Хроники постчеловечества

Да и не верилось, что оборотни вообще думали в том смысле, в каком это могут делать люди. Считали. А если и думали, то уж точно не умели бояться того, что им не дадут поесть. Исключением были крысы. Они размножались и уже не считались оборотнями. Говорят, где-то целую фабрику соорудили для производства себе подобных. Но и там не рождение, а производство. Не молятся же плащи ткацкому станку, в конце концов! Или молятся? А вдруг и оборотни чувствуют что-то, но иначе, нежели их исходные сущности?

Почтарь чувствовал, что потихоньку сходит с ума, пытаясь умозрительно найти решение проблемы. Но все, что выходило за рамки собственного опыта, ему было трудно постигнуть. А он всегда считал себя человеком, пусть и ущербным. К тому же, Почтарь больше предпочитал действовать, а не рассуждать.

Он сходил к фургону, взял арбалет и вернулся к камням, к обнаруженной точке максимального приближения. Снова навалился страх! Страх и злость.

Наклонившись, Почтарь попытался разглядеть в темноте это странное нечто. Он не сомневался, что существо там: все внутри тряслось от безумного страха и паники. Глаза, наконец, переключились в режим ночного зрения, и Почтарь увидел, как там, в глубине, из клубка щупалец, на него глядят испуганные глаза волка! Самого настоящего волка, только маленького. От этого зрелища даже дыхание перехватило. Это даже в голове не укладывалось. Всегда, испокон все знали и видели, что оборотни не рождались. На глазах соплеменников в оборотней превращались люди, подхватившие болезнь. И после этого они не размножались, да и репродуктивной системы у этих электронно-механических конгломератов не было. Пожалуй, маленький оборотень по своей природе удивительнее солнечного луча. В тот хотя бы верилось, а вот в рожденного оборотнями оборотня — никак.

— Вот, проклятье-то!

Плохо, что оборотни начали размножаться. Это уже полная гибель всего живого. Пусть существо пока несуразное и не способно выжить, но однажды… Нет, этому надо положить конец.

Почтарь просунул стволы в дыру. Палец лег на курок. И опять прокатились по нервам страх и паника. И еще тоска, перемешанная с надеждой. Выжить!

Черт, как выстрелить? Это уже был не оборотень. Волчонок был живым! Он был живым существом! И самое ценное, что существует в сером мире — жизнь. Сразу после Солнца. Живыми, в большинстве своем, оставались люди и долгохвосты. Самые живучие существа. И теперь этот маленький испуганный живой комочек, набор проводов, пластика и металла. Волчонок. Беспомощный.

Почтарь не смог себя заставить выстрелить. Как и что бы не повернулось, но живого надо спасти. Если процесс воспроизводства пошел, то его не остановить убийством одного существа. Нельзя вечно воевать против всего мира, надо начинать учиться дружить. И начинать как можно быстрее. Тем более, что этого малыша можно понять.

Отшвырнув арбалет, Почтарь сунул руку в нору. Взрыв страха и отчаяния! Стальной клюв скрежетнул по металлу руки, раздирая остатки пластиковой плоти. Криво усмехнувшись, Почтарь осторожно сжал пальцы и вытащил свернувшееся в клубок существо. Точно, дрожащий, испуганный волчонок. На пластике щупальцев блестели бисеринки масла.

— Не бойся, дурачок! Все нормально!

Помимо страха Почтарь почувствовал нечто другое. Холод! Волчонку было холодно на ветру. Сняв плащ, Почтарь укутал в него волчонка. Тот все норовил тюкнуть своим клювом руку, но не рассчитал и жалобно пискнул. Боль! Это хорошо, что малыш чувствовал боль. Там, где есть боль, есть и сострадание.

— Ну, ну, дружище, не кипятись! Сейчас пойдем в фургон. Я тебе дам пожевать чего-нибудь. А потом мы подружимся. Мы ведь подружимся, да?

Волчонок ответил тоскливой ноткой обреченности. Он был уверен, что его несут есть. Почтарь влез на платформу и забрался внутрь. Там, из стальных прутьев и ловчей сети споро соорудил загон в углу. Стараясь не тревожить лишний раз волчонка, осторожно перекатил сжавшийся клубочек туда. Порывшись в сумке, достал оттуда остатки снеди, выбрал кусок повкуснее и положил в импровизированную клетку.

— Жуй, бродяга!

Щенок опасливо поглядел своими бусинками глаз, выпростал щупальце и осторожно потрогал остатки солонины. Пришла волна неуверенности.

— Не трусь, зверь, это съедобно.

Волчонок еще раз тронул солонину. Щупальце немного позеленело. По нему пробежала россыпь едва видимых огоньков. Детеныш немного раскрылся вытянул щупальце и подтащил кусок поближе. А затем вдруг цапнул солонину клювом. Послышалось щелканье, чавканье и урчание. Почтарь улыбнулся:

— О, ело пошло! Не торопись, бродяга, не торопись, никто твою еду не отнимет. Я подожду.

Звереныш сожрал все, что нашлось в сумке. Он, похоже, давно уже постился.

После еды мысли существа стали ленивыми, сонными, тревога не ушла, но отступила. Ее нотки едва слышно звучали откуда-то с задворок. Все было ясно: волчонок наелся и его клонило в сон. Почтарь осторожно стянул сетку и прикрепил к стойке широким ремнем, чтобы уберечь питомца от травм. Малыш безмятежно дрых.

