Глава 6

Трудно поверить, но Выдра за всю свою жизнь ни разу не был в полицейском участке, не было такой необходимости. Его, слава богу, ни разу не арестовывали, а прямых контактов с полицией он избегал, как и все лесорубы. Функции полиции и Службы элиминации были четко разделены, но вот элиминаторы были службой секретной, а полиция – нет. Поэтому лесорубы считали себя элитой, высшей инстанцией по сравнению с обычными служаками-копами, грубыми и туповатыми. Люди, работающие в полиции, само собой, придерживались диаметрально противоположного мнения. Поэтому копы и элиминаторы всегда немножко, чуть-чуть, в рамках приличия недолюбливали друг друга.

И все же, окажись Выдра в подобной ситуации на Земле, он бы своевременно и быстро известил тех, кого следует, о том, что является бывшим элиминатором. Само собой, он не стал бы говорить об этом оперативникам, арестовавшим его, но в участке немедленно назвал бы определенный код, и ему дали бы позвонить по нужному телефону, и уже через полчаса он сидел бы в Службе, и рассказывал правду об истории с Амарантой Гуарачи, и ему бы поверили… Сплошные «бы». Здесь, на Ганимеде, все было не так. Выдра знал, что вне Земли все не так, все не по-человечески, но никак не мог предполагать, что вляпается так безнадежно, по самую макушку. На Ганимеде не было Службы элиминации. Более того – земных элиминаторов здесь откровенно ненавидели. Сказать здесь, что он – бывший элиминатор, автоматически означало подписать себе самый жестокий приговор.

Может быть, то, что происходит с Выдрой, и есть проявление злосчастной судьбы бывшего лесоруба? Наказание божье за сотни убитых им, пусть и во имя закона, людей?

Что ему было делать сейчас, что?

– Я ее не убивал, – повторил он в очередной раз. – Я же говорю, мы стояли с ней, разговаривали, а она вдруг достала этот кинжал и собралась себя резать. Ну, само собой, я попытался ей помешать, только как ей помешаешь – она же сильная до осатанения, она каратистка и все такое. Я не успел вырвать у нее нож, она воткнула его себе в сердце…

Допрос шел уже второй час, и Выдра разговаривал уже с третьим по счету копом, в третий раз рассказывал ему одно и то же, а тот даже ничего не записывал – только угрюмо разглядывал Выдру и ковырял спичкой в зубах. Этот полицейский был помельче своих дюжих собратьев, к тому же белый, но никакой симпатии у Выдры все равно не вызывал – сизый его нос и одутловатые желтые щеки говорили о нездоровом образе жизни и пристрастию к бытовым порокам, а маленькие тусклые глазки никоим образом не свидетельствовали о наличии интеллекта.

– Почему вы ничего не записываете? – спросил Выдра, потеряв в конце концов терпение. – Почему не ведете протокол?

– А все уже написано, – лениво отозвался дознаватель. – Протоколы написаны и оформлены, и все из них ясно: то, что вы, гражданин Боливии Томас Уанапаку, сегодня поссорились с гражданкой Ганимеда Амарантой Гуарачи, после чего жестоко избили ее, лишив возможности сопротивляться, а затем совершили убийство посредством холодного оружия. Что рассказано вами во всех подробностях и подписано вами же в соответствии к требованию к протоколам. Похвально, Уанапаку, что вы так быстро и добровольно во всем сознались, и к вам не пришлось применять меры дополнительного воздействия – дубинку, электрический ток и так далее…

Кровь отлила от лица Выдры, он почувствовал дурноту и головокружение. Вот, значит, как это все бывает в тех местах, на которые не распространяется элиминация и любой паршивый коп думает, что может делать все, что придет в его дурную башку.

– Я ничего такого не говорил и не подписывал, – тихо произнес Выдра. – Я прошу вас показать мне протоколы. И если там изменено хоть одно слово показаний, то обещаю вам огромные неприятности.

– Все там в протоколе написано правильно – так, как нам нужно, – усмехнулся инспектор. – И подпись ваша. Ну, пусть не вы сами ее поставили, кому до этого дело? Три года рудников вам обеспечены. И не думайте, что три года – небольшой срок. Вряд ли вы проживете на урановых рудниках больше полутора лет – освободитесь досрочно по причине собственной смерти. Они очень вредные, эти рудники. Конечно, кое-какая противорадиационная защита там есть, но уже через шесть месяцев все заключенные покрываются там вот такими язвами, – инспектор нарисовал пальцем на столе окружность сантиметров в пять, – начинают кашлять, харкать слизью и мочиться кровью. Это называется лучевой болезнью. Заключенные там еле ползают, волочат ноги как зомби. Тем не менее их заставляют работать – нечего с ними церемониться, ведь на урановые рудники попадают только самые закоренелые преступники, гнусные и жестокие убийцы – вроде вас, Уанапаку. Это своего рода эквивалент вашей земной элиминации – только куда более дешевый и естественный, не чета выпендрежному и как-бы-секретному убиванию людей спецслужбой. Чтобы выжить, общество должно избавляться от подонков, господин Уанапаку. Разве вы сами так не считаете?

– Я не подонок и не убийца, – заявил Выдра. – Я невиновен, и суд подтвердит мою правоту. Имейте в виду, я достаточно подкован в юрисдикции, и без труда докажу, что ваши бумажки – лживые.

– Лживые? – дознаватель поднял брови в притворном удивлении. – Уж кому-кому, а не вам обвинять нас в лжи, Уанапаку. Вы и сами – записной враль. Вы профессиональный лгун, только нас вам не провести. Мы тут, знаете ли, тоже не дураки, на общении с преступными элементами не одну собаку съели.

– И что же я вам соврал? – холодно поинтересовался Томас.

– Да практически все. Например, то, что ваша профессия – тренер по спортивной стрельбе. Не желаете ли сообщить, кто вы такой на самом деле?

– Вы читали информацию с моей карты, там ясно указано, что я тренер. Так оно и есть. Вы можете связаться с базой данных ТГУ и проверить это. Можете связаться с Землей, с Боливией. Уверяю вас, вы получите ту же самую информацию…

Загрузка...