Хозяйка хрустальной гряды

Глава 2. Восхитительная

Если есть на свете райские уголки, где все радует глаз и кажется невероятно красивым и гармоничным, то место, куда я попала, не было ни красивым, ни гармоничным. Оно было фантастически красивым! Волшебно красивым! Это был мир грез. Горы, величественные, могучие, с воздушными шапками заснеженных вершин, выгибаясь гигантской дугой, захватывали в кольцо долину. Даже не так. Это была не долина. Это было нечто! Теперь я понимала, почему обиделась Пухля. Я стояла на вершине холма, а под ногами был не снег. Это была трава, только не зеленая, а прозрачно-белая, словно стеклянная. Наклонилась и потрогала рукой. Мягкая, как шелк. Чудо какое-то! Этот мир был снежно-белым, прозрачным, сверкающим в лучах солнца как бриллиант. Рядом деревья, похожие на иву. Тонкие светящиеся ветви, усыпанные странными, радужными, раздвоенными листочками. Дотрагиваюсь, и в воздух взмывают сотни хрустальных мотыльков. Хрупких, живых, невесомых. Над головой пролетает стайка птиц. Снежных!? Да как бы ни так. Все это чудо, такое искрящееся, сверкающее, было живым! Ошеломленная и потерянная я смотрела на простирающийся внизу снежно-хрустальный мир. Кто-то робко дотронулся до моего плеча. Обернулась. Мои маленькие подружки висели в воздухе. Счастье, бескрайнее и бесконечное, только так можно было описать, то выражение, что было написано на их снежных мордочках.

— Как такое возможно? — спросила я у малявок. — Что это вообще такое!?

— Это и есть Хрустальная гряда, — ласково улыбнулась Солнышко.

— Ты сердце, душа этого мира. Ты делаешь его живым и наполненным. Ты даешь ему жизнь! — захлебываясь от восторга, пищала Потеряшка.

— Смотри, это «Крыло голубки» — колыбель «скользящих» — прошептала над ухом Красотка и протянула лапку вперед, указывая на сказочный дворец в центре долины. Он действительно был похож на застывшее в хрустале птичье крыло.

— А почему «скользящая»? — неожиданно спросила я. Просто именно это название, почему-то, не давало мне покоя.

— Вы скользите в пространстве. Все, что вам нужно для передвижения это оттолкнуться от зеркальной поверхности, именно поэтому здесь все такое блестящее — емко и кратко изрекла Пухля.

— Что значит оттолкнуться?

— Попробуй посмотреть на нас как в зеркало. Только смотри не на свое отражение, а сквозь, него, как будто ты хочешь увидеть то, что внутри. То, что за гранью того, что может видеть обычный человек. Просто представь, куда ты хочешь попасть.

Я вытянула ладони и снежинки, взявшись за лапки, выстроились на них в линейку.

— Смотри! — торжественно заявила Ежик. Луч солнца, ударился о снежные лапки малявок и, преломившись в резных гранях, заплясал солнечным зайчиком на моем лице. На какое-то мгновенье, ослепленная бликами, закрыла глаза и провалилась… Белоснежная площадь, выложенная в форме огромной снежинки. Ледяные скульптуры, непонятных существ в углах каждой грани. И дворец! Великолепный! О, да! Предо мной возвышалось оправленное в резьбу, искрящееся, хрустальное чудо архитектуры. Тонкие, гибкие линии стен, плавной дугой взмывали вверх, заканчиваясь острыми шестигранными, сверкающими шпилями. Все башни дворца, кроме одной, были парными и разновысокими. Две передних, самые низкие, соединенные дугообразным, точеным мостиком, образовывали своеобразные ворота арку. Дальше по кругу шли две башенки повыше, потом еще две чуть повыше и в центре самая высокая. Башни соединялись между собой воздушными, летящими балконами и переходами. Верхушку центральной башни венчал «Скраэн», с точностью повторявший тот, что висел у меня на груди.

— Получилось, получилось, — радостно заверещала Ежик.

Снежинки проворно спрыгнули с моей руки и, схватившись за мой рукав, стали тянуть вперед к воротам. Я сделала первый робкий шаг в круглое пространство внутреннего двора замка. Подняла вверх голову. Впечатление было, что я стою в центре мерцающей цветными всполохами, хрустальной короны. Тонкой, сверкающей змейкой, от сделанного мною шага, по гладкой поверхности плит поползла изморозь. Расползаясь все дальше и дальше изящными трещинками и завитушками, поднималась по стенам. Невидимый художник, умелой рукой, расписывал стены дворца скользящим и воздушным узором. Что-то горячее и скользкое вдруг поползло по щеке. Слезы… Я плакала. Выплескивая накопившуюся в душе боль, пустоту и одиночество. Хрустальными каплями слезы падали вниз, с мелодичным звоном, ударяясь о радужную поверхность пола. Торжественное затишье вдруг наполнилось звуками, шорохами, движением. Неуловимо, загадочно все вокруг стало меняться. Из пустоты пространства появлялись абрисы фигур. Призрачные, эфемерные, словно привидения они, заполняли собой внутренний двор. Еще один шаг. И снова скользящий ручеек морозной вязи начинает свой бег. Теперь резной узор затейливой сетью оплетает прозрачные фигуры. Звон разбитого стекла. Плетения рассыпаются на тысячи мелких осколков. Навстречу мне идет женщина. На пухлых, морщинистых щеках, влажные дорожки слез. Она раскидывает руки и заключает меня в свои нежные объятья.

— Элла, деточка, ты вернулась! — сквозь слезы шепчет она. — Маленькая моя, мой солнечный лучик! Рядом зависли снежинки. Они тоже плачут. Потеряшка срывается на истерику, прилипнув к старушке, как пиявка, размазывая сопли и слезы по ее рукаву, причитает:

— Латти, радость то какая, радость то какая!

