Хелена

— 1-

Раз.

Два.

Три.

Ещё пять минут, и встану. Обязательно. Зачем мне себе врать?

Под одеялом тепло, а в комнате холодно. В аудитории тоже. Однако идти на занятия надо, иначе магистр Ленрой запомнит меня как злостную прогульщицу, и на экзамене развлечётся за мой счёт. Бррр! Не хочу даже думать об этом. Я и так не сильна в маглогике, а с вопросами типа "докажите, что парадокс Ласселя является парадоксом" и подавно не справлюсь. Лучше уж выбить пару маршей зубами в ледяной аудитории, чем запомниться магистру Ленрою с неприглядной стороны. Тем более, что к девушкам у него странное отношение. Впрочем, сильному полу он тоже не особо благоволит.

Три минуты, блаженных три минуты…

— Хелена! — радостный возглас над ухом вырвал меня из полудрёмы. — Хороша дрыхнуть, пока порядочные люди на лекцию опаздывают!

— Отстань, Линь. Не видишь, мне плохо.

"Очень плохо", — добавила я про себя. В голове стоял туман, полный обрывков бредовых сновидений. Сбросить их оковы казалось выше моих девичьих сил. Бодрая идея отсидеть два часа магической логики виделась уже не такой уместной и легко осуществимой.

— Что это ты бормочешь? — не унималась подруга.

Я вяло отмахнулась. От неловкого движения из-под подушки выскользнул пухлый томик изумрудно-зелёной обложке. Золотые буквы на корешке гласили: "Альбин Никодемус. Погоня за Зверем Рыкающим".

— Опять до полуночи эти книжки читала? — ахнула соседка. — И какой в них только прок? Те, кто пишет про благородных воинов и чувствительных принцесс и жизни-то настоящей не видели.

Прозорливости Элинь не занимать, и практичности — тоже. Ах, романы о благородных рыцарях и их целомудренных возлюбленных… Вы мои страсть и проклятье.

Но пусть меня даже на смертном одре стыдят и осмеивают, от вас я не отрекусь.

Не хочу читать про жизнь. Хочу про великие подвиги и бессмертную любовь.

— Сколько осталось? — пробормотала я.

— Нисколько! — жизнерадостно объявила Линь. — Тебе помочь собраться?

У меня с так называемой "бытовой магией" отношения сложные. Далеко не всех людей боги одарили особой силой, однако многие из избранных используют её для уборки или завивки волос. Как-то не укладывается у меня в голове столь приземлённое использование волшебства. Наверное, я романтик.

Вот Элинь — другое дело. У неё очень трезвый взгляд на мир.

— Скажем нет колтунам и грязным зубам! — простое, но чрезвычайно эффективное заклинание привело меня в приличный вид. Я быстро натянула форменное платье, подхватила сумку с конспектами и вместе с подругой поспешила на лекцию.

"Кто не учился, тому не понять, как хочется кушать, как хочется спать", — дурашливый стишок, однажды прочитанный на тёмной от времени столешнице, так и крутился у меня в голове. Я не успела не то, что нормально позавтракать, но даже перекусить на ходу с утра, и желудок был на меня за это в обиде. Того и гляди, забурчит и опозорит хозяйку на пол-аудитории. На паре маглогики так холодно, так скучно… Даже такое событие встретит бурную радость утомлённых студиозусов.

На задних рядах компания травников украдкой распивала травяной настой необычайной крепости. Судя по запаху, в него входили полынь, петрушка и жидкость для чистки особо ценных артефактов. Надеюсь, никому из экспериментаторов под вечер не понадобится помощь целителей.

Сидящий рядом со мной флегматичный лингвист внимательно слушал разглагольствования магистра Ленроя и дотошно их конспектировал. Заглянув ему через плечо, я увидела чудовищную мешанину из десятка-другого языков, как живых, так и мёртвых. Видимо, он следовал главному принципу магической логики — рациональности — буквально, и для каждого слова подбирал кратчайший аналог.

Девушка-алхимик читала из-под стола обязательную по программе "Химическую женитьбу". Сей труд ясностью изложения не уступал лекции магистра Ленроя, зато обладал занятными иллюстрациями — истинным спасением для скучающих студиозусов. Впрочем, как повелось ещё с древних времён, картинки во всех алхимических трактатах важнее текста.

Холодно. Бррр! Моё форменное платье почти не греет, а в накидке писать неудобно. Приходится согревать себя несложным заклинанием собственного составления. Полезная практика, но без неё я бы предпочла обойтись. Конечно, мои неудобства объяснимы: здание очень старое, каменное, однако хотелось бы учиться в более комфортных условиях. Так и усваиваешь больше, и утомляешься меньше. Стыдно, что король Вельен экономит на ремонте Университета уже который год.

Я скучала и мёрзла, мёрзла и скучала. Элинь же, напротив, умудрялась не только дословно записывать лекцию, но и подчёркивать заголовки, выделять определения и рисовать на полях презабавные картинки. С ней уныние не уживалось, зато я его притягивала с удвоенной силой. Например, в голову настойчиво лезли мысли о предстоящем экзамене.

Маглогика, маглогика… Жуткий предмет, неумолимый преподаватель. Старшекурсники рассказывали, будто он один принимает экзамен, и не как другие магистры, а по собственной системе. Запускает в аудиторию по десять человек, сам рассаживает, потом назначает каждому вопрос из курса. Не отвечаешь — иди на пересдачу. Ответил — тяни билет. Ох! Шпаргалку не достать, соседа не спросить… Такой ужас, что прямо кошмар.

Мне, хвала Эву, предмет магистра Ленроя сдавать придётся только через два месяца. Есть ещё время не только подготовиться, но и помечтать о том, как будешь готовиться.

Линь говорит, я слишком мечтательна. Хозяйством не занимаюсь, романы читаю, учусь только во время сессии. А что делать? Такая уж природа волшебницы Хелены.

— Запишите следующий текст логической формулой: "Если мне попадётся плохой билет, то я сдам экзамен, только если мне повезёт. Я вытащил очень плохой билет. Везение покинуло меня. Поэтому экзамен я не сдам".

Неужели он прочитал мои мысли? Хотя нет, такой талант за магистром Ленроем не числится. Остаётся только одно — изощрённое издевательство. В прошлый раз было что-то вроде: "Никогда не стоит недооценивать глупость вашей аудитории", сегодня это упражнение. Забавно, но все, включая и меня, старательно законспектировали шуточку магистра. Да, кажется, я начинаю его понимать…

— Мастер Ленрой! — дверь широко распахнулась, и в аудиторию шагнул Идель, подмастерье-инженер. Выглядел он очень взволнованным.

— Что случилось? У меня лекция, — раздражённо бросил маглогик.

— Мастер Генрион собирает срочное совещание преподавателей в Алом Зале. Все учащиеся должны собраться в амфитеатре.

Судя по синей ленте, перекинутой через плечо молодого человека, случилось действительно нечто из ряда вон выходящее. Идель почти никогда не надевает отличительный знак аристократов, хотя по праву рождения принадлежит к одному из старейших благородных домов. Магистр Ленрой, например, дворянин в первом поколении, но демонстрирует символику высшего сословия по любому мало-мальски подходящему поводу.

— Что же, на сегодня занятие окончено, — наш любимый маглогик был как всегда сдержанно-ироничен. — У кого-нибудь есть вопросы?

Его слова потонули в радостном гуле сорвавшихся с места студиозусов.

— Что случилось?

— Да какая разница! Нас отпустили с лекций, и это главное!

— Вовремя. Ещё бы немного, я бы заснул.

— Не ты один, друг, не ты один…

Убийственно однообразные разговоры плавно перетекали с одного яруса амфитеатра на другой. Я в них не участвовала, да и Линь тоже. У нас было занятие гораздо важнее. Мы ели.

О, как вкусен бутерброд на пустой желудок! Как ароматен сыр и хрусток поджаренный хлеб! Вот только…

— Пить хочется, — заявила я, дожевав последний кусочек нежданно-негаданно перепавшей пищи.

— Сходи к фонтану, — посоветовала подруга. — А я посторожу. Если что начнётся, мигом позову.

Я вяло кивнула. Мы сидели в амфитеатре почти час, но ничего не происходило. Линь успела раздобыть у знакомых немного еды, я — съесть свою долю, а к нам никто из магистров так и не вышел. Видимо, совещание созвали действительно по значительному поводу, раз они так долго не могут договориться.

"До фонтана идти всего ничего. Никто и не заметит моего отсутствия".

Так я себя успокаивала, совершая восхождение по мраморным ступеням.

Говорят, один из первых ректоров Университета был травником и страстным любителем театра. Именно при нём появилась Большая оранжерея, а в самом её сердце — чаша амфитеатра. Как показало время, среди магов как действительных, так и будущих, доля приличных актёров устрашающе мала, из-за чего традиция театральных постановок постепенно отмерла. Хотели и амфитеатр убрать, но вовремя одумались — больно акустика у него хорошая. С тех пор учащихся по важным поводам собирают в нём, а не во дворе.

И хорошо, ведь снаружи так хо-о-олодно!

С фонтаном же связана отдельная история. То ли шестым, то ли седьмым ректором Университета — я точно не упомню — была Ларна Хитроумная, одна из первых женщин-инженеров. Она не только собирала сложнейшие устройства, но и питала слабость к романтическим парковым украшением. Магистрам удалось уговорить её отказаться от склепа и живописных руин, но Плачущую Деву Ларна сумела отвоевать. Ректор сама её спроектировала, взяв за модель статуи себя, а внутреннюю механику артефакта почерпнув из старинного трактата о вечном двигателе. Прошло больше четырёх веков, но дева не прекращала ронять слёзы ни на мгновение. Даже теперь это впечатляло.

Нагнувшись зачерпнуть воды, я не упустила возможность рассмотреть себя. Причёска немного растрепалась, сосуд лопнул в левом глазу, на щеке выскочил крохотный прыщик. В остальном — очень милая зеленоокая блондиночка, только неухоженная слегка.

Ну и ладно.

С недавних пор я исповедую предельно простой подход к жизни — никогда не иди против своей натуры и беды минуют тебя. Проще говоря, плыви по течению и надейся на лучшее. Придёт день — изменюсь, а пока меня и так всё устраивает. Забавно, в стенах Университета, где люди каждый день всеми силами стремятся приблизить таинственно-прекрасное завтра, я веду жизнь серой мыши.

Ничего страшного.

Как гласит народная мудрость, красивая обёртка лишь раздражает, если под ней не скрывается алмаз. Простолюдины бывают обнадёживающе-логичными.

"Хел, ты скоро?" — вопрос Линь вывел меня из задумчивости. Мы с первого дня в Университете знаем друг друга, и потому можем общаться ментально. Недолго, правда, и на небольшом расстоянии. Но всё равно это полезное умение.

"Я у Плачущей Девы. О жизни думаю, на себя любуюсь. Началось?"

"Нет. Но я слышала, как Эльвин рассказывал своим приятелям о вспышках в башне Порталов. Десять, и все, кроме последней, ярко-синие!"

Ого! По цвету можно определить расстояние, на которое телепортируются. Бледно-голубой соответствует столице, индиго — Дикому Северу. "Синяя" область включает в себя половину цивилизованного мира, а также две трети земель варваров. У последних магическое знание в зачаточном состоянии, и в Университете их представителям делать нечего. К тому же они поедают сердца поверженных врагов, упиваются в гостях до медвежьего рыка и не одобряют женское образование.

Дикари, что с них возьмёшь.

"А что ещё…"

Слабая ниточка нашей ментальной связи оборвалась буквально на полумысли. Мы не были способны поддерживать общение подобным способом долго — особого таланта ни у меня, ни у Линь к Безмолвной речи не оказалось. Честно говоря, нас это нисколько не расстраивало. Даже между хорошими подругами должны быть маленькие секреты.

Например, я бы не хотела раскрывать Элинь своё близкое знакомство с Высоким языком, созданном для разговоров о божественном. Это вызовет массу нездоровых вопросов и может значительно подпортить нашу дружбу. К тому же я не желаю воскрешать однажды похороненные воспоминания — боль остаётся болью. С годами она лишь притупляется, но не исчезает.

И о тех, кто беседует на Высоком под сенью древовидных роз — гордости университетской оранжереи, Линь лучше не знать. Я услышала обрывок их разговора совершенно случайно, но он сразу же заинтересовал меня. В стенах далёкого от церкви Университета редко звучат слова священного языка, и используют их не для теологических рассуждений. Всякий знает: королевской печатью орехи не колют, хотя она и неплохо для этого служит.

Естественно, о немедленном возвращении в амфитеатр уже и речи идти не могло. У меня появилась возможность потратить время не на бессмысленное ожидание, а на нечто более… полезное. Я с лёгким сердцем сделала выбор. Это была дань не мне настоящей (право, студиозус Хелена вряд ли заслуживала хоть каких-то даров), но прошлой.

Я начертала на воде слово "око", но не на родном или древнеэйанском, а на одном из искусственных языков, специально созданных для работы с артефактами. Ларна Хитроумная, создательница фонтана, считалась уже при жизни гениальным инженером. Она оставила после себя несколько удивительных по красоте конструкторских решений, и хоть её творения не дотягивали до легендарных чудес Древнего Эйана, даже в наше время их повсеместно использовали.

Кроме выдающего таланта магесса имела несколько слабостей, которым нещадно потакала. Одна из них — любопытство — мне и помогла.

"В крошечной капле отражается целый мир", — сказал поэт и был совершенно прав. Я попросила воду на доступном ей языке показать скрытых розами беседующих, и моими глазами стала росинка в чашечке нежного, едва распустившегося цветка, отозвавшаяся на переданную артефактом-фонтаном просьбу.

Я — лексимик. Природа моей магии тесно связано со словом; в этом её и мощь, и слабость — к сожалению, не всему в нашем мире дано имя.

На поверхности воды проявилось изображение: в естественной беседке из переплетённых ветвей и стволов древовидных роз сидели двое мужчин. Они вели неторопливую беседу, не опасаясь лишних ушей — владеющие священным языком могут позволить себе подобную роскошь.

Один из них был высоким черноволосым эльфелингом, облачённым в синие свободные одежды. Заострённые уши, мраморно-белая кожа, удлиненные раскосые глаза и символ бога Тэа на груди с головой выдавали его не вполне человеческое происхождение. Судя по эмблеме на вычурном поясном украшении, он прибыл из Оэрры, самого маленького из трёх эльфелингских королевств.

Вторым знатаком Высокого оказался человек — светловолосый мужчина в чёрном. Он был очень красив, но на мой вкус слишком зрел. Тонкая корона из алхимического золота указывала на его принадлежность к высшей аристократии Тейглана, возможно даже к правящему дому.

Я внимательно вслушивалась в певучие слова, но насмешница-память отказывалась обращаться к жалким крупицам знаний, чудом сохранившимся у меня от прежней, немирской жизни.

С досады я ударила по воде ладонью. Картинка тут же распалась на сотню дрожащих осколков, в каждом из которых кривилось от бессилия моё лицо.

Единственным разобранным мной словом оказалось "свадьба". Но зачем эльфелингу сочетаться браком с человеком? Давно известно — дети от подобных союзов особенно уязвимы для обитателей Бездны.

Может, дипломатические игры? Но между Оэррой и Тейгланом и так хорошие отношения. Им нет причин сближаться ещё больше.

"Есть ещё Тэа. Нельзя сбрасывать его со счётов".

Я тряхнула головой, прогоняя незваные мысли.

"Меня больше не касаются дела богов. Пора возвращаться".

— 2-

"Плохо. Определённо, всё очень и очень плохо".

Что же они затевают? Ещё и устроили встречу под розами — символами неразглашения тайны. Шутка, конечно, изящная. Очень эльфелингская, я бы сказала. Вот только меня что-то не тянуло улыбаться.

— Что с тобой? — встревожено спросила Элинь.

— Устала немного, не выспалась. Не бери в голову.

Я обманывала лучшую подругу и не чувствовала, будто совершают нечто неправильное.

"Что дальше? Распространение богохульных анекдотов или сожительство с порочным красавцем?"

— Эй-эй! Да ты будто призрака повстречала. Расскажи, что случилось, не мучь себя, — в голосе Линь было столько участия, что я не смогла полностью утаить от неё увиденное.

Какой стыд. Жизнь среди простецов сделала меня мягче любимой перины купеческой дочери.

— В оранжерее я увидела эльфелинга.

— Ух ты!

Лицо Элинь порозовело, а глаза лихорадочно заблестели. Увы, она совсем не умела сдерживать эмоции. Нелюди представлялись ей идеальными — во всех смыслах. Я, сколько не пыталась, так и не смогла её разубедить.

— И какой он? — с возмутительно-откровенным интересом спросила подруга. Её нисколько не волновало, услышит нас кто-нибудь или нет.

— Черноволосый. Светлокожий. Ушастый.

— Хелена, опять ты за своё, — обиженно протянула подруга. — Рассказывай нормально!

— Ладно. Его ланиты взяли цвет от лепестков бледной королевской розы, а облачён он был в шелка, синие, как морские волны. Так лучше?

— Бесполезно, — отмахнулась Элинь. — Ты хоть и читаешь рыцарские романы, а куртуазности в тебе как не было, так и нет. Спрошу напрямую: он красивый?

— Да, — "как эльфелинг", так и хотелось добавить, но мне хватило самообладания смолчать. Ни к чему больше упражняться в остроумии.

— Ах, Хел, как же тебе повезло!

"Ага. Улыбнулась сомнительная удача, нечего сказать. Как будто мне не хватало своих проблем".

Мои невесёлые размышления прервали первые аккорды национального гимна. Как и полагается законопослушной гражданке славного королевства Вейларния, я поспешила встать. А вот петь не стала — настроение у меня было не торжественное.

Между тем на арене амфитеатра собралась интересная компания. Само собой, там присутствовали ректор и десяток магистров, но не они привлекли моё внимание. Кажется, Линь говорила о десяти вспышках в башне Порталов? Загадка решилась сама собой — их виновники стояли на белом песке.

Первыми я отметила эльфелинга-оэрринца и золотоволосого тейгланца, однако среди "гостей" Университета Вейларнии были и более примечательные личности. У леди в зелёном, например, на плече сидел маленький дух-кот, да и в том, как она щурилась, глядя на студиозусов, чувствовалось нечто кошачье. Рядом с ней стоял большеглазый юноша в венке из васильков и ромашек. Травницы, сидящие в первых рядах, бросали на него пылкие взгляды — я сама этого не видела, но знала — они без ума от подобных парней.

Был там и ещё один эльфелинг. Весь в белом, утончённый, болезненно-красивый, он заставил вздыхать не одну романтически настроенную девицу, да и у некоторых юношей сердце забилось чаще. Впрочем, часть из них наверняка приняла нелюдя за девушку — наш Университет всё-таки приличное учебное заведение. Противоестественные наклонности здесь не в чести.

Забавно, но соседом томного красавца был молодой воин-маг в накидке, отделанной мехом снежного тигра. Женственности в нём и в помине не было. Хотя какая из него могла бы получиться женщина? Мускулистая, высоченная и с раздвоенным подбородком — бой-баба, одним словом. Хорошо, что ему довелось родиться мужчиной. Жениха искать куда сложнее, чем махать мечом.

Красивая, совсем ещё юная девушка в коротком бархатном платье — мне такое стыд никогда не позволит надеть — прибыла из Доранлиса, древнего королевства людей. Оно известно мрачной поэзией, вечно туманной столицей Олар и нездоровым отношением к смерти. Тамошняя земля богата на медиумов и некромантов, но при настолько долгой истории королевства в этом нет ничего удивительного. Говорят, могилы попадаются в Доранлисе на каждом шагу, а Старый город Олара вообще одна большая гробница.

Гостья из Ведионна, другого древнего людского государства, оделась для визита в Университет не столь легкомысленно. Впрочем, даже в наглухо застёгнутом платье она казалась полураздетой.

Длиннокосый витязь определённо принадлежал к знати Кемингрии — королевства, признанного цивилизованным лишь недавно. Ещё столетие назад его жители были варварами, грабящими богатые прибрежные города, но ныне они вхожи в лучшие дома Старого и Нового Света, образованы и куртуазны. Правда, кемингрийки по-прежнему бреют головы и носят разноцветные парики, а их мужчины отращивают косы. Не так-то просто полностью избавиться привычек, унаследованных от тёмных предков.

— Хел, видишь того господина с золотой лентой?

— Да.

— Зуб даю, что это королевский посланник.

Выходит, дело серьёзно. Король Вельен вспоминает про своих магов редко — когда получает сведения о подозрительной активности на границе с Эхтроком, нашим давним врагом, или расплачивается с очередным долгом, например. Последняя война истощила казну почти до предела, а волшебники, вопреки распространённому заблуждению, свинец в золото не превращают (его получают из серебра после сложнейших манипуляций). Университет предназначен не только для обучения молодёжи Вейларнии, но и для ведения исследований, расширяющих магическое знание. Но прогресс требует внушительных затрат, а денег у монарха нет. Помощь от него поступает от случая к случаю, в остальное же время Университету приходится выискивать средства самому. Магистры, даже такие заносчивые, как Ленрой, не гнушаются выполнением заказов со стороны. Обычно они ставят всего два условия: предоплата и непротиворечие задачи Кодексу Магов и законам Вейларнии.

Посланник из столицы… Какие же вести он принёс?

"Уж точно не о начале войны с Эхтроком. Такое объявили бы сразу".

— Линь, как ты думаешь…

— Тшшш! — шикнула на меня подруга. — Сейчас будет говорить ректор.

И действительно, магистр Генрион поднял руку, призывая к тишине. Он занял пост ректора в разгар последней войны, сменив погибшего отца. С тех пор прошло десять лет, и из отчаянного юноши Генрион превратился в нервного седеющего мужчину, упрямо идущего к намеченной цели — возрождению Университета.

Хоругвь ему в руки, как говорят на севере.

— Студиозусы! — торжественно произнёс ректор. На его обычно напряжённом лице лежала печать умиротворения и некой просветлённости. — Чтите законы божественные и земные!

Мы с Линь удивлённо переглянулись, и были далеко не одиноки в своём недоумении.

— Ибо только так вы не опозорите меня, своих мастеров и нашего доброго короля в чужой земле. Да, мы решили не ждать лета и даём вам возможность раньше проверить знания на практике.

"Плохо. Не люблю проверки".

— Перед вами девять достопочтенных послов стран-приимниц этого года…

Магистр Генрион углубился в перечисление государств и титулов их посланников. Как и следовало ожидать, на представление двух эльфелингов ушло больше времени, чем на других гостей вместе взятых. Оказалось, золотоволосый тейгланец и правда принадлежал к правящему дому.

— В четвёртом часу после полудня начнётся распределительное тестирование. До его начала все занятия отменяются. Можете расходиться, но не забудьте узнать у старост номера экзаменационных аудитории.

Последние слова ректора повергли меня в уныние. Мой текущий уровень знания оставлял желать много лучшего, и за пять часов я не могла поднять его до приемлемого.

Плохо. Очень плохо. Ещё хуже то, что винить некого — кроме себя самой, разумеется.

"Нечего было вместо учёбы романы читать".

В текущем — третьем — семестре мой поток, лексимики, изучал семь предметов: низшую алхимию, начала гербалогии, введение в проектирование артефактов, историю, основы искусственных языков, древнеэйанский и магическую логику.

Пять нацело на семь не делится. Отлично! Уберу-ка историю — она мне ещё в детстве надоела.

В проектировании главное твёрдая рука, острый глаз и дерзкая мысль. С последним у меня неважно — сказывается влияние первого образования, несколько… хм… каноничного. Чтобы полностью избавиться от его следов, мне надо проделать грандиозную работу над собой, а я на неё морально не готова.

Языки, что естественные (и живые, и мёртвые), что искусственные, устроены примерно одинаково. Ничего сложного — на первый взгляд.

