Ходок – 6

Как уже отмечалось, титаном мысли, он не был, но не был, отнюдь, и дураком. В плане интеллектуального развития, Карст был обычным, среднестатистическим индивидуумом, которых девять на десяток – ни рыба, ни мясо. Поэтому делать откровенные глупости, типа немедленного испрашивания отпуска за свой счет, что несомненно вызвало бы нездоровый интерес начальства, он не стал, как не стал делать прочие скоропалительные телодвижения, могущие вызвать тот же эффект, а сел за стол в своем кабинете и призадумался. Думать вообще полезно, а уж когда не знаешь что делать – тем более.

Начал он с того, что провел тщательную ревизию своих знаний о предмете поиска. Ревизия показала, что знаний этих немного. В активе было общее представление о том, что "Пирамида Света" умет накапливать рассеянную магическую энергию, и что артефакторы используют это свойство Пирамиды, используя ее, как Источник, при создании артефактов длительного и постоянного использования, вроде защитного плетения "Купол", позволяющего надежно защищать охраняемую территорию.

Еще Карст знал, что Пирамиду можно использовать в научных изысканиях, но так как ни он сам, ни все его многочисленные знакомые, отродясь такими делами не занимались, да и магов-исследователей в Бакаре, в принципе, не было, то в его голове на том месте, где должна была быть информация об этом аспекте использования артефакта, присутствовало большое белое пятно, как на старинных картах.

Так, что еще? Пирамида очень дорогая – ну, это и так понятно. А еще что? Вроде все… Нет, не все. По слухам, "Пирамида Света" имелась у Свэрта Бигланда. Теперь действительно все?.. Нет, Карст Итал припомнил еще один факт, который знал – "Пирамида Света" не являлась запрещенным артефактом. Официально не являлась. Но… хранение ее, а тем более использование, не приветствовалось высшими иерархами Гильдии Магов, занятыми своей подковерной борьбой в столице Империи. Они считали этот артефакт потенциально опасным. И кто его знает, может правильно делали. Все? Вот теперь действительно все. Негусто.

Однако понятно, что поиски надо начинать с посещения главы бакарского отделения Гильдии Магов Свэрта Бигланда. Надо прийти, записаться на прием и сказать: "Здравствуйте дядюшка Свэрт, – в детстве Карст Итал не раз сиживал у него на коленях, потому что глава Гильдии и его отец были хорошими приятелями и такое обращение, правда наедине и не в рабочей обстановке было бы вполне уместно. Так вот… прийти и сказать: – Дядюшка Свэрт, я знаю, у тебя есть "Пирамида Света", не продашь? Нет? А можно взять в аренду, ненадолго? Тоже нет… А зачем мне? Так это… Гистас Грине просил… А какое он имеет к тебе отношение?.. Так это… – никакого… А поточнее?! Ну-у… он мне иногда денежки дает… А за что? Так это… – просто так…". Совершенно очевидно, что результатом такого подхода к Свэрту станет отзыв лицензии – это в лучшем случае, а в худшем – внутреннее расследование, с непредсказуемыми последствиями.

"Так, а если не к Свэрту. Кто еще может что-то знать про Пирамиду? Да многие могут, тот же Карвах может, да мало ли кто еще… Но, в любом случае все эти сведенья будут из вторых рук, а что-то достоверное можно узнать только от "дядюшки". Так стоит ли посвящать лишних людей в свои проблемы? Не стоит. Однозначно. Если что-то пойдет сильно не так, а знать об этом будет только Свэрт Бигланд, наказание наверняка будет полегче, чем если бы знало много народа. Это даже не обсуждается. Значит что? Значит надо идти к главе Гильдии и что-то ему врать зачем мне "Пирамида Света". Надо что-то придумать".

От тяжелых дум голова Карста Итала, не сильно привычная к такой интенсивной работе, начал побаливать, но он не сдавался – продолжал размышлять. А куда денешься? – "Жить захочешь – не так раскорячишься!" Эта фраза своей универсальностью, точностью, лаконичностью и отточенностью явно выбивается из нескончаемого ряда цитат из любимых кинофильмов, и претендует на место в элитном строю формулировок законов природы, типа: "Сила действия равна силе противодействия", или же: "Угол падения равен углу отражения". Вот Карст и корячился. А, "если долго мучиться – что-нибудь получиться!" – тоже вроде какой-то закон природы… Или не закон? Короче говоря, закон, не закон, а мысль очень правильная. Вот и у мага-недоучки Карста Итала мелькнула какая-то ускользающая мысль, которую он попытался поймать на удочку осознания.

Попытка оказалась безуспешной – мысль с крючка внимания сорвалась, и это так огорчило бедного операциониста банка Гильдии Магов, что он, от расстройства, на долю секунды прекратил думать. Здесь следует сделать небольшое уточнение. Карсту казалось, что он думает, хотя, на самом деле, он просто жевал мыслежвачку. Но, и этого краткого мгновения хватило, чтобы весть, поданная подсознанием, просочилась наверх и стала доступна сознанию. Как только Карст понял, что именно он придумал, то чуть не завопил от восторга. И, прямо скажем – было от чего! Он понял, как замотивировать свой интерес к "Пирамиде Света". Наверняка Свэрт ему не поверит, но, это дело десятое – поверит… не поверит – сомнения к делу не пришьешь! Даже если будет дело. А в том, что оно будет, Карст Итал, практически, не сомневался – интуиция мага, знаете ли.

Небольшое лирическое отступление. Какое-то время тому назад, по ящику крутили рекламный ролик, где человек сидел на скамейке пригородного перрона и напряженно о чем-то думал. Рекламный слоган звучал приблизительно так: "Не трудно что-то сделать. Трудно придумать, что сделать". На первый взгляд какая-то белиберда, а вот на второй, третий и последующие, начинает открываться глубокий смысл этой сентенции. Как только Карст поставил перед собой четкую и конкретную задачу, ее решение было предрешено – ведь главное придумать, что сделать!

Для начала, он, используя служебное положение, разменял один из десяти, имевшихся в его распоряжении, тысячных векселей на десять сотенных. Затем разменял один сотенный вексель на сто полновесных риалов, после чего поменял двадцать золотых на серебро. В результате этих хитрых операций, в распоряжении молодого мага оказалось четыре кошелька. Первый – с девятью тысячными векселями, второй – с девятью сотенными, третий – с восьмьюдесятью золотыми риалами и четвертый – с двадцатью риалами серебром. Причем, что характерно, самым тяжелым был кошелек с серебром, затем шел кошелек с золотыми монетами, а замыкали турнирную таблицу кошельки с векселями. Частенько такое встречается и в жизни – чем меньше из себя представляет человек, тем больше пыли в глаза он пытается пустить и, зачастую, ему это удается.

Покончив с конвертированием, Карст снова отправился к старшему смены и отпросился у него не только на остаток сегодняшнего дня, но и на завтра, мотивируя свою просьбу пошатнувшимся здоровьем и необходимостью его поправить, путем длительного сна и обильного питания вкусной и здоровой пищей. Индульгенцию он получил без лишних расспросов – куда, мол и зачем – руководителю было параллельно – дежурных операционистов хватало, можно даже сказать наблюдался избыток, а если у тебя есть лишние деньги и ты можешь обойтись без своего процента – дело твое.

Вырвавшись на оперативный простор, Карст Итал направил колеса своей двуколки, которой он пользовался для поездок на работу, в сторону бакарского блошиного рынка, имевшего затейливое название – Радужный, на котором только черта можно было не найти, а впрочем, при определенной настойчивости и доли везения, и его. Он оставил экипаж на "платной стоянке", поручив заботы о нем банде малолетних преступников. В случае успешного выполнения задания, Карст пообещал им баснословное вознаграждение, которое перевернет все их представления о щедрости, в случае же какого-либо ущерба охраняемому объекту, он пообещал, что кара его будет жестока до невероятности! Чтобы не быть голословным, он продемонстрировал толпе босяков, окруживших его, небольшой файербол, чем поднял свой авторитет на недосягаемую высоту.

На рынке он провел больше времени, чем рассчитывал. Уже начало смеркаться и большинство торговцев и покупателей потянулось к многочисленным воротам и калиткам, запираемым на ночь, когда удача улыбнулась ему и Карст в груде разнообразного барахла углядел искомое. Владелец товара торговался недолго – время поджимало, и вместо пяти серебренников, запрошенных изначально, удовольствовался двумя. И, кстати, остался очень доволен, ибо никогда больше одной серебряной монеты выручить за эту штуку не рассчитывал. Остались довольны и малолетние преступники, получившие полновесный серебренник за свои охранные услуги. А уж то, что Карст Итал остался доволен и говорить не приходиться.

*****

Свэрт Бигланд любил звук своего серебряного колокольчика, и прекратил трезвонить не сразу. Ну, что поделаешь, не бывает человека без маленьких слабостей, именно они и делают нас людьми, а то были бы какие-нибудь киборги, наподобие Терминатора, или еще кто похуже. Вот такой маленькой слабостью для главы бакарского отделения Гильдии Магов и был его колокольчик, точнее – его мелодичный звон. Поэтому главный бакарский маг прекратил звонить не тогда, когда секретарь пулей влетел в кабинет – Свэрт Бигланд не любил наличия неторопливости и вальяжности у подчиненных, а только когда тот уже стоял у стола, преданно заглядывая в глаза руководству.

Глава бакарских магов вполне справедливо полагал, что, во-первых – доброе слово и кошке приятно, а во-вторых – ничто не дается нам так дешево, и не ценится так дорого, как вежливость, поэтому с подчиненным всегда общался вежливо и доброжелательно. Естественно, с теми, кто этого заслуживал. Правда, с другой стороны те, кто не заслуживал, в штате задерживался ненадолго. Их, в лучшем случае, увольняли. Имеется в виду – вышвыривали на улицу. В прямом и переносном смысле. Причем, что касается термина "в прямом", то процесс отстранения от должности, если смотреть на него со стороны, выглядел весьма эффектно – вышвыривание производилось на достаточно высокой скорости, километров так – пятьдесят в час, не меньше.

– Голубчик, – ласково обратился к секретарю Свэрт. – Найди, пожалуйста, Индиса Карваха. Он мне срочно нужен.

Маг-эмпат был где-то во Дворце, поэтому не прошло и пяти минут, как Свэрт приветствовал своего старого товарища:

– Здравствуй, Инди. – Они знали друг друга много лет и наедине всемогущий главный маг Бакара мог позволить себе такое обращение. Он наверняка разрешил бы и Карваху называть себя уменьшительным именем, но "Свэрт" такового не имел. Свэрт и Свэрт, Свэрти было бы длиннее, а Свэ вообще ни к селу, ни к городу. Так что, как мама, много лет назад, обратилась к младенцу по имени, так и до сих пор, только "Свэрт" и никак иначе. – Присаживайся. Надо поговорить. – Карвах уселся в гостевое кресло, сцепил пальцы, переплел ноги, сжал губы и приготовился слушать. – Ко мне с утра заявился, – неторопливо начал глава Гильдии Магов, – Карст Итал. – Услышав имя, эмпат поднял брови, показывая, что не припоминает такого. – Ну-у… – пощелкал пальцами Свэрт, – сын Эрфана Итравана, я его еще в банк устраивал, такой балбес смазливый.

– А-а-а… – покивал Индис Карвах, показывая, что понял, о ком идет речь. – А почему фамилии разные?

– Бастард, – коротко пояснил Свэрт, – но отец его любит, всю жизнь помогает и сейчас продолжает заботиться. – Индис снова покивал. Стало понятно, почему глава Гильдии устроил никому неизвестного новичка на хлебную должность. Сын старого приятеля, пусть и незаконнорожденный, но все-таки сын! – "А как не порадеть родному человечку". – Так вот… Вваливается он с самого утра, я даже кофе не допил и начинает рассказывать сказки: мол гулял он по блошиному рынку и наткнулся на прелюбопытнейшую вещицу, и показывает медный, на вид старинный, пенальчик – весь в окислах. Потом извлекает оттуда не менее старый кусок пергамента, явно траченный мышами – прорех много, и начинает, с пеной у рта, мне доказывать, что там написано, как выйти на Длинные Дороги. – Услышанное произвело должное впечатление. Индис расплел ноги и расцепил пальцы, в глазах его загорелся нешуточный азарт:

– Серьезно!? Надеюсь ты все проверил!?!

– Успокойся, – устало махнул рукой Свэрт, – конечно же я все проверил. Наверняка, он сам этой ночью все и начертил.

– Смысл?

– Смысл есть… – задумчиво протянул глава Гильдии Магов. – Смысл в том, что для выхода на Дорогу нужна "Пирамида Света"!

– Ну-у… – разочаровано протянул эмпат, – если он так написал – значит мальчишка просто глуп.

– Не надо принижать моего протеже, – усмехнулся главный бакарский маг, – у него в тексте говорится, что ключом является камень идеальной формы, каждая из сторон которого представляет собой равносторонний треугольник и, что камень этот сияет разным цветом: от зеленого до красного. Он мне тут целое представление устроил: дядя Свэрт, говорит… – заметив удивленный взгляд Индиса, Бигланд пояснил: – я паршивца с пеленок знаю. Так вот… Глаза горят, уши шевелятся – прямо кот камышовый на охоте, а не начинающий банкир. Я говорит, готов жизнью рискнуть во славу бакарской Гильдии Магов, только мне "Пирамида Света" нужна! Это она описана в старинном манускрипте! Я сразу догадался! Талантливо излагал, шельма – я даже заслушался.

– А риск для жизни он где нашел? – искренне удивился артефактор.

– Как это где? – ехидно улыбнулся Свэрт Бигланд. – Там из текста выходило, что с Пирамидой нужно идти в Львиную пещеру, пройти по главному туннелю и свернуть в шестой отнорок по левую руку… Ну, и дальше там всякая ерунда. – Индис понятливо покивал. Среди жителей Бакара и его многочисленных гостей Львиная пещера пользовалась такой же славой, как у нас Бермудский треугольник. – Что скажешь?