Женщина обхватывает мое лицо своими ладонями, ласково целует. Горячий комок подкатывает к горлу. Что происходит? Почему в груди так жарко и стремительно распускается что-то теплое и нежное. Лицо, такое знакомое. Я знаю это лицо! Откуда я его знаю? И этот голос, мягкий, теплый, обволакивающий. Серебряный перезвон колокольчиков вырывает меня из пучины эмоций. Поворачиваюсь на звук. Круг внутри дворца заполнен людьми. Воины в серебристых доспехах. Высокие, стройные, светловолосые. На латах, позолоченная гравировка знака «Скраэн». Женщины, дети. Все улыбаются. Пушистый белоснежный кот, мягко перебирая лапами, подбегает к моим ногам. Поднимается на задние лапки, упирается передними в подол моего платья, жалобно мяукает. Растроганная и растерянная от всего происходящего, я могу только благодарно улыбаться сквозь слезы.

От толпы отделяется высокая фигура воина, и он двигается в мою сторону. Мужчина останавливается на расстоянии вытянутой руки. Медленно опускается на одно колено, опираясь рукой о серебряный меч. Другая рука прикасается к краю моей одежды.

— Моя королева! — произносит светловолосый. Длинные белые пряди волос, почти касаются земли, за ними невозможно разглядеть лицо человека. Мужчина легко поднимается, и я вижу его глаза. Светло-голубые, как небо в зимнюю пору. Лицо озаряет совершенно фантастическая улыбка. Искренняя, светлая. Хочется улыбнуться в ответ. Мама дорогая, откуда же такие берутся. Красивый! Нет, определенно, нельзя мужикам быть такими красивыми.

Замечаю, что зависшая рядом Красотка начинает строить мужику глазки. Да-а, красота страшная сила. Спрашиваю у нее шепотом:

— А это кто?

Красотка не ответила. Ушла в астрал. Зависла с глупым выражением на моське, продолжая пускать слюни по белобрысому. Положение спасла Латти. Старушка нежно взяла мои руки в свои и произнесла:

— Это генерал Скайлер Вилар, детка. Главнокомандующий армией.

Ну, вот зачем она сказала, что он генерал? В голове закрутились слова из дурацкой песенки:- А я люблю военных, красивых здоровенных. Как результат, мы с Красоткой зависли на пару. Я откровенно пялилась на своего главнокомандующего. Он снова улыбнулся и заговорил. И голос то какой!? Мягкий, гортанный, с хрипотцой. Мурашки на теле выстроились в широкие колонны, и пошли на демонстрацию.

— Вы позволите сопровождать вас, Ваша светлость? — спрашивает он. Чуть не брякнула — Да хоть на край света! Сдержалась и ответила:

— Зачем же так официально? — хотела, было представиться, но тут вспомнила, что это там, в той жизни, я была Снежанной, а здесь меня, кажется, Элларией величают. Протягиваю генералу руку и говорю:

— Эллария, для Вас можно просто Элли.

Мужчина-мечта снова улыбнулся улыбкой Бога, и тихо прошептал:

— Скай, для Вас просто Скай.

Он осторожно ложит мою руку на изгиб своей, и ведет во дворец. На мое плечо плюхнулась Ежик, и пропищала:

— Хозяйка, я с тобой!

— Конечно со мной, — улыбнулась я. — Ты же фрейлина! Зови остальных, мне сопровождение по этикету положено.

Мелкая хулиганка опять засвистела. Причем над самым ухом. Я натурально оглохла. С укором посмотрела на снежное чудо. Ежик виновато скривилась. Подлетевшая к ней Пухля, с размаху, врезала ей подзатыльник. И что за фрейлины у меня спрашивается? Хулиганье! Шикнула на Пухлю:

— Будете драться, уволю!

Потеряшка со страху громко икнула. Красотка мгновенно ретировалась на сторону белобрысого красавчика, мол, я не с вами, я тут вообще, мимо проходила. И только Солнышко ласково и успокаивающе погладила мои волосы. Рядом шла Латти, неся в руках снежного кота. Протянула руку и почесала под шеей пушистое чудо. Кот благодарно лизнул ладонь. Вкус перчаток ему явно не понравился, и он стал фыркать и отплевываться. Я засмеялась. Эхо от моего смеха, серебряным перезвоном, улетело ввысь. От туда сверху, вдруг зазвучали фанфары. Громко, призывно возвещая радостную весть. Воины, стоящие вдоль стен, торжественно поднимают вверх сверкающе мечи, салютуя мне, проходящей мимо. Небо разрывают сотни радужных фейерверков, осыпающихся вниз золотым дождем. Предо мной распахиваются двери: две половинки огромной снежинки и «Крыло голубки» принимает меня в свои хрустальные объятья.

Внутри замок был еще более волшебным, чем снаружи. Огромный сверкающий холл. Пол, выложенный бриллиантовой мозаикой, ускользающая вверх хрустальная лестница. Тонкие завитые спиралью колонны. Ползущий по ним морозный орнамент. Летящие полукруги арок. Свисающие с потолка канделябры-снежинки. Я чувствовала себя настоящей королевой. Я была королевой! С рук Латти спрыгивает кот, и шустро пробежав по лестнице, останавливается на верхней ступеньке. Пушистый белый хвост изворачивается зигзагом, словно приглашает пойти следом. Вопросительно смотрю на Ская. Мой генерал, ласково улыбнулся, и ободряюще сжав мою ладонь, прошептал:

— Не бойся Элли, я буду рядом.

Страх пропал. Просто взял и растаял, как льдинка на солнце. И мы пошли по сверкающей лестнице, по аркаде серебряных коридоров, остановились перед распахнутыми в огромный зал дверями. Латти легонько погладила меня по спине и сказала:

— Иди детка, это место так долго ждало твоего возвращения.

Мои маленькие фрейлины, порхая, как мотыльки, пролетели вперед. Выстроившись полукругом, стали махать мне лапками, приглашая пройти за ними. Мы со Скаем торжественно двинулись вперед. Там в глубине зала стоял трон. Гибкие прозрачные лозы, вырастая из пола, переплетаясь причудливым узором, образовывали что-то наподобие хрустального кресла. На спинке трона сияет всеми цветами радуги Скраэн.