"Какой-то я неправильный лексимик. Есть, что сказать, однако не всегда нахожу, как".

Боюсь, как и в случае с проектированием, истоки сей досадной немощи кроются в моём прошлом.

Гербология, или травознание по-простому, слишком скучна. Не хочу даже заглядывать в конспект по ней. Кое-что помню — и ладно.

Алхимия — на редкость логичная штука. Как славно, что я ходила на все практические занятия и примерно представляю, как не отравиться при очистке соли металла.

Остаётся маглогика. С ней, драгоценной, всё ясно — раз я не доверяла ей в течение двух месяцев, то за пять часов и подавно не приму на веру. И потому…

…пойду-ка я спать. Слишком много потрясений выпала на мою долю сегодня, а свежая голова на тестировании ещё никому не мешала. Надеюсь, Линь разбудит меня воремя.

"Жёлтые цветы дерева Ёфэн посвящены Вальго, синие — Земши. Молитву Тэа о прощении грехов возносят в полнолуние, распустив волосы и одевшись в новые белые одежды. Жиюнну нельзя поминать дурным словом. Эв помогает заблудшим…"

— Подъём! — бодрый возглас Элинь выхватил меня из теологического кошмара. Отвечать урок наставнику Кьезону то ещё удовольствие. Бррр! Не хочу проходить через это вновь, даже во сне.

— Встаю, встаю… Чай готов?

— Мы опаздываем, Хелена! Хватай сумку и бегом в главное здание!

— К-к-куда? — ой, я забыла узнать номер аудитории. Плохо.

— Шляпа ты, Хел, — хмыкнула Элинь. — И спать слишком любишь. Я, между прочим, десять минут тебя будила. Поблагодари Эльвина за заботу: он заходил час назад и просил передать, что тебя ждут в двенадцатой.

Я с благодарностью посмотрела на Линь.

— Ты моя спасительница…

— Потом поболтаем! — отмахнулась соседка и выбежала из комнаты.

Я бросилась вслед за ней. На разговоры, как правильно заметила подруга, времени уже не оставалось.

— Здравствуйте! — сказала, входя в аудиторию. Тестирование тестированием, но пара вежливых слов ещё никому не вредила. Магистр Ленрой удовлетворённо кивнул и указал мне на третье место в четвёртом ряду.

Справа — пусто, слева — пусто. Сзади сидит Эльвин, спереди — Каталина, самоуверенная травница-третьекурсница. При желании я могу за неё спрятаться… и достать "вспомогательный материал".

Хорошее место. Надёжное.

С диспозицией ясно, перехожу к боевым действиям. Семь сложенных стопкой листков, каждый с моим именем в верхнем правом углу, бросали мне вызов. Холод… Он с позором отступил. Его изгнала лихорадка боя. Противники-вопросы замерли на бумажном поле битвы в ожидании шквала моих ударов-ответов. Схватка обещала быть жаркой.

Воин-маг не сдаётся.

Воин-маг не отступает.

Воин-маг не теряет надежды

О нет! Почему в этот тяжкий час Эв покинул меня? Я не могу отыскать дорогу в сгущающемся мраке…

Я понимаю, зачем нужна маглогика. Это инструмент, с помощью которого смертные убеждают Хранителей Равновесия в своей правоте. Без их согласия невозможно ни одно мало-мальски могучее волшебство.

Я знаю, как она работает — право, её аппарат не так уж и сложен.

Моя проблема в ином: я не могу применять маглогику на практике, потому что не верю в неё.

Естественно, это ставит крест на моей карьере волшебницы. Придётся до скончания дней заговаривать по деревням зубы, благо способности лексимика на это годятся.

Ах! Кажется, магистр Ленрой слишком пристально смотрит на меня. Неужели… он догадался о моей позорной тайне?

Ещё немного, и я от стыда сползу под стол.

Как не печально признавать, тестирование провалено.

С оглушительным треском.

— 3-

— Эй, Шэйн! Как написал? — окликнул конопатый парень высокого блондина с нашивкой старосты. Интересовавшийся был самого крестьянского вида, спрашиваемый, напротив, отличался аристократической утончённостью.

— Так себе, — небрежно бросил блондин, не потрудившись даже обернуться к собеседнику.

— Знаю я твоё "так себе"! Небось, опять в тридцатку лучших попадёшь?!

— Зависть — плохое чувство.

Случайно подслушанный разговор между моим старостой и одним из многочисленных его товарищей-недругов не позабавил меня, а вогнал лишь в большее уныние.

Верно говорят: все, что начинается плохо, кончается еще хуже.

Скрип водимого по доске мела раздавался в двенадцатой аудитории шесть раз с интервалом в полчаса. Магистр Ленрой, сама забота и любезность, писал на доске оставшееся до конца тестирования время. Каждый раз половина студиозусов поднимали головы от листков с вопросами и заворожено наблюдали, как достопочтенный маглогик с непринуждённой лёгкостью высталял на показ невладение основами каллиграфии. Разбирать его почерк — кривой, неровный и угловатый, словно как у не слишком старательного ребёнка — было то ещё удовольствие.

А между тем…

…под мирное поскрипывание перьев и тихий шелест разгорался огонёк моего отчаяния. Я не могла позволить ему вырваться наружу — прежде всего ради себя самой. Всхлипывания и слёзы — не лучший способ обратить на себя внимание во время экзамена. У некоторых на подобные вещи долгая память, а я хотела спокойно закончить Университет.

Вышла я из аудитории совершенно разбитой. Впрочем, серьёзно пострадала лишь моя гордость. По правилам Университета на практику меня в любом случае определили бы, хотя место её проведения могло быть не самым престижным.

Дабы зачлечить душевные раны, я направилась в библиотеку за новым романом, однако по пути встретила Шэйна и его не в меру любопытного знакомого. И началось…

Банальная зависть вызвала новый приступ самопрезрения. Мне даже пришлось отправиться в оранжерею, чтобы вдали от любопытных глаз дать волю чувствам. Плачущая Дева стала безмолвной свидетельницей моей слабости.

И более никто в целом мире.

Я пришла домой в восьмом часу после полудня, красноглазая и с парой романов подмышкой. Практика практикой, но скучать я не собиралась.

"Если попаду к северянам, хотя бы будет с чем скоротать долгий холодный вечер".

Вариант "с кем" я не даже рассматривала — не так меня воспитывали.

Линь валялась на кровати и уплетала за обе щёки клубнику со сливками. Мы могли позволить себе ограниченный круг лакомств (ни я, ни Элинь не получали денег из дома), но травники выращивали множество растений в университетской оранжереи. За помощь по хозяйству или в учёбе они охотно делились плодами своих трудов. Так однажды нам с Линь достался диковинный фрукт — ананас. Он отдалённо напоминал сосновую шишку.

Но и клубника у них превосходная, вкусная и ароматная.

— Ну, как справилась? — спросила подруга.

— Написала — и ладно, — я постаралась придать голосу бодрости. Вышло фальшиво.

— А, — протянула Линь. — Ясно.

Больше о тестировании мы не говорили.

И хорошо.

"Чем меньше бередишь рану, тем быстрее она заживает".

— Куда хочешь поехать на практику? Я к эльфелингам, — подруга перешла на любимую тему. — Они такие красивые, и культура у них необычная. Но… мне кажется, рядом с ними я и слова не смогу вымолвить. Сначала окаменею, а потом растаю…

"Кто бы сомневался".

— А мне всё равно, — не долго думая сказала я.

— Нет, так не пойдёт, — возмутилась Линь. Ещё бы она смолчала! Получить на почти интимное откровение банальность-отмашку — любой бы хоть немного, да оскорбился. — Давай, признавайся!

— Хорошо, уговорила, — я сделала задумчивый вид, но брякнула первое пришедшее в голову. — Хочу куда-нибудь в тёплые края. Надоело мёрзнуть.

Элинь вздохнула. Думаю, она всё же догадывалась, что ждать от меня откровенных фантазий бесполезно.

— Неженка ты, Хел. Не дворянка, а всё посибаритствовать норовишь.

"А ты уплетаешь клубнику со сливками. Далеко не вилланскую пищу, между прочим".

— Ничего не могу с собой поделать! — попыталась отшутиться я. — Такой вот уродилась на свет.

Линь рассмеялась. Она обладала удивительной отходчивостью — по крайней мере, когда дело касалось меня.

Мы бились подушками, ели клубнику, вели задушевные разговоры… Словом, занимались всем тем, что обычно делают нормальные девушки-подружки. Я старалась честно отыгрывать роль, и кажется, преуспела.

— Если нас отправят в разные страны, будешь мне писать? Хотя бы иногда.

— Постараюсь.

Оплата писем магов (и их учеников) идёт из казны. Это одна из немногих привилегий, оставшихся с военного времени. Если не слишком наглеть, можно держать друг друга в курсе всех важных событий. Хотя просто получить пару тёплых строчек от подруги тоже хорошо.

— А родителям? Я своим каждую неделю пишу. Наверное, совсем сестрёнку замучили — почитай да почитай!

Отец и мать Элинь были людьми, как говориться, проще некуда. К их чести, своего невежества они стыдились, и потому постарались дать всем своим детям образование, несмотря на трудное послевоенное время.

В старшей дочери они души не чаяли.

Мои же родители были другого сорта. Нет, они славные, просто…

— Я своим обязательно напишу. Как-нибудь. И брату тоже… наверное.

Элинь с укором посмотрела на меня.

— Хел, родные любят тебя! Ты не должна стыдиться их из-за бедности. Мало кто сейчас в Вейларнии живёт в достатке. Даже среди дворян по-настоящему богатыми считаются лишь Лерьэны, но они ходят в любимчиках у Вальго.

"И не только у Вальго. Всё намного сложнее, чем ты думаешь".

Положение своей семьи я бы назвала не бедностью, а "блистательной нищетой", а что да любви…

— Не подумай плохого. Мы очень любим друг друга, просто меня так воспитали.

— Ой, прости, — спохватилась подруга. — Опять забыла, что ты северянка. У вас принято держать всё в себе.

Я родилась в местечке на севере Вейларнии (три дня пути до границы с Эхтроком и столько же до ближайшего крупного города). Люди из соседних деревень (сами, между прочим, достаточно странные) считали жителей Тэйреса чудными. Об этом не говорили прямо, но шутки, полунамёки и ехидные стишки так и ходили по округе. Думаю, языки людям развязывала банальная зависть: у нас были руины Папоротникого замка, а у них — ни-че-го. Около пятисот лет назад в крепости на возвышающемся над Тэйресом холме поселился Альрин Отрёкшийся, короля Вейларнии, добровольно передавший трон брату. Он пожертвовал короной ради любви к волшебнице Лаурине, и говорят — не прогадал. Их сын, стал паладином своего царственного дяди Клеонта Нежданного и избранником Земши.

В "Золотой легенде" история принца Лионеля была моей самой любимой.

Семья Элинь жила на юге королевства. Мою некоторую отчуждённость она почему-то списывала на мифическую "сдержанность" северян. Я не спешила развеять её заблуждение.

Подруга не стала больше донимать меня разговорами о родичах, за что я была ей безмерно благодарна. Мы перешли на обсуждение подготовки к предстоящему путешествию, и проболтали, наверное, целый час. А затем в дверь постучали.

Элинь и я переглянулись.

— Я пойду, открою, — смущённо проговорила соседка.

— Иди, — только и сказала я. Волшебница Хелена боязлива. Она не любит получать извещения.

За дверью никого не было, но на пороге лежал конверт. Это меня не удивило: староста потока лексимиков, Шэйн, редко снисходил до общения с однокурсниками. В чём-то я его понимала.

"Счастливый разговор — несостоявшийся разговор".

Мы обе некоторое время молча рассматривали конверт, словно он был диковинкой из Старого Света. Наконец подруга решила нарушить ставшую тягостной тишину.

— Может, подождём, пока Эльвин не принесёт мой?

По её раскрасневшемуся лицу я поняла — Линь жутко волновалась. Да и у меня самой сердце так и стучало в груди.

"Неужели для меня настолько важен результат?"

В прошлом моё тщеславие питали исключительно достижения. Теперь ему довольно и приличного результата учебной проверки. Различие в запросах удручало.

…Вновь в дверь постучали нескоро.

Как и ожидалось, нас навестил Эльвин. На его длинном лице лежала печать невыразимой грусти. Будь она хоть немного сильней, я бы назвала её скорбью.

— Это тебе, Элинь, — убито произнёс он и протянул моей подруге плотный конверт.

— Спасибо.

— Надеюсь, тебе повезёт больше чем мне. Следующие два месяца проведу в Доралинсе: буду лазать по гробницам, искать артефакты и изучать древнеэйанский по эпитафиям. Хоть бы не пришлось изгонять призраков — некоторых людей смерть только портит, — Эльвин тяжело вздохнул, а затем угрюмо спросил. — Признавайтесь, у кого моё "Мёртвое слово"?

— Точно не у меня, — сразу сказала я. — Мрачноватая для меня вещица. Но высокопоэтичная.

Линь тоже ответила отрицаельно. Кроме необходимых для учёбы книг она читала только сборники кулинарных рецептов.

На двадцатилетие неизвестные доброжелатели подарили Эльвину знаменитую доранлисскую поэму, которая пропала на следующее утро после праздника. Впрочем, до сих пор это не сильно беспокоило молодого человека.

Эльвин не искал непроглядность в книгах. Он ею жил.

— Жаль. Я хотел выучить пару цитат, проникнуться образами… В общем, приобщиться к тамошней культуре.

На его счастье, я немного разбиралась в культуре Старого Света.

— Доранлисцы считают, что нет ничего печальнее и красивее, чем смерть молодой прекрасной девушки. Если хочешь вызвать у них интерес, придумай мёртвую возлюбленную. "Я любил, был любим, мы любили вдвоем, только этим мы жить и могли…" — ну ты понял.

Юноша посмотрел на меня с грустной благодарностью.

— Я запомню. Спасибо, Хелена.

— Кстати, зачем тебе учить древнеэйанский? Мы же едем на практику! — спросила Линь. В голосе девушки слышались нотки неподдельной тревоги.

— О, вы не знаете новейшие правила? Хотя, откуда вам… — староста на мгновение задумался, и во взгляде его больших прекрасных светло-голубых глаз появилось снисхождение. — Тестирование проводили не для выявления лучших. С его помощью магистры выясняли для каждого, какую из дисциплин он знает хуже всего.

— Ты хочешь сказать… — ахнула Элинь.

— Придётся заниматься дополнительно. Разумеется, в свободное от практических заданий время.

Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и Эльвин продолжил разносить конверты томящимся в ожидании студиозусам.

"Ему будет хорошо в Доранлисе — там туманно, а его нежной коже вреден яркий солнечный свет. К тому же в самом просвещённом королевстве Старого Света у альбиноса меньше шансов быть принятым за вампира".

Я знала — из-за особенностей внешности у Эльвина в детстве было много проблем. Он слишком отличался от сверстников, и тех это пугало. Когда мальчику исполнилось семь, родители отдали его в храм Земши. Они надеялись, что бог-воин сжалится над их странным сыном и если не исцелит, то хотя бы защитит.

Тринадцать лет Эльвин провёл в храме, учась и выполняя, сколько позволяло его слабое здоровье, работу по хозяйству вместе с младшими жрецами. Он уже и сам готовился принять сан, но однажды во сне ему явился Земши и сказал, что за добродетельную жизнь он наделяется даром творить волшебство.

— Кто первый? — с напускной весёлостью спросила Элинь.

— Ты, — вырвалось у меня, и я тут же пожалела об этом. — Нет, подожди…

Но подруга и без моего предупреждения не спешила открывать свой конверт. В раздумьи она вертела его в руках, словно внутри от этих нехитрых манипуляций что-то могло измениться.

Нас отправляли на практику в первый раз. В прошлом году ещё действовали старые правила, не предусматривающие испытаний для первого курса. В этом, как я слышала, новичкам предстояло работать при королевском дворе.

"Не так уж и сложно выполнять капризы томных придворных дам и их вздорных кавалеров".

Лицо Линь озарила шальная улыбка.

— Придумала! — воскликнула она и быстро — я даже не успела возразить — поменяла наши конверты. — Теперь открывай.

Я пожала плечами и распечатала результаты подруги. Внутри лежал прямоугольник из жёлтой бумаги, на одной стороне которого было размашисто выведено "Тейглан".

"Да, не поедет Линь к эльфелингам", — подумала я и перевернула карточку. На обратной стороне красовалась надпись всё тем же почерком: "Алхимия".

— Тейглан, Алхимия, — зачитала я. Подруге никогда не давались секреты искусства превращения веществ.

— Хел, ты только не расстраивайся, — дрожащим голосом произнесла Элинь. — Не всё так плохо…

— Что?!

Соседка молча протянула мне сиреневый прямоугольник, благоухающий лавандой.

— Оэрра, Магическая логика, — каким-то чужим голосом прочитала я.

— Ничего страшного, — утешала меня Элинь. — Магистр Ленрой просто объяснять не умеет, вот ты и завалила его предмет. Позанимаешься как следует, сразу во всём разберёшься. Я знаю, ты умная…

Слёзы горячими ручейками потекли по щекам. Достойное завершение на редкость дурного дня.

— Не надо…

Я — непутёвая блондинка с прошлым. Три года назад мне даровали способности мага слова, лексимика. Мой старший брат ещё бестолковее меня.

Линь — энергичная брюнетка. У неё нет особых талантов (только дар волшебницы), зато есть четверо братьев и сестёр и родители, лишённых каких-либо амбиций.

Мы знаем друг друга с первого дня в Университете, живём в одной комнате, но Элинь знает о моём прошлом только то, в чём мне не стыдно признаться.

Она чудесная подруга. Для меня — для новой меня — первая и единственная.

Конечно, я знала — попасть в одну группу на практику у нас крайне мало шансов. Однако до последнего момента в моём сердце жила надежда на благоприятный исход.

— Что ты… Успокойся… На, возьми платок…

Я плачу не из-за маглогики.

Далеко-далеко, в эльфелингском королевстве Оэрра, что волшебница Хелена будет делать без тебя, Линь-Элинь? Кто утешит её и разбудит? С кем она сможет поболтать о разных пустяках?

Никто. Ни с кем.

Отчего мне так пусто и плохо? Прежняя Хелена не нуждалась в живом общении. Её наперсниками были благородные воины и их нежные подруги из рыцарских романов.

— Да, ты права, — сказала я, улыбаясь через силу. — Мои проблемы с маглогикой ерунда. Из-за них не стоит плакать.

— 4-

"Папа и мама, у меня всё в порядке…"

Не то. Я не должна так бессовестно лгать родителям. Со мной далеко не всё в порядке.

"Папенька и маменька, я скоро уезжаю в Оэрру, к эльфеелингам, но вы не волнуйтесь…"

"Слишком приторно. Они будут разочарованы".

Поддавшись на уговоры Линь, я решила написать домой письмо. Взяла листы шелковистой белой бумаги, наточила перо, смешала чернила, приготовила палочку лилового сургуча, но… дальше дело пошло совсем не так гладко, как мне хотелось. Писать вообще очень утомительно (по крайней мере, для меня). Плодотворность Элинь — десятки страниц за раз! — вызывала во мне белую зависть.

Спустя полчаса по правую руку от меня высилась гора скомканных бумаг.

Если хочешь что-то сказать про Хелену-волшебницу, скажи, что она старалась.

"Как сад? Я слышала, в окрестностях Тэйреса шли затяжные дожди…"

Когда не знаешь, о чём вести речь, говори о погоде, благо в Вейларнии она постоянно даёт повод о себе порассуждать.

"У нас который день стоит собачий холод. В Оэрре сейчас тепло, и это меня радует. Впрочем, ни один кувшин мёда не обходится без ложки дёгтя: я завалила магическую логику и потому должна буду с утра до вечера заниматься, а вместо отдыха выполнять поручения надменных эльфелингов. Мама, папа, вы в меня веришь? Я ведь смогу, правда?"

Нет, так дело тоже не пойдёт. Я не могу перекладывать свои проблемы на плечи родителей, они и со своими-то едва справляются. Мама слишком чувствительная, да и папа не толстокожий. Иногда я чувствую себе лет на десять их старше.

"Родные мои! Я уезжаю на практику в Оэрру. Буду писать.

P. S. Последний роман Никодемуса очень неплох, рекомендую.

Элен".

Вот так! Коротко и ясно.

А теперь, брату.

"Андрэ, веди себя прилично. Не трать много денег на карты, вино и женщин. Не влезай в долги. Я уезжаю на практику, вернусь через два месяца.

Твоя младшая сестра".

Надеюсь, мой легкомысленный братец не пустился во все тяжкие, оказавшись в столице. Он мог, уж я-то знаю. Юноше двадцать три года уже, а ведёт себя, как пятнадцатилетний. Молю Земши, чтобы в Королевской Академии его научили дисциплине — без неё в регулярной армии делать нечего.

Боги не наделили Андриана способностью творить волшебство.

И хорошо. Если бы Андрэ владел магией, сомневаюсь, что мы увидели бы его совершеннолетие.

В семнадцать лет он организовал отряд наёмников, понабрав в него таких же пустоголовых и оттаянных юнцов. "Фиолетовые плащи" — так они себя называли. "Наёмники-идеалисты" — всегда говорила я. От простых солдат удачи их отличало наличие кодекса — вольного переложения устава Лазоревых рыцарей, у большинства — тщательно скрываемое благородное происхождение и поголовная увлечённость поэзией. Последнее отпугивало от "плащей" заказчиков больше, нежели старомодные моральные принципы. Люди предпочитали иметь дело с классическими наёмниками — невежественными вояками с бугристыми мускулами и хитрыми глазами. Они выглядели гораздо надёжнее юнцов в щегольских фиолетовых плащах, цитирующих к месту и не к месту поэтов современности и старины.

С мыслей о брате я как-то незаметно для самой себя перешла к размышлению о подслушанном в оранжерее разговоре. О чём же именно договаривались тейгланский аристократ и оэрринец? Что они подразумевали под "браком"? В Высоком многие слова имеют несколько значений; часто догадаться об истинном можно только из контекста. Как жаль, что из моей памяти выжгли знание священного языка. Осталось лишь несколько слов… несколько крохотных фрагменты огромной мозаики.

Я могла лишь гадать, говорили ли они о реальной свадьбе или же об алхимической. Впрочем, последнее маловероятно — Высшей Алхимией владел Древний Эйан, но он давно пал. Никто из ныне живущих не способен расшифровать рукописи его мудрецов, а если бы даже и мог, это немного бы ему дало. Гарантом Естественного закона, по которому жила Золотая Империя и благодаря которому действовала Высшая Алхимия, выступал сам Первый бог. После его смерти эйанцы оказались беззащитны, став лёгкой добычей орд северных варваров.

Тейгланец и эльфелинг не стали бы обсуждать алхимический брак из Низшей Алхимии. Право, проблемы соединения двух веществ не стоят внимания двух жрецов. Хоть Золотое Королевство и гордится тем, что продвинулось дальше других в изучении наследия Эйана, а государствам эльфелингов больше восьми тысяч лет, однако тайны Высшей Алхимии скрыты для них одним покрывалом мрака. Тейгланцам и нелюдям мешает одно — их предки не верили в Создателя, а люди Древнего Эйана не делились знаниями с неверными. К тому же первых богоизбранный народ презирал за дикость, а вторых сторонился из-за их происхождения. Эльфелинги не были детьми Эмьвио Косом, мира, сотворённого Первым богом, и граждане Золотой Империи об этом прекрасно знали.

Значит, жрецы договаривались всё-таки о настоящей свадьбе.

"Всё равно выходит бессмыслица".

Внезапно я вспомнила про королевского посланника. Магистр Генрион во время представления послов назвал его титулы — целый ворох, и все цветастые, как перья павлина. Таких людей король не отправляет с посланием для своих магов по такому скучному случаю, как начало практики… особенно преждевременное её начало. Быть может, монарх возжелал проявить уважение к Университету? Небольшая лесть, чтобы загладить вину перед магами.

