Гроши счастья (СИ)

Туманова Анастасия Валерьевна, Русецкая Ирина Алексеевна

Гроши счастья

Аннотация:

Упав в канализационный люк в центре Москвы, скромная сотрудница Российской государственной библиотеки Анна оказывается в незнакомом мире. Выполняя неизвестную ей вначале миссию под руководством встреченного провожатого по имени Грох, героиня проходит полный опасностей путь в поисках таинственного средневекового манускрипта и его разгадки. По дороге друзей ждут встречи с драконами, сфинксами, кораблем призраков, пребывание в тюремном подземелье, таинственном замке, на тропическом необитаемом острове, населенным диковинными существами и другие приключения. Вернется ли героиня в привычный мир и как дальше сложится ее жизнь?

No Русецкая И.А., Туманова А.В., 2015

Глава 1

Писклявый звук будильника прервал сладкий сон. Пробурчав что-то невнятное, женщина перевернулась на левый бок и на ощупь попыталась нашарить адское устройство, мечтая о тишине.

Вопреки ее желанию будильник продолжал трезвонить. Кряхтя, она села, протерла глаза и с ожесточением хлопнула по крышке ненавистного механизма, найденного, наконец, под кроватью.

За окном заливались лаем собаки, шумели машины, кто-то отчитывал нерадивого отпрыска. Было весеннее московское утро.

Наша героиня Анна Марьяновна встала с кровати и начала искать тапки. Тапки находиться не желали. “Люся!..” - мелькнула в полусне мучительная мысль. Вероятно, тапки утащила эта маленькая пушистая зараза. Чтоб она ими подавилась! Хотя нет, тогда ей точно пришлось бы промывать желудок, третий раз за последние два дня.

Люся была собачкой системы йоркширский терьер. Начальница Анны, уезжая на две недели на научный семинар в Берлин, уговорила свою подчиненную взять это “чудное создание” к себе. Вечером накануне отъезда начальница привезла Люсю и две большие коробки с ее “приданым”. Оно включало в себя три комбинезона на разную погоду (“Вдруг поднимется ветер!”), собачью кроватку, ящичек с лекарствами, витаминами и баночками специального питания, несессер с маникюрными принадлежностями для стрижки когтей и причесывания и еще какие-то приспособления, рассказ о предназначении которых Анна по большей части прослушала. Она завороженно смотрела на устройство, состоящее из нескольких трубок, и предназначенное для промывания желудка, если собачка съест что-нибудь не то.

“Возможно, не всё так страшно и начальница всего-навсего перестраховывается”, - старалась убедить себя Анна.

Здесь можно было бы сказать три “ха-ха”. Если бы Анна знала, сколькими неприятностями обернется пребывание Люси в ее квартире… Она бы всё равно согласилась, потому что отказывать людям не умела. Хотелось бы сказать, что причиной этого была ее доброта или способность к сопереживанию и самопожертвованию, но дело в том, что она просто не умела отказывать. Соглашаясь на что-нибудь неприятное для себя, она сначала испытывала чувство гордости, а вскоре после этого начинала мучиться, что позволяет себя использовать. Так же вышло и с Люсей.

Когда начальница, проведя инструктаж, касающийся правил обращения с животным, наконец, уехала, Люся забилась в угол комнаты и сделала там лужу. Анна вытерла пол и решила накормить собачку, чтобы задобрить ее. Выбрав из привезенных начальницей баночек с питанием ту, на которой была самая красивая этикетка, Анна, которая сама еще не ужинала, да и не планировала это делать, поскольку со вчерашнего дня придерживалась принципа “не есть после шести”, предложила деликатес Люсе. После десятиминутных уговоров, та, к Анниному облегчению, позволила себя накормить. Анна решила отдохнуть на диване с книгой, а Люся, вспомнив, что она собака, а не анорексичная блондинка, отправилась обследовать квартиру. Четверть часа в квартире царила тишина. Тикали часы, шелестели переворачиваемые Анной страницы книги. Конечно, всё не могло быть так хорошо. Поднятая с дивана чувством смутного внутреннего беспокойства, Анна пошла искать Люсю. Двухкомнатная квартира в хрущевке явно проявила свои преимущества по сравнению с домами на Рублевке и, тем более, с Зимним дворцом: Люся нашлась быстро. Она лежала в обмороке на балконе. Как выяснилось в результате нервных телефонных переговоров с начальницей, Люся никогда не смотрела на мир с балкона четвертого этажа. Это вызвало у нее шок и проблемы с желудком, решать которые пришлось с помощью того самого устройства, которое так потрясло Анну своим видом.

Поздно вечером Люся с промытым желудком и Анна, наевшаяся на ночь хлеба с солью и печенья, угомонились, помирились и, обессиленные, легли спать.

Около пяти утра Анна проснулась от ощущения, что случилось что-то неприятное. Точно, она лежала в луже, а рядом, тихонько посвистывая во сне и иногда вздрагивая лапами и всем телом, лежала Люся. Забегая вперед, можно сказать, что реакция Люсиной хозяйки на рассказ об этом утреннем казусе, в очередной раз вселило в Анну чувство безнадежности и непонимания людей: “Ну и что, что написала в кровать! Люся же не слон!”. Ликвидация последствий аварии заняло некоторое время, потом Анна с внутренним стоном повалилась на подушку, чтобы доспать оставшийся час.

Итак, будильник прозвонил, пора было вставать и отправляться на работу. Тапки не находились. Терпение заканчивалось. В итоге, найдя только один тапок, Анна скинула его с ноги, с раздражением швырнула в угол и побрела принимать душ, чтобы смыть остатки сна. Люся спала на своей подстилке, если можно так назвать это обитое бархатом сооружение.

Чайник засвистел. Анна, напевая себе под нос какую-то песенку, мастерила бутерброд. Да не просто бутерброд, а целый хлебно-колбасно-сырный Титаник. Идеи здорового питания, льющиеся с голубых экранов в доверчиво распахнутые души российских женщин были погребены и на этот раз под гнетом недосыпа и хмурого настроения.

Через полчаса Анна уже была готова. Напоследок раз пять проверив состояние и местоположение Люси, газ, розетки, утюг, два вентиля в ванной, магнитофон, телевизор и шланг стиральной машины, она вышла из квартиры. Закрыв дверь, и всего два раза открыв ее снова, чтобы убедиться в том, что она закрыта, измученная Аня смело повернулась спиной к двери и лицом к лифту. Напрасно она сделала это смело…

- Всё ходють и ходють, чтоб им…! - проскрипела соседка по лестничной клетке, выскочив перед Аней как чертик из табакерки. - Опять гады какие-то все стены изрисовали, управы на них нет! Вот поймаю, милицию вызову, пускай штраф плотют.

Обрадовавшись, что не к ней обращены претензии соседки, вечные жалобы которой Ане уже порядком надоели, она, взяв себя в руки, ответила как можно более спокойно: “Да, конечно, нечего им в подъезде безобразничать!”. И поспешила поскорее покинуть этаж на приехавшем лифте, не разбирая, что ей вслед кричала соседка.

А зря. Потому что одна из ее перчаток осталась на лестничной клетке. О чем она могла бы узнать, вытерпев хотя бы десятиминутный монолог, включающий обвинения против соседей, политики НАТО и подделок вологодского масла, в ходе которого вскрылась бы и причина потери перчатки. Она заключалась, по мнению соседки, в том, что “из ЖЭКа гады лампочки выкручивають по подъездам”.

Лампочки Аня по требованию всё той же соседки, ругаясь про себя страшными словами и с трудом балансируя на стремянке, регулярно красила гуашью в разные цвета. Это должно было способствовать их сохранности, но почему-то лампочки всё равно вывинчивали, может быть, соседи, а может, конечно, и работники ЖЭКа. Впрочем, со слов соседки можно было бы составить целую конспирологическую теорию, согласно которой жизнь составляли заговоры, мошеннические выходки, безобразия и злоупотребления родственников, соседей, американцев, украинцев, евреев, оппозиционеров, масонов и пр. Одобрения соседки заслуживал только Путин, выступления которого она регулярно смотрела по телевизору и которого называла гордо: “Орел!”.

Соседка была очень активной старушкой неопределенного возраста, чувствующей себя, как правило, “живее всех живых”. Но главным ее желанием было привлекать к себе внимание окружающих. Это, впрочем, вполне понятно и, конечно, в определенной степени оправданно, так как она - одинокая женщина, сын и дочь которой приезжают навестить не чаще раза в год. В силу этих причин, периодически она “умирала”, о чем узнавал весь подъезд, а принимала непосредственное участие, конечно, Аня. По долгу ближайшей соседки и на правах женщины умной и образованной. Сама соседка, по ее настойчивым утверждениям, которые сомнению никто и не подвергал, “университетов не кончала, академий не проходила”. Это не мешало ей знать, как заботиться о своем и чужом здоровье и учить этому окружающих, распространяя баночки с мозговым кальцием или вытяжкой из копыт оленей, которые помогают “от всего” и уговаривая старушек пить в целях оздоровления сок чистотела, что привело к массовым отравлениям пенсионеров близлежащих районов и нашествию в подъезд их возмущенных родственников.

“Умирания” продолжались последние лет двадцать, если не больше. Одно из них Анна помнила особенно хорошо, поскольку оно вызвало скандал между ней и ее мужем Михаилом. Около одиннадцати вечера раздались звонки в дверь. Анна открыла и увидела на пороге бледно-зеленую соседку, поддерживаемую под руки двумя бабушками — жительницами подъезда. Пробормотав что-то о том, что “Надеждь Иванне плохо”, женщины быстро удалились, а Анне ничего не оставалось делать, как подхватить соседку под руки и перетащить ее на диван в комнату. Медицинского образования Анна не имела, и, что делать с явно заболевшей соседкой, она не знала. Первый вариант, который напрашивался сам собой - вызвать неотложку. Но муж, в трусах вышедший из ванной пару минут спустя, направляясь в вожделенном направлении,- в сторону кровати, увидев на ней старушку в полуобмороке, сначала ничего не понял. А потом, конечно, объяснил Анне на простом русском языке, что будет, если бабуле вдруг совсем поплохеет прямо у них на диване, а приехавшая “скорая” обнаружит в квартире тело чужого человека в таком виде. Пользуясь обрывочными объяснениями соседки, “Большой медицинской энциклопедией” (том 6, страница 282), прибором для измерения давления и салфеткой, вымоченной в уксусе, Анна более-менее нормализовала соседкино состояние и отвела ее домой. Всю следующую неделю она заходила к соседке после работы и приносила ей ужины.

Помимо глобальных проблем со здоровьем, у Надежды Ивановны были еще периодические обострения разных других, видимо, не очень опасных для ее жизни болезней. Как они могли отразиться на окружающих, соседку, конечно же, не волновало. Главное было, чтобы отразились. В таких случаях она по телефону вызывала Анну и добивалась заботы о себе. Например, она могла попросить попробовать суп. Анна пробовала, благодарила, хвалила. Соседка объясняла, что просила попробовать для того, чтобы Анна могла понять, не испортился ли суп, тридцать суток простоявший в холодильнике.

Выйдя из подъезда, Анна взглянула на часы и поняла, что опаздывает. Проехавшая машина чуть было не испачкала ее пальто. Мысль о том, что надо не забыть забрать вещи из химчистки промелькнула в голове Анны, моментально сменившись неприятными ощущениями, которые вызывали у нее всегда собственные и чужие опоздания больше, чем на пять минут.

Путь до метро занимал, к счастью, немного времени.

Метро окутало шорохом шагов, голосами, запахом и шумом поездов. Вдохнув спертый воздух, и немного поморщившись, она начала спускаться по эскалатору, стараясь не толкать стоящих людей.

Она заняла последнее сидячее место в вагоне. “Повезло”, - порадовалась Анна, которая всегда осуждала бойких бабищ, врывающихся в вагон как танки на вражескую территорию, расталкивая всех и с громким сопением занимая свободные или стремительно освобождающиеся под их пристальными колющими взглядами места. Анна, конечно, никого не толкала и даже предложила сесть стоящей рядом молодой женщине, но та мотнула головой, не отрываясь от своего планшета, и Анна села на свободное место с чувством глубокого внутреннего удовлетворения, столь редким для нее в последнее время. Анна Марьяновна достала газету и принялась читать новости. Газеты Анна читала редко, считая, что они делятся на три вида: “желтая пресса”, “розовые слюни”, “серая бездарность”, она же “зеленая тоска”. В последнее время появилась пара изданий, выбивающихся из этих категорий, и они вызывали ее интерес. К сожалению, сегодня был вторник, и их в продаже не было.

Ей захотелось чем-то побаловать себя, вознаграждая за нервный вечер, сумасшедшую ночь и хмурое утро. “Сникерс” после ночного и утреннего праздника живота был под запретом, а журнала “Лиза”, дешевого и с красивыми цветными картинками, в киоске почему-то не было.

Взгляд Анны упал на какое-то цветное газетное издание, которое она и схватила. Времени выбирать не было, ведь она опаздывала.

Анонсы статей на первой странице успокаивали своей типичностью. Один из модных музыкантов опять разводится. Россияне выиграли несколько медалей в биатлон. Опять митинги. Украдена рукопись 14 века.

