Хозяева побережья

Глава 10. «О реальности иллюзий»

Юноша был изрядно навеселе. Его шатало. Он орал в полный голос песню, где главный герой обещал больше никогда не пить и не принимать выжимку из лотоса. Друзья его за это называли предателем.

Слуха у парня не было никакого, зато желание донести глубинный смысл песни до окружающих присутствовало в полной мере. Фраза товарищей главного героя «ты всех нас предал» разносилась на добрую половину Сартоса.

— Заткнись! – раздалось крик из окна над головой юноши.

— Пошли к Нергалу! – отозвался молодчик и продолжил пение.

Одет парень был вполне себе прилично. Дорогая рубаха, штаны. На поясе покачивался отделанный драгоценными камнями кинжал. По соседству с ним располагался набитый монетами кошель.

Монтейро не спеша брел вслед за юнцом. Митрианец по-хорошему ему завидовал. Ему самому было не дано вот так напиться, брести неведомо куда и горланить песню, которую всего полколокола назад услышал в кабаке.

Монах заглянул в окно, из которого парня просили заткнуться. Никого. Полнейшая тишина. Монтейро не сомневался, что поднимись он наверх, обнаружит лишь пустой дом с обстановкой, покрытой многомесячным слоем пыли.

Настоящими в этом мире были только он и пьяный юнец.

Внезапно пение стихло. Монтейро насторожился. Он уже успел выучить слова песни наизусть. Парень остановился где-то посередине. Неспроста.

Митрианец в несколько шагов нагнал парня и встал по правую руку от него. Юноша на это никак не отреагировал.

Его внимание было приковано к человеку с арбалетом и двум его товарищам, выходившим из переулка.

Палец арбалетчика был приложен к губам. Парень, похоже, воспринял это, как очередную команду заткнуться, и на этот раз послушался. Потому песнь и замолкла.

Монтейро огляделся по сторонам. Обнаружил деревянную бочку у одного из домов. На неё и уселся. Отсюда открывался отличный вид. Митрианец собирался насладиться представлением. Благо, разыгрывалось оно именно для него.

Дружки арбалетчика приблизились к парню. Одеты они были в жалкие лохмотья, кинжалы в их руках разве что не заржавели. Глаза обоих явно страдали от какой-то болезни. Из них вытекала мерзкая слизь, вызвавшая у Монейро рвотные порывы.

Арбалетчик не был столь отвратен. Лицо у него не выглядело болезненным и осанка была крепкая. Рвань, которую он носил, скорее всего являлась данью местной моде. Монтейро уже сообразил, что оказался в одном из бедняцких кварталов Сартоса.

— Давай сюда кошель, юноша, — потребовал один из подручных.

После этой фразы он зашелся в приступе кашля.

Молодчик явно колебался. Правая рука его так и тянулась к кинжалу, но арбалет в руках противника был весомым аргументом. Он снял с пояса кошель и бросил его под ноги грабителям.

Те одновременно бросились на него, силясь первыми завладеть золотом. Сцена выглядела настолько комично, что Монтейро расхохотался. Больше никто из присутствующих его веселья разделить не пожелал.

— Теперь ножичек и одежду, — продолжил излагать свои требования подручный.

Монтейро не сомневался в том, какая реакция последует на эти слова. Мирно встреча закончиться никак не могла. Иначе он бы здесь не появился.

Юноша медленно извлек из ножен кинжал, словно собирался вручить его похитителям. Те довольно заулыбались. Тогда юнец резко выпрыгнул вперед, рубанув по горлу одного из болезненных. Второго схватил за шею и прикрылся им, как щитом.

— Думаешь, я его пожалею? – это были первые слова, которые произнес арбалетчик. Голос у него оказался невероятно низким.

Через мгновение арбалетный болт впился в шею плененного грабителя. Юноша не сумел удержать внезапно потяжелевшее тело. Он стоял с окровавленным кинжалом в руке и глупо смотрел на перезаряжающего свое оружие арбалетчика.

Грабитель усмехнулся и выстрелил. Молодчик осел на землю. Монтейро подумал, что песня оказалась пророческой. Выпить еще разок ему и впрямь было не суждено.

Арбалетчик неторопливой походкой приблизился к юноше. Склонился, достал из-за пазухи нож, чтобы срезать кошель с пояса. В этот миг правая рука юноши взметнулась в направлении грабителя. Кинжал, находившийся в ней, пронзил арбалетчику горло.

Митрианец спрыгнул со своей бочки и подошел к месту побоища. Все грабители были мертвы. Юноша еще дышал, но судя по ране в груди, жить ему осталось недолго.

Всё, как всегда.

Сейчас должно опять начаться.

Мир померк, погрузился в темноту.

В висках митрианца зародилась боль.

Вскоре она достигла своего апогея и пошла на убыль.

Из темноты возник свет.

Монтейро очутился в богато обставленной комнате. На полу лежали пушистые туранские ковры. Такие зингарец видел только на гравюрах, повествующих о растлевающем действии накопления золотых запасов. Стены были отделаны различными земными каменьями. Митрианин не знал их названий, но на его восхищении работой неизвестных мастеров это никак не отразилось. Он и подумать не мог, что подобную красоту можно сотворить, не обращаясь к помощи злата, серебра и драгоценных камней.

На потолке раскачивалась огромная бронзовая люстра, на которой было установлено никак не меньше четырех десятков свечей. Но сейчас в них не было нужды. Солнечные лучи без труда проникали внутрь комнаты через два широченных окна.

Столь обильное освещение пришлось очень кстати. Монтейро хотелось повнимательней рассмотреть висевшие на стенах картины. Если видения неизбежны, то почему не начать получать от них удовольствие.

Представленные в комнате творения живописцев внушительными размерами не отличались. Это Монтейро записал им в плюс. Он с содроганием вспоминал виденные им в Кордаве полотна. Гигантские, с обилием обнаженной человеческой плоти на холсте, написанные омерзительно яркими красками. Они вызывали лишь одно желание – отвернуться.

Авторы местных гравюр по большей части оказались любителями красот дикой природы. Джунгли, водопады, океан, лес в лучах закатного солнца. Монтейро не понимал всей прелести этой живописи, но чувствовал, что она прекрасно, а потому восхищался ею.

Короткий всхлип заставил монаха отпрянуть от полотен.

В углу комнаты сидел маленький мальчик девяти-десяти лет. Он сжался в комок и тихо плакал. Обитатель комнаты казался таким несчастным и ничтожным, что возникало ощущение, что он вот-вот растворится в безграничном море пушистого туранского ковра.

Монтейро понял, что именно из-за этого мальчика его сюда и занесло.

Тут монахом завладело непреодолимое желание распахнуть двери этой прекрасной комнаты и направить свои стопы в соседнее помещение. Противиться Монтейро не стал. Кто знает, чем может отплатить иллюзорный мир за неповиновение.

Вот только двери распахнуть не получилось. Они, подобно многим вещам в видениях, преследовавших монаха, были неосязаемы. Пришлось уподобиться призраку и просто-напросто пройти сквозь препятствие.

Новая комната оказалось столь же богатой и опрятной, как и предыдущая. Только в её оформлении преобладали уже не нежно-голубые тона, а желтовато-оранжевые. Это придавало обстановке чуть больше жизни. А может дело было не в самой комнате, а в её обитателях.

У окна в резном деревянном кресле сидел мужчина средних лет. Монтейро он показался красивым. Темные волосы, орлиный нос, волевой подбородок. Но поза мужчины внешности не соответствовала. Как мальчик вжимался в ковер, так он вжался в кресло.