– Что скажу?.. – маг-эмпат задумчиво потер подбородок. – Ты ему, конечно же, сказал, что у тебя Пирамиды нет и никогда не было?

– Ну, разумеется. А что, – ухмыльнулся Свэрт, – надо было сказать, что я продал артефакт "для служебного пользования" дожу Талиону?

– Конечно! – ухмыльнулся в ответ Карвах и оба довольно захихикали. Индису тоже кое-что перепало от той сделки и вспомнил он о ней с удовольствием. – Ладно! – оборвал Карвах веселье. – Итак, что я думаю? Я думаю, что мальчишка работает на Грине.

– Согласен, – ни секунды не раздумывая согласился глава Гильдии Магов.

Дела бездарных интересовали Гильдию Магов примерно так, как старшеклассников – имеются в виду нормальные юноши, не склонные ни к каким сексуальным извращениям и не занимающиеся отбором у малолеток мелочи, проблемы первоклашек – то есть маги их, чаще всего, попросту не замечали. Обычный юноша, проходя мимо песочницы, может обратить внимание только на молодых мамаш, да и то, если они умудрились сохранить форму после родов, но никак не на карапузов, обретающихся в этой самой песочнице. Такая вот примерная модель взаимоотношений между магами и бездарными. Однако, в случае с главой "Союза" все было несколько иначе, в каждом правиле бывают исключения. Иначе, какое же это правило?

Во-первых, что ни говори, Гистас Грине не был обычным человеком. Глава Ночной Гильдии, да еще получивший, вернее даже – захвативший этот пост, по определению не мог быть обычным человеком – он был, как ни крути, выдающимся человеком. И поэтому не был для магов одним из безликой толпы, а имел вполне узнаваемое лицо. Если продолжить школьные аналогии, то это как особо выдающийся хулиган из второго класса, который держит в руках не только младших и сверстников, а еще и месит без разбору третьеклассников и не пасует перед четвероклассниками. Обычно с такими индивидами старшеклассники ведут себя уважительно, признавая незаурядность личности, а зачастую даже угощают сигареткой, во время перекуров на школьном дворе.

Во-вторых, встреча Гистаса Грине с Витусом Иддером не могла остаться незамеченной. Как-никак Витус – маг. Пусть не лицензированный, но – маг, значит – свой. То, что он каким-то хитрым образом сумел найти источник средств к существованию, позволяющий ему безбедно проживать в благословенном Бакаре, Свэрта никак не интересовало. Глава Гильдии Магов жил сам и позволял другим. В этом была одна из причин его политического долголетия. Он не собирался инициировать никаких расследований, но, с другой стороны, если бы нелегал попался, то и помогать ему и как-то прикрывать, он бы не стал. Попался? – получай. Причем, по всей строгости закона. А для Витуса это было бы вторым разом, со всеми вытекающими отсюда последствиями…

Однако же, дело было не в таинственном источнике доходов Витуса Иддера. Дело было совсем в другом. О том, что портрет Витуса появился на платке морской ведьмы, Свэрту Бигланду стало известно в тот же день. Несмотря на то, что дела бездарных мало его волновали, информаторов у него хватало. Другое дело, что обычно такая информация проходила мимо внимания главы Гильдии Магов. Вот вас интересует, кто какой куличик сделал в той же, пресловутой, песочнице, или кто у кого отобрал лопатку и как при этом рыдал обиженный? Вот и его так же интересовали внутренние дела бездарных, не касающиеся интересов Гильдии Магов. Но, не в этот раз.

То, что белокровие неизлечимо, было общим местом – истиной, так сказать, в последней инстанции, известной любому человеку с дипломом лекаря, хоть магу, хоть бездарному. И все же, Свэрт испытал некую неловкость, признаваясь в этом Змею. Как ни крути, а тот факт, что он – лучший целитель Бакара, если не всей Акро-Меланской Империи оказался не в состоянии помочь, настроения и самоуважения ему не добавлял. Однако, жизнь похожа на зебру – черная полоса сменяется белой! Настроение главы бакарской Гильдии Магов резко улучшилось, когда, явно в связи с этим делом, вдруг, всплыло имя Витуса Иддера. Ушедший в подполье маг, судя по всему, нашел какой-то подход к лечению белокровия, иначе его лицо не появилась бы на платке морской ведьмы.

Проанализировав сложившуюся ситуацию, глава бакарской Гильдии Магов ощутил кладоискательский азарт. Точнее… не совсем кладоискательский. Не он откопал сундук с сокровищами, но он узнал про находку и теперь смотрел в спину счастливца, с натугой извлекающего сундук из ямы. А с кладами все не просто – главное не найти, а сохранить. В чьем подвале, в конце концов, осядет заветный сундучок – тот и кладоискатель!

Главный бакарский маг был умным человеком и прекрасно понимал, что не все знает об окружающем мире, и что все знать невозможно. Все знает только Творец. И то, что ни он, ни другие, известные ему, маги-лекари и просто лекари не умеют лечить белокровие, вовсе не означает, что болезнь неизлечима.

И раз ведьмины экзерсисы с шаром привели к такому неожиданному результату – значит в этом что-то есть. Списывать на случайность появление портрета Витуса Иддера на платке мог бы только полный болван, коим Свэрт Бигланд никоим образом не являлся. Своя же позиция в этом деле представлялась ему идеальной – он ничем не рисковал, а выиграть мог многое.

Если Витус потерпит фиаско, в чем Свэрт сильно сомневался – ведь не зря же гадательный шар указал на него, хотя… в жизни всякое бывает, то, как говорится – и хрен-то с ним! Живем, как жили. Но, вот если он сумеет вылечить Делию… Вот здесь-то и начнется политика. Если Витус потерпит сокрушительный успех, его следует незамедлительно принимать в Гильдию, лицензировать и брать на работу в клинику. Такое научное открытие не может быть сделано в Бакаре без участия лучшего мага-целителя всех времен и народов Свэрта Бигланда! Пусть не им лично, а его лучшим учеником, но в его клинике!

В случае же, если Витус заартачится, его следует убить. Третьего не дано. Оставалось только надеяться на его природный ум и благоразумие. В любом случае, или Свэрт получит талантливого лекаря в свою клинику, или этот лекарь исчезнет и все останется, как было. Риска никакого, но хотелось бы успеха. Очень хотелось! Но, для начала, нужно было обеспечить вундеркинда всем необходимым для работы. И если ему требовалась "Пирамида Света", ее надо было предоставить.

Все эти соображения были очевидны обоим магам, сидящим в кабинете главы бакарского отделения Гильдии Магов.

– Что будем делать? – поинтересовался Индис.

В ответ Свэрт только развел руками, как бы говоря: "А что, могут быть варианты?", однако уточнил:

– Найди мальчика и просвети. – А когда Индис был уже в дверях, добавил: – Только не бесплатно, а то он не поверит.

*****

Авантюра не удалась – "дядюшка" Свэрт на дешевый развод не клюнул. Правда, Карст на это особо и не рассчитывал, но другого плана действий у него просто не было, и хотя фиаско было вполне себе ожидаемо, но настроение, все равно, опустилось ниже плинтуса. Покинув Дворец Магов в расстроенных чувствах, Карст Итал уселся в свой экипаж и медленно и печально направился туда, куда направляется любой истинный бакарец, когда душа его смятенна, а он хочет вернуть себе утраченный душевный покой, а именно – на Королевскую набережную.

Для коренных жителей Бакара Королевская набережная являлась таким же сакральным местом, как Невский проспект для коренных петербуржцев – тех, которых, несмышлеными карапузами, их няни, бабушки и мамы водили гулять в Летний сад и первыми сознательными впечатлениями которых были кони на Аничковом мосту, гранитная набережная Фонтанки, Цирк, Михайловский замок, решетка Летнего сада и, наконец – сам сад.

В память же юных бакарцев навечно впечатывался монументальный фасад дворца адмирала Дидэгуса, ажурная решетка сада ресторана "Радуга" и сам ресторан, сильно смахивающий на королевский дворец в Мадриде, о чем юные бакарцы, разумеется, не догадывались, дворец Великого Князя, конная статуя Императора Клавдиана – собирателя земель, монументальный фонтан Августина и прочая, прочая, прочая…

Немного прокатившись, Карст расположился за столиком уютного открытого кафе, с прекрасным видом на набережную. После короткого совещания с официантом, материализовавшимся у столика в ту же секунду, как маг устроился в кресле, а может даже за мгновение до этого события, они пришли к консолидированному мнению, что для этого времени суток, когда относительная утренняя прохлада сменяется дневным зноем, лучше всего подойдет терпкое исфанское вино, кабирский сыр, составляющий неразрывную пару исфанскому терпкому, и черный ароматный кофе, бодрящий и оживляющий до такой степени, что мог бы использоваться некромантами для подъема мертвецов.

Получив заказ, Карст пригубил вина, съел крохотный кусочек сыра, запил это великолепие глотком крепчайшего, черного-пречерного кофе и впал в не менее черную меланхолию. Причина ее была банальна – маг не знал, что делать дальше.

Если называть вещи своими именами, то с прискорбием следует признать, что Свэрт Бигланд его послал. Мягко, ненавязчиво, можно сказать – нежно, но послал. А в каком направлении продолжать поиски, Карст, просто-напросто, не представлял. Перед его внутренним взором замаячил тупик, в виде огромной, жирной задницы. Ввиду отсутствия альтернативы, придется обращаться за помощью к отцу, а это не самый лучший ход. Это – худший ход, но, к сожалению, единственный, который просматривается.

Дело осложнялось тем, что Эрфан Итраван был человеком честным, неглупым и дотошным. Повадками походил на бульдога – если вцепится, то мертвой хваткой – оторвать можно только вместе с челюстью. Он, впрочем, как и Свэрт, в сказочку со Львиной пещерой ни разу не поверит. Но, в отличие от главы Гильдии Магов, которому все это параллельно – как совсем неправильно представлялось юному банкиру, папаша начнет копать. Выяснится связь Карста с Гистасом Грине.

Отец на этом не остановится, начнет выяснять, как образовалась эта противоестественная, с его точки зрения, связь. А как иначе он может отнестись к тому, что маг служит бездарному нелегально, без ведома Гильдии? В лучшем случае, это противоестественная связь, в худшем – предательство! Наверняка выпытает подробности – он сможет… Всплывут обстоятельства вербовки. Карст помотал головой и даже тихонько застонал, представив, какой грандиозный скандал закатит ему папаша – человек твердых моральных принципов, верящий в братство магов и прочую, тому подобную, романтическую хрень.

Но, скандал – скандалом, а главное – последствия. В лучшем случае взаимовыгодное сотрудничеством с Гистасом придется прекратить и жить на одну зарплату. В худшем – если отец пойдет в своей дурацкой принципиальности до конца, можно лишиться лицензии, а следом за ней бакарского дома, остатков денег и, самое главное – Твили! Никаких иллюзий Карст не питал. Несмотря на то, что он нравился девушке, жить с нищим она не станет… да и на одну зарплату, пожалуй, тоже.

Ситуация складывалась отчаянная. Никого, кроме отца, кто мог бы чем-нибудь помочь, Карст не знал. Обращаться же к Эрфану – смерти подобно. Если же ничего не делать и не искать эту демонову Пирамиду, то Гистас не простит отсутствие результата – маг ощущал это так же отчетливо, как дуновение теплого ветерка, ерошившего его волосы. Судя по тому, что Карст почувствовал во время их короткой встречи, "Пирамида Света" была для Гистаса вопросом жизни и смерти, никак не меньшим, чем для него Твили. Так что, если ничего не делать, то исчезновение любимой тоже будет только вопросом времени, а Карст не представлял жизни без нее. Она была для него, как наркотик. Эйфория, когда девушка с ним, ломка – если нет. Карст был до того погружен в свои горестные размышления, что чуть не подпрыгнул от неожиданности, когда за спиной раздался негромкий, доброжелательный голос:

– Какие люди! – за его спиной стоял и ласково улыбался Индис Карвах – личный друг и, по общему мнению всего магического сообщества Бакара, тайный советник главы Гильдии Магов, с мнением которого тот очень считался. При виде наперсника Свэрта, Карст сначала растерялся, а потом испугался. До него как-то внезапно дошло, что глава Гильдии не так уж безразлично отнесся к его утреннему визиту, как ему до этого представлялось. Дело начинало дурно пахнуть. А Индис, между тем, все так же дружелюбно, продолжил: – Вот уже совсем смирился, что придется пропустить стаканчик в одиночестве, а тут ты сидишь!

При всем своем, нисколько не выдающемся IQ, Карст ни на миг не поверил в случайность этой встречи. Да и как было поверить? Они с Карвахом до этого даже ни разу не здоровались. Не потому, что испытывали какой-то негатив по отношению друг к другу, а потому, что элементарно не пересекались – их жизни протекали в разных плоскостях. А тут такая радость на лице у Индиса, будто встретил давнишнюю любовницу, а она, вопреки всем законам природы, сильно похорошела. Неспроста все это…

"Сейчас будет колоть на предмет предательства интересов Гильдии Магов, и на связь с внешним врагом!" – в ужасе решил морально неустойчивый банкир, покрываясь холодным потом и явственно бледнея с лица.

– Не возражаешь? – спросил Карвах, усаживаясь рядом. Что характерно, сделал он это до того, как прозвучал ответ.

… а если возражаю?.. пойдешь за другой столик?..

– Конечно нет, – натянуто улыбнулся Карст, с трудом беря себя в руки. – Тоже не люблю сидеть в одиночестве, – соврал он.

– Вот-вот! – не прекращая улыбаться, согласился личный друг Свэрта Бигланда. И не меняя веселой интонации и не спуская дружелюбной улыбки с лица, огорошил: – Я слышал, у тебя проблемы. Могу помочь. – От неожиданности Карст Итал икнул. – Это не ответ, – мягко пожурил его Индис.