На этой новости Анна Марьяновна проснулась и принялась с интересом читать заметку. Заинтересовавшая ее статья начиналась так:

“Ученые Карлова университета (Прага, Чехия) обнаружили пропажу из архива древнего манускрипта, известного под названием “рукопись Манича”. Этот документ хранился в архиве университетской библиотеки с 1912 года, куда попал в соответствии с завещанием известного библиофила и собирателя древних рукописей и книг Уилфрида Манича, умершего в 1882, случайно обнаружившего этот манускрипт в букинистической лавке в Праге. После смерти Манича его вдова русского происхождения Нина Манич, прославившаяся в Советском Союзе и России как автор романтических произведений, посвященных идеям борьбы с царизмом, в течение тридцати лет хранила рукопись в своем доме в Праге, где она жила после смерти мужа. Согласно последней воле вдовы Манича рукопись была передана после ее смерти в библиотеку Пражского университета. После столетнего пребывания там, рукопись была украдена неизвестными злоумышленниками. Чешская полиция ведет следствие. Следует упомянуть, что приблизительная стоимость рукописи около 3 млн. долларов”

Тема пропажи и порчи архивных документов была Анне близка и вызывала болезненные ощущения, что работая с архивами в течение многих лет, сама она живет в стране, мягко говоря, неблагоприятной с точки зрения сохранности ценных исторических документов. Как раз недавно начальница с возмущением рассказывала о подробностях своей поездки в Питер, связанной с посещением одной из центральных городских библиотек, в которой была установлена новая и очень дорогостоящая пожарная сигнализация. Гордые тем, что их показывали по телевизору в связи с установкой новой сложной системы пожаротушения, охранники библиотеки вечером отметили радостное событие и решили проверить, как сигнализация работает. Проверили. Сигнализация работала. Полностью залитыми химическим составом для тушения пожаров и практически утраченными оказались документы двух библиотечных помещений.

Собственно говоря, такое же разгильдяйство проявлялось и в отношении других исторических памятников. Всем сотрудникам Аниного отдела библиотеки был памятен случай с пифосом, древним сосудом, напоминающим по форме амфору, высотой примерно три метра. Пифос, привезенный начальницей из крымской археологической экспедиции, стоял для украшения темного и неприветливого холла рядом с пролетом лестницы, ведущей наверх к читальным залам. Однажды из пифоса повалил дым, и потушив пожар своими силами с помощью висевших на стенах огнетушителей, сотрудники решили разобраться, что именно в нем горело. Оказалось, что за, без малого десять лет, которые были проведены пифосом в здании библиотеки, он вобрал в себя такое количество окурков, брошенных в его призывно открытое горлышко посетителями, что они потом полностью заполнили мусорный контейнер во дворе.

Анна мысленно вернулась к содержанию статьи. Вторая ее часть была посвящена описанию того, как выглядела рукопись Манича. Испытывая интерес, Анна углубилась было снова в чтение статьи, но тут с испугом вспомнила, что она сидит в вагоне метро и едет на работу. Спохватилась она вовремя: поезд уже подъезжал к станции.

Чтобы не проехать свою остановку, Анна быстро начала сворачивать газету и вскочила со своего места. Пара листов выпала из рук, их было некогда поднимать, хотя она ощутила укол совести за то, что она вопреки своим принципам, засоряет окружающую среду. В суматохе она, конечно, не заметила, что на выпавших листах была как раз заинтересовавшая ее статья.

Выйдя из вестибюля метро “Боровицкая”, Анна, двигаясь на автопилоте, повернула налево, затем пройдя немного вперед, поднялась по широким ступеням к памятнику ссутулившемуся Достоевскому и направилась к одному из входов в громаду мрачного серого здания. Она работала в отделе Российской государственной библиотеки, называемой многими по советской традиции “Ленинкой”. Отдел носил вывеску “Музей книги” и состоял, действительно, из комнаты, в которой хранились в стеклянных витринах редкие экспонаты из истории раннего книгопечатания, и маленького читального зала с деревянными столами, покрытыми зеленым сукном. Столы за многие годы были так отполированы локтями читателей, грызущих гранит науки, что воспринимались уже как антикварные. Вместе с зелеными лампами, стоящими на них, старинными книгами, лежащими на сукне, а заодно и некоторыми читателями, столы могли бы составить гордость антикварных магазинчиков где-нибудь в Париже. А читатели встречались, действительно, чудные. Например, старички в костюмах, купленных явно вскоре окончания второй мировой, с длинными седыми, посыпанными, как снегом перхотью волосами, которые производили впечатление не только неопрятности, но и полубезумия. Но удивительно, руки их, которыми они аккуратно листали переплеты из телячьей кожи, всегда выглядели по-хирургически опрятными, почти наманикюренными. Где они работали, на что жили, что делали с выписками из книг, которые составляли кропотливо, день за днем, включая субботу? Со стыдом, осуждая себя за неуместное в ее возрасте проявление богатой фантазии, Аня думала иногда, что они питаются своими конспектами, жадно заглатывая их большими кусками где-нибудь на лестнице, бросая дикие взгляды в полутемные коридоры опустевшей библиотеки, с неохотой уйдя, наконец, из зала после закрытия. Начальница Анны, которая замужем сама никогда не была и детей не имела, часто выговаривала ей за то, что Аня не может решить проблемы своей личной жизни, широким жестом указывая на читальный зал, якобы переполненный “мужчинами привлекательной наружности”, которые могут составить ее счастье. Сама начальница, конечно, не считала посетителей библиотеки подходящими для себя кадрами, в каком бы то ни было смысле. Исключение составляли молодые доктора наук в очках, к которым она питала слабость и к которым иногда выходила сама, с любезной улыбкой помогая отвечать на вопросы по каталогу и решать небольшие организационные проблемы. Впрочем, и это было редкостью, поскольку для таких вопросов и были нужны ее подчиненные, да и, короче говоря, “не царское это дело”.

Обычно начальница не сидела на своем рабочем месте, в маленьком кабинете без окон, производящем давящее впечатление на посетителей, а бывала у руководства библиотеки, решала производственные и еще кто знает какие вопросы или ездила на симпозиумы и конференции, в общем, отсутствовала, как, например, сегодня. Свой кабинет она не любила, говоря, что “тело в него еще помещается, а самолюбие уже нет”.

Ужом проскользнув на рабочее место незамеченной, Аня быстро достала часть бумаг из стопки, чтобы создать вид бурной деятельности, попутно вешая пальто на крючок. Заметив пропажу одной перчатки, Анна начала искать ее по карманам, затем в сумке. Нигде не было.

Очень расстроившись, ведь эти перчатки были подарком сына на ее день рождения, она села на стул и сосредоточилась на повседневных делах. Скоро в ее мыслях осталась только работа. А она сегодня не обещала быть тихой. Аню немного, да что уж там немного, сильно пугали такие дни, когда нужно было общаться с большим количеством людей. Обычно это делала начальница, которая обожала внимание, хотела и умела руководить. Несмотря на некоторую жесткость и эгоистичность, она была любима своими подчиненными и начальством. Выглядела она всегда эффектно, одевалась дорого и элегантно, часто ездила за границу, в том числе, на отдых в экзотические страны. “Как она умудряется, с нашей-то зарплатой, очень подозрительно”, - язвительно думала Анна, когда у нее было плохое настроение, и она сердилась на всё и на всех. Зарплата, действительно, была, как шутили у них в отделе, “три копейки”. Как советском политическом анекдоте про мальчишку - разносчика газет, который бегал по улицам с криком “Правды” нет, “Советская Россия” продана, остался “Труд” за три копейки!”.

Анна же считала себя обычной серой мышкой, занимающаяся нудной работой и стареющая под тиканье часов в тихом зале библиотеки и безнадежно проигрывающей на фоне эффектной начальницы. Она всегда была в тени таких женщин, как начальница, и вроде бы не стремилась вырваться. Последние лет пятнадцать носила одежду спокойных тонов и практически одинаковых фасонов. Впрочем, она и в юношестве считала неудобным, если не сказать неприличным, носить короткие юбки (короткие это те, которые хотя бы чуть-чуть выше колена), почти не пользовалась макияжем и старалась быть незаметной. Может быть, ей казалось, что это убережет ее от жизненных потрясений. И вообще, так удобнее. Зачем, например, ходить в коротких юбках - холодно, да и может вызвать некоторые болезни, ну, вы понимаете… (об этом тоже было неприлично говорить), а на каблуках ноги ломать!.. Это же способствует раннему варикозу! В качестве группы поддержки Анны в таких разговорах всегда выступали пожилые женщины, а молодые пытались возражать, сердились, краснели и уходили. Аня вместе с бабушками оставалась победительницей, и некоторое время испытывала приятно волнующее чувство собственной правоты и правильности, которое давало себя знать легкой краской на щеках и сладким ощущением во рту. Но долго оно не продолжалось, сменяясь мыслью, что в чем-то она всё-таки неправа, точнее, права, но баланс между желанием быть хорошей и быть счастливой она всегда нарушала в сторону первого. А стоило ли?.. Может, поэтому и муж…

Она прервала свои грустные размышления и постаралась сосредоточиться на работе.

Главным пунктом повестки сегодняшнего рабочего дня была конференция, проводившаяся их отделом библиотеки и посвященная проблемам борьбы с фальсификациями рукописей и текстов старинных книг. Возглавить конференцию должна была начальница, но, так как она укатила в Европу, решать все организационные вопросы сегодня нужно было Анне. Помимо всех прочих связанных с этим дел, сегодня ей предстояло принять в Музее книги группу телевизионщиков, которые должны были снять репортаж об открытии конференции. Выступать, конечно, должна была не Анна, а руководство библиотеки. К часу дня, когда в зале планировалось установить осветительную и прочую телевизионную аппаратуру, должно было прийти начальство. После того, как были налажены все сопутствующие процессы, которые отняли у Анны много времени и сил, осталось только дождаться, когда, наконец, принесут бюст Гомера. Его выделили для украшения музея во время съемок и должны были принести из соседнего корпуса с минуты на минуту. Молодая сотрудница отдела Катя уже три раза сбегала с бумагами туда и обратно (три этажа по лестнице с высокими пролетами, конечно, без лифта) и теперь с почетом, ибо на лестнице уже слышались долгожданные матерные крики рабочих, которые тащили в Музей книги тяжелый ценный груз, была отправлена в подсобку отдохнуть и пообедать.

Бюст, поднятый наверх под приветственные крики сотрудниц отдела и недовольное ворчание телевизионщиков, которые ответными высказываниями реагировали на спутывание разложенных на полу кабелей, был замотан в какую-то холстину и обмотан веревками и скотчем. Бюст водрузили на постамент, и тут прибыло начальство. Анне Марьяновне предстояло сказать приветственные слова, а все сотрудницы, как назло, решив, что их работа на этот момент выполнена, куда-то испарились. Анна, краснея, продолжала что-то говорить директору библиотеки Вячеславу Андреевичу, по совместительству известному специалисту по борьбе с фальсификациями, одной рукой пытаясь сдернуть остатки рогожи с бюста. Ситуация напоминала сцену из фильма “Бриллиантовая рука”, где герой Миронова, стоя на подиуме, демонстрировал возможности новой модели брюк, у которой в этот момент заела молния: “Легким движением руки брюки превращаются…брюки превращаются…превращаются брюки…в элегантные шорты. Простите, маленькая техническая неувязка”. Анна в последний раз дернула за какую-то полосу скотча и потянула освобожденную ткань на себя. Маленькой технической неувязки не произошло. Произошла большая: с постамента на изумленно замолчавшего на середине фразы Вячеслава Андреевича вместо бюста Гомера смотрела статуя Венеры Милосской. Конечно, блиставшая отсутствием ног, рук, и главное, головы, необходимой, с точки зрения Анны для того, чтобы статуя могла символизировать научное мероприятие.

- Хотя, возможно, именно отрубание рук и других конечностей могло бы быть в некоторых странах древности наказанием для тех, кто фальсифицировал рукописи. Отрубают же руки за воровство некоторым и в наше время.

Все эти мысли быстро пронеслись в голове Анны, прежде чем она ринулась объяснять недоразумение, уводя директора в другую часть зала. Как выяснилось позже, заказанный из запасников музея Ивана Цветаева бюст Гомера как имеющий слишком большую ценность экспонат в последний момент перед отправкой был заменен Венерой, сделанной из дешевого гипса и никакой ценности, кроме, может быть, эстетической, не представлявшей.

Съемки начались в другом углу зала, у стеклянных витрин, в которых были выставлены старинные издания. Анна облегченно вздохнула. Голова уже немного кружилась, может быть, от волнения или от голода, а может… Этот запах. Анна осторожно понюхала воздух. Запах газа. Здание старое, могла произойти какая-нибудь утечка… Судя по взглядам, которыми обменивались окружающие, не ей одной пришла в голову эта мысль. Запах усиливался и источник его находился не где-то на улице, тем более что окна были закрыты, а на подведомственной ей территории, а именно в подсобке, куда четверть часа назад она отправила молодую сотрудницу Катю отдохнуть и перекусить. С замиранием сердца, красными щеками и пылающим взглядом Анна Марьяновна решительно зашагала в сторону подсобного помещения, прозванного “кабинет задумчивости”, готовая “найти и обезвредить”. Она вошла в комнатку без окна и встала на пороге. В углу испуганно сидела Катя, стараясь прикрыть руками стоящую у нее на коленях тарелку с салатом из зеленой редьки, издававшей тот самый волнующий запах…

Смеркалось. “Грудой дел, суматохой явлений день отошел, постепенно стемнев”, часы показывали около половины девятого вечера. Пора было уже собираться домой.

Все коллеги разошлись, читатели тем более, прощаться было не с кем. Анна Марьяновна начала одеваться, собирать вещи. На глаза ей попалась утренняя газета, вызвав смутное воспоминание о чем-то интересном, которая, однако, выглядела мятой и старой как заспанная простыня и уже не радовала, как не могло радовать ее, наверное, сейчас ни одно из материальных жизненных благ.

Выйдя на улицу, Анна почувствовала запах свежести. Это был первый признак надвигающейся весны. Порадовавшись тому, что теплеет и она сможет надеть новое жемчужно-серое пальто, купленное всего-навсего в позапрошлом году на деньги, присланные сыном на юбилей, и, поморщившись от боли в спине, которая сигнализировала о скорой перемене погоды, она побрела к метро.

Всё-таки весна ощущалась в воздухе и заставляла или, может быть, мягко уговаривала распрямить плечи, глубоко вдохнуть еще холодный воздух и надеяться на что-то неясное, но очень хорошее.