Скай подведя меня к трону, отошел в сторону. Я повернулась и увидела заполненный людьми зал. Счастливые, улыбающиеся лица. Слезы радости на глазах женщин. По белой ковровой дорожке навстречу мне шагает маленький ангел. Снежные локоны обрамляют милое личико. Пухлые щечки, губки бантиком. Малышка гордо несет серебряную подушечку со сверкающей диадемой. Генерал Скайлер берет в руки диадему и торжественно надевает ее мне на голову. Зал взрывается криками и аплодисментами. С верхних ярусов балконов льется чарующая музыка. Нежные скрипки перекликаются с волнующими звуками арфы. К ним присоединяется соло волшебной флейты и рокочущего фагота. Серебряные трубы вплетаются в веселую мелодию вальса. Мой генерал протягивает мне руку, мы начинаем кружиться в легком танце. Маленькие снежинки порхают вокруг, их счастливый смех звучит в моей душе хрустальными колокольчиками. Это был самый счастливый день в моей жизни. Мой первый в жизни бал. Столько любви и нежности как в этот день, я не получала за всю свою жизнь. Уставшая и счастливая, не помню, как попала в спальню. Провалившись в блаженную теплоту перины, я уснула сладким и безмятежным сном.

Меня разбудили яркие, солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь летящий шелк штор. Я лежала на огромной, белоснежной кровати накрытой прозрачным балдахином. Струящиеся, мягкие складки полога медленно шевелятся, и оттуда выглядывает сонная моська Ежика. Увидев, что я открыла глаза. Мелкая возмутительница спокойствия начинает громко вопить:

— Хозяйка проснулась. Хозяйка проснулась!

— Тише ты, — шикаю я — что ж ты шумная то такая?

Ежик виновато шмыгает острым носом и подкупающе шепчет:

— Я соскучилась!

Из складок балдахина робко выглядывают остальные горе-фрейлины. Мне почему-то стало очень весело и хорошо. Я вытянула вперед руки и с улыбкой сказала:

— Идите ко мне безобразницы, я тоже по вас соскучилась!

Маленькая, хрустальная стайка с визгом бросается ко мне. Потеряшка оккупирует мой нос и прилепляется к нему в безумном засосе. Ежик с Красоткой исполняют на моей груди зажигательный танец. Солнышко, прижавшись к руке, ласково гладит мои пальцы. Пухля зарывшись в мои волосы, пытается плести косички. При этом все время бухтит на остальных разошедшихся чудиков. Мол, вместо того, что бы исполнять свои прямые обязанности, те маются дурью. Когда веселая возня закончилась, я тихо спросила у своих подружек.

— Девочки, а Латти она кто?

Снежинки удивленно на меня уставились. Заступилась за меня Потеряшка:

— Ну что вы так смотрите? У нее же гамнезия! Забыли?

— Амнезия! — поправила ее Пухля.

Солнышко оставила мою руку в покое, уселась на раскрытую ладонь и сказала:

— Она твоя няня.

— А кто моя мама?

— А маму ты тоже не помнишь? — расстроено спросила Красотка

— Нет, не помню, — грустно сказала я.

Ежик зависла у меня перед лицом и командным тоном заявила:

— Вставай! Пойдем твою память лечить!

— Это как? — удивилась я

— Там в колонной зале есть портреты всех скользящих. И мама твоя там тоже есть! — сказала Ежик

Я быстро вскочила с кровати. На мне была надета тончайшая расшитая белой вышивкой нижняя сорочка. Не помню, что бы я сама раздевалась. Увидев мою растерянность, Пухля стала успокаивать:

— Не волнуйся, тебя Латти переодевала, а мы помогали.

— А с чего мне волноваться?

Красотка зарделась и кокетливо произнесла:

— Ну, просто тебя сюда генерал Вилар принес. Может ты подумала…?

Я покраснела, представив, что блондинистый красавец нес меня на руках в спальню. Потеряшка от слов Красотки покраснела вместе со мной.

Солнышко, махнув лапкой в сторону окна, прошелестела:

— Ты только посмотри, какое мы тебе платье приготовили!

Снежинки приподняли в воздух лиф лежащего на стуле платья, и я задохнулась от восторга.

Нижнее платье было молочно-белым, с глубоким вырезом каре. Скользящий атлас точно повторял силуэт фигуры до талии. От бедра расходился широким колоколом, переходящим в длинный, расшитый нежными цветами шлейф. По верху нижнего платья шла золотистая, кружевная паутинка, усыпанная сверкающими бусинками и камнями. С одной стороны паутинка прособиралась и мягкими волнообразными складками опускалась на левое бедро. Узкие до локтя рукава, дальше расходились срезанным по эллипсу конусом. Они были похожи на диковинные крылья. У меня никогда не было такого красивого платья.

Облачившись в облако атласа и кружев, я с удовольствием позволила Пухле возиться дальше в моих волосах.

— Все. Готово! — с гордостью сказала она, отлетая от меня на необходимое для критического осмотра расстояние.

— А в зеркало можно посмотреть? — спросила я в предвкушении чуда.

На столике, похожем на застывшее в стекле кружево, лежала моя диадема. Снежинки подняли ее в воздух и водрузили мне на голову.

Облетев меня по кругу, фрейлины радостно захлопали лапками

— Теперь можешь смотреть. — С восхищением сказала Красотка. Меня повернули к стене, возле которой стояло огромное зеркало.

Эта прекрасная незнакомка в отражении не могла быть мной! Белоснежные волосы, голубые глаза, губы как лепестки роз. Легкий румянец на щеках. Да я красавица!!!

Прическа была фантастической, снизу под диадемой челка была уложена широким колоском, нижняя часть волос струилась по плечам плавными волнами, верхняя представляла собой кружевное безобразие. Волосы как змейки переплетались между собой, образуя замысловатую сетку.

