Горящее небо

— Эй, ты, называющий себя царём, — послышался чей-то веселый голос из толпы. — Ты не о других заботься, а о себе! Если ты Царь, то спаси себя! Сойди с креста!.. Что, не можешь?!

Толпа с радостным визгом подхватила шутку, и уже десятки голосов изощрялись в остроумии:

— Эй, разрушающий храм и в три дня создающий! Сойди к нам! Разрушь хотя бы этот крест! Ну, сойди к нам!..

— Да, если ты спасал других, то почему себя спасти не можешь?.. Или не хочешь?.. Он не хочет сойти с креста! Ему там лучше!

— Ему на кресте лучше, чем среди нас! Мы же недостойны такого царя, чтоб он находился среди нас… Он хотел возвыситься над нами… Вот и возвысился!

— Покажи нам чудо, пророк! Покажи! Сойди с креста, чтоб мы увидели! Мы поверим в тебя!.. Да! Если ты сойдешь с креста, мы поверим!..

И даже тот, кто был распят по левую руку от него, скрежетал гнилыми зубами:

— Если ты — Мессия, почему ты не хочешь снять себя с креста? Заодно бы и меня стащил… Я бы стал главным твоим учеником. Я готов называть святым хоть сатану, лишь бы он снял меня с креста… Ну что же ты, обманщик?.. Я хоть за дело страдаю, а ты за что?!

— Оставь его, — простонал второй разбойник. — Ведь мы и впрямь за дело приговорены, а он за что? Он ничего худого не сделал… Если тебе плохо, то какая радость тебе будет оттого, что кому-то станет ещё хуже?..

— Сойди с креста! — орали из толпы. — Сойди к нам, царь! Или мы недостойны тебя?! А-а, он не хочет! Не хочет!

— Боже мой… Боже мой! Почему ты оставил Меня? — прошептал Проповедник. — Не оставляй Меня, Отец Мой!..

— Что он там стонет? — донеслось из толпы.

— Он своего Бога на помощь зовет! Сейчас мы посмотрим, как Он будет его спасать! Посмотрим, как придет Бог, чтобы снять проповедника…

— Да, если он угоден Богу, то Бог снимет его с креста… Посмотрим! Что же Он не идёт?! Проповедник, почему твой Бог не хочет спасать тебя? Нужен ты Ему! Не идёт! Не спасает!..

Сотник стоял неподвижно, словно окаменев. Жили лишь его глаза. Карие, они словно стали багряными от наполняющей их ярости и боли. Долгим, повелительным взглядом смотрел он вдаль. И в глазах его отражались поднимающиеся над горизонтом пепельно-черные тучи. Немыслимо быстро вставали они над городом, заполняя собой небо и словно желая поскорее добраться до враз стихшей толпы. Что-то застонало в недрах земли, тяжело и печально. И неожиданно сильный толчок, ударивший из глубин, повалил всех стоящих на землю. Земля дрожала, пересыпая песок и камни, и ветер гневным воем перекрывал испуганные вопли удирающих прочь людей. Через минуту толпа рассеялась, и лишь несколько человек остались лежать ниц, истово молясь и зарываясь лицом в песок. Сотник вздрогнул, словно очнувшись, и провел пятерней по взмокшему лицу. И тотчас стих ветер, и исчезло тревожное гудение в недрах земли. Лишь тучи, застилавшие небо, светились изнутри, словно раскалённые докрасна. И наливавшие их краски становились всё ярче, всё пронзительнее и глубже. Наполненный печалью и скорбью взгляд проповедника вновь встретился с гордым и торжественным взглядом сотника.

— Не делай им дурного, — прошептал Распятый. — Они не ведают, что творят… Я буду молить Отца Моего за них. Ибо до этого дня они были неведающие… Их новая жизнь начинается… Новая жизнь…

— Я знаю, — ответил сотник, и голос его звучал горько и торжественно. — В этот полдень кончается день старый и начинается век новый. Твой век, Человеколюбец! Ты это знаешь, и я это знаю… С этого креста ты восходишь на свой престол. Теперь тебе быть повелителем земли. И не напрасны твои мучения, ты, объединивший в себе Сына Человеческого и Сына Божьего. Твоё учение принесет людям больше пользы, чем все правители, все мудрецы и все полководцы, вместе взятые. На протяжении веков ты будешь наполнять сердца людей любовью, объединяя их этой любовью независимо от рода, возраста и пола. Тебе выпало стать примером для людей. И хоть не будет на земле подобного тебе, твоя жизнь послужит образцом для многих. Нет для тебя преград, времени и расстояний. С этого креста, вознесшего тебя над всеми, твоя любовь к людям и твоя жертва им воссияют таким светом, что не будет на земле уголка, куда бы он не проник. Великих будет много, но ты останешься Единственным… Ты победил, Человеколюбец. Ты победил этот мир.

Немногие, оставшиеся возле места казни, с ужасом и смятением смотрели на две освещенные пламенем неба фигуры — Распятого на кресте и стоящего возле Его ног. Распростёртые руки, пронзённые в запястьях, словно желали обнять весь мир, а наполненные слезами и любовью глаза смотрели вдаль, сквозь стены Иерусалима, сквозь расстояние и время. Смотрели в вечность.

— Я выполню твою волю, Человеколюбец, — сказал сотник. — Пусть смерть твоя будет спокойна. Тебе ещё предстоит встретиться с Тем, Кто ждёт тебя. И предстоит возвращение… Но в эти минуты пусть ничто не тревожит тебя. Я выполню твою волю.

— Знаю! — теперь голос Проповедника был спокоен и величествен. — Я вернусь.

