Гражданин преисподней

Уйти, чтобы вернуться

Исходя из логики развития событий в самое ближайшее время следовало ожидать визита Герасима Ивановича Змея. Ведь что ни говори, а свои обещания он выполнил и имеет полное право требовать ответной любезности от Кузьмы. Опять начнется замаскированный под ничего не значащие разговорчики допрос, где что ни слово – то намек, что ни фраза – то ловушка, а общий тон можно охарактеризовать как достаточно прозрачную угрозу.

Однако время шло, а начальник отдела техники безопасности, чьи функции нынче распространялись не только на инструменты, механизмы и защитные средства, но и на человеческие души (включая их изнанку), так и не давал о себе знать.

Возможно, Кузьму решили взять измором, но это было примерно то же самое, что спаивать темнушника или вести теологические споры со светляком. Выползок сам кого хочешь возьмет измором. Это для него первейшее качество.

Дабы не катать впустую огромный камень, охранники кормили Кузьму через вентиляционное отверстие, в которое миска пролезала только боком. Качество тюри оставалось прежним, но голод не тетка – пришлось лопать и ее.

Люк загрохотал вновь только трое суток спустя (чтобы вести точный отсчет времени, Кузьме не требовались ни часы, ни календарь). Змей выглядел так, словно отлучался всего на минутку, – ничего в нем не изменилось, даже чернильное пятно оставалось на прежнем месте.

– Виделись вы со своим знакомым? – с ходу поинтересовался метростроевец.

– Да, – ответил Кузьма.

– Довольны?

– Совсем наоборот. Мой, как вы выразились, знакомый влачит самое жалкое существование. Мало того, что его заставляют выполнять непосильную работу, так еще и лишают пищи.

– Разве? – Можно было подумать, что Змей незнаком с местными порядками. – Я наведу справки в производственном отделе. Хотя ничего странного тут нет. У нас работают все. Даже дети. Даже больные.

Кузьма хотел было с издевкой добавить: «Даже старики», – поскольку никто из метростроевцев, за редким исключением, до преклонных лет не доживал, но в последний момент передумал и произнес следующее:

– Работа бывает разная. Не равняйте его работу и свою.

Змей принялся горячо доказывать, что это совсем не так и никакой принципиальной разницы в работе начальника отдела техники безопасности и рядового землекопа нет, что все трудятся ради общей цели на износ и что в конце концов, согласно народной мудрости, не место красит человека, а человек место.

Кузьма возражал в том смысле, что все это демагогия чистейшей воды и при всем своем желании землекоп не может украсить место, по сути представляющее собой всего лишь грязную яму.

Короче, диалог их, хотя и достаточно острый, вращался вокруг всяких второстепенных вещей, и Кузьма не предпринимал никаких попыток возобновить прерванный трое суток назад разговор. Все это выглядело весьма и весьма странно. Зная повадки метростроевцев, Кузьма догадывался, что причина здесь не в перемене отношения к нему, а в перемене тактики допроса. Следовало ожидать какого-то нового, хитроумного хода.

Примерно так оно и случилось. Хорошенько заболтав Кузьму, Змей вдруг задал совершенно неожиданный вопрос:

– Не могли бы вы в случае необходимости сделать заявление о том, что прибыли к нам исключительно по своей доброй воле?

– Кому сделать? – Кузьма сначала даже растерялся: смысл вопроса как-то не доходил до него.

– Неважно, – уклонился от прямого ответа Змей. – Кому надо, тому и сделаете.

– Нет уж, давайте начистоту! – возразил Кузьма. – Я не шлюха, чтобы делать «кому надо». Я заранее должен знать, с кем придется иметь дело. Без подвохов.

– Какие подвохи! – Сейчас Змей чувствовал себя куда менее уверенно, чем при их предыдущей встрече. – Да и вопрос я вам задал сугубо предварительный. Не «могли бы», а «не могли бы в случае необходимости». Чувствуете разницу? Вполне вероятно, что такая необходимость и не появится.

– Не появится – и слава богу. А если вдруг появится, тогда поговорим отдельно.

– Какой же вы упрямый… – Щека Змея слегка дрогнула, словно дал о себе знать больной зуб.

– Что есть, то есть, – не без гордости признался Кузьма. – Таким уж уродился. Вы лучше прямо скажите, для кого предназначается мое заявление? Для начальника планового отдела? Для охранника, который ошивается наверху? Для всего коллектива метростроевцев? Или для кого-то еще?

– Для кого-то еще – пусть будет так. – Змей уже не дергал щекой, а откровенно кривился. – Вас это устраивает?

– Ага, уже теплее! – Кузьма повеселел. – Но ведь на Торжище я был не один. Кто-то мог видеть, как ваши драконы дубасили меня в двух шагах от корчмы. Могут возникнуть всякие нежелательные вопросы. Хотелось бы знать вашу версию происшедшего.