— Пухля, да ты талант! — Восхитилась я.

Мелкая, важно задрала нос и приняла позу «кота Матроскина», который еще и на машинке вышивать умеет.

Покрутившись еще немного перед зеркалом, я вместе со своими маленькими фрейлинами отправилась путешествовать по замку.

Колонная зала была узкой и длинной. Вдоль стен висели огромные полотна, на которых в полный рост были изображены портреты совершенно разных женщин.

— Это королева Беатрис, первая скользящая, — ткнула лапкой Пухля, в изображение степенной, седовласой дамы с высокой прической.

— А это — королева Лирель. Она построила «Крыло голубки» — указала лапкой Ежик на златокудрую красавицу.

Я вглядывалась в лица королев, которые теперь были уже историей, пытаясь найти с ними сходство.

Потеряшка потянула меня за рукав, и мы подошли к изображению невероятно красивой девушки. В отличие от всех остальных, эта была очень молодой. Хрупкая, изящная. Светлые локоны до пояса. Голубые глаза. Нежная улыбка озаряет безмятежно прекрасное лицо. Рядом громко всхлипнула Потеряшка.

— Ты что, маленькая? Кто обидел? — возмутилась было я, но тут обнаружила, что у всех моих фрейлин глаза на мокром месте.

Солнышко, прижавшись ко мне, указала лапкой на портрет и прошептала:

— Мама.

Я смотрела в такие красивые черты лица, и мне было бесконечно жаль, что я никогда не смогу обнять ее или услышать от нее хоть слово.

— Почему она умерла? — грустно спросила я.

Потеряшка, испуганно прижалась к Ежику

— Ее убили.

Это было так, как будто меня окатили ведром ледяной воды. Я с ужасом смотрела на малюток и не могла понять, как, в этом светлом и чистом мире могло произойти такое чудовищное преступление?

— Кто убил? — У меня даже голос задрожал от ужаса.

— Эркар. Ледяной король. — Зло выдала Пухля.

— Зачем? — Мне не хватало воздуха, ком стал в горле. К глазам подступили слезы.

— Это из-за пророчества, — сказала Ежик.

Вопросов было больше чем ответов. Я молча смотрела на своих фрейлин, а в душе, чувство гармонии и покоя, разлеталось на сотни мелких осколков, как разбившаяся о пол ваза. В мой мир добра и света, внезапно проползло что-то омерзительно гадкое.

— Твоя мама была очень доброй и доверчивой. Она верила, что может его изменить. Что не пророчества, а мы сами творцы своих судеб. — Всхлипывая, произнесла Солнышко. Грустно продолжив:

— Ледяным королям нельзя любить скользящих. Пророчество говорит: в обмен на эту любовь «ледяным» придется заплатить слишком высокую цену. Отдать власть, отдать свое сердце, пожертвовать жизнью… Эркар, полюбил… Потом, испугавшись того, что может произойти, уничтожил Мэйлин. Она успела тебя спрятать, отправив в другой мир. Тебя и зеркало.

— А мой отец? Где был мой отец? Почему… Поток моих слов остановила Пухля:

— Эркар и был твоим отцом!

За спиной послышались шаги, я обернулась на звук. Навстречу мне, улыбаясь своей сногсшибательной улыбкой, шел генерал Скайлер.

— Доброе утро. Моя королева!

— Доброе, если оно конечно доброе. — Огорченно сказала я.

— Ты чем-то расстроена? — На лице генерала отразилось неподдельное сочувствие.

Я молча кивнула на портрет. Скай долго и грустно смотрел на изображение мамы. Потом очень тихо произнес:

— Она была удивительной. Искренней, доброй, великодушной. Ей не нужно было скрывать того, что происходило между ней и Эркаром. Трагедии можно было избежать. Это чудо, что она успела спрятать тебя и «зеркало мира».

— Что значит скрывала? Картинка того, что произошло, все еще не складывалась в моей голове.

— Тебе лучше поговорить с Латти, она знает больше чем я. Мэйлин рассказала ей все в день смерти. Когда Латти прибежала ко мне с просьбой остановить твою маму, было уже поздно, она забрала тебя и отправилась к повелителю льдов.

Я ужасно разнервничалась, а на нервной почве у меня всегда появлялся зверский аппетит. Желудок жалобно заурчал, объявляя забастовку. И я спросила:

— А у вас тут едят?

Вопрос застал генерала врасплох. С совершенно серьезным видом он задал мне встречный:

— А что, там, откуда ты прибыла, принимать пищу не принято?

— Да нет, как бы наоборот. — Просящим взглядом, я посмотрела на окружавших меня снежинок:

— Я есть хочу.

Пухля почему-то влепила Ежику подзатыльник. Ежик возмущенно пискнула и стала оправдываться:

— А что я? Что сразу я?

— Память будем лечить, память будем лечить. — Сердито перекривила Ежика Пухля. — Это ты вчера весь вечер мороженным на балу запихивалась, а у хозяйки целый день крошки во рту не было. Желудок при упоминании о еде снова издал протестующий звук. Я виновато пожала плечами и сказала:

— На мороженное тоже согласна. Если ничего больше нет.

— Ну почему же нет? — Удивился Скай. — Латти все утро гоняла поваров, хотела тебе угодить. Пойдем, она, наверное, тебя уже ищет.

Ежик вспорхнула мне на плечо и заговорщически стала шептать:

— Пирожки, обязательно попробуй пирожки со снежникой. Вкуснее Латти их никто не печет. А еще суфле «хрустальная мечта». И сосульки, радужные сосульки ммм… И Ежик плотоядно облизалась. Я удивленно посмотрела на снежинку.

— Да ты гурман!

— Она не гурман, — буркнула Пухля. — она обжора!

Красотка, Потеряшка и Солнышко весело захихикали. Еж обиделась, распушила свои колючки и всю дорогу ворчала на моем плече, что кто-то просто ничего не понимает в кулинарии.