Уже почти дойдя до метро, она внезапно передумала ехать домой. Остановилась, осмотрелась по сторонам. Мысль пойти прогуляться по центру хотя бы до следующей станции внезапно посетила ее голову.

Анна развернулась и пошла по Воздвиженке в сторону Арбата.

Особую атмосферу создавало и заходящее солнце, которое окрашивало в золотистые цвета стены домов, старых и вновь отремонтированных, красивых и вызывающих раздражение, придавая всему атмосферу теплоты и одновременно волнующей возможности чего-то нового и необычного. Идти по почти пустынным улицам навстречу закату было так же приятно, как лететь навстречу большим добрым рукам, которые подхватят и согреют тебя.

Анна свернула от Нового Арбата в Мерзляковский, а потом в Скатертный переулок.

Старые здания окружали ее со всех сторон. Как ни странно, в такое сравнительно ранее время было немноголюдно. По пути она встретила всего парочку прохожих.

Вскоре она задумалась о чем-то и перестала замечать, куда именно идет.

Очнувшись от мыслей, она внезапно осознала, что не помнит, как она тут оказалась и где находится.

Ее немного испугала мысль о том, что такое произошло.

-Ну, привет, маразм, заходи, коль пришел, - грустно сказала она самой себе.

Анна Марьяновна, конечно, не боялась заблудиться, находясь в центре Москвы, города, в котором она прожила всю свою жизнь. Однако ощущение, что она не помнит, куда забрела, было неуютным. Тем более что людей вокруг не было видно, а на улице уже совсем стемнело. Она пошла вдоль домов, в надежде найти указатели. Но, увы, никаких табличек не было.

Вдруг Анна увидела недалеко от себя темный силуэт. Непонятно было, мужчина это или женщина. Человек свернул за угол.

Как назло сильно вступило в поясницу. Этот момент, как известно, всегда приходит не вовремя. Держась одной рукой за спину и охая, Анна, слегка ускорила шаг, чтобы догнать прохожего, завернула за угол и вдруг потеряла опору под ногами.

На секунду мир потемнел перед ней. Боль в спине стала, кажется, нестерпимой. В голове промелькнули обрывки мыслей: “Люк открытый… надо же, какая глупость!.. Кто ж меня теперь отсюда вытащит, корову этакую?..” Потом огромный раскаленный шар вспыхнул перед глазами, и она с чувством облегчения потеряла сознание.

Очнувшись, она, прежде всего, ощутила боль. Тупую боль в спине и острую в правом локте. Потом в сознание ворвались запахи. Они были отвратительными. Пахло канализацией, при этом в воздухе чувствовалось тепло и влажность. Что делало его еще более противным, почти осязаемо гадким. Было тихо, только где-то вдалеке журчала и капала вода. Открывать глаза было страшно, но Анна, подождав несколько секунд, чтобы собраться с духом, сделала это, нырнув в окружающий ее мир, как плохой пловец ныряет в воду. Осязание и обоняние дали ей больше поводов для размышления, чем увиденное сейчас. Тускло освещенным было только небольшое пространство вокруг нее, остальное терялось во мраке неизвестности. Слабый свет исходил от полуоткрытого люка, в который она упала. Нужно было взять себя в руки и думать, что делать.

Увиденное ничем ее не поразило. Было понятно, что она попала в канализационный люк, крышка которого оказалось приоткрытой. Говорить о халатном отношении к делу служб Мосводоканала смысла не имело, и думать об этом тоже. Важнее было то, что упав примерно с трехметровой высоты, она ничего не сломала, кроме, может быть, руки. Лежала она сейчас на чем-то сравнительно мягком и теплом. С отвращением поморщившись, она поняла, что это зимние рабочие спецовки. Не худший вариант.

Лестницы наверх не было. Потянувшись левой, здоровой рукой к сумке, которая, к счастью, осталась у нее, она с трудом нашарила мобильный. Терпеливо, стараясь не суетиться и сохранять спокойствие, она дрожащей рукой набрала, наконец, номер подруги Ирки, который был одним из последних в списке входящих, и ждала с колотящимся сердцем. Сигнала не было. Она набрала, не глядя, еще несколько номеров. Тот же результат.

- Так, спокойствие! - мысленно одернула она себя за начавшуюся подниматься волну паники.

Оставался старый дедовский способ дать о себе знать. Она крикнула вверх: “Помогите! Кто-нибудь! Я упала в люк!”

Молчание было ей ответом.

Ситуация даже начала казаться забавной. Надо же было упасть в люк в центре многомилионного города, где жизнь не затихает ни днем, ни ночью и обычно мечтаешь только о том, чтобы людей и машин на улицах было поменьше, как в ее детстве.

- Ты еще про детство вспомни, клуша,- обругала она себя.

Покричав для разнообразия еще и “Пожар!”, “Насилуют!”, “Милиция!”, она не добилась никакого результата.

Решив терпеливо ждать, когда появится какой-нибудь прохожий, она с некоторым даже изяществом расположилась на ватниках и принялась ждать.

- Может, включить музыку в плеере на мобильном?- подумала она, - все-таки веселее и, может, звуки услышит кто-нибудь наверху. Но звуки песни Карла Готта “Дорогу знаю только я” звучали так жутко в тишине коллектора, что она в испуге тут же выключила песню. Наушников в сумке почему-то не было, видимо, она забыла их дома. Как там Люся? Собачка в этот момент казалась родной и милой. Хорошо, что хоть еды ей было оставлено в миске с запасом. Аня, не зная точно гастрономических предпочтений Люси, решила оставить ей широкий ассортимент блюд. Ну, а квартиру, испачканную склонной к стрессам собакой, легко потом помыть. Всё-таки Люся же не слон.

Она просидела уже около часа. Было холодно, противно. И главное, страшно. Ей надоело прислушиваться к шорохам наверху. Прохожих не было. “Куда же они все провалились?!” - подумала Анна, тут же вспомнив, что провалилась-то как раз она.

Выхода она не видела. С трудом Анна заставила себя встать. Одернув задравшееся пальто, она решила двигаться в каком-нибудь направлении, ведь где-нибудь она сможет подняться наверх, или хотя бы повыше, чтобы поймать сигнал сети. К счастью, мобильник мог служить фонариком.

Освещая телефоном путь, она медленно пошла вперед во тьму. Тоннель в этом месте был шириной метра полтора и вел в две противоположные стороны. Она решила пойти направо, несмотря на промелькнувшую в голове строчку из песни Окуджавы: “Те, кто идут, всегда должны держаться левой стороны”. Сама она, если не в метро, то в жизни любила выбирать правую сторону.

Метро. Она может выйти в тоннель метро. И поезд, несущийся прямо на нее!.. Она зажмурила глаза и остановилась.

И еще могут встретиться крысы. Фу-у-у! Хорошо, что не было видно и слышно этих вездесущих грызунов, хоть это и было странно.

Запах стоял непередаваемый - смесь сырости, затхлости и еще чего-то неуловимо неприятного.

Под ногами хрустели какие-то камешки и осколки. Склизкие стены внушали отвращение, тем не менее, их приходилось касаться рукой, чтобы чувствовать хоть какую-то опору.

Богатое воображение подсказывало ей, кого и что она может встретить на своем пути. Колонии бомжей. Или преступников.

С канализацией была как-то связана мысль о бомбоубежищах. Что она будет делать, если найдет склад тушенки, предназначенный для спасения от голода во время третьей мировой войны? Кстати, есть хотелось очень, ведь пообедать на работе за всеми хлопотами она так и не успела. Вспомнив про такой привычный и уютный мир библиотеки, она почувствовала, что уголки ее губ предательски дрожат, а на глазах выступают слезы.

Пройдя, как ей казалось, довольно большое расстояние, Анна начала уставать. Быстрый шаг сменился медленным. Сильно хотелось пить. В сумке оставалось глотка на три, и еще лежала позавчерашняя булочка.

Уставшая, она перестала замечать, что происходит вокруг. Она не знала уже, зачем и куда идет. И боялась, ведь она просто точно знала, что не найдет дорогу обратно. Нужно было сидеть и ждать, когда ее спасут! Хотя бы утром следующего дня!

А тем временем бетонная труба канализации сменилась на более просторный коридор, выложенный крупной каменной кладкой. Воды, текущей по стенам и под ногами, стало заметно меньше, как и неприятного запаха.

Намеков на люки и вообще какой-то выход на поверхность, не было.

Остановившись в очередной раз и оглядевшись по сторонам, Анна шумно вздохнула, и собралась было от отчаяния сесть прямо на пол и зареветь. Как вдруг где-то в темноте что-то зашебаршилось.

Ужас охватил Анну, она замерла от страха и кровь застучала у нее в ушах. Человек? Собака? Анна панически боялась собак, с тех пор, как в детстве ее укусила служебная овчарка.

До нее опять донеслось невнятное бурчание.

Анна начала медленно отступать назад. Из темноты послышались шорохи, и в неверном свете телефона, дрожащем в ее руках, она разглядела темную мужскую фигуру. Какое счастье! Это был человек.

- Д-добрый в-вечер! - пролепетала она высказывание, которое эхом перекатилось в ответной тишине всеми оттенками своей неуместности.

Опять тишина. Но спустя некоторое время, откашлявшись, незнакомец ответил. И слова его звучали непривычно, будто бы неправильно, но, в то же время, придраться было не к чему:

- Добрый вечер, сударыня. Не беспокойтесь, проходите. Проход впереди свободен. Или, может быть, Вы объясните мне, что ищете. Возможно, я смогу Вам помочь. - голос его был глухим, но довольно приятным, по крайней мере, не страшным. Хотя, может, именно этого и надо было бояться?

- А что Вы здесь делаете? - спросила Анна, дивясь странности собственного вопроса. Но с чего-то ведь нужно было начать “светскую беседу”.

- Ну, скажем так, сторожу, - ответил незнакомец и в голосе его прозвучала усмешка.

- Сторожите? Что именно? - удивленно спросила Анна.

- Это потребует долгих объяснений, моя леди. Может, нам всё-таки лучше вернуться к вопросу, чем же я могу помочь Вам? Или Вы совершаете обычный вечерний моцион? В таком случае не смею Вас задерживать.

- Я вас не понимаю, - Анна чувствовала себя очень глупо: кому могло понадобиться охранять канализацию? Может, псих попался. Скорее всего. Надо хоть рассмотреть его.

В этот момент случилась, как ей показалось, самая большая неприятность этого дня. Телефон выскользнул из ее руки и беззвучно упал куда-то.

Незнакомец вздохнул, потом ей показалось, что он приближается к ней и Аня закричала во всю возможность своих легких. Крик звучал в тишине как гром, потом разнесся чудовищным эхом по прилегающим коридорам и она с изумлением слушала, как его отголоски затихали в отдалении. Но всё заканчивается и, хоть и не скоро, опять наступила тишина. Наверное, ушел, решила Анна. А хорошо это или плохо? Сил думать не было.

Но он остался. Может, будучи бомжом или пациентом Канатчиковой дачи в течение многих лет, привык к самым разным крикам и многообразному выражению человеческих эмоций.

- Если громко и долго кричать, с потолка могут посыпаться куски штукатурки. Это, конечно, не опасно, но Вам вряд ли будет приятно, если что-то мокрое и холодное упадет Вам за шиворот. Виноваты в этом, кстати, будете только Вы сами,- голос незнакомца прозвучал спокойно и, кажется, немного насмешливо. А, может, Анне так только показалось. В любом случае, речь его оставалась вежливой. Даже изысканно вежливой для этого места и этой ситуации.

- Я заблудилась здесь и хочу выбраться. Поскорее!.. Вы знаете, где здесь выход? Или как отсюда позвонить?- Анна решила взять быка за рога и добиться от незнакомца помощи, кем бы он ни был. В конце концов, какая ей разница. Судя по всему, вряд ли он будет убивать ее или насиловать, а воровать у нее всё равно нечего. В сумке лежало около пятисот рублей, расстаться с которыми было бы жалко, но не смертельно. Никаких драгоценностей она на себе никогда не носила, по крайней мере, в последние лет десять.

- Позвонить? Отсюда? Вам это вряд ли удастся. Никому до Вас это не удавалось. Что касается желания выбраться отсюда, то оно вполне закономерно,- это место не вызывает желание проводить здесь долгое время, даже ведя занимательную беседу, как мы с Вами. Но многое зависит от того, куда Вы хотите попасть.

- Куда? Да наверх, конечно! Уж там-то я до дома доберусь, не сомневайтесь.- “Еще и болтливый”, - с нетерпением подумала Анна.

- Что ж, если Вы хотите оказаться наверху, то наши желания совпадают и я готов Вам помочь. Я провожу Вас,- сказал незнакомец.- Но не могли бы Вы быть так любезны не шарахаться от меня. Если Вам так удобнее, я могу до Вас не дотрагиваться и держаться на некотором разумном расстоянии. Кстати, путь нам предстоит неблизкий, так что давайте познакомимся. Меня Вы можете называть Грох. Необычно, но коротко и можно быстро привыкнуть.

“Ну всё, в канализации знакомиться начала,- подумала Анна, - на этом фоне библиотечные старички, божьи одуванчики, просто кавалеры в смокингах. И имя у него странное, наверное, это как бандитская кличка у преступников. Может, у него тут рядом целая шайка прячется. Как в катакомбах в “Графе Монте-Кристо”.

- Анна меня зовут, - сказала она и тут же неуверенно прибавила:

- А Вы мне ничего плохого не сделаете? - голос звучал жалобно, несмотря на попытки принять уверенный вид.

- Нет, ничего плохого я Вам не сделаю. Можете не бояться. Я не разбойник и за углом не прячутся мои товарищи. Думаю, здесь в радиусе нескольких километров, мы совсем одни, - на этот раз голос его звучал серьезно.

