1

Мозби пришлось сбавить темп. Его торопливые движения подняли со дна облако ила, подобно конфетти распадавшегося на клочки бумаги и мельчайшие осколки от неоновой вывески, некогда завлекавшей посетителей мерцающей надписью «БУТЕРБРОДЫ С УСТРИЦАМИ, ИСТИННОЕ НАСЛАЖДЕНИЕ». Теперь лучи галогеновых фонарей, расположенных по обеим сторонам маски, отражались от частиц мусора, не способные пробиться дальше, и все из-за его собственной поспешности. Позволив подхватить себя теплому течению залива, Мозби погрузился в ожидание. Времени оставалось много, торопиться действительно не следовало. Он легко мог растянуть трехчасовой баллон на четыре часа. Даже на дольше, если соблюдать спокойствие и вести себя разумно.

«Домашняя кухня Мамаши» превратилась в руины, крыша отсутствовала, а стены из бетонных блоков дочиста вылизали приливы. Два обитых красным ледерином стула все еще держались на ножках, утопавших в ковре из плавно покачивающихся водорослей. Мозби припомнил толпу на домашнем матче команды Университета штата Луизиана. Аннабел тогда стояла рядом, кричала громче всех и потрясала помпонами. Его губы растянулись в улыбке вокруг загубника. Открытый кассовый аппарат покоился на прилавке, и из его ящичка, словно пальцы, свисали разбухшие банкноты. Старые деньги. Не имеющие никакой ценности. Впрочем, «Домашняя кухня Мамаши» и не могла таить каких-либо сокровищ. Закусочная всего лишь служила ориентиром, индикатором того, что он находится поблизости от предмета поисков.

Мозби удерживал себя на месте, слушая звук собственного дыхания. Легко испугаться пятидесятифутовой бездны, если ныряльщик оказался один на один с мертвецами. Лишь терпеливый способен остаться в живых среди подводных развалин. Но еще большее значение здесь имело не терпение, а вера. Мозби нащупал цепочку на шее и сжал между большим и указательным пальцами крошечное золотое распятие. Молча попросил благословения у Богоматери Марии. Попросил ее заботиться о тех, кто лишился жизни в затопленном городе. Попросил у мертвых разрешения взять то, в чем они больше не нуждались. Молитв не бывает слишком много. Особенно для такого человека, как он, которому есть что искупать. Выпустив распятие, Мозби поплыл дальше, и, хотя вода оставалась теплой, его вдруг пробрал озноб.

В отличие от него почти все искатели использовали для поисков подводные электросани, носились на полной скорости, поднимая со дна тучи мусора и ила. Алчные, напуганные люди, сметавшие все на своем пути, они слишком торопились вернуться на поверхность, а потому гробили большую часть собственных находок. Опасная работа, даже в самых благоприятных обстоятельствах. Регенерационные акваланги часто выходили из строя. Полы и потолки обваливались. Стены крошились. Зазубренные металлические части рвали костюмы и тела, а запах крови привлекал барракуд и мурен, притаившихся среди водорослей в гротах Французского квартала и обрушенного стадиона «Супердоум». Наибольшую опасность для искателей представляла паника. Она накрывала, стоило утратить ориентацию из-за темноты и причудливой геометрии полуразрушенных зданий. Человек начинал метаться, усиленно поглощая воздух, терялся в каменных лабиринтах и пополнял собой длинный список погибших.

Хотя прошло уже много лет, топливо все еще сочилось из тысяч автомобилей, образуя на поверхности пленку и зачастую лишая солнечные лучи последней возможности пробиться к улицам внизу. В домах, ресторанах и шикарных отелях, суливших легкую поживу, царил вовсе непроглядный мрак. Стараясь совладать с ужасом тьмы, сборщики брали с собой слишком мощные фонари, слепившие их самих и мешавшие правильно оценивать ситуацию в подводном мире. Люди гибли, приняв хрустальную дверную ручку за крупный бриллиант, попадали в ловушку, пытаясь дотянуться до серебряной чаши для пунша, находившейся в обманчивой близости. Они боялись темноты и одиночества, но больше всего их пугали призраки. Водителей и пассажиров, чьи тела колыхались в автомобилях. Любовников на кроватях номеров отелей, молодоженов, когда-то пытавшихся спрягаться в шикарных ванных комнатах. Трудно сорвать с запястья золотой «Ролекс», если владелец часов смотрит на тебя пустыми глазницами. Трудно не удариться в спешку, роняя добычу и тратя потом лишнее время на ее поиски. Проще дышать слишком часто, повышая содержание азота в крови, переоценивая запас воздуха. Только за этот год погибли или пропали без вести тридцать шесть человек. Большая часть искателей предпочитали работать во Французском квартале, выбирая модные магазины и торговые центры для туристов. Они полагали, будто хорошо знают местность, тем самым создавая себе иллюзию безопасности. Только не Мозби.