Когда наша скромная процессия вошла в столовую Латти отдавала четкие указания, суетившимся вокруг большого овального стола, мальчишкам в белых передниках и колпаках. Увидев меня няня раскинула руки и ласково скзала:

— Иди ко мне моя крошка. Какая же ты красивая!

В теплых объятьях Латти было так спокойно и хорошо, что терзавшая мне душу история моих родитетелей, вдруг, отошла кудо-то на второй план.

— Ты такая худенькая, того и гляди за ветром носить начнет, — приговаривала Латти, — смотри сколько я тебе всего наготовила, будем тебя деточка откармливать.

Стол в буквальном смысле ломился от яств. На хрустальном блюде возвышалась пирамидка белых пушистых шариков, смахивающих на снежки. Рядом, из похожей на лилию вазочку, действительно торчали радужные сосульки. В маленьких пиалочках было разложено что-то молочно белое похожее на желе. Из каких-то диковинных фруктов были выстроены замысловатые скульптуры. Часть блюд была накрыта большими серябряными крышками. Запах от всего этого шел совершенно фантастический.

Первая к столу ринулась Ежик, она порхала над столом и смешно шевелила своим мелким снежным носом. При этом совершенно неприлично прицмокивала и облизывалась. За грубое нарушение этикета мелкая хулиганка опять получила увесистый подзатыльник от Пухли.

Когда все расселись, Скай галантно предложил мне попробовать зеркального клопса. Передо мной на тарелке лежала эм… Вообщем рыбой ЭТО было назвать страшно. Сверкающая рыбообразная медуза, вот что ЭТО напоминало! И как бы так поприличнее отказаться? Сидящий рядом генерал, уплетал это гастрономическое безобразие за обе щеки. Ковырнула вилкой и зажмурившись проглотила кусок. На вкус ЭТО оказалось божественным. Дальше меня уговаривать было не нужно. Я совала в рот все, что видела на столе. Шарики оказались пирожками с безумно вкуснющей начинкой. Белая штуковина из пиалок — легким, воздушным паштетом. Радужные сосульки действительно были ммм… Суфле вообще не поддавалось описанию. Одним словом — «хрустальная мечта». Все было так вкусно, что я с набитым до отказа ртом радостно произнесла:

— Офэн фкуно, фо, ва фут буву выть. На меня недоуменно посмотрели все, кроме Ежика конечно. Мелкая, зарывшись носом в очередную порцию мороженного, громко и самозабвенно чавкала.

— Ну, вкусно же! — возмутилась я, прожевав очередной пирожок. — Ничего вкуснее в жизни не ела.

Латти буквально засветилась от радости. Красотка чопорно облизала малюсенькую ложечку и елейным голоском пропела:

— Да Латти, суфле нынче манифик!

Я чуть под стол не рухнула. — Красотка, ты от куда французский знаешь?

Пухля весело хмыкнула:

— А она у нас эстет!

— Да, я ценю все красивое и изящное! — Пожала плечиками-лучиками Красотка. — Вот королева Розалин меня понимала, поэтому и принесла мне из другого мира этот, как он называется?…

— Словарь, — подсказала Пухля.

— Вот, вот — словарь, — обрадовалась Красотка. — Там так много красивых слов!

— Угу, много, — не унималась Пухля, — только ты почему-то от туда выучила только два — манифик и анфан терибль.

— Ну и что? Зато это самые нужные слова. Вот смотри. Хозяйка — манифик, генерал — манифик, Ежик… — и Красотка скривившись посмотрела на лопавшую, как маленький свинтус, суфле снежинку — анфан терибль!

— А у вас тут и книги есть? — удивленно спросила я.

— Мно-о-о-го книг, — проблеяла Потеряшка, обрисовав в воздуке лапками круг, пытаясь показать сколько.

— У скользящих самая большая библиотека в королевстве, — улыбнулся Скай, — хочешь, покажу.

Об этом он мог меня и не спрашивать, при словах книги и библиотека, глаза у меня загорелись как у наркомана перед дозой.

Библиотека находилась в центральной башне замка. Скай любезно открыл передо мной огромные резные двери. Я попала в рай! Круглая, цилиндрическая комната. Сотни! Тысячи! Сотни тысяч книг на сверкающих стелажах, уходящих вверх под прозрачный хрустальный купол. Я рухнула в объемное кресло стоявшее по середине комнаты и выдохнула:

— Все, я здесь точно буду жить! Можно я тут посижу немного, почитаю? Я просящее жалостливо посмотрела на Ская и снежинок.

— Это же твоя библиотека Элли, зачем ты спрашиваешь? — удивился Скай. Улыбнувшись, он поманил снежинок за собой:

— Не мешайте хозяйке, пусть отдохнет от вас немного.

Я благодарно улыбнулась моему генералу. И какой же он все-таки хороший! Двери закрылись, и я осталась наедине с волшебным миром книг. Вытянула с полки первую попавшуюся. На обложке бало написано: «Природа Хрустальной гряды в картинках».

Картинки в книге были восхитительными. Сверкающими, объемными и словно живыми. На одной из них было изображено удивительной красоты озеро, окруженное зарослями радужного камыша. Тонкие прутики, словно вылазили со страницы. Мне захотелось дотронуться. Солнечный луч, сквозь стеклянную крышу, упал на страницу и, я провалилась…

Я стояла на берегу того самого озера с картинки. Над головой пронеслась большая, сверкающая стрекоза. Подул легкий ветерок и, шевеля камыш, запел в его зарослях свирелью. Вода была такой чистой, такой кристально-прозрачной, что на дне были видны блестящие камушки со стайками проплывающих рыбок. Не долго думая, стянув с себя платье и белье, я нырнула в воду. Удивительно, вода была теплой. Стало так весело. Не знаю, что на меня нашло, но я начала дурачиться и нырять как маленький ребенок, громко вопя от удовольствия.