Вторым живым существом, не считая Монтейро, была небольшого роста женщина. Монах немного подумал и решил, что он правильно подобрал определение. Хозяйка дома, а в том, что это именно она, можно было не сомневаться, несколько лет назад вышла из того возраста, когда её следовало именовать девушкой. Но красоты она не утратила, а огню, горевшему в её голубых глазах, позавидовали бы многие.

— Пора принимать решение, — сказала хозяйка.

В голосе её слышался яд. Монтейро уже встречал обладателей подобных голосов. Они приходили охотно на исповедь и честно каялись во всех своих прегрешениях, зная, что монах под страхом смерти не выдаст их тайну. Нет, они не сожалели о своих деяниях. Просто они стремились обмануть Пресветлого, как обманывали всех окружающих.

— Мы себе этого никогда не простим, — отозвался мужчина.

Монах не сомневался, что он уже сдался. Правда, пока не известно чему, но выяснить это вопрос времени.

— Нельзя останавливаться на полдороги, любовь моя.

— Если бы я мог, то повернул бы время вспять.

— Не глупи. Ты же никогда не любил его мать. Она была страшна собой и ужасно невоспитанна.

В дверь раздался стук.

— Заходите! – дала разрешение хозяйка.

— Обед для молодого графа, — произнесла вошедшая в комнату старуха. В руках она держала поднос с супом, жареной птицей с овощами и кувшином с неизвестным напитком.

— Оставьте здесь, — велела хозяйка. – Я сама покормлю графа.

Старуха поставила поднос на стол, поклонилась и вышла прочь.

— Ты готов? – спросила хозяйка и у мужчины.

Он смолчал.

Тогда женщина подошла к шкафу, стоявшему у одной из стен, выдвинула маленький, незаметный ящичек и достала из него флакон с фиолетовой жидкостью.

— Постой! – выкрикнул мужчина, когда хозяйка собиралась проронить первые капли зелья на графский обед.

— Он же даже не твой сын.

— Иногда мне кажется, что я люблю его, как своего.

— А мне иногда кажется, что ты не любишь меня.

— Как ты могла такое подумать?!

— Тогда решайся.

— Хорошо.

Мужчина кивнул и закрыл глаза.

И вновь красок не стало.

Темнота.

Боль.

Сильнее.

Еще сильнее. Уже почти невыносимо.

Становится легче. Можно дышать.

Появился свет.

Начало нового видения вышло неожиданным. Очнувшись, Монтейро обнаружил себя в седле пегого жеребца, который спокойно трусил по дороге, ведущей в джунгли. Монах потрепал гриву лошади, чтобы убедиться в её непрозрачности. Рука ощутила самый обыкновенный конский волос. Проходить сквозь него она не желала.

— Хороший, — обратился Монтейро к коню.

Прежде ему редко доводилось ездить верхом, но сейчас он был уверен, что с ним ничего плохого не случится. Он здесь лишь наблюдатель.

Монах покачивался в седле и глазел по сторонам. Направлять коня он не собирался, да и вряд ли ему такое позволят.

По небу бежали редкие перистые облака. Со стороны Сартоса дул свежий ветер. Доносилось щебетание птиц. Монтейро расслабился, отпустил вожжи и стал наслаждаться единением с природой. По опыту предыдущих видений он знал, что на это занятие ему отпущено от силы полколокола.

Конь медленно, но верно приближался к границе джунглей. Где-то здесь должны были находиться главные герои грядущего представления.

Монтейро прикинул, что будет, если он просто откажется от просмотра. Заткнет уши и отвернется. Зачем портить столь прекрасный день очередной кровопролитной сценой? Стоило всерьез начать обдумывать эту перспективу, как его собственное тело отказалось ему служить. Он не мог пошевелить ни руками, ни ногами, ни головой. Глаза смотрели в строго заданную точку.

Но вскоре это оцепенение воли спало. Видение показало митрианцу, кто здесь главный. Его сюда не птичек слушать привели, а на горе человеческое смотреть.

Непосредственным его выражением, видимо, суждено было стать парню, ехавшему на гнедой кобыле в десятке шагов впереди него. Монтейро точно помнил, что еще несколько мгновений назад этого всадника здесь и в помине не было.

Парень, подобно митрианцу, никуда не спешил и наслаждался погожим деньком. Монтейро быстро догнал его. Монах возжелал первым углядеть опасность, подстерегающую его призрачного спутника. Навряд ли это будут разбойники. Парень одет был бедно, взять с него явно нечего. Разве что кобылу, да и на ту редкий грабитель позарится. Больно уж худа. Скорее всего из зарослей выскочит какой-нибудь хищник и загрызет несчастного всадника.

Но и это предположение оказалось ошибочным.

Пред взором путников возник раненый воин, лежащий на краю дороги. Дорогой начищенный доспех несчастного был пробит ударом то ли меча, то ли топора. Из раны вытекло море крови. Странно, что бедняга был еще жив.

Парень соскочил со своей кобылы и бросился к раненому. Тот застонал, увидев приближающегося человека. Спутник Монтейро начал было перевязывать рану куском ткани, оторванным от рубахи, но воин остановил его.

— Я уже покойник, — проговорил он.

Митрианец спешился и подошел поближе. Ему хотелось послушать разговор.

— Не хорони себя раньше времени, — бойко проговорил парень и сжал руку воина. – Я приведу помощь. Тебя вылечат.

Воин закашлялся. Только как-то странно. Внезапно Монтейро понял, что это он так смеется.

— Я повидал много ран парень, — прохрипел воитель. – Меня уже не спасти. А если хочешь мне помочь, выполни мою последнюю просьбу.

— Да, конечно, — кивнул парень. У него в глазах стояли слезы. Казалось, ему было невыносимо больно смотреть, как смиренно принимает смерть этот человек. – Что угодно.

— Сними с моей правой руки перчатку, — сказал воин. Слова с неохотой срывались с его языка. Тело раненого просилось на Серые Равнины.

Парень исполнил просьбу.

Воин стащил с одного из своих пальцев золотой перстень с огромным изумрудом и вложил его в руку парня.

— Это наша фамильная драгоценность, — объяснил он. – Отыщи в Сартосе моего сына и отдай ему перстень. Его зовут Хосе Тьяго. Обещай, что исполнишь! Поклянись!

Воин так сильно сжал кисть парня, что тот чуть не заорал от боли.

— Клянусь Сетом, — сказал он.

Воин ему поверил.

Монтейро тоже.

— Теперь возьми мой меч, — сказал воин, — и добей меня. Не хочу подыхать, как собака…

Парень подобрал с земли оружие несчастного. Монтейро удивился, почему люди, одолевшие воина, оставили такой прекрасный меч валяться на земле. За него можно было выручить немало золота. Одни камни на эфесе тянули на приличную сумму.

— Бей, — произнес воин. На устах его застыла улыбка.

Парень держал меч неумело. Во всяком случае, так показалось Монтейро. Но удар вышел, что надо. Видимо оружие решило сослужить последнюю службу своему хозяину.

— Вот ты и попался, разбойник!

Монтейро и парень одновременно обернулись на звук голоса, исполненного праведного торжества.

На дороге стояло четверо всадников в форме стражей Сартоса. На шлеме одного из них была повязана лиловая ленточка. По самодовольной ухмылке, блуждавшей на его лице, становилось понятно, что говорил именно он.

— Думал, можешь безнаказанно грабить и убивать несчастных путников?! Брось меч на землю!

