ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ДРУГАЯ СТРАНА

Росы медленно капают, сны собираются: туманные стрелы

Пролетают внезапно пред глазами, открытыми сном.

Слышен топот копыт и всадников гибнущих стон,

Войск незнаемых древнее бранное дело.

За курганом седым солнце белое тонет в капели,

Мы, от шумного мира устав, склоняемся, бросив труды,

Рядом с кромлехом, близ серой текучей воды,

Пред владыкою звезд и пылающей огненной двери. [32]

Уильям Батлер Йитс

СЕТЕПЕРЕДАЧА/МУЗЫКА: «Жуткие животные» возвращают «классический» звук.

(Изображение: клип из альбома «1Way4U2B».)

ГОЛОС: Саския и Мартинес Бенчлоу, основатели группы «Моя семья и другие жуткие-жуткие животные» заявили, что избрали для своей некогда бешено популярной группы новое и «классическое» направление.

(Изображение: супруги Бенчлоу дома в окружении ружей и павлинов.)

С. БЕНЧЛОУ: Мы возвращаемся к классическому гитарному звучанию двадцатого столетия. А те, кто утверждал, что это просто прикол…

М. БЕНЧЛОУ: Безнадежно лопухнулись.

С. БЕНЧЛОУ: Безнадежно. Они полные чи син. Мы кое-что возвращаем, сечешь? Но делаем это своим. Сеговия, Хендрикс, Рой Кларк – весь этот старинный классический звук.

Глава 26 Возле реки

– Пожалуй, я лучше пойду. – Она не хотела на него смотреть, потому что ей становилось смешно.

– Но ты только что пришла. Ах да, конечно… ты ведь все еще наказана, верно? И не можешь задерживаться надолго, возвращаясь из школы. – Он слегка нахмурился. У него был печальный вид. – И еще ты хочешь уйти, потому что боишься, как бы я не попросил тебя сделать что-то плохое?

Кристабель молча кивнула. Мистер Селларс улыбнулся, но вид у него все равно остался печальным.

– Ты ведь знаешь, я никогда не сделаю того, что тебе навредит, малышка Кристабель. Но я хочу попросить тебя кое о чем и сохранить это в секрете. – Он подался вперед, приблизив к ней свое смешное «расплавленное» лицо. – Послушай меня. Я опаздываю, Кристабель. Мне очень стыдно просить тебя нарушить запрет родителей, но я действительно в отчаянии.

Она не совсем ясно представляла себе смысл слова «отчаяние», но решила, что это нечто вроде спешки. Мистер Селларс прислал тайное сообщение прямо на вмонтированный в школьную парту экран и попросил ее сегодня же зайти. Кристабель так удивилась, увидев текст там, где секунду назад была задачка на вычитание, что едва успела заметить подходящую учительницу. Но все же она успела выключить сообщение быстрее, чем мисс Кэрман подошла, а потом тихо сидела испуганной мышкой, пока учительница, нахмурившись, смотрела на нерадивую ученицу.

– Если ты не захочешь этого делать, то и не надо, – продолжил старик. – Я все равно останусь твоим другом, обещаю. Но даже если не захочешь, то прошу тебя – пожалуйста, никому не говори о том, что я тебя просил сделать. Это очень важно.

Кристабель уставилась на мистера Селларса. Прежде он никогда так не говорил, и в его голосе ощущались испуг и тревога, совсем как у мамы, когда Кристабель свалилась со ступенек крыльца в их старом доме. Она смотрела в желтые глаза старика, пытаясь понять.

– А чего вы от меня хотите?

– Сейчас скажу. У меня к тебе три просьбы – как в сказке, Кристабель. Три задания, которые можешь выполнить только ты. Но сперва я тебе хочу кое-что показать. – Мистер Селларс повернулся и протянул руку к столу. Чтобы отыскать там то, что нужно, ему пришлось раздвинуть густую листву какого-то растения.

– Ну, что это? – спросил он, протягивая руку к Кристабель.

– Мыло. – Интересно, он снова станет его есть? Однажды она уже видела, как он ел мыло.

– Верно. Более того, это один из тех кусков, которые ты мне принесла. Но это не простое мыло. Вот, видишь? – Он повернул мыло и показал на отверстие в торце. – А теперь смотри. – Он взял кусок обеими дрожащими руками и разделил его надвое, как сандвич. В одной из половинок уютно устроился серый металлический ключ. – Ловкий фокус, правда? Я ему выучился, когда посмотрел по сети фильм про тюрьму.

– А как ключ попал в мыло? И для чего он?

– Я разрезал мыло пополам и выковырял внутри ямки нужной формы, – объяснил мистер Селларс. – Потом сделал это отверстие, видишь? Затем сложил половинки и налил туда расплавленный металл. Когда он остыл, получился ключ. А сейчас я тебе расскажу, для чего он нужен. Это одна из трех задач, что я тебе приготовил, Кристабель. Так что? Ты готова слушать?

Кристабель взглянула на ключ, лежащий в мыле, будто на матрасе, и ей представилось, что ключ будет спать, пока она его не разбудит, как прекрасного принца. Девочка кивнула.

* * *

Ей пришлось взять свой велосипед, потому что путь оказался неблизким. К тому же в велосипедной корзинке теперь лежал тяжелый груз.

Она дождалась субботы, когда мать с отцом ушли на футбол. Однажды Кристабель тоже отправилась с родителями на матч, но, глядя на бегающих по зеленому полю человечков, задавала столько вопросов, что в следующий раза папа решил – уж лучше ей остаться дома.

В дни футбольных матчей родители оставляли дочку на попечение миссус Галлисон. В эту субботу Кристабель сказала ей, что должна накормить и выгулять подружкину собаку. Миссус Галлисон, которая в тот момент смотрела по телевизору гольф, разрешила ей уйти, но с условием: не задерживаться надолго и не шарить по ящикам стола у родителей подружки. Кристабель от этих слов стало так смешно, что она едва не рассмеялась.

Начинало холодать. Девочка потуже обмотала горло шарфом и сунула болтающиеся концы под пальто, чтобы не намотались на колеса велосипеда. Так однажды уже случилось, и она упала и оцарапала коленку.

Кристабель разогналась по Стилвелл, затем переехала мостик и покатила мимо школы. Дворник мистер Диас как раз вытряхивал опавшие листья из мешка в большой мусорник, и она едва не крикнула ему и не помахала рукой, но вовремя вспомнила, что мистер Селларс просил ее по дороге ни с кем не разговаривать.

Кристабель так долго ехала по улицам, которые перечислил старик, что сбилась со счету. В конце концов она оказалась в совершенно незнакомой части Базы, где вокруг поля, заросшего давно не кошенной травой, стояло несколько невысоких сараев из гофрированного металла. На дальнем краю поля виднелась группа неуклюжих строений, очень похожих на сараи, но чуть пониже и цементных. Казалось, они наполовину вкопаны в землю. Кристабель не могла догадаться, что это такое. Если дома, то уж больно маленькие. Как хорошо, что она не живет в доме вроде этих.

Следуя указаниям мистера Селларса, Кристабель принялась считать сараи с той стороны, откуда приехала, пока не дошла до восьмого цементного домика. На двери висел замок – все в точности, как говорил мистер Селларс. Кристабель огляделась: а что, если за ней наблюдают и ждут удобного момента, чтобы наброситься на нее со всех сторон, как в том полицейском боевике? Не заметив ничего подозрительного, она достала ключ, сделанный мистером Селларсом в куске мыла, сунула в замочную скважину и попыталась повернуть. Но ключ не поворачивался. И тут девочка вспомнила про тюбик, который дал ей мистер Селларс. Она вынула ключ, выдавила в скважину немного масла, сосчитала до пяти и возобновила манипуляции с ключом. Внезапно замок щелкнул и раскрылся. От неожиданности Кристабель подскочила.

Вооруженные полицейские все не появлялись. И тогда она распахнула дверь. Так, вот отверстие в цементном полу, а вот и ведущая вниз лесенка – все, как описывал мистер Селларс. Перекладины лесенки оказались шершавыми. Кристабель поморщилась, но, вспомнив о своем обещании, стала спускаться. Хотя яма, похоже, была пустой, девочка все равно немного побаивалась – мистер Селларс говорил, что змей здесь нет, однако он мог и ошибиться. К счастью, лесенка оказалась короткой, и Кристабель не успела испугаться по-настоящему. Спустившись до середины, она глянула вниз и не обнаружила ничего (в том числе и змей), кроме того, что искала – квадратной металлической двери в стене.

Кристабель присела на корточки перед дверью высотой в полстены. На одном краю ее виднелся металлический прут – мистер Селларс назвал его «засов». Девочка попыталась сдвинуть его с места, но ничего не вышло. Тогда она вытащила тюбик и снова выдавила немного масла. Но поскольку она уже позабыла, где именно мистер Селларс велел мазать, то стала размазывать масло по всему засову, и вскоре тюбик опустел. Она снова сосчитала до пяти и принялась дергать засов. Сперва ей показалось, что его заело намертво, но через некоторое время он слегка подался, но отодвигаться упорно не желал.

Кристабель снова присела на корточки и немного подумала, потом поднялась по лесенке, осторожно выглянула за дверь, проверяя, нет ли слежки, вышла из цементного домика и быстро отыскала камень подходящего размера.

Нескольких ударов хватило, чтобы задвижка выскочила из паза и свободно скользнула в сторону. Кристабель выдвинула ее до упора, как просил мистер Селларс, потом снова поднялась по лесенке и вышла на улицу.

Очень довольная своей храбростью и тем, что успешно справилась с первым заданием забавного старика, она постояла рядом с велосипедом, разглядывая цементный домик. Он снова был заперт, а ключ лежал у нее в кармане. Это был секрет, известный только ей и мистеру Селларсу – мысль об этом так взволновала Кристабель, что по спине у нее пробежали мурашки. Оставалось выполнить еще два задания.

Кристабель надела книгоочки, снова прочла список мистера Селларса, потом взглянула на свои «выдромирские» часы – Пикапик, принц выдр, держал в лапках цифры 14:00, а это означало, что у нее имеется еще пятнадцать минут, чтобы добраться до следующего места. Девочка заглянула в школьную сумку на багажнике велосипеда, убедилась, что кусачки на месте, уселась в седло и нажала на педали.

* * *

Якубиан побледнел от ярости, то есть лицо его, кроме кончика носа и верхней части скул, стало чуть светлее обычного оливкового оттенка.

– Повтори. Медленно. Чтобы я смог рассказать твоему ближайшему родственнику, как ты выглядел до того, как я разодрал твою физиономию, и объяснить, почему тебя хоронят в закрытом гробу.

Молодой Танабе невозмутимо улыбнулся:

– Я повторю с удовольствием, генерал. Любой, кто не принадлежит к персоналу «Телеморфикса» и направляется в лабораторию, должен подвергнуться обыску. Точка. Приказ мистера Уэллса. Если у вас есть возражения, сэр, вы должны высказать их мистеру Уэллсу. Но никаким иным способом вам в лабораторный комплекс не попасть. Мне очень жаль, генерал.

– А если я не соглашусь на обыск?

– Тогда вам придется или подождать здесь, или, если вы станете возражать слишком энергично, вас выведут… сэр. При всем моем уважении к вам хочу заметить, что вряд ли вам захочется связываться с нашей службой безопасности. – Танабе небрежно указал на двух крупных мужчин, стоящих возле двери и слушающих их разговор с профессиональным интересом. То, что внушительностью своих фигур они были отчасти обязаны скрытой под обычными костюмами прорезиненной электрокаталитической броне, ничуть не умаляло эффект. – Более того, генерал, у нас в ТМФ работает не менее шести сотрудников безопасности, бывших некогда ветеранами вашей команды. А с качеством их работы вы хорошо знакомы.

Якубиан сверкнул глазами, но с видимым усилием уступил:

– Надеюсь, это зрелище доставит тебе удовольствие. Валяй.

Танабе кивнул, подзывая охранников. И, пока те быстро и тщательно обыскивали генерала, стоял рядом, сложив руки на груди.

– Удовольствие здесь совершенно ни при чем, сэр. Это моя работа, точно такая же, как и у ваших людей.

– Да, но своих людей я имею право расстрелять.

Танабе снова улыбнулся:

– Возможно, мой босс сделает вам в этом году неожиданный подарок к Рождеству, генерал.

Один из охранников извлек из кармана Якубиана золотой портсигар.

– Это запрещено, сэр. Если только вы не согласитесь подождать полчаса, пока мы проверим и его, и содержимое.

– Господи, неужели эта свихнувшаяся старая сволочь боится даже незажженных сигар?

Танабе взял портсигар.

– Решайте, генерал.

Якубиан пожал плечами.

– Ладно, коротышка, ты выиграл. Открывайте дверь.


Слегка ошарашенный, Уэллс дождался, пока Якубиан кончит материться.

– Извини, Дэниел. Если бы я знал, что ты настолько выйдешь из себя, я бы сам тебя обыскал.

– Очень смешно. Надеюсь, то, что я увижу, оправдает этот идиотизм. – Рука генерала нырнула в карман, но, не обнаружив там портсигара, медленно, словно слишком рано проснувшееся после спячки животное, вылезла обратно. – Ну, что ты сумел подготовить всего за пару недель? Извини, Боб, но даже твои умники не могут работать настолько быстро.

– Умники и умницы, Дэниел. Не будь таким старомодным. И мы сделали это не за две недели, а почти за два года – и потратили на результат тысячи рабочих часов, а за две недели просто довели его до ума. – В стене что-то негромко звякнуло. Уэллс коснулся определенной точки на крышке стола, достал из выдвинувшегося ящика пластырь и аккуратно прилепил его к внутреннему сгибу локтя. – Надо принять лекарство, – извиняющимся тоном произнес он. – Итак, если ты успокоился, я готов тебе показать, что у нас получилось.

Якубиан встал. Он уже выглядел спокойнее, но в его позе ощущалась напряженность, которой прежде не было.

– Это ты так шутишь, верно? Заставил меня ждать, а потом подверг обыску. Ты ведь знал, что я выйду из себя.

Уэллс развел руками. Худые, костлявые, увитые старческими мускулами, они, тем не менее, не дрожали.

– Это уже чересчур, Дэниел.

Якубиан быстро пересек разделяющее их пространство, подошел к приятелю вплотную, потом опустил руку и слегка коснулся кончиками пальцев руки Уэллса, ползущей к кнопке тревоги на столе.

– Не смей больше так надо мной издеваться… Боб. И запомни это накрепко. Мы очень давно друг друга знаем. И до сих пор были друзьями. Надеюсь, тебе никогда не захочется узнать, какой из меня может получиться враг.

Якубиан шагнул назад и неожиданно улыбнулся. Уэллс пошатнулся и ухватился за ручку кресла.

– А теперь пошли смотреть твои игрушки.


Генерал стоял в центре затемненной комнаты.

– Ну, так где это?

Уэллс сделал жест. Четыре стены-экрана ярко вспыхнули.

– Это лаборатория, Дэниел, но не типа той, что была у Франкенштейна. Мы здесь работаем с информацией. А «игрушка», как ты ее назвал, не есть нечто такое, что можно поставить на стол.

– Тогда кончай паясничать.

Уэллс с притворным сожалением покачал головой.

– Мои люди очень долго работали над тем, что нельзя показывать никому за пределами компании. И ты, конечно же, простишь меня за некоторую театральность. – Он махнул рукой, все четыре экрана потемнели. В центре комнаты повис голографический узор из маленьких белых точек. Они перемещались бессистемно, словно быстрые бактерии или перегретые молекулы. – Мне будет удобнее, если ты уяснишь суть дела, Дэниел, так что сейчас я тебе кратко растолкую часть истории этого проекта. И не стесняйся меня останавливать, если я стану говорить то, что тебе уже известно.

– Останавливать? – фыркнул Якубиан. – Как? Твои парни отобрали у меня пистолет.

Уэллс удостоил его кривоватой улыбки.

