Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II

Глава 158. Учитель пьет свадебное вино[158.1]

Естественно, такое большое событие, как празднование свадьбы наследника самого богатого и могущественного ордена, планировалось растянуть на три дня. В первый день был дан большой банкет в честь всех прибывших гостей[158.2], где в преддверии основного события они могли бы познакомиться, расслабиться и смыть дорожную пыль[158.3]. Но гвоздем программы этого вечера было даже не само застолье, а возможность поохотиться в охотничьих угодьях Жуфэн. Планировалось, что на закате, когда солнце зайдет за гору, почтенный и уважаемый всеми старейшина повяжет красные шелковые ленты на рога трех снежных оленей[158.4] и выпустит их на территории охотничьих угодий ордена, после чего отец жениха выберет из неженатых юношей и девушек двадцать два охотника, которые смогут принять участие в борьбе за главный приз.

Поймав одного из трех снежных оленей, гость получал в награду десять миллионов золотых. Другими словами, для таких школ, как Жуфэн и Гу Юэе, подобное развлечение было всего лишь еще одним способом похвастаться перед всем миром своим богатством.

Дворец Шилэ находился на верхнем этаже главного дворца, крыша и карнизы которого были покрыты бирюзовой черепицей. Из окон открывался прекрасный вид на залитые лучами закатного солнца поля и леса охотничьих угодий.

Все прибывшие, согласно этикету, спешили поздравить Наньгун Лю с предстоящим радостным событием, тот же, независимо от статуса гостя, вежливо отвечал на приветствия, благодарил и любезно приглашал гостей к столу. Спустя час все приглашенные, наконец, расселись по своим местам, и с первым ударом в бяньчжун[158.5] пир был официально открыт.

— Еще неизвестно, кому глава Наньгун позволит отправиться в охотничьи угодья своего ордена, чтобы поймать снежного оленя.

— Говорят, будет тянуть жребий. По тому, кому выпадет счастливый жребий, можно будет судить, кто из нас везунчик. Просто представьте себе, мало того, что поймавший снежного оленя получит огромный куш, все остальные тоже с пустыми руками не уйдут, ведь в угодьях Жуфэн много других духовных зверей и волшебных плодов. Есть ли на свете лучшее место?

Как раз во время этого оживленного обсуждения двери дворца распахнулись, и Наньгун Сы вместе с Сун Цютун вышли на террасу. Сплетение золота с кармином, статный молодой мужчина и прекрасная изящная женщина, держась за руки, предстали перед главой ордена.

Наньгун Лю поднялся и с улыбкой кивнул головой, приветствуя их, а затем громко объявил:

— Уважаемые и дорогие наши гости со всех уголков мира и заклинатели из величайших духовных школ, несмотря на свою занятость, вы смогли выкроить время и лично посетить школу Жуфэн, чтобы присутствовать на церемонии бракосочетания моего сына. Это большая удача и милость для нас!

Стоявшие внизу гости дружно загомонили:

— Глава слишком великодушен!

— Молодой господин талантлив, госпожа прекрасна[158.6], на редкость подходящая пара.

— Да! Так и есть!

Все эти льстивые речи, слово в слово, эти уважаемые господа произносили в прошлой жизни, когда женился сам Мо Жань, поэтому, слушая их сейчас, он испытывал лишь скуку и отвращение. Блуждая бессмысленным взглядом по ликующей толпе, он очень скоро наткнулся на сидящего рядом со старейшиной Шуанлинь Е Ванси.

По-прежнему одетый в самую простую одежду Е Ванси не поднимал глаз от тарелки и, судя по всему, был полностью поглощен едой. Пока Мо Жань наблюдал за ним, тот так ни разу и не поднял голову, чтобы взглянуть на Наньгун Сы.

Е Ванси выглядел и вел себя совсем как обычно, даже более сдержанно и спокойно. Возможно, потому что его мучения длились слишком долго, этот человек успел осознать и принять собственное бессилие и отказался от борьбы с собственной судьбой. Глядя на него, Мо Жань вдруг вспомнил свое собственное детство. Тогда ему очень нравился один бумажный фонарь в виде пагоды, который каждую ночь продавался на городском рынке.