За окном завывал ветер, противный осенний пронизывающий ветер, гонявший по аллеям университетского парка мокрые листья.

Я поёжилась. Ненавижу холод, а снаружи не осталось тепла, даже чтобы кошку согреть. Долгое, слишком долгое послелетье расслабило меня и сделало беззащитной перед погодным ненастьем. Когда в права вступила настоящая осень, я чувствовала себя разбитой и обманутой, как покинутая жена. С тех пор прошло две недели, но тоска по ушедшему до весны теплу не покидала меня ни на день.

"На месте Вельена я бы отремонтировала Университет и тем получила бы вечную признательность будущих магов. На подкуп полноправных не хватит всей вейларнской казны".

Магистров созвали на совещание посреди учебного дня, и приходили они к решению достаточно долго… Объявлять причину не стали, значит, очередная война не предвидится. Что же король захотел от своих магов?

На границе с Эхтроком, главным врагом Вейларнии, спокойно со времён последней войны. Больше у моей родины врагов нет — по крайней мере, явных. Многие государства Старого и Нового Света открыто называют нас военными союзниками. Если случится беда, они встанут на нашу защиту.

Сказать по-честному, в Вейларнии и брать-то нечего. Страна истощена последней войной и по уши в долгах. Земля неплодородна, недра скудны, погода ужасна, расположение незавидно. Вальго, бог-с-толстой-мошной, редко вспоминает о моей родине. Её покровителями считаются воинственный целитель Земши, вздорная эгоистка Жиюнна и совестливый мудрец Эв.

Впрочем, говорят в Эхтроке сейчас вообще не живут, а выживают.

"Магов не пришлось бы просить о разработке оружия. Они патриоты, как и все вейларнцы. Но хватит растекаться мыслию по ясеню. У меня ещё полно важных дел".

Нужно было запечатать письма и передать их Элинь: сама я уже не успевала их отправить — за окном сумерки давно обернулись чернильной тьмой, а у меня не было собрано и половины вещей уж-точно-необходимых-в-Оэрре, хотя телепортировать мою группу собирались ранним утром следующего дня.

"У тебя бардак и в голове, и в доме, Хелена-волшебница".

…Для личной переписки я использую семейную печать. Конечно, официально она не имеет никакой силы, но родителям и брату приятно видеть её на моих письмах. Они жили, живут и будут жить романтическими иллюзиями, я же стараюсь не разрушать их хрупкие воздушные замки, но не воздвигать свой. Мы не дворяне — это данность, которую невозможно оспорить, но на которую мои родные предпочитают закрывать глаза. Нашей семье не полагается лента родовых цветов, герб и девиз, хотя формальный запрет не помешал отцу в своё время придумать и первое, и второе, и третье. Эти атрибуты благородного дома красотой и бесполезностью схожи с мыльными пузырями — не подкреплённые ничем, кроме жгучего желания считаться особенными, они лопаются при соприкосновении с жестокой реальностью.

Я пользуюсь семейной печатью, но не из бесплодных амбиций, а из чувства долга.

"Ты ничуть не лучше их. Такая же выпадающая из жизни бестолочь".

Я хотя бы стараюсь казаться нормальной.

— Отправишь? А то я уже не успеваю, — попросила я подругу, воюющую с пылью под моей кроватью. Мне было стыдно смотреть ей в глаза: по необъяснимым причинам на уборку у меня вечно не хватает времени.

— О чём речь! — с обычным энтузиазмом согласилась Линь. — Семья — святое.

— Спасибо. Уж и не знаю, что бы я без тебя делала…

— Книжки бы целый день читала, — проворчала соседка, вытаскивая из-под кровати пару пухлых томиков.

— Но-но! Какая ты сегодня строгая, — я не могла сдержать улыбки. Линь на удивление серьёзно отнеслась к подготовке к отъезду. Как будто из-за неаккуратно застеленной кровати могли исключить из Университета!

В записке, оставленной магистром Ленроем на доске объявлений, было сказано:

"В восьмой час после полуночи первого дня третьего месяца осени собраться с вещами у башни Порталов".

Бе-е-е. Вытащить несчастных студиозусов из тёплой постели на холод с утра пораньше — как это характерно для магистра маглогики. Хоть ранние часы и полагают лучшими для занятий, поскольку разум якобы в это время наиболее остёр, я не разделяла подобных убеждений. Утром нужно спать. Впрочем, люди устроены по-разному: я — сова, Элинь — жаворонок, Ленрой… неясно кто. Может, горний дух? Только так можно объяснить его сверхъестественное эго.

"Возьмите с собой учебники, тетради и любую ерунду, если думаете, будто она вам поможет".

"Романы. Пять, нет, десять штук. Они спасут меня от впадания в уныние".

Раз Линь согласилась позаботиться о моей почте, я занялась подбором одежды для Оэрры. Её у меня было немного, и это скорее огорчало, чем радовало. На занятиях все студиозусы-девушки обязаны носить форменные платья. Это позволяет мне выглядеть прилично, а временами, когда не ленюсь потратить час-другой на макияж — даже респектабельно.

В Вейларнии стоит холодная осень, в Оэрре же — ласковая весна. Нужно подобрать соответствующий гардероб.

Вот сиреневое платье. Я посадила на нём три пятна на праздновании дня рождения Эльвина, но сумела их вывести. Теперь они почти не заметны, хотя… эх, кого я обманываю? Платье безнадёжно испорчено. Жаль.

Золотистый шарфик, жемчужно-серые бриджи, короткая бархатная курточка… Все эти вещи дорогие, но порядком изношены, однако других у меня нет, и вряд ли в ближайшем будущем появятся. Все мои деньги уходят на книги и милые безделушки. Линь часто укоряет меня за жизнь не средствам. Она совершенно права, но это семейная черта.

Подготовка вещей подействовала на меня удручающе-усыпляюще. Едва закончив, я добрела до кровати и впала в блаженное забытье.

Темно.

Холодно.

Я не помнила, сколько уже блуждала во мраке. Может, несколько мгновений. А может — вечность. Я чувствовала себя слабой и жалкой. Мысли едва пробивались сквозь туман, укрывший мой разум.

"Безнадёжно. Я умру здесь, в холоде и тьме. Никто не оплачет меня".

Я вытянула руку — ладонь коснулась чего-то гладкого, влажного, хладного и податливого.

"Мерзость!"

Меня передёрнуло от отвращения. Я столкнулось с чем-то странным и противным — совсем как в старые добрые времена.

И будет дух твой одинок.

Под серым камнем сон глубок, -

И никого — из всех из нас,

Кто б разгадал твой тайный час!

Пусть дух молчание хранит:

Ты одинок, но не забыт,

Те Духи Смерти, что с тобой

Витали в жизни, — и теперь

Витают в смерти. Смутный строй

Тебя хранит; их власти верь!

Нежный детский голос читал мрачные стихи. Едва сдерживая ликования, я пошла на его звуки так быстро, как только могла.

"Здесь есть ещё люди! Как хорошо…"

Я осенила себя знаком Эва, благодаря бога за поданную надежду.

Ночь — хоть светла — нахмурит взор,

Не побледнеет звёзд собор

На тронах Неба, но мерцаньем

Вновь звать не будет к упованьям;

Их алые круги тебе

Напомнят о твоей судьбе,

Как бред, как жар, как боль стыда,

С тобой сроднятся навсегда.

Свет… Драгоценная награда в конце долгого безрадостного пути. Когда я увидела его, то не могла сдержать слёз не печали, но ликования. Боги не оставили свою нерадивую дочь в беде.

Впереди была пещерой — именно из неё исходил свет. Позабыв о слабости и страхе, я устремилась к ней, подобно бабочке-ночнице, летящей из тьмы на огонь костра.

Несколько раз я поскальзывалась и падала в липкую холодную грязь, пахнущую плесенью и гнилью, затем вставала и продолжала идти.

Вот — мысли, что ты не схоронишь;

Виденья, что ты не прогонишь

Из духа своего вовек,

Что не спадут, как воды рек

Вздох Бога, дальний ветер — тих;

Туманы на холмах седых,

Как тень — как тень, — храня свой мрак,

Являют символ или знак,

Висят на ветках не случайно…

О, тайна тайн! О, Смерти тайна!

Я застыла в паре шагов от входа в пещеру. Свет, давший мне столько сил, оказался сиянием сотен высоких тонких свечей. Аромат расплавленного воска приятно щекотал ноздри, я вдохнула его полной грудью и почувствовала умиротворение.

Чтец, вернее, чтица — маленькая белокурая девочка в чёрном платье — сидела в глубоком кресле с вызолоченными подлокотниками. Это её печальный голос вёл меня сквозь заполненный мраком лабиринт (свет я увидела позже). На коленях у малышки лежала раскрытой большая книга в чёрном кожаном переплёте.

"Вот откуда она читала стихи".

Рядом с девочкой стоял мальчик-подросток. Длинные светлые волосы обрамляли хорошенькое, почти девичье лицо. Он был насторожен и напряжён, как дикий храбрый зверёк, чувствующий близость хищника.

Одинаково бледные, хрупкие, белокурые и сероглазые… Сомнений быт не могло: в жилах детей текла одна кровь. Брат и сестра?

В ногах девочки сидела кукла в пышном белом платье. Её фарфоровое лицо поражало красотой, но в его чертах крылась некая странность… я далеко не сразу догадалась, какая. Разгадка оказалась проста — изящная игрушка изображала андрогина, создание, сочетающее в себе и мужские, и женские черты. В уцелевших трактатах по Высшей Алхимии часто упоминают о подобных существах.

Белый — цвет Тэа, бога, превзошедшего в красоте всех женщин и отказавшего в любви Жиюнне как мужчина. Единственного Владыки из Пяти, не вмешивающегося в дела людей, но покровительствующего нелюдям-эльфелингам.

"Плохой знак. Очень плохой знак".

Дети выглядели одинокими и несчастными. У меня защемило сердце, и, поддавшись порыву, я сделала шаг из тьмы на свет.

— Кто здесь? — спросил мальчик. В его вопросе причудливо соединялись страх и надежда.

— Я…

— Ты пришла за нами, правда? — не дав мне времени объясниться, девочка вскочила из кресла и доверчиво протянула худенькие бледные руки ко мне.

— Помоги нам! — воскликнул её брат. — Умоляю!

— Я… я не знаю…

— Ты же элевэ! Сделай что-нибудь! — с отчаяние мальчик.

Ох, милый! Я уже не посвящённая, не жрица, не элевэ, как называют их эльфелинги. Богиня больше не любит меня.

— Простите, не могу… — меня стремительно тянуло назад, в объятия мрака. Но ещё безумно долгое мгновение я могла видеть двух обнявшихся детей, брата и сестру, плачущих в мягком жёлтом свете сотен высоких свечей.

А потом была только пустота.

— 5-

Я проснулась с гудящей головой, причём не от мыслей о предстоящей маглогической практике.

"Давненько меня так не корчило… Будто все изгнанные мной демоны собрались на гулянку под моим черепом".

Странно. Вроде не пила — мы с Элинь отметили нашу первую заграничную поездку всего лишь разведённым клюквенным соком, да и не любителей я разгорячающих кровь зелий. То, что так привлекательно выглядит вечером, часто поутру вызывает тошноту. Проверено не на себе — брат рассказал. По части светской жизни он обставил меня далеко и надолго.

Ночь с последнего дня второго осеннего месяца на первый день третьего особенная. Мистические границы истончается, и не только благие, но и злокозненные силы проникают в наш мир, Эмьвио Косом. Простецы почти этого не замечают, и я, живя среди них, забыла, как опасно оставлять свой разум без защиты.

Мир сна, Эйпно Косом, странное и опасное место. На его просторах праведники встречают богов, грешники демонов, живые мёртвых. Кто коснулся моего сновидения? Жиюнна… или кто-то иной? Ведь я лишилась милости богини. Священные татуировки с моих рук сведены, память очищена от знания тайных обрядов и Высокого языка. Все называют меня волшебницей Хеленой, а о жрице Хелене даже не вспоминают. Она мертва, и никогда более не вернётся к жизни.

Простите, несчастные дети. Пусть неизвестный благодетель подыщет вам другого защитника. Я умываю руки.

Трусость? Возможно.

Пока я валялась в постели, пытаясь изгнать из головы боль и остатки сна, чтобы вернуться к реальным проблемам, кое-что из прошлого всплыло в моей памяти. Точно так же плохо мне становилось лишь два раза в жизни: в день, когда Госпожа впервые снизошла на меня, и тогда, когда она оставила меня навсегда.

"Но меня касалась не Жиюнна, я твёрдо знаю. На детях не было её символики. С другой стороны, кто ещё мог воззвать ко мне? Маги независимее простых людей. Нам не нужны посредники, чтобы обращаться за силой к Хранителям Равновесия. Они и так слышат нас".

Но я была жрицей и всё ещё уязвима для прежней Госпожи… Жиюнна этого не забыла.

Она никогда ничего не забывает.

"Довольно копаний!" — твёрдо сказала я себе. — "От них появляются преждевременные морщины и портится аппетит. Сойдя однажды с дороги, не пытайся вернуться на неё вновь, Хелена. Успокойся и подумай о своей жизни. Не влезай, без тебя разберутся".

Я встала с постели и побрела к зеркалу, но на подходе к нему на меня натолкнулась Элинь — до неприличия бодрая и весёлая.

— Ух ты! Хел, не ожидала от тебя, — жизнерадостно прощебетала подруга. — Ещё солнце не встало, а ты уже на ногах.

— Скорее в ногах, причём у тебя, — проворчала я. — И ты же знаешь — не по своей воле я так рано встала, а из-за прихоти мерзкого матлогика.

— Ой, да не переживай так! — благодушно посоветовала мне Линь. — Всё путём будет.

Я бросила на соседку мрачный, почти инфернальный взгляд. Некоторые люди видят всегда наполовину полный стакан.

— Ты так уверена? Я совсем нет…

— Ну как же, — глаза подруги мечтательно заблестели и приобрели дивную глубину. — Тебя же будут окружать ОНИ…

Эльфелинги. Ну да. Их в Оэрре пруд пруди.

— Надо бы накладки на уши раздобыть, чтобы из толпы не выделяться.

— Фи! Ты совсем не куртуазна! — обиделась Линь.

Я глубоко вздохнула.

"Раз. Два. Три. Элинь всего лишь простец, она толком не знает о Тэа. И хорошо — чем меньше о нём знаешь, тем крепче спишь".

— Пойми, не могу я хлопать перед нелюдями ресницами — не пронять их подобным, да и ресниц мои недостаточно хороши. И вообще, эльфелинги редко заводят отношения с человеческими девушками. Им больше по душе остроухие девы с лебедиными выями.

— Ты хочешь сказать, — голос Элинь предательски дрогнул, — что у меня шея короткая?

— Нет, с ней у тебя как раз всё в порядке, а вот уши… с ними беда. Они безнадёжно лопоухие.

— Уши, говоришь, — нахмурилась соседка. — Хм… Значит мне тоже казалось, что они немного оттопыренные… Неужели это так бросается в глаза?

Меня пробрал смех. Несмотря на пламенную страсть, Линь предпочитала следить за эльфелингами издали. Страшно подумать, что было бы, хоть раз наберись она смелости и направь на не ожидающего подвоха нелюдя всю энергию тоскующей по большой и чистой любви души. Даже острым ухом не успел бы он повести, как оказался бы с вечно восхищённой женой-волшебницей под боком.

За шутками и лихорадочными сборами забытых вечером "уж-точно-необходимых-вещей" я не заметила, как подошло время выхода. Мы обнялись на прощания, клятвенно пообещали друг дружке писать каждую неделю, Элинь даже всплакнула, и мне пришлось одолжить ей платок, с предусмотрительно споротым фамильным гербом моей семьи (на вензеля, правда, у меня рука так и не поднялась).

С нелёгким сердцем и искренним пожеланием подруги проникнуться красотой эльфелингов я перешагнула порог нашей скромной комнаты. Впереди меня ждало… всякое.

Может, хорошее.

Может, плохое.

Вероятно — и то, и другое.

Точно знали только боги.

Стояло пасмурное осеннее утро, вполне обычное для нашего северного королевства. Я куталась в дорожной плащ и снисходительно посматривала на небольшую группу студиозусов, уныло толпящихся у башни Порталов. Большинство из них решили отдать дань уважения культуре эльфелингов и облачились в одежды по тамошней моде, у кого на что хватило фантазии. А ведь в Оэрре стояла весна… Любители показать глубокие культурологические знания страшно мёрзли. До меня доносились перестук зубов и сдержанные проклятия, которые несчастные посвящали своей глупости.

— Ты Хелена Тэйресская? — спросил милый блондин с чудесными васильковыми глазами. Его лицо показалось мне знакомым, и, как следует перетряхнув воспоминания, я поняла, почему. Вскоре после начала этого учебного года, Каталина, университетская роковая красотка, целую неделю тискала его по углам. По воле насмешника-случая они довольно часто попадались мне тогда на глаза, и, помнится, раза два меня пробило на нешуточную зависть. Я даже пожалела, что больше не жрица — Жиюнна защищает чувства служительниц.

Под мышкой горе-любовник держал толстую тетрадь переплёте из светлой кожи.

— Да, это я.

У меня есть и фамилия — не просто родовое прозвище, именно фамилия. Слово из древнеэйанского для неё отец выбирал несколько дней, а когда выбрал, ходил недельку довольный, как наевшийся сметаны кот.

Я предпочитаю называться по месту рождения

Блондин кивнул, и, не удостоив меня пояснениями, отметил что-то в тетради. Я настолько удивилась, что не стала расспрашивать, зачем ему понадобилось проверять моё имя.

Чуть поодаль от остальных (как и я), стоял Шэйн. Он всем своим видом показывал превосходство над простыми студиозусами, а те дружно его игнорировали. Впрочем, это не сильно огорчало университетского аристократа. Помнится, он даже старостой стал лишь для того, чтобы никто в группе не мог ему приказывать.

Меня этот тип настораживал. Он тоже обладал силой лексимика, но не никому не рассказывал, как её получил. Кроме нас двоих, магами слова на курсе были двое — брат и сестра. Свою силу они унаследовали от родителей, а те — от своих родителей, и так далее. Первый носитель дара в их семье жил чуть ли не в смутное время после падения Эйана, когда боги открыли избранным людям тайны магии.

Случайно мы встретились взглядом, и хоть свой я отвела сразу, Шэйн всё заметил и ухмыльнулся. Мне стало не по себе.

"Неужели ему что-то обо мне известно?"

Я отвернулась от Шэйна, но избавившись от вида одной змеи, сразу увидела другую.

Каталина в окружении свиты из поклонников и завистниц смотрелась органично, даже слишком. Странно, что она не могла похвастаться высоким происхождением… впрочем, никто не смел ей об этом напоминать. Университетская красавица травница, и травница превосходная, а среди растений попадаются очень и очень ядовитые.

Никогда не сомневалась, её самое слабое место — логика.

"И что они все в ней находят? Пышногрудая блондинка с кукольным личиком, осиной талией и крутыми бёдрами — ничего более. Я же…ну, мои волосы тоже светлые".

Можно сотни раз повторять, что "внешность обманчива", однако встречают почти всегда по ней.

Многочисленных поклонников Каталины не волнует, что у неё на уме. Да и ей, честно говоря, глубоко безразлично, чем заняты их мысли. Странные между ними отношениях. Очень приземлённые.

Появления магистра Ленроя было встречено всплеском вялого интереса у студиозусов.

"Маглогик решил пошутить. Мило".

Короткая тёмная куртка, узкие чёрные замшевые штаны, высокие сапоги со шнуровкой. В правое ухо серьга в виде змея, пожирающего свой хвост. Небрежно перекинутый через плечо плащ, медальон из алхимического серебра на шее, тщательно зачёсанные назад светлые волосы, открывающие высокий лоб и широкий алый с золотым — цвета рода — кушак.

Всё вместе — скрупулёзно точное воспроизведение известной картины, изображающей странствующего мага эпохи Серебряных Веков.

Интересное время, и люди в нём жили подстать. Поэты, маги, воины… Почти каждый — гигант. Одна беда — эльфелингов они на дух не переносили. Считалось, будто остроухие не учше порождений Бездны, поскольку якобы повинны в смерти Первого бога.

Маглогик окинул нас своим коронным насмешливым взглядом и сказал:

— Подождём кое-кого, други.

Вернее, он сказал кхелои, обратившись к нам на древнеэйанском.

"Слишком фамильярно. Я не встану на его сторону. Нельзя обвинять целый народ, основываясь на бреднях безумца. К нелюдям стоит относиться с опаской, но из-за Тэа. Этот бог слишком скрытен, слишком лукав. Он ведёт тайную игру".

Ленрой вытащил из кармана куртки серебряный портсигар, вынул из него толстую коричневую сигару, щёлчком пальцев зажёг её и глубоко затянулся. Некоторые девушки-студиозусы, до сих пор абсолютно равнодушные к маглогике, оживились и принялись перешёптываться. Хотелось бы думать, что они обсуждали научные проблемы, но опыт подсказывал мне иное.

Если Ленрой хотел заинтриговать, он этого добился.

…Ждали мы оэрринца.

Стоя в стороне, я заметила любопытную деталь — почти до самой башни Порталов эльфелинга сопровождала некая женщина; низко надвинутый капюшон надёжно скрывал её лицо. При расставании нелюдь поцеловал руку спутницы, но поцелуй, — слишком нежный, слишком долгий — не походил на простой знак вежливости.

Тайная возлюбленная-волшебница? Почти наверняка.

"Выходит, у Элинь всё-таки есть шанс".

— Таэн Лария любезно согласился сопровождать нас на свою родину, — сухо произнёс Ленрой. Странно, но он представил оэрринца не оглашённым позавчера титулом. Таэн — близкий к богу — один из высших санов в церкви Тэа. Изначально ими становились только представители правящего дома, но позже правила смягчились. Хотя я почему-то не сомневалась в принадлежности Ларии к верхушке аристократии. — Надеюсь, я не оскорбил вас своим видом, святейший.

— Вовсе нет, — спокойно сказал эльфелинг. — Моё уважение к людям-героям Серебряных Веков безгранично. Они совершили столько великого, что на их заблуждения можно закрыть глаза.

Магистр Ленрой побледнел. Оэрринец напомнил ему о заявлении, сделанном в конце Серебряных Веков Жиюнной, Вальго, Земши и Эвом устами жрецов. В нём говорилось, что поскольку Первый бог перед смерть даровал эльфелингам Тэа, сотворённого из своей плоти, людям следует прекратить возлагать на них вину. Если преступление и было, то оно до конца прощено самой жертвой.

Краем глаза я заметила, как Шэйн презрительно наморщил нос. Слова Ларии не пришлись ему по нраву.

— Подождите! — запыхаясь, к башне Порталов бежал молодой человек в сиренево-голубой мантии подмастерья-инженера. Он размахивал свитком с большой лиловой печатью.

— Идель, как это понимать? — раздражённо выдавил из себя маглогик.

— Я отправляюсь с вами, Мастер, — храбро заявил юноша и протянул Ленрою свиток. — Вот личный приказ ректора.

Магистр сломал печать и быстро пробежал глазами послание. И судя по кислому выражению лица, ему оно не понравилось.

— Я последую указания многоуважаемого магистра Генриона, — медленно проговорил Ленрой пристально глядя в глаза Иделю. — Полагаю, он хорошо всё обдумал. Да и вам, молодой человек, не помешает восполнить пробелы в образовании. Я хорошо помню, как вы путались в простейших понятиях на экзамене.