– На первый взгляд проблема кажется несложной. Проект «Грааль» по сути своей есть симуляция окружающего мира, хотя проект намного более амбициозный по сравнению с известными аналогичными. В качестве эксперимента некий субъект, избранный нашим председателем, – мы его для удобства называем субъект Икс, поскольку нам до сих пор не назвали его настоящего имени, – был помещен в эту симуляцию. – Уэллс сделал жест. Появилось изображение похожего на гроб металлического цилиндра, утыканного кабелями, на мгновение сменившее пляшущие точки. – Кстати, нам было нелегко получить любую информацию о субъекте – Старик очень ревниво относится к таким просьбам, – но очевидно, Икс, прежде чем попасть к нам, подвергся определенному кондиционированию, предназначенному для воздействия на его память.

– Определенному кондиционированию! – Якубиан коротко и грубовато хохотнул. – И вы, штафирки, еще подшучиваете над эвфемизмами военных! Что они, по-твоему, сделали – испортили ему прическу или перестарались с количеством шампуня? Они ковырялись в его сознании, Уэллс. Они промыли ему все мозги.

– Как скажешь. В любом случае, примерно месяц назад произошел сбой в аппаратуре слежения – мы до сих пор не можем с уверенностью сказать, случайно ли это произошло или тут имел место саботаж, – и контакт с Иксом оказался утерян. В смысле – контакт с его разумом. Тело его и сейчас здесь. В пятидесяти футах под тобой, если говорить точнее. Но это означает, что его погружение в сеть симуляции продолжается, а мы не имеем понятия, в каком месте матрицы он находится.

– Ладно, ты наконец-то добрался до того, что я не знаю, – сказал Якубиан. – Но почему мы не можем его найти? И насколько трудно это сделать?

– Позволь мне кое-что показать. – Уэллс снова сделал жест. Светящиеся белые точки застыли, превратившись в некое подобие трехмерной звездной карты. Уэллс вытянул палец, одна из них стала красной и замигала. – Первоначальные симуляции были очень простыми – там все было реактивным, то есть когда субъект на что-то смотрел, чего-то касался или куда-то перемещался, симуляция реагировала на его действия.

Красная точка стала медленно перемещаться. Ближайшие к ней белые возобновили движение, но остальные не шелохнулись.

– Все происходит относительно субъекта. Когда субъекта нет, не происходит ничего. Даже когда субъект действует, за границами его ощущений ничего не меняется. Но такой тип симуляции, подобно ранним экспериментам с искусственным интеллектом, которые он напоминает, есть лишь очень слабая версия того, что он пытается симулировать, – ведь реальные люди не мыслят линейными последовательностями утверждений типа «если – то», а реальная окружающая среда изменяется и в отсутствие человека-наблюдателя. Поэтому эксперименты с искусственным интеллектом примерно в конце прошлого века сменились опытами с «искусственной жизнью». Люди стали создавать эволюционирующую окружающую среду. Обитающие в ней искусственные организмы – поначалу очень простые – также эволюционировали. Эксперимент с «и-жизнью» продолжался непрерывно, и все это время различные искусственные организмы жили, питались, размножались и умирали независимо от того, наблюдали за ними ученые или нет.

Этим же занимаются новые поколения симуляций… по крайней мере, самые совершенные из них. – Уэллс снова шевельнул пальцем. Красная точка исчезла, а белые возобновили хаотичное движение. Одни перемещались медленно, другие мелькали как пули; некоторые путешествовали группами, а кое-какие одинокие точки ползли вполне целенаправленно. – И неважно, имеется ли здесь участник-человек, ведь различные компоненты симуляции – искусственные живые существа, искусственная погода и даже искусственная энтропия – продолжают меняться. Они взаимодействуют, комбинируются и рекомбинируются, и за счет этого взаимодействия их индивидуальная простота начинает приближаться к сложности реальной жизни, а в некоторых ситуациях, возможно, даже превосходить ее. – Он усмехнулся. – Или РЖ, как мы привыкли ее называть.

Якубиан разглядывал зависшее в центре комнаты мельтешение искорок.

– Все равно не понимаю, почему мы не можем отыскать эту заразу Икса.

Уэллс снова вызвал красную точку, заставил картинку застыть и повернулся к генералу:

– Хорошо, Дэниел, сперва я покажу тебе старинную симуляцию, ту самую, что реагирует только на участника-человека. Сейчас я спрячу субъекта. – Красная точка стала ровно светящейся белой. – А теперь включу. – Точки снова ожили, по крайней мере, некоторые, и превратились в пульсирующий рой, медленно ползущий сквозь мешанину остальных подобно воронке смерча. Дальние точки оставались неподвижными. – Ну, и какая из точек наш субъект?

Якубиан подался вперед.

– Должно быть, одна из тех, в центре. Вот эта… Нет, эта.

Облако точек застыло, одна из них стала красной.

– Близкое попадание, Дэниел. Уверен, ты отыскал бы его, если бы пригляделся внимательнее. А теперь попробуй повторить это для симуляционной модели, приближенной к той, что работает в проекте «Грааль». – Красная точка опять стала белой, затем все они зашевелились.

– Я ее… потерял.

– Вот именно. – Уэллс шевельнул пальцем, голограмма погасла. Стенные экраны засветились приглушенным серым цветом, на фоне которого угадывался едва заметный логотип ТМФ. – Когда симуляция ведет себя очень похоже на реальную жизнь, что справедливо для нашего случая, то очень трудно понять, какой из объектов – участник-человек, а какой просто псевдожизнь.

Якубиан огляделся. Уэллс, угадав его желание, тихо хлопнул в ладоши; из скрытых в полу люков поднялись два кресла.

– Но это же наша чертова симуляционная сеть! – Генерал плюхнулся в одно из кресел. – Почему бы ее попросту не выключить? Только не говори, что он будет где-то в ней ползать и после того, как ты выдернешь шнур из розетки!

Основатель «Телеморфикса» вздохнул:

– Все не так просто, Дэниел. Если мы просто заморозим все симуляции в сети, это ничего не изменит. Икс станет выглядеть просто как артефакт внутри той симуляции, где окажется, а у артефактов нет индивидуальной истории, которую можно проверить. Они попросту… существуют. На всей планете не найдется достаточно процессоров, чтобы записать все происшедшее в проекте «Грааль» с момента его запуска. А насчет его реального отключения… черт, Дэниел, ты вообще представляешь, сколько времени и денег потратили на него члены Братства? И какой там развился искусственный мир? Потому что это именно мир – взрослый, сформировавшийся, создавший себя путем эволюции подобно нашему, реальному. Триллионы! Они вложили триллионы, оплатив два десятилетия работы высокоскоростных процессоров. Сложность получившегося мира почти непредставима… и ты хочешь его вот так взять и выключить? Это примерно то же, что явиться в самый богатый и развитой регион мира и сказать: «Знаете, тут где-то бегает таракан. Не возражаете, если мы сожжем все ваши дома, чтобы его прикончить?» Про это забудь, Дэниел.

Генерал снова похлопал по карману, нахмурился.

– Но вы нашли решение?

– Думаю, да. Мы создали агента. – Уэллс сделал жест, стенные экраны начали заполняться текстом.

– Агента? Я думал, у вас давно уже есть агенты, чтобы проделывать такое! Царь Тут, или Господь Всемогущий, или как там он себя нынче называет – говорил, что у него уже имеются самые совершенные агенты.

– Да, но, видишь ли, в том-то и загвоздка. Мы так мало о них знаем – его люди контролировали эту часть проекта почти целиком, и до сих пор я в их дела не лез. Но не исключено, что агенты, которые у него там есть, будь то люди или искусственные создания, ведут поиски по старинке.

– И что это значит?

– Они ищут сходство. Мои люди выяснили, на что способны такие агенты, – в научной среде трудно сохранить что-либо в полном секрете, – и, насколько нам известно, команда Старика отслеживала Икса с тех пор, как его внедрили в сеть. А это означает, что они создали нечто вроде его поведенческого профиля – схему, показывающую, как Икс действовал в нескольких различных симуляциях. И теперь агенты или следящие устройства, которые они используют, скорее всего сравнивают эту схему с поведенческими профилями всех остальных объектов в сети.

– Вот как? На мой взгляд, это правильный подход. – Якубиан в третий раз похлопал по карману.

– В менее сложной системе – да. Но, как я тебе уже долго пытаюсь втолковать, наша система отличается от прочих симуляционных сетей. Хотя бы тем, что, поскольку индивидуальные объекты в ней не отслеживаются, сравнение поведенческих схем приходится выполнять по очереди, одну за другой. – Уэллс нахмурился. – Знаешь, тебе обязательно надо во всем разобраться, Дэниел – это столь же важно для тебя, как и для всех нас.

– Да? А многое ли ты знаешь о моих задачах, умник? Насколько ты информирован о ситуации с глобальной безопасностью? О том, как мы используем военную инфраструктуру?

– Туше. – Уэллс наконец уселся. – Ладно, позволь мне продолжить. Суть проблемы с попытками провести поведенческое сравнение устаревшим способом кроется даже не в сложности самой сети. Гораздо важнее то, что поведенческая подпись любого свободного агента будет изменяться при переходе из одной симуляции в другую – может, и немного, но все же будет. Видишь ли, почти все эти симуляции запрограммированы так, чтобы быть немедленно функциональными для пользователя. То есть, если ты перед входом в нее не выбрал другие ее характеристики, симуляция сама их тебе назначит, основываясь на собственной логике. Следовательно, если Икс перемещается из симуляции в симуляцию, он всякий раз хоть немного, но изменяется самой симуляцией. В таком случае промывка мозгов – как ты грубо, но точно это назвал – работает против нас. Если у него нет памяти, то и его сим, скорее всего, будет создаваться симуляциями, а не наоборот. И последняя проблема. Любой агент старого типа, способный свободно перемещаться по сети, наверняка обладает определенной степенью целостности – то есть, он станет изменяться незначительно. И через некоторое время таких агентов будет легко обнаружить, а поскольку им требуется определенное время и близость к подозреваемому для проведения сравнения и самого захвата, Икс сможет опережать их почти бесконечно.

– Черт! Так что же у вас есть получше?

– Как мы полагаем, новый тип агента, самый совершенный. – Уэллс поджал губы. – Меня снова обвинят в излишней театральности? Нет? Тогда держи. – Он щелкнул пальцами, и из рукоятки каждого кресла показался кончик кабеля. – Подключайся.

Генерал вытянул кабель и воткнул разъем в имплант за левым ухом. Уэллс поступил так же.

– Ничего не вижу. Только несколько деревьев и озеро.

– Видишь то дерево? Это и есть наш агент.

– Да что за чушь ты несешь? Агент-дерево? Ты что, окончательно свихнулся?

– А теперь новая сцена. Видишь женщину за ближайшим столом? Это наш агент. Следующая… вот наш агент, солдат с огнеметом.

Якубиан прищурился.

– Значит, он все время меняется?

– Вписывается в любое окружение. Я тебе поэтому и не показывал никаких чертежей или моделей, потому что показывать нечего. У агента безупречная мимикрия, и поэтому он является идеальным следящим устройством.

– Ладно, он умеет сливаться с любым окружением – и что в этом хорошего?

Уэллс вздохнул.

– Даже если Икс сумеет от него сбежать раз-другой, он все равно не сможет его опознать, потому что у агента нет определенного облика. К тому же он постоянно обучается, отыскивает все более совершенные способы адаптации и сбора информации. Но, что еще важнее, он способен просеивать информацию несравненно быстрее агентов прежнего типа, потому что ему не надо искать совпадения с единственной схемой. Как раз наоборот – он ищет аномалии.

– И когда находит – бах! Врагу конец.

– Надо было записать твои слова и вставить в пособие для новых сотрудников – «Пояснения для гуманитариев». Нет, Дэниел, все не так просто. Вспомни, когда мы создали эту сеть, в ней было менее сотни различных симуляций, а теперь их как минимум тысячи две. У меня самого их штук сорок. Добавь сюда тот факт, что этими симуляциями в любой момент пользуются не менее десяти тысяч человек – многие наши младшие оплачивают свое место в списке ожидания проекта «Грааль», сдавая сетевое время в аренду друзьям и деловым партнерам. Поэтому, если учесть непрерывные изменения самих симуляций, живых пользователей, которых почти невозможно отличить от артефактов, и… словом, достаточно сказать, что и кое-какие иные странности, которые мы до сих пор изучаем, а я называю «аномалиями», возникают десятками миллионов. И все равно, наш новый агент будет просеивать данные и вести поиски быстрее чего угодно и кого угодно, а скорость тут очень важна. Нравится тебе или нет, но у нас с нашим председателем нечто вроде гонки. Но найдет Икса именно наша детка, и не только его, а кого угодно, обещаю. – Уэллс усмехнулся. – Знаешь, каково кодовое имя агента? Немезида.

Генерал извлек из-за уха кабель.

– Никогда не имел высокого мнения об этих импортных машинах. – Он подождал, пока Уэллс тоже не выдернул кабель, и добавил: – Да успокойся, я пошутил. Знаю я, что такое греческая мифология. Итак, когда ты собираешься запускать своего маленького монстра? А бутылочку шампанского о стенной экран будешь разбивать?

– Я его уже запустил, – немного обиженно ответил Уэллс. – Пока мы тут разговариваем, он уже гуляет по системе, учится, меняется, занимается своим делом. Не просит ни еды, ни выходных. Идеальный работник.

Якубиан кивнул и встал.

– Одобряю. Кстати, об идеальных работниках… когда тебе надоест этот Танабе, дай мне знать. Я его или найму, или убью.

– Сомневаюсь, что у тебя появится тот или другой шанс, Дэниел. Текучка в ТМФ еще меньше, чем в армии. Наш набор льгот для сотрудников очень неплох.

– Могу себе представить. Где здесь выход?

– Я тебя провожу.

Шагая по устланному толстым ковром коридору, генерал повернулся и вежливо взял основателя «Телеморфикса» под руку.

– Боб, мы ведь не заходили в саму лабораторию, верно? В ту ее суперохраняемую часть, где важна секретность. А значит, меня не нужно было обыскивать, чтобы провести в комнату для совещаний, так?

Уэллс немного помедлил с ответом.

– Ты прав, Дэниел. Я это сделал, чтобы тебя позлить.

Якубиан кивнул, но на Уэллса не посмотрел. Его голос был очень и очень спокоен:

– Я так и подумал. Очко в твою пользу, Боб.

* * *

Он всегда не любил летать. Но ему приходилось делать это довольно часто, и он знал, что даже сейчас, когда воздушные пути забиты под завязку, такой способ передвижения, возможно, самый безопасный. И все равно это не успокаивало более примитивную часть его сознания – ту, что не доверяла любым обстоятельствам, которые он не мог контролировать руками или разумом.

Вот в чем была причина: его лишили возможности контролировать. Если в «скайуокер» на взлете или посадке ударит молния – когда самолет летит на высоте сорок семь километров, ни о какой грозе речи быть не могло, – он ничего не сможет сделать. Он способен убить столько людей, сколько пожелает, создать помехи в работе любой электроники, воспользовавшись странным умением, унаследованным от одного из давно умерших родителей, но все равно это не подчинит его воле суборбитальный пассажирский лайнер китайской сборки, если тот выйдет из-под контроля.

Дред страдал от этой и подобных мыслей потому, что посадка в Картахене предстояла тяжелая. Тропический ураган, как невозмутимо сообщил пассажирам капитан Куантас, бушует над всем Карибским бассейном, и во время спуска их ждет болтанка. И все же, напомнил капитан, он предлагает им полюбоваться огнями Боготы, которые с минуты на минуту должны показаться по левому борту.

Едва капитан закончил обращение и его лицо исчезло с вмонтированных в кресла экранов, самолет снова содрогнулся раненым зверем. Гул двигателей утонул в нервном смехе пассажиров. Дред вжался в кресло и стиснул подлокотники. Внутреннюю музыку он выключил, потому что она лишь подчеркивала его беспомощность, к тому же сейчас он не писал сценарий собственного сетефильма. Он абсолютно ничего не мог сделать, чтобы себя подбодрить, оставалось лишь надеяться на лучшее. Ей-ей, это словно работаешь на старую сволочь.