Почтарь выбрался на разведку и вернулся в приподнятом настроении: ветер стих до приемлемого уровня. Можно стартовать. Из камней фургон пришлось выталкивать. Как Почтарь не старался, бесшумно это сделать не получилось. Он боялся, что волчонок проснется. Оказалось — зря. Детеныш никак не отреагировал на шум, грохот и раскачку фургона.

Ехал почтарь теперь очень осторожно, пользуясь рычагом тормоза гораздо чаще, чем обычно. При этом очень внимательно следил за местностью, полностью исключая лихость, с которой обычно мчался по трассе. Почтарь ощущал нечто такое, что еще никогда не испытывал: чувство ответственности за кого-то. В фургоне он вез живое существо, которое целиком и полностью от него зависело. И, что удивительно, мир словно разделял эту заботу. Даже пантера унеслась куда-то в степь, проигнорировав фургон.

У ворот Территории Почтарь притормозил. Створки разъезжались медленно, словно нехотя. За ними стояли стражи. Чуть позади солдат толпился и гомонил народ.

Почтарь въехал на площадь за воротами. Ворота тут же закрылись, словно отсекая фургон от Великой Степи.

Вперед вышли два, замотанных с ног до головы в пластик, человека и тут же принялись разгружать фургон. Люди боялись заразиться от Почтаря. Тот не мог их винить. Он сам много бы дал за то, чтобы болезнь обошла его, оставив человеком. Чтобы в тот злосчастный день не укусил сверчок, невесть как прожегший дыру в бетоне рядом с кроватью.

Почтарь, конечно, не помнил сам момент, но про это рассказал Жрец. С тех пор Почтарь возненавидел сверчков, но, хоть люди его и отвергли, не переставал ощущать себя человеком.

Внезапно через сердце молнией пробил страх. Паника и страх. Уже знакомые, принадлежащие волчонку, чувства. Один из грузчиков крикнул:

— Жрец, тут оборотень в сетке! Волк!

Крик был приглушенным из-за тряпок, которыми был замотан рот, но вспышка страха волчонка едва не оглушила. Почтарь вскинулся и пошел к грузчикам, те торопливо отбежали, а стража придвинулась, угрожающе целясь из ружей.

Но тут вперед вышел Жрец в серебристом плаще. Седобородый, узколицый старик, с иссеченным шрамами лицом, встал перед солдатами, опираясь на кусок трубы. Те опустили ружья. Жрец внимательно посмотрел на Почтаря, на фургон и на грузчиков, а затем приказал.

— Несите оборотня сюда. Функционирующий оборотень — хорошая штука для нашей энергостанции! А ты, — старик указал скрюченным пальцем на полуобортня. — Получишь дополнительную еду и кров у нас на Территории в любое время.

Грузчики отвязывали сетку. Почтарь вдруг ощутил волну отчаяния с тоненькой ниточкой надежды. Последней надежды на его, Почтаря, помощь. Он повернулся, подошел к фургону, сбросил сетку и прижал к себе испуганного волчонка. Стража придвинулась. Десятки стволов нацелились на непокорного и, возможно, заразного уродца, смевшего пойти против слова Жреца. Почтарь ощутил угрозу и повернулся боком к солдатам.

На плече, как это бывало в критические моменты, вылезли шипы. Мимолетно он даже удивился: впервые шипы появились не во время рейда через Степь, а в поселении.

Он хрипло крикнул, удивляясь громкости своего голоса:

— Это мой друг! Он живой, как я! Он не оборотень!

Ветер подхватил слова и раскидал их над притихшей толпой. Стража все так же стояла с ружьями на изготовку. Они приговорили полукровку, но не так-то просто убить недоделанного оборотня.

Чувство испуга, тепла, ощущение защищенности. Все это казалось невыразимо приятным. И Почтарь понял, что готов умереть ради своего друга.

Жрец поднял руку.

— Отставить!

Стража послушно опустила оружие, а в толпе тихонько зашушукались.

Старик неторопливо подошел к Почтарю. На площади снова стало тихо. Он встал перед, задумчиво посмотрел прямо в глаза полуобортню и попросил.

— Покажи…м-м-м…живого.

Шипы втянулись, Почтарь повернулся к Жрецу. Старик протянул руку, помедлил и коснулся волчонка. Тот вздрогнул, сверкнул страх.

— Как его зовут?

Почтарь недоуменно посмотрел на старика, потом улыбнулся:

— Луч. Лучик.

Жрец снова посмотрел в глаза Почтарю и кивнул:

— Всегда помни, что ты-человек. Береги друга. Лучик…

Запахнув серебристый плащ, он так же неторопливо пошел обратно, к людям. Затем остановился, старик поднял руку. Стражи снова вскинули было ружья, но Жрец громким голосом сказал:

— Дайте им еды на дорогу. Хорошей еды! И грузите фургон. Им пора домой.

Почтарь с облегчением выдохнул. Обошлось. И только когда фургон выехал за ворота, а ветер яростно рванул парус Почтарь сообразил: Жрец признал в нем равного! Человека! Почему? Не так уж важно.

Великая Степь ждала. На плече выросли шипы, пришла скорость. Стальные пальцы, уже покрытые тонким налетом пластика, лихо управлялись с тягами и рычагами. Фургон несся через Степь. Волчонок сладко дрых: он снова поел и его укачало. Зверь навсегда отдал свое сердце человеку.

А сам человек тихонько, чтобы не разбудить питомца, напевал чуть изменив куплет:

Утро с трудом продавливалось сквозь мутное стекло фургона. Впрочем, оно могло не сильно стараться: Нулень перешел в режим утра чуть раньше, чем посветлело. Датчики переключались довольно резко и не оставляли сну ни единого шанса.

