Грезить в Городе Печалей

Глава 1, в которой Джеффри Синклер воюет с минбарцами и их техникой

— Альфа семь, Альфа лидеру, я подбит!

Шумы заглушили остаток отчаянного крика. Едва успев крикнуть в ответ, лейтенант Вооруженых Сил Земли Джеффри Синклер увидел, как «Звездная фурия» Квинтона Орозко промелькнула у него над головой в тени от минбарского крейсера, оставляя за собой хвост огня и дыма.[1]

— Выравнивайся! Выравнивайся! Альфа семь!

— Он мертв.

Голос в наушнике шлема принадлежал Биллу Митчеллу. Синклер проверил показания приборов на панели управления, затем быстро осмотрелся через боковое стекло и прозрачную крышу кабины. Сколько человек из его эскадрильи все еще оставалось под бешеным огнем минбарцев? Сколько земных кораблей вообще еще осталось?

— Оставаться в боевом порядке! — приказал Синклер, разворачивая свою «Фурию» от Солнца по направлению к самой крупной, как казалось, группировке минбарских истребителей. — Держать строй. Чтобы никто не пробился, ни при каких условиях!

— Вас понял, — снова раздался голос Митчелла, затем всплеск шумов, и…

— Альфа-лидер! У тебя минбарец на хвосте!

Однако Синклер уже заметил его, но едва он приготовился произвести защитный маневр, не нарушая боевого порядка, как «Звездная фурия» Митчела вышла из строя и ушла по кривой вверх и назад, через голову Синклера по направлению к его преследователю. Остальные члены эскадрильи последовали за Митчелом.

— Он мой.

— Нет! Митчел! Оставаться в боевом порядке! Это может быть…

Приборы на панели управления Синклера сообщили, что огромная зона перехода открывается прямо за ним, прямо в слепящем блеске Солнца.

— Боже мой! Это ловушка!

Это не должно было быть возможно. Были даны гарантии, что будут непрерывно генерироваться широкомасштабные помехи на частоте образования воронок, так чтобы враги не могли открывать зоны перехода внутри Рубежа. Однако тень от огромного крейсера минбарцев, больше, чем он когда-либо видел раньше, выходившего из зоны перехода позади него, упала на истребитель Синклера. У эскадрильи Синклера был единственный шанс на спасение — обогнать крейсер и перегруппироваться. Но истребители, оставшиеся от первоначального отряда, были завлечены в западню и теперь полным ходом неслись как раз по направлению к кораблю.

— Митчел! В сторону! Уходи в сторону!

Но было уже поздно. Синклер увидел, как истребитель Митчела был разнесен на куски. «Фурия» Девора Эйзенштада — разорвана пополам. Истребитель Джейка Овасаки потерял управление и, бешено крутясь, врезался в «Фурию» Ало Макии, уничтожив обоих. В течении нескольких секунд все корабли его эскадрильи и все остальные корабли вокруг были уничтожены.

Энергетический луч с минбарского крейсера повредил оболочку верхнего двигателя Синклера, выведя машину из-под контроля. Компьютер равнодушно сообщил ему безрадостные новости, в то время как Синклер изо всех сил пытался восстановить управление кораблем:

— Задеты стабилизаторы форсажной системы. Система вооружения вышла из строя. Защитная сеть не функционирует. Атомный реактор приближается к критической массе. Минбарские корабли берут цель.

Синклер восстановил контроль над управлением своей «Звездной фурии» и развернул ее назад по направлению к достигшему угрожающих размеров минбарскому военному крейсеру.

— Ну уж нет! Только не так! — крикнул он, не заботясь о том, что они не могли его слышать. — Если уж мне суждено погибнуть, то я вас, негодяев, возьму с собой! Направление на главный крейсер. Таран на полной скорости. Включить форсаж по моей команде… Пуск!

Синклера отбросило на спинку сиденья в тот момент, как все оставшееся топливо в его истребителе было пущено на последнее, бешеное ускорение для столкновения с минбарским крейсером. Десять, девять, восемь, семь….

Однако что-то было не так, даже еще более ужасно не так, чем было мгновение назад. Минбарский крейсер менялся, он двигался, как живое существо, преображаясь перед глазами Синклера. Из корабля выросли длинные щупальца, мощная энергетическая волна пробежала вдоль них, собираясь в шар разрушительной энергии на их кончиках. Внезапно это оказался вовсе не минбарский крейсер. Это был ворлонский боевой корабль. И их были сотни, все сходящиеся к Вавилону 5, намеревающиеся уничтожить его космическую станцию. Но что это было там, за самым дальним ворлонским кораблем, двигающееся между точками далеких звезд? Какие-то тени, темные, тонкие и длинные, которые трудно увидеть и на которые сложно даже просто смотреть, не теряя из виду. Что происходит?