— Я никого не грабил, ваша милость, — только и проговорил парень.

— Брось меч, тебе сказали! – гаркнул один из всадников, наводя на беднягу арбалет.

Парень позеленел от страха. Руки его не слушались. Казалось, он хотел отпустить меч, но был не в силах этого сделать.

— Вы меня с кем-то перепутали, — пролепетал он. – Я только исполнил просьбу этого несчастного.

— Мы всё прекрасно видели, – сказал «лиловый». – Сначала ты заставил отдать его перстень. Видимо, знал, что лишь расстаться с ним можно лишь добровольно. Когда драгоценность оказалась в твоих лапах, ты его прикончил.

— Всё было не так…

— Ври больше! Целый месяц от нас бегал. Теперь понятно, как ты жертвы заманивал. Прикидывался этаким оборванцем, а потом безжалостно расправлялся с поверившими тебе людьми. Только тебе следовало бы подумать, кому ты бросаешь вызов! Хозяева снабдили нас заклятьем «скрытности», и вот результат. Проследуешь с нами добровольно в городскую тюрьму?

— Я никого не убивал.

— Приветствую твой выбор, — с улыбкой произнес «лиловый», извлекая из ножен меч. – Я тоже считаю, что ни к чему нам эти судебные разбирательства.

Страж залихватски гикнул и направил лошадь на замершего в оцепенении парня. Взмах меча, и голова несчастного навсегда распрощалась с телом.

Нет красок. Нет ничего вокруг.

Только боль и ожидание того мгновенья, когда её не станет.

Тьма стала гуще, а боль еще сильнее.

И вот покой и свет.

Монтейро очнулся на жесткой лежанке. Сквозь маленькое окошко в его келью проникали лучи солнца и освещали лицо молодого монаха. Оно было неестественно бледным. Щеки впали, губы потрескались. На висках появилась седина.

Монах встал и заглянул в кувшин, в котором держал воду. На самом дне осталось еще немного вожделенной жидкости. Зингарец жадно поглотил её. Затем снова залез на лежанку и укутался в одеяло. Его бил озноб.

Он лежал свернувшись калачиком, голова вжата в плечи, руки обнимают колени.

Вновь и вновь перед взором зингарца возникали любитель песен и вина, маленький мальчик, вжавшийся в ковер, несчастный бедняк, по нелепой ошибке, сложивший голову. Все они были реальными людьми и им можно было помочь. Но это очередной шаг к безумию. Если он подчинится видениям, то уподобит тебя тем умалишенным братьям, что скитаются по улицам Сартоса, творя добро во имя Митры и по его велению.

Но они не люди, а он, Монтейро, пока еще человек.

Время шло, а зингарцу было всё страшнее и страшнее. Одиночество стало невыносимым.

Он поднялся, вышел из кельи и побрел сам не зная куда. Когда к нему вернулась способность думать, он понял, что очутился в исповедальне. Перед ним сидел отец-настоятель.

— О чем ты хотел поговорить, сын мой? — обратился он к зингарцу. – Я тебя внимательно слушаю.

— Я в смятении, — признался Монтейро. – Безумие рядом, оно зовет меня к себе.

— Ответ один, — сказал настоятель. Голос его был по-отечески добрым. – Молись, и Митра дарует тебе спасение. Я верю, что проклятье обойдет тебя стороной.

Монтейро внимательно посмотрел на старика. Ему показалось, что настоятель знает истину. Надо только схватить его и хорошенько тряхануть.

Рука настоятеля легла на плечо молодого монаха. И, о чудо! Ярость погасла, осталась лишь усталость.

— Я знаю, как тебе сейчас тяжело, — проговорил старик. – Но ты должен бороться. В тебе есть силы, чтобы нести свет Митры людям. Ты нужен этому миру.

И вновь настроение монаха резко поменялось. Он стал таким же холодным и рассудительным, каким был в своих видениях.

— Сколько раз ты говорил эти слова? – презрительно бросил он настоятелю. – Ответь, сколько таких несчастных сидело перед тобой и умоляло о помощи? Ты всем им отвечал одно и то же. Те, кто сохранял рассудок, верили в твоё заступничество перед ними. Безумцам же было уже всё равно.

— Подави свой гнев, сын мой, — грозно произнес старик. – Я ни на миг не переставал молиться за спасение всех братьев, сосланных на Побережье.

— Толку от твоих молитв! — усмехнулся зингарец. – Не ври хоть самому себе. И вообще иди отсюда! Тебе пора принимать товары у своего знакомого с базара.

Настоятель побледнел. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но не смог вымолвить ни слова. Лишь замахнулся кулаком на Монтейро… и вышел вон.

Зингарец ошарашено смотрел ему вслед. Он сам не мог поверить в свои слова. Трудно представить, какая теперь жизнь ждет его в дальнейшем. Впрочем, что толку рассуждать? Послезавтра Монтейро станет совершенно иным существом, которому не будет никакого дело до храма Митры в Сартосе, обители и её настоятеля.

Он уже собирался покинуть исповедальню, как почувствовал странную пульсацию в висках. Боли не было, лишь легкий туман возник перед глазами. Закружилась голова. Зингарец почувствовал, что падает в бездонную пропасть.

И снова была тьма.

За ней пришел свет.

Монах очутился в небольшом домике. Стены были деревянные, как и большая часть обстановки. В доме было светло, хотя окон и не было. Лампы или какого иного светильника Монтейро тоже не обнаружил.

Хотя он и не искал. Всё его внимание было приковано к человеку, сидящему на длинной деревянной лавке. Это был митрианский монах как две капли воды похожий на Монтейро.

— Здравствуй, — сказал он. – Усаживайся напротив, нам есть, о чем поговорить.

Монтейро коротко кивнул двойнику и воспользовался предложением.

— Так гораздо лучше, — улыбнулся монах из деревянного дома.

— Кто ты? – спросил его Монтейро.

— Тот, кто лучше всего тебя понимает, — ответил двойник. – Ты же хотел получить совет. Кого еще спрашивать как не самого себя?

— Ты знаешь, что со мной происходит? – Монтейро внимательно изучал свое лицо и ужасался тому, как он изменился за прошедшие сутки.

— С тобой не всё в порядке, — уклончиво ответил двойник.

— Это я и сам знаю, — рассмеялся зингарец. Он уже понемногу привык сходить с ума. – Очень скоро я стану одним из местных дурачков. Приезжие будут смеяться надо мной, а мальчишки забрасывать камнями.

— Тебе противна эта участь? – монах-видение говорил без всякой иронии. – Ты же считаешь блаженных слугами Митры.

Монтейро задумался над ответом. Ему казалось, что и впрямь единственным человеком, способным вразумить его и направить, является этот самый двойник. Пусть он лишь игра больного воображения. Но если его рассудок способен нормально работать только в таких условиях, значит иного выхода нет, придется вести беседы с самим собой в деревянном доме.

— Это не моя судьба, — сказал Монтейро. – Я не желал становиться монахом. Меня направил случай.

— Ты уверен? – спросил двойник. – Быть может сам Митра привел ту женщину в вашу обитель, чтобы направить к свету одного из своих слуг.

— Нет, — уверено ответил зингарец. – Я совершил ошибку, поддался чувствам и сейчас расплачиваюсь за это.

— Тем не менее ты принес клятвы, — настаивал монах. – Ты обещал нести свет Митры людям, что бы ни случилось. Твоя вера должна быть непоколебима.

