Хорошо быть богом

ГЛАВА 1 В Улуг-Улусе все спокойно

Расстояние до древнего города на величайшей из рек данного континента было еще больше, чем от Деная до Великого леса. Приходилось возвращаться почти к исходной точке Бониного со Светой путешествия. Город кочевников Ур-Этиль, а ныне — Улуг-Улус, находился в трехстах с небольшим километрах от корабля мумриков, но по прямой от эльфийского леса расстояние что до «тарелки», что до города было примерно одинаковым. Горы, правда, пересекать было не нужно, могучая река, прорываясь к морю, проложила в них широкий каньон. Летели почти двое суток: выдвинулись рано утром, а до места добрались поздним вечером уже следующего дня.

Как и в прошлый длинный перелет Боня очень жалел Свету, но с предложениями приземлиться и передохнуть не лез. Во-первых, две трети пути летели над морем, а во-вторых, он понимал, что только обидит этим Свету, да и сам будет выглядеть по-дурацки. Так что деус сидел с солидным видом, поддерживал вокруг летунов облако маны слегка повышенной концентрации и развлекал компанию историями из земного эпоса. Начал с Гомера, продолжил Толкиеном, а затем и вовсе перешел на современных писателей фэнтези, перемежая рассказ бородатыми земными анекдотами. Публика была довольна и даже просила добавки. А гаргульи даже размечтались когда-нибудь эти истории на кристаллы записать и самим издательство организовать.

Боня выразил сомнение, что у них получится создавать книги-кристаллы. Ведь мало сюжет придумать, надо его еще и мысленно проиграть со всеми действующими лицами и декорациями. И ведь даже крупных планов не сделаешь, зрители (читатели) сами выбирают, на чем заострить свое внимание. Но гаргульи ответили, что не так уж это и сложно, надо только научиться грезить наяву, не теряя при этом над грезами контроль. А поддерживать при этом многоплановость и перспективу — вопрос опыта. Они вот когда-то пробовали, ничего, получалось.

Боня в очередной раз поразился их талантам. Все-таки гаргульи оказались необычными существами, внешность которых никак не соответствовала их внутреннему миру. Открывающиеся перспективы Боня на заметку взял, уж больно ему хотелось создать киностудию или хотя бы наладить переиздание старых книг-кристаллов.

Море преодолели к утру следующего дня. Теперь путешественники находились в дельте великой реки Этиль. Формально эти земли принадлежали алам, но население тут было смешанное. Большинство относилось к древнему народу, жившему тут испокон веков, а алы вторглись сюда сравнительно недавно и теперь считали себя здесь хозяевами. Больших городов не наблюдалось, а вот замки алов по островам дельты мелькали тут и там. Замки — это громко сказано, деревянные дома на толстенных сваях, прилепившиеся к трехэтажной башне-срубу и окруженные частоколом из заостренных сверху бревен.

Попадались путешественникам и деревни, небольшие, на пять — десять домов. Деревенские дома тоже были на сваях, наверное, из-за паводков.

Впрочем, особо цветущим назвать этот край было сложно. Многие поля были заброшены, порой попадались выгоревшие деревни или сгоревшие замки. Но кто был виноват в этих бедах: местные феодалы, которые не могли мирно сосуществовать, или кочевники, было неизвестно.

Любопытному Боне ужасно захотелось посетить эти места, но он понимал, что сейчас не до того. И так в планах были кочевники, затем столица империи, а потом и остров для окончательного поселения. Ну а прочие туристские поездки — потом, в отпуске. Если он, конечно, будет… Хоть когда-нибудь…

Горы тут отступали от берега много дальше, чем у Деная. Света до них полдня летела. Потом еще несколько часов они летели прямо над рекой в узкой горной долине, откуда путешественники выбрались уже вечером. Вокруг до горизонта в обе стороны от реки расстилалась степь.

Город должен был находиться на восточном берегу, Света туда и направилась. По ее воспоминаниям, до древнего Ур-Этиля оставалось километров полтораста.

Примерно так оно и вышло. Только современное поселение кочевников оказалось на берегу реки, а развалины древнего города были километрах в трех в сторону. Русло за прошедшие годы, как ему и положено, сместилось на запад.

Планировка города была довольно странной. В ширину он нигде не превышал трех километров, зато вдоль реки тянулся на все двадцать. Да и стенами поселение не было обнесено. Видимо, кочевники слишком верили в свои силы или считали недостойным воина отсиживаться за зубцами, ведь врага надо встречать в поле на коне.

Застройка была чрезвычайно плотной. Дома, дворцы и лачуги теснились друг к другу, оставляя только узкие проезды, где две телеги могли бы разъехаться, только вплотную прижавшись к стенам. Все дома были одноэтажными. Те, что побогаче, — из кирпича и с черепичными крышами, победнее — глинобитные, крытые соломой.

Большая часть города состояла из однотипных «кварталов» произвольной формы. Центром «квартала» являлся дворец какого-нибудь местного вельможи. Вокруг него располагались дома его приближенных (нукеров, членов рода и просто зависимых работников) от достаточно богатых вокруг дворца до примитивных лачуг ближе к краям квартала. Дома перемежались с юртами, также разного размера и качества. В квартале были и общественные строения: храм, караван-сараи, чайхана, рынок. Здесь же располагались мастерские ремесленников и загон для скота. Фактически каждый квартал являлся городом в миниатюре.

Архитектура у всех дворцов была схожей — прямоугольное здание, которое расположено на возвышающейся примерно на метр ровной площадке, укрепленной по краям кирпичными стенками. Спереди к площадке двумя серпообразными крыльями поднимались два симметричных пандуса. Сам дворец представлял собой большой зал (или, скорее, крытый внутренний двор), обрамленный с трех сторон комнатами. С четвертой стороны был вход, к которому и вели пандусы. Посреди двора, как правило, был фонтан, чаще такой же, как у Бони в Денае. Вдоль боковых стен стояли скамьи, диваны или суфы (прикрытые коврами каменные или глиняные лежанки, подведенные к системе отопления, что обеспечивало подогрев). Противоположная от входа четверть двора была приподнята на полметра относительно его остальной части. Там располагалась суфа хозяина. Комнаты по бокам зала приемов редко использовались в качестве жилых, чаще — как кладовые. Хозяин и его домочадцы жили в расположенных за дворцом (а иногда — и вокруг дворца) юртах, стоявших на стационарных фундаментах, в которые уже были встроены суфы, отапливаемые рабами или слугами. Конечно, эти и другие подробности Боня узнал гораздо позже, с воздуха, ясное дело, внутреннее убранство домов было не рассмотреть.

На окраинах города дворцов не было, но это не значило, что там стояли одни лачуги и бараки. Конечно, бедные дома тоже попадались (и в большом количестве), но встречались и целые кварталы, занимаемые купцами-иноземцами. Там были и довольно богатые дома, правда, уже в других архитектурных стилях, и мастерские, и склады. Отдельные кварталы занимали ремесленники. В общем, все это очень напоминало то, что видел Боня на раскопках в Поволжье на месте столицы Золотой Орды Сарай-Бату.

С посадкой возникли проблемы. Во-первых, пусть и вечерело, но проникнуть в город незамеченными Боня не рассчитывал. Кочевники не были похожи на ленивых и мирных денайцев, здесь каждый мужчина — воин и бдительность не теряет никогда. Во-вторых, приземляться Свете было просто некуда. Там, где не было домов или юрт, чуть ли не каждый клочок земли был занят лотками и палатками. Разве что на какую-нибудь крышу садиться. («И гнездо вить», — мрачно подумал Боня.)

После недолгих размышлений он попросил Свету приземлиться прямо по центру развалин древнего города, фактически — на окраине Улуг-Улуса.

— И если тебе не трудно, — попросил он подругу, — походи пока драконом. Все равно все видели, как ты подлетаешь, а так хоть есть надежда, что с расспросами будут приставать повежливее…

— Вообще-то драконья ипостась для меня более естественна, чем человеческая, — отозвалась Света. — Так что усилия мне требуется прилагать как раз для того, чтобы человеком оставаться. Я даже отдохну, особенно если еще и поем вволю.

— Так ты для меня старалась? — умилился Боня.

В ответ Света только стрельнула в него глазками. Учитывая ее нынешний облик, зрелище получилось не для слабонервных.

Приземлились они прямо среди развалин, посреди какого-то большого зала, от которого теперь сохранились лишь руины. Похоже было, что старый кирпич активно использовали при строительстве новых зданий. То, что в древнем городе оставалось еще столько неиспользованного «строительного материала», говорило о его мощи в былые времена, ну и о неприхотливости современных кочевников, для которых юрты все-таки были привычнее каменных зданий.

Кстати, одна из таких юрт, довольно большая, оказалась в непосредственной близости (метрах в ста) от Бониного лагеря. Ее пестрые войлочные стенки напоминали лоскутное одеяло.

Боня отметил про себя странных соседей, но сейчас был занят строительством собственного шатра. По его просьбе пикси наготовили целую кучу белоснежно матовых кусков своей «материи» еще на подлете к городу. Теперь они быстро сформировали каркас шатра и обтягивали его, спаивая заготовки между собой. По Бониному плану шатер должен был быть большим (метров десять в ширину и метров двадцать пять в длину) и вытянутым, вроде ангара. Большую часть шатра — метров двадцать рядом с главным входом, выделили Свете. Остальное пространство поделили на три секции для Бони, пикси и гаргулий.

Мебель пикси тоже быстро соорудили по старым образцам: стулья рыболова, пара столиков, кровати-гамаки (себе Боня все-таки попросил сделать койку побольше в надежде, что подруга не все время драконом будет). Даже Свете что-то вроде громадного надувного матраса соорудили, оказалось, что воздухонепроницаемую материю пикси тоже делать могут.

Свое «полетное» седло Боня притащил в секцию к Свете. Та свернулась вокруг него клубочком. Гаргульи застыли с обеих сторон входного полога шатра. Пикси построились тремя эскадронами (три шеренги по четыре гвардейца) в воздухе. Боня быстро сформировал себе доспехи из твердой маны, прицепил к поясу кинжал, взял в руки посох и уселся в «кресло» ждать гостей.

О посохе следует сказать отдельно. Это, можно сказать, была Бонина «контрабанда». Его идею прихватить с собой отводок мелорна не одобрили ни Света, ни эльфы. Просто цыкнуть на них Боня, не ожидавший такого единодушия, сразу не сообразил, так что потом решил не скандалить, а сделать все по-тихому. Сходил к краю леса, вытянул из корня ближайшего мелорна прямой росток размером с посох, пропитал его маной под завязку и отделил от дерева. Оставил отводку только пару листочков на самой макушке и спрятал их внутри шара твердой маны. Получилась трость с хитрым набалдашником. Все равно расковырять шар и проверить, что там внутри, никто, кроме самого Бони, в этом мире не в состоянии. Отводок, правда, при этом сильно перепугался, но Боня его после долгой мысленной беседы все-таки успокоил. Обещал ни в коем случае его не потерять и всячески о нем заботиться, а заодно соблазнял уникальной возможностью хоть немного мир посмотреть. Чем уж там мелорны смотрят, Боня не знал, но росток заинтересовался, и теперь Боня улавливал исходящие от своего посоха эмоции гордости и любопытства.

Сцену Боня и его команда оформили «красиво», но вот зрителей-посетителей что-то не наблюдалось. Прошло около часа. Гаргульи стали переминаться с ноги на ногу. Пикси сломали строй и облепили «кресло» и самого Боню с ног до головы. Лучше всех было Свете — она просто дрыхла на своем матрасе на полу. Ну и посох, навершие которого Боня машинально поглаживал, излучал эмоции спокойствия и благожелательности. («Прямо как мурлыкающего кота на коленях гладить, — подумал Боня. — Даже лучше: шерсть не летит и ощущения приятнее…»)

Он послал пару пикси на разведку. Те моментально вернулись.

— Кто-то идет! Большой!

Боня прислушался. Уши у него остались прежними, а вот слух, как и все остальные чувства, вследствие апгрейда стал острее. И правда, можно было расслышать сначала осторожные шаги, потом прерывистое дыхание.

По Бониному знаку гаргульи и пикси (кроме разведчиков) приняли первоначальное положение. Затем пикси-разведчики подхватили полог шатра и резко его распахнули.

В проеме шатра показался несомненно женский силуэт. Судя по позе, гостья пыталась потихоньку заглянуть в щелку, подсмотреть, что же внутри. Теперь же она жалобно пискнула на высокой ноте и села на пятую точку. Боня создал шарик довольно яркого света и послал его вперед. Света открыла один глаз и чуть приподняла голову. Гостья попыталась отползти назад, опираясь на руки за спиной. Гаргульи вежливо подхватили ее под руки и помогли подняться, точнее, просто поставили на подгибающиеся ноги, после чего затащили в шатер и поставили пред Бонины очи. Шарик света вплыл вместе с ними и теперь ярко освещал все вокруг, зависнув под потолком. (Боня мысленно сам себя похвалил за ловкость.)

Появилась возможность рассмотреть пришедшую повнимательнее. Девочка (или девушка?), одета в какие-то пестрые тряпочки и ленточки. Черные волосы собраны во множество тонких полуметровых косичек. В косичках ленточек нет, какие-то ремешки вплетены. С цветом кожи что-то непонятное. Вроде почти нормальный, но с каким-то пепельно-сине-зеленым отливом. Мордашка — совсем юная, но довольно симпатичная, почти круглой формы с очень большими черными глазами и носом-пуговкой. Рот небольшой, губы того же странного оттенка, что и кожа, только ярче и темнее. Изо рта выглядывали аккуратные, абсолютно белые клыки. Странно, но внешности девушки они совсем не вредили и кровожадного вида ей не придавали, возможно потому, что был этот самый вид крайне напуганным.

Фигура у девушки тоже была неплохая, но немного гротескная. Ростом любопытная красавица была не ниже Бони, но много объемнее, странное сочетание подчеркнутой женственности форм (тут не 90–60–90, а скорее, 120–60–120) с явно немаленькой физической силой и четким рельефом мышц. Не качок, но спортом (или иными физическими упражнениями) явно занимается всю жизнь. Руки, правда, довольно изящные и незагрубевшие, так что как гостья форму поддерживает, Боня недоумевал. И решил, что пора прекратить затянувшуюся паузу.

— Здравствуй, луноликая. — Боня и сам не понял, с чего это его понесло на такую «восточную» манеру разговора. Света неодобрительно хмыкнула. — Как тебя зовут и что привело тебя к моему шатру?

Вопрос был идиотский, и Боне стало за него стыдно даже раньше, чем он его договорил, но важное выражение лица он умудрился сохранить. К его удивлению, «гостья» попыталась упасть на колени (гаргульи помешали) и заговорила вполне внятно:

— О великий Ашин-Эди! Твою ничтожную рабыню зовут Улдуз-хатун, а мой отец, хан Сартек-муаллим, много дней молил всех богов прислать тебя и спасти народ хифчаков от злых богов юга и севера, да не отвернутся от нас духи предков!

— Погоди, ничего не понял. — Боне вдруг захотелось похвастаться знанием монгольской истории. — Как это хан может быть муаллимом, в смысле учителем? Твой отец, что, еще и религиозный лидер?

— Мой отец — верховный шаман народа хифчак, он — младший брат великого хана Гулюка, да продлятся его дни вечно!

— Ну что ж, логично, — согласился Боня. — Старший сын — хан, а младший делает карьеру на религиозном поприще. Только я никакой не «ашин». Меня зовут деус Боня Волохов.

— Деус? Ой, и вправду от тебя золотой свет разливается… Сам Тэнгэр-Эцег, Небо-Отец.

Улдуз неожиданно обмякла и попыталась упасть. Просто ей не дали грохнуться гаргульи, но, убедившись, что девочка пребывает в полном отрубе, мягко опустили ее на пол.

Боня своим стандартным приемом направил на нее поток концентрированной маны. Не помогло. То есть некоторую часть маны девочка в себя впитала, возможно, даже больше, чем это требовалось обычному эльфу, но в себя не пришла. Пришлось отправить эскадрон пикси на реку за водой.

— Бонь, давай лучше я с ней поговорить попробую, — неожиданно предложила Света. — Видишь, девочка тебя боится и стесняется…

— А дракона она бояться не будет, — саркастически хмыкнул Боня.

— Ну, я все-таки женщина. Или ты об этом уже забыл?

— Пока с ситуацией не определимся, боюсь, что и вправду лучше мне об этом не вспоминать. Когда ты в драконьей ипостаси, местные тебе повредить не смогут, мне так спокойнее будет. Не думаю, что нас не заметили, скорее еще не решили, как себя с нами вести. Не хотелось бы, но исключать нападение с их стороны пока нельзя.

Пикси сумели прямо налету соорудить целых три здоровых бурдюка из ткани и теперь притащили их с водой. В каждом — литров по десять. Боня хотел аккуратно побрызгать водой Улдуз в лицо, но не удержал угол бурдюка и вылил на нее пару литров. Получилось не очень вежливо, зато эффективно. Девочка вскочила прямо из положения лежа.

— Извини, у меня случайно так получилось, — попробовал оправдаться Боня, но, кажется, напрасно. Улдуз ему явно не поверила, да и, похоже, совершенно серьезно считала, что он был вправе так поступить.

— Прости меня, неразумную, блеск твоей силы ошеломил меня, — забормотала она, разрываясь между желаниями упасть на колени и сделать ноги. В итоге получилось что-то вроде книксена. Боня оценил:

— О, я смотрю, воспитание северных соседей не осталось для тебя чуждым!

— Ой, а что я сделала? Я и сама не поняла. Только отцу ничего такого не говорите. Он у нас ярый сторонник старины и хранитель традиций. Он меня убьет! — Девочка, правда, сказала все это довольно легкомысленным тоном. В то, что отец может ее убить, она явно не верила.

— Хорошо, передай отцу, что я с удовольствием приму его завтра утром. Только я не Тэнгэр-Эцег и к сотворению всего, что нас окружает, отношения не имею. Хотя я тоже деус и хочу вернуть этому миру те возможности, которые он утратил много тысяч лет назад, когда умерла магия. Ты видишь, кто меня сопровождает? Сплошь магические существа. Пикси, гаргульи (их, кстати, зовут Эвриала и Сфенон). А дракон — это Света, моя жена, между прочим. И она хотела с тобой поговорить.

— Ты женат на Тэн-Шоне? А как же вы… — Улдуз замялась, но очень выразительно посмотрела Боне, скажем так, ниже пупка. Тот даже застеснялся.

— Рано тебе еще о таком рассуждать, — вмешалась в разговор Света, — но можешь не беспокоиться, у нас с этим все хорошо. А вот Небесной Волчицей (Тэн-Шон) меня обзывать не надо. Я, конечно, понимаю, что волк у вас — зверь уважаемый, но я — чистокровный дракон, Светозарная, нет, Солнценосная из клана Волоховых! Понятно?

Улдуз уже явно устала бояться или удивляться. Теперь Боня улавливал только исходящие от нее эмоции любопытства пополам с восторгом. Как же, девочка в сказку попала! Она переместилась поближе к Свете и уселась на пол рядом с ее мордой.

— Ты такая красивая! Можно я тебя поглажу?

— Ты меня с кошкой-то не путай! — фыркнула Света. — Но если интересно потрогать, что у меня за шкура, так и быть, разрешаю. Крепкая она, мечом не прорубишь.

Боня с интересом посмотрел на Улдуз. При таких формах — и такой непосредственный ребенок по поведению! Боня решил не мешать женскому разговору и тихонько выскользнул из шатра.

Наступила ночь, и черно-фиолетовое небо было усыпано яркими звездами. Луны не наблюдалось. Кажется, в этом мире ее не было вообще. Но благодаря своему ночному зрению Боня видел все вокруг очень четко. Развалины вокруг шатра были совсем невысокими, поднимаясь над землей на один-два кирпича. Метрах в ста темнело почти полностью сохранившееся здание. От нечего делать Боня решил посмотреть, что это такое. Воздух был наполнен приятными ароматами степных трав, легкий ветерок дул в сторону города и реки. В общем, лепота, и хотелось прогуляться.

