Хроники орка

Маленький зелёный человечек

“Работа не орк — в лес не убежит.”

Народная мудрость.

Сверху я видел, как по дороге, под нещадно палящим солнцем, ощетившаяся длинными пиками, ползет огромная железная гусеница. Пыль забивается в каждую щель между лязгающих доспехов, в каждую складку одежды, попадает в глаза, рот, нос. Жарко. Тяжело. Но высокие крепкие воины ритмично шагают “Левой! Левой!”. Надо идти. “Марш! Марш!” — проносится над колонной. И они идут.

Кто сказал, что орки — тупые животные, а орда — это просто толпа? Выдумки эльфов и проплаченных ими сказочников. На самом деле, всё наоборот. Орда — это дисциплинированная армия. А воины — не дикари с дубинками. Вопреки стереотипу, основу орды составляет закованная в броню тяжёлая пехота, а не наездники на гигантских волках-варгах. Хотя они, конечно, тоже важная часть боевой машины. Как и метатели дротиков.

У каждого орка-солдата в жизни всего четыре состояния: поход, привал, битва и победа. Победа — это когда можно грабить, и насиловать. Когда можно все. Но так выпадает очень редко. В основном, победа — это когда тебя не убили, а в качестве добычи досталось то, что удалось снять с трупа. Часто, не врага, а твоего же товарища. Но и на том спасибо Учителю.

Битва — это когда ты в тесном строю чувствуешь плечо товарища, смотришь в узенькую щель между щитами, как на тебя несется толпа разъяренных врагов. Удары сердца в горле. А им в такт удары древком копья по краю щита. Боевой ритм. И сам удивляешься, когда из твоего горла вырывается этот рык: «Уууууууууурукххх-хааай!».

Но большую часть своей жизни орк, конечно, идет. Как эти сейчас. Одновременно просто и тяжело. Вот и сейчас все очень просто — орки идут на войну.

Верен очнулся от хлопанья крыльев. Кажется, он провалился в какой-то сон, от которого его избавил ворон, сидевший на его плече. “И привидится же такое, — он потряс головой, отгоняя морок. — Орки, да ещё и в пешем строю. Где это видано?” Но времени на размышления уже не было. Пора действовать.

Он стоял на заснеженной дороге, прямо за караулом из двух легионеров, которые сейчас смотрели в сторону, противоположную высокому частоколу, окружающему укреплённый лагерь. Верен сразу обратил внимание, что это не простые пехотинцы. У них были круглые щиты с небольшим вырезом. Меньше, чем стандартные прямоугольные или овальные. Вместо длинного копья, два дротика: один полегче, другой потяжелее. Качественный латный доспех, обеспечивающий лучшую защиту, чем у стандартного щитоносца. Это представители особой штурмовой когорты. Такая входит в состав каждого легиона. В её ряды брали не только самых опытных и физически подготовленных, но и самых бесстрашных, если хотите, отмороженных бойцов. Тех, которым “море по колено”. Ведь, стандартный легионер, по сути, обыкновенный человек, прошедший строевую подготовку. Задача щитоносцев, выставив вперёд пики, держать строй, пока лучники поливают противника градом стрел из-за этого подвижного укрепления. Давить этим строем и только в крайнем случае применять короткие мечи. А задача штурмовой когорты, по свистку командира, сделать самое сложное — прорвать ряды противника, нанести решительный удар. Благодаря большей мобильности, обойти с фланга, а если надо — пробиться к вражескому командиру и уничтожить его. В общем, такие парни выполняют самую опасную работу. И то, что их назначили в караул, означает или провинность конкретно этих солдат, или высокий уровень общей опасности.

Одного из них Верен уже знал. Кличка легионера была Малыш. Естественно, следуя нехитрой логике особого солдатского юмора, Малыш был самым высоким и сильным воином во всём легионе. При этом никакой грузности в его фигуре не наблюдалось. Отличное сложение, ничего лишнего. Сухие мышцы, жилистая шея, тяжелый подбородок. Лицо его носило отпечаток какой-то абсолютной глупости. Не такой, как бывает в пустых глазах тех легионеров, кто мало чем отличается от бандитов с лесной дороги. В том числе по интеллекту. А такой… наивной детской глупости. Глаза выпученные и какие-то странные. Необычный вид Малышу придавало также не совсем уставное оружие. Присутствовали стандартные для его когорты короткий меч и небольшой прочный щит, но вместо одного из дротиков, того что потяжелее, Малыш держал в правой руке алебарду.

Оба легионера были одеты по-зимнему: из-под панциря виднелся край плотной суконной туники, на плечи накинут такой же плащ-одеяло, грубые кожаные сандалии-калиги обмотаны холщовыми гетрами, под которыми, надо понимать, был теплый шерстяной носок. Оба не были зелёными юнцами. Лет по тридцать — не меньше. Уже познавшие вкус крови, настоящие псы войны.

Сейчас Верен находился как раз между легионерами и охраняемым объектом у них за спиной. Фактически, он пересёк запретную черту и знал, что стражам это не понравится. Но это их проблемы. А сейчас надо было привлечь их внимание, чтобы соблюсти хоть какие-то формальности. И сделать это следовало эффектно.

Ворон, сидящий на плече, громче хлопнул крыльями, и когда солдаты повернулись на звук, отчетливо каркнул: “Да здравствует Империя!”. Верен при этом, как требуется по уставу, приложил кулак правой руки к сердцу. На секунду растерявшись, легионеры автоматически повторили этот жест, не выпуская из рук оружия. Они не могли понять, как этот человек попал сюда? Разве что он прилетел вместе со своим вороном.

Но солдаты быстро овладели собой. Конечно, они прекрасно знали, кто перед ними. Человек в бесформенной черной накидке с капюшоном, скрывающим верхнюю часть лица, оставляя видимым только гладко выбритый острый подбородок, носил на левой руке императорский торкват, серебряный браслет, выполненный в виде когтистой лапы хищной птицы или рептилии. Торкват был украшен круглым гладким камнем чёрного с небольшим оттенком красного цвета. Причем, он был частью кольца, которое было как бы надето на один из пальцев птичьей лапы. Они знали, что такие камни зовут “оком Василиска”. Или, попросту, Василиском. И что такие браслеты Император выдает своим комиссарам по особым поручениям. Носитель торквата на левой руке обладает властью, выше которой только власть самого Императора и власть префектов провинций, у которых аналогичный золотой браслет на правой руке. Поэтому последних ещё называют десницами. А комиссаров, соответственно, шуйцами.

Слышали они и легенду о происхождении этого ордена. Ордена людей-воронов, посланников государя. Будто бы раньше в императорском замке жили ручные вороны. Их использовали в фельдъегерской службе для доставки посланий. Но не все послания можно передать с вороном. Впоследствии люди, одетые во всё чёрное, также начали выполнять эту функцию. Иногда даже одновременно с птицами. Им стали поручать не только передачу информации, но и контроль за выполнением поручений. Больше и больше и вот они превратились в отдельную наделённую особыми полномочиями касту. И берут, якобы, в вороны людей с особенной подготовкой.

И вот сейчас такой одетый во все чёрное человек стоял перед ними. Под чёрным плащом была видна чёрная меховая яга, чёрная кожаная броня, кое-где обшитая чёрными же металлическими пластинами, по форме напоминающими перья. Там же угадывалась рукоять меча. А изогнутая рукоять чего-то непонятного виднелась из-за пояса. На груди узкие продолговатые кармашки, из которых торчал краешек каких-то, кажется серебряных, цилиндров. Плечи под плащом были неестественно высоки. Что могло быть знаком того, что под ним на спине также висит какое-то оружие. Например, небольшой щит. Завершал композицию иссиня-чёрный огромный ворон на левом плече шуйцы. Живой.

Кажется, легионеры уже видели Верена раньше. Но не были уверены: тот это ворон или нет? Лиц комиссаров они толком никогда не могли разглядеть. В любом случае, легионеры не обрадовались. Появление в расположении части человека с Василиском на руке не несло с собой ничего хорошего. Кроме того, их бесил сам вид “государева человека”. Его сухая высокомерная манера держать себя, его руки в черных кожаных перчатках, которые он никогда не снимал.

— Отведите меня к легату, — низким властным голосом велел Верен.

В знак подчинения легионеры ещё раз стукнули кулаком себя по сердцу, переглянулись, и Малыш кивнул своему товарищу. Видимо, среди этих двоих он был главным. И тот двинулся к воротам, видневшимся в частоколе, жестом пригласив ворона следовать за собой.