Студиозусы с пониманием посмотрели на покрасневшего Иделя. Одной только фразой маглогик сделал его товарищем по несчастью. Бедняга ещё не понял, что потерял шанс заслужить уважение у начинающих магов. А вот стать "своим парнем" он теперь запросто мог. Но только зачем ему это? Идель подмастерье, а значит период хвастовства и грёз о доступных женщинах уже прошёл. Впрочем, последнее вряд ли: он всё же молодой дворянин. Брат рассказывал мне, что большинство его новых знакомых по Королевской Академии очень этим грешат. А поскольку инструктора у них строгих правил, часто лишь грёзами им и приходиться довольствоваться.

— Надеюсь, хоть от вас, таэн, сюрпризов не последует, — едко сказал магистр. — Телепортация и так неприятная процедура. Не хотелось бы по прибытии угодить на мистерию Тэа. Я пока не намерен становиться Его последователем.

— Можете быть спокойны, Мастер, — с холодной улыбкой ответил эльфелинг. — Он абсолютно равнодушен к вам, а не в наших правилах вызывать недовольство бога, посвящая Ему… непримечательных.

Если Лария и был унижен словами Ленроя, то тщательно это скрыл. Колкость на колкость — настоящий дипломат.

"Ох, не прост таэн, совсем не прост… Хотелось бы знать точно, о чём он говорил с тейгланцем в саду. Это ключ… Это должно быть ключом к замыслу Тэа".

Я ужаснулась собственным мыслям. Меня же изгнали из храма! Белый Владыка, конечно, неприятный тип, но он не влезал мне в голову, не вмешивался в мою жизнь.

Пусть боги разбираются друг с другом. Я больше не воин Жиюнны. С прошлым по-кон-че-но.

…Почему же вокруг меня становится всё страньше и страньше?

— 6-

Башня Порталов — одна из старейших построек Университета. В её основании лежат остатки фундамента цитадели разрушенного семь веков назад замка семьи Лерьэн, рода, чьё имя в переводе с древнеэйанского значит "Дерзкий".

Несокрушимый. Верный. Непобедимый. Отважный. Несдающийся. Прекрасный. Честный.

Надо обладать поистине выдающейся дерзостью, чтобы среди множества хороших, достойных имён выбрать такое… неудобное.

Слишком дерзкий вассал — почти всегда вскоре мёртвый вассал. Увы, но люди из семьи Лерьэн были подстать родовому имени. Многие из них сложили головы в неразберихе Смутного Времени, эпохе, предшествующей Серебряным Векам, когда в Вейларнии каждый боролся с каждым, а все вместе давали отпор Эртхоку. Не имея постоянных союзников, зато обладая внушительным списком врагов, Лерьэны влачили жалкое существование в скудных фамильных владениях на западной границе королевства, пока однажды их не лишили и дома. После разрушения замка они и вовсе рассеялись по стране — главе семьи тогда это показалось лучшим способом выжить. Сыновья Дерзких, на время позабыв о гордости и скрыв имена, становились жрецами, если же обладали способностями к магии, шли в ученики к волшебникам, отправлялись в Старый Свет, чтобы овладеть воинским искусством у лучших мастеров. Не оставались в стороне и дочери рода. Они приводили в семью талантливых — в разных сферах — мужчин, иногда, вслед за братьями, шли путём магии или посвящали себя богам.

Они поставили перед собой цель вернуться и воссиять, подобно солнцу, одаривающему ласковым теплом просителей и сжигающему врагов.

Три века спустя им это удалось.

Когда престарелый супруг королевы Саверии скончался, молодая женщина проплакала положенные по обычаю десять дней и представила двору консорта, таинственного прекрасного юношу с бархатным голосом и безупречными манерами. Через пять лет у них родился сын, унаследовавший красоту от отца, а право на трон — от матери. С юных лет боги оказывали ему особое расположение, особенно благоволил мальчику Вальго, Владыка-приносящий-удачу, хотя Вейларния и не находилась под его покровительством.

Когда принц достиг совершеннолетия, состояла коронация. В первом же указе юный король раскрывал настоящее имя своего отца, Таллана Лерьэна, и даровал его семье особые милости. Самые шумные из недовольных королевской волей в течение месяца тихо умерли во сне, остальные усвоили урок и подтвердили все привилегии Дерзких.

Так начался золотой век для некогда опальной семьи. Они стали богатыми и могущественными, а что до отношения других дворян…

"Зачем мне любовь людей, когда меня любят боги?" — однажды сказал ныне живущий глава рода.

Даже последняя война, разорившая половину знати, лишь чуть пошатнула благосостояние Лерьэнов. Сам король Вельен ходит у них в должниках.

При создании Университета глава семьи лично подписал дарственную на участок земли с руинами замка. Маги были благодарны и не стали задавать лишних вопросов. Между тем у могущественного рода была причина избавиться от остатков родового гнезда.

Тёмная причина. Постыдная причина.

Крепость пала из-за предательства, а в те времена страшней преступления не существовало. Один из Дерзких открыл ночью врагам ворота. Предатель пал от рук родичей в тот миг, когда враги ворвались в цитадель, но его смерть уже ничего не могла изменить. Большая часть Лерьэнов погибла в той бойне, а выжившие были обречены на долгие годы скитаний и унижений.

По преданию, призрак изменника до сих пор заточён в камнях, окропленных его кровью. Одним из условий дарственной было строительство нового здания на древнем фундаменте. Работы посещал известный в то время доранлисский некромант, и, вероятно, помимо умиротворения потревоженных духов в семейной усыпальнице ему могли поручить и другую, более грязную работу. Например, наложить могущественное заклятье на душу предателя, чтобы она никогда не обрела покой.

Не отсюда ли пошло поверье, будто разъярённый призрак страшно проклянёт любого Дерзкого, осмелившегося перешагнувшего порог его узилища?

"Чушь и ересь. Лерьэны время от времени пользуются порталами, но я не слышала не об одной таинственной смерти, последовавшей за Переходом".

Призрака давно утянуло в Бездну, а возможно, его никогда и не было. Нельзя слепо верить легендам: зачастую их рассказчики просто-напросто лгут.

"Мне слишком многое известно про эту семью. Иногда я мечтаю знать о них как можно меньше".

Прискорбно, но это "иногда" случается удручающе часто.

"Известные мне истории про Дерзких все как одна правдивы. До последнего слова".

У волшебницы Хелены небольшие запросы к жизни: закончить Университет, найти место у какого-нибудь барона, исправно платящего жалованье и не пристающего с любезностями. Ничего особенного.

"Забудь об играх богов, не думай о Лерьэнах. Ты оставила прошлое позади".

С тоскою в сердце, тяжёлыми мыслями на уме и наполовину пустым желудком я вступила под высокие своды первого, "церковного" этажа башни. В сущности, он даже не был её частью, а отдельным зданием — сама идея мощных артефактов-переместителей появилась лишь спустя несколько лет после завершения его постройки.

Возведённое в старинном вычурном стиле, со стрельчатыми витражными окнами и ажурной резьбой всюду, где только можно было её поместить, "первый этаж" служил храмом добрых десять лет. Его покровителем являлся Лионель Отважный, принц Вейларнии, избранник Земши и паладин короля Клеонта Нежданного. Первый ректор приказал построить церковь лишь с одной целью — угодить Лерьэнам, и это ему вполне удалось.

В "Золотой легенде" сказано, что отцом Лионеля был Альрин Отрёкшийся, добровольно сложивший с себя корону в пользу брата, а матерью — волшебница Лаурина. Она происходила из тогда ещё опальных Дерзких, чего ни капли не стеснялась. Впрочем, народ её любил, а знать настолько уважала за усмирение бешеного нрава Альрина, что готова была простить неправильное происхождение.

Глава семьи, посвятивший немало лет служению Земши, не поскупился на пожертвования и на храм, и на другие здания Университета. Один из его незаконных сыновей даже стал главным архитектором на проекте, однако вскоре с ним произошёл несчастный случай, после которого пошли слухи о мстительном призраке. Служители Жиюнны отказались проводить экзорцизм в недостроенной церкви, сославшись на риск разрушения печати умиротворения, наложенной некромантом на останки в семейной усыпальнице. Ректору пришлось приложить немало усилий, чтобы замять скандал, благо архитектор всё-таки выжил. Правда, он сразу после выздоровления отказался от проекта и уехал на год в Лейнариа, самое южное из эльфелингских королевств, официально — поправлять пошатнувшееся здоровье. Помог ему тамошний климат или нет, неизвестно, однако вернулся молодой человек посвящённым Тэа, что, впрочем, ото всех утаил. Он вновь приступил к возведению храма, но внёс исправления в первоначальные чертежи. Поскольку они не порочили Земши, жрецы бога-воителя их одобрили.

Церковь на месте будущей башни Порталов просуществовала вплоть до развода короля Декториса с Алерией Набожной. Жрецы отказались просить богов благословить новый брак монарха, государь разгневался и приказал закрыть храмы по всей стране. Он заявил, будто не нуждается более в посредниках для общения с Владыками… Следующие два года едва не сгубили Вейларнию. Наводнения, землетрясения, ураганы — ни одно природное бедствие не обошло стороной королевство.

Когда Декторис наконец покаялся, здание не стали заново освещать. К тому времени сменился глава рода Лерьэн — на место бывшего жреца заступил его сын, маг. В Университете он изучал проблемы теории телепортации и изрядно преуспел в решении некоторых из них, однако из-за нового положения в семье ему пришлось отказаться от продолжения исследований.

Войдя в права, этот Дерзкий передал Университету крупную сумму в золоте и драгоценных камнях с одним условием — над бездействующим храмом следовало соорудить грандиозную надстройку, предназначенную для системы мощных артефактов-переместителей. К на первый взгляд бредовому заявлению прилагался объёмистый том расчётов, и он, а вовсе не деньги, сыграл решающую роль для ректора и магистров. По какой-то причине Лерьэны возвели когда-то свой замок на месте с лучшими условиями для Перехода во всей Вейларнии.

А Университет с тех пор обходится без храмов. Хорошо хоть Эв, покровительствующий учащимся, не обидчивый бог, как, например, Жиюнна.

Только переступив порог башни Порталов, я спокойно шла в середине "оэррской" группы студиозусов, но — странное дело — внезапно стала отставать, хотя шаг не замедляла.

Вскоре я плелась в хвосте.

Когда идущий последним Шэйн скрылся за очередным поворотом, меня охватил панический страх.

"Что если… Что если и правда здесь заточён злобный призрак? Гнилая душа, жаждущая крови?"

Пять основных чувств молчали, зато капризное шестое — наследие прошлой жизни — кричало: прочь, Хелена! Что-то гадкое, что-то липкое тянулось ко мне. Ещё немного, и его цепкие лапы сожмутся на моём горле…

"Успокойся. Ты жертва, но ещё не добыча".

Никто из студиозусов не мог набросить на меня заклятье — уж их-то неловкое колдовство мне под силу определить и побороть. Враги? У волшебницы Хелены их нет. Она лишь пешка — одна из многих — в большой игре.

"Остаётся только…"

— Храни меня от духа злого, от ненависти мертвеца, — слова старой молитвы Жиюнне сами собой сорвались с губ. Её я шептала каждый день много лет назад, когда возвращалась из школы домой через кладбище. Мне было очень страшно, но идти другим путём запрещали родители: совсем близко шли бои королевского войска и армии Эртхока.

И как однажды в детстве, на моё плечо опустилась обжигающе-холодная рука.

— Отпусти, — мой голос почти не дрожал. — Я приду к тебе. По доброй воле.

Ледяные пальцы резко сжались; я едва удержалась от вскрика.

Призрак не верил мне.

— Клянусь.

"Эневерро", сказала я. В моей памяти осталось не так уж и много слов священного языка… Как хорошо, что среди них отыскалось нужное.

Каждый шагнувший за Грань постигает Высокий в совершенстве, в миг, когда душа окончательно расстаётся с телом. Клятву на священном языке нарушить нельзя, потому на нём так мало дают клятв.

"Я буду ждать", — произнёс у меня в голове тихий злой голос. — "Но недолго. Обманешь — поплатишься".

В тот же миг холодная рука убралась с плеча.

Призрак отступил, но ещё долго моё сердце билось, как птица в силках. Не к добру произошла наша встреча, но я знала — худшее только впереди.

"Мне придётся исполнить клятву. Иначе — смерть. Из двух зол выбирают меньшее, не так ли?"

Медленно развернувшись, я направилась в подземелье. Меня вели легенда и страх.

"Наше слово острее клинка врага", — гласит девиз семьи Лерьэн. Эти же слова выбиты в камне над входом в гробницу, расположенную в подземелье башни Порталов. "Здесь покоятся доблестные мужи и благородные жёны. Они жили по заветам богов", — можно прочитать ниже. При разрушении замка родовой склеп чудом избежал осквернения, да и в последующие чёрные для Дерзких годы мёртвых никто не беспокоил. Должно быть, их хранила Жиюнна.

В нише у входа в усыпальницу, словно охраняя его от незваных гостей, стояла статуя Лионеля Отважного (её установили при строительстве церкви). Юноша в старомодных доспехах устало опирался на длинный меч — скульптор слегка отступил от канонов изображения святых, но уже в то время допускались небольшие вольности.

Его красота… В "Золотой легенде" почти не описывалась внешность святых. В истории Лионеля говорилось, что принц имел "приятную наружность", но я оказалась не готова к увиденному. Скульптор не стал скрывать лицо статуи шлемом: оно было прекрасным, мужественным, печальным и немного усталым. Святой Земши походил ликом на одного из героев так любимых мной рыцарских романов. Казалось, он отдыхает после совершения очередного подвига.

Будь он действительно персонажем книги, его ждала бы принцесса. Но в "Золотой легенде" сказано — принц никого не любил. Его душа целиком принадлежала Земши.

Если Лионеля изобразили как героя куртуазного рыцарского романа, может он и в действительности выглядел как благородный воин из книг? Если вспомнить, все короли той династии славились красотой. Даже последний, Векерий Бездетный, смог в преклонных летах обольстить юную Саверию. Правда, как утверждали злые языки, молодая королева в конце концов и свела его в могилу.

Перед смертью Лионеля страшно пытали, но он не выдал врагу ни одной тайны. Его мужество всегда восхищало меня.

"И всё-таки, принц слишком красив… и слишком молод для святого. Он был лишь на пару лет старше меня, когда вступил в Чертог Земши".

Скульптор сваял статую из белого мрамора, но доспехи и меч покрывал тонкий слой алхимического серебра. Панцирь принца также украшал герб предыдущей династии Вейларнии — алая роза поверх косого креста.

"Знаки Жиюнны и бога-воителя. Может, чтобы удержать власть, им не хватило рассудительности Эва?"

— Вы были так смелы и стойки, милорд паладин, и что же получили взамен? Забытую легенду и несколько строк в летописях. Разве это равноценный обмен? С меньшим благочестием вы прожили бы счастливую долгую жизнь. Конечно, она бы не попала на страницы "Золотой легенды", но я была бы за вас рада. Никто не должен умирать молодым.

"Я выросла в тени руин Папоротникого замка — ты там когда-то жил. Мы ходили по одним и тем же холмам, ловили рыбу в одном и том же ручье, смотрели на небо… О, какое небо над Тэйресом! Нас обоих выбрали боги: тебя — Земши, меня — Жиюнна.

Но я нарушила правила, а ты нет".

Никто не должен умирать молодым. Вера в это наивное правило толкнула меня на безумный поступок… Поступок, перечеркнувший моё будущее и прошлое.

Госпожа не любит предателей.

Иногда мне становится так горько и одиноко, что слёзы сами льются из глаз. Меня начинают грызть черви сомнения: а правильно ли я тогда поступила? В Пограничье говорят: "Не всматривайся в прошлое, не заглядывай в будущее — живи настоящим". Хорошая позиция… но не для меня.

Наверно, я слишком вейларнийка.

"Андрэ было всего двадцать… Он заслуживал жизнь".

Я бросила последний — очень долгий — взгляд на статую Лионеля и побрела прочь. На душе у меня было пусто и мерзко.

Подземелье освещали висящие под потолком гирлянды голубых эльфелингских кристаллы. В их призрачном холодном свете я и сама отчасти ощущала себя духом — эдакой жертвой проклятья, обречённой скитаться по земле до полного истощения тонких тел.

В стеклянных шкафах мерно гудели артефакты-накопители. Для телепортации требуется много силы — гораздо больше, чем может вместить тело мага, но разум рано или поздно находит способ возместить любой природный недостаток.

— Я пришла, — голос неприятно поразил дрожью. Мне было страшно. Очень страшно.

Призрак молчал. Неужели из множества подземных залов я выбрала неправильный?

"Нет. Я не могла ошибиться".

В прошлом мне не раз и не два приходилось проводить экзорцизм. В Храмовой Школе меня учили не только обрядам и хоровому пению, но и борьбе с нечистью (из служителей богов ею занимаются только последователи Владычицы и Тэа). Позже, став полноправной жрицей, я с благодарностью вспоминала уроки наставников, когда одерживала победу над очередным призраком или порождением Бездны.

"У меня божественно хорошо выходило упокаивать и изгонять. Лечила я гораздо реже, чем сражалась".

Три года назад меня изгнали из храма.

"Слишком старый, слишком сильный дух. Справлюсь ли я с таким… теперь?"

Раньше мне — жрице Хелене — силу давала Жиюнна.

Терпкую, чуть горьковатую на вкус. Пахнущую полынью, гораздо реже — розами.

Алую, как кровь и заря.

— Ты хотел, чтобы я пришла, не так ли? — хрипло прокричала я. — Отчего же сам не показываешься?

Нужно было заставить духа проявиться, без зрительного контакта я ничего не могла сделать.

Простейший, но и самый опасный способ вывести врага из себя — разъярить.

"Дерзкая девчонка".

Я заставила себя усмехнуться. Нельзя показывать врагу слабость, хотя от звуков его голоса мне хотелось кричать от ужаса.

"Продолжай игру. Ты сможешь".

— Такой уж уродилась. В папу, маму, дедулю и прочих родичей. И в отличии от тебя, я без червоточины.

"Да что ты знаешь…"

— Мне известно достаточно, старичок. — я с упоением подбирала слова, одно язвительнее другого. Дразнить призрака оказалось неожиданно… приятно. — Зачем прячешься? Меня боишься? Моей силы?! Ха! Для тебя не пожалею времени на полное изгнание! Попадёшь прямиком во мрак и холод Бездны — даже глазом не успеешь моргнуть. Ой, да ведь у тебя и глаз-то не осталось давно!

По телу прошла неудержимая дрожь. Я прикусила язык, чтобы не закричать.

"Будто кто-то прошёл по моей могиле".

— Да что ты можешь сделать мне? Костями загремишь или челюстью заклацаешь, что ли?!

Резко стало холоднее. Сердце бешено забилось, и я бессознательно сжалась в предчувствии ледяного прикосновения. В голове крутились обрывки старинной молитвы-оберега. Ещё в детстве я знала её в совершенстве, но сейчас спотыкалась на каждом слове, забывала куски.

"Ты разозлила меня, дерзкая. Знай же — я буду упиваться твоими жалкими мольбами о пощаде".

Моё тело будто сковал ледяной панцирь. Стало трудно дышать, в глазах потемнело.

"Вот оно какое… начало конца. Мне надо встретить смерть достойно. Лионель распевал священные гимны, когда его добивали, а что могу сделать я? Рассмеяться? Как пошло…".

Мой слабеющий взгляд упал на выложенный мозаикой пол — войдя в зал, я лишь мельком осмотрела его… зря. Растительный орнамент искусно маскировал неполную печать Тэа. Должно быть, её оставил архитектор.

По счастью, я знала, как её завершить.

Сила, которую используют маги, не имеет ни вкуса, ни цвета, ни запаха. Такова изначальная природа этой материи, а мы получаем её напрямую от Хранителей Равновесия.

Как и боги.

— Да будет свет.

Зал залил слепящий белый свет, за считанные мгновения сгустившийся в зависшее под потолком среди переплетения гирлянд голубых кристаллов маленькое солнце. Разбросанные по мозаике знаки эльфелингского письма вспыхнули, объединяясь в единую могущественную формулу. Она на время лишала силы и сковывала даже сильного призрака.

"Как ни странно, мне следует возблагодарить Тэа. Впрочем, обойдётся".

Бог нелюдей знает, как следует поступать с заблудшими душами. У него очень… эффективный подход.

— Выйди на свет, красавчик! — с ухмылкой выкрикнула я — Сил нет, как охота на тебя поглядеть!

"Смотри, да только не ослепни".

Передо мной возник мерцающий силуэт, сначала еле заметный, но стремительно наливавшийся бледными красками. Вскоре я с удивлением смотрела на худощавого черноволосого юношу с перекошенным от гнева лицом. На его груди, прямо над сердцем — хотя можно ли всерьёз говорить о сердце призрака? — ярко горела алая роза.

То был символ Жиюнны, моей бывшей Госпожи.

— 7-

Наш мир, Эмьвио Косом, отдан во владение пяти богам: Вальго, Земши, Эву, Жиюнне и Тэа. Четверо из них почитаемы в землях людей, Белый Владыка же правит в эльфелингских королевствах.

Уже в раннем детстве я обожала читать. В каждую новую книгу бросалась как в омут: жадно проглатывала сточки, огорчалась неудачам героев, радовалась их победам. У меня неплохо — для ребёнка — выходило рисовать иллюстрации, родители даже хотели отдать меня в обучение к жрецам Эва, хотя для этого и пришлось бы идти на поклон к моему деду, но началась Вторая война и папе с мамой стало не до образования дочери. А после я вновь открыла для себя "Золотую легенду" и твёрдо решила, что раз для меня невозможно стать воином Земши из-за происхождения и пола, то нужно хотя бы научиться сражаться с демонами (но о посвящении Тэа, разумеется, и речи не шло).

Так я стала ученицей Храмовой Школы при церкви Жиюнны.

Если бы Эв действительно хотел меня, всё сложилось бы иначе. Переписчик в Королевской библиотеке — хорошая, честная работа. Думаю, мне бы она даже понравилась… Со временем.

…Лунный свет над землями эльфелингов принадлежит Тэа, над людскими — Жиюнне. Гнев Госпожи ужасен, а благословение обрадует не каждого просителя. Она своенравна, ревнива и несчастлива в любви. Её статуи ставят на перекрёстках, чтобы защитить ночных путников от дыхания Бездны.

На Белого Владыку у Жиюнны давняя обида, к старшим братьям — нежная сёстринская любовь.

В Тхеос Косом, мире богов, Госпоже принадлежит два Чертога: Сумеречный и Рассветный. Во втором обитают её праведники, в первом — те, кто оказался слишком хорош для Бездны, но слишком плох для богов. Люди-пустоцветы обречены вечно блуждать по поросшим асфоделями берегам реки забвения.

Жиюнна ставит своё клеймо только на собственности. Странно видеть его на душе предателя.

"Чем он Ей приглянулся?" — с досадой подумала я.

Мне действительно нравилось быть жрицей.

Я смерила призрака презрительно-насмешливым взглядом.

— Как хорошо, что я вовремя ушла от Жиюнны. Скажи, каково быть семисотлетним пугалом для пауков и крыс?

— Не глумись над тем, чего не понимаешь, — прошипел призрак. С обретением видимого тела он перешёл на нормальную, слышимую речь. И хорошо — не люблю общаться безмолвно с личностями сомнительной репутации и свежести.

Я отметила тускло светящиеся зелёным клочья словно бы паутины на одежде и волосах призрака.

"Остатки заклятий доранлисского некроманта. Плохо дело. Надо скорее разговорить духа и вызнать его слабые места".

— Не понимаю, говоришь? — усмехнулась я. — Может и так. Бывало, родственники доводили меня до белого каления, но никогда я не желала им смерти.

— Я плачу за их кровь вот уже семь веков, дерзкая девчонка.

Раскаяние и алая роза… Интересное сочетание.

Известная мне с детства история о предателе заиграла новыми красками. Ворота замка Лерьэнов были открыты изнутри, в последовавшей резне погибло больше половины семьи. Мог ли хладнокровно обрёкший родичей на страшную смерть человек осознать вину и принять на себя наказание?