– В-в-в с-смысле? – сумел через несколько мгновений выдавить Карст.

– Ну-у… тебе вроде нужна "Пирамида Света". Могу помочь. Или у меня неправильные сведения, – нахмурился Карвах, – тогда извини за беспокойство, я пойду.

– Нужна! – твердо ответил банкир, окончательно беря себя в руки. Однако опасения продолжали терзать его нежную душу, поэтому он не удержался от вопроса: – А откуда ты знаешь?

– Слышал, – невозмутимо отреагировал Индис.

– От Свэрта? – засомневался Карст.

– Зачем от Свэрта? От тебя.

– В смысле? – нахмурился банкир.

– В прямом. Рядом с кабинетом Свэрта есть маленькая комната, откуда все прекрасно слышно… – Индис сделал крохотную паузу, во время которой Карст успел подумать: "И видно!", а Карвах продолжил: – Я там работал, когда вы разговаривали.

По всем прикидкам Индиса Карваха, Карст Итал, выслушав достаточно залегендированную версию его появления в кафе, должен был успокоиться и перейти к обсуждению конкретных деталей обмена интересующей его информации на маленькие желтые кругляши, однако этого не произошло, и Карст продолжил любопытствовать:

– А откуда ты знаешь, где находится Пирамида?

Ответа на этот простой вопрос у Индиса не было. Ведь не рассказывать же щенку, что Свэрт польстился на бешенные деньги, которые предложил ему Дож Талион Арден за охранный артефакт, сердцем которого являлась "Пирамида Света"? Рядовые члены Гильдии Магов могли сколько угодно подозревать своего руководителя в различных махинациях и, кстати говоря – подозревали, но, конкретной информации не имели и не должны были иметь. Так что, честный ответ, в котором упоминалось бы руководство Гильдии, отпадал.

А если предположить, что подобный артефакт оказался у бездарного без ведома Гильдии – тоже ничего хорошего. А может еще и похуже. Получается, что бакарское отделение Гильдии Магов не справляется со своими прямыми обязанностями по контролю за оборотом артефактов повышенной опасности. Получался форменный цугцванг – любой ход вел к ухудшению позиции. Поэтому Индис Карвах резко сменил тему:

– Я хочу за сведения о "Пирамиде Света" тысячу золотых, – ровным голосом сообщил он.

– Сколько!?! – возопил Карст. Как только разговор перешел в привычную ему плоскость финансовых переговоров, он ощутил полную уверенность в своих силах, выбросил ненужные вопросы из головы и почувствовал, что контролирует ситуацию. Весьма обманчивое, надо честно признать, чувство.

– Тысячу, – невозмутимо повторил Индис.

– Сто! – тут же выпалил в ответ Карст, азартно включаясь в процесс формирования цены.

– Девятьсот. И то, исключительно из уважения к твоему отцу. Я его давно знаю и очень уважаю.

– Сто пятьдесят!

– Восемьсот, и то…

Интенсивные торги закончились через несколько минут на цифре пятьсот.

– Итак. – Карст Итал скрестил руки на груди, приняв позу Наполеона. – Слушаю.

– Деньги вперед! – твердо объявил Карвах. Видимо эта формулировка интенсивно циркулирует между мирами, ввиду своей лаконичной отточенности и красоты.

– Но, позволь… – засуетился банкир.

– Не позволю! – решительно заявил Индис Карвах. – Деньги вперед! – И посмотрел на Итала таким взглядом, что всяческая охота к торговле с того моментально слетела, будто ее и не было.

Пришлось Карсту лезть в свой кошелек с сотенными векселями и выкладывать на стол пять золотых прямоугольников, которые незамедлительно перекочевали в руки Карваха.

"Эх, продешевил я! – огорченно подумал Индис. – Раз этот павлин с собой такие деньжищи таскает, надо было больше просить! Наверняка дал бы – куда ему деваться?"

"Эх, переплатил я! – не менее огорченно думал Карст Итал. – Хватило бы и двухсот. Да чего уж теперь говорить…"

Обе высокие договаривающиеся стороны итогами переговоров остались недовольны, однако Карвах, в отличие от банкира, который насупился и обиженно поджал губы так, что они, точь-в-точь, стали походить на куриную гузку, свое недовольство никак не проявил, и с невозмутимым выражением лица продолжил:

– На основе "Пирамиды Света" был сделан артефакт, создающий мощный защитный купол. В настоящее время он находится в руках Дожа Талиона Ардена. Когда завеса включена, проникнуть через нее невозможно. Включается и выключается другим артефактом, который выглядит, как маленький цилиндрик.

Информация была исчерпывающая, но в душе Итала уже свила гнездо жаба, которая свербела о потерянных активах – ему казалось, что он потерял деньги, целых триста золотых! С тем, что информация стоила двести монет, он был внутренне согласен, но еще триста – это перебор! Про то, что он получил от Гистаса десять тысяч для ее добычи, Карст Итал как-то забыл. Вот такая у него была избирательная память. Тут помню, тут не помню. Ну, что тут сказать… – это явление довольно распространенное и многие с ним сталкивались, когда напоминали начальству про обещание поднять зарплату, о котором начальство напрочь забыло. Прекрасно понимая, что сделанного не исправишь – переплаченные денежки не вернешь, Карст решил хотя бы выразить свое неудовольствие и хмуро, с видом братка, общающегося с лохом, осведомился:

– Это точно!? – Этим вопросом, в частности, и своим нагло-обиженным, или же обиженно-наглым, видом, в целом, он окончательно уронил свой статус, в глазах Индиса. Причем, до отрицательных значений. Пришлось Карваху снова смотреть на зарвавшегося банкиришку "специальным взглядом", от которого язык последнего опять прилип к нёбу.

– Может тебе принести Великую Клятву На Крови? – нехорошо улыбаясь осведомился личный друг Свэрта Бигланда. Что характерно, именно в этот момент Карст Итал внезапно вспомнил, что разговаривает он не с кем-нибудь, а с наперсником главы Гильдии Магов. В процессе торгов он совершенно выпустил этот факт из головы. Эта мысль поразила его, как гром с ясного неба, и он так и застыл с полуоткрытым ртом. А рот был приоткрыт потому, что он собирался что-то сказать. Правда, что именно, Карст напрочь забыл. А Карвах, между тем, явно ожидал ответа на свой вопрос. И снова, не в первый уже раз с начала встречи, юному банкиру пришлось брать всю свою волю в кулак, чтобы воспользоваться даром речи, напрочь утраченным от волнения:

– Н-нет, н-н-не н-н-н-ужно, – твердо обозначил он свою позицию по этому вопросу.

– Ну, не нужно – так не нужно, – легко согласился Индис, – тогда я пошел. Работать надо. – С этими словами он положил на стол серебряную монету и был таков.

"Да-а-а… не позавидуешь Гистасу – таких засранцев приходится вербовать, – подумал Карвах, поудобнее устраиваясь на диване своей кареты. – И это хорошо – значит нормальные не идут!"

*****

Как легко можно догадаться, радио, телевиденья, Интернета, желтой прессы, типа еженедельного иллюстрированного журнала "Тайны звезд", где под звездами подразумеваются не небесные светила вроде нашего Солнца, Сириуса, Кассиопеи и им подобных, а "звезды" покруче – калибра Киркорова, Билана, Тимати, Кадышевой, Бабкиной, Пугачевой и Галкина, в Бакаре не было. Однако, недостатка информации, о жизни подобного рода "светил", жители благословенного города не испытывали. Отсутствие желтых СМИ вполне компенсировалось развитым институтом сплетен. Любая, более-менее важная информация становилась достоянием прогрессивной общественности буквально в момент ее возникновения. Никакого вразумительного объяснения механизма этого явления не имелось – и наука и магия пасовали.

Благодаря наличию этого института, для Карста Итала не было секретом ни наличие непримиримых разногласий между отдельными членами семьи Арден, ни тот факт, что Дож Талион фактически развелся с первой женой и живет в любви и согласии с молодой любовницей Ремой Тракат, которая родила ему дочку Марину. Знал он и о месте проживания счастливого семейства – на вилле, неподалеку от города. Именно туда он и направился, справедливо рассудив, что прежде чем идти к Гистасу, необходимо проверить информацию самому. Мало ли что…

Два противоречивых чувства раздирали душу Карста Итала после того, как его экипаж неторопливо проследовал мимо виллы Дожа Талиона. Первым чувством была радость. Радость от того, что он не поспешил к Гистасу Грине докладывать о своих успехах, а мудро решил все досконально проверить, ибо никаких успехов не было и в помине – над виллой и садом не висела огненная сеть, никакой защиты установлено не было!

Вторым чувством была злость. В основном, процентов на девяносто, она была направлена на подлого обманщика Индиса Карваха, который воспользовался бедственным положением Карста и выманил у него пятьсот монет. Вдумайтесь в эту цифру – пятьсот монет! Развел его, как меняла деревенского лоха! Остальные десять процентов злости Карст направлял на себя, что говорило о том, что он не вполне безнадежен.

Что тут можно сказать – все возвращалось на круги своя. Проблема закольцовывалась. С чего день начался, тем и закончился – юный банкир снова не знал, что делать и перед ним снова замаячила грозная тень отца, обращаться к которому хотелось в последнюю очередь. Но, похоже было на то, что очередь уже подошла – впереди маячила свободная касса. С этими грустными мыслями, Карст вернулся на Королевскую набережную, устроился в одном из бесчисленных питейных заведений, и начал кушать горькую – в этом отношении мы удивительно схожи с бакарцами.

Дойдя до кондиции, он решил немедленно ехать к Эрфану, кинуться ему в ноги, повиниться и отдать себя в руки папы. Вечно живой Ильич отмечал, что идея, овладевшая массами – страшная сила. Наглядным подтверждением этого тезиса мог бы служить пьяный до изумления Карст Итал, сумевший не только правильно расплатиться, но даже подняться из-за стола и добрести до своего экипажа!

Нетвердой рукой Карст взялся за вожжи, хотел грозно щелкнуть кнутом, но вследствие несовпадения своих желаний со своими возможностями только икнул, однако мудрая лошадка его прекрасно поняла и плавно потрусила вперед. Как правильно замечено – судьба благоволит пьяным и влюбленным. А так как юный банкир относился и к тем, и к другим, то когда он разлепил глаза, чтобы понять, куда он, Тьма его побери, едет, то перед его глазами открылась картина, от которой он немедленно протрезвел. А увидел он виллу Дожа Талиона Ардена прикрытую огненным куполом защитного плетения!

*****

Как только информация о "Пирамиде Света" была доведена до сведения главы "Союза", он приказал немедленно установить непрерывное скрытое наблюдение за виллой Дожа Талиона, за ним самим и за его людьми, но никаких активных действий не предпринимать. Стороннему наблюдателю, если бы таковой нашелся, трудно было бы понять, что лежало в основе такого решения.

Казалось бы, что Гистас, как сходящий с ума от горя отец… или все-таки в основе его чувства к Джулии лежали сексуальные мотивы? – этого никто не знает, должен был немедленно, не считаясь с потерями, атаковать виллу и захватить артефакт, который мог бы спасти любимую. Однако он этого не сделал, что шло совершенно вразрез с его обычным поведением в критических ситуациях, где он действовал быстро, жестко, жестоко, бескомпромиссно и максимально оперативно. Но, ничего подобного сделано не было, хотя и напрашивалось. Следовательно, для подобной пассивности имелись причины, и судя по всему – достаточно веские.

Если бы, отталкиваясь от факта промедления, этот гипотетический сторонний наблюдатель предположил, что Гистас хотел сохранить своих людей и минимизировать потери в ходе операции "Артефакт", то снова бы ошибся. Глава "Союза", не задумываясь, положил бы на алтарь отечества – если использовать штампы казенной пропаганды, или же на алтарь своей любви – если использовать те же штампы, но из женских любовных романов, весь личный состав "Союза", начиная с начальника Таможенного Цеха и заканчивая последним нищим, если бы был уверен, что такая лобовая атака позволит завладеть "Пирамидой Света".

И не пошел он на штурм виллы только потому, что не было никакой уверенности, что такая атака будет результативной. Существовала большая вероятность положить всех своих солдат, офицеров и генералов, погибнуть самому и не получить взамен ничего. Многие люди в такой ситуации, в которой оказался Змей, когда от твоих действий зависит жизнь близкого человека, дуреют – или впадают в оцепенение, или в ее антипод – лихорадочную, бессмысленную активность, громоздят одну ошибку на другую, и в результате терпят провал. Те, кто впал в оцепенение, остаются с выжженной душой у могилы, в которую вскорости и сами сходят, виня себя во всем на свете, а те, кто занялся бессмысленной активностью, и любимых не спасают, и сами гибнут в процессе пустых хлопот. Гистас же пошел профессиональным путем – и в отчаянье не впал, и в броуновское движение не ударился, а предпринял все шаги, необходимые в сложившейся ситуации.

В результате двухсуточного наблюдения было выявлено следующее: если Дож, вместе со своим конвоем, состоящим из тридцати латных всадников, находился на вилле, защита не включалась. "Пирамида Света" активировалась только, когда он, в сопровождении своего эскорта, покидал дом. Когда же Талион вечером возвращался, защита снималась, карета хозяина заезжала во двор, после чего конвой отбывал восвояси – его рабочий день был закончен до следующего утра. Как только последний гвардеец покидал территорию виллы, "Пирамида Света" снова активировалась. Менялись ли люди в охране установить не удалось – доспехи были унифицированы, а лошади одной, красно-рыжей масти.

