147 год, начавшийся с отхода хамраковской армии от Фортейдена и с Хафродугского сражения, завершился. За это время Ульриг и Кельзан успели потерять власть, один – из-за собственной безалаберности, другой – из-за слабости; принц Удгерф стал королем; Халхидорог – комендантом нового города, названного им Осерд; а все жители планеты постарели на год.
Летом 147-го скелеты, возглавляемые талантливым полководцем Сакром, заняли западные территории Королевства Трех Мысов. Основные армии людей находились на востоке, в погоне за войском отступающего бессмертного, и Иоанну пришлось смириться с потерей двух городов. Правда, лорд Толокамп предпринял несколько попыток атаковать скелетов ополчением, но потери оказались столь велики, что лорд был вынужден отступить.
Сакр меж тем обустраивался, обнес захваченные города крепкими стенами и даже выписал из Скелетора библиотеку.
Ворота медленно отворились. С десяток всадников-скелетов заехали во двор, а вслед за ними, громыхая, вкатила крытая телега. Кони без поводьев беспрекословно слушались своего кучера. Стоило скелету взмахнуть рукой, как они замерли. Всадники стали спешиваться. Кучер соскочил с козел.
Приезжих обступили, сдернули. Один из скелетов сдернул с телеги покрывала. Под ними лежали аккуратно сложенные, обернутые в листы пергамента книги. Скелет взял толстый фолиант, любовно погладил его дорогой кожаный переплет:
– Его разумность останется доволен. Тут столько книг – за десять лет не перечитать.
– А я за жизнь прочел лишь двенадцать книг, – с завистью отозвался другой скелет.
– О, среди остальных народов ты бы уже считался книгочеем. Вы представляете – многие из них даже не знают, что такое буквы! Они не знакомы с печатным словом.
– Мне жаль их, – покачал головой кучер.
За разговорами скелеты начали разгружать телегу, любуясь роскошными фолиантами, бережно передавая их с рук на руки.
Сакр смотрел в окно на привезенную библиотеку. Солнечный свет выпукло обрисовывал его высокий лоб, выдающиеся вперед дуги челюстей и ровные белые зубы. Золотые искры лучей дрожали на гранях драгоценных камней, украшавших пальцы полководца. Длинные зеленые волосы изумрудным дождем низвергались на позолоченные наплечники. Сакр, как военачальник, носил доспехи и так привык к ним, что не снимал даже в мирное время. Впрочем, несмотря на то, что нападение лорда Толокампа было отбито, в окрестностях по-прежнему шалили низшие и появлялись шайки озлобленных ополченцев.
Сакр обернулся к сидящему в глубине комнаты скелету. Внешность у того была самая обычная, если не считать, что впереди недоставало одного зуба. Одет он был гораздо беднее закованного в латы полководца. Однако его в Скелеторе знал каждый, ибо то был знаменитый философ Сакена.
– Посмотри, сколько книг, Сакена!
– Книги – свет жизни, – кивнул мудрец. – Через них мы можем узнать то, чего никогда не увидим.
– Я понимаю, что знаниями мы поддерживаем свой интеллект, а, следовательно, и жизнь. Однако ответь, Сакена, зачем нам знать то, чего мы все равно никогда не увидим?
– Неведомо, куда заведут нас поиски нашего пытливого ума, а потому нельзя с уверенностью сказать, что мы точно не столкнемся с какой-либо вещью, сколь бы необычна она ни была. Пока мы живем, мы можем побывать везде и познать все сущее.
– Но что будет, когда для нас не останется тайн? – поинтересовался Сакр.
– Смерть. Мы умираем, когда начинаем считать, что познали все на свете, когда перестаем удивляться.
– Значит, читая книги, мы тем самым приближаем свою кончину?
– Да, ваша разумность.
– Сакена, ты веришь в вечную жизнь?
– Если разум вечен, то да. Однако мы умираем, когда ум наш слабеет и уже не в состоянии поддерживать работоспособность тела. Из этого следует, что разум так же дряхлеет, как и все остальное. Значит, он смертен и вечной жизни нет.
– И тебя это не пугает?
– Нет. Таков закон природы, а кто осмелится спорить с природой, которая дала нам всем жизнь и разум? Только тот, кто обижен на нее. Жизнью наделены в равной степени все. Выходит, обиженным на природу может быть только наделенный недостаточным количеством разума – безумец, глупец. Только лишившийся рассудка может идти против смерти.
– А как же бессмертные?
Сакена подался вперед и тихо спросил:
– Но кто сказал, что бессмертные не смертны? Просто смерть на некоторое время дала им отсрочку. Вот и все…
День в Верторе, столице Королевства Трех Мысов, выдался погожий. Ласковое море обнимало пристани, качало людские корабли. Острые мачты и шпили дворцов с наслаждением впивались в необъятный простор голубого неба. Вода была изумрудно-золотистой от растворенных в ней лучей солнца.
