Хозяйка

Глава 16

Двое ребят из охраны, Натан и его слуга — шустрый, разговорчивый парень сидели на траве посреди лесной поляны в окружении полусотни волков. Лошади тревожно ржали, не имея возможности сорваться с привязи. На них волки не обращали внимания, столпившись вокруг пленников и буквально дыша им в лицо. Один держал зубами за горло одного из охранников, лежавшего на земле.

Я, стиснутая одной рукой Зодара и с зажатым другой его рукой ртом, мычала и дергалась, сидя на его лошади боком.

— Зодар, отпусти ее и мы никому ничего не скажем. Ты соображаешь что ты делаешь? Я все понимаю, но есть же какой-то предел! Ее нельзя принуждать, нельзя — понимаешь? Тебя казнят, сам брат и казнит. Ты что делаешь? Это не простая баба, которую ты захотел. Это Хозяйка! Ты преступник, предатель. Это же твоя страна! Ты! Идиот! Пусти ее! — орал Натан, порываясь встать с земли. Волки, рыкнув, толкнули его обратно. Один лег на ноги. Я замерла и затихла. Рука на лице ослабла.

— Не будешь вырываться — руку уберу. Сиди тихо, — это мне.

— Не трону я ее, Натан, успокойся. Если бы не орала и не кусалась, то вообще только поговорил бы тихо и мирно. Ты же не видел ничего. Это она на меня кинулась, как кошка. Покусала вот. Вставай, Тодор, он тебя не тронет, если дергаться не будешь. Хотел поговорить, подошел, получил опять по морде. Думаю — панику поднимет, попытался остановить, объяснить — укусила до крови. Я что должен был делать — ждать, когда вы меня покрошите, как капусту? Она же слова сказать не дает — только ругается и орет. Ну и кусается. Волчица моя, — это прозвучало с непонятной гордостью.

Я дернулась и возмущенно замычала.

— Наташа, он правду говорит?

Я опустила глаза и неопределенно пожала плечами. Просто испугалась. Он, как черт из табакерки, выскочил из кустов, еще и руки тянет. Машинально действовала.

— Я понял, Зодар, это недоразумение. Мы не будем никому говорить. Давай ее сюда.

— Извини, Натан, теперь не могу — руки не разжимаются. Я только сейчас и живу, брат, душа ликует, сердце выпрыгивает. Я больше не отпущу. И не отдам. Сама решит.

— Ты же видишь, что она не хочет.

— Она сама не знает, чего хочет. Только выясню кое-что и обещаю, что привезу обратно. Не ходите за нами, я волков с собой заберу. Не ходи, Натан, прошу, как брата. Мне терять нечего, ты знаешь.

Конь, пританцовывая, медленно отступал в чащу. Зодар опустил руку, зажимающую мне рот. Я молчала. Он обнял меня двумя руками, прижал к себе, оглянулся еще раз:

— Не ходите.

Минут пять мы молча ехали, отдаляясь от поляны и несостоявшегося пикника. Я не боялась — я удивлялась, и эту непонятность нужно было разрешить. Я попыталась:

— Ну и чего тебе надо выяснить? Куда ты меня тащишь?

Он рывком отстранил меня, заглянул в лицо.

— Вот сейчас ты сильно рискуешь. Помолчи, — он смотрел на меня в упор, разглядывая, высматривая что-то в глазах. Вздохнул, прижал опять к себе.

— Я даже не знаю — зачем и куда везу. Так бы и ехал всю жизнь. Что оно такое? Ты не знаешь? Я от тебя целый месяц не отойду теперь. Ходить буду, как привязанный. Ты не гони меня. Кусай, бей, только не гони.

— А что ж только месяц? Ты что, уезжаешь через месяц? — Уезжаю, — легко согласился он, — подумал было, вдруг не придется, а сейчас смотрю на тебя и вижу, что не любишь ты меня. А без тебя мне тут нечего делать. Не смогу видеть тебя с братом.

— Если из-за этого, то зря. Я не смогу забыть то, что видела. Он помешан на своей Гале, как и ты. Что только ему от меня нужно — не пойму. У всех спрашиваю — никто не знает. Что вам нужно от меня, если вы за нее умереть готовы? Ты же за нее чуть ли не в драку вчера полез!

— Ты сейчас тут, со мной потому, что я не понял тогда — на кого ты злишься за Галу — на него или на меня? На минуту показалось, что на меня. Не скажешь? Скажи, мне очень нужно знать, очень…

Ага, это мне что — признаться, что я ревную его? Почему вообще я сорвалась тогда? Ревную, конечно, что уж тут…

— Что у тебя с Галой? — выдавила из себя.

