Глава 10. В гостях у Чернокнижника


Филипп несколько секунд молчал, а затем скопировал взгляд Лары.

— Если ты просишь, чтобы я воскресил колдуна, то я не умею.

— Я хочу попасть в его мир раскаяния. Я была там однажды, но не уверена, что смогу повторить. Мне сказали, хороший жрец в состоянии провести такой ритуал. Ты можешь?

— Кто сказал?

— Неважно.

Филипп вздохнул и спросил со страдальческими нотками в голосе:

— Зачем это тебе?

— Разве того, что ты мне должен, недостаточно, чтобы не задавать вопросов? — раздраженно поинтересовалась я.

— Поля… — Он взял мою руку и приготовился говорить речь. Напутственную. О жизни. Это выражение лица ни с чем не спутаешь — мудрец в сединах готовится нравоучать своего последователя. Я даже умилилась. — Тебе нужно остановиться, подумать, что ты творишь. Хоть раз в жизни оценить опасность, прежде чем лезть в пекло, понимаешь?

— Не совсем. — Я состроила недовольную рожицу, но, признаться, эта деланная забота смешила.

— Мои ищейки видели тебя с Эриком Стейнмодом, а он не лучшая компания для такой девушки, как ты.

Ах вот оно что! Выходит, Филипп все же следил за мной. Но зачем? Покаяться хотел? Или еще чего поиметь? Зная его, я бы не удивилась. Но на контакт идти побоялся — из-за Эрика. Ну ясно, ему и Влад-то был не по зубам, не то, что Эрик.

— С каких пор ты записался в мои дуэньи, Филипп? — насмешливо спросила я.

— Ты же не думаешь о вступлении в скади? Или ты поэтому и ушла из атли? Ты в курсе, что в скади есть определенный способ сохранять кен предков? Весь он переходит вождю. Повод задуматься, как считаешь?

— Поясни, — нахмурилась я.

— Когда кто-то из скади умирает, его кен, вопреки законам хищных, не уходит в землю, не питает источник. Они не забирают часть кена с собой. Весь остаток переходит вождю. Это древний и темный ритуал. Подозреваю, в скади в прошлых поколениях было немало колдунов.

— Хочешь сказать, если кто-то из скади умрет, его кен достанется Эрику?

Филипп многозначительно кивнул, выпустил мою руку и откинулся на спинку стула. Наблюдал за мной пристально, словно мог читать мысли по лицу.

Я задумалась. Врать Филиппу незачем. Он знал, что я не испугаюсь и не убегу. Никакой выгоды от этого он тоже не получит, разве что сговорился с Владом, но эта мысль была такой смешной, что я отмела ее сразу. Да и все равно есть способы узнать, сказал ли он правду — например, спросить у Эрика прямо. До этого он не лгал мне. Или лгал?

Хорошо, допустим, слова Филиппа правдивы.

Эрик накапливал кен предков. Это объясняло его многочисленные способности и силу. Даже тот факт, что он повредил жилу Герде. Хотел ли он получить мой кен? Мог ли склонить меня к тому, чтобы вступить в скади, а затем убить?

Я поежилась. Как бы ни отгораживалась от мыслей о предательстве, они назойливой стайкой крутились в голове. Меня слишком часто предавали, чтобы я могла позволить себе беспечность. Даже если меня безумно тянет к Эрику. Тем более, если тянет.

Но правда в том, что он не просил меня стать скади. Этого не требовалось, чтобы видеть опасности для него — каким-то образом я могла предсказывать без принадлежности к его племени. Поэтому в случае, если он предложит, я смело могу отказаться.

— Теперь понимаешь, почему я волнуюсь? — закончил доверительный разговор Филипп и добил многозначительным взглядом.

— Ну да, если даже у тебя получилось меня обмануть, то Эрик и подавно сможет, верно?

— Я совсем не то имел в виду, — смутился он и заерзал на стуле. Тут же всплеснул руками и подскочил: — Ты же есть просила. Вот я балда! Сейчас приготовлю.

Пока Филипп суетился, я рассеянно теребила повязку на руке и думала об Эрике. Пытался ли он склонить меня к вступлению в скади для того, чтобы потом прибрать к рукам кен сольвейга? Ведь он уже понял и все равно продолжал играть со мной. Мне казалось, он просто меня кадрит, но вдруг… Что если он решил совместить приятное с полезным? Заманить меня в скади, пройти испытания, прибить и уйти в свой кан еще более сильным?

Я бы не удивилась.

Впрочем, никто не заставляет меня присягать Эрику. Но выяснить все о его намерениях перед тем, как помогать, нужно непременно. Позволять собой манипулировать нельзя. Хотя будет сложно что-то требовать — от него зависит моя жизнь. В прямом смысле. И не только моя — проблема с Гердой не решена. А колдун ее адепт, так что автоматически делает его и моим врагом. А Эрика — союзником.

Глеб говорил, остальные трое слабы. Устраним колдуна, и драугр останется без главного оружия.

Филипп поставил передо мной тарелку с омлетом. К ней присоединилась чашка свежесваренного кофе. Желудок воодушевленно заурчал, требуя все это немедленно съесть и выпить.

Бывший жрец атли смотрел ласково и заискивающе. Что ж, не зря я все-таки пришла.