Нулень коснулся пальцами грязного стекла и не почувствовал температуры. Хуже, что по фактуре поверхности оно теперь ничем не отличалось от стены. Такое не раз случалось по утрам, но неизменно появлялось опасение, что потеря чувствительности станет постоянной.

Страх потери контроля над своими руками стал будничным, скучным, рутинным. Он возникал в момент ожидания только потому, что болезнь могла начать прогрессировать в любой момент. И чем там все закончится не знает даже Солнце. Много-много ночей прошло, а все еще жив страх.

Ладно, главное, что пальцы в принципе есть. Пусть их и не видно, но конечности вполне можно осознать, интерпретируя данные. Да вот хотя бы по тестовым сигналам, регулярно опрашивавшим периферические схемы. Еще можно прибавить ощущения: там, где пластик срастался с плотью руки, время от времени появлялось жжение. А где-то ближе к полудню и руки снова станут видны. Но как бы там ни было, а чувствовать всегда лучше, чем конструировать ощущения с помощью других средств.

Внезапно в кончиках пальцев возникло и тут же пропало неприятное покалывание и сразу камень с плеч — вернулась чувствительность. Старик прикоснулся к стеклу. Гладкое. Но холода по-прежнему не ощутил. Это означало, что температура в помещении сравнялась с уличной. Понятно: опять Жрец не справился с генератором. Хоть бы почитал что-то полезное и починил его, наконец. Проклятый неуч даже не понимает, что творит.

Нулень обошел фургон и убедился, что агрегат плотно закупоривает дверной проем. Металл и глина держались хорошо: крысы, по крайней мере, не влезут. Ну, а люди — тем более. Ведь известно, что нет ничего опасней для Библиотеки, чем дикари и крысы. Да, и оборотни опасны. Они жрут все, в том числе и бумагу, но это если ничего другого нет. Им бы что поколорийней.

В двери кто-то стучал. Причем, чем-то тяжелым, словно пытался их выбить. Нулень выглянул в мутное окошко: за ним маячили чьи-то тени. Вроде как два человека.

— Открывай! Мы читатели!

Старик хмыкнул. Читатели! Эти олухи и не в курсе, что означает слово. Каждый раз, едва что-то происходит с генератором, в Библиотеку ломятся "читатели". Им нужны книги на растопку, а не для чтения.

На всякий случай Нулень подергал двери; проверил, надежно ли они заперты. Засов отлично предохранял Библиотеку от незваных гостей. Не просочатся. Один только ледяной ветер весело посвистывал в щелях, раскачивая сгнившие ошметки уплотнителя.

Бронедвери фургона выдерживали даже выстрелы из ружей. А "читатели" из поселка частенько приходили с оружием. От того и стекло теперь мутное, в трещинах. По нему-то чаще всего и стреляли, надеясь добраться до потенциального топлива.

— Нечего вам тут делать, лодыри! Идите собирайте горючее за периметр Территории.

— Нулень, мы мерзнем и нам скучно! Генератор не работает. Давай мы принесем тебе еды, а ты нам дашь стопку книг. Мы обещаем, что почитаем и вернем.

Да, предложение насчет еды соблазнительное, что ни говори. Поесть, конечно, совсем не помешало бы, но не такой же ценой!

Выход был только один — отдать мешки из фургона. Здесь стояли мешки с нарезанными кусочками бумаги. Не книги, хотя и похожи, просто цветные прямоугольнички, одинаково нарезанные. Каждая бумажка походила на другую. Там и читать-то было нечего, только цифры менялись.

Из книг Нулень узнал, что это называлось "деньги". Они как-то были связаны с товарами, металлом и работой. Ими "расплачивались". Но чем, кроме цифр, одна бумажка была ценнее другой — оставалось не слишком понятным. Нулень так и не смог постичь все нюансы товарно-денежных отношений, предпочитая беллетристику финансам и праву. Для него была неоспоримой только ценность серебряных монет. В конце концов, серебро шло в дело: из него отливали пули для ружей. На одну монету можно было получить десятину от убитого зверя. А банкноты… Они годились только на отопление, хоть и горели довольно неохотно. Сперва Нулень хранил их так же, как другие книги, но потом сообразил, что достаточно одной бумажки, а остальное — ненужный мусор. Библиотекарь топил деньгами камин, когда уж слишком одолевало одиночество. Жаль отдавать, но и отказывать в помощи нехорошо.

— Эй, не стоит пытаться меня обмануть, вы не умеете читать. Я могу дать вам просто бумаги.

— Мы знаем твою бумагу: она плохо горит и воняет!

Когда-то Нулень отдал мусор, найденный в подвале. Может, упаковка, а может и какие-то информационные указатели. Вроде не пластик, но не очень-то и бумага. Впрочем, эти дурни даже сами не заметили, как выдали себя.

— Эй, "читатели", книг вам все равно не видать, понятно?

— Старик, наши дети умирают от холода! Жрец сказал, что у нас больше не будет электричества. Цистерны опустели.

— Мне все равно. Берете бумагу?

— Черт с тобой, давай.

Встав сбоку, чтобы не попасть под пулю особо рьяного недоумка, Нулень открыл маленькую заслонку. Через небольшое окошко проходила только одна пачка. Старик пропихивал банкноты наружу до тех пор, пока не опустел мешок.

— Еда! Давайте ее, а то в следующий раз ничего не получите.

Бурчащие проклятия охотники запихивали в окошко обжаренные тушки долгохвостов. При этом они обманывали с количеством, но Нулень смотрел на это сквозь пальцы: у людей стряслась беда.