Снова воздушная яма – словно съезжаешь с горки на аттракционах. Дред стиснул челюсти, ощутив во рту горький привкус желчи. Старик, этот будущий бог и немыслимо богатый человек, до сих пор заставлял своего служащего летать в бизнес-классе, словно желал оскорбить его еще и этим.


– Esta usted enfermo, senor? [33] – спросил кто-то.

Дред открыл глаза. Над ним склонилась красивая молодая женщина, круглолицая и золотоволосая. На ее лице читалась профессиональная, но все равно искренняя забота. На табличке с именем значилось «Глориана». Что-то в ней показалось странно знакомым, но не имя. И не неприятно спартанский комбинезон, в который она была одета, – Дред надеялся, что эта мода для стюардесс скоро пройдет.

– Все в порядке. Просто я не очень хороший летун.

– О, – немного удивилась она. – Так вы тоже австралиец!

– Родился и вырос. – При столь необычном генетическом наследстве его часто принимали за латиноамериканца или выходца из Центральной Азии. Дред улыбнулся, все еще пытаясь сообразить, почему ее внешность всколыхнула его память. Самолет снова содрогнулся. – Господи, как я это ненавижу, – сказал он, смеясь. – Прихожу в себя только после посадки.

– Мы приземлимся через несколько минут. – Она улыбнулась и похлопала его по руке. – Не бойтесь.

Ее интонация и улыбка внезапно выпустили наружу поток воспоминаний. Стюардесса была похожа на юную учительницу первоклашек в его первой школе, одну из тех немногих, кто был к нему по-настоящему добр. Осознание этого вызвало у Дреда нечто вроде нежной боли – ощущение незнакомое и несколько смущающее.

– Спасибо. – Сделав над собой усилие, он улыбнулся в ответ, зная по опыту, что у него впечатляющая улыбка. Старик, когда взял Дреда под крылышко, едва ли не в первый же день отвел его к лучшему дантисту Сиднея. – Мне так приятна ваша забота.

Капитан объявил, что самолет идет на посадку.

– Это моя работа, разве нет? – Стюардесса изобразила на лице чрезмерную приветливость, и оба дружно рассмеялись.


Таможню он, как всегда, прошел легко. Дред давно зарекся возить с собой что-либо необычное и оставлял дома даже все свое безупречно законное оборудование – поди узнай заранее, когда нарвешься на пограничного чиновника, собирающего коллекцию конфискованных вещей и способного запомнить и опознать аппаратуру последних моделей. На такой случай, в конце концов, и существуют тщательно взращенные местные агенты – чтобы снабдить тебя тем, что не хочешь или не можешь привезти с собой. Как и обычно, в инсулексовой дорожной сумке Дреда лежал лишь ширпотребовский блокнот «Криттапонг» и немного одежды.

После краткой поездки на такси он успел вскочить в монорельсовый поезд, который пересекал гетсеманскую секцию старого города, смотрящую на залив из-за Мураллы – многовековых стен, возведенных испанцами для защиты своего портового города. В отеле он зарегистрировался под именем Дидс, достал из сумки одежду, повесил ее в шкаф, положил блокнот на полированный стол и вышел. Выполнив необходимые дела, он через час вернулся, убрал в шкаф то, что принес с собой, и снова ушел.


Ночь была теплой. Дред шагал по мощеным улицам, и на него не обращали внимания ни местные, ни туристы. Запах Карибского моря и тягучий тропический воздух мало отличались от тех, к каким он привык дома, хотя влажность напоминала больше брисбенскую, чем сиднейскую. И все же, подумалось ему, это странно – преодолеть такое расстояние и обнаружить, что лишь усталость после восьмичасового полета подсказывает, что здесь что-то от чего-то отличается.

Он выбрал наугад телефон-автомат и набрал по памяти номер. Когда на вызов ответили – только голос, без избражения, – он ввел другой номер и немедленно услышал в ответ адрес, после чего собеседник отключился.

Такси на воздушной подушке доставило его к клубу и с кряхтением уползло прочь, пошлепывая юбкой по неровностям дороги. Толпа местных юнцов с модными ярко-красными повязками на голове и в фальшивых бронежилетах поверх одежды – колумбийский вариант Очкариков – кучковалась у входа, дожидаясь, пока их впустят. Через несколько секунд Дреда подергал за рукав уличный пацан. Почти все открытые участки его тела были кроваво-красными из-за содранных с кожи пластырей. Пацан повернулся и зашагал по улице, слегка прихрамывая. Выждав пару секунд, Дред отправился за ним.

Когда они поднимались по лестнице старого здания неподалеку от моря, пацан исчез, так быстро и умело юркнув в какую-то неприметную дыру, что Дред даже не сразу заметил его отсутствие. Еще входя в подъезд, где их могла ждать засада, Дред насторожился, но теперь его впечатлила ловкость мальчишки: сестры умело подбирали себе помощников, даже на самом низком уровне.

На верхнем этаже оказался коридор с двенадцатью дверями: по шесть с каждой стороны. Дред бесшумно прошелся из конца в конец, изучая по очереди каждую дверь, пока не обнаружил на одной из них опознавательную панель. Он приложил к ней ладонь, дверь открылась. Она оказалась толще, чем казалось снаружи, и повернулась на мощных петлях, вмонтированных в фибрамидовый косяк.

Помещение занимало весь этаж, остальные двери были фальшивыми – по крайней мере, с этой стороны коридора. Выходящие на улицу окна, однако, не тронули: стоя на пороге, Дред увидел шесть различных видов на порт и море. Если не считать морского простора за окнами, напоминающего картины Моне, комната была почти идеальной копией его виртуального офиса – такие же белые стены, такой же черный мраморный стол с китайским чайным сервизом. Дред улыбнулся этой шуточке сестер.

Свет мигал лишь на единственном современном предмете обстановки – огромном гладком столе. Дред уселся за него, быстро отыскал выдвижную панель с гнездом связи и подключился.

Комната не изменилась, но на противоположном конце стола появились сестры Бейнха – безликие симы, похожие на два свертка, замотанные в упаковочную бумагу. Дред удивился было, но потом понял, что находится внутри симуляции, которая дублирует его офис еще точнее, чем сама комната.

– Очень мило, – произнес он. – Спасибо за столь теплый прием.

– Для некоторых привычная обстановка необходима для работы, – заметила одна из сестер тоном, подразумевавшим, что сама она с сестрой к этой категории людей не относится. – Наша программа амбициозна. Тебе необходимо быть в наилучшей форме.

– Мы ждем вторую треть гонорара, – добавила другая.

– Вы получили кодированный список?

Сестры синхронно кивнули.

– Тогда я сейчас сброшу один из двух ключей. – Дред пошарил по незнакомому столу, отыскал контактный экран, открыл созданный Стариком счет и переслал сестрам один из двух дешифровальных ключей, необходимых для доступа к списку. – Второй получите, когда операция начнется, как и договаривались.

Когда Бейнха – или их экспертная система – изучили список товаров, они снова кивнули, на сей раз удовлетворенно.

– У нас много работы, – напомнила одна из них.

– Сейчас у меня есть время, хотя я обязан еще кое-что сделать вечером. Но завтра я весь ваш.

Близняшки ответили не сразу, словно обдумывали, не стоит ли воспринимать его слова буквально.

– Начнем с того, что за время, прошедшее после нашего последнего разговора, объект сменил компанию, обеспечивавшую его безопасность. Новая компания поменяла некоторые аспекты защиты всего комплекса, и не все из них мы успели обнаружить. О новой компании мы пока знаем мало, в то время как в предыдущей фирме у нас имелось несколько информаторов.

– Возможно, поэтому они и сменили охранный персонал. – Дред вызвал отчет. В воздухе перед ним появилась информация. Он стал вызывать остальное – схемы, списки, топографические карты, чертежи. Светящиеся и разноцветные, они превратили виртуальный офис в неоновую сказочную страну. – И как эта смена безопасности повлияет на вашу программу?

– Она означает большую опасность для тебя и всей наземной команды, разумеется. И то, что нам, несомненно, придется убить больше людей, чем планировалось.

– Ах, – улыбнулся Дред. – Какая жалость.


Даже поверхностное обсуждение изменений в плане операции отняло несколько часов. Прервав контакт и выйдя из своего нового офиса, Дред ощутил, как устал после работы и перелета. Назад он шел по набережной, слушая умиротворяющий плеск океанских волн. Когда он проходил мимо большого и солидного делового здания, на него спикировала небольшая эскадрилья летающих телекамер, привлеченная движением или теплом его тела. Облетев Дреда, они укрылись в тени, некоторое время не сводя с него объективы. Усталый и раздраженный, он все же подавил желание повредить или обмануть их. Не стоит тратить время на глупости. Они просто делают свое дело, отслеживая всех, кто приближается к зданию после окончания рабочего дня; утром скучающий охранник быстро просмотрит снятые кадры, а потом сотрет. Тем все и закончится, если Дред не выкинет какую-нибудь глупость.

«Уверенный, небрежный, ленивый, мертвый», – напомнил он себе, шагая дальше и не оглядываясь. Старик может им гордиться.

Он пришел в свой номер, разделся и повесил одежду в шкаф. Потом некоторое время разглядывал свое обнаженное тело в зеркале, наконец сел на кровать и включил стенной экран. Запустил внутреннюю музыку, выбрав в честь приезда в Колумбию полную низких звуков танцевальную «моно локо». Отыскал в настенном экране какую-то передачу с абстрактными, но быстро меняющимися картинками и добавил громкости в голове. Теперь басы резонировали в костях. Немного посидел, разглядывая мелькающие картинки, потом снова подошел к зеркалу. Было нечто хищное в его длинных мускулистых конечностях, и это нечто его возбудило. Он уже видел это лицо. Видел этот фильм. И знал, что сейчас произойдет.

Направляясь в ванную комнату, он добавил в музыку немного резких и диссонирующих звуков горна, намекающих на растущее напряжение. Открыв дверь, он снизил громкость.

«Камера делает наплыв…»

Ее запястья были все еще привязаны к рассекателю душа, но она уже не стояла, а висела, подогнув колени и переместив вес тела на вытянутые руки. Он знал, что это больно. Увидев его, она завопила и снова стала вырываться, но в заклеенном рту вопль превратился в глухое блеяние.

– Я следил за тобой, – сказал он, присаживаясь на край ванны. Собственный голос на фоне звучащей в голове музыки приобрел низкий начальственный оттенок. – Следил за твоим такси, пока ты не вышла у отеля. После этого найти твою комнату оказалось нетрудно… Глориана. – Он протянул руку к ее табличке с именем, она дернулась в сторону. Он улыбнулся, гадая, заметила ли она, что именно так он улыбался в самолете. – Обычно я продлеваю охоту, так более спортивно. Но для чего ты здесь? Чтобы успокоить усталого путешественника, верно? Мысль принести тебя сюда из твоего номера в твоем собственном чемодане… по-моему, удачная импровизация. Что скажешь?

Она широко раскрыла глаза и попыталась что-то сказать, но слова заглушила липкая лента, и она стала раскачиваться и извиваться на рассекателе душа. Ее длинные светлые волосы, еще шесть часов назад уложенные в привлекательную прическу, обвисли и намокли от пота.

Он сорвал с нее табличку с именем. Та крепилась к одежде статическим зарядом, интересных ему острых углов не имела, поэтому он ее отшвырнул.

– Знаешь, мне твое имя известно, сладкая моя, а ты моего не спросила.

Он встал и вышел из ванной, замедлив внутреннюю музыку, пока она не зазвучала как доносящийся из-под воды похоронный марш, низкий, тяжелый и звучный. Вернулся он с сумкой из хозяйственного магазина.

– Меня зовут Дред. – Он открыл сумку и достал плоскогубцы. – А теперь давай снимем с тебя эту дурацкую униформу.

* * *

Кристабель тревожилась. На поездку к месту, указанному мистером Селларсом, ушло много времени. А что, если миссус Галлисон станет искать Кристабель у подружки? Что, если родители подружки окажутся дома? Тогда у Кристабель начнутся настоящие неприятности, а когда папа обо всем узнает, будет еще хуже.

Подумав о том, как разгневается папа, она закрыла глаза, случайно съехала с тротуара и едва не упала, когда велосипед соскочил на дорогу, а переднее колесо занесло. Кристабель нажала на педали, и вскоре велосипед выровнял ход. Она обещала мистеру Селларсу помочь, а обещание надо выполнять.

Место, куда он попросил ее приехать, находилось у окраины Базы, и здесь Кристабель тоже никогда не была. Вдалеке виднелась спортивная площадка, где тренировались люди в белых шортах и майках. Из динамиков на шестах вокруг поля доносились музыка и голос, который девочка на таком расстоянии не могла разобрать. Пятачок, обозначенный мистером Селларсом, густо зарос деревьями и кустами, но там, где тянулась ограда, никакой растительности не было, словно кто-то взял резинку и провел ею по обе стороны забора.

Мистер Селларс просил ее забраться в заросли поглубже, чтобы никто не увидел, чем она занимается. Кристабель так и сделала. Обернувшись, она не увидела ни домов, ни площадки, хотя доносящуюся оттуда музыку слышала ясно. Кристабель сняла с багажника велосипеда школьную сумку, вынула кусачки, положила их на землю, затем достала какой-то инструмент, напоминающий ножницы, и свернутый в рулон экран. Взяв ножницы, она направилась к ограде, сделанной из какого-то похожего на ткань материала. На верху забора негромко пощелкивали какие-то коробочки. Вдали, по ту сторону ограды, в воздух поднимался дымок от костров. Там, под деревьями, жили какие-то люди – Кристабель видела их, когда выезжала с родителями с территории Базы, – а еще больше народу жило в долине рядом с шоссе, в смешных домиках из старых ящиков и тряпок. Папа говорил, что некоторые из них пытались пробраться на Базу, спрятавшись в грузовиках, вывозящих мусор. Несколько таких человек Кристабель видела сквозь ограду, а смотреть было забавно – очертания фигур расплывались, словно глядишь через запотевшее стекло.

Кристабель уже коснулась ограды ножницами, но вспомнила, что мистер Селларс просил не резать ее сразу. Девочка вернулась к велосипеду и вытащила книгоочки.

«КРИСТАБЕЛЬ, – прочитала она, надев их, – ЕСЛИ ТЫ НАХОДИШЬСЯ ВОЗЛЕ ОГРАДЫ, БЫСТРО ВЫКЛЮЧИ И ВКЛЮЧИ СВОИ ОЧКИ ДВА РАЗА ПОДРЯД».

Не желая ошибиться, она представила себе, что от нее требуется, и четыре раза нажала кнопочку на очках: выключено, включено, выключено, включено. Когда картинка в них появилась вновь, текст уже изменился:

«ДОСЧИТАЙ ДО ДЕСЯТИ И РЕЖЬ. КОГДА ПОДОЙДЕШЬ КО ВТОРОЙ ОГРАДЕ, СНОВА ДВАЖДЫ ВЫКЛЮЧИ И ВКЛЮЧИ ОЧКИ».

Кристабель досчитала до шести, как вдруг музыка на спортплощадке смолкла, а коробочки перестали пощелкивать. Девочка испугалась, но никто не прибежал и не стал на нее кричать, тогда она опустилась на колени и заработала ножницами. Сперва резать было трудно, но с какого-то момента дело пошло на лад. Она прорезала ограду на высоту чуть больше своего роста и, схватив кусачки, побежала ко второму забору. Музыка так и не заиграла вновь, и собственные шаги показались ей очень громкими.

Эта ограда представляла собой ромбическую сетку из толстой покрытой пластиком проволоки. Кристабель снова дважды выключила и включила очки.

«РАЗРЕЖЬ ВТОРУЮ ОГРАДУ ПО ОДНОЙ ПРОВОЛОЧКЕ, ПОТОМ ВЕРНИСЬ. КОГДА ЧАСЫ ПОКАЖУТ 14:38, СНОВА ПОДОЙДИ К ОГРАДЕ, ЧТО БЫ НИ ПРОИСХОДИЛО. НЕ ЗАБУДЬ ПРО МАЛЕНЬКИЙ ЭКРАН».

