едва не выскочил вчерашний ужин.

Гудение сменяется резким жужжанием. Что-то щекочет по лицу. Тоха падает обратно, мордой вниз. Больно, мля! Опять что-то гудит. Громко застонав, едва сдерживает рвотные позывы. С детства не любит блевать, всегда терпит до последнего. Неправильно, вредно. А что поделать? Привычка.

Трупный запах усиливается и настойчиво лезет в нос.

Что-то не так.

Программер вновь застонал. Глянуть бы, на чём лежит. С трудом открывает глаза. Перед носом среди зелёных и высохших жёлтых травинок что-то розовеет. «Багульник, – всплывает в перекошенных от обильного возлияния несовместимого пойла мозгах где-то слышанное слово. – Почему багульник? Хрен его не знает!».

Тоха оцепенел. Огромная, с теннисный мяч, зелёная муха чистит лапками лупастую голову.

«Фу ты, чёрт! – выдохнул программер. – Она просто слишком близко».

Насекомое вжикнуло и умчалось. Тошнотворный смрад упорно лезет в нос. Покосился влево. Раздутое, землистого цвета лицо скалит в жуткой улыбке желтоватые зубы. По коже мечутся зелёные мухи. Ежесекундно то одна, то другая взлетает с леденящего душу «аэродрома». На их место тут же садятся новые.

Взвизгнув, Тоха невероятным образом, как киношные ниндзя, отталкивается от земли и плюхается на карачки. Гнусный комок мигом подскакивает к горлу. Минут десять выкручивает наизнанку. Желудок уже пуст, а тело всё ещё содрогается в рвотных конвульсиях.

Головная боль, исчезнувшая от пережитого шока, вернулась.

Покосился на труп.

Светлые волосы всклокочены, губа отошла от челюсти, шея разодрана. Мухи с громким жужжанием облепили «жмура». Странная, зеленовато-коричневого оттенка одежда. Похоже на… форму. Точно! Форма! Такого же цвета форму носил отец, пока служил прапором. Тоха во время срочной уже ходил в камуфляже. Только странная какая-то форма. На защитных матерчатых погонах нашита серая цифра «44». Грязно-голубой кант. Десантура?

Рядом валяется «винтарь» с примкнутым, словно длинная игла, штыком. Приклад разбит.

Ладоням и коленям уже давно мокро, но заметил только сейчас. Фигня какая-то. Когда выходил из домика, было сухо, а тут, словно всю ночь дождь лил.

Оглядываться стрёмно. Утёр ладонью рот и медленно присел на пятки. Слабый ветерок коснулся разгорячённого лица. Легче не стало. Тяжёлый смрад не исчез, даже не ослаб.

– Сон! Всего лишь дурацкий сон! – шепчет Тоха, делая над собой усилие и осматриваясь. По спине, рукам и ногам бегут ледяные мурашки. Волосы шевелятся даже в подмышках. Тело мелко трясёт. Из горла вырывается протяжный, сдавленный вой. Насколько хватает взгляда из-за лёгкого клубящегося тумана, насчитал ещё с десятка два скрючившихся или распластанных тел в одинаковой форме цвета хаки.

Белое марево нехотя рассеивается. Зубы дробно стучат, будто пальцы хакера по «клаве». Тело колошматит. Холодно, мокро и, главное, страшно.

– Где я? Как сюда попал? Что за странная смена локации?…

Шеф за счёт фирмы организовал корпоратив. Выпустили бета-версию очередного «шутера». Надо же отметить. В Подмосковье на выходные сняли пансионат у озера. На поездку в Египет или Турцию гендир бабки зажал. Кризис, фигли. Дресс-код – пляжный. Вчера была пятница, значит, сегодня суббота. Капитан Очевидность, блин!

Подпоручик Голицын

Русская императорская армия
14 (27) июня 1917 года
Недалеко от г. Станислав (ныне Ивано-Франковск)

Солнце давно миновало зенит и медленно покатилось на запад. До заката ещё далеко. Жара чуть спала. Всего неделю назад была самая короткая ночь в году. Роман Васильевич достал из кармана брегет и откинул крышку. Семь. Большинство офицеров пользуются траншейными часами. Всегда на руке. Очень удобно, особенно когда руководишь боем, но молодой князь успел привыкнуть к подарку отца, да и служба при штабе не чета окопной.

