О высокие боги, пусть дождь придет!
Пусть жизнью на землю он упадет!
Пусть треснет Паоа, заступ Пеле,
Пусть дождь поет, как некогда не пел.
О тучи Ику – как дым черны,
Падите на землю грозой войны.
О Великие тучи – нет силы ждать,
Обруштесь на землю потоком дождя;
О боги, земля устала страдать,
Пошлите бурю на острова!
О Пеле, приношу тебе в жертву свинью,
Перед тобою, богиня, смиренно стою,
Прими же мой дар, молю!
О Пеле, царица горящих камней,
Пусть жизнь твоя станет жизнью моей,
О ты, что играешь цветами огней,
Прими же жертву мою!
Чувство нереальности происходящего преследовало Элинор весь день, а сейчас, когда она спрыгнула на поверхность Танцующего Камня Хопоэ, это чувство сделалось настолько сильным, что напомнило ей сон. Только во сне возможны были такая быстрая смена событий, такая головокружительная легкость движений.
Майк дал ей десять минут. Расход горючего и приближающийся шторм сделали даже это время чрезмерным. Они договорились, что он будет кружить над Хопоэ и, увидев пять вспышек фонарика, спустится и заберет ее.
Элинор проверила фонарик и тут же выключила его. Вокруг и так было светло от лавового потока, который протекал всего в пятнадцати ярдах. Прыгая с камня на камень, Элинор спустилась к подножию скалы.
У основания огромного камня зияла чернота, которая могла быть входом в пещеру. Черно-красная струя лавы неслась со скоростью поезда, и Элинор пришлось рукой заслониться от жара. В сотне ярдов от нее бил лавовый фонтан высотой не меньше пятидесяти футов. Элинор вспомнила фейерверки, которые видела в детстве в Огайо, и подумала, что они похожи на этот…, если не считать размеров. Вниз по склону огненные гейзеры били вплоть до самого моря, до которого отсюда было миль восемь. Она подумала, что, возможно, лавовые потоки уже похоронили под собой Мауна-Пеле. Вертолет совсем скрылся в тучах пепла и дыма. Тут и там на земле поблескивали стекловидные «волосы Пеле», – Элинор, – сказал голос.
В темном устье пещеры стояла женская фигура.
– Вы Молли Кевалу?
– Входи. – Женщина отступила в тень. Элинор поглядела на часы: у нее оставалось семь минут.
Внутри пещера освещалась тремя керосиновыми лампами. Элинор разглядела ковер на полу, стол с двумя стульями, кресло-качалку, книги на полке, блестящую кухонную утварь. Занятая осмотром, она даже забыла спросить, откуда женщина знает ее имя.
– Садись, – сказала Молли Кевалу. Элинор ожидала, что она окажется старухой из трейлера, но это была не она. Сумасшедшая Молли Кевалу оказалась довольно благообразной и даже похожей на главу кафедры английской литературы в Оберлине. Ее волосы были стянуты в пучок и заколоты черепаховым гребнем. На лице почти без морщин выделялись густые брови и пытливые глаза, которые трудно было счесть безумными. На ней были простая юбка и красная шелковая блузка с открытым воротом, на шее ожерелье из бирюзы.
– Садись. – Молли Кевалу указала ей на кресло, а сама села на стул рядом.
– Я на минуту. – Элинор села, опять подумав, реально ли это все. Это было реально: она чуяла запах серы от лавового потока и слышала треск керосиновых ламп.
– Знаю. – Молли Кевалу наклонилась и дотронулась до колена Элинор. – Знаешь ли ты, во что ввязалась, Элинор Перри из Огайо?
– В войну Пана-эвы и других демонов… Молли махнула рукой:
– Пана-эва – ничтожество. Это Камапуа воюет с Пеле за власть над островом. Это он использовал хаоле, чтобы проложить ему путь.
– Проложить путь? – Кровь застучала в ушах Элинор. – Да, тогда Киддер и Марк Твен видели кабана…
– Кахуны думают, что служат Пеле, но на самом деле они служат кабану.
– Кабану, – повторила Элинор. Молли Кевалу придвинулась еще ближе.
– Ты храбрая, Элинор Перри. Ты думаешь, что спустишься в Милу, как твоя родственница. «Откуда она об этом знает?»
– Ты погибнешь, если попытаешься сделать это. Но не теряй храбрости, Элинор Перри. Тихая храбрость женщин всегда превозмогает громкую храбрость мужчин. Наша храбрость рождена темнотой и рождает темноту, понимаешь, Элинор?