- А Вы здесь живете? - такой вопрос было задавать почему-то неловко, ведь он выдавал, что Анна подозревает человека в какой-то ненормальности. Если не бандит, значит, сумасшедший. Может, прячется от санитаров, которые его разыскивают. Но ведь даже психу неприятно, когда его считают психом.

- Нет, - к ее спутнику, похоже, вернулось хорошее настроение,- не живу. Да и жить здесь долго нельзя. Все эти эманации, знаете ли, при длительном воздействии могут производить неприятный эффект.

“Радиация, что ли? - с испугом подумала Анна.- Раз тут даже крыс нет. Или есть, но крысы-мутанты, невидимые”. Она чуть-чуть приблизилась к своему спутнику, но развивать эту тему не стала. Меньше знаешь, лучше спишь, а другого выхода, кроме как положиться на своего нового знакомого, она всё равно не видела.

К этому времени они прошли некоторое расстояние от места своей встречи и сейчас оказались у развилки. От основного коридора, по которому они двигались, здесь отходили два боковых, у одного из которых Грох остановился. Когда Анна двигалась по коллектору одна, она тоже встречала такие боковые ходы, но боялась в них углубляться, предпочитая придерживаться магистрального направления и надеясь, что так ее шансы попасть к людям увеличиваются.

- Давайте свернем сюда. Проход узкий, зато стены в нем совсем сухие. Наверху проложены кабели, их не трогайте. Где-то может быть повреждена изоляция. Держитесь за мной. Если будете отставать или что-то произойдет, скажите мне, не молчите. Только, пожалуйста, не нужно использовать в качестве средства связи такие вопли, как тот, что я уже слышал сегодня.

- А фонарика у Вас нет? В темноте будем идти? - Анна напрочь забыла о своем телефоне, который так и остался валяться на полу там, где она познакомилась с Грохом.

- Нет, ни фонаря, ни свечи у меня нет. Я привык к темноте и достаточно хорошо вижу. А фонарь в Вашем телефоне не работает. Может, он разбился. В любом случае, возьмите его, - сказал Грох и, судя по шороху одежды, что-то протянул Анне. Она взяла телефон, нашарив его наугад в руках Гроха. Наощупь телефон был цел, но на нажатие кнопок, действительно, никак не реагировал. А рука Гроха, кстати, была сухой и прохладной. И как-то неудобно было думать, что он грязный бомж, после прикосновения к которому нужно мыть или вытирать руки. “А Владимир Владимирович, тот, который Маяковский, протирал руки после каждого рукопожатия,- почему-то вспомнила Анна.- И не дотрагивался до поручней в подъезде, потому что боялся посетителей своего соседа — врача-венеролога. А умер от пули в голову. Нет, проще надо быть. Не полезу же я сейчас в сумку за салфетками, чтобы руки вытирать”. И незаметно вытерла руку об пальто, которому всё равно терять уже было нечего. “Выброшу пальто на помойку, даже чистить не буду”,- решила Анна.

Грох повернулся к ней спиной и углубился в боковой коридор. Анна двинулась за ним, убрав телефон в сумку и повесив ее на плечо. Так они шли примерно в течение получаса. Потом Анне захотелось услышать человеческий голос, да и вопросы, которые крутились у нее в голове, рвались наружу и требовали ответов.

- Неужели здесь нигде люков наверх нет? Что-то мы идем, идем, а выхода не видно? - спросила Анна, и звук собственного голоса прозвучал необычно в узком коридоре, отражаясь от стен эхом.

- Люков здесь нет. Мы идем к единственному выходу наверх, который можно найти здесь. Я имею в виду, единственному, через который сможете выбраться Вы.

- Что Вы имеете в виду? Остальные слишком узкие? Я застряну в них, как Винни-Пух в доме Кролика?

- Кажется, Вы не похожи на Винни-Пуха. Хотя трудно сказать наверняка. Но в те люки, о которых я упомянул, Вы точно не пролезете.

- Мне кажется, с Вашей стороны так говорить невоспитанно, - взвилась Анна, больно стукнувшись при этом о низкую притолоку над головой, под которой она в этот момент проходила. Она не то, чтобы гордилась своей фигурой, но когда кто-то намекал на то, что она толстая, ей становилось обидно.

- Прошу прощения. Но боюсь, воспитать меня Вам не удастся. Потому что я уже не Малыш, и еще не Карлсон, если продолжать разговор о героях мультфильмов. Мы почти пришли.

Он резко остановился. Анна от неожиданности налетела на него. Ей пришлось коснуться его одежды. На нем было нечто вроде плотного шерстяного плаща, под которым на спине было привязано или повешено что-то твердое. “Оружие? Автомат?”, - мелькнули у Анны мысли. Вокруг было всё так же темно. Никакого выхода из тоннеля не было видно. Коридор кончился, и впереди видимо, находилось более широкое помещение, в котором разносилось другое, более гулкое и долгое эхо, и последние слова Гроха в течение нескольких секунд пугающе отражались от его стен. Впрочем, напугать Анну, как ей казалось, уже нельзя было ничем.

- Идите точно за мной вдоль стены. Вы поняли? - в голосе Гроха появились собранность и властность. Теперь, мысль о том, что ему можно делать замечания и воспитывать его, точно не пришла бы Анне в голову.

- А что там, в середине? - спросила она довольно беспечно.

- Вероятно, Вам лучше этого не знать,- ответил Грох,- но я скажу, чтобы Вы понимали, что может произойти, если Вы не послушаетесь моего совета. Внизу глубокая пропасть. Слушайте!

И он, видимо, пнул вниз камешек, валявшийся под ногами. В тишине проходили секунды. Наконец, когда казалось уже, что звука падения камня им не услышать, раздался тихий звук где-то внизу.

Напряжение и усталость последних часов, видимо, сказались на настроении Анны странным образом. Ей было немного весело.

- А если туда плюнуть? - спросила она вслух безмятежным голосом, даже не беспокоясь глупостью своего вопроса.

- Не плюй в колодец, вылетит, не поймаешь, - ответил Грох и двинулся вдоль стены, уверенно и без колебаний взяв ее за руку. Голос его был серьезным, поэтому непонятно было, шутит он или нет.

Метров тридцать они прошли, семеня мелкими шажками вдоль стены, а потом свернули в боковой коридор. Он был примерно полутораметровой ширины и давал им возможность идти рядом друг с другом. Анна еще задала не все глупые вопросы, да и умные тоже, поэтому, чувствуя почему-то все большее доверие к своему спутнику, она решила продолжить беседу.

- Как Вы научились так хорошо здесь ориентироваться? - спросила она первое, что сейчас интересовало ее.

- Ответ на этот вопрос Вы можете легко дать сами, Анна. Я много раз здесь бывал и у меня, конечно, был источник света.

- Ну что ж Вы мне о себе совсем ничего не расскажете? - настойчиво продолжала Анна.

- Ведь я же Вас не о чем не спрашиваю.

- Спросите, может, мне захочется ответить. Вам неприятно со мной разговаривать? Зачем же Вы тогда взялись отвести меня к выходу?

- Вы задаете слишком банальные вопросы, Анны. Я вызвался Вас проводить, потому что без меня вы бы не дошли до выхода. В лучшем случае, услышав Ваши крики, я был бы вынужден спешить к Вам на помощь и утешать Вас, найденную в слезах в каком-нибудь тупиковом коридоре. Ну, а в худшем… - Он замолчал. - Мне приятно с Вами разговаривать.- После паузы продолжил он. - Боюсь, Вы не захотите, когда мы выберемся наверх. Но тогда говорить придется и не только со мной.- Грох, помедлив мгновение, двинулся вперед.

- Скажете, и оружия у Вас нет? - запальчиво сказала Анна, измученность и задетое самолюбие которой толкали ее на выяснение отношений.

- Нет, - вздохнув коротко ответил Грох, в голосе которого послышалась вдруг усталость.

- Да у Вас за спиной висит ружьё, или автомат, или ППШ, или как там они все называются!

- У меня за спиной нет оружия. По крайней мере, в Вашем понимании. У меня вообще его нет.

- В моем понимании, в Вашем!.. Что Вы здесь из себя изображаете! - начала было Анна, хотя глупо было устраивать истерику человеку, который ее спасал.

Ища опору своим мыслям и телу, Анна оперлась рукой на стену коридора и вдруг с удивлением почувствовала, что летит вбок и вниз. Сразу же вслед за этим, еще не успев ничего понять, она почувствовала рывок наверх и оказалась сидящей на полу.

- Сбоку бывают отверстия с туннелями, ведущими вниз,- услышала она комментарий Гроха.

- Извините, забыл предупредить,- в голосе его действительно слышалось сожаление.- Не опирайтесь сильно на стены, я могу не успеть Вас подхватить.

Он протянул ей руку, чтобы помочь встать и она, поднимаясь, почувствовала, что рука испачкана в чем-то влажном и немного липком. Он мягко убрал свою руку, как только она встала на ноги.

Дальше Грох и Анна шли в молчании. Анна уже еле волочила ноги и чувствовала себя усталой, нелепой и несчастной. Правый локоть по-прежнему ныл, но боль, как ни странно, утихала. Похоже, перелома всё-таки не было. Спина тоже вела себя прилично, так что Анна отметила про себя, что чувствует себя нормально. “По сравнению с Бубликовым неплохо”,- вспомнила она цитату из старой советской трагикомедии. “Выйду наверх, приеду домой, приму ванну, приведу себя в порядок”,- думала Анна, стараясь себя успокоить.

- Поранились? У меня в сумочке, вроде бы, есть антибактериальные салфетки.- Анна испытывала одновременно благодарность к своему спутнику, обиду на него за то, что тот, видимо, не хочет с ней разговаривать и злость на себя из-за того, что ее это так задевает. “Ну и наплевать, - подумала она.- А я еще хотела позвать его к себе и предложить попить чаю. Тьфу, ерунда это всё”.

- Не нужно, спасибо, - в ответ она услышала что-то вроде вежливо-иронического смешка.

Анна не стала на это обижаться, подумав, что если ее собеседник бомж, хоть и неплохо образованный, может, “из бывших”, то предложение воспользоваться антисептиком в такой ситуации действительно звучало странно. У самой нее давно возникло желание вытереться салфетками с ног до головы, до такой степени грязной, потной и липкой она себя чувствовала, не говоря уже об омерзительном запахе канализации, казалось, въевшемся в нее со времени сидения под люком. К счастью, от Гроха (Анне хотелось даже мысленно выразиться как-то помягче, всё-таки спутник произвел на нее хорошее впечатление) не пахло ничем таким, чем пахнет от бездомных в метро или на вокзалах. Наоборот, от него исходил слабый, скорее приятный и смутно знакомый запах.

А главное, отношения их на данный момент были урегулированы и они мирно шагали рядом друг с другом. “Осталось совсем чуть-чуть, - думала Анна, плетясь рядом с Грохом.- Хорошо хоть, что я сапоги на каблуках не ношу, и так все ноги сбила”.

Действительно, через некоторое время они заметили свет, становившийся всё ярче. После очередного поворота они вышли к каменному жерлу туннеля, находившемуся примерно на высоте ее глаз и переходящему в более широкое помещение.

Стали слышны какие-то новые звуки. После тишины тоннеля, нарушавшейся только их голосами, они казались странными. Это не были звуки города. Что-то другое, уже слышанное раньше, конечно, но непривычное.

Удивленная, Анна попыталась подтянуться на здоровой руке и с помощью Гроха, подталкивающего ее сзади, выбралась из тоннеля и с облегчением легла на каменную кладку небольшой площадки. Потом она обернулась в сторону Гроха, мысль о том, что вдруг ему тоже нужно помочь выбраться, была первой мыслью, мелькнувшей у нее в голове после колоссального облегчения, которое она испытала, поняв, что выбралась из подземелья. К тому же ей было любопытно взглянуть на своего спасителя. Всё-таки пребывание в такой необычной обстановке рядом с незнакомым мужчиной разбудило в ней женский интерес. Грох появлялся из тоннеля у нее на глазах, как в замедленной съемке, и обращенные к нему радостные слова замерли у Анны на губах. Это был не мужчина. Фигурой своей он действительно напоминал человека, разве что очень высокого роста. Одет он был во что-то вроде черного бесформенного плаща с капюшоном. Из-под него были видны только руки и лицо. Кисти были бледными, длинными и узкими, ногти на них тоже длинными и желтоватыми. Кожа его была бледной, волосы достигали плеч, были темными и спутанными. На его бородатом лице выделялись глаза. Три глаза. Третий располагался на лбу, чуть выше переносицы. Приглядевшись, изумленная Анна увидела за спиной Гроха какие-то неясные шевелящиеся образования, скрытые плащом. Горб, нет, два горба за правым и левом плечами. Потом особым образом скроенный плащ, видимо, чуть распахнулся на спине от движения и стало понятно, что за спиной у Гроха сложенные крылья. Шок заставил Анну отвернуть голову от своего спутника и осмотреться вокруг, и тогда глазам ее открылась ошеломляющая картина…

Глава 2

“…без руля и без ветрил…”

М.Ю. Лермонтов

Они вышли из туннеля, вход в который был закрыт ветками кустов, и оказались в лесистой местности. Окрестности, насколько хватало глаз (особенно Гроху), занимали зеленые поля, кое-где пересеченные пролеском. Деревья с немного странной расцветкой листвы клонились под легкими порывами налетающего ветра. Идиллическая картина немного омрачалась небом непривычного зеленоватого оттенка и красноватым солнцем, которое придавало сюрреализма открывшемуся виду. Ничего похожего на привычную Москву. Воздух был необычным, каким-то экзотическим, как будто Анна вышла из самолета на ненужный нам когда-то, а теперь такой желанный для сердец россиян турецкий берег, куда однажды повез ее сын. И здесь воздух был насыщен ароматами цветов, растущих повсюду. Хотя после пребывания в коллекторе и атмосфера загазованного московского центра показалась бы средиземноморским раем.

Да наплевать на качество воздуха, в конце концов, кислород в нем был, так что вопрос смерти от его нехватки не стоял. Но остро стояли три других вопроса.