– Ваше благородие, скомороха нашего вывели, – шепнул бородач Агафонов.

Голицын поднёс к глазам бинокль. Трофейная цейсовская оптика даже с такого расстояния позволяет различить чины солдат, что вывели давешнего клоуна на улицу. Тот уже обут в армейские ботинки, на голых ногах обмотки. Всё лучше, чем босиком топать.

Рыжеусый ефрейтор с карабином на ремне дружески хлопнул пленного по плечу. Странно одетый человек споткнулся. Его аккуратно поддержали.

«Что-то не так, – решил подпоручик. – Днём с ним обращались весьма грубо, а сейчас - вежливо. Что изменилось?».

Самое главное, молодой, вряд ли старше самого князя, мужчина, кого пластуны окрестили «скоморохом», – русский. Скорее всего, пленный офицер. Надо выручать бедолагу, хоть это и грозит срывом задания. Голицыны своих в беде не бросают.

Роман Васильевич оглядел разведчиков. Чёрные черкески с газырями ладно пригнаны по фигурам, такого же цвета погоны с малиновыми выпушками и шифровкой батальона. За спинами карабины, на поясах тесаки – эффективное в ближнем бою и разведочных рейдах оружие пластунов. Наверняка засапожные ножи имеются. У него же только шашка, да револьвер системы Нагана в кобуре. Вот только пальбу поднимать нельзя. Ни в коем случае.

Голицын снова приник к биноклю. Пленника заперли в сарае с двойной распашной дверью. Двое из пехотинцев, что привели его в штаб, встали на часах.

«Охранять остались окопные?! – удивился князь. – Интересно. Выходит, у австрияков ни в роте охраны, ни в отряде полевой жандармерии лишних людей нет. Это хорошо. Но вот ещё одна странность. Почему пленника заперли в сарае, а не отвели на гауптвахту?».

Незаметно наползли сумерки, накрыв тёмной попоной село. Комары зазвенели громче. Подпоручик почти не обращает на них внимания, лишь отметил как факт.

Австрияки усилили посты и выставили дополнительные. Пленнику принесли еду. Роман Васильевич тоже приказал ужинать. Отряд, кроме дозорных, не спеша, перекусил.

– Агафонов, – тихо позвал Голицын.

– Слушаю, ваше благородие, – станичник неторопливо пригладил чёрную бороду.

Степенность казака может ввести в заблуждение кого угодно – медлительный, заторможенный, но подпоручик видел вахмистра в деле – ловкий, проворный, стремительный.

– Бери четверых, освободишь пленника. Я с остальными возьму майора. Начнём сразу после полуночи.

– Добро, – кивнул пластун и уже заботливо продолжил. – Только, ваше благородие, Роман Василич, вы бы в драку не лезли. Всё ж таки после ранения, а хлопцы дело знают, не сумлевайтесь.

Голицын лишь улыбнулся.

В сумерках и ночью звуки разносятся далеко, без особой нужды не разговаривают. Пластуны общаются знаками. Агафонов сменил дозорных, чтоб те поужинали.

Подпоручик прилёг на тёплую землю, приказав разбудить за полчаса до полуночи…

Роман Васильевич в парадном мундире выпускника Пажеского Его Императорского Величества корпуса неспешно прогуливается по парку. Под руку справа невеста Дашенька. Дарья Сергеевна Голенищева. Даша весело щебечет, то и дело заглядывая прелестными синими глазами в лицо молодого офицера. Слов не разобрать. Солнце игривыми искорками подсвечивает пушистые золотистые волосы.

Не получилось сыграть свадьбу. Война.

Ни с того ни с сего небо потемнело. Невесть откуда взявшееся тёмно-багровое зарево раскрасило лицо девушки в нереальный чёрный цвет. Юного князя затрясло.

– Беда! Грядёт беда, Рома! – Дашин голос будто сквозь вату…

– Беда! Беда, ваше благородие, – прорвался приглушённый шёпот Агафонова.