Боня не спеша дошел до высокой стены и стал ее обходить, весело помахивая посохом. Настроение у того тоже было отличное, а может, Бонино передалось. Вообще, чем больше Боня общался с мелорнами, тем больше поражался. Растение — и разумное! Может, не совсем как человек, но ведь и люди разные бывают. А тут у него в руках совсем молодой побег, но тоже — личность. Или ему все знания и опыт старого дерева предались?

Оказалось, что за углом Боню ждали. Какие-то три шкафо-подобные личности: каждый ростом под два метра и весом не менее двух центнеров. Причем все это — сплошные мышцы. Один держал в поводу коней, а двое других двинулись к Боне. Один — прямо в лоб, другой — за спину, отсекая путь к отступлению.

— Ну что, колдунишка, сам пришел, — крайне неприятным голосом начал первый «шкаф». — Хан приказал тебя к нему доставить, но голову можно и отдельно от тела, неверная собака!

Боня мысленно выругался. Надо же, о Свете беспокоился, а сам поперся гулять без своего ПП, хорошо хоть доспех не «снял». Орать и звать на помощь не хотелось, но голос он все-таки повысил:

— Ты не слишком вежлив, воин. А зря! И я не колдун, а деус. Передай своему хану, что, если он хочет меня видеть, пусть сам ко мне приходит, а хамов и дураков пусть больше не посылает!

«Шкаф» нехорошо усмехнулся и потянулся к рукоятке сабли. Боня перехватил посох и попытался ударить набалдашником. «Шкаф» только небрежно вскинул вверх левую руку в латной перчатке, прикрываясь от удара, одновременно правой выхватывая саблю.

Рукопашным боем, а тем паче боем на посохах, Боня никак не владел. Некоторое время он посещал занятия по карате, но реально оценивал свои возможности и бить ногами профессионального воина даже не стал и пытаться. Вся его надежда была продержаться до прихода подмоги. В том, что его сложное положение кто-нибудь из команды заметил, он не сомневался.

Только вот посох думал явно по-другому. Вместо того чтобы застрять в латной перчатке «шкафа», он немыслимым образом изогнулся, обошел руку и засветил противнику в лоб. Не слабо так засветил. На шлеме воина образовалась круглая вмятина сантиметров в пять глубиной, а сам он осел на землю, так и не успев замахнуться саблей.

Не глядя, Боня отмахнулся посохом за спину, чувствуя там другого противника. На сей раз посох застрял, и Боня повернулся посмотреть, что случилось. Оказалось, что отводок вытянулся и обмотался вокруг шеи второго «шкафа». Причем оставил для шеи места раз в пять меньше, чем ей было нужно в нормальном состоянии. Фактически голова у второго воина была попросту оторвана, а он сам заваливался на бок в явно не подлежащем ремонту состоянии. Боне показалось, что посох что-то довольно пропел и вернулся к своей исходной форме. Голова у падающего воина при этом развернулась на сто восемьдесят градусов.

В легком обалдении Боня повернулся к оставшемуся противнику. Тот с мрачным, но решительным выражением лица сорвал с седла ближайшего коня лук и колчан и теперь как раз целился в него.

— Прекрати, — Боня срочно дорастил мановый доспех до закрытого, — ответишь на мои вопросы — и сможешь уехать целым. Мне твоя жизнь не нужна.

Стрела просвистела и отскочила от его груди. Упорный «шкаф» схватился за следующую. Боня взял посох поудобнее и сделал шаг к стрелку. Двигался он теперь медленно, так как твердая мана хоть и меняла форму по его желанию, но делала это отнюдь не мгновенно.

Добраться до степного камикадзе Боня не успел. Над головой раздались рев и хлопанье крыльев, и на воина вместе с несчастными лошадьми сверху обрушилась Света. Гаргульи и пикси тоже оказались рядом, а через минуту подбежала и Улдуз.

— Бонечка, ты цел? — крайне обеспокоенным голосом спросила Света. Спасибо хоть больше не ревела, а говорила почти нормально, а то Боня во время ее атаки чуть не оглох.

— Да что со мной будет? — Боня сделал вид, что набить морду трем бугаям практически голыми руками для него вполне обыденное дело. — Но за заботу — большое спасибо. Знаешь, как это приятно, когда о тебе кто-то беспокоится…

Боня потянулся руками к Светиной морде и чмокнул ее в нос:

— Золото мое! — Затем он повернулся к тому, что осталось от последнего воина. — Как я понимаю, поговорить с ним уже не удастся… А я надеялся узнать, кто они и кто их сюда послал…

— Ну это и я могу сказать. — Улдуз стояла рядом и с интересом рассматривала следы побоища. — Это нукеры Барбэ-бека, старшего сына великого хана Гулюка. Вон тот (она указала на первого «шкафа») — правая рука хана и начальник охраны. Все трое были славными батырами. Чем это ты их так?

— Просто посохом. Они что-то хамили много и за сабли хвататься стали. Вот разговора и не получилось.

— А я и не знала, что ты так посохом умеешь драться, — удивилась Света. — Конечно, дубинка против меча часто имеет преимущество, но чтоб с тремя противниками сразу…

— Вообще-то я и сам не знал, — не стал врать Боня, подозревая, правда, что подобная «скромность» только добавит ему очков. — Наверное, они просто не ожидали, что я их сам бить начну. А может, слава у них дутая была, большого впечатления они на меня не произвели, разве что своим объемом.

— Ты великий воин, — подытожила Улдуз, восторженно глядя на Боню. — Надо будет папе скорее рассказать! Хотя он, конечно, решит, что батырам, забывшим старую веру в угоду наследнику, отомстили духи предков.

— Погоди, не убегай так сразу, — тормознул ее деус. — Надо бы решить, что с трупами делать, а еще не мешало бы понять, не придут ли другие за них мстить.

— Про трупы не беспокойся, папа кого-нибудь пришлет забрать тела. Только доспехи на них лучше оставить. Тогда это будет обычный поединок поссорившихся воинов, и мстить не за что. А Барбэ-бек осторожный, он, пока не разберется, больше никого к вам присылать не будет.

— Ну и нравы тут у вас, — удивился Боня. — Трое на одного из засады напали, и это называется честным поединком?!

— Но так ты же их победил! Значит, силы были как минимум равны. А то, что они сами на тебя напали, означает лишь одно: они переоценили свои силы и поплатились за это. Все справедливо!

Боня был сильно удивлен такой трактовкой «справедливости», но спорить не стал.

— А лошадей (вернее, то, что от них осталось) мы можем забрать? — уточнил он. — Все-таки мясо, чем на охоту тащиться, лучше это оприходовать.

— Наверное, можно. Батыры были не бедные, когда их дня через три хоронить будут, на поминках и так много скота забьют. Кони эти вряд ли кому понадобятся, да и за три дня мясо вполне протухнуть может. Забирайте, — разрешила Улдуз.

Так и сделали. Света против конины явно ничего не имела, а гаргульи оживленно стали вспоминать различные рецепты. Так что развалины по соседству быстро превратились в разделочную и кухню…

ГЛАВА 2 Хранители традиций

Ночью Боня пытался вспомнить то, что когда-либо слышал или читал о кочевниках, а также разрабатывал стратегию и тактику своего поведения в Улуг-Улусе. Ложиться он не стал, хотя был бы совсем не против затащить в постель Свету (если облик сменит, конечно). После нападения батыров Барбэ-бека в крови бурлил адреналин, да и просто обнять, а еще лучше — поцеловать и потискать подругу ему всегда нравилось, но сейчас не рискнул. Не потому, что боялся ночного нападения, просто на Свету после полета и прочих событий напал жор. Всех трех коней она съела практически в одиночку. Ну, может, гаргульи по паре стейков на Бонином артефакте-«примусе» себе зажарили, Боня одним угостился, пикси немного шашлыка поклевали.

Потребление пищи у драконши было безотходное: коней она съела вместе со шкурами и костями. На шкуры, правда, попытались претендовать гаргульи (якобы для технических нужд), но особо не настаивали. Во-первых, от Светиных когтей шкуры были сильно попорчены, а во-вторых, гаргульям явно хотелось спать и было лень возиться. В результате живот (а если называть вещи своими именами сообразно моменту, то брюхо) у нее раздулся столь сильно, что Боня мысленно представил себе, как подруга будет выглядеть, обернувшись человеком, и просто побоялся просить ее об этом. В результате пришлось предаваться размышлениям в гордом одиночестве.

Ничего особо интересного Боня не надумал. Ясно, что раз брат великого хана в шаманы пошел, то основной культ у хифчаков-орков — шамаизм и почитание духов предков. Но наследник придерживается уже другой религии. Судя по всему, заимствованной у хумов. Понятно, что все это затеяно наследником ради самоутверждения, но почему именно хумы? Алы гораздо ближе, практически по-соседству, да и имперцы тоже. Монголы, когда ислам принимали, сидели на землях мусульман-булгар. Но на этих землях орки жили еще в незапамятные времена, так что сами они и являются местным населением. Рабов набрали? Так у скотоводов рабство особого развития никогда не получало.

Откуда же новая религия взяться могла? Через жен, что ли? А ведь это вариант! У кочевников среди беков и ханов всегда многоженство в ходу было. Алы или имперцы из аристократов своих дочерей в гаремы не отдадут, религия не позволит. В гаремы женщины алов могут только в наложницы попасть, как военная добыча. А вот хумы сами многоженство практикуют, вполне могли какую-нибудь царевну великому хану сосватать. Чем не мать для наследника? И получается, что фронда сына на самом деле обычный бабий заговор. В общем, так было бы логично. Хотя информации и недостаточно, надо будет Улдуз или ее папу спросить.

Оставалось понять, чем это грозит самому Боне. Обращения «колдунишка» и «неверная собака» ему не понравились. Что-то плохо у здешних ханов с веротерпимостью, и ярлыки слишком быстро вешают. Попытаться с ними поладить? С имперцами же получилось. Хотя нет, не выйдет. Поди, обрезание делать придется. А у Бони после божественного апгрейда организма все же назад за полчаса отрастет. Так что же теперь каждый день обрезание делать? А лучше и утром, и вечером… Не-не-не, перебьются! Лучше уж наследника поменять на кого-нибудь, кто больше старые традиции уважает. А что, надо будет и такую возможность рассмотреть.

С язычниками небось легче поладить будет. Вон Улдуз Боню вообще чуть в верховное божество не записала. Отказываться пришлось. Может, зря поскромничал?.. В общем, папу — Сартек-муаллима — надо прощупать поосновательнее. И по возможности — подружиться. Да и дочка у него симпатичная…

Тут Боня сам себя одернул. Ну вот, всего три дня без секса, а уже на посторонних девочек засматриваться начал. Совсем со Светой избаловался. Неправильно это.

Покончив с рассуждениями, Боня стал потихоньку выбираться из шатра, но потом вернулся за своими ПП и электрошокером и завернул в секцию пикси. Гвардейцы соорудили в своей части шатра высокий стол, на котором тремя прямоугольниками (по эскадронам) расставили маленькие индивидуальные палатки. А еще было две будочки для дежурных с обоих концов лагеря. Получилось что-то вроде кукольного поселка. Боня аж умилился.

Прижав палец к губам (мол, не надо кричать: «Подъем!»), Боня поманил к себе часовых и тихим шепотом объяснил им, какую форму хотел бы придать своим артефактам. Шокер пикси дорастили до прямоугольной палочки, в которой золотая пластинка составляла одну из сторон. ПП так и сделали в виде большого пистолета без приклада (в отличие от оружия самих пикси). Еще Боня попросил пикси сделать кобуры-чехольчики с ремешками для крепления к поясу, а потом поблагодарил за службу, пожал им двумя пальцами руки и вышел из шатра, еле протиснувшись мимо вольготно развалившейся Светы.

Шокер и ПП висели на поясе, в руке был посох, поверх одежды столько твердой маны навешано, что невольно радуешься ее невесомости. На сей раз на прогулку Боня вышел тяжеловооруженным лунатиком.

Ночь еще была в полной своей силе, но уже подумывала, не пора ли уступить место утру. Боня не спеша побрел к месту давешнего боя. Завернул за угол разрушенного здания и снова увидел бугаев-батыров, сжимавших в руках сабли. «Просто дежавю какое-то», — решил Боня.

Бугаев на этот раз было гораздо больше, целая толпа. Вернее, две толпы друг напротив друга. Боню они, похоже, и не заметили. На «лунатика» вдруг напала какая-то странная лихость.

— О чем молчим, мужики?! — весело спросил он, зажигая над головой шарик света и беря на изготовку в левую руку посох, а в правую ПП. От избытка чувств маны он в шарик влил столько, что засияла магическая сфера ярче фотовспышки.

Молчать «мужики» не перестали, но буквально за секунду все оказались на конях и слаженно рванули с места в карьер, каждая из групп в свою сторону. Боня даже удивился: все-таки нормальный человек после включения такой иллюминации должен полностью ослепнуть, а на батыров свет как будто и не подействовал. Может, они на ощупь и на автомате в седла взлетали? Хотя нет, все-таки повлияло. Вон двое чуть в стенку не въехали. Кони-то в последний момент свернули, а вот всадников потрепало. Но из седел те не вылетели и ломанулись дальше в ночь, нагоняя остальных.

Боня «выключил» свет и уселся прямо на землю, прислонившись к стене. Что же это было? Две группы степняков, явно не из одной команды, подъехали посмотреть место, где он разбирался с нукерами Барбэ-бека, и стали играть в гляделки друг с другом. На его счет, видимо, у обеих групп инструкции были одни и те же, уж больно слаженно они смылись. Когда удирали, показалось, что у одной из групп плащи одинаковые, зеленого цвета. У других вроде единой формы не наблюдалось. Но были ли те, барбэбековские, батыры в плащах, Боня не помнил.

В общем, дело ясное, что дело темное…

Развалины Боня осматривать так и не пошел. Настроения уже не было. Тем более начало светать, и вокруг пестрой юрты, которую Боня приметил еще по прилете, наблюдалось какое-то оживление. Откуда-то появилось с десяток степняков в пестрых халатах, и все они уселись в ряд на границе старого и нового города лицом к востоку. Из юрты выскочила девушка, судя по фигуре — Улдуз (да, точно, Улдуз, невольно заулыбался Боня) с кувшином под мышкой и несколькими пиалами в руках. Она быстро обежала всех сидящих, с поклоном вручая каждому пиалу и что-то наливая в нее из кувшина. Затем из юрты вышел еще один степняк со здоровым барабаном в руках. Судя по важной поступи и тому, что все остальные пестрохалатники ему поклонились (правда, при этом не вставая), Боня решил, что это и есть хан Сартек-муаллим. Ему Улдуз тоже подала пиалу, но уже стоя на коленях.

«Строго у них тут с воспитанием молодежи, — подумал Боня. — Или это только девушек касается?»

Барабан в руках у Сартека был примерно полметра диаметром и около метра в высоту. Судя по блеску, боковая поверхность была позолоченной, а может, и вовсе из золота, издалека не проверишь. Ремней для подвешивания барабана не наблюдалось, но вертел его в руках Сартек вполне непринужденно. Повернувшись на восход, он стал выстукивать какой-то неспешный ритм, слегка пританцовывая. Остальные, включая Улдуз, вытащили из-за пазухи по паре каких-то погремушек, напоминавших по форме булавы, и присоединились к выступлению.

Сартек затянул довольно высоким голосом заунывную мелодию. Сначала тихо, потом все громче и громче, но слов Боня все равно разобрать не смог. Остальные начали ему подпевать, а Улдуз вышла вперед и стала танцевать. Мелодия была медленной, движения девушки тоже были по большей части плавными. Хотя и резких взмахов, наклонов и поворотов тоже хватало.

«Так вот каким спортом занимается Улдуз, — отметил про себя Боня. — Смесь художественной гимнастики с шейпингом и восточными единоборствами. Может свою школу открывать. В Америке наверняка неплохие деньги зарабатывать смогла бы. Там бабы чем только не занимаются ради красивой фигуры, только без толку после гамбургеров-то».

Упражнения с булавами в художественной гимнастике Боня считал наименее зрелищными, но у Улдуз все получалось так легко и изящно (и это при таких-то формах!), что он невольно залюбовался.

Так продолжалось минут пять. А потом солнце выглянуло из-за горизонта, его лучи пронзили утренний воздух, переливаясь в извивавшихся вокруг Улдуз пестрых ленточках, и утро огласилось громкими посторонними звуками…

Из южной и центральной частей Улуг-Улуса раздались вопли, напомнившие Боне крики муэдзинов в его родном мире. Совсем немелодично, зато очень громко! Из центральной же части города, но севернее, раздался звон колокола. Против колокольного звона Боня в принципе ничего не имел, но тут колокол звонил наподобие пожарного: тупо, громко и на одной ноте. Очарование момента полностью исчезло.

«Ну вот, свободная конкуренция на рынке религиозных услуг в действии, — невесело усмехнулся Боня. — Я бы на месте паствы сбежал от этой какофонии куда подальше. А лучше бы прогнал всех этих горе-музыкантов, пока вместе играть не научатся».

Пестрохалатникам новые звуки, видимо, тоже не нравились. С ритма они не сбились, но завершили «выступление» довольно скоро. Боня поднялся и не спеша двинулся к ним — знакомиться. Его приближение заметили, и вся компания застыла и молча впилась в него глазами. Первой опомнилась Улдуз.

— Ой, это же Боня! — радостно взвизгнула она. — Я тебе вчера говорила!

После чего резвой козочкой (весьма крупной «козочкой», следует отметить) кинулась Боне навстречу и повисла у него на шее. Хорошо хоть целоваться не лезла, а то Боня и так обалдел. Впрочем, он сообразил, что Улдуз просто придерживается образа непосредственного и веселого ребенка, а вот игра это или она действительно такая, пока неясно.

Отпустив Бонину шею, Улдуз схватила его за руку и попыталась потащить к своим также бегом, но Боня решительно пресек ее порыв. Вместо этого он важно поклонился и демонстративно предложил ей руку. Хоть он и опасался, что кочевники с такими манерами не знакомы, девочка его поняла. Она весело прыснула и взяла деуса под руку, после чего пошла так же неспешно, как и Боня, при этом гордо подняв голову, расправив плечи и стараясь идти с ним в ногу. Правда при этом девушка слишком сильно вцепилась ему в руку и очень плотно прижалась к нему бедром. Чтобы не расслаблялся, видимо…

— Папа, позволь представить, — неожиданно торжественным голосом провозгласила Улдуз, — Боня Волохов! Великий воин! Великий маг! И единственный деус нашего мира!

Боня и Сартек склонились друг против друга в почтительных поклонах. Остальные пестрохалатники сменили положение сидя на пятой точке в положение сидя на коленях. Вроде и ненавязчиво, но и в непочтительности не обвинишь. Улдуз отпустила Бонину руку и, отстранившись на шаг, присела в глубоком реверансе, одновременно гордо посматривая на присутствующих и сохраняя на улыбающемся лице выражение легкого ехидства и самодовольства.

Боня еле удержался, чтобы не шлепнуть ее во время этого маневра по попе. Судя по сверкнувшим глазам Сартека, его посетила та же мысль.

— Уважаемый хан Сартек-муаллим, — взял инициативу в свои руки Боня. — Я разбил свой лагерь недалеко от вашей юрты и сегодня имел удовольствие наблюдать проведение вами утреннего ритуала. Я был восхищен (чем именно он был восхищен, Боня решил не уточнять). Очень приятно видеть, что древние науки и таинства еще сохранились в этом мире.

— Мне тоже очень приятно, — откликнулся Сартек, — что столь молодой человек чтит древние традиции. Боюсь, что среди народа хифчаков только старики да я и мои немногие последователи понимают, как важно сохранить свое единство с миром и духами предков. Отвернутся духи предков — и погибнет народ!

Видимо, верховный шаман говорил о наболевшем, но эти речи были как-то не к месту. Да и Боне он вроде как поклонился, но потом чуть ли не мальчиком обозвал. Вежливо по форме, но совсем непочтительно по сути. Эмоции от него шли какие-то скучные, как будто он не просто проиграл, но смирился с поражением, а в чудеса не верит. Боня почувствовал, что начинает испытывать раздражение. Как бы этого унылого шамана взбодрить?