Хотелось есть. Ну, хоть бы кусочек хлеба, хоть бы вредный фаст-фуд из Макдональдса… А ведь в Макдональдсе самые лучшие бесплатные туалеты в Москве…

Здесь, судя по всему, ресторанов быстрого питания не было. Не было и платных кабинок. Впрочем, в последние Аня заходить боялась с тех пор, как несколько лет назад в цивилизованной Германии, где-то на окраине Лейпцига, она застряла в такой кабинке и уже почти простилась с жизнью. Был вечер, не поздний, конечно, а так, всего-то часов девять, но после семи часов немцев на улицах небольших городов и не встретишь. Может, каждый настоящий немец — хороший семьянин и проводит вечера в теплой семейной обстановке или, в крайнем случае, в пивной, и только российская публика, томимая своей пассионарностью, толкается на улицах городов до поздней ночи?.. Хочется приосаниться и поверить в то, что нас ждет великое будущее. И орёл-предводитель у нас уже есть. Как бы то ни было, на улице никого из прохожих не было, а просторная кабинка цилиндрической формы стояла и манила к себе. Тетеньки, собирающей деньги, конечно, не было, зато была щель для монеток. Монета была брошена, дверь открылась, потом закрылась за Анной. А вот открывать сезам не захотел. Стучать в стены было бесполезно. Тридцать минут, проведенные в этой кабине, стоили Анне пары миллионов убитых нервных клеток, которые, говорят, всё-таки восстанавливаются, хоть и медленно. Нет, дело не в том, что нужно было нажать кнопочку на бачке. Анне прекрасно был известен принцип: “Лишь тот достоин счастья и свободы, кто, уходя, всегда спускает воду”. Дело было в том, что надпись на будке гласила по-немецки: “Автомат не работает”. А Анна не смогла прочесть эту надпись, потому что практически не знала немецкого. Так Анна поняла, что языки нужно учить, и не только английский, и не только школьникам и студентам, но и представителям научного мира, к которым она относила и себя.

И наконец, у Анны оставался сейчас еще третий вопрос, задать который было хотя и страшно, но можно и нужно.

Застыв на некоторое время, Анна медленно повернулась к Гроху.

- Где мы? - охрипшим от шока голосом спросила она и немного прокашлялась. Но ответа не получила. Так что три источника, три составные части Аниной проблемы остались в том же состоянии, в каком и были.

Вдалеке Анна после пары минут разглядывания местных пейзажей увидела какую-то деревушку. Дымящиеся трубы навевали мысли о готовящейся еде.

- Вам нужно идти, у нас сейчас нет времени на разговоры, - Грох расправил роскошные крылья цвета воронового крыла. Перья переливались ультрамариновыми оттенками под неяркими солнечными лучами, - я покажу Вам, куда Вы должны направиться и ненадолго покину вас. Вечером или завтра утром я Вас найду, не беспокойтесь, - добавил он, глядя в расширившиеся глаза Анны.

От шока и потрясения, вызванного происходящим, Анна не могла ничего ответить и возразить. Грох, ставший вдруг за прошедшие несколько часов почти родным, ее бросит здесь одну?!

Почувствовав, что Анне не хватает решительной поддержки, Грох аккуратно взял ее под руку и повел в сторону ближайшей группы деревьев. За ними оказалась узкая тропика, ведущая в сторону видневшейся вдалеке деревни.

- Вот, пойдете по ней, никуда не сворачивая, дойдете до деревни. Они знают, что Вы должны прибыть в ближайшее время, так что Вас встретят и приютят. А сейчас, извините, я вынужден откланяться. До встречи. - Грох слегка поклонился, сделал резкое неуловимое движение, исполненное мощи, неожиданной для его худого и, казалось, неспортивного тела, и взмыл вверх.

Плавно скользя в воздухе и рассекая его мощными гребками, он довольно быстро превратился в маленькую точку на небе, а затем и вовсе скрылся из вида.

Анна некоторое время простояла на дорожке, глядя в небеса. Не то, что сказать, даже подумать было нечего. Безрезультатно поискав разбежавшиеся куда-то мысли, она вздохнула, поправила сумочку на плече, расстегнула заляпанное грязью разных цветов спектра пальто и пошла по тропинке.

Как ни странно, чувствовала она себя даже немного отдохнувшей. Тело не ныло после длительного перехода по катакомбам, даже спина не давала о себе знать. Может, пресловутый воздух был здесь целебным. Она чувствовала себя помолодевшей лет на десять. Странным ей это не казалось, потому что лимит удивления, выданный ей судьбой на сегодня, уже был исчерпан.

На улице при этом начало темнеть. Сумерки сгущались довольно быстро, как это бывает в южных странах. “Может, я и есть где-нибудь в Турции?”- подумала Анна. Найти подземный ход из Москвы на берег теплого южного моря было бы совсем не плохо. Но маловероятно.

Сейчас тропинка проходила через довольно большую рощу, состоявшую из деревьев, названия которых Анне трудно было определить. Впрочем, для нее, как типичного городского жителя это и не представляло большого интереса. Некоторое, еще не задавленное усталостью любопытство, уговаривало ее иногда вертеть головой по сторонам. Растительность была похожа на ту, что можно встретить в русских лесах, хотя чем-то неуловимым всё-таки отличалась. “Ладно, деревья — они и в Турции деревья”, - решила, в конце концов, Анна, бросив тщетные попытки использовать свои скудные познания в ботанике для определения местонахождения.

Анна шла, погруженная в свои мысли о том, что ее ждет в ближайшем населенном пункте, в сторону которого направил ее Грох. Ей хотелось надеяться, что, по меньшей мере, это будут еда и отдых. Хотелось бы, конечно, найти и какого-нибудь носителя информации, который расскажет ей о том, где она очутилась и как ей попасть домой.

Вообще-то в деревенской жизни она не понимала ровным счетом ничего, родившись в городе и будучи типичной городской жительницей. Хотя нет, пару раз родители в детстве возили ее к бабушке и дедушке в подмосковную деревню помогать копать картошку. Помощь с ее стороны, правда, ограничивалась тем, что она сидела на солнышке и играла во что-то, пока взрослые в поте лица возились с лопатами. Но картошку она, по крайней мере, видела. На этом ее знание флоры среднерусской, впрочем, и какой бы то ни было другой, полосы, ограничивалось лет до восемнадцати. Именно в этом возрасте она поехала к подруге на дачу. Ее великим личным открытием, совершенным в тот день, стал огурец. То есть, конечно, это однолетнее травянистое растение семейства тыквенные встречалось в ее жизни и раньше, как в свежем виде, так и, особенно, в соленом и маринованном. Но впервые она увидела его растущим и была поражена тем, что на нем… Да, на нем росли колючки!

Так что в данном случае Анна хотела бы скорее очутиться в каком-нибудь городе; каменные джунгли ее никогда не пугали. Живя в одном из самых крупных и недружелюбных мегаполисов мира, она была готова к встрече с любыми городскими опасностями, но в сельской местности… Впрочем, в ее ситуации выбирать не приходилось.

Внезапный шум резко прервал ее размышления. Из-за поворота тропинки прямо на Анну выскочило маленькое существо, на секунду замерло перед ней и с визгом бросилось в сторону. За это короткое время Анна успела, и испугаться, и успокоиться. Это было первое встреченное ею на новой земле живое создание, но поведать о том, где Анна находится, оно вряд ли могло. Это был всего лишь маленький салоноситель, с хрюканьем удалявшийся сейчас в рощу и вскоре уже невидимый среди деревьев.

Внезапно на тропинке появился еще один зверь. Это было черное гибкое существо, повадки которого напоминали кошачьи, но рост явно превышал размеры обычной кошки. Напоминает ли оно пантеру, Анне сложно было судить, так как последний раз крупных представителей семейства кошачьих она видела в зоопарке много лет назад. Тут Анне стало действительно страшно. Существо замерло в нескольких шагах от нее, глаза его мерцали в темноте зеленоватым светом. Анне показалось, что все звуки вокруг замерли, слышно было только, как в ушах у нее стучит кровь, а животное в такт Анниному сердцу чуть слышно, но очень напряженно постукивает своим мощным хвостом по земле. Несколько секунд заняло у существа принятие решения. За это время в голове Анны сначала возникла пустота, потом стали проносится обрывки фраз, сказанные чужим ледяным голосом: “Время… почти пришло … выполнить свою задачу… надежда… лишь ты…”.

Затем Анна ощутила внутри себя пронзительно звенящую тишину, которая через мгновение разорвалась на тысячу осколков и превратилась в такие привычные и родные звуки шумящих от порывов ветра крон деревьев, пение птиц и другие лесные шорохи, знакомые с детства и дружелюбные по отношению к ней и всем хорошим людям на свете.

Существо исчезло, как будто растворилось в затопленной темнотой роще. Анна встряхнула головой, с упоением ощущая, что мысли ее снова принадлежат ей самой и можно идти дальше, туда, где будут люди и свет. Она была озадачена странным появлением Вестника, как она окрестила его про себя, но решила пока не сосредотачиваться на этом, предполагая, что Грох ей потом все объяснит сам.

Поспешно ступая по еле видимой в последних лучах заходящего солнца тропинке, она вышла из-за деревьев на открытое пространство и увидела невысокие ограды деревенских домов.

Солнце уже клонилось к краю небосвода, который принял оттенок аквамарина. Облака сиреневого цвета медленно тащились по небу. Казалось, должно быть слышно, как они кряхтят, выполняя свою непонятную, но важную миссию. Ну, как известно “если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно”. Звезды, кстати, тоже стали появляться, необычно яркие для московских широт.

Из некоторых труб домов шел дым. Кое-где в домах горели огни, но во многих было темно. На улице она никого не увидела.

Она уже успела почти успокоиться после встречи с черным существом. Теперь она должна была решить новую стоящую перед ней задачу: как ненавязчиво привлечь к себе внимание жителей деревни. Подходить к одному из домов и стучать в окошко ей было неловко, да и страшновато. Во-первых, несмотря на слова Гроха, она не была уверена, что ее ждут и будут рады принять. К тому же, разбуженные, они могли встретить ее неласково. “И пойдут клочки по закоулочкам”,- вспомнила Анна фразу из детской сказки. Во-вторых, жители, как показывал накопившийся в течение последних нескольких часов ее жизни опыт, могли оказаться вовсе даже не людьми. А новые потрясения в ее нынешнем психологическом состоянии были всё-таки нежелательны.

Покопавшись в памяти в поисках методов решения проблемы, она вспомнила, как ее научный руководитель в молодости стоял в ночной тишине перед закрытым зданием общежития и пытался разбудить знакомых громкими криками: “Люди!.. Вы почему не спите?!..”. Память, услужливо предоставившая Анне такой беспроигрышный способ привлечь к себе внимание, устыдилась внутреннего окрика и замолчала, больше не подсказывая ничего.

Анна пошла по деревенской улице в надежде, что ей встретиться кто-то, кто сможет выслушать ее рассказ, покормить и помочь ей устроиться на ночь, потому что воздух воздухом, но и ее вдруг помолодевшему организму хотелось есть и спать.

Наконец ей повезло. У одной из изгородей, наклонившись, стоял пожилой мужчина. Вот он отряхнул руки от земли и выпрямился в полный рост. После Гроха Аня была готова увидеть что угодно и кого угодно, любые странные обличья… Но внешне этот человек, по крайней мере, в неясном свете звезд, ничем не отличался от тех, которые населяли родные просторы.

Анна подошла к нему. Благообразная седина покрывала его голову. Длинная окладистая борода спускалась волнами на грудь.

- Добрый вечер, - тихо поздоровалась Аня.

Мужчина повернул к ней голову. Его ясные светлые глаза, казалось, просвечивали Анну насквозь. Как будто он мог с одного взгляда узнать истинную сущность человека.

- Добрый, странница, - он немного склонил голову, - тебе, верно, нужно где-то остановиться и переночевать. Иди к следующей избе, там живет здешняя знахарка, она будет рада принять гостью.

Он еще раз посмотрел ей в глаза, кивнул, как бы своим мыслям, а затем повернулся и пошел к своему дому, из открытой двери которого пробивался неяркий свет.

Аня вдогонку запоздало поблагодарила его, а затем направилась в сторону указанной избы.

Даже в темноте было заметно, что дом красив - приятных пропорций, с изящными панелями в виде древесных листьев на фасаде. Резные ставни были открыты, и это внушало надежду, что хозяева не уехали далеко, но за ставнями было темно. Анне ничего не оставалось, как постучать в окошко. Понадеявшись, что если она до сих пор не услышала лая, то собак здесь нет, она открыла калитку и по дорожке, ведущей через двор, пошла к дому.

Во дворе росли пышные кусты. Незнакомые цветы украшали клумбы около калитки. По забору с внутренней стороны было развешено несколько связок каких-то трав, от которых исходил приятный пряный запах.

Подойдя к дому и без труда дотянувшись до невысокого окна, Анна нерешительно постучала по стеклу. Хотя ей казалось, что шум она произвела оглушительный, нужной реакции не последовало. В доме по-прежнему не было слышно никаких звуков. Теперь Анна уже была бы рада тому, чтобы женщина встретила ее даже в самой нелюбезной манере. Возвращаться назад, к незнакомому старику, и напрашиваться к нему ночевать казалось Анне если не опасным, то уж точно неприличным.

Немного подождав, Анна постучала еще, на этот раз как можно громче. К своему облегчению, она услышала шаркающие шаги, резко растворились оконные ставни, и за стеклом показался чей-то силуэт. Затем он пропал, шаги стали удаляться. Через некоторое время справа загрохотал дверной засов, и Анна поспешила к двери.

На пороге стояла пожилая женщина со свечой в руке.

- Здравствуйте,- непривычно затараторила Аня, испытывая неловкость из-за своего ночного вторжения,- извините, что беспокою Вас так поздно, но один из Ваших соседей посоветовал мне…- она осеклась под пристальным взглядом старухи.

