Хранитель времени

Глава 1. Обидели мышку – насрали в норку

Начало этой необъявленной войны я прошляпила самым бессовестным образом. Виной тому моя поразительная невнимательность, плюс погруженность в проблемы, щедро сдобренные беспечностью.

Жила себе почти припеваючи, уверенная в том, что мир относится ко мне если не доброжелательно, то вполне терпимо. Радовалась, дура. Ура-ура я такая милая и в розовых очках и с фотоаппаратом. Ну да, я не разбираюсь в людях, и не люблю когда они разбираются во мне.

Нет, все не так было. В то время, когда начиналась эта история, я заканчивала мучиться одной проблемой – почему мои престарелые родственники умирают исключительно от рака? Засада какая-то. Хоть бы кто-то переломил роковую закономерность и из вредности решился на сердечный приступ, а еще лучше – помер бы во сне от глубокой счастливой старости.

Я была такая запуганная, что все стали на мне срывать накопившееся зло. От их наездов у меня совершенно рухнула уверенность в себе, отчего орать стали все. Даже кассирши, про друзей я даже не говорю. Все огрызались и хамили, как могли. И им это нравилось. А мне – нет.

Меня так пугала эта болезнь, что я даже ее названия боялась. Даже если в гороскопе увижу слово «рак», сразу глаза отводила.

Начала расспрашивать родителей про совсем древних предков и запаниковала. Эта зараза просто помешалась на моем семействе. Только один двоюродный прапрадед исхитрился обмануть рак и был убит в пьяной драке в кабаке. Наверное, он зверски ухмылялся в последние минуты. Прямо в лицо смерти. Я так и вижу – стоит скелет с косой, типа – пора мужик, подыхать время пришло, а он в ответ лыбится выбитыми зубами. Как же – обманул заразу. Везунчик. Мне бы так. Но в последнее время все повырождалось, стало незначительным и вторичным, даже кабаков нормальных нет, все по-тихому бытовухой в квартирах занимаются. Нажрутся пива и ну друг друга ножиками резать. Никакого разгуляева, так, чтоб рубаху порвать и скамейкой полкабака разнести. Вообразив себя с лавкой в руках среди пьяных рож, я немного оживилась.

– Не привирай, – осадила меня мама, напомнив, что во время войны большинство мужчин нашего клана геройски погибли в боях.

В общем, в итоге долгих размышлений, я почти перестала спать. Впала в панику, за которой последовала глубокая депрессия. Настоящая, без дураков. Именно тогда в тетрадке появилась запись – «я знаю, что не доживу до весны». Даже теперь, у меня при одной мысли тему этой болезни, в груди, четко посередине, появляется плотный сгусток ледяного ужаса. Я не вру.

Но весна пришла, а я была еще жива, а быть живой, тем более, когда воздух пахнет влажной свежестью и ты постоянно ловишь плотоядные взгляды симпатичных мальчиков, не так уж и мало. Тем более что я придумала удачный способ избавления от своих страхов – начала курить. Теперь коварная болезнь имела основательный повод зайти в гости. Ведь все умершие родичи были без вредных привычек. Почти никто не пил и совсем никто не курил. Так что со мной произойдет все по-честному.

Потом мне на глаза попалась фотка Парижа. На которой я заметила девчонку, очень похожую на меня. В потрясающих узких брюках, немного длиннее необходимого, в обалденной кепке на рыжих волосах. Скопировав ее одежду и разыскав похожую кепку, я стала совсем счастливая. Хотелось жить. Хотелось наблюдать, как живут другие. Хотелось фотографировать. И если повезет – влюбиться.

В общем, страх немного отступил, дел было невпроворот, настроение с каждый днем становилось все бодрее. И как только мне показалось, что у меня есть некоторые шансы дотянуть лет до семидесяти, тут и подкралось смутное ощущение новой беды. Не имеющей конкретного имени, неотчетливой, но окружившей меня со всех сторон. Я даже поделиться ни с кем не могла своими опасениями. Сто раз открывала рот и вовремя тормозила. Не скажешь же, в самом деле – «у меня плохое предчувствие»? В ответ начнут расспрашивать, а я даже сформулировать ничего не могу. Интуиция? Да кто к ней всерьез относится. Это типа чудачества придурковатых теток, которые только и мечтают как бы привлечь внимание к своей облезлой недопонятой возвышенной особе.