Маловероятно.

"Здесь что-то другое".

— Жиюнна не метит что попало и кого попало. Чем ты Её привлёк? — задумчиво спросила я, а затем нарочито небрежно добавила: — Может, происхождением? Ей особенно любы бастарды.

Дух кинул на меня взгляд, преисполненный такой злости и свирепости, что я сразу поняла: угадала.

"Очко в мою пользу".

У незаконных детей дворян часто бывают причины ненавидеть родню. У большинства из них благородная кровь только со стороны "меча", и когда отцы признают их — а Жиюнна следит за этим — и забирают от матерей, им сложно прижиться в новой семье. Насмешки, косые взгляды, постоянные придирки мачехи — вот только малая часть бед "детей страсти".

Ныне из всех знатных семей (если говорить о Вейларнии) к незаконным отпрыскам лояльны лишь Лерьэны, но их относиться ко всем своим детям одинаково научило несчастье.

Призраку на вид было лет семнадцать — то есть семьсот семнадцать. Очень сложный возраст: легко сорваться на безумный поступок.

Итак, он бастард.

— Почему ты позвал меня? Хотя нет, лучше ответь, как мне тебя называть? Постоянно использовать, даже мысленно, слова вроде "дух", "призрак" или "заблудец" попросту… некультурно.

— Далиан, — хмуро произнёс мой бесплотный собеседник. — Когда-то я носил это имя.

Стоя в печати Тэа, призрак не мог лгать. Уходить от ответа — да, сколько угодно. Но не обманывать.

— А я Элен. Приятно познакомиться, — я лучезарно улыбнулась. Страх отступил — от знания истинного имени духа недалеко до власти над ним. — Почему же ты стал предателем, милый Далиан?

Юноша-дух бросил на меня один из своих полных ненависти взглядов.

"Как всё запущено".

— Ты за что-то платить. Если не за свои грехи, то за чужие. У тебя есть история, причём настолько слезливая, что растрогала даже Жиюнну.

Судя по сжавшимся кулакам Далиана, моё предположение попало в цель.

— Предателем был дорогой тебе человек, не так ли?

Призрак с неохотой кивнул. Как ни неприятно было признавать, печать Тэа действовала превосходно.

— Девушка? А может, любовник?

— Он был моим родным братом! — яростно прокричал призрак.

"Вот оно как. Бедняга расплачивается седьмой век за то, что был слишком хорошим братом".

Сомнений быть не могло — за возможность искупить чужой грех, Далиан заплатил богине жизнью, а заодно и посмертием. Совсем ещё юный… Должно быть, он боялся умирать.

"За жизнь Андрэ я заплатила любовью богини. Достойная цена за величайшую драгоценность".

— Мы близнецы, сыновья наследника рода Лерьэн и одной из его многочисленных любовниц. Когда нам исполнилось двенадцать, отец признал нас, забрал от матери и представил новой семье. Я и брат старались добиться их уважения, но в те времена Дерзкие ценили только воинов. В материнском доме мы не обучались военному делу, и потому всегда проигрывали родичам-сверстникам.

Болезненно-хрупкий, нежный, даже отчасти женственный Далиан мало походил на бойца. Если бы не характерная линия скул и зелёные глаза, я бы вообще не признала в нём Дерзкого. Должно быть, его мать была танцовщицей или менестрелем — последователи Эва отрицают насилие и считают, что почти все проблемы можно решить словом; в этом духе они воспитывают и детей.

"Бедняга родился не в то время. Сейчас ему было бы легче… Хотя кого я обманываю?"

— Однажды отец взял меня и брата вместе с другими мужчинами рода на битву. На фамильных землях объявился отряд наёмников — их лидер решил воспользоваться слабостью Лерьэнов и захватить часть наших владений. Говорили, будто в его жилах текла толика благородной крови… гораздо более благородной, чем у Дерзких. Откупиться от него не удалось, убедить — тоже. Оставалось лишь разбить его людей в сражении, но наёмники были лучше вооружены и подготовлены.

Помочь нам могла лишь хитрость. Одна из моих сестёр — о, отец не упускал ни одной возможности бросить семя в плодородную почву! — родилась с даром творения иллюзий. Её способностей едва хватало, чтобы одурачить полсотни мужчин, но дед решил рискнуть. Мы должны были напасть ночью: внезапность, знание местности и чары выступали на нашей стороне. Я и брат радовались как маленькие, что нас наконец-то признали достойными, — дух криво усмехнулся и с горечью произнёс: — Мы были глупы. Разве убийство делает отрока мужчиной?

"Суровые времена рождали жестокие нравы. Защищать себя и других любой ценой — вот что значило быть взрослым тогда. Ты умер совсем ещё мальчишкой, Далиан".

— Мы проиграли, а мой брат попал в плен. За него запросили выкуп — чересчур большой для благородной, но бедной семьи. Я несколько дней упрашивал отца всё же заплатить, но он лишь повторял, что если отдадим деньги за брата, то не сможем пережить зиму. "Один не стоит всех", — говорил наследник Дерзких. Я силился, но не мог его понять. На третий день уговоров отец привёл меня к домашнему алтарю Эва. "Молись, сын", — сказал он. — "Если бог любит нас, Он откроет иной путь".

Я просил, умолял, даже угрожал…Чуда не произошло. Эву была отвратительна вся наша семья; все, в ком текла хоть капля крови Лерьэнов.

"Не хотела бы принадлежать к маленькому гордому роду, еле сводящему концы с концами. Ах да — в фантазиях папы так оно и есть".

— Месяц спустя до меня начали доходить слухи о брате. Говорили, что в плену он сломался. Что приглянулся сильнейшему воину и живёт с ним, как жена с мужем. Что стал невероятно жесток. Что убивает безо всякой причины. Что пытает других пленников. И многое, многое другое, но всё — мёрзкое.

День за днём я твердил себе: люди лгут, брат не мог впасть во тьму. На меня смотрели с жалостью: в семье знали, насколько мы были близки.

А однажды весной, когда никто, даже я, не ждал, он вернулся. Сказал — сбежал. Ему поверили, — призрак усмехнулся. — Он словно и не изменился за месяцы плена. Никто не заподозрил неладного. А слухи… Да про кого они только не ходят! — так думал я, отец, дед и другие Дерзкие.

Лицо Далиан исказила мука. Мне стало жаль его: предательство всегда удар в спину, но вдвойне тяжело получить его от близкого человека. Даже врагу не принято желать подобного.

— Но всего через десять дней после возвращения он, дождавшись ночи, убил стражей и открыл ворота врагам. Когда измену обнаружили, было уже поздно. Брат даже не стал оправдываться: спокойно признался в предательстве и с улыбкой протянул меч отцу. Он попросил его убить сына во второй раз, дабы уважить Земши, требующего порядка во всём. Незадолго до этого брат признался мне, что давно ощущает себя живым мертвецом, но я тогда принял его слова за дурную шутку.

"Предательство порождает предательство. Брошенный отцом, нежный мальчик обернулся демоном. Демоном? Хм, а ведь и правда…"

Обитатели Бездны порой заключают сделки с людьми. Последствия всегда ужасны.

Брат Далиана принёс своих родичей в жертву и заставил отца убить себя, чтобы завершить ритуал. Так он искажал свою человеческую природы, чтобы переродиться в демона.

"Голоса во сне прошептали ему запретные слова и назвали цену. Мальчишка не смог устоять — к тому времени из всех чувств живой в нём была лишь ненависть".

Достигнув дна как смертный, он возжелал вечного падения во мраке и холоде Бездны, но в последний момент его план разрушил — забавно! — близнец. Далиан так любил мерзавца, что отдал богине жизнь в обмен на спасение души брата, а точнее оставшейся от неё оболочки. Но демона, хоть и новорождённого, так просто не одолеть. А значит…

— Я знаю, что сделала с тобой Жиюнна.

Призрак скривился. Ему пришлось не по вкусу, что я произнесла имя богини без должного благоговения.

"Печать Тэа всё ещё защищает меня, неудачник".

— Ты замок. Крышка. Пробка. Впрочем, называй себя как хочешь. Владычица откликнулась на твою мольбу и поступила по своему обыкновению. Она сотворила узилище для демона, пропихнула его вовнутрь, а выход заткнула тобой. Поэтому на тебе Её знак, так ведь?

Далиан кивнул. Я с удовлетворением отметила — несмотря на вынужденный перерыв в три года, моя жреческая логика по-прежнему на высоте.

"Бывают ли бывшие нечистиборцы? О, вряд ли".

— Сожалею. Будь рядом Посвящённый, тебе бы не пришлось умирать. Мы… они работают тоньше.

— Я сделал то, что должен был, — высокопарно заявил дух. — И не тебе меня жалеть, бесстыжая девица.

Я прикусила губу. Выслушивать оскорбление от семисотлетнего мертвеца то ещё удовольствие.

— Далиан, зачем тебе я?

Хвала Пяти, даже взгляд отмеченного Владычицей призрака не может пронзать.

— Ты права: я страж темницы брата. Первые несколько веков ноша не была мне в тягость: родичи ушли, наёмники не решились обосноваться в крепость, — дух злорадно усмехнулся, — я закатил им знатный спектакль. "Отважные" воины кричали и плакали как маленькие девочки!

— Не сомневаюсь, — пробормотала я. Далиан-привидение, как показал мой опыт, умеет быть впечатляющим.

— Когда начали возводить эту башню, я не показывался строителям, но некромант, явившийся вместе с ними, почуял моё присутствие и решил изгнать. Он был хорош, но знак Госпожи защитил меня.

"Выходит, доранлисца Лерьэны пригласили без намерения отомстить изменнику. Остатки заклятий сохранились на призраке до сих пор, однако не похоже, чтобы они мешали Далиану. Плохо. Если признанный мастер потерпел поражение, то простой ученице и мечтать не стоит о победе. Хм, простой ли ученице? У меня-таки есть один козырь в рукаве".

— Потом появился человек, Лерьэн по крови. Брат почувствовал его близость и впервые за всё время заточения заговорил со мной, — юношу передёрнуло. — Его слова источали мерзость. Знаешь ли ты, магичка, каково понять, что от дорогого человека ничего не осталось? Совсем ничего?

— Я представляю.

— Представляешь, — покачал головой призрак. — Это невозможно представить.

— Ты не смог сдержать демона, и он набросился на архитектора?

— Нет. Я сам решил наказать нечестивца.

"Наказать? Даже так? Парень, тяжело быть карающим клинком. Уж поверь мне".

— Преступление того человека мне открыла Госпожа. Он соблазнил и бросил девушку, когда узнал, что она ждёт дитя. Несчастная приняла яд. Могли ли я не воздать ему?

Жиюнна не терпит мужского предательства. Я Её понимаю.

— Ты хотел убить его во славу Владычице?

— Нет, только напугать. Один лишь взгляд на божественный знак чуть не свёл его с ума, — брезгливо поморщился Далиан. — Брат подговаривал меня на убийство: нашёптывал, как вкусна человеческая кровь и нежна плоть, как сладостны крики умирающего… Я сдержался. Потом человек вернулся, но уже под защитой Тэа. Установил повсюду ловушки: думал, если я буду скован, то никто не узнает о преступлении.

"Правильно думал. Его имя оставалось незапятнанным… до сегодняшнего дня".

— Ты спрашивала, зачем я призвал тебя? Знай же — моего брата нужно уничтожить. Я устал быть его стражем, устал слушать его шёпот. Он превратился в чудовище, а у меня почти не осталось сил. Богиня не изменила мою природу. Я остался тем, кем был при жизни — слабым человеком.

"Связь близнецов очень сильна. По сути, они единое целое. Но один пал во тьму, другой же… Бедняга должен был, но не смог воспарить".

— Я не могу провести изгнание. Не теперь.

Дух рассмеялся.

— Ты можешь, Хелена. Недавно мне явился Вестник. Он сказал, что скоро придёт избавление. Поведал о девушке, у которой хватило дерзости нарушить Первый Завет.

"Вестник? О ком он? Мне не знакомо это имя".

— Я пошла на преступление из любви к брату. Не тебе осуждать меня.

— Тебе нет оправдания! — лицо Далиана обезобразила праведная злость — хотя может ли злость быть праведной?

Я хмыкнула.

"А ведь говорят, страсти умирают вместе с телом…"

— Если бы существовал способ упокоить твоего брата-демона, неужели Жиюнна не послала бы одну из своих боевых жриц? Оглянись! Здесь только я, и у меня нет ни алого платья, ни татуировок, ни светлого копья.

Дух тяжело вздохнул. Его лёгкие обратились в прах века назад, но, похоже, он об этом забыл.

— На тебе лежит долг крови, дерзкая девчонка.

— Шли бы вы оба, дорогие родственнички.

— Ты не оставляешь мне выбора, — процедил Далиан, злобно буравя меня взглядом исподлобья. — Я освобожу брата, и вы поглотите друг друга. Достойный конец для отступницы, — он с особенным презрением произнёс это слово, — и долгожданное забвение для Талиана.

— Да вы безумны, что один, что другой! — я почувствовала, что печать Тэа дала слабину. Больше она не могла защищать меня.

"Проклятый бестелесный обманщик! Он просто заговаривал мне зубы".

Далиан небрежно махнул рукой, и мой шар света под потолком лопнул. Подземелье вновь погрузилось в полумрак, разбавленный призрачным свечением голубых эльфелингских кристаллов. Я лихорадочно принялась искать выход. Как назло, в голову лезла одна ерунда.

"Вспомни, ты была когда-то жрицей, одной из лучших…"

В Храмовой Школе меня учили сражаться с демонами один на один, но богиня лишила меня благосклонности. Специально же не подготовленные волшебники лёгкая добыча для обитателей Бездны.

"Мне нужен настоящий воин. Вот только где его найти?"

Время. Мне нужно больше времени.

— Послушай, Далиан, — я постаралась придать голосу максимум спокойствия. — Понимаю, ты презирать меня. Да, я оступилась, нарушив Первый Завет, но все люди слабы. Жиюнна простила меня и одарила особым магическим талантом. Неужели ты пойдёшь против Её воли и обречёшь меня на смерть?

— Вестник сказал, я могу поступить с тобой, как посчитаю нужным, — грубо заявил юноша-призрак. — А по мне, ты заслуживаешь смерти и даже участи худшей, чем смерть. Ярче полуденного солнце символ нового бога сияет прямо над твоим переменчивым сердцем!

Плохо, невероятно Плохо. Он увидел… Нет, он с самого начала его видел. Некоторые вещи особенно хорошо заметны из-за Грани.

— Если он так светел, значит в нём ничего дурного.

— Молчи, презренная!

"Он заранее ненавидел меня. Этот Вестник его специально настроил", — с пугающей отчётливостью осознала я. — "Убеждать бестолку: Далиан уже всё для себя решил".

— Ты выпустишь в мир зло. Я не в силах одолеть демона. Прошу, одумайся!

Призрак лишь расхохотался мне в лицо.

— Мне сказали, ты гораздо сильнее, чем кажешься.

— Освобождая демона, ты сам можешь исчезнуть. Пойми, за семь веков ваша связь только усилилась!

— Ради упокоения брата я готов рискнуть. Даже не старайся — тебе не переубедить меня, девчонка. Потерять жизнь — одно, прервать существование — совсем иное. Но если Госпожа будет угодно, Она вознесёт верного слугу в Рассветный Чертог.

"А ведь так оно и будет. Жиюнна страсть как неравнодушна к бастардам".

— Но…

— Прощай, Элен, — с отвратительно самодовольной улыбкой — типичной лерьэновской — прервал меня дух и начал читать с конца Слово Запечатывания.

"Не пора ли использовать единственный козырь, волшебница Хелена?"

Пора.

Мне нужен воин.

Наделённый божественной силой. Чистый сердцем.

Отважный.

"Милорд паладин, не оставьте деву в беде. Меня хотят скормить отвратительному порождению Бездны. Я теперь не слишком благочестива, но Вы же рыцарь… Станьте моим защитником, умоляю!"

Несколько слов Высокого языка — всё моё богатство. Надеюсь, их хватит, чтобы докричаться до того, чьим храмом служила некогда первый этаж башни Порталов. Если он услышит мою мольбу, то обязательно явится.

Между тем юноша-призрак медленно преображался. Его тело становилось всё более и более материальным, глаза наливались чернотой, под мёртвенно-бледной кожей головы начали угадываться уродливые костяные наросты.

Я с ужасом наблюдала за метаморфозами Далиана. Мои пять обычных чувств и даже шестое, унаследованное от прошлой жизни, сходили с ума. Под напором твари из Криос Косом, мира, именуемого Бездной, рвалась оболочка яви, Эмьвио Косом.

"Сир Лионель! Где же Вы, когда так нужны?!"

Умом я понимала: рыцарь не слышит меня. До воителей Земши сложно достучаться не Посвящённым бога-воина. После смерти — часто мучительной — они пребывают в Сияющем Чертоге, где отдыхают и набираются сил, чтобы в случае опасности для родины явиться живым и вдохновить их на битву.

Воины Земши не боятся порождений Бездны, но сражаются только с людьми. Борьба с нечистью целиком отдана на откуп служителям Жиюнны. Но Лионель не совсем чужой мне: я выросла в тени руин Папоротникого замка, сотню раз, наверное, прочла его историю в "Золотой легенде". У нас даже есть общие предки.

"Придите же!"

Уже не Далиан — демон хищно улыбнулся мне, обнажив волчьи клыки. Его голову украшала корона из костяных шипов, грива чёрных волос ниспадала до пола, по всему телу рельефно проступали причудливые узоры. Рогов, копыт и хвоста не было, зато он стоял передо мной полностью обнажённым, и, похоже, даже не думал прикрываться.

"Быть съеденной таким демоном попросту… неприлично".

Я прикусила губу. Никто не торопился мне помочь. Молчал даже тот, из-за кого богиня разлюбила меня. Впрочем, от него я и не ждала помощи: после исцеления Андрэ он даже не говорил со мной.

Я одинока и беззащитна, как голубка на языческом жертвеннике. Демон делает шаг ко мне, но неожиданно…

…Воин в старинных доспехах встаёт на пути впавшего во тьму брата Далиана. Его венчает сверкающий венец, от меча исходит мягкий золотистый свет, само тело, и то — сияет. В остальном он полностью соответствует описанию благородных героев куртуазных романов — длинноволосый, молодой, печальный. И божественно красивый, разумеется.

— Я защищу тебя, дева.

От его голоса моё сердце тает, по телу разливается сладкая истома.

Сир Лионель Отважный. Племянник короля Клеонта, воин Земши, наполовину — Лерьэн.

Мой рыцарь.

— 8-

В жизни человека должна быть страсть.

Линь, например, одержима эльфелингами. Всех нелюдей мужского пола она видит загадочными экзотическими принцами, втайне мечтающими о супруге-волшебнице. Днями и ночами Элинь грезит о Нём — идеальном остроухом незнакомце.

Моя страсть была сродни её, хотя до сих пор я и не осознавала этого.

В романах принцесса заранее любит героя. Она может не знать его имени, не видеть лица, однако в глубине её души уже живёт пламенное чувство. Оно ничем не выдает себя до тех пор, пока девушка не встречает Того, Единственного. Когда их взгляды встречаются, мир вокруг замирает. В этом безвремении распускается цветок предначертанной любви — прекраснейший из всех земных цветов.

Я никогда не влюблялась, и теперь знала, почему: мой возлюбленный жил полтысячи лет назад. Задолго до моего рождения его тело обратилось в прах.

Нам не суждено было встретиться, но в особом месте в подходящее время я отыскала правильные слова, и он пришёл ко мне. Это ли не чудо?

— Сир Лионель… — мой страх куда-то исчез; на душе стало удивительно спокойно. Словно я стояла за крепкой высокой стеной.

Кожа паладина и волосы — чёрные, как смоль — мягко сияли. В его глазах была лерьэновская зелень — должно быть, наследство матери. Являясь в мир после смерти, святые не используют чудесным образом воссозданные прежние тела. Их новая плоть принадлежит Тхеос Косом, миру богов, однако внешний облик остаётся неизменным.

"Живи я пятьсот лет назад, полюбил бы ты меня, рыцарь?"

— Ничего не бойся, — в голосе Лионеля — о радость! — не было и следа отвращения, хотя он несомненно видел некий символ над моим сердцем.

Меня никогда не просили не бояться. Служительница Жиюнны не имеет право отдавать себя во власть страху — она сражается с существами, питающимися слабостями людей. Ошибка воина может стоить ему жизни; если оступается жрица, её душа оказывается на волоске.

"Нет, Хелена! Он не тот, перед кем можно разыгрывать томную барышню. Его призовёт назад бог, а что будет с тобой? Не раскрывай сердце!"

Поздно.

"Моё будущее обречено. В нём только тьма, и я давно это знаю. Но сейчас… сейчас он — моё солнце и звёзды".

— Как мило, — сказал демон. Даже простым словам он умудрялся придавать какое-то влажное, непристойное звучание. — Девочка и мальчик. С кого бы начать?

— Назови своё имя, — спокойно произнёс рыцарь. — Я должен знать, кого низвергну во тьму.

Демон склонил голову набок и провёл бледным языком по тёмно-красным губам.

— Когда-то меня звали Талиан Лерьэн. Да. Пусть будет это имя. Оно не лучше и не хуже прочих.

"Неспокойно лежится Дерзким в гробнице. Ох, как неспокойно".

— Я Лионель, сын Альрина. Мой меч посвящён Земши.

Бог-воитель покровительствует королевской власти. Его служители немного… церемониальны.

— Хорош, — Талиан вновь облизнулся (меня передёрнуло от отвращения): — Очень хорош. Решительный. Мне нравятся решительные мужчины. Симпатичный. Люблю таких. Определённо, мальчик превосходит девочку — как телом, так и духом.

На месте Лионеля я бы покраснела.

По счастью, кровь больше не питала его тело.

— Интересно, каков ты без доспехов? — задумчиво проговорил демон. — Уверен — прекрасен. Не стесняйся шрамов, они лишь украшают воина. Каждый из них напоминает о славной битве. Я горжусь своим телом. Оно совершенно. И как драгоценный камень не скрывают под слоем грязи, так и я открываю миру лучшее из принадлежащих мне сокровищ.

"Это его-то мерзкое бледное тело — сокровище?!"

— Ах ты извращенец! — вырвалось у меня. И тут же разгневанный взгляд очей, полных тьмы, пронзил меня насквозь. Я невольно спряталась за спину Лионеля.

— Женщина должна молчать, когда разговаривают мужчины. Таков древний закон, — процедил Талиан. — Она никто в родительском доме, а покинув его после свадьбы, становится не более чем тенью мужа. Её единственный долг — рождение сильных сыновей и забота о супруге. Может ли подобное низкое существо судить, что извращено, а что нет?

"Как дико. Боюсь, наши общие предки плачут в Чертогах богов кровавыми слезам. Среди них немало хороших людей".

Отвратительная личность — даже для демона.

— Не оскорбляй деву, — встал на мою защиту Лионель.

— Я всего лишь указал ей на место, — пожал плечами Талиан. — Всё, что говорил Вестник брату — полная чушь. Недомагичка-недожрица не в силах и ранить меня. Без поддержки богини она ничто. Я ведь прав, мышка?

Я стиснула зубы. Моя магия действительно была лишь жалкой тенью того могущества, которое мне некогда доверяла Жиюнна.

"Я не верю в магическую логику, потому и слаба".

Между тем, паладин на имя Вестника никак не отреагировал. Или же он в совершенстве владел телом — что нетрудно, ибо оно больше не было телом смертного, или же знал о нём столько же, сколько и я — то есть ничего.

— Довольно разговоров! — похоже, Лионелю надоели гнусные речи порождения Бездны — я вполне его понимала: — Приступим к бою.

