* * *

Резкая трель заставила оператора поморщиться. Смахнув с экрана модель беговой дорожки, он обернулся к следящей камере.

У входа напряженно стоял человек в гавайской рубахе. Молодой, но уже слегка обрюзгший; редкие вьющиеся волосы прилипли к потному лбу, хмурый упрямый взгляд устремлен вовнутрь.

– Евге-ений? - удивленно протянул оператор в микрофон. - Сколько лет... Заходи, что ли.

Пришедший вдвинулся в крохотную каморку, обогнул заваленный дисками стол, бросил мимолетный взгляд на экраны.

– Н-ну? - оператор добродушно осклабился, став похожим на старого пса. - Как живешь-можешь, легенда?

Женька недовольно дернул плечом. Какая-то неприятная мысль занимала его так сильно, что не оставляла места дружелюбию.

– Нормально.

– Твои как? Жозефина, небось, замужем, сколько ей уже? Людмилу тут видел на днях, мельком - хор-роша! А мы вот как раз позавчера вспоминали...

– Мишель, - угрюмо проронил Женька. - Я бежать хочу. На Европейском.

Оператор запнулся. Окинул полноватую фигуру быстрым взглядом, отметив намечающийся пивной живот, рыхловатость мышц. Наклонил голову, кося блестящим вишневым глазом.

– Ты в своем уме?

Женька куснул губу.

– Мне надо.

Мишель засуетился.

– Ты, это... садись давай, - он смел с кресла ворох цветных буклетов. - Чаю хочешь? Ледяного? Жара такая невозможная, да? Сейчас сообразим чайку.

– Мишель, ты слышал? - в голосе возникла надорванность. - Мне надо бежать.

Оператор махом опустился на вертящийся табурет. Плечи его поникли.

– Жень, Европа через три дня, - осторожно заметил он. - Ты не в форме.

Тот молча уставился в пол.

Оператор вздохнул и потянулся к холодильнику за чаем.

– Ты пойми, ну, смысла же нет, - уговаривал он спустя четверть часа. Женька выдул две банки чаю и слегка расслабился, хотя настороженное выражение не сходило с его лица. - Виртуал твой бегает по категории "полупрофи". Значит, тебе должно капать двести... двести тридцать монет в месяц, так? Стоит ли рисковать, а? Ты ведь когда зафиксировался? Семь лет. А когда совсем бросил?

– Пять лет назад, - хмуро сообщил Женька.

– И до сегодняшнего дня не тренировался, - констатировал Мишель. - Вес набрал... Скорость ресинтеза аденазинтрифосфорной проверял? Ты же на полдистанции свалишься, легенда. Я понимаю, если бы Корейский марафон - он через полгода, или Российский в декабре. Отработал бы Лидьярдовскую методику, трехмесячную, препаратики попил. Что за спешка, в конце концов?

Женька Таран отставил пустую банку и принялся мять короткие пальцы. Глаз он не поднимал.

– Жозефина замуж выходит, - выдавил он, наконец. - За Оффельбайера.

Оператор присвистнул.

– Те еще снобы. Как это ей удалось?

Таран сверкнул яростным взглядом.

– Прости, - с раскаянием сказал оператор. - Просто неожиданно. И что, они требуют... хм, приданое?

– Нет... но... знаешь эту их снисходительность, "праздновать, конечно же, будем у "Варвары", ах, цветы, конечно же, пусть будет море цветов, закажем репортажи в журналах, с иллюстрациями, венчание в Святом Павле, никакого Франциска - это же моветон"... и все в таком роде, с ахами. С презрительными улыбочками.

– Понятно. Хочешь вылезти из кожи, но соответствовать.

– Жозефина - дуреха, - потеплевшим голосом отозвался Женька. - Но он, вроде, любит ее. Понимаешь, я ведь просто хочу, чтобы ей было хорошо. Чтобы... ну, понимаешь, она могла ни в чем себе не отказывать.

Мишель скептически поднял бровь.

– И ты, конечно, гордо предложил разделить расходы между обеими семьями.

– Ну...

– Ох, Женька, - Мишель крутанулся к экранам. - Как был ты дурак, честное слово... ну, давай смотреть. Заявку я твою, положим, приму. Медицинскую раскладку ты, зараза, опять подделаешь, знаю я тебя. До старта неполных четверо суток: все, что ты сможешь, это чуток подкачать красные волокна в мышцах, ну и... а там подъемы, и дождь еще обещали. Ох, черт, ну куда ты лезешь, а? Ты же не перефиксируешься потом! Тебя же пока еще помнят, придурок. С тобой бегать хотят! Вон, повторяли недавно.

Он ткнул пальцем в большой новостной экран, послушно отобразивший полноцветную статью.

Загрузка...