Прежде, чем Синклер успел бы среагировать, ослепительный свет залил сцену действия…

Веревки из металлического волокна впились в запястья и ноги Синклера, держа его неподвижным, подвешенным посреди затемненной комнаты, похожей на пещеру, где один столб яркого света освещал его. Чуть за гранью света он мог различить фигуры гуманоидного типа, одетые в балахоны и смахивающие скорее на тени. Мучения, которым эти существа подвергали его в течении — какого времени? часов? дней? — были настолько неописуемы, что сейчас он уже находился за гранью боли, которая пронизывала все его тело. Его сознание как бы плавало над всей этой сценой. Одна из фигур в балахонах с глубокими капюшонами приблизилась. Стоя перед ним, она подняла небольной треугольный предмет, который казался сделанным из проволоки и металла в форме треугольника с камнем, подвешенным в центре. Трилюминарий. Камень начал светиться.

— Кто вы? — Синклеру удалось произнести слова, несмотря на боль. — Почему вы это делаете?

Он попытался взглянуть на лицо под капюшоном — это был явно минбарец, но кто? Сейчас это мог быть Нерун, но опять же, это мог быть и Ратенн, или, быть может, это был Дженимер, Избранный, или — Деленн?

— Мы требуем твою душу, — произнес голос под балахоном, — как принадлежащую нам.

— Нет! — выкрикнул Синклер. Он попытался с усилием освободиться от связывающих его веревок, почувствовал, как они впились в его тело, как кровь побежала по его рукам и ногам. — НЕТ!

Синклер проснулся с криком и резко сел в кровати. Покрытый потом, с неистово бьющимся сердцем, он неудержимо дрожал от реальности и напряженности сна. В то же время, в течении короткого момента дезориентации, он не мог понять, где он находится. Это не была его комната на Вавилоне 5.

Медленно, он начал приходить в себя и успокаиваться. Он оглядел маленькую спальню, которая была тускло освещена маленькой жаровней, стоящей в одном из углов комнаты и наполненной какими-то светящимися камешками вместо углей. В комнате было две двери, обе закрыты, и ни одного окна. На стенах не было никаких украшений, и единственной мебелью, находившейся в комнате, были узкая, твердая кровать, на которой он сейчас сидел, одна низкая скамья с одеждой, акуратно сложенной на ней, и большой металлический сундук с инкрустацией в виде искусного треугольного узора из драгоценных камней.

Минбар. Он был на родной планете Минбарской Федерации — смертельных врагов Людей в прошлом, теперь же их самых могущественных союзников. Он находился в столице — Йедоре, в собственной квартире, расположенной в особом жилом квартале, отведенном специально для инопланетных посетителей и постояльцев, как он. Он был первым послом Земли на этой планете.

Синклер сообразил, что теперь он уже дрожал не столько ото сна, сколько от холода, царившего в комнате. Он спустил ноги с кровати, почувствовав под ними холодный, каменный пол. Он задержался в этом положении, чтобы это ощущение окончательно разбудило его, а также потому, что он знал, что движение в комнате активировало автоматические датчики, включающие отопление.

Он не был среди врагов. Он не был пленником на Минбаре. Он приехал сюда по собственной воле.

«Интересно, сколько времени», — подумал Синклер и усмехнулся над собой — он постоянно интересовался, сколько времени. Минбарский день длился двадцать часов и сорок семь минут. Начиная с момента его прибытия на Минбар немного меньше трех стандартных Земных недель назад, его чуть-менее-двадцати-пяти-часовые внутренние часы человеческого тела пытались перестроиться на более короткие минбарские дни, из-за чего он постоянно чувствовал себя как будто после самолетного перелета.

Вздохнув, он встал и подошел к скамье, на которой он оставил свои часы. Они были настроены отсчитывать минбарское время и показывали, что ему еще оставалось полчаса до подъема. Он выключил будильник. Единственное, что ему сейчас хотелось — это принять душ, чтобы освежить голову, и немного побыть одному, прежде чем появится приставленная к нему минбарская обслуга, чтобы принести его завтрак и прибрать комнату (хотя там было особо нечего прибирать), которая начнет суетиться, бегать вокруг и кланяться ему.

Синклер покачал головой, идя через комнату к двери в ванную. Он никак не мог заставить своих минбарских помощников взглянуть ему в глаза или же прекратить кланяться ему. Если бы это была простая социальная вежливость, принятая в некоторых культурах, она бы его так не волновала. Но в этом случае это слишком часто переходило в поклоны и шарканье, которые он видел только в фильмах, когда какой-нибудь великий владыка экзотической и древней страны входил в комнату. Иногда это становилось слегка обременительно.

