Холодные медные слезы

2

Дин запер дверь и не торопился поворачиваться ко мне лицом, а когда повернулся, напустил на себя придурковатый вид.

– Ты влюбился? В твоем-то возрасте? – осведомился я.

Ему было известно, что я не ищу клиентов. Ему полагалось давать им от ворот поворот. А эта очаровательная ледышка со своими небылицами, длинными ногами, чепуховой проблемой и мешком золота на сумму, в десять раз превышающую нормальный гонорар, могла оказаться вообще самой нежелательной клиенткой.

– Это же чума ходячая!

– Извините, мистер Гаррет. – И он выдал мне неубедительнейшую отговорку, которая доказывала только, что мужчине возраст никогда не помеха.

– Отправляйся к мистеру Пиготте. Передай ему приглашение на ужин. Если заартачится, скажи, что приготовишь его любимые блюда. – Шнырь Пиготта никогда в жизни не отказывался от бесплатного угощения. Я наградил Дина самым свирепым своим взглядом, но это взволновало его не больше, чем дождь черепаху.

В наши дни невозможно найти хорошую прислугу.

Я удалился за свой стол поразмыслить.

Жизнь была прекрасна.

Недавно я выкрутился из нескольких заварушек, причем не только остался в живых, но и ухитрился урвать жирный кусок. Я никому ничего не должен. Работа мне не нужна. Я всегда считал образцом благоразумия убеждение, что трудиться следует только в том случае, если ты голоден. Возьмите диких зверей – разве они охотятся, когда не голодны? Так почему бы и мне не побездельничать, начинать сани готовить поближе к зиме?

Моя беда в том, что разошелся слушок, будто Гаррет способен справиться с любой проблемой. В последнее время каждый болван с болячкой, серьезной или выдуманной, стучится ко мне в дверь. А если он выглядит, как Джилл Крайт, и знает, как запалить огонь, ему не составит особого труда прорваться через мою первую линию обороны. Моя вторая линия обороны еще слабее первой. Это я сам.

Мне приходилось бедствовать, и сильно бедствовать, и результатом такого образа жизни было постижение истины: деньги имеют свойство иссякать. Не важно, как благоденствовал я вчера, назавтра деньги все равно растают.

Что вы делаете, если нет охоты работать и в то же время не улыбается жизнь впроголодь? Это в том случае, если судьба не подарила вам богатеньких родителей.

Некоторые идут в священники.

Что до меня, то я пытаюсь перейти на субдоговоры.

Когда клиенты прорываются через Дина и задевают меня своими горестными историями, я немедленно привлекаю к делу кого-нибудь еще. Тогда и волки сыты, и овцы целы. Это избавляет меня от физических упражнений, а моим друзьям перепадают кое-какие деньжата.

Для слежки и наблюдения я приглашаю Шныря Пиготту. В этом деле с ним мало кто сравнится. На роль телохранителя годится Плоскомордый Тарп. Размером он с половину мамонта, а упрямством превзойдет и его. Если запахнет жареным, я могу кликнуть Морли Дотса. Морли у нас костолом и душегуб.

История, которой угостила меня эта Крайт, дурно попахивала. Да что там попахивала, от нее просто несло! Какого черта эта красотка вешает мне лапшу на уши, уверяя, будто была в детстве моей соседкой? Почему бросила рассказывать байки при первых же признаках недоверия с моей стороны? И зачем манипулировала температурой, то обдавая жаром, то превращаясь в Снегурочку?

Существовал один ответ, но он мне совершенно не нравился.

Она психопатка.

Все, попав в переделки, из которых, по их мнению, могу вытащить их только я, непредсказуемы. А если у них к тому же мозги набекрень? Но когда вы поиграете в эти игры с мое, то начнете потихоньку разбираться в людях.

Джилл Крайт не была похожа на психопатку.

Я немного поиграл с мыслью, что она и в самом деле актриса, придумавшая себе столь оригинальное домашнее задание: во что бы то ни стало возбудить мое любопытство. Иногда случается и такое.

Что может быть хуже неглупой и претендующей на оригинальность особы?

Я мог выбирать: лечь на спину и забыть о Джилл Крайт, пока не передам ее Шнырю, или пересечь коридор и проконсультироваться со своим подопечным, которого держу при себе из чистого сострадания.