Кристабель прищурилась. Принц Пикапик уже держал в лапках цифры 14:28, так что времени оставалось немного. Девочка ухватила кусачками проволоку и изо всех сил сдавила рукоятки. Она сжимала их до тех пор, пока не заболели руки, – наконец кусачки щелкнули и сомкнулись. Кристабель взглянула на часы. Уже 14:31, а тут еще работать и работать, чтобы получилась такая дыра, какую просил сделать мистер Селларс. Она принялась за вторую проволоку, но та показалась ей даже крепче первой, а кусачки такие тяжелые… И девочка заплакала.

– Ты чо тут делаешь, малявка?

Кристабель подпрыгнула и пискнула. Кто-то смотрел на нее с дерева по ту сторону ограды.

– Н-ничего, – пробормотала она.

С дерева спрыгнул мальчишка. У него была очень смешная прическа, а лицо смуглое и чумазое. На вид он был старше Кристабель года на два-три. Из листвы над веткой, где он сидел, высунулись две другие, еще более грязные мордашки – мальчика и девочки. Ребятишки уставились на Кристабель, будто лупоглазые обезьянки.

– Чегой-то непохоже, что ничего, – сказал старший мальчишка. – Похоже, ты ограду режешь. Угадал?

– Это… это секрет. – Она смотрела на мальчишку, не зная, как поступить: убегать или остаться. Он ведь с той стороны забора и ничего ей сделать не сможет, так ведь? Кристабель взглянула на часы. 14:33.

– Чудачка, тебе их не перекусить. Ты слишком мала. Кидай их сюда, – добавил он, указывая пальцем на кусачки.

Кристабель не сводила с него глаз. У мальчишки не было одного переднего зуба, а на смуглых руках виднелись какие-то розовые пластыри.

– Только не вздумай их украсть!

– Да бросай, и все.

Она еще раз посмотрела на мальчишку, потом схватила кусачки, размахнулась и изо всех сил подбросила вверх. Инструмент со стуком ударился о забор и едва не упал ей на голову.

Мальчишка рассмеялся:

– Ты слишком близко стоишь, малявка. Отойди.

Кристабель предприняла еще одну попытку. На сей раз кусачки пролетели между витками колючей проволоки, приделанной к верхнему краю ограды, и упали с другой стороны. Мальчишка поднял их и принялся рассматривать.

– Ежели я разрежу за тебя забор, то возьму их себе?

Кристабель секунду подумала и кивнула, так и не решив, рассердится мистер Селларс или нет. Мальчик склонился к проволоке и нажал на ручки кусачек. Даже для него это занятие оказалось нелегким. Он пробормотал несколько слов, которых Кристабель никогда не слышала, поднатужился, и вскоре послышался щелчок. Парнишка принялся за следующую проволоку.

Когда дело было сделано, часы Кристабель показывали 14:37.

– Мне пора домой, – заявила она и побежала к первой ограде.

– Погоди, малявка! – крикнул ей вслед парнишка. – Я думал, ты хотела сбечь с мамапапиной армейской базы. Так на фига ты это сделала?

Кристабель пролезла сквозь дыру в первой ограде и уже собралась сесть на велосипед, но тут вспомнила кое-что, вернулась и развернула маленький экран, которые ей дал мистер Селларс. Ограда, объяснил он, имея в виду первый забор, разговаривает сама с собой, поэтому к ней надо приложить экран, чтобы она могла разговаривать и дальше. Кристабель ничего не поняла из сказанного, но знала, что это очень важно. Расправив экран, она накрыла им дыру и надавила. Тот сам прилип к сетке.

– Эй, малявка, вернись! – крикнул мальчишка.

Но Кристабель уже бросала вещи в школьную сумку и оглядываться не стала. Как только она уселась в седло, коробочки на ограде снова защелкали, а еще через несколько секунд, когда она уже ехала к дому, на спортплощадке заиграла музыка, странная и приглушенная расстоянием.


СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Креллор вновь объявляет о банкротстве.

(Изображение: Креллор и Хаген на пляже Тасмании.)

ГОЛОС: Вот уже дважды за это десятилетие гениальный и противоречивый финансист Уберто Креллор объявляет о своем банкротстве. Известный нашумевшей стремительной женитьбой на новой кинозвезде Вилой Хаген, а также своими пирушками, которые порою длились месяцами, Уберто Креллор сообщил, что в результате краха технологической империи «Черный щит» он потерял около трех с половиной миллиардов кредитов.

(Изображение: рабочие «Черного щита» покидают мадагаскарский завод.)

ГОЛОС: «Черный щит», являвшийся основателем и главным производителем нанотехнологии, понес огромные убытки, когда после серии печальных технических неудач финансовое сообщество потеряло веру в этот новый вид индустрии…

Глава 27 Невеста Утренней звезды

– Мартина, пожалуйста. Мы действительно попали в беду. – Рени пыталась говорить спокойно, но это ей не удавалось. – Забудь о снаряжении. Нам надо куда-то спрятаться. Мы должны уехать из города! Немедленно!

– Я еще никогда не видел такого идиотизма, – заворчал ее отец, сидевший на заднем сиденье. – Катаемся кругами по одним и тем же улицам.

Черный экран молчал умопомрачительно долго. Джереми свернул на магистраль и вновь повел машину к центру Дурбана. Пульт был подключен к скайфону Ван Бликов. Передача шла с ужасными помехами. Но француженка осталась довольной защищенностью линии. Рени находилась на грани срыва. Потрясенная предательством Дель Рея, она чувствовала себя избитой бездомной собакой.

– Я делаю все что могу, – наконец ответила Мартина. – Мое молчание было вызвано тем, что мне пришлось подсоединиться к нескольким линиям. Кое-какие сведения еще нуждаются в проверке, но я уже могу сказать, что в полицейских сводках вы пока не значитесь.

– Это меня не удивляет, – произнесла Рени, стараясь казаться хладнокровной. – Они не могут действовать открыто. Мы ни в чем не виноваты, а им надо найти какой-то предлог, чтобы пустить по нашему следу полицию. Вот если бы мы оставались в доме доктора, один из соседей мог бы сообщить о людях, незаконно вселившихся в пустующее здание. Тогда бы нас арестовали, лишили возможности продолжать борьбу с людьми из Братства, и со временем мы просто исчезли бы в системе полицейского департамента.

– Или они могли прибегнуть к более грубым мерам, чтобы обойтись без вмешательства закона, – мрачно добавил Ксаббу. – Не забывайте, что случилось с вашей многоквартиркой.

«А что, если Атаско и люди Братства посодействовали и моему отстранению от работы?» Только суматоха при бегстве из дома Сьюзен не позволила Рени додуматься до этого раньше. Мир за окнами машины вдруг наполнился ужасными и невообразимыми опасностями, словно в атмосферу попал какой-то отравляющий газ. «Черт, я начинаю страдать паранойей. Зачем кому-то создавать мне столько трудностей?»

– Я думаю, что все это большая глупость, – сказал отец. – Мы только что въехали в дом и вот уже опять выезжаем.

– Питая к вам большое уважение, мистер Сулавейо, я все-таки должна согласиться с Рени, – вступилась Мартина. – Вы сейчас находитесь в опасности, и вам нельзя возвращаться в дом доктора или отправляться к каким-нибудь друзьям. В данный момент я разыскиваю информацию, которая могла бы решить сразу несколько проблем. К сожалению, мне приходится идти по старому следу двадцатилетней давности, и я стараюсь не привлекать к своим поискам особого внимания. Рени, моя линия открыта для тебя. Позвони, если что-то случится.

Мартина отключилась.

Машина мчалась по центральной магистрали. Все молчали, не зная о чем говорить. Внезапно Джереми нарушил напряженное безмолвие:

– Там полицейская машина. Мне кажется, она следует за нами.

Рени повернула голову, рассматривая полицейский крейсер. Тяжелый и мощный автомобиль, с выступающим световым табло, выпуклой броней и таранными бамперами, походил на какое-то хищное насекомое.

– Мартина сказала, что розыск на нас еще не объявили. Езжай, как ни в чем не бывало, и все обойдется.

– Наверное, их удивило, что четыре кафра едут в такой большой машине, как эта, – проворчал ее отец. – Белые ублюдки! Расисты недобитые!

Крейсер догнал их, выехал на соседнюю полосу и, немного увеличив скорость, поравнялся с ними. Женщина-офицер, сидевшая за рулем, опустила на кончик носа зеркальные очки и, с холодной самоуверенностью более крупного и мощного зверя, осмотрела Рени и ее спутников. Она была черной.

– Спокойно, Джереми, спокойно, – прошептала Рени. – Не обращай на нее внимания.

Проехав милю рядом, полицейская машина вырвалась вперед и устремилась к боковому пандусу.

– Неужели черные женщины тоже могут ездить в таких машинах?

– Папа, заткнись!


Сигнал вызова застал их у вествилльского стадиона, где они припарковались на краю огромной стоянки.

Длинный Джозеф спал на заднем сиденье. Его ноги торчали из открытой двери – от носков до края штанин шесть дюймов голой кожи. Ксаббу, сидя на капоте, выстукивал пальцами какой-то ритм, а Рени курила уже двенадцатую за это утро сигарету. Услышав звонок, она схватила с сиденья пульт и увидела код Мартины.

– Да? Какие новости?

– Рени, я едва дышу от усталости. Но надеюсь, мои усилия не пропали зря. Вы все еще в Дурбане?

– Рядом.

– Хорошо. Ты можешь еще раз переключить частоту?

Она нажала на кнопку автопоиска, и скайфон доктора перешел на другой канал. Мартина уже поджидала ее. Рени который раз поразилась опыту таинственной женщины.

– О Господи, ты довела меня до седьмого пота, Рени. Я проверила такой объем информации, что теперь могу проспать несколько дней подряд. Но, кажется, я узнала, как помочь твоим бедам.

– Неужели? Ты нашла для меня оборудование?

– Надеюсь, да. И место тоже. Я наткнулась на один из старых проектов правительства Южной Африки – военную программу, закрытую несколько лет назад из-за бюджетных проблем. Она называлась «Осиное гнездо» и касалась разработок боевого беспилотного самолета. Об этом проекте нет никаких официальных записей, но он действительно существовал. Если хочешь, я найду личные дела людей, возглавлявших программу.

– Нет, не надо. Но я хотела бы знать, как нам все это может пригодиться. Ты думаешь, у нас есть шанс воспользоваться их оборудованием?

– Да, я тешу себя такой надеждой. Проект был временно приостановлен, и хотя он уже никогда не возобновится, мне кажется, они могли оставить большую часть оборудования на рабочих местах. Записи очень… Вот же! Забыла это идиотское слово! Да, неточные. Тебе придется просмотреть их самой.

Рени ощутила легкий трепет надежды.

– Продиктуй ориентиры. Джереми еще не вернулся… Он пошел покупать нам еду. – Она на ощупь открыла заднюю панель пульта. – Я соединю эту штуку с компьютером машины, и ты введешь координаты в память автокарты.

– Нет! Ни в коем случае! – Голос Мартины стал на удивление резким и непреклонным. – Твой друг, мистер Дако, будет следовать моим устным инструкциям. Подумай о возможном аресте, Рени. Если полицейские проверят компьютер машины и узнают, куда вы направлялись, у вас возникнут очень большие проблемы. Ты лишишься всего, что могла получить.

Рени кивнула.

– Да. Ты права, Мартина.

Она осмотрела стоянку, надеясь увидеть фигуру Джереми. Ксаббу склонился вперед.

– Могу я задать вопрос?

– Конечно.

– А есть какое-нибудь другое место, куда бы мы могли поехать? Что, если этот военный объект охраняют солдаты? Я слышал о людях, которые сдают свое оборудование в аренду. Может быть, нам обратиться к ним и заплатить за выход в ВР?

– Этот вариант не годится для нашей цели, – ответила Мартина. – Готова поспорить, что даже лучшие капсулы вашего политеха не обеспечили бы того уровня отклика, который необходим для длительного пребывания в ВР. А путешествие в Иноземье может оказаться довольно долгим.

– Смотри, там Джереми! – сказала вдруг Рени, рассматривая далекую фигуру. – И он убегает от кого-то. – Она положила пульт на пол машины. – Быстрее, залезай!

Торопливо сев на место водителя, Рени попыталась вспомнить уроки по вождению, которые она посещала год назад. Ксаббу прыгнул на заднее сиденье, разбудив заворчавшего Длинного Джозефа.

– Что там у вас? – встревоженно спросила Мартина.

Ее голос был приглушен крышкой пульта, которая закрылась при падении.

– Мы поговорим с тобой через минуту, – ответила Рени. – Оставайся на связи.

Она завела машину, затем, опасно виляя, выехала в широкий проход и помчалась к Джереми. Лавируя между рядами припаркованных машин, она проехала лишь сотню футов, когда поравнялась с ним. Задыхаясь от бега, он забрался на пассажирское сиденье и едва не наступил на пульт Рени.

– Что случилось?

– Они забрали мою кредитную карточку! – Джереми выглядел таким потрясенным, словно это было самым странным событием в его жизни. – Они хотели арестовать меня!

– Великий Боже! Ты воспользовался карточкой Сьюзен? – ужаснувшись, спросила Рени.

– Нет, нет! Моей карточкой! Моей! Они взяли ее, проверили через компьютер и сказали, что со мной хочет поговорить управляющий. Я прождал его в зале несколько минут, а потом все понял и убежал. Моя карточка! Как они узнали мое имя?

– Черт! Может быть, это просто совпадение. Как-то все уж слишком быстро происходит. – Рени закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. – Давай, пересаживайся за руль.

Они поменялись местами. Джереми на полной скорости помчался к ближайшим воротам. Когда они присоединились к линии машин, проезжавших через турникет, из будки вышли два охранника в форме. Оба что-то говорили в свои переносные рации.

– Не смотри на них, – сказала Рени. – Просто веди машину, и все.

Когда они выехали на центральную магистраль, Джереми вдруг резко выпрямился.

– Если они узнали мое имя, то кто-то из их громил поедет к моей матери, верно? – Казалось, он вот-вот был готов заплакать. – Нет, это невозможно. Она просто старая женщина. Она же им ничем не мешала, правда?

Рени положила руку на его плечо.

– Мы тоже им ничем не мешали. Но не надо так расстраиваться. Я не думаю, что кто-то причинит ей вред. Они не могут знать наверняка, что ты как-то связан с нами.

– Я должен поехать к ней.

Он свернул на соседнюю полосу.

– Нет, Джереми! – сказала Рени, вкладывая в свой голос силу и уверенность, которых за собой не чувствовала. – Этого делать нельзя. Если они действительно ведут такие серьезные поиски, то там тебя уже ждут. Ты ничем не поможешь своей матери, а мы попадем в западню. – Помолчав минуту, Рени тихо добавила: – Мартина говорит, что знает место, куда мы можем уехать. Нам нужно, чтобы ты отвез нас туда. И я, кажется, придумала, как помочь твоей матери.

– Помочь? Что надо делать? – В глазах Джереми застыл дикий испуг.

– Позвони своим родственникам. Скажи им, что должен уехать из города по какой-то безотлагательной причине. Попроси их навестить твою мать и присмотреть за ней какое-то время. Когда те, кто охотятся за нами, узнают о твоем отъезде, они не станут беспокоить пожилую женщину.

На самом деле Рени не была уверена в своих словах. Произнося их, она чувствовала себя изворотливой предательницей. Но она не могла придумать ничего другого. Без Джереми и его машины у них вообще не оставалось шансов на победу.

– Значит, я не могу увидеться с матерью? Но она больная старая женщина! И она всегда боялась одиночества…

– А что будет со Стивеном? – внезапно спросил Длинный Джозеф. – Если они начнут гоняться за нами, мы не сможем навещать его в больнице. И кто тогда проследит, чтобы нашего мальчика не сняли с системы?