- Здравствуй! Заходи, заходи, чего на пороге стоять-то. Чай, не Баба Яга, не съем тебя, девица,- усмехнулась женщина, к счастью, как показалось Анне, довольно дружелюбно.

Анна вслед за старухой вошла в дом. Она оказалась в слабо освещенном свечой проходном помещении. “Это называется сени”,- вспомнила Анна, читавшая про деревенскую жизнь в классической русской литературе. С ее дилетантской точки зрения, в сенях должно было храниться сено для корма коровам. Но сена не было, вместо него на полках, расположенных справа и слева, поблескивали какие-то склянки.

Анна вспомнила, как она впервые пришла в дом к своему жениху Михаилу, чтобы познакомиться с будущей свекровью. Та встретила ее с распростертыми объятьями, от чего Анна была смущена и растрогана. Прежде чем пройти к щедро накрытому столу, как девочка из приличной семьи Анна сначала спросила разрешения зайти в ванную, чтобы помыть руки.

- Конечно, конечно,- еще шире засветилась улыбкой будущая свекровь,- проходи! - И широко раскрыла дверь ванной, пропуская Аню к раковине и протягивая ей полотенце. Аня почувствовала смутно знакомый и не очень приятный запах. Глаза ее невольно устремились на стоящий на стиральной доске, крепящейся на краях ванной, агрегат, смутно напоминавший ей виденный в каком-то фильме аппарат для самогоноварения, наполненный жидкостью темно-желтого цвета. Невольно остановившись, она была ласково напутствуема словами Мишиной матери: “А, это? Да это моча отстаивается…” Мысль о том, что ее будущая свекровь является приверженкой уринотерапии, долго терзала Аню по ночам, мешая ей наслаждаться радужными снами счастливой невесты.

Но хотя бы в отсутствии дружелюбия и оптимизма обвинить Анину свекровь было нельзя. Анна часто вспоминала, как замученная бессонницей после многочасовых укачиваний полугодовалого сына, она уже под утро, с замиранием сердца (“Как бы не проснулся! Поспать! Поспать хоть полчаса!”) укладывала уснувшего ребенка в кроватку. В этот момент бодрая и выспавшаяся свекровь, которая всегда была ранней пташкой, открывала дверь в комнату и, переполняемая чувствами любви к ближнему, широко распахнув руки с криком “Кирю-юша!” бросалась в любимому внуку, встречавшему бабулю криками, не утихающими следующие два часа.

Новая знакомая Анны особого энтузиазма при встрече гостьи пока не проявляла. Они вошли в комнату, в которой пахло травами. Старуха, наклонившись над столом и чем-то поколдовав, зажгла еще одну свечку. Стало светлее, и Анна смогла оглядеться по сторонам.

Комната была просторной и очень аккуратной. Мебели было мало. Вдоль окон стояли деревянные лавки, в углу рядом с печью находился старинный деревянный сервант, в толстых непрозрачных стеклах которого отражалось пламя свечей. В середине помещения в окружении нескольких стульев стоял стол, накрытый кружевной скатертью. В углу комнаты видна была лестница, ведущая наверх.

- Садись, голубушка, садись. Что ж стоять-то?.. Поди, устала уже. Ночь на дворе. Давно ждала тебя. Заблудилась, что ли? Да садись, кому говорю,- не переставая говорить, старуха достала из печки и поставила на стол чугунный котелок с какой-то едой. Желудок Анны возликовал.

- Спасибо большое! А Вы меня ждали? Это Грох Вам сказал, что я приду? - Анна старалась сдерживать расспросы, чтобы не казаться чересчур любопытной.

- Кто? Грох? Ну, пусть будет Грох. Ждем тебя с вечера. Дети всё хотели посмотреть на тебя. Нечасто у нас тут теперь гости бывают. Деревня совсем захирела. Остались только две молодые семьи, да старики. Все остальные в город подались, - старуха выложила содержимое чугунка в красиво украшенную лиственными узорами деревянную миску и поставила ее перед Анной.

- Теперь, наверное, везде так. А как Ваша деревня называется?

- Не деревня, село. Сторожевое называется. Ешь. Сейчас отвара тебе налью, и спать пойдешь. Вон уже глаза у тебя слипаются. Поспишь, отдохнешь, утро вечера мудренее. Завтра утром расскажу тебе, что дальше делать, куда идти.

- Скажите, а Москва отсюда далеко? Может, здесь электричка рядом? Так я бы с утра на первой бы и поехала, чтобы Вас сильно не стеснять. И, если Вам не трудно дать мне телефон, я подруге позвоню, скажу, что на работу завтра с утра не смогу выйти вовремя.

- Далеко отсюда твоя Москва. И про работу свою пока забудь, без тебя разберутся. Внук мой погостить когда приезжал, книжку с собой привез. Не помню, кто писатель. А называлась “Два года каникул”. Вот и у тебя каникулы сейчас будут. Не два года, конечно, не бойся. И не отдыхать ты будешь. Но про дом пока не думай, другая у тебя будет задача. Ты нам нужна. Но и мы тебе тоже. А то больно много в тебе всего лишнего. Других учишь, а сама с собой никак не разберешься. Книжек много вокруг тебя, а простых вещей не знаешь. На, пей, а я пойду, постелю тебе наверху в светелке. До конца всё допивай, чтоб ни капли не осталось, слышишь? А про Люсю свою не думай, с ней-то всё хорошо будет, позаботимся,- с этими словами старуха встала из-за стола, куда присела, пока Анна ела вкуснейшее мясо с картошкой и жареным луком, и направилась в сторону лестницы, ведущей наверх.

Анна удивленно слушал ее, попивая вкуснейший отвар из лесных трав из огромной глиняной кружки, украшенной небольшими узорами в виде незнакомых существ, похожих на мифологических драконов. По крайней мере, Анна представляла их именно такими. Откуда эта женщина знает про то, что Анна несколько лет преподавала студентам историко-архивного института? Про ее работу с книгами? А про Люсю, которая сидит сейчас одна дома и, наверное, уже съела всю оставленную ей еду?!

Но терзаться всем этим не было сил. Голова тяжелела, и казалось, сейчас упадет. Анна смутно осознавала, что старуха вернулась и повела за собой по узкой лестнице наверх, в маленькую уютную комнату, в которой так же, как и по всему дому, приятно пахло травами. Из всего дальнейшего Анна запомнила только то, что она поблагодарила женщину, сбросила с себя, наконец, ненавистное уже грязное пальто и всю остальную одежду и оказалась в кровати, покрытой выглаженной и накрахмаленной простыней, которую хотелось гладить и трогать. Но в сон клонило неимоверно. Было такое ощущение, что внезапно все оставшиеся силы начали покидать ее, и дремота крала каждый сантиметр ее тела. Она начала вспоминать опять про свою свекровь, как та рассказывала, что будучи замужем за Мишиным отцом, каждый день вручную стирала и гладила комплект постельного белья, потому что считала что любой муж заслуживает в том числе и такой заботы.

Но как только голова коснулась подушки, набитой, судя по запаху, чем-то похожим на шишечки хмеля, Анна начала проваливаться в сон. Последнее, что она успела услышать перед сном, это то, что к женщине кто-то пришел. Негромкий мужской голос спросил:

- Она уже уснула? Ты сказала ей?

Дальше - сон.

Пробуждение вышло внезапным.

Анна подняла голову с подушки, потянулась. Выспалась она неплохо. В Москве такое бывало редко. Дома она просыпалась обычно, начиная еще в полусне прислушиваться к своим ощущениям в поисках чего-то плохого, что будет мешать ей сегодня весь день. Плохое, точно, тут же находилось, и Анна чувствовала от этого мрачное удовлетворение. Это мог быть неприятный привкус от какого-то давнего и вдруг почему-то вспомнившегося разговора с начальницей, боль в спине, несильная, но вызывающая мысли о страшных равнодушных садистах-врачах с невыговариваемым названием “вертебропатологи”, к которым рано или поздно придется обратиться и всё вдруг окажется совсем плохо, или мысли о сотне других неприятностей, которые могли испортить жизнь.

Сейчас плохое выискивать в жизни не хотелось. На него было попросту наплевать. Не было ни неприятных давящих воспоминаний о прошлом, ни страха перед будущим, никаких желаний вообще, только приятное ощущение, что она есть вот здесь, вот в эту секунду, и что так и должно быть, а всё остальное не имеет значения.

Постель была похожа на ее домашнюю кровать, но никак не ту, на которой она уснула.

Оглянувшись вокруг, она с удивлением отметила, что обстановка изменилась до неузнаваемости. Никаких пучков трав не было и в помине. Слева на стене висела большая плазменная телевизионная панель. Лампа в виде цветка лотоса стояла рядом с журнальным столиком, на котором были красиво разложены газеты и журналы. Именно к ним Анна и потянулась, потому что любые написанные где-то слова на любом языке сразу же привлекали к себе Анино внимание. Это относилось даже к надписям на заборе, которые Аня автоматически прочитывала, потом краснела, ругала себя, но в следующий раз, оказываясь перед очередным образчиком уличного творчества, совершала ту же ошибку.

Как ни странно, текстов на русском языке наша героиня не нашла ни в одном журнале, ни в другом. Она протерла глаза. На второй взгляд она поняла, что все печатные издания на чешском.

Немного, мягко говоря, удивившись, она поискала взглядом свою одежду. Юбка и блузка были на стуле, выглаженные и аккуратно повешенные.

Вообще, вся обстановка создавала впечатление, что Анна только недавно приехала, не успев разложить вещи (ее сумка стояла рядом с кроватью) разделась и сразу легла спать.

Анна привела себя в порядок, с наслаждением приняв контрастный (и это резко отличалось от ее московской привычки побрызгать на себя теплой водой, отложив более выразительные водные процедуры на потом или на никогда) душ с гелем, источающим терпкий запах кофе.

Одевшись, она вышла из номера. Мимо куда-то пронесся одетый в ливрею и фирменную фуражку с логотипом отеля швейцар, попутно поприветствовав гостью.

Анна спустилась к выходу и вышла на улицу. Та сразу обдала ее запахом машин и пыли. Очень жарко.

Анна оглянулась и заметила продавца зонтиков. Было удивительно, что в такую погоду кто-то стоял и продавал зонтики, но такая странная деталь ее совершенно не смутила. Больше того, это воспринималось как должное. Единственное, чего она хотела на данный момент - укрыться от палящего зноем солнца. А зонтик вполне мог ей в этом помочь. Продавец молча разложил перед ней несколько десятков зонтов на выбор и ждал, пристально глядя на покупательницу. Здесь были экземпляры самых разных расцветок и рисунков. Она мечтательно открывала их один за другим и любовалась, точно зная, что вот этот, хоть и очень красивый, ей не подходит, но, может, быть, следующий?.. Здесь был синий зонт, украшенный изображениями ярких желтых звезд, красный с белыми крапинками, черный, притягивающий к себе взгляд и, казалось, засасывающий внутрь, как озоновая дыра, зонты с рисунками, напоминающими о пейзажах европейских и восточных городов и много других замечательных. Но всё это было не то. И вот она увидела тот, который был нужен ей, и узнала его сразу же. Это был большой зонт, украшенный рисунками, напоминающими собой изображения цветов из старинного учебника ботаники, сделанные рукой ребенка или не очень умелого художника. В чашечках некоторых цветков, на их стеблях и листьях, сидели обнаженные женщины. Некоторые цветы были раскрашены красной или зеленой краской пастельных оттенков. Рядом с цветами и женщинами встречались отрывки текста, написанные от руки аккуратным старательным почерком. При вращении зонта все рисунки начинали смешиваться друг с другом, а потом сливались вместе, создавая, казалось, какое-то новое изображение, которое о чем-то говорило Анне, но задумываться об этом было некогда.

Она взяла зонт, раскрыла его и пошла по улице. Навстречу ей часто попадались прохожие с зонтами. Видимо, это была новая пражская мода — защищаться зонтами от солнца.

Через несколько мгновений телефон, лежащий у нее в сумке, начал тихонько пиликать, наигрывая незнакомую, но приятную мелодию, которую Анна никогда не слышала и которая искрилась радостными звуками флейты и каких-то старинных струнных и духовых инструментов. Анна взяла трубку и услышала голос сына:

- Привет, мам! Ты сейчас где? Я подъеду к тебе с Таней, и мы поболтаем.

- Здравствуй, родной! Конечно, приезжай! - она так давно мечтала его увидеть или хотя бы просто поговорить с ним спокойно, чтобы никто не мешал. На глазах ее почти появились слезы. Стараясь скрыть их, она говорила преувеличенно бодрым голосом, что к счастью, ей вполне удавалось. Сейчас ей всё удавалось!

- Встретимся, как обычно, у хвоста коня Вацлава. Мам, ты найдешь сама Вацлавскую площадь, ты ведь давно здесь не была?

- Конечно, найду, о чем ты, такое не забудет даже твоя склеротичная старушка-мать. А почему у хвоста? Настоящие пражане всегда встречаются у морды коня.

- Вот именно поэтому! У морды слишком много народу, не хочу, чтоб тебя затолкали там. Если у тебя и есть склероз, то только ювенильный, младенческий, это я тебе как врач говорю. До встречи, мы уже бежим к тебе! Чмок!

Увидев сына, она стала рассматривать его тайком, чтобы не смущать. Они не виделись уже два года. Он так изменился. Уже седина в волосах, подумать только, ее маленький мальчик! Подросшая Таня выглядывала из-за его спины, недоверчиво глядя на бабушку.

Они шли по узким улочкам, периодически переговариваясь. Да говорить почему-то и не хотелось, главное, что они были, наконец, вместе.