Его команда вела поиск в нетронутых районах, особняках, банках и деловых кварталах вне центра города, где наводнение сказалось особенно сильно. Среди чудовищных нагромождений бетона, стали и искореженной арматуры. Группа считалась самой успешной в городе, ведь они то и дело поднимали на поверхность золотые монеты, ювелирные украшения, изделия из резного камня, выдержанный коньяк и креольские сувениры. В этом году особым спросом пользовались рули классических автомобилей. Их с удовольствием приобретали коллекционеры из Азии и Южной Америки.

Мозби лично тренировал своих людей, научил их всему, что знал сам. Члены его команды вели себя крайне осторожно, но тем не менее тоже гибли. Не так часто, как искатели, работавшие в предположительно безопасных районах, однако слишком часто, по мнению их босса. Именно поэтому сегодня он предпочел одиночное погружение. Человек имеет право рисковать собственной жизнью ради обеспечения семьи, а Мозби сейчас шел на глубину не за сокровищами. По крайней мере, не за предназначенными для продажи или обмена.

Выключив фонари, пловец завис в темноте. Надо ждать. Веки его сомкнулись. Он умел быть терпеливым. Открыв глаза, Мозби уже мог видеть, не слишком отчетливо — даже его зрения на хватало, — но все-таки видеть. Заведение Мамаши служило отправной точкой. Силуэты и тени зданий выстроились под ним в некотором подобии карты пригорода. Приход Святого Бернара располагался в девятом районе, где обрушилась первая дамба.

После того как ураган «Катрина» затопил город, старое правительство дважды надстраивало защитные сооружения. Их возводили все выше и выше в надежде успеть за неуклонно поднимающимся морем и все более грозными ураганами, вызванными глобальным потеплением. 23 сентября 2013 года ураган «Джеймс» шестой категории, согласно прогнозам шедший мимо, в середине ночи вдруг свернул к западу и с восходом обрушился на Новый Орлеан. Дамбы лопнули, словно бумажные, и воды залива поднялись над улицами на полсотни футов. Большая часть погибших — их число, по разным оценкам, составило около трехсот тысяч — пытались покинуть город на машинах. Ураган «Джеймс» считался самым разрушительным за всю историю метеонаблюдений. Пока два года спустя не пришел ураган «Мария».

Мозби плыл над дорогой. Не поднимающие волн ласты почти полностью оправдывали свое название. Ярко окрашенные рыбы, игнорируя человека, стремительно проскальзывали мимо и скрывались в обросших ракушками открытых окнах машин. В здешнем квартале дома не отличались ни размером, ни стоимостью, однако дорога шла вверх по склону на север, где виднелись строения покрупнее, часто обнесенные железными или каменными заборами. Видимо, там и жил Суини.

Подробностей визита в дом эксцентричного дяди Аннабел помнила не так уж много, ей на тот момент едва исполнилось пять лет, но, по ее словам, на заднем дворе росла старая бенгальская смоковница, сплошь покрытая испанским бородатым мхом, и стояли древние скрипучие качели. Когда их слишком сильно раскачивали, одна из опор отрывалась от земли. Еще она помнила, как Суини водил их с матерью в местную закусочную, с окошком на улицу, где подавали устриц, залитых свежим соком лайма, бурбоном и соусом «табаско». Дядя, сам ежедневно покупавший здесь бутерброды, с гордостью взирал на племянницу, за обе щеки уплетавшую моллюсков и облизывающую губы, несмотря на обжигающе острую приправу. Мозби не один месяц извел на поиски закусочных, которые специализировались на каджунской кухне,[1] а также на изучение путеводителей и газетных статей. Неделю назад ему повезло — он случайно встретился со старожилом, регулярно посещавшим заведение Мамаши.