Лорд Толокамп сидел, глядя на сгорбившегося Иоанна. Король некоторое время без интереса рассматривал разложенные на столе бумаги, потом произнес:
– Теперь точно конец.
Словно ожидая этой фразы, лорд Толокамп оживился:
– Не надо, ваше величество. Пусть скелеты захватили часть западных земель, зато на востоке все идет прекрасно. Армия лорда Карена выдворила гхалхалтаров за пределы королевства. Хамрак окопался на Парзийском полуострове и оттуда нам не опасен.
– Однако этот полководец…
– Сакр, – подсказал лорд.
– Да, этот Сакр на подступах к столице.
– Будьте уверены, он не решится на поход и осаду города. А если даже подобное произойдет, то у нас две тысячи гарнизона. Уж коли мы выдержали борьбу с Хамраком, то Сакра отобьем.
– Возможно, – словно нехотя согласился Иоанн.
– Вне всякого сомнения! За солдат гарнизона я могу поручиться, как за самого себя. Каждый из них рад положить свою жизнь за вас и за отечество.
– Боюсь, что скелеты вскоре предоставят им подобную возможность, – мрачно процедил король.
Каждый день монарх вызывал Толокампа к себе, однако, когда лорд приезжал, оказывалось, что никаких дел для него нет. Иоанн молчал, делая вид, что занят. Тогда Толокамп, желая развеять гнетущее настроение молодого правителя, начинал разговор о хорошем положении дел. Иоанн спорил и утверждал, что настал конец. Так проходили дни, недели, 148 год.
Толокамп понимал – надо что-то изменить, но как это сделать, не знал.
Лишь на второй месяц зимы, когда скелеты разбили ополчение, он послал гонца к лорду Карену с повелением повернуть армию, дабы расправиться с Сакром. С того времени Толокамп жил ожиданием войска.
Лорд вернулся от короля. Отобедав, он по своему обыкновению вышел на террасу, подышать свежим воздухом и полюбоваться видом залива. С криками носились над лазурными волнами чайки. Дрейфовали лодки рыбаков. Иногда из-за отрогов зеленых скал, скрывавших шумный порт, выныривали большие торговые корабли. Толокамп ел фрукты и наблюдал, как их паруса тают в дали.
Сзади подошел слуга и, наклонившись к уху господина, деликатно произнес:
– Гонец от лорда Карена.
Толокамп встрепенулся:
– Просите сюда.
Слуга кивнул и удалился. Лорд отложил желтый ломтик дыни и уставился на линию горизонта. Интересно, какие вести привез посланник? Где сейчас Карен, и как скоро он будет в Верторе?
Прилетевший на драконе гонец оказался дородным детиной с большим красным лицом и лихо закрученными усами. Не отрывая глаз от горизонта, Толокамп спросил:
– Когда мне ждать лорда Карена с армией?
Гонец кашлянул, посмотрел на море, взглядом проследив за молниеносным полетом чайки, и ответил:
– Лорд Карен передает вашей милости, что, к сожалению, не может прибыть с войском в столицу, ибо на востоке существует опасность вторичного нападения гхалхалтаров. Посему лорд выслал только вспомогательный отряд в тысячу ратников.
– Зачем он мне, этот корпус? Мне нужны силы, чтобы разбить Сакра, а для защиты войск у меня и так хватит. Где вся армия, я спрашиваю?
– Рассредоточена по восточным крепостям. Значительная часть находится в Грохбундере.
– Какого черта они там делают, когда враг здесь, на западе, под самой столицей?
Гонец пожал плечами:
– Не имею чести знать. Я только исполняю приказание главнокомандующего…
– С каких пор лорд Карен стал главнокомандующим? – закричал лорд Толокамп. – Или он забыл, что верховным военачальником является король Иоанн?
– Прошу прощения, я хотел сказать, что исполняю лишь приказ командующего.
– Все, иди. Завтра же полетишь к Карену и передашь ему, что если он не явится с войском, то будет отстранен. Я сам поведу солдат в бой.
– Слушаюсь, ваша милость.
Солнце не спеша огибало отроги гор, косыми лучами скользя по зеленым склонам. Сакена остановился на вершине. Не обращая внимания на сильный ветер, он всматривался вдаль. Там, внизу, за несколькими более отлогими скалами лежало синее зеркало моря и отражались в нем пушистые белые облака и яркое светило, и голубое небо.
Вдруг скелет обратил взор совсем близко от себя – крадучись к нему подбирался странный обросший человек, облаченный в лохмотья.
– Кто ты? – спросил Сакена на людском языке.
Человек замер в растерянности. Скелет заметил у него в руке нож.
