Вскоре начался дождь, быстро превратившись в сильный ливень. Однако через два часа после полуночи такой порыв ветра обрушился на башню, что воин проснулся и схватился за меч, который всегда лежал рядом с ним.
Но тут же выпустил его, поняв причину испуга.
Тарлах быстро встал и подошел к ближайшему закрытому ставнями окну. В ставне сделано специальное маленькое окошечко для наблюдений, но в него ничего не видно, кроме сплошной черноты.
Вспыхнула ослепительная молния, все вокруг залилось ярким светом, фальконер торопливо закрыл глаза, потом закрыл и окошечко, потому что через него брызнул каскад дождя.
Тарлах вернулся к кровати и лег. Но не мог уснуть, потому что мешали удары капель о крышу, непрерывные вспышки молний и грохот грома. Прислушиваясь к буре, командир наемников подумал, что не он один сейчас благодарит толстые и надежные стены крепости.
Должно быть, в какой-то момент он все таки уснул, потому что пришел в себя, оттого что Бросающий Вызов Буре нетерпеливо и не очень нежно тянул его за руку своим жестким острым клювом.
Тут Тарлах услышал стук, едва пробивающийся сквозь шум снаружи.
Он соскочил с кровати. Ему было достаточно света от гаснущего в очаге огня, и поэтому он не стал зажигать свечу. Птица не предупреждала его об опасности, просто будила, поэтому он подошел к двери и распахнул её.
Уна! Одета, как днем, в руке у неё свеча, её пламя дрожит, хотя она прикрывает его рукой. Глаза у неё широко раскрыты и лицо слишком бледное, чтобы объяснить просто временем суток и недостаточным светом. Тарлах увидел, что в рукав женщины вцепилась Брейвери.
Фальконер впустил Уну и плотно закрыл за ней дверь.
— Миледи, что случилось? — Он даже не подумал задать обидный вопрос, не испугала ли её буря.
— Она приходила ко мне. Моя сестра. Вторая Уна. Он почувствовал, что сам побледнел. Хотя в комнате холодно, он стоял обнаженный по пояс, забыв, что хотел накинуть плащ.
— Сюда? — прошептал он. Она кивнула.
— Да. Она говорит, что может свободно появляться в любом месте Древних.
Он усадил Уну в одно из двух кресел.
— Что ей нужно?
Уна глубоко вдохнула, чтобы успокоиться.
— Я не ложилась, составляла отчет о сборе урожая и занималась другими делами, которые запустила. И уже собиралась ложиться спать…
— Ты была одна? Она кивнула.
— Не считая Брейвери. Я часто работаю допоздна и всегда отпускаю служанок.
— И тогда она пришла? — Да, уже вышла из своего прохода, когда я поняла, что он образовался, и очень торопилась. Оказавшись здесь, она сразу же рассказала о причине своего прихода. Сначала она говорила о своей сущности, потом подтвердила то, во что верят многие: в нашем мире некогда яростно сражались силы Света и Тьмы. После страшных разрушений силы Тьмы наконец были побеждены. Не совсем, но все же удалось восстановить равновесие жизни и заточить тех многочисленных слуг Тени и Тьмы, которых не смогли уничтожить.
— Скажи, какова была роль второй Уны в этой войне?
— Она всего лишь её отдаленная жертва. — Уна вздрогнула, но не от холода. — В определенном смысле ты оказался прав относительно нее. Она это я, вернее я, какой была бы, если бы Тень никогда не нашла дорогу в этот мир. Но она не завершена. У неё нет материального тела, нет существования ни в нашем времени, ни в каком другом.
Уна прикусила губу, стараясь сохранить самообладание в присутствии этого человека: опасалась, что он возмутится малейшими проявлениями слабости и истерии, хотя испытывала и жалость, и страх.
— Она приняла свою роль и была ею довольна… Она только надеялась, что со временем её ждет лучшая участь, но наш мир постоянно меняется так, что она больше не испытывает удовлетворения. Старое равновесие сил нарушено. Не только в Высоком Холлаке, но по всему нашему миру проснулось то, что долго спало. Она говорит, что у нас осталось очень мало времени, так мало, что она опасается за само существование жизни.
Она увидела, как напрягся Тарлах, поняла, что он собирается сказать, и резко опередила его:
— Уна хочет соединить свою душу со мной, чтобы она стала частью меня, а я — частью ее…
— Нет! Женщина нетерпеливо покачала головой, заставляя его замолчать.
— Для неё это жизнь, к которой она так стремится, а я получу знания и ключ к Силе, которая, как она говорит, заключена во мне.
— Уна, ты не должна…
Пальцы его впились ей в плечо так, что она поморщилась, хотя даже не вскрикнула. Он, казалось, даже не заметил этого.
— Уна, что ты ответила? Владелица долины опустила голову.
— Я хотела согласиться. Она так страстно умоляла, но я испугалась. Что-то в глубине меня восставало против самой этой мысли. Я боролась с собой, со своим эгоизмом, но не могла заставить себя дать согласие.
