Хроники особого отдела

Глава 16

Кёнигсберг всегда был крупным и людным городом. Здесь, на берегах холодного моря, с удовольствием селились ремесленники и купцы, теологи и мистики. Перепись населения октября 1942 года свидетельствует о проживающих в черте города 400 тысячах человек. В 1946 году коренное население уменьшилось до 20 тысяч. На место угнанных в заволжские степи или переселившихся в Польшу пришли русские люди, и к 1950 году в Калининграде проживало уже 35 тысяч человек.

С какой целью Иосиф Джугашвили опустошил некогда цветущий край? Действия диктатора сложно понять, рассматривая политику ЦК КПСС глазами сегодняшнего гражданина.

Но если и Берия, и Меркулов, и, наконец, сменивший их в длинной череде руководителей КГБ Абакумов знали что-то большее? Не потому ли город Калинина всегда был под особым контролем ЦК?

***

Дни сменялись ночами, но электрический желтый свет не знал разницы между сном и явью. В этом месте, полном съедающей разум тишины, не было деления на времена года, недели и часы.

Бернагард поначалу пытался разговаривать сам с собой. Но камень глушил звуки, а тени наоборот, собирались и толпой надвигались на библиотекаря, тянули к нему призрачные руки… словно пытаясь высосать его телесную оболочку, заставить Кесслера как можно быстрее присоединиться к ним. Он, правда, и не помышлял о бессмысленном сопротивлении. Ему даже не было страшно. Но что-то глубоко внутри, где-то в районе остывающего сердца взывало к разуму, и он брал в руки теплое серое полотно, прижимаясь к нему всем своим существом, согревался...

Но последние несколько дней даже плат не давал достаточно сил.

Гауптштурмфюрер уже ничего не ел и не пил. Часы и часы он сидел, бессознательно раскачиваясь на койке. Словно заблудился в тумане, который высасывал из него силы и сознание. Иногда он вставал и подходил к запаянным дверям. Все та же жуткая тишина. Все то же одиночество, неподвижность. Но ему казалось, что из этих стен сочатся слёзы и кровь.

Библиотекарь по собственной воле остался совсем один, в мертвящем сумраке подземных галерей.

Железная рука СС и Аненербе оставила ещё живого — посмертным хранителем. Мертвящий холод костлявыми пальцами уже подбирался к нему.

Перед аккуратно застеленной коричневым фланелевым одеялом койкой стояло величественное полотно Рубенса «Марс прощается с Венерой». Бернагард сам выбрал его из десятка хранимых шедевров. Но разве Рубенс был настолько одинок? Разве он смог передать в этой мастерски написанной игре света и тьмы всю глубину потери?

Принимая решение остаться с раритетами, завещанными потомкам их таинственными, ушедшими в небытие и превратившимися в песок предками, он выбрал прибежище для души. Тишину кабинета. Работу. Так казалось тогда. Здесь он увидел себя вне войны. В том мире, которым грезил всегда — среди уединенной тишины, ведя неторопливый разговор с книгами. Это была его радость победы над всеми ужасами, пережитыми лично им. Она примирила бы его со смертью близких.

Но очень быстро Бернагард осознал: одиночество в абсолютной тишине и бессмысленность его существования – это страшно. Он один. К нему никто не придет. Он больше не увидит ни одного живого человеческого лица, не услышит ничьего голоса. И отсюда не выйти… Никак. Никогда.

И даже это не так ужасно, как то, что ждёт его впереди — вечное посмертие. Он поставлен охранять реликвии прошлого, не допуская к ним никого из будущего.

Безумие…

Дурак…

…Его уже перестала мучить жажда, совсем прошли рези в кишечнике и, в последний раз открыв глаза, Кесслер не увидел света лампы. Только яркие точки, как блуждающие болотные огоньки пролетели перед лицом, исчезая в той стране, которую называют чистилищем душ.

***

Живительная струя сырого, наполненного запахом болота и луж воздуха стремительно ворвалась в его легкие! Резкий взрыв по барабанным перепонкам вернул на какой-то миг сознание. Ему показалось, что огромные зелёные твари хватают сложённые вдоль стен ящики и исчезают с ними в чёрном провале стены. Бернагард даже услышал непонятную, речь, похоже русскую:

— Берете по максимуму, сколько сможете поднять и унести. Быстро. Взяли - и в проход. Олларий не может долго держать портал открытым. Василий Иванович, нам за сундуком! Ксения, что ты встала, как кукла?

— Фашист, белый маг!

— Вначале Ковчег, потом все остальное!

— Он жив, он Светлый!

— Вот и хватай его, я тоже не двужильный! Быстрее! Вперед!

Кесслер почувствовал, как какая-то сила поднимает его. Потом он ощутил полёт и смог даже открыть глаза. Кольцо огня окружало его, а он летел по этому бесконечному горящему тоннелю в бесконечность.

— Вот и все, — подумал он.

***

Пожалуй, только Эркюлю Пуаро, или может быть величайшему сыщику всех времён и народов Шерлоку Холмсу, под силу было бы решить интереснейшую загадку.