Глава 2. Первый звонок

Вечная проблема жаркого лета – куда запихнуть связку ключей, если собралась покататься на велике? Карман на шортах узкий, а ключи раскорячились, как сволочи. Но настроения мне они не испортили.

Когда я решила, что день удался и жизнь тоже, за моей спиной кто-то тихо, но отчетливо издал длинный вой простуженного волка. Который был бы уместен в полнолуние над глухим таежным лесом, но никак не на лестничной площадке жилого дома.

Перед лицом – железная серая дверь, велик у левой ноги, а за спиной черт знает что. Какие-то скрытые инстинкты заставили меня не спешить, а обернуться очень медленно. Почему тело решило не производить резких движений, я сама не понимала.

У квартиры, что напротив моей, вжавшись спиной в бежево-коричневую стену, выла соседка. Она лет на десять старше меня. Но сейчас выглядела как озверевшая старуха. Руки сжаты в кулаки, как перед боем.

В ответ на мое жизнерадостное «здрасьте!» вой сменился адским шипением.

Скажу честно, я оторопела.

Вот засада. Наверное, это от жары? Более убедительного объяснения в голову мне не пришло. Мы же ни разу не ссорились, даже несколько раз разговаривали о состоянии зубов ее младенца, о внезапных поносах и газиках. Которые ребенок глубокомысленно испускал между пронзительными воплями. В остальное время он пускал слюни, выдувая шикарные пузыри.

Сдуру повторив бодрое «здрасьте» и получив в ответ вытаращенный взгляд полоумной гадюки, я с усилием погасила улыбку. От соседки веяло пельменями и адом. Поймав мой растерянный, пока еще доброжелательный взгляд, она перекосилась и внятно послала меня на три буквы.

– Вам плохо? – перекрывая все рекорды дебилизма, спросила я.

Не удостоив меня ответом, она скрючилась, и так, в согнутом положении, руки скрещены на груди, колченого потопала вверх по душной лестнице. Явно мечтая оказаться на максимально дальнем расстоянии от меня. Мне показалось, что она старалась не дышать.

– До свидания, – автоматически сообщила я лестничным пролетам.

Скажу честно, я не слишком долго задумывалась по поводу соседки. Мало ли что с человеком стряслось? Может ее напугали гопники, или днем наорали в сберкассе, или ребенок как-то по-особенному обосрался? Что я понимаю в сложном быте матери младенца? Правильно – ничего. Поэтому лучше всего выбросить из головы это столкновение.

Забыть получилось – я торопилась. Меня ждали. А еще нужно было выкатить велосипед, стараясь не покалечить себя, свистнувшись с лестницы. В прошлый раз мне это удалось.

Многим покажется странным – зачем, спрашивается, покупать велик, если тебе его некуда ставить? А вот и неправда. Велику всегда найдется место. Нужно только его поискать. И нет ничего смешного хранить его прямо в комнате. Тем более что у меня их две штуки, а я живу одна.

– Ну что, поехали?

Нестерпимая восхитительная жара, не спадающая даже ночью. Потные одуревшие люди на плавленом мягком асфальте. Этим летом я увидела, как цивилизованный человек без сожалений отказывается от приличий и всякого этикета в пользу самосохранения. Зачем брюки, если можно ходить в шортах? К чему шорты, если есть купальные плавки? Ну и да – мужчины теперь ходят по Невскому в плавках и шлепанцах. Вид ошеломительный что спереди, что сзади. Как и у женщин – в сетках вместо маек и платьев. А сколько вееров скрывалось в Питере! В Испании вряд ли больше. Ну, может их там немало, но у нас тоже хватает. В общем, из одежды одни трусы, зато с веером. И плевать на мнение окружающих, лишь бы выжить.

У меня есть дополнительная причина любить лето. Я зимой фотографировать не умею. Не из-за мороза. Просто количество света уменьшается и фотки получаются нечеткими, мазанными, как ни старайся. Но я научусь. Потом. Обязательно.

Я смотрю на весь этот маскарад глазами собственника. Я присваиваю людей как добычу, делая за день сотни потрясающих снимков. Если из ста фоток десять хорошие – моему счастью нет предела.