— Так ты поможешь? — спросила, когда Филипп снова присел рядом.

— Помогу, если скажешь, что делаешь это для себя, а не для Эрика.

— Я делаю это для себя, — уверенно ответила я. И даже не соврала. Колдун опасен в первую очередь для меня.

Филипп кивнул.

— Тогда помогу.

Жрецы всегда меня немного пугали. Все эти заклинания на древне-скандинавском, свечи, ритуальные ножи делали их очень похожими на человеческих колдунов. Когда-то у меня даже возникала мысль, что если бы Влад не настолько ненавидел Тана, а Тан, в свою очередь, не настолько хотел править атли, колдун мог бы стать замечательным жрецом для племени. Но все произошло так, как произошло.

Ритуальный круг был нарисован на полу в спальне. Прямо под ковром. Наверное, Филипп использовал квартиру как источник, ведь на создание настоящего ему не хватило бы кена. Или способностей. Выяснять я не стала.

Хегни — так Филипп назвал свое племя — жили разрозненно, как и альва. Впрочем, при нынешнем порядке им не угрожало ничего — пока на хищных можно было зарабатывать, охотники закрывали глаза на многие вещи, за которые в прошлом уничтожались целые племена. Мишель же имел возможность эксплуатировать четыре племени.

Белая краска нагло исполосовала новенький паркет, оставила на нем небрежные разводы. Вот — то, от чего ни один из нас никогда не избавится. Не заштукатурит, не запихнет в несгораемый сейф, не спрячет на дне океана. Это — наша сущность. Неотъемлемая часть нашей жизни. Магия, что в нас самих. Зашитая в гены, опломбированная в жиле. Она бушует, пьянит, делает нас отличными от людей. Недолюдьми или сверхлюдьми — не суть важно. Возврата нет. После посвящения что-то просыпается в нас и не засыпает уже никогда.

Я поймала испуганный взгляд Аделаиды, женщины Филиппа, когда он закрывал дверь спальни. Невесть что она подумает о нас… А, плевать! Наверняка ведь знала, на что шла. Каждая женщина-хищная знает. Если Филипп захочет, заведет себе нескольких жен, и Аделаида не сможет возразить. Таковы законы.

Странно, с каким цинизмом я об этом подумала. Без эмоций. Совсем. Лишь вспомнился умный взгляд воительницы атли. И мелькнула мысль: если бы я и смогла с кем-то делить своего мужчину, то Ира — отличная кандидатка.

Впрочем, я не смогла, да оно и к лучшему.

Пол оказался прохладным и гладким. Я уселась по-турецки и подняла взгляд на Филиппа. Он деловито раскрыл старинную книгу и положил на тумбочку у кровати. Задернул шторы и зажег свечи.

— Пей, — скомандовал, протягивая мне стакан.

— Что это? Отвар из магических трав?

— Виски. Нужно притупить твое сознание, а алкоголь для этого — самое оно. Нам повезло, что я тогда взял кен Тана — он станет проводником. Только постарайся поскорее, не уверен, что смогу долго…

Я поморщилась, но промолчала о том, что на самом деле думаю о поступке Филиппа. Не до того сейчас. Залпом выпила обжигающую жидкость, закашлялась. Горло полыхнуло, а по пищеводу растеклось приятное тепло, расслабляя и туша тревогу.

Филипп заговорил — монотонно и усыпляюще. И я вспомнила, что истощена. Сон накатывал волнами, изредка выкидывая на берег реальности, но все больше затягивая на глубину. И я плыла, расслабленная, спокойная. Расслаблялась все больше и больше, пока меня не окутала темнота — теплая и уютная.

А потом я открыла глаза.

На мне все то же платье — красное, с глубоким вырезом — и сапоги. А вокруг, куда только хватает взгляда — снежное лесное царство. Мягкие, ватные сугробы, раскидистые еловые ветки, заботливо укрытые снежными шапками.

Холодно. Настолько холодно, что сводит конечности, а кожа покрывается тройным слоем мурашек.

Лес молчит. Колет морозом, дышит и смотрит недружелюбно, отчего хочется бежать и спрятаться. Но я стою, примороженная к месту и мысленно матерю бывшего жреца атли. Проводник, говоришь. И куда он меня провел, черт возьми?!

Когда я собиралась навестить Тана в мире искупления, думала, что он будет, как в прошлый раз сидеть в кресле-каталке и слушать Моцарта. Представила себя приятный аромат спелых яблок и солнечный свет, пробивающийся через неплотно задернутые шторы в огромном зале. И уж никак не ожидала, что попаду в зимний лес.

— Черт! — вырывается у меня. — И что теперь?

Лес шумит, с елей опадает снег и ложится на холодные подушки сугробов. Больше никаких звуков — кроме стука моих же зубов. Так холодно, что кажется, я сейчас умру.

Обнимаю себя руками, оступаюсь и путаюсь в липком сугробе. Нужно идти, иначе замерзну насмерть.

Тут же замираю, потому что на меня смотрят глаза. Два янтарных глаза с вертикальными зрачками. Голова кружится, на языке — металлический вкус страха.

Зверь скалится и угрожающе рычит.

Волк. Это чертов волк!