Над головой раздался протяжный свист. На плоском серебристом валуне, стоял парень и абсолютно беззастенчиво разглядывал все стратегически важные части моего тела. Незнакомец был немного выше меня. Стройный худощавый, с раскосыми зелеными глазами и хулиганским золотистым ежиком волос на голове. Рукава рубахи закатаны, руки сложены на груди.

— Ууу какую рыбку к нам принесло, — заявила наглая морда и обнажив белоснежные зубы, бессовестно улыбнулась, при этом на щеках появились две умопомрачительные ямочки.

— Слышь, ты бы отвернулся, рыболов! — злобно фыркнула я.

— Еще чего, и пропущу самое интересное? — лыбилась наглая морда. Парень наклонил голову набок, в ухе сверкнула маленькая сережка. Все, время было моим. Уйдя в сверкающую грань я вышла в аккурат за спиной незнакомца. Он наклонился вперед, недоуменно разглядывая то место, где только что была я. Не долго думая я со всей силы толкнула в воду ничего не подозревавшего недотепу.

Пока наглая морда барахталась и отплевывалась, я быстренько натянула на себя одежду.

— Плыви, плыви, золотая рыбка, — съехидничала я.

— Слушай, как ты это сделала? — восхищенно спросил золотоволосый, выползая из воды на берег. Парень стащил с себя рубаху, выкрутил и встряхнул, окатив меня при этом пылью водяных брызг.

— А ничего так, — подумала я, окинув взглядом его мускулистый торс. Он был худощавым, но при этом худым не выглядел совершенно. Увидев мой заинтересованный взгляд, наглая морда расплылась в обескураживающей улыбке:

— Я Кэлвин, детка, но для такой симпатичной крошки как ты, просто Кэл.

— Элли, — буркнула я, отворачиваясь от наглой морды в поисках дальнейшего пути передвижения. Парень не собирался отставать. Натянув на себя рубаху, подскочив ко мне, он по хозяйски взял меня за талию:

— Элька, я тебя тут раньше не видел, ты местная? — загребущая рука наглой морды при этом совершенно безсовестным образом съехала на мою самую выпирающую часть тела. Я разозлилась.

— Руку убери, просто Кэл, а то сейчас как врежу!

Наглая морда, с потрясающими ямочками, мгновенно подняла руки вверх в примиряющем жесте:

— А ты тут вообще что делаешь?

— Ознакамливаюсь с местными достопримечательностями. — Уклончиво ответила я.

— Мм понятно, значит не местная, — сделал скоропалительный вывод Кэл. — Детка, тебе повезло, я лучший во всей окрестности гид. Пошли. Наглая морда схватила меня за руку и потащила вдоль берега. Протянув меня несколько метров, он остановился и сказал:

— Жди здесь. Парень спустился к воде и скрылся за камышами. Долгоее время, оттуда доносился только плеск воды. Потом появился мокрый и взъерошенный Кэл. В руках он тащил здоровенную шевелящуюся рыбину.

— А рыба тебе зачем? спросила я.

— Пойдем — хихикнул Кэл, — сейчас будет весело! Пройдя еще немного вдоль берега, мы остановились. Золотоволосый приложил палец к губам, призывая соблюдать тишину и, указал взглядом вниз.

Возле камышей, на небольшом камушке сидела переливающаяся зеленоватая лягушка. Пупырчатая кокетливо сложила лапки, выпятив вперед губки, на манер Анджелины Джоли. Перед ней, опустившись на одно колено, стоял жаб с огромным букетом сверкающих кувшинок, и декламировал стихи, видимо собственного сочинения:

Пищали вокруг квамарики

Трещали в квустах квузнечики

Квагда я в пруду увидел

Кваи зеленые плечики

Я прыснула со смеху. Кэл шикнул на меня:

— Тише ты, испортишь всю операцию.

Жаб не унимался. Громко и с надрывом в голосе квакал:

Твои квэротичные губки

Вкуснее чем мухи крылышки

Квазволь же я зацелую

Кваи цветные пупырышки!

В этот момент Кэл швырнул трепыхающуюся рыбину в сторону лягушачьей парочки. Рыбина со всей дури плюхнулась в воду, окатив жаб фонтаном брызг. Лягуха с визгом спрыгнула с камушка и исчезла в водной пучине. Оскорбленный до глубины души жаб, в приступе паники, схватился за сердце и, закатив выпученные глазки, рухнул в обморок.

— Ты что творишь? — возмутилась я.

— Не будь занудой, — отмахнулся от меня Кэл, вытаскивая из воды бессознательную тушку пупырчатого. — Весело же!

— Ты, может, ему сердце разбил и личную жизнь сломал! Вот ты себя на его место поставь. Придешь своей девушке предложение делать, а тебе бах… На голову табун жаб. И все квакают!

Обморочный жаб заинтересованно приоткрыл один глаз и мстительно прищурился. Кэл почесал затылок, сомнительно посмотрев на жертву своего розыгрыша. Жаб мгновенно закрыл глаз и снова прикинулся трупиком.

— Какая ты Элька правильная, фу. Все веселье испортила. — Возмутился Кэлвин, выбрасывая в озеро обмякшее тельце лягуша.

Квакиш в полете умудрился вывернуться как кошка и приземлиться на все четыре конечности. Жаб посмотрел на Кэла долгим, пристальным взглядом, мол, я тебя гад запомнил, потом, гордо выпятив впалую грудь, показал нам маленький зеленый кулак. Кэл пронзительно свистнул. Перепуганный лягушонок, подпрыгнув, мгновенно исчез в блестящей глади воды.

Кэл засунул руки в карманы, весело насвистывая какую-то мелодию.

— Слушай, а зачем тебе лягушка нужна была? — Спросила я.

— Да там на другом конце озера нимфы обычно купаются. — расстроено произнес Кэл. — Бросаешь к ним лягушку, они верещат, как резаные и из воды выскакивают.

— Голые? — возмутилась я.

Кэл нагло улыбнулся, удивленно приподняв бровь:

— Крошка, а зачем спрашивается к ним лягушек кидать, если они одетыми купаются?