Пыльные городские птицы затаились неподалеку от воды. С раскрытыми клювами. Языки наружу. Выжидают позднего вечера, чтобы немного поесть. Только озверевшие воробьи пытаются добывать себе пропитание, двигаясь мелкими судорожными перепрыжками.

На дверях некоторых кафе вместо рекламы – объявления «у нас работает кондиционер». У фонтанов столпотворение. Ноги бомжей полощутся рядом с ножками детей, там же бродят собачьи лапы. И всем плевать, главное – вода и прохлада.

Мне сложно не любить такую погоду. Тем более что никто не знает, как долго она продержится. По слухам, скоро начнется нормальное дождливое лето. По другим прогнозам нас ожидал филиал Сахары и Преисподней в виде тотальных пожаров. Зато и зима будет не холодной. Так по телевизору наврали.

– Ты снова забыла очки?

Вот засада – точно забыла. Сама же только вчера словила жуком по лбу, почти в глаз. И – забыла. Две пары специальных очков дома валяются, блин. Специально подаренные мне для покатушек. У одних – желтые стекла. Я в них вижу сплошной позитив и идиотически улыбаюсь.

Мы катаемся каждый день. Он – даже по два раза. Днем и ночью. Ночью всегда вдвоем. Так интереснее и спокойнее. И всегда есть о чем поговорить.

– Сегодня снова едем вдоль Невы? – на всякий случай спрашивает Дэн.

Его зовут несколько иначе. Но мне привычнее именно это имя.

– Ты только не торопись. Я сегодня совсем дохлая.

По-честному, мы дохлые оба. Глаза красные от экрана ноутов. Дэн рожает текст, важный для науки, а я только что сдала сессию. Оба почти на грани нервного истощения. Я знаю, что у него все будет зашибись как здорово. Но это не мешает ему истерить, если на меня находит желание напоминать, что все будет хорошо. Я понимаю Дэна – у него все поставлено на кон. И ему просто необходимо защитить диссертацию. Привычка быть лучшим – она как кислота вытравливает в мозгу тавро отличника.

Ну и имя он себе выбрал. Не нравится оно мне ни разу.

– Не забывай переключать скорости, – ехидно напоминает Дэн на крутом подъеме.

Это моя великая проблема. Мне сто раз объясняли, для чего существуют передачи и скорости, чертили схемы шестеренок, убеждали, доказывали. Все впустую. Я – тупая. Теряю ход мысли буквально на первой фразе и дальше только делаю вид, что внимательно слушаю. А вот в этом я профи. Слушаю, глядя на собеседника так, что он не замечает непонимания. Преподы всегда попадаются на мой внимающий взгляд. Но Дэн не мой препод и прекрасно знает, что на подъеме я снова буду вставать на педали. Он уверен, что я отстану, слезу с велика и поплетусь, ругаясь на инженеров.

Фиг ему – я даже смогла его обогнать!

Начался пригород. Много машин не дают дышать. Мы сворачиваем на вымощенную булыжником кривую улочку, на самом краю высокого берега. По Неве важно движется длиннющая самоходная баржа. У меня за спиной рюкзак с фотиком. Быстро вытаскиваю его и делаю несколько снимков. Снимки тухлые, ни динамики, ни глубины пространства. Это потому что берег слишком высокий. От разочарования мне захотелось спрыгнуть в воду и подплыть к барже.

– Дворец на том берегу видишь? Говорят – зампрокурора города.

Дворец огромен, территория как футбольное поле, сарай в виде маяка и еще масса всякой хозяйственной лабуды – наверное, зампрокурора тоже не знает, на кой черт ему все это сдалось.

– А откуда ты знаешь, что это его домик?

– Оттуда, мне Омар сказал, а ему тот, кто землю раздает.

Мне стыдно за зампрокурора. Это ведь неприлично так афишировать свое левое благосостояние. Значит, ему пофигу что мы все о нем думаем. И тут я начинаю сомневаться. Я не могу поверить, что все так фигово в нашем государстве. И вообще – кто такой Омар?

– Будешь врать – волосы во рту вырастут, – на всякий случай предупреждаю я.

Дэн тут же показывает мне язык, специально оскаливая зубы. Однажды мне он с такой рожей приснился, так я орала от страха, честное слово.