Мешок за мешком исчезали пачки банкнот, даря людям надежду на выживание. Хотя, конечно, если нефть в цистернах закончилась, и не отыскать ей замену, никакому Жрецу не вернуть тепло и свет. Какое-то время они продержатся, но не долго. Холод полбеды, но рано или поздно оборотни сообразят, что теперь можно безнаказанно преодолевать заграждения и тогда поселок опустеет.

Начало конца — апокалипсис. Нулень ждал этого. Понятно, что и Библиотеке не будет электрического света и отопления. Впервые за столетия, наверно. Даже когда Территория сидела впотьмах, здесь работали все светильники, обогреватели дули теплом, а барьеры отпугивали оборотней. Жрецы лучше всех понимали ценность книг и обязательно выделяли энергию на здание, даже в самые трудные времена. Ведь знания не приходят из ниоткуда, а власть без них не удержать. Жрецы и были последними читателями. Даже этот недалекий пузан, что сейчас наверняка плачет у Генератора, пару раз сюда хаживал, хотя для него это был, скорее, вопрос престижа, а не реальная необходимость увеличить кругозор.

Четыре этажа знаний, перешедших от предков станут темным склепом, никому не нужным памятником человеческому разуму. Но покуда жив Библиотекарь — книги не станут топливом.

Между тем, "читатели" не спешили уходить.

— Эй, старик! Зря ты не хочешь отдавать книги. Мы все придем к тебе и тогда…

— Валите, недоумки! Иначе я вас отправлю к предкам!

Вместо ответа в окошко просунулся ствол ружья. Громыхнул выстрел, все внутри фургона заволокло сизым дымом. Нулень поморщился, схватился за ствол и согнул его. Охотник даже не успел сообразить, что происходит, когда старик с силой толкнул дробовик на стрелка. Стоящий по другую сторону вскрикнул. Охотник явно не ожидал столь яростного отпора от немощного, как ему казалось, библиотекаря и, в итоге, схлопотал довольно приличный удар прикладом в грудь.

За дверями раздался кашель, и голос просипел.

— Ты… поплатишься… за это….. оборотень…. недобитый!

Нулень не ответил, он тщательно запер окошко и проверил засовы. На всякий случай, еще раз обошел фургон, проверил, как тот вмурован в разбитый проем.

Искорки перестали бегать по ворсинкам разрядников: накопившаяся за ночь энергия теперь активно разбиралась органами.

Старик сложил в мешок еду и прошел к себе в кабинет. Там на полу лежало большое кресло. Когда-то оно стояло на ножке, но время съело металл. Впрочем, так было даже удобней.

Нулень раскрыл книгу и окунулся в яркий причудливый мир далекого прошлого. Он так и сверкал: солнечный, многообразный, ласковый… Библиотекарю нравились произведения о приключениях и походах. Особенно море! Когда счастливые люди ныряли в глубины океанов, плыли по их поверхности и летали над волнами. Самолеты, корабли…

Старик пропускал книги с описаниями битв и даже когда-то склонялся к мысли, что мог бы пожертвовать произведениями о разного рода разрушениях ради помощи поселку. Отдать книги людям за периметром и пусть обогреваются. Но так и не мог себя пересилить. Книги! Это были Книги, написанные в древние времена Людьми! Не замотанными в мусор дикарями, охотящимися на крыс — "долгохвостов", а самыми настоящими людьми. Кто мог растить еду и делать послушных механических чудовищ. Книги писали люди, равные богам!

Сейчас, правда, он изучал немного другую книгу: умную и полезную. Там были схемы и варианты всевозможных устройств для получения энергии. Старик внимательно читал, раздраженно встряхивая светляка в колбе, когда буквы становилось уже не разобрать.

Книга была очень хорошей, когда-то давно она здорово помогла. Тогда еще молодой Нулень помог решить проблему с энергией, найдя альтернативу разным ошметкам, что притаскивали Собиральщики. То были времена, когда люди еще знали, зачем нужна Библиотека, но все равно, следуя невесть откуда возникшему ритуалу, книги охранял специальный человек. И ведь именно книги и спасли людей.

Точнее, книги и Нулень, который смог разобраться, как реализовать составленные из букв знания. В Библиотеке он узнал, что стоявшие внутри периметра цистерны полны горючим. Книги рассказали о свойствах странной жидкости. Магия слов помогла Кузнецу и Жрецу модернизировать Котел и создать Генератор. Появились свет и тепло для всех. Энергия спасла и Библиотеку, а должность Библиотекаря стала важнее статуса Жреца.

Когда Нулень заразился и первые пластиковые чешуйки покрыли кожу ноги, он почти перестал выходить наружу. Люди его чурались и побаивались, но все же уважали: приносили еду, спрашивали совета. Процесс преобразования шел медленно. Сколько библиотекарь не искал ответов в книгах, но никаких рецептов борьбы с недугом не обнаруживалось. Даже намеков на подобную болезнь нигде не нашлось. И тогда человек взял в руки один из найденных карандашей и старательно копируя книжный шрифт стал записывать все происходящее в пустой разграфленный журнал. Пока была возможность. Пока частично покрытые пластиком пальцы способны были держать карандаш, пока разум принадлежал человеку, а не монстру. Возможно, кому-то потом пригодятся и эти знания, чтобы быстрее найти лекарство или… Или более эффективный способ уничтожения превратившихся.