– Как вас дубасили, никто из посторонних не видел. На этот счет можете не сомневаться. А версия такова. Вы давно стремились навестить нас, но всякий раз что-то мешало. В таверне вы обманули бдительность собутыльников и самостоятельно покинули Торжище. В это время ваши приятели завязали пьяную ссору со случайными посетителями, за что и пострадали.

– Думаете, в это поверят?

– Неважно. Главное, чтобы вы так сказали.

Похоже было, что метростроевцев кто-то сильно допек. Утаить шила в мешке не удалось. Нашлись защитники и у Кузьмы Индикоплава. Наверное, это Юрок поднял шум по всему Шеолу. Если так, то спасибо ему большое. Понятно теперь, почему суровый начальник отдела техники безопасности виляет хвостом, как нашкодивший мышонок. Надо бы воспользоваться удобным моментом и добить его до конца.

– Да объясните же вы в конце концов, что случилось? – насел он на Змея. – Химеры обеспокоены моим отсутствием? Или меня требуют к себе неведомые боги преисподней?

– Полунамеки вас, значит, не устраивают, – вздохнул Змей. – Хотя уверен, что вы давно вникли в суть дела, только не хотите это показывать. Ладно, поговорим без обиняков.

– Я этого только и добиваюсь! – с энтузиазмом воскликнул Кузьма.

– Слухи о вашем исчезновении распространились весьма широко. На моей памяти это первый случай, когда пропажа выползка воспринята как чрезвычайное происшествие. Святокатакомбная церковь и община связистов с редким единодушием вступились за вашу персону. Обвинения почему-то пали на нас.

– Как можно! – Кузьма сделал большие глаза. – Клевещут!

– От нас требуют не вашей выдачи, а созыва чего-то вроде трехстороннего совещания. С участием вашей персоны, конечно. Похоже, что бандиты и святоши так до конца и не сговорились. – Может быть, впервые Змей сбился с подчеркнуто корректного, официального тона. – В ходе совещания предполагается обсудить вопросы, имеющие обоюдный интерес. Вполне возможно, что мы согласимся на это. Не из-за страха, конечно, нет. Запугать нас невозможно. Но и раздувать конфликт с соседями тоже не в наших интересах.

– Еще бы! Если сцепитесь с темнушниками, не получите ни капли нефти. Да еще неприятностей наживете.

– Все это не так страшно, как вам кажется. Мы вот-вот освоим способ добычи высококачественного горючего из торфа. Кроме того, идет интенсивный поиск подземных хранилищ горюче-смазочных материалов. По нашим сведениям, их в округе сохранилось немало. Никто не в состоянии диктовать нам свои условия. Мы ни от кого не зависим.

– Это уж точно! Вы ни от кого не зависите! – Кузьма припомнил свой последний разговор с Венедимом, когда тот весьма нелестно отзывался о метростроевцах. – Ни от Бога, ни от черта!

– Попрошу без мистики. Мы никогда не разделяли идеалистических убеждений, которыми заражены не только святокатакомбники, но в некоторой степени и связисты. Все, что есть в природе, в том числе свет и тьма, относятся к явлениям материального порядка, а следовательно, могут быть поставлены на службу человеку или в крайнем случае нейтрализованы.

– Химеры тоже?

– Тут немного сложнее. На предстоящем совещании речь как раз и пойдет о таких феноменах, как химеры, мох-костолом, Грань и кое-что другое. Коснемся этой темы и мы с вами, хотя и попозже. Но сначала я хотел бы получить конкретный ответ на мой вопрос. – Змей уставился на Кузьму так, словно хотел прожечь его взглядом насквозь. – Да или нет?

– Вот привязались! Ну пусть будет «да», если вам так хочется.

– Каковы гарантии того, что вы не нарушите данное здесь слово?

– Никаких, – отрезал Кузьма. – Хотите – верьте, хотите – нет.

– Гарантия, конечно, сомнительная… – Змей повторил свою попытку проникнуть огненным взором в замыслы Кузьмы.

– Ничего другого предложить не могу. Как говорится, чем богаты. Зато свои предварительные условия выскажу.

– Какие еще предварительные условия? – сразу насторожился Змей.

– Верните мне мои вещи.

– Само собой. Но не сейчас.

– И пусть мой приятель – кстати, его зовут брат Венедим, тоже участвует в совещании.

Это требование окончательно сразило Змея.

– Надо сначала узнать, позволяет ли ему здоровье… – пробормотал он.

– Если махать кайлом позволяет, то и сидеть, развесив уши, тоже позволит.

– А как объяснить его появление здесь?

– Придется немного подправить вашу версию. Гульнули мы, значит, на Торжище, показалось мало, решили добавить и сами не заметили, как оказались в ваших краях. Венедим, между прочим, обязан всюду сопровождать меня. Такова воля игумена. А для светляков это покруче, чем для вас постановление планового отдела.