Глаза совсем привыкли к полумраку. Как любила шутить Аннабел, если б его вместо Ионы проглотил кит, он бы смог выбраться из китовой утробы без божественного вмешательства. Мозби взглянул на часы. Времени вполне достаточно, воздуха тоже. Он проплыл над небольшим задним двориком с натянутой через него веревкой, чуть провисшей, но до сих пор целой. Выцветшие, изъеденные временем рубашки, штаны и платья все еще лениво колыхались на ней потрепанными вымпелами. Следующий дворик. Дверь с проволочной сеткой не просто распахнута, а почти сорвана с петель. Удалось ли семье, жившей в этом доме, спастись? Они могли схватиться за катер, резиновую лодку или надувной плавательный бассейн. Повезло ли им, успели ли местные обитатели проснуться до кошмара, пришедшего с рассветом, и опередить неумолимо надвигающиеся волны?

По рассказам Аннабел, дядя владел большим особняком, а вокруг строения шла высокая каменная ограда с белыми колоннами, облицованная галькой. Суини был состоятельным человеком, растратившим оное состояние, и дом его символизировал остатки былой роскоши в постепенно нищающем районе. Племянница гостила у него всего один раз вместе с матерью и больше там не появлялась. Дядя обиделся на какие-то слова, произнесенные сестрой… хотя, возможно, все произошло с точностью до наоборот. Так или иначе, и сам Суини, и его дом превратились в смутные воспоминания.

С мраморным бюстом женщины дело обстояло по-другому. Аннабел отчетливо помнила его. Называла каменной королевой. Красивая женщина с густыми вьющимися волосами и мечтательным взглядом, устремленным вдаль, словно она сумела разглядеть нечто, недоступное взорам других, и увиденное изменило ее. Точно мир для нее утратил красоту. Маленькая Аннабел решила, будто каменная королева узрела небеса и захотела поскорее оказаться на них. Мозби так не считал. Они вместе просмотрели сотни фотографий в Сети, пока жена не отыскала нужную. Если она не ошиблась, изваяние имело греческое происхождение, вероятно, относилось к классическому периоду и было исполнено в одном стиле с Венерой Милосской, то есть не имело цены. Мозби собирался сделать Аннабел сюрприз на годовщину свадьбы, вручив ей скульптуру вечером. Поисками он занимался не одну неделю, но сохранил их в тайне даже от дочери Лиэнн.

Наводнение повалило целую рощу. Единственная смоковница гордо возвышалась над замысловатым переплетением лежащих стволов. Дерево давно утратило листья, однако почти все ветви сохранились. Полуразрушенная стена… Мозби подплыл ближе, напряг зрение.

Ограда каменная, облицованная гладкой галькой. Яркие колючие актинии украсили собой кладку, полностью закрыв южную часть стены, где бегущие со стороны побережья потоки приносили больше всего питательных веществ. Искатель невольно вздрогнул, когда из дыры в ограждении появилась морская змея, уставилась на него крошечными глазками, распахнула зубастую пасть и, извиваясь всем телом, неторопливо поплыла к нему. Желтая с красными кольцами, наверное, около четырех… нет… из укрытия выбралась рептилия не менее шести футов в длину. Не спуская с нее взгляда, Мозби достал нож и покрутил лезвием вокруг указательного пальца. Он решил поиграть с подводным существом. Танцующий клинок, отражая тусклые солнечные лучи, мерцал в темноте и привлекал внимание твари. Пловец вращал оружием, подманивая ее все ближе и ближе. Яд морской змеи сильнее яда кобры. По крайней мере, так говорили старожилы. В прошлом месяце от укусов рептилий умерли три ныряльщика. Умерли мучительной смертью — их тела распухали до тех пор, пока не лопалась кожа. Пятьдесят лет назад морские змеи в заливе не водились, по крайней мере такие, но вода стала теплее, и животные начали забираться дальше в поисках богатой добычи. Совсем как Мозби. Змея зависла на месте, отвернулась и через непродолжительное время убралась в нору.

Подождав еще минуту, пловец убрал оружие в ножны, затем двинулся к особняку. Там он осторожно скользнул в разбитое венецианское окно, распугав своим появлением обитавших в доме рыб. Впрочем, они скоро вернулись. Мозби включил фонари на малую мощность и поднял голову, направляя лучи в потолок. Для осмотра помещения видимость вполне достаточная.