Во мне проснулась женская солидарность:

— Ну ты и сволочь! Отвернувшись от золотоволосого, обиженная я, демонстративно пошла прочь. Кэл вынырнул передо мной и, двигаясь спиной вперед, скорчил виноватую рожицу:

— Элька, ты что обиделась? Ты же сама хотела тут все посмотреть?

— Знаешь, у нас с тобой разные представления о достопримечательностях! Так что я лучше себе другого гида найду. Наглая морда улыбнулась обольстительно-восхитительной улыбкой и спросила:

— А долину серебряных колокольчиков видела когда-нибудь? Я отрицательно покачала головой. Кэл стал заливаться соловьем:

— Элька, ты пол жизни потеряла, это самое восхитительное место на свете. Кэлвин остановился, преграждая сердитой мне путь — Ну прости, клянусь, ни на одну нимфу больше не посмотрю, и лягушек тоже не буду трогать. Не уходи, а?

— Ладно, прощаю. Ну, и где тут твои колокольчики? Счастливый Кэл махнул рукой, указывая путь — Там за рощей, это недалеко.

Дойдя до рощи, Кэл командным тоном приказал мне остановиться. Став сзади, он накрыл мои глаза руками и подтолкнул вперед. Когда он убрал ладони, я не смогла сдержать восхищенного возгласа. Огромное поле нежных, хрупких, серебряных колокольчиков. Ветер ласково шевелит тонкие стебельки, разнося по округе мелодичный, хрустальный звон.

— Побежали? — сверкнул белозубой улыбкой Кэл и взял меня за руку.

— Побежали. — я залилась счастливым смехом и побежала увлекаемая Кэлом. Сотни потревоженных нашим движением маленьких звоночков, издали протяжный звук, который как волна покатился по полю. В воздух поднялось облако сверкающих, невесомых бабочек. Это действительно было самое красивое место на свете. Мы бегали, взявшись за руки, и хохотали как сумасшедшие. Потом Кэл потащил меня в рощу, утверждая, что там растут самые вкусные в мире яблоки и снежника. Яблоки были действительно вкусными, а снежника была похожа по вкусу на землянику, только снежно-белая. Сидя на берегу озера, и болтая в воде ногами, я вдруг поняла, что провела с Кэлом почти весь день.

— Кэл, ты прости, но мне возвращаться пора. Меня наверно уже ищут.

— А ты вообще откуда? — заинтересовано спросил парень. Я махнула рукой в сторону возвышавшихся в туманной дали гор.

— Так ты с севера! А здесь в гостях? — обрадовался Кэл. — А давай я тебя провожу! У меня перед глазами мгновенно стало суровое лицо Пухлика. Представила, что скажет мне моя маленькая блюстительница нравов, если незнакомого мужика в замок приведу. Да и не очень мне хотелось говорить парню, кто я такая и как сюда попала.

— Не-не-не, у меня тетя очень строгая, увидит меня с тобой, больше гулять не пустит.

— А ты еще придешь? Кэл смотрел на меня с такой надеждой, что я не выдержала и рассмеялась.

— Приду. Давай завтра, только не долго. Я помахала новому знакомому рукой и побежала вверх по берегу озера. Когда Кэл пропал из виду, я остановилась и посмотрела сквозь сверкающую гладь озера, представив библиотеку в своем замке. Работает! Я вернулась в то самое кресло, из которого попала к озеру. Мне начинало нравиться быть скользящей. Раз, и ты на другом конце королевства. И время экономится, и бензина не надо! За стенами библиотеки нарастал неясный гул. Двери распахнулись, в помещение ввалилась толпа народа. Впереди процессии, полная праведного гнева, летела Пухля.

— Ты где была? — мелкая уперлась лапками в бока и сверлила меня суровым взглядом.

— Гуляла. — Настроение стремительно начинало падать, странная процессия смотрела на меня с молчаливым укором. В комнату влетела Потеряшка и, рыдая, прилипла ко мне как пиявка.

— Хозяю-уушка, — подвывала она — Как же ты нас напугала-ааа.

— Гуляла она! — продолжала моральный штурм моей совести Пухля, — а ничего, что Латти чуть с ума не сошла, когда обнаружили твою пропажу, генерал всю армию на ноги поднял. Мы с лапок сбились тебя разыскивая. Весь замок на уши подняли.

В общем, оправдываться я не умею, поэтому я решила включить самый верный способ защиты, стала громко реветь:

— Я нечааа-янно, я больше не бууу-ду. Я книжку смотрела… А там…ааа. Я не хотеее-ла. Проверенный способ всех времен и народов мгновенно сработал, меня тут же все стали жалеть. Потеряшка набросилась на Пухлика:

— Не кричи на нее, у нее же гамнезия, не помнит она ничего!

— Даа-а, не помню-уу, — подвывала я, в такт Потеряшке, — откуда я знала-аа…Я картинки смотрела, а потом бах… и непонятно где. Толпа расступилась, и в комнату стремительно вошел Скай, преодолев за секунды разделявшее нас расстояние, он порывисто обнял меня и прошептал:

— Ты жива, снежные духи! Как же ты нас всех напугала!

— Я нечаянно! — продолжала всхлипывать я на широкой мужской груди.

— Не плачь Элли, мы с Латти поняли, просто не знали где тебя искать. Мой генерал улыбнулся такой теплой и нежной улыбкой, что мне стало невероятно стыдно за весь тот концерт, что я устроила. Потом прибежала няня, долго целовала и обнимала меня, повторяя как молитву:

— Моя девочка, моя девочка!

До ночи меня перетискали почти все жители дворца, выражая восторг и радость по поводу моего возвращения. Фрейлины поклялись, что теперь от меня ни на шаг, а я только согласно кивала всем и с сожалением думала, что моя личная жизнь накрылась снежным тазом.

Перед сном в спальню зашла Латти. Я виновато посмотрела на няню:

— Прости меня. Я не думала, что вы будете так волноваться.