— Мне очень жаль, — многозначительно сказал Боня, — что мои спутники не видели этот прекрасный ритуал вместе со мной. Среди них есть те, кто, возможно, имел счастье наблюдать его и пять тысяч лет назад. Мне было бы чрезвычайно интересно узнать, изменилось ли что-нибудь в нем за прошедшее время. А вам?

От последнего предложения Сартек вздрогнул, как от удара.

— Мы свято чтим традиции! — воскликнул он. — Вот этому дхолаку (барабану) много тысяч лет. Он переходит из поколения в поколение, и с ним говорил еще сам Ашин-Эди!

— Вы позволите взглянуть на него поближе? — заинтересовался Боня. — Только, если не возражаете, давайте не будем вести беседу посреди поля. Я уверен, что у нас есть общие интересы. Ваша дочь сказала правду — я действительно деус. А мои спутники — магические существа, которые жили здесь тысячи лет назад, но потом, после ухода магии из этого мира, скажем так, впали в спячку. Я пробудил их ото сна, и вместе мы восстанавливаем тут те традиции и возможности, что были утрачены много лет назад. Думаю, что и в ваши ритуалы мы сможем вдохнуть новую жизнь. Если вам это действительно надо и вы мне в этом поможете, конечно.

В подкрепление своих слов Боня не придумал ничего лучшего, как зажечь над собой светящийся шар и перекачать в него столько энергии, что он с диким грохотом взорвался яркими брызгами. На звук среагировали пикси и всеми тремя эскадронами рванули из шатра к любимому деусу. Затем из шатра высунулась Света, покрутила шеей, угрозы не заметила, но все-таки тоже не спеша потрусила к Боне. Среди пестрохалатников возникла легкая паника.

— Ну вот, а ты мне не верил! — торжествующе завопила Улдуз растерянному папаше. — Между прочим, дракон — это его жена. Мог бы, кстати, и меня за него просватать, я тоже хочу женой бога быть!

Боня решил, что он поторопился с выводами по поводу правильности воспитания местных девочек.

— А не боишься, что Света тебя пополам перекусит? Ты ей на один зуб! Или поджарит? У нее знаешь какой огнемет шикарный от природы есть? — Ничего более остроумного в голову Боне не пришло, но и промолчать тоже показалось неуместно.

— Так я на старшую жену и не претендую, — совершенно невозмутимо отреагировала Улдуз. — Только на младшую. Ей же лучше будет. А богу одну жену иметь несолидно, даже если та — дракон!

Боня обалдел и не сразу нашелся, что ответить. Единственное, что утешало, что папа Сартек, кажется, растерялся еще больше. Похоже, его самого спасть надо было.

— Света, хорошо, что ты подошла. — Боня был рад возможности переложить проблему на подругу. — Знакомься, это — верховный шаман хифчаков, хан Сартек-муаллим. Нам с ним о делах поговорить надо. А ты бы пока с Улдуз побеседовала, а то девочка замуж за меня просится, хоть я ей и говорю, что место занято. Только без тяжелых последствий, пожалуйста…

— Эй, а кто вам кумыс подавать будет? — вдруг забеспокоилась Улдуз.

— Ничего, обойдемся. Мне вообще-то ни есть, ни пить необязательно.

— Ладно уж, пойдем, красавица, погуляем, поговорим, — вздохнула Света. — Раз деус сказал, надо слушаться…

Боня решительно взял Сартека под руку и повел его в его же юрту. Тот шел покорно, но явно пребывая в прострации. Барабан, однако, не выпустил, а так и тащил под мышкой.

— А вы пока проследите, чтобы нам никто не мешал, — бросил шаман своим людям.

Внутри юрта оказалась перегорожена пестрой занавеской, делившей пространство в ней примерно пополам. Суфа была прикрыта явно дорогим ковром, поверх которого было накидано множество подушек. Рядом находился низенький столик, заваленный книгами и свитками. У противоположной стены стояло несколько сундуков и сундучков, а также были разбросаны предметы культового реквизита: барабаны и бубны разного размера, опахала, погремушки, посохи. Отдельно стоял кальян.

Глянув на ковер на полу, Боня мысленно вздохнул и стал снимать сапоги. Однако шедший рядом Сартек его примеру не последовал.

— Ноги устали? — участливо спросил он, затем повысил голос: — Эй, ученик! Подай деусу таз для омовения ног.

Проявив хозяйственную заботу о госте, шаман немного пришел в себя, но все равно инициативу в разговоре пришлось брать на себя Боне. Здесь он столкнулся со следующей неожиданной проблемой. Сартек, ранее воспринявший рассказ дочери с недоверием, теперь вдруг разом поверил во все чудеса, да еще и напридумывал то, чего не было. Следствием этого стала, во-первых, уверенность в том, что Боня и так все знает. А во-вторых, что деус немедленно все устроит, накажет тех, кто забыл традиции, и обеспечит народ хифчаков счастливой и праведной жизнью. Сартеку же останется лишь указывать, кого наградить, а кому секир-башка сделать. Такое доверие, конечно, умиляло, но не радовало. К тому же любую информацию Боне приходилось вытягивать буквально клещами.

Понемногу стала проясняться следующая картина. Начали с политики. Великий хан Гулюк был много старше своего брата Сартека. Наследник — Барбэ-бек и верховный шаман были ровесниками, обоим — около сорока, а великому хану — за шестьдесят. Продолжительность жизни у хифчаков, равно как и у их предков — орков, была примерно равна человеческой. Но Гулюк был еще крепок, хоть и ленив. Его основным занятием были пьянки с такими же стариками, как и он сам, а также веселое времяпровождение с женами, состав которых, в отличие от собутыльников, постоянно расширялся и омолаживался. Наследника — старшего сына от человеческой женщины из хумов (тут Боня все вычислил правильно) — ни то ни другое не радовало. Тем более старые пьяницы вовсе не спешили допускать его до дел правления, решая все, даже самые мелкие вопросы, сами. Вот Барбэ-бек и стал потихоньку плести заговор, чтобы взять власть в свои руки.

В военные походы наследник любил ходить еще меньше папаши (тот хоть в молодости попортил изрядно крови соседям), вот и занялся религиозным реформаторством. Тем более Гулюк и к традиционному шамаизму был почти безразличен, а может, просто ни в грош не ставил младшего братишку-шамана.

Потенциальных сторонников новой религии в Улуг-Улусе хватало: почти у каждого хана или бея если не мать, так бабка или хотя бы какая-нибудь из жен была из народа хум. Показная набожность наследника тоже играла свою роль, многие хотели подстраховаться на будущее, поэтому храмы сурового бога хумов росли в городе как грибы.

У Сартека же дела шли совсем плохо. Шаман был начисто лишен харизмы и не пользовался уважением у стариков. Кроме того, он был исключительно честен и врать о том, что ему якобы сказали духи предков, не умел и не пытался. Духи предков, в свою очередь, не спешили с ним говорить. А ведь он ритуалы проводил самым тщательным образом: и в барабан свой стучал, и даже кальян курил.

На последнем откровении подозрительный Боня напрягся и попросил показать шамана, что он курит. Сартек предъявил пачку чего-то мелкого и вонючего, что Боня после тщательного обнюхивания счел обычной махоркой без примесей конопли или мака. «Кажется, таким средством раньше блох выводили, — вспомнил он, — а вот про галлюциногенные эффекты при курении что-то не упоминалось». Сартек признался, что курить не любит, делает это только ради ритуала, да и голова от подобной процедуры часто болит.

В общем, союзничек из верховного шамана получался хиленький, его самого спасать надо было. Но природная честность и готовность смотреть деусу в рот тоже подкупала. То есть, если укрепить его позиции, пакостить за спиной не станет. Но что можно сделать?

Учить шамана применять при проведении ритуалов «запрещенные препараты» Боня не собирался. Тем более, по рассказам Сартека, в храмах бога хумов жгли в курильницах что-то крайне подозрительное, да и с ладаном в единственном храме алов тоже не все ясно было. Да и зачем прибегать к каким-то травам, если магия есть? Вот только сможет ли ею Сартек пользоваться…

Оказалось — полный облом. Верховный шаман ману в упор не видел. Боня мысленно выругался. Улдуз же говорила, что видит, а ее папаша какой-то совсем несчастливый уродился. Придется артефактами обойтись. Надо будет подумать, какие сделать.

Зато изучение шаманского реквизита — погремушек и барабана — Боню приятно удивило. Конечно, к особо древней эпохе они не относились, но следы древнего влияния на них все-таки были. Во-первых, сделаны они были и вправду из золота. Барабан так вообще больше тридцати килограмм весил. Выходит, культ тут раньше изрядным уважением пользовался. Но заинтересовали Боню не килограммы золота (сам может и больше сделать), а нанесенный на боковую поверхность рисунок, который очень напоминал схематическое изображение магем, только не внедренных, а просто выгравированных. Своего рода нерабочий муляж, первоисточник, поди, что-нибудь хитрое делать умел. Конечно, разобрать по стершейся гравировке, какие магемы тут должны быть в оригинале, было не так просто. Еще сложнее — понять, какая программа из этих магем построена. Было над чем поработать.

Боня затребовал барабан себе для изучения и неожиданно получил отказ. То есть деусу, конечно, можно все, но в перерывах между ритуалами, так что получить барабан можно на несколько часов утром и вечером, хотя лучше бы из юрты при этом не выносить. Хорошо хоть погремушку шаман дал без споров (запасные были), на ней тоже что-то нарисовано было. Для начала сойдет.

Насчет «духов предков» Боня особо не беспокоился. В Денае призраков он чуть ли не роту набрал, есть надежда, что и здесь отыщутся, надо будет только по старым кладбищам походить. А вышколить их Света сумеет, у нее это лучше, чем у Бони, получалось.

В результате подобных раздумий Боня попросил верховного шамана сводить его в храм. Тот поначалу весь напрягся, но потом решительно вскочил:

— Хорошо, идем! И да не посмеет никто встать у нас на пути!

Такое напутствие Боне не понравилось, но Сартек ничего больше объяснять не стал. Выйдя из юрты, Боня повертел головой в поисках Светы. Ни ее, ни Улдуз нигде видно не было, зато у входа дежурил эскадрон пикси. На вопрос Бони, где драконша, те отрапортовали, что она пригласила орчанку в гости в шатер.

— И о чем они там так долго беседовать могут? — удивился Боня. — Ладно, не беспокойте их. Ну а вы, первый эскадрон, — на охрану шатра, два других — со мной, для поддержки во время прогулки по городу!

Две дюжины красных мундирчиков пристроились чуть сзади и сбоку от Бони, взяв ПП на изготовку и кидая по сторонам грозные взгляды. Выглядело все это довольно комично, но вот огневая мощь у отряда была нешуточная.

Пестрохалатники, они же ученики Сартека, быстро построились за Боней и учителем парами. Сначала он как-то не обратил на это внимания, но теперь отметил, что ученики и вправду были молоды. Не старше двадцати лет, а многим явно меньше, ни дать ни взять: класс на прогулке.

Шли минут двадцать. Храм находился в самом центре города рядом с самым большим дворцом. Приглядевшись, Боня понял, что храм недавно перестраивали, причем переделали в нем чуть больше половины. Переделки были довольно странные: слева оставлена часть портика с колоннами, но в середине сделаны ворота, а справа колонны заложены и оштукатурены, зато рядом появилась высокая башня, напоминающая минарет.

— Да, — ответил на невысказанный Боней вопрос Сартек, — мы вынуждены делить этот храм с последователями бога хумов и, боюсь, недалек тот день, когда меня и вовсе сюда пускать перестанут.

Вокруг храма толпились многочисленные горожане, которые дружно уставились на Боню и его эскорт. Толкаться не пришлось, все как-то сами расступились, освобождая проход. Боня заглянул в храм, но внутрь не пошел. Ничего интересного он там не увидел. Не совсем новодел, но явно и не из древней эпохи. Внутри абсолютно пусто, не в смысле людей, а в смысле оборудования: просто зал с нишами по бокам. И много людей (орков), то ли стоящих на коленях, то ли сидящих на пятках.

Боня обошел вокруг храма. Ни памятников, ни кладбища не обнаружилось. Собственно, делать тут было нечего, так что можно было идти назад.

— Это место мертво, духи предков ушли отсюда, — важно сказал он Сартеку, чтобы у того не возникло лишних вопросов. — Видимо, все-таки придется искать их в старом городе.

Пока они обходили храм, на площади перед ним появились новые действующие лица. Уперев руки в боки, на Боню смотрел какой-то немолодой воин, сопровождаемый десятком других. Все были одеты в блестящие панцири, плечи покрывали небесно-голубые плащи. Боня подозрительно глянул на них. Нет, ночью он встретил отряд в зеленых плащах. Даже при ярком искусственном свете голубые плащи так выглядеть не могли.

К Бониному удивлению Сартек довольно почтительно поклонился незнакомцу.

— Приветствую праведный меч хифчаков, Джамкун, — сказал он.

Боня подумал и тоже кивнул, молча рассматривая батыра. Не меньше двух метров ростом и почти так же велик в ширину. Правда, не только в плечах, но и в брюхе, но все равно, впечатление дядя производил серьезное. Остальные воины были ему под стать.

— Говорят, ты великий воин, чужеземец. — Голос Джамкуна гудел как из бочки. — Великий хан послал меня узнать: чем ты так отделал нукеров Барбэ-бека?

— Просто посохом. — Боня старался отвечать спокойно и солидно.

— Посохом? Интересно посмотреть, какой же ты мастер, — неожиданно улыбнулся Джамкун. — Давненько я не дрался на дубинках. Ты не откажешь мне в этом удовольствии?

Тон батыра явно не допускал возражений. Боне оставалось только кивнуть. Спутники Джамкуна быстро образовали вокруг них кольцо, освободив место для схватки.

«Слушай, ты бы и этого за шею прихватил, — мысленно обратился он к посоху. — Только совсем убивать не надо. Справишься?»

Радостные эмоции, хлынувшие от побега, Боню немного взбодрили, потому что «дубинка», которую батыр взял в руки, невольно вызывала сомнения в спортивном характере схватки. Ее и дубинкой-то назвать было нельзя: стальной шестопер двухметровой длины и толщиной с Бонину руку, на конце которого красовался ребристо-шипастый цилиндр. Боня стал срочно наращивать свой доспех из твердой маны.

В обычном состоянии Боня покрывал слоем твердой маны одежду в стиле античного доспеха: панцирь, наручи, поножи и шлем на лысой макушке. Сгибы суставов и лицо оставались открытыми. Теперь же он срочно превратил свой костюм в герметичный скафандр, постаравшись, чтобы перед глазами поверхность твердой маны была ровной и гладкой, не очень мешая обзору. Хотя смотреть через ману приходилось, как через золотистое стекло.

Двигаться так было не очень удобно: Боня мысленно лепил форму твердой маны, как пластилин. Кроме того, приходилось все время следить, чтобы слой маны нигде не прорвался при движениях. Перехватив посох поудобнее и выставив его вперед, Боня плавно двинулся навстречу противнику.

И немедленно схлопотал по кумполу. Видимо, у батыра было свое представление о спортивных поединках, поскольку лупил он с двух рук и со всего размаха. Наверное, если бы на Боне был обычный шлем, он сейчас превратился бы в блин. Вместе с головой. К счастью для Бони, свойства твердой маны были таковы, что никто, кроме него самого, не мог ее даже поцарапать, так что удар пришелся как бы по статуе из очень крепкого материала. Под пятками у Бони захрустели камни мостовой — и все…

Джамкун даже несколько растерялся, чуть не выронив отскочивший от Бониной головы шестопер. Боня приблизился к противнику еще на шаг, на всякий случай добавил посоху еще маны и коснулся его концом шеи противника. Побег немедленно обвился вокруг. Голову не оторвал, но немного придушил.

Батыр вылупил глаза, но оружие не бросил, а изо всех сил обрушил шестопер Боне на руку. Пропитанный маной посох был как бы продолжением руки Бони и вместе с ним составлял монолитную статую. Если бы деус просто стоял с вытянутой рукой, он, скорее всего, перекувырнулся бы вперед от силы удара. А так Джамкун вогнал кольцо посоха и заодно собственный доспех себе в ключицы. Раздался неприятный хруст, и у батыра подогнулись ноги. Боня срочно попросил посох отпустить шею противника, и Джамкун без сознания упал на мостовую. Побег фонил ехидством.

Спутники кинулись к своему командиру, быстро освободив его от искореженного доспеха. Откуда-то выскочил старичок с большой сумкой и склонился над ним. Видимо, лекаря воины с собой все-таки прихватили.

— Ну как? — не очень вразумительно обратился Боня к лекарю.

— Могло быть и хуже, — не оборачиваясь, ответил тот. — Обе ключицы сломаны, и гортань ты ему слегка помял. Кажется, более серьезных повреждений нет, хотя и это немало. Ну и болевой шок.

Воины переложили Джамкуна на плащ и занесли его в находящийся рядом большой дворец. Лекарь ушел вместе с ними.

Боня некоторое время поколебался, но следом не пошел. Во дворец его пока не приглашали. Но это только пока…

ГЛАВА 3 Лудим, паяем, артефакты починяем…

Боня очнулся от задумчивости и посмотрел вокруг. Никакой радости победа в только что проведенном поединке ему почему-то не доставила. Наоборот, на душе было паршиво. Мужика жалко. Почему-то он Боне понравился. Но счесть его хорошим мешало то, с какой силой он Боню по голове своим шестопером стукнул, ласково при этом улыбаясь. Любой другой уже был бы трупом.

Может, он не нарочно, а просто у орков головы такие крепкие, что их ничто не берет? Вряд ли… Или у кочевников спортивные бои до смерти ведутся? Эх, не знает Боня их обычаев, а желающих его просветить что-то не видно. Вон Сартек-муаллим сам с открытым ртом стоит. Но молчит.

Боня решил, что надо что-то делать. Хотя бы с настроением. Похулиганить, что ли?

Он повернулся к пикси:

— Господа гусары! Не могли бы вы меня с Сартеком по воздуху в лагерь доставить? Только аккуратно, а не вниз головой!

Пикси радостно загудели.

— А вы, ребята, — Боня повернулся уже к притихшим ученикам, — бегом к юрте учителя! Мы с ним сверху за вами наблюдать будем.

Мнение Сартека он спрашивать не стал — слишком сложно объяснять, да и куда он денется! Только предупредил, чтобы не волновался и вел себя солидно.

Пикси аккуратно подхватили обоих, сформировав из своих тел что-то вроде летающих кресел. Правда, Сартеку руки-ноги при этом зафиксировали. Взлет прошел успешно. Толпа дружно охнула и проводила летунов глазами. Боня не удержался и помахал зрителям рукой. Шаман стиснул зубы и судорожно сжал кулаки. Видимо, за воздух держаться пытался. Но постепенно выражение крайнего напряжения стало сменяться у него улыбкой.

Сгрузив Сартека у входа в его юрту, Боня собрался было двинуть к своему шатру, но тут к ним с визгом вылетела Улдуз:

— Ой, а меня покатать?

К Бониному удивлению, освободившийся эскадрон подхватил девушку и рванул с места куда-то через старый город в степь под аккомпанемент радостного визга катаемой.

— Куда? Почему без спроса?! — взвыл Боня. — У нас тут не бесплатный аттракцион, а серьезное политико-пропагандистское мероприятие проводилось!

Спрыгнув на землю сам, он махнул оставшимся пикси рукой в сторону исчезавших вдали собратьев:

— Вернуть! По возможности незаметно для местного населения. И потребовать объяснительную за самоуправство. С какой стати они команду постороннего человека выполнять стали?

— Так интересно же округу посмотреть, а с орчанкой полет и вовсе прикольным получится, — чуть ли не хором ответили пикси. — Ну, мы следом. Полетели!

Второй эскадрон сорвался с места и исчез вслед за первым. У Бони возникло нехорошее предчувствие, что вернутся они не скоро. И не от того, что друг друга не найдут. Одна надежда, что в степи рушить нечего будет, а то они при оружии… Боня хотел попрощаться с Сартеком, но того уже и след простыл.