– Надежный ли он человек? – забеспокоился Змей. – Сумеет ли держать язык за зубами?

– Это я беру на себя, – заверил его Кузьма. – Он мужик хоть и верующий, но покладистый. Правда, на вас сильно обижается.

– Что остается делать не приученному к труду трутню? Пусть сам на себя обижается… В общем, главный вопрос мы решили. Остается уточнить кое-какие детали.

– Разве трудно было догадаться, что детали лучше всего уточнять за кружкой водяры? – произнес Кузьма с укоризной. – Если своей жалко, так моей бы прихватили.

– Спиртное мы употребляем исключительно по поводу трудовых побед и только согласно приказу отдела труда и зарплаты, – пояснил Змей.

– Мне какое касательство до ваших приказов! Ты сам не пей, а я бы выпил. Эх, чую, пропадет моя баклага!

– Об этом можете не беспокоиться. Все ваши вещи, в том числе и баклага, находятся на хранении в отделе материальных ресурсов. А у них там даже пылинка не пропадет.

– Так я вам и поверил! – В словах Кузьмы было столько горечи, словно он уже уличил метростроевцев в тайном употреблении конфискованной водяры. – Что вы за люди! Чернильные души! Без подсказки жить не можете! Детей, поди, тоже в приказном порядке делаете? Какой, интересно, отдел этим командует?

– Ну зачем же отдел! Много чести будет, – осклабился Змей, что для него было совсем нехарактерно. – Всего лишь сектор. Сектор охраны материнства и детства при здравотделе.

– И как? План выполняете?

– У нас все планы выполняются, – многозначительно изрек Змей. – А теперь попрошу внимания. Я начинаю задавать вопросы.

– Задавайте, – обреченно вздохнул Кузьма. – Желательно по порядку.

– По порядку не получится. По порядку нам и недели не хватит. Надо осветить хотя бы основные вопросы. Отвечать попрошу быстро и кратко.

– Запутать меня хотите?

– Нет. Самый верный ответ – тот, что лежит на поверхности. Раздумье – признак неискренности.

– Скажите пожалуйста! А я и не знал.

– Как вы попали в обитель Света? – Тон Змея сразу изменился: как-никак, а он занялся своим привычным делом.

– Водяру искал. Вот и завернул по пути.

– Для кого вы искали водяру?

– Для себя.

– Это точно? – Змей прищурился: так он делал всегда, когда подозревал Кузьму в неискренности.

– Странные у вас вопросы какие-то…

– Отвечайте по существу.

– Повторяю: для себя! – почти выкрикнул Кузьма, а сам подумал: «Вопросик-то этот мне не без подвоха задали».

– Как вас встретили катакомбники?

– Да уж лучше, чем вы.

– То, что вам предложили проникнуть за Грань, нам уже известно. Знаем мы и про то, что это предложение поступило непосредственно от игумена. Какое впечатление от общения с ним осталось у вас?

– Тот еще жук!

– Не понял? – Змей нахмурился.

– Хитрая, говорю, тварь.

– Он действительно проводит время на столпе?

– Вроде того.

– Сидит или стоит?

– Не разобрал. Темно было.

– Вас в нем ничего не поразило? Внешний облик, например? Или манера разговаривать?

– Повторяю: темно было. А манера разговаривать у всех светляков одинаковая, – так было сказано вслух, а так мысленно: «Хрен я вам что-нибудь важное скажу!»

– Вы согласились на предложение игумена?

– А куда было деваться! Пригрозил, гад, голодом меня уморить.

– С какой целью в обитель Света наведалась весьма представительная делегация связистов?

– Смешно сказать. Я им вдруг понадобился.

– Для чего?

– А вы сами не догадаетесь? Кузьма Индикоплав нынче всем нужен. Хоть разорвись.

– Но ведь у связистов был какой-то формальный повод требовать вашей выдачи? Не так ли?

– Ерунда все это! – Теперь пришлось скривиться уже Кузьме.

– Расскажите, не стесняйтесь.

– Коротко не получится.

– Рассказывайте, как получится.

– Я, прежде чем к светлякам зайти, к темнушникам наведался. С той же целью. Правда, дальше заставы нос не совал. Дело там нехорошее случилось. Какая-то тварь отметилась. Перед самым моим приходом… Видели, как грибы на прутиках сушатся? Вот таким же манером она всех стражников на железные штыри нанизала. Я по своей дурости об этом темнушникам сообщил. По телефону. Вот они на меня и окрысились. Дескать, без моего участия тут не обошлось.

– Кстати, во время вашего пребывания на Торжище имел место похожий случай. Вы в курсе?

– В курсе, – кивнул Кузьма.

– Что можете сказать по этому поводу?