Так, спокойно. Это ведь не по-настоящему. Всего лишь мое подсознание. Вернее, не мое — Тана. Я тут не умру. Не умру ведь?

Зверь поднимает массивную шерстяную лапу и шагает ко мне. Скалится сильнее, и, клянусь, я могу пересчитать его зубы — мелкие, острые резцы и клыки — длинные, цвета слоновой кости, привыкшие рвать добычу.

«Это очень опасно», — говорил Эрик. Теперь понятно, почему. Наверное, все же можно умереть в чьем-то мире искупления. Уснуть и не проснуться там, где проводился темный ритуал.

Волк пригибается к земле, и в его намерениях уже нет никаких сомнений. Он голоден. Его стая — тоже. А я — отличный способ поживиться. Животное готовится к прыжку, а я даже пошевелиться не могу — стою, завороженная звериной грацией хищника, который собирается меня порвать…

Вспомнилась сказка о Красной Шапочке. «Почему у тебя такие большие зубы?»

— Филипп, — шепчу, не сводя взгляда с желтых глаз волка. — Вытаскивай меня!

Словно он может меня услышать.

В этот момент с соседних елок сыпется снег, и на полянку, прямиком между мной и волком выходит человек в меховой накидке. Издает нечленораздельный клич и рычит. Зверь все еще скалится, но отступает. Человек в накидке делает еще шаг и снова рычит. И, к моему удивлению, волк поджимает хвост, пятится и скрывается в чаще.

— Тан! — окликаю я, и он поворачивается. Небритый, одичалый. Борода, спутавшиеся волосы, обветренная кожа. Настоящий дикарь. Понимаю, что почти окоченела, зубы снова начинают зверски стучать, а сама я — трястись от холода.

Колдун смотрит на меня странно, оценивающе, и, к своему ужасу, я не вижу в черных глазах узнавания. Ни намека на человеческое. Там такая же дикость, какая была у волка.

— Это я — Полина. Ты узнаешь меня?

Он подозрительно щурится, словно не может поверить в то, что я сказала.

— Настоящая? Или снова глюк? — спрашивает хрипло и делает шаг ко мне.

— Сложно судить, — дрожу я еще сильнее и растираю голые плечи. — Но судя по тому, как околела, вроде настоящая.

— В прошлый раз ты тоже так говорила, — сокрушается Тан. — И в позапрошлый…

— Не понимаю, о чем ты. У меня не так много времени — Филипп не сможет долго держать заклинание.

Неужели он сошел с ума? Совершенно сбрендил в своем мире искупления? Возможно, именно поэтому они так и называются. Находиться вечность наедине с собой не каждый выдержит.

— Мне нужно поговорить о колдуне, только если можно, где-нибудь в тепле.

Тан улыбается странно-загадочно и говорит:

— Тут можно все!

На плечи мне ложится мягкий лисий мех, и тут же становится теплее. Снег вокруг быстро тает, только не течет водой, как по весне, а просто исчезает. Испаряется невидимым призраком. Тан берет меня за руку и усаживает на густой мох, усыпанный еловыми колючками. Сам усаживается рядом, и я замечаю, что перестала мерзнуть. Ели нависают сверху, где-то вдалеке кричит филин. Наверное, это Тан ему приказал. Как и тому волку, что хотел меня съесть. Тан здесь сценарист и режиссер. И единственный зритель. Но не сегодня.

Нас окружает лес — загадочный и темный. Как и его хозяин.

— Тут все изменилось с прошлого раза, — говорю я первое, что пришло в голову. — В прошлый раз ты встречал меня радушнее.

Тан смотрит непонимающе, и я поясняю:

— Яблоки, Моцарт, кресло-каталка. Припоминаешь?

— Ты слишком часто здесь бываешь, чтобы я мог отличить тебя настоящую от выдуманной моим разумом, — сокрушается он. — Это правда ты?

— Правда, — киваю я. — Я здесь, чтобы узнать, как убить колдуна.

Чернокнижник раскатисто смеется, и его смех растекается по лесу, сквозит незримым туманом между деревьями, прячется между корней и в порах коры, клубится в кронах.

— Тебе ли не знать, пророчица, как убивают колдунов? Помнится, одного убила ты сама.

— Боюсь, этого не одолею. Он безумно сильный, несмотря на то, что подросток.

— Подросток? — неподдельно удивляется Тан. — Сколько прошло с тех пор, как ты была у меня в последний раз?

— Полгода.

— Ему четырнадцать, верно? Этому колдуну? Невысокий, русоволосый, дерзкий и жутко упрямый?

— Ты знаешь его?

Сердце пропускает удар, еще один. Возможно, оно здесь тоже живет по законам Тана. Чернокнижник загадочно улыбается и теребит в руке еловую веточку. Молчит с полминуты и гордо кивает.

— Знаю. Я учил его ритуалу кровной связи.

Я молчу, ошарашенная этим известием. Не знаю теперь, станет ли Тан помогать — похоже, этот мальчик ему дорог. Колдун молчит также, впиваясь пальцами в смесь моха и еловых иголок. Пахнет дождем и хвоей.

— Как ты выжила? — внезапно вскидывается он и сверлит меня недоверчивым взглядом. Словно если не расскажу, стану для него очередным призраком, не требующим внимания бестелесным духом. — И что от тебя нужно Теду?