При входе в лагерь ворон с карканьем взлетел с плеча шуйцы и исчез где-то за деревянными сторожевыми вышками. А Верен, из-под надвинутого на глаза капюшона, поглядывал по сторонам, двигаясь вслед за своим провожатым. И чувствуя при этом, что тот тоже косится на него самого.

Они шли по мощёной дубовыми досками главной дороге импровизированного городка, в который превращается любой более-менее постоянный военный лагерь. Ведь, помимо самих легионеров, здесь неизбежно появляются шлюхи, торговцы, ремесленники и, чего уж греха таить, походные жёны. Хотя это и запрещено уставом.

Всеобщая суета, тем не менее, была подчинена строгому распорядку. Как в муравейнике. Без дела тут никто не шатался. Хотя бы для того, чтобы не попадаться на глаза офицерам. Вот стоят прислоненные друг к другу большие овальные щиты с нарисованным черепом, символом “Жестокого легиона”. Вот куда-то ведут лошадей. Но что такое?! Приближаясь к ворону одна из них испуганно захрапела, другая попятилась назад, третья едва не стала на дыбы. Конюх удержал в последний момент. Верен посчитал лучшим пройти мимо как можно быстрее. Он знал о реакции домашних животных на свою персону.

Легат принял комиссара в просторной деревянной избе, видимо являющейся его штабом. Здесь было тепло. Дым от открытой жаровни уходил в отверстие в крыше, а стены помещения изнутри были утеплены плотной парусиной походного шатра. Провожатый ворона, доложив о прибытии чиновника по особым поручениям, вышел и закрыл за собой дверь

— Да здравствует Империя! — приветствовал Верена командир легиона, как только тот продемонстрировал торкват.

И тут же внимательно оглядел, пытаясь понять, имеет ли он дело с тем же человеком, что появлялся тут и раньше? Сам легат был очень крепким, но уже склонным к некоторой полноте боевым офицером лет сорока. Лысоватым, с квадратным лицом, покрытым шрамами от пережитой в юности оспы, и тяжелым, слегка выдающимся подбородком, рассечённым тонким ртом с бесцветными губами. Густые светлые брови закрывали глубоко посаженые глаза. Посланца Императора он встретил во всеоружии: на нем был командирский лорика-мускулата — стальной панцирь, повторяющий мышечный рельеф мужского торса, с наградными фалерами на груди.

— Чем могу служить? — спросил легат.

— Прошу предоставить в мое распоряжение штурмовую когорту, — прокаркал ворон.

— Только её? — спросил легат.

— Да.

— Могу я узнать, зачем?

— Я буду присутствовать на встрече орков из Орочьего Города с их соплеменниками из тундры. Они называют это “стрелка”, — Верен издал звук, отдалённо похожий на смех. — Нужны надежные ребята. Мало ли чем это может закончиться.

— Понимаю, — кивнул легат. — Это может закончится дракой. Но разве орки, что живут в этом, с позволения сказать, городе не наши союзники? Может вам понадобится больше сил? Разве мы не должны им помочь, чтобы ситуация на фронтире не стала непредсказуемой? Если есть время, я могу двинуть туда свой легион.

— Времени нет, — отрезал шуйца Императора.

— Тогда возьмите когорту драгун. Или даже драгун и легкую конную ауксиларию? — предложил легат.

— Нет, — ответил Верен. — Лошади меня боятся. Да и не хочу я делать за орков их работу.

“И орки сыты, и люди целы.”

Народная мудрость.

Пролетая высоко над полем будущей битвы, я видел, как в некоторых местах фаланги огромные шестиугольные щиты раздвинулись, и из образовавшихся прорех вперёд строя вышли самые сильные и высокие воины, каждый из которых был вооружён только одним оружием: тяжёлым молотом, булавой или чёрным ятаганом. Их глаза превратились в один сплошной чёрный зрачок. Тела лоснились от обильного пота. Мускулы были необычайно напряжены. Если на ком-то из них ещё оставалась какая-то одежда, то они её тут же срывали, оставаясь полностью нагими. Полностью. Включая нижнее бельё, если такое вообще имелось у орков, а не только доспехи. В другое время это показалось бы смешным, но почему-то сейчас мне смеяться не хотелось. Покрытые татуировками и красно-белой боевой раскраской зелёные великаны начали какой-то дикий танец. Ритм задавали воины в фаланге, которые однообразно стучали себя по груди или по щитам: “Гуп! Гуп! Гуп!” Голые орки расставляли ноги, скалили зубы, сгибали руки в странных жестах, высовывали как бы дразня, языки и страшно таращили глаза. Всё это производило дикое и пугающее впечатление на стоящих напротив них людей. Берсерки!

И тут снизу постучали. Видение исчезло, но никто и не заметил, что несколько секунд императорский шуйца был, как бы, в отключке. Верен мгновенно вспомнил обстоятельства последних дней. Естественно, он не двигался вместе с выделенной в его распоряжение когортой. Ворон летает прямо. Для своих подчинённых он просто исчез, как только они вышли за ворота укреплённого лагеря. Они встретили его, когда достигли Пушного Города. Так назывался город на берегу Сириона, главным промыслом которого была торговля мехом. Как тем, что привозят с того берега реки, где располагался Орочий Город, так тем, что стекался сюда со всего севера Империи. И то, и другое продавали купцам, прибывающим по Сириону с юга. В большинстве своём из Вольных городов.

В плане архитектуры Пушной Город мало чем отличался от, расположенного на этой же речке, Деревянного Города. Ведь Деревянный так назывался не только потому, что через него происходила торговля многочисленным произрастающим тут на севере лесом. Он был окружён стенами из дерева с укреплёнными деревянными же башнями. Улицы мощёны деревом, да и жилые строения обоих городов были большей частью деревянными. За редким исключением: первые этажи некоторых особо богатых купеческих домов выполняли из камня. Но считалось, что жить в камне плохо для здоровья. Поэтому, в них торговали, а жили на более высоких деревянных этажах.

Пушной Город был расположен у самой реки в низине, а от северного ветра его защищали небольшие, поросшие кустарником холмы. Чтобы попасть в Орочий Город, надо было сесть на паром или нанять лодку. Правда, городом это стойбище можно было назвать с большой натяжкой. Капитальных строений здесь совсем не было — только шатры да юрты. Самые большие из которых, как, например, вождя-бека, были составлены из огромных бивней мамонтов с натянутыми поверх их же шкурами. Сейчас Орочий Город был местом сбора племени орков под предводительством бека Мункэ, который контролировал торговлю с тундрой. Сюда же прибывали купцы с человеческой стороны, чтобы купить бивни мамонтов и носорогов, мех песцов или руно овцебыков.

Верен со своими солдатами переправился на орочий берег на примитивном пароме, разламывающем очень тонкую корку льда. Скоро речку прихватит совсем, и можно будет перебираться пешком. Дальше их провели к шатру бека, в то время, как заметившие Верена огромные вепри угрожающе хрипели, варги скалили зубы, а их совсем маленькие щенята, высунувшие было любопытные мордочки из сумок на брюхе у матерей, в испуге прятались обратно.

Снизу по доскам опять постучали. Раздалось приглушённое рычание.

— Партнёры не обидятся? — спросил у бека комиссар кивая себе под ноги. — Всё-таки послы.

Пол шатра, в котором они пировали, был устлан досками, под которыми лежали пока ещё живые давешние послы к Мункэ от соседних племён, отправленные с целью донести до него желание сородичей приобщиться к золотой жиле торговли с хумансами.

— А? Не-е-е-е…, — отмахнулся тот. — Я обещал им, что не пролью их кровь. Бескровная смерть — благородная смерть. К тому же, орка не так легко убить. Полежат немного, покряхтят. А там, глядишь, и выпущу. Может мы с ними ещё пировать будем. А?

И Мункэ зычно рассмеялся.

Из под капюшона ворон внимательно разглядывал фигуру бека. Орк выглядел обманчиво сытым, добродушным и неповоротливым: толстые щеки подпирали маленькие хитрые глазки, из-за чего те превратились в едва заметные щелочки. А в сочетании с лысым черепом и косичкой-пальмой, охваченной сухожилиями, делали его голову похожей на грушу. Два направленных вверх клыка и развернутые вперед ноздри плоского носа кажется тоже терялись где-то среди этого плодородия. Под широкой грудью имелось выступающее кругленькое брюшко. В свете костра его бледно-зелёное тело лоснилось и блестело от жира, которым орки смазывали себя, чтобы не мёрзнуть.

Мункэ сидел у стены шатра на шкурах, поджав под себя ноги. Другие, такие же голые по пояс орки и его гости хумансы, в составе Верена и Малыша, расположились по периметру круглого купола. Люди, естественно, были в одежде.

