Грибная красавица

Бонусный рассказ - история Тени

Рисуя смерть

- Простите меня, святой отец, ибо грешна я, - женщина склонила голову перед священником.

- Поведай, что тебя тревожит, и станет легче, - отец Георг был стар, но его ясные синие глаза лучились мудростью.

Он поднял женщину с колен и усадил на скамью со словами:

- Негоже стоять на холодном полу, да и мне легче сидеть. Прошу тебя, дочь моя, расскажи все с самого начала. Я никуда не тороплюсь.

Женщина неловко присела рядом, опустила глаза, ее голос был тих и печален.

- Госпожа смутила мои мысли, и теперь я сомневаюсь. Возможно ли, что она прознала обо мне то, что я сама скрывала от себя? Сколько себя помню, я всегда рисовала что-нибудь. Сначала мои родители не обращали на это внимание, а потом... Я была младшим ребенком, меня всегда баловали и никогда ни в чем не отказывали. Поэтому меня вместе с сестрой отправили учиться рисунку у лучших мастеров. И очень скоро я превзошла учителей, мои рисунки стали заказывать богатые и знатные...

- Тень, твои рисунки изумительны, я никогда не видел подобного мастерства, - подбодрил старик замолчавшую женщину.

- Но хозяйка говорит, что я безумна, потому что другие так не умеют... Вы знаете, святой отец, какое неизъяснимое наслаждение доставляет запечатленная на холсте красота? Я находила ее везде, в любом человеке. Смотрела на рябую тощую девицу, а видела, какая у нее совершенная форма носа. Глядя на уродливого карлика в цирке, я видела лишь его глаза, печальные и до дрожи прекрасные своей глубокой синевой. Замечала толстую крикливую торговку на рынке, а видела ее густые черные волосы, льющиеся тягучей смолой в косе.

В церковь неслышно зашла высокая худая девушка и замерла, услышав разговор.

- Знаете, однажды мне заказал портрет один очень знатный вельможа, княжий воевода, что командовал солдатами, бывал в сражениях, проливал кровь. Этот мужчина до одури боялся тещи, очень старой и богатой помчицы, которая держала в страхе всю семью. Старая карга, как он ее называл, была строгих правил, и брак своей дочери до сих пор считала мезальянсом, хотя у нее уже были внуки и правнуки. Вельможа очень просил угодить с портретом его теще, и я согласилась. Когда я впервые ее увидела, то просто застыла. Для них она была старым чудовищем, которое изводило всю семью бесконечными капризами, а я... Я видела перед собой юную гордую девушку, с изящным профилем и сильным подбородком. А ее глаза! В них было столько огня и упорства, что это просто завораживало... Я написала ее портрет. Только на нем она не была старухой, а вновь стала юной и прекрасной, исполненной затаенного и горького желания. Вельможа сначала возмутился, когда увидел портрет, но я уговорила показать его старой женщине. Знаете, она заплакала! Всегда чопорная, холодная, жесткая, эта женщина плакала, смотря на отражение молодости и утраченных надежд... Мне нравилось видеть красоту в людях и рисовать ее, делая их чуточку лучше. Но потом я потеряла свой дар...

Тень замолчала, а священник ее не торопил. Девица оставалась незамеченной.

- Откуда госпожа узнала, что я любила рисовать на берегу? Не представляю... Она такая странная... Знаете, в природе нет некрасивого, там все прекрасно. Даже ужасная стихия, разрушающая все на своем пути, все равно прекрасна в диком неистовстве, завораживает и сводит с ума. Я обожала рисовать рассветы. Каждый раз восход солнца был другим, иное сочетание цветов, узор облаков, блики на морской глади. А люди... Они прекрасны лишь в своем несовершенстве... А он... Он был прекрасен до совершенства природного явления.

Девица презрительно скривилась и неслышно скользнула на скамью, встряхнув льняной гривой волос. Она намеревалась услышать весь рассказ и приготовилась ждать.

- Идеальные черты лица, кожа без единого изъяна, гордый профиль, темные густые волосы, отлично сложенная фигура... Знаете, святой отец, его можно было разделить на отдельные фрагменты, и каждый из них был бы совершенен. Меня это настолько поразило, что я застыла в каком-то благоговении перед ним. Он меня что-то спрашивал, а я даже не понимала, просто мечтала, что нарисую его. Много-много раз.

- Ты влюбилась, дочь моя, - отечески улыбнулся отец Георг. - В этом нет ничего плохого.