Этот фонарь был изготовлен очень тщательно, художник прорисовал каждую деталь, вплоть до плиток черепицы на крыше пагоды, однако и цену заломил немалую, поэтому, хотя фонарь был очень хорош, его долго не удавалось продать. Естественно, Мо Жаню такая покупка была не по карману, но каждый день с наступлением сумерек он бежал на городской рынок. Остановившись напротив торговой лавки, ребенок часами любовался сияющей в ночи прекрасной бумажной пагодой, и источаемый ей мягкий свет как в зеркале отражался в иссиня черных глазах.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды на рынок не пришла молодая пара, с ног до головы одетая в дорогие шелка. Было видно, что девушке с первого взгляда приглянулась бумажная пагода. Хватило одной полной кокетства фразы о том, что он ей нравится, чтобы мужчина тут же вытащил деньги и заплатил за фонарь.

Пагоду купили. Задрав голову, Мо Жань наблюдал за старым художником, который неспешно снял фонарь с деревянной стойки, на которой он простоял так долго. В тот момент, когда старик, вежливо поклонившись, передал пагоду девушке, трепещущий огонь в последний раз осветил исполненное отчаянной жажды лицо Мо Жаня, прежде чем его теплый свет навсегда исчез из его жизни, растворившись в ночи вместе с парой этих безупречно прекрасных людей.

Тогда Мо Жань почувствовал нестерпимую тоску, но оставался спокойным, ведь он давно уже смирился с этой потерей.

Поэтому он понимал, что чувствует сейчас Е Ванси. Ведь впервые увидев тот фонарь-пагоду, он сразу понял, что этой роскошной вещи не суждено принадлежать ему. На самом деле, каждый раз когда торговец зажигал пагоду, он множество раз внутренне представлял себе ситуацию, когда этот свет погаснет для него навсегда.

Это не помогло отпустить и облегчить боль потери.

С самого начала они оба понимали, каким будет финал, поэтому даже в своих мечтах не осмеливались зайти слишком далеко.

— Пришло время тянуть жребий! Время жеребьевки настало… — старый слуга из канцелярии Духовной школы Жуфэн, в руках у которого был большой украшенный растительным орнаментом[158.7] бронзовый треножный котел, поднялся на постамент и с низким поклоном протянул его Наньгун Лю. — Глава, настал благоприятный час. Просим, начните жеребьевку!

— Отлично! Давайте начинать! Глава Наньгун Лю, тяните!

Наньгун Лю со смехом сказал:

— Помня о том, что повиновение — лучшая вежливость[158.8], я не буду заставлять вас ждать и поскорее вытяну двадцать две бамбуковые дощечки с именами молодых героев. Именно они удостоятся чести принять участие в организованной нами ночной охоте. Если кто-то не желает участвовать и хочет отказаться, пожалуйста, сообщите заранее!

Некоторые девушки из небольших школ, обладавшие недостаточно высоким уровнем духовного развития, а также те, кто был слишком молод и недостаточно смел, попросили своих родителей и попечителей подойти к главе Наньгун с просьбой исключить их имена из жеребьевки.

Сюй Шуанлинь испытующе взглянул на Е Ванси и, лениво улыбнувшись, спросил:

— Листочек, хочешь позабавиться? Ты только скажи, и я придумаю, как выпустить тебя через тайную дверь.

— Я не пойду, — ответил Е Ванси. — Отец, прости, что беспокою тебя этим, но скажи главе, чтобы исключил мое имя.

— Как мы можем упустить этот шанс? Ведь приз за оленя десять миллионов золотых.

Е Ванси: — …

Сюй Шуанлинь был совсем не такой кроткий, как его приемный ребенок. После недолгого размышления, уголки его рта растянулись в хитрой ухмылке:

— Если не хочешь идти, то я пойду вместо тебя.

— Отец…. тебе уже за сорок…

— А что не так-то? По-моему, я выгляжу очень молодо. Если пойду, то точно вернусь сразу с тремя оленями, и мы получим тридцать миллионов золотых. Если откажешься от легких денег, что сами плывут в руки, Небеса точно покарают тебя.

Сюй Шуанлинь упрямо стоял на своем, в упор не замечая уныния приемного сына. В итоге он натянул башмаки, посмеиваясь, подошел к Наньгун Лю и что-то прошептал ему на ухо. Праздные зеваки, наблюдавшие за жеребьевкой, подумали, что он просто хочет изъять из розыгрыша табличку с именем Е Ванси. Никто и предположить не мог, что этот старейшина так любит деньги, что хочет сам включиться в игру.

Наньгун Лю очень быстро вытянул таблички с именами гостей для участия в ночной охоте.