— Как я могу верить в того, кто отвернулся от меня? – спросил Монтейро. – Почему Пресветлый позволяет слугам Змея так издеваться над нами? Мы гибнем здесь по воле людей, а не богов.

— Почему гибнем? – удивился монах.

— Потому что смерть лучше, чем то существование, что мне придется влачить.

— Кто знает? Срок еще не настал. Откуда такая уверенность, что ты падешь жертвой проклятья?

— А как иначе объяснить все эти видения? – спросил Монтейро. – Разве нормальный человек может запросто болтать со своим двойником, сидя неизвестно где?

— Что ты имеешь в виду, говоря нормальный? – поинтересовался монах.

— Ты уходишь от ответа, — сказал Монтейро. – Будучи мной, ты не можешь быть не в курсе моих представлений о нормальности.

— И всё-таки, — настаивал двойник. — Нормален ли отец-настоятель, что зарабатывает деньги наглым обманом? А те люди, что согласились принять условия стигийского проклятья? Считаешь их поведение нормальным?

— Это иное, — отмахнулся Монтейро.

— Я так не считаю, — сказал двойник. – По мне они ни чем не лучше тех безумцев, участь которых ты так боишься разделить. Они в сто крат хуже. Будучи призванными нести миру добро, они сеют зло вокруг себя.

— Но я же не таков, — ответил зингарец.

— Уверен? – спросил его монах. – Ты же не желаешь стать тем существом, что служит людям и Пресветлому. Где твоя готовность жертвовать собой, митрианец?

— Может я больше пользы принесу, оставаясь самим собой?

— Ну-ну, — усмехнулся двойник. – Давай-ка припомним, когда ты совершал добрые дела. Только не надо мне говорить о мелочах. Я хочу услышать о тех случаях, которые заметил мир.

Монтейро задумался. Получалось, что он на самом деле прожил абсолютно никчемную жизнь. Зацепиться было почти не за что.

— Я молился за девушку в ночь перед посвящением.

— Хорошо. А еще?

Больше ничего на ум не шло. Разве что…

— Вчера я спас ребенка из огня! – ответил зингарец.

— Не может быть, — рассмеялся двойник. – Целых два поступка. Немногие люди совершают столько.

— У меня не было шанса, — развел руками Монтейро.

— Теперь он у тебя есть, — ответил монах. – Ты сможешь творить добро всю оставшуюся жизнь. Надо лишь найти в себе силы, чтобы принять этот дар и не сгубить душу за оставшиеся дни.

— Я не смогу, — честно ответил Монтейро.

— Вспомни, что ты чувствовал, когда выносил девочку из горящего дома. Радость, восторг, торжество. Слов недостаточно, чтобы передать всю ту полноту ощущений. Ты перестал быть одним из тех «нормальных», что сеют зло вокруг себя.

— Ты знаешь, каково это, быть одним из… них?

— Я знаю только то, — ответил двойник, — что знаешь ты. Мне кажется, что твое миропонимание постепенно приближаются к тому, как видят они. Это не так и страшно.

— Ты думаешь, я уже не человек? – спросил Монтейро.

— Ты на пути, — ответил двойник. – Вчера ты сделал первый шаг. Совершил доброе дело – спас девочку. Теперь ты можешь сделать второй, третий и четвертый. Молодой человек, мальчик и бедняк. Их жизни в твоих руках.

— Все блаженные прошли через это? – дрожащим голосом вопросил зингарец.

— Не знаю, — пожал плечами монах. – Я могу лишь предполагать. Митра – милостивый бог. Он дает тебе шанс спасти от смерти всех этих людей и одновременно приблизиться к новому существованию. Ты почувствуешь, что значит творить добро, и через это, возможно, придешь к пониманию и принятию нового бытия.

— А есть ли путь назад?

— Боюсь, что нет. Лично мне не доводилось слышать о монахах с Побережья, которых преследовали бы видения.

— Значит, у меня нет выбора?

— Похоже на то, — ответил двойник. – Но ты и сам это прекрасно знаешь. Я – это ты, Монтейро.

Эхо подхватило слова монаха и закружило их по комнате. Зингарец знал, что такого не бывает, но поделать с этим ничего не мог.

Как не мог остановить и своё падение в темную-темную пропасть.

Но страха уже не было. Полеты во тьме стали привычным делом.

Несколько раздражало отсутствие боли.

От новизны Монтейро добра не ждал.

В исповедальне он сидел по-прежнему один. Освещенная двумя десятками лампад у дальней стены возвышалась огромная статуя Пресветлого. Митра словно пытался заглянуть в глаза молодому монаху.

Монтейро сплюнул и отвернулся.

Выхода нет.

Слова монаха из деревянного дома звучали невыносимо логично. Выводы его были неопровержимы. Можно сколько угодно метаться в застенках обители, исправить ничего нельзя. Оставалось только смириться и пойти творить добрые дела.

Времени в запасе было не так и много. Девочку он еле-еле успел вытащить из объятого пламенем дома. Надо спешить, иначе юнец падет жертвой грабителей.

Монтейро бегом направился к выходу из обители, отбрасывая прочь монахов, попадавшихся ему на пути.

Бежать.

Скорее.

Быстрее.

Обязательно надо успеть найти юношу.

Найти и убить ублюдка! Сделать так, чтобы перед смертью он помучился! Арбалетный болт – эта слишком большая милость для такого негодяя. Он должен поплатиться за то, что посягнул на рассудок Монтейро.

Кто-то случайно подставил монаху подножку. Зингарец пролетел вперед несколько шагов и растянулся на земле.

— Простите, пожалуйста, — обратился к нему средних лет мужчина, протягивая руку. – Я не специально. Просто вы так неожиданно выскочили.

— Ничего, — сказал Монтейро, принимая помощь. – Всё в порядке. Вы даже оказали мне услугу.

Мужчина непонимающе посмотрел на него, пожал плечами и скрылся в толпе.

Монах стряхнул пыль с одежды и растер ушибленный локоть. Если бы не это столкновение, с него бы и впрямь сталось найти того парня и сотворить с ним что-нибудь несусветное. А ведь бедняга ни в чем не виноват. Мало того, ему и так предстоит погибнуть.

Внезапно Монтейро вспомнились слова-отца настоятеля о том, что обязательно надо во что-нибудь верить. Зингарец вовсе не желал закончить жизнь в петле с вытянутым языком, а ведь всё шло именно к этому.

Не может такого быть, чтобы выхода не было. Просто надо хорошенько подумать.

Монтейро пожелал вновь оказаться в деревянном доме. Беседа с двойником многое прояснила. Если правильно задавать вопросы, то можно дойти до сути самых запутанных вещей.

Зингарец попытался представить тьму, падение, боль, двойника. Но мир упорно не желал меняться. Видения появлялись и исчезали, следуя лишь своему загадочному ритму.

Но тот монах сказал, что он и есть Монтейро. Обстановка и прочее – это лишь его фантазии, декорации, которые служат для того, чтобы облегчить понимание происходящего. Но ведь можно обойтись и без них.

Там был один Монтейро и здесь он тоже один.

Как можно избавиться от проклятья? Раз за разом он задавал себе этот вопрос, бредя по улице в неизвестном направлении. Монтейро силился понять, как надлежит себя вести в той ситуации, в которую он попал. Следовать указаниям видение глупо. Это прямой путь в когорту блаженных. Шаг за шагом.

Можно, конечно, просто игнорировать видения, но опять же нельзя не отметить правоту двойника. Наверняка, подобным образом поступали и до него, но что-то слухов о чудесном спасении по обители не ходило.