Казармами гвардии Дожа Талиона служил комплекс зданий с хорошо охраняемым периметром, расположенный на ближайшей к вилле окраине Бакара. Непосредственно рядом с базой проходила дорога, ведущая к усадьбе. По мнению главы "Союза", именно эти географические обстоятельства и послужили главным аргументом при ее покупке. Наверняка существовал тревожный сигнал – костер с пламенем определенного цвета ночью, или дым от этого костра днем, а может что-то магическое – детали неважны, что позволяло поднять по тревоге гвардию Дожа, которая через двадцать минут могла прийти на помощь атакованной вилле.

Гистас проанализировал ситуацию и впал в уныние – картина складывалась удручающая. "Пирамиду Света" можно было получить двумя путями: мирным и диаметрально противоположным. Как показал домашний анализ, оба пути были тупиковыми. Корень зла мирного пути заключался в том, что Дож Талион был богат и беззаветно любил своих девочек – Рему и Марину. Из-за них он даже пошел на громкий скандал с семьей, ставший достоянием гласности, чего люди его круга старались избегать так же тщательно, как политики проверки выполнения своих предвыборных обещаний. А если он пошел на это, значит дороже молодой жены и новорожденной дочери у него ничего не было. Они перевешивали все остальное, что было в жизни Дожа Талиона, и Змей прекрасно его понимал.

Так вот… если бы Дож не был богат, "Пирамиду Света" у него можно было бы попытаться купить, но богатый человек не станет продавать вещь, нужную ему самому, сколько бы денег за нее не предложили. Помимо этого, положение осложнялось тем, что вещь, которую Талион явно не захочет продавать, была нужна для защиты его девочек, которые составляли смысл его жизни. Гистас поставил себя на его место – продал бы он что-то необходимое для защиты Джулии? – ответ очевиден. Причем величина предложенной суммы никакой роли не играла.

Мирный путь отпадал, оставался альтернативный, но и здесь имелись свои трудности, никак не меньшие, чем на мирном. Если исходить из теории, то для проникновения на такие, тщательно охраняемые, объекты существует очень ограниченное количество методов. Первый – штурм. Второй – подкуп, или же шантаж кого-либо из охраны, или и то, и другое одновременно – комплексный подход, так сказать. Человеку говорят: "Открой дверку, а за это мы тебе дадим мешочек с золотом, или там – пачку долларов. А не откроешь, дочку твою, или сына, или жену – смотря кого поймать удалось, порвем на мелкие кусочки". Угадайте с трех раз, что выберет припертый к стене охранник? Третий, и наиболее частый способ – проникновение под видом сменного обслуживающего персонала. Четвертый, так же весьма распространенный – инфильтрация внутрь охраняемого периметра вместо, или вместе с поставщиками всего необходимого для обеспечения жизнедеятельности объекта. Гистас тщательно проанализировал все имеющиеся альтернативы.

Начал с подкупа и шантажа. И сразу мимо. Непременным условием для проведения этого мероприятия является наличие объекта, который можно будет подкупить, или же шантажировать, или делать и то, и другое, одновременно, а вот с эти-то, как раз и был затык. И дело было не в беспредельной, можно сказать – нечеловеческой преданности и неподкупности охранников Дожа Талиона и обслуживающего персонала виллы. В конце концов – все мы люди, и стражники Талиона, и обслуга, тоже. Дело было в другом – в чисто технических трудностях. Для оперативной разработки и последующего вербовочного подхода необходимо было отследить персоналии из личного состава эскорта и штата прислуги, обслуживающей виллу. Однако, при выполнении этой, казалось бы рутинной операции, возникли непреодолимые трудности.

Персонализировать личный состав эскорта не удалось по той простой причине, что эти металлические статуи в процессе дежурства, забрала своих шлемов не поднимали. Как утром выезжали из ворот казармы "застегнутыми на все пуговицы", так и въезжали вечером обратно на базу. Никто, ни разу, "на людях" личико не показал – с дисциплиной в гвардии Дожа Талиона было все в порядке. Конечно же, во дворце Дожа, дожидаясь его, они, наверняка, рассупонивались, может вообще доспехи снимали, но попасть туда у шпионов Змея возможности не было.

Выявить же отдежуривших охранников, среди многочисленного персонала базы, постоянно снующего туда и обратно через ворота, возможности не было. Количество людей, единомоментно обретающихся на базе, как показала слежка, доходило до ста пятидесяти. Конечно, можно было бы начать играть вслепую – начать вербовку с произвольного человека, а через него выйти на кого-нибудь из эскорта. Однако, опасности такого подхода были очевидны: объект соглашается на вербовку, а сам докладывает об этом Талиону, или капитану стражи. Следствием этого является усиление охраны, что снижает и так микроскопические шансы на успех операции. Поэтому, по трезвому размышлению, Гистас решил отказаться от поисков подхода к вилле через ее охрану. Но, главным образом из-за того, что путь этот требовал более-менее длительного времени, которого не было.

Наблюдение также показало, что днем, когда Дож Талион, вместе со своим бронированным эскортом, отсутствовал на вилле, и ночью, когда он присутствовал, но без усиленной охраны, то есть в те периоды времени, когда работала "Пирамида Света", на ее территории оставалось постоянное количество обитателей: сам Дож – естественно, если речь шла о ночной поре, или о тех редких случаях, когда он днем не был занят в городе; его любимая женщина Рема Тракат; их новорожденная дочь Марина; десять человек челяди, восемь двуногих охранников и четыре горных волкодава. Состав участников за время наблюдения не менялся. Складывалось впечатление, что они были такими же бессменными обитателями виллы, как Рема с Мариной, которые ее территорию не покидали.

Но, даже если бы нашелся предатель, толку от него не было бы никакого. Не было на вилле калитки, которую мог бы открыть изменник. Хотя нет – калитка все же была, да вот толку от нее, в смысле тайного проникновения, не было никакого. Не было и тайного, подземного хода, через который этот самый предатель мог бы провести диверсионную группу. Дож Талион хорошо продумал, как сберечь своих девочек, которым угрожала постоянная опасность со стороны его законной супруги.

Он мог бы поселиться с Ремой и Мариной в одном из своих многочисленных дворцов, однако, там как раз и имелись в наличии и калитки, и темные коридоры, и пустующие комнаты, и тайные ходы, следовательно существовала и вероятность предательства, а вот на вилле ничего этого не было. Вилла или была отгорожена от мира едва заметной, но от этого не менее смертоносной огненной стеной, или же ее территорию охраняла многочисленная, хорошо подготовленная стража. И что толку от изменника, который тайком открыл бы эту пресловутую калитку? Иди, прожарься хорошенько, или пообщайся с бронированной охраной. Богатый выбор.

Чтобы добиться результата на этом пути, надо было подкупить половину охранников, которые связали бы боем оставшуюся половину, и в этот момент можно было бы заняться похищением "Пирамиды Света". Очевидно, что это утопия.

Конечно, в других условиях, можно было бы вдумчиво поработать с Авктом – начальником охраны Дожа Талиона. Но, к сожалению, не в теперешних. Ну ладно – завербовали его, и что дальше? Нет, понятное дело – кое-что он может. Авкт может вместе со своим отрядом опоздать с прибытием на виллу, а в лучшем случае вообще не явиться. И что? Пока охрана не подойдет, Пирамиду не отключат, так что опаздывай, не опаздывай – толку никакого. Не появится в условленное время штатная охрана? Ничего страшного – подадут условный сигнал и через двадцать минут на вилле будет усиленная тревожная группа, и начнется тщательное расследование, куда подевался эскорт вместе со своим командиром. И что в итоге? – тупик.

Может начальник охраны приказать своим людям пропустить нападающих? – нет. Не поймут его гвардейцы. Да и наверняка проинструктированы Талионом на такой случай. По крайней мере, Змей, на его месте, непременно бы этим озаботился. А полагать, что Дож глупее, или беспечнее его, никаких оснований у Гистаса не было. Что еще? Может Авкт заставить гвардейцев сложить оружие? – тоже вряд ли. Так что не очень понятно, как этого высокопоставленного предателя модно использовать. Имеется в виду, в данном, конкретном случае, так-то придумать можно. Ну, и опять же, вариант с подкупом и шантажом требовал времени на подготовку, а вот его-то, как раз и не было. Жизнь Делии висела на тоненьком волоске, который истончался с каждой секундой.

Так, что там дальше? – проникновение под видом сменного обслуживающего персонала. Всякие там повара, официанты, конюхи, садовники, горничные и прочая обслуга. Опять мимо. Никто из подобной братии, за время наблюдения за виллой, не появлялся и не покидал ее территории. Конечно, можно было с уверенностью предположить, что в дальнейшем что-то такое произойдет, да вот только времени ждать не было.

Ну, и практически беспроигрышный, в большинстве случаев, вариант – инфильтрация внутрь охраняемого периметра вместо, или вместе с поставщиками всего необходимого для обеспечения жизнедеятельности объекта. И снова вилы! Дож Талион поступил так же, как поступил бы на его месте Змей – он привозил все необходимое сам, в своей большой карете! Причем в своей осторожности он пошел гораздо дальше. Гораздо!

Наблюдение показало, что несколько слуг, причем каждый день разных, в сопровождении охранников в доспехах – один Творец знает, как они себя там чувствовали в условиях бакарского солнцепека, но, по крайней мере, ни один от теплового удара не свалился, посетили разные рынки, слава Свету – в Бакаре их хватало, и закупили провизию, ни разу не обратившись на второй день к продавцу, задействованному в первый. Судя по всему, брошенная женушка приучила Дожа Талиона к осторожности… чтоб ей пусто было!

Итак, оставался штурм. Атаку на виллу с активированной "Пирамидой Света" можно вообще не рассматривать, потому что это не атака, а массовое самоубийство. Причем – бессмысленное. Нападающие будут сожжены работающим артефактом. Второй вариант – атака на виллу с отключенной Пирамидой. Теоретически возможно, но… На территории виллы будут присутствовать тридцать бронированных воинов и восемь бойцов, скажем так – постоянной охраны. Наверняка они менялись, и к ним можно было бы найти подходы, чтобы перейти к варианту "подкуп или шантаж", но времени на это, опять-таки, не было.

Казалось бы, справиться с таким ограниченным контингентом можно – задача конечно же непростая, но решаемая. Но, это, опять же, смотря для кого. Глава "Союза" мог обеспечить чуть ли не десятикратный численный перевес атакующих, вот только уровень этих самых нападающих был не только ниже табуретки, а пожалуй, и плинтуса.

Самые лучшие бойцы, имевшиеся в распоряжении Гистаса были ребята из Серого Цеха, да и то, термин "бойцы" с ними коррелировался слабо, а если называть вещи своими именами и не обманывать самого себя – то никак. Сотрудники Серого Цеха были специалистами по тихому устранению: отравленной стрелкой пульнуть из духовой трубочки, яду подсыпать незаметно, шилом ткнуть в толпе, ну и прочие "интеллигентные" методы отправки себе подобных в лучший мир. В открытом же бою, тем более с хорошо обученным – а в этом сомневаться не приходилось, и закованным в броню противником, толку от них было, как с козла молока.

Разумеется, если бы не латы у гвардейцев Дожа Талиона, Серый Цех наверняка смог бы сказать свое веское слово – все его сотрудники неплохо стреляли из луков и арбалетов и могли бы первым же залпом выкосить практически всех защищающихся, но, наверняка и Талион рассуждал именно так, экипируя свою гвардию. И судя по всему, денег на это не жалел. Видать каждую секунду ждал подвоха от брошенной женушки, да и кроме нее врагов у него хватало – глава "Союза" навел справки.

Про остальных же, если можно так сказать – подданных, Гистаса Грине и говорить нечего. Конечно, никто не спорит – среди них имелись многочисленные виртуозы ножевого боя, да вот только в сложившейся ситуации – открытом столкновении с профессионалами, облаченными в доспехи, никак не уступающие, а может даже и превосходящие земные "Максимилиановские" – лучше которых уже ничего создано не было, шансов у "работников ножа и топора" было, как у македонской фаланги против танкового батальона.

Конечно, можно было бы воспользоваться аутсорсингом – набрать отряд наемников, способных на равных сразиться с гвардейцами Талиона. В Бакаре подобных специалистов хватало, Гистас их знал – ему хватило бы дня, чтобы собрать пять десятков профессионалов меча, копья и щита, деньги у него были, но никто из известных ему бойцов, на эту операцию не подписался бы. Местная аристократия, раздираемая многочисленными противоречиями – от экономических, до геральдических, и не упускавшая возможности пустить кровь друг дружке, мгновенно объединилась бы, чтобы уничтожить чернь, посмевшую поднять руку на одного из своих, и не успокоилось бы, пока последний из нападавших, включая вдохновителя и организатора – Гистаса Грине, не упокоился бы с миром на одной из многочисленных бакарских свалок. И все бакарские наемники прекрасно об этом знали. Набирать же отряд в другом месте было бесполезно из-за все того же лимита времени.

Тщательно все обдумав, Гистас пришел к печальному выводу, что если ничего лучшего придумать не удасться, то придется идти на открытый, а говоря другими словами – самоубийственный, штурм, и что ему придется в нем участвовать. Следует отметить, что печаль его была вызвана отнюдь не страхом за свою жизнь. Когда речь шла о Делии, инстинкт самосохранения у Змея отключался.

Не была она вызвана и тем обстоятельством, что он по морально-этическим, или еще каким, соображениям не мог послать своих людей на смерть, а сам остаться в окопе – еще как мог. На что же еще нужны людишки, как ни на то, чтобы приносить пользу, ему – любимому? А то, что ценой своей жизни, к слову говоря – никчемной, так что ж – все мы смертны… Кто-то раньше, кто-то позже, но все, а так, хоть польза от них будет.

Печаль его была вызвана ясным пониманием полной бесперспективности этой идеи с открытым штурмом. В этом его решении – возглавить атаку мертвецов, не было ни романтики, ни героизма. Просто оно дарило мизерный, чуть-чуть отличный от нуля, шанс на успех. Без него, атакующая толпа будет выкошена в течении считанных минут, не нанеся никакого ущерба бронированным защитникам виллы, а его присутствие несомненно позволит проредить ряды защищающихся, что подарит крохотную тень шанса на успех, но… Опять это самое "но".