Он сильно вдохнул в себя воздух, провел рукой по моей спине до луки седла. Видно, обнаружил, что посадил на выступ. Замер, потом приподнял меня и подсунул руку мне под попу, держа на весу. Я привычно дернулась.

— Сиди тихо. Передавило все тебе, сейчас где-нибудь остановимся. Наташа, Гала хорошая, добрая, но глупая, как пенек. Как дите малое, глупая. И жалко ее, как ребенка потому, что это уже неисправимо. Она на тряпках, на цацках помешана, как на игрушках, ну и на брате. Она на зло не способна просто по глупости своей непроходимой и доброте. Не держи зла на нее. Не она это задумала. Я думал, что у вас с ним есть что и запретил ей приезжать. Так поперлась же — прощаться. А ему я морду за тебя набью, как приедет. Знает же, что она только на одно и годна. Сам виноват, не отдам я тебя теперь. Я тебя так люблю, как ты хотела — больше жизни и всего, что ты говорила. И хочу тебя до дрожи, до исступления. Не надышался бы, не оторвался, зацеловал бы до синяков. Полюби меня, Наташа, так уезжать не хочется… Я сейчас сижу, держу тебя, а кажется — летаю. От счастья, что ты здесь — со мной, голова кружится, как больная. Покусай, если хочешь, что хочешь, то и делай. Дай только рядом быть, хорошо?

Я слушала, разомлевшая от его слов. С трудом вытащила себя из этого блаженного состояния.

— Дар тоже хорошо говорил — я поверила. А ты со мной не разговаривал, еле слова цедил. Что теперь вдруг? Знаешь, как-то трудно поверить — откуда что взялось?

— Брат правду говорил — он тебя любит, не врал, потому и поверила. Что на него нашло — это его беда теперь. А я — я только вчера жить начал, как будто проснулся. До этого не жил, а доживал. Как первого брата похоронил, так и замер. И на тебя смотрел, как со стороны, когда понял, что не нужен тебе. Смирился.

— А спросить?

— Вот, поумнел — спрашиваю: ты попробуешь меня полюбить? Давай решай, я ведь не отступлюсь теперь — не смогу. Или ты сама, или украду опять, завезу и запру. У меня в лесах такой домик есть — только я и волки. Красиво там до безумия, как будто не на земле, а на небе. Озеро, как слеза, чистое и белые мхи под розовыми соснами. Буду весь месяц на руках тебя носить, в озере купать, кормить сам буду, ночью на руках укачивать — не отпущу до утра. Не трону, пока сама не попросишь. Решайся, Наташа, времени мало. Если твой я — ты тоже потеряешь. Ты умница, подумай, испугайся ошибиться. Я тебя поцелую сейчас, нет сил терпеть. Укуси, если не понравится, Волчица моя.

Он потянул меня осторожно за косу, заставляя поднять лицо. Подхватил под затылок. Вдохнул глубоко, судорожно, на лице то ли улыбка, то ли гримаса. Уголок рта дергается. Глаза черные, бездонные, полуприкрыты густыми, длинными ресницами. Я чуть откинулась, вглядываясь. Закрыла глаза, потянулась к нему…Не верю, что это со мной. Осторожно, нежно он коснулся моих губ, судорога прошла по всему его телу — я почувствовала это. Прихватил сильнее, жестче — подчинял, заставлял, наслаждался, затягивал, как в омут.

Я уплывала, в ушах шумело, под рукой билось его сильное, живое сердце, колотило набатом, просило, требовало. Поняла вдруг совершенно отчетливо, что не переживу, если оно остановится. Не допущу этого, не отдам никому — смерти тоже. Мой! Оторвалась с трудом, чувствуя дикий страх от того, что могу потерять его. Он своей выходкой, своим признанием разрушил все барьеры между нами. Зачем я возводила их? Понимала же сразу, знала, что он мне не безразличен. Выдохнула с облегчением, с радостью, признаваясь:

— Я уже люблю тебя. Глупый, чего ты ждал? Я же тебе не прощу никогда. Ты возьмешь меня в жены? Твоя буду. Не хочу больше ждать… сил нет, — пьяные, неосторожные, правдивые слова срывались с языка. Я не стыдилась, не боялась говорить, что думаю — раскрывалась перед ним полностью.

— Возьму! Запомни — ты сама это сказала. Не отпущу, даже если передумаешь, пусть казнят!

— Ты примешь от меня половину моей жизни? Я отдаю, прямо сейчас отдаю. Ты будешь любить меня все то время, что нам отпущено?

