Графоманы не плачут

Халява

Стояла морозная январская ночь, когда из окон дома по улице Корлояровской раздались дикие крики:

– Халява! Приходи! Приходи ко мне, халява!

Такие крики продолжали оглашать окрестности ещё минуты три. Наконец Витька Добрушев закрыл форточку и подытожил: «Ну что ж, с подготовкой покончено». После чего выключил свет и с чувством выполненного долга отправился смотреть новый боевик, принесенный другом Генкой.

Часа через два он вернулся в свою комнату, удивился, обнаружив открытую форточку, снова закрыл её и включил настольную лампу. На краю стола, поодаль от обёрток жевательной резинки, расчерченных под «Морской бой» листков, карикатур на преподов и прочих полезных в студенческой жизни мелочей одиноко лежала зачётка. Неясное чувство любопытства заставило Витьку открыть сей документ и подробно рассмотреть каждую страницу, вплоть до фотографии с печатью. Почерпнув, видимо, много новой и полезной информации, Витька снова кинул зачётку на стол и повернулся к своей кровати.

Только по невероятной случайности его челюсть не сумела достичь пола в этот момент – поворачиваясь, Витька почёсывал рукой подбородок, и рука явилась преградой на пути челюсти в неизведанные низины.

На Витькиной кровати сидело существо. Именно так Витька охарактеризовал его для себя в первый момент. Существо было похоже на огромный тюк ваты с торчащими из него тоненькими ручками и ножками. Только вата была какая-то розовая, будто вымазанная вареньем. Прямо на этом тюке находились две чёрные бусинки глаз, а рот был будто небрежно нарисован куском угля.

Вернув распоясавшуюся челюсть на место, не потерявший самообладания Витька спросил:

– Ты кто?

– Как это кто? – ответило существо довольно высоким голосом. – Ты же сам не так давно орал что есть мочи: «Халява! Приходи!» Ну вот, я пришла.

– Ты что, всамделишная Халява? – Витька не верил своим глазам, лихорадочно вспоминая, не было ли вчера какого-нибудь очередного студенческого праздника, где бы он мог напиться до белых коней… вернее, до розовой Халявы.

– Естественно, всамделишная. Самая что ни на есть всамделишная. Ты что, никогда Халявы не видел? Тогда чего звал?

– Ну… я думал… поверье это такое студенческое…

– Поверье… Сам ты поверье. – Халява спрыгнула с кровати и подошла к Витьке вплотную. – Запомни, студент, никакое поверье просто так не может появиться. Ему почва нужна. – Для пущей доходчивости Халява постучала кулаком по Витькиному лбу.

– Ладно, – решила Халява, – пора и делом заняться. Ты, например, как зовёшься?

– Витька… Виктор Добрушев.

– Ага, Витёк, значить. – Халява уселась прямо на стол, предварительно сметя большую часть бумажного хлама на пол. – Отлично, Витёк. Учишься, значить, ты хорошо, – при этом она раскрыла зачётку на странице, где красовались три каллиграфически выведенные «уд.» – Что ж, помощь моя потребовалась?

– Ага…

– Ясно, что «ага». Чего сдавать собираешься?

– Матан. В смысле, математический анализ.

– У-у… Сильная вещь. Два вопроса и задача?

– Ага.

– А кто преподавателем у тебя будет?

– Макаров Борис Петрович.

Халява на секунду задумалась.

– Это такой лысый в очках? Нет?

Витька отрицательно покачал головой:

– Не… Он молодой.

– А, знаю. Это который сам недавно закончил? Точно, он! Ну, этот любит позверствовать. Ладно, двигаем научный процесс дальше: учил?

Витька опять отрицательно замотал головой:

– Ну, если только немного. Вот, конспект посмотрел.

Халява проследила за Витькиным взглядом и обнаружила небольшую полуобщую тетрадку, валявшуюся возле кровати. Халява пристально посмотрела на неё, и тетрадка сама вплыла в её тонкую ручку, раскрывшись на первой странице. По верху белого листа размашистым Витькиным почерком было выведено: «Мат. ан. Консп. студ. 1 гр. 2 к. Добрушева В.» В нижней части меленькими буковками, явно девичьей рукой, было приписано: «Макаров Борис Петрович». Халява перевернула страницу и обнаружила достаточно профессионально выполненный портрет какой-то девушки, скорее всего, той самой студентки, что выводила текст на первой странице. Далее был нарисован, по-видимому, сам Борис Петрович с огромным знаком интеграла в руке. Остальные листы тетради были девственно чисты.