– Брось. Уж коли я заметил тебя, оружие тебе не поможет.
Оценивая свое положение, бродяга не двигался. Вдруг он улыбнулся. Сакена уловил его взгляд и быстро обернулся. Удар пришелся мимо – топор бессильно врубился в камень. Философ схватил нападавшего за руку. Увидев холодные, жесткие пальцы скелета, сомкнувшиеся на запястье, человек вскрикнул и от неожиданности выронил оружие. Сакена оттолкнул его и обернулся к его приятелю с ножом. Бродяга был уже совсем рядом. Размахнувшись, он ударил философа в грудь. Для любого существа подобная рана оказался бы смертельной, но у скелета лезвие прошло между ребер, не причинив никакого вреда. Забыв вытащить нож, человек в суеверном страхе отшатнулся. Сакена отступил, глядя на людей. Потеряв оружие, они стояли в нерешительности.
– Кто вы такие?
– Верторцы, – нехотя ответил первый.
– Вы хорошо деретесь, но забываете, что перед вами не человек. С такими, как я, нужна другая тактика, – Сакена извлек из ребер длинный нож и отбросил его в сторону.
Хозяин ножа хотел было поднять клинок, но философ предупредил его:
– Не надо. Если бы я хотел, чтобы вы взяли оружие, я бы сам подал его вам. А пока пусть лежит.
Человек пренебрежительно пожал плечами, но, помня короткую неудачную схватку, все же остался на месте.
– Скажите, все верторцы отличаются подобной агрессивностью?
Обладатель топора опустился на камень:
– К сожалению, не все.
– Хотите прогнать нас отсюда?
– Как не хотеть!
Сакена покачал головой, тоже присел:
– Зачем вам делать это? Зачем вам вообще нужны эти земли? Вас все равно мало, и они вам не впрок.
– Это уж не ваше дело решать, что нам надо, а чего нет.
– Как философу, мне непонятен мотив, подвигший вас с лордом Толокампом идти на войну.
– Мы защищаем отчизну.
– Что? Отчизну? – Сакена рассмеялся. – Но ответьте, что такое отчизна?
– Наши дома, семьи…
– Подождите, дом – это дом, семья – это семья. Какая же тут отчизна? Что это? Только слово. Не более. Согласен, слово довольно весомое, но лишь оттого, что такие, как вы, придали ему столь громоздкий и всеподавляющий смысл.
– Что же родины, по-твоему, не существует, скелет?
– Бесспорно, она существует. Однако вчера эти земли принадлежали вам и вы считали их своей родиной, а сегодня они мои и это уже моя родина.
– Родина, это то, о чем думаешь, а не просто земля.
– Думайте об этих горах сколько угодно, но зачем сражаться за них, если это "просто земля"? – поинтересовался Сакена.
– К чему ты клонишь, скелет? Хочешь переманить нас на свою сторону? Шалишь, не выйдет.
– А кто сказал, что я хочу изменить ваши взгляды. Зачем мне это? У меня и без того много учеников и единомышленников. Я могу прожить и без вас.
– Тогда зачем ты завел весь этот разговор?
– Хочется посмотреть, насколько вы глупы.
– Ну ты! – один из людей вскинулся, но Сакена жестом руки остановил его:
– Спокойно. Я не думал вас оскорблять.
Однако человек уже схватил нож и ринулся на философа:
– Давай, кончим его. Чего он тут разболтался!
Сакена вскочил и отпрыгнул в сторону.
– Знайте! – закричал он, сбежав с вершины. – Я всю свою жизнь только тем и занимался, что разменивал чистый разум на опыт, а, когда стал мудр и опытен, понял, что глуп. Вы стремитесь достичь счастья через объяснение загадок мира, ибо то, что известно – неопасно. Однако вы не замечаете, как в своем стремлении упрощаете мир, подстраиваете его сложные законы под свои нелепые теории. Вы постановили, что земля плоская, и успокоились на том, но никому не пришло в голову – отчего воды Мирового океана не сливаются вниз, а остаются на месте, – Сакена взглянул на небо. – Вы сказали, что солнце кружится вокруг земли, но не указали, какие силы движут им! Вы утвердили существование Бога, но не дали ему ни одного точного определения!
– Не смей сквернословить! Убирайся, богохульних! – люди неистово замахали оружием и собирались было кинуться вслед за скелетом, но Сакена решил не рисковать.
Лишь спустившись с горы в ложбину, он замедлил шаги.
Лорд Толокамп находился на террасе. Стоял летмес, было жарко. Многие теплолюбивые растения расцвели, покрыв склоны окрестных холмов белыми, желтыми, розовыми цветами. Их тонкие ароматы витали над заливом. Лорд откинулся на плетеную спинку бамбукового кресла и наслаждался свежим дыханием моря. Ветер обращал пронзительные крики чаек в мелодичную песню…
Вдруг на террасу вбежал озабоченный слуга:
– Ваша милость, его величеству плохо!
