Бетон потерны исходил стылым промозглым холодом, от которого не спасала шерсть. Я зябко поёжился, потянулся к тёплой кацавейке, выкроенной из одеяла. Надо бы встать, сделать комплекс упражнений, заодно и согреться… Не хочется. Пальцем шевелить не хочется.
Будет ли когда-нибудь снова тепло?
Я почесал за ухом, тряхнул головой. Странное какое ощущение только что возникло в голове – как будто кто-то чужой влез в мои мысли. Забрался в голову, как в башню броневика, уселся и затаился… С ума бы не спрыгнуть, вот что. Не так уж трудно это по нынешним временам. Хотя все, кто норовил спрыгнуть, вроде как уже спрыгнули, но…
Я натянул на себя кацавейку, налил из термоса горячей воды и принялся прихлёбывать, едва не обжигаясь. Вообще-то хорошо бы поставить сюда на пост электроплитку, что ли… Нет, Угррур не разрешит. Реактор на холостом ходу, и энергии, вырабатываемой термоэлементами, едва хватает на освещение и работу системы водоочистки. Ну и на кухню, само собой…
Я усмехнулся, обнажив кончики клыков. Генерал Угррур мудр, и только сейчас становится ясно, насколько. Если бы сразу после Конца света реактор не перевели на минимальный ход, уже давно освещались бы лучинами и пили воду из реки. Вёдрами таскали бы, потому как насосы тоже работают на электричестве. А так ещё лет пятнадцать будем пить чистую… а там и в реке очистится до безопасного уровня…
В дверь гулко постучали железом. Я нехотя встал со своего места, двинулся к двери. Вот интересно, когда она появилась у меня, эта шаркающая походка? Вроде не старый ещё… Это от гиподинамии всё, надо чаще делать упражнения…
Я усмехнулся. Нет, я не старый. Я древний. Доисторический. Как и все мы.
В дверь снова загремели железом. Ещё три года назад тут работало переговорное устройство, но оно вышло из строя, и починить не удалось. Проблему решили просто – повесили на верёвке железяку, игравшую теперь роль дверного звонка.
– Кто?! – рявкнул я, подойдя вплотную. Разумеется, вопрос был лишён смысла – кто же там может быть, кроме своих? Однако регламент требовал задать вопрос и получить ответ. Регламент до сих пор выполнялся по всем пунктам, которые вообще возможно было ещё выполнять. Регламент вносил некую упорядоченность и видимый смысл обитания в этой бетонной норе.
– Это я, Брргарр! – глухо донеслось сквозь броню. – Открывай!
Длинный рычаг запора глухо заскрипел, зато дверь отвалилась в сторону бесшумно. Хорошие двери делала когда-то фирма «Рубурр и сын»… Кто их помнит сейчас, и Рубурра, и его сына? Мёртвые страницы истории в памяти ещё живых… мертвецов.
Гррот перешагнул через высокий комингс.
– Я уж думал, ты помер. Проще дверь взорвать…
– Я тебе не рядовой новобранец, на цырлах на всякий шорох поспешать.
Гррот сипло рассмеялся, закашлялся.
– Гляди-ка, какое слово вспомнил… Где это ты в последний раз видел новобранца?
– Тридцать четыре года назад. Ты по делу или так, от гиподинамии спасаешься?
Гррот помрачнел.
– Разведка донесла, опять шевеление. Возле бывшей подстанции, ближе к Промаху.
– Мутанты? Или выползки?
– Неясно. Но ведут себя нагло. Их по открытому огню обнаружили. Каннибалы, жарят кого-то.
Я с шумом втянул воздух. Раз каннибалы, то уже не имеет значения, выползки это, покинувшие противоатомный бункер, в котором кончились запасы провизии, или мутанты – из тех деревенщин, что каким-то чудом пережили Конец света.
– Босс велел разобраться и почистить там всё.