«Успел-таки юркнуть в свою юрту. Ну надо же, почти каламбур получился», — хмыкнул Боня и поплелся к своему шатру.

Света оказалась на месте и даже в человеческом облике. Настроение у Бони немедленно рвануло вверх.

— Как же я по тебе соскучился, — радостно взвыл он, крепко обнимая подругу. — Уже и не рад, что просил тебя драконом побыть. Вроде и ты, а вот обнять и поцеловать не получается. Не говоря уже о прочем… мм…

Подхватив Свету на руки, Боня почти бегом рванул с ней в свою «спальню». Судя по ее реакции, именно такого развития событий она и ожидала…

Много позже Боня поделился с прильнувшей к нему подругой своими впечатлениями от встречи с местными шаманами, не забыв упомянуть и о дуэли. Разговаривать со Светой ему нравилось. Драконша не только умела слушать, но и часто советовала что-нибудь дельное. На сей раз она спросила:

— Ты не выяснил среди учеников Сартека никаких молодых принцев нет? Хорошо бы еще со способностями к магии…

— Ну ты и Макиавелли, — восхитился Боня. — Комбинация и впрямь могла бы получиться очень красивая. Надо будет потихоньку выяснить. В лоб мне неловко. Странно, но верховный шаман вообще без каких-либо магических способностей оказался. Откуда же они у Улдуз? Кстати, ты ее в рамки поставить сумела? Я совсем ничего в здешнем воспитании девочек не понял. То на коленях стоит перед папой, а то вообще с ним не считается. С остальными, впрочем, тоже…

— Я ей объяснила, что одновременно и детей растить, и учиться, и активной жизнью жить — невозможно. Пообещала, что ты ее в первый же набор в свою академию возьмешь, на мага выучиться. Ну а там — как получится.

— В академию взять, конечно, можно. Даже полезно. Но почему ты ее просто приструнить не смогла?

— А самому слабо? — улыбаясь, проговорила Света. — Мне что, все время вокруг тебя с мухобойкой бегать, поклонниц отгонять? Мне важно, чтобы ты меня не бросил, а всякие короткоживущие девочки, извини за цинизм, сами пройдут.

— Ну, знаешь… — Согласиться с подобным заявлением Боня все-таки не мог. — Я вообще-то никаких сотен лет еще не прожил и представляю себе такие сроки с большим трудом, а думаю и чувствую, как обычный человек. И вместе мы с тобой совсем недолго, считай, вообще молодожены. Даже по человеческим меркам надоесть друг другу еще никак не могли. Или у драконов все иначе? — с подозрением в голосе завершил Боня.

— Несколько иначе, но разница невелика, не беспокойся. Давай об этом позже поговорим, когда окончательно в твоей академии осядем и я смогу наконец гнездом заняться. А то мечтала стать с тобой домохозяйкой, а стала еще большей путешественницей, чем раньше была.

Нападение — лучшая защита, так что Боня смутился и дальнейшие разговоры на эту тему решил пока отложить. Понимает ли он Свету до конца? А кто вообще женщин до конца понимает? Они и сами-то себя не всегда понять могут…

Так что он поцеловал подругу и начал увлеченно рассказывать о замеченных им на реквизите шаманов рисунках магем и о своих планах попытаться сделать по этим схемам работающие артефакты.

Идею Света поддержала, но помочь ничем не могла. Магия у нее была только врожденная на уровне интуиции или простейшая бытовая. Сложные программы разбирать она была не обучена, да и учиться не рвалась. А зачем? У нее муж умный, сам обо всем позаботиться может.

Еще раз поцеловав Свету в благодарность за комплимент, Боня нехотя вышел из «спальни» и, прихватив с собой стул и стол, выбрался из шатра на солнышко изучать рисунки на погремушке.

Пикси, улетевшие с Улдуз, равно как и пикси, отправленные на их поиски, так и не вернулись. Вокруг шатра маневрировал последний эскадрон, причем, судя по недовольному гудению, оставшиеся явно завидовали отсутствующим. Боня их пожалел и тоже разрешил отправиться на изучение окрестностей, только прикомандировал к ним и гаргулий, во-первых, чтобы заодно и карту местности составить, а во-вторых, чтобы хоть кто-то ответственный за пикси с Улдуз проследил.

Магем (точнее, их схематических изображений) на погремушке оказалось немного. С большинством Боня сразу же разобрался. Три — обычные звуковые и одна — усилитель звука с регулировкой. В справочнике такие были. Не было сенсоров, но, подумав, Боня решил, что они должны находиться с внутренней стороны шара погремушки. Внутри какие-то камешки запаяны, вот от их стука о поверхность сенсоры и должны срабатывать. Но была еще одна магема непонятного назначения, которой у Бони в справочнике не было.

Ну, одна магема — это не программа, ее и в уме нарисовать можно. Боня принялся экспериментировать. Наверное, это было смелое решение, так как никаких общих принципов построения магем Боня так и не изучил. Повезло, остался не только жив, но и цел. И даже что-то получилось в конце концов.

Сам процесс экспериментирования шел довольно быстро. Сначала Боня собрал, как ему показалось, максимально похожую на нарисованную схему и запитал ее маной. Эффект нулевой. Затем, внимательно приглядываясь к каждой линии рисунка, стал по чуть-чуть править фрагменты структур, вспоминая похожие связки из знакомых магем. Благо со своей «божественной» памятью он мог представить все это в мельчайших подробностях.

Магема понемногу делалась все менее похожа на рисунок. Когда расхождения становились слишком очевидными, Боня опять возвращался к исходному варианту. Априори он решил, что древний гравер магему все-таки видел, так что искажения возможны только случайные, а также из-за сложности самого рисунка.

Где-то через час работы у Бони кое-что получилось. При очередном запитывании магемы маной у него разом заболели все зубы, причем так сильно, что он чуть не забыл, что именно нарисовал. Но все-таки вспомнил и даже занес в маленький артефакт, к которому присобачил уже знакомыми приемами индивидуальный накопитель маны и сенсор для запуска и отключения. Та еще граната получилась. Закинуть куда-нибудь в людное место, а самому ноги сделать. То-то все порадуются! Боня мысленно захихикал, но потом сам же себя одернул. Все-таки он бог, а не мелкий пакостник. Хотя в античной мифологии пакостников и среди богов хватало…

Анализ ощущений и характер влияния магемы на окружающую среду показали, что боли наводились фантомные. На самом деле с зубами ничего не происходило. Скорее всего, магема как-то влияла на разумного на эмоциональном уровне.

Путем экспериментов, чуть не сойдя с ума от проявлявшихся эффектов, как правило, болезненных, Боня все-таки сумел выявить основные принципы работы магемы формирования эмоционального состояния разумного. Затем, меняя структуру воздействующего контура, он в конце концов подобрал его так, что вместо фантомных болей стало наступать радостное возбуждение.

«Не очень хорошая штука, немного на наркотик смахивает, — подумал он, — но организм вроде не разрушает. И потом, любая религия, как говорил классик марксизма, есть „опиум для народа“».

Создать программу с использованием данной магемы с сенсорами, реагирующими на место и частоту ударов камешков по внутренней поверхности погремушки, было уже делом техники. Боня за прошедшее время в таких работах навострился. Писал почти сразу «набело». Сделал, внедрил магемы в погремушку с помощью своих артефактов, добавил «батарейку» в виде столбика твердой маны внутри рукоятки. Все, готово!

Первым желанием было бежать к Сартеку — показывать. Но, покрутив головой, он обратил внимание, что пикси так и не вернулись. Улдуз, стало быть, тоже. К папаше на глаза попадаться, наверное, рано. В то, что с Улдуз при таком эскорте может что-нибудь случиться, Боня не верил, но объяснять это верховному шаману не хотелось.

Поэтому он сходил в шатер, отметил, что Света спит сном праведника, и взял для изучения кристалл с медицинским справочником. Наконец у него оказались под рукой подходящие клиенты. Орки хоть и малую толику магии в себе несли, но были много ближе к людям по своей природе, чем эльфы или его спутники. И продолжительность жизни невелика, и регенерация крайне невысокая. В общем, есть кого лечить. Особенно если вспомнить о покалеченном им лично вояке…

Древний справочник содержал кучу интересной информации, в том числе и множество магем на все случаи жизни. Плохо было то, что в медицине Боня не разбирался вообще. Или разбирался, как все. Ведь известно, что каждый себя считает и учителем, и врачом.

В коррекцию больного от рождения или давно поврежденного вследствие травмы организма Боня решил не лезть, равно как решил не вмешиваться и в тонкие настройки гормонального состояния. Даже дезинфекцией заниматься испугался: а ну как вместе с микробами и всю микрофлору организма грохнешь? Все, на что решился, — сделал ультрафиолетовую лампочку. Ну и генератор спирта из воздуха заодно сделал. Углерода с кислородом и водородом в воздухе много, надо только атомы переставить. А то, что маны при этом расходуется изрядно, — даже хорошо. Не станут зря нажираться. Или все-таки станут?

Боня порадовался своему возросшему мастерству. Сколько он с программой добычи поваренной соли когда-то возился? Чуть ли не целый день. А с артефактом получения спирта за полчаса управился.

Зато с непосредственно лечащим артефактом Боня провозился до вечера. Нашел в кристалле-справочнике описание магем локального ускорения регенерации организма. По идее с помощью изобретения могли быстро затягиваться не очень серьезные раны или срастаться сломанные кости. Новые кости или там отрезанные конечности вырастать не будут, человеческая регенерация на такое не рассчитана. Но и то хлеб. Жаль, проверить не удалось, не на ком было. Разве что насекомые мимо пролетали, но чуть-чуть поцарапать муху Боня не сумел, а оторванные лапки не вырастали.

В вечернем небе появилось что-то странное. Боня уже давно и слегка нервно поглядывал в сторону степи, надеясь увидеть возвращающихся гаргулий и пикси с Улдуз. Но пикси издалека и не разглядишь, так что силуэта ожидалось максимум три. А тут в воздухе плыл целый караван, орущий дикими голосами. Даже Света вскочила и в дракона перекинулась. Боня тоже распихал по поясу все возможное вооружение и кинулся встречать.

Воздушный караван действительно оказался караваном из увешанных разными тюками животных, сильно напоминающих земных верблюдов. То, что у пикси грузоподъемность магическая и размеру их крыльев никак не соответствует, Боня знал. Но чтобы настолько… У каждого верблюда было пропущено под брюхом по широкому полотнищу ткани (ясное дело, производства тех же пикси), а за концы его держали эти самые пикси. По двое на груженого верблюда. Впереди процессии на полотнище поменьше, как на качелях, сидела Улдуз. Ее тоже только двое пикси несли. А гаргульи так и вовсе по верблюду себе на шею повесили. Боня машинально сосчитал: девятнадцать верблюдов, и все с грузом… И все орут… Впрочем, Улдуз тоже громко визжит, но, кажется, просто от радости.

Приземлилось все это безобразие в непосредственной близости от пестрой юрты верховного шамана. Боня со Светой поспешили туда же. К сожалению, подобная мысль посетила не их одних, и теперь к юрте со всех сторон весьма шустро стягивались кочевники. Присутствие дракона их почему-то не смущало.

— Папа, мы в поход ходили! — радостно визжала Улдуз. — До самого Шелкового пути! Такие трофеи взяли!

Боня подозвал к себе гаргулий как наиболее вменяемых.

— Что это значит? Где и кого вы ограбили?

— Мы никого не грабили, — стал оправдываться Сфенон. — Когда мы караван за горами нашли, погонщиков рядом не было, только двугорбые с поклажей. Мы их только дотащить помогли.

— Конечно, это — не самое важное. Но нашли-то вы их как? Да еще за горами?

— Так мы по следу маны летели. Ты же нам всем накопители выдал, чтобы от облака маны не зависеть. А тут не так далеко отроги гор проходят, а за ними какой-то Кулюк-Улус находится. Там тоже орки живут, но Улдуз говорит, что это враги. Дорога в Цинь вдоль гор с той стороны проходит. Только тут перевала нет. Но если по воздуху — не так уж и далеко.

Боня хотел было устроить Улдуз разнос, но понял, что к ней не подступиться. Да и не поймут. Так что он только ограничился тем, что показал Улдуз кулак, когда та стала приглашающе махать ему издалека. Девушка то ли не поняла, то ли сделала вид, но в ответ стала еще более энергично потрясать над головой уже двумя кулаками. В толпе жест подхватили.

Боня ошалело посмотрел на эту пантомиму и с некоторым злорадством вспомнил о починенной погремушке.

— Свет, ты верховного шамана в этой толпе не видишь?

Драконша с пятиметровой высоты обозрела окрестность, потом резко клюнула головой куда-то в толпу и через мгновение поставила Сартека перед Боней.

— Свет, спасибо! — поблагодарил деус, после чего повернулся к шаману и протянул ему погремушку. — Вот, я этот ритуальный предмет снова магическим сделал. Берешь его в руку вот этим рисунком вверх, затем аккуратно трясешь им вверх и вниз. Все вокруг духов предков не увидят, но сам дух почувствуют. Можешь попробовать.

Шаман покорно потряс погремушкой, постепенно и сам все больше воодушевляясь.

— Не так быстро, — поправил Боня. — Этак ты всех биться в экстазе заставишь. Давай вдвое медленнее!

Сартек двинулся сквозь толпу, попутно о чем-то проповедуя. Боня не вслушивался. Собравшиеся в своем энтузиазме дошли уже до изрядного градуса. Улдуз и Сартека уже несли на руках. Хорошо, что хоть верблюдов под уздцы вели. Пора было линять.

Боня построил всех пикси в колонну по три, пересчитал для верности и повел в шатер на разбор полетов. Впрочем, увидев счастливые мордашки своих гвардейцев, он понял, что занятие это бесполезное. Пришлось ограничиться строгим приказом впредь Улдуз не слушать и никуда без его распоряжения с ней не летать. На сем и разошлись по «казармам». Все равно ночь уже наступила.

— И я своими руками этим безответственным существам бляхи с твердой маной выдавал, — жаловался он Свете. — Боялся, вдруг где отобьются, за пределы манового облака попадут. А они за триста верст в походы кинулись!

— Я тебя предупреждала, что они в разбойников не менее охотно играют, чем в солдатиков, — напомнила Света. — Хорошо, что они тебя слушаются, только следить за ними надо. В старое время на них вообще никакой управы не было. Правда, богов я тогда не встречала, может, у них все-таки и получалось…

— Ну ладно пикси. У них головы крохотные, откуда мозгам взяться! — продолжал возмущаться Боня. — Но девка-то какая оторва оказалась! А по первому впечатлению — правильно воспитанная скромная восточная девушка. А ты ее в академию! Да она там море похлеще пиратов от кораблей почистит!

— Бонь, не переживай ты так! Поверь, Улдуз — девушка добрая и наивная. Просто здесь у кочевников такие установки, а у нее комплексы. Вот и старается себя показать. Между прочим, больше для тебя, чем для папы старалась. К тому же она вовсе не глупая, сообразила, как пикси использовать можно, хоть и в первый раз их видела. И слушаться она тебя будет.

Боня с подозрением уставился на Свету:

— Ты это зачем ее расхваливать стала? Не надо мне ее сватать! А на острове мне одного деда Ди хватит. И так не знаю, куда его девать. Если они еще с Улдуз споются, я оттуда сам сбегу!

В общем, Свете пришлось срочно менять облик на человеческий и заняться с Боней терапией.

ГЛАВА 4 Ох я встречу того духа…

Если бы Боня хотел выспаться, то, скорее всего, нынешней ночью ему бы это сделать не удалось. Создалось впечатление, что ночью гулял весь город. И, возможно, не последнюю роль сыграла тут Бонина погремушка. Сартек-муаллим гремел ею без перерыва, сам пришел в страшное возбуждение, без устали носясь по окрестностям вместе со все увеличивающейся толпой вновь приобретенных поклонников. Когда к утру шаман окончательно умаялся и вырубился прямо на бегу, все остальные быстренько поутихли. Причем многие последовали его примеру и заснули прямо на улице.

Боня с нежностью поглядел на Свету. Драконша крепко спала после затянувшегося на полночи «сеанса терапии» и улыбалась во сне. Никакой шум с улицы ей не мешал. Тихонько поцеловав подругу, Боня выбрался из шатра, естественно, одетый и полностью вооруженный.

Возник вопрос: чем заняться. В юрте Сартека было темно и тихо, а при ближайшем рассмотрении оказалось и пусто. Боня воровато заглянул за занавеску, отделявшую женскую половину от мужской. Улдуз на месте тоже не было. Зафиксировав отсутствие хозяйки, к особенностям антуража Боня уже не приглядывался, но краем глаза заметил, что порядок в обеих половинах юрты поддерживается на одном и том же уровне умеренного бардака. Куча одежды вперемешку с ритуальными предметами и, кажется, игрушками на суфе, грязная посуда на полу и «прикроватном столике», плохо закрытые сундуки. Только свитков и книг не наблюдалось.

— Похоже, читать девочка не любит, — пробормотал Боня. — Впрочем, папаша ее, поди, тоже не художественную литературу читает и перечитывает. Может, ей какой фильм из Светиной коллекции показать? Хотя нет, пусть сами между собой договариваются. Похоже, Света на Улдуз и впрямь какие-то виды имеет. Ох не к добру это…

Вылезая из юрты, Боня прихватил с собой барабан. Все равно Сартек в ближайшие несколько часов к службе не способен. Только куда с ним идти? К шатру — Свету жалко. Экспериментировать же придется. А ну как снова какая-нибудь зубная боль сгенерируется? Так что в шатер Боня заглянул только за артефактами-инструментами и пошел дальше. Ноги сами понесли к давно уже заинтересовавшим его руинам старого города.

«Заход номер три, — хмыкнул про себя Боня. — Интересно, какая пакость поджидает меня там на сей раз?»

Пакостей пока не было, а вот сюрпризы начались. В полуразвалившейся стене обнаружилось что-то вроде ворот или простой решетки. Бронзовой, старой, изрядно окислившейся, но почти целой. Было темно, но ночью Боня теперь видел неплохо, разве цвета не очень различал. Пытаясь разобраться в том, что же должны были изображать переплетающиеся прутья решетки, Боня присмотрелся к воротам повнимательнее. Вроде, просто растительный орнамент. Но тут он заметил, что вокруг решетки идут легкие завихрения маны. Как всегда в таких случаях, он увеличил поток энергии. Ворота на глазах «молодели». Прутья подравнивались, металл очищался и начинал поблескивать…

«Вот это новости, — подумал Боня. — Оказывается, раньше и программы самовосстановления делать умели. Интересно, где же она хранится? Или на каждом отдельном предмете своя должна быть?»

Он повертел головой и обнаружил, что восстанавливается не только решетка, но и стена. К ней слетались, словно притягиваемые магнитом, пыль и песок, потихоньку формируя гладкий каменный монолит.

В ворота Боня сразу не полез. Вместо этого он медленно прошелся вокруг стены, интенсивно вкачивая в нее ману и наблюдая за результатом. За полчаса управился. Стена восстановилась, на ней даже какие-то барельефы проступили, похоже, из жизни древних кочевников. По крайней мере, конных персонажей там хватало, некоторые не только оружием размахивали, но и стада пасли. Впрочем, батальных сцен было все-таки больше…

Сделав полный круг и вернувшись к воротам, Боня протянул к ним руку:

— Ну, сезам, отворись!

Решетка вдруг сама уехала в сторону, скрываясь в стене.

— Интересно, это ворота на мысленный посыл или просто на движение рукой отреагировали? И где тут датчики спрятаны? — Боня закрутил головой. — Я тоже такие хочу научиться делать!

— Сезам, затворись! — весело скомандовал Боня, входя в ворота. Решетка послушно встала на место.

Двор внутри был вымощен каменными плитами, которые теперь тоже интенсивно восстанавливались. Боня немного походил по двору, ожидая, когда этот процесс завершится. Дождался того, что перед входом в здание сформировались здоровенные статуи мужика и бабы довольно зверского вида.

— Наверное, Тэнгэр-Эцег (Небо-Отец) и Газар-Ээж (Мать-Земля), — догадался Боня. — Суровое же было детство у народа хифчаков…

Он уже не сомневался, что попал в древний храм. По всей видимости, главный храм древнего города Ур-Этиля.