Столы и стулья валялись кучей, миниатюрные крабы сновали по толстому слою ила и водорослей, скрывавших под собой ковер. На стенах висели перекошенные картины с исчезнувшими под напластованиями сине-серой плесени холстами в некогда позолоченных, источенных морскими желудями рамах. Не обращая внимания на сновавших вокруг любопытных рыбешек, Мозби провел рукой в перчатке по ближайшему изображению… краска осыпалась мелкими чешуйками, тут же сожранными рыбьей стаей. Он поплыл дальше по дому, осматривая усеянные моллюсками стены и потолок. Скаты прятались от него, поспешно зарываясь в мусор.

Сквозь дверной проем хозяйской спальни он разглядел огромный поваленный книжный шкаф. Книги громоздились на ковре, раскинув набухшие от воды страницы. Среди них лежал упавший с подставки греческий бюст. Торопливо работая ластами, Мозби заплыл в помещение. Потревоженный верхний слой ила его уже не заботил. Он выдернул находку из груды томов. Туча страниц, вывалившихся из сгнивших переплетов, заколыхалась вокруг него.

Сдернув перчатку, пловец принялся стирать с бюста тонкую пленку микроскопических водорослей. Кожа ощутила гладкую поверхность мрамора. Лишь полностью очистив голову, Мозби успокоился окончательно. Изваяние в точности соответствовало описанию Аннабел. Черты лица отличались красотой и строгостью, но самое главное — в них присутствовала тайна, делавшая бюст бесценным. Мудрость веков. Он провел пальцем по каменной щеке. Даже в воде скульптура весила прилично, не менее ста фунтов, однако Мозби прижимал ее к себе, испытывая от тяжести одно удовольствие. Сделав несколько резких и мощных движений ногами, он подплыл к окну. Шлейф из книжных страниц взметнулся следом за ним. Все эти давно потерянные слова и мысли…

Согласно показаниям наручного пеленгатора, катер остался на якоре в одной и трех десятых мили от дома Суини. Пловец мог отметить место находки буйком и вернуться за ней на судне, однако сама мысль расстаться с добычей после столь долгих поисков, пусть даже и на десять — пятнадцать минут… нет, Мозби просто не мог пойти на это.

Он упрямо двигался вперед, перекладывая бюст из руки в руку, охваченный скорее приятным возбуждением, нежели усталостью. К моменту, когда над ним замаячило днище катера, ему хотелось лишь одного: погрузить скульптуру на борт и скорее убраться отсюда. Заплыв со стороны кормы, Мозби уложил изваяние в гидравлический подъемник, затем еще раз взглянул на лицо каменной королевы, сиявшее в лучах солнца после стольких лет, проведенных под водой. Оторваться от созерцания ему стоило немалых усилий. Подтянувшись, он быстро забрался на палубу. Снял маску. Что-то было не так. Пловец резко обернулся.

— Приятное утро. Правда, на мой взгляд, немного жарковато.

Мозби пристально уставился на человека в шортах и яркой гавайской рубашке, чистившего ногти его собственным разделочным ножом у пульта управления. Крупный мускулистый мужчина истекал потом. Череп покрывали редкие рыжие волосы. В маленьких злобных глазках светился ум, тем самым делая взгляд еще неприятнее. Произвести на свет подобное существо могла разве что горилла-альбинос, изнасилованная вепрем… правда, она бы наверняка тут же отказалась от него, не в силах справиться с омерзением. Мозби стоял на палубе, вода капала с его костюма.

— Что вы делаете на моем катере?

Мужчина подошел ближе, взглянул на статую и присвистнул.

— Ты припер эту штуку один? Судя по всему, ты гораздо сильнее, чем кажешься. — Он улыбнулся, обнажив крупные, плоские, неровные зубы и поправил висевшую на плече штурмовую винтовку. — Не советую мне хамить.

— Я задал вам вопрос.

— Ты что, не знаешь, кто я такой? — Мужчина старательно выколупывал грязь из-под ногтя большого пальца. Легкий ветерок шевелил грубые рыжие волоски на фалангах.

— Знаю.

Здоровяк извлек лезвием черный комок и повернулся к хозяину катера.

— Значит, ты понимаешь, что я не обязан ничего объяснять.