– Перерождаются химеры. Другими становятся. Если так и дальше дело пойдет – спасения от них не будет.

– Откуда связистам стало известно ваше местонахождение?

– Баба одна стукнула. – Скрывать тут было нечего: выгораживать Феодосию он не собирался.

– Та самая, которая была с вами на Торжище? – уточнил Змей.

– Та самая.

– Давно она состояла осведомительницей у связистов?

– Не знаю. Лично я ее об этом не спрашивал.

– Вы можете как-то влиять на химер? – Змей вновь подозрительно прищурился.

Вопрос был дурацкий – ни один выползок не ответил бы на него честно. А уж Кузьма, кое-что в этом деле понимавший, – тем более.

– Что вы! – Он замахал руками, словно монах, которому предъявили обвинение в сношении с дьяволом. – Это надо же такое придумать! Человеку химеры не по зубам!

– Но вы избавились от связистов не без помощи химеры.

Сволочью был этот Змей. И в первую очередь потому, что знал гораздо больше, чем ему следовало.

– Случайно вышло, – пояснил Кузьма с самым невинным видом. – Момент удобный подвернулся. Зачем его упускать?

– А чем вас не устраивали связисты?

– Грубые люди. Не люблю я таких. Чуть что – сразу по сопатке.

– Но с одним из них вы, похоже, сдружились, а? – Вопрос был, конечно, с подковыркой, о чем можно было судить по сопровождающему его магнетическому взгляду.

– С кем по пьянке не сдружишься, – потупился Кузьма.

– Где этот пачкун добыл пистолет?

– У темнушников всякого оружия полным-полно.

– Полно. Но не такого.

– Вы про это лучше у него спросите.

– И спросим, – с угрозой буркнул Змей. – Придет такое время… Кто еще, кроме людей и химер, обитает в Шеоле?

– Крысы, летучие мыши, змеи… – Кузьма стал загибать пальцы.

– Я имею в виду созданий совсем другого рода, – перебил его Змей. – Тех, которые появились после Черной Субботы. Здухачей, например.

– Брехня! – категорически заявил Кузьма. – Выдумки. Вы еще про папу Мумбо-Юмбо спросите.

– Кто это такой?

– Владыка преисподней. В понимании темнушников. Им завидно стало, что у светляков Бог есть, и черти, и ангелы, вот и придумали себе идола.

– А почему именно Мумбо-Юмбо?

– Потому что черный. Они же мрак обожествляют. Считают его первородной стихией, из которой все остальное родилось. И твердь, и хлябь, и свет, и живые твари. С папой тоже понятно. Так они тех зовут, кто чем-нибудь заправляет. «Зубры» стоят над «быками», «быки» над «волками», а папа над всеми. Вот и в преисподней должен быть свой папа. Так сказать, папа над папами.

– Ну это несерьезно, – отмахнулся Змей. – Не отвлекайтесь. Откуда приходят химеры? Сверху или снизу?

– Конечно, сверху! Откуда мох пришел, оттуда и они приходят.

– Не следует ли из этого, что они способны преодолевать Грань? Хотя бы в одну сторону – сверху вниз?

– Никогда не думал об этом.

– С какой стороны вы подошли к обители Света? – Змей предъявил Кузьме чертеж, тщательно выполненный углем на листе рыхлой сероватой бумаги, которую, как говорят, метростроевцы наловчились делать из тщательно перемолотого мха.

– Я в этих кружочках и загогулинах не разбираюсь. – Слова Кузьмы были истинной правдой. – Мне ваши узоры без надобности. Подземные ходы нужно нюхом чувствовать.

– Ну а все же? – настаивал Змей, тыкая в чертеж пальцем. – Вот туннель, который соединяет обитель Света с владениями темнушников. Вот другой туннель, по которому можно добраться до Торжища, а вот два малоизвестных туннеля, которые уходят в лабиринты, на этой схеме не изображенные. Который из них ваш? Только не надо гадать.

– А где дозоры светляков расположены? Тут это видно?

– Конечно. Здесь справа, а здесь слева.

– Светляки на меня слева набросились. Вот и соображайте.

– Все ясно, – Змей чиркнул по бумаге пальцем. – Это совпадает с нашими сведениями.

– Не пойму я только, зачем вам это знать нужно?

– Так… На всякий случай – Змей спрятал чертеж и сразу же переключился на другую тему: – Как глубоко вы проникали в недра Шеола?

– Всяко бывало. Смотря как мерить.

– Меряйте в километрах.

– С километрами у меня слабо, – признался Кузьма. – Я все больше на чутье полагаюсь. На какой мы сейчас примерно глубине?

– Зачем же примерно? Могу сказать точно. Ноль целых девять десятых километра.

– Тогда на ваш вопрос я отвечаю так: можно говорить о трех-четырех километрах.