— Приму… принимаю… — и опять поцелуй — буду…уже…

Голову сносило, руки дрожали, гирями падали с его плеч. Плавилось все внутри, билось в голове — неужели так может быть? Неужели это я? Неужели это правда со мной?

К Натану с ребятами мы возвращались ближе к вечеру. После поцелуя очнулись под каким-то деревом. Сползли с коня, не выбирая места. Вокруг сидели и лежали волки. Я чувствовала себя членом стаи. Запах хвои и земли, раздавленной травы, звериный запах, копыта коня, переступающего с ноги на ногу в шаге о т нас, шумное дыхание волков. Поцелуи, сносящие напрочь крышу, сильное мужское тело под моими обнимающими руками. Напряженные мышцы, запах пота — приятный, пряный. Глаза, от которых невозможно оторваться. Лицо мужчины необыкновенной, нечеловеческой красоты, склоняющееся ко мне… Что бы ни было потом, этот день, начавшийся с того, что я ударила и укусила его, запомнится навсегда, как нечто невероятное и почти невозможное.

Я не стала в тот день женщиной, хотя это было и не мое решение. Что бы он ни сделал тогда — я не в состоянии была противиться.

Мы подъезжали все ближе к месту встречи с Натаном и охраной, и я возвращалась потихоньку на землю. Начинала доходить до ума и ситуация в целом — тут я ни о чем не жалела. И то, как я сейчас выглядела — раскрасневшаяся, растрепанная, с хвоей в волосах, с искусанными, распухшими губами… Что тут кому не ясно? А кому я обязана докладывать? И перед кем отчитываться? Пусть думают, что хотят. Натана я сразу предупреждала.

— Зодар, почему ты назвал Натана братом?

— Мы все кровные братья. Побратались в пятнадцать лет, он на четыре года моложе — родной брат Назара. Я, Зодар, Натан, Назар. Прошли обряд, обменялись кровью, принесли клятвы. Теперь мы братья — узы крепче родственных.

— Ты думаешь — Дар все поймет, примет?

— Наташа, я перестал искать любовь в твоих глазах тогда, когда услышал, что ты его нарекла. Дать имя — признать своим. Я уехал тогда. Ты знала, что делаешь?

— Я просто сократила имя. Сказала ему, что Зодар уже есть, пусть будет Дар. Чтобы не путаться. Он согласился.

— Я приведу тебя сегодня к матери, как невесту. Пройдем обряд завтра утром и уедем в лес. Даже если он поймет и примет… Я бы не хотел быть на его месте. Нужно дать ему время привыкнуть, смириться. На что он способен… я и о себе не скажу, что бы сделал? То, что он отказался от невесты — не беда. Он не любил ее. Может, все и к лучшему — она заслуживает большего, чем женитьба ради наследников. Будет искать — рано или поздно найдет ту, которую полюбит. Или не найдет. Его никто не тащил в ту комнату, Наташа. Это его и только его выбор — прекрати винить себя в его беде. Он мужчина, правитель страны. Сильный. С одной стороны — выдержка, верность принятому решению о тебе, характер. С другой — просто похоть. Она перевесила. Значит — она сильней, а возможно это что-то большее. Так иногда бывает, Наташа, что любят и преступников, и недостойных, и тупых, как пенек. Знают, что при этом теряют большее, но не могут ничего сделать. Если бы он это понял сам… Дадим ему время. Ты сама что об этом думаешь?

— Ничего. Просто не хочу с ним встречаться. А нельзя, чтобы обряд пройти сегодня?

— На рассвете, с восходом солнца. Чтобы на виду у всего мира и чтобы клятвы прозвучали, услышанные всеми. Я бы увез тебя сейчас. Даже без обряда. Боюсь, что покушения не прекратятся. Я бы защитил тебя там — я и волки. Но я хочу иметь законное право на тебя, чтобы все знали, что ты моя. И не смогли отнять. Есть еще одно. Я расскажу тебе потом, когда ты убедишься в моей любви, поверишь. Не хочу, чтобы ты сомневалась в том, что мне нужно от тебя.

Мы выехали на поляну. Зрителям предстала картина маслом — Зодар, в разорванной мною до пояса рубашке, держащий меня под попу, чтоб не надавило лукой седла и прижимающий к себе, и я… Тут все понятно.

Там был и Дар. Он смотрел на меня, обводя взглядом — рубашку с зелеными травяными пятнами, растрепанные волосы пополам с хвоей, губы, как вареники. Еще и горящие, просто до боли, щеки. В жар меня бросило моментально. Я смотрела на него, не веря глазам — откуда он здесь?

— Здравствуй, брат, — прозвучало над моей головой.