Дело было в том, что в эскорте Дожа Талиона имелся маг – Дамир Арвегас. А драться одновременно с магом и "броневиками" Талиона было бессмысленно – упокоят гарантированно. К тому же, как только начнется боестолкновение, будет включена "Пирамида Света", что несомненно отсечет часть нападающих. Правда, как уже отмечалось, толку от них все равно – как от беременных мартышек, отсекай не отсекай. Но, вот что гораздо хуже – будет подан сигнал тревоги, и в скорм времени в окрестностях виллы появится бронированное подкрепление. Так что, если бы стояла задача уничтожить личный состав "Союза", то лучшего способа, чем открытая атака на виллу Дожа Талиона, было бы не найти.

Но, с другой стороны, Гистас Грине, как человек холодного, логического склада ума четко осознавал, что если он не пойдет на штурм, то потом, когда Джулии не станет, он все время будет задавать себе вопрос: "А вдруг получилось бы? А вдруг…". А задавая себе такой вопрос, человек долго не живет. Так что, лучше попробовать и не жалеть, чем не попробовать и жалеть. Этот принцип так же хорош при попытке знакомства с высокомерными, неприступными красавицами. Конечно, в девяти случаях из десяти будет облом, но десятый вознаградит за все.

И вот теперь, когда решение об атаке на виллу было принято, а шансы на успех были примерно, как при прыжке со скалы в бушующее море, или же в жерло просыпающегося вулкана – вероятность выжить была примерно одинакова, не грех было поискать и соломинку, которая гипотетически могла бы помочь.

Немного поразмыслив, Змей приказал закладывать коляску, чтобы ехать к Витусу Иддеру. Если и можно было получить от кого-либо толковый совет, то только от него. Вернее, не совсем так – получить толковый совет можно было много от кого, от того же Свэрта Бигланда, например. Имеется в виду, получить толковый совет от человека посвященного в дело, а так-то мудрецов в Бакаре хватало. Маг выслушал Гистаса молча, ничего не уточняя и не переспрашивая. После того, как Гистас замолчал, он некоторое время о чем-то думал, а потом неожиданно для Змея поинтересовался:

– У тебя есть кто-нибудь, кто в одиночку совладает с ночной охраной и собаками? – Услышав утвердительный ответ, Витус, не вдаваясь в подробности: кто это, каким образом и все такое прочее – чувствовалось, что все эти нюансы ему глубоко безразличны, продолжил: – Можно попробовать пройти сквозь завесу "Купола Огня". – Он на секунду задумался и добавил: – В некоторых книгах его еще называют "Огненным Цветком".

– Что за цветок? – поднял брови Гистас. Он нутром почувствовал, что вот он – шанс! Сердце его учащенно забилось, глаза загорелись, однако, боясь спугнуть удачу, Змей постарался остаться невозмутимым, или хотя бы выглядеть невозмутимым. Удача не любит экзальтации.

– Составной артефакт, из двух частей. Первая – "Пирамида Света", она дает силу. Вторая часть артефакта управляет Пирамидой. Она бывает в разном исполнении: перстень, колечко, кулон… – не важно. Функция одна – управление Пирамидой, а форма может быть любой. Так вот… некоторое время назад я наткнулся на описание "Купола Огня" и решил разобраться так ли он непроходим. – Витус сделал паузу, собираясь с мыслями. Гистасу ужасно хотелось взять мага за шкирку и потрясти, чтобы тот быстрее говорил, быстрее предлагал решения и вообще все делал быстрее – Гистас физически чувствовал, как утекают мгновения, оставшиеся у Джулии. Но, он не был бы Змеем, если бы позволил себе действовать под влиянием чувств и эмоций, поэтому глава "Союза" внешне спокойно и невозмутимо ждал продолжения. И дождался. – Теоретически завесу можно преодолеть. Вообще – любое защитное плетение можно пройти. У них, у всех есть одно слабое звено… теоретически. Когда я это понял, я начал делать артефакт-ключ, почти закончил, а потом забросил – более срочные дела подвернулись.

На самом деле, все было почти что так, как излагал маг, но… за исключением нескольких маленьких нюансов. А дьявол, как известно, кроется в деталях. Во-первых, Витус не делал защитный артефакт, он на него случайно наткнулся, когда бродил по Радужному рынку – местному аналогу блошиного. Он любил здесь толкаться в поисках затейливых вещиц и книг из прошлых времен, которые нет-нет, да всплывали из небытия.

В тот раз, едва взглянув на массивный, несколько даже аляповатый, серебряный перстень, он сразу же насторожился. Несомненно в безделушке что-то было. Как опытный покупатель, Витус ничем не выдал своего интереса, разгорающегося с каждым мгновением, а начал прицениваться к разному хламу, в изобилии разложенному на грязной тряпке, когда-то, в незапамятные времена, носившей гордое имя "простыня".

Продавец, носатый и горластый горец с горящими глазами, торговался за каждый медяк с таким остервенением, как будто от результатов торгов зависела его никчемная жизнь и с каждым лотом, который все никак не удавалось всучить магу, свирепел все больше и больше, словно горный мангул – противоестественная помесь осла и гиены, сохраняющая все худшие качества обоих родителей.

Разумеется, никто и никогда процедуры зачатия не видел, да и трудно было вообразить, что в процессе, или же после него, гиена не сожрет осла или ослицу – в зависимости от того, кто был, так сказать – принимающей стороной, но общественное мнение упорно считало мангула детищем именно этих животных – уж больно противный у него был вид и характер.

Доведя носатого до точки кипения, и сделав вид, что уходит, Витус лениво взял в руки вожделенный перстень и поразился тому, как мало тот весит. Вне всякого сомнения, перстень такого размера из любого известного магу металла, или сплава: золота, серебра, меди, олова, свинца, железа, бронзы, или же стали, должен был весить больше. Гораздо больше! Это открытие еще больше утвердило Витуса во мнении, что перстень не простой. Однако, простой перстень, или же непростой, ничто не могло повлиять на игру мага – ни один мускул не дрогнул у него на лице, когда он вальяжно, будто делая великое одолжение, поинтересовался у продавца: "А за это сколько хочешь?", при этом всем своим видом изображая, что делает тому величайшее одолжение, интересуясь таким дерьмом. В запале, горец выкрикнул: "Золотой!", но наткнувшись на соболезнующий взгляд мага пошел на попятную и в результате короткого, но яростного торга, Витус получил перстень за серебряную монету. Как правильно замечено: талантливый человек талантлив во всем, включая искусство торговаться.

Некоторое время спустя, Витус за большие деньги, можно сказать – из-под полы, прикупил запрещенный к свободному распространению трактат с профессиональным описанием технологии создания "Огненного Цветка". Тщательное изучение документа позволило ему уловить скрытые взаимосвязи между Цветком и Перстнем, и взглянуть на последний, так сказать – вооруженным взглядом. В процессе сравнительного анализа выяснилось, что плетение, реализованное в Перстне, предназначено для преодоления стационарных защитных заклинаний, причем даже таких мощных, как Цветок, ну а то, что артефакт не местной работы, маг понял с самого начала, как только начал с ним работать.

В том, что Витус сумел разобраться с назначением Перстня нет ничего удивительного – профессионал всегда поймет другого профессионала, работающего в той же области. Ну-у… к примеру, если бы в руки Петера Генлайна, из Нюрнберга, который сделал первые карманные часы еще в начале XVI века, попали современные механические, или кварцевые, он несомненно разобрался бы с их механикой, и так же несомненно понял, что они сделаны не здесь и не сейчас. Сумел бы он разобраться с электронными? – это вопрос. С начинкой, разумеется, нет – слишком велик технологический разрыв, а с внешним интерфейсом – с тем, ЧТО они показывают – наверняка. И наверняка, это не потребовало бы очень много времени. Так и Витус, тщательно изучив Перстень, понял для чего он предназначен, а заодно пришел к выводу, что сделан он не Сете, а если и на Сете, то не людьми, а если и людьми, то не теми, которые сейчас населяют планету.

В нынешнее время сделать такой Перстень было невозможно. И вот почему. В артефактостроении одинаково важны обе части – и магическая составляющая и структура, внедренная в материальный носитель плетения. А при имеющемся уровне развития технологий на Сете, создать структуру, подобную той, которая была реализована в Перстне, было невозможно. Для наглядности опять же воспользуемся примером гениального средневекового часовщика, которому попал в руки экземпляр современных механических часов, каких-нибудь "Timberland", или "Tissot", или еще каких. Так вот, покопавшись внутри этих замечательных приборов, вышеупомянутый Петер Генлайн, пришел бы к несомненному выводу, что при современном ему уровне развития машиностроения и материаловедения создать детали и детальки, которые он увидел, вскрыв корпус, невозможно. Про миниатюрные подшипники и всякие хитрые сплавы он смог бы понять только то, что он не представляет, как и из чего они сделаны. Да что там подшипники – в его время невозможно было создать даже обычные зубчатые колеса, обработанные так же тщательно, как те, которые открылись его взгляду.

Вот и Витус пришел к аналогичному выводу относительно Перстня. И если продолжить сравнение с часами, то как Петер Генлайн сумел бы разобраться, как завести исправные часы, так и Витус сумел зарядить разряженный Перстень, приведя его в боевое состояние. Разобравшись с назначением могущественного артефакта, попавшего к нему в руки, Витус, кто бы сомневался, загорелся страстным желанием испытать его по-взрослому. А для этого был только один путь – одеть Перстень и пройти через хорошо сконструированное и, соответственно – хорошо заряженное охранное плетение. Однако, проводить испытание на себе любимом он не собирался. Когда человеку живется хорошо, или, по крайней мере – неплохо, он к развлечениям, связанным с реальным риском для жизни, не склонен. Если он, конечно, не адреналиновый наркоман, а Витус наркоманом не был. И тут такой случай! – удача сама шла к нему в руки.

– Так вот, – продолжил Витус, – я сейчас за него возьмусь, к ночи будет готов… я думаю. Можно будет попробовать. – На самом деле Перстень был исправен и заряжен под самую горловину бензобака, а маг собирался за оставшееся время подготовить еще один артефакт с совершенно другим функционалом, но Гистасу знать, с каким именно, не полагалось. – Но… – маг внимательно взглянул на Змея, – без гарантии. Сам понимаешь – это будет испытание артефакта. Так что, если твой человек сгорит, – маг развел руками, – без обид.

– Какие обиды? – усмехнулся Гистас. – Некому обижаться будет. Я сам пойду.

– Почему? – Удивился Витус. – Нет специалистов? – Гистас только покачал головой, подтверждая, что мол – нету. – А раньше были… – с ноткой ностальгии, удивившей его самого, продолжил маг. – Но, в любом случае, тебе виднее.

… вот и чудесно… меньше будет проблем… если что…

Змей покривил душой. В Сером Цехе нашлась бы пара-тройка профессионалов, способных в одиночку нейтрализовать восемь бездоспешных охранников и четверых горных волкодавов, однако Гистас хотел все сделать сам. Хотел и все! Правда в этом эмоциональном и, на первый взгляд – безрассудном, желании была рациональная составляющая. Эта самая пара-тройка профессионалов именно что – была способна, но с другой стороны, с той же долей вероятности – была не способна. Каждый их них вполне мог не оправдать "оказанное ему, высокое доверие". И что тогда оставалось Гистасу? Наблюдать из-за огненной стены, как гибнет последний шанс на спасение Джулии, не имея ни малейшей возможности повлиять на ход событий? Нет уж – лучше он сам. Если все получится – спасет Джулию. Не получится – ему уже будет все равно. Жалел Змей только о том, что если он не добудет "Пирамиду Света", встретится за последней чертой им не удасться. В том, что девочка уйдет наверх – к Свету, Змей не сомневался ни мгновения, как не сомневался и на свой счет. Никаких иллюзий Гистас не питал, знал, что путь у него один – во Тьму. Однако ничего этого он говорить Витусу, разумеется, не стал. Сказал другое:

– А некому поручить. Да и вообще, хочешь сделать хорошо – делай сам.

– Согласен… – не раздумывая кивнул маг. – Да, вот еще, может так получиться, что до Пирамиды ты доберешься, а до Ключа – нет.

– Это как? – не понял Гистас.

– Ну-у… может он будет спрятан.

– Я найду.

– Не сомневаюсь. Но, возможен, к примеру, такой ход – вторую часть артефакта охрана привозит утром. Возможно такое?

– Теоретически да, – вынужден был согласиться Змей, – но верится слабо.

– Не согласен, в жизни чего только не случается. Всего не предусмотришь. Сам знаешь. – Со сказанным трудно было поспорить и Гистас согласно покивал, ибо это было правдой, а маг продолжил: – Поэтому, я заодно подумаю, как забрать работающую Пирамиду. Пока она включена, руками ее лучше не трогать. Без рук останешься. – Змей снова покивал.

*****

– Как гласит даосская мудрость: если по дороге к храму тебя сожрал тигр, значит это был не твой путь! – с важным видом объявил Шэф, делая глоток кофе из маленькой серебряной чашки. Комплект: чашечка, блюдечко и ложечка из благородного металла был очень красив – настоящее произведение искусства, но пить горячее из нее было неудобно – из-за высокой теплопроводности серебра шедевр чувствительно обжигал пальцы, однако трудности командора никогда не пугали, что подтверждал его любимый тезис: "Полярник жара не боится!"

– А если не сожрал? – заинтересованно осведомился старший помощник, щедро накладывая гусиный паштет на кусок булки с маслом.

– Твой!

– Точно! – обрадовался Денис. – Я тоже читал про это у Конфуция в описании царств Жун и Мань. Там еще продолжение есть: лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным!