— Зачем же меня этот недоделанный Сартек в центр нового города водил? — буркнул он. — Сразу сюда идти надо было!

Внутрь Боня сразу не полез. Во-первых, решил подождать, пока храм восстановится окончательно. В том, что это произойдет, не было никаких сомнений. Во-вторых, перед входом в храм обнаружился объект, находка которого очень его обрадовала. Камень силы! Боня даже напевать стал, закачивая его маной. Жизнь налаживалась. Будет что противопоставить местным конкурентам шамаизма!

Примерно через час деус с удовольствием поглядел на восстановившийся храм и с чувством вполне понятной гордости пошел внутрь. Он, конечно, понимал, что строили его древние зодчие, а программу самовосстановления накладывали древние маги, так что его собственный вклад был минимален — только ману качал. Но все-таки вся эта красота ожила именно благодаря ему. Не было тут еще вчера ни бирюзового с золотом купола, ни колонн из самоцветных камней, ни тем более мозаик на стенах в стиле Древнего Вавилона.

Храм был прямоугольный, разделенный резной аркой на две неравные части. Прямо перед входом оказался круглый мозаичный бассейн, кстати уже заполненный водой. Боня в него чуть не ухнул, но потом аккуратно обошел по краю.

«Предбанник для омовений, что ли? — подумал он. — А где кабинки для одежды? Хотя в храм голышом, наверное, все-таки не ходили…»

Следующий зал был квадратным и довольно большим, примерно пятьдесят на пятьдесят метров. Если тут раньше и имелась какая-либо мебель или утварь, то самовосстанавливающихся заклятий на нее не накладывали. В противоположной от входа стене были три ниши с постаментами, но никаких статуй не наблюдалось. А перед ними из пола поднималась на ступеньку каменная плита с невысокой оградкой. Как решил Боня — место для жрецов при проведении службы.

Стены храма были покрыты самоцветными камнями, которые излучали мягкий свет, сохраняя вокруг легкий полумрак. Боня решил, что такого освещения ему хватит, уселся прямо на пол на плите перед нишами и занялся изучением принесенного с собой барабана.

Провозившись с погремушкой, он уже немного лучше понимал, что пытались изобразить создатели барабана при помощи гравюр. Большинство схем являлись сенсорами, усилителями и магемами эмоционального воздействия на окружающих. Почти как в погремушке, только тут их было много больше. Знакомую магему, наводящую радостное возбуждение, Боня тоже нашел, даже в двух экземплярах. В дхолаке большинство магем почему-то дублировалось. То ли для надежности, то ли для барабанщика-левши.

С назначением остальных схем эмоционального воздействия Боня разобрался методом научного тыка и вполне логических рассуждений. Магема вызова у паствы гнева шаману пригодиться может? Может. Значит, считаем, что так и было. А ощущение, что все тело чешется? Ну, может, и имеются случаи, когда это будет полезно. Тоже запомним. Возникает желание петь? Или танцевать? Берем! В общем, магем Боня насочинял явно больше, чем было предусмотрено старой конструкцией барабана. Но чтоб добро не пропадало, внедрил в дхолак все, что имело шанс когда-нибудь пригодиться. Даже полученную давеча жуть с зубной болью.

Вспомнив, как его самого корежило, Боня добавил к списку еще и магему, отодвигающую зону воздействия других магем метра на три от барабана. Основывался он на тех же принципах, которые использовал, пытаясь совместить воздушный щит со стрельбой плазменными сгустками. Боня даже удивился, что все сработало. Видимо, принципы распространения магических воздействий универсальны. Полученный фрагмент программы Боня разместил под ручкой дхолака, чтобы не потерять его при насылании на окружающих неприятных ощущений.

Однако несколько магем своей структурой на эмоционально воздействующие никак не походили. Было их пять штук, очень похожих, но все-таки незначительно друг от друга отличающихся. Боня принялся экспериментировать. Что он делает, он понятия не имел, но, наверное, ему просто повезло. Всего через полчаса экспериментов в центральной нише над постаментом сформировался какой-то призрак. Был он явно родственником современным кочевникам и совсем уж богатырского сложения. Даже Джамкун рядом с ним казался бы мальчиком.

— Ты кто такой и зачем потревожил мой сон?! — взревел он на каком-то жутко архаичном диалекте языка хифчаков.

Впрочем, Боня его понял без проблем. Судя по всему, растворившийся где-то в нем артефакт-переводчик инопланетян продолжал исправно работать или уже давно стал частью самого Бони, сделав его полиглотом.

— Ну зачем же так орать? — удивился Боня. — Можно подумать, что ты этому не рад! Небось пять тысяч лет уже здесь не появлялся. В Денае призраки, помню, очень довольны были, что снова к активному посмертию (чуть было не сказал — жизни) вернуться смогли.

Боня довольно прихлопнул по барабану. По закону подлости, попал аккурат по магеме зубной боли. Призрак буквально взлетел под потолок. Судя по вою, зубы ему прихватило не на шутку.

— Ты как посмел, сын шакала! Убью и душу выпью!

— Извини, случайно получилось. Тебя как зовут-то? Меня — Боня.

Однако от спокойного Бониного тона призрак рассвирепел еще больше, а вопрос о том, как его зовут, окончательно привел призрака в ярость. Он не только завыл инфразвуком, но и стал кидаться чем-то вроде электрических разрядов. Пришлось Боне срочно прикрываться мановым доспехом. К счастью, разрядами «броню» было не пробить, но все равно ситуация стала сильно раздражать Боню.

— А ну прекрати хулиганить! По ушам надаю! — пригрозил он. «Эх, жаль у Светы не узнал, как она в Денае призраков развеивать собиралась, — запоздало подумал Боня. — Или просто пугала?»

Призрак, однако, прекращать не собирался. Наоборот, стал на Боню еще и наскакивать, впрочем безрезультатно.

«А если попробовать его самого мановым доспехом прикрыть? — подумал Боня. — Электричество через него не проходит, проверено на практике!»

Он направил на призрака поток концентрированной маны и стал сгущать ее вокруг него еще больше. Призрак сначала саркастически рассмеялся, но потом стал явственно терять скорость, как будто продирался сквозь желе. Боня спрессовал ману вокруг него до твердого состояния. Призрак застыл, как жук в глыбе янтаря. Боня хмыкнул и придал глыбе фору амфоры, после чего покрыл ее защитной пленкой.

— Ну вот, я тебя, как Сулейман ибн Дауд джинов, в кувшин заточил! — радостно сообщил он. — Извиниться не хочешь?

При формовании глыбы в амфору призрака слегка покорежило. Теперь он скосил глаза в сторону Бони (больше ничего у него не двигалось) и даже сумел сказать:

— Так ты, бог, злокозненный?! И как это ты такое безобразие с маной творить научился?! Ну ничего, ты мне сам запас энергии дал, я ее потрачу понемногу и выберусь. Вот тогда тебе не поздоровится!

Боня прикинул возможное потребление маны призраком и засмеялся:

— Ну-ну, грызи свою ману! Снаружи я ее пленкой прикрыл, испаряться она не будет. А тебе как раз на пару тысяч лет работа появилась. Если только я маны еще не добавлю или вообще тебя не развею, чтоб другим неповадно было!

Призрак замолчал, но продолжал пыжиться и сверкать глазами. Боня переставил получившуюся вазу на постамент в средней нише, закрепил ее там, чтоб сквозняком не сдуло, и принялся дальше экспериментировать с магемами.

Собственно, основную структуру он счел удачной, это явно символы для вызова призрака. Судя по гравюрам на барабане, таких призраков в Ур-Этиле было пять.

Дело пошло быстрее. Да и экспериментов Боня больше не боялся. Ведь ясно, что вызвать можно только тех, кто тут есть. Так что либо кто-то появится, либо никто не появится.

Магемы Боня исследовал в порядке их расположения на барабане, предположив, что совсем случайным он быть не может. Во второй раз у Бони получилось много проще, у него даже возникло ощущение, что кто-то пытается ему подсказать. В результате появился новый призрак, теперь уже на левом от Бони постаменте. Он напоминал земного китайца, но тоже высокий, хотя худой и вполне благообразный, с волосами, заплетенными в косичку, и с длинной бородой. Этот призрак на Боню с кулаками не бросался, а улыбнулся вполне приветливо:

— Позволь представиться, о деус необычный, Боней именуемый, — сказал он, — Иситай-нойон, полководец, шаман, маг и ученый, а также правая рука ныне заточенного тобой в янтаре батыра Ашин-Эди.

— Так это Ашин-Эди? — удивился Боня. — То-то он обиделся, когда я его не признал. Хифчаки его имя через слово произносят. Правда, я так и не удосужился узнать, какие такие подвиги он совершил.

— Например, основал этот город.

Боня недоверчиво хмыкнул:

— Как-то не похож он на героя, который может хоть что-то основать. Вот сломать что-нибудь — это запросто!

— Ну, тут ты и прав, и неправ, — улыбнулся Иситай. — Ашин-Эди разрушил недалеко отсюда столицу великих турганов, после чего ткнул пальцем в это место и сказал, что здесь будет его столица. А строили город мастера и маги. В том числе и я.

Далее у них пошел неспешный разговор, интересный для обоих и крайне приятный, по крайней мере для Бони. Иситай и в самом деле оказался родом из Цинь, северных провинций на границе со степью. Вот он и пошел в советники к хану кочевников, так что из мага сделался шаманом, но интеллигентность сохранил. Мягко и ненавязчиво он выудил из Бони самый подробный отчет о современном состоянии мира, его команде, его способностях, умениях и планах. Особенно его поразила Бонина способность полностью контролировать ману и колдовать самому. По его предположению, эти способности были взаимосвязаны. Также его крайне заинтересовала возможность переноса навыков работы с маной на общение с мелорнами. Ну а посох, способный мысленно общаться с хозяином, привел призрака в полный восторг.

Боня из разговора с ним смог узнать немало интересного. Оказалось, что хотя Иситай и в древние времена долго был призраком, но и жизнь он прожил очень долгую. То есть маги в принципе могут очень сильно замедлять старение своего организма. У Бони с его магической командой с долголетием все было в порядке, но подобные умения могли очень пригодиться в будущем. При взаимодействии с теми же орками или людьми.

Призраком Иситай стал осознанно. Этот храм он строил сам, сам же здесь и школу для магов (шаманов) организовал. Конечно, заниматься магией в своем нынешнем состоянии он не мог, а вот создавать в воздухе магемы и даже целые программы из тумана — запросто.

Боня немедленно сделал стойку и стал уговаривать Иситая перебраться к нему в будущую академию. Тот сначала сопротивлялся, все-таки чувствовал себя обязанным возродить местную магическую школу. Но Боня его убедил, что одно другому не мешает.

— Понимаешь, — сбивчиво, но горячо говорил Боня, — у нас появилась уникальная возможность не плодить соперничающие школы магов, а создать единое учебное заведение. Для всех магов эта академия станет альма-матер, они будут чувствовать себя птенцами из одного гнезда. Сообщество магов будет не разделять, а объединять мир. Ну а лучшей гарантией того, что мы не станем злоупотреблять своим положением, являемся мы сами. Настоящих магов осталось очень мало, но тем важнее им объединить усилия. Находясь в академии, ты будешь в курсе всех событий в мире магии, а также сможешь влиять на всех остальных магов этого мира. Ну а здесь город восстановят твои ученики. Все равно и раньше все было также. Только прежде ты один учил орков, а теперь они приедут в академию и получат много дополнительных и интересных знаний.

Иситай назвал Боню наивным идеалистом, но признал, что идея настолько привлекательна, что стоит попробовать. И даже рассказал, как его можно транспортировать из храма: под постаментом находилась урна с его останками.

Магемы призыва остальных призраков храма Боне показал Иситай, так что времени на их подбор не потребовалось тратить вовсе. Оказалось, что третья и четвертая вызывали любимую жену Ашина — Туракину-хатун и его любимого коня Ат-Буалдыра (Конь Туманный). Боню заинтересовало, случайно ли сходство имени хатун с названием жителей разрушенного Ашином царства. Оказалось, что Туракина и была принцессой турганов, государство которых кочевник стер с лица земли за то, что его сватовство к принцессе было отвергнуто.

С пятой магемой все оказалось не так просто. Она вызывала не кого-то конкретного, а воинов Ашина или их потомков, похороненных под плитами храма. Так что если бить в барабан очень интенсивно, то вызвать можно было чуть ли не армию призрачных воинов. Непонятно только, зачем…

Боня срочно дорисовал программу и внедрил соответствующие магемы в золотой корпус барабана. Увидав, что он там накрутил, Иситай сначала чуть не упал в обморок, но потом долго смеялся:

— Теперь местному шаману придется проводить ритуалы с абсолютно трезвой головой, как будто он канатоходец. Одно неверное движение — и последствия могут быть самыми неожиданными. Ну что же, тем больше у него оснований совершенствовать свое мастерство.

Боня залил середину дхолака твердой маной, чтобы хватило надолго, и приступил к испытанию новых магем вызова духов.

Первой появилась Туракина. Оказалась она вовсе не молодой красавицей, как почему-то рассчитывал Боня, а толстой мужеподобной теткой. Увидав Иситая и восстановленный храм, она сначала обрадовалась, но вид мужа, засунутого в странный сосуд, привел ее в ярость. На Боню она накинулась с кулаками, хорошо хоть призрачными. Правда, Иситаю все-таки удалось ее успокоить и отправить урезонивать уже Ашина. Пытаться причинить вред единственному богу этого мира, к тому же обладающему такими способностями, женщина сочла неразумным и поэтому принялась стучать кулаками уже по «амфоре» и, судя по реакции запертого в ней Ашина, с большим успехом, чем по Боне.

Ат-Буалдыр оказался чрезвычайно милым животным, любопытным и жизнерадостным. А главное, он дал повод своему хозяину пойти на попятный, не теряя лица. Дескать, радость от встречи с любимым конем (встреча с любимой женой такой реакции отчего-то не вызвала) перевесила невоспитанность Бони, и Ашин его прощает. Боня согласился с такой трактовкой и проковырял пальцем дырку в горловине сосуда, из которой призрак и появился струйкой дыма, постепенно приобретающей форму батыра.

Из храма они выбирались уже всей толпой. Причем расширенной. Ашин-Эди сказал, что без нукеров ему ходить несолидно, и Боня быстренько настучал ему десятка два сопровождения. Благо все воины оказались дисциплинированными и построили вокруг вполне грамотное оцепление. Ну а повел их всех деус к своему шатру — знакомить с остальными членами команды. Он рассудил, что провозился в храме довольно долго, так что утро должно было давно наступить.

Оказалось, что времени прошло много больше. День клонился к вечеру. А у блестевших в вечернем солнце ворот храма стояла толпа, над которой возвышалась Света в ипостаси дракона. Сартек и Улдуз стояли в первом ряду. Внутрь никто почему-то лезть и не пытался.

— Ну и как мы пройдем через эту толпу? — ворчливо спросил Ашин-Эди. — Я щекотки не люблю.

— А может, это поклонники? — с надеждой в голосе отреагировала Туракина.

Иситай и конь промолчали.

Боня перехватил ручку тяжелого барабана в левую руку, а правую протянул к воротам:

— Сезам, отворись!

Ворота отъехали в сторону. Иситай с трудом сдерживал смех. Толпа у ворот повалилась на колени.

ГЛАВА 5 Похмельный синдром и отчего он бывает

— И вправду поклонники, — тихим, но гордым и счастливым голосом сказала Туракина. Ее плечи расправились, прямо на глазах она стала выше ростом, постройнела и, кажется, даже помолодела, а ее туманная одежда засверкала разноцветными искрами.

Ашин-Эди тоже преобразился под стать супруге и теперь возвышался над всеми на добрую пару метров. Даже Ат-Буалдыр стал больше напоминать сказочного персонажа (а может, он и был им, все-таки призрачный конь…), увеличившись в размерах пропорционально хозяину, и весь засиял серебряным светом.

Один Иситай остался таким, как был. Он с несколько огорченным видом потянулся к Боне и прошептал:

— К сожалению, наш визит придется отложить. Царственные супруги дождались встречи с восторженными подданными и теперь как минимум до завтра будут приводить их в надлежащее состояние. — («Понятно, „лечить“ и „строить“ их будут», — догадался Боня). — Хочешь поучаствовать?

— Нет-нет, зачем же мне им мешать, — испугался Боня, — и вообще, я ваших церемоний не знаю, пусть их профессионалы проводят. Вот эти — в пестрых халатах — ваши жрецы. А тот с погремушкой (я ее уже переделал, она радостное возбуждение насылает) — Сартек-муаллим, верховный шаман и младший брат местного хана. Пусть они и работают.

Иситай немедленно метнулся к Ашину и, вытянувшись в тонкую струйку, сообщил призрачному правителю на ухо полученную информацию. Вождь милостиво кивнул.

— Ну ладно, — пробормотал Боня, — жрецов я начальству сдал, теперь как бы самому через эту толпу выбраться.

— Так ты летать не умеешь? — догадался вернувшийся к нему Иситай. — Запоминай магему!

И он быстро нарисовал туманом в воздухе довольно сложную конструкцию.

— Подаешь ману вот сюда, — Иситай взмахнул рукой, — чем больше поток, тем быстрее лететь будешь. А направление… Ну, со временем научишься.

— А я не шмякнусь с высоты? — подозрительно спросил Боня. — А то я тут один раз без парашюта в каменный забор приземлился. Не понравилось…

— Нет, пока ты ману подаешь, тебя вверх поднимать будет. Вроде как на реактивной тяге, если ты, конечно, знаешь такое понятие.

— Я-то знаю, — удивился Боня. — А вот то, что с ним знаком ты, — удивлен. В моем мире реактивные двигатели только в эпоху индустриализации делать научились.

— В нашу магическую эпоху много чего умели.

— Кто бы сомневался, — согласился Боня. — Мне так хочется у тебя поучиться этому! Может, пойдешь со мной в шатер? Что ты забыл на этой церемонии?

— Нет, не могу Ашина одного оставить. Он тут таких дров наломать может, враз без только что обретенного народа останется. По крайней мере первое время надо бы за ним присмотреть, пока все не наладится.

— Ну ладно, жду вас в гости, как освободитесь. Или сам попозже загляну.

Боня мысленно сформировал показанную Иситаем магему полета и напитал ее маной.

— Света, смотри! — начал говорить он, но тут взмыл в небо со скоростью реактивного снаряда. — Ой! Све-э-э-та-а-а!

Драконша охнула и, раскидав в стороны теснившихся рядом коленопреклоненных кочевников, взлетела вслед за ним. Откуда-то взявшиеся пикси с радостным писком кинулись вдогонку.

Запитав магему маной в самом начале, Боня больше не заряжал ее энергией, но все равно взмыл вверх выше чем на километр. Сначала шел на форсаже, потом — по инерции. Достигнув верхней точки подъема, ожидаемо и равноускоренно направился вниз. Приземление на таких условиях Боню не устраивало, поэтому он снова мысленно сформировал магему и совсем чуть-чуть напитал ее маной.

Оказалось, что рывок происходит в направлении взгляда. Сейчас Боня смотрел вниз, так что понесся к земле еще быстрее. Еле успел задрать голову и создать магему над собой, но со страху рванул в небеса на еще большую высоту.

Зато появилось время разобраться в происходящем, так что в следующий раз Боня сначала сформировал магему прямо над головой, а уж маной напитал, когда до поверхности оставалось метров пятьдесят. Видимо, энергии оказалось недостаточно. Падение несколько замедлилось, но все равно продолжилось. К счастью, на сей раз Боня держал формулу перед мысленным взором, так что успел добавить энергии.

На сей раз он рванул вверх решительнее, но почти сразу же что-то его резко затормозило. Оказалось, Света все-таки успела цапнуть его зубами поперек туловища, и теперь ее потащило следом за Боней. Того-то мановый доспех прикрывал, хоть и неполный, а вот драконше чуть голову не оторвало. Света тихонько взвыла, но челюсти не разжала:

— Штой ты, жубы шломаеш-ш-шь… и ш-ш-шею свернеш-ш-шь…

— Извини, пожалуйста, — пробормотал Боня и прекратил эксперименты.