- Я тоже так думала. Его звали Гийом Ривер, благородный крет, без копейки за душой. Так презрительно отозвался о нем мой отец. Он был категорически против свадьбы, а мать не осмелилась ему перечить. Но я была влюблена. Поэтому и сбежала... Отцу пришлось согласиться на свадьбу, когда я уже носила под сердцем дитя. Скрипя зубами, папа раскошелился на венчание и выделил нам скромное содержание. Моего любимого он так и не принял. Отношения портились, потому что мать Гийома меня тоже не признала. Она считала меня богатой выскочкой и простолюдинкой, недостойной ее благородного семейства, хотя сама ходила в обносках и жила впроголодь. Мы купили крохотный домик, чтобы не мозолить глаза нашим семьям. Я искренне верила, что мы будем счастливы вопреки всему...

Женщина устало вздохнула, ее голос звучал совсем тихо. Девица нахмурилась и неслышно пересела поближе.

- Я продолжала рисовать, и мне хорошо платили за картины. Гийом пытался устроиться на службу в охрану вояга, но его не взяли, а идти простым стражником он не хотел. Он стал пить и пропадать где-то по вечерам, у него обнаружились карточные долги. А когда я уже была на сносях, он впервые ударил меня...

Тень замолчала, и отец Георг успокаивающе погладил ее по руке. Девица покачала головой.

- Он потом долго извинялся, прощение вымаливал. И я простила... Я его любила так сильно, что даже помыслить не могла... Находила ему оправдания... И даже сейчас... после всего... Потом родилась моя девочка... Отец Георг, вот откуда госпожа могла узнать, что у меня дочь? Никто ей не говорил и не мог сказать, это точно. Моя красавица Александра...

Лицо женщины просияло теплой улыбкой, сделавшись на миг молодым, а лицо девицы, наоборот, стало злым и жестоким.

- Я души в ней не чаяла и ради нее была готова все стерпеть. Гийом стал поднимать на меня руку все чаще и чаще. Теперь он даже не извинялся, обвинял меня в том, что я погубила его карьеру, что мы живем впроголодь, потому что я слишком гордая, чтобы просить у отца денег. Я боялась жаловаться родителям. Мать слегла с сердцем, и мне не хотелось, чтобы она из-за меня волновалась. Я прятала синяки под гримом и вуалью, но самое страшное, что я стала терять дар... Теперь я писала другие картины. Как будто мне на глаза кто-то и в самом деле накинул черную вуаль безнадежности. Я видела скрытые пороки и переносила их на холст, сама того не ведая. На заказанном портрете одной замужней знатной дамы в игре теней за ее плечом легко различался молодой любовник, склонившийся в поцелуе над ее обнаженным плечом. Случился скандал, тем более, что муж узнал лицо любовника. На милом портрете невинной девочки оказался... Господи, я как вспомню, мне не по себе делается... Такой стыд и ужас... Там уже скандалом не обошлось, ведь это было совращение ребенка... Гийом зверел, потому что я сидела без заказов. Никто не хотел ко мне обращаться, заказов не было, долги копились, иногда даже хлеба было не купить... Он стал так сильно меня избивать, что иногда мне казалось, что я умру... Сломал мне ребра, вся левая часть онемела и перестала слушаться... Я едва могла ходить. Если бы не доченька, только ради нее я еще существовала... А потом умерла мама...

Отец Георг тяжело вздохнул и промолвил:

- Мир ее праху, да вернется ее душа в бесконечную благодать Источника.

- Я словно отупела... Существовала, как животное, которое живет лишь сиюминутными потребностями: есть, пить, спать, не испытывать боли... Сестра пыталась меня вырвать из этого странного оцепенения, постоянно приходила, хотя раньше даже знаться со мной не хотела, кричала, ругалась, что-то требовала. А мне стало все равно. Мир вокруг меня стал выцветать и терять краски. Все краски, кроме одной. Алой, странно-прекрасной, багряной, как закат, как раздавленная вишня, как сама смерть... Она появлялась на холстах. В левой руке я держала нож, а правой стирала кровавую пелену, из которой проступал кошмар. Окровавленное тело мужа на полу, он был мертв. Я сходила с ума... Я уничтожала картину, а на следующий день она опять появлялась, хотя я не помнила, как ее писала. Господи, да у меня даже денег уже не было на холст и краски... Одну краску... А однажды кошмар стал реальностью. Муж увидел картину, озверел, стал так страшно бить, что Александра, моя девочка...

Женщина всхлипнула.