– Нет, – прошептала Элинор. – Хочу понять, но не понимаю.
– Слушай. – Молли Кедалу встала и заговорила нараспев:
Когда земля была горячей,
Когда небеса разверзлись.
Когда солнце потемнело,
Когда луна погасла.
Когда в небе взошли Плеяды,
Из грязи родилась Земля,
Из темноты вышла темнота…
«Поэма творения, – подумала Элинор. – Обыкновенная поэма творения. Бог мой, неужели я погибну?»
Когда мир горел, земля была горячей,
Когда мир горел, небеса разверзлись.
Из первой грязи родилась Земля,
Из первой темноты вышла темнота,
Из первой ночи возникла ночь.
«Утроба ночи, – думала Элинор. – Место, откуда вышли все противоположности жизни. И война Пеле с Камапуа будет длиться вечно».
Из утробы ночи – сплошная ночь.
Темнота ночью, темнота днем.
Из темноты вышел Кумулипо, мужчина,
Из темноты вышла Поэле, женщина.
«Но нужно постоянно поддерживать равновесие, – думала Элинор, уже начиная понимать. – Неужели я умру?»
Молли Кевалу, продолжая петь, взяла Элинор за руку и повела ее к выходу. Где-то неподалеку был слышен гром.
Рожден мужчина для узкого потока, Рождена женщина для широкого потока, Рождена была ночь богов.
– Иди, Элинор Перри. – Молли отпустила ее руку. – Иди и делай то, что должна делать.
Будь храброй.
Элинор сделала шаг, потом обернулась:
– Нет! Ты должна быть там! Ты должна помочь.
– Кто-то обязательно поможет. – Слова Молли едва слышались за шипением раскаленной лавы. – Всегда найдется женщина, чтобы помочь тебе.
Элинор упрямо покачала головой:
– Ты должна…
– Не сегодня. – Молли показала на реку лавы, текущую мимо них. – У меня слишком много дел. – Она в последний раз сжала руку Элинор и исчезла в пещере.
Элинор постояла недолго, глядя ей вслед, и начала карабкаться по склону Танцующего Камня.
Через минуту подлетел вертолет, ослепив ее прожектором. Ее втащили в кабину, кто-то что-то говорил, и она долго не могла вникнуть в смысл английских слов, будто их произносили на чужом языке.
– Нет. – Она наконец поняла. – Там никого не было.
– Ясно, – сказал Майк, и вертолет взмыл вверх, набирая скорость.
– Байрон-сан, – сказал Хироси Сато, когда принесли улиток, запеченных с томатной пастой и белым вином, – здесь не слишком надежное электричество. – На длинном столе мигали лампы. Официанты уносили блюда из-под малазийского салата с креветками и лесными орехами.
– У нас есть запасной генератор. – Трамбо кивнул Бобби Танаке, который включил свет и тут же опять выключил. – Просто при свечах совсем другая обстановка.
Тех, кто не ел креветок, официанты в белых ливреях обнесли греческим салатом из шпината с чесночным соусом. К нему подали выделяющийся на фоне зелени козий сыр и теплые, только что из печи, булочки. Престарелый эксперт по винам Андре откупорил бутылки, и Трамбо дал команду наливать.
– Мы продолжаем беспокоиться о нашем друге Цунэо, – прошептал Сато, наклонясь к самому уху гостеприимного хозяина. – При всем его легкомыслии он никогда не пропускал деловых мероприятий.
– О, я уверен, что с Санни все в порядке. Думаю, он придет на подписание соглашения.
Сато издал тихое рычание, которое у японцев означает вежливое сомнение, и занялся улитками.
– Извините, Хироси. – Трамбо увидел в конце комнаты Уилла Брайента и коршуном бросился ему навстречу. Они вышли на террасу, где бешено свистел ветер. По небу неслись тучи, подсвеченные снизу вулканом.
– Тела в морозильнике, – доложил помощник, стараясь говорить тише. – Люди Майклса стерегут вход.
– А что Фредриксон?
– Он звонил несколько минут назад. Говорит, что надвигается шторм, и просит разрешения уйти.
– Пускай остается на месте. – Трамбо подвел Брайента ближе к перилам. – Уилл, у меня для тебя есть работа.
Помощник ждал. Глаза его за увеличивающими линзами очков казались удивленными.