«А если и вправду убить всех этих людей? — подумал Монтейро. – Возможно, Митра сочтет меня негодным для служения».

Додумать эту мысль зингарец не успел. Внезапно он понял, где выход.

Надо просто обратиться к тем, кто наложил проклятье. Оно же рукотворное! Его создали Хозяева, чтобы покарать митриан, участвовавших в древнем восстании.

Они спасут его. Надо лишь предложить достаточно высокую цену. Монтейро не знал, что запросят стигийцы в обмен на спасение его разума. Но его это и не волновало. Он был готов отдать всё.

Зингарец начал оглядываться по сторонам, стараясь понять, в какую часть города он забрел. Но у него ничего не выходило Мысль о возможном спасении столь сильно разгорелась в голове монаха, что затмила собой все остальные. Монтейро уже ничего не соображал. Он смотрел на дома, людей, на небо и не видел ничего.

Кто-то подошел к нему, взял за руку и отвел в тень.

Там Монтейро начал понемногу приходить в себя. Мир вокруг вновь стал узнаваем.

Красивые дома за высокими заборами, множество «лиловых», слонявшихся вроде как без дела, и ни одного бедняка. Это мог быть только купеческий район. Отсюда до поместья Хозяев Побережья не так и далеко.

Зингарец быстрым шагом направился к своей цели. Потом не выдержал и перешел на бег. Лица людей, бредущих навстречу, мелькали с калейдоскопической быстротой. Силы подошли к исходу, когда до поместья оставалось всего несколько кварталов. И только тут Монтейро понял, как бы глупо он выглядел, представ перед магами весь в поту и с одышкой.

Монтейро отыскал взглядом небольшой тенистый переулок и счел его походящим местом для короткого отдыха. Зингарец зашел туда, прислонился спиной к стене одного из домов и закатил глаза. Здесь было хорошо. Нет палящего солнца, нет толчеи и нет проклятья. Только тень и покой.

Усталость постепенно оставляла монаха. Он чувствовал, что готов продолжить путь. Но прежде надлежало привести себя в подобающий вид. Монтейро долго очищал пыль с одежды, расправлял складки. Потом пытался причесаться при помощи рук. Вышло плохо, но лучше, чем ничего.

Довольный собой, зингарец вышел из укрытия. Тут же заметил, что вокруг полным-полно магов. Как только он их раньше не заметил?! Хозяева выглядели очень озабоченно и, судя по всему, к беседам склонности не имели.

Монтейро рассудил, что это должно быть подмастерья. С ними и смысла не было разговоры заводить. Ему нужен кто-нибудь из старших магов. Зингарец уверенной поступью направился к поместью. Подмастерья бегло оглядывали его, тихо выговаривали себе под нос что-то нецензурное и отворачивались. Монтейро такое их поведение насторожило. На людях последователи культов Митры и Сета вели себя исключительно мирно и доброжелательно, достоинства своего не унижали. Все интриги были исключительно подковерными. А тут в него разве что не плевались.

Надо было с этим разобраться.

— Вы что-то хотели мне сказать? – вежливо обратился он к группе из четырех подмастерьев.

— Иди отсюда, полудурок! – сказал один из учеников магов и оттолкнул Монтейро от себя.

Зингарец собрался ему ответить, но потом сообразил, что его перепутали с блаженным. Ни один нормальный митрианец к логову сетовых выродков и близко не подойдет. Что ж, он уже не нормальный, ему можно.

Больше на кривые взгляды монах внимания не обращал.

У входа в поместье стояло на страже двое «лиловых», вооруженных секирами. К обязанностям своим они относились с прохладцей. Один, оперевшись на древко секиры, высвистывал какую-то незамысловатую мелодию. Второй вообще отставил оружие в стороны и болтал с маленьким зеленоглазым магом.

Монтейро подошел к этой троице.

— Могу я поговорить с кем-нибудь их Хозяев? – спросил он.

Зеленоглазый недоверчиво посмотрел на него.

— Сколько рыбы должен съесть дельфин, — поинтересовался он у Биреса, — чтобы в Тарантии ожила статуя Сигиберта Завоевателя?

— С вами всё в порядке? – вежливо узнал у мага Монтейро.

— Четыре раза по восемь? – проигнорировал вопрос зеленоглазый.

— Тридцать два, — не задумываясь выдал зингарец. – Может вам всё-таки пройти в тень?

— Кажется, нормальный, — произнес первый «лиловый».

— Ты ему в глаза посмотри, — посоветовал товарищу второй. – Сразу всё ясно станет.

— Тихо! – приказал стражникам маг и обратился к монаху. – Зачем вам Хозяева?

Монтейро с трудом сдержался, чтобы не ударить зеленоглазого. Маг даже не подумал извиниться за устроенную им проверку.

— Я хочу предложить им сделку, – сказал зингарец.

— Пару мгновений назад я решил, что вы нормальны, — ответил ему зеленоглазый. – Но вы, видимо, поставили своей целью удивить меня. Ваш случай и впрямь интересен. Остаточные мыслительные способности в сочетании с болезненным бредом.

— Мне казалось, — сказал Монтейро, — что Хозяева рассматривают все поступающие к ним предложения.

— Митрианец, — обратился к монаху зеленоглазый, — ты понимаешь, что ты говоришь? Я бы посоветовал тебе сходить к лекарю. У тебя, похоже, серьезные проблемы с головой.

— Лекарь мне не поможет, — усмехнулся Монтейро. – Через два дня я окажусь под действием вашего проклятья.

Зеленоглазый маг в миг посерьезнел и, нахмурив лоб, погрузился в раздумья. Монтейро ждал, пока тот чего-нибудь решит. Стражники, почувствовав, что обстановка вышла за рамки дружеской, собрались, подтянулись, подобрали оружие на плечо и принялись активно глядеть по сторонам.

— В другое время, — наконец сказал зеленоглазый, — я бы велел тебе отправляться куда подальше. Но обстоятельства вынуждают меня согласиться на твоё предложение.

— Карфот, ты уверен? – спросил тот «лиловый», что до прихода Монтейро вел беседу с магом.

— Нет, но я готов рискнуть, — сказал зеленоглазый Карфот. – Митрианец, отправляйся в «Морского Змея». Поднимешься на второй этаж, найдешь пятую комнату слева. Дверь будет открыта. Сиди там и дожидайся человека по имени Рашил.

— Вы снимите с меня проклятье? – задал главный свой вопрос Монтейро.

Карфот застонал.

— Сниму, — ответил он. – Но своим поступком ты навлечешь на себя еще большие проблемы. Ты принес клятву Митре, а теперь собираешься его предать. Я не уверен, что Сет пожелает защитить тебя.

— Я уже сделал свой выбор, — твердо сказал зингарец.

— Дурак, — сказал «лиловый».

— Посмотрел бы я на тебя, — ответил ему второй, — окажись ты на его месте. Их сюда на убой привозят и ждут, что они будут вести себя, как мирные овечки. Сет оценит его смелость.

— Теперь тебе нет пути назад, — сказал Карфот зингарцу. – Я иду на немалый риск, и если ты меня подведешь, расплата будет ужасной.

— Не подведу, — ответил Монтейро.

Он был готов прыгать от радости. Его сдерживало лишь присутствие стигийцев. Он и представить себе не мог, что всё будет так просто.

— Отправляйся в таверну, — велел ему зеленоглазый. – Когда обговорите с Рашилом все детали, дашь ему немного своей крови. Сегодня вечером мы проведем обряд, и ты освободишься от проклятья.