– Ну а если в стороны? – Змей для наглядности пошире развел руки.

– Тут в километрах не померишь. Это то же самое, что спросить у глиста про величину свиньи, в кишках которой он проживает. Но бывал я во многих местах. Отрицать не буду. Правда, много где и не бывал.

– Например?

– Про Фараоново озеро слышали? Вот его-то я и не нашел, как ни старался. Хотя двое или трое выползков клялись, что даже искупались в нем.

– Разве им воды мало?

– Не скажите. Там совсем другая вода. Она все болезни лечит и раны заживляет.

– Глупости! Я ведь просил вас не отвлекаться… Новые ходы в Шеоле появляются?

– Конечно. За это вам надо спасибо сказать.

– Я говорю о ходах, не имеющих к нам никакого отношения, – пояснил Змей.

– Хм… – На этот раз Кузьма задумался по-настоящему, однако метростроевец не торопил его, делая, наверное, скидку на сложность вопроса. – А знаете, появляются!

– Кто их прокладывает?

– Я почем знаю! А кто прокладывает морщины на коже? Сами собой появляются.

– Морщины появляются потому, что кожа стареет.

– И Шеол стареет. Одни подземные реки иссякают, другие меняют русла. Где-то грунт проседает, где-то вспучивается. Про потопы тоже нельзя забывать. Да мало ли что еще!

– Приходилось ли вам находить какие-нибудь подземные склады?

– Скорее клады, чем склады. В основном мелочовка. Сегодня нашел, а завтра уже сбыл все.

– Хотите сказать, что о складах оружия, амуниции и горючего вам ничего не известно?

– Не хочу сказать, а говорю! Не-из-вест-но! – произнес Кузьма по слогам. – Вы меня еще в прошлый раз этим вопросом замучили, когда я в лазарете почти без чувств лежал.

– Не надо нервничать… Как близко вы подходили к Грани?

– С какой стати мне к ней близко подходить? Я в огонь зря соваться не привык.

– В огонь? – Змей едва не подскочил на своем месте.

– Не в огонь, так под топор, какая разница! Это я для примера сказал.

– А-а-а… – разочарованно протянул Змей. – Есть ли у вас собственная версия причин, вследствие которых наступила Черная Суббота?

– Хоть сто штук. Могу и сто первую сочинить. Специально для вас. Только в другой раз. Устал я что-то. Давно не приходилось столько говорить. Язык распух.

– Хорошо. Будем заканчивать. – Похоже было, что и Змей изрядно вымотался. – Не хотите ли добавить что-нибудь к уже сказанному?

– Добавляют в драке, если кому вдруг мало покажется, – молвил Кузьма назидательным тоном. – В корчме иногда добавляют, но уже за отдельную плату. А мне добавлять нечего. И так всю душу наизнанку перед вами вывернул.

– Вряд ли. Душа ваша – потемки. Шеол, конечно, на всех свою печать накладывает, но на выползков в особенности. Там бездна, – он указал пальцем вниз, – и тут тоже бездна, – палец уперся Кузьме в грудь.

Сказано все было совершенно серьезно, без тени шутки или иронии. Кузьму даже холодок по коже пробрал: а не кроется ли в словах метростроевца причина, по которой бесследно исчезли почти все выползки?

Змей между тем кивнул на прощание и уже поставил ногу на нижнюю скобу лестницы.

– Долго вы меня тут мариновать собираетесь? – опомнился Кузьма. – Выпустили бы на волю. А то я скоро ходить разучусь.

– Выпустим, – не оборачиваясь, пообещал Змей. – Как только получим достаточно надежную гарантию вашей лояльности, так сразу и выпустим.

Эта загадочная фраза неизвестно почему сильно подпортила Кузьме настроение.

Свободу он получил уже спустя сутки. Хотя какая это была свобода – смех один! Просто появилась возможность из одной тюрьмы, очень уж тесной, перебраться в другую, более просторную.

Всяких правил и ограничений у метростроевцев существовало столько, что иной раз казалось – лучше бы сидеть в одиночке, по крайней мере никто шпынять не будет.

В общественную ночлежку Кузьму не пустили – отсутствовали документы на прохождение необходимых предварительных процедур (обманул, значит, Змей с карантином). В то же время обитать где попало тоже не полагалось – могли лишить скудного пайка.

Сам начальник отдела техники безопасности Кузьме на глаза не попадался, словно бы нарочно его избегал. А может, просто брал на измор. Дескать, сам прибежишь и в ножках валяться будешь.

Венедим находился в лазарете, где в преддверии трехстороннего совещания ему усиленно поправляли здоровье. Посторонние туда не допускались. Еще Кузьма узнал, что его бывшее узилище уже занято кем-то другим – увесистый валун вновь прижимал люк, а вокруг расхаживал охранник, бдительность которого (как и все, что касалось профессиональных устремлений метростроевцев) превосходила всякие разумные пределы.