- Она бросилась меня защищать... Кроха малая, она обняла меня, закрывая от отца, а он... Он отшвырнул ее в сторону, словно слепого кутенка... Дальше я ничего не помню... Я очнулась с ножом в руке, а рядом мертвое тело мужа... И картина, на которой моя рука с ножом и его мертвое тело. Я плохо помню, что было дальше. Меня забрали стражники, обвинили в убийстве. Я совсем не помнила, как его убила... Но я столько раз это рисовала, что... Сестра навестила меня в тюрьме всего один раз, сообщив, что отец не желает больше меня видеть. Никогда. Я умоляла ее позаботиться об Александре, и она согласилась. Я подписала все, что требовалось, и... Был суд, меня признали виновной, но вместо каторги отправили в рабство, по требованию матери Гийома. Чтобы обеспечить с моей продажи ее одинокую старость... Представляете, она еще хотела, чтобы и мою девочку, ее внучку, отдали ей на воспитание! Я благодарна сестре за то, что она заранее позаботилась, чтобы этого не произошло...

Девица покачала головой и нахмурилась. Священник успокаивающе сказал:

- Ты убила, защищая свое дитя и себя. Хоть убийство человека и является тяжелым грехом, однако есть милость Единого, она безгранична. Ты покаялась в грехах и искупила свой грех, ты заслужила Его прощение.

- Отец Георг, я боюсь рисовать... Понимаете, я ведь тогда нарисовала смерть мужа... А госпожа заставляет меня это делать, рисовать ее...

- Тень, - тяжело вздохнул старик, - твои рисунки помогли поймать колдунью и спасти детские жизни. Когда мы отправились с обыском в поместье той женщины, там были дети... Ты бы искупила свой грех сполна, даже если бы спасла жизнь одному ребенку, а там их было несколько десятков... И только Единый знает, сколько могло бы быть еще...

- Да нет же! Это моя госпожа... Хоть она и странная, и жестокая порой, да вот только это она их спасла. Она и без меня все узнала о колдунье... Мне так страшно рисовать ее...

- Хватит! - резкий окрик оборвал женщину, заставив ее пугливо втянуть голову в плечи и сжаться в комок.

Девица поднялась с места, подошла к Тени и застыла напротив сидящих. На ее лице была написана усталая брезгливость.

- Не перестаю удивляться человеческой глупости...

- Госпожа Хризштайн, - с мягким упреком сказал церковник. - Вы подслушивали? Это недостойно...

- Помолчите, святой отец, - также устало оборвала старика девица. - Тень, скажи на милость, с чего ты решила, что убила мужа?

- Но как же... - растерянно подняла глаза невольница. - Ведь нож и картина... Я же...

- Что ты постоянно бубнишь? Голову включать не пробовала? Ты же типичная жертва, всепрощающая и подставляющую вторую щеку... Ты ж небось еще и мучителю своему супчики готовила, обстирывала да ублажала? А потом вдруг за нож схватилась? Не смеши меня...

- Я и вправду не помню, как все было, но...

- Материнский инстинкт, госпожа Хризштайн, способен толкнуть женщину и на более отчаянные поступки. Вы поймете это, когда сами станете матерью...

Девица сделала резкий шаг к священнику и угрожающе нависла над ним.

- Почему же ее материнский инстинкт не подсказал ей бежать и спасать свое дитя от изверга-отца еще раньше? Почему она преступно подвергала свою дочь опасности, живя рядом с таким человеком? Или же она думала, что он исправится? Милостью Единого? Бесконечной и благодатной?

Девица Хризштайн расхохоталась так, что ее несчастная невольница побледнела, а старик поежился. Далее последовали быстрые вопросы, больше похожие на словесные удары, на которые смятенная женщина едва успевала отвечать.

- В какой руке у тебя был нож, когда ты пришла в себя?

- В левой... кажется...

- Сколько ранений было на теле твоего мужа? Одно-два? Больше?

- Больше... Не помню... Не смотрела... Но много...

- Прекрати бубнить и отвечай быстро и четко. Сколько лет было твоей дочери?

- Четыре. Совсем еще кроха, но такая...

- Где она была, когда ты очнулась?

- Что? Я не...

- Ты сказала, что она бросилась тебя защищать, и Гийом ее отшвырнул. Где она была? Она видела, как ты убивала?

Женщина побледнела так страшно, что отец Георг обеспокоенно пробормотал:

- Я принесу вам воды...

- Господи, неужели моя девочка все видела...

- Хватит сопли везти! Отвечай! Быстро! Где она была, когда ты очнулась?

- Не знаю... Я не видела ее... Господи Единый!..

Девица Хризштайн без всяких колебаний ударила невольницу по щеке, та дернулась и замолчала, глядя на свою мучительницу большими несчастными глазами.

- Я сказала, отвечать четко и быстро. Рыдать потом будешь. Гийом был пьян в тот день?

- Да, он вернулся рано, обычно допоздна засиживался в кабаке...

- Какой был нож? Кухонный? Охотничий? Или кинжал?

- Я не п-п-помню...