От каждого шага на дороге взлетала пыль, делая траву не зеленой. На обочине, свесившись в направлении реки, валялся книжный шкаф, из которого гурьбой вывалились книги. Дюма, Гюго, еще какие-то. Рядом в крапиве – трупы собак. Штук пять, не меньше.

– Не смотри, – Дэн толкает меня рукой в спину.

Торопливо убирая фотик в рюкзак, я замечаю, что с какого-то перепуга жадно вдыхаю воздух, словно рассчитывая унюхать запах разложения.

– Поехали!

Дэну откровенно не нравятся мертвые собаки, а мне хочется понять, почему они умерли. Неужели их кто-то убил? Та, что сверху, белая с рыжими пятнами, выглядит как уснувшая.

– Ну что ты там застряла?

Но я никак не могу угомониться. Подхожу к ближайшей дощатой калитке и настойчиво нажимаю черную кнопку звонка. Трезвона не слышно, но возникает надсадный кашель и звучит все ближе, из-за кошмарных зарослей репейников.

– Чего надо?

Настороженность небритого деда ненамного изменилась, когда он проникся моим ужасом от увиденного. Неохотно выданная информация сводилась к следующему. Соседи решили заработать на собаках. Сколотили вольеры. Купили по дешевке внеплановых азиатских овчарок, которых посадили в тесные клетки. А потом соседи уехали в город. Не то запили, не то некогда им было. В общем, собаки и их щенки издохли от голода и жажды.

– Мудаки, что с них взять? Даже навеса толкового не сделали. А тут солнцепек такой – сама видишь. А я полез к ним, ну чтоб хоть воды налить. А там замки навесные и сетка мелкая.

– Вы бы хоть из лейки, хоть из шланга…

– А оно мне надо? Мне, между прочим, пришлось у дочки жить пару дней, чтоб вой этот не слышать, – хмуро рявкнул дед и, продолжая кашлять, ушел.

– Напалм спасет этот мир, – Дэну тоже было не по себе, но он старался выглядеть обычно.

Мне хотелось кого-нибудь убить, или дом поджечь, или поплакать. Вой умирающих собак каким-то странным образом переплелся с воем моей соседки и от этого на душе стало совсем скверно. В таком настроении я ехала через город, стараясь выгнать картинку мертвых собак из памяти. Дэн понял, что видеть я никого не хочу и поехал к себе. Даже велик не помог затащить.

– Ничего, сейчас фотки посмотрю и успокоюсь, – решила я.

Но буквально через пару секунд забыла про все на свете.

Я тупо стояла перед собственной дверью, держась за руль велосипеда, и не знала, как поступить. Не то сначала заорать. Или сначала поставить велик на подножку, а заорать потом. Напугать весь дом и плевать, что мне за это будет.

Черный резиновый коврик для вытирания обуви кто-то разрезал на куски. Зачем? Для чего? Блииин. Звезда и обрезки. Сатанинского в ней ничего нет. Просто звезда и кучка треугольничков.

– Наверное, он сам развалился. Его просто неправильно сделали. Сейчас много делают неправильно. Это все китайцы виноваты, – утешала я сама себя, понимая какой бред я несу.

Какого-то черта я попыталась соединить коврик носком кеда. Получилось не очень. И как только поволокла велик через порог, поняла – напрасно. Мозаика из убитка снова разъехались. Как прощальная ухмылка. Теперь в голове и собаки, и коврик, и соседка слились в одно мерзкое ощущение неотвратимости смерти и меня охватил острый приступ страха.

Велик поставила в комнате. Потом протру его тряпкой, а сейчас надо решиться и избавиться от негодного резинового изделия. Обидно было, между прочим. И непонятно тоже.

Мне почему-то было неприятно брать останки руками, как расчлененку.

Какому дебилоиду потребовалось тащиться ко мне с острым ножом для такого глупого дела? Ведь соседи могут в любой момент выйти на площадку и застукать. И этот кто-то потратил дополнительно пару секунд – чтоб сложить обрезки впритык друг к другу. Чтоб, значит, я начала вытирать ноги, и испугалась. Дело начало попахивать психологией, отчего мне совсем стало не по себе. Ведь и правда, кто-то выругается и забудет, а я именно испугаюсь.

Унеся причину расстройства на помойку, я вдруг огорчилась, что не сфотографировала коврик, надо было выложить снимок в ЖЖ и поспрашивать мнения народа.

