Горькие слезы

По обеим сторонам длинного коридора тянулись двери. Мимо них, навстречу технику без диплома Пете Хватову, шел плотный, осанистый, уверенный в себе человек. В его новых ботинках отражались розовые плафоны. Костюм из переливающейся ткани менял цвет при каждом шаге, и булавка, поддерживающая темный галстук, тоже была, как маленький светильник. Он не посторонился при встрече, и Петя вынужден был отступить в сторону, но из гордости сделал это в последний момент. Человек, явившийся из далекой дали управленческого коридора, задел его слегка локтем, буркнул что-то и, не оборачиваясь, проследовал дальше. Петя поглядел ему в спину. Ни одна дверь не открылась, и свидетелей невежливого поступка не оказалось.

Петю прислал сюда начальник для того, чтобы он подписал одну очень важную бумагу. А здесь толкаются. Петин взгляд стал мрачен и испепеляющ. В последнем номере научно-популярного журнала «Химия и религия» он читал сообщение о том, что путем тончайших экспериментов выявлена наконец природа дурного глаза, который является одной из форм телепатии, а в основе ее лежит нейтринно-кварковый репродукционно-поляризационный эффект, и каждый человек несет в своем взгляде определенный заряд гипнотической силы, у некоторых людей достигающий немалых значений. Пользуясь приложенной номограммой, Петя, смеха ради, измерил этот заряд у себя. Оказалось, довольно большой. Теперь он глядел вслед прошедшему, изнемогая от желания что-нибудь с ним сотворить. Но тот шел, не торопясь, и уже почти достиг выхода на лестницу. И вдруг… Из рукавов у него потекла вода, исчезли сперва кисти рук, потом сами рукава и весь пиджак, брюки, ботинки, галстук. Через мгновенье лишь небольшая лужа воды стояла у порога.

Петя остолбенел. Так далеко его намерения не простирались. Ну, зацепился бы ногой за незаметно выступившую паркетную дощечку, поскользнулся бы, испачкал костюм. Но так! Он побежал к луже. Вода как вода-будто нес кто-то графин и расплескал слегка у порога.

— Засудят, — мгновенно сообразил Петя. — Раз научно доказали, что можно человека сглазить, значит срок наказания за это предусмотрен и в уголовный кодекс внесен. Бежать бесполезно — собаку вызовут, найдут. Что делать?

В портфеле у Пети среди бумаг была стеклянная банка — на случай, если жена прикажет купить что-нибудь для хозяйства. Он торопливо раскрыл портфель, выхватил банку, вынул из кармана носовой платок и стал вытирать лужу, отжимая платок над банкой. Насухо вытирать не стал, боясь, что вот-вот кто-нибудь выйдет. Немедленно домой — там он решит, что делать дальше. Держа банку в руке, Петя бросился поскорей от этого ужасного места, где так неожиданно и жестоко проявили себя таинственные явления человеческой психики.

Дома он поставил банку на стол и отошел к платяному шкафу поглядеть на себя в зеркало. Все то же лицо — ничего не изменилось в нем: широкий и твердый подбородок, прямые волосы, прямой нос, серые глаза. Вот где отгадка! В их глубине что-то загоралось и гасло, какие-то отражения виднелись, закрываемые на мгновения тенями, цепочки каких-то следов возникали и исчезали, и надо всем этим, в самой недоступности нависло что-то грозное. Петя тяжело задышал. Никогда еще с таким трепетом не глядел он на самого себя, никогда еще сам себя так не уважал.

Он отошел от зеркала, присел к столу и стал думать. Жаль, конечно, беднягу, превратившегося в воду, но в общем-то он сам виноват. Толкнул и не извинился. А тому, кто так себя ведет, нечего, конечно, рассчитывать на снисхождение. Еще мало! И с другими так будет! Петя стал думать, кто его враги. Прежде всего, конечно, начальник. Правда, он считается безобидным старичком и даже распоряжения отдает, как бы робея. Но это все ширма! На прошлой неделе замечание за опоздание сделал, месяц назад тоже что-то было, не вспомнишь теперь. Сегодня унизил — послал визу добывать. Через экспедицию не мог. Срочно, говорит. Да разве можно перечислить все обиды! Теперь все! Пусть посидит в банке. Пусть тоже попробует жить, как живут рядовые сотрудники. Ближе к народу надо быть. Хорошую зарплату все мы любим получать! Петя стукнул кулаком по столу, так что банка вздрогнула, и написал: № 1 — начальник, № 2… Он стал перебирать всех своих знакомых и нечаянно вспомнил, что жена велела купить мяса к обеду. Ага! Вот кто враг номер два. Чего-то велит все время, чего-то запрещает, требует, пристает то с глупостями, то с нежностями…

Он сходил на кухню, открыл шкаф. Там было полно пустых банок — приближался сезон варений и солений. Вот-вот.