– Ради Бога, я не могу думать обо всем сразу! – закричала Рени. – Заткнитесь! Все!

Тонкие пальцы Ксаббу потянулись к ней и опустились на ее плечо.

– Вы справитесь, – сказал он. – Но мы должны сделать то, что задумали. То, о чем мы говорили.

Из пульта, лежавшего под ногами Рени, донесся голос Мартины:

– Прошу прощения, что перебиваю вас. Но, может быть, вы хотите, чтобы я указала вам направление?


Рени опустила стекло и с наслаждением вдохнула теплый воздух, предвещавший близкую грозу. На миг ей показалось, что он пахнул запахом бегства.

«Ихлоси» мчалась в северо-западном направлении по шоссе номер три – одна из многих безымянных машин в потоке транспортных средств наступавшего часа пик. Джереми дозвонился до своего дяди и попросил его присмотреть за матерью, а Рени, связавшись с больницей Стивена и политехом, отправила несколько посланий, которые объясняли ее временное отсутствие. Настроение беглецов улучшилось. Они почувствовали себя свободными. И, казалось, им действительно удалось оторваться от погони.

Мартина направила их в район Драконовых гор, расположенный у границы с Лесото – местность слишком дикую и необустроенную, чтобы ездить в темноте по ее опасным грунтовым дорогам. Во второй половине дня Рени начала тревожиться о том, что они не успеют доехать засветло к указанному месту. Вот почему ей так не понравилась идея Джереми остановиться и пообедать в придорожном ресторане. Напомнив своим спутникам, что они выглядят довольно странной компанией и что у Ксаббу очень приметная внешность, она убедила Джереми сходить в ресторан и заказать четыре порции на вынос. Он потом долго ворчал и жаловался на то, что ему приходится есть в пути, но благодаря усилиям Рени на обед было потрачено всего лишь четверть часа.

Когда они поднялись из долины в предгорье, движение на дороге стало более редким, трасса сузилась, а частный транспорт исчез, уступив место большим грузовикам, похожим на металлических динозавров. Эти огромные чудовища с серебристой шкурой неслись в Ледисмит или начинали длинный рейс в далекий Йоханнесбург. При виде машин, чьи колеса были в два раза выше их тихой «ихлоси», Рени не могла удержаться от аналогии с ее собственной ситуацией – разница в масштабах между ними и людьми, которым они бросили вызов, выглядела почти такой же.

«И сходство было бы еще большим, если бы эти грузовики пытались наехать на нас», – горько подумала она.

К счастью, аналогия так и осталась неполной. Они добрались до Эсткорта, свернули на запад по довольно хорошей трассе, но вскоре покинули ее и помчались по однополосному шоссе. Чем выше они поднимались по извилистой дороге, тем ниже клонилось солнце к накипи грозовых облаков, которые клубились над дальними горными пиками. Признаки цивилизации встречались все реже и реже. Вдоль кромки асфальта тянулись травянистые склоны холмов с густыми рощами осин и лесопосадками из темных елей. Ответвления маленьких дорог выглядели пустыми и безлюдными, и лишь случайные знаки извещали о том, что где-то в лесу скрывается тот или иной палаточный лагерь. Казалось, они оставили не только Дурбан, но и мир, который знали.

Смена пейзажей погрузила путников в гипнотическое безмолвие. Но внезапно Ксаббу прервал его:

– Смотрите! Смотрите туда! – Он указал на высокую квадратную вершину одной из гор. – Это «Замок великана». Как на той картине, которую я видел в доме доктора Ван Блик. – Голос бушмена слегка дрожал. – Тысячи моих сородичей оказались там в ловушке между белыми и черными людьми. Всего лишь два века назад. На них охотились, стреляли, как в диких зверей. Воины моего народа тоже убивали врагов, но что они могли сделать с копьями против ружей? Их загоняли в пещеры и убивали – по сто, по тысяче, – не жалея ни женщин, ни детей. Вот почему в этой части мира больше нет моих соплеменников.

Никто не знал, что ему ответить. Ксаббу поморщился и замолчал.

Когда солнце, спускаясь за острый горный пик, стало походить на апельсин, насаженный на шип соковыжималки, пульт заверещал, и Мартина снова вышла на связь.

– К этому моменту вы должны видеть перед собой пик Каткина, – сказала она. – Наше путешествие приближается к концу. Дайте мне какие-нибудь ориентиры, чтобы я уточнила ваше местоположение.

Джереми перечислил названия нескольких поселков, мимо которых они проезжали – крохотные скопления домов с неоновыми вывесками автомастерских.

– Хорошо, – ответила Мартина. – Примерно через двенадцать километров вы подъедете к городу, который называется Питеркоутсбург. На выезде из него находится перекресток двух дорог. Вам надо будет свернуть направо.

– Вы же во Франции! – воскликнул удивленный Джереми. – Откуда вам все это известно?

– По геодезическим картам. Надеюсь, я правильно сказала эту фразу? – Вопрос позабавил ее. – Не считайте меня волшебницей, мистер Дако. Просто я, обнаружив местоположение «Осиного гнезда», позаботилась найти к нему дорогу. Поверьте, это было нетрудно.

Через несколько минут, как и предсказывала Мартина, они увидели дорожный знак, извещавший о приближении к Питеркоутсбургу. Джереми проехал через маленький городок, свернул на перекрестке и, прибавив скорость, помчался по узкой дороге. Справа от Рени возвышался пик Каткина, подсвеченный с боков исчезнувшим солнцем и окутанный темными облаками. Ей вспомнилось зулусское название этой гряды – «Частокол из пик». Но в этот момент Драконовы горы больше походили на зубы – вернее, на огромную клыкастую челюсть. В памяти всплыли картины из «Мистера Джи», и Рени непроизвольно задрожала.

Очевидно, Длинный Джозеф тоже подумал про рот.

– А как мы там будем питаться? – поинтересовался он. – Надеюсь, это место не в какой-нибудь дикой глуши?

– Мы купили немного еды в магазине, – напомнила Рени.

– Ее хватит только на пару дней. Но ты сама сказала, что мы переезжаем. Неужели мы опять переезжаем на два дня?

Рени с трудом сдержала колкий ответ. Впрочем, отец был прав. Конечно, они могли бы закупать еду в таких окрестных городках, как Питеркоутсбург. Но это привлекло бы к ним внимание местных жителей – особенно, если они начнут приезжать за продуктами снова и снова. Да и чем расплачиваться за покупки? Если счет Джереми заморожен, то ни она, ни отец не могут надеяться на что-то иное. Они должны рассчитывать только на те наличные, которые имели при себе.

– Вы не умрете с голоду, – произнес вдруг Ксаббу. Он говорил это ее отцу, но Рени понимала, что он обращался и к ней, и к Джереми. – До сих я вам ничем не мог помочь, и это делало меня несчастным. Но знайте, ни одно племя на земле не добывает пищу лучше, чем мой народ.

Длинный Джозеф в ужасе замахал руками.

– Я представляю, какую пищу ты имеешь в виду! Но ты просто маленький безумец, если думаешь, что я положу себе в рот одну из твоих мерзких гадостей!

– Папа!

– Вы уже добрались до развилки? – спросила Мартина. – Если да, то поезжайте прямо и высматривайте слева поворот на грунтовую дорогу.

Спор о еде был временно приостановлен. Джереми следовал инструкциям Мартины. Мелкий дождь покрыл стекла косыми росчерками капель, и Рени услышала гром, грохотавший вдалеке.

Проселочная дорога выглядела узкой только потому, что ее с обеих сторон сжимали полосы кустарника, тянувшиеся вдоль шоссе. Скрежет колючих ветвей по окрашенным бокам «ихлоси» едва не вызвал у Джереми слезы. Проехав в просвет, они оказались на твердой широкой дороге, которая зигзагами поднималась в гору. На фоне густого темного леса, словно яркие фейерверки, алели кусты, называемые в шутку «раскаленной кочергой».

– Какое-то дикое место. Нет ни табличек, ни знаков. Никакого намека на забор или колючую проволоку.

– Эта территория принадлежит правительству, – ответила Мартина. – Возможно, они не хотели привлекать излишнего внимания своими знаками и шлагбаумами. Я только что созвонилась по другой линии с мистером Сингхом. Он сказал, что может вскрыть для вас любой периметр безопасности.

– Запросто. – На экране пульта появилось морщинистое лицо программиста. Сингх выглядел сердитым и важным. – Мне ведь даже нечем было заняться на этой неделе, не считая, конечно, сотни часов, потраченных на взлом защитной системы Иноземья.

Дорога свернула в сторону, и перед ними внезапно возникла высокая проволочная ограда с воротами, запертыми на цепь и замок. Джереми едва успел затормозить.

– Что там у вас? – спросил старый хакер. – Поднимите пульт, чтобы я мог видеть.

– Это… Это просто ограда, – сказала Рени. – С цепью и замком на воротах.

– Ну, тут я вряд ли смогу вам помочь, – захихикал старик. – Пропускаю ход до следующего круга.

Рени нахмурилась и вышла из машины. Мелкий дождь заставил ее приподнять воротник. Не увидев ни одной живой души, она затаила дыхание и прислушалась. Но шелест ветра в ветвях деревьев заглушал все остальные звуки. Проволочная сетка местами обвисла. На петлях ворот виднелась ржавчина. Однако ограда по-прежнему служила своей цели. Металлический знак, выскобленный до чистоты, все еще хранил остатки слов: «… проезд запрещен». Остальная часть предупреждения исчезла.

– Все выглядит довольно старым, – сказала она, вернувшись в машину. – Охраны нет. Во всяком случае я никого не видела.

– А кто-то тут говорил, что это секретный объект, – с усмешкой произнес Длинный Джозеф. – На вид не очень-то похоже. – Он открыл дверь и начал выбираться наружу. – Пойду, отолью немного на заборчик.

– Надеюсь, ограда электрифицирована, – как бы между прочим заметил Джереми. – Идите-идите, старичок, и если что-нибудь почувствуете, дайте нам знать.

Гром загрохотал гораздо ближе.

– Вернись в машину, папа, – сказала Рени.

– А что такое?

– Просто вернись. – Она повернулась к Джереми: – Езжай вперед.

Дако посмотрел на нее, словно она предложила ему отрастить крылья.

– О чем ты говоришь, подруга?

– Поезжай через ворота. Их не открывали несколько лет. Выбирай: или мы будем сидеть здесь, пока не стемнеет, или покончим с этим раз и навсегда. Езжай вперед!

– Ну нет! Только не на моей машине. Она вся поцарапается…

Передвинувшись на сиденье, Рени поставила ногу на ступню Дако и выжала педаль газа до самого пола. «Ихлоси», выплюнув грязь из-под колес, поймала сцепление с землей, рванулась вперед и врезалась в ворота, которые заметно подались назад.

– Что ты делаешь? – завизжал Джереми.

– А ты собираешься сидеть здесь до тех пор, пока они не выследят нас? – закричала в ответ Рени. – Наше время кончается. Неужели ты хочешь быть тюремным маляром?

Он посмотрел на нее с укором и тяжело вздохнул. Передний бампер все еще прижимался к воротам. Створки сдвинулись назад на полметра. Но натянутая цепь не пускала их дальше. Дако выругался и вновь нажал ногой на педаль газа. Несколько секунд ничего не происходило. Лишь шум двигателя возрос до пронзительного свиста. Затем послышался треск, что-то сломалось, и ветровое стекло покрылось паутиной трещин. Ворота распахнулись настежь. Джереми пришлось нажать на тормоза, чтобы не врезаться в дерево.

– Посмотри на стекло! – закричал он, выскакивая из машины. Взглянув на бампер и разбитые фары, Дако затопал ногами от ярости. – Посмотри на все это!

Рени вышла, подбежала к воротам и закрыла створки. Подняв цепь с земли, она продела звенья сквозь остатки кодового замка и закрепила их таким образом, чтобы при беглом наружном осмотре ворота по-прежнему казались закрытыми. Прежде чем сесть в машину, Рени взглянула на бампер и капот.

– Прости меня, Джереми, – сказала она. – Я постараюсь возместить тебе ущерб. А теперь… Не могли мы поехать дальше?

– Темнеет, – напомнил Ксаббу. – Мистер Дако, я думаю, что Рени права.

– Черт! – донесся из динамика голос Сингха. – Я надеюсь, вы расскажете мне, что случилось. Отсюда это звучит довольно забавно.

Дорога за воротами оставалась такой же узкой и неасфальтированной.

– Нет, это не похоже на военный объект, – сказал Длинный Джозеф.

Джереми, хмурый и молчаливый, поехал вперед. Когда они миновали ельник, возбуждение Рени улеглось, и она почувствовала себя морально опустошенной. Почему Сингх называл ее зулусской Чакой? Возможно, он был в чем-то прав. Машина, в принципе, не пострадала. Но какое право она имела принуждать беднягу Джереми? Ради чего? Иногда ей казалось, что этой дороге не будет конца.

– Я чувствую какой-то странный запах, – произнес вдруг Ксаббу.

В тот же миг, одолев крутой поворот, машина въехала в тень горы, и Джереми сильно нажал на тормоза. Дорога кончилась. «Ихлоси» юзом проехала несколько метров и остановились в двух шагах от голой бетонной стены, которая походила на большую серую дверь в отвесном склоне горы.

– О Боже! – выпучив глаза, прошептал Джереми Дако. – Вот это да!

– Расскажите, что вы видите, – потребовала Мартина.

– Какой-то проход внутрь горы размером около десяти квадратных метров. Выглядит как одна бетонная плита. Только я не понимаю, каким образом его можно открыть. – Рени вышла из машины и провела рукой по холодному серому монолиту. – Ни ручек, ни замков. Ничего. – Печальная догадка наполнила ее унынием. – А что, если это вообще не ворота? Что, если они закрыли свой объект навсегда и замуровали вход?

– Осмотрись, малышка. Неужели ты всегда так легко сдаешься? – Хриплый голос Сингха взбодрил Рени. – Может быть, там есть какая-то приборная панель, коробка в выемке камня или что-то в этом роде. Насколько я знаю, они обычно не ставят такие штуки прямо на воротах.

Мужчины вышли из машины и присоединились к поискам Рени. Сумерки быстро сгущались. Дождь сводил видимость к нулю. Джереми отъехал к повороту, развернулся и включил задние фары, но толку от них не было никакого.

– Кажется, я что-то нашел! – закричал бушмен. Его фигура темнела в десяти шагах от левого края бетонной плиты. – Тут какая-то штука, замаскированная под камень.

Рени побежала к нему. Она поднесла зажженную зажигалку к скале и увидела тонкие, как волосы, швы, которые описывали небольшой квадрат. Вполне естественная на вид трещина в одном из швов могла оказаться рукояткой. Рени просунула в нее пальцы и потянула панель на себя.

– Дай-ка мне попробовать. – Ее отец втиснул в щель большую ладонь и сделал сильный рывок. Несмотря на ободряющий треск, панель не желала открываться. В тот же миг, словно в ответ на попытку вторжения, над ними полыхнула молния, раздался гром, и тревожное эхо поскакало вприпрыжку по горным склонам. Дождь усилился, превращаясь в ливень.

– Пойду, вытащу домкрат из багажника, – сказал Джереми. – Возможно, он одолеет эту штуку.

Прошло несколько минут, прежде чем панель под давлением домкрата открылась, заскрипев проржавевшими петлями. Внутри находилась крышка кодового замка с множеством крохотных и одинаковых кнопок.

– Черт, без шифра нам эти ворота не открыть, – сказала Рени.

Очевидно, Сингх и Мартина услышали ее последнюю фразу.

– У вас есть зет-кабель? – спросил старый хакер. Услышав утвердительный ответ, Сингх кивнул и начал отдавать распоряжения: – Хорошо. Снимите крышку замка. А ты, Рени, держи пульт так, чтобы я мог видеть его начинку. Потом вы подключите зет-кабель куда я скажу и погуляете немного. Замочек, похоже, серьезный. Придется покопаться в схеме.