Монтейро поблагодарил мага, кивнул головой на прощанье и собрался уходить.

— Постой, митрианец! – окрикнул его один из «лиловых». – В «Морском Змее» на тебя будут нехорошо коситься, но ты не обращай внимания. Той комнатой, в которую тебя послали, последователи твоего культа часто пользуются, как переговорной. На самом деле туда приводят молоденьких девочек и мальчиков. Считается, что это тайна, но на самом деле все в курсе.

— Спасибо, стерплю как-нибудь.

«Лиловый» расхохотался.

Монтейро еще раз попрощался со стигийцами.

На полпути к «Морскому Змею» слуха зингарца достигли подозрительно знакомые звуки. Он остановился, попытался понять, что это и откуда оно исходит. На второй вопрос ответ нашелся скоро. В доме по правую руку от Монтейро располагался один из местных маленьких кабачков. Этакое заведение «для своих». Моряков в подобные места не пускали, а они не сильно и обижались, понимали, что жителям Сартоса иногда хочется отдохнуть от их общества.

Звуки же на поверку оказались мелодией. Монтейро недоумевал, где он мог слышать этот мотив. Музыкой он никогда не интересовался. Но тут дверь кабака отворилось и до зингарца донеслись заветные слова «ты всех нас предал».

Вот и обнаружилось то заведение, где набрался вином юнец, которому суждено встретить разбойников. Монтейро осмотрел окрестные дома, пытаясь найти какой-нибудь знакомый по видению или хотя бы определить направление, в котором двигался юноша.

Вроде более менее похожие строения располагались в маленьком переулке, уходящем в сторону полуночи. Зингарец был уверен, что времени у него в обрез, потому долго колебаться он не стал и устремился в означенном направлении.

Однажды ему показалось, что он эхо донесло до него голос юноши. Монтейро прибавил шагу. И вот слова песни стали уже вполне различимыми. Глотка у парня была еще та. Смущало зингарца только то, что он не узнает окружающих его строений. В видении он следовал иным путем.

Еще он чувствовал, что не успевает. Парню оставалось спеть лишь пару строчек до того момента, когда он встретит грабителей.

И вот песня смолкла. Зингарец остановился, прислушался.

— Давай сюда кошель, юноша.

Голос бандита прозвучал совсем близко. Монтейро на цыпочках, стараясь не шуметь двинулся к месту предстоящей схватки. Ни на миг он не переставал шарить глазами по сторонам. Не хватало еще по глупости подвернуться под руку бандитам!

Монтейро осторожно заглянул за угол обветшалого дома. Так и есть, за ним скрывался арбалетчик. Как-то так получилось, что левая рука Монтейро сама по себе нашарила в кладке дома здоровенный готовый отвалиться камень. Монаху ничего не стоило подкрасться сзади к грабителю и аккуратно врезать ему по темечку.

— Думаешь, я его пожалею?

Сейчас или никогда!

Выбор был слишком очевиден. Арбалетный болт со смачным хрустом вонзились в грудную клетку несчастного юноши. Грабитель не спеша подошел к поверженному противнику, склонился над ним и через мгновение забился в агонии.

Монтейро достал камень из кладки. Подошел к еще живому юноше и дважды ударил его по голове. Парень затих. Дрожащими руками зингарец снял кошель с золотом с пояса мертвеца.

Монаху очень были нужны эти деньги. Он не ведал тех причин, по которым Карфот согласился на его предложение, но одно было очевидно. Сделал он это с большой неохотой, говорил о каком-то риске. Монтейро подозревал, что между стигийцами и местными митрианцами действует нечто вроде о договора о невмешательстве. Некое обязательство не шпионить друг за другом. Поэтому, когда надобность в Монтейро отпадет, Карфот постарается избавиться от нежелательного свидетеля. Зингарцу такой вариант развития событий был не по душе. Он собирался перехитрить стигийцев. Для начала следовало найти надежного волшебника, который продал бы ему хороший защитный амулет. Вряд ли Хозяева решатся использовать для его устранения какие-нибудь великие заклятья. Это может привлечь ненужное внимание. Значит, будет либо слабенькая магия, либо кинжал «лилового». От первого его и спасет амулет, а от наемных убийц он просто убежит. Сядет на корабль и уплывет куда глаза глядят. Золота юнца должно хватить на оплату проезда. Гнева Митры и Сета монах не боялся. Он уже давно понял, что богам до людей нет никакого дела.

Таскать с собой кошель зингарцу показалось неразумным. «Лиловые» могли сообразить что к чему. Лучше всего деньги припрятать до поры до времени.

Монтейро подобрал с земли послуживший ему орудием камень. Тайник он решил устроить в стене обветшалого дома, за которым не столь давно скрывался. При помощи кинжала, взятого с трупа одного из грабителей, он увеличил то отверстие, из которого вынул камень. Кладка сильно пострадала от времени, и работа протекала вполне споро. Когда зингарец счел углубление достаточным, он заложил в него кошель с монетами, а затем вернул камень на его законное место.

Монах придирчиво осмотрел получившийся тайник. Результатами работы остался доволен и поспешил прочь от места схватки юнца и разбойников. Монтейро не горел желанием разделить участь того бедняги, что взялся доставить кольцо сыну поверженного воина.

Очень некстати заболела голова. Только видений сейчас не хватало!

Краски стали блеклыми-блеклыми.

На мир опускалась тьма.

Боль стала привычно невыносимой.

Еще немного и откроется очередная история человеческого несчастья.

Солнце почти не изменило положения в небесах над Сартосом. Монтейро стоял посреди улицы. Еще ни в одном видении он не ощущал себя таким бестелесным. Люди, один за другим, проходили сквозь него. Чувство было очень неприятное.

К тому же совершенно не ясно, что здесь искать. Кто главный герой этого представления? Как выделить его среди десятков прохожих? Монтейро не терпелось поскорее разобраться с этим видением.

— Груши, спелые груши! – толстый торговец чинно вышагивал по середине улице.

Зингарец не сразу понял, чем этот человек привлек его внимание. Такой же призрак, как и все остальные.

— Покупайте груши! – настаивал толстяк – Отдаю почти задаром!

К нему подбежал мальчик лет семи и протянул медную монетку.

— Дайте мне одну, — попросил он торговца. – Самую сладкую.

— Конечно, — ответил толстяк, выбрал из своего короба самый большой и спелый плод и отдал его мальчишке.

— Спасибо, — поблагодарил торговца паренек.

Тут до Монтейро наконец дошло, что эти двое были единственными из призраков, кто хоть что-то говорил. Остальные открывали рты, но звуков не издавали.

Оставалось выяснить, кому из этих двоих суждено умереть на глазах Монтейро. Пути торговца и мальчишки стремительно расходились. Надо было быстрее решать. Зингарец наугад выбрал мальчика. Если он ошибся, видение скорее всего направит его на путь истинный.

«А вдруг они оба могли стать главными героями? – подумал Монтейро. – Но умереть суждено только тому, за кем я последую».

Монах попытался отыскать в толпе торговца грушами. Его жизнь представлялась зингарцу менее ценной. Улица, как назло, оказалась переполненной. Призраки спешили по своим делам и надежно скрывали толстяка. Монтейро уже сделал первый шаг в ту сторону, куда шествовал торговец, надеясь нагнать его, пользуясь своей бестелесностью, но в тот же миг мир развернулся. Зингарец, против своей воли, последовал за припрыгивающим на одной ноге мальчиком.