Но скоро процесс приостановился. А может, прекратился совсем. Изменения не коснулись разума, но странный, полупрозрачный оборотень, призрачно мерцавший среди книжных полок начал внушать приходящим суеверный ужас. Библиотека и так не пользовалась популярностью у жителей Территории, так теперь даже любопытствующие старались не заходить туда. Одни Жрецы так шли за советом. Из года в год, из поколения в поколение. А простые люди? Да им раздобыть что-то дельное, полезное для выживания в холодном сером мире проще через собственный опыт, нежели вчитываясь в странные закорючки. И жители Территории понемногу отвыкли от чтения.

Деградация и одичание. Теперь люди не понимали, почему им не отдают годный на топливо материал. Нулень видел, что происходит. Он забаррикадировал окна и забил дверь, оставив для прохода только пробивший когда-то стену бронированный фургон.

Сперва библиотекарь защищал книги не от людей, а от мелких оборотней, охочих до органики. Целое сонмище скрипящих и пищащих грызунов рвалось через барьер, когда по какой-то причине отключалась подача энергии. Такое происходило и до того, как Нулень ощутил, что сердце перестало биться, а по коже пробежали первые электрические разряды, заставляя мышцы непроизвольно сокращаться.

Грохот прокатился по этажам, забился и угас между полками. Нулень вздохнул, осторожно отложил книгу и поднялся. Он внимательно прислушался, анализировал вибрации, чтобы выяснить природу шума. Судя по всему, удар пришелся в оконный щит наверху. Что ж, придется идти смотреть. Внутри тихо, броня выстояла, но проверить надо обязательно. Окна Библиотеки он когда-то сам укреплял щитами, но летающие оборотни совершенствовались год от года и могли серьезно повредить защиту.

Грохот повторился. Одновременно возник противный шипящий звук. Наравне с оборотнями и крысами Библиотеки страшны пожары. Звук похож на шум огня!

Нулень бежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Неприятное дело — бегать. Коленный сустав на правой ноге еще не вполне стал металлическим — неприятно скреб кость. Да и смазка больно обжигала сохранившиеся нервы, подтекая на стыках. В последние годы процесс превращения совершенно прекратился, словно болезнь не могла найти сил для продолжения атаки. Нулень же мысленно просил ее поработать чуть-чуть еще и превратить ноги окончательно, чтобы забыть навсегда про боль.

Старик поднялся на четвертый этаж. Бронещит на окне выгнулся и ярко светился в середине. Похоже, после неудачного тарана оборотень решил прожечь металл, правда, пока безуспешно. Нулень на всякий случай вытянул из чехла обрез. Если оборотень появится в проеме, то получит свою порцию серебра. Библиотекарь очень хотел, чтобы монстру атака удалась. Пристрелить нападавшего, если ему удастся прорваться — самый лучший выход из положения. Можно будет установить новый щит и не опасаться повторной атаки того же существа. Но главное — еды хватит надолго.

Нулень почувствовал, что дрожит от взбуждения, глубоко вздохнул и сказал вслух.

— Убирался бы ты, дружок, отсюда подобру-поздорову.

Да, очень хотелось свежатинки. До безумия! Высосать масло из пластиковых вен, забрать энергию… Но сие порождала часть, жившая по законам оборотней и пытавшаяся вытеснить из тела человека. А человек не желал принимать правила игры, он подавлял инстинкты механического зверя. И пришлось снова мошенничать. Он уверил себя, что по ту сторону мог находиться не один оборотень. А пока всех отловишь…Пусть и лгал себе Нулень, но это переламывало инстинкт, сохраняя разум.

Броня выдержала, металл не потек. Раскаленный пятачок стремительно темнел. Нулень перевел дух. Но едва он убрал обрез, как снова послышался стук. Уже снизу. Похоже, в двери фургона стучали. Деликатно, но настойчиво стучали. Значит, пришли люди, а не оборотни.

Старик неторопливо спустился и заглянул в мутное растрескавшееся окошко. Толку мало, только и видно, что тень.

— Кто здесь?

— Открой, Нулень!

Голос Жреца. Пришел узнать, что да как. Небось, охотники отчитались.

— Заходи, Пегий.

Старик открыл створку и впустил человека. Жрец покряхтывая прошел через фургон и выбрался в коридор.

— Чего дверь-то не сделаешь? Карабкаться по ящику этому…

— Дверь твои охотники вынесли бы давно, а ящик этот и пуля не берет.

— Пожалуй. Да видишь, дело-то какое…

Старик кивнул. Он уже понял, зачем пришел Жрец, а потому продолжил за него.

— Нефть кончилась. Последнюю цистерну слили. Вижу, конечно, и даже чувствую вашу беду. У меня тоже все отключилось.

— Ох, да… Есть как еще-то электричество получить?

— Нашел тебе решение. Уже нашел. Да я еще деду твоему предлагал, а он уперся. Но теперь деваться тебе некуда. Запрягай ветер, Пегий.

Жрец поморщился.

— Библиотекарь, не говори загадками.

— Хорошо. Посиди тут. Я тебе принесу все.

Поднимаясь по лестнице Нулень слышал, как тяжело дышит Жрец. Толстоват он стал: одышка, опять же. Скоро кто-нибудь из детишек скинет его с насеста. Кто-нибудь настырный, молодой, сильный. Для кого, увы, знания теперь станут лишним грузом. Это и будет началом конца. Ведь племя дикарей обречено. Хотя и этот жрец читает-то через пень-колоду, но хоть как-то. Следующий же будет знать только язык дубины и на этом — все. Сожрут всех, кто раньше не заразится и не превратится в оборотня.