Несмотря на огромный опыт Сингха, его действия не принесли мгновенного результата. Подсоединив тонкий кабель к контактам, которые ей указал старик, Рени закрепила пульт в нише скалы и вернулась в машину. Солнце село. Холодный ветер и дождь хлестали по оконным стеклам. Время едва тянулось, подгоняемое лишь вспышками молний, которые пугающе близко сверкали над горой. Джереми включил приемник, пропустив мимо ушей вежливое замечание Рени о том, что было бы неплохо поберечь заряд аккумулятора. Он настроился на легкий, но пронзительный поп-«пух», который, словно пила, терзал ее растрепанные нервы.

– Зачем им такие мощные ворота? – спросил Длинный Джозеф, глядя на серую плиту.

– Быть может, они укрепили вход на случай бомбового удара, – ответила Рени. Она осмотрела склон горы, выпиравший над плитой. – Видишь, они даже углубили скалу в этом месте. Проход не заметить ни с самолета, ни со спутника.

Отец недоуменно покачал головой.

– А что же тут прятать такого?

Рени пожала плечами.

– Мартина говорит, что это правительственная военная база. Такие объекты всегда стараются спрятать подальше от посторонних глаз.

Ксаббу вернулся с охапкой сухих, почти не попавших под ливень ветвей.

– Если мы не войдем внутрь горы, нам понадобится костер, – объяснил бушмен.

Длинный зачехленный нож, неведомо как оказавшийся на его поясе, совершенно не сочетался со старомодным плащом и древним выцветшим галстуком Ксаббу.

– Если мы не войдем туда, то поедем в какой-нибудь городок и поищем гостиницу или мотель, – сказал Джереми, с несчастным видом осматривая треснувшее ветровое стекло. – В этой машине нам всем не уместиться. А я не желаю спать под дождем. К тому же тут могут водиться шакалы или еще какое-нибудь зверье.

– А кто нас пустит на ночлег без денег? – спросила Рени. – Мы…

Внезапный скрежет, более сильный и пугающий, чем гром, заставил ее замолчать. Бетонная плита отъехала в сторону, открывая проход, который вел в нутро горы. Сквозь шум дождя донесся торжествующий вопль Сингха:

– Ну что, зараза! Все-таки я тебя уделал!

Рени выключила музыку и посмотрела в черный проем. Темнота была непроницаемой. Она вышла под дождь, приблизилась к отверстию и, заглянув в него, посветила себе зажигалкой. Ее тревожила мысль о минах-ловушках и других опасных приспособлениях, которые могли быть оставлены для любознательных незваных гостей. Но в слабом свете дрожавшего огонька она увидела лишь бетонный пол, исчезавший в темноте.

– Да, они тут здорово намудрили. – В наступившей тишине старческий голос Сингха казался неестественно громким. – Пришлось повозиться с программой ввода. Сработано грубо, но с толком. Эти старые кодовые замки всегда считались крепкими орешками.

– Ксаббу, – позвала Рени. – Ты говорил, что можешь развести костер. Сооруди один у входа. Кроме того, когда мы войдем туда, нам понадобятся факелы.

– Не сходи с ума, Рени! – прокричал отец, открыв заднюю дверь. – У нас есть машина. И у этой машины имеются фары. Зачем тебе понадобились факелы?

Рени почувствовала раздражение, но не поддалась ему.

– Человек с факелом может заметить то, что не видно из машины. Если они, к примеру, раздвинут плиты пола или запустят в действие какую-то другую ловушку, мы не дадим драгоценной машине Джереми свалиться в пятнадцатиметровую яму.

Длинный Джозеф озадаченно взглянул на дочь, нахмурился и кивнул.

– Довольно мудро, девочка. Пожалуй, ты права.


– Если там остались какие-то приборы, – говорила Мартина, – ни в коем случае не включайте их. Даже лампы. Судя по всему, объект по-прежнему подключен к электросети.

– Но ведь мы приехали сюда именно из-за этих приборов, не так ли? – возразила Рени.

Она нетерпеливо следила, как Ксаббу, стоя на коленях и прикрывая телом огонек ее зажигалки, пытался поджечь сухой куст, привязанный к концу длинной палки. – Ты сказала, что я могу найти здесь снаряжение для виртуального путешествия, верно? Но если мы его действительно найдем, оно вряд ли заработает от наших благих намерений.

– Эта проблема подождет, – обиженно ответила Мартина. – Хотя мы и постараемся решить ее как можно быстрее. Но подумай сама. По моим расчетам, база находится на консервации уже несколько лет. Разве потребление энергии на таком объекте не привлечет к себе внимания? Неужели ты согласна пойти на этот риск?

Рени покачала головой.

– Ты права. Мы не будем касаться никаких приборов.

Ей стало стыдно, что она не додумалась до такого простого вывода. Вот уж действительно зулусский Чака!

– Я пошел вперед, – сказал Ксаббу, взмахнув импровизированным факелом. – Вы можете ехать в машине с Джереми и отцом.

– Но, Ксаббу…

– Прошу вас, Рени. – Он сбросил туфли и поставил их на сухой пятачок рядом с проемом ворот, потом закатал штанины на ногах. – До сих пор я не знал, как вам помочь. Но с этим делом я справлюсь лучше, чем кто-нибудь другой. При моем малом росте я могу пробраться через самые трудные места.

– Конечно. Ты прав, – со вздохом ответила Рени. Казалось, что хорошие идеи упорно обходили ее стороной. – Только будь осторожен, Ксаббу. Не уходи из поля зрения. Мне что-то становится не по себе.

– Все будет нормально, Рени, – с улыбкой ответил он.

Когда Ксаббу вошел в зияющую пустоту ворот, она ощутила дрожь беспокойства. Он выглядел как древний воин, вступавший в логово дракона. О Боже, куда они идут? И что они тут делают? Еще несколько месяцев назад она назвала бы такой поступок немыслимым безумием. Подумать только! Они проникли на секретную базу!

Джереми завел машину и, проехав створ ворот, двинулся следом за бушменом. Свет фар встречал лишь мрачную пустоту. Ксаббу шел в нескольких метрах от них, подняв над головой искрившийся факел. Рени вдруг показалось, что они приближаются к краю огромной бездны.

Ксаббу поднял руку, веля остановиться, и зашагал по узкому коридору света, который создавали фары. Факел раскачивался над ним, словно маленький разведчик осматривал то одну, то другую сторону. Внезапно он повернулся и подбежал к машине. Высунув голову из окна, Рени встревоженно закричала:

– Что там?

Бушмен с улыбкой замахал рукой.

– Вы можете ездить здесь, ничего не опасаясь. Смотрите сюда.

Он поднес факел к бетонному полу. Рени приподнялась и вытянула шею, разглядывая знак. В дрожащем свете она увидела широкую белую полосу со стрелкой на конце и надпись «СТОП».

– Это автостоянка, – сказал Ксаббу, поднимая факел вверх. – А вон там – въездные дорожки на верхние уровни.

Рени села и облегченно вздохнула. Фары высветили несколько пандусов, поднимавшихся куда-то в темноту. Огромная стоянка была абсолютно пустой.

– Ну, теперь мы по крайней мере можем не тревожиться о том, что кто-то врежется в нас при развороте, – сказала она.


Несмотря на возражения Джереми и Длинного Джозефа, Рени велела мужчинам обеспечить запас хвороста, а сама занялась подключением пульта к контрольной панели автостоянки. Она хотела, чтобы Сагар Сингх закрыл большие ворота. Если люди Братства каким-то образом отыщут их след, им прежде придется преодолеть защитные устройства секретного правительственного объекта.

– Сейчас я загружу в память твоего пульта шифр, который открывает ворота, – сказал старый хакер. – Не забывай, что, как только эта плита закроется, связь между нами прервется. Сигнал вашего автомобильного приемопередатчика не пробьет антирадарной защиты военной базы.

– Послушайте, Сингх, – обратилась она к старику. – Мы нашли закрытый лифт еще с одним кодовым замком. Мне кажется, это единственный путь к оставленному оборудованию. Вы не могли бы нам его открыть?

– Только не этой ночью, детка. Дай мне немного отдохнуть. О Иисус! Будто мне больше нечего делать, как подрабатывать у тебя электронным дворецким.

Она поблагодарила его и попрощалась с Мартиной, договорившись о том, что откроет ворота и выйдет на связь в двенадцать часов. Когда мужчины вернулись из леса, Сингх закрыл бетонную плиту. И как только та встала на свое место, лицо старика с крючковатым носом растворилось в метели электронного снегопада. Контакт с внешним миром был прерван.

Ксаббу развел большой костер. Джереми приготовил ужин из тех продуктов, которые они купили утром в магазине. Из дешевой говядины и овощей получилось неплохое блюдо. Длинный Джозеф взял факел и направился в дальний конец огромной подземной стояки. Рени, тревожась за него, вскочила на ноги и закричала:

– Ну что ты там не видел, папа? Такой же голый бетон, пустые лестничные клетки и темнота вокруг.

Он повернулся и посмотрел на дочь, подбоченясь одной рукой. В свете костра Рени не могла рассмотреть его лицо, но, судя по позе, взгляд отца был негодующим. Затемненный высокий свод и широкая площадка стоянки создавали странное впечатление: как будто ее отец стоял на другом конце огромной плоской пустоши. В какой-то миг перспектива изменилась, и Рени показалось, что они находятся не внутри, а снаружи – в пространстве, где не было ни свода горы, ни каменных стен. Это иллюзия обрела вдруг такую ошеломляющую реальность, что Рени опустилась на холодный бетонный пол и на всякий случай потрогала его руками.


– Славный костер, – сказал Ксаббу, улыбаясь друзьям.

Его спутники, привыкшие к гораздо большему выбору удобств, обменялись хмурыми взглядами. После плотного ужина Рени на время расслабилась и забыла об их плачевной ситуации. Ей даже удалось представить, что они сидят у костра в каком-то палаточном лагере. Но это ощущение не продлилось долго.

Увидев печаль на лицах троих горожан, Ксаббу кивнул и ободряюще произнес:

– Пришло время для хорошей истории. Я знаю одну, которая могла бы вам понравиться.

Рени торопливо нарушила последовавшее за этим молчание.

– Тогда расскажи нам ее, пожалуйста.

– Это история об отчаянии и о том, что может его преодолеть. Ее хорошо рассказывать вечером у костра, в кругу друзей. – Он улыбнулся, пряча в морщинках глаза. – Но сначала вы должны узнать кое-что о моем народе. Я уже рассказывал Рени о старом Деде Богомоле и других героях Перворожденных. Эти истории пришли к нам из давних времен, когда все животные были людьми, а сам Дед Богомол еще ходил по земле. Однако мой рассказ не о нем.

Мои соплеменники считают себя охотниками – вернее, они были ими когда-то, поскольку сейчас уже никто не живет по старым правилам и обычаям предков. Мой отец был настоящим охотником и бушменом пустыни, но однажды поиск антилопы увлек его из страны, которую он знал, и привел к моей матери. Впрочем, я уже рассказывал Рени эту историю и не буду повторять ее сегодня. Вам только надо иметь в виду, что, когда мои сородичи уходили на охоту, поиск дичи часто уводил их очень далеко от жен и детей.

Но самыми великими охотниками всегда считались звезды небесные. Наблюдая ночами за их странствиями по небосводу, мои предки знали, что бушмены не единственные, кому приходится бродить по далеким и трудным местам. Но лучшим из этих великих охотников является воин, которого вы называете Утренней звездой, или Венерой, а мы величаем Сердцем Зари. Он самый сильный из сильных – неутомимый охотник, чье копье летит дальше и быстрее других.

Говорят, что когда-то в былые дни Сердце Зари решил найти себе жену. И все люди Древнего народа привели к нему своих дочерей в надежде, что великий охотник возьмет одну из них в супруги. Слониха и Питонша, Газель и длинноносая Мышь – все танцевали перед ним, но никто не тронул его сердца. Да взять хотя бы кошек – Львица была слишком большой, а кожу Леопардицы покрывали пятна прыщей. Он мрачно рассматривал вереницу претенденток, пока его взгляд не остановился на Рыси. С ярко-рыжей кожей и ушами, похожими на язычки огня, она напоминала пламя. Он почувствовал, что только она – одна из всех, кто проходил перед ним, – была желанна для него как супруга.

А потом, когда ее отец согласился с выбором Сердца Зари – еще бы он не согласился! – начался пир с веселыми танцами и песнями. Все Перворожденные пришли на праздник. И хотя некоторые обижались, что выбор пал не на их дочерей, хорошая еда и сладкая музыка помогли им истребить зло и зависть в своих сердцах. Лишь один не пришел на пир – отец Гиены, оскорбленный тем, что Сердце Зари отвернулся от его любимой дочери. Он был гордым – таким же гордым, как и сама Гиена. И они не находили себе места от ярости и обиды.

Шло время, и Сердце Зари все больше и больше влюблялся в Рысь. Она зачала ребенка, и вскоре у них родился сын. В знак любви великий охотник приносил жене прекрасные подарки из разных мест огромного неба – серьги и браслеты для рук и лодыжек, прекрасные накидки из шкур, – и счастливая Рысь носила их с гордостью и достоинством. Когда ее муж охотился на далеких окраинах небосвода, она, подобно всем замужним женщинам, не покидала ночами своего костра. Однажды к ней в гости пришла ее младшая сестра. Ожидая возвращения Сердца Зари, они беседовали, смеялись и играли с ребенком Рыси.

А надо сказать, что в семействе Гиены не прощали обид, и кислый гнев все еще вскипал в их желудках. Вот почему Старик Гиена, который мог перехитрить любого, послал свою дочь к хижине Рыси и Сердца Зари. Он знал, что больше всего из еды Рысь любила муравьиные яйца. Ее единственным недостатком была небольшая прожорливость, так как раньше, прежде чем выйти замуж, она довольно часто голодала. И когда Рысь находила сладкие белые яйца, похожие на зерна риса, она тут же съедала их все без остатка. По указке отца юная Гиена принесла горсть муравьиных яиц и положила их рядом с хижиной на пути у Рыси, но прежде она собрала из-под мышек свой мускусный вонючий пот и смешала его с пищей. Сделав это, Гиена спряталась неподалеку.

Собирая с сестрой еду, Рысь наткнулась на кучку муравьиных яиц. «О, – закричала она, – я нашла еду! Я нашла хорошую еду!» Но ее сестра почувствовала неладное и сказала: «Какой-то странный запах исходит от этих яиц. Не думаю, что их можно есть». Но обрадованная Рысь не послушалась ее. «Я-то уж точно от них не откажусь, – говорила она, собирая яйца. – Кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем мы еще раз найдем такое сокровище». Однако ее сестра, встревоженная запахом Гиены, не стала пробовать этих муравьиных яиц.

Когда они вернулись к хижине, Рысь почувствовала боль в животе. Ее тело горело от жара, словно она стояла над костром. Сон не шел к ней ни в эту ночь, ни в другую. Сестра обругала Рысь за жадность, позвала на помощь мать, но старуха лишь развела от бессилия руками. А Рыси становилось все хуже и хуже. Она плакала и отталкивала от себя маленького сына. Ее рвало. Глаза вращались дико в орбитах. От сильных конвульсий ее прекрасные украшения срывались с тела и падали на землю – сначала серьги, потом браслеты, накидка из шкуры и даже сандалии с кожаными ремешками. И вот, оставшись голой, она безутешно разрыдалась, вскочила и убежала во тьму.

Ее мать ужаснулась и поспешила к мужу, чтобы рассказать ему о муках дочери. А младшая сестра, подхватив ребенка на руки, устремилась вслед за убегавшей Рысью.

И тогда в круг света у костра вошла Гиена. Осмотревшись по сторонам, она подняла с земли упавшие серьги Рыси, потом надела на себя браслеты из скорлупы страусовых яиц, накидку из шкуры и даже сандалии. Затем села у костра, засмеялась и сказала: «Отныне я буду супругой Сердца Зари».