Впрочем, в этой постылой жизни случился и один светлый момент. Одноногий и беспалый ветеран труда, ныне состоящий в штате отдела материального обеспечения, вернул Кузьме все конфискованное имущество.

Первым делом Кузьма взболтнул баклагу, горлышко которой было обклеено бумажками с мутными фиолетовыми штампами. Такие вот были эти метростроевцы – человека могли запросто похитить, зато его имущество берегли как зеницу ока. На предложение отметить рюмашкой первый день свободы, инвалид, грудь которого украшали железные бляхи с затейливыми надписями вроде «За прокладку туннеля Скрипуха – Гиблое» или «За создание резервной дренажной системы», ответил лишь презрительным взглядом. На таких бездельников, как Кузьма, ему даже слов было жалко тратить.

Пришлось праздновать в одиночестве. Отыскав более или менее укромное местечко, Кузьма несколько раз прилично приложился к баклаге и стал обдумывать свое нынешнее житье-бытье.

Ситуация складывалась довольно забавная. На Кузьму Индикоплава претендовали сразу три могущественные общины. И это при том, что каждая из них в отдельности попутно лелеяла планы его физического устранения.

Это соперничество должно было разрешиться в самое ближайшее время. И кому бы Кузьма ни достался, пусть даже всем противоборствующим сторонам сразу, его обязательно погонят к этой чертовой Грани. Короче говоря, очень скоро он может распрощаться не только с вольной жизнью, но и с жизнью вообще.

Вывод напрашивался сам собой – не дожидаясь решения трехстороннего совещания, поскорее уносить отсюда ноги, благо что никто за ним пока особо не присматривает.

Однако тут сразу возникал другой вопрос. А почему это, интересно, ему предоставили свободу, пусть и ограниченную? В чем другом, а уж в гуманности метростроевцев заподозрить нельзя. Следовательно, они заимели (или только так считают) гарантию того, что Кузьма не сбежит.

Что в понимании метростроевцев может являться такой гарантией? Скорее всего Венедим, ныне пребывающий в лазарете, столь же неприступном, как и тюрьма. Если это так, то Змей и его соратники жестоко просчитались.

Венедим мужик неплохой, но Кузьма ему абсолютно ничем не обязан. Не хватало еще положить жизнь за какого-то святошу. Сообщить куда следует – это другое дело. Пусть теперь светляки всем скопом сами выручают собрата по вере.

Эти мысли, подкрепленные водярой, казались Кузьме безукоризненно ясными. Какой-то мерзкий червяк все же точил душу, но его легко можно было утопить двумя-тремя добрыми глотками. Оставалось определить маршрут побега. Туннель, по которому его сюда доставили, вкупе с другими точно такими же туннелями, веером расходящимися в разные стороны, для этой цели явно не годился. Метростроевцы в них шныряют как муравьи и сразу же обратят внимание на чужака.

Нужен какой-то старый, заброшенный ход, желательно заросший мхом, что не позволит метростроевцам организовать погоню. Скорее всего придется воспользоваться дренажной системой или одним из технических штреков, которых здесь должно быть не меньше, чем дырок в сыре (что такое сыр, Кузьма не знал, просто так любил выражаться его отец).

На тот случай, если придется взламывать заградительную решетку, Кузьма запасся железным ломиком, позаимствованным с пожарного щита. С водой на таком уровне проблем возникнуть не должно было. Придется, правда, поголодать пару деньков, но это не впервой.

Дождавшись, когда одна из смен отправится на работу, а другая, заняв освободившиеся койки, отойдет ко сну, он проскользнул за спинами охранников, совершавших очередной обход, и нырнул в тесный туннельчик, откуда хоть и слабо, но явственно тянуло сквозняком.

Скоро туннель превратился в нору, где передвигаться можно было только в три погибели. Нора шла вниз и постепенно загибалась в сторону, противоположную той, куда собирался направиться Кузьма.

Выбирать, впрочем, не приходилось. Нора сузилась до такой степени, что передвигаться в ней можно было лишь на карачках, а то и вообще ползком. Проведя в подземных странствиях всю свою сознательную жизнь, Кузьма тем не менее терпеть не мог вот таких крысиных лазов, где даже развернуться нельзя. Да и руки поранить было недолго, хотя он и обернул их тряпками, оторванными от рубахи. Эх, зря они не запаслись на Торжище хорошими перчатками! Ведь была же такая возможность.

Несколько раз нора раздваивалась, но все ответвления, направление которых устраивало Кузьму, заканчивались тупиками.

Скоро появился мох, сначала только на потолке и стенах, а потом и по всей окружности норы. Можно было считать, что полдела сделано. Метростроевцы со своими фонарями никогда сюда не сунутся.