— Шэнь Фэн, Линь Шэн, Цюй Яньжань…

Стоявший рядом с главой старейшина Шуанлинь забрал у него из рук стопку подписанных бамбуковых палочек и принялся сам озвучивать имена участников. Перед оглашением одного из них он чуть помедлил, а потом объявил:

— О? Это же сам непревзойденный Любимец Небес, Сюэ Мэн.

Очень скоро были оглашены ровно двадцать одно имя. Одного не хватало и бессовестный старейшина Шуанлинь, сияя улыбкой, поднял руку и объявил:

— Остался еще один участник, и это будет такая кучка старых костей, как я. Прошу любить и жаловать.

Зная нрав этого старейшины, Наньгун Лю даже не попытался остановить его. Беспомощно улыбнувшись, он раздал каждому участнику по сигнальному фейерверку.

— Тот, кто поймает оленя, должен зажечь сигнальный огонь. Как только будут выпущены все три фейерверка, мы будем знать, что все три оленя пойманы и охота закончена, – пояснил Наньгун Лю. — После этого я буду ждать всех на полигоне Сяоюэ, где пройдет церемония награждения победителей и вручение тридцати миллионов золотых.

Собравшиеся с энтузиазмом зааплодировали. Многие из них пытались подбодрить своих друзей и знакомых, на которых пал жребий.

Наньгун Лю снова улыбнулся и продолжил:

— Кроме того, по просьбе моего сына добавлен еще один приз для первого охотника, поймавшего оленя: десять демонических волков. Заключив кровный договор, он сможет забрать их с собой!

Демонические волки!

Даже одного такого зверя на черном рынке днем с огнем не сыщешь, а тут целых десять!

Зал забурлил. Кто-то не смог удержаться и, вскочив на ноги, принялся громко подбадривать своего свояка:

— Старший брат, полагаюсь на тебя! Если станешь первым, год буду тебе сапоги чистить!

Толпа взорвалась громким хохотом.

Одна из заклинательниц не осталась в долгу и громко крикнула:

— Старший ученик, если обойдешь всех и выиграешь, я займусь с тобой двойным совершенствованием!

— Вау… вот это да! Лихо! Ха-ха-ха, откуда эта бойкая девица?

В один миг Дворец Шилэ наполнил веселый смех и гомон. Даже те, кто с самого начала не проявлял интереса к этому состязанию, за чаркой хорошего вина с интересом наблюдали за этой суматохой.

Не желая становиться частью этой веселой кутерьмы, Мо Жань обратился к Чу Ваньнину:

— Учитель, я составлю компанию Сюэ Мэну и провожу его до охотничьих угодий. Вы пока наслаждайтесь хорошей едой и выпивкой, а я скоро вернусь.

Чу Ваньнин ответил:

— Иди. И передай Сюэ Мэну мой наказ, чтобы не вел себя слишком безрассудно.

— Хорошо.

Мо Жань проследовал за двумя десятками избранных охотников через ярко освещенный и пышно украшенный главный зал. Наблюдая, как эти полные решимости прекрасные юноши и девушки один за другим растворяются в непроглядной тьме, Чу Ваньнин залпом осушил чарку вина «Свадьба дочери[158.9]».

Он предчувствовал, что теперь у Пика Сышэн будет достаточно денег, чтобы вымостить духовным камнем все дороги Нижнего Царства. В конце концов, там был его ученик, поэтому у него не было и капли сомнений.

Можно считать, что тридцать миллионов золотых уже у них в руках[158.10].

Не успели еще все юные охотники войти в лес, и даже ушедший провожать Сюэ Мэна Мо Жань еще не вернулся, как послышался грохот, и в небе расцвел алый цветок первой сигнальной ракеты. Наньгун Лю прицокнул языком от удивления и восхищенно вздохнул:

— Просто потрясающе! Подумать только, я еще и чашку чая не успел допить, а кто-то уже поймал первого оленя. Интересно, чей же это ученик? Такое исключительное мастерство достойно уважения!

Сидевший рядом с Наньгун Лю Ли Усинь из Усадьбы Битань, услышав его слова, погладил свою бородку и со смехом предложил:

— Если присутствующим здесь милостивым государям это интересно, почему бы нам не заключить пари? Давайте поспорим, кто из двадцати двух отправившихся на охоту молодых талантов первым добрался до снежного оленя? Если я, к примеру, поставлю пятьдесят тысяч золотых на Ли Моу, как думаете, глава Наньгун, это скрасит нам ожидание и подольет масла в огонь общего интереса?

