Вид Селлзова дома у озера будет преследовать меня, наверное, до конца моих дней. Это было отвратительно. Впрочем, в обычном, материальном плане, он выглядел вполне невинно. Но на другом, более глубоком уровне, проступала его порочность, гнилость. Он сочился негативной энергией, злобой, гордыней и похотью. Особенно похотью, жаждой обладания. Не столько физического, сколько обладания властью, богатством.
Призрачные существа — не реальные, а скорее проявления негативной энергии этого места, лепились у стен, свешивались с водосточных желобов, с крыльца, с подоконников. А может, это были какие-то остаточные проявления старых Викторовых заклятий. Чего-чего, а этого там хватало в избытке. Насколько я понял, он давно уже репетировал, чтобы если убивать, так уж наверняка.
Прихрамывая, я поднялся по ступеням его крыльца. Никаких ловушек или предупреждающих сигналов я пока не видел, ни обычным, ни Внутренним зрением. Пожалуй, я переоценивал Виктора-Тень. Силой он не уступал зрелому чародею, но вот образования ему явно не хватало. Мускулы, но никак не мозги — вот кто был наш Виктор-Тень. Что ж, возьмем на заметку.
Я потянул за дверную ручку — так, на всякий случай.
Дверь отворилась.
Я даже зажмурился. Впрочем, против удачи не возражают. А может, это была не удача, а просто Виктор настолько уверился в своих силах, что даже не брал в голову запирать дверь. Я сделал глубокий вдох, собрал всю свою волю в кулак и вошел.
Как дом был обставлен или украшен, я не помню. Все, что мне запомнилось — это только то, что показывало мне Внутреннее Зрение. Внутри он мало отличался от того, каким казался снаружи, только здесь все проступало резче, концентрированнее. Повсюду висели твари: твари с безмолвными, горящими глазами и голодными мордами. Рептилии, кто-то вроде крыс, членистоногие… Единственное, что их объединяло — это отвратительная, злобная внешность. Все они убегали прочь с моей дороги, стоило мне коснуться их аурой энергии, которую я держал наготове. Они издавали тихие звуки, не слышные ухом, но улавливаемые моим обостренным внутренним чутьем.
Я шел по длинному, темному коридору, полному этих тварей. Я шел медленно, почти бесшумно, а они разбегались во все стороны. Темно-багровый магический отсвет, который я заметил еще с улицы, струился откуда-то спереди и с каждым моим шагом делался все ярче. Оттуда, спереди, доносилась до меня музыка; я узнал мелодию, которая крутилась тогда в номере Томми Томма в «Мэдисоне». Медленная, чувственная мелодия с ровным ритмом.
На мгновение я закрыл глаза и прислушался. Я услышал звуки. Негромкий шепот, повторявший снова одну и ту же фразу — мужской голос, произносивший заклинание, готовящий заклятье для решающего удара. Должно быть, Виктор. Я услышал женский вздох, полный наслаждения. Беккиты? Скорее всего, да.
А еще услышал — точнее, нет, уловил сквозь подошвы сапог вибрацию пола — раскат грома над озером. Негромкий шепот окреп, полный мстительной радости, и продолжал нараспев заклинание.
Продолжая внутренне собираться, я свернул за угол коридора и оказался в просторном помещении, занимавшем всю высоту здания. Внизу находилась гостиная. Спиральная лестница вела наверх — судя по всему, на кухню и столовую, открывавшиеся в гостиную антресолью. Должно быть, с улицы на этот уровень можно было попасть с веранды позади здания.
Гостиная оказалась пуста. Пение и редкие вздохи доносились с антресоли. Правда, CD-плеер, из которого слышалась музыка, стоял внизу, и колонки его сплошь облепили отвратительные, липкие твари — похоже, они пожирали музыку. Я обратил внимание на несомненную связь между мелодией и пульсацией бледного фиолетового тумана, стекавшего с антресоли. То, что я слышал, и впрямь оказалось сложным заклинанием, вовлекающим в свое действие множество стихий, подчиненных власти одного, главного чародея. Виктора. Хитро задумано. Стоит ли удивляться тому, что оно действовало с такой эффективностью. Должно быть, Виктору пришлось изрядно пробовать и ошибаться, пока он рассчитал его.
Я покосился на антресоль, потом пересек комнату, стараясь держаться подальше от музыкального центра. Мне удалось проскользнуть под антресоль незамеченным, только скользкие нематериальные твари разбегались от меня во все стороны. Дождь на улице припустил уже вовсю, судя по стуку капель по крыше и окнам.
Вокруг меня громоздились картонные коробки, пластмассовые канистры и деревянные ящики. Я открыл одну и обнаружил внутри несколько сотен узких флакончиков — я уже видел такие раньше. Флакончики были наполнены «Третьим Глазом». Мое Внутреннее Зрение видело их иначе: жидкость в них была густой и мутной от заключенной в каждом флаконе неизбежной катастрофы. В ней плавали искаженные от ужаса и муки лица — призрачные образы того, что может случиться.