— Я прекрасно знаю, что они хотят свою долю огузка, — разглагольствовал бек, делая глоток из протянутого ему соседом огромного рога, куда женщины орков подливали пенную белесую субстанцию, сделанную из молока каких-то животных. Рог был всего один, и его передавали по кругу из рук в руки. — Их видите ли не устраивают мои посреднические услуги. А? Хотят сами продавать свои вонючие шкуры, рога и копыта. А взамен получать ваше вино для себя, золото для своих женщин и хорошее железо для своих стрел.

— Сами не понимают, чего хотят. — Мункэ постучал ногой по доскам перед собой, а те отозвались сиплым ворчанием. — Думают, что торговать с хумансами так легко. Да это одни нервы! Надо держать ухо востро, а то ваши купцы в момент оставят тебя без шкур и без выпивки. Общаться с людьми — самое сложное. Честное слово, взять силой было бы проще. А я беру эту заботу на себя. Не взять силой, нет. А торговать. За долю малую.

Ворон молчал.

— И я делаю услугу для вас, людей, — продолжал Мункэ. — Приди эти орки сюда, начни торговаться… Точно говорю — без драки не обойдётся. Чего доброго, действительно решат напасть на другой берег. Так что я — ваш орочий щит.

Бек даже приосанился с деланной гордостью.

— Так может тебе нужна помощь? — проскрипел Верен. — Я слыхал, что направляет их какой-то воин. Не орк и не человек. Говорят, он никогда не спит

— А? Нет, не нужна, — отмахнулся с улыбкой орк. — Сказки всё это. Руководит ими Хулагу. Это он ссыт на белый снег. Неприятный тип, но он шаман, а не демон. А тот, кто не спит — Железный Хромец. Это просто легенда. Так представляют Учителя. Да и не хочу я выносить сор из шатра. Зачем вмешивать в семейные дела посторонних? Не хорошо как-то. К тому же, у меня есть друзья. Вместе сдюжим.

— Верно, Улуг? — с этими словами Мункэ похлопал по плечу сидевшего слева от него бека союзного племени.

Физиономия Улуга, как, впрочем, и всех орков, не внушала ворону ни доверия, ни симпатии. Помимо единственного, но очень большого кабаньего клыка, торчащего над верхней губой, у Улуга был крючковатый, как у гоблина, нос. Всё это делало его лицо каким-то перекошенным. Через плечо у Улуга висела верёвка, к которой, как показалось Верену вначале, было привязано несколько голов орков-младенцев. Но с взрослыми косичками и чубами. Приглядевшись, чиновник догадался, что это тсантса — снятая с черепа убитого врага кожа лица и головы и особым образом превращённая в уменьшенную копию самой себя. Считалось, что в них заключён дух поверженного воина. И из такой тюрьмы он не сможет преследовать убийцу своего тела. В отличие от Мункэ, Улуг был очень худым и жилистым, но, видимо, необычайно высоким. Что угадывалось по тому, что сидел он, согнувшись в три погибели. Только предплечья рук были неестественно толстыми. Но, что возьмёшь с орка?

— Верно, Мункэ, — ответил Улуг. — Допоможем. За долю малую.

На всеобщем языке Улуг говорил с явственным орочьим акцентом. Видно не так часто, как Мункэ общался с хумансами. Единственный клок волос, оставленный на его выбритой голове, свисал на скошенный назад лоб.

— Вот видишь! — снова рассмеялся Мункэ. — Празднуйте! Веселитесь! Сегодня у меня родился ещё один сын!

— Что это? — он вдруг удивлённо указал костистым пальцем на плечо легионера-великана.

Все посмотрели в том направлении. Оказалось, что на этом могучем плече сидит маленькая серая мышка и, кажется, нисколько этим фактом не обеспокоена.

— Это мой друг, — покраснев ответил Малыш. — Мы дружим.

Он подставил свою огромную ладонь. Мышка ловко соскочила туда, и, как ни в чём не бывало, оглядела всех присутствующих маленькими глазками-бусинками. Аккуратно погладив зверька по серой спине пальцем, легионер спрятал его куда-то под пластины своего доспеха.

— А? Что, нравится? — обратился Мункэ к Малышу, увидев, что тот таращится на лежащий без ножен между двух крестовин чёрный ятаган.

Малыш молча кивнул

— Это оружие наших предков. Мы такие уже не делаем. Разучились. У этого лезвия своя душа, своя воля. Он не каждому в руки пойдёт. А к кому пойдёт, то ещё неизвестно, кто чьим хозяином будет — орк ятагана или ятаган орка.

— А встречались тебе полностью закованные в броню орки, марширующие по степи своим ходом? — спросил бека ворон.

— А? Нет! — очень удивился Мункэ. — Как такое возможно? Это, опять же, в легендах было. Ворон, ты где этого набрался?

Имперский комиссар промолчал.

— Какая-то орочья баба тебе наплела? Как ребёнку? — не унимался Мункэ.

— Не орочья, — неожиданно вставил Улуг. — Мы не орки. Мы — огры-великаны. Орки-южане никогда нам не будут братьями.

“Орка бояться — в бой не ходить.”

Народная мудрость.

Воздух был ужасно холодным и неподвижным. Абсолютный штиль. Я сделал несколько взмахов крыльями, чтобы подняться ещё выше. Теперь я видел всё. Орки Мункэ верхом на скуластых и клыкастых вепрях построились “свиньёй”. На острие клина сам бек на хряке, одна пара клыков которого выдавалась высоко вверх, а вторая торчала двумя саблями вниз. Фланги прикрывали варги Улуга. С орками-наездниками, разумеется. Сам Улуг сидел на чёрном двухголовом варге-мутанте. Причём, обе головы чудовища были вполне жизнеспособны, и, кажется, даже пытались грызться друг с другом. Позади всего этого строя размещалась цепочка повозок с огромными арбалетами-скорпионами. Перемещать их по полю боя были готовы запряжённые яки.

Армия Мункэ заняла вершину пологого холма. А в долине у его подножия разворачивалось пёстрое воинство противников. В его состав входили не только наездники на варгах. Здесь были всадники на овцебыках, шерстистых носорогах и даже на мамонтах, чьи несколько хоботов неспешно качали устрашающего вида булавы и рогатины размером с бревно.

Предводитель всей этой орды, шаман Хулагу, восседал на белом медведе, едва меньше самого мамонта. Только морда его была короткой, широкой и больше напоминала уродливое человеческое лицо. Медведя, а не Хулагу. Сам шаман, как для орка, выглядел весьма необычно. Его высокую мускулистую фигуру можно было даже назвать стройной. Это в отличие от его тяжеловесных соплеменников. Руки не слишком длинны. А лицо почти эльфийское, если бы не небольшие клыки в пасти и бледно-красная отметина на лбу и щеке в виде четырехпалой руки. Хулагу был голым по пояс, поэтому всем было видно, что по всему его неестественно белому телу выступали вены такого-же розового цвета, как и эта «печать» на его голове. Белые же волосы шамана, скрученные во множество косичек, схвачены шнурком на затылке. А сверху на них лежал череп оленя с гигантскими рогами. Я даже смог разглядеть, незрячие глаза шамана, скрытые белесой плёнкой глаукомы. По крайней мере в руках, никакого оружия у Хулагу видно не было. Кроме висящего на шее белого украшенного чёрными рунами рога какого-то неизвестного животного.

Остальные орки той и другой армий были вооружены примерно одинаково. Поверх шкур и вымазанных густым слоем жира бледно-зелёных тел закреплены доспехи, сшитые из плоских камешков, чьих-то костей или деревянных пластин. Плечи и головы орков закрывала защита из черепашьих панцирей и черепов различных животных. У армии Мункэ было больше железного оружия. Но в основном наконечники стрел и копий. В качестве оружия ближнего боя — каменные молоты, топоры и утыканные клыками дубинки у орков Хулагу. И то же самое, плюс топоры с железными лезвиями у воинов Мункэ. Чёрный ятаган был только у самого бека. У него же был чуть ли не единственный доспех из нашитых поверх толстой дублёной кожи железных пластин.

Снизу донёсся низкий вой тысячи рогов: “Вуууу-ууу-ууу!”. Звук был настолько сильный, что меня качнуло ударной волной. Это голосила армия Хулагу. Но, кажется, громче всех звучал белый рог самого шамана. “Бум-бум-бум!” ответили им барабаны Мункэ, в такт с которыми его воины били себя в грудь огромными кулаками.

Я видел, как Хулагу сделал свой первый ход. По взмаху руки шамана, варги из его войска с лаем бросились вперёд прямо на холм, на котором закрепился Мункэ. Армия последнего ответила градом стрел. Но шаман поднял рог, задул в него, и неожиданно поднявшийся встречный ветер существенно убавил поражающую силу стрел Мункэ.