— Влад отправил Герду в тот мир, из которого она вышла, — морщусь я. — Он планировал это с Альриком много лет. А Тед — мальчик, да? В одном из видений он убил моего друга. Как ты понимаешь, я не могу этого допустить.

— Ну надо же! — неподдельно удивляется Тан и глядит в затянутое сизыми облаками небо. — Вот уж чего не ожидал!

— Не ожидал, что колдун нападет на хищного? — в свою очередь поражаюсь я.

— Не ожидал, что Влад так поступит. Он многим рисковал.

— Он и потерял немало.

— Тебя?

— Ты был близок с мальчиком? — резко спрашиваю я и понимаю, что злюсь.

Злость отражается на мире Тана — воздух берется рябью, налетает ветер, рвет верхушки деревьев и свистит в ушах. Чернокнижник качает головой и бормочет:

— Сольвейг, который не умеет контролировать свой гнев — мартышка с гранатой. Впрочем… так я могу понять, что ты не глюк.

— Извини, — виновато вздыхаю я.

— Тед всегда был несносным. С детства. Упрямым и себе на уме. Но быстро учился, и дар у него сильный. Я приятельствовал с его отцом. — Он усмехается. — Уж ты-то должна знать. Его нож вспорол мне брюхо…

Перед глазами всплывает поединок, удивление на лице колдуна и риторический вопрос.

— Ирвин, — догадываюсь я. — Ну конечно! Мальчик — его сын.

Вспомнились слова Влада перед отъездом Глеба: «У моего приятеля из Лондона есть клинок, освященный сильным колдуном. Мой знакомый убил его несколько лет назад, а нож забрал, как трофей».

Теперь понятно, что Теду нужно от Эрика — отомстить за отца. Банальщина. Но, во всяком случае, на один секрет меньше.

— Что он умеет?

— На тот момент, когда я видел его в последний раз, Тед подавал надежды стать одним из сильнейших колдунов в истории.

— Похоже, он преуспел, — морщусь я. Ветер стихает, и лишь слегка теребит мои волосы. Под соседней елкой трогательно роется ежик.

— Твой друг, наверное, сильно ему насолил…

— Есть способы убить колдуна, не используя нож? Не уверена, что ты захочешь мне помогать, поэтому можешь не отвечать. — Я помолчала немного. — Но я все же прошу ответить. От этого зависит моя жизнь тоже…

Тан загадочно улыбается и смотрит перед собой. Меньше всего в этот момент он похож на колдуна, скорее на одинокого отшельника. Возвращается чувство, что он просто потерялся, запутался — как тогда, когда он пришел к атли во второй раз.

— Помнишь, мой дом? — спрашивает он и переводит на меня черные глаза. — Ты приходила высказать свое негодование после того, как Альрик вернул нас с Гердой в Липецк.

Я киваю.

— Под половицей в коридоре спрятана шкатулка. В ней — яд. Им можно убить колдуна. Мальчишка не знает о нем ничего — я лично изобрел его.

— Спасибо. Теперь нужно придумать, как скормить его Теду.

— Или твой друг пусть выпьет его. Наверняка Тед захочет взять его кен — судя по всему, он силен, этот неизвестный мне хищный. Колдун никогда не пройдет мимо халявного кена. Тед захочет взять его, и отравится.

— Предлагаешь мне отравить Эрика? Мило!

— Этот яд проникает в верхние слои жилы и замирает там на некоторое время. Когда Тед проткнет твоего друга клинком, кен потечет из него прямо в жилу колдуна вместе с ядом. Отравит ее, и Тед умрет.

— А Эрик?

— Если твой друг силен достаточно, он выживет. Но если между тем, как он примет яд, и тем, как Тед совершит ритуал, пройдет много времени, яд опустится ниже, отравит его жилу, и он погибнет.

Отличная перспектива, ничего не скажешь. И как вычислить то самое время? Оптимальное, чтобы в достаточной мере отравить кен и не повредить жилу Эрика?

— Влад принял новых людей в племя? — делая вид, что его не очень-то интересует ответ, спрашивает Тан. Но я-то вижу, как напряжено его лицо, как настойчиво пальцы мнут еловую ветку. Колдун погиб, но от привязанностей так и не избавился.

— После войны принял нескольких. А что?

— Имя Эрик мне незнакомо, — пожимает он плечами. И теперь уже не по моей воле волнуется лес, шелестит ветром и хмурится небом мир, придуманный подсознанием Тана.

— Эрик не атли, — говорю я и умолкаю. Это все, что ему нужно знать.

— Вот как? — Заинтересованный взгляд, легкое нетерпение.

Я не могу сказать тебе, прости. Ни о том, кем является тот, кому ты негласно помогаешь. Ни о том, что именно он виновен в болезни твоей подруги.

— Почему тогда ты видишь его?

Я вздыхаю.

— Потому что я тоже не атли, Тан.

Последовавшее за этими словами молчание гнетет. Возвращается ноющая боль в жиле, утихшая после лечения Эрика. И разочарование — из-за того, что пришлось покинуть племя.

— Почему?