Всем места хватит. Прямо сейчас на работу, и начальника — того… Нет. Подождать надо. Предоставим из великодушия последний шанс/ Надо работать как всегда — до поры, до времени, — давая ему понять, что возмездие неотвратимо.

Он поставил банку на шкаф — чтоб жена, если придет пораньше, не вылила невзначай, — сходил в управление и получил нужную визу. Когда он вернулся домой, осколки банки валялись возле шкафа, а на шкафу сидел человек — тот самый, что растаял в коридоре. Он был несколько помят, в одном ботинке и без галстука.

— Вы? — крикнул Петя.

— А кто ж еще, — сказал человек. — Помогите спуститься.

Человек спрыгнул со шкафа.

— Надо же, — бормотал он, оглядывая себя, — приступ в каком месте захватил.

— Приступ? Разве это болезнь? — воскликнул Петя.

— А вы думали? Новая, неизученная. Человек ведь на семьдесят пять процентов состоит из воды. Вдруг неожиданно все в ней растворяется, и он превращается в лужу. Потом все затвердевает, как было. Третий раз такой припадок со мной. В первый раз на улице случилось. Прохожий сообразительный мимо шел. Всю воду до капли собрал с асфальта, в бидон — и в поликлинику. Хорошо, рядом была. Ни одна вещь не исчезла. А в учреждении у себя, как рассказал я, так промокашек наготовили. И верно, пригодились. Несколько капель всего не добрали — без пуговиц на рубашке остался. Ну, это ерунда. А сейчас кто-то неаккуратно постарался. Ботинок, видите, пропал и галстук.

— Неужели одежда растворяется тоже? — спросил Петя.

— А как же! Органические соединения. Пиджак, брюки — шерсть; белье — лен или хлопок; ботинки — кожа. Тоже все вода. Постойте, где я вас видел?

— Я вам найду пару ботинок, — отворачиваясь и ища глазами по углам, сказал Петя. — Люди должны помогать друг другу.

Он достал пару развалившихся ботинок и, пока больной с трудом натягивал их, спросил:

— И много вас таких, с приступами?

— Есть, конечно, не я один. На учете состоим в диспансере.

— А долго приступ длится?

— У кого как. У меня, как видите, нет. А вот у одного из наших две недели продолжался. Он в ванне растворился. Воду выливать нельзя — как разберешь, где та вода, где эта? День проходит, два, соседи шум подняли — ни помыться, ни побриться. Родные с заявлениями — редкая болезнь, требуют отдельной квартиры. Дали, а что сделаешь? Для перевозки поливальную машину наняли, в цистерне везли. В копеечку обошлось.

— И откуда пакость такая берется? — спросил Петя.

— Из Азии. Передается через контакт с больным. На меня какой-то тип в метро дохнул. Ну, желаю. Спасибо за помощь.

Он вышел — в отличном новом костюме, хоть и без галстука, и в разбитых, рваных, испачканных глиной и известкой ботинках. Петя выскочил на лестничную площадку.

— А как предохраняться? — крикнул он вниз.

— Плакат скоро выпустят! — донеслось в ответ.

Петя вернулся в комнату, постоял, размышляя, несколько минут и увидел вдруг, что рукава его расплываются и возле ног бурлят маленькими водоворотами. Последним, сверхчеловеческим усилием он рванул из-под кровати таз и встал в него обеими ногами. Если вода уйдет под половицы, не то что ботинка — головы не досчитаешься! И тут же сообразил, что последнее усилие надо было употребить на то, чтобы написать «Не выливай!!!» Потому что сейчас придет жена и, из-за своего вечного стремления к чистоте, выплеснет этот таз куда попало. Погибло все! Ему захотелось крикнуть напоследок что-нибудь жизнеутверждающее, романтическое и в то же время роковое.

— Если ты болен, то надо с бюллетенем дома сидеть, а не шляться по общественным местам заразу распространять!

Этого последнего напутствия человечеству не услышал никто. Из Петиных глаз выкатились две слезы — сожаление о погибшей молодости, о загубленной злыми людьми прекрасной жизни, — и тут же стали незаметны в воде, заполнившей тазик.