Толокамп приподнял голову. Он не удивился – Иоанну всегда нездоровилось.
– Ну и что?
– Похоже при смерти. Неровен час скончается.
Толокамп вскочил на ноги так, что бамбуковое кресло упало, метнулся к двери, обернулся и заорал на оторопевшего слугу:
– Коня! Быстрее коня!
Звеня шпорами, Толокамп ворвался в опочивальню короля, замер, с неудовольствием уставившись на толпившихся у постели вельмож. Они расступились перед лордом. Толокамп увидел запрокинутую голову Иоанна и тонкую, изогнутую шею в ворохе растрепанного воротника.
– Уйдите, оставьте нас наедине.
Сановники нехотя покинули опочивальню. Далеко они все же не ушли, а сгрудились у дверей: каждому хотелось услышать последнюю волю монарха.
– Вон! – не выдержал Толокамп.
Стражники поспешили закрыть дверь. В покоях остались только лорд Толокамп, Иоанн и скромный, седенький старичок – лекарь.
– Как он? Он нас слышит?
Лекарь пожал плечами:
– Думаю, нет.
Лорд присел на край кровати, согнулся над Иоанном и внимательно вгляделся в его спокойное белое лицо. Закрытые глаза, фиолетовые веки, серые губы. Королю ещё не было девятнадцати, и Толокамп подумал, как странно все устроено. Он больше чем в два раза старше Иоанна и, возможно, переживет его ещё лет на двадцать. Лорду вдруг показалось, что король уже умер, и он со страхом дотронулся до царственной руки. Она была холодной и безжизненной, но под тонкой кожей бился слабый, упрямый пульс.
– Вы можете что-нибудь сделать? – спросил Толокамп лекаря.
– Увы, я сделал все, что мог. Дал лекарство. Остается только ждать.
– Дайте ему еще.
– Нельзя. Иначе подействует, как яд.
Толокамп осторожно поднялся:
– Будем надеяться, Иоанн не умрет, ибо с ним погибнем мы все. Карен уже возомнил себя королем.
Сакр поднялся, оглядев собравшихся военачальников-скелетов. Их белые костяные лица казались равнодушными, но глаза, посаженные в разверстые глазные впадины, смотрели с интересом. Сакр оперся на край стола и подался вперед, отчего его наплечники вздыбились и сделались похожи на два обрезанных крыла:
– Король Иоанн при смерти. Наследника он оставить не успел. В лагере людей смута. Не знают, кого ставить правителем. Если так пойдет дальше, гордые лорды передерутся между собой. Мы должны собирать армию. Быть может, к концу этого года мы будем отдыхать в королевских садах в Верторе. Думаю, мы справимся. Кембир, сколько у тебя солдат?
– Две тысячи восемьсот двадцать один, включая шестьсот сорок пять магов.
– Я люблю тебя за пунктуальность, Кембир. Разум должен вбирать в себя даты, цифры и цитаты. Иначе он будет скользить по верхам, как косые лучи зимнего солнца. А много ли от них пользы?
– Много. Даже больше, чем вы можете себе представить, – раздался голос из темноты.
Военачальники обернулись к говорившему. Это был Сакена, который, не являясь полководцем, все же был допущен на тайный военный совет. Уважая ум философа, Сакр хотел отвести ему почетное место по левую руку от себя, но мудрец, отказался и занял скромное место в углу.
– Зимой солнце полезно как раз тем, что не греет. Если бы оно палило так же, как летом, то земля превратилась бы в пустыню.
Сакр хмыкнул:
– Ты как всегда прав, Сакена. Быть может, я подобрал не совсем правильное сравнение.
– Возможно.
– Итак, – Сакр вновь обратился к военачальникам, – лорды, наверняка, начнут междоусобную войну. Среди них есть наши союзники. Лорд Мальерон, который известил меня о тяжелом недуге Иоанна, также сказал, что готов со своими воинами влиться в наши ряды. Кроме того он обещал поднять против короля весь край. Нам остается только выступить.
Военачальники хранили молчание.
– Взглянем на карту. Ты, Кембир, со своим отрядом отправишься на север, к горам Великого Хребта. Там соединишься с лордом Мальероном, а затем двинешься к Вертору. Я в это время пойду по берегу и займу предместья Вертора с юга. Из Скелетора необходимо вызвать флот, чтобы блокировать столицу людей с моря. У них хороший гарнизон, но при полной осаде город долго не простоит…
Перед началом боевых действий Сакр решил объехать подвластные ему земли, дабы самому посмотреть на состояние дел и проверить готовность гарнизонов к войне. Путь полководца от южного побережья лежал на север, к горам Великого Хребта.