— Прости, пожалуйста, — сказал ему монах.

Мальчик смеялся, ел грушу, разговаривал сам с собой. Монтейро молча шел за ним. Выражение лица у монаха было самое траурное. Он знал, что смерть где-то рядом. Еще немного, и она заберет с собой мальчишку.

Зингарец от злости скрежетал зубами. Как никогда, ему хотелось вмешаться. Или хотя бы ускорить события, ожидание становилось невыносимым.

Мальчик доел свою грушу и забросил огрызок на крышу одного из домов. Несколько прохожих погрозили ему пальцами и что-то сказали. Монтейро их слов не разобрал.

— Умирай же, наконец! – взмолился монах.

Словно в ответ на его просьбу мальчик остановился перед дверью красивого двухэтажного здания. Постучался. Из дома вышла красивая статная женщина и что-то сказала ребенку. Мальчик кивнул. Женщина опять его о чем-то спросила. Он в ответ рассмеялся. Монтейро заметил, как эти двое похожи друг на друга. Скорее всего, женщина – это мать мальчика.

Какое-то время они еще беседовали на пороге, а потом женщина взяла сына за руку и увела внутрь дома. Шел тот с явной неохотой.

Монтейро не оставалось ничего иного, кроме как последовать за ними. Он сделал шаг к двери и приготовился пройти сквозь неё. Но она почему-то оказалось вполне осязаемой, равно как и стены. Видение не желало пускать Монтейро в дом.

Все это было очень необычно. Монах присел на корточки и стал ждать. Больше он ничего выбирать не будет.

Но долго отдыхать зингарцу не пришлось. Царившую тишину прорезало зловещее шипение. Источником его была змея. Извиваясь она подползла к большому глиняному кувшину, стоявшему у дома по соседству, и заползла внутрь.

Монтейро подошел поближе, желая знать, что будет дальше. За жизнь свою он не волновался. Видения не ставили своей целью убить его, они выбирали другие жертвы.

Но на этот раз, похоже, обошлось и вовсе без смертей.

Спустилась тьма.

Вернулась боль.

Но лишь за тем, чтоб через миг погаснуть.

Вновь появились краски.

Как выяснилось, зингарец совершенно зря беспокоился. За время видения, вблизи не появилось ни одного «лилового». Похоже, грабители неспроста выбрали для промысла именно это место. Любопытством жители окрестных домов не отличались.

Монтейро даже не пытался отыскать ту дорогу, по которой он сюда пришел. Так не выберешься, а скорее еще больше заплутаешь. Монах просто решил идти прямо на полдень и никуда не сворачивать.

План сработал замечательно. Не прошло и четверти колокола, как зингарец очутился на оживленной улице.

Удача к нему возвращалась! Вот и видение на этот раз закончилось благополучно. Зингарца очень угнетала мысль, что он своим поспешным выбором мог лишить мальчишку жизни. Быть зрителем — это одно, а выступать в роли судьи совсем другое.

— Добрый человек, — обратился Монтейро к одному из прохожих, — не укажите путь к постоялому двору «Морской Змей»?

— Вам сейчас по этой улице, — начал объяснять дорогу немолодой стигиец, — в сторону заката идти надо. Как увидите трехэтажный серый дом, сворачивайте направо. Потом прямо и через четверть колокола прям к «Змею» и выйдете.

— Спасибо, — поблагодарил стигийца Монтейро.

Только он собрался последовать по указанному пути, как взгляд его уперся в толстого торговца, несшего на шее короб с фруктами.

— Груши! Спелые груши!

Опять. Зингарец был готов головой об землю биться. Когда же этот кошмар наконец закончится?! Он начал высматривать в толпе мальчишку. Если верить видению, он вот-вот должен был подойти к торговцу.

— Самые вкусные груши! Самая низкая цена!

Толстяк продолжал зазывать к себе покупателей. Вот только в реальном мире торговля у него не клеилась. Груши никто не желал приобретать, в том числе и мальчишка.

Ободренный увиденным зингарец двинулся в таверну, тихонечко насвистывая мотивчик песенки про злостное предательство. Стесняться было нечего. Если кто и заметит, так решит, что блаженный.

— Дяденька, смотри, какой у меня кувшин!

Голос был удивительно знакомым. Монтейро не потребовалось много времени, чтобы понять, кому именно он принадлежит.

Зингарец очень медленно повернул голову. Мальчишка сидел на том же месте, что и Монтейро в призрачном мире. Вот только кувшин находился не у дома напротив, а стоял прямо перед мальчишкой.

Монах посмотрел на солнце. По сравнению с видением оно немного сместилось в сторону заката. Это означало, что у мальчишки было в запасе время, чтобы оттащить кувшин к своему дому, а змея уже успела заползти внутрь.

— Правда, большой? – спросил паренек у зингарца и начал просовывать руку в горло сосуда. Она не пролезала, но мальчишка не сдавался.

Одно слово. Хватит всего лишь одного слова, чтобы спасти эту жизнь. А можно просто взять и вырвать кувшин со змеей из рук мальчишки. Но тогда он сделает очередной шаг к безумию. А это было совершенно невозможно, тем более сейчас, когда он обрел ключи к спасению. Но и смотреть на смерть ребенка он был не в силах. Заветные слова уже вертелись на языке, и рука была занесена, готовая вышибить кувшин с ползучим гадом.

Но время шло, а зингарец так и стоял. Мальчишка пропихнул руку внутрь, а через мгновение громко вскрикнул.

Монтейро отвернулся от него и пошел прочь. Он так и не смог сделать выбор. Эта смерть всё-таки осталась на его совести.

Оставшееся до постоялого двора расстояние зингарец преодолел без приключений. Может, наконец повезло. А возможно, причина крылась в странном приказе Карфота, обращенном к одному из «лиловых». Монтейро расслышал лишь одну фразу, но и она заставляла задуматься. Зеленоглазый велел «отсечь все концы, ведущие к монаху». По своему положению в иерархии стигийских магов Карфот явно стоял повыше подмастерья.

В «Морском Змее» Монтейро был однажды. Он и еще двое монахов приходили сюда, чтобы забрать «внезапно почувствовавшего слабость» брата. Заведение зингарцу не понравилось. После прибытия на Побережье у него выработалась стойкая неприязнь к магии во всех её проявлениях. За причиной далеко ходить было не надо. Конечно же, дело было в проклятье.

Монах молча прошествовал сквозь обеденную залу к лестнице. Правда, не удержался и бросил короткий взгляд на сцену, где юные прелестницы снимали с себя последние остатки и так не богатого гардероба. Косых взглядов, о которых предупреждал «лиловый», почему-то не наблюдалось.

Комната, как и сказал Карфот, оказалась не заперта. Обстановка внутри и вправду располагала скорее к развлечениям, а не переговорам. Главным местной достопримечательностью вне всякого сомнения являлась гигантских размеров кровать. На ней без труда уместилось бы человек семь-восемь. А вот стул в комнате был один, равно как и стол.

Монтейро присел на краешек царского лежбища, сложил руки на коленях и стал ждать. Волнение, охватившее монаха, было столь велико, что мысли его пришли в оцепенение. Он просто сидел, смотрел в одну точку и страшно переживал.

Из этого ступора его вывел стук в дверь.

— Да, — отозвался монах.

— Это Рашил, — донесся голос из-за двери. – Я могу войти?

— Конечно, — возможно, с излишней поспешностью произнес зингарец.