Я заглянул в другие коробки. В одной стояли старые бутылки с жидкостью зеленого цвета, словно светящейся изнутри. Абсент? Я откупорил одну, понюхал и почти физически ощутил растворенное в жидкости безумие. Я отшатнулся от коробки, и меня едва не стошнило. Потом наскоро просмотрел еще несколько коробок. Нашатырь, с сопутствующими ему видениями психлечебницы и санитаров. Какие-то грибы в пластиковых ванночках, на вид ядовитые. Алюминиевый порошок. Антифриз. Блестки сотни оттенков в большой пластиковой сумке. В тени стояло еще много всякого, но мне некогда было смотреть. Я и так знал, для чего предназначено все это.
Для эликсира.
Ингредиенты для эликсира. Вот как Виктор готовил свой «Третий Глаз». Он делал все точно так же, как я, когда готовил свои микроскопические порции эликсиров, только он действовал с размахом, используя энергию других людей, других стихий. В качестве основы он использовал абсент, от него и плясал. Собственно, Виктор занимался промышленным производством волшебного эликсира. Похоже, его продукт оставался инертным до тех пор, пока не попадал внутрь организма и не начинал взаимодействовать с эмоциями и страстями. Это объясняло, почему я до сих пор ничего не замечал. Эта штука не проявляла себя при поверхностном обследовании, да и вообще ни при каком, кроме задействованного на полную мощь Внутреннего Зрения, а это я делаю очень и очень редко.
Я зажмурился, дрожа. Зрение показывало мне слишком много. Это одна из проблем, связанных с ним. Я смотрел на все эти ингредиенты, на коробки с уже изготовленным зельем, и видел образы тех страданий, которые оно может причинить. Это было слишком. Голова моя начинала затуманиваться от этих видений.
Снова грянул гром, на этот раз резче и, казалось, прямо над головой. Голос Виктора перешел на визг, и я начал разбирать слова. Он пел на каком-то древнем языке. Египетском? Ассирийском? Впрочем, какая разница? Смысл и так был достаточно ясен — ненависть, угроза. Эти слова имели одну цель: убийство.
Меня трясло все сильнее. Может, это проявлялись побочные эффекты Зрения? Или так влияло на меня обилие негативной энергии?
Черта с два. Я просто трусил. Боялся выйти из своего укрытия под антресолью, чтобы встретиться лицом к лицу с повелителем всей этой нечисти. Я ощущал его силу даже отсюда — его силу, его уверенность, силу его воли, электризующую воздух смертоносной неизбежностью. Я боялся так, как ребенок, оказавшийся один на один с огромной, злобной собакой или с соседским мальчишкой-забиякой. Такой страх парализует, вынуждает тебя выдумывать любой предлог, только бы спрятаться.
Вот только прятаться было некогда. И искать предлоги — тоже. Поэтому я усилием воли закрыл Зрение и собрал остатки своей смелости.
На улице взревел гром, и почти сразу же сверкнула новая молния. Свет мигнул, мелодия засбоила. Виктор над моей головой визжал в совершеннейшем экстазе. Да и женский голос, предположительно миссис Беккит, тоже почти визжал.
— Что ж, кто платит денежки, тот и рискует, — пробормотал я себе под нос.
Я сфокусировал волю, вытянул руку в направлении музыкального центра, растопырил пальцы и крикнул: «Fuego!» Струя жара сорвалась с моих пальцев, метнулась через комнату и поглотила стереосистему, из которой вырвалась не музыка, а долгий, полный муки стон. Чертовы Мёрфины наручники так и висели у меня на руке.
Я повернулся, раскинул руки в стороны и рявкнул: «Veni che!» Подо мной всклубился ветер; он раздул мою ветровку наподобие плаща Бэтмена и вознес меня прямехонько на антресоль. Перемахнув невысокий парапет, я мягко приземлился на пол.
Даже при том, что я ожидал увидеть что-нибудь в этом роде, зрелище меня потрясло. Виктор был одет во все черное: в черные брюки в обтяжку, черную рубаху, черные туфли — чертовски стильно, особенно по сравнению с моими трениками и ковбойскими сапогами. Его кустистые брови и резкие черты лица подчеркивались зловещим темным свечением, исходившим от очерченного вокруг него круга. Внутри были разложены принадлежности для ритуала, призванного убить меня. Там лежало нечто, напоминающее ложку, только с краями, заточенными остро как бритва, пара свечей, черная и белая, а также белый кролик с лапками, связанными красной ленточкой. Из небольшой ранки на лапке шла кровь, пачкавшая белый мех. А еще одна ленточка была повязана у него на голове, прижимая к ней прядь моих волос. На ковре рядом со всем этим виднелся еще один нарисованный мелом круг футов пятнадцати в диаметре. Внутри его извивались в любовных конвульсиях Беккиты, вырабатывая энергию для Викторова заклятия.
Надо сказать, Виктора я застал врасплох. Он потрясенно уставился на меня, приземлившегося в маленьком смерче. Вокруг меня разлетались во все стороны какие-то цветы в горшках и прочая дребедень.
— Ты! — выкрикнул он.
— Ну, я, — подтвердил я. — Я тут хотел кой о чем с тобой побеседовать, Вик.