Да, это свято – почистить окрестности охраняемого объекта. Ибо каннибалам не место на земле. Одна-единственная банда каннибалов способна уничтожить остатки населения целого края всего за пару-тройку лет.
– Наш броник еле ползает.
– Босс разрешил пустить в дело «Убедительного».
Вот теперь я удивился.
– Круто!
Гррот помолчал.
– Их там очень много, Брргарр. Сотни две, наверное.
В ангаре, куда вела потерна, стояла вся наличная техника, которой располагал объект. Два из трёх броневиков были давно разукомплектованы, третий же переделан под газогенератор, топившийся дровами – благо мёртвый лес вокруг стоял в изобилии. Правда, дерево уже изрядно погнило, но при нынешних бесконечных зимах ещё на несколько годков должно хватить…
А всё оставшееся горючее находилось в баках «Убедительного». Я с удовольствием оглядел машину – да, и в самом деле такая штука может убедить несогласных… Настоящее свидетельство военной мощи бывшей империи.
Тяжёлый бронеход возвышался над головой, грозно ощерив жерла пяти орудий. Четыре лёгкие пушечки, спаренные с пулемётами, в расположенных уступами боковых башенках, и огромный куб главной башни, с тяжёлым орудием для борьбы с сильно бронированными целями и бетонными укреплениями. Броня в три пальца толщиной, плюс противогранатные решётки, делающие бесполезными ручные гранатомёты. Генерал Угррур прав, как всегда – раз в банде столько народу, чем рисковать единственным ходячим броневичком, сегодня следует не поскупиться и вывести из стойла нашего «Убедительного».
Где-то в недрах убежища загремели звонки громкого боя, и спустя считаные мгновения забухали тяжёлые шаги. Я ощутил невольную гордость – спецназ, он и спустя столько лет спецназ.
Четыре десятка бойцов заполнили ангар, быстро и без суеты построились. Ребята впрямь смотрелись ещё ничего, в бронежилетах и касках, с автоматами под мышкой и лопатками-топориками на заду. Правда, хвосты изрядно облезли, ну да радиация – она никому не мать родная…
– Ребята! – генерал вышел вперёд, с явным трудом переставляя ноги. Он был старше меня лет на тридцать и вообще был самым старшим из нас. – Опять каннибалы нагрянули в гости. Нужно устранить…
– Будет сделано! – рявкнули ребята, строго соблюдая устав. Вообще-то в последние годы Угррур не настаивал на непременно уставном к нему обращении. Но как-то само собой повелось… И вообще, дашь себе раз поблажку, другой, и конец бункеру. Вместо гарнизона специального назначения останется кучка грязных норушников, а там и до выползков скатиться недолго…
– Экипаж, в машину! Десант на броню! – зычный голос у Гррота, ничего не скажешь. В закрытых помещениях особенно.
Взвыл электромотор. Врата потерны дрогнули и начали медленно отползать в стену, открывая выход наружу. Свежий ветер ворвался в раскрытый зев, вытесняя неподвижный стылый воздух подземелья, но тепла я не ощутил. Вот дела, ведь лето уже на носу, если судить по календарю… Хотя «лето», это было там, до Конца света. Сейчас есть только морозный сезон и безморозный.
Двигатель «Убедительного» тяжко взревел, разом загасив все иные звуки, стены и пол мелко задрожали. Каждые три года на бронеход ставили свежий комплект аккумуляторов из НЗ, обноски же шли на броневичок и связистам. И это глубоко правильно – оружие должно быть исправно и в любой момент готово к применению. Как сегодня.
Чудовищная машина взяла с места плавно, лязгая широкими гусеницами, двинулась на выход. Ещё чуть, и мы выбрались на волю.