Кавалькада ехала медленно. Дорога была узкой и извилистой. Истерзанные временем скалы походили на гигантские ступени, неровными уступами уходящие на небо. Солнце в середине лета пригревало хорошо, но гордые пики, маячившие вдалеке, не снимали снежных шапок перед силой горячего светила.
Изо всех гор выделялась одна. Она была самой высокой и, возможно, раньше была ещё выше, но за несколько десятков локтей до своей вершины раскололась надвое. Западная часть склона осела, а восточная угрожающе накренилась, словно готовясь обрушиться вниз. Однако прошло уже несколько столетий, а каменная глыба по-прежнему покоилась на месте. Это была гора Донграт.
Сакена, который отправился в путешествие вместе с Сакром, внимательно вглядывался в её не правильные очертания. Философ всегда любовался природой и старался не пропустить ни одной детали. Прежде он не был в горах Великого Хребта, и потому они поражали его новизной. Пытливый ум скелета не мог успокоиться: едва он замечал таинственные пещеры, как взгляд его уже обращался на странное растение, а потом – на насекомое, забравшееся ему на руку.
Сакена уловил на склоне мимолетное движение – покатился камень. Философ с опаской уставился на скалу, но все было спокойно, как если бы ему померещилось.
– Что это?
Сакр пожал плечами, и его наплечники дрогнули:
– Должно быть, орк. Здесь они опаснее, чем на равнинах Скелетора, ибо умеют ловко прятаться. Надо быть осторожными. Иногда орки собираются в большие стаи и совершают дерзкие нападения.
– Думаю, наш отряд им не по зубам.
– Да, – согласился Сакр. – И пусть наш разум убережет нас от Великого Весеннего набега.
– Любопытно. Я много слышал об этом, но знания мои в этой области довольно сбивчивы.
– Я охотно расскажу, – кивнул полководец. – Низшие, живущие в этих горах, не имеют ни хороших полей, ни даже пастбищ. Поэтому единственный способ для них поддержать свое существование – это ограбить соседей. Каждый год, весной, когда сходят снега, они берутся за оружие и атакуют близлежащие земли. От этого страдает и Королевство Трех Мысов, и Экалорн, и даже могущественная Слатия. В прошлом году, когда я раздвинул границы Скелетора до Великого Хребта, для нас тоже появилась опасность вторжения этих бестий. Однако пока они не беспокоят. Во всяком случае весной орки не совершили ни одного крупного нападения.
– Может, они дают нам возможность обжиться и разбогатеть, а уж потом собираются грабить?
– О нет, – замотал головой Сакр. – Они слишком глупы для того, чтобы ждать, и слишком трусливы. Для них лучше синица в руках, чем журавль в небе. В том-то и дело, что они боятся обжитых территорий, где им могут дать отпор. Низшие атакуют лишь слабые районы, а потому сами всегда живут в нищете.
– Просто у них нет сильного правителя…
На вторую неделю Сакр достиг Скенамурии – самой северной из трех его крепостей. Она орлиным гнездом грозно восседала на вершине отвесной скалы, и добраться до неё можно было только по узкой дороге, на которой два всадника разъезжались с трудом. Правда, предусмотрительные скелеты для безопасности соорудили высокие перила.
У подножия скалы, в тени могучей крепости уже отстроился маленький городок. Дерева в округе не хватало, и потому все дома были одноэтажными, неказистыми, вылепленными из серой глины, которая попадалась на каждом шагу. Перед строениями раскинулись огороды из одной-двух грядок, на которых зеленели, наслаждаясь летним теплом, холодостойкие растения.
Кавалькада начала взбираться в гору. Подъем оказался крутым. Сакена был плохим наездником, и потому ему было страшновато, не чувствуя под собой ног, видеть рядом за перилами зияющую пропасть. Скелет предпочел из осторожности спешиться. Когда они достигли вершины, философ огляделся. Вид открывался превосходный: внизу крохотные домишки, а вокруг горы, которые походили на огромных пещерных драконов, изогнувших свои спины так, что выступили под каменистой морщинистой кожей неровные хрящеватые хребты.
Ворота крепости открылись, и скелеты проследовали внутрь. Вопреки ожиданиям, двор оказался довольно просторным. По краям его расположились длинные здания с плоскими крышами, на которых хранились припасы и сидели солдаты. Узнавая Сакра, они кивали головами и приветствовали командующего.
Навстречу полководцу вышел комендант крепости – старый скелет с пожелтевшим от времени черепом. На лбу у него виднелась крохотная дырочка, от которой по всему лицу шла тонкая, едва различимая трещинка. Этот след остался у коменданта с войны 118-го года, когда Скелетор впервые тщетно пытался занять западные земли Королевства Трех Мысов.