— Так вышло…

Некоторое время мы сидим молча. Я кутаюсь в теплый, пушистый мех, а Тан перебирает сухую хвою. Потом он поворачивает голову и серьезно говорит:

— Я не лгу на счет яда. Но не уверен, что твоему другу эта идея понравится.

— Ты ведь готовил его для поединка, — внезапно понимаю я. — Предполагал, что Влад может использовать нож?

Колдун кивает. Его лицо — сама безмятежность.

— Почему не выпил?

Он некоторое время молчит, словно решает, нужно ли мне знать, а потом отвечает:

— Можешь считать, у меня было предчувствие…

Я хочу еще что-то сказать, но невидимая сила срывает с плеч мех, поднимает меня в воздух и уносит вверх. Последнее, что я вижу — грустный профиль Тана, застывший в клубящемся тумане придуманного им леса. Затем и вовсе перестаю что-либо различать.

Голова кружилась, тошнило. Глаза открыть было очень трудно, а когда я все же это сделала, увидела встревоженное лицо Филиппа. Я лежала на кровати в его спальне, а бывший жрец атли нещадно тряс меня за плечи и хлестал по щекам.

— Эй, полегче, — простонала я и попробовала сесть. С третьей попытки с помощью Филиппа мне это все же удалось.

— Я жутко испугался! — с облегчением выдохнул он. — Ты была такая холодная, словно помирать собралась.

— Там было… холодно.

— Эрик звонил. — Филипп сунул мне телефон. — Я не стал распространяться о наших… хм… экспериментах.

— Спасибо, — пробормотала я.

Еще бы он сказал! Да Эрик прибил бы его и меня вместе с ним за то, что мы тут вытворяли.

Я набрала номер. Длинный гудки сменились гневным «Какого черта?!» и я поморщилась. Потом с минуту выслушивала, какая безответственная, и что Эрик надерет мне уши.

Тоже мне, воспитатель нашелся! Он мне даже не вождь. Влад и тот меньше возмущался, когда я чудила.

Впрочем, об этом я думала мимоходом, основную часть мыслей занимала тревога. Вдруг Тан соврал на счет яда? Все же этого мальчика он знал лично, дружил с его отцом, а я… Я убила Тана. Несмотря на его хорошее ко мне отношение, не уверена, что это событие не наложило отпечаток на его решения. Да и не казался мне больше колдун на сто процентов адекватным.

Вторым, что волновало меня не меньше мотивов Чернокнижника, были мотивы самого Эрика. После рассказанного Филиппом я уже не была уверена, что его можно записывать в принцы, спасающие принцесс из башни. Даже несмотря на видения. Кому, как не мне, знать, насколько ценится кен сольвейга. Этот урок я усвоила хорошо.

Тем не менее, пока мне не из чего выбирать. Если Эрик погибнет, между мной и Гердой не останется преград.

С Филиппом я попрощалась бегло. Аделаида больше не появлялась — спряталась в комнате и не выходила. Я сдержанно поблагодарила бывшего жреца атли за помощь и сказала, что его долг оплачен. После этих слов он почему-то обиделся и обронил, что вовсе не поэтому помогал.

Мы с Эриком встретились неподалеку от дома Филиппа. Я позвонила и попросила меня забрать. От предвкушения новых приключений немного тряслись руки, а в ногах ощущалась болезненная слабость. Я боялась, но в то же время волнение было приятным. Действовать было гораздо лучше, чем вздрагивать от страха. Ждать непонятно какой участи.

Сомневалась, стоит ли говорить Эрику о визите к Тану. О яде. Я не знала его, но если проводить аналогии с Владом, тот никогда не позволил бы мне совершить подобное безумство. И уж точно ни за что на свете добровольно не выпил бы яд. Рациональность и продуманность всегда была у него на первом месте. Безопасность близких — на втором.

Был ли Эрик настолько же авантюрен, как и я?

Он уже ждал меня, облокотившись о столб с объявлениями, недалеко от автобусной остановки. Одетый в кожаную куртку и голубые джинсы, что безумно ему шло.

Внедорожник был припаркован неподалеку.

Погода испортилась. Темное предвечернее небо нависло, стало тяжелым, предрекая снегопад.

Лицо Эрика выражало недовольство, и я виновато улыбнулась.

— Извини.

— Ты не очень послушная девочка, — склонив голову набок, произнес он. — Влад не учил тебя повиноваться?

— Я пропускала эти лекции и завалила экзамен, — поморщилась я.

— В скади тебе не сошло бы это с рук.

— Но я не скади. И хватит уже меня агитировать!

— Я не агитирую. Это невозможно, — невозмутимо сказал он и улыбнулся. Оттолкнулся от столба и направился к машине.

— Невозможно? Почему? — удивилась я, едва за ним поспевая.

— Я против смешения крови.

Мы уселись в автомобиль и тронулись с места. Пошел снег. Он сыпался широкими тяжелыми хлопьями, прилипал к лобовому стеклу, и Эрик включил дворники.

А я пыталась осмыслить его слова. В них не прослеживалось никакой логики. Ведь если Эрик знает, что я сольвейг, и хочет мой кен в итоге, он должен описывать мне перспективы жизни в скади. Он же, напротив, был категоричен.