Его потрясение мигом сменилось бешеной злостью. Он схватил свою заостренную ложку, занес ее правой рукой, и выкрикнул формулу заклятья. Подняв левой рукой кролика — ритуальное обозначение меня и никого другого — он приготовился выковырять его сердце, а значит, и мое тоже.
Я не дал ему возможности довершить ритуал. Я сунул руку в карман и швырнул в Виктора-Тень пустую коробочку из-под пленки.
Как оружие она, возможно, не убила бы и комара. Но она была настоящей, материальной, и бросал ее реальный, смертный человек. Она могла нарушить целостность магического круга.
Коробочка просвистела в воздухе над очерченной Виктором границей круга и взломала ее как раз в то мгновение, когда тот, выкрикнул последнее слово заклинания и ткнул своей ложкой-ножом в бедного кролика. Энергия грозы устремилась вниз, в цилиндр, основанием которого служил нарушенный мною круг.
Сквозь прореху в комнату ринулась стихия — дикая, неуправляемая, слепая — буйство цветов и звуков, набросившихся на все с силой урагана. Все предметы в комнате, включая нас с Виктором, сорвались с места, и какой-то из них, а может, и несколько разом взломали и тот круг, в котором резвились Беккиты. Те покатились по полу и шмякнулись о стену.
Я вцепился в перила и держался, что было сил, пытаясь противостоять вихрю густого как вода воздуха.
— Ублюдок! — Виктор с трудом перекрикивал ураган. — Ну почему ты не можешь просто взять и помереть! — он протянул в мою сторону руку, выкрикнул какую-то тарабарщину, и струя обжигающего пламени устремилась ко мне.
Черт, мне повезло, что энергии в комнате было сейчас хоть отбавляй. С ее помощью я мгновенно огородил себя высокой, прочной стеной. Конечно, это далось мне раз в десять тяжелее, чем было бы с моим браслетом-щитом, но, зажмурившись от усилия, мне все же удалось отбить огненный язык наверх. Я открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как огонь ударил в деревянные балки перекрытия и зажег их.
Воздух продолжал еще гудеть от энергии. Увидев, как я встаю, целый и невредимый, он злобно зарычал, протянул руку куда-то вбок и выкликнул слова призывающего заклинания. Корявая палка, скорее даже большая кость, порхнула по воздуху к нему в руку, и он повернулся ко мне так, будто в руке у него пистолет.
Многие чародеи страдают одним и тем же недостатком: думают исключительно с позиций магии. Виктор явно не ожидал, что я вскочу, брошусь к нему по сотрясающемуся под ударами бури полу и с разгона врежу плечом подвздох. Он шмякнулся спиной о стену с радующим душу стуком. Я чуть подался назад, замахнулся коленом ему в живот, промахнулся и попал аккурат промеж ног. Он как-то разом сдулся и, сложившись вдвое, ткнулся мордой в пол. Теперь уже я визжал, почти обезумев от ярости и пиная его ногами.
Тут я услышал за спиной зловещее металлическое клацанье, оглянулся и увидел совершенно голого Беккита, наставившего на меня автоматический пистолет. Я отшатнулся вбок и услышал короткую очередь. Что-то горячее рвануло мне бедро, закрутило и опрокинуло. Я покатился по полу и остановился только на кухне. Беккит громко выругался, вслед за чем из комнаты донеслось несколько звонких, но совершенно безобидных щелчков. Пистолет заклинило. Что ж, при том обилии магии, что под завязку заполнило эту комнату, нам еще повезло, что эта штука не взорвалась у него в руках.
Тем временем Виктор пришел в себя. Он встряхнул костяную трубку, которую так и не выпустил из рук, и из нее на ковер высыпалось с полдюжины сушеных скорпионов.
Белоснежные, белее белого зубы блеснули на его смуглом лице.
— Scorpis, scorpis, scorpis! — прорычал он; взгляд его горел злобой и ненавистью.
Раненая нога плохо слушалась меня, поэтому я на карачках отполз обратно на кухню. За дверью, в обеденной зоне, скорпионы ожили и начали расти. Сначала один, потом все остальные повернулись в сторону кухни и двинулись в мою сторону, на ходу увеличиваясь в размерах.
Виктор выл от восторга. Беккиты как были, нагишом стояли и смотрели на это, сжимая в руках по пистолету, и в пустых глазах их не было ничего, кроме жажды крови.
Я пятился, пока не уперся спиной в кухонную полку. Послышался стук, и на меня упала, больно стукнув по голове, швабра. С отчаянно колотящимся сердцем я схватил ее.
Комната, битком набитая смертоносным наркотиком. Злой чернокнижник на своей территории. Двое психов с пушками. Продолжавшая бесконтрольно бушевать в комнате магическая буря. И в дополнение к этому полдюжины скорпионов вроде того, от которого я едва ушел живым, стремительно растущих до размеров киношных монстров. Если верить часам, прошло меньше минуты, но никаких тайм-аутов полузащитникам не светило.
Так или иначе, вечер для принимающей команды выдался не самый удачный.