– Сечешь! – с интонацией Вадима Галыгина похвалил его командор.

Компаньоны после очередной ночи, насыщенной всякими нехорошими излишествами, расположились вдвоем за огромным столом на квартердеке "Арлекина". Нехорошие излишества – это мягкий эвфемизм, а если рассматривать их действия с точки зрения бдительных старушек, оккупирующих лавочки перед подъездами многоквартирных домов, и при этом называть вещи своими именами, то это были самые настоящие сексуальные извращения, бледной тенью которых являются терабайты порнухи в Интернете.

С другой стороны, современная сексология либерально полагает, – то, что доставляет удовольствие обоим партнерам и делается по взаимному согласию, извращением не является. Единственным скользким моментом в данной ситуации было то, что партнеров было существенно больше двух, но так как довольны были все, то на это можно было не обращать внимания.

С третьей, феминистской, стороны может последовать резонное возражение: а откуда известно, что довольны все!? То, что весь этот плавучий бордель, вне всякого сомнения, был по душе этим двум козлам – Шэфу и Денису – это и козе понятно, а из чего следует, что бедные девочки из группы поддержки тоже были довольны!? А!!!??? Однако и здесь все просто и прозрачно. На этот каверзный вопрос существует честный ответ – не были бы довольны, не возвращались бы каждый вечер, снова и снова, на "Арлекин" – силком никто никого не тянул. Это, как с Windows: используешь – значит принял лицензионное соглашение. А читал ты его, или нет – твои проблемы.

Пригревало ласковое, еще не обретшее дневную ярость, солнышко, голубели небеса, белели немногочисленные облака, синело море, мягкими порывами налетал теплый, ласковый ветерок, Шэф и Денис были выжаты насухо – как песок в пустыне Сахара и насколько выжаты, настолько и умиротворены – жизнь была прекрасна. Или же притворялась таковой.

В общении с любой девушкой существуют два приятных момента. Первый – когда она приходит, второй – когда уходит. Как бы ни была прекрасна, любима и желанна женщина – время от времени от нее требуется отдых. Особенно, если их много. Компаньонам в этом плане повезло – бакарские прелестницы, которые осчастливили их своим вниманием, владели высоким искусством оказываться рядом, когда были нужны, и как по волшебству куда-то исчезать, когда требовался антракт.

– А вообще, ты это к чему? – насчет даосов, – лениво поинтересовался Денис, продолжая праздник обжорства. Теперь он сооружал огромный бутерброд с ветчиной.

– А к тому, минхерц, что пока ты бездумно наслаждался жизнью, я, в отличие от тебя, еще и работал.

– И я даже знаю чем! – ухмыльнулся Денис.

– Не знаешь. Я работал языком.

– Ну-у… я примерно так и предполагал…

– Пошляк! – обиделся Шэф. – Я решил проблему с Генерал-губернатором!

Здесь следует сделать небольшое пояснение. Компаньоны, за время своего недолгого пребывания в благословенном городе Бакаре, успели завести полезные знакомства со многими ветвями местной власти: с Гильдией Магов, с полицией, с аристократами, с духовенством, чего нельзя было сказать про местных представителей администрации Акро-Меланской Империи.

Конечно же, знакомства были шапочными, с отчетливым душком негатива, но! – достижению цели поставленной Шэфом, все эти контакты вполне себе способствовали – все их участники пришли к твердому убеждению, что связываться с северянами можно лишь в крайнем случае, когда нет другого выхода, а лучше дружить, или, на худой конец, держать нейтралитет.

В связи с вышеизложенным очевидно, что Шэф очень хотел окучить и главный кустик, можно сказать – жемчужину коллекции, на грядке бакарского истэблишмента – Генерал-губернатора, да вот только было не очень понятно, как. На кривой кобыле к нему не подберешься. Не заявишься в приемную, что вот мол северные варвары хотели бы засвидетельствовать – пошлют. Надо было быть представленными. А кем? Только людьми вхожими.

И, что характерно, компаньоны знали одного такого человека – главу Гильдии Магов Свэрта Бигланда, да вот только была одна незадача – вряд ли он стал бы их представлять. Проблема, конечно же, была хоть и трудновыполнимой, но решаемой, однако поджимало время – бесконечно торчать в Бакаре было нельзя… хотя и очень хотелось, однако надо было дело делать, а для этого требовалось все же покинуть благословенный город, а покидать его, не завершив окучивания, было не с руки. Короче говоря образовался запутанный клубок из того, что было должно, и что хотелось. Но, в любом случае, ниточкой, позволявшей его распутать был Генерал-губернатор Бакара.

Как правильно отмечал верховный главнокомандующий: "Любая, не до конца решенная проблема, подобна не взятой во время наступления крепости, оставшейся в твоем тылу – в любой момент от нее можно ожидать любой неприятности". Поэтому, вопрос с наведением мостов к главному бакарскому чиновнику следовало решить до отъезда. Мало ли что может произойти во время отсутствия компаньонов в славном городе? – да все, что угодно может произойти! А так будет хоть какая-то гарантия, что Северные Лорды будут защищены от грязных наветов и необоснованных финансовых претензий.

И вот Шэф, в процессе общения с Электрой – страстной брюнеткой, удивительно похожей, по мнению обоих компаньонов, на Кармен, выяснил удивительные вещи. Первое – ее папа, первый заместитель министра финансов Акро-Меланской Империи. Второе – в настоящее время он находится на отдыхе в Бакаре. Собственно говоря, она с ним и с мамой и приехала. Третье – папа, мама и она приглашены на бал, который дает сегодня вечером Генерал-губернатор. Четвертое – она может без проблем добыть приглашения на бал. Пятое – папа с удовольствием представит их Генерал-губернатору.

– Чего-то я не врубаюсь… – с ярко выраженным скепсисом, отозвался Денис. – Я еще могу представить, что ее папаша, скрепя зубами…

– Правильно говорить: "скрепя сердцем", – поправил его командор, из чего можно было бы сделать вывод, что ко всем своим достоинствам, он еще являлся и знатным филологом, но Денис на ремарку внимания не обратил и, не прерываясь, продолжил:

– … смотрит сквозь пальцы на ее образ жизни… с нами. Вот только вряд ли он из-за этого испытывает к нам такие теплые чувства, чтобы представлять губернатору.

– Ты знаешь… я сам был несколько удивлен, но Эля уверяет, что да… – командор изобразил на лице недоумение, смешанное с робкой надеждой. – Ладно, попадем на бал – уже хорошо.

– Дык, елы палы! – заулыбался Денис. – Ясен перец, хорошо! А то я уже забыл, когда последний раз на балу был.

– А ты хоть раз-то был? – с ярко выраженным скепсисом уставился на него верховный главнокомандующий.

– Нет. – Смутился старший помощник. Ему было стыдно – дожил черт знает до каких лет, а на балу ни разу не был. – Хотя… – лицо Дениса просветлело. – Был! Был я на балу! На Новогоднем во Дворце пионеров! В первом классе! Мандарины еще кислые были… – пустился он в воспоминания о золотом детстве.

– Ну-у… скривился командор, – ты еще вспомни, как бабушка дедушкой была. Это не считается.

– Считается, – твердо заявил Денис, – и вообще мне некогда. Тренироваться надо. Сделав это неожиданное заявление, он поднялся из-за стола, на ходу вытаскивая "Черные когти".

– Конечно потренируйся, – одобрил его действия главком. – Еще лет пять ежедневных упорных тренировок и ты сможешь отбиться от пары-тройки гопников… если они конечно будут вдрызг пьяные… или калеченные.

Денис, не обращая внимания на комментарии верховного главнокомандующего, обнажил клинки и занялся делом, которым действительно занимался ежедневно, и не по одному часу. Шэф несколько секунд одобрительно понаблюдал за ним, потом отвернулся, подлил себе еще кофе и продолжил наслаждаться жизнью. Но, если бы кто-нибудь подумал, что он бездельничает, пока личный состав его подразделения вкалывает в поте лица, то этот "кто-нибудь" сильно ошибся. Командор не бездельничал. Командор думал.

*****

Как уже отмечалось, мудрый человек никогда не попадет в такое неприятное положение, из которого умный легко выпутается. Витус Иддер был не то чтобы – совсем уж мудрец, но где-то рядом. Поэтому, он не мог допустить ситуацию, когда Перстень (чуть ли не всевластия!) окажется на пальце Змея, а него не будет никакой реальной возможности оттуда его снять.

Дело было в том, что со структурами и функционалом Перстня он разобрался, отнюдь, не до конца, а процентов так… – на шестьдесят-семьдесят, и вполне допускал, что среди недокументированных особенностей гаджета имеется еще одна (а может, и не одна, а Тьма знает сколько), а именно – нейтрализация не только стационарных защитных плетений, а еще и атакующих.

Расставаться с Перстнем Витус не собирался ни под каким видом, а принципиально допустимое наличие у артефакта функции защиты от атакующих плетений резко осложняло процесс взаимодействия со Змеем. Никто не мог дать гарантии, что Гистас, как человек неглупый – мягко говоря, разобравшись с тем, какая ценная вещь попала к нему в руки, захочет с ней расставаться. Ведь, если предположения Витуса верны, то Перстень дает защиту от боевых магов, а это дорогого стоит.

Это, как если бы Сербия, при Милошевиче, была густо прикрыта батареями "С-400" и разных прочих "Буков". И где были бы тогда хваленые американские ВВС? А были бы они, культурно выражаясь – в жопе, а если называть вещи своими именами – горели на земле. И не было бы тогда ни гаагского трибунала, ни многих других позорных вещей. Короче говоря, Перстень, как и "С-400", резко менял соотношение сил в соответствующем регионе.

Следовательно, Витус, как человек мудрый, должен был обеспечить механизм безусловного возврата Перстня своему законному владельцу, то есть – себе. А как это сделать, если Перстень не позволит воздействовать на зарвавшегося Гистаса магическими средствами? Ответ очевиден – никак. Да и сохранение жизни мага в подобных обстоятельствах никто не гарантирует. Благодарность Змея – это знаете ли штука эфемерная… очень эфемерная. Лучше соломки подстелить. И Витус начал стелить.

На первый взгляд задача казалась неразрешимой – ведь, если Перстень парирует атакующие плетения, то как оказать требуемое воздействия на Змея, с целью призвать того к порядку? Вроде бы – никак. Но, Витус придумал. Не надо атаковывать Гистаса, надо просто-напросто отключить Перстень! Ведь это не атакующее заклинание, а чисто техническое! Рабочее, можно сказать, которое никому не угрожает. Он не знал, как это сделать надлежащим образом, типа нажать "Ctrl+Alt+Delete", чтобы потом выключить компьютер. До таких тонкостей в изучении Перстня Витус не дошел, но он знал, как "выдернуть шнур питания". И вот созданием такого артефакта, кстати говоря, не очень сложного, он и занялся, как только остался один.

*****

Есть такой, незаслуженно, а может быть и заслуженно, забытый роман "И дольше века длится день". Скорее всего, все-таки –незаслуженно, ибо поднимает проблемы поистине вселенских масштабов, вечные, да и написан отличным языком подлинным Мастером своего дела. Но, речь сейчас идет не о содержании книги, а о ее названии. В нем, казалось бы, присутствует явная гипербола, однако это название идеально, безо всяких преувеличений, описывало душевное состояние главы бакарского "Союза" Гистаса Грине.

Змею казалось, что время остановилось – от одного удара сердца до другого проходила вечность. Он успевал родиться, прожить жизнь, умереть и снова родиться, вместе со следующим ударом сердца. Ему пришла в голову мысль, что именно так коротают время грешники во Тьме, но и эта страшная догадка никак не повлияла на остановившееся время – быстрее оно не пошло.

Ничем заниматься, кроме как бездумно пялится в открытое окно, Змей не мог. Работать с гроссбухом он не мог, потому что ни одна цифра в голове не задерживалась – исчезала сразу после прочтения. Общаться с подчиненными тоже – он боялся, что не совладает со жгучим желанием всех их поубивать. Даже заходить к Джулии он не мог – от вида ее воскового, с заострившимися чертами, лица, у него все скручивало внутри и хотелось выть, как волку, задрав голову к небу. Оставалось или метаться по кабинету, как вышеупомянутому волку в клетке, или же, сидя в кресле, таращиться в окно.

Но, все на свете имеет свое начало и все на свете имеет свой конец. Подошел к концу и этот бесконечный день. Надежду подарили сумерки, исподволь, потихоньку, захватившие славный город Бакар, а уж когда на его великолепные набережные, грязные переулки, роскошные дворцы, вонючие хижины, прекрасные улицы и шикарные виллы – на весь этот великолепный и ужасный горд внезапно, без объявления войны, как Германия на Советский Союз, упала тропическая ночь, злая радость охватила истерзанную душу Гистаса Грине. Он стремительно сбежал с крыльца, уселся в стоявшую наготове карету, и приказал кучеру гнать.

По довольной улыбке мага, Змей понял, что у того все получилось, и в тот же миг Гистаса покинуло страшное напряжение, державшее его в стальных тисках весь день.

– Держи, – Витус протянул ему два перстня. Один из них был сделан из золота, а другой из неизвестного главе "Союза" металла.

Ни золотом, ни серебром, ни железом, металл не был. Змей за свою бурную, насыщенную разными событиями жизнь успел подержать в руках множество экзотических изделий местных металлургов из материалов, широкой публике неизвестных, начиная с доспехов старой работы, из баснословно дорогой розовой бронзы, которые не пробивала ни арбалетная стрела, ни тяжелое рыцарское копье, разогнанное до скорости сорок километров в час, и заканчивая стальными клинками из не мене редкого хафирского булата, но никогда раньше с металлом, подобным тому, из которого был сделан второй перстень, глава бакарского "Союза", на Сете, не сталкивался. В других, страшно далеких отсюда местах, доводилось ему встречать и более удивительные вещи, но здесь – никогда. Серебристым цветом тот напоминал серебро, но был гораздо легче. Массивный перстень, в сравнении с золотым, такого же размера, практически ничего не весил.