— Ты не принимаешь в племя других хищных? — заинтересованно спросила я, разглядывая снежинки. Они падали на стекло и сразу же стирались резиновыми щетками.

— Только женщин. И только перед венчанием с кем-то из скади.

— Но ты предлагал мне стать твоей пророчицей.

Эрик усмехнулся, глянул на меня исподлобья, как мне показалось, с сожалением, а затем вновь перевел взгляд на дорогу.

— Ты неправильно меня поняла. Это было предложение о покровительстве, не более. К тому же потом, когда я узнал, что тебя изгнали…

— Что? Пожалел? — вырвалось у меня.

Почему-то стало обидно и горько. Где-то в груди заныла недавно зарубцевавшаяся рана. Я отвернулась. Смотрела на липкий тяжелый снег и думала о Владе. Снег — его защитник, ему сейчас проще. Помог бы мне кто забыть, не думать.

Теперь у меня не будет такой поддержки. Странно, я никогда особо не ценила. А теперь вот, когда потеряла…

Эрик молчал. Возможно, не знал, что ответить, а может, не считал нужным. Все было просто: он добивался своего любыми способами, а я нужна для достижения цели. Я знала это и раньше, но почему-то именно сейчас покоробил цинизм ситуации.

— Куда мы едем? — спросила тихо, чтобы избавиться от налета непонятной тоски.

— К скади. Один из моих людей нашел мальчика.

Я застыла. Казалось, время остановилось, хотя эту иллюзию нарушали дворники, методично сметающие мокрый снег с лобового стекла автомобиля. Эрик был сосредоточен, но выглядел спокойным, в то время как во мне все бушевало. Планировать — одно, знать, что нужно воплощать безумный план — совсем другое. Особенно, если не уверен, хочешь ли его воплощать.

— И где он?

— Это и выясним, когда приедем.

— Я знаю, кто этот мальчик, — мрачно произнесла я.

Эрик молчал, но в воздухе повис немой вопрос, поэтому я добавила:

— Это Тед, сын Ирвина. Ты ведь убил его несколько лет назад, так?

Он кивнул, но ничего не ответил. Продолжал молчать и смотрел на дорогу. Наверное, пытается переварить информацию. А может, уже знает — ищейки скади наверняка уже выяснили что-то о колдуне.

Вскоре город остался позади. Мы выехали на трассу, мимо мелькали деревья и встречные машины.

Скорость нравилась мне. Она создавала иллюзию свободы. А еще в дороге возникало ложное впечатление, что я направляюсь туда, где меня ждут. Правда, тревога была сильнее.

Около пятнадцати минут мы ехали молча, а потом Эрик повернулся ко мне. Улыбнулся тепло.

— Ты как-то притихла.

— Не очень люблю колдунов, — призналась я.

— Не бойся. — Он протянул руку и погладил меня по щеке. — Маленькая пророчица…

Я заставила себя думать, что для него это только развлечение между битвами. Если поддамся эмоциям сейчас, пропаду, а мне нельзя. Или можно? Какая разница, что будет завтра, если сегодня так холодно внутри? Мне так давно холодно! А его рука теплая, так и хочется прильнуть…

Вскоре мы въехали в небольшой поселок. Небольшие домики, почти все побеленные известью, крытые серым шифером. Зеленые заборы, за которыми уныло ждали весны спящие садовые участки. В конце улицы Эрик свернул направо, в длинную аллею, по обеим сторонам которой росли высокие раскидистые деревья. Должно быть, тут хорошо летом, подумалось мне.

В конце аллеи нас встретили черные кованые ворота, распахнутые настежь.

Дом скади — трехэтажное здание в центре огражденной воротами площади — показался мне мрачным. Сложенный из серого кирпича, с огромными колонами перед входом, подпирающими крышу террасы, он виделся мне вырванным из прошлого экспонатом. Древним достаточно, чтобы хранить много нераскрытых тайн ранее обитавших здесь людей.

Подъездной путь изрядно покрылся снегом, хотя было видно, что его недавно чистили. Эрик припарковался у входа, и мы вышли из машины.

Войдя в дом, я осмотрелась. Не знаю, приглядывал ли кто-нибудь во время отсутствия скади за домом, или же Эрик позаботился обо всем после приезда, но обстановка казалась домашней и уютной.

Большая гостиная вычищена и обставлена мебелью. Светлые стены, темного цвета диван и несколько кресел вокруг большого стола из черного дерева. Старинная кованая люстра на потолке в виде канделябра и множество лампочек, освещающих просторное помещение. Поодаль, в дальней стене — камин, в котором потрескивали дрова, так и маня подойти и погреться. Широкая лестница с фигуристыми железными перилами вела наверх, раздваиваясь в конце и заканчиваясь у основания двух коридоров на втором этаже.

Обстановка понравилась мне. Было в ней что-то царское, горделивое, словно не каждого впускал в себя этот пропитанный древностью дом. Я тайком взглянула на Эрика — он так гармонично смотрелся здесь, и, даже не зная его, можно было подумать, что это его жилище.

Даша встретила нас в гостиной. Выглядела защитница угрюмой, даже раздраженной. Едва кивнула мне и обратилась к брату:

— Ты хоть понимаешь, что делаешь? Полина — пророчица атли. Нельзя просто брать и увозить чужих женщин в неизвестность.