Я отвернулась ото всех, стоящих на поляне. У меня теперь есть мужчина — он разберется. Уткнулась в грудь Зодару.

— Здравствуй, что ж ты не пошел до конца? Чтобы у меня совсем шансов не осталось? — слишком спокойно спросил Дар.

— Это не мое решение. Она хочет обряд. Я сделаю все, как она скажет.

— Я тоже ее берег, боялся прикоснуться лишний раз, чтоб не спугнуть. Устранял все препятствия между нами, ждал терпеливо, когда ответит. А нужно было вот так, как ты. Взять и…

— Помолчи. Будешь жалеть потом. Ты выбрал сам. Галу. Это теперь моя Волчица. Она не умеет прощать. Я не повторю твоей ошибки.

— Ты нарек ее? А ты знаешь, что и у меня есть ее имя?

— Знаю, Дар. Она и не подозревала, что это часть обряда. Просто сократила имя, чтобы не путаться.

— Хорошо… А она знает, что тебе от нее нужно?

— Брат,…

— Я сейчас тебе не брат. Прости. Слишком много теряю, пожалуй, не меньше, чем ты бы потерял через месяц. Так ты ей сказал, что умираешь? Наташа, ты знаешь об этом? Что ты ему нужна, чтобы просто остаться жить?

Я подняла голову, посмотрела на Зодара. Он смотрел на брата. Медленно перевел взгляд на меня. Лицо застыло, глаза мертвые.

— Знаю. Давно знаю — почти два дня. — Я смотрела на Зодара — выражение его глаз не изменилось.

— Так ты его пожалела? Ты из жалости с ним?

Рука Зодара тихо отпустила мою спину. Он вздохнул легко, еле слышно. Упорно отводил взгляд. У меня в глазах потемнело от злости, я задохнулась:

— Вот только попробуй, гад! Только отвернись сейчас. Это будет хуже, чем та комната. Я не прощу тебя, убью на фиг! Ты что его слушаешь? Какая жалость? Я чуть не изнасиловала тебя сегодня. А кусала и била тоже из жалости? Ты что, такой легковерный? Не смей, понял? Не смей, я тебе говорю! — Повернулась к Дару и прошипела:

— Как же правильно я выбрала его, а не тебя. А ты знаешь, что проклятие снимет не обязательно взаимная любовь? Достаточно любви Хозяйки. Взаимная любовь дает дар долгой совместной жизни. Так что мои чувства легко будет проверить. А ты сам, не хотел ли жить долго? Тоже ведь можно заподозрить корысть с твоей стороны.

— И что, то, что он готовится к смерти, никак не повлияло на твои чувства? — Дотошно допрашивал Дар.

— Повлияло. Я поразилась благородству и порядочности человека, даже перед лицом смерти не желающего перейти дорогу брату. Умереть, но не отнять счастье у той, кто, как он думал — счастлива с тобой. Когда он ошибочно решил, что мы вместе, отошел и не сделал ни одной попытки сблизиться со мной, а значит — попытаться спасти себе жизнь. Он и твою Галу не пускал к нам, чтобы не мешала. Но видно судьба всегда найдет способ поставить все на свои места. Я поражаюсь тебе, Дар. Я знала тебя совсем другим. Зачем ты так с ним? В чем его вина? Тебе же рассказали что тут было. Мы с ним грызлись, как кошка с собакой. Само все получилось и выяснилось. А если бы я после нашей свадьбы поняла, что любила другого?

— Мне плевать… — Дар отвернулся и пошел к лошадям, обернулся: — Я сумел бы заставить тебя забыть его. Когда обряд?

— Тебе зачем? Что ты задумал?

— Не делай из меня чудовище. Просто уеду на это время.

— Извини… Мы хотели завтра утром. Но ты же только с дороги… Устал, наверное, зверски. Куда ты поедешь? Мы перенесем, да, Зодар? Отдохнешь хорошенько, тог…

Дар застонал, схватился за голову руками: — Это невыносимо. Ты ненормальная. Я даже злиться на тебя не могу. Самому сдохнуть, что ли?

Повернулся к Зодару: — Уезжай, бери ее и уезжай. Проведи обряд в другом месте. Я сейчас за себя не ручаюсь. Сегодня ночью до меня дойдет все это — сожгу к чертовой матери весь город. Я — в подземелье. Пить буду. Выйду — чтоб вас не было. Если через месяц не помрешь, проведу обряд братания — сестрой станет мне. Если не выживешь — будет моя. А пока исчезните, я на пределе. Все за мной. Остаться охране Хозяйки.

— Хорошо, брат, — прошептал Зодар.