– Помнишь, я говорил про пещеру и кабана? И про Диллона и Санни, похожих на зомби?
Уйлл Брайент кивнул.
– Кабан обещал мне вернуть Санни, если я спущусь и поговорю с ним.
– Да, сэр.
– Вот я и хочу, чтобы это сделал ты. Брайент медленно поднял голову и посмотрел боссу в глаза:
– Сэр, я только что положил тело Санни в морозильник.
– Да, но я думаю, кабан забрал его душу или что-то такое. Спустись, забери ее, и мы попробуем вернуть ее в тело до подписания соглашения.
Глаза Уилла приобрели еще более удивленное выражение:
– То есть вы хотите, чтобы я в шторм вышел отсюда, нашел Фредриксона, спустился в пещеру, побеседовал с кабаном и забрал у пего душу Санни? И все это до подписания соглашения?
– Да.
Когда инструкции были четкими, Уилл Брайент всегда выполнял их неукоснительно.
– Пошли вы на хер, – сказал помощник.
– Что?
– Пошли вы на хер. – Подумав, Уилл добавил:
– …Сэр.
Трамбо с трудом подавил желание схватить гарвардского выпускника за тощую шею и выбросить с седьмого этажа.
– Что ты сказал?
– Я сказал: «Пошли на хер». Погибла уже уйма людей, и я пока не готов присоединиться к ним. Это не входит в мои служебные обязанности.
Трамбо на всякий случай спрятал руки за спину.
– Я заплачу, – сказал он сквозь зубы, – Десять тысяч долларов.
Уилл Брайент рассмеялся.
– Хорошо, пятьдесят. – Можно было послать кого-нибудь из охраны, но эти парни слишком тупы. Бобби Танака – трус, а Картера он уволил. Оставался Брайент.
Помощник покачал головой.
– Ладно, черт побери! Сколько?
– Пять миллионов. Наличными. Перед глазами у Трамбо замелькали красные пятна. Немного успокоившись и придя в себя, он выдавил:
– Миллион.
– Пошли на хер, – последовал ответ.
Оставалось удавить чертова вымогателя или уйти. Трамбо выбрал второе и вернулся в зал, где официанты как раз разносили главное блюдо – ягненка, зажаренного с медом и кокосом, под имбирным соусом.
– Вы в порядке, Байрон-сан? – осведомился Сато. – У вас лицо цвета лобстера. – Он сказал «робстера».
– В порядке. – Трамбо взял нож, с наслаждением представляя, как втыкает его в горло предателя. – Давайте лопать эту дрянь.
Корди услышала вертолет еще до того, как он приземлился. Луч прожектора скользнул по Большому Хале, затарахтел мотор, и легкая тень скрылась в темноте.
Корди знала, что задумала Элинор. Она хотела спуститься в Милу, как это сделала сто лет назад ее тетя, и вывести оттуда души хаоле, чтобы Пеле могла сражаться с врагами, не опасаясь за судьбу заложников. Еще она хотела взять с собой красавчика куратора, следуя древнему правилу: спускаться должны мужчина и женщина.
Корди не хотела никого спасать. Она только хотела, чтобы она и ее подруга Нелл остались живы. Она была готова пойти на вертолетную площадку, чтобы предупредить Нелл и Пола об опасности…, но это значило оказаться в темноте среди тварей, которых вряд ли остановит ее револьвер.
– Черт! – громко сказала маленькая круглолицая женщина и, проверив еще раз содержимое сумки, открыла дверь.
В коридоре шестого этажа было темно. Сверху слышались музыка и голоса, но ниже все тонуло в темноте. Корди была уверена, что лифт отключен, а это значило, что ей придется спускаться по наружной лестнице, освещаемой только газовыми фонарями с улицы да дьявольским светом вулкана.
«Достаточно, чтобы разглядеть кабана в тысячу фунтов», – решила Корди, запирая за собой дверь. Сделав несколько шагов, она нахмурилась, сняла туфли и засунула их в сумку. Лучше издавать как можно меньше шума.
Элинор почти не помнила остаток полета, настолько ее переполняли противоречивые мысли и чувства. Пилот проявил обеспокоенность положением Молли Кевалу, и она с трудом убедила его, что в пещере действительно никого не было. Пол на заднем сиденье молчал.
Они подлетели к Мауна-Пеле с моря.