Открыв дверь в ванную, он был на мгновение ослеплен ярким светом раннего утреннего солнца, струящимся из прозрачных окон в крыше. Спальные комнаты не имели окон, но ванная открывалась в небо. Он проверил одежду, которую выстирал накануне в каменном прудике с миниатюрным водопадом, который служил и ванной, и душем, и который сейчас весело плескался постоянным потоком циркулирующей воды.

Замечательно — одежда высохла. Он хотел свернуть ее и уложить на место прежде, чем появятся его «помощники». Он знал, что его минбарским хозяевам казалось очень странным, что посол сам стирает свою одежду. Но он уехал с Вавилона 5 на Землю, а затем с Земли на Минбар так внезапно, что ему удалось прихватить с собой лишь пару смен белья. Так что теперь, когда он не имел понятия, когда ему удастся заказать себе дополнительную одежду, он тщательно охранял ту, что была при нем, не желая, чтобы она исчезла в стремящихся помочь руках минбарцев лишь с тем, чтобы возможно уже никогда не появиться снова.

Синклер перенес одежду к металлическому сундуку и открыл тяжелую крышку. Внутри было большинство тех немногих вещей, которые он смог привезти с собой во время стремительного перевода с Вавилона 5 сперва на Землю, а затем на Минбар — его немногочисленная одежда; пара AV инфокристалов с отобранной музыкой, текстами, книгами и фильмами; две настоящие книги: «Размышления» Марка Аврелия и специальное издание коллекции его любимых стихов — старый подарок от его невесты Кэтрин Сакай; одна бутылка самого лучшего, самого дорогого выстоянного виски — другой, более поздний подарок от нее же; коробочка, содержащая его знаки военного отличия и некоторые из его медалей; и небольшая фотография Кэтрин в рамке.

Синклер аккуратно уложил одежду, затем взял фотографию, чтобы молча пожелать доброго утра женщине, на которой он поклялся жениться несколькими днями раньше, чем череда событий снова разъединила их. Где же она сейчас? Слышала ли она о его переводе? Знает ли где он находится? Сегодня он снова попытается найти ответы на эти вопросы, что он пытался сделать ежедневно с тех пор, как прибыл на Минбар. Ответы на эти и многие другие вопросы.

Когда Синклер принял душ и, одевшись, вышел из ванной комнаты, готовый начать еще один день, минбарская прислуга уже была в его квартире. Он заметил одного из них, раскладывающего для него завтрак в гостиной. Два других быстро и осмотрительно вытащили полотенце, которым он накануне заклинил механизм кровати, чтобы она оставалась в горизонтальном положении, вместо того, чтобы стоять наклоненной под углом в 45 градусов, как это предпочитали минбарцы.

Когда Синклер приблизился, они выжидательно поклонились, смотря только в пол и ожидая его приказаний.

— Я не хотел бы показаться невежливым, но ведь я просил вас не делать этого. Это очень сложно — заклинить кровать так, чтобы она оставалась в горизонтальном положении. Пожалуйста, в будущем оставьте ее в таком положении.

— Хорошо, посол, — ответили минбарцы хором. Но они говорили то же самое каждое утро. Вообще то, это было практически все, что они когда-либо говорили ему. Они преданно следили за всеми его потребностями, но не за исполнением того, о чем он их просил.

— Вы ведь говорите по-английски, не правда ли?

Он уже неоднократно задавал этот вопрос.

— Да, посол, — сказали они хором и быстро выбежали в гостиную, откуда они и их напарник поспешили покинуть квартиру Синклера.

Он принял твердое решение попробовать попросить их об этом снова сегодня вечером на диалекте минбарской религиозной касты, который он интенсивно учил после приезда на Минбар. Он начал учить минбарский язык после Войны, но до сих пор делал упор на диалект воинской касты. Диалект касты жрецов был намного сложнее, включающий замысловатый и требующий полной самоотдачи набор грамматических правил, которые меняются от ситуации к ситуации и в зависимости от того, с кем и о чем ты разговариваешь. На нем было удивительно просто сказать не то, используя неправильную грамматическую конструкцию, не тому человеку, и тем самым совершить ложный шаг или вызвать межзвездный конфуз. Синклеру куда больше нравился прямой и более энергичный подход, практикующийся диалектом воинской касты, или же даже простой и без приукрас стиль касты мастеров. Однако этим вечером он был намерен попробовать сказать всего лишь одно предложение на языке религиозной касты минбарцев, употребив все свое умение. «Пожалуйста, оставьте кровать в горизонтальном положении». Шесть слов по-русски, двадцать семь слов на самом вежливом и точном минбарском языке, на который он был способен.