Зной изнурял. Они прошли пешком, казалось, совсем недолго, но каким-то образом очутились на другом краю города, на Малой стране, в кафе под названием “У трех троек”. В ожидании заказа Кирилл вышел позвонить, Таня отправилась в дамскую комнату и Анна осталась за столиком одна. Решив немного позаботиться о своей внешности, страдающей от жары, она полезла в сумочку за пудрой и вдруг наткнулась рукой на газету. Видимо, случайно прихватила ее, когда выходила из отеля. Скомканная газета мешалась, захламляя и без того набитую ненужной ерундой сумку. Собираясь выкинуть ее, Анна, как всегда, машинально пробежала взглядом заголовки. Один из них гласил: “Продолжаются поиски манускрипта”.

Тут она вспомнила, что уже читала статью на эту тему.

Быстро пролистав газетные листы, повествующие о событиях чешской общественной и культурной жизни, она нашла то, что искала и начала внимательно читать интересующую ее статью.

Здесь описывались уже знакомые ей подробности о происхождении рукописи Манича. Однако несколько интересных деталей о возможных мотивах похищения документа заставили ее углубиться в чтение.

В статье рассказывалось о том, что манускриптом в течение последних нескольких лет активно интересовалась некая организация под названием “Хранители знаний”. Организация является международной и имеет штаб-квартиру в Чехии. Цели ее создании, состав и количество членов, а также источники финансирования на настоящий момент неизвестны. Однако официальные круги как Чехии, так и других стран не занимались расследованием деятельности “Хранителей знаний”, так как, с одной стороны, организация явно не являлась экстремистской, а с другой стороны, существенно помогала финансировать некоторые культурные проекты, связанные, в первую очередь, с библиофильством, а также являлась устроителем выставок книжных редкостей из личных собраний. Некоторое время назад представители организации пытались получить доступ к манускрипту Манича, рассчитывая купить его для частной коллекции одного западного коллекционера, имя которого не называлось. Это им не удалось, но сотрудникам организации был предоставлен доступ к документу в одной из пражских библиотек, где они активно работали над его расшифровкой. Особенных успехов им, по всей видимости, достичь не удалось. Вскоре манускрипт пропал.

Последний абзац статьи, где рассказывалось о том, кому могла понадобиться рукопись, воспринимался совсем уже странно. Якобы, если расшифровать текст не удавалось в течение такого долгого времени, а рукопись по утверждению экспертов была создана в 14 веке, то она, видимо, являлась одним из свидетельств существования цивилизации, которая не посчитала нужным раскрывать свои тайны. А теперь ее представители просто забрали ее назад. Куда - назад, автор статьи не упоминал.

Анна хмыкнула. Вмешательство пришельцев с других планет могло бы оправдать львиную долю всех краж и преступлений в нашей стране и по всему миру. Так что за поиски доказательств существования инопланетян нужно было бы засадить в России целые научно-исследовательские институты. Деятельность их могло бы спонсировать правительство, так как получение неопровержимых свидетельств вмешательства в земные дела извне было бы ему на руку. А доказать, как известно, можно всё, что угодно. “Странно, что до этого еще никто не додумался”, - с горькой иронией подумала Анна.

Дальнейшее продолжение статьи - разговоры с известными учеными - Анну особо не заинтересовало. Быстро пробежав эти отрывки взглядом, она поняла, что ничего путного никто из исследователей сказать не может.

Вернулся Кирилл, пришла и Таня. Анна выбросила из головы статью и отдала должное чешской кухне, которую многие ее соотечественники, живущие в Чехии, не любили, считая жирной и тяжелой. Сама она относилась к шпикачкам и кнедликам вполне доброжелательно. Анна заказала традиционное чешское блюдо с устрашающим русский слух названием “вепшокнедлозело”, что было сокращенным названием, которое целиком переводилось как “Запеченная свинина с кнедликами и (квашеной) капустой”. Аня пыталась как-то дома, в России, готовить кнедлики из купленной сыном в чешском супермаркете и присланной ей сухой смеси. Ничего вкусного из этого не получилось, хотя на приготовление кнедликов были брошены лучшие силы: приехала подруга, умеющая готовить, и они проторчали на кухне несколько часов.

Вообще, честно говоря, она готовить не любила. Может, это врожденный и неисправимый порок, может, дело в том, что родители никогда не учили и не заставляли ее это делать. Вряд ли это можно было бы объяснить ее ленью, она всегда была считалась трудолюбивой девочкой, хорошо училась и оправдывала все надежды, возлагавшиеся на нее родителями и старшими товарищами. Поэтому для нее самой так и осталось загадкой, почему без труда выучив, например, кто являлся в средние века и раннее новое время князем-избирателем Священной Римской империи (архиепископы Кёльнский, Майнцский и Трирский, пфальцграф Рейнский, маркграф Бранденбургский, герцог Саксонский и король Богемии), она не могла запомнить и освоить рецепт приготовления яичницы.

Выйдя замуж и оказавшись перед необходимостью готовить мужу обед, она начала, конечно, с полуфабрикатов. С гордостью раскладывая на столе “выброшенные” в ближайшем универсаме и взятые с боем сосиски, завернутые в плотную грубую бумагу с деревянными прожилками, Аня звонила подруге. Правда, на вопрос “В какую воду бросают сосиски: в холодную или в горячую?” она слышала много нелицеприятного, но муж не умер от голода в первые месяцы их совместной жизни, и уж, конечно, после, когда она перешла к приготовлению более основательных блюд. Ей никогда не забыть первую курицу, принесенную из магазина под названием “стекляшка” (в этом здании были стеклянные окна от пола до потолка) в сетке авоське, сквозь ячейки которой проваливалась куриная голова, болтавшаяся почти до земли на тонкой синей шее. Желтые куриные лапы торчали с другой стороны, приковывая к себе взгляд, и напоминая Анне сказку про избушку на курьих ножках. Дома муж помогал обжигать торчащие из курицы волоски паяльной лампой. Все цивилизованные люди с легкостью и удовольствием делали это над газовой плитой, но, увы, у них плита была электрическая.

Муж Миша готовил хорошо, так что на выходных проблем с едой не было. Он говорил, что кулинария — всего-навсего одна из областей химии, и не самая наукоемкая, так что у него, как у сотрудника химико-технологического института, проблем с ней возникнуть не может. Потом Анна, конечно, научилась и сама готовить любые блюда, начиная с борща и заканчивая эклерами, но удовольствие от процесса приготовления пищи так и не научилась получать.

Так что для Анны поход в ресторан всегда был радостным событием, избавляющим ее от необходимости либо стоять у плиты, что было неприятно, либо есть какую-нибудь неполезную вкусность типа сухих макарон “Роллтон”, что было вредно.

Время в кафе прошло незаметно. Вот уже сын расплатился, и они вышли на улицу. Темнело. Время и пространство сейчас стали почему-то дискретными. Анне казалось, что она с небывалой легкостью перескакивает из одной обстановки в другую, не затрачивая на это ни времени, ни усилий.

Вот уже Кирилл проводил Анну до отеля. У входа в гостиницу они обнялись на прощание, внучка поцеловала бабушку в щеку. Затем отец и дочь взялись за руки и пошли по направлению к такси, а Анна стояла, смотрела им в след, и грусть окатывала ее изнутри тугой волной.

В номере Анна чувствовала себя неспокойно. Она никак не могла найти себе место, испытывая смутную потребность в каком-то действии. Даже привычное средство спасения как от беспокойства, так и от уныния — чтение — не действовало сейчас должным образом. Повертев в руках и полистав всё еще лежащие на столике у кровати журналы и газеты, она решительно встала. Приняв решение погулять немного перед сном, Анна вышла на улицу.

Фонари ярко светили, указывая дорогу, в конце которой виднелся какой-то парк. Анна пошла, попутно осматриваясь по сторонам. Людей на улице было много, видимо все, кто прятался от жары в дневное время, теперь выползли в блаженную прохладу вечерней Праги.

Она не заметила, что за ее променадом наблюдал мужчина. Он внимательно смотрел ей вслед, пока Анна не скрылась из вида. Затем он, нацепив солнечные очки, которые были вряд ли нужны в такое позднее время, быстро направился в сторону Национального проспекта. Но, не дойдя до него, свернул в переулок и пропал.

Анна же тем временем уже прошлась по парку. Выпила вкуснейшей газированной воды: “Сто лет не пила!”. И свернула в один из переулков. Странное ощущение охватило ее. Не поняв, в чем причина, она начала обеспокоенно озираться. Ничего необычного вокруг не было. Те же дома, неяркий свет фонарей. Далекие звуки машин с одной из больших улиц. Из окон порой долетали звуки смеха и разговоров.

Пожав плечами, она пошла дальше. Прошло около пятнадцати минут, прежде чем она поняла, что заблудилась. Некоторое время поплутав, она смогла выйти из переулка на улицу.

Остановив прохожего, она почему-то на английском попыталась расспросить его о том, как ей пройти к отелю “Нулевой меридиан”, на что прохожий что-то невнятно буркнул и махнул рукой, потом отвернулся и быстрой походкой пошел дальше. Анна недоуменно посмотрела ему вслед, но затем пошла в указанном направлении.

Через некоторое время она поняла, что улица выводит ее на Староместскую площадь, странно, что она сама не поняла этого раньше. Она достаточно хорошо знала центральные районы города, прожив в свое время в Праге несколько лет. Вот стал хорошо виден Тынский собор и здание ратуши со знаменитыми курантами.

Анна издалека увидела их и в который раз восхитилась красивым и необычным оформлением циферблата. Подойдя ближе, она стала рассматривать центр огромных часов, где находилась Земля, вокруг которой медленно, почти незаметно, двигалось Солнце. Анна помнила: куранты устроены так, что каждый час приходят в движение фигуры, расположенные по обе стороны часов: Смерть, Тщеславие, Жадность и Турок, разыгрывая небольшое представление, а над ними раскрываются дверцы из которых появляются фигуры апостолов.

Ее охватил интерес - а как часы выглядят изнутри? Анне настолько сильно захотелось побывать там, что она, поддавшись внезапному желанию, пошла прямо к башне.

К огромному удивлению, дверь была чуть приотворена. Из-за нее доносились приглушенные мужские голоса. Видимо, охранник и билетер отвлеклись и оставили дверь открытой.

Мышкой проскользнув в здание и ощущая при этом огромный прилив адреналина, Анна увидела винтовую лестницу, ведущую наверх. Она тихонько стала подниматься.

Изнутри часы выглядели еще более впечатляюще. Шестерни, цепи и другие механизмы, часть деталей которых относилась к 14 веку, двигались почти бесшумно, издавая только тихое монотонное постукивание и негромкий лязг. Где-то вдалеке было слышно мерное движение секундной стрелки часов.

Анна, затаив дыхание, поднялась по узкой лестнице поближе к механизмам, не глядя под ноги и не замечая ничего вокруг себя.

Шаг. Еще шаг наверх. Анна вблизи увидела красивые фигуры ангелов. Откуда-то сверху, шурша и падая вниз, летели листы пожелтевшей от времени бумаги. Она подошла поближе и попыталась поймать один из них. Ей это удалось, но, поймав его, ей пришлось сделать шаг вперед, чтобы удержать равновесие.

Следующий шаг оказался катастрофой. Нога запнулась обо что-то. Автоматически сделав шаг второй ногой, Анна ощутила, что та ступает в пустоту. Аня в порыве отчаяния зацепилась рукой за железную цепь, но та, скользкая от масла, предательски вынырнула из руки.

Наклон стал критическим. Аня поняла, что падает. Через доли секунды Аня, окончательно потеряв опору, взмахнула руками, и ее крик эхом отдался от каменных стен, прыгая между бездушными фигурами. В последний момент листок в ее руке оказался напротив лица. Она увидела на нем изображение какой-то шкатулки или маленького сундучка.

Анна полетела вниз, в бесконечное, казалось, темное пространство. Перед ней промелькнула встреченная перед приходом в село Сторожевое черная пантера. Глаза ее каким-то образом оказались прямо напротив глаз Анны, то ли обжигая, то ли замораживая. Последний укол ужаса и Анна достигла дна, смявшего ее тело, как бездумно сминает человеческая рука пустой спичечный коробок.

Глава 3

Жуткая вязкая темнота окутала тело Анны со всех сторон. Ни единого источника света. Ни дуновения ветра. Но ощущение, будто она летит, а не статично замерла в пространстве, тем не менее, не отпускало. Ей хотелось вырваться из этого непонятного состояния, но она ощущала себя бессильной. Через некоторое время, отмерить которое не представлялось возможным, она поняла, что тьма становится менее густой. Как будто туман постепенно рассеивался перед ней, обрывки его разлетались в разные стороны. Анна поняла, что набирает скорость. Несвязные образы проносились перед глазами, она не успевала их ухватить, как будто смотрела 25-ый кадр. Анна захлебывалась ими. Паника охватила все ее существо. Она начала метаться в разные стороны, но поток, не замечая ее стараний, тащил вперед. Отчаявшись, Анна прекратила попытки сопротивления и попыталась думать. Мысли сразу уносились, только родившись в ее сознании.

Внезапно одна из картинок, появившихся далеко впереди, приковала ее внимание. На фоне остальных она выглядела особенно отчетливой и яркой. Интуитивно поняв, что нужно двигаться именно к ней, Анна начала грести невидимыми руками, отталкиваться ногами, стараясь придерживаться выбранного направления. Прошло несколько секунд, и Анна словно нырнула в образ, затем все исчезло.

С громким вскриком-всхлипом Анна села на постели. Тело ныло, полностью покрытое холодным липким потом. Волосы разметались в разные стороны.

- Она очнулась! - следом за голосом в комнату вбежала знахарка. За ней степенно зашел виденный ранее Анной старик, который направил ее сюда.

Анна озиралась вокруг, всё еще глубоко и хрипло дыша. Она была в доме, в котором она еще вчера (а вчера ли? И сколько времени уже прошло?) легла спать, уставшая и сонная.

Знахарка присела на край кровати и дотронулась до лба Анны.