Казалось, что неудержимая волна варгов вот-вот ударит о клин из боевых кабанов, но, не достигнув его буквально пары десятков шагов, свора рассыпалась и бросилась наутёк.

— Стоять! — услышал я рык Мункэ, командовавшего своим воинам.

Вовремя. Его вепри были готовы сорваться вдогонку отступающим варгам. А Хулагу, кажется, именно на это и рассчитывал.

После этого в бой пошли мамонты. Их грозную поступь замедлили склоны холма. Что позволило скорпионам утыкать передних гигантов тяжелыми дротиками. Один мамонт уже бился на земле в конвульсиях. Истекая кровью, он раздавил своих погонщиков. Остальные повернули назад. И в этот момент Мункэ поднял над головой чёрный ятаган, давая сигнал к атаке.

Грозно двинулся вниз по склону клин хряков, постепенно набирая скорость. Мне, сверху, расчёт хана был ясен: он хотел поразить армию Хулагу в самое сердце — туда, где стоял сам шаман на своём медведе. Но когда лавина спустилась с холма и набрала скорость, что-то пошло не так. Внезапно, слегка отставшие варги Улуга ударили в тыл ничего подобного не ожидающим наездникам на кабанах, а сам Улуг на своём двухголовом варге набросился прямо на Мункэ. Кабанов было уже не остановить. Им не развернуться в сторону нового врага. А впереди их ждал старый. Я взмахнул крыльями и ушёл на вираж в сторону ставки Мункэ.

“Сколько орка не корми — он клыки точит.”

Народная мудрость.

Верен появился перед караульными легионерами, как всегда неожиданно. В воздухе захлопали крылья. Они лишь на мгновение подняли голову, а когда опустили взгляд, перед ними уже стоял человек в чёрном плаще, капюшоне и в аристократических чёрных перчатках на руках.

— Да здравствует Империя! — приветствовал он солдат.

— Кентуриона ко мне, — прокаркал ворон, когда караул ответил на его приветствие.

— Командуйте сбор, — приказал шуйца явившемуся по его приказу командиру когорты.

И через секунду легионеры начали выбираться из длинного шатра, составленного из накрытых шкурами рёбер какого-то огромного животного, где они сидели в тепле и тесноте.

— Мы идём в бой? — осмелился задать вопрос смуглый кентурион.

Типичный потомок харадрим, ещё в бытность Старой Империи в качестве рабов, завезенных в приморские провинции. После её падения, те из них, кто остался, сначала стали колонами, а затем крепостными крестьянами. Смешались с местным населением и почти растворились в нём. Лишь на юге ещё можно было встретить темнокожих людей. Откуда, скорее всего, и происходил одетый в кольчугу с латными вставками кентурион, чье тёмное лицо так необычно было видеть здесь на севере.

— Нет, — отрезал ворон.

И когда когорта построилась, он потянул её за собой из лагеря Мункэ в противоположную бою сторону: обратно к переправе через реку, покрытую тонким слоем льда.

Пока шли, кентурион вопросительно молчал. Видимо, оправдывал такое поведение нежеланием комиссара сражаться на стороне орков и приоритетностью защиты человеческого города. Но, когда Верен провёл свой отряд сквозь Деревянный Город и направил его прямо в чащу на одном из окружающих человеческое поселение холмов, на лице офицера отразилось крайнее недоумение.

— Мы не будем защищать город? — не выдержал Малыш, который, в отличие он кентуриона, забыл о субординации.

— Нет, — опять каркнул ворон.

И остановил когорту на вершине холма, откуда сквозь верхушки елей были видны лежащие, как на ладони, человеческие жилища.

— Стоим здесь, — скомандовал он. — Костры не жечь. Вести себя тихо.

Когда начало темнеть, на противоположном берегу реки появилась армия орков. Сразу стало понятно, кто одержал верх в сегодняшней битве. Впереди надвигающейся, как туча, массы первым делом бросалась в глаза бледнокожая фигура Хулагу верхом на не менее белом медведе. За его спиной топтались мамонты и овцебыки, рядом маячила фигура Улуга на двухголовом варге. А от города всю эту орду отделяла лишь холодная, едва схваченная тонким льдом река.

Между тем, задача пересечь её таким воинством не выглядела тривиальной. Город совсем не выглядел беззащитным. Как и положено торговым городам подобного типа, давным-давно заключившим договор с Империей, Деревянный Город имел свою собственную стражу. И сейчас эти ребята активно суетились, занимая посты на стенах и деревянных башнях, высотой и прочностью не уступающим каменным бастионам многих северных лордов.

Трос парома обрезали первым делом. И армия Хулагу, казалось, беспомощно застыла на своём берегу, вынужденная довольствоваться добычей, которую найдёт в лагере Мункэ.

В этот момент бледнокожий орк поднёс к губам свой рог и… нет, не подул в него. Кажется, не раздалось ни звука. Но ворон даже не увидел или услышал, а почувствовал, что шаман не выдохнул, а будто втянул воздух. И не просто воздух, а само тепло из окружающего мира. Незримые стрелы холода мгновенно пронзили всё видимое пространство. Всё замерло на несколько мгновений. На землю опустился какой-то противоестественный потусторонний холод. Даже больший, чем перед началом сегодняшней битвы.

Что-то затрещало и заскрежетало. Это поверхность реки прямо на глазах покрывалась толстым слоем льда.

Хулагу опустил рог и его медведь, повинуясь незримой команде, спустился к воде и уверенно ступил на только что появившуюся твердь. Медведь не провалился. И за ним двинулись мамонты, овцебыки, шерстистые носороги и варги.

Впрочем, это путешествие не было таким уж радужным. Видимо, даже волшебный лёд не мог дать стопроцентную гарантию. Вот один мамонт внезапно рухнул в образовавшуюся полынью. Он жалобно трубил пытаясь вылезти на скользкие края тёмного речного зева, но у него ничего не выходило. Некоторые из его наездников успешно выбрались на оставшийся целым край. Другим повезло меньше, и течение утащило их куда-то под прозрачный водяной панцирь.

У стен города тоже не всё пошло гладко. Заработали скорпионы на башнях, и два носорога упали на колени, утыканные тяжёлыми дротиками. Остальное воинство скучилось в нерешительности перед запертыми воротами. Один шаман знал, что делать. Пока он дул в свой рог, что создавало встречный поток воздуха, отклоняющий летящие в него стрелы, медведь, со всадником на спине, перелез через стену и раскидал стражу у ворот. А уже затем в открытые Хулагу ворота ринулась неудержимая толпа орков.

Всё это время Верен сидел на холме совершенно безучастно. Его маленькая армия мёрзла, ворочалась, нервничала, но строго выполняла приказ шуйцы — никто не разводил огонь, чтобы согреться. Все старались не бряцать оружием. Хотя было очевидно, что в городе сейчас такой шум, что никто бы ничего не услышал. Только Малыш ходил взад-вперёд, не находя себе места.

Когда стемнело, стало видно, что по городу пылают пожары. Возможно, кое-где ещё сражались отдельные жители и отряды стражников, но организованное сопротивление точно было подавлено. До легионеров доносились крики боли и отчаяния. Наконец, Малыш не выдержал.

— Сколько можно сидеть тут, пока там убивают людей? — высказал он мысль, которую, видимо, очень долго формулировал.

Никто не отреагировал на его слова. Легионеры хмуро молчали. А ворон не обратил на него никакого внимания.

— Как хотите! — в сердцах махнул рукой здоровяк и схватил свою алебарду. — Я сам.

— Стоять! — каркнул ворон с плеча шуйцы, когда Малыш сделал шаг по направлению к городу.

Малыш замер, привычный повиноваться приказам командиров. Но через секунду развернулся к Верену. Его пальцы до хруста сжимали древко алебарды. Круглые глаза были выкачены больше обычного.

— Ты, ты! — прорычал он. — Это всё ты!

Верен медленно встал.

— Стоять, — сказал он низким, на грани слышимости, голосом.

Взбунтовавшийся легионер замер, кажется, против своей воли.

— Кентурион, — тем же голосом приказал шуйца, — связать этого воина. Привязать вон к тому дереву.

Верен указал на ближайшее более-менее основательное растение. Никто не посмел ослушаться. Теперь Малыш метался у дерева, тщетно пытаясь освободиться от пут. А ворон вернулся на своё место и сидел всё так же безучастно.

“Человек человеку — орк.”

Народная мудрость.