Эта женщина завела меня. Я не находил себе места. Стало быть, к Покойнику. В конце концов он у нас самопровозглашенный гений.

Его называли Покойником. Мертвым он, конечно, был, но не человеком. Он – логхир, кто-то проткнул его ножом около четырехсот лет назад. Он весит почти пятьсот фунтов, и четырехвековой пост не помог ему сбросить ни унции.

Плоть логхира умирает так же просто, как ваша или моя, но его душа может болтаться где-нибудь тысячелетиями, надеясь на исцеление, и с каждой минутой у нее будет портиться характер. Плоть логхира, конечно, разлагается, и быстрее гранита, но ненамного.

У моего мертвого логхира есть хобби – он любит поспать. И предается своему увлечению с такой страстью, что месяцами не делает ничего другого.

Считается, что он отрабатывает свое содержание, используя собственный талант в моих интересах. Иногда он так и поступает, но его философия предполагает еще более глубокое отвращение к оплачиваемому труду, чем моя. Он готов из кожи вон вылезти, лишь бы увильнуть от самой ничтожной работы. Временами я не понимаю, к чему мне суетиться?

Когда я ввалился к Покойнику, он спал – большей частью к моей досаде, но немного и к удивлению. Он пребывал в спячке уже третью неделю, занимая при этом самую большую комнату в доме.

– Эй, Старые Кости! Проснись. Твоему скромному ученику требуется помощь могучего интеллекта. – Лучший способ чего-нибудь добиться от моего логхира – воззвать к его тщеславию.

Но сегодня я потерпел неудачу.

– Ладно, – сказал я горе вонючего мяса. – Я люблю тебя, несмотря ни на что.

Комната заросла грязью. Дин ненавидел убирать у Покойника, а я чересчур мягкотел, чтобы не дать ему улизнуть.

Если бы я не следил, насекомые и мыши давно прорвались бы к нам в дом. Им нравится подзакусить Покойником. Когда он бодрствует, ему удается с ними справиться, но беда в том, что бодрствует он раз в год по обещанию.

Покойник и без того достаточно безобразен. Вряд ли он станет более привлекательным, если его подгрызут.

Я кружил по комнате, подметая пол и вытирая пыль. При этом я топал, приплясывал и исполнял попурри из похабных песенок, которые разучил на флоте. Эта упрямая груда сала так и не проснулась.

Если он не желает вступать в игру, тогда и меня увольте. Я решил плюнуть на это дело и с полной кружкой пива отправился на крыльцо – созерцать бесконечную и всегда захватывающую панораму танферской жизни.

На Макунадо-стрит жизнь била ключом. Люди, гномы и эльфы спешили по своим неведомым делам. Мимо прошла парочка троллей. Ребятишки были настолько поглощены друг другом, что не видели ничего, кроме любезных сердцу наростов и бородавок. Великаны и карлики торопились на условленные встречи. Больше других суетились известные труженики – гномы. Фея-курьер, еще более прекрасная, чем моя недавняя посетительница, с упорством бывалого морского волка сражалась со встречным ветром. Шайка юных брауни, залезшая на чужую территорию, с показной беспечностью чесала мимо кладбища. В глубине души они, вероятно, молились, чтобы не нарваться на Путешественников. Какой-то гигант глазел по сторонам разинув рот, как неотесанная деревенщина. У парня оказалось фантастическое боковое зрение. Он едва не оторвал голову незадачливому мальцу, пытавшемуся очистить ротозею карманы.

Я видел полукровок самых различных видов. Танфер – космополитический город, всегда непредсказуемый и опасный. Это город для любителей пораскинуть мозгами над техникой, при помощи которой родителям удалось их зачать. А если у вас научный склад ума и вы предпочитаете черпать данные из непосредственных наблюдений, посетите Веселый Уголок. Там вам покажут все что угодно, не забудьте только захватить с собой деньги.

Моя улица – это всегда карнавал, как и сам Танфер. Но из-под его многоликой маски ухмыляется темнота.

Меня с Танфером связывает исступленная любовь-ненависть – следствие нашей необыкновенной строптивости. Мы оба слишком упрямы, чтобы меняться.