— Полина вообще-то здесь, — возмутилась я. — И она больше не атли. А остальное никого не касается, кроме нас с Владом.

— Вообще-то, это касается меня, — возразил Эрик. — Пока у тебя видения обо мне.

Даша с шумом выдохнула. Покачала головой.

— Только не говори, что это она, — сказала с выражением глубокой скорби на лице. — Это не может быть она!

— Полина — та самая, Дарья, смирись.

Даша закрыла рот и шумно выдохнула, выражая этим негодование. Но брату перечить не стала, подошла к окну и отодвинула занавеску.

— Сын Ирвина в городе, — безразличным тоном оповестил ее Эрик, и защитница резко обернулась. Побледнела и, показалось, очень испугалась. Ее красивое лицо вытянулось, рот приоткрылся, словно она хотела сказать что-то, но не могла.

— Не бойся. — Голос Эрика потеплел. — Он не причинит тебе вреда.

— В прошлый раз ты тоже так говорил!

— В прошлый раз? — Я взглянула на Эрика. — Что было в прошлый раз?

— Были небольшие проблемы, но я их решил, — уклончиво ответил он.

— Небольшими проблемами брат называет то, что я чуть не погибла. Колдун мучил меня несколько недель. Об этом Эрик не соизволил упомянуть?

— Мальчишка — не Ирвин, — поморщился он. — Маршал уже вернулся?

— Еще нет, — буркнула Даша. — Этот мальчик из-за тебя здесь?

— Я разберусь. Когда Маршал приедет, пусть меня найдет. — Эрик повернулся ко мне. — Идем тебя кормить.

Он взял меня за руку и повел куда-то, а я все не могла избавиться от ощущения дежа вю. Осенний день, руки в крови и минералка. Лара тогда рассказала о том, как она жила у Тана. Всего несколько дней, и столько ужаса… Нет, все же хорошо, что колдун мертв. И совсем не зря он себя наказывает.

Странная закономерность: две защитницы, приближенные к вождям. Сестра и любовница. И у обеих одинаковая участь.

Пока я об этом думала, мы пришли на кухню — огромную и светлую. Широкий стол посредине с черной мраморной столешницей был увенчан огромной вазой с фруктами. К нему ютились белые барные стулья. Противоположная стена, украшенная разноцветными витражами, оканчивалась огромным окном от потолка до пола. Масса встроенной техники и угловатая черно-белая мебель без излишеств. Одна из дверок огромного двустворчатого холодильника открылась шире, и из-за нее вынырнула стройная девушка лет семнадцати. Вылитая лань — высокая, грациозная и темные глаза на пол-лица. Откинула назад толстую русую косу, расплылась в улыбке и бросилась к нам.

— Эрик! — Повисла у него на шее, а он обнял ее за талию.

— Элька! — радостно подхватил Эрик. — Когда приехала?

— Утром. Роб встретил в Москве. — Она отлипла от него и перевела на меня любопытный взгляд. — Есть будете?

— О да! — Он многозначительно на меня посмотрел, и я почему-то смутилась. — Это Эльвира, целительница скади. Эльвира, это Полина, моя… подруга.

— Добро пожаловать, — лучезарно улыбнулась Эльвира и протянула мне руку. Рукопожатие было теплым и крепким. — Сейчас буду вас кормить.

Она упорхнула в другую часть кухни, а Эрик крикнул ей вслед:

— И карое свари. У нас тут есть истощенные.

— Будет сделано, кэп!

Обедали мы впятером — я, Эрик, Эльвира, Роб — жрец скади и Тамара — воительница. Даша не спустилась, сославшись на головную боль, но мне показалось, ее расстроило известие о мальчике.

Эльвира положила голову на плечо Эрика и много расспрашивала меня о жизни в атли. Искренне посочувствовала, что мне пришлось уйти, а потом без умолку тараторила о Лондоне и племени бранди, у которых они жили. Я узнала, что пару лет назад Эрик построил там свой дом, и они переехали, но больше всего Эльвире нравилось в небольшом коттедже с видом на море, куда они изредка выбирались на пикники…

Роба и Тамару я уже видела — у атли, когда мы с Владом вернулись из штаба охотников. Смуглый жрец скади был наполовину испанцем. Его мать — человеческая женщина жила в Севильи, и у Роба было несколько человеческих братьев и сестер. Мы немного пообщались, а затем юная целительница завлекла меня восторженными историями, и жрец переключился на Эрика. Они говорили тихо, и я ничего не смогла разобрать из-за стрекота молодой скади.

Тамара, кудрявая воительница, больше молчала и сверлила меня подозрительным взглядом — прямым и недружелюбным, а потом резко спросила:

— Ты — пророчица?

Разговоры за столом смолкли, гнетущее молчание нависло куполом. Я смутилась и посмотрела на Эрика. Он не напрягся даже. По-хозяйски обнял меня за плечи и ответил:

— Полина не просто пророчица. Она — та самая.

— Ненавижу всех твоих пророчиц. А эту — особенно!

Тамара с грохотом уронила вилку в тарелку, демонстративно встала и вышла из кухни.

— Извини, — нахмурился Эрик и перестал меня обнимать.