Казалось, отряд под предводительством имперского комиссара так и просидит всю ночь в засаде. Но когда стало ясно, что последнее сопротивление людей сломлено, а город в полной власти орды, и теперь наступило время оркам пожать плоды своей победы, Верен неожиданно поднялся и расправил крылья. То есть плечи. Сидевший всё это время на нём ворон, захлопав крыльями, исчез где-то в ночном небе.

— Пора! — скомандовал шуйца.

Больше приказывать не пришлось. Отряд с полуслова понял своего командира. Спустя несколько мгновений когорта разбилась на сотни и была готова несколькими колоннами ворваться в пылающий город.

Сам Верен, неожиданно для своих подчинённых, неторопливо стянул свои чёрные кожаные перчатки. Сперва стоящим рядом легионерам показалось, что под ними оказалась другая пара таких же. Но, приглядевшись, они различили, что заканчивающиеся когтями пальцы и кисти комиссара покрыты черной птичьей чешуёй.

Верен достал из ножен короткий темный обсидиановый клинок и, подойдя к Малышу, рассёк его путы. Другой рукой исполнитель особых поручений подал легионеру его алебарду.

— Теперь, пора, — ещё раз повторил шуйца.

И уже обращаясь ко всем легионерам.

— До города двигаемся тихо. Внутри, по возможности, тоже. Орки сейчас разобщены. Разбежались грабить и насиловать по углам. Нападения они не ожидают. Наша задача перерезать их пока они не очухались и не собрались снова в один кулак. Ясно?

— Так точно! — тихо, но дружно ответили солдаты.

— Вперёд, — скомандовал Верен и первым двинулся вниз по направлению к захваченному городу.

Улуг как раз хотел насладиться своей добычей. Первая жажда крови была удовлетворена, когда ещё возбуждённый боем, он только ворвался в человеческий город. Тогда он убивал всех подряд без разбора: резал глотки мужчин острым кремниевым ножом, вспарывал животы женщинам, одним движением сильных рук сворачивал шеи детям. А теперь время более выверенных и утончённых наслаждений. Тут спешка ни к чему.

Спешившийся Орк гнал свою добычу узкими улицами, по мнению бека, больше похожими на крысиные норы. Его варг с обеими забрызганными кровью мордами помогал своему хозяину. Он появлялся то тут, тот там, перерезая выход юной девушке, которая уже думала, что спаслась от своего зелёного преследователя.

Наконец, жертва оказалась в тупике. Впиваясь ногтями в сложенную из брёвен стену, она попыталась перелезть преграду, но орк схватил когтистой лапой тонкую щиколотку и сдернул добычу вниз. Развернул лицом к себе, легонько стукнул девушку в грудь, от чего та захлебнулась собственным криком и скрутилась будто от судороги. После этого Улуг с треском разорвал её сшитую из шерсти тунику и повалил девушку на землю. Она уже не видела ничего, кроме зубастой зелёной пасти, растянувшейся в сладострастной лыбе и неровного каменного ножа, занесённого над ней, когда вдруг изо рта орка показался острый окровавленный язык. Язык вылез ещё дальше. Орк как-то странно задергался, а на живот девушки полилась горячая чёрная кровь.

Потом язык резко ушёл обратно в пасть, а тело орка дернулось назад и упало на спину. Теперь девушка заметила висящий в пустоте доспех легионера. Вместо лица у него был тёмный провал с поблескивающими в свете пожарищ глазницами. Доспех грязно выругался, стряхивая с острия пилума кусок затылочной кости орка. Только тогда она поняла, что это человек, просто с очень тёмным лицом. Возможно, покрытым сажей. Рядом с ним стоял кто-то другой, огромного роста и тоже в военной одежде. Он сильно таращил огромные глаза. Наверно, боялся.

И было чего. Густая тьма, подчёркнутая светом пожарищ, соткалась в огромного волка с двумя головами. Зверь потянул разинутые, усеянные кривыми клыками пасти к легионерам. Но великан взмахнул алебардой, и одна голова покатилась по земле, заливая стены и дощатую мостовую кровью. Вторая голова уже почти схватила темнолицего солдата за плечо, но его товарищ воткнул остриё алебарды в грудь зверя и тот с отвратительным хрустом напоролся на шип всем весом.

Закончив с Улугом и оставив конвульсивно дёргающего лапами варга на земле, кентурион и Малыш поспешили догнать свой отряд, нисколько не озаботившись дальнейшей судьбой, случайно спасённой ими девушки. Они подоспели как раз тогда, когда десяток солдат на каком-то перекрёстке столкнулся с огромным белым медведем и его хозяином, соответственно.

Кругом лежали свидетельства предыдущей подобной встречи: разорванные пополам тела легионеров, разбитые щиты и сломанные копья. Даже с ближайших крыш свисали куски тел. Кровь, кишки… Ну, вы в курсе. Белая шерсть на морде и лапах зверя окрасилась в красный цвет.

Автоматически, легионеры встали плечом к плечу и сдвинули щиты, образовав что-то вроде маленькой ощетинившейся копьями черепахи. Но, кажется, монстру именно это и было нужно. Несколько дротиков, брошенных в медведя, отлетели в сторону, смещённые с заданного пути потоком воздуха из рога Хулагу. А белый зверь нанёс удар, оказавшийся длиннее, чем представлялось, лапой. Несколько легионеров упали, сбитые этой конечностью. Ещё несколько были повалены падающими товарищами.

— В цепь! — рявкнул кентурион.

И оставшиеся стоять воины рассыпались, образовав вокруг медведя полукруг. Теперь несколько дротиков достигли цели, не причинив, впрочем, противнику особого вреда.

Медведь прыгнул, неожиданно ловко для такой туши, и его лапа накрыла успевшего прикрыться щитом кентуриона. Из лапы монстра, пробитой выставленным офицером копьём, брызнула кровь, но когти, величиной с сабли разрезали щит и разорвали кольчугу. Командир рухнул, смятый огромной силой удара.

Малыш бросился ему на помощь. Забрызганная кровью лапа, двигаясь параллельно земле, попыталась сбить легионера, но здоровяк высоко подпрыгнул и с разгону ударил алебардой прямо по морде медведя. Тот заревел, и страшная пасть со скрежетом сомкнулась на Малыше. С низким рычанием зверь мотнул несколько раз головой и отбросил легионера в сторону, как тряпичную куклу. Остальные попятились, не зная, что делать дальше.

— Назад, — низкий спокойный голос Ворона избавил их от проблемы выбора.

Он появился, как всегда, ниоткуда. Стоял напротив зверя в своём чёрном плаще, в одной когтистой руке сжимая волшебный обсидиановый клинок, а в другой слегка изогнутый жезл, который он всё время носил за поясом. Верен направил жезл в сторону медведя. Грянул гром, и на конце амулета на доли секунды расцвел фаербол и вылетел в сторону Хулагу и его монстра. Казалось, что огненный шар не достиг цели, растворился в холодном воздухе, сбитый магией шамана. Но в то же мгновение из глаза медведя, как из лопнувшей фляги, брызнула кровь. Зверь замотал головой, поднялся на задние лапы, став похожим на покрытого шерстью великана, а, затем, безжизненной тушей рухнул на спину.

Убедившись, что медведь не двигается, легионеры приблизились и увидели торчащего из-под туши Хулагу. Орк не подавал признаков жизни, а его шея была как-то неестественно изогнута. Совершенно очевидно, что шаман был мёртв.

Настала очередь командира. К сожалению, удар когтистой лапы не прошёл даром. Наверняка кентурион будет награждён. Посмертно. А на то, что выжил Малыш, уж точно никто не надеялся. Проверить его истерзанное тело товарищи подошли чисто для проформы. Из его рваных ран текла кровь. А у легионеров ещё были важные дела — нужно добить разрозненные остатки орочьего полчища. Они были готовы двинуться дальше. Но тут из складок одежды Малыша, как ни в чём не бывало, выползла серенькая мышка. Наверно, ей повезло уцелеть где-то за нагрудной пластиной. Опять же благодаря своему размеру.

Мышь пискнула. Пробежала по лицу своего хозяина. И тут Малыш захрипел, открыл глаза, и даже поднялся на ноги.

— Мирыкал! — кто-то из легионеров оказывается знал эльфийские слова.

— Тональ, — пожал плечами Верен и подобрал с земли откатившийся в сторону рог шамана.

И совсем тихо добавил: “Пока жив твой тональ — жив и ты. И наоборот.”

“Орка волки кормят.”

Народная мудрость.