Девица склонилась над невольницей и заглянула той в глаза.

- Вспоминай. Ты держала его в руке. Какая была на ощупь рукоять? Привычная? Как у кухонного ножа?

- Н-нет, точно нет... Она была большая, неудобная и липкая от крови...

- Охотничий нож. Понятно. У Гийома был такой?

- Не знаю...

- Да что ты вообще знаешь, клуша недобитая! - взъярилась девица. - Он тебя, что, и по голове бил?

- Да...

- Демон!.. Вот дура! Сестра к тебе часто приходила?

- Да. Она после смерти матери сильно изменилась...

- Ты сказала, что вас вместе отправили учиться рисунку. Она тоже рисовала?

- Да, но ее живопись мало интересовала. Равена быстро выскочила замуж за богатого купца, отец приводил ее мне в пример...

- Картины с кровавыми сценами появлялись каждый день?

- Нет, но часто... Однажды Равена увидела одну из них, сказала, что я ненормальная, стала насмехаться, что я могу лишь рисовать, что никогда не осмелюсь на самом деле за себя постоять. Мне было так стыдно...

- Твоя сестра левша?

- Что? Да, она... Она так и не смогла переучиться, хотя отец сильно злился из-за этого...

- Твой отец был богат?

- Да, он владел рудниками на севере. Они приносили хороший доход.

- И последний вопрос. У Равены были свои дети?

- Нет. Отец так сильно хотел внука, что она даже надумала обмануть его ложной беременностью, но обман вскрылся и...

- Поздравляю тебя, Тень.

- С чем?

- С тем, что ты честно заслужила звание феерической идиотки княжества! Это ж надо, так...

- Госпожа Хризштайн, - оборвал ее старик, - мне, как и Тени, неприятны ваши постоянные оскорбления и...

- А мне невыносима глупость! Господи, Тень, ну подумай же ты хоть раз в жизни. Ты не левша, ты рисуешь правой рукой. С чего на рисунках ты нож вдруг стала держать в левой? С чего ты бросилась на мужа, сжимая нож в левой? А еще ты сама обмолвилась, что муж сломал тебя ребра с левой стороны. Мне прекрасно известно, какая это жуткая боль. Ты даже рукой бы пошевелить не смогла, не говоря уже о том, чтобы забрать кинжал у пьяного озверевшего мужа и нанести ему несколько ножевых ранений... Даже если предположить временное помрачнение сознания...

- Я не думала об этом... Но если не я, то кто?..

- Сначала я подумала о ребенке. Но четырехлетняя девочка едва ли бы смогла заколоть отца...

- Не смейте! Не смейте такого говорить!

- Ишь ты, какие мы смелые вдруг стали... - задумчиво склонила голову набок девица Хризштайн, разглядывая покрасневшее лицо невольницы. - Нет, думаю, все было намного проще. Гийом тебя избил и отправился отсыпаться. Пришла твоя сестра. Та самая, которая приносила тебе картины. Она писала их с себя и подсовывала тебе, надеясь довести тебя до убийства. Или помешательства. Она оценила обстановку, увидела, что ты без сознания, нашла Гийома, вытащила у него нож и спокойно заколола его. Потом вложила тебе кинжал в руку, измазала в крови и ушла, забрав с собой Александру.

- Но почему? Я не верю, нет, не верю!..

- Думаю, ты стала сильно мешать сестре после смерти матери. Твой отец стал вдовцом и наверняка задумался о составлении завещания. А внучку ему подарила только ты. Смею предположить, что он все завещал твоей Александре. А сестричка наверняка была жадной и завистливой... Хотя... Чему тут завидовать, дурости разве что? А, тебя ведь все равно не исправишь...

- Равена не могла, - убежденно покачала головой невольница. - Да, отношения между нами не ладились, но зачем ей убивать Гийома?

- Чтобы подставить тебя и забрать твою дочь. А вместе с ней и благосклонность отца, его деньги после смерти... И ей прекрасно все удалось провернуть.

- Но моя девочка... Я же хотела для нее...

- Сколько ей сейчас должно быть?

- Пятнадцать. В ноябре будет пятнадцать...

- Ну тогда еще есть шанс, что она жива, - цинично ухмыльнулась девица Хризштайн и досадливо поморщилась, неосторожно прислонившись плечом к алтарю. - Демон, пошли уже, мне нужен портрет воришки со склада в порту.

Она подхватила ошеломленную невольницу под руку и потащила за собой прочь из церкви. Отец Георг потрясенно смотрел им вслед, а когда они скрылись за дверью, тяжело вздохнул и преклонил колени перед алтарем. Эта несчастная женщина заслуживает милости Единого, как никто другой...