Бедная драконша потеряла ориентацию в пространстве и чуть было не вошла в пике. К счастью, пикси пришли на помощь и подхватили Свету, которая держала Боню. Так и приземлились. Как выяснилось, посадку произвели всего метрах в двухстах от места старта. Выходило, что все свои кульбиты Боня проделывал совсем рядом с храмом, но там своя жизнь шла. Ашин-Эди речь толкал, остальные почтительно слушали и смотрели только ему в рот. Ну а Иситай если что и заметил, то вида не показал.

До шатра Света и Боня шли уже пешком. Позвонки у драконши, видимо, все-таки сдвинулись, так что пикси пришлось поддерживать ей голову. Но в шатре она пару раз перекинулась в человека и обратно и вроде полегчало. Ну и Боня ее всю концентрированной маной обернул, а заодно кучу комплиментов наговорил, что в принципе тоже помогает. Потом он еще долго поглаживал ей пострадавшие части шеи и нашептывал разные приятности. Занятие оказалось не таким уж и простым, Света в конце концов осталась в драконьей ипостаси, то ли из вредности, то ли и вправду процесс восстановления у нее так быстрее проходил, а может, ей просто понравилось, как Боня вокруг нее бегает. Кто этих женщин разберет, а тем более драконов…

Лечь спать пришлось здесь же, в Светином отсеке, на коврике, с драконьей головой на предплечье. Подруга сказала, что так лучше себя чувствует и вообще так быстрее все заживает. Боня подумал и раздеваться не стал. Обниматься с драконом все же безопаснее в мановом доспехе: если что, Боня не почувствует себя яичницей всмятку, а Света — Принцессой на горошине.

Доспех доспехом, но когда заснувшая подруга совсем на него навалилась, Боне стало скучно. В человеческом облике такие действия Светы были даже весьма приятны, но в драконьем… Вроде ничего и не пережала (доспех не позволил), но даже пошевелиться никакой возможности нет.

«Ночью вам снится, что на вас сел слон», — вспомнил Боня Джерома К. Джерома и стал выползать из-под завала. Еле выбрался, уже даже собирался магему левитации применить, но обошлось. Поцеловав драконий изящный носик, размер и форма которого почему-то вызывали у Бони ассоциацию с бронебойным снарядом Большой Берты, деус отправился посмотреть, чем же закончилось мероприятие в древнем храме.

Еще на подходе к храму на Боню обрушилась такая какофония эмоций и ощущений, что стало ясно: кто-то добрался до оброненного им при взлете барабана и теперь вовсю на этом барабане наяривает, совершенно не умея этого делать. Предположительно этим кем-то мог быть верховный шаман, который, похоже, был начисто лишен не только магических способностей, но и музыкального слуха и чувства ритма. Боня перешел с вальяжной походки на быстрый бег, уповая на то, что хотя бы часть прихожан ему все-таки удастся спасти.

Влетев в храм, Боня с разгона уронил оказавшихся у дверей кочевников в бассейн и каким-то чудесным образом пролетел через него по их телам. Сартек прыгал и стучал в барабан почем зря. Остальные жрецы и прочие орки уже валялись на полу, а те, кто приблизился к жрецу меньше чем на двадцать метров, и вовсе бились в конвульсиях. Царственная чета предков, ругаясь на чем свет стоит, лупила верховного шамана. Туракина пыталась утихомирить Сартека кулаками, а Ашин — молниями, но эффект был нулевым. Конь и Иситай стояли неподалеку в обнимку, оба с самым несчастным видом.

Прямо на бегу Боня запустил в шамана посохом. Видимо, игра Сартека законспирированному мелорну тоже очень сильно не понравилась, так как прямо в полете он сумел вырастить на конце шишку размером с шар для боулинга и, развернувшись в воздухе, приложил этим шаром шамана прямо по лбу. Выронив барабан, Сартек свалился не хуже кегли.

Подхватив орудие внушения, Боня срочно стал настукивать по магемам расслабления и покоя. Сначала медленно, потом все быстрее и сильнее. Почувствовав, что сам начинает клевать носом, Боня стал стучать и по магеме под ручкой. Вроде отпустило, но какие-то побочные эффекты остались, так как неожиданно для самого себя Боня рявкнул в зал:

— Всем спать, немедленно!

То ли команда подействовала, то ли барабан, но народ в храме и вправду затих, а через несколько минут уже вполне мирно сопел или храпел. Тогда Боня задействовал формулу светлой радости.

Даже призраки перестали ругаться, постепенно выпуская пар негодования.

— Нет, я этого косорукого идиота все-таки убью, — уже вполне мирным тоном сообщил Ашин-Эди. — Чего он тут только не вытворял! В самый неподходящий момент то всех рыдать заставлял, то вприсядку гонял! Ты зачем ему такой барабан сделал?!

— Да не давал я его ему, случайно выронил при взлете, — повинился Боня. — Возвращаться сразу не стал, понадеялся, что обойдется. Но, вижу, что обошлось, да не совсем…

— Ничего страшного, — примирительно сказала Туракина, — народу чем сильнее впечатления, тем лучше. Проспятся, больше уважать будут. Ты нам лучше город пока покажи, хотела сказать «сто лет тут не были», но ведь на самом деле — несколько тысяч. Интересно, какой он теперь?

— Сейчас, — согласился Боня. — Только надо наиболее пострадавших к Камню силы оттащить. Я его маной зарядил, вроде работает. Эх, жалко, что один пришел, теперь самому таскать придется. На вас-то, поди, ничего нагрузить нельзя. Призраки.

— А были бы не призраки, так ты что, меня бы нукеров таскать заставил?! — хотел было возмутиться Ашин-Эди, но Боня его прервал:

— Был бы не призраком, так и твои нукеры тоже призраками не были бы. Они бы и таскали. А так только смотрят и делают вид, что их это не касается. Надо тебе поскорее отряд из жрецов сколотить, чтоб было кого гонять в случае чего.

Первым Боня взвалил себе на плечо Сартека. У того не только шишка на лбу была, но и одежда дымилась. Достал его все-таки Ашин молниями, странно, что жрец ничего не чувствовал. Может, и Туракина ему какие-то внутренние органы кулаками повредила, ведь проходили ее удары через жреца тоже не совсем беззвучно. Конечно, Сартек — редкостный дурак (в этом Боня уже не сомневался), но все-таки жалко. К тому же он папа Улдуз. «Так, а это что меняет? — сам себе удивился Боня. Вроде бы меня это тревожить не должно…»

По дороге он временно сгрузил Сартека около бассейна и потратил некоторое время, вылавливая оттуда спящих кочевников. Вроде никто не захлебнулся, только воду расплескали. Но лучше не рисковать.

Наконец Боня доволок Сартека до Камня силы и уронил его прямо посредине. Ярко-зеленое пламя охватило неподвижное тело.

— Да, досталось парню… — Из-за Бониного плеча раздался голос Иситая. Оказывается, призраки пошли за ним следом. — А сильный тут Камень был, по сто болящих и больше в день вылечивал, даже от ран серьезных. Да и смотрю, он до сих пор сохранил свои свойства.

Боня на всякий случай налепил по углам Камня силы что-то вроде подушек из твердой маны и отправился за следующим пострадавшим.

Двоих оттащил прямо от дверей. У обоих были разбиты лбы. Может, и не опасно, но подлечить полезно, да и ходить недалеко. По тем же соображениям притащил и какую-то мамашу с двумя детьми «детсадовского» возраста. Потом вздохнул и поплелся в глубь храма к жрецам.

Первым из пестрохалатников Боня приволок какого-то мальчика. Ран или переломов у него не наблюдалось, но зато изо рта шла пена. Как оказалось, поступил Боня правильно — сияние вокруг молодого жреца было даже ярче, чем вокруг Сартека.

В результате Боня притащил к Камню всех жрецов. Больше часа возился. Был бы человеком, устал бы как собака. А так — ничего… Исцелившихся он с Камня стаскивал и устраивал рядышком.

Наконец дошла очередь и до Улдуз. Никаких повреждений Боня не заметил, но решил подстраховаться. По дороге к Камню взваленная на плечо девочка вдруг ловко извернулась, перебираясь в положение «на руки». Боня машинально подхватил ее, а нахалка при этом крепко обняла его за шею. И губы подставила. Боня чуть не купился.

— Так, голубушка, ты, похоже, и сама идти можешь, — слегка севшим голосом проворчал он.

— Нет, я без сознания! А ты воспользовался моей беспомощностью! Так что продолжай, не отвлекайся…

Боня подумал, не стоит ли уронить Улдуз по дороге в бассейн, но пожалел: девочка хорохорилась, а выглядела при этом неважно. Донес притвору до Камня силы и сгрузил на него, правда, и сам при этом почти завалился на Камень, так как шею «спасителя» Улдуз и не подумала отпустить.

— Не шали, лечебному процессу мешаешь, — как можно более строгим тоном сказал он. — Я тебя на волшебный Камень силы принес. Он тут с древних времен лежит, а теперь снова чудеса творить может. Он сейчас тебя сделает здоровой и прекрасной, так что не отвлекайся.

Улдуз ойкнула, но Боню все-таки отпустила. После чего, широко раскрыв глаза и рот («Глаза она раскрыла все-таки шире», — решил Боня), наблюдала за охватившим ее зеленым сиянием. Свет был ярким, но быстро погас. Видимо, серьезных травм у нее не было, только усталость накопилась.

— Уже все? — с ноткой разочарования в голосе спросила Улдуз.

— Так это же чудо, оно всегда быстро происходит, — нашелся Боня. — Ты как себя теперь чувствуешь?

— К-кажется, хорошо, — не совсем уверенно ответила хитрюга. — Ничего не болит. И как будто выспалась. Эй, а зеркала у тебя нет?

— Выглядишь ты тоже замечательно! И раньше очень ничего была, а теперь совсем красавица!

— Ты и вправду так считаешь?

Боня немного смутился:

— Сартека потом спросишь. Думаю, он подтвердит, если еще помнит, как ты выглядишь…

— Ой, а где он?

— Да вот, лежит, спит. — Боня показал рукой на ряд вылеченных. — Тут все, кого Камень уже в порядок привел, дальше отсыпаются.

— Так они все здоровы?! — возмутилась Улдуз. — Ты работаешь, а они дрыхнут!

Улдуз кинулась пинать пестрохалатников ногами:

— Подъем! Дела зовут! Духи предков смотрят на вас! И вправду смотрят!

Через минуту все молодые жрецы были ею подняты и построены.

— Верховный шаман в своем рвении служить духам предков умотал всех хифчаков до потери сознания. И сам умотался. Ваша задача: всех спящих по очереди выносить из храма и класть на Камень силы. Пока вокруг лежащего будет сияние — не трогать, как сияние погаснет — убрать и заменить на следующего. И чтоб к утру управились! Исполнять!

— Это не просто камень, — пояснил Боня. — Это древний Камень силы. Исцеляет болезни, укрепляет силы и дух. — Он повернулся к Улдуз: — А ты молодец, очень четко задачу поставила. У тебя явно организаторские способности хорошие.

— Куда с таким папой денешься, — грустно и как-то по-бабьи вздохнула девушка. — Все самой делать приходится. Даже учеников его гонять.

Боня повернулся к призракам:

— Ну вот, тут вроде все наладилось. Пойдемте город смотреть! — После чего задал Улдуз риторический вопрос: — Ты как? С нами? Тогда будешь гидом, в смысле проводником работать. Ты свой город много лучше меня знаешь.

Боня создал шарик света, чтоб дорогу освещал, но глаза не слепил. Сделал он это исключительно для Улдуз, у самого ночное зрение прекрасное, да и призракам, похоже, что день, что ночь — все едино.

Пошли они, как и следовало ожидать, к дворцовому комплексу и новому храму. Только Улдуз повела их кругами — мимо центрального базара. Что она там хотела показать, Боня не понял. То, что восточные базары работают по ночам, — сказка для туристов. Боня когда-то сам в этом убедился в Ташкенте на Алайском базаре, который якобы работает круглосуточно. Ну да, попасть туда можно в любое время, на ночь ряды не запираются. Только продавцов нет.

Впрочем, Туракина собралась наведаться на базар попозже, днем. Конечно, новые наряды надеть она не сможет, но надо же за модой следить!

Храм на центральной площади оказался заперт. Призраки прошли сквозь стену — посмотреть, а Боня с Улдуз остались снаружи. В самом храме Боня уже был, ничего интересного там не обнаружил, а ломать двери просто для того, чтобы составить призракам копанию, счел излишним. Почти сразу же рядом с ними нарисовался патруль, но его начальник, видимо, Боню узнал, так как его грозный окрик так и оборвался на первом же звуке. А тут еще и Иситай из стены храма вылез и к ним подлетел. Патрульные развернулись и на полной скорости помчались во дворец.

— Не понравился мне этот храм, — мрачно сообщил Иситай. — Магии в нем ноль, а вот все изображения богов и героев народа хифчаков на кусочки побиты и посреди храма сложены. Ашин-Эди как увидел, бушевать начал. Сейчас носится, ищет, кому голову оторвать. Так что я лучше с вами тут постою.

— Наверное, когда Сартек вчера всех почитателей духов предков в старый храм увел, жрецы бога хумов этот храм к рукам и прибрали, — догадался Боня. — А они только своего бога признают, остальных нечистью считают, вот и провели небось торжественное очищение храма. Выходит, этим вечером народ не только в вашем храме, но и в этом гулял. Хорошо хоть разошлись уже.

— Ты только Ашину про нечисть не говори, — попросил Иситай. — Он тут весь город разнесет.

— И разнесу! — раздалось из храма. — Думаете, раз меня не видно, то я и не слышу?! А я все слышу! А ну, мои верные нукеры! Пойдемте-ка местному хану мозги прочищать!

В этот момент из дворца снова показался давешний патруль, только теперь в сопровождении невысокого толстяка в переливающемся золотом халате с пуговицами из драгоценных камней. Толстячок прямо с середины пандуса начал говорить хорошо поставленным голосом о том, что великий хан требует пред свои очи алыма («знающего»), Боней именуемого, с сотоварищами, от которых в городе такое смущение умов и беспокойство происходят. Видимо, он хотел добавить что-нибудь типа: «На суд и расправу», но не успел. Ашин-Эди, издав дикий вопль, переходящий с рева на инфразвук, выхватил откуда-то призрачный меч и рванул во дворец прямо сквозь осевшего на пятую точку толстяка и ошеломленных стражников. Его нукеры, выставив такие же призрачные пики, ломанулись следом. И если крик Ашина просто пугал окружающих, то они своим боевым кличем просто сметали всех, кто стоял на пути. Туракина, Иситай и Ат-Буалдыр солидно пошли следом. Боня, поддерживая явно перепугавшуюся Улдуз, — тоже.

Прорыв во дворец со стороны, наверное, выглядел довольно эффектно, но вот внутри оценить его оказалось некому. И сам великий хан, и его советники находились в состоянии полного упития, валяясь в обнимку с чашами на подушках на почетном помосте. Хан Гулюк все-таки сконцентрировал мутные глаза на призраках, пару раз моргнул и изрек в пространство:

— Асаба, запомни! Сливовой циньской настойки больше не наливать!

Видя такую непочтительность, Ашин-Эди увеличился в размерах до потолка и три раза приложил хана электрическим разрядом.

— Ты как с предком разговариваешь, недостойный! Перед тобой сам Ашин-Эди!

Хан усилием воли на пару минут протрезвел.

— Значит, все-таки правду мне Сейтан-Мулюк доложил, — пробормотал он, после чего повернулся к Боне. — Недооценил я тебя, деус… Но теперь разговор серьезный будет. Только завтра. Сам приду… А ты пока этих, как их там, духов предков уйми. С ними тоже завтра говорить буду. С папашей твоим, Улдуз, у меня отдельный разговор будет, а может, и с тобой!

Хан недобро сверкнул глазами, и Улдуз вся как-то сжалась и поникла. Боня с трудом сдержал раздражение.

— Зря ты меня сейчас звал, хан, — сказал он. — Смотри, чтобы завтра трезвым пришел, а не то я тебя магией лечить буду! И вылечу, между прочим!

Потом подумал и добавил уже более мирным тоном:

— Джамкуна тоже не забудь приказать принести. Его и вправду вылечить не мешало бы. — Боня повернулся к призракам. — Почтенный Ашин-Эди, видишь, некому тут тебя сегодня приветствовать. Все упились до невменяемости. Завтра проспятся — сами пожалуют, а сейчас пойдем отсюда. Если хочешь, ты лучше Ат-Буалдыра разомни, на реку съездите, в степь наведайтесь. Мановое облако тут уже далеко распространилось.

Как бы подтверждая Бонины слова, призрачный конь радостно заржал. Ашин чуть поколебался, но потом резко вскочил в седло, гикнул и исчез прямо сквозь стену. Нукеры толпой рванули за ним. Остальные просто вышли. Боня продублировал распоряжение насчет Джамкуна так и сидевшему на земле толстячку, после чего вся компания направилась в старый город.

Иситай и Туракина пошли в храм, обещав проверить, как идут дела у жрецов. А вот Улдуз возвращаться в свою юрту отказалась категорически, сказав, что боится оставаться одна после слов хана. Пришлось вести ее к себе в шатер. Боня уступил ей свою секцию, но оставаться там сам не рискнул, вернулся к Свете, еще раз придирчиво осмотрел ее шею на предмет травм, ничего не увидел, будить не стал, а уселся на коврик думать о завтрашних делах.

ГЛАВА 6 Археология как точная наука

— Действуем без пыли и шума, согласно вновь утвержденному плану, — пробормотал Боня. — Так, кажется, в «Бриллиантовой руке» Лелик-Папанов говорил?

Первым пунктом плана была организация приема великого хана. В том, что Гулюк придет, Боня не сомневался. Кормить хана одними разговорами как-то негостеприимно будет. Чем-нибудь угостить нужно.

Боня стал перебирать в уме сколько-нибудь интересные рецепты. Готовить он в принципе умел (в Москве один жил, пришлось научиться) и даже любил (в смысле — вкусно поесть, так что иногда ради этого мог и перетерпеть долгую готовку), но сейчас был не тот случай. О точном времени прихода гостей можно было только гадать, а самому бегать при хане с поварешкой несолидно. Понадеялся на то, что о его команде в городе уже всем известно и появление магических существ на базаре паники не вызовет, позвал гаргулий и стал ставить им задачу.

В качестве приготовляемого блюда Боня, вспомнив о том, в каком состоянии хан был ночью, выбрал мудрый борщ — любимое блюдо запорожских казаков времен разгульных застолий на Сечи. «Мудрым» этот борщ назывался потому, что, похлебав его с утра, даже у наиболее упившихся накануне казаков прочищались мозги и улучшалось самочувствие. Начинался рецепт со слов: «Взять сто головок чеснока…»

Некоторое время пришлось потратить на то, чтобы объяснить гаргульям, что такое свекла. К счастью, что-то похожее местные огородники выращивали, по крайней мере, в древние времена. Прочим овощам заменители тоже подобрали. Ну а чеснок, судя по всему, на этой планете существовал в самом натуральном виде. Равно как и лук с перцем. Видимо, не могут разумные без них обойтись, с собой между мирами таскают…

— В общем, так, покупаете разных овощей, самое жирное мясо, которое сможете найти на базаре, сало с душком, лук, чеснок, перец всех видов побольше, ну и всего, чего только найдете из жирного, острого и вонючего, — инструктировал Боня гаргулий. Подумал и добавил: — Но при этом съедобного!

Посланцы прониклись. Заодно обещали прикупить казан для готовки и посуду, а также взять несколько мясных туш в запас. В том, что мудрый борщ осилит трезвый, Боня испытывал некоторые сомнения. Это казаки на Сечи не просыхали, а у него команда непьющая. Так что шашлыки не помешают. Ну и Света, возможно, проголодаться успела. Она, конечно, конины давеча больше тонны умяла, но все-таки с того времени уже пара дней прошла. По крайней мере, предложить надо, да и заботу проявить не мешает.