Ползти по мху было значительно удобней, зато появилась реальная опасность встречи с химерой. Вот будет номер! Ведь в такой тесноте не разминуться, не спрятаться.

Немного полегчало, когда нора, которую Кузьма уже мысленно называл «своей», соединилась с другой, более просторной. Пахло, правда, здесь гадостно, как на самом дне Шеола, где собирался убийственный для всего живого рудничный газ. Места эти были совершенно незнакомы Кузьме, но похоже, что он добрался до дренажной системы, на время потопов принимавшей в себя избыток ливневых вод.

Отсюда можно было двигаться в любом направлении, хоть к темнушникам, хоть на Торжище, но целью Кузьмы была обитель Света, в окрестностях которой его дожидалась стая, на время вынужденного безделья скорее всего впавшая в спячку.

Путешествовать без крылатых поводырей было опасно, да и скучно. Кроме того, с непривычки побаливали ноги – как-никак, а он провалялся без движения почти целую неделю. Мешал и всякий металлолом, время от времени попадавшийся под ноги. Метростроевцы хоть и считали себя рачительными хозяевами, однако железо, нужное и ненужное, сеяли за собой без всякой меры. Да и чего его беречь – говорят, у них одних только рельсов было заготовлено на четверть века вперед.

История того, как под землей оказалось такое количество людей, к труду проходчиков, бетонщиков, арматурщиков и сварщиков никакого отношения не имеющих, была интересна сама по себе.

Метро в городе строили давно, но пуск первой очереди откладывался из года в год. То специалистов не хватало, то техники, то смежники подводили, то финансирование хромало. Да и стихия не щадила – сегодня плывун прорвется, завтра метан взорвется.

Короче, дела обстояли неважно, особенно в том памятном августе. Приближался конец месяца, не за горами был и конец квартала, а работа продвигалась с катастрофическим отставанием от графика. Поговаривали уже о том, что управляющему трестом в своем кресле не усидеть.

Дабы хоть как-то выправить положение (или попросту продемонстрировать вышестоящему руководству свое служебное рвение), управляющий пошел на крайнюю меру – объявил всеобщий трудовой субботник.

В назначенный день и час под землю спустились все, кому положено и не положено, включая самого управляющего, его секретаршу, четырех замов и главного бухгалтера. Само собой, в стороне не остались многочисленные сотрудники административного аппарата, служащие орса, редакционный коллектив газеты «Проходчик», актеры ведомственного театра «Метро» и даже постовые милиционеры, охранявшие здание треста.

Поскольку после окончания субботника планировались небольшой пикник и культурная программа, на перроне почти достроенной станции «Юго-Запад» был развернут пункт питания с буфетом, электрогрилем и дюжиной мангалов (среди основных пристрастий управляющего хорошо прожаренные шашлыки стояли на третьем месте, сразу после тела секретарши, первое место, естественно, занимала работа).

По соседству дежурили врачи и санитарки, готовые оказать нуждающимся любую медицинскую помощь. Для этого они располагали самой совершенной аппаратурой и самыми действенными препаратами.

Короче, всего хватало – и еды, и выпивки, и музыки, и цветов, и трудового энтузиазма. Любо-дорого было глянуть на управляющего, трудившегося наравне с простыми каменщиками. Многочисленные подсобники, среди которых выделялась своими импортными лосинами секретарша, до сего дня ничего более тяжелого, чем кофейник, не поднимавшая, просто не успевали за шефом.

Главный бухгалтер, недавно отпраздновавший свое семидесятилетие, наводил глянец на облицовочную плитку, референты и юрисконсульты, разбившись на четверки (обычно такую работу выполняли вдвоем), таскали рельсы, и даже совершенно отвыкшие от физического труда милиционеры ковыряли что-то совковыми лопатами.

Когда пропала электроэнергия, подававшаяся с центральной подстанции, это никого особо не встревожило – такие случаи бывали раньше сплошь и рядом. Да и не испугаешь настоящего метростроевца темнотой, тем более что у многих на касках имелись специальные лампочки.

Вскоре заработали резервные генераторы, в случае нужды способные осветить целый город, участники субботника устроили внеочередной перекур (хотя курить под землей строго воспрещалось), а некоторые даже успели причаститься в буфете.

Так как телефоны почему-то тоже не работали, главного энергетика откомандировали наверх для выяснения причин аварии.

Он-то и стал первой жертвой Черной Субботы.

Затем пропали его заместитель, бригадир электрослесарей и несколько рядовых электриков. Все это пока напоминало сказочку о потерявшемся дурачке, на поиски которого посылают другого дурачка, третьего и так до бесконечности.

«Загуляли!» – весело ляпнул кто-то, но шутка повисла в воздухе. Все складывалось довольно нелепо. Электроэнергия могла отключиться минут на пять, максимум на десять, но не на час же, как это имело место нынче. А про перебои в связи вообще никто не мог упомнить.