Пальцы сегодня слушались плоховато, захватывали сразу по нескольку карточек. Приходилось каждый раз аккуратно все сортировать. Внизу ворочался и громыхал чем-то Жрец. И еще тяжело кашлял. Не жилец Пегий, это точно.

Наконец, Библиотекарь отыскал нужную книгу, прижал ее к груди книгу и начал спускаться. Уже в самом низу, на последней ступеньке он понял все, но не успел сказать и слова. Громыхнул залп. Нуленя отбросило к стене, он замерцал, ярко вспыхивая в темноте. Клочья бумаги от книги полетели во все стороны. Снова выстрелы. Пули рвали тело, полупрозрачная красная жидкость потекла на пол. Функции тела человека отключались стремительно, одна за другой. Библиотекарь перестал мерцать и рухнул на бок, все еще стиснув продырявленную пулями книгу "Ветроэнергетические установки".

Больше всего Библиотекарь ненавидел сейчас свое тело. Он не мог потерять сознание и умереть. Даже проклятое зрение не отключалось. Нулень видел, как Охотники выносили охапки книг. Таскали без какого-либо пиетета к фолиантам, просто как дрова. Роняли на пол, наступали на обложки. И шли и шли…

Жрец сипя присел рядом.

— Я знаю, старик, ты хотел как лучше. Но мне тоже хочется жить, хочется сидеть на почетном месте у котла с вареными долгохвостами. И самый легкий путь — дать людям тепло. Из них никто не умеет читать, но каждый хочет жить. Согласись, жизнь важнее знаний. Старик, все. Эпоха библиотек давно прошла. Ты умрешь вместе с ней. А четыре этажа топлива нам позволят прожить очень долго.

С трудом разлепив губы Нулень произнес.

— Так ты убьешь людей, Жрец!

— Ничего ты не понимаешь. Я дарю им жизнь!

— Ты покупаешь себе власть, Жрец, а платишь за это их смертями.

Пегий встал, покачал головой и ушел. Библиотекарь закрыл глаза. Сознание его, наконец, отключилось.

Трансформация человека в оборотня заняла меньше минуты. Ее никто не заметил: тело Нуленя лежало в темном углу, а после превращения стало невидимым, пропало. А когда сообразили — стало поздно.

Один из охотников захрипел и растянулся на полу. Книги, что он нес, разлетелись по полу. У горла растекалась лужа крови. Глаза человека стекленели.

— Эй, оборотень пропал!

Молодой охотник изумленно тыкал в сторону лужи гидравлической жидкости у стены.

— Невидимый… Он невидимый!

Охотники в суеверном ужасе побросали книги и, взяв оружие на изготовку, стали отступать к фургону. Невидимый оборотень — самое страшное явление мира. Бесшумная смерть, способная напасть с любой стороны и в любой момент. От него не уйти, не спрятаться.

Еще один охотник из отряда схватился за горло, словно пытался удержать вырвавшийся оттуда поток крови. Несколько секунд люди наблюдали за агонией товарища, а потом побежали. В панике они бросали ружья, наступали на упавших и отталкивали друг друга у дверей.

Но невидимый Нулень не преследовал охотников. Библиотекарь припал к первой жертве и насыщался, восстанавливая силы. Механическому животному нужна органика, чтобы подзарядиться. И не важно, кем была жертва. Главное, что состояла из органики. Такую субстанцию легче всего преобразовать в энергию.

Но разум человека внутри невидимого чудовища не умер и не мог умереть. Он теперь спал, чтобы спасти человека в звере. Спал не слишком крепко, раз в процесс охоты вмешивались инстинкты человека. Оборотень ощущал, что должен был убить всех, но так и не смог этого сделать. Зверю хотелось мчатся, преследовать, настигать, резать и насыщаться! Но что-то удерживало. Оборотень сражался со своей второй половиной как мог, но не смог ничего поделать. Тогда он удаил ладонью по полу и раскрошил камень.

Серый рассвет. Нулень видел в мутное окошко, как вновь родился день. Пальцы хорошо слушались. А еще было холодно, но это даже лучше. Лишь бы не сыро. Библиотекарь знал, что книги боятся не только огня, но и воды.

На полу запекшаяся кровь и растерзанные трупы охотников. Старик невольно провел ладонью по губам. Кровь! Он стал-таки зверем, но особых эмоций такой вывод, как ни странно, не вызвал. Никакого сострадания или мук совести. Словно бы и не людьми были охотники, а животными. Нулень с удивлением заметил, что мысли стали теперь четкими, прозрачными, легкими.

Библиотекарь прошел вдоль полок, считывая корешки и указатели, уже не прибегая к помощи светляка. Стальные пальцы изредка касались мудрости веков. Никому теперь уже ненужной мудрости. Целые красочные миры ждут того, кто способен восхититься. Того, кому суждено войти в двери, за которыми есть море и солнце. Где звезды в темноте манят к себе в глубины космоса.

Ленивый жучок-оборотень уже совсем заснул и не давал света. Нулень взял колбу и впервые за много лет выбрался наружу, на улицу, под серое небо. День показался неожиданно ярким, слово сквозь серые тучи проступило столь знакомое по книгам светило. Библиотекарь вытряхнул светляка из колбы, прикрыл двери и отправился в поселок. Невидимый Нулень шел легко, без единого скрипа новеньких суставов. Старик в молодом теле оборотня. Нет, не старик. Все старики здесь, на территории. С рождения старики. Когда небо серое, как пыль, а пыль холодная, как снег. Когда ветер бывает очень сильным и не очень, но всегда холодным. Когда оборотень может убить, а может просто покалечить. Все одинаково. Маленький человек перестает удивляться, едва начав говорить. Перестает восхищаться миром, в котором родился. И становится стариком, борющимся за выживание.