– Света нет, – заметил Майк, включая прожектор. Элинор увидела внизу кроны пальм, пустые хале, заброшенный Бар Кораблекрушения.
– Не знаю, стоит ли оставлять вас здесь. – Пилот повернулся к ней. – Не похоже, что они включили аварийные генераторы. Должно быть, утром курорт эвакуируют. Может, забросить вас в Кону?
– Все будет в порядке, – сказал Пол Кукали. Голос у куратора был усталый.
– Не знаю. Мы видели недалеко новую трещину. Всего в трех милях отсюда бьет фонтан лавы, и неизвестно еще, что делается в лавовых трубках.
– Все будет в порядке, – повторил Пол. Майк пожал плечами и направил вертолет на посадку. Они сели на темную площадку, и Элинор еще раз смогла оценить искусство пилота.
– Спасибо большое, – сказала она. – Этот полет был очень важен для меня. Я его никогда не забуду.
Майк кивнул, хотя в глубине его серых глаз таились невысказанные вопросы.
– Как ты доберешься до Мауи? – спросил Пол.
– Из Кеахоле сообщают, что до настоящего шторма еще полчаса. Успею. – Он улыбнулся Элинор. – Дети уже легли, но Кэт всегда ждет, чтобы поужинать со мной. Ну ладно, желаю удачи.
Элинор и Пол вылезли из кабины, наклонив головы, чтобы не попасть под лениво вращающиеся лопасти. Даже здесь, в окружении деревьев, ветер был сильным.
Майк помахал им и включил мотор. Через секунду вертолет взлетел и взял курс на север, мигнув на прощание красным сигнальным огоньком.
– Молли ведь была там? – спросил Пол, когда они остались одни.
– Да.
– И что она сказала? Элинор замялась:
– Не знаю. Она что-то пела и одновременно говорила со мной…, как будто по другому каналу.
– Жрицы Пеле умеют это, – кивнул Пол. – Во всяком случае, так их слышат женщины. – В его голосе мелькнул оттенок горечи.
Элинор кое-что поняла:
– Так вы пытались молиться Пеле? Вы с вашими дядюшками взывали к Пеле, прежде чем выпустить Камапуа, Пана-эву и остальных?
Пол промолчал, но по выражению его лица Элинор поняла, что она права.
– Старые молитвы не действуют, – глухо сказал куратор. – Пеле не отозвалась на наши призывы.
– Это из-за насилия.
– Что?
– Из-за насилия, – повторила Элинор, чувствуя, как фрагменты мозаики в ее голове складываются в схему. – Много раз за столетия ваш кабан… Камапуа…, насиловал Пеле. Их битвы были частью мирового порядка, но насилие нарушило его. – Она показала на поле для гольфа за цветущими бутенвиллеями. – Как этот курорт…, он тоже нарушил порядок.
Прежде чем Пол успел что-нибудь сказать, их ослепил свет фар. Завизжали тормоза, и рядом остановился джип.
– На вашем месте я бы села, – сказала Корди. – Сейчас хлынет дождь.
Они залезли в джип – Пол назад, а Элинор на пассажирское сиденье, как в вертолете. Они уже ехали к Большому Хале, когда Элинор спросила:
– Слушай, это же мой джип, а ключи я не оставляла. Как ты его завела?
– Проволочкой, – невозмутимо ответила Корди. – И это не так легко, как показывают в кино.
– Почему? – спросил Пол.
– Что, почему не так легко?
– Нет. Почему вы приехали за нами? Корди повернулась к ним:
– Сегодня здесь случится что-то нехорошее. Но вы и сами это знаете. Во всяком случае, ты, Нелл.
Элинор кивнула:
– Сегодня ночью мы должны спуститься. Спуститься в Царство мертвых.
– Сегодня? Ты что, подруга?
– Это невозможно, – сказал сзади Пол. Джип въехал в раскрытые ворота. Охранника возле них не было, свет в будке не горел.
– Почему невозможно? – спросила Элинор.
– Боги спят только короткое время на рассвете. Днем Милу недоступно, а ночью…, ночью Камапуа съест вашу душу.
– Хрен с ним, – сказала Элинор и сама удивилась сказанному. Пол нахмурился:
– Камапуа – бог, часть нашей религии. Он так же важен, как и Пеле.
– Да, но он еще и насильник, – сказала Элинор. – Если Пеле может одолеть его и помешать убивать людей, мы должны вывести из Милу души хаоле.
– Это сказала вам Молли Кевалу?
