Homo Divisus

11

Сознание возвращалось с трудом, рывками. Это не было обычным пробуждением. Он беззвучно мчался в туннеле и осознал это не сразу. Затем он увидел желтый свет, матовый экран, кресла и понял, что находится в сублете. Пытаясь сообразить, как оказался здесь, в вагоне, подумал о Корне и понял все. Его сознание снова заработало, и он вспомнил какой-то город, толпы людей, голубые знамена. Он знал, что это встречают космонавтов, вернувшихся с Венеры. А потом понял, что все это произошло еще до его рождения, и, значит, это память другого человека, Стефа Корна, информация, которую считывало его собственное сознание.

Он сосредоточился и снова оказался в сублете. Над кабиной беззвучно убегал назад черный туннель, вспыхивали и гасли одинокие огоньки указателей расстояния.

Он с трудом вспомнил знар Тельпа, знар, который помнил всю жизнь. Отстукивая на клавишах цифры знара, несколько раз ошибался. Наконец на экране появилось лицо Тельпа.

— Кев, со мной что-то неладно… — сказал он. — Очень неладно…

Тельп несколько секунд молча смотрел на него.

— Я ждал твоего вызова, — наконец сказал он.

— Ты должен мне помочь, Кев…

— Я не помогу тебе, Джуль, — Тельп говорил медленно, с расстановкой. — Не смогу.

— Почему? Что случилось?

— Ты уходишь…

— Почему? Ведь все удалось…

— Ты уничтожил… тот мир…

Тертон уже не видел лица Тельпа. Вспомнилась девушка, которая вела автомобиль. Это была та девушка, которую он видел в высотном здании, прежде чем уничтожил ее, и одновременно она была другой, неуловимо другой. Он помнил приближавшуюся темно-зеленую стену леса, в который втягивалась автострада, и голубое небо жаркого дня, белесое над горизонтом. Помнил, что хотел обнять девушку, которую знал и любил давно, и быть с ней, и считать это единственной и окончательной реальностью, такой, в которой живут другие люди, его коллеги по институту. Помнил огромный грузовик, обогнавший его, и водителя, курившего короткую трубку и о чем-то рассуждавшего со своим товарищем. Он помнил, что потом они подъехали к деревянному дому с крутой крышей, втиснутому в сосновый лес на склоне горы, и сидели на террасе, пили чай. Он тогда смотрел на далекие вершины, выплывавшие из облаков. Помнил вечернее телесообщение о футбольном матче, и потом, прежде чем уснуть, прижавшись к Каре, вспомнил шум потока, отсчитывавшего мгновения уходящего времени.

Он снова взглянул на Тельпа и тихо спросил:

— Почему я все это помню?

— Что помнишь?

— Его память…

— Ты уходишь, Джуль, я же сказал. Ты уничтожил имитированную реальность, и там уже нет ничего.

— Знаю. Я сам хотел этого.

— Почему ты не спросил меня?

— А ты согласился бы? — он хотел улыбнуться.

— Нет. Но я сказал бы тебе, что во время каждого сеанса, когда Корн был там, в имитированном мире, твоя личность проецировалась на его мозг.

— Проецировалась…

— Да. Ты никогда не был там постоянно. Всякий раз приходилось с помощью генераторов памяти усиливать твою личность. Когда ты пребывал в его мозге, а это был его мозг, Джуль, помещенные в нем твои записи с каждой минутой становились все труднодоступнее, они капсюлировались, изолировались…

— А сейчас?

— Сейчас их уже нельзя усилить. Взрыв, аннигиляция той действительности…

Тертон опять не видел Тельпа, только слышал отрывок текста, которого никогда не читал.

— … а Солнце останется, и облака останутся, и лес распустит почки…

Он не помнил, что это было и как связано с тем, что было.

— Ты можешь спасти меня, Кев, — сказал он, когда опять увидел Тельпа.

— Не могу. Это конец, Джуль. Я хотел бы, поверь мне…

— Наверняка можешь. Такие, как ты… такие никогда не отрезают последней возможности. Или уже тогда, там, там… в хранилище, ты знал, что конец будет таким…

— Неправда, Джуль. Ты сам…

— Вы всегда так говорите. Но вы создаете возможности… и оставляете…

— О чем ты?

— … для таких глупцов, как я, которые думают, что они всемогущи.

Он опять видел не Тельпа, а искрящийся снежный склон и понимал, что что-то произошло.

— А что будет с экспериментом? Ведь все делалось для того, чтобы услышать ИХ.

Ответа не было, он сосредоточился и снова увидел лицо Тельпа на экране.

— Передай меня в хранилище, — сказал он. — А потом что-нибудь сделай, чтобы я вернулся. Я хочу жить… еще немного…

— Не могу. Ты слишком далеко.

— Но ведь ты мог… Ты же знал…

— Ты не сказал мне.

— … ты всегда был таким, Кев, основательным и упрямым… Когда я носил тебя на руках, ты все время старался взять у меня…

Он уже забыл, что хотел у него взять тот мальчонка, которого он помнил.

— А она не погибла… — сказал он.

— Кто?

— Девушка в том городе. Я помню ее и сейчас, она другая. А другую я знаю и всегда знал, только иначе. Хорошо ее знал, только не помню… Всю жизнь помнил ее, ее помню я, не он… помню иначе…

— Теперь это уже не имеет значения, Джуль.

— Я хотел бы знать.

— Зачем?

— Просто знать.

Он опять не видел Тельпа, только помнил ночь, пустыню, какой-то старый дом и звезды…

Потом в памяти всплыл другой черный туннель, нет, не туннель, а шахта, уходящая вверх, к далекому свету, и он явственно услышал монотонную дробь. Исчезли кабина, экран и свет желтой лампочки… Джулиус Тертон перестал быть.

Тельп еще несколько секунд смотрел на него.

— Прощай, — сказал он и выключил экран. И еще Тельп подумал, что он единственный из восьми миллиардов, кто сожалеет о том, что Джулиус Тертон ушел.

Корн проснулся, когда автомат сообщил о прилете. Ему показалось странным, что он спал так крепко. Еще больше он удивился, увидев мерцающий экран. Он выключил его. Через несколько секунд сублет остановился у перрона. Крыша раскрылась. Корн вышел. Он был в Иробо.