В поселении было пусто. Невидимый оборотень под боком — слишком много для людей. В грязи валялись брошенные книги. Библиотекарь подобрал их, бережно стер грязь и сложил в стопку на бетонной плите. Люди ушли с самым необходимым. А в набор для выживания точно не входили тяжелые книги. Они всегда бросают их, когда уходят.

Вместе со всем своим скарбом, радостями и горестями, люди бредут по равнине. Надежда заставляет их замерзать, становиться добычей и превращает в зверей. И дает им сил. Кочевое племя.

Нулень прошел вдоль ржавых цистерн, постукивая каждую палкой. Пусто. Только ветер воет.

— Зря, Жрец, ты сотворил это. У тебя было вдоволь ветра, но ты предпочел кровь.

Пусто вокруг. Серое небо, серая земля, распахнутые люки домов… Библиотекарь вернулся к книгам. Он поднял стопку и отправился было к себе, но тут ему почудился в вое ветра деревянный перестук. Звук такой издают катки судна, несущегося по дороге. Давным-давно такими пользовались Разведчики. Нулень еще помнил те времена.

Парус! Образ прокатился колючим шариком по нервам и вспыхнул радугой ассоциаций. Море, солнце, приключения… За транспортом шла пантера. Припадала, кралась, взлетала, оставаясь невидимой для человека. Нападение — вопрос времени. Суденышку не оторваться.

Нулень двинулся наперерез транспорту. Грохот колес теперь казался оглушительным. Уже можно было рассмотреть "капитана", с трудом управлявшегося со снастями.

Нулень еще какое-то время рассматривал мчащуюся платформу на колесах. Суденышко выглядело потрепанным, а управлял им подросток в треуголке. Струнную эту шляпу удерживала на голове проволока, затянутая у мальчишки под подбородком. Удалось даже разглядеть заткнутый за пояс старинный кавалерийский Кольт. Огромное и неуклюжее оружие. Древнее.

Нулень с разбега запрыгнул на площадку. Пользуясь своей невидимостью, он вытянул руку перед парнем и скомандовал

— Стой!

В глазах паренька вспыхнули ужас и отчаяние, моментально вытеснив усталость. Мальчишка рванул вперед, но наткнулся на локоть библиотекаря. Сел, схватился руками за грудь и закашлялся, пытаясь протолкнуть внутрь легких воздух. На глазах его навернулись слезы.

Нулень быстро просканировал пантеру. Времени терять нельзя! Он резким движением оборвал оснастку. Лишенный паруса кораблик остановился, уткнувшись в заросшую жесткой проволокой канаву на обочине. Парнишка отдышался, вскочид и выхватил из-за пояса свое железное чудовище.

— Не стреляй. — серьезно сказал ему на ухо библиотекарь и присел.

Угадал реакцию он правильно: парень тут же принялся палить в все стороны, пока не опустел барабан. Дождавшись щелчка, Нулень встал.

— Поигрались и хватит. Пойдем. Не бойся меня. Если бы я хотел тебя убить, то уже бы сделал это, правильно?

Парень покорно кивнул, перезаряжать револьвер он даже не пытался: сообразил, что не успеет.

Нулень чувствовал, как где-то рядом шевелилась пантера. Импульсы ее локаторов внимательно и настойчиво изучали пространство. Зверь полностью готов к нападению, но немного побаивался Библиотекаря, а потому потенциал в приводах нарастал медленне обычного. Но все же рос. Значит, точно нападет, и на разговоры времени не осталось.

Нулень ткнул стальным кулаком в хилую грудь подростка. Тот захрипел, согнулся и упал, все еще сжимая в ладони оружие. Тут же откуда-то появились проклятые мыши, предвкушая легкую добычу, но Библиотекарь успел подхватить тело на руки. Оборотни зашныряли под ногами, противно скрипя.

Нулень никак не мог понять, как мыши чувствуют беспомощность. Именно беспомощность, а не сон или отдых. Наверное, что-то с биотоками, если верить книгам. Впрочем, сейчас было не до рассуждений. Он побежал к зданию, бережно придерживая худого подростка. Ледяной ветер тут же принялся трепать полы обтрепанной одежонки мальчишки, стремясь забрать тепло. Стальные руки едва ощущали тело.

Библиотекарь нес подростка легко и двигался быстро, но пантера все же опередила. Отследив траекторию, она устроила засаду. Нулень на бегу отбросил парня в канаву поглубже, а сам не сбавляя ход нырнул под брюхо прыгнувшей бестии. Над головой блеснул металл. Резко вскинув руку, библиотекарь ухватил зверя за лапу и согнул стальными пальцами тягу. Пантера рухнула и покатилась по земле, но тут же вскочила и припала к земле, растопырив надкрылья. Слушает? Нет! Две молнии ударили в то место, где мгновение назад стоял Библиотекарь. Земля покрылась стекловидной коркой и дымилась. В этот раз повезло, но емкости разрядников снова наполнялись энергией для выстрела. И быстро! Пантера прекрасно удерживала цель. Зверь видел Нуленя: невидимым Библиотекарь был только для людей, к сожалению. Хорошо, что зверюга не может стрелять подряд два раза. Второй залп уложил бы оборотня и покрупнее, чем Нулень.