Работа сама собой прекратилась. Как водится, поползли всякие тревожные слухи.

Попытки выбраться на поверхность не прекращались. На сей раз решено было воспользоваться аварийным выходом. Однако новая партия посыльных тоже канула в неизвестность, а ведь среди них были заместитель директора по кадрам и главный диспетчер, то есть люди в моральном плане безупречные.

Поднялся уже настоящий ропот. Особенно нервничали женщины, у которых остались дома дети и мужчины, собиравшиеся вечером на футбол. Масла в огонь подлил какой-то работяга, сообщивший, что в воздухозаборную шахту снаружи попадают какие-то странные хлопья, похожие на тополиный пух, и от контакта с этим пухом лопасти вентиляторов разлетаются вдребезги.

До метростроевцев стало постепенно доходить, что на поверхности случилось нечто чрезвычайное. К чести руководства треста надо заметить, что никаких даже малейших проявлений паники допущено не было. Начавшуюся продажу спиртного прекратили, мангалы погасили, всем нуждающимся раздали валидол и валерьяновые капли, а духовому оркестру велели играть лирические мелодии.

Штаб субботника собрался на экстренное совещание. Высказывались самые разные мнения, но ни одно из них нельзя было назвать здравым. Версии о космической катастрофе и начале третьей мировой войны отмели в зародыше – не может такого быть, чтобы война или катастрофа разразились бесшумно.

Вполне возможно, что управляющий, видевший во всем случившемся козни, направленные лично против него, в конце концов отдал бы приказ о массовой эвакуации и этим погубил бы если не всех, то большинство метростроевцев, но его внезапно постиг инфаркт, спровоцированный как нервными, так и физическими перегрузками. Самоотверженные попытки медиков спасти жизнь шефа успехом не увенчались. Громче всех рыдала секретарша, лишившаяся не только любимого человека, но и каких-либо перспектив на будущее.

Среди уцелевших заместителей сразу начался разброд, и никто не осмелился взять руководство коллективом на себя. Решили до утра оставаться под землей и дожидаться помощи.

Ну а утром предпринимать что-либо было уже поздно – во все щели лез мох-костолом, а чуть позже появились химеры.

Кузьма успел отмахать приличное расстояние, когда вдруг ощутил, что он здесь уже не один.

Какое-то живое существо догоняло его, двигаясь куда быстрее, чем на это способен человек. Химерой эта тварь быть не могла – размеры не соответствовали. Крысой тоже – крысы за людьми не гоняются.

На всякий случай Кузьма присел и выставил вперед нож (ломик он давно выбросил за ненадобностью). Однако его тревогам сразу пришел конец, когда слух уловил шелест хоть и широких, но почти невесомых крыльев. Это была всего лишь летучая мышь.

Но откуда она могла здесь взяться? Ближайшая пещера, используемая под гнездовье, находится чуть ли не на другом конце Шеола. Заблудилась? Летучим мышам это не свойственно. Сбежала от какого-нибудь нерадивого хозяина? Но насколько было известно Кузьме, кроме него, дрессировкой крылатых зверьков никто больше не занимался, хотя ради мяса и шкуры их добывали многие.

Летучая мышь между тем сложила крылья и опустилась прямо ему на плечо. Вот так новость! Похоже, что они старые знакомые. Замирая от какого-то нехорошего предчувствия (хотя, по идее, полагалось радоваться), Кузьма тщательно ощупал зверька. Судя по насечкам на крыльях и другим приметам, это был Комарик, молодой самец, недавно принятый в стаю. Свой восторг от встречи с хозяином он выражал, тыкаясь мордочкой ему в щеку.

Причину своего появления здесь Комарик объяснить, конечно же, не мог, этого не сумел бы сделать даже Князь, но тот факт, что появился он со стороны владений метростроевцев, уже говорил сам за себя.

Вот, значит, какие гарантии имел в виду Змей. Тут он попал не в бровь, а в глаз. Стая была единственным, что по-настоящему любил и ценил Кузьма. Она заменяла ему глаза и уши. Она заменяла ему друга. Она заменяла ему детей. Жизнь без нее теряла смысл.

Можно было, конечно, начать дрессировку новой стаи с нуля, но на это уйдут годы и годы. Ведь предков Князя, Ведьмы и даже вот этого Комарика начали воспитывать еще родители Кузьмы, и навыки первых поколений, закрепляясь и развиваясь, передавались из рода в род.

Нет, тут уж ничего не поделаешь. Надо возвращаться… И как только метростроевцы сумели разыскать стаю? Впрочем, Кузьма сам указал на карте ее примерное местонахождение. Все остальное, как говорится, было делом техники. Что ж, будет урок на будущее.

Позволив Комарику лизнуть из горлышка баклаги водяры, Кузьма в самом скверном расположении духа повернул назад.