Сакр спешился и приветственно поднял руку. Комендант поклонился, приглашая полководца в основное здание крепости.
Двор стал постепенно пустеть. Солдаты расползлись по баракам, а военачальники уединились для обсуждения предстоящих наступательных действий. Сакена остался один. Осмотревшись, философ заметил скелета, сидящего на крыше одной из построек. Ветер наверху был сильный, однако сидящий не обращал на это внимания и, склонившись, занимался чем-то непонятным. Заинтересовавшись, Сакена двинулся к строению. Зайдя внутрь, он оказался в чистой, аккуратно прибранной казарме. Несколько солдат играли в шахматы, один читал. Сакена нашел лестницу и поднялся наверх. Крыша постройки находилась вровень с крепостными стенами, и оттуда были хорошо видны окрестности. Философ оказался как раз за спиной у скелета. Теперь он заметил, что перед сидящим стоит мольберт, а сам он, согнувшись, старательно разводит краски. Сакена медленно приблизился к художнику и взглянул на полотно. На нем была изображена разломленная пополам горная вершина. Сакена поднял глаза и увидел как раз напротив гору Донграт. Затем он вновь перевел взгляд на картину. Основные контуры горы угадывались, но философ подметил, что на картине западный склон получился чуть выше, чем он есть на самом деле, а восточный – темнее. Почувствовав присутствие постороннего, живописец обернулся:
– Вы, должно быть, только приехали?
– Да, – ответил Сакена.
Они замолчали. Художник не знал, стоит ли ему вернуться к прерванной работе или продолжить разговор.
– Твоя картина хороша, – наконец сказал Сакена.
– Правда?
– Да. Но в ней есть один серьезный недостаток: её автор не чувствует природы. Перед тем, как сесть за полотно, необходимо внимательно изучить объект изображения. Вот, например, ты задавался вопросом, почему гора раскололась надвое и почему именно западный склон просел, а восточный накренился?
Художник пожал плечами.
– Если бы ты сначала все проанализировал, то нарисовал бы вершину с математической точностью и никто бы не посмел сказать тебе, что Донграт выглядит не так. К тому же при дневном освещении, восточный склон должен быть светлее. И вот этот мазок явно лишен – там нет подобного выступа.
– Но это неважно. Гора настолько велика, что эту деталь можно выпустить из виду.
Сакена покачал головой:
– Подумай, Донграт не имеет такого выступа и, если ты его прибавил, ты исказил все изображение горы. А если так, то ты изменил и структуру всего мира. Более того ты ещё запутал остальных. Допустим, я не видел гору Донграт и тогда, посмотрев на твою картину, я бы поверил тебе и остался в полной уверенности, что этот выступ существует, а это не правда. Следовательно, мое представление о мире было бы ложным.
Художник удивился, но стер злосчастный мазок.
Двенадцать дней Иоанн находился между жизнью и смертью. Временами он приходил в себя, но потом вновь забывался. Лорд Толокамп переселился в королевский дворец и велел, чтоб ему постоянно докладывали о состоянии монарха. Сам он занялся разбором государственных бумаг.
Толокамп пробежал глазами очередную челобитную и, заслышав шаги, поднял изможденное, пожелтевшее от недосыпа лицо. В дверях показался слуга. Поймав на себе уставший сверлящий взгляд лорда, он, смутившись, поклонился и оповестил:
– Ваша милость, лорд Мальерон просит об аудиенции.
Толокамп кивнул. Слуга удалился, а через некоторое время в комнату вошел щуплый старик в поношенном темно-фиолетовом кафтане. Он опасливо огляделся по сторонам и, слащаво улыбаясь, приблизился к лорду Толокампу:
– Позвольте присесть.
– Пожалуйста.
– Спасибо за милость, – приторным голосом поблагодарил Мальерон.
Толокамп неприязненно уставился в ухмыляющееся крысиное лицо. Советник Иоанна прекрасно знал, что Мальерон, любимец царя Альфреда Черного, являлся сторонником гхалхалтаров и поддерживает связь с их союзниками – скелетами. Он помнил и то, как полтора года назад на совете лордов Мальерон призывал феодалов не давать людей в войско короля. Толокамп понял, что предстоит неприятный разговор и, смирившись с этим, равнодушно отложил бумаги в сторону.
– Как вы изволите знать, состояние нашего дражайшего монарха является не вполне удовлетворительным, – лорд Мальерон издал смешок. – Страна переживает отнюдь не лучшие времена. В моих владениях тоже неспокойно. Во имя спасения королевства я должен прекратить беспорядки, а посему беру из городского гарнизона сотню принадлежащих мне копейщиков и с ними возвращаюсь к себе.