Многие считают, что Нижний, Верхний и Срединный миры лежат в совершенно разных плоскостях. Верхний, как известно, мир чистой магии, волшебства. Нижний — тёмной энергии и колдовства, а Срединный — людей. Тут всего по чуть-чуть, да ещё есть возможность развивать технологии. Ведь это мир твёрдых поверхностей. Всего, как принято думать, реального и материального. Предполагается, что есть сущности, которые живут в Нижнем мире: тени, духи и демоны разные. Есть сущности Верхнего мира: боги и титаны. И тут, на земле, люди, эльфы, орки и прочие гуманоиды. Но это, по большей части, заблуждение.

Все три мира составляют единое целое. Как земля, вода и воздух. Вот есть моря и реки. У рек есть берега. Посреди морей — острова. На островах высокие горы, чьи вершины уходят далеко за облака. И во всём этом обитают животные.

Скажем, рыбы могут жить только в воде. Ну, почти все. Представим, что вода — это Нижний мир. Олени живут только на суше. Пусть это будет Срединный мир. А птицы парят в небе. Небо, для примера, аналог Верхнего мира. Но ведь очень много животных, которые могут жить и там, и там.

Вот лягушки, они где живут: в воде или только на суше? Крокодилы, например. Черепахи те же. А есть изначально сухопутные животные, которые эволюционировали в водных: тюлени, морские котики. Даже птицы, вьют гнезда на деревьях. А деревья растут на земле. Так же и с этими мирами.

Из мира духов сущности постепенно перебрались в Срединный мир. А затем некоторые развились настолько, что смогли заселить Верхний. Правда, есть обратная теория, что сущности не эволюционировали из примитивных, как животные, а, наоборот, деградировали из высших. То есть из Верхнего мира пали в Нижний через Срединный. Но сути настоящего это не меняет. Многие сущности не потеряли связь с другими мирами. Как парящая на крыльях чайка охотится в воде, так есть титаны, живущие в верхнем мире, но посещающие нижний с этой же целью. Как вышеупомянутые птицы вьющие гнезда на труднодоступных деревьях, так боги живут на вершинах гор. Не в прямом смысле, конечно. Просто оттуда есть возможность попасть в Верхний мир. А есть демоны, которые, наоборот, выползают из Нижнего мира за добычей в Срединный и, насытившись, прячутся во тьме. В принципе, возможны любые комбинации. Некоторые животные могут обитать сразу в нескольких мирах. Самые известные из таких — это чёрные лошади, летучие мыши, кошки, лисы и… вОроны. Впрочем, и вороны, тоже.

И вот, один из них, я — ворон, парю в Срединном мире над городом, под названием Лион. Само слово Лион произошло от исковерканного “легион”. Нет, не демонов. Здесь, в глубине царства людей (по отношению к реке, за которой земля орков) когда-то была укреплённая стоянка легионов Империи. Здесь держали оперативный резерв, чтобы закрывать бреши в обороне одного из тех подразделений, которые выдвинуты непосредственно к границе. Со временем укреплённый лагерь стал городом. Тут поселились неформальные семьи легионеров, обосновались маркитанты и прочий сопровождающий люд. Их потомки стали обычными горожанами, ремесленниками и купцами, которые обслуживают выстроенную крепость и её гарнизоны. Вся жизнь Лиона продолжает крутиться вокруг легиона. Или нескольких.

С высоты моего полета город и выглядит, как хорошо спланированный разросшийся военный лагерь. С трех сторон его защищает изгиб реки, через который перекинуто три разводных моста, снабжённых сторожевыми башнями. У самого берега, на высоком выступающем из земли гранитном утесе стоит огромная центральная крепость. Дальше, в незащищённой рекой стороне, лежит район, называемый Старый Посад. На первом этапе появления города, здесь, сразу после пустого пространства перед стенами, в небольших лачугах жил торговый и мастеровой люд. В лачугах, потому, что посад, при наступлении противника, сразу сжигали, чтобы расчистить пространство перед стенами до максимальной ширины и не дать врагу приблизиться под прикрытием строений. Жителей же, по крайней мере теоретически, предполагалось забирать за стены. Поэтому, изначально основательно никто не строился. Но потом этот посад окружили ещё одной стеной. Его строения стали капитальными, жители зажиточными, а пространство перед стенами превратилась в мощёную камнем центральную площадь города. И теперь его роль перешла Новому Посаду уже за новой стеной со всеми вытекающими: широким полем и набором лачуг из глины, навоза и палок. Очень чёткое территориальное разделение города по социальному признаку.

Я вижу одну широкую улицу, пересекающую весь Лион: от ворот главной крепости до границ внешней стены. И даже дальше куда-то до развилки. Откуда в одну сторону путь лежит к границе с орочьей землёй, а в другую — в глубь северных провинций Империи. Другие улицы поменьше, но такие же прямые, и расположены перпендикулярно и параллельно друг к другу. Я же говорю, военный подход. Город рос не как попало, в соответствии с историческими традициями, а был чётко спланирован.

И вот я кружу над этим городом, но не просто так, а с целью. Нет, не найти падаль, чтобы поживиться (как подумали бы многие). Я ищу “Дом ворона”. Это одиноко стоящая, широкая у основания и сужающаяся к верху, небольшая башня из черного камня. Высотой примерно в дюжину шагов. Может чуть больше. Одиноко стоящая — это не значит, что в чистом поле. Это значит, что только башня, без других построек. А ищу не потому, что забыл, где мой дом. А потому, что башня эта может менять дислокацию. Вчера стояла среди халуп Нового Посада. А сегодня может затеряться среди высоких домов на узких улочках Старого. И в том и в другом случае, прохожие и постоянные обитатели тех мест не обратят на неё особого внимания. Башня, как башня. Им будет казаться, что она всегда была тут. И даже не будет интересно, что там внутри.

Наконец, я увидел её, башню, притаившуюся возле внутренней части внешней городской стены на самом краю Старого Посада. Я спланировал прямо на металлический флюгер в виде самого себя, то есть ворона, украшавший её острую крышу. Соскочил с него на выкрашенные в чёрный цвет доски. А оттуда на самый край нависающий над узким, словно бойница, окном.

Остановился и глянул с края вниз. Там, где, на земле у чёрной стены ожидаемо сидела она. Рыжая лиса подняла морду вверх и наши глаза встретились. Сцена почти, как в известной басне. Только без сыра.

Я прислушался: из приоткрытого окна доносился низкий голос Верена. Шуйца был неожиданно многословен.

— … сила не даётся просто так, — услышал я продолжение какой-то фразы. — Сила даётся только в обмен на большую жертву. На страдание. Хочешь получить физическое преимущество? Например, силу? Получишь, но в обмена на физическое же уродство. Например. Хочешь ментальные способности? Например, предвидеть будущее? Пусть на самый короткий отрезок времени. Заплати моральными страданиями. Несчастной любовью или потерей друга. И хорошо, если тебя предаст он, а не ты его. А ещё у каждой силы есть обратная сторона — уязвимость. Или слабость. У знаменитого героя была его пята. Помнишь?

Я на секунду отвлёкся и посмотрел вниз на лису. Лиса посмотрела на меня.

— … назгулы служат идее Единого Мордора. — продолжал Верен. — Они используют те же принципы инициации. Часто, жертвуют всем хорошим в себе ради большой и бОльшей цели. Чем мы хуже? Чем служение Империи, государству людей, менее важно? Но с тех, кому многое даётся, и больше спрашивается.

Я услышал шипение снизу и опять отвлёкся. Оказалось, что напротив лисы стоял непонятно откуда взявшийся чёрный кот. Морда сплюснутая, злая и наглая. Шрам наискось. Глаза хитрые и зелёные. Оба млекопитающих скалили зубы. Шерсть у обоих была вздыблена. Я громко каркнул, обозначив своё присутствие и сторону поддержки. Кот ещё раз зашипел и ретировался в одну из подворотен.

Я опять прислушался к тому, что происходило внутри башни. Мелодичный женский голос что-то неразборчиво спросил, а комиссар ответил.

— … предвидение — хитрая штука. Да, я могу сравнительно легко предсказать, что произойдёт в следующее мгновение или несколько. Это помогает увернуться от стрелы или подловить врага контр выпадом в ближнем бою. Считай это предчувствием, чутьём. Но долгосрочное предвидение — совсем другой уровень. Говорят, оно доступно специально тренированным оракулам. И то, с оговорками. Будущее — это не один путь. Представь, что через лес ведёт сразу несколько дорог. И проехать можно по любой из них. И все эти варианты видит оракул. Эти дороги где-то сходятся, а потом опять расходятся. Но по какому именно сценарию точно будут развиваться события, предсказать невозможно. Хорошо, если есть узловые точки, которые, нельзя избежать. Пусть это будет мост через реку, где-то посреди леса. И ты можешь сказать, что вот тут-то всё и решится. А в остальном… представь, что тебе нужно объяснить дилетанту что-то сложное, в чём ты хорошо разбираешься, а он нет. Если ты начнёшь говорить правду, всё как видишь, а видишь ты много вариантов и подводных камней, ему будет казаться, что ты сам ничего не понимаешь, не уверен в себе и, вообще, водишь его за нос. Понимаешь?