Я закинул голову, жадно вдыхая холодный воздух. Над головой рассыпалась вязь созвездий, и среди них выделялась Опрокинутая Чаша… А вот и Несбывшаяся Надежда…
Я невольно вспомнил, как ещё пацаном-школьником бегал в астрономический кружок. Вообще-то я изначально хотел стать лётчиком, но незаметно увлёкся астрономией, которую изучали на курсах юных штурманов. До чего доходило – я всерьёз подумывал, не пойти ли мне в университет…
Я усмехнулся. Много глупых идей витало в моей голове. Но жизнь, как обычно бывает, внесла свои коррективы. Армия, спецназ, особый объект номер…
А потом наступил Конец света.
Разумеется, был период конфронтации, обмен резкими заявлениями. Потом всё вдруг как-то наладилось, и по радио зазвучали бодрые марши и успокаивающие вести. Послы обменивались похлопываниями по плечам, приветственно мели пол пушистыми хвостами… «Наконец найдены взаимоприемлемые решения наболевших вопросов». Казалось, демобилизация вот-вот будет объявлена…
И только потом, уже после Конца света, я понял – решение действительно было найдено, и обе стороны готовились его исполнить.
Самое интересное, что война так и не была объявлена. Разумеется, первый ядерный удар должен быть внезапным, но после-то могли объявить? Впрочем, это уже не имело никакого значения. Даже добивающие удары прекратились буквально через несколько дней – уж очень устрашающе выглядели результаты того, самого первого удара.
Вообще-то самым тяжким был первый год, когда беспросветный мрак окутал планету, и вслед за бескрайней ночью пришёл свирепый мороз, дополненный ураганными ветрами. Народу в убежищах тогда ещё было много, страшная теснота, плач детей, визги и истерика женщин, свирепые драки между мужчинами, сумасшедшие, не боявшиеся даже выстрелов в упор… Потом стало легче. Все, кто не выдержал, отправились в Обитель Предков – кто-то удавился на проводе или шнурке, кто-то получил нож или клыки в шею от соседа, кто-то пулю от охраны… А кто-то просто умер, и все дела. И пайку увеличили, поскольку количество едоков упало многократно.
А потом наступила тоска.
Год шёл за годом, но бетонные склепы атомных бункеров так и оставались приютом уцелевших. Нет, никто не звал их «домом» – как можно? Дом, это же… это…
Никто ничего не строил. На второй год от Конца света, когда мутное солнце нарушило наконец беспросветный мрак, кое-где попытались наладить сообщение, пусть даже нерегулярное, и жалкое подобие производства. Однако неожиданно выяснилось, что никакой экономической основы для такого сообщения нет – остатки выживших сидели в убежищах и медленно проедали запасы консервов.
Когда же ещё через несколько лет стало возможным жить на поверхности, обнаружилось, что практически весь домашний скот благополучно съеден. И хуже того, не стало никаких диких животных – все передохли ещё в ту страшную Великую Ночь.
Возможно, где-то кто-то и пытался ещё наладить мирную жизнь – мне о том было неизвестно. Великая цивилизация распалась, и эфир пустел с каждым годом. Вот уже лет десять не было известно ничего о том, что творится у наших бывших врагов – именно бывших, потому как исчезли причины, вызвавшие соперничество. И вообще, враги отныне были у всех одни – вот такие банды каннибалов, уничтожавшие и без того призрачные шансы выжить.
И климат изменился. Наш генерал проговорился как-то – на обоих полюсах море сковали льды, образовавшиеся в ту первую зиму, и льды эти не собирались таять. Это казалось многим удивительным, но я не зря ходил в астрономический кружок в далёком, страшно далёком детстве. Всё было просто – льды рассеивали тепло, которое посылало солнце нашей истерзанной планете, и вот уже не только на море, но и на суше в высоких широтах понемногу формировалось нетающее белое одеяло. До Конца света здесь, мне помнится, даже в разгар зимы снег никогда не лежал долго – выпадет и растает. Сейчас же большую часть года мороз цепко держит землю и мёртвый лес, и снега сходят только к началу лета – то есть «безморозного периода», заменяющего отныне лето…