Синклер подошел к столу, на котором был накрыт его завтрак. Он знал, что под этой богато украшенной крышкой из золотого сплава не будет ни яичницы с беконом, ни оладей, ни жареного хлеба с маслом, ни бифштекса на завтрак.

Ох, как же ему хотелось в последнее время хотя бы одного хорошо приготовленного куска жареного мяса. Но мясо, употребляющееся на Минбаре воинской кастой и кастой мастеров, было непригодно для употребления людьми, а члены религиозной касты были в большинстве своем вегетарианцами. Его завтрак ежедневно состоял из одного и того же, ибо религиозная каста высоко ценила порядок и последовательность: крем, сделанный из яиц темшви, которые ни по запаху, ни по структуре ничем не напоминали куриные; каша из местных зерен и фруктов; родниковая вода. Это было питательно, и даже вкусно. Но это также было более менее то же самое, что он ел на обед и на ужин, разве что в другом виде, например, под видом пирога или запеканки. Из-за этого у него начала развиваться помешанность на еде, чего он никогда раньше не испытывал. До сегодняшнего дня еда была для него по большей части необходимостью, тем, чем можно было наслаждаться, но никак не поводом для озабоченности, даже во времена строгих пайков во время Войны или когда некоторые виды продуктов были недоступны во время первых месяцев на Вавилоне 5.

Однако на Минбаре, где было практически невозможно достать земную еду, ему очень хотелось кофе. И бифштекса. И быть может всего лишь одного кусочка шоколадного торта.

Синклер взглянул на завтрак и понял, что ему совсем не хотелось есть. И вообще, он чувствовал себя слегка неуютно. Кошмар, пожалуй один из наиболее ярких из всех, что он пережил со времени прибытия на Минбар, вывел его из душевного равновесия больше, чем ему хотелось бы признавать.

Гостиная была обставлена так же спартански, как и спальня — с одной стороны стоял один стол с тремя стульями, а с другой находился минбарский алтарь и подушка для медитаций. Синклер бросил подушку на пол в центре комнаты. У него впереди был долгий день, несмотря на короткие минбарские сутки, и ему было необходимо сосредоточиться и успокоиться. Он сел, закрыл глаза и начал считать обратно от четырех с каждым выдохом.

Он не успел еще закончить первую четверку, как дверь в квартиру открылась. Минбарцы имели отличные от людей понятия о личной жизни и, кроме того, он сам не закрыл дверь на замок. Открыв глаза, он увидел Ратенна, который смотрел на него с одновременно довольным и виноватым видом.

— Прошу простить меня, посол, за то, что я прервал вашу медитацию. Мне только что сообщили, что вы поднялись сегодня немного раньше обычного.

— Не стоит, — сказал Синклер. Он встал и пнул подушку через всю комнату. — Привычка, оставшаяся с юности. Помогает мне сконцентрироваться.

— Мы, минбари, твердо верим в огромную глубинную пользу ежедневных медитаций. Вы говорите, вы приобрели эту привычку в юности? Это было в школе религиозной касты, которую вы упомянули вчера, или же это было частью вашей военной подготовки?

Синклер рассмеялся:

— Несомненно, в школе. Наши военные в большинстве своем не настолько сильно верят в пользу медитации, как ваши.

— Но воистину вы были осчастливлены судьбой, раз вы выучились и как религиозный деятель, и как воин. Мы, минбари, всегда считали, что это является отличительной особенностью особых, исключительных людей. Целью к которой стоит стремиться. Например, великий герой Бранмер…

Синклер не хотел, но явно напрягся при упоминании имени генерала, который возглавлял силы минбарцев в Битве на Рубеже против человечества, т. к. Ратенн выглядел пораженным осознанием того, что он заговорил о том, о чем не надо было.

— Ну, — поспешно сказал Синклер, стараясь избавить Ратенна от дальнейшего смущения, — я не то чтобы учился на религиозного деятеля. Я ходил в иезуитскую среднюю школу, да, но среди моего народа необязательно хотеть стать священником или религиозным деятелем, чтобы посещать ее. Я никогда не собирался посвятить свою жизнь служению церкви. Единственное, чего я когда-либо хотел, это стать военным летчиком, как мой отец.

Возникла неловкая пауза. Ратенн, по видимому, все еще приходил в себя от своей оплошности, а Синклер внезапно осознал, что ему не хочется больше разговаривать об этом. Только не с Ратенном — членом Серого Совета. И кроме того, он все еще нехорошо себя чувствовал после медленно забывающегося ночного кошмара.

— Наверное, нам пора идти, — сказал он, показывая на дверь.

Ратенн поклонился и, как всегда, пригласил Синклера идти впереди.