Маркел, жутко беспородный пес, охраняющий двор от непрошеных гостей и крыс, приветливо помахал мне хвостом. Он важный, как полковник милиции, но если хочется есть – становится пронырливым как черный риэлтор. Из-за жары бедолага не ел почти неделю, обеспокоив всех жильцов двора. Которые настойчиво пичкали его всякими вкусностями. Пес уныло вздыхал, воротил морду и даже пускал горючую слезу из правого глаза. Левый плакать отказывался. От вынужденной голодухи Маркел отощал до заметных ребер.

– Ты не подохни, а? – он ждал сочувствия, но других слов у меня не нашлось.

Судя по выражению морды, подыхать он не собирался. Наверное, если вода есть, собакам природа помогает правильно переносить высокие температуры. Вон, дышит как тяжело, язык вывалил, глаза как у сомнамбулы, но уши ловят каждый звук. Пожалев бедолагу, я принесла ему свежей холодной воды. Напившись, он из благодарности дал подержаться за переднюю лапу.

Пока я вытирала руку, поймала себя на мысли, что мне снова кажется, что я слышу, как кто-то играет на пианино. Или рояле. В общем, на чем-то с клавишами. Маркел слегка насторожил уши. Неужели и он слышит музыку?

– Нет тут ни у кого пианино, – самой себе сказала я.

Иногда сложно признаться – да, я слышу то, чего нет и быть не может. Но это не шизофрения, я точно знаю. Особенно в данном случае. Эту музыку слышу не только я – некоторые соседи про пианино тоже в курсе, однако пока не пришли по ее поводу ни к единому мнению. Пару лет назад это была хроническая тема для споров. Сначала соседи перетирали более реальные проблемы, а когда они были исчерпаны, то кто-то непременно заявлял – «а вот я вчера снова слышал это проклятое пианино». И тут же все наперебой принимались выдвигать самые невероятные версии. В общем, их мнения разошлись, состряпав из жильцов два противоборствующих лагеря. Одни с пеной у рта доказывали – музыка есть. Вторые – погано ухмылялись, понимающе так – типа мы-то давно поняли, что во дворе завелась заразная галлюцинация. И кое-кому пора в дурдом. Самые упертые, ради доказательства выяснили наверняка – из музыкальных инструментов в нашем дворе и даже в соседних имеется всего одна гитара, что-то ломанное из ударных инструментов и губная гармошка у мальчика в доме через улицу. Все. Никаких роялей и фортепиан с пианинами.

– Да что вы уперлись рогом – наверняка кто-то радио слушает. Культурную программу, – с интонацией «я вынуждена жить среди люмпенов», утверждала отважная дама – любитель Путина и ненавистник нашего губернатора.

– Да ладно! Ответьте – кто именно? Ну, молчите? Мы всех опросили – всем интересно – откуда музыка. Наверное, ваш культурный человек настолько культурен, что не желает разговаривать со всяким быдлом и честно сказать – это я замучил вас гаммами.

– Почему – гаммы? Думайте, что говорите! Это Бах! – кипятилась культурная дама.

– Три Баха и бабаха! Что вы несете, милочка? Это был полонез Агинского! – утверждала самая древняя старуха нашего района по прозвищу Черная графиня.

– Нет! Это был марш Славянки! – слегка выпивший сосед начинал напевать что-то похожее на раздолбайский шансон.

Я слышала Лунную сонату. Иногда какие-то угрожающие громоподобные накаты волн как при шторме – даже не знаю, кто автор такой музыки, но я точно не смогла бы с ним подружиться. Иногда неопознанный музыкант тарабанил чижика-пыжика. Или собачий вальс. Как и на этот раз.

Разрезанный коврик покоился в помойке, а я вслух беседовала с собакой на музыкальные темы.

– Маркел, вставай на задние лапы и танцуй – для тебя играют. Но не задавайся. Он и для блох. Ты в курсе, что его и блошиным вальсом называют?

Блохи явно не обладали музыкальным слухом и укусили пса за основание хвоста. Надеюсь, он выкусил обидчицу.

Вальс продолжал звучать. Негромко, монотонно и с некоторым ехидством. Тупая мелодия. Под нее только блохам и плясать. Или дуракам, ослам или кошкам. Ну…