Собравшиеся зеваки тут же поддержали это предложение, поэтому на стол были выложены двадцать две бирки с именами участников и ярко-алое шелковое полотно, на которое каждый, кто решил сделать ставку, записывал сумму и скреплял обязательство подписью.

Повернувшись к Чу Ваньнину, Сюэ Чжэнъюн шепотом спросил:

— Почему Усадьба Битань поставила на своего ученика всего пятьдесят тысяч. Неужели старик Ли так беден?

Чу Ваньнин ответил:

— Большие ставки вредят здоровью, а маленькие поднимают настроение.

Сюэ Чжэнъюн в ответ рассмеялся и тут же предложил:

— Тогда, может, и мы немного поднимем себе настроение?

Чу Ваньнин бросил на него пристальный взгляд и, хотя он не произнес ни слова, Сюэ Чжэнъюн тут же втянул голову в плечи и отступился:

— Ладно, ладно, я знаю, что ты этого не любишь, тогда…

— Почему только для поднятия настроения, — старейшина Юйхэн развязал кошель и, кинув его на стол, с каменным лицом продолжил, — я собираюсь по-крупному вредить здоровью.

— …

Сюэ Чжэнъюн долго таращился на него так, словно увидел привидение, прежде чем, наконец, спросил:

— Сколько ставим?

— Триста тысяч.

— …Так много? А если проиграем?

— Влезем в долги, — ответил Чу Ваньнин. — Разве вы не хотели мощеную духовным камнем мостовую? Соберем еще немного денег и тогда сможем отремонтировать еще и особенно пострадавшие от напастей деревни.

— Думаешь? А если Сюэ Мэн проиграет?

— Не может Сюэ Мэн проиграть. Он же ваш сын, так что вы должны это понимать лучше меня.

— …

Увидев, что Сюэ Чжэнъюн все еще волнуется, Чу Ваньнин сказал прямо:

— Долг будет мой, а выигрыш ваш. Давайте!

Тонкое шелковое полотно было уже все исписано именами и ставками. Даже маленькие небогатые духовные школы, которые обычно не позволяли себе лишние траты, не смогли удержаться и поставили немного, чтобы попытать счастья.

Наблюдая за этим ажиотажем, Наньгун Сы тоже почувствовал азарт и встал, желая сделать ставку. Сун Цютун окликнула его:

— Муж мой, ты тоже хочешь поучаствовать?

— Выиграю несколько монет, чтобы прикупить для тебя пару украшений.

Сун Цютун сразу же замолчала и сникла. Она опустила свое прелестное лицо, и пряди длинных черных волос закрыли его, как полупрозрачный шелковый занавес. Со стороны девушка выглядела такой робкой, смущенной и потерянной. Став случайным свидетелем этой приторно-сладкой сцены между двумя новобрачными, Чу Ваньнин почувствовал себя неудобно. Он тут же отвернулся, чтобы не смущать Сун Цютун еще больше, поэтому не заметил тени недовольства на ее лице.

Наньгун Сы с улыбкой взялся за перо и склонился над длинным списком. Он уже приготовился написать имя и сумму под фамилией выбранного им «козырного» кандидата, как внезапно за спиной услышал резкий свист. Только звериные волчьи инстинкты Наньгун Сы позволили ему увернуться от стрелы, которая, чиркнув по его щеке, пролетела мимо и с глухим треском вошла в колонну из позолоченного лавра.

Щепки разлетелись во все стороны, острие глубоко увязло в дереве!

— Кто это?!

— Здесь наемные убийцы!

— Осторожно! Дайте сигнал тревоги! Зовите стражу!

Резкий и пронзительный свист разлетелся над всеми семьюдесятью двумя подразделениями ордена Жуфэн. Теплая атмосфера всеобщего веселья, царившая во Дворце Шилэ, в один миг превратилась в хаос. Люди выхватили мечи и, сбившись в кучки, озирались по сторонам.

Наньгун Сы посмотрел на стрелу мрачным взглядом, в котором зажегся злой огонь. Вытерев кровь с порезанной щеки, он широким шагом подошел к колонне и, запрокинув голову, посмотрел вверх.

Это была обычная оперенная стрела, которая глубоко вошла в дерево, но к ней была прикреплена закупоренная маленькая трубка из бамбука. С невозмутимым выражением лица Наньгун Сы снял ее с древка и острыми, как собачьи клыки, зубами сорвал сургучную печать. Изнутри выпала записка.