– Извините, но вы не можете уехать сейчас, ибо король тяжело болен, и все лорды в эту минуту должны находится в столице.
– Тем не менее, лорд Карен, один из наиболее уважаемых людей королевства, находится далеко на востоке и, похоже, не стремится повидать своего тяжело больного монарха.
Голова гудела от недосыпа, и лезли всякие глупые мысли: когда Толокамп взглянул на до омерзения противное лицо Мальерона, ему захотелось ударить его. Однако он заставил себя размышлять трезво. Мальерон опасный враг, которого нельзя выпустить на свободу. Его надо удержать в Верторе во что бы то ни стало, а то натворит он дел с сотней копейщиков.
– Знайте, вы никуда не поедете. Это приказ. В противном случае вы будете арестованы, как изменник.
Лорд Мальерон удивленно поднял брови:
– Да будет вам известно, ваши действия незаконны.
– Пока король болен, я отвечаю за судьбу государства и извольте подчиняться! – рявкнул Толокамп.
Мальерон понял, что лучше не спорить, а потому, не дав ни утвердительного, ни отрицательного ответа, удалился.
Толокамп подпер голову руками. Надо хоть чуть-чуть отдохнуть. Нервы совсем расшатались. Зачем он кричал на Мальерона? Ведь это глупо: он все равно останется предателем.
Выйдя от Толокампа Мальерон помрачнел. Уголки его губ опустились – от улыбки не осталось ни следа. Увидев лицо лорда, слуга, подававший ему плащ, так оторопел, что едва не выронил одеяние на пол. Мальерон зло зашипел, накинул плащ на плечи и быстрыми шагами вышел во двор.
День был солнечный. Белоснежные мраморные статуи полыхали на свету. Их отражения грациозно дрожали в голубой воде фонтанов. Ровно подстриженные плодовые деревья расходились от дворца правильными рядами, между которых темнели тенистые аллеи. Солнечные лучи дрожали в листве и падали на молодые, стройные стволы, отчего те светились нежными, пастельными красками.
Однако Мальерон не обратил внимания на красоту сада. Быстро вскочив на поданного коня, он пришпорил его и вихрем вынесся из замка. В развевающемся плаще лорд походил на огромного ската. Он ещё отомстит тому, кто посмел наступить на него. Он ещё ужалит, ибо все равно гхалхалтары ворвутся в Королевство Трех Мысов и раздавят Карена, а скелеты займут Вертор. Тогда он посмотрит на гордеца Толокампа!..
Мальерон остыл и попридержал скакуна. Вокруг теснились серые дома с исписанными стенами; над головой развевались полотна простыней и чьи-то штаны; несколько чумазых ребят копались в куче мусора. Лорд поморщился: куда он заехал? Какие-то бедняцкие трущобы. Вдруг Мальерон заметил человека в кольчуге. Положив древко копья на плечо, солдат брел по улице, сурово зыркая на горожан. Завидев лорда, он приостановился и поклонился:
– Здравствуйте, ваша милость! Удачи вам в ваших начинаниях.
Мальерон улыбнулся, и его завитые седые усики вздернулись наверх:
– Ты, верно, из моей сотни?
– А как же, ваша милость. На вашей земле родился, так и умру за вас.
– Молодец, – от удовольствия лорд, расщедрившись, вынул из кошеля серебряный и подал солдату. – Выпей за меня.
– Непременно, ваша милость, благодетель вы наш.
Натешив свое самолюбие, Мальерон двинулся дальше. Вскоре он выбрался из бедняцкого квартала на хорошо известные ему центральные улицы.
Всю дорогу до своего небольшого, но роскошного дворца, лорд не мог забыть встреченного им копейщика. С такими солдатами хоть куда – не предадут. Лорд Толокамп запретил уходить из Вертора? Хорошо. Мальерон и его воины останутся в городе. Но, когда скелеты подступят к стенам столицы, берегись, лорд Толокамп. Твой гарнизон выступит против тебя.
Вертор всколыхнула весть о начале наступления Сакра. Пошел слух о том, что скелеты наскоком захватили Натур, самый крупный город к северу от столицы, и теперь двигаются прямо на Вертор. Волнение росло, и лорд Толокамп испугался. Он выслал конные разъезды. Дозорные доложили, что на самом деле под Натуром все спокойно, но жители видели отряды скелетов, которые, наводя ужас, бродили по равнинам.
Селяне загоняли скот, прятались в подполье, но враг, словно насмехаясь, не приближался, а держался на расстоянии.
Один человек из деревни Руналь, который ходил охотиться на горных коз, рассказал, что наткнулся в ущелье на нескольких порубленных людей. Через три дня с гор спустились двадцать оборванных, изнуренных человек. Некоторые были ранены и еле шли. Как оказалось, то были остатки толокамповского ополчения – самые стойкие, которые не пожелали сложить оружия, даже когда лорд бросил их и уехал в столицу.