— Ничуть не сомневаюсь в твоём… упрямстве, — вздохнул сотник.

— Прощай и ты, тот, кто остается… Пить… Дай мне пить…

Петроний ещё раз наполнил из ведра губку и поднес к губам Проповедника. Капли влаги стекли на обнажённую грудь Распятого, и он глубоко вздохнул.

— Прощай, сотник, — сказал Проповедник, последний раз поднимая лицо. — Свершилось то, что предначертано… Отец Мой! Тебе передаю Я дух Мой. Я иду к Тебе…

Глаза его закрылись, и голова безвольно упала на грудь. Сотник положил копьё и сделал ещё один шаг вперёд. Нежно и покорно он поцеловал окровавленные пальцы ног Распятого и прошептал:

— Прощай и Ты. Мучения Твои кончились, начинается Твоё величие… Ты всё же показал мне чудо, о котором я просил… Ты показал мне самое большое чудо, которое я видел. Никакие чудеса не сравнятся с тем чудом, которое произошло этим весенним днём… В мире наступает весна, Человеколюбец. Ты ушёл, оставив на земле весну. Ты окончил Свое служение на земле, и начал его там, куда мы все придём… Мы ещё встретимся, Проповедник. В тот великий день, когда итоги будут подведены и настанет время платить по счетам, мы встретимся вновь. И Ты опять будешь защищать от меня палачей, просить за убийц и жалеть не знающих жалости. Ты будешь жалеть их всех и просить за них, а я… я… Мне предстоит долгий путь. Они выбрали между нами, предпочтя остаться со мной наедине. Что ж… Тем хуже для них. Ведь я — не Ты. Я не могу быть таким милосердным и любящим. Я просто этого не умею. Я не умею любить, прости…

Он поднял голову и посмотрел на хранящее величие и печаль лицо Распятого, склоненное к нему.

— Ты заплатил за них огромную жертву. И я буду помнить об этом… Твоей смертью оплачена новая жизнь. Мой гнев на них растворяется в печали… Но нет, я не печалюсь. Я знаю, что там, где Ты теперь, Тебе куда лучше, чем здесь. Там Тебя любят и понимают. Ты не принадлежишь этому миру, Ты не от мира сего. Твоё место там. Ты достоин его. И всё же спасибо, что Ты приходил… Ты мне напомнил о Начале… О тех днях, когда и я был рядом с Ним… Прощай. Прощай, Человеколюбец… Прощай и здравствуй…

Он стоял и смотрел на Распятого. И ему показалось, что раскаленное докрасна, горящее яростью и гневом небо опускается все ниже и ниже, готовясь обрушиться на погрязшую в жестокости и бездуховности землю, выжигая и давя всё живое. Вот оно нависло совсем низко, удерживаемое лишь хрупкими, иссеченными плечами Распятого. Качнулось, словно желая сломать последнюю преграду, навалилось на вершину креста, и… остановилось, удерживаемое раскинутыми руками Проповедника. Казалось невозможным, чтоб столь ненадёжная, хрупкая преграда, как грубо сколоченный крест с распятым на нём истерзанным, изломанным телом, смогла удержать всю силу гнева, наполняющую полыхающее небо. Оно выгибалось, стараясь опуститься все ниже, и не могло продвинуться ни на пядь дальше Того, Кто встал на своём кресте насмерть…

Он встал между небом и землёй, распахнув свою грудь навстречу людям, и подобно титану упирался раскинутыми руками в пламенеющие облака, удерживая над головами столь любимого Им человечества весь гнев небес. И горящее небо покорно отступало, не смея ложиться всей своей мощью на истерзанные плечи Одного-Единственного Препятствия к великому уничтожению. С мудрой улыбкой всепрощения Он стоял на своём кресте, замерев навечно, чтобы навсегда хранить тех, кого Любит…

Осталось сказать лишь немногое. Долгие годы после перевода таинственных манускриптов я следил за происходящими на территории Палестины и Египта раскопками, надеясь, что успею застать обнаружение подтверждений попавшего мне в руки признания. Но, к моему удивлению, весть пришла не оттуда. На юге Франции, в местечке под названием Ренн-ле-Шато, священник по имени Соньер во время ремонта небольшой церквушки обнаружил высеченный в тумбе жертвенника тайник с хранившимися в нём свитками. Прочитав попавшие в его руки манускрипты, Соньер в спешном порядке выехал в Рим, где был принят главой католической церкви. Что за свитки он передал папе римскому и что говорилось в них — останется тайной. Но после возвращения в свой приход Соньер неожиданно разбогател. Его богатство и его власть поднялись до необычайных высот. Говорят, что сам папа римский побаивался этого неприметного доселе священника. Церковь, в которой были найдены свитки, реконструировали с необычайной помпезностью и роскошью… В мире таится ещё много сокрытого до поры…

Иных подтверждений имеющихся у меня переводов пока нет. Раскопки в Египте и Палестине пополняют наши знания всё новыми и новыми удивительными находками, рассказывающими о событиях тех далёких дней. То, что раньше уверенно объявляли вымышленным, находит теперь весомые подтверждения. Факт существования Иисуса из Назарета подтверждают в своих сочинениях десятки его современников, среди которых есть и враги, и друзья Проповедника. Археологические раскопки всё больше и больше подтверждают необычайную точность описания тогдашнего Иерусалима авторами Евангелий, доселе неизвестную учёным. Существование Христа — столь же очевидный факт, как существование Александра Македонского, Петра Первого или Чингисхана… Остаётся понять, кем же он был: обманщиком, безумцем или Сыном Бога? Ответ на этот вопрос каждый может найти для себя только сам… Я сказал все. Прощайте…

С.-Петербург