А Рысь мчалась по бушу, и ее сестра едва поспевала за ней. В своем горе несчастная вбежала в топь и спряталась среди тростника, рыдая от стыда и боли. Сестра приблизилась к ней и позвала: «О, Рысь! Вернись домой! Что, если твой муж придет с охоты, а тебя не будет у костра? Разве ты хочешь, чтобы он тревожился о тебе и ребенке?» Но Рысь ушла в тростник еще дальше и, когда вода достигла ее колен, прокричала в ответ: «Я чувствую в себе дух Гиены. Мне одиноко и страшно, и темнота упала на меня».

Вот почему мои сородичи, говоря о болезни духа, до сих пор называют такие моменты жизни «темным временем Гиены».

Подумав немного, сестра Рыси подняла ребенка вверх и закричала: «Твой сын просит молока – посмотри, как он голоден. Дай ему свою грудь». Материнские чувства заставили Рысь подойти и покормить дитя, но потом она положила его на руки сестре и вновь убежала в заросли тростника – на этот раз туда, где вода доходила ей до поясницы. Каждый раз, когда сестра уговаривала ее вернуться и успокоить малыша, Рысь выходила на берег, а затем убегала в топь – все глубже и глубже, пока вода не дошла ей до самого рта.

В конце концов опечаленная сестра Рыси понесла ребенка к костру, чтобы согреть его и защитить от холода ночного неба, который был особенно сильным в тех местах, где рос тростник. Приблизившись к хижине, она увидела женщину с желтыми горящими глазами. Та сидела у костра в одежде Рыси и ее украшениях. «Ага! – сказала эта женщина. – У тебя мой ребенок! Зачем ты украла его? Отдай мне моего сына!» На какой-то миг сестре показалось, что Рысь вернулась домой, но потом она почувствовала запах Гиены и испугалась. Крепко прижав к себе малыша, она убежала от костра, а воровка счастья завывала ей вслед и кричала: «Принеси мне моего ребенка! Теперь я жена великого охотника!»

Сестра поняла, в какую беду попала Рысь. Она знала, что к тому времени, когда Сердце Зари вернется из странствий по небу, им уже не удастся спасти несчастную Рысь. И поэтому она пошла на высокое место, подняла голову к темной ночи и запела: «Сердце Зари, услышь меня, услышь! Сердце Зари, возвращайся с охоты! Твоя жена больна, твой ребенок голоден! Сердце Зари, пришло плохое время!»

Она пела это снова и снова, все громче и громче, пока, наконец, великий охотник не услышал ее. Он стремглав помчался по небу, сверкая глазами. И когда Сердце Зари спустился к ней, а затем узнал о том, что случилось с его женой, он впал в яростный гнев и побежал к своей хижине. Увидев его, Гиены встала, зазвенев украденными серьгами и браслетами. Она попыталась сделать свой визгливый голос таким же сладким, как у Рыси, и сказала ему: «Ах, муженек! Ты вернулся! Что ты принес своей жене? Какую дичь? Какие подарки?»

«Я принес тебе только один подарок, – ответил охотник. – Вот он, смотри!» И Сердце Зари метнул свое копье. Гиена с визгом отскочила в сторону. Магия ее отца была древней и очень сильной. Копье пролетело мимо – то был единственный раз, когда Сердце Зари промахнулся. Но Гиена споткнулась, упала в костер, и угли обожгли ей ноги. Она завизжала еще сильнее, сорвала с себя украденные драгоценности и побежала прочь, хромая от боли. И если вы видели когда-нибудь гиен, то, наверное, помните, как они ходят – словно эта боль перешла к ним по наследству от злобной прабабки. А их ноги все еще черны от углей и золы костра, который горел перед хижиной Сердца Зари.

Прогнав воровку, охотник пошел к болоту и вывел жену на берег. Он одел ее, украсил драгоценностями и положил ей на руки ребенка. А потом они вернулись в свою хижину. И теперь, когда Утренняя звезда – или Сердце Зари – возвращается с охоты, он всегда спешит домой с таким грозным видом, что даже темная ночь бежит от него. Стоит ему появиться, как она тут же убегает за горизонт, и только красная пыль поднимается из-под ее пяток. Вот на этом и кончается моя история.

Когда бушмен закончил свой рассказ, все погрузились в задумчивое молчание. Джереми кивнул, словно слова Ксаббу подтвердили какую-то идею, в которую он долго верил. Длинный Джозеф тоже кивал, хотя и по другой причине – он дремал.

– Это было… прекрасно, – наконец сказала Рени. История Ксаббу казалась удивительно знакомой, как будто кто-то уже рассказывал ее однажды в присутствии Рени. Но она знала, что такую же иллюзию создавали и другие хорошие истории. – Ты о многом напомнил мне своим рассказом.

– Я рад, что он вам понравился. Надеюсь, вы будете вспоминать его в минуты печали, когда в ваше сердце закрадется тоска. Мы все должны молиться о доброте других людей, потому что она дает нам новые силы.

На какой-то миг Рени показалось, что зарево костра заполнило все пространство, оттолкнув темноту назад. И она позволила себе роскошь маленькой надежды.

* * *

Она смотрела свысока на необъятную пустыню, покрытую пятнами ночи и лунного света. Трудно было понять, сидела она на ветке дерева или на выступе высокой скалы. По обе стороны от нее слышался шепот людей, которых она почти не видела.

– Я рада, что ты пришла в мой новый дом, – сказала Сьюзен Ван Блик из темноты за спиной Рени. – Но он так высоко от земли. Иногда я боюсь, что кто-то может упасть.

– Мне уже пора идти. Я не могу оставаться здесь долго. – Рени не хотелось огорчать гостеприимную Сьюзен, но она не могла поступить иначе. – Мне надо идти. Я должна собрать Стивена в школу. Папа рассердится, если я этого не сделаю.

Она почувствовала, как сухая костлявая рука легла на ее запястье.

– Но ты не можешь уйти. Он уже ждет тебя внизу.

– Он? – По ее спине пробежал тревожный озноб. – Но мне надо вернуться домой. Я должна собрать Стивена в школу!

Мысль об одиноком и заплаканном брате, ожидавшем ее, вдруг отступила на задний план. Сьюзен говорила о чем-то очень важном. Рени лишь смутно догадывалась о смысле ее слов, но этот смысл не предвещал ничего хорошего.

– Да, он ждет тебя! Ты же знаешь, он чувствует наш запах! – Хватка на руке Рени окрепла. – Он ненавидит нас, потому что нам здесь тепло, а ему там холодно.

Как только доктор сказала об этом, Рени почувствовала страх. Холодный ветер, прилетевший из пустыни, окутал ее знобящим облаком, и едва заметные фигуры людей отпрянули в темноту. Она услышала шелест испуганного шепота.

– Но я не могу оставаться здесь. Меня ждет Стивен. Он же опоздает в школу.

– А как ты спустишься вниз?

Голос Сьюзен изменился. Рени почувствовала запах – до боли знакомый запах.

– Он ждет, я точно говорю тебе. Он всегда ожидает нас во тьме, и там, снаружи, ты не скроешься от него.

Сьюзен исчезла. Рядом с ней в темноте сидела мать. Рени узнала ее голос и аромат лимонных духов, которые так нравились папе.

– Мама? Это ты?

Ответа не было, хотя она слышала дыхание матери лишь в нескольких дюймах за своей спиной. Рени хотела повторить вопрос, но вдруг почувствовала присутствие нового существа, навевавшего на нее леденящий ужас. Огромное нечто рыскало под ними в темноте, принюхиваясь и свирепо рыча от голода.

– Тише! – чуть слышно сказала мать. – Он очень близко, малышка!

Рени уловила мерзкое зловоние – тошнотворный запах мертвечины в истлевшем затхлом тряпье. А потом пришло еще одно ощущение – такое же сильное и отвратительное, как трупный смрад. Рени почувствовала осязаемую волну зла, в которой смешались боль и ревность, беспощадная ненависть и беда, помноженная на абсолютное одиночество, – эманации чего-то такого, что возникло во тьме еще до начала времен; миазмы существа, питавшего к свету непримиримую враждебность.

Рени поняла, что больше никогда не посмеет покинуть это надежное высокое место.

– Мама, – зашептала она, – там остался Стивен…

Внезапно опора выскользнула из-под ее ног, и Рени беспомощно рухнула в черноту. Она падала вниз, а злобная и сильная тварь уже ждала ее, открыв огромные и испачканные кровью челюсти…

* * *

Рени села, задыхаясь от страха. Кровь стучала в висках тревожным набатом. Какое-то время разум отказывался вспомнить то место, где она находилась. А когда память вернулась, ей не стало от этого лучше.

Изгнанница. Убегающая жертва. Преступница, прокравшаяся в незнакомое и странное место.

Ощущение из сна – падение в пасть зла, ожидавшего ее, – не исчезало. К горлу подступила тошнота. Кожа покрылась пупырышками и зачесалась. «Время Гиены, о котором рассказывал Ксаббу… – в отчаянии подумала Рени. – Оно действительно наступило».

Она с трудом заставила себя лечь. Ровное дыхание ее спутников, шелестевшее эхом в бескрайней темноте, стало единственной связью с миром света и добра.


– Ты хочешь сказать, что мы вчера могли пользоваться электрическим светом? Что нам не было нужды сидеть вокруг этого жалкого костра?

Длинный Джозеф сунул руки в карманы и нахмурил брови.

– Да, папа, энергия подключена.

Подумав о том, что ей снова придется объяснять этот вопрос, Рени раздраженно вздохнула.

– Для поддержания всех устройств и систем безопасности на эту базу подается определенное количество электроэнергии. Но мы можем пользоваться ею очень бережно… А не так, как тебе бы того хотелось.

– Черт! Я сбил ноги, пытаясь найти в темноте туалет! Я мог упасть в какую-нибудь яму и сломать себе шею!

– Папа, ты должен понять…

Рени махнула рукой и отвернулась, зная, что сражаться бесполезно. Пройдя через широкое бетонное поле автостоянки, она направилась к лифтовым кабинам.

– Как идут дела? – спросила она у Ксаббу.

Тот поднял голову и с улыбкой ответил:

– Мистер Сингх работает. Он просил не мешать.

– Старик возится с замком уже шестой час, – проворчал Джереми. – А мы все еще не можем открыть этот дурацкий лифт. Не ожидал я, что мне придется провести остаток жизни в каком-то мерзком подземном гараже.

Рени услышала голос Сингха, дребезжащий из-за помех и узкой полосы воспринимаемого диапазона:

– О Иисус! Как же вы любите жаловаться! А ведь могли бы сказать спасибо, что это место запечатано, законсервировано и приподнесено вам, словно на тарелочке. Подумайте, как вы легко сюда попали, – не говоря уже об отсутствии охраны, которая могла бы добавить вам трудностей. – Он говорил скорее обиженно, чем сердито – возможно, из-за того, что его умение подвергалось сомнению. – Я постепенно пробираюсь через эту систему защиты. Но здесь применены оригинальные датчики для чтения линий на ладонях. Их очень сложно перепрограммировать. А на сам-то кодовый замок я чихать хотел.

– Да, понимаю, – сказала Рени. – И мы благодарны вам, Сингх. Только нам ведь тоже нелегко. Последние несколько дней вымотали нас до предела.

– Вымотали? – обвиняющим тоном переспросил старик. – Ты хочешь вломиться в самую защищенную сеть на белом свете, а ведешь себя так, словно тебе нужна сиделка, которая вытаскивала бы из-под тебя «утку» и заставляла доедать рисовый пирог. Можно подумать, что это вам четверым приходится ломать замки на дверях и дурить всяких там ублюдков, которые присматривают за военной базой. Черт бы вас побрал! Меня мучат кишечные боли из-за недостатка лекарств, о которых вы даже не слышали. И несмотря на это, я пытаюсь провести вас через систему защиты тайного подземного объекта. Это мне надо ныть и жаловаться вам на то, что я вымотан до предела !

Не дослушав упреков, Рени пошла к машине. У нее болела голова. А Джереми, как назло, не положил в аптечку болеутоляющих таблеток. Она прикурила сигарету, хотя ей совершенно не хотелось курить.

– Все сегодня какие-то сердитые, – тихо сказал Ксаббу.

Рени вздрогнула. Она не слышала шагов бушмена.

– Ну, а ты как себя чувствуешь? По-прежнему радуешься жизни?

Во взгляде Ксаббу промелькнула обида. Рени стало стыдно за резкие слова.

– Нет, я не радуюсь, Рени. Я чувствую печаль из-за тех бед, которые навалились на вас и вашу семью. Мне горько от того, что я не могу исполнить свою заветную мечту. И мы, похоже, столкнулись с чем-то очень опасным. Я боюсь, что у нас не хватит сил для достойной схватки с этой напастью. Но нам не поможет сердитый вид и ссоры друг с другом. Я думаю, для них теперь не время. – Он улыбнулся, и его глаза скрылись за веселыми морщинками. – Возможно, позже, когда все станет лучше, я тоже рассержусь.

Рени была благодарна ему за спокойную и добрую поддержку. Но эту признательность омрачала примесь негодования. Чтобы соответствовать ему по силе духа, Рени требовалось научиться прощению. А ей не нравилось прощать за просто так.

– Говоришь, когда все станет лучше? А ты уверен, что станет лучше?

Он пожал плечами.

– Тут все дело в словах. В моем родном языке очень много «если» и мало «когда». Произнося английские фразы, я каждый раз ломаю голову над выбором. Но в этом есть и плюсы. Я стараюсь выбирать простые и легкие слова, чтобы они не отягощали меня, как большие камни за пазухой. Как вы думаете, в этом есть какой-то смысл?

– Наверное, да.

– Рени! – позвал ее Джереми.

Повернувшись, она увидела, как над одним из лифтов загорелась небольшая лампа. Через несколько секунд дверь с шипением открылась.


«Мы прямо как археологи, – подумала Рени, когда лифт бесшумно остановился на первом уровне, находящемся ниже стоянки. – Наподобие тех, что открыли гробницу фараона». Она со смущением вспомнила о проклятии, которое, по общему мнению, погубило этих исследователей, но шипение открывшейся двери отвлекло ее от печальных мыслей.

Этаж состоял из офисных помещений, совершенно лишенных мебели, если только не считать большого стола для совещаний и нескольких шкафов, чьи выдвинутые ящики зияли как голодные пасти. Сердце Рени дрогнуло – опустошенность этого места не предвещала ничего хорошего. Осмотрев все комнаты на этаже и не найдя в них ничего полезного, Рени и трое мужчин вернулись в лифт.

Следующие три уровня пустых и однообразных комнат не улучшили ее настроения. Довольно большое количество оставленной мебели предполагало, что на какой-то стадии полная ликвидация объекта была приостановлена. Тем не менее лабиринты коридоров и офисов не содержали в себе ничего ценного. Несколько небольших предметов напоминали о тех временах, когда здесь работали люди, – на стенах висели календари почти двадцатилетней давности, а на досках объявлений желтели старые графики дежурств и приказы об изменении функциональных обязанностей. На одной из стеклянных перегородок между кабинетами Рени увидела приклеенную фотографию – женщина и дети, одетые в праздничные племенные костюмы. От всего этого помещения казались еще более пустыми и мертвыми.

Спустившись на пятый этаж, они обнаружили множество чанов и контейнеров из нержавеющей стали. На какое-то мгновение Рени показалось, что она попала в лабораторию патологоанатома-гиганта. Но на самом деле они шли через огромную кухню. А большое помещение, уставленное складными столами, вне всяких сомнений, служило обеденным залом.

Следующие два этажа содержали маленькие комнатки – пустые, как соты давно покинутого улья. Когда-то здесь располагались спальни и бытовые помещения.

– Так они тут не только работали, но и жили? – спросил изумленный Джереми.

– По крайней мере, некоторые. – Рени нажала кнопку на панели управления, и лифт спустился еще на один уровень. – Или они оснастили базу таким образом, чтобы она могла функционировать во время войны. Мартина говорила, что здесь размещалось особое подразделение военно-воздушных сил.

– Последний этаж, – напомнил отец. Он мог бы этого не говорить, поскольку все и так смотрели на световое табло. – Готов поспорить, что тут будет так же пусто, как на их автостоянке. Впрочем, ничего другого я и не ожидал.