— Охотно принимаю твой вызов, сэр Прекрасноликий. Такой пылкий, такой отважный… Достойный противник для меня — Совершенного Создания.

Плавным, ленивым движением демон вынул из спины сначала одну, а потом и вторую часть обоюдостороннего меча. С неприятным щелчком, похожим на хруст ломающейся кости, он соединил их в единое целое.

— Его имя Жаждущий, — с гордостью заявил Талиан, любовно поглаживая клинок. — Он сотворён из моей плоти, но его лезвия твёрже алмаза. Нет ничего лучше для воина, чем быть в абсолютной гармонии с оружием. Это высшая ступень мастерства, и я уже достиг её. Жаждущий — продолжение моего тела. Буквально. А какое имя ты дал своему мечу?

— У него нет имени, — спокойно сказал Лионель. — Достаточно того, что оно есть у меня. При жизни я давал клинкам пышные и гордые имена, но все мои мечи обратились в прах, как и сжимавшие их руки. Сейчас у меня есть данное Владыкой тело и долг перед девой, нуждающейся в защите. Этого хватит, чтобы низвергнуть тебя в ледяной мрак Бездны.

— Вот как? — рассмеялся демон. — Что ж, там я так и не успел побывать — меня перехватили на полпути. Впрочем, сдаётся мне, наш поединок продлится недолго. После я займусь девчонкой: её стоит наказать за дерзость. В семье младшие не должны перечить старшим. Тем более женщины.

Я промолчала. Себе дороже спорить с инфернальными безумцами.

Обменявшись многозначительными взглядами, Лионель и Талиан Лерьэн наконец вступили в поединок.

Мне оставалось лишь наблюдать и надеяться на торжество Света над Тьмой.

Мы называем святыми людей, снискавших особую любовь богов. Каждый из Владык выбирает их себе согласно своей природе: отважные воины и искусные лекари обычно угодны Земши, Вальго выбирает глав больших семейств, умелых дельцов и прочих, кто приумножает, Эва привлекают поэты, музыканты, художники — люди, не обладающие даром магии, но видящие мир иначе, нежели окружающее. У Жиюнны всего трое святых, причём один из них её смертный сын. Тэа же не выделяет никого из поклоняющихся себе.

Жрецы записывают жизнеописания святых в особую книгу — "Золотую легенду". Дома, а затем в Храмовой Школе я провела за её изучением немало дней. Жития святых многому меня научили — например, мужеству. Измученный пытками Лионель ответил: "Я лучше умру, чем предам", на просьбу вражеского лидера сменить сторону.

Когда я раздумывала, нарушать Первый Завет или нет, именно эти слова, внезапно всплывшие из глубин памяти, помогли мне принять решение — сложное решение, перечёркнувшее всё то, чем я жила до тех пор.

Демоны… Извращённые твари. Находясь в Эмьвио Косом вне "сосуда" — то есть вне тела человека или животного, они распространяют вокруг себя яд скверны, безвозвратно разрушающий материю яви. Пустоты заполняются веществом других миров: Эйпно Косом — мира сна, Тхеос Косом — мира богов или же Криос Косом — Бездны.

Люди могут находить изменения окружающего мира приятными или пугающими, однако каждый раз, когда происходит замещение, Эмьвио Косом безнадёжно отдаляется от замысла Первого бога.

Это удручает.

Маги могут менять мир согласно желаниям, но их сдерживает Закон. Под вызванные разрешённым волшебством искажения Эмьвио Косом всегда способен подстроиться — великое равновесие не нарушается.

"Все обитатели Бездны были когда-то людьми. Некоторые из них — магами".

Жрицей я изгоняла демонов из людей. Не в силах противостоять могуществу Жиюнны, слабые выскальзывали из рта жертвы безобразными тенями. Но Талиан был иным. Состоись наша встреча раньше, мне бы пришлось сражаться с ним — простой ритуал изгнания даже вряд ли бы его потревожил.

Схватка двух воинов — светлого и тёмного — могла бы заворожить символичностью.

Могла бы, но меня не заворожила.

Восхищение Вечным Противостоянием осталось для меня далеко позади, в дни мистической юности. Молодые жрицы почти все проходят через увлечения неканоническими толкованиями священных текстов. Я закончила с этим в день Посвящения, когда Жиюнна в первый раз снизошла на меня. Приятного было мало, зато глупых иллюзий поубавилось.

Бой шёл вполне обычно — на мой неискушённый взгляд. Удары перемежались оскорблениями…

…остроумными…

…из ран шла кровь…

…вернее, нечто напоминающее кровь, но ею, разумеется, не являвшееся…

…противники слабые места в защите друг друга…

…почти всегда тщетно…

…найдя их — нападали…

…но ни одна атаки не увенчалась полным успехом…

Не имея боевого — полученного в сражениях с людьми, а не чудовищами — опыта, я не могла точно сказать, на чьей стороне преимущество. Всё же мне хотелось верить в превосходство рыцаря, ибо ничего кроме отвращения демон у меня не вызывал. К сожалению, логика не делала никаких различий между демоном и святым. Оба умерли не своей смертью, однако не упокоились с миром, а переродились. От обоих можно получить помощь — как известно, демоны заключают контракты со смертными, а святые на то и святые, что приходят на помощь взмаливающим.

И паладин, и тварь Бездны — хоть отчасти, но Лерьэны. Только один любим Владыкой-воителем, а другой возненавидев всех и ушёл во тьму.

"О, нет! Теперь я вижу: их силы примерно равны. Почему… Талиан так силён? Отчего… Лионель настолько слаб?"

Если победит демон, я умру. Он сожрёт мою плоть и выпьет душу. Боли не будет — всё произойдёт очень быстро.

"Слабое утешение. Почему вместо крови у меня не течёт по жилам яд?"

Если осмелюсь вмешаться, шанс спастись возрастёт.

Выбор очевиден.

Я — лексимик. Моя магия основана на словах и том, что за ними стоит.

Малое волшебство все обладающие даром творят одинаково хорошо. Не нужно большой силы или особого склада ума, чтобы зажечь свечу или сдвинуть камень. Но одни сделают это взглядом, другие жестом, третьи мыслью, четвёртые словом.

Когда же дело касается сложных вещей…

Я не могу сотворить из ничего что-то — в этом мой талант близок к алхимии. Быть может, он и есть чудовищно изуродованный осколок её Высшей ипостаси, переживший падение Древнего Эйана. Мне не дано с лёгкостью придумать новый язык или спроектировать человекоподобного голема, способного говорить с хозяином о высоких материях. Множество дверей навеки закрыто для меня… но ещё больше распахнуто настежь.

Дерево в стужу зацветёт, если я расскажу ему о бегущих ручьях и ласковом весеннем солнце, а бессердечный преступник зарыдает, услышав из моих уст историю своих злодеяний. Чёрное есть чёрное, а белое — белое, но даже самый зоркий стрелок усомнится в увиденном, если я поймаю его в сети словесного парадокса.

Но если противник заткнёт уши — или у него и вовсе их не будет, мне придётся очень постараться, чтобы чары подействовали. И конечно, как и прочих магов, меня сдерживают закон Равновесия и личные границы — пределы ума и силы. "Выше головы не прыгнешь, за ухо себя не укусишь", как говорят виллане. Не уверена, что на практике могу совершить хотя бы половину того, о чём иногда грежу. В Университете подобных мне учат прежде всего "общению" с артефактами. Они прилежно выполняют команды и не болтают лишнего — идеальные собеседники, как считают мастера.

Я — лексимик. Ныне это звучит… не слишком гордо.

Но всё же…

— Я обращусь к Хранителям.

Мой голос был абсолютно спокоен — как я и хотела.

Демон и паладин, не сговариваясь, прервали бой и обернулись ко мне. Во взгляде Лионеля читалась тревога, у порождения Бездны — ненависть.

— Не смей взывать к ним, девчонка! — Талиан тяжело дышал; его правый глаз заливала тёмная "кровь" из глубокой царапины на лбу. — А то…

"Угроза? Он, верно, издевается надо мной!"

— А то что? Проглотишь меня?

Демон хрипло рассмеялся.

— Твой защитник тоже может пострадать, знаешь ли. Он… знает, о чём я говорю. Хорошенько подумай, прежде чем выбирать меньшее из двух зол. Не хочу пасть жертвой женской глупости.

"Лионель один из святых Земши. Любимца бога не осмелятся обидеть".

На всякий случай я бросила вопрошающий взгляд на паладина, но он лишь коротко кивнул. Как и противник, выглядел принц неважно.

— Мне придётся призвать Хранителей Равновесия. Иного пути я не вижу.

"Они высшие судьи. Все обязаны подчиняться их решениям, даже такие скверные существа, как демоны".

— Ты сделала выбор, магичка, — голос Талиана источал яд. — Не рыдай, когда услышишь приговор.

Я усмехнулась. Лгать для демонов также естественно, как для человека — дышать.

"Представь чистый лист бумаги — белый, как свежевыпавший снег. Начертай на нём угольно-чёрной тушью символы начала и конца, а между ними запиши знаками эльга обоснования просьбы".

Я сделала всё в точности как предписывала теория. Однако ничего не произошло.

Ни-че-го.

Мне хотелось кричать от отчаяния.

"Моё неверие подвело меня. Снова. Как же глупо…"

Люди не ровня богам. Плохо, что я продолжаю так считать, даже став волшебницей. Моя формула была составлена абсолютно правильно, но она не работает.

"Я не верю в то, что она должна работать".

Неверие. Какой глупый недостаток для бывшей жрицы.

— Какая же ты ничтожная, — злобно рассмеялся демон. — Вызвать своих хозяев, и то не можешь.

— Забыл, кто я? — меня переполнял гнев. "Никто. Не. Смеет. Называть. Меня. Ничтожной".

Нельзя недооценивать лексимиков.

"Мне понадобится сила. Много силы. По счастью, подземелье ею полно: здесь целое море превосходной магической энергии, томящейся внутри сотен артефактов-накопителей. Формула призыва написана, остаётся лишь напитать и прочесть её — так, как я хочу".

— Пусть наполниться сосуд.

Не имеющая ни вкуса, ни запаха, ни цвета сила мощным потоком вливалась в меня. Вскоре я ощущала себя рекой, готовой выйти из берегов из-за многодневных дождей.

"Несомненно, это будет самая нерациональная трата энергии за всю историю Университета. Какая жалость!"

Угольно-чёрные знаки эльга, магического алфавита, расплылись от переизбытка силы уродливыми кляксами. Теперь никто бы не смог догадаться об их первоначальном смысле… как я и рассчитывала. Совсем несложно придать новое имя и наполнить его значением тому, что искажено до неузнаваемости.

— Я требую справедливости!

…Они появились внезапно. Один — высокий, худой, с длинным узким лицом, не то мужским, не то женским — несомненно, являлся служителем Равновесия. Бледные обоеполые создания, облачённые в ниспадающие до пола белые свободные одежды, подпоясанные серебряными цепями, седовласые и сероглазые — так описывали Хранителей в виденных мной бестиариях. Что же, книги не лгали. Второй был смуглым брюнетом с роскошными чёрными птичьими крыльями за спиной. Его руки и ноги украшали широкие серебряные браслеты с непонятной мне символикой — сильно стилизованными языками пламени. Больше могучее тело закалённого в боях воина ничто не прикрывало. По всем косвенным признакам крылатый относился к мужскому роду, однако его естество пола отсутствовал. Это немного порадовало мою стыдливость, ущемлённую вынужденным лицезрением непристойного демона.

— Я готов вершить суд, смертная, — молвил Хранитель. Его ровный невыразительный голос нагонял уныние. Оно и понятно: слуги Равновесия бесчувственны, хоть и не бессердечны.

— Мне нужна справедливость, — дерзко заявила я. — И ответы.

— А сможешь ли ты задать правильный вопрос? — глумливо усмехнувшись, спросил демон. — Ты видишь лишь крошечный кусочек картины, а берёшься рассуждать о целом. Как это по-женски.

Меня не обрадовали зловредные замечания порочного родственничка, однако он был прав: я слишком мало знала.

— Кто такой Вестник? Что ему от меня надо?

Талиан зашёлся каркающим смехом. Ему-то были известны оба ответа.

— Ты действительно хочешь знать, Хелена Альноэн? — крылатый говорил мягко, словно обращался к маленькому ребёнку.

Моя фамилия вовсе не тайна (просто небольшой секрет), однако слышать её из уст некого по меньшей мере странного создания было неприятно. Мне ли не знать о силе подлинных имён?

— Да, я хочу.

"Невежество не спасает от ответственности".

— Вестник лишь слуга. Он не волен распоряжаться даже собственной жизнью, — флегматично заявил Хранитель.

— Кто его хозяин?

"Плохо. Всё это очень плохо пахнет".

— Он тот, над кем не властен закон Равновесия. Ты привлекла его внимания, смертная, но больше мне запрещено открывать.

— Слишком туманно, — я не могла сдержать досады. "В какую же игру меня вовлекают?"

Ненавижу быть фишкой в чужой игре.

— Довольствуйся пока этим, — бледное лицо андрогина ничего не выражало. Будь он человеком, его слова сошли бы за изощрённую насмешку.

— Тогда я требую суда над Талианом Лерьэном, — мстительно заявила я. — Его брату что-то наплёл Вестник… Что-то об упокоении, полагаю. Но мне безразлична судьба предателя! Пусть мёрзнёт в Бездне до скончания времён. Там собралось много его товарищей по убеждениям — не заскучает.

Демон прошипел в мою сторону несколько слов на наречии Криос Косом — должно быть, проклятие. Я ухмыльнулась. Мне нравилась его злость.

— Закон Равновесия суров, — напомнил Хранитель. — Вы, смертные, часто забываете об этом.

— Я готова к любому решению.

"Мне известны мои проступки. Ни один из них не осталось безнаказанным. Ныне я чиста".

— Тогда принимай приговор, дитя, — бесстрастно проговорил андрогин. В руке у него появилась призрачная глефа с широким изогнутым клинком. Её предназначение недолго оставалось для меня загадкой.

Первым удар в сердце получил демон. Но только я возликовала, как Хранитель пронзил грудь Лионеля. Рыцарский панцирь не защитил от странного оружия.

"Нет!"

— За что? — вырвалось у меня. — Почему его?..

— Закон Равновесия суров. Я предупреждал.

Над поверженным телом Талиана воссияло овеществлённое Слово Запечатывания. Демона удар Хранителя не уничтожил, а только заточил вновь. У меня родилась безумная надежда.

"Может, Лионель…"

Я бросилась к распростёртому на мозаичном полу паладину и заглянула в его прекрасные зелёные глаза, желая отыскать жизнь. Тщетно. Мой принц умирал. На этот раз окончательно.

— Как… как вы… могли… — меня душили слёзы.

— Придя на твой зов, он нарушил запрет. — объяснил служитель Равновесия. — Воин Земши Лионель Отважный такой же преступник, как и ты, Хелена Альноэн, презревшая Первый Завет. Однако у тебя есть могущественный покровитель, а у него — нет.

— Я не преступница! Владычица простила меня!

— Мы не Жиюнна, — холодно проговорил Хранитель и исчез.

Вот так просто мне указали на место. Ничего удивительного: игроки не церемонятся с фигурами. Особенно — чужими.

Меня переполняла отчаяние. Моя единственная любовь умирала… а виновата была я.

Альноэн значит Ищущая. Отец долго выбирал красивую фамилию — так долго, что когда он наконец объявил о своём решении, ни у кого не хватило духа возразить.

Однако разве роза перестанет пахнуть розой, если её назовут иным именем?

"Почему за мою дерзость должен расплачиваться Лионель? Это неправильно".

— Как вызвать Вестника? — спросила я у крылатого; по какой-то причине он не ушёл вслед за Хранителем Равновесия. — Ты ведь знаешь, верно?!

— Зачем тебе он?

— Я нуждаюсь в помощи, а его хозяин имеет на меня виды. Полагаю, мы сможем договориться.

— Ты не представляешь, о чём просишь, Хелена. Бывало, встреча с господином Вестника ломала людей.

— А мне не страшно. Я гибкая.

"Утопающий хватается и за соломинку".

Крылатый окинул меня долгим внимательным взглядом. Я старалась сохранять спокойствие. Жизнь — нет, существование — Лионеля зависело от решения этого странного смуглого воина.

"А может ли он сам быть Вестником?" — посетила меня безумная догадка. — "Ни в одном из множества хранящихся в Храмовой Школе бестиариев я не встречала изображений подобных ему созданий".

Наконец воин устало вздохнул и сказал:

— Нет. Ты не готова.

В его голосе не было ничего, кроме разочарования.

Затем он ушёл.

Лишившись последней надежды, я зарыдала.

— Не горюй обо мне, — прошептал Лионель. — Не надо.

Я осторожно взяла его руку в свою и нежно спросила:

— Почему ты пришёл на мой зов, хотя знал — я отверженная?

Тень слабой улыбки скользнула по губам принца.

— Я пришёл, потому что должен был.

Сказав это, он закрыл глаза и больше не открывал их.

…Нас разделяла половина тысячелетия. Он родился и умер в эпоху святых и героев, я нарушила первый из двух главных запретов в эру свободолюбивых эгоистов, когда правило "люди всегда лгут" дети стали впитывать с молоком матери. Вряд ли бы мы нашли общий язык… Но в жизни всегда есть место вере в чудо. Алхимики пытаются заново открыть секрет философского камня, инженеры проектируют вечный двигатель, юная волшебница Элинь ждёт идеального эльфелинга. Все они верят в успех, и этим сильны.

Когда-то я была любимицей Жиюнны. Моими руками богиня творила невероятные вещи — редко, но…

С тела рыцаря исчезли доспехи, поблёк венец на его челе, благословлённый Земши меч рассыпался в прах. Святой из "Золотой легенды" обернулся красивым юношей с бледным лицом, молодым мужчиной, слишком похожим на героя романов. Таким я увидела Лионеля в первый раз, когда рассматривала статую, стерегущую родовую гробницу Лерьэнов.

— Ты будешь жить, — сказала я, коснувшись рукой его щеки. — И мне всё равно, что ты уже умирал.

В Университете меня не считают подающей надежды. Я настолько увлеклась игрой в "серую мышку", что в конце концов и сама поверила в неё. Средние способности, средние мечты, средняя жизнь… Уютный мирок волшебницы Хелены не создавался для великой судьбы. Одно потрясение, и он разлетелся вдребезги.

Но я всё-таки лексимик, и весь свой дар вкладываю в молитву.

Она обращена не к Жиюнне, не к её братьям, не к сладкоречивому Тэа.

Она не на Высоком.

Она…

"Пусть её услышит тот, кто спас моего брата".

…Внезапно мне показалось, что Лионель приоткрыл глаза.

— Постой! — вскричала я. — Не уходи…

Но он исчез. Растаял в затхлом воздухе подземелья, словно дивный мираж.

Зато объявился мой мёртвый предок-любимец Жиюнны.

— Всё произошло из-за тебя, отступница, — ядовито выдавил Далиан. На запястьях у него появились широкие жемчужно-серые браслеты — как я поняла, последствия вмешательства Хранителя Равновесия. — Меня выдернули прямиком из Рассветного Чертога, а всё по твоей вине! Слабая, бесполезная девчонка. Будь проклята!

— Да пошёл ты, — сказала я, и сама удивилась безжизненности голоса. — Далеко. Надолго. Направление указывать не буду — сам догадаешься.

Затем развернулась и направилась к выходу. Ослабевший призрак не мог меня остановить.

"Мои дела здесь закончены. Оэрра — вот куда зовёт меня судьба. Да. Я должна возвратиться к товарищам".

…Но Лионель, Лионель, милый принц, как мы могли бы быть счастливы вместе!

— 9-

Я шла по одному из "технических" коридоров башни Порталов, когда меня окликнули:

— Хелена!

Голос был очень слабый, и, насколько я могла судить — девичий.

"Кто ещё пришёл по мою душу?"

Я обернулась, но никого не увидела.

"Опять?.."

— Хелена Лерьэн!

Сочетание моего имени и знатной фамилии резануло по ушам.

"Я никогда так себя не называла. Отец в своё время многое за это отдал".

Не сбавив шага, я продолжила путь. Однако неизвестная не отчаялась.

— Хелена, дочь Ланса!

Мой отец всегда утверждал, что его полное имя Ланселот, но осведомлённость таинственной "девушки" поражала. Я решила откликнуться — злобы в голосе не было, только беспокойство.

— Да, это я.

— Позволь мне проявиться, — смущённо попросила невидимка. Так могла бы просить платок у богатой подруги простуженная барышня, чья добродетель обратно пропорциональна скудному семейному достатку.

— Разрешаю.

— Спасибо.

Это и вправду оказалась молоденькая девушка. Малость прозрачная, но в наше просвещённое время подобное не принято считать существенным недостатком для женщины.

— Простите, — мило извинилась она, — у меня здесь не слишком много сил.

"Какое воспитанное приведение! Право, Далиану следует у неё поучиться".

— Тебя вытянуло из Чертога, полагаю?

Девушка коротко кивнула. Я не знала, какой бог принял её после смерти — явного знака, как у Далиана, на её… хм… теле не было.

Во времена Древнего Эйана люди не становились призраками. Уходя, они уходили навсегда. Впрочем, уходили ли? Считается, что закончив земной путь, эйанцы воссоединялись с Первым богом. Устройство же загробной жизни прочих народов было просто: хорошие люди перерождались, плохие — исчезали.

Полностью.

"Каждому воздаётся по его заслугам — так говорили в те дни. Интересно, кем Создатель счёл бы меня — агнцем или паршивой овцой?".

Ныне из блаженного — хотя для кого как, для кого как — посмертия мёртвых вытягивает к живым, если тревожат кости. Два тела — материальное и духовное — связаны. Потревожишь первое — мало не покажется и второму. Обычно для успокоения мертвецов приглашают служителей Жиюнны или некромантов. У магов свои методы работы, у жрецов — свои. С одними проще договориться, зато другие меньше берут. У людей всегда есть выбор, хотя в Вейларнии он ограничен: собственных некромантов у нас нет.

— Я… лежу в гробнице Лерьэнов.

"Родственница. Сегодня что, день воссоединения семьи с блудной дочерью? То один, то другая… Как же я устала".

Я внимательно осмотрела Лерьэн. Хоть внешность у Дерзких обманчива (Далиан выглядел почти невинно, а оказался близнецом демона), стоило лишний раз проявить осторожность.

Как и я догадалась по голосу, она была очень молодой. Если судить по подвенечному платью, покинула сей бренный мир накануне свадьбы. Лицо Лерьэн было приятное, но писаной красавицей её бы никто не назвал. Однако в те времена женились главным образом не по любви, а по расчёту: малочисленные исключения лишь подтверждали правило. Здоровье женщины и родовитость при заключении брака играло большую роль, нежели шелковистость волос или цвет глаз.

Фи.

Впрочем, барышня так и не дожила до свадьбы. Должно быть, глава семьи попал в очень глупое положение.

"Она весёлой невестой была. Но смерть пришла. Она умерла".

— Какую любезность я могу оказать роду Лерьэн?

Я лукавила. Мне вовсе не хотелось второй раз за день связываться с Дерзкими. Однако мёртвым не принято грубить, если они ведут себя достойно. Таковы правила.

Девушка вела себя очень достойно.

— Моё… — она на мгновения замялась, — моё тело потревожили. Я уже не столь привязана к нему как прежде, но прошу, убедите их прекратить чёрное дело.

А, студиозусы-проказники. Обошли охранные заклинания и давай развлекаться с древними костями.

"Да простят боги бедных нечестивцев. Они сами не ведают, что творят".

Надеюсь, вульгарная некромантия не до конца одурманила их неокрепшие умы — в Университете готовят специалистов совсем иного профиля. По себе знаю, как трудно переходить с одного жизненного пути на другой.

У меня не было так называемой "праведной" ненависти к шалунам. Только презрение. Последнее дело из любопытства беспокоить мертвецов.