— Тома категорически против ухода Эрика в кан, — пояснил Роб, и все снова замолчали.

Эрик тоже встал. Казалось, его задело поведение Тамары, но касаться этой темы мне не очень хотелось, и я не стала спрашивать. Эльвира молча собрала посуду и отнесла в мойку. До того веселая и непринужденная атмосфера наполнилась мрачностью и тягостным ожиданием. Казалось, все ждали, что предпримет Эрик.

Он повернулся ко мне и сказал:

— Идем.

Не дожидаясь ответа, развернулся и вышел. Я покорно последовала за ним, едва поспевая и стараясь подстроиться под его размашистую походку.

Мы пересекли гостиную, поднялись по лестнице и свернули направо, в светлый длинный коридор. «Здесь все очень похоже на дом атли, — подумала я. — Но больше». На стенах висели картины в черно-белых тонах — какой-то абстракционизм. Витиеватые бра — черные с белым абажуром, отбрасывающие круги света на бледную площадь стены, делали обстановку таинственной, немного готичной.

Эрик остановился у пятой двери слева, открыл ее и приглашающим жестом пригласил меня внутрь.

Комната была большая, даже можно сказать огромная. Два окна на противоположной от двери стене были зашторены. Квадратная кровать, накрытая темным покрывалом, и кованые бра по обе стороны от нее, излучающие приглушенный, даже немного интимный свет, создавали обстановку величественности. Почти никакой мебели, кроме кровати, не было. Лишь старинный комод из черного дерева, выполняющий также роль бара, пара стульев и старинные напольные часы с маятником. У окна стояла лампа с белым абажуром, но она была выключена.

Комната подавляла. Впрочем, как и ее хозяин.

Эрик прошел, снял куртку и небрежно бросил ее на стул у окна. Приблизился к бару, плеснул чего-то в стакан и залпом осушил. Обернулся, посмотрел на меня лукаво.

— Выпьешь?

Я покачала головой.

— Кто такой Маршал?

— Один из моих ищеек. Ты устала. Прими душ и ложись — истощение не шутки. Я поговорю с Маршалом в кабинете. Надеюсь, не сбежишь?

— Я не сбежала, а ездила завтракать, — возразила я. — У тебя, между прочим, абсолютно пустой холодильник!

— Приму это к сведению, — лукаво улыбнулся он.

— Ты же не собираешься искать Теда сегодня? Я бы хотела поговорить с тобой о нем.

— Не собираюсь. Кроме колдуна, у меня полно других дел. А утром с удовольствием обсудим все, твою беспечность в том числе.

— Это твоя комната? — Я прошлась, касаясь рукой гладкого покрывала на кровати. Оно было темно-серым, под цвет штор и ковра на полу, и прохладным.

— Тебя это смущает?

И снова этот взгляд — прямой, изучающий. Резкий.

— Думаю, у тебя найдется другая комната для меня, — ответила я. — Гостевая.

Эрик рассмеялся. Раскатисто, громко. Затем быстро преодолел расстояние между нами, поднял мой подбородок, заставляя смотреть в глаза. Я притихла, когда его ладони скользнули вниз по моей шее, а затем забрались под куртку, скидывая ее с плеч. Тело словно превратилось в приемник электричества Эрика, пропуская по крови разряды, искушая поймать его волну, откликнуться на ласки. Вскоре моя куртка оказалась там же, где и его — на стуле.

— Прими душ и ложись, пророчица, — сказал он тихо. Чувственный голос будоражил, возбуждал и пугал одновременно. — Мне нравится, как ты на меня реагируешь.

Я хотела что-то сказать, но он не дал. Положил палец мне на губы и провел по ним, отчего у меня по спине забегали мурашки, а в груди стало так горячо, что казалось, еще секунда — и взорвусь. Хотелось обнять его, прижаться. Одежда внезапно стала мешать, как в нестерпимый июльский зной, когда мечтаешь искупаться нагишом в прохладном водоеме. Снять ее быстрее, а лучше пусть он снимет. Сделать все, что попросит этот мужчина. Вновь ощутить себя желанной.

— Болтаешь много, — усмехнулся Эрик и убрал палец. — Попрошу Дарью принести тебе пижаму. Ванная там. — Он указал на дверь в дальнем углу, затем отпустил меня и вышел.

Я долго стояла под душем, стараясь убедить себя, что все это блажь. Что я все еще могу рассуждать здраво. Хотя в глубине души поняла: не могу. Я словно попала в липкую, плотную паутину, и чем больше трепыхалась, тем больше запутывалась в ней.

Я тщательно вытерлась, словно хотела стереть с кожи остатки прикосновений Эрика. Запахнулась в большой черный халат, доходящий почти до пят. Наверняка, его, но я уже не замечала таких деталей. Тут все было пропитано Эриком: обстановка, вещи, запахи.

Самого Эрика в комнате не оказалось. На кровати лежали вещи, скорее всего, принадлежащие Даше — теплая желтая пижама из фланели. Целомудренно. Впрочем, Даша ни за что не стала бы способствовать нашим с ее братом романтическим отношениям. Она, как он выразился, заботилась о душе Влада.

Я быстро переоделась, расстелила постель и легла. Сил на мысли больше не было, и я провалилась в мягкую темноту.


Загрузка...