В обоих чувствовалась магия. Золотой перстень ощущался Гистасом, как горячий, другой – из неизвестного металла, как чрезвычайно холодный, аж пальцы сводило. К счастью, через несколько мгновений, все неприятные ощущения исчезли и оба перстня стали восприниматься, как обычные, немагические предметы.

В другое время, глава "Союза" обязательно насторожился бы, почему их два – ведь, поначалу, речь шла, вроде бы, об одном, но сейчас его привычная подозрительность, благодаря которой Змей и сумел дожить до сорокалетнего возраста, исчезла. Точнее говоря, она не то чтобы совсем уж исчезла – просто была замаскирована гораздо более сильным чувством – бурлящей радостью от того, что появлялся шанс на спасение девочки. Реальный, или нет – время покажет, но Гистас наконец-то мог действовать, а не беспомощно сидеть подле Джулии, в ожидании неизбежного. Однако, он все же поинтересовался:

– Почему два?

В ответ маг только улыбнулся и пожал плечами:

– Так надо.

Как ни странно, полученный ответ Гистаса удовлетворил. Он даже не стал уточнять, кому надо. Надо – значит надо! Магу видней. Люди знавшие Змея, если бы смогли увидеть его в этот момент, были бы поражены беспечностью Гистаса, которой он никогда ранее не отличался. Глава "Союза" мог безошибочно определить, когда ему лгут, и в подобных, мутных ситуациях, всегда задавал столько вопросов, сколько было нужно для того, чтобы однозначно такую ситуацию прояснить. А Витус, между тем, продолжил раздачу слонов и подарков. Он протянул Гистасу что-то вроде сетки "авоськи", сплетенной из проволоки. Судя по цвету и весу – серебряной.

– Если не найдешь Ключ, – пояснил маг, – действуешь так: накидываешь на Пирамиду ловушку, – он показал глазами на сетку, – затем переворачиваешь Пирамиду набок – через ловушку до нее можно дотрагиваться. Осторожно подтягиваешь нижние края сетки, чтобы они вышли за границу пирамиды. Как только это произошло – все. Затягиваешь горловину и Пирамида у тебя в кармане. – На всякий случай показываю. – С этими словами Витус извлек откуда-то деревянную пирамидку и продемонстрировал Змею технологию похищения артефакта. – Все понятно?

– Все… вроде бы. Хотя нет. Какой перстень на какую руку одевать?

– Все равно.

*****

Еще утром Гистас приказал снять наблюдение с виллы Дожа Талиона – надобность в нем отпала, но одного шпика, на случай какого-либо форс-мажора он велел оставить. Сейчас Змей сколь стремительно, столь и бесшумно, как любили выражаться авторы "1001 ночи", правда по другому поводу: "она была сколь умна, столь и красива", бежал по лесной дороге. Чтобы не разминуться со своим соглядатаем, но в основном, чтобы не попасть в какую-нибудь ямку и не подвернуть ногу, что пустило бы всю операцию под откос, Гистас включил ночное зрение. Серый мир был по-своему красив и Змей любил такие ночные вылазки, но в данный момент ему было не до красот природы – у него была Цель. Не исключено, что самая важная в его жизни.

Когда у человека есть Цель, которая захватывает его, начиная с лысины на макушке и заканчивая кончиком ногтя на мизинце левой ноге, остановить его может только смерть. Ничто в мире не может заставить одержимого свернуть со своего пути. Его мозг становится подобен процессору головки самонаведения, захватившему объект поражения. Никакие помехи, ложные цели и прочие мешающие обстоятельства не смогут помешать ему довести боевой блок до логического конца… если конечно его раньше не достанет противоракета или лазерный импульс. Короче говоря, Змей был одержим своей Целью, как почуявший запах крови волк, или оборотень, которые отказываются от свежатинки только вместе со своей шкурой.

Если бы, на свою беду, с ним повстречался случайный ночной прохожий, который за каким-то хреном решил прогуляться лунной ночью по лесу, то в лучшем случае этот любитель свежего воздуха отделался бы замаранными штанами, а про худший и говорить не хочется. Дело было в том, что глава "Союза" мчался с такой скоростью, что казалось, будто он не бежит, а скользит над дорогой, а если еще учесть, что процесс этот протекал в полной тишине и одет был Гистас в черный комбинезон, а лицо его скрывала черная же балаклава, то в неверном лунном свете он один в один походил на Грейхмортана – демона пожирателя душ – персонажа крайне популярного среди малообразованных пейзан. Правда они делали вид, что только пугают им непослушных детей, а сами ни-ни! – ни капельки в него не верят, но думается, что после встречи этой ночью со Змеем, весь их напускной скептицизм испарился бы, как сухой лед на раскаленном асфальте.

Свой забег Змей начал там, где оставил свою коляску, примерно в полулиге – что-то около километра, от виллы Дожа Талиона. Во-первых из соображений скрытности – ночью звуки разносятся хорошо и ему не хотелось привлекать преждевременное внимание охранников виллы каким-нибудь ржанием, или скрипом колеса. Хотя и лошадь была проинструктирована, и с нее даже была взята соответствующая подписка о недопущении, и колеса смазаны, но в жизни все бывает, и Гистас, как практикующий головорез, а не штабной теоретик, прекрасно это знал. Второй причиной ночного пробега была необходимость хорошенько разогреться перед силовой операцией. Конечно же, Змей мог вступить в бой и без всякой разминки, но зачем же без, если можно с ней. Лишним это не будет, а Гистас, как профессионал, прекрасно знал о влиянии мелочей на конечный результат. И если имелась возможность хоть на йоту улучшить подготовку к предстоящему бою, пренебрегать ею не следовало.

Перед тем, как сгинуть в ночи, Змей зажег очень коротенькую мерную свечку и приказал вознице двигаться к вилле, как только она прогорит. Другим сигналом для начала движения будет прибытие соглядатая, который наблюдал за виллой, если он прибежит прежде, чем догорит свеча, или же любое странное событие которое кучер углядит в направлении вилы: огнь, звук, или еще что-нибудь, Тьма знает что, выбивающееся из ряда обычных явлений. Закончив инструктаж, Гистас бесшумно растаял во тьме, подобно Хозяину Ночных Дорог, вызвав у возницы, и так испытывавшего трепет по отношению к начальству, дополнительный суеверный страх. Ну, что тут скажешь? – умел Змей внушить должное уважение подчиненным.

Уже в виду виллы Змей засек своего человека – тот прятался метрах в пятнадцати от дороги, в густых зарослях. Гистас сбросил скорость, перешел на шаг и двинулся к нему, ловко огибая встречающиеся на пути кусты и деревья. Приблизившись к шпиону, глава "Союза" услышал странный стук, природа которого ему была непонятна и только в непосредственной близи от своего лазутчика уразумел, что тот стучит зубами от страха. Скорее всего, он происходил из местных крестьян, веривших в Грейхмортана, и решил, что зловредный демон явился за его душой. Был бы он чуток посмелее, или пообразованнее, или поумнее, то после некоторых размышлений – весьма коротких, надо полагать, пришел бы к безошибочному выводу, что его жалкая душонка может представлять какой-то интерес лишь для одного существа в мире – его самого.

Но, по причине скудоумия, к выводу этому он не пришел и сейчас стучал зубами и трясся от страха, раздираемый двумя его разновидностями. Во-первых, как уже было сказано, он страшился Пожирателя Душ, но попытаться спасти свою жизнь бегством филер не мог из-за страха перед своим шефом – Змеем, который приказал непременно его дождаться! Вот и попал бедняга, как кур в ощип. Чтобы не усугублять страдания подчиненного, а Гистас хотя людей и не любил, никакого удовольствия от их мучений не испытывал и если бывал крайне жесток, то только для пользы дела, а не для развлечения, Змей обратился к последнему дружелюбным тоном, как бы не замечая его взволнованного состояния:

– Ну, что, на вилле все нормально? Ничего необычного?

Колоссальным усилием воли, сопоставимым по мощности с третьим блоком ленинградской АЭС, наблюдатель сумел взять себя в руки и отрапортовать:

– Н-н-ничего!

Змей бросил взгляд на виллу, величественно окантованную мерцающим шатром боевого плетения. Он на секунду задумался, как сформулировать приказ – ведь шпик был обычным человеком и ничего, кроме красивого здания и окружающего его пейзажа не видел. Еще через пару мгновений он заговорил:

– Как только на меня нападут собаки, сразу беги по дороге, как можно быстрее, – Гистас махнул рукой в нужном направлении, – в полулиге будет моя коляска. Скажешь вознице, чтобы гнал сюда, что есть мочи, и ждал у ворот. Сам возвращайся в город, но не по дороге. – Поймав недоумение, на миг проскользнувшее в глазах шпиона, Змей пояснил: – Не исключено, что скоро на дороге будет тесно от гвардии Дожа. Тебе не стоит с ними встречаться. – В ответ наблюдатель понятливо покивал, а Гистас уточнил: – Все понятно? – Дождавшись очередного истового кивка от соглядатая, который за все время инструктажа так рот и не открыл, Змей развернулся и скользящей походкой направился к огненной стене.

Он был живым человеком, а не железным киборгом, которому нечего терять кроме своих цепей (приводных), и поэтому на последнем шаге все внутренности Гистаса сжались в один большой комок, но это не заставило его хоть немного снизить скорость. В следующее мгновение Змей, с ловкостью белки, взлетел на железную ограду и прыгнул в огненную стену.

Собаки обратили внимание на подозрительного субъекта еще когда тот направлялся к ограде, поэтому времени даром они не теряли, и когда проникновение на охраняемую территорию было совершено, немедленно атаковали нарушителя. С грозным рычанием, в котором явно присутствовали низкочастотные обертоны, способные нагнать страх и деморализовать любого противника, четверка горных волкодавов бросилась на врага. Они были готовы были порвать незваного гостя, как Тузик грелку, но не тут-то было. Аналогичный случай нашел свое отражение в творчестве известного барда-песенника Эдуарда Сурового: "Червяк Анатолий ищет покушать, но крот Афанасий нашёл его раньше. Такая вот жизнь без упрёка, без фальши. Он искал, он искал, но его нашли раньше!.."

В руках Змея, словно по волшебству, материализовались клинки, хищно блеснувшие в лунном свете. Он изобразил взбесившийся вертолет и через несколько мгновений на траве остались лежать четыре больших лохматых тела, под которыми быстро растекались черные лужи. Ночью все кошки серы, а кровь – черна.

События, произошедшие во дворе виллы, незамеченными в "караулке" не остались. И хотя "Пирамида Света" была не настоящей, а всего лишь ее имитацией, и прорыв периметра никакого сигнала тревоги, в виде черного мотылька, в ее глубине не породил, однако же грозное рычание волкодавов, сменившееся жалобным предсмертным визгом услышала не только дежурная пара охранников. Эти звуки вырвали из безмятежного сна не только остальных стражей, но и абсолютно всех обитателей виллы: Дожа Талиона, Рему, Марину и всех слуг.

Отреагировали на сигнал опасности – а по иному эти звуки интерпретировать было невозможно, все по-разному. Слуги укрылись с головой и сжались под одеялами, пытаясь стать как можно более незаметными. Дож Талион вскочил с кровати и не одеваясь, чтобы не терять драгоценного времени, начал быстро, но без суеты, взводить арбалеты, хранившиеся в спальне. Никакой растерянности и никакого страха в его душе не было – для малодушия не остается места, когда за спиной семья – жена и дочь, и Дож Талион готовился защищать их до последней капли крови, встретив врага лицом к лицу. На секунду представьте, как бы повели себя на его месте представители нашей, так называемой, "элиты" – хе-хе-хе… которые в сортир боятся сходить без охраны.

Рема схватила на руки захныкавшую Марину, прижала ее к себе и застыла, молча глядя на Талиона. Любые ее слова, типа: "Милый, что случилось!?!", "Я боюсь!!!", "Надо вызвать полицию!!!", "Береги себя!!!" и прочая хрень, которую произносят в голливудских боевиках и наших низкобюджетных сериалах, была неуместна. Она прекрасно знала, что именно случилась, и что нужно делать Дожу Талиону – мужчине, воину и аристократу – в истинном смысле этого слова.

Среди охранников никакой паники тоже не было – каждый твердо знал, что ему надлежит делать по боевому расписанию – многочисленные тренировки даром не прошли. Один из дежурных, который сидел ближе всего, схватил факел, постоянно чадивший в сторонке, и кинулся к большой каменной чаше, стоявшей на краю крыши. Он сунул в нее факел и в ту же секунду из чаши, с ревом, вырвался столб пламени голубого цвета, взметнувшийся на шестиметровую высоту. После первого выплеска пламя опало, но не погасло, продолжая освещать крышу неверным, колеблющимся светом. Сигнал тревоги был подан и теперь помощь не заставит себя ждать. Но, к сожалению, это был первый и единственный успех оборонявшихся.

В то время, как дежурный подавал сигнал бедствия, остальные стражи должны были действовать следующим образом: четверым из них следовало обнажить мечи и спуститься с крыши на второй этаж, перекрывая дорогу к спальне своего господина. "Факельщик", выполнивший свою задачу, должен был объединить усилия с остальными охранниками, все еще остающимися на крыше. Задачей этой – второй четверки, являлась зарядка арбалетов – по два тяжелых армейских стреломета на каждого. Взведя арбалеты, они тоже, как "меченосцы", должны были спуститься на один пролет и присоединиться к товарищам, стоящим на страже с обнаженными мечами в руках, после чего осторожно положить четыре заряженных арбалета на пол, направив их прочь от сослуживцев, а самим, с оставшимися в руках арбалетами, выдвинуться на передовую.