В помощь гаргульям Боня выделил два эскадрона пикси, один все-таки на охране лагеря оставил. Хотя слетать на базар и хоть весь его сюда притащить рвался каждый из гвардейцев. Учитывая, что они целый караван верблюдов из-за гор доперли, Боня строго приказал им во всем слушаться Сфенона и Эвриалу. Выдал денег и отпустил, надеясь, что все обойдется. Была у него мысль послать с ними и Улдуз, но, во-первых, девочка еще спала, а во-вторых, с нею пикси разнесут базар с большей долей вероятности.

Оставшихся пикси Боня озадачил изготовлением мебели для готовки и приема гостей, но прежде попросил сделать пару бурдюков и ведро и нашел в своих вещах артефакт генератора спирта. Некоторое время пытался вспомнить, для чего он его сделал — в медицинских целях или гостей спаивать? Практической ценности вопрос не имел, но все-таки… Так и не вспомнил. Хмыкнул про себя, что почти все попаданцы в книгах самогонные аппараты собирают. А он вот принципиально иную и куда более продвинутую модель использует. Хотя в тех же целях…

Немного повозившись, залил оба бурдюка чистым спиртом, после чего сообразил, что обычной воды у него как раз и нет. Покрутил головой в поисках колодца, но здесь, на границе старого города, ничего похожего не обнаружилось. Пришлось делать еще один артефакт, теперь уже для извлечения из окружающего пространства воды. Вода получилась дистиллированная и невкусная. Для разбавления спирта, может, и сойдет, а вообще как-то не очень. Но какими минеральными солями ее обогатить, Боня просто не знал, решил, что надо бы с Иситаем посоветоваться, и заодно порадовался: наконец-то повезло нормального мага встретить. В смысле — призрака мага, но все равно. Иситай хоть сам и не колдует, но знает много, а главное, охотно этими знаниями делится. Не то что всякие там эльфы. Или морские змеи.

Пока занимался артефактами, гаргульи и пикси успели вернуться с товаром. Глянув на плывущие в небе «заказы» (пикси под ними практически не было заметно), Боня мысленно пожалел нервы местных жителей и понял, что, во-первых, гаргульи честно потратили все деньги, которые он им дал, а во-вторых, что надо будет спросить Иситая и о способах сохранения продуктов. Хотя обычный холодильник он, в случае чего, и сам создаст. По сути холодильник — это нагреватель наоборот, а нагреватели Боня уже делал.

Гаргульи бодро занялись готовкой, разбудив наконец «спящих красавиц» в шатре. Первой вылетела Улдуз, которая немедленно кинулась инспектировать работу гаргулий и Бониных артефактов. При этом заставила деуса залить казан его дистиллированной водой и разжечь под ним огонь. Света высунула из шатра длинную шею чуть позже, и на Бонин вопрос о самочувствии, ответила: «Все хорошо», — таким умирающим голосом, что тот решил принять меры к ее лечению.

— Свет, — спросил он, — ты вроде говорила, что Камни силы на драконов тоже действуют?

Подруга не стала отрицать.

— Тогда давай оборачивайся человеком, и пойдем храм проведаем. Там лечение пострадавших от барабана Сартека должно было бы уже закончиться, так что не мешало бы и тебе на тамошнем Камне шею поправить.

Света вышла не раньше чем через полчаса. Вся из себя нарядная и улыбающаяся звездной улыбкой. Боня даже заподозрил, что она что-то с одеждой магией сделала. Ну не может закрытое платье свободного покроя так фигуру подчеркивать! Особенно все соблазнительные выпуклости. Плюс походка от бедра, и на ногах сандалии на немыслимых каблуках. К поведению, правда, не придерешься. Подплыла прямо к Боне, взяла под руку, сама прижалась.

— Ну ты даешь, — только и смог выдохнуть Боня. — Даже не знал, что ты такой красивой быть умеешь!

— Если не очень хорошо себя чувствуешь, — вздохнула Света, — надо хотя бы хорошо выглядеть. Ты не против?

Против Боня, естественно, не был, так они под руку к храму и отправились. Пикси образовали почетный эскорт, Улдуз пристроилась сзади. Видимо, Светин вид и на нее впечатление произвел: шла тихо, держалась скромно.

Во дворе храма лежащих не наблюдалось, но создалось впечатление, что народу только прибавилось. Большинство прислушивалось к перепалке между Сартеком и Иситаем. Последний пытался учить шамана пользоваться модифицированным Боней барабаном. Сартек вроде и не спорил, но все время бубнил, что его наставник двадцать лет ему палкой вбивал куда, как и для чего по барабану стучать, и не может быть, чтобы его достойный учитель так заблуждался.

Боня хотел было вмешаться, но тут заметил, что всеобщее внимание переместилось со спорящих на более достойный объект, а именно на Свету. Волна эмоций Боню чуть не оглушила. Правда, сами эмоции его не порадовали, внешне сдержанные кочевники внутри по-кобелиному пускали слюни, а их дамы внутренне шипели, как рассерженные кошки. Боня срочно вырвал у Сартека барабан и стал выстукивать на нем благоговейное восхищение. Минут пять стучал, пока общее настроение переборол, самого проняло. Народ бухнулся на колени, а Боня наконец положил барабан, подхватил Свету и потащил ее к Камню силы.

— Что это было? — шепотом спросила Света. — Я раньше такого в храмах не ощущала.

— Тебе тут бог вместо жреца на ритуальном барабане играет, а ты еще удивляешься, — буркнул Боня. — Ты в этом храме теперь тоже как богиня числиться будешь. Не знаю, правда, с какой специализацией, но скоро тебя о чем-нибудь просить начнут. Так что готовься…

Перед Камнем силы Боня опустился на колени и, вытянув вперед руки, навалился на него животом и коснулся лбом. Света последовала его примеру, встав на колени рядом. Драконшу сразу охватило сияние, только не зеленое, как было с кочевниками, а ярко-фиолетовое, под цвет Светиным волосам. Народ восхищенно ахнул. А вот на Боню Камень силы никакой подсветки наводить не стал, только энергию качал. Деус даже расстроился. Чтобы не сочли, что местный алтарь его не признал, он зажег небольшой (с горошину), но яркий шарик света и прилепил себе ко лбу. Вид вышел дурацкий, да и видно стало плохо, но новый восторженный вздох у народа он все-таки вызвал. Значит, не зря старался.

Сияние вокруг подруги все не ослабевало. Стало как-то беспокойно. Боня поднялся, подозвал Иситая и шепотом спросил, не знает ли он, что со Светой и не опасно ли это для нее.

— Камень силы ей сразу обе ипостаси проверяет и лечит, а драконье тело ведь очень большое, поэтому так и должно быть, — пояснил Иситай.

Наконец сияние погасло, и Света присоединилась к Боне.

— Ну как? — слегка взволнованно спросил он.

— Замечательно, словно заново родилась, — улыбнулась драконша.

Настроение у Бони сразу поднялось, захотелось даже похулиганить. Подхватив Свету, он прилепил шарик света и к ее лбу, а затем подвел ее к статуям богов и прилепил такие же шарики света и им. Присутствующие забились в священном экстазе.

— Н-да, публика тут спецэффектами не избалована, — констатировал Боня. — Вон как проняло!

Затем повернулся к Улдуз, которая так и шла за ними хвостиком:

— Скажешь жрецам, чтобы рядом с Камнем силы какую-нибудь чашу с хной поставили. Пусть народ после причащения Камнем себе на лбу хной пятнышко рисует. Будет как в Индии!

Вопросов Улдуз не задавала, что такое «Индия» объяснять не пришлось. Собственно, на этом визит можно было и заканчивать, но тут у ворот храма возникло новое оживление. Там спешивалась большая толпа вновь прибывших, среди которых Боня заметил и великого хана.

Вид у хана был смурной. Он медленно шел, щурясь от яркого света и явно стараясь не делать резких движений, но Боню заметил и даже подошел. Смотрел, правда, словно сквозь него.

— Пришел посмотреть, что ты тут наделал, — он перевел глаза на Свету. — А это кто с тобой?

— Жена. — Боня повернул голову к подруге, которая снова держала его под руку. — Свет, позволь представить тебе великого хана народа хифчаков Гулюка.

— Очень приятно, — вежливо наклонила голову драконша.

Гулюк не отреагировал:

— Ладно, показывай! Храм вижу, статуи вижу. Что еще сделал?

— Алтарь Отца-Небо и Матери-Земли воскресил. Пойдем, поклонишься, — сообщил Боня. При слове «поклонишься» Гулюк заметно напрягся. Боня продолжил: — Алтарь благословляет и лечит тех, кто следует заветам богов и предков. От похмелья тоже лечит.

До хана дошло.

— Ну так веди скорее, чего пустые речи разводить!

У Камня силы Гулюк тяжело опустился на одно колено (на оба падать не стал, видимо решил, что много чести будет), оперся о Камень руками и медленно опустился на него корпусом. Хана охватило зеленое сияние. Минут на пять. Вся свита стояла не дыша и смотрела. Наконец сияние погасло. Хан слегка приподнялся, прислушиваясь к себе. Потом снова бухнулся на Камень животом и поцеловал его.

— Это он всех так благословляет или только достойных? — неожиданно поинтересовался правитель.

— А разве в свите великого хана могут быть недостойные? — дипломатично вывернулся Боня в одесской манере.

— Сам знаешь, что вполне могут быть, — проворчал хан, правильно поняв Боню. — Ну ладно, недостойных мы сами как-нибудь на голову укоротим. А с духами предков я где встретиться могу?

— В принципе где хотите, но в храме, наверное, удобнее будет.

Хан возвысил голос:

— Слышали! А ну все вышли из храма! Я с духами предков говорить буду!

Свита рванула в храм исполнять поручение. Послышался плеск, потом крики. Через минуту из храма стали бодро выходить люди, в том числе и сами приближенные хана. Последние были в мокрых халатах (Боня мысленно позлорадствовал). Жрецов из храма тоже выволокли. Хан молча кивнул, поманил жестом Боню и отправился внутрь. Свету Боня отпускать не стал, повел с собой, при этом успев кивнуть Улдуз на барабан. Та подхватила культовый реквизит и пристроилась следом. Сартек в последний момент сцапал дочку под руку и тоже вошел в храм.

Впрочем, далеко идти не пришлось, да и барабан не понадобился. Видимо, Иситай, как-то потихоньку слинявший при появлении хана, предупредил остальных. Поэтому Ашин-Эди с женой, конем и нукерами уже ждали в глубине храма. Гулюк пристально посмотрел на Боню.

— Хорошо, великий хан, — понял тот, — мы оставим вас побеседовать с духами предков наедине. Будем ждать вас у статуй богов.

Света понимающе кивнула, выполняя разворот. Улдуз послушно повторила маневр, едва не уронив папу в бассейн.

— Смотрю, бассейн-то тут самонаполняющийся, — прошептал Боня, выходя из храма. — Столько воды расплескали, весь пол мокрый, а он снова полный. Шикарно магия наложена!

Ждали довольно долго. Некоторые придворные потихоньку стали подходить к Камню силы и тоже к нему прикладываться. Помогало всем. А вот нукеры-телохранители мужественно терпели, неся службу и бросая на Камень вожделенные взгляды.

— Свет, может, проведаешь пока, как там у гаргулий с обедом дела обстоят? — попросил Боня. — Да и пикси надо сказать, чтобы еще столов понаделали. Вон сколько хан народа с собой привел, небось и угощаться всех к нам потащит. Только погоди! Пусть тебя лучше пикси отнесут. Несолидно богине своими ножками топать…

Света улыбнулась, но возражать не стала. Народ к чудесам тут уже привыкать начал, но провожали ее взглядом почти все. Впрочем, скоро присутствующие снова повернулись к дверям в ожидании появления хана.

Гулюк вышел из храма с крайне задумчивым выражением на лице. Было слышно, что вслед ему что-то продолжал громыхать Ашин-Эди, но мысли хана были далеко. Он пристально посмотрел на Боню, но заговорил явно не о том, о чем хотел спросить:

— Ну, деус, — хан кое-как определился с почтительным обращением, — веди меня к своему шатру! Продолжай чудеса показывать!

Боня хотел уже позвать пикси, но тут появилась Света в драконьей ипостаси. Подлетая, она изящно сдула народ крыльями, расчищая посадочную площадку рядом с Боней.

— Все готово, мой повелитель! Стол накрыт, гостей ждут!

— Это и есть твоя жена? — спросил Гулюк. — Так ты на ней не только ночью, но и днем ездить можешь?

Свита дружно и радостно засмеялась. А Боне, когда хан усаживался на коня, пришлось лезть подруге на спину. Без седла было не очень удобно, но драконша и не собиралась взлетать, а просто пошла рядом с конем хана, изрядно над ним возвышаясь. Хан задрал голову, глянул на Боню, но промолчал. Так и доехали, благо было совсем недалеко.

Обед прошел, как говорится, в теплой и дружественной обстановке. Пикси постарались, соорудив столы в форме каре, где посредине суетились гаргульи с приготовленной едой, а для гостей расставили скамейки вокруг. Для деуса и хана два кресла даже небольшим шатром прикрыли. Боня решил объявить благодарность тому, кто додумался.

Еды тоже хватило, хоть она и не отличалась особым разнообразием. Из гарнира гаргульи притащили с базара только хлеба, зато жареного мяса было в избытке. Кочевники не возражали, вроде им по образу жизни мясоедами быть положено. Свете тоже отдельную тушу чего-то крупного на вертеле зажарили, она ее с максимально возможной деликатностью целиком и съела, похрустывая костями.

Мудрый борщ пошел на ура, особенно среди не лечившихся на Камне силы нукеров. Впрочем, хан Гулюк с прочими представителями местной аристократии тоже оказались любителями острого (или, что более вероятно, пожрать на дармовщину). А идея закусывать борщом почти неразбавленный спирт была воспринята не просто как новаторская, но и требующая тщательного изучения, так что Боне пришлось прямо на глазах у хана еще спирт производить. Гулюк проникся, а узнав, что подобные чудеса может делать любой маг, сразу пообещал прислать Боне любое количество учеников. Только просил с обучением не затягивать, а пока хоть какой-нибудь запас огненной воды для нужд дворца оставить. А бурдюки он пришлет…

Боня уже было решил, что с деловой частью беседы он справился. Однако оказалось, что у Гулюка имеются и другие темы для переговоров. Правда, начал он издалека, при этом явно намереваясь Боню напоить.

— Вот посмотрел я на тебя, интересный ты человек, — изрек хан, жестом подзывая кого-то из свитских и жестом же показывая, что ему с Боней надо наполнить пиалы спиртом почти до краев. — Надо с тобой познакомиться!

После чего Гулюк опрокинул содержимое пиалы в рот, запил мудрым борщом из другой пиалы и проследил, чтобы Боня сделал все то же самое.

— Интересный ты человек и знаешь много, — продолжил хан, — давай с тобой крепко знакомиться!

После чего процедура с приемом на грудь очередной пиалы со спиртом повторялась. Боня покорно пил, не получая от этого особого удовольствия. Захмелеть божественный организм все равно не позволял, разве что эмоции упившихся соседей действовали.

Повторив процедуру крепкого знакомства раз пять и потратив на нее литра полтора спирта, Гулюк приобнял Боню и перешел на доверительный тон.

Оказалось, что хану, неожиданно для Бони, понравилась идея самому стать после смерти призраком. Идти к Ашину в нукеры он, конечно, не собирался, а вот поделить с ним полномочия очень даже хотел. Особенно когда узнал от Бони, что если урну с его останками будут по свету возить, то и призрак с ней путешествовать сможет.

— Пусть почтенный Ашин-Эди в своем храме народ наставляет, а я лучше поближе к хифчакам буду, — слегка заплетающимся языком говорил он Боне. — Привык я уже ими править, да и они ко мне привыкли. Так зачем нам расставаться? Я их и в походы водить буду, и здесь дурить не дам. Золотой век наступит!

— А новых ханов после себя совсем не допустишь? — поинтересовался Боня. — Не всякий наследник и при жизни отца слушает, а уж после его смерти…

— Прав ты, о хитроумный!

Хан сделал попытку поцеловать Боню, но промахнулся. Пришлось пропустить еще по пиале спирта. Затем Гулюк приподнялся, подался немного вперед, опираясь на стол, чтобы хоть как-то сохранять равновесие, и возвысил голос:

— Слушай меня, народ хифчаков! По совету великих предков и многосильного деуса Бони! Волю свою говорю! Держитесь заветов предков и их веры! Пока крепки мы верой и духом, сильны мы и непобедимы! Помогут предки нам во всех начинаниях наших! От болезней защитят, силы дадут!

Откричав эти лозунги, хан прервался и поводил в воздухе рукой над столом. Кто-то из нукеров, правильно поняв жест, вложил ему в руку полную пиалу. Хан ее жадно выпил и продолжил:

— Волю свою говорю! Должен хан хифчаков примером быть своему народу! В вере тверд! Духом силен! С духами предков дружен! Сын наш Барбэ-бек от веры отцов отвернулся. Не быть ему ханом! Да будет наследником моим брат мой младший и любезный — верховный шаман хан Сартек-муаллим! А вы да будьте свидетелями воли моей!

«А Гулюк-то на решения скор оказался, — подумал Боня. — Эк с плеча рубит. Только ночью призраков впервые увидел, а вон какую комбинацию замыслил. Сартек как „говорящая голова“ для него, конечно, кандидат наилучший. Глупый и послушный. А ну как не получится Гулюка призраком сделать? Тогда хифчакам крупно не повезет…»

Хана, видимо, беспокоила та же проблема. В ближайшее время помирать он не собирался, да и не хотел, но обеспечить наличие в Улуг-Улусе сильного мага в момент его похорон для проведения соответствующего ритуала от Бони требовал самым решительным образом. Пришлось пообещать поскорее кого-нибудь подготовить и направить к хану, а потом обеспечить постоянное дежурство хотя бы одного из наиболее сильных выпускников академии. Но хан все-таки до конца не успокоился и предложил Боне побрататься.

— Братья — это как одна душа на двоих, — распинался хан («Ага, знаем, проходили», — хмыкнул Боня), — одна судьба, одно счастье! Мой народ — твой народ, моя семья — твоя семья, мои дети — твои дети, мои жены — твои жены…

Боня поперхнулся. Дружить с ханом он, конечно, был не против, он вообще со всеми дружить всегда старался, но тут какая-то совсем уж невыгодная комбинация намечалась. Гулюк на него тут кучу ненужных обязательств навесить хочет, а делает вид, что облагодетельствовал. За всех хифчаков он им пахать не нанимался. Да и дети чужие ему сто лет не нужны. А жены тем более… Эй, а сам хан, что же, Свету у него, что ли, увести собирается? Боня недобро сощурился. Нет, так дело не пойдет!

— Хорошо ты, великий хан, замыслил, но не получится у нас побрататься, — стараясь сохранить на лице улыбку и не скрежетать зубами, начал Боня, — не человек я, а деус. Кровь у меня, как жидкое пламя. Я-то твою кровь при братании выпить смогу, а ты от моей сразу помрешь. Или так торопишься призраком стать?!

В подтверждении своих слов Боня покрыл ладонь тонким слоем твердой маны и сделал вид, что порезал ее кинжалом. Потом создал на ладони маленькую каплю плазмы, добавляя в нее потихоньку ману и увеличивая в размерах.

— Хочешь убедиться? — нехорошо усмехнулся он. — Эй, да ты куда руки тянешь, пьянь?! Сгоришь же! Не веришь, так кинжалом попробуй!

Хан, который сначала и впрямь потянулся к плазме голыми руками, все-таки ткнул Боню в ладонь кончиком кинжала. И сразу выронил оружие, моментально нагревшееся докрасна. Кинжал, кончик которого и вовсе оплавился, упал на землю рядом со столом. Боня стряхнул остатки плазмы и расплавленного металла с ладони на кинжал, изуродовав его окончательно, затем победно глянул на Гулюка, но тот от идеи отказываться не спешил:

— Ладно, кровь пить не будем, но давай хоть женами поменяемся! Я тебе весь гарем отдам, все равно надоели! Ха-ха-ха!

Боне захотелось придушить хана. До чего же наглый тип попался! Ты с ним вежливо, а он все обжулить норовит. И Свету ему отдай! У самого целый гарем, а он губы на чужую жену раскатал!