Мозби неоднократно видел его по телевизору. Грейвенхольц… Лестер Грейвенхольц. Обычно он торчал за спиной Полковника на пресс-конференциях. Ничего не говорил, просто присутствовал. Полковник считался признанным героем войны. За организацию обороны и упорство при защите Ноксвилла его называли спасителем города. Девизом ему служила фраза «Никаких отступлений, никакой капитуляции, никаких пленных». В самый разгар битвы он лично казнил девятнадцать дезертиров, обеспечив прямую трансляцию подчиненным ему войскам. Теперь герой заделался военным диктатором местного масштаба — их немало в Библейском поясе, где центральные органы власти всегда внушали подозрение, — причем самым могущественным, не признававшим ничьих законов, кроме собственных. Лестер Грейвенхольц примкнул к его стану сравнительно недавно, около десяти лет назад, и сразу же почувствовал себя как дома. Враждебно настроенные проповедники называли здоровяка злым бесом Полковника… пока не исчезали без следа. Два года назад президент собственноручно подписал федеральный ордер на арест Грейвенхольца по обвинению в многочисленных изнасилованиях и убийствах, а также в ограблении правительственного арсенала в Виксбурге. Полковник отослал домой федерального обвинителя, приехавшего арестовать Лестера, пообещав доставить преступника лично. Тридцать членов вооруженной команды обвинителя дезертировали и вступили в ряды частной армии Полковника.

— Твой страх вполне оправдан, — произнес здоровяк.

Мозби промолчал. Он заметил вертолет-невидимку, без малейшего звука висевший над верхушками деревьев. На самом деле присутствие машины выдавало лишь покачивание веток от воздушных винтов. Искатель просто отвернулся и уставился на воду. И один человек из тысячи не смог бы разглядеть летательного аппарата. Какая-то новейшая бесшумная модель, возможно оборудованная лазерными рельсовыми пушками и оптикой, способной сосчитать поры на кончике носа Грейвенхольца. Итак, что понадобилось здесь этому рыжему и его фантастической птичке?

— Могу подвезти, если будешь вести себя хорошо, — раздался голос громилы.

Мозби сделал вид, будто ничего не понимает, хотя, ясное дело, не один он здесь обладал хорошим зрением.

Грейвенхольц метнул нож. Лезвие вошло в тиковый леер в дюйме от бедра ныряльщика.

— Черт побери, да я подвезу тебя, даже если ты будешь вести себя плохо!

Мозби наклонился, снял каменную королеву с площадки подъемника и осторожно опустил на палубу.

— Благодарю, но не стоит.

Грейвенхольц сплюнул под ноги и вытер губы ладонью.

— Почему ты решил, будто это просьба?

Мозби, не отрывая глаз от лица королевы, счищал водоросли с ее плеча. Ему не требовалось смотреть на здоровяка, чтобы почувствовать его приближение.

— Полковник хочет видеть тебя. Немедленно. Твою команду я соберу потом.

— Сегодня у меня годовщина свадьбы. — Искатель стряхивал с мраморного изваяния песчинки и комки ила. — Полковнику придется подождать.

Грейвенхольц расхохотался.

— Мозби, ты веришь в Бога?

Мозби даже не поднял голову.

— Да, верю.

Грейвенхольц направил оружие ему в затылок.

— Лучше верь в Полковника, потому что Бог тебе не поможет.

Хозяин катера осторожно извлек песок из правого глаза королевы.

— Вы проделали такой длинный путь не для того, чтобы застрелить меня.

Он сковырнул с мраморных волос несколько крошечных улиток. Ну разве идеальные спирали их панцирей не являются неоспоримым доказательством существования Господа? Бросив моллюсков за борт, Мозби продолжил очищать бюст неторопливыми уверенными движениями.

— Вы оказались здесь потому, что я нужен Полковнику для осуществления какого-то проекта. Выполнения какой-то особой работы. Такой, какую, по его мнению, могу выполнить только я. Лично мне бы не хотелось оказаться на вашем месте, если со мной что-нибудь случится. — Он повернулся к Грейвенхольцу. — Приезжайте за мной утром, после завтрака. Если мне понравятся условия Полковника, я пошлю за своей командой. Если нет…

Здоровяк выпустил в изваяние очередь, и дюжина пуль разнесла голову каменной королевы на тысячу осколков.

— Я знаю, где ты живешь. Посажу свою птичку на заднем дворе.

Он махнул рукой. Вертолет направился прямо к катеру.

Мозби посмотрел на останки бюста. Выпрямился. Извлек осколок мрамора из нижнего века. По щеке к губам сползала струйка крови.

Лестер снова захохотал.

А Мозби поклялся себе, что рано или поздно, скорее рано, утопит Грейвенхольца в его собственной крови и отправит в ад, не дав даже обсохнуть. Иисус учил последователей подставлять другую щеку, любить своих обидчиков, но смирение Мозби имело пределы.

Загрузка...