— Понимаю, — ответил ласковый женский голос. — Но насаживать на кол людей вдоль границы с орками, чтобы напугать и показать свою силу дикарям, это чересчур. Тебе не кажется?

— Это были каторжане, а не местные крестьяне, — отмахнулся Верен.

— Всё равно, — настаивала девушка.

Я изловчился, взмахнул чёрными крыльями и пересел на створку ставни. Теперь я не только слышал, но и видел происходящее в комнате. И о том, что это была девушка, а не, скажем, дородная матрона, мог судить воочию. Девушка была одета в толстую стёганую конопляную тунику, поверх которой был накинут цветастый шерстяной плащ, обернутый несколько раз вокруг её стройной фигуры. Капюшон был скинут, из-за чего были видны рыжие, собранные в хвост волосы и тонкое красивое лицо со слегка вздернутым носиком и большими, суженными к приподнятым уголкам глазами. На ногах у девушки кожаные мокасины, всунутые в деревянные калоши — так удобнее ходить по грязным или покрытым мокрым снегом улицам.

— Естественно, после этого даже проход по улицам Лиона с орочьими головами на пиках легионеров смотрелся, как варварство, — продолжила свою мысль она.

— Понимаешь, — ответил Ворон, как бы не услышав её реплики, — у меня иногда бывают долгосрочные предвидения. Не часто. Но это не ясновидение. Во сне и, как в тумане. Но мне понятно только то, что я вижу тот самый мост. Ту самую узловую, неизбежную точку. И мне эта точка не нравится. И всё, что я делаю, подчинено желанию её избежать. Но это невозможно. А процесс, который мы не можем предотвратить, нужно возглавить и направить в нужное русло. Чтобы, как минимум, уменьшить потери.

— Значит ссылка? — помолчав спросила лиса.

— Ты знаешь, это приказ самого префекта. А значит, приказ Императора. Я не могу ослушаться золотого браслета.

“Терпи, орк — назгулом будешь.”

Народная мудрость.

Посёлок Чёрные Пастухи жители долины, где был расположен ближайший населённый пункт, гордо именующий себя городом, называли не иначе, как Чёрные Петухи. На слово “чёрный”, естественно, никто не обижался. Слово это означало простой люд — чернь. Ну или что-то страшное. А, значит, сильное и значительное. Правда, при этом имперские чиновники, маршалы, тоже носили чёрную одежду. С этой стороны название посёлка как бы являлось отсылкой к центральной власти. А с третьей, в составе войск имелся Чёрный Легион, куда ссылали провинившихся солдат и офицеров. И была эта ссылка, не то, чтоб совсем не почётной. Легион имел определённую репутацию. Была ли у значения слова “чёрный” четвёртая сторона, история умалчивает. Но вот насчёт Петухов, то есть Пастухов, всё не так просто.

Когда обитатели долины коверкали Пастухов в сторону Петухов, не за глаза, а в присутствии жителей этого самого посёлка, мог случиться казус, требующий вмешательства сил правопорядка: того же маршала или баронской дружины. Попросту говоря, мордобой. В то же время, пастухи никак не могли изменить сам нарратив, и были вынуждены, фактически, лишь оправдываться, защищаться или протестовать.

Ещё немного того, что нужно знать о населении этого посёлка. Никто из тех, кто был старше сорока лет, не являлся его коренным жителем. Те, кто когда-то построил каменные башни по краям кое-где довольно широкого ущелья, расчистил землю для пастбищ, соорудив при этом каменные ограды, и создал сам посёлок, своей каменной стеной напоминающий крепость, давно ушли в неизвестном направлении. Их место заняли легионеры. Вернее, те, кому посчастливилось дожить до отставки и получить свой надел земли. Эту часть Империи называли “Диким Западом” не только за географическое расположение относительно столицы и суровость природы, но и из-за отсутствия или удалённости многих институтов государственной власти.

Когда Пипер прибежал в посёлок, пастух Джуга уже был тут. Хотя отставнику казалось, что первым должен был быть он сам. Пипер так спешил, потому, что с плоской лысой вершины горы, окружённой лесом, он увидел росчерк черного дыма на небе. Его не спутаешь с облаком. Это знак тревоги. Дело в том, что самооборона Чёрных Пастухов была на высоте. Воинственные горцы, прежние обитатели башен, покинули эти места, но обещали вернуться.

Пипер был уже немолодым, но ещё вполне крепким коренастым мужиком с лысиной, которую, наподобие всё той же полоныны (общее название пастбищ, вроде того, с которой вернулся он — слово, оставшееся от прошлых хозяев этих мест), обрамляли жидкие русые волосы, плюс глаза немного навыкате и вислые усы при неопрятно побритом подбородке. Но, самое интересное — это прозвище, оставшееся за ним ещё со времён службы: Ссыкун. При этом, своей кличкой Пипер даже гордился. “Это не значит, что я трус, — говорил он. — У нас в когорте таких была четверть. Перед боем невольно напустишь прямо на сандалии не выходя из строя. Зато потом легчает и уже не страшно. А то, что колени мокрые и бздит, так я легионер не фея. От нас в походе и так, как от свиней пахло. А если кто не верит, может проверить сам.” И недвусмысленно клал руку на рукоять короткого меча в грубых деревянных ножнах, давая понять, что проверять нужно не запах, а смелость.

С Джугой было ещё интереснее. Очень высокий, худой с копной седых волос, собранных на макушке в “дульку”, схваченную обрезком дикой лозы, и длинной белой бородой. Всегда в одной и той же серой тунике до колен, с накинутым на плечи плащом из бараньих шкур. Кажется, старый, но таким старым он был всё время, что односельчане его помнили. А помнили они его, кажется, всегда. Одного вспомнить никто не мог — откуда взялся Джуга? Он, то ли спустился с гор, когда первые ветераны поселились тут. То ли уже жил здесь в это время. В руке он крепко сжимал узловатый деревянный посох, разделяющийся на вершине, в подобие растопыренных деревянных пальцев. А за его длинным шагом неизменно поспевал огромный белый волкодав. Джуге бы ещё широкополую шляпу, вместо остро пахнущей бараньей шапки, и он сошёл бы за странствующего мага. Если бы в посёлке кто-то знал, как должен выглядеть такой субъект. Как и почти все в посёлке, Джуга был пастухом. Но при этом выполнял функции и старосты, и кого-то вроде служителя культа. Правда, не совсем понятно, какого. Ведь официального священника Бога Милосердного в Пастухах пока не было.

— Что случилось? — спросил Пипер у стоящего возле ворот посёлка седовласого великана. — Горцы вернулись? Кто зажег огонь?

Джуга отрицательно помотал головой и почему-то указал не в сторону перевала, в который упиралось ущелье, а вниз, в сторону долины. Чёрный дым из сигнальной башни поднимался где-то за его спиной.

— Я сам зажег огонь, — спокойно и с достоинством сказал он. — Люди идут из долины. Прямо сюда.

— Из долины? — удивился Пипер. — Может это торговцы? Но уже поздняя осень. Что им тут делать?

— Не торговцы, — отрицательно покачал головой Джуга. — Казаки. Три коша.

— Вольный народ? — опять переспросил Пипер.

Хотя прекрасно знал, кто они такие. Батраки и поденщики без собственной земли, которые кочуют семьями на своих повозках-кошах от посёлка к посёлку, по всей Империи в поисках работы. Часто живут прямо в этих домах на колёсах. Приходят, когда хотят. Обычно, нигде подолгу не задерживаются. Не дольше нескольких лет. Или пока есть работа. Такие ребята могут быть достаточно опасны. Они в состоянии постоять за себя. Как правило, вооружены простыми, но надежными арбалетами — оружием простолюдинов. И заточенными с одной стороны короткими мечами-скрамасаксами, больше похожими на ножи-переростки. Казаки могли сбиваться в курени — группы из нескольких кошей. Последние годы курени насчитывали десятки повозок и могли быть угрозой даже для мелких баронов.

— Да, — кивнул Джуга. — Но с ними ещё кое-кто. Человек в чёрном плаще и женщина-лиса.

Последнее Пипер не понял и, почесав небритую щёку, спросил:

— Ну и что? Может маршал пожаловал? Они чёрные плащи носят. Но казаки — да. Не понятно. Что они тут забыли? Урожай уже собран. Рабочие руки не нужны. Да мы и сами справлялись.

Джуга молча покачал головой и посмотрел в небо, где кружил чёрный ворон.