- Как себя чувствуешь? Пить хочешь? - знахарка с заботой заглянула ей в глаза.

- Да, - голос был севший, как будто Анна, вспомнив молодость, весь вечер проорала на рок-концерте, чего никогда не было, - все хорошо, все в порядке. - Она прокашлялась.

У знахарки, откуда ни возьмись, появилась в руках кружка с водой и Анна с благодарностью ощутила, как живительная влага вливается в нее. Напившись, она подняла более осмысленный взгляд на хозяйку.

- Что со мной произошло? - Анна задала этот вопрос, ощущая, как нелепо он звучит, повторенный много раз на разные лады за последние двое суток. При этом она пыталась осторожно ощупать свои руки и ноги, которые должны были быть переломанными. Как ни странно, тело было целым, хоть и ощущение, что она пробежала марафонскую дистанцию, не прошло.

- Все в порядке. Просто ты должна была пройти проверку. Теперь ты знаешь, куда тебе двигаться, и что делать. Тебе еще предстоит узнать свою конечную цель и как ее достичь, но мы уже не можем помочь тебе. В наших силах лишь указать верное направление. Дальше ты сама, - закончив свою речь, знахарка обернулась к старику.

Тот одобрительно кивнул и устремил свой пронзительный взор на Анну.

Анна поежилась.

- Ты, дитя, не бойся, - старик чуть заметно улыбнулся, - впереди тебя ждут разные события, предстоит еще много всего сделать. Я вижу, что душа у тебя добрая, поэтому мы поможем тебе. Соберем в дорогу еды, дадим необходимые вещи. Приходи в себя и спускайся вниз.

Старик вышел, знахарка, улыбнувшись Анне, пошла следом за ним.

Анна села, скинула, наконец, одеяло и принялась оглядывать себя в поисках переломов, травм, ну хотя бы синяков. Ничего интересного или шокирующего не обнаружилось. Тоже мне “дитя”, подумала Анна. Вполне себе бабушка, весом 80 килограмм и с сединой в волосах, которую она часто забывала или не считала нужным закрашивать, за что ее ругала начальница. “О чем это я? Какая начальница? Прощай Москва, дом, работа, я теперь буду выполнять здесь (где?) какую-то миссию. А может, я в психушке? Это может многое объяснить. И странно, что возвращаться в привычную жизнь не хочется почему-то. Разве что для того, чтобы Люсю покормить”. Ответственность была важным качеством нашей героини, и мысль о голодной собаке смутно терзала ее, несмотря на все события, которые могли отвлечь кого угодно от чего угодно.

Анна встала и оглянулась в поисках одежды. Рядом с кроватью стояла невысокая деревянная табуретка. На ней лежал аккуратно сложенный костюм, включающий в себя узкие темно-синие брюки, напоминающие современные лосины, нижнюю рубашку из тонкого полупрозрачного материла вроде батиста и плотную длинную верхнюю куртку примерно до колена, сделанную из бархата глубокого синего цвета с украшениями в виде тонкой золотой вышивки на груди и плечах. Рядом на полу стояли кожаные сапоги на небольшом устойчивом каблуке. Все это было новым, явно хорошего качества, но чуть-чуть грубовато сделанным, что выдавало искусную ручную работу. Ее собственной одежды и обуви нигде рядом не было видно.

- Ну вот, “дитя”, на старости лет в лосинах будешь ходить,- проговорила вслух и усмехнулась Анна.

Мысленно махнув на все рукой, она надела на себя лежавшее на табуретке облачение и обулась. Непривычная одежда была как будто сшита на нее в ателье и сапожки подошли по размеру. Страшно было взглянуть на себя в зеркало. Анна боялась, что предстанет перед собой и окружающими в смешном виде. Но зеркала в комнате не оказалось и Анна, облегченно вздохнув, с удовольствием погладила рукой бархат жакета и решительно открыла дверь.

Анна спустилась по лестнице и оказалась в помещении, где ужинала вчера. Комната была залита солнечным светом, можно было хорошо разглядеть белоснежные занавески на окнах и красивый вышитый узор на скатерти. На столе ее уже ждала тарелка ароматного грибного супа с большим ломтем хлеба. Рядом стояла масленка с настоящим деревенским сливочным маслом.

Она уже давно не ела с таким удовольствием. Опять вспомнились поездки в деревню к бабушке.

В голове всплыла история из раннего детства. Ей было лет восемь. В деревню она приехала тогда в первый раз. Цыплята, куры, лошади, коровы - все было ей в новинку. Родители - горожане решили показать дитятку, как живется в деревне. На целый день они оставили ее под присмотром бабки и в окружении ребятишек чуть постарше, позволив гулять, где вздумается.

Сначала она навестила курятник. Даже подержала на руках парочку цыплят. Они, к слову сказать, ей очень понравились. В голове маленькой Ани созрел план, как уговорить родителей взять такую пушистую лапочку домой, в город. Но план был забыт, как только бабка повела ее в коровник.

Большие животные стояли, лениво пожевывая жвачку. Вымя у них раздувались, как воздушные шары, которые Аня, видевшая их как-то раз на празднике, успела полюбить всем сердцем.

Бабушка предложила Анечке подоить корову. Та с восторгом согласилась.

Первая струя ударила куда-то в район ноги. Вторая прямиком в кота, который лежал и мирно отдыхал на кипе соломы. Не ожидавший подобного обращения мурлыка, с негодованием вскочил, облизываясь по пути, и гневно моргая желтыми глазами на девочку.

А та словно не замечала, что молоко-то, собственно, идет не туда, куда надо. Следующим нажатием Анна попала в подошедшую бабушку, которая хотела объяснить, как направлять тугие струи в ведерко. Бабушка от неожиданности ойкнула и отскочила, чем вызвала здоровый детский смех Анечки.

Ну, чтобы уж совсем не умалять способностей нашей героини, надо упомянуть, что с пятого раза дело пошло как по маслу, и она, подоив еще немного, встала и уступила место бабушке, которая ловко и споро начала делать привычную работу. Собственно, на этом ее близкое знакомство с данным видом парнокопытных закончилось. Потом Анна еще попила парного молока, удивляясь, как это получается, что корова ест зеленую невкусную траву, а потом дает людям такое белое и аппетитное лакомство.

Закончив есть, Анна встала и тут же услышала, как ее зовут с улицы. Выйдя во двор, Анна первым делом увидела очень красивую лошадь. Точнее, ее можно было назвать лошадью, если бы не странная окраска, которую по цвету можно сравнить с выброшенными на берег морскими водорослями, каких полно бывает на пляже в Крыму. Вторая деталь, которую было сложно не заметить - странные перепончатые уши, за которыми аккуратными темно-фиолетовыми локонами спускалась грива.

Конь, а это все-таки был он, настороженно смотрел на незнакомку. Взгляд его темных блестящих глаз был пронизан умом.

- Подойди, познакомься, - знахарка поманила Анну, - это твой новый друг. Он поможет тебе добраться до цели.

Анна подошла поближе к великолепному животному. Привязанный за повод к изгороди конь потянулся к ней и недоверчиво понюхал протянутую ладонь. Дыхание его было теплым и порывистым. Тугие мышцы на ногах вздулись, конь нервно рыл копытом землю. Было видно, что волнуется не только Анна.

- Его зовут Джой. Он довольно спокойный, но иногда может показать характер. Ты будь с ним поласковее, и помни, что он такое же разумное существо, как и мы с тобой.

Конь фыркнул. Анна с опаской подошла к нему, погладила его аккуратно по морде, заглянула в глубокие глаза.

Единственное более или менее близкое знакомство с лошадьми, если не считать описанного посещения бабушкиного дома в деревне, у Анны состоялось много лет назад на Московском ипподроме. Туда их с Мишей пригласил один из его приятелей, часто бывавший на бегах и называющий себя в шутку “долгоиграющим проигрывателем”. Анну поразило тогда, что во время забега у лошадей на ушах были забавные черные колпачки. Ей объяснили, что они нужны для того, чтобы при приближении к финишной черте жокей мог дернуть за привязанные к ним веревки и оглушительный шум трибун ворвался в лошадиные уши, побуждая уставшее животное сделать сильный рывок вперед, к финишу. “Нам всем иногда нужны такие колпачки. Иногда испугаться бывает полезно. Вопрос в том, кто дергает за веревочки”,- подумала тогда Аня.

“Это мне, значит, придется на нем верхом ездить, - Анна вернулась к действительности, - да мне на него даже не забраться и управлять я им не смогу! Что ж это делается, люди добрые! А если я свалюсь с него?! Ногу сломаю или еще что-нибудь похуже? Если похуже, значит, голову”, - Анна развила свою мысль до конца, представив, как она валяется в какой-нибудь придорожной канаве со сломанными руками, ногами, головой и позвоночником. Вздрогнув от представившейся ей брутальной картины, она оглянулась к своей собеседнице.

- А другого…- она хотела сказать, “нет ли здесь другого средства передвижения”, но увидела, что знахарка уже ушла в дом. Совесть подсказывала Анне, что требовать больше того, что ей предложили, невежливо, а здравый смысл шептал, что ничего другого в свете осуществления ждущей ее таинственной миссии ей и не положено. Да и в глубине души, несмотря на страх перед сильным животным, весящим около полтонны, ей хотелось прокатиться на нем. В виденных ею фильмах, таких как “Три мушкетера” и “Гардемарины”, герои скакали на конях галопом по полям, по лесам, нынче здесь, завтра там, а сидевшие на них артисты, судя по их довольным лицам, кажется, не испытывали слишком сильного дискомфорта. Да и ее способности к верховой езде могли развиться в этом экзотическом краю. “Будь что будет”,- подумала Аня.

Джой миролюбиво тряхнул гривой, как будто отвечая ее мыслям, сделал шаг вперед и опустил голову на плечо Анне. Контакт был установлен.

Внезапно она ощутила, что конь радуется. Причем ощутила она это именно физически, как будто чувства ее нового знакомого перешли к ней.

В течение следующего получаса Анна собралась, нагрузила коня холщовыми мешками с провизией и глиняным кувшином с водой (новый экологический стиль ее жизни не предполагал, конечно, использование пластиковых бутылок) и попрощалась с новыми знакомыми.

Впереди лежал долгий путь в, как ей объяснили, столицу здешнего государства. Данное ей, наконец, хоть какое-то описание местности, где она находится, делало ясным далеко не всё, а наоборот, вызвало у нее серию новых вопросов. Рассказ ее знакомых напоминал сказку или пересказ какого-то древнего эпоса.

Город Сейт располагался на берегу реки Исс, неподалеку от Вечного леса, опоясывавшего континент (это, по мнению здешних жителей, был целый континент или материк) ровно по центру. Чтобы добраться до него, необходимо было дойти до реки, пройти через лес, войти в ущелье Драконьего хребта, ибо до перевала нужно делать огромный крюк, а затем опять пройти через лес. На вопрос о наличии в ущелье драконов, однозначного ответа получить не удалось. Ну, и на том спасибо.

В итоге путник должен был оказаться у озера Света, откуда открывался вид на каменную столицу Верхнего государства. Озеро нужно было обойти или переплыть. При последних словах Анна представила, как она на лошади переплывает озеро. Вот уж, действительно, как говорил ее сын, картина Репина “Приплыли”…

Старик дал Анне карту, грубо намалеванную на куске тонко выделанной кожи. На ней был отмечен приблизительный маршрут ее движения.

Анна попрощалась с новыми знакомыми и с помощью табуретки с третьей попытки взгромоздилась на коня, к счастью, к этому времени уже оседланного. Медленным шагом она направила Джоя к лесу, испуганно держась за поводья.

Первые полчаса путешествия Аня гордилась своими потрясающими способностями к верховой езде, гордо покачиваясь в седле и наслаждаясь ритмичными движениями лошади.

Но вступив под густые кроны деревьев, конь остановился, широко раздувая ноздри и громко фыркая. Аня попыталась пошлепать его ногами по бокам, но Джой не реагировал. Волшебное слово “Но!” тоже почему-то не действовало. Десятиминутные попытки сдвинуть коня с места, не слезая с седла, оказались бесплодными.

С тихим оханьем, представляя себе, как она будет забираться обратно, Анна сползла с коня и принялась осматривать дорогу впереди. Ничего потенциально опасного, по крайней мере, на первый взгляд, видно не было.

Деревья мирно покачивались под порывами налетавшего ветра. Непривычные голоса птиц раздавались по лесу. Где-то вдалеке проревел какой-то зверь.

Джой по-прежнему не хотел никуда идти. Испуганно косясь на лес, он стоял, перебирая стройными ногами и периодически вскидывая голову.

Аня подошла и погладила его по морде, заглянула в глаза.

- Ну что ты? Что такое? - Ане казалось, что Джой прекрасно ее понимает. Конь чуть-чуть толкнул ее руку мордой, а затем повернулся и медленно пошел в сторону от протоптанной тропинки.

Аня двинулась за ним, не выпуская из рук повод:

- Куда ты? У меня только одна дорога тут отмечена. Как мы до реки дойдем?

Джой фыркнул и прибавил шаг. Аня потащилась следом.

Так они прошли немного, затем Анна твердо решила во что то бы то ни стало сесть в седло, смутно чувствуя, что если она не сядет сейчас, то устав от пешей прогулки по лесу, она точно не сможет этого сделать. Она потянула Джоя за повод в сторону высокого пня. Он хитро взглянул на нее и послушно зашагал в выбранном Анной направлении. К счастью, с пня удалось благополучно сесть в седло и, с облегчением вздохнув, Анна предоставила Джою выбор пути. Конь шагом направился куда-то в сторону, параллельную лесу.

Так они ехали на протяжении нескольких часов.

Она уже как раз начала засыпать в седле, склоняясь к шелковистой гриве коня, как впереди послышался шум воды. Река Исс возникла перед путниками во всем своем великолепии.

Волны неслись быстрым потоком. Белые буруны клокотали вокруг стремнины и у камней около берега.