— Послушай, хан, — подпустив в голос металла, сказал он. — Твоя шутка про обмен женами меня очень рассмешила. Дракон — это не та жена, которую можно кому-то отдать. Захочет — сама уйдет, и я ее не удержу. Но я ее люблю, и она меня любит. Так что отдать ее не могу и не хочу. Тем более Света мне нужна, а твои жены совсем не нужны. Вот когда найдешь что-нибудь действительно стоящее для обмена, тогда следующего дракона тебе отдам. А пока давай лучше выпьем!

Хан хотел что-то возразить, но на предложение выпить в нем сработал условный рефлекс. Выпили по очередной пиале спирта.

— А теперь по нашему обычаю во здравие великого хана надо три раза подряд выпить! — Боня решил споить хана окончательно, чтобы утихомирился.

Занятие это оказалось трудным. Пришлось еще по три раза выпить: и за Боню, и за Свету, и за нового наследника, и за духов предков… Наконец уснувшего хана торжественно унесли во дворец.

Боня отловил каких-то более-менее трезвых на вид советников и еще раз напомнил, чтобы срочно несли к храму Джамкуна, благословение получить и здоровье поправить. Те обещали, но как-то неуверенно, зато охранники вроде поняли и собирались вернуться с поломанным Боней начальником.

— Свет, что-то мне здесь нравиться перестало, — мрачно сказал Боня. — Хан совсем обнаглел, тебя выменять хочет. Прибить гада вроде как политически невыгодно, но руки чешутся!

— И как много он за меня предлагает?

— Весь свой гарем. Решил, наглец, под благовидным предлогом сразу от всех старых жен избавиться. Новых ощущений захотел! Только зачем? Если так каждый день нажираться, для чего вообще жены нужны? Да и зачем вообще столько жен? Мне вот и с тобой одной хорошо!

Боня сделал попытку поцеловать подругу. Та тоже потянулась навстречу. Учитывая то, что Света была в драконьей ипостаси, попытка проявить нежность закончилась тем, что Боня повис на ее морде, прижавшись животом к зубам и обхватив руками нос.

«Спирт не берет, так от пьяных эмоций хана окосел», — самокритично подумал Боня, разжимая руки и спрыгивая на землю.

— Свет, давай найдем Иситая, пусть он нам все-таки библиотеку в старом городе покажет. А потом и к отъезду готовиться можно, — предложил он драконше.

По старому городу бродили втроем: призрак, дракон и деус.

«Дожил, — отметил про себя Боня, — ни одного человека в команде нет. Разве что бывшие».

Пикси были оставлены помогать гаргульям с уборкой после приема хана. Сначала Боня просто собирался убрать с территории застолья ману, тогда бы сделанные пикси мебель и посуда просто исчезли, но пожалел остатки продуктов. Зачем их на землю вываливать? Когда заходили в храм за Иситаем, сказал толпившимся там жрецам и кочевникам, чтобы остатки еды забрали, если кому нужно. Судя по реакции, нужно было всем.

Иситай, как мог, пытался проводить экскурсию.

— Сейчас слева от нас остались казармы первого тумена всадников Усудука, — рассказывал он. — А прямо перед нами — развалины знаменитой харчевни «Пять сезонов», где собирались наиболее известные поэты и философы города на протяжении многих поколений.

Судя по развалинам, харчевня была прямоугольной, с башенками по углам. Имена поэтов и философов ничего не говорили даже Свете. Правда, она призналась, что искусством никогда особо не интересовалась, максимум — женскими романами. Боня из вежливости спросил, какой же сезон считался «пятым», и получил вполне ожидаемый ответ, что имелось в виду время, проведенное в харчевне.

Больший интерес вызвал ханский дворец, но от него мало что осталось, а самовосстанавливающихся заклинаний на стены наложено не было. Большие разрушения являлись, видимо, следствием работы различных кладоискателей, все-таки во дворце когда-то было много чего ценного.

От библиотеки почти ничего не осталось. Судя по всему, кристаллы и здесь вместо драгоценных камней использовали, так что перекопано все было изрядно. Боня уже хотел было поворачивать назад, но Иситай сказал, что кристаллы, благодаря внедренным в них схемам, немного фонят в окружающей их мане, и даже научил соответствующим магемам, позволяющим эти искажения подсвечивать. Магемы Боня сразу же выучил (Света даже и не пыталась), так что дальше прилегающую к библиотеке территорию они обошли словно с эхолотом.

В самой библиотеке ничего не обнаружили, а вот в паре кварталов от нее мана над поверхностью земли как-то подозрительно заискрилась. Иситай предположил, что здесь была книжная лавка, вроде ему что-то такое вспоминалось. Боня не был уверен, что раскопки лавки окупят затраченные на это усилия, но Света решительно встала над «искрящимся» местом и, как собака, стала копать землю лапами. Ее продуктивности позавидовал бы любой экскаватор. «Интересно, какие таланты она еще скрывает», — подумал Боня.

Драконьи когти одинаково хорошо входили и в землю, и в перекрытия (возможно, даже бетонные). Буквально через пару минут появилась здоровая яма, откуда открывался проход куда-то под землю.

Боня немедленно спрыгнул внутрь, призрак просто просочился через перекрытия. «Что же я его на разведку не послал?» — запоздало сообразил Боня. А вот Света неожиданно застеснялась. Иситай, конечно, призрак, но все-таки ходить голышом перед древним магом ей, по ее словам, было неловко. Драконша засунула в провал голову, благо шея длинная, и стала помогать советами.

Впрочем, особо искать не пришлось. Подвал оказался небольшим, и уцелело здесь только два окованных медными листами сундука да медная же шкатулка. Остальная мебель, видимо, давно превратилась в труху.

Оба сундука были до половины заполнены кристаллами. Боня мысленно похвалил себя, что догадался попросить пикси сделать ему пару мешков, в них-то он кристаллы и пересыпал. А в шкатулке оказались монеты, которые Боня рассовал по карманам как экспонаты, представляющие историческую ценность. Когда умеешь делать золото… Деус сам себе позавидовал.

Мешки Боня приволок под дырку в перекрытии и собирался подать их Свете по одному, но тут снаружи донеслись шум и крики, драконша резко отскочила от ямы и тоже заревела.

— Что там? — спросил Боня у Иситая, который немедленно выглянул наружу сквозь перекрытие.

— Хифчаки, всадники, несколько сотен. Свету атакуют, — лаконично ответил призрак.

Боня тоже взревел (так эффектно, как у драконши, не получилось, но все равно с чувством), выхватил свой ПП, долепил на себя полный доспех из твердой маны и, мысленно начертив над собой магему левитации, взмыл вверх в сторону дыры в перекрытии подвала. Точно в дыру он не вписался, но так как был в полном доспехе, расширил ее без вредных для себя последствий.

Вокруг оказалось полно всадников в зеленых плащах. Они орали и стреляли из луков в воздух, где Света показывала фигуры высшего пилотажа, периодически пикируя вниз и изрыгая пламя. Всадники, правда, плотными группами не собирались, а, наоборот, рассредоточились и в моменты атак драконши кидались в разные стороны.

Боня не стал ждать, справится ли Света со всеми самостоятельно, тем более что бойцы из хифчаков оказались явно неплохие. Он плавно приземлился около ямы и, подав на свой ПП изрядный поток маны, стал крутиться на месте, поливая все вокруг непрерывным потоком плазменных сгустков. Всадники развернули было коней и на Боню, но доскакать до него никто не успел, только несколько стрел от доспеха отскочило. А вот плазменный поток смел все на своем пути. Боня только волновался, как бы Свету не задеть, так что стрелял, цепляя по земле, постепенно продвигая огненную струю все дальше. Всего вокруг своей оси он крутанулся раз двадцать. Последние всадники даже успели коней развернуть прочь, но далеко не ушли.

— Впечатляет, — пробормотал рядом с Боней призрак. — Это же надо, сколько маны сразу ухнуть. Нормальному магу на десять лет хватило бы.

Во время стрельбы он на всякий случай спрятался в подвал. Вроде эктоплазме обычная плазма не опасна, но все-таки… Тем более когда такой поток огня идет… Зато как только стрельба прекратилась, Иситай вылез наверх и теперь обозревал окрестности.

Боня стрелял не дольше пары минут. На то, во что превратились развалины метров на двести вокруг него, было страшно смотреть. Пылающая равнина, покрытая прожженными насквозь телами орков и лошадей. Зрелище было неприглядное, но никакого отката Боня не ощущал. Наиболее неприятным было то, что это было «избиение младенцев». Все-таки бить тех, кто заведомо слабее тебя, он никогда не считал достойным. Но как этим воинам можно было объяснить, что у них нет шансов? Да и Света бы без его помощи не справилась. Все-таки стрелков было очень много, могли и какое-нибудь уязвимое место найти, а за свою подругу Боня был готов порвать кого угодно. И неважно, что она сама кого хочешь порвать может…

Кстати, Света молодец. Когда Боня открыл огонь, сообразила взлететь повыше, а теперь не спеша осматривала место побоища, изредка поливая отдельные места пламенем. Видимо, кто-то успел спрятаться среди руин и остался жив. Драконша это срочно исправляла.

Закончив облет, Света приземлилась рядом с Боней. Как тот и опасался, несколько стрел из нее все-таки торчало. Вроде и не особо глубоко вонзились, но неприятно. Боня кинулся их вытаскивать, но драконша его остановила.

— Не волнуйся, сейчас сами выйдут, ты лучше энергии добавь, — сказала она.

Боня направил на подругу более концентрированный поток маны. В течение пяти минут стрелы действительно одна за другой упали на землю.

— Чудо ты мое! — умиленно сказал Боня.

— Не чудо, а магическое существо, причем разумное, — поправила Света. Потом добавила: — А также скромное, преданное и обаятельное.

Боня невольно заулыбался, но совсем беспокоиться не перестал:

— Все-таки давай побыстрее к Камню силы слетаем, пусть тебя подлечит. А то я волноваться буду!

— Погоди, — возмутилась драконша. — А книги? Что я сегодня вечером смотреть буду?!

Боня не был уверен, что книги сейчас самое главное. Его больше беспокоило, что могло произойти за время их недолгого отсутствия. Барбэ-бек взбунтовался? Может, там, в паре километров от них, бои идут, а они тут ничего не слышат, так как пушек в этом мире не придумали? Но спорить с подругой не стал. Быстренько спрыгнул в подвал, схватил сразу оба мешка и взлетел с ними в расширенный в прошлый вылет проход. На сей раз — удачно. Так вместе с мешками и уселся драконше на спину. Седла, естественно не было, но он шустро из твердой маны нарастил сидение, прикрепив его к какому-то шипу. Заодно и свой доспех к нему приклеил, так что прирос к спине драконши намертво. Так к храму и полетели. А вот Иситаю пришлось своим ходом добираться. Правда, Боня не знал, кто из них на месте раньше окажется.

Вокруг храма и, как выяснилось чуть позже, вокруг шатра валялись трупы. Большинство — с характерными дырками от плазменных зарядов. И довольно много — сотни две-три. Вокруг суетились женщины. Посадив Свету прямо на Камень силы (зрелище светящегося, как фонарик, дракона могло бы со стороны показаться забавным, но настроение было не то), Боня потребовал объяснений. К сожалению, ни жрецов, ни Улдуз, ни даже призраков рядом не наблюдалось. А находившиеся вокруг орчанки смущались и норовили бухнуться на колени. Боня уже начал сатанеть, но тут весьма кстати объявился Сфенон. С его помощью и удалось восстановить примерную последовательность произошедших событий.

Хан Гулюк, объявив на застолье о смене наследника и приоритете веры в старых богов, порушил надежды не только Барбэ-бека, но и довольно многочисленных последователей веры хумов. Арестовывать их никто не собирался, хан пьянствовал, а потом вернулся во дворец отсыпаться, так что у Барбэ-бека и жрецов нового бога было время мобилизовать сторонников. А тут еще и начальника ханской охраны Джамкуна чуть не сотня лучших телохранителей понесла в храм получать благословение и здоровье. Приложиться к Камню хотелось всем, так что застряла охрана там надолго.

В результате Барбэ-бек со сторонниками вполне успешно атаковал и занял ханский дворец, зарезал так и не проснувшегося папашу вместе со всеми собутыльниками и объявил себя новым великим ханом. Жрецы бога хумов срочно провели торжественную службу и вручили ему все необходимые полномочия. Новый хан отправился в свои покои, а большинство его сторонников — приводить город к присяге. Два самых больших отряда были посланы разорить набиравший популярность храм в старом городе и разобраться лично с Боней и его магической командой.

Один отряд рванул за Боней и Светой в старый город, и его судьба известна. Второй быстро взял в осаду храмовый комплекс, который спасло только то, что Джамкун со своей сотней все еще находился там. Причем силач успел полностью восстановиться и вполне проникся уважением к старым богам и духам предков. Предложение присягнуть новому хану и бить неверных он отверг и занял оборону в храмовом комплексе, благо восстановившиеся стены вполне это позволяли. Кроме взятия храма отряду было предписано в обязательном порядке добыть голову Сартека, а тот, как выяснилось, отсыпался в Бонином шатре. Улдуз чувствовала себя там почти как дома и тащить пьяного папашу в юрту отказалась категорически. Таким образом, сотня конных повернула от храма к шатру, что и привело к немедленному переводу выступления Барбэ-бека из состояния государственного переворота в состояние неудавшегося мятежа. Пикси, увидев, что вверенная их охране территория подверглась нападению, пришли в неописуемый раж и немедленно перебили всю сотню из ПП, после чего подхватили не менее воинственную Улдуз и рванули к храму, где столь же быстро покрошили оставшуюся часть отряда мятежников. Улдуз на этом не успокоилась и потащила их дальше — отбивать дворец, а заодно и приватизированные жрецами бога хумов храмы. Джамкун последовал со своей сотней за ней следом и, судя по тому, что он уже успел вернуться и прихватил с собой толком не проснувшегося Сартека, которого называл исключительно великим ханом, дела у Барбэ-бека во дворце не заладились.

Ну а на охране шатра и храма остались только гаргульи. И то только потому, что лететь на войну им было лень (на организации приема умотались), да и заниматься политикой они считали ниже своего достоинства.

Боня вздохнул и пошел звать Свету.

— Придется лететь во дворец, — сказал он. — А то сейчас там Улдуз с пикси резвятся, как бы весь город не разнесли…

На дворцовой площади было уже относительно спокойно. Бои не велись, только храм горел. И было на удивление много народа. Видимо, горожане уже поняли, на чьей стороне сила, и спешили воздать почести новому хану.

Сартек еле сидел на подушках на почетном месте в зале приемов и был тих и хмур. Принимал народ и говорил за него исключительно Джамкун. Боня такой порядок ведения дел одобрил и утвердил, а также попросил батыра организовать уборку следов мятежа и его подавления. И наградной список подготовить. Последнее предложение было услышано в зале и вызвало большое оживление.

За Улдуз с пикси пришлось погоняться. Когда Боня со Светой их наконец изловили, те рушили уже пятый храм бога хумов и планировали посетить последний, шестой. Пришлось лететь вместе с ними. Оставшиеся в уцелевшем храме жрецы в мученики за веру не рвались и в ответ на Бонино предложение чуть ли не бегом рванули к дворцу присягать новому великому хану.

Де-факто обязанности правителя Боне пришлось взять на себя. Попытка приставить к Сартеку в качестве консультанта Ашина с треском провалилась. Призрак только и делал, что орал лозунги и клеймил отщепенцев. Ну и рвался всех покрошить. Конструктивных идей у него не было совсем. Пришлось отправить его обратно в храм — контролировать богослужение и укреплять народ хифчаков в вере праотцов. Благо сторонников у этого культа неожиданно отыскалось просто немерено.

Намотавшись по городу, разбирая вместе с пикси завалы от учиненных ими же разрушений, а также поломав язык на переговорах со старейшинами родов (спасибо хоть Иситай советами помогал да и Света в ипостаси дракона солидности добавляла), Боня решил, что, как ни противно, но превращать Гулюка в призрак все-таки придется, так что торжественные похороны пришлось совмещать со сложным магическим ритуалом. Без Иситая Боня бы точно не справился. Пришлось срочно внедрять довольно сложные программы чуть ли не в каждое полено погребального костра, превращать погребальную урну в мощнейший артефакт и даже внедрить несколько магем в черепную коробку покойного.

Чтобы подготовить место для урны, тоже были нужны немалые усилия, иначе в первые несколько сот лет призрак будет неустойчивым и начнет произвольно менять форму в самый неподходящий момент. Но тут оказалось, что можно использовать и освобождающееся место Иситая. Ему теперь уже и просто урны достаточно, как-никак в призраках он чуть ли не семь тысяч лет ходит. А место он для себя готовил в свое время очень тщательно. Осталось только новую урну водрузить точно на место старой.

Сами похороны проходили, можно сказать, в штатном режиме по давно отработанному сценарию. Службу провели в храме в старом городе, а поминальный пир устроили почти по всему Улуг-Улусу. Дров на костры для жарки жертвенных животных извели много больше, чем на сам погребальный костер. Ну и спирта Боня понаделал изрядно. Так что речи, как поминальные, так и хвалебные (новому хану), звучали почти искренне, а пуговицы на груди беки рвали прямо-таки с остервенением. Учитывая то, что пуговицы были сделаны из драгоценных и полудрагоценных камней, оплетенных металлической проволокой (у богатых — золотой), в ближайшие дни все мальчишки города точно займутся кладоискательством. Многие взрослые, впрочем, тоже.

Завершение ритуала Боня и Иситай проводили вдвоем в пустом храме. Даже Ашин-Эди отсутствовал: следил за правильным проведением поминок. И если с извлечением урны проблем не было (всего-то пришлось изготовить два сложных артефакта, на сотню магем каждый), то с установкой новой урны на правильное место Иситай Боню совсем доканал. Сначала ориентировали сосуд с прахом по сторонам света. Потом размещали его во вскрытой нише постамента. И если сначала расстояния маг измерял в пальцах, то на третий час работы пошли указания типа:

— Еще на три волоса правее… нет, много! На волос назад! И еще на полтора волоса на восток поверни!

Так что когда урну наконец замуровывали, внедрение магем в боковые стенки постамента оказались Боне приятным отдыхом!

Потом некоторое время ушло на создание и настройку вызывающего артефакта (Боня использовал для него маленький гонг), зато призрак Гулюка материализовался практически сразу. И даже не скандалил, так как был занят привыканием к новым ощущениям. Общая бестелесность, конечно, расстраивала, но возможность долбануть инфразвуком и не получить сдачи уже радовала. А умение проходить сквозь стенки, подслушивать и подсматривать за кем угодно («Станешь за моей женой подсматривать — развею!» — сурово предупредил Боня) открывало для властолюбца и интригана исключительные возможности. Так что на торжественное заседание большого дивана по случаю коронации (?) они уже пришли вместе. Гулюк даже речь толкнул перед бывшими подданными. Правда, смотрели с уважением они не столько на него, сколько на Боню, но взгляды у многих были задумчивые. А на следующий день многие интриганы пошли добиваться расположения у Ашина в противовес Гулюку. Так что жизнь в Улуг-Улусе обещала быть интересной.

Боня же решил, что его дела у кочевников заканчиваются. И даже успешно. Особенно его радовало появление в команде такого знающего мага и приятного человека… гм… призрака, как Иситай. Поздно вечером Боня вернулся в шатер в обнимку с его урной и хотел похвастаться этим перед Светой. Но это ему не удалось: перед ним предстала знакомая по Денаю картина: драконша в человеческой ипостаси сидела в обнимку с гаргульями, и все трое дружно роняли слезы над какой-то новой книгой-кристаллом. А кристаллов этих у них было целых два мешка. Боня тихо схватился за голову, чуть не выронив урну… И краем глаза заметил, как за стенкой шатра поспешно спряталась какая-то тень.

«Неужто и вправду старый козел за Светой подглядывать явился? — подумал Боня. — Ну и много он тут увидит? Трех ненормальных, рыдающих непонятно над чем?»

Но кулаком стенке все-таки погрозил.