Наньгун Сы развернул листок, с невозмутимым видом пробежал глазами по первой строке и внезапно переменился в лице. Пальцы его судорожно сжали листок. Он недоверчиво снова взглянул на содержимое записки и на этот раз при прочтении содрогнулся всем телом, так что его ногти даже проткнули бумагу насквозь.

— Сы-эр, в чем дело?

Наньгун Сы поднял голову. Ноздри его яростно раздувались, а выражение лица было настолько диким, что, казалось, еще чуть-чуть, и оно превратится в морду леопарда.

— Всего лишь клевета!

Сказав это, он уже хотел уничтожить записку, но Наньгун Лю, на шаг опередив его, с помощью духовной силы остановил руку сына. Приглушенным голосом он настойчиво повторил:

— В чем дело? Я хочу знать, отдай мне письмо.

— Отец, не надо тебе это читать. Это не письмо, а сплошная ложь и наговор!

Наньгун Лю, однако, не стал его слушать и забрал записку из рук обездвиженного Наньгун Сы. Быстро прочитав содержимое записки, он бросил короткий взгляд на Сун Цютун. В этот момент глава ордена Жуфэн выглядел как человек, попавший в весьма щекотливое и затруднительное положение. Прежде, чем кто-то успел что-то сказать, Наньгун Лю поднес записку к огню свечи, и она вмиг обратилась в пепел. После этого он натянуто рассмеялся и обратился к свидетелям этой сцены:

— Мой сын был прав, это в самом деле просто вздор. Не знаю, кто и зачем так скверно пошутил, это и правда…

— И что же тогда правда?

Вдруг со стороны карниза до них долетел хриплый голос.

Гости пришли в смятение, многие от страха переменились в лице. Е Ванси тут же вынул из ножен меч и встал, загородив собой Наньгун Сы. Чу Ваньнин тоже поднялся и внимательно присмотрелся к тому месту, откуда исходил звук.

Стоит отметить, что, устраивая этот торжественный прием, орден Жуфэн принял все меры предосторожности, поставив лучших из своих учеников охранять место проведения банкета. То, что этот человек смог пробраться на крышу здания и при этом оставался незамеченным до тех пор, пока сам не выдал себя, могло говорить лишь о том, что перед ними далеко не рядовой заклинатель, а значит недооценивать его точно не стоит.

— Глава Наньгун, исключительно по велению моего доброго сердца я решил напомнить тебе, что не стоит без особой причины разрешать сыну жениться на такой ветреной особе[158.11]. Но вместо того, чтобы прислушаться к моему предупреждению, ты сказал, что мои слова — вздор, и тем самым просто вынудил меня открыть всем глаза.

Эхо голоса еще не затихло, как мелькнула темная тень, и прежде, чем кто-то успел что-то понять, он уже стоял посреди банкетного зала, заложив руки за спину, словно черный ворон посреди стаи воробьев.

— Аааа!

— Скорее! Бежим!

Людская волна схлынула как отлив. Испуганные люди бросились в разные стороны, и за считанные секунды вокруг него образовалось пустое пространство. Главы духовных школ прикрывали старших учеников, старшие ученики закрыли собой младших, юноши защищали девушек, родители грудью встали за своих детей.

Человек в черном, лицо которого было скрыто свирепой бронзовой маской, а фигура наброшенным на плечи плащом, с прохладцей в голосе сказал:

— Зачем бежать? Если бы я хотел причинить вам зло, то давно утопил этот зал в крови. Все будет хорошо, просто стойте и слушайте.

Автору есть, что сказать:

Что ж… чувствую, что результат этой азартной игры уже можно предугадать… 23333 аха-ха-ха!

Маленькая пьеса «Прирожденный спорщик»

Мо Жань: — Ходят слухи, что Высокий и Холодный Господин[158.12] не умеет пить.

Чу Ваньнин: — Вздор, лично я не пьянею и после тысячи чарок.

Мо Жань: — Ходят слухи, что Высокий и Холодный господин не силен в азартных играх.

Чу Ваньнин: — Вздор, лично моя ставка всегда выигрывает.

Мо Жань: — Ходят слухи, что Высокий и Холодный господин считает ниже своего достоинства на Празднике Фонарей сказать своему парню «я люблю тебя».

Чу Ваньнин: — Вздор, лично я…

Мо Жань: — Ха-ха-ха! Я знаю, что Учитель не такой, как все эти пустоголовые кокетки. О, вы же что-то хотели сказать? Давайте, я вас внимательно слушаю.