Альберт Шпеер имел единоличное право общаться с фюрером, входя к нему по собственному усмотрению, не записываясь на приём. В любое время. Именно Шпеером был создан план города Germania, будущей столицы Великого Рейха, которая должна была заменить Берлин после окончания победоносной войны, в мировом государстве, объединившем все материки! Кроме этого своеобразного хобби крупнейший архитектор был ещё и министром военной промышленности.

Но, несмотря на биографию и общую важность этой персоны, в Нюрнберге Шпеера приговорили только к 20 годам заключения, причем ратовал за это именно советский прокурор. В тюрьме Шпандау (где также отбывал наказание Рудольф Гесс, заместитель Гитлера в 30-е годы) он находился до 1966 года. Там же написал книгу «Третий рейх изнутри» и невероятно разбогател. После освобождения этот человек просто исчез, скрылся от внимания журналистов. И появился только в 1981 году, когда его труп был обнаружен в номере одного из лучших отелей Лондона.

Его потомки, внучатые племянники, родившиеся и выросшие в Советской России, постепенно эмигрировали в Европу и сейчас проживают в достатке и покое.

Каким образом они оказались рожденными в СССР? Какие тайны открыл главный архитектор? Почему главный обвинитель Нюрнбергского процесса, нетерпимый к врагам и всемирно известный Генеральный прокурор Роман Андреевич Руденко вдруг так лояльно отнёсся к правой руке Гитлера? Человек-легенда, допрашивавший Бориса Пастернака и обвинявший американца Фрэнсиса Пауэрса, ни разу не упомянул в своих мемуарах Альберта Шпеера!

Никто из многочисленных потомков сына его родной сестры, родившихся и выросших на берегах реки Москвы, не пострадал от Советской власти. Каким образом этот неизвестный миру племянник оказался в России и как эта история связана с процессом в Нюрнберге?

Можно лишь добавить: абсолютное большинство фолиантов, изданных в эпоху Возрождения находилось в спецхране КГБ в Подмосковье. Вся Валлерондская библиотека и поныне пребывает в идеальном состоянии, тщательно отреставрированная и классифицированная архивариусом Борисом Кесслеровым, который, по воспоминаниям работавших с ним, обладал уникальными знаниями и говорил по-русски с сильным прибалтийским акцентом. В 1982 году, уже после его смерти, по завещанию покойного библиотека оказалась в Калининграде.

А вот полотно «Марс прощается с Венерой» сегодня находится в Эрмитаже, в зале Питера Пауля Рубенса.

***

На небе ещё только собирался разбрызгивать свои первые цветные пятна рассвет, а в далеком Кёнигсберге в город вошли советские танки, окончательно подминая под свои траки древнюю брусчатку улиц и всем своим видом подтверждая: «Мы здесь новая власть! Вермахт уничтожен!»

А в ближнем Подмосковье, вовсю распевали свои весенние мелодии соловьи. Берёзовая роща утопала в запахах распускающихся ландышей.

На сырых, ещё не высохших после зимы, поваленных старых березах, а кое-где и на слегка обросшей молодой травой земле расположились усталые люди с серыми лицами. Только спустя час после их необъяснимого появления - падения из каменных катакомб с метровой высоты огненного портала на эту травянистую полянку - лес, наконец, услышал с их стороны первые звуки и увидел облачка папиросного дыма.

Чуть поодаль, там, где у дороги виднелись деревянные избушки городских окраин, на придорожной насыпи, стояли четверо. Здесь, в районе столицы, из которой ушла война, в грязных комбинезонах, они были подозрительны. Рядом крутилась, весело взгавкивая и ловя пастью запахи весны, рыжая собачонка.

Наконец, показался легковой автомобиль, за которым колонной следовали несколько новеньких крытых грузовиков.

Водитель, увидев ожидающих людей, прибавил скорость и резко остановил машину рядом с группой. Открылась дверца, и Рашид Ибрагимович с выражением напряженной тревоги и, не в силах больше терпеть, ещё из машины громко спросил:

— Ну?

— Нормально! — услышал генерал.

Он поднял глаза и увидел Яна живого, невредимого, чуть более бледного, чем обычно. И всю его группу.

Выдержки генерала хватило на минуту, а потом он начал трясти всем руки, хлопать по плечам и даже гладить противно визжащую собачонку.

— А кот-то где? — смеясь, спросил он, наконец.

— А сзади, — серьезно ответило нечто, пыльным облачком висящее над его головой.

— Ох, ты ж, господи, — искренне произнёс генерал и, увидев, как Василий Иванович перекрестился, громко и искренне засмеялся.

— Докладываю: все здесь. Основной груз нуждается в изоляции подальше от столицы. С ним надо ещё работать, и лучше пока не начинать исследования. Все остальное — документы и ценности - можно доставить в основное здание. С нами хранитель. Нуждается в медицинской помощи. По правде говоря, даже не знаю, зачем он нам. Потери: двое бойцов.

— Он Белый. Нужен, — упрямые губы Ксении сами произнесли фразу.

— Ну, нужен, значит нужен. Сама и возись, — словно забыв о присутствии старшего по званию, буркнул ее начальник.

Худояров посмотрел на эту компанию и, глубоко вздохнув, велел грузиться. Порядком здесь и не пахло.

— Рашид Ибрагимович, эти люди теперь все мои, — услышал он. — Прошу их расквартировать накормить и пусть отдыхают. Заслужили.