Библиотекарь метнулся в канаву, где лежал парень, и вдернул из судорожно сжатых пальцев револьвер. Детектор металла обнаружил в кармане патроны. На ходу заряжая оружие, Нулень рванулся в сторону, подальше от лежащего в беспамятстве подростка. Едва защелкнув крышечку барабана, оборотень выпустил в голову пантеры весь барабан. Та заметила летящие пули и дернулась было в сторону, но инерция не позволила полностью избежать попаданий. Один глаз зверю разнесло вдребезги и веер системы наведения прилично деформировало.

Оборотень против оборотня. Время спрессовалось, ветер застыл в изумлении. Летели искры, взревывали приводы, воняло горелым пластиком. Разъяренная пантера нападала беспрерывно, забывая о расходе энергии. У Нуленя, после одного пропущенного удара, стало временами пропадать зрение, а из раны в боку вытекала гидравлическая жидкость. Сердце не успевало генерировать энергию, накопитель быстро пустел. Библиотекарь собрался с силами и во время очередной атаки схватил пантеру за шею. Та взвилась, вытянула стержни, стараясь достать врага, но он воспользовался моментом и перемахнул через морду зверюги на загривок. По ноге со скрежетом прошлась лапа, сдирая пластик. Нулень выпустил стальные когти, вцепился в голову пантере и крутанул ее что есть сил. Затрещали разрываясь металлические сочленения, хлынуло масло. Взвыли приводы, получившие из накопителя всю бесконтрольную теперь энергию, заискрили оборванные провода. Чудовищная голова упала на землю, судорожно лязгая челюстями. Стальные зубы крошили обломки бетона. Безголовое тело закачалось. Ослабевший Нулень соскользнул на землю и подполз к парню. Тот сидел и хлопал глазами, пытаясь осознать произошедшее. Конечно, ведь скорость схватки двух оборотней была намного выше человеческого восприятия. Все, что он видел — вспышки вокруг.

— Все, малыш, все! Уходим.

Мальчишка испуганно вскочил. Теперь он видел мигающий силуэт оборотня и следы масла на земле. Живого оборотня, а значит, очень опасного! Затем увидел изуродованное тело пантеры и оторванную голову чуть поодаль. Еще дальше лежал пистолет. Если сейчас выстрелить в раненного оборотня, то можно спастись! Только бы он не сообразил раньше, что хочет человек.

Парнишка сорвался с места, на бегу подхватил оружие и, откинув крышечку, запихнул последний оставшийся в кармане патрон в барабан.

Тусклая гильза, серебряная пуля… Нулень безучастно следил, как человек готовится убить его, полудохлого оборотня. Увернуться можно в любой момент. Иил ринутся вперед и отобрать у мальчишки пистолет, пока тот его не поднял. Но отчего-то больше хотелось поговорить. Хотя бы со своим потенциальным убийцей.

— Извини, дружок! Так вышло…

Мальчишка справился, наконец, со своей пушкой и теперь держал пистолет в руках, нацелив ствол прямо в лоб Библиотекарю.

Страх так и не приходил, оставалась только отчаянная, сумасшедшая усталость от всего вокруг. Нулень вспоминал нанизанные на нить жизни столетия, похожие друг на друга как две капли воды. Так же всегда завывал ветер, такой же злой и холодный как тот, что сейчас пытался сбить парнишку с ног. Так же гнал мусор и первые снежинки. Так же серое небо темнело, а пальцы стыли на мерзлой земле. Так же наступала зима…

Мыши уже принялись за пантеру. Несколько секунд Нулень безучастно наблюдал возню грызунов, затем опомнился и предупредил парня.

— Уходи! Скоро взорвется сердце.

Но тут случилось то, чего старик никак не ожидал. Подросток шмыгнул носом и… сунул револьвер за пояс. Он подошел к Нуленю и почти без страха протянул руку.

— Я знаю, надо уходить. И тебе тоже. Идти сможешь?

Уходить не хотелось, не было желания даже шевелиться. Не все ли равно, как умереть? Лучше тут, меньше возни.

Библиотекарь присмотрелся к рукам мальчика и вдруг увидел маленькие чешуйки пластика на коже. Наверняка он еще не знает, что болен и станет оборотнем. И тут, как вспышка пришло понимание: парень хочет помочь. Впервые кто-то хотел помочь ему, оборотню! Такой человек заслужил Знание. И если потом, после превращения, в оболочке оборотня сохранится разум так же как в нем, в Нулене, то какая, в конце-концов разница: человек или оборотень? Оболочка не имеет большого значения. Главное — содержание. Уйдет эпоха охотников. Одни станут добычей, другие-пантерами. Тупиковая ветвь эволюции. А эволюция, если верить книгам, такие безжалостно отсекает. Чтобы не стать животным, надо научиться быть человеком. Надо учить быть человеком: существом, жаждущим знаний. Как же все просто и невероятно сложно одновременно!

Сердце вдруг заработало заметно мощнее и ровнее. Система регенерации восстановила поврежденные гидравлические линии, датчики теплели. Жить! Теперь стоило жить! Дорога там, впереди, и идти им теперь вместе. А если не выйдет… Нулень сердито отогнал сомнение и мысли посветлели. Выйдет, обязательно выйдет! Отныне все будет правильно!

Держа руку на плече подростка, Нулень оглянулся на пантеру. Еще минута у них есть.

— Пойдем, малыш! Нам надо очень быстро двигаться, чтоб не накрыла взрывная волна.

— Ага! А меня Малой зовут.

— Хорошо, Малой. Меня зовут Нулень. Можно, я буду звать тебя учеником?

— Да…

Подросток нахлобучил на уши свою треуголку; сощурился, потер нос, словно вспоминая что-то давно забытое, но очень важное. И добавил. — Да, учитель!