Халява многозначительно взглянула на Витьку и спросила:

– Ну и как, что-нибудь запомнил?

– Да, – честно ответил Витька. – Имя, фамилию и отчество преподавателя.

– Да… Это в нашем деле главное. А ты ещё, к тому же, и название предмета знаешь.

Уперев руки в бока, Халява спросила:

– Ну и какую оценку ты, касатик, хочешь?

– Ну… – Витька явно ещё и сам не знал, какую оценку хочет касатик. – Ну, пять – никто не поверит, три – уже надоело, вот четыре – в самый раз, – решил он.

Халява молча наклонила голову и посмотрела на Добрушева снизу вверх. Витька сразу решил добавить:

– Можно с минусом.

Ещё немного помолчав, Халява наконец произнесла:

– Ладно, четыре так четыре. На экзамен я завтра с тобой зайду. Пиши и говори только то, что я тебе показывать буду…

– Так, а как же…

– Не боись, меня никто, кроме тебя, видеть не будет. Чай не первый раз экзамены сдавать помогаю. Много вас таких… образованных. А теперь – спать. Здоровый сон перед экзаменом – залог успеха.

Назавтра Витька решил не высовываться, а потому пошёл отвечать последним. Как Халява и говорила, всё прошло отлично. Сначала она помогла решить задачу, а затем подсказывала ему ответы на все вопросы Бориса Петровича, при этом не забывая делать положенное количество ошибок. То есть Витькин ответ полностью подпадал под критерий «знает на хорошо».

Генка, ждавший друга в коридоре, с пессимизмом в голосе спросил Витьку, когда тот показался из-за двери:

– Ну что, пересдача?

– Четыре балла, – гордо ответил Витька.

– Ну, ты, блин, даёшь… – только и смог произнести Генка, с восхищением глядя на неожиданно поумневшего друга.

Забежав в туалет и проверив, что там никого нет, Витька перевёл дыхание и произнёс: – Ну, Халява, спасибо. Век не забуду.

Розовое облачко с ручками и ножками сидело на подоконнике и беспечно болтало ногами.

– Да ладно, чего уж там. Такова наша работа – учиться помогать, – произнесла ещё более зардевшаяся от удовольствия Халява. – Только помни одно: пользоваться услугами Халявы можно только три раза. Больше трёх – нельзя.

– Ясно, – ответил слегка огорчённый Витька, который уже строил планы на годы вперёд. – Ну да ладно, – махнул он рукой.

– Ну, тады я пошла. У меня дел ещё хватает. Пакедова.

А в это время в аудитории собирал вещи после экзамена молодой преподаватель Борис Петрович.

– Ну, Халява, спасибо, – сказал он, глядя на сидящую перед ним Халяву. В отличие от Витькиной, эта имела сероватую окраску.

– Да ладно, Боря. Что мне, впервой? Помогать принимать экзамены – наша святая обязанность.

– Прямо и не знаю, как бы я без тебя…

– Ничего-ничего, скоро узнаешь, – весело ответила спасительница, – ведь отпущенные тебе десять преподавательских вызовов Халявы уже подходят к концу. Сегодня – девятый.

– Нда… – многозначительно ответил Борис Петрович. – Быстро, однако.

– А ты думал! – Припомнив былое, Халява мечтательно произнесла: – Вот посмотреть бы на тебя, когда б ты сам кандидатскую писал, – и хитро подмигнула.

Борис Петрович пропустил эти слова мимо ушей:

– Ну что, пошли. – Он поднялся. – До скорого свидания, Халява. Свидимся как-нибудь.

– Свидимся-свидимся. Я в этом не сомневаюсь. Ну всё, пока.

В коридоре Борис Петрович столкнулся нос к носу с Витькой.

– Вы, Добрушев, порадовали меня сегодня, порадовали. За ум взялись, я погляжу. Молодец, учитесь так и дальше.

– Уж постараюсь, Борис Петрович, – ответил Витька, повернулся и побежал догонять Ленку из второй группы.

А в коридор, невидимые никому, одна за одной выходили Халявы различных окрасок и вместе двигались дальше – сессия только началась.

28.11.1998