И тут на меня напала Брейвери. Всей силой своего сознания и всем телом она выгоняла меня из комнаты, толкала сюда, к тебе. Тут я вспомнила данное тебе обещание и сказала Уне, что не могу сразу принять такое решение, основываясь только на чувствах и возбуждении, что я должна все взвесить, успокоиться и подумать.
Она рассердилась, назвала меня малодушной, ложной подругой, говорила, что я должна смотреть жизни в лицо. У меня есть оружие, но я не умею им пользоваться, оно вечно в ножнах. А потом она… она бросилась в свой проход и исчезла.
— Слава Рогатому Лорду! — прошептал Тарлах.
Он понял, что у него дрожат руки, и торопливо спрятал их. Тупо подумал, что был слеп, намеренно слеп, но эта страшная опасность заставила его прозреть. Теперь он знает, что значит для него Уна из Морской крепости. Он не просто хочет насладиться её прекрасным телом. Ему нужна эта женщина как спутница жизни, он должен беречь и охранять её, становясь все ближе ей, вся его оставшаяся жизнь должна принадлежать Уне.
— Уна, это предложение Тьмы. Если бы ты согласиласъ, поддалась, ты погибла бы навсегда, погибла бы… как твоя сестра.
— Нет! Она не…
— Может быть, не она сама. Но тень бывает очень соблазнительной. Подумай, что она предложила. Разве не такова была судьба наших женщин в древности? Они тоже потеряли свою индивидуальность, стали просто продолжениями кого-то другого. — Он помолчал, потому что голос его задрожал, выдавая охватившие фальконера чувства. — Неважно, с какой целью она об этом просила. Каждое существо уникально. Все, что уничтожает эту индивидуальность, что ограничивает или ухудшает мысль, волю, душу, угрожает самому основанию жизни, её величайшей силе, её ядру. Твои великодушие и верность едва не завлекли вас обеих в ловушку, которой вы не заслуживаете и которую для вас создали.
— И она тоже? Ты действительно в это веришь? После всего сказанного?
— Если вы с ней одно, я не могу поверить, что она намеренно увлекала тебя к черному Злу.
— Благодарю от её лица, — негромко сказала Уна. Она подняла голову и посмотрела на него. — Больше, чем жизнью, я обязана твоему здравому смыслу. И ещё Брейвери.
— Не забудь и собственный здравый рассудок. То, что в глубине твоей души протестовало против её предложения, совсем не трусость, леди.
— Может быть, хотя это и не разум. Ты думаешь, она права? Относительно того, что нарушено древнее равновесие и у нас осталось мало времени? У тебя больше опыта общения с Силой, чем у меня. Руфон мне рассказывал, как ты многое потерял из-за этого в боях с всадниками-оборотнями. Это правда?
— Да, правда, — коротко ответил он. — А что касается остального, не знаю, леди. Да, высвободилась огромная Сила, могу подтвердить, что она проснулась, но сказать больше… — Он пожал плечами. — Человек не может прочесть будущее.
— Может, это и к лучшему. Женщина встала.
— Я много отняла у тебя времени, птичий воин, но я считаю, что ты должен все это знать.
— Меня зовут Тарлах, — промолвил он устало, словно признавая поражение.
И хмуро посмотрел на дверь.
— Если бы ты была лордом, владельцем крепости, после таких событий я не позволил бы тебе выйти из этой комнаты ночью.
— Я не могу остаться, — мягко возразила Уна.
И правда. Даже здесь хватает злых языков, а многие взоры всегда устремлены в сторону псарни. Лорд может позволить себе много такого, что не позволено женщине, если она не хочет потерять уважение своих людей. Сам он, Тарлах, если и нарушит обычаи и вызовет недовольство своих людей, все же сохранит командование отрядом. С Уной все обстоит по-другому. Ее имя должно оставаться незапятнанным, иначе её авторитет сильно упадет. В такие времена, когда Морская крепость больше всего нуждалась в предводителе, когда необходимо единство, этого допустить нельзя.
Да и его собственное положение пострадает от скандала. Если слухи дойдут до других отрядов, фальконеры не станут улыбаться, а объяснения не принесут ему ничего хорошего. Обнаружится его встреча с этой другой Уной, и фальконеры сочтут, что он их обманул.
— Оставь свою дверь приоткрытой. Бросающий Вызов Буре и Брейвери сообщат мне, если она сделает вторую попытку.
— Ты считаешь, что Уна может заставить меня силой?
— Надеюсь, что нет, но отчаяние или глубокое разочарование многих заставляло совершать поступки, на которые они обычно не способны, — и добрые, и злые. У тебя есть амулет Ганноры? — Есть. Подарок матери.
— Надень его, если сейчас он не на тебе. Не знаю, что захочет для тебя сделать Леди — ведь твоя духовная сестра все же не от Тьмы, но нельзя упускать ни малейшей возможности защититься.
— Амулет на мне.
— Хорошо.
Он посмотрел на нее. Она казалась такой хрупкой и уязвимой в мигающем свете, что ему захотелось обнять её, утешить, защитить.
Но он только протянул руку и легко коснулся пальцами её щеки.
— Благодарю тебя за доверие, Уна из Морской крепости. Я докажу, что достоин его, даже если придется лишиться жизни ради твоей безопасности.