Когда курень приблизился к стенам Чёрных Петухов (ой, Пастухов), большинство жителей посёлка уже были за его стенами. И на. Перед воротами его встречала небольшая делегация во главе с Джугой и Пипером.

Но никакого человека в чёрном видно не было. На передней повозке рядом с обыкновенным казаком-возницей сидела только девушка, на плечах которой лежал воротник из лисьего хвоста.

В этот момент раздалось хлопанье крыльев, и все увидели, как из-за изгиба стены посёлка вышел человек в чёрном плаще и, спокойно, держа руки в чёрных перчатках на виду, двинулся в сторону собравшейся публики. Он встал так, что за его спиной оказались повозки, окружённые напряжённо смотрящими и уставшими с дороги людьми обоих полов и всех возрастов. Лошади, запряжённые в коши, при его появлении испуганно попятились.

— Всем здравствовать! — обратился человек к жителям Пастухов таким тоном, что это было похоже на приказ. — Меня зовут Верен. Это — моя жена Элис.

Он указал на девушку с лисьим хвостом.

— Я прибыл, чтобы занять свою землю, выделенную мне Империей, как её слуге, выполнившему свой долг. Как и каждый из вас.

Тёмный плащ был запахнут на его груди, защищая от стылого осеннего ветра. А капюшон скрывал лицо комиссара. Правда, наверно, уже бывшего. Так как серебряного браслета нигде видно не было.

— А кто эти люди? — спросил Пипер, указывая на повозки за спиной ворона.

— Эти люди будут жить на моей земле, — ответил Верен.

— А где служил наш брат по оружию? — Пипер перешёл на нарочито угодливый саркастический тон. — Я вот в Чёрном Легионе.

Пипер задрал рукав и показал татуировку с чёрным щитом, над которым были две скрещенные стрелы. Что означало не только принадлежность к определённому подразделению и его эмблему, но и род войск ветерана — лучник. Лучников копейщики, конечно, презирали, считая, что это трусы, что прячутся за их спинами и щитами, а всю тяжесть боя вытягивают они сами. Но реально это было не так, ибо тех же лучников часто посылали вперёд строя, и не каждый из них успевал укрыться от вражеского залпа за раздвинувшейся стеной щитов, даже когда подобный приказ отдавался. Но сам щит Чёрного Легиона внушал достаточное уважение.

— Там, где я служил, тебя не было, — отрезал Верен, даже не глянув на провокатора.

Он смотрел на Джугу. Джуга смотрел на руки, скрытые чёрными перчатками.

“Он служил в обслуге катапульт, — подумала Элис. — Руки обожжены горючей смесью из разбившегося в горячке боя кувшина, с которыми эти солдаты имеют дело. Поэтому и чёрные перчатки.”

“Наверно, он служил в обслуге катапульт, а руки обжёг во время стрельбы, когда заряжал одну из них кувшином с горючей смесью, — подумал Джуга.”

— Участки не такие большие, чтобы прокормить столько людей, — тихо, но веско сказал седой пастух. — На какой из них у вас грамота?

Верен оглянулся, будто в поисках чего-то на склонах ущелья.

— Вон тот, — и он указал в сторону кривой чёрной башни, прозванной Чёртов Палец. В значении, понятно, не того пальца, которым в носу ковыряются.

Башня эта только на первый взгляд казалась неустойчивой. Расположенная высоко по склону, она была высечена прямо в скале, которой и был этот “палец”. Причем, порода отличалась от всех других скал в округе. Была необычно чёрной. И скала эта, вроде как, просто торчала из земли, расчищенная от других пород ветрами и дождями. В этой башне никто не селился. Во-первых, из-за страшных сказок, с ней связанных. А, во-вторых, считалось, что эта земля общинная. А в какой-то необозримой перспективе — баронская. Когда медлительная рука имперской бюрократии наконец дотянется до этих мест.

— Но это общинные земли, — возразил Джуга.

— А вы староста? — спросил Верен.

— Что-то вроде того, — ответил пастух. — У нас уклад старинный. Есть община, староста, дружина. Помогаем друг другу, защищаемся дружно. Судим своим судом. Я — староста. Пипер — начальник дружины.

Он указал посохом на бывшего легионера.

— Так жили люди давным-давно.

— А теперь я ваш барон, — сказал Верен, — Там моя земля. А люди со мной будут помогать её возделывать и защищать.

— А грамотку, грамотку можно посмотреть, — тем же противным тоном прогнусавил Пипер.

— Вот грамота, — Ворон достал из-под плаща медный тубус в полторы пяди длинной.

Раскрыл его и протянул свернутый пергамент Джуге. Пипер шагнул вперёд и выхватил свиток из руки Верена. Брезгливо кривясь, он сделал вид, что читает, а потом неожиданно легко разорвал кусок выделанной кожи.

— Нет документа, нет барона! — расхохотался он. — Нам лорды не нужны. А землица как раз пригодится. Ступай, господин, за новой грамоткой.

Верен ничего не ответил. Он распахнул плащ, под которым на серебряной цепочке висел баронский орден в виде трёхлучевой звезды. Не снимая перчаток, правой рукой достал из-за пояса изогнутый волшебный жезл, и навёл его на Пипера. Грянувший гром эхом прокатился по ущелью. Сельчане мигом побросали рогатины, которые всё это время сжимали в руках и, ослепшие от вспышки, инстинктивно прижались к земле. Остался стоять только Джуга, чью одежду забрызгала кровь из расколотой, словно орех, головы командира дружины. Пёс у его ног тоже не сдвинулся с места. Только глухо зарычал.

— Это не та грамота, — сказал Верен, пряча жезл за поясом и доставая из складок плаща другой кожаный свёрток. — Перепутал.

— Вот, — и он протянул новую грамоту Джуге.

Джуга с поклоном принял её.

— Какой герб у нашего барона? — осведомился он у Верена.

— Чёрный ворон, летящий на восток, — ответил барон.

“Орк ятаганом красен.”

Народная мудрость.

Кто-то мог бы сказать, что Туманные горы — это и не горы вовсе. А так, предгорья действительно большого горного массива, растянувшегося на многие и многие дни пути, и в разных своих частях имеющего разные названия. А Туманными они названы потому, что теплый воздух с южного моря упирается здесь, в пусть сравнительно небольшие, но всё же вершины. Образуются облака, туман, летом выпадает много дождей. Зимой — снега. Люди пасут скот, охотятся в лесах. Этот грубый народ пока ещё живёт вольно. Баронов здесь почти нет. А поскольку здесь селят отставных легионеров — каждый считает себя частью Империи. Частью чего-то большего. И на «прямой связи» с правителем. Люди требуют к себе особого отношения.

Впрочем, жизнь здесь не сахар. Места такие-же суровые, как и люди. Никто не отменял набегов горных племён, лишь формально подчинённых Империи. А особенно жизнь не кажется легкой прогулкой, когда сидишь в холодной башне, высеченной кем-то в чёрном камне.

Её ещё долго придётся обживать. Восстанавливать каменную ограду, возводить хозяйственные постройки. А пока барон с баронессой не брезговали жить в одном помещении вместе со своей челядью, набранной из встретившихся в дороге казаков. Роль забора выполняли выставленные полукругом коши, образующие что-то вроде небольшого внутреннего двора. Скот разместили на первом этаже башни. А все люди поселились на втором, где нашлась выдолбленная в скале печь.

Прошло не так много времени с приезда Верена, и вот одним поздним вечером, в то время, когда все домочадцы собрались на втором этаже, снизу постучали.

Все мгновенно замолчали. Верен и Элис посмотрели друг на друга. Люди невольно оглянулись в поисках того, кого нет, и кто мог бы остаться на улице в столь поздний час. Но нет, все дома. Однако, это был отчетливый стук в дверь снаружи.

В наступившей тишине Верен встал и не спеша спустился на первый этаж. Даже напуганный его присутствием скот предпочёл промолчать в этот ответственный момент. Ворон подошёл к двери. Ещё раз прислушался к звукам снаружи. Вроде тихо. Взявшись одной рукой за рукоять своего меча, другой он отодвинул засов и приоткрыл тяжёлую деревянную дверь. “Никого” — так показалось ему в первые секунды. Но тут он заметил маленький свёрток, лежащий на пороге. Вначале, он просто не обратил на него внимания. Осторожно подняв комок из каких-то шкур, Верен поднёс его к свету, льющемуся со второго этажа, и приоткрыл одну из складок. Оранжевый луч упал на маленькую головку и крохотные ручки спящего младенца. Приглядевшись, Верен обнаружил заострённые ушки и бледную, но явственно зелёную кожу малыша.