– И да, и нет. Я не помню точно, что она сказала. Но нам нужно сегодня спуститься туда. Вам тоже. Пол.
– Я пойду с тобой, Нелл, – хрипло сказала Корди.
– Спасибо. Но это должны быть мужчина и женщина. Ты же читала дневник.
– Может, он устарел?
– Нет, – твердо сказала Элинор. – Мужчина и женщина. Пол, вы идете со мной?
Куратор надолго замолчал. Корди слышала, как вокруг шепчутся пальмы.
– Да, – сказал он наконец. – Но не ночью. Это верная смерть. Пойдем на рассвете.
– Ладно, – вздохнула Элинор.
– Договорились? Тогда дайте мне сказать. Они прислушались к Корди.
– Если все будет как в фильмах, которые смотрели мои парни, то сейчас хорошие парни разбредутся кто куда и монстры переловят их поодиночке. На этом месте я всегда начинаю болеть за монстров, потому что они умнее, чем хорошие парни. Понимаете, о чем я?
– Согласен, – сказал Пол. – Нам лучше держаться вместе.
– Или уехать. На этом джипе мы можем за полчаса добраться до Коны или Мауна-Лани или…
– Нет, – сказала Элинор. – Майк сказал, что утром курорт эвакуируют. Если мы уедем, нас уже не пустят обратно.
– Вот жалость-то, – заметила Корди.
Элинор посмотрела на нее в упор:
– Ты читала дневник. Ты должна понимать, как все это важно.
– Ладно. Тогда я предлагаю подняться сейчас по лестнице в мой номер, зажечь лампы, запереть двери и окна и до рассвета играть в покер. Идет?
– Согласна. Но сперва я должна заехать в мой хале.
– Это еще зачем? – удивилась Корди.
– Я оставила там дневник.
– Черт. Ладно, поехали, только побыстрее. И туда мы пойдем вместе.
Развернувшись на покрытой гравием дорожке возле Большого Хале, джип поехал назад, к Бару Кораблекрушения и дальше, к темнеющим среди деревьев хале. Начался дождь.
Остановив машину перед хале Элинор, Корди скомандовала:
– Пол, садитесь за руль, а мы сейчас вернемся.
– Корди, я сама…
– Помолчи, Нелл. – Корди вышла из машины. – Черт, даже фонари не горят. Иди открывай дверь, а я посвечу.
Это звучало мелодраматически, как в полицейских фильмах, но Корди на полном серьезе отпрянула, нацелив в темноту за дверью одновременно фонарик и пистолет.
В хале все осталось как было. Элинор взяла дневник тети Киддер, побросала в сумочку кое-какие туалетные принадлежности и вышла.
Они поехали назад к Большому Хале. Возле Бара Кораблекрушения поперек дороги лежало упавшее дерево.
– Черт! – сказал Пол, который теперь сидел за рулем.
– Объезжайте через кусты, – посоветовала Корди.
– Нет, они слишком густые. Придется искать другой путь.
– Через пляж, – сказала Элинор. Это в самом деле был лучший вариант. Пляж лежал всего в двадцати ярдах слева, и по нему можно было легко доехать до самого Большого Хале.
Пол развернул машину и поехал назад. Еще одно упавшее дерево придавило бы Корди, но благодаря хорошей реакции она успела выпрыгнуть из машины.
– Корди! – Элинор вскочила с места. Джип остановился, придавленный пальмовым стволом.
– Черт, – сказал снова Пол Кукали, и что-то в его голосе заставило Элинор обернуться.
На дороге в нескольких шагах от них стояли большой черный пес, сгорбленный человек-акула, ящер, окруженный клубящимся туманом, и кабан размером с автомобиль. Кабан и пес скалили человеческие зубы; человек-акула повернулся спиной, показывая другие зубы, еще более страшные. В кустах копошились тени.
Мотор заглох. Пол стиснул руль и закрыл глаза.
Элинор опять повернулась, пытаясь разглядеть Корди, но тут сильные руки схватили ее и выволокли из машины.
– Я не могу касаться тебя, женщина, – сказал кабан глубоким низким голосом. – Но другие могут.
Пана-эва двинулся к ней, облизывая челюсти раздвоенным туманным языком.
Крики скоро превратились в дикие вопли, но Большой Хале был далеко, и гости Байрона Трамбо ничего не услышали за воем ветра и игрой привезенного из Хило оркестра.