По законам нашего королевства за возню в дворянской гробнице озорникам грозит вылет со свистом из Университета. Лучше мне найти и выставить их из склепа прежде, чем они привлекут ненужное внимание. И врагу не пожелаешь так глупо поломать себе жизнь.

"Впрочем, юные глупцы могут и не заслуживать моего великодушия".

В некоторых местах ощущаешь святость, в других — нечестивость, но войдя в усыпальницу Лерьэнов, я не испытала ни того, ни другого.

"Я прошла мимо статуи Лионеля и даже не остановилась. Похвально".

Если и дальше смогу быть настолько хладнокровной, проживу долгую унылую жизнь. Как и собиралась.

Дерзкие не стали переносить прах предков в новый родовой склеп. Думаю, им претит напоминание о неуспешности семьи в давние времена.

"Мало кто любит неудачников. Такова жизнь".

В гробнице пахло ладаном и полынью. Последний запах насторожил меня, поскольку являлся верным спутником недавнего использования Слов Жиюнны. Однако Её служители не посещали Университет в последнее время, во всяком случае, открыто.

"Далиан запечатывает собой демона. Очень беспокойное соседство для мертвецов. Наверное, кто-то время от времени проводит успокоительные обряды, но тайно".

Что-что, а работать скрытно служители Госпожи умеют. По себе знаю.

…Привычный запах немного взбодрил меня и наполнил о старых славных временах.

"Прошло всего три года, а кажется — вечность".

Я решила испытать судьба и стала пробираться в глубь усыпальницы, прячась в тени, благо её было предостаточно. Удивительно, но, несмотря на отсутствие регулярных тренировок, моё тело ещё не окончательно забыло, каково это — быть боевой жрицей.

"Скоро вы будете вновь спать спокойно, дорогие родичи. Даю слово".

Наглецов я услышала раньше, чем увидела.

— Взгляни на череп, брат Реми! — восторженный, почти мальчишеский голос никак не вязался у меня с образом самоуверенного студиозуса, чихавшего на запреты общества. — Оцени его форму! Я в восхищении!

— Я тоже восторгаюсь его пропорциями, брат Эдо, но прошу, говори тише. Если нас застанут здесь…

— …то выкинут из Университета без права на восстановление. Знаю, знаю. Но ты только погляди на строение скелета! Исходя из них…

— …наша теория абсолютно верна.

"Эдо и Реми? Что за имена такие? И почему они называют друг друга братьями, хотя произношение у них восточновейларнское и западновейларнское соответственно?"

Если первый по голосу был восторженным исследователем, то второй — расчётливым эстетом.

— Нет никаких сомнений, что среди прародителей Леньеров не было ни демонов, ни эльфелингов! Они ничем не отличались от своих же крестьян, да и по образу жизни ещё каких-то шесть-семь веков назад ненамного их превосходили. А ещё говорят, белая кость…

— Скорее желтоватая, — поправил товарища "брат Реми". — Привыкай к точности. Вольности языка — что поэтические, что народные — преступление против истины.

Да ты формалист, братец-магик. Не хотелось бы мне встретиться с тобой один на один поздним вечером на каком-нибудь профессиональном собрании. Проглотишь ведь меня в один присест, вместе с хрустальными туфельками, локоном в медальоне да томиком виршей мёртвых поэтов… и вряд ли поморщишься.

"Не пора ли выйти из тени, Хелена Лерьэн-Альноэн? Ты ведь обещала милой мёртвой барыше, что поможешь".

Элен сказала, Элен сделала. Крошечный шажок для отступницы, гигантский — для маленькой волшебницы-лексимика.

— Кхе-кхе.

Ай-ай, в горле запершило. Какая неловкость!

Над древним саркофагом (крышка была аккуратно снята и приставлена сбоку) склонились двое юношей в форменных университетских мантиях. Кто знает, от каких именно тёмных шалостей над останками несчастной им пришлось отказаться из-за моего неожиданного появления.

— Ого! Да это же Хелена Тэйресская! — воскликнул один из любознательных молодых людей, бледный растрёпанный блондин. Своим глупым выкриком он окончательно разрушил драматичность момента.

— Действительно, Хелена, — заметил второй, болезненно-хрупкий брюнет, поправляя очки в изысканной оправе. — Второй год, лексимик, способности посредственные, семейный достаток — скромный. Рост средний, волосы белокурые, глаза зелёные. Увлечение — чтение рыцарских романов. По-видимому, получила религиозное образование в Храмовой Школе при церкви Эва. Родом из небольшой деревни на севере Вейларнии. Малообщительна. Чудна. Вероятна склонность к некромантии.

"Ошибочка вышла, красавчик. Я училась в Храмовой Школе при церкви Жиюнны. Но в целом осведомлённость поражает. Чем же моя скромная персона так привлекла тебя?"

Неприятно было выслушивать своё краткое описание из уст совершенно незнакомого человека. Последний вывод "эстета" особенно покоробил меня. Хоть некроманты и боевые жрицы Владычицы иногда берутся за одни и те же дела, методы у них абсолютно разные.

"Я полюбила человека, который уже почти пять веков как сошёл в могилу. Если бы нашёлся некромант, способный вызвать его душу из небытия, я бы всё отдала ему. Но не родился ещё такой маг, да и вряд ли родится. Даже богам даны границы, чего уж говорить о людях?"

Впрочем, не некая ли служительница Жиюнна три года назад нарушила Первый Завет?

— Что ещё интересненького расскажите? Прошу, не стесняйтесь — грязное бельишко-то моё.

Студиозусы переглянулись. Я скривилась: хотела смутить парней, но они не совсем не растерялись.

— Брат Реми! — радостно воскликнул блондин. — Ещё одна наша теория находит подтверждение. Какая удача! Я давно хотел закончить работу "Жизнь магов-повелителей-смерти и сочувствующих им в стенах Университета". Не хочешь рассказать нам о своих порочных наклонностях, Хелена? Это для истории! Мы даже обещаем сохранить анонимность.

— Милости Владык! Что вы за чушь несёте, ребята?!

"Брат Реми" снисходительно посмотрел на меня поверх очков и усмехнулся.

— Место нашей встречи очень подозрительно, не так ли, Хелена Тэйресская? Это склеп. Тут повсюду лежат мёртвые люди. Обычные девушки вряд ли согласятся заглянуть сюда без веской на то причины.

— Плохо же вы знаете девушек, мальчики. У меня могла быть здесь назначена романтическая встреча. Необычная обстановка раскрепощает, знаете ли.

— Исключено, — важно заявил Реми. Его приятель-блондин утвердительно кивнул.

— Почему это? — никогда не поздно сыграть в недоумение. — У меня разве не может быть возлюбленного?

— Наши данные говорят, за два года никого не было, да и в будущем никто не предвидится, — насмешливо-высокомерно сказал брюнет. — Все нормальные парни знают: не стоит даже начинать встречаться с настолько странными девицами. От свиданий с ними ни пользы, ни удовольствия, а одни лишь проблемы.

— Да что вы говорите? — возмутилась я. Неужели мне нужно было полностью перекроить себя, чтобы какие-то подозрительные студиозусы сочли меня достойной одной-двух встреч? — А сами-то кто? Всего лишь собиратели слухов и сплетен!

— Не слухов и сплетен, а информации, — поморщившись, поправил Реми. — Это не одно и тоже. У нас серьёзная гильдия. В наши архивы попадают лишь проверенные сведения.

Мда, воистину мир полон чудес и чудаков.

"Интересно, кто у них гильдмастер? Хотелось бы мне поговорить с ним с глазу на глаз".

— И что вы, господа архивариусы, — и на какой только почве не едет крыша у людей! — делали с останками достопочтимых Лерьэнов?

— Изучали.

Я мельком взглянула на вскрытый саркофаг. "Тамия Лерьэн", — было высечено на нём. Вот, значит, как звали девушки-призрака. Ах, Тамия, Тамия… Не верю, что ты завещала своё тело для исследований. Особенно таких.

"Целый мир отошёл в вечность вместе с ней, а мальчишки ковыряются в её прахе, будто капризная придворная дама — в десерте. Какой стыд".

Негоже отдавать предков на поругание юным нахалам, чем бы они ни оправдывались.

— Как вы здесь оказались? — строго спросила я.

— А как здесь оказалась ты, Хелена? — отпарировал Реми.

Я прикусила язык. Из-за крови охранные заклинания на гробнице для меня не препятствие, но признаться в этом я не могла.

"Надавить не получилось. Ладно".

— Давайте заключим договор. Я молчу, что встретила вас в склепе, вы никому не распространяетесь про меня. Это будет честно.

— Эй, Хелена! — возмутился блондин. — Не знаю как ты, а мы с роду не были доносчиками.

— Тогда зачем собираете сведения про малознакомых людей? Неужели из любви к процессу?

— Такой девушке как ты не понять наслаждение от получения ценной информации, её систематизации и анализа. Это искусство требует особого склада ума, — "брат Реми" держался с таким достоинством, что я даже не оскорбилась, хотя в его словах присутствовал укол, и довольно явный.

— Мне всё равно, чем вы занимаетесь в свободное время за закрытыми дверями. Ответьте прямо: мы сможем разойтись мирно или нет?

Брюнет совсем по-театральному тяжело вздохнул и с выражением мировой скорби на лице заявил:

— Мы будем сохранять нейтралитет. Крайне неприятно иметь врага, с которым состоишь в одной группе на практике.

"Моя группа ведь отбыла в Оэрру… или ещё нет? И означает ли небрежное замечание "архивариуса", что мне придётся общаться с ним и его растрёпанным приятелем в земле эльфелингов несколько больше, чем хотелось бы?"

Плохо. А впрочем… не всё ли равно? Я разговаривала с демоном, вызвала Хранителя, стала причиной уничтожения святого и всё ещё жива. Пакости от пары мальчишек уже не сделают мою жизнь ярче.

— Полагаю, будет честным наконец представиться, — брюнет аристократическим жестом поправил очки и обворожительно улыбнулся, словно и не угрожал мне каких-то несколько минут назад. — Можешь звать меня Иеремия.

— А меня Эдо, — жизнерадостно добавил блондин. — Это от Эдоадо. Я алхимик.

— Не болтай лишнего! — шикнул на него "брат Реми". — Она сама должна всё про нас выяснить. Наше противостояние сможет разрешить только честный поединок.

— Делать мне больше нечего!

— Разве ты чем-то занята, Хелена Тэйресская? — невинно осведомился Иеремия. — Мне казалось — нет.

Я прикусила губу. Во мне клокотала ярость, рождённая не сплетниками, но готовая на них выплеснуться. Лишь ценой невероятных волевых усилий я не срывалась на крик.

— Я же посредственность. Разве подобная особа ровня таким… мастерам, как вы?

Эдо почти по-девичьи хихикнул, а его друг с упрямством мула и прямотой стрелы заявил:

— У тебя есть влиятельные покровители, Хелена. Ты не так проста, как хочешь казаться. Именно поэтому мы выбрали тебя.

— Выберете кого-нибудь другого. У нас в стране полно изнывающих без дела людей.

Мы угрюмо уставились друг на друга. Было не очень умно играть с ними в "гляделки", но мне не оставили иного выхода. Спустя некоторое время я устала и сказала:

— Так мы договорились? У меня больше нет времени и сил играть с вами.

— Пока да, — холодно произнёс брюнет. — Но помни, мы следим за каждым твоим шагом.

— За каждым шагом! — многозначительно подтвердил блондин.

А затем "братья" развернулись и зашагали к выходу из гробницы.

С высоко поднятыми головами.

После их ухода я немного выждала — для верности — и позвала:

— Тамия!

Девушка-призрак тут же появилась передо мной.

— Спасибо, — тихо сказала она. — Ты сделала благое дело, Хелена.

Я криво усмехнулась.

— Сегодня много чего произошло. Не сказала бы, что абсолютно всё было хорошо.

Дух коснулась моей щеки полупрозрачной рукой.

— Не плачь о нём. Если Ироному будет угодно, вы встретитесь вновь.

Я опешила. Зачем кому-то называть себя Осколком?

— Ироном? Кто это?

— Мы все видели его во снах, — девушка одарила меня загадочной печальной улыбкой. — В Чертогах снятся прекрасные долгие сны… Гораздо ярче и слаще, чем при жизни.

— Вестник его слуга?

Тамия кивнула.

"О как! Выходит, Хелена лакомый кусочек для действительно могучих сил. Я должна быть польщена?"

Я не стала расспрашивать девушку. Некоторых вещи — вернее, довольно много вещей — живые не вправе узнавать от мёртвых. Таковы правила.

— Прости, что не могу провести нужные обряды, — я указала на осквернённый саркофаг. — Богиня больше не любит меня.

— Ничего, — успокоила меня родственница. — Есть… особые люди. Они помогут мне.

"Запах полыни", — напомнила я себе. — "Где он, там и служители Жиюнны".

Мы попрощались, а затем Лерьэн растаяла в воздухе, как и подобает приличным призракам. Я осталась одна на один со своими тревогами, вопросами и болью.

Выйдя из усыпальницы, я задержалась у статуи Лионеля.

"Стоило рыцарю погибнуть, и в скорбный дом, который он так долго охранял, ворвались варвары".

Мраморное лицо принца было красиво и печально. Таким я и постаралась запечатлеть его в памяти.

— 10-

"Дух обнищал и сир. Чем он владел, вернуть не может мир…", — пришли мне на ум строки мёртвого поэта. Ими он оплакивал возлюбленную…

Меня попросили не горевать, но разве глазам можно велеть не лить слёзы, а сердцу — болезненно не сжиматься? В борьбе разума и чувств от воли человека мало проку — всё решается согласно его природе. Натура же почти всех женщин (я не исключение) — вода, беспокойная, обманчивая, но памятливая стихия. Нам проще прощать, чем забывать.

"Он обещал защитить меня…"

Как простить того, кто обманул?

Быть может, спустя годы (не меньше полувека, полагаю) дряхлая старушка Хелена и перестанет думать об ушедшем рыцаре. Её тихая жизнь незаметно пройдёт за мелким волшебством и заботой о многочисленных племянниках и племянницах (Андрэ слишком беспечен, когда дело касается сердечных дел).

Я не хочу становиться той старушкой. Не теперь.

"А ведь придётся".

Коридоры башни Порталов, тонущие в полумраке, безлюдные, казались мне прорытыми в толще земли ходами огромных насекомых. Одни из них шли под наклоном вверх, другие — вниз. Право крови позволяло мне не задумываться над тем, какими именно заклятьями защитили "вот эту дверь".

И, конечно, лестницы. Бесконечные лестницы…

"Хелена!" — знакомый мыслеголос вытянул меня из омута чёрной меланхолии.

"Элинь?"

"Где ты пропадала? Я до тебя битый час достучаться не могла!"

Я поставила ментальный блок, когда Далиан связался со мной. Не хотела никого вмешивать.

Линь — особенно.

Как жаль, что я неважный менталист.

"Ну прости. Такая уж я недостижимая".

Когда не хочешь говорить правду — отшутись. Первое правило лжеца.

"Представляешь, тут такое творится…"

"Да? И что же?" — разумеется, я лгала. Мне было глубоко безразлично, какое происшествие всколыхнуло тихую заводь студиозной общины. Если подумать, меня и раньше никогда по-настоящему не волновали все эти экзамены, контрольные и "сверхсложные" домашние задания. Просто очень долго я внушала себе, что именно в этих незатейливых заботах проходит жизнь нормальной девушки, идущей в ногу со временем. Я с упоением играла в неё… и в конце концов потерпела поражение.

Так что там произошло у моих чешуйчатых друзей? Некто переел жирного мотыля или кого-то поймали на крючок?

"Порталы запечатали!"

"Почему?", — новость слегка развеселила меня. Не такие уж и мастера магии наши заносчивые магистры, раз не смогли уследить за главным Университетским сокровищем. И это именно тогда, когда к нам прибыли посланцы из стран Старого Света. Хо-хо! Хорошо же себя показали вейларнийские волшебники! Настоящими профессионалами, да.

Тут я вспомнила о том, откуда взяла силу для воззвания к Хранителям.

"Говорят, внезапно истощились запасы энергии, более того — по всей башне ослабли заклинания. Будто кто-то просто выпил магию. Но самое интересное… О, ты должна сама это увидеть!"

Вот значит, как Иеремия и Эдо проникли в усыпальницу Лерьэнов. С ослабленными чарами возни на порядок меньше, чем с "полнокровными".

Я была слишком жадной.

"Хм, а ты можешь кратко рассказать, в чем дело? Может, мне необходимо морально подготовиться".

"Незадолго до того, как твоя группа должны были отправляться в Оэрру… Хел, как у тебя хватило беспечности отбиться от товарищей и заблудиться?"

"Не знаю. Как-то само собой вышло".

В башне действительно легко заплутать. Изнутри она похожа на изъеденный жуками-древоточцами пень. Большая часть коридоров и помещений появилась при переделке церкви в помещение для Порталов — фактически, храм стал первым этажом конструкции, превосходящей его по высоте больше, чем в восемь раз.

Линь думает, я заблудилась? Не знаю, кто сказал ей такое, но заранее ему благодарна.

"Я так и подумала", — тон мыслеголоса Элинь был довольный, как мурчание кошки, объевшейся сметаны. — "По счастью, твою пропажу не обнаружили. Сначала магистр Ленрой затеял спор с эльфелингом, а потом и вовсе вызвал его на поединок. Как понимаешь, стало не до отправки студиозусов на практику".

"Конфликт замяли?"

"Да. Магистр Генрион самолично принёс извинения оэрринцу, а тот был так мил, что даже не потребовал смены группы".

Ещё бы он потребовал! Всем известно, что среди малочисленных волшебников-эльфелингов у слишком многих возникают проблемы с пониманием магической логики. При всей вздорности Ленрой один из лучших в своей области. Ради решения сложной задачи — а обучение нелюдей, несомненно, таковой является, — он с радостью отбросит личную неприязнь.

Некстати я вспомнила разговор таэна и магистра.

Ну, почти отбросит.

"Что было потом?"

"Произошло странное: Порталы погасли, заклинания ослабли, некоторым даже стало худо. Говорят, кто-то сотворит сильное волшебство, может даже запретное. Ему не хватило силы, и он решил взять её взаймы".

Призыв Хранителя не запрещён. Конечно, он редко применяется, но…

Я не совершила ничего предосудительного. Не в этот раз.

"Спустя полчаса северо-западный Портал внезапно открылся. Представляешь, из него вышла девушка — сама белая-белая, а глаза чёрные, как уголь. Несколько мгновений она дышала, а затем упала замертво. Все ужасно перепугались, но магистр Эйлайа заявила, что ничего страшного не произошло, ведь девушка никогда и не была живой. Она кукла! Голем, наподобие наших, но только несравнимо совершеннее. О-о-о, я жду не дождусь результатов исследований по ней!"

Элинь инженер. Механизмы завораживают её разве что чуть меньше, нежели эльфелинги.

"Ничего они не найдут", — хотелось мне передать подруге, но я сдержалась. Не стоит омрачать её искреннюю радость.

Я толкнула камень, и он вызвал лавину. Что же, по крайней мере меня услышали.

"Ты права. Я действительно должна увидеть всё своими глазами".

Порталы — гордость Университета. Они установлены на восьмом, самом верхнем этаже башни. Тайна "быстрых" перемещений на дальние расстояния не открытие магов Вейларнии — задолго до того, как возникло наше королевство, в волшебники Старого Света знали, как использовать пустоту междумирья для путешествий. Если кратко, то есть точки входа и выхода, а между ними — ничего.

Сложность заключается в "открытие" этих точек. Просто проделать отверстие в оболочке Эмьвио Косом тяжело, а удержать его от затягивания необходимое для связывания "входа" и "выхода" время — тем более. Раньше для Перехода даже одного человека требовались усилия от шести до двенадцати сильных магов.

Если же держать одну точку постоянно в полуактивном, "спящем" состоянии, тратить силу для каждого нового Перехода придётся в разы меньше. Если же и место выбрать удобное — например такое, где уже несколько столетий был заточён демон… Как известно, присутствие обитателей Бездны — в любом виде! — губительно для материи Эмьвио Косом. Она распадается от их скверны.

Лерьэн, придумавший Порталы, был очень умён и столь же циничен. Вполне обычное сочетание для этой семьи.

Всего Порталов восемь, по числу сторон света, по ним же они и сориентированы. Выглядят артефакты как рамы для огромных парадных портретов, которые вместо холста обрамляют прозрачную едва колеблющуюся плёнку. Перед каждой активацией трое лучших инженеров производят тщательную проверку и настройку — мгновенные путешествия связаны с опредёлённым риском, и никому не хочется оказаться разрезанным пополам из-за внезапного сбоя.

Я поступила опрометчиво, воспользовавшись запасённой в башне силой. Хвала Владыкам, что никто серьёзно не пострадал.

Когда я переступила порог зала с артефактами, то сначала удивилась множеству собравшемуся в нём магов, и только потом — потухшим Порталам. Вблизи они, даже бездействующие, выглядели внушительно.

"Подумать только, как одна маленькая волшебница сгубила всю эту махину".

— Хел! — Линь бросилась ко мне сразу же, как заметила. Несколько малознакомых мне студиозусов удивлённо на нас посмотрели. Я вздохнула. Не люблю привлекать к себе лишнего внимания. Но когда Элинь рядом, оставаться незаметной очень сложно. Ничего не поделаешь: некоторые люди на всю жизнь сохраняют детскую непосредственность.

— Ага, я тебя тоже рада видеть.

— Магистр Элайя разрешила тебе взглянуть на тело! — радостно доложила Линь. — Кажется, она запомнила тебя с весеннего семинара — мне даже не пришлось её уговаривать.

Я хорошо помнила строгую волшебницу в длинном чёрном платье без рукавов, с глухим воротом и разрезами до середины бедра, во всём, кроме цвета, повторяющем облачение боевой жрицы Жиюнны. Она говорила, что в такой одежде ей удобно работать, но как по мне, ей просто льстило внимание юношей. Впрочем, никаких порочащих слухов про госпожу Элайю по Университету не ходило.

Семинар у неё был по-настоящему интересный… и своеобразный. "Куклы и кукловоды" — так он назывался, и я почерпнула из него множество любопытных вещей. В частности, магистр открыла мне глаза на некоторые действия моей дорогой благородной родни. Как ни странно, но механизмы управления големами и людьми во многом схожи.

"Стала бы Элинь со мной возиться, если бы была знакома не с маской, а с реальной Хеленой?"

— Спасибо, Линь.

— Да ладно тебе! — отмахнулась подруга. — Мне ничего это не стоило. Магистру не хватало помощников, вот я и рассказала про тебя.

Не сказала, но я поняла — люди напуганы. Слухи о таинственном чародее, затем появление странной девушки из Портала… Любому нормальному человеку, будь он хоть трижды магом, станет не по себе.

Как же повезло мастеру Элайе, что я не столь робка, как кажусь.

Над девушкой-куклой кто-то успел поставить Щит Безвременья, простое заклинание из старинной доранлисской школы. Оно не останавливало течение времени на самом деле (это было бы слишком хорошо), а просто затормаживало процессы разложения. Легко пройдя сквозь мерцающий купол, я увидела создание, поставившее в тупик лучших магов Вейларнии.

Широко раскинув руки, на полу серебристого дерева лежала юная девушка, почти девочка. Из-за покроя белого платья она походила на мёртвую бабочку. Бледная кожа, волосы, словно снег, поддёрнутые матовой плёнкой чёрные глаза… Слепая кукла, сломанная игрушка. Чары притормозили её распад, но ненадолго.

"Скоро от неё останется лишь горстка праха. Госпожа Элайя будет расстроена".

Если мне хотели подать знак или передать послание, то просчитались. Я не сильна в загадках.

— Кто же ты? — глупо задавать вопросы вещи, но я не удержалась. — И кто твой хозяин?