После этого, первая четверка должна была вложить мечи в ножны и, под прикрытием арбалетчиков перевооружиться – сменить мечи на арбалеты. Завершением построение по тревоге считалась готовность к отражения нападения по любому азимуту. И хотя вероятность атаки со стороны лестницы была наибольшая, но во время разработки плана охраны виллы было решено не оставлять без внимания и остальные направления. Дож исходил из соображения, что враги будут не глупее его, а он бы атаковал в лоб только в крайнем случае, если бы только не придумал ничего другого.

Времени для развертывания боевого ордера требовалось совсем немного, но вот его-то Змей оборонявшимся и не дал. И атаковал он, как прозорливо предполагал Дож Талион, не со стороны лестницы. На фоне звездного неба мелькнула черная тень и четверку занятую снаряжением арбалетов атаковал стальной вихрь. Через пару-тройку ударов сердца на крыше виллы остались лежать четыре трупа, после чего Гистас получил возможность разобраться с начавшей спускаться первой четверкой.

Мечники, не ожидавшие удара в спину, оказались в полупозиции, как футбольный вратарь, сначала запоздавший с выходом, затем рванувший из ворот на перехват передачи, а в процессе осознавший, что все равно не успевает. Однако, осознавай – не осознавай, а ленточку-то он уже покинул и остался не у дел – ни в воротах сыграть, ни на выходе. Так и первая четверка – они преодолели две ступеньки вниз по лестнице, но до второго этажа еще не добрались, а крышу уже покинули. В этом-то, стратегически невыгодном, положении они и были атакованы Гистасом. Развернуться лицом к опасности успел только один – он первым и пал под безжалостным ударом. Остальные умерли чуть позже.

Здесь возникает закономерный вопрос: а почему же Дож Талион, если он такой умный, не одел ночную охрану в броню, которая несомненно повысила бы ее шансы на успех в боестолкновении? Варианты ответа: по глупости; забыл; пожалел денег; посчитал, что и так сойдет, ну, и все такое прочее – не катят. Дело было в другом. Первоначально, когда виллу прикрывала полноценная "Пирамида света", доспехи для охраны были совершенно излишними – с кем им было сражаться? Преодолеть огненную завесу было практически невозможно. Оговорка "практически" имеет в виду разных ушлых типов вроде Шэфа и иже с ним, число которых, согласитесь, пренебрежимо мало, и в схватке с которыми никакие доспехи не помогут, если уж они сумели прорваться внутрь периметра.

Менять же что-то в организации охраны виллы, после того, как Дож Талион был вынужден расстаться с настоящей Пирамидой и довольствоваться ее имитацией было и вовсе глупо. Он исходил из того, что законная женушка не оставит попыток извести Рему, Марину и его самого. Для этого ей надо, как минимум, постоянно контролировать обстановку на вилле и все, что связано с ее охраной. Такое событие, как резкое увеличение защищенности охранников, наверняка не пройдет мимо внимания ее соглядатаев. Тут же у Беллоны, а если не у нее, так у одного из ее многочисленных советников, которых нее было, как блох у бродячей собаки, возникнет закономерный вопрос: а почему собственно? что изменилось? Совершенно не исключено, что к ней в голову, или кому-то из них, придет гениальная идея протестировать периметр, а найти исполнителя – задача решаемая. Алчных дураков всегда хватает, главное посулить сумму от которой тот не сможет отказаться, да и в темную можно использовать.

Так что вопрос с увеличением количества брони на стражниках был не так прост и очевиден, как могло бы показаться. Дож Талион принял решение оставить все без изменения, чтобы не будит лихо, и проиграл. Хотя… с уверенностью сказать, что доспехи помогли бы страже в битве со Змеем, было невозможно. Совершенно не исключено, что он перебил бы их и закованными в латы, разве что затратил бы на это немного больше времени и сил. После этого можно городить домысел на домысле: а вдруг бой бы затянулся настолько, что успело прибыть подкрепление… а вдруг Гистас был бы ранен, или даже убит… а вдруг… Но, к счастью, или к несчастью – это смотря с какой стороны посмотреть, история не знает сослагательного наклонения. Вся охраны виллы была уничтожена быстро и безжалостно, за очень короткий промежуток времени.

Дож Талион успел взвести три арбалета и положить их перед собой, направив в сторону двери, когда та была выбита могучим ударом. Он успел выстрелить в дверной проем, но черная фигура, мелькнувшая в нем, непостижимым образом сумела уклониться от болта. Талион мог бы поклясться, что стрела летела точно в цель и промазать с такого расстояния он не мог, однако же… Воспользоваться вторым арбалетом он не успел.

"Йохар! – была первая мысль, которая мелькнула у Дожа Талиона, при виде черной фигуры, молнией пролетевшей от двери и сбившей его на пол. Талиона охватил ужас: – Демон вырвался на свободу! – Еще через мгновение на помощь к ужасу – можно подумать, что одного ужаса было мало и ему требовалась помощь, пришло отчаянье: – Йохар обещал, что я умру последним, после Ремы и Марины! – всплыло из глубин памяти. Страх и отчаянье завладели душой Дожа, вытягивая силы и лишая воли к борьбе, но, праздновал труса Талион недолго – не тем Дож был человеком. На смену испугу пришло недоумение: – Но я же ничего не нарушил! Я соблюдал все условия договора! – После этого его охватила ярость: – Подлые северные твари – так-то ты вы держите свое слово! Гореть вам во Тьме, до скончания времен!" – и только когда ярость, кипящей волной, смыла муть страха с его глаз и души, он понял, что перед ним не демон, а человек, одетый в черный облегающий комбинезон.

Змей грамотно зафиксировал Талиона, придавив к полу так, что лишил его малейшей возможности сопротивляться. Гистас сидел на груди Дожа, прижав коленями его руки, свои же он использовал с максимальной эффективностью – правой взяв Талиона за горло, а левой поднеся клинок к его глазу. Это была стандартная поза для ведения переговоров с позиции силы. В международной политике она также широко используется.

– Мне нужен ключ от "Пирамиды Света", – глухим, низким голосом, внушающим страх, потребовал Гистас.

В первый момент Талион даже не и понял, чего хочет от него страшный визитер, а когда до него дошло, выкрикнул, выплескивая бессильную ярость:

– У меня нет не только ключа, но и самой Пирамиды тоже нет!

Змей чувствовал, что его не обманывают, но в то же время почудилась ему какая-то недоговоренность в словах Дожа, а так как время поджимало – гвардейцы уже наверняка седлали коней, если вообще уже не выехали из ворот базы, он, чтобы освежить память Талиона и простимулировать того к активному сотрудничеству и полной откровенности, ткнул последнего кинжалом в глаз. Впоследствии, анализируя ход операции по захвату Пирамиды, Гистас, как человек не склонный к обману самого себя, был вынужден признать, что это было ошибкой.

Спусковым крючком для всего произошедшего позже послужил вой ослепленного Дожа. Именно этот звук стал началом последовавшей цепочки событий, которые стали разворачиваться с калейдоскопической быстротой. Мучительный крик Талиона вывел Рему из оцепенения, в котором она пребывала с того мгновения, как дверь спальни была снесена с петель и в комнату ворвалось какое-то страшное, черное существо, по всей видимости – демон из Бездны – так, по крайней мере, ей показалось, глядя на это исчадие Тьмы.

Она оцепенела от ужаса и казалось, что уже ничто не сможет вывести ее из кататонического ступора. Однако это было не так – любовь оказалась сильнее страха. Душа Ремы откликнулась на душераздирающий вопль любимого мужчины и вынырнула из темных глубин, где живут лишь кошмары и безумие. Вот только к жизни возродилась не прежняя ласковая, нежная и добрая женщина, а какое-то странное, если не сказать – страшное, существо.

Ну, что тут скажешь – сила действия равна силе противодействия. Третий закон Ньютона работает не только в классической механике, в жизни, иногда – тоже. Когда на твоих глазах калечат любимого мужчину, некоторые – немногие, женщины превращаются в страшную богиню мщения, одну из эриний – Тисифону. Эта метаморфоза, произошедшая с Ремой, прошла никем незамеченной, хотя в спальне, кроме нее, находились еще три человека.

Однако Марина была слишком мала, чтобы что-то понять, она лишь надрывалась в горьком плаче, чувствуя, что вокруг происходит что-то страшное, и пугающие изменения, произошедшие с матерью, которые она почувствовала, ничего нового в ужасную картину ее мира не добавили, а у мужчин и вовсе не было возможности увидеть это перерождение: Талион лежал распластанный и придавленный к полу, причем одного глаза у него уже не было, а второй закрылся от боли, ну, а Гистас сидел к фурии спиной и ничего, поначалу, не почувствовал – слишком уж был зациклен на своей проблеме – ему был нужен ключ от "Пирамиды Света".

Новая Рема перестала быть женщиной и превратилась в берсерка, в ее глазах не осталось ни проблеска мысли, ни тени какой-либо эмоции, они превратились в какие-то бездонные черные дыры. Рема плавным, но в то же самое время, каким-то нечеловечески быстрым движением наклонилась, не выпуская плачущую дочь из рук, и подхватила с пола кинжал мужа. После этого, все так же не выпуская Марину, она нанесла в спину демона страшный удар. Если бы он достиг цели, острие клинка наверняка бы вышло у него из груди.

Но Змей, обладавший звериной интуицией и звериным же чувством опасности, повинуясь вовремя проснувшемуся инстинкту самосохранения, резко пригнулся и сдвинулся вбок, и только поэтому кинжал не вонзился ему в позвоночник, а только слегка оцарапал плечо. Так же инстинктивно, как выполняя маневр уклонения, Гистас отмахнулся мечом в ту сторону откуда прилетел удар. Следствием отмашки стала мгновенная смерть Марины, тоненькую шейку которой клинок перебил не заметив сопротивления и смертельное ранение Ремы в грудь.

Змею повезло, что Рема после неудачи с атакой, ринулась к нему, чтобы повторить удар, а если повезет – просто задушить – больше всего на свете она жаждала именно этого, но, к сожалению для нее, сама напоролась на меч, и если бы не это обстоятельство, то еще неизвестно, чем бы дело завершилось – женщина обуреваемая жаждой мщения очень опасный противник.

Но, неприятности для Гистаса на этом не закончились… Забавно, но глава "Союза" все происходящее в спальне воспринял, как неприятности, а точнее даже – как злоключения. Ведь в его планы входило, быстренько заполучить ключ от Пирамиды и не менее быстро и безболезненно отправить всех обитателей спальни в мир иной, а тут на тебе… Интересно, чем считали все происходящее Талион, Рема и Марина? Вряд ли просто неприятностями. Для них это был Армагеддон и Рагнарек в одном флаконе. Однако, все люди, всегда, сморят на все, что с ними происходит в жизни, именно со своей точки зрения. Каждый со своей колокольни. И никак иначе.

Кровь Ремы и Марины, попавшая на лицо Талиона сыграла для него роль своего рода детонатора – такого же, как его мучительный стон для Ремы. Человек в экстремальной ситуации способен на многое – гораздо большее, чем в обыденной жизни. Имеются документально зафиксированные свидетельства, как мать – юная, хрупкая женщина приподнимала грузовик, чтобы вызволить попавшую под него коляску с младенцем, как старая бабка вытаскивала из горящей квартиры сундук, который потом не могли затащить обратно четверо здоровых мужиков, ну и все такое, в этом духе. Таких свидетельств хватает, так что все произошедшее с Дожем Талионом далее ни в коем случае нельзя рассматривать, как нечто экстраординарное.

Змей оседлал его так, что по всем законам биомеханики вырваться Дож не мог… однако же вырвался. Может быть ему помогло то обстоятельство, что Гистас был вынужден сначала уклоняться от удара Ремы, а затем наносить ей ответный удар, что в какой-то степени вывело его из положения равновесия, может что иное – никто этого доподлинно никогда не узнает, однако Талион, выгнувшись как стальная пружина, сумел сбросить Змея с себя.

Он схватил правой рукой свой меч, лежавший на полу, левой подхватил кинжал, выпавший из рук Ремы, и атаковал Гистаса с такой яростью и скоростью, что вынудил того защищаться. Изумлению Змея не было предела – ведь со времен глубокой юности, когда он только-только начинал постигать боевые искусства, никто не мог заставить его уйти в глухую защиту, без малейшей возможности для контратаки – и вот, на тебе – сподобился!

Еще через пару мгновений Гистас осознал, что игры кончились, что все по-взрослому – надо защищать жизнь, а не пытаться обезоружить противника, для продолжения интенсивного допроса. Он престал себя сдерживать и через пять ударов сердца смахнул голову Талиона с плеч – как ни крути, тому даже в измененном состоянии сознания против Змея ничего не светило.

Оглядев залитую кровью спальню, Гистас поморщился, две отрубленные головы – это был перебор. Он-то надеялся быстренько выпотрошить Талиона (в психологическом смысле этого слова, а не буквально, как он тоже прекрасно умел), изъять ключ от Пирамиды Света и милосердными, практически безболезненными, точными уколами в сердце, отправить все семейство на воссоединение с большинством.

Все должно было выглядеть так, будто посланцы законной жены Дожа – Беллоны Арден, урожденной Ортагаси, сумели таки добраться до него самого, его сучки и его выблядка! Глава "Союза" не хотел войны с аристократией Бакара и с самого начал намеревался представить все произошедшее на вилле, как результат внутрисемейных разборок. Ситуация, сложившаяся в семье Арден к этому располагала. Однако, ничего не поделаешь – что сделано, то сделано. И чтобы придать картине какую-то завершенность, единообразие что ли, Гистас отрубил голову Реме.

Еще раз окинув взглядом поле боя… точнее – бойню, Змей неожиданно пришел к выводу, что так даже лучше – такая картина более точно отражала характер Беллоны – если бы она могла, то поступила с мужем и его новой семьей именно так – никаких ударов милосердия!