Представителем Хозяев оказался полноватый офирец с очень приятным лицом. Даже полностью лиловый камзол не мог развеять того ощущения доброжелательности, что исходило от этого человека.

— Вы, я так полагаю, Монтейро?

Монах кивнул.

— Замечательно, — сказал Рашил. – Карфот поручил мне заключить с вами сделку. Если вы не передумали?

— Нет, — подтвердил свои намерения Монтейро. – От договоренностей я отступать не намерен.

— Просто прекрасно, — всплеснул руками офирец. – Знаете, столь редко среди митриан попадаются разумные люди.

Зингарца аж перекосило от двусмысленности фразы.

— Вы не обиделись? – поспешил поинтересоваться Рашил. – Я не собирался говорить про ваш орден гадости, но отрицать некоторую закостенелость мышления просто невозможно.

— Всё в порядке, — развеял его сомнения Монтейро. – Что вы желаете получить в обмен на спасение от проклятья?

— У вас хорошая хватка, молодой человек, — похвалил зингарца Рашил. – Стремитесь сразу разрешить все вопросы.

— Спешу уладить свою проблему, — не стал кривить душой Монтейро.

Зингарец и вправду очень боялся, что его накроет очередное видение. А может статься и не одно.

— Не всё так просто, — сказал офирец. – Вы несомненно превосходно ориентируетесь в вопросах веры, но я всё-таки уточню пару деталей. Монтейро, вы осознаете последствия своего поступка?

— Почему вы все пытаетесь меня разубедить? – поинтересовался зингарец. – Сначала Карфот, теперь вы. Какое вам дело до моих отношений с богами?

— Платой за нашу услугу, — ответил Рашил, — явится ваша служба. Вы будете держать нас в курсе всех событий, происходящих в вашем ордене. Иногда мы будем поручать вам раздобыть те или иные сведения. Ответьте мне, Монтейро, зачем нам слуга, который не проживет и двух дней?

— Думаете, Митра меня покарает? – усмехнулся монах. – Он в Сартос и не заглядывает. В противном случае я бы с вами не говорил.

— Не судите о богах по человеческим меркам, — предостерег офирец Монтейро. – Это несколько иные существа. Они редко откликаются на молитвы, зато очень скоры на гнев. Мы отнюдь не жаждем уговорить вас отказаться от соглашения. Мы просто стараемся предостеречь от опрометчивых поступков. Возможно, Митра и не обратит внимания на вашу измену, подобное не редкость. Только не надо считать, что вам всё дозволено. Храните верность постулатам своей религии.

— Вы советуете мне быть осторожным? – подвел итог Монтейро. – Такому совету просто нельзя не последовать! Вот только я это всё и сам знал.

— Не злитесь, — обратился Рашил к зингарцу. – Вряд ли вы сейчас способны испытывать добрые чувства к своему богу, так что я был просто обязан затронуть вопрос о гранях дозволенного. Я очень рад слышать, что вы в курсе возможных последствий и наступления их не желаете.

— Простите, — сказал Монтейро. – Я немного погорячился. В последнее время я сам не свой.

— Ничего удивительного, — позволил себе колкость Рашил. – Но теперь всё будет в порядке. Я сейчас возьму у вас пару капель крови, и к полуночи мы освободим вас от власти проклятья.

— Просто так? — удивился зингарец. — Я думал, будут какие-то условия.

— Я уже сказал, — ответил ему «лиловый». – Верная служба. Когда нам потребуется доклад, мы призовем вас. Вот и все условия. Можете считать, что договор вступил в силу.

Монтейро только и смог что кивнуть.

— Дайте мне вашу руку, — сказал Рашил.

Офирец достал из ножен кинжал, взял со стола маленькое серебряное блюдце и сделал небольшой надрез на кисти монаха.

— Всё, — сказал «лиловый», когда накапало достаточно крови. – Отправляйтесь к себе и ни о чем не беспокойтесь.

— Был рад знакомству, — сказал Монтейро и откланялся.

Несмотря на огромное желание пропустить пару бокалов вина, в «Морском Змее» монах задерживаться не стал. В гнев богов он, конечно же, не верил, зато искренне опасался, что настоятель или какой другой дотошный монах сумеет прознать про заключенную им сделку.

Хотя бы первое время стоит вести примерный для митрианца образ жизни, чтобы ни у кого подозрений не возникло. Стигийцы ведь тоже наверняка за ним следить будут. Их внимание следовало непременно усыпить. И лишь, когда всё утрясётся, можно будет отправляться на поиски защитного амулета.

За сегодняшний день Монтейро прилично походил по Сартосу, и сейчас его ноги ныли от усталости. Он мечтал поскорее добраться до своей кельи и отдохнуть.

— Давай убьем его! – слова эти прозвучали очень странно. Слышны они были замечательно, но исходили откуда-то совсем издалека. Точно таким же образом Монтейро вчера подслушал беседу отца-настоятеля и неизвестного дельца с базара.

Но тут дело было другое. Монтейро нутром чуял, что обладатель голоса предлагал отнять именно его жизнь.

— Это не он, чудак! Неужели сам не видишь?!

Монах начал озираться по сторонам. Жизненно важно было увидеть говоривших. Но народу вокруг было слишком много, да и расстояние до потенциальных убийц неизвестно какое.

— В нем тоже есть сила.

— Не спеши! Ждать осталось совсем недолго. Он скоро будет здесь.

— Сначала монах!

И тут зингарец их заметил. Двое немолодых людей, что подпирали спинами стену желтоватого дома. Один из них устремился к Монтейро.

Монах отступил на шаг и приготовился бежать, но неожиданно убийца словно потерял интерес к его персоне. Зингарцу показалось, что он заметил в толпе кого-то знакомого и пожелал остаться неузнанным. Причем желание это было настолько сильным, что он и думать позабыл о монахе.

Монтейро порадовался такому раскладу. Тем более, что перстень на правой руке убийцы, заставил его похолодеть от ужаса. Он был выполнен в виде золотого павлина. Этот человек был саббатейцем.

До обители зингарец добирался чуть ли не бегом. При этом постоянно озирался по сторонам. И лишь, когда оказался у заветных дверей, смог облегченно вздохнуть.

Большинство монахов посматривало на зингарца с плохо скрываемым сочувствием. Монтейро было немного жаль, что никто из них так и не полез к нему с лекциями о пользе молитв и смирения. Зингарцу очень хотелось поскорее начать разыгрывать примерного монаха.

«Надо вечером зайти к настоятелю, — подумал он. – Извиниться за необдуманные слова. А сейчас к себе — спать».

Добравшись до кельи, Монтейро немедля завалился на лежанку. Раздеваться не стал. Сил на это уже не осталось.

Сон к зингарцу пришел скоро. Вот только был он не совсем обычный. Вернее говоря, до прибытия на Побережье Монтейро счел бы его странным.

Вновь монах парил в темноте.

Это видение положительно отличалось от всех прочих. Оно было одновременно и непонятным, и радостным. Здесь не было места горю.

— Иди ко мне, — звал Монтейро огонь, сияющий во тьме.

И зингарец следовал зову. Плыл на свет своего маяка. Огонь этот был необычным. Он казался монаху частью окружающей его темноты. Впрочем и сам он был плоть от плоти этой темнотой.

— Найди меня. Поскорее.

Огонь стал ближе. Зингарец разглядел в его сердце человеческое лицо. Черты разобрать пока не получалось. Всё-таки слишком далеко.

Но ничего, у него еще будет время.

Монтейро не сомневался, что это не последний визит в темноту.