Латти села на кровать и ласково поглаживая мои руки, сказала:

— Ты очень похожа на маму, такая же любопытная. В тебе ее любовь к жизни и непоколебимая вера в чудо.

— Расскажи мне о ней, какая она была? Скай сказал, что ты знаешь, что случилось в тот день. Почему мой отец так поступил с мамой?

Латти тяжело вздохнула и начала свой печальный рассказ:

— Скользящие никогда не покидали гряду надолго. Вражды с ледяными у них не было, но из-за пророчества ни те, ни другие никогда не пересекались друг с другом. Кроме того, попасть в мир льдов скользящим было сложно, туда редко проникает солнце. Мы уважали пространство, принадлежащее ледяным королям, без разрешения никогда не нарушали его границы.

Мэйлин была другой, она всегда говорила, что мир не может вмещаться в рамки Хрустальной гряды. Он бескрайний, бесконечный, за каждым поворотом таится что-то неизведанное и чудесное. Мэйлин всегда выходила за грани дозволенного. Она была фантазеркой и мечтательницей. Она часто исчезала, а когда возвращалась захлебываясь от восторга, рассказывала мне о том, где побывала и что увидела. Я предупреждала ее, что ее вылазки плохо закончатся, но она все время смеялась и говорила, что я преувеличиваю. Однажды твоя мама вернулась очень странная, все время улыбалась и смотрела, словно сквозь меня. Отвечала невпопад, стала рассеянной и молчаливой. Только глаза сверкали как два бриллианта. На мои попытки что-либо выяснить, Мэйлин лишь улыбалась какой-то тихой и загадочной улыбкой. Она стала пропадать где-то, никому не говорила куда уходит и когда вернется. А потом, скрывать, что-либо стало невозможно, должна была родиться ты…

Я пыталась узнать у моей девочки кто отец ребенка, но она упрямо молчала и говорила что это не только ее тайна. Даже когда на свет появилась ты, скользящая продолжала хранить свой секрет. В тот страшный день, она прибежала ко мне взбудораженная и счастливая. Она сказала, что Эркар зовет ее, что он собирается открыть ледяным кланам правду о них. Что они поженятся и теперь все время будут вместе. Эркар сотворил для нее ледяное зеркало, что бы она могла приходить к нему каждый день. С его помощью она и перемещалась в его мир. Я пыталась ее остановить, просила не брать тебя с собой, просила подождать. Но Мэйлин и слушать не хотела, наивная девочка вбила себе в голову, что Эркар ради нее и дочки нашел выход.

Латти громко всхлипнула, утирая слезы, порывисто обняла меня.

— Если бы можно было вернуть время, детка… Если бы только можно было вернуть…

Сердце сжало в ледяные тиски. По коже прошел мороз.

— Что он с ней сделал?

Полными слез глазами Латти посмотрела на меня и прошептала:

— Эркар разбил грань перехода в тот момент, когда Мэйлин выходила. То самое зеркало, которое сам же для нее и создал. Не знаю, как ей удалось спасти тебя, и раз гряда до сих пор не скована льдом, то «зеркало мира» она тоже успела спрятать.

— Латти, что за зеркало? Я уже слышала о нем от Ская, но тогда не придала этому значения.

— «Зеркало мира» создала королева Беатрис, сквозь него можно увидеть и попасть в любую точку Хрустальной гряды. Оно символ нашего мира, часть его души, часть сути скользящих. Если бы зеркало попало в руки Эркара, мы навечно остались бы рабами ледяного короля. Ледяными изваяниями без сердца, без души. Гряда превратилась бы в царство льда.

Мне было больно, больно и грустно от осознания того, что тонкая грань света и добра такая хрупкая и уязвимая. От того, что любовь — светлое и чистое чувство, призванное созидать и творить, вдруг может стать таким уничтожающе разрушительным. Мне было больно, потому, что человек, данный мне создателем, что бы защищать и беречь, так малодушно уничтожил мою маму, пытаясь погубить и меня тоже. Я все думала, какой бы удивительной могла быть моя жизнь, если бы у меня были счастливые и любящие родители. Впервые за все то время, что я находилась в этом мире, я плакала от грусти и отчаянья. Я уснула под тихий успокаивающий шепот Латти и ласковую возню снежинок, нежно перебиравших пряди моих волос.

Мне снился кошмар. Звук разбивающегося стекла. Шелест осыпающихся осколков. Крик, надрывный, раздирающий сердце. Так кричит смертельно ранений зверь. Я вскочила на постели, жадно глотая воздух, как выброшенная на берег рыба. Сон пропал. Рядом на подушке мирно сопели мои снежные фрейлины. Тихонько встав, что бы никого не разбудить я оделась, взяла свечу и пошла в библиотеку.

Сквозь стеклянный купол струился мягкий лунный свет. Игра света и тени превращала комнату в фантасмагорическое место полное неясных шорохов и движения. Я зажгла свечи в канделябре стоявшем на столе и пошла к стеллажам в поисках чего-нибудь, что бы скоротать бессонную ночь. Внимание привлекла большая толстая книга без названия, похожая на словарь или энциклопедию. В книжке оказалась какая-то тетрадка. Я пролистала потемневшие от времени листки, исписанные ровным красивым почерком, и в глаза бросилась странная запись:

«Он удивительный — сильный, добрый, мудрый…». Пролистала еще пару листков: «Я рассказала Эркару о ребенке, никогда не думала, что мужчина может так сходить с ума от счастья, он целый день носил меня на руках и не хотел отпускать…» Это был дневник моей мамы! Я провела рукой по страницам, словно хотела прикоснуться к руке писавшей эти строки. Пальцы нащупали что-то твердое, я перевернула листок, наткнувшись на странный плоский медальон похожий на тонкую льдинку. Что бы разглядеть внезапную находку я поднесла ее ближе к пламени свечи. Ромбообразный медальон тускло сверкнул, отражая отблеск огня, и я провалилась в пустоту пространства.