– Скелетов много. Они выбивают нас с перевалов. Сейчас, почитай, все горы за ними, – со злобным ожесточением говорил один из ополченцев, худой, с дергающимся лицом. – Этак скоро они вниз ринутся. Столицу займут. – Ополченец постоянно сплевывал, словно пытался избавиться от горечи во рту.
Однако то была неискоренимая горечь – та, что стрелой поразила сердце и невытащенным наконечником засела там.
Сакр с основным войском двинулся к Вертору с юга, вдоль берега моря. Правая рука полководца, Кембир, с трехтысячным отрядом шел горными маршрутами, выбивая с перевалов стойких ополченцев.
Сакена, хорошо изучивший плодородные равнины низовья, решил, что ему будет полезнее путешествовать в горах. Философ попрощался с Сакром, выразив надежду, что они ещё встретятся в людской столице, и присоединился к Кембиру.
Кембир оказался военачальником, всецело преданным искусству войны. Обладая феноменальной памятью, он знал каждого солдата по имени и общался с ними, как отец с сыновьями. Каждый раз перед боем, сколь бы ни были малы силы противника, Кембир внимательно изучал позиции, раздумывал и, только найдя наиболее удачное решение, отдавал приказ. Как заметил Сакена за месяц боев они потеряли лишь двоих, и то один провалился в расщелину по собственной неосторожности.
По вечерам, когда войско останавливалось и солдаты отдыхали, Сакена и Кембир иногда садились вдвоем и говорили. Философ излагал свои взгляды на мир, а военачальник учил мудреца стратегии.
Сакена поднялся на край кратера. Позади него шумели солдаты. Было ещё не поздно, но Кембир велел устраиваться на привал, ибо место для этого было самое подходящее, а торопиться было некуда. Сакена рассматривал серый древний, растрескавшийся от старости склон. В расщелины набился песок. При сильном порыве ветра он вырывался наружу и вихрился, словно вулкан проснулся. Недалеко внизу валялся, уткнувшись лицом в твердый камень, человек. Одежда на нем легко трепетала, отчего казалось, что он шевелится.
Сакена отошел от края, направился к Кембиру. Военачальник снял шлем и тряхнул слежавшимися волосами. Завидев философа, он обрадовался:
– Еще одна вершина за нами. Итого тридцать четыре горы. Неплохо за сорок один день боев. Хотя и врагов-то нет. Пока я видел лишь пятьдесят шесть ополченцев. Вооружены они плохо, сражаться не умеют. У нас количественное преимущество в сорок три раза. Если так пойдет дальше, то скоро мы повернем на юг и осадим Натур. А оттуда прямая дорога на столицу.
– Похоже, люди ещё не показали нам свои самые острые клыки, – вставил Сакена.
– О, конечно, они у них есть. Например, дракуны. Ужасно противные твари. Против них – только магия. Однако самые опасные зубы у людей на востоке, за четыре месяца пути отсюда, а это очень далеко. Они не помогут, ибо тогда гхалхалтары займут Жоговенский и Пентейский мыса. А лорды вот-вот начнут делить королевство.
Философ задумался и наконец сказал:
– Кембрир, мы с вами присутствуем при историческом моменте. Помните вы, как могущественное Королевство Трех Мысов послало войско в Слатию и там двадцать лет назад воцарилась новая династия из пентейских лордов.
– Простите, это произошло восемнадцать лет назад.
– Как вы сказали, минуло только восемнадцать лет, и вот сильнейшее Королевство Трех Мысов распадается.
Кембир покачал головой:
– Нет, предпосылки к тому намечались уже ранее, а поход в Слатию – лишь отчаянная попытка дряхлеющего государства показать свою силу. Слатийцы же не сопротивлялись. Только один раз четырнадцатилетний царь Анатолий встретил лордов с отрядом в триста пятьдесят меченосцев. Но это же смешно! Разве можно это назвать войной?
– В любом случае, не каждый раз видишь падение такого большого королевства. Нам с вами повезло, Кембир, мы сможем изложить это в своих воспоминаниях…
– Ваша разумность, послание!
Кембир обернулся – к нему бежал, размахивая руками, солдат. Военачальник прошел в палатку.
Сакена в ожидании вновь осмотрел кратер, задумался над исторической важностью момента – низвержением Королевства Трех Мысов. Постояв так несколько минут, философ взглянул на шатер полководца. Кембир шагал навстречу. По его уставленному в землю взору Сакена догадался, что новость нехорошая.
– Что случилось?
Кембир остановился, поднял глаза и процедил:
– Иоанн оправился. Сакр приказывает прекратить наступление на занятых позициях.