Ответом мне было красноречивое молчание.

Преодолев брезгливость, я коснулась бледной руки. На ощупь кожа была холодной, слишком гладкой. Пахло от неё грозой.

"Запах близящихся перемен".

Я наклонилась, чтобы лучше рассмотреть лицо куклы, и тут случилось нечто удивительное: рот девушки приоткрылся, из него выпорхнул и сел мне на руку маленький синий мотылёк. От его крыльев исходило мягкое сияние.

— Ты послание? — мотылёк как мотылёк, только родом явно не из Эмьвио Косом. — Или дар?

Конечно, он мне тоже не ответил, да я и не ждала ответа.

Наши предки-варвары верили, будто душа бабочкой вылетает из уст умирающего. В память об этом мы высекаем изображение красивых, но таких недолговечных крылатых созданий на могильных камнях. Значит ли это…

…я боялась даже произнести про себя то, на что страстно надеялась.

Мотылёк исчез, но я точно знала — он остался со мной. Прекрасный, невероятно щёдрый дар. Душа, вырванная ради меня из небытия.

— Ну как? — жизнерадостный вопрос Линь разорвал нить моих размышлений. — Нашла что-нибудь интересное?

— Нет. Ничего.

— Жаль, — искренне посочувствовала подруга. — Ладно, пойдём перекусим. Ты наверно совсем оголодала.

Есть мне действительно хотелось, так что я согласилась на любезное предложение. Однако уже на пороге зала Порталов меня окликнули со спины:

— Хелена Тэйресская!

Поскольку голос показался знакомым, я обернулась. Память не подвела: моё имя выкрикнул утренний блондин с чёрной тетрадью.

— Это я, но зачем…

— Магистр Ленрой просил передать кое-что, — меня перебили — я проглотила; судя по взволнованному лицу мальчишки, он был опьянён ликованием. Ещё бы! Сам мастер возложил на него миссию. — Из-за блокировки наших Порталов в Оэрру придётся добираться через дейлонский.

У меня подкосились колени.

Дейлон… Королевство с неприступными крепостями, суровыми жителями и дотошными чиновниками. Они сразу поймут, что мои документы — искусная фальшивка. Справленные благородными родичами бумаги хорошо послужили мне на родине, но заграницей… В Старом Свете уже давно отказались от заверяющих личность бумаг, но Дейлон, ближайший дружественный сосед Вейларнии, объявил о своей независимости от Эхтрока сравнительно недавно, и потому всеми добродетелями и пороками молодой страны обладал в полной мере.

Что же делать? Законы в Дейлоне строги, а упоминание имени могущественных в Вейларнии Лерьэнов скорее навредит, чем поможет. Когда-то Дерзкие что-то не поделили с местной королевской семьёй, и с тех пор находятся с ней в вялом противостоянии. Если меня поймают, разразится скандал, причём пострадаю не только я и моя благородная родня, но и мама, папа, Андрэ…

— Кажется я случайно положила в сумку зеркало, — сказала я подруге. — Теперь точно не проверить, вещи уже в Оэрре, но ты ведь знаешь, какая это плохая примета… Глупо, но у меня дурное предчувствие.

— О, Хел, ты такая чувствительная! Чуть что, сразу бледнеешь и за сердце хватаешься. Принести воды?

— Да, если тебе нетрудно.

— Я мигом!

Линь убежала, а я присела на скамью, прикрыла рукой глаза и лихорадочно принялась перебирать варианты действий. Более-менее логичным казалось отказаться от учёбы в Университете и вернуться в Тэйрес, к родителям. Мне пришло на ум даже не вызывающая подозрений формулировка заявления об уходе, как вдруг…

— Хватит вести себя как дура. — этот голос… я определённо его знала. Но он точно не принадлежал никому из моих малочисленных друзей и приятелей.

— Как ты меня назвал? — Хелена Альноэн не из тех, кто безропотно сносит оскорбления.

— Дурой я тебя назвал. И могу повторить это столько раз, сколько потребуется, чтобы ты прекратила её изображать.

Я убрала ладонь с лица и одарила яростным взглядом Шэйна-золотого-мальчика.

— Какая честь для меня! Ты-таки снизошёл до разговора со мной. Правда, тут же полез издеваться… Фи! Я надеялась на более изящное ухаживание. Или тебе нравятся девичьи слёзы? Я права, Шэ…

— Хватит паясничать! — грубо оборвал меня Шэйн и резко схватил за руку.

— Что ты делаешь, — прошипела я, — со стороны можно подумать, будто мы…

— Не льсти себе — на нас никто не смотрит. А даже если подумают, что с того? Ты же всё равно уходить из Университета собралась. Можешь уже не печься о добром имени.

— Откуда ты знаешь? Неужели в голову мою залез?

Шэйн нервно рассмеялся. Наш разговор и то, что за ним стояло, явно не доставлял ему удовольствия.

— Как будто мне делать нечего. Я бы оставил всё как есть, но тебе желают помочь — моими руками. Даже подружке твоей соврать пришлось, чтобы она не подняла шум.

"Я всегда подозревала: ты, Шэйн, тот ещё фрукт. Хотелось бы мне открыть твой шкаф и изучить хранящиеся в нём скелеты. Но спасибо за ложь Линь. Это было… мило".

— Могу я узнать…

— Мне приказывает та, что когда-то распоряжалась твоей жизнью, — угрюмо и торжественно произнёс Шэйн, предвосхитя мой вопрос.

— Ты Посвящённый! — ахнула я.

— Не ори, дура, — шикнул на меня староста. — Я не хочу раскрывать себя. К тому же мой ранг намного превосходит твой — бывший твой. Терпеть не могу фамильярности.

— Но почему Госпожа Жиюнна решила помочь мне?

"Мы ведь расстались… не без обид".

— Умолкни и следуй за мной, болтливая женщина, — раздражённо бросил жрец. — И даже не надейся на объяснения: ты не получишь от меня ответов и на десятую часть своих глупых вопросов.

Иного выхода, кроме как подчиниться, я не видела. Богиня имела на меня планы, а простые смертные — даже владеющие магией — не могут противостоять воле Владык.

— 11-

Семья Шэйна жила в особняке на территории Университета. Его отец занимал старинную, наследственную и насквозь парадную должность королевского смотрителя. Положение родителя не давала старосте лексимиков каких-либо особых преимуществ, однако оно чудно дополняло его высокомерие и язвительность в вызывающем жгучую ненависть однокурсников букете. Сказать, что Шэйна не любили, значит покривить душой. Лишь из-за присущего юности человеколюбия сверстники не желали ему смерти — только увечий. Серьёзных.

— Не говори со слугами, — предупредил меня Шэйн, как только мы переступили порог. — Я отведу им глаза, но не знаю, насколько будут крепки чары. Лучше не искушать судьбу. Никто не должен запомнить, что ты была со мной здесь.

Я кивнула. Мой нежданный добродетель собирался применить на прислуге способности лексимика, хотя и находился в не лучшей форме для подобного волшебства. Его напряженность передалась бы и мне… не будь я раздавлена грузом куда более ярких переживаний.

"А здесь ничего, приятно".

Хотя семья Шэйна не принадлежала к аристократии, жили они на широкую ногу. Большой красивый дом был полон картин, скульптур, ковров, старинной мебели и слуг. Повсюду стояли вазы с алыми розами (к особняку примыкала оранжерея), а там где живые цветы смотрелись бы неуместно, поместили их изображение.

"Это жилище находится под покровительством Жиюнны. Впрочем, я не удивлена".

Вероятно, и родители Шэйна — а до них их родители и так далее — являлись частью культа Госпожи. Владычица любит преемственность и немного сентиментальна.

Попавшиеся нам по пути служанки — все как одна ладные и смазливые на лицо — раскланивались с "молодым господином", а на меня бросали полные ревнивой злобы взгляды. Не хотелось даже думать, какие отношения связывали их с лексимиком, что они в точности думали обо мне, и главное — какую маску видели вместо моего лица.

Наконец мы остановились перед дверью из красного дерева. Она сильно пахла полынью, и будь со мной благословение богини я — несомненно! — смогла бы с лёгкостью определить наложенное на неё Слово, а так могла только сказать, что оно принадлежало к боевым, самым опасным и могущественным из всех доступных служителям Жиюнны формул. К тому же его регулярно обновляли, иначе запах не был бы таким резким.

"А ведь говорят, глупа та птица, что гадит в своём гнезде".

Боевые Слова применяют против демонов и тварей, порождённых дыханием Бездны. В миру они без надобности.

Я вопрощающе посмотрела на Шэйна, но тот совсем не горел желанием что-либо мне объяснять.

"Куда же ты привёл меня? Что, во имя Пятерых, скрывает от чужих глаз твоя такая внешне благополучная семья?"

— Ни звука! — предупредил меня посвящённый; его лицо было бледным, злым и серьёзным. — А то пожалеешь.

Почему-то я сразу поняла — он не шутил.

— Вэр, — прошептал Шэйн, приложив правую руку к поверхности двери. — Тейле.

Повелеваю, разомкнись.

Он произнёс и третье слово, но я его не расслышала. Быть может, к лучшему — некоторые звуки не предназначены для смертных ушей. Будучи жрицей, я старалась в бою полагаться больше на своё светлое копьё, чем не на дарованную Жиюнной силу. Не люблю ощущать себя вывернутой на изнанку, а именно такой побочный эффект вызывает произнесение мощных Слов.

Лицо Шэйна искажали страдания, но я не чувствовала радости от его боли. Мне ли не знать, каково служить богине? Ты купаешься в Её любви, но вместе с тем постоянно что-то приносишь в жертву. Это… тяжело, и вместе с тем — чудесно.

"Я была крошечной фигуркой на доске Владычицы, однако я была любимой фигуркой".

Шэйн с кончиков пальцев ног до макушки принадлежал Жиюнне. Он был гораздо выше меня по рангу, а подобный взлёт в столь юном возрасте означал одно — его посвятили Госпоже сразу же после рождения. Не удивительно, что он держался в отдалении от прочих студиозусов и смотрел на них свысока — я ещё не видела ни одного общительного и жизнерадостного жреца хозяйки Рассветного Чертога.

По канону, у него должны были быть грязные тёмные патлы, нездорового оттенка кожа и вечно поджатые тонкие губы, однако природа распорядилась по-иному: во всём Университете не найти юноши миловиднее — золотистые локоны, большие карие глаза, аристократически тонкий профиль, нежный румянец на щеках… Не мальчик, мечта! Первое время девицы с замиранием следили за каждым его вздохом, но вскоре даже самые отчаянные поняли, что им не растопить лёд, сковавший сердце лексимика.

Дверь с противным скрипом отворилась.

— Быстрее проходи, а то я силой втолкну тебя внутрь, — велел мне Посвящённый.

Не желая прогневить его ещё больше, я перешагнула порог.

Полумрак и густой аромат благовоний… Достойные элементы таинственной комнаты в глубине особняка приличного семейства. Прошло несколько мгновений, прежде чем мои глаза и обоняние к ним привыкли.

Мы оказались в небольшом помещении с затянутыми тёмной тканью стенами. Каждый её клочок покрывали овеществлённые Слова. Из-за недостатка света — за него отвечали лишь несколько толстых алых свечей в старинных серебряных подсвечниках — я не могла прочесть ни одного из них прочесть, но вряд ли они оберегали от болезни.

Большую часть комнаты занимало огромное круглое ложе, заваленное меховыми одеялами. Напротив него висело зеркало высотой в человеческий рост. Оно ничего не отражало — вполне нормальное поведение для магического артефакта.

Я с недоумением посмотрела на Шэйна. Конечно, выдался сумасшедший день, но неужели он затащил меня сюда, чтобы пристать с любезностями? Судя по количеству раскованных служанок в доме, женского внимания ему хватало.

— Если бы не повеление, я не за что бы ни пошел на это, Хелена, — заявил Посвящённый, скидывая на пол с кровати меха.

— Даже не думай!

— Не думай что? — не понял лексимик, а догадавшись, раздражённо воскликнул: — Глупая девчонка, да не нужны мне твои хилые телеса!

— Тогда зачем ты… — моё возмущение стихло, как только я увидела скорчившегося на атласной простыне обнажённого юношу с невероятно длинными тёмными волосами. Он прикрывал голову руками, будто дитя, совершившее поступок и страшащееся наказания.

— Хелена, это Тенерий, — холодно — слишком холодно — произнёс староста.

Я слабо улыбнулась и брякнула первое пришедшее в голову:

— Очень приятно.

— Молчи! — грозно шикнул на меня Шэйн. Похоже, даже мои самые безобидные действия выводили его из себя. — Я не для пустой болтовни тебя сюда привёл.

— Но я же только…

— И не смей жалостливо смотреть на него, будто перед тобой убогий. Он не глупее меня, а тебя — тем более.

Тут Шэйн заметил на полу одежду — белоснежный балахон с вышивкой серебряной нитью по вороту. Он аккуратно поднял его, отряхнул и бросил Тенерию.

— Прикройся, Хелена всё-таки девушка. Зачем ты вообще разделся?

— Ткань жжётся. Очень больно, — пожаловался странный юноша. Пока для меня оставалось загадкой, кем он приходился посвящённому. Про жрецов Жиюнны разное говорят… Впрочем, я сильно сомневалась, что хоть половина из слухов правдива. Да и распущенные служанки в доме опровергали альтернативность любовных предпочтений Шэйна.

— Это не повод ходить всё время голым. Ты же не животное.

Тенерий виновато вздохнул, но облачаться не спешил.

— Мне и так хорошо. Только очень холодно, — едва слышно прошептал он, глядя куда-то в сторону.

Между тем, в комнате было жарко и душно. Я успела вспотеть — на форменное университетское осеннее платье идёт не воздушный шёлк, а добрая шерсть. Утешало, что Шэну тоже не сладко приходилось.

— В какие игры ты со мной играешь? — спросила я напрямик. — И кто такой Тенерий?

— Он мой старший брат, если тебе интересно, — с неохотой ответил лексимик. — Дитя-ошибка моей легкомысленной матери и драгоценная жемчужина в сокровищнице Госпожи.

Тенерий понуро склонил голову. Слова младшего брата — хотя из них двоих именно Шэйн выглядел и старше, и сильнее — были ему неприятны. Впрочем, кому приятно выслушивать упрёки?

"Если кого и нужно винить в семейном позоре, так это женщину и её соблазнителя, а не плод их связи".

— Оставь родовые тайны в покое, я не твоя невеста, чтобы ими проникаться. Ты обещал помочь, но пока ничем не подкрепил свои слова.

— Думай, что говоришь, Хелена. Ни я и ни один из моих доблестных предков не бросал слов на ветер.

"Золотой мальчик не упускает возможности встать в позу. Никогда".

— Да-да, я всё поняла. Но знаешь, моё дело нужно решить быстро. Не желаю, чтобы скандал…

— Скандал? — Шэйн мрачно усмехнулся. — Ты боишься только огласки своего происхождения?! О, она точна дура!

"Опять оскорбляет. Владыки, как же я устала его терпеть. Заранее сочувствую девушке, обменяющейся с ним клятвами".

Шэйн знал про меня много, но его осведомлённость объяснялась принадлежностью к высшему жречеству Жиюнны.

— Тебе угрожают вещи гораздо серьёзнее, нежели общественное порицание. За тобой начали охоту, Хелена. И не спрашивай кто — я и сам не знаю.

"Зато я догадываюсь. Маленький мотылёк способен вызвать бурю, ведь от обладания чужой душой всего один шаг до нарушения Второго Завета".

— На защиту какого рода я могу рассчитывать?

— Брат хочет заключить договор с демоном, — ответил на мой вопрос вместо Шэйна Тенерий; бедняга выглядел усталым и слабым. — В обмен на помощь моё тело примет одного из них.

Юноша резким движением откинул прядь волос, и я увидела заострённое ухо. Сомнений быть не могло: соблазнителем являлся эльфелинг.

"Надо будет сказать Элинь, чтобы не оставляла надежды встретить красавца-нелюдя без предрассудков. Но пусть забудет о детях: слишком часто полукровки становятся лакомыми кусочками для порождений Бездны".

Мне вспомнился посланник из Оэрры таэн Лария. Утром я видела его в сопровождении женщины… Может, то была мать Шэйна?

— Ты, как никто иной, знаешь, как опасны сделки с демонами. Опомнись!

— Мне поручила сделать это Госпожа. Кто ты, чтобы оспаривать Её решения?

— Но твой брат…

— Я согласен, — печально сказал Тенерий. — От меня одни проблемы, так что…

— Вот только не надо перед ней унижаться! — выпалил Шэйн. — Это она должна ползать у тебя в ногах, а не наоборот!

— Если ты так заботишься о брате, то почему держишь его взаперти?

— Не лезь в дела моей семьи, девица, — презрительно фыркнул жрец. — Ты не видишь ничего дальше кончика своего длинного носа.

— Чем тебе мой нос не угодил, Шэйн-наглая-ухмылка?

— Хватит! — горестно воскликнул Тенерий. — Прошу вас, прекратите.

Я и жрец переглянулись. Наша перепалка причиняла боль несчастному полукровке. Хрупкий, бледный, с печальными серыми глазами на красивом какой-то потусторонней, нездоровой красотой лице, старший брат Шэйна вызывал у меня жалость. Он был заложником своей проклятой крови, и ничего не мог с этим поделать. Его судьба определилась задолго до рождения.

"Если меня вытолкнули из круга, то он и мечтать не может его разорвать".

Схожие черты в облике братьев — а их, как ни странно, нашлось немало — смотрелись дико. Один являлся постоянным напоминанием другому, как могла бы сложиться его жизнь. Будь я на месте Тенерия, сошла бы с ума задолго до совершеннолетия.

— Воля Госпожи превыше всего. Если Она желает помочь этой девушке, ты, мой брат, должен провести ритуал, ведь я… — полукровка тяжело вздохнул, — я всего лишь сосуд для злокозненных сущностей. Не беспокойся за меня. Я выдержу.

"Заранее прости, милый мальчик. Это Шэйн должен быть на твоём месте, а ты — на его".

— Если за мной началась охота, не нужно нам поторопиться с началом ритуала? Ни на что не намекаю, но…

Я беспомощно развела руки.

Лексимик усмехнулся. Это не показалось мне добрым знаком.

— Ты готова? Отлично. Для начала, поцелуй моего брата. В губы.

Я опешила. "Странный какой-то ритуал… не без пикантной детали".

— Хорошо.

"Тенерий красивый юноша, а не противный старикашка. Многие девушки мечтали бы оказаться на моём месте".

Поцелуй вышел немного неловким и абсолютно неромантичным. Не знаю как для полукровки, но для меня он стал первым. Его кожа приятно пахла, а губы были удивительно холодны, словно брат Шэйна только что вернулся из промёрзлых глубин Криос Косом.

— Надеюсь, ты исполнил все свои тайные фантазии, дружок. На поцелуй я ещё согласилась, но дальше — ни-ни.

— Ты глупая, склонная к разврату девица, — с усмешкой заметил Шэйн. — Поцелуй был нужен, чтобы привлечь демона. От тебя до сих пор смердит одним из них.

"Объяснение логичное, но почему же ты так жадно следил за нами?"

— Брат, пора начинать ритуал. Чем быстрее ты его проведёшь…

Тенерий не договорил, но я поняла — он страстно желал, чтобы всё поскорее закончилось.

"Он живёт от ритуала к ритуалу. Слуги Жиюнны борются с нечистью, иногда — грязными методами. Очень грязными. Будь проклят принцип меньшего зла!"

Видел ли Тенерий хоть раз солнце, луну или звёзды? Сомневаюсь. Выход за границы защищённой комнаты для него верная гибель. Будто стая голодных волков, демоны накинутся и разорвут его душу в клочья. Он даже не умрёт, а исчезнет, уйдёт в небытие.

"Как Лионель".

Но вот только Тенерия никто не позовёт назад. Его брат слишком предан Владычице.

В начале Шэйн прочитал несколько формул из кодекса Дэйро, смертного сына Жиюнны. Пока он декламировал Слова, я тихонько сжимала руку Тенерия в своей. Мне показалось это правильным.

— …я называю имя, — торжественно произнёс завершающую фразу жрец. — Аньярта!

Полукровка шумно вздохнул и обмяк. Я понадеялась, что куда бы не отправился его измученная душа, там ему будет не хуже, чем в тёмной комнате, пропитанной благовониями, словно королевская гробница. Лицо брата Шэйна утратило всякое выражение, но не надолго. Вскоре изящные черты — наследие отца-эльфелинга — исказила злоба, а глаза заволокло тьмой. На всякий случай я спряталась за спину Шэйна.

"Слабость. Как противно её ощущать!"

Без сил жрицы мне не стоило и мечтать одолеть в честном бою порождение Бездны.

— Кто призывает меня? — голос не принадлежал Тенерию, хоть и исходил из его горла. Был он грубым, низким, гортанным, и, как ни странно, женским.

Шэйн решил воспользоваться помощью не демона, а демоницы.

— Я тот, кто имеет право повелевать тобой милостью госпожи Жиюнны, — высокомерно произнёс жрец. — И ты выполнишь мой приказ, нечистивое создание.

— Тогда выкладывай скорее, а то мне ещё дела кое-какие нужно закончить, красавчик, — с мерзкой ухмылкой заявила павшая.

"Демоны. Они всегда сама вежливость".

Лицо Шэйна перекосило от отвращения, однако он нашёл в себе силы приказать:

— Открой путь сквозь Чёрное Зеркало!

— И всего-то, — пожала плечами Тенерия Аньярта, встала с постели и подошла вплотную к артефакту. — Жаль. Мне так нравится ощущать низость, грязь и тлен этого мира, а тут работы едва на двенадцатую часа.

— Умолкни! — прикрикнул на неё лексимик. — Мне и так претит мысль о том, что ты отравляешь тело моего брата.

— Как мило, — хихикнула демоница. — Брат продал брата.

— Я не…

— Уверена, он не долго сможет скрываться от моих сестер… и дорогих братьев. Мы все большая дружная семья и умеем хорошенько развлечься вместе, но иногда так хочется разнообразия. Давненько к нам не попадал хорошенький нежный мальчик… сладкий мальчик…

С блудливой ухмылкой она погладила себя — то есть Тенерия — по груди.

— Открывай путь, — процедил Шэйн. — Живо.

Зевнув, Аньярта нарочито медленно прикоснулась рукой к тёмной поверхности зеркала и произнесла несколько слов на шипящем наречии Бездны. Артефакт тут же начал пробуждаться от спячки. Внешне это проявилось так: вделанный в основание рамы плоский кристалл засветился белым светом, затем по ту сторону, в зазеркалье, начали угадываться смутные очертания пустынного пейзажа. Я смогла разглядеть сухое скрюченное дерево, пирамидку из камней, какие встречаются возле древних дорог времён ещё империи Древнего Эйана, пологий холм и какие-то руины.

— Что это?

— Ортано Косом, — угрюмо ответил Шэйн. — Пустой мир. Через него доберёшься до Оэрры.

— Разве он не сказка?!

— У меня нет времени читать тебе лекции! Разберёшься во всём на месте. Пострадаешь — вини свою глупость. Погибнешь — я плакать не стану.

— Но я ведь, кажется, очень важна. Разве…

— Это единственный выход.

— Но…

— Аньярта, заканчивай!

Демоница глумливо хохотнула и рассекла ребром ладони поверхность зеркала гадвое. Из разреза, как до этого из кристалла в основании рамы, заструился белый свет.

"Путь открылся".

Я замерла, не в силах пошевелиться. Ортано Косом, Пустой мир из легенд и сказок, ждал меня по ту сторону.

— Нет, нет…

"Одна. Абсолютно одна".

Грязно выругавшись, Шэйн грубо схватил меня за руку, подтащил к артефакту и толкнул в зазеркалье. Я начала падать, падать, падать…

"Простите. Все. За всё".