Рени не понимала, чему он так радовался. Она взглянула на Ксаббу, и тот ободряюще кивнул. Но выражение его лица говорило о другом. «Он тоже не верит, что мы здесь что-нибудь найдем». Внезапно на нее накатило странное ощущение – все вдруг стало казаться чудовищно нереальным. А может, это и была реальность? Что она рассчитывала найти? Полностью укомплектованную базу с первоклассным оборудованием, оставленным для нее? Сказочный замок, околдованный чарами?

Дверь лифта открылась. Выйдя в небольшое фойе, Рени даже не стала заглядывать в комнаты.

– Эти помещения выглядят, как те большие конференц-залы тремя этажами выше, – сообщил ей Длинный Джозеф.

Она перевела дыхание.

– Все равно давайте осмотрим их. Делать-то больше нечего.

Уставшая от неудач и подавленная своим кошмарным сном, она вошла в огромный зал, разгороженный пластиковыми переборками. Ее спутники отправились исследовать другие помещения. Все оборудование была демонтировано и вывезено, кроме нескольких бесполезных вещей. Рени взглянула на безобразный ковер – вполне обычный для подобных учреждений. Она раздраженно подумала о том, как невыносимо плохо должны были чувствовать себя здесь люди – без окон, дыша консервированным воздухом и зная, что над головой нависли миллионы тонн бетона и камня. Она поморщилась и зашагала к лифту – слишком расстроенная, чтобы думать о дальнейших действиях.

– Тут еще один лифт! – крикнул Ксаббу.

Рени потребовалась минута, чтобы вникнуть в его слова.

– Что ты сказал?

– Еще один лифт. Идите ко мне.

Рени и остальные побежали к нему по лабиринту переходов. Остановившись перед дверью лифта, они уставились на нее, как на только что приземлившуюся летающую тарелку.

– Разве по эту сторону от ворот был какой-то лифт? – спросила Рени, не желая поддаваться новой надежде.

– Нет. Лично я на этой стенке ничего не видел, – ответил Длинный Джозеф.

– Он прав.

Джереми шагнул вперед и осторожно дотронулся до двери.

Рени побежала к первому лифту, чтобы забрать свой пульт.


Внутри матово-серой кабины не было никаких кнопок, и поначалу дверь даже не хотела закрываться. Рени подключила пульт к видеодатчику, который определял рисунок линий на ладонях, и программа Сингха сделала свое дело. Лифт начал спускаться вниз – удивительно долго и быстро. Затем дверь открылась, и они вышли на решетчатую платформу.

– О мой Бог! – воскликнул Джереми. – Вы только взгляните на это.

Рени изумленно заморгала. Это зрелище действительно напоминало гробницу фараона.

Длинный Джозеф хрипло рассмеялся.

– Теперь я все понял! Они соорудили эту чертову штуку, а потом построили на ней остальные этажи! Ну да! Они разнесли бы гору на куски, если бы стали долбить в ней такую дыру!

Ксаббу уже шагал вперед. Рени последовала за ним.

Потолок был в пять раз выше, чем у подземной автостоянки, – огромный свод естественной пещеры, увешанный десятками осветительных приборов. Эти лампы, размером с двухспальную кровать, лениво тлели желтовато-тусклым светом, словно кто-то включил их в честь прибытия гостей. Вдоль каменных стен широкими кольцами, как в древнем амфитеатре, тянулись ярусы офисов, технических площадок и подвесных переходов. Рени и ее спутники, стоя на третьем уровне снизу, осматривали то, что находилось в дюжине метров под ними.

На бетонном полу возвышались приборные стойки и какие-то массивные устройства, покрытые пластиковыми корпусами. Среди этого нагромождения техники виднелись проходы и пустые места, где аппаратуру успели демонтировать и вывезти. Из желобов, закрытых решетками, тянулись кабели, трубы и шланги, которые сплетались в некий вид гигантской паутины. А в центре ее стояло двенадцать керамических гробов, больших и странных, как саркофаги мертвых богов-царей.


СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: ООН опасается распространения нового штамма вируса букаву.

(Изображение: тела многочисленных жертв вируса букаву перед госпиталем в Аккре.)

ГОЛОС: Полевые работники ООНМед сообщают о возможном новом варианте вируса букаву. Новый штамм, уже получивший неофициальное название «букаву-5», характеризуется более длительным инкубационным периодом, что позволяет инфицированным распространять вирус дольше, чем носителям вируса букаву-4, который убивает человека за два-три дня…

(Изображение: глава ООНМед Инджинай на пресс-конференции.)

ИНДЖИНАЙ: Эти вирусы мутируют очень быстро. Мы сражаемся с ними в нескольких центрах эпидемии в Африке и на Индийском субконтиненте. До сих пор нам удавалось справляться с возникающими очагами, но при отсутствии дополнительного финансирования появление более крупномасштабных эпидемий, на мой взгляд, неизбежно.

Глава 28 В гости к дядюшке

Во дворе кого-то хоронили живьем, и этот кто-то отчаянно колотил изнутри по крышке гроба, когда его засыпали землей. Под высоким потолком огромное мохнатое паукообразное существо обматывало другого клиента паутиной – судя по воплям жертвы, паутина жгла кожу не хуже кислоты. Все это было очень и очень скучным.

Орландо решил, что даже местные скелетики и те стали какими-то медлительными и усталыми. Как раз перед ним на крышке стола совершал маневры небольшой отряд скелетиков. Им так и не удалось сдвинуть виртуальную сахарницу, и та опрокинулась, превратив десяток скелетиков в кучки крошечных косточек. Орландо даже не улыбнулся.

Фредерикса здесь не было. И никто из завсегдатаев салуна «Последний шанс» не припомнил, что видел его после того вечера, когда они сидели здесь вдвоем.

Орландо «переместился» дальше.

Не отыскался Фредерикс и в других заведениях, хотя некая дама в «Живом конце» сказала, будто недавно видела его друга, но поскольку у этой свидетельницы кроме имени имелось и прозвище Пустоголовка, Орландо даже не стал разглядывать посетителей. Его переполняла тревога. За последнюю неделю он оставил несколько сообщений – как на сетевом адресе Фредерикса, так и у их общих друзей, но Фредерикс ни на одно из них не откликнулся и даже ни одного не прочел. Орландо предполагал, что Фредерикса, как и его, выбросило из Скворечника в нормальную жизнь и теперь друг отмалчивается, рассердившись на Орландо за то, что тот втянул его в реализацию своей очередной навязчивой идеи. Но теперь он гадал, не случилось ли с Фредериксом нечто более серьезное.

Орландо снова «переместился», на сей раз направляясь в Срединную страну, но вместо «Гарроты и кинжала» в старинном квартале Воров Мадрихора, где он обычно начинал новое приключение, очутился на огромной каменной лестнице перед массивной деревянной двухстворчатой дверью, украшенной двумя титановыми чешуями.

«Храм Судейской коллегии, – подумал он. – Ого. А они не теряли времени зря».

Половинки дверей распахнулись, на стенах вспыхнули факелы. Орландо, облаченный теперь в привычный сим Таргора, вошел в храм. Несмотря на гложущую его тревогу, он не смог не прочувствовать торжественность ситуации. Помещение с высоким потолком утопало в тени, и лишь сквозь окно с матовым стеклом в него проникал косой луч света. Окно украшала эмблема Судейской коллегии, а льющийся сквозь него свет безупречно освещал сидящие в светлом круге фигуры в мантиях и масках. Даже каменные стены храма выглядели убедительно древними и внушительными со сглаженными за века выступами. Орландо уже бывал здесь, но снова восхитился вложенным в это помещение трудом программистов. Именно по этой причине он играл исключительно в Срединной стране: ее создали и ею владели игроки и художники, а не наемные ремесленники какой-нибудь корпорации. И создали как следует, потому что творили для себя.

Одна из фигур встала и твердо и четко произнесла:

– Таргор, мы рассмотрели твое заявление. Всем нам известна твоя история, и мы восхищались твоим упорством. Мы знаем также, что ты из тех игроков, кто не тревожит коллегию по пустякам. – Пауза; все лица в масках поворачиваются к нему. – Тем не менее мы не можем удовлетворить твою просьбу. Таргор, твоя смерть признана законной.

– Могу я получить доступ к записям, на основании которых вы принимали решение? – спросил Орландо, но фигура в маске не сделала даже паузы. Орландо понял, что видит запись.

–… Мы не сомневаемся, что, обладая такими талантами, ты вернешься в Срединную страну в новом облике и сделаешь свое новое имя знаменитым. Но все почитающие историю Срединной страны никогда не забудут Таргора. Удачи. Ты выслушал решение Судейской коллегии.

Храм исчез быстрее, чем Орландо успел произнести хоть слово. Мгновение спустя он очутился в Примерочной – месте, где новые персонажи покупали атрибуты и в буквальном смысле строили себя, собираясь отправиться в Срединную страну. Орландо постоял, озираясь, но практически ничего не замечая. Он ощущал боль, но на удивление слабую. Все, Таргор мертв, и окончательно. А ведь он столько времени провел в его облике… так почему же теперь так мало о нем сожалеет?

– А, это ты, Гардинер, – сказал жрец-заведующий. – Слыхал, накрылся твой Таргор. Мне очень жаль, честно, но всем нам когда-нибудь придет конец. Так кем ты теперь хочешь стать? Снова воином или кем-то другим? Может, волшебником?

Орландо презрительно фыркнул.

– Слушай, не можешь узнать, не заходил ли за последнюю неделю в Срединную страну вор Пифлит?

Жрец покачал головой.

– Мне это не разрешается. А разве ты не можешь оставить ему сообщение?

– Уже пытался, – вздохнул Орландо. – Ладно, неважно. Еще увидимся.

– Ты что, разве не станешь ничего выбирать? А знаешь, что на твое первое место уже нацелилась настоящая толпа? Дитер Кабо уже бросил вызов всем новичкам. Ему недостает всего несколько очков, чтобы прыгнуть на твое место.

Орландо покинул Срединную страну, не испытывая никакого сожаления. Ну, может, самую чуточку.


Он обвел взглядом свой виртуальный коттедж и поморщился. По-своему он был хорош, но уж больно… детский, что ли. Особенно трофеи, столько для него значившие в момент триумфа, а теперь начавшие понемногу раздражать. И еще это сим-окно с динозаврами – динозаврами! Такая детская забава! Даже окно с марсианским пейзажем показалось ему чем-то жалким, сувениром одержимости идеей, которой теперь озабочены только охваченные ностальгией и немногочисленые энтузиасты. Люди никогда не покорят космос – это слишком дорогое и слишком сложное удовольствие. Налогоплательщики в стране, превратившей стадионы в палаточные городки и переселившей не вмещающихся в переполненные тюрьмы преступников на баржи, не станут платить миллиарды долларов, лишь бы послать нескольких человек к другой звездной системе, а идея превращения ближайших планет вроде Марса в обитаемые уже начала тускнеть. И даже если все переменится и люди вдруг снова решат, что на космос стоит тратить усилия и деньги, Орландо Гардинера среди них к тому времени уж точно не будет.

– Бизли, – произнес он. – Иди сюда.

Агент, помахивая лапками, вылез из трещины в стене и подбежал к Орландо.

– Я весь внимание, босс.

– Есть что-нибудь от Фредерикса?

– Ни слова. Я его непрерывно отслеживаю, но пока нет даже признаков активности.

Орландо уставился на пирамиду с трофеями и задумался, каково будет их попросту выбросить – то бишь стереть из памяти его системы. Ради эксперимента он убрал пирамиду. Угол виртуальной комнаты внезапно стал до обидного пуст.

– Отыщи мне номер телефона его родителей. Фредерикс живет в Западной Вирджинии. Где-то в горах.

Бизли пошевелил единственной мохнатой бровью.

– А нельзя ли как-то сузить диапазон поисков? Предварительный запрос показал, что в Западной Вирджинии живет более двухсот человек по фамилии Фредерикс.

– Не знаю, – вздохнул Орландо. – Мы никогда про это не говорили. Кажется, братьев или сестер у него нет. Родители работают на правительство. У них вроде бы есть собака. – Он напряженно задумался. – Он наверняка что-то про себя сообщил, когда регистрировался в Срединной стране.

– Но это не означает, что к такой информации есть свободный доступ, – мрачно возразил Бизли. – Попробую что-нибудь узнать. – Он юркнул в отверстие в полу.

– Эй, Бизли! – крикнул Орландо. – Вернись!

Агент выполз из-под виртуальной кушетки, волоча ноги и преисполненный жалости к себе.

– Да, босс. Я существую, чтобы служить вам, босс. Что еще, босс?

– Тебе не кажется, что эта комната какая-то дурацкая?

Бизли застыл и стал похож на кучку лоскутков. Орландо на мгновение даже показалось, что заданный вопрос превосходит возможности искусственного интеллекта Бизли.

– А, по-вашему, она дурацкая? – спросил наконец Бизли.

– Не отвечай мне моим же вопросом, – рассердился Орландо. Это дешевейший программистский трюк создателей искусственного интеллекта – когда сомневаешься, отвечай на вопрос тем же вопросом. – Ты просто ответь: по твоему мнению, эта комната дурацкая?

Бизли снова застыл, и Орландо встревожился – не слишком ли сильно он на него надавил? Это лишь программа, в конце концов. И вообще, зачем он задает какой-то там программе подобные вопросы? Будь здесь Фредерикс, он наверняка сказал бы, что Орландо совсем просканировался.

– Я не знаю, что означает «дурацкий» в этом контексте, босс, – ответил наконец Бизли.

Орландо смутился, словно заставил кого-то публично признаться в неграмотности.

– Да, ты прав. А теперь попробуй узнать номер Фредерикса.

Бизли послушно исчез.

Орландо уселся на кушетку, размышляя, чем бы убить время, пока Бизли работает. Было уже около четырех часов дня, а это означало, что Вивьен и Конрад скоро вернутся домой и ему придется «всплывать», поэтому не стоит начинать нечто слишком сложное вроде игры. К тому же играть ему сейчас не очень-то и хотелось. По сравнению с золотым городом и окружающими его многослойными тайнами преследование монстров в Срединной стране казалось зряшной потерей времени.

Он сотворил посреди комнаты экран и отправился в путешествие по сетевым узлам. Прогулялся немного по виртуальному Лябдамагу, но мысль о покупках нагнала на него тоску, да и ничего достаточно интересного он все равно не заметил. Потом пробежался по развлекательным каналам, посмотрел по несколько минут всяческие шоу, фильмы и коммерческие презентации, окунувшись в звуки и эффекты, словно в воду. Проглядел заголовки новостей, но не нашел ничего достойного внимания. Наконец он отключил вирткоттедж, перешел в режим «полного окружения» и залез в секцию интерактивных программ. Указав режим «только просмотр», он провел полчаса в программе о жизни на дне моря, пока ему не надоело плавать рыбой и слушать рассказ о подводных фермах, после чего переключился на детские развлекательные каналы.

Вглядываясь в мелькающие иконки сетевых узлов, он наткнулся взглядом на знакомую физиономию с широченной улыбкой.

«Я не знаю, зачем они украли мой носовой платок, – заявил дядюшка Джингл. – Зато знаю, что дело тут нечисто!».

Все дети на шоу – «команда Джингла» – засмеялись и зааплодировали.

«Дядюшка Джингл!» Орландо, уже готовый переключить канал, передумал. Потом отключил появляющийся каждые десять секунд запрос «кто ты?» – он давно превысил разрешенный для регистрации возраст, да и в любом случае не желал сейчас никакого внимания к своей персоне. Но смотреть дальше стал, и не просто, а с восхищением. Сколько уже лет он не видел дядюшки Джингла!

«„Нечисто“… Господи, какую только чепуху я ни смотрел в детстве».

«Ладно, – продолжил дядюшка, покачивая крохотной головкой, – какой бы ни оказалась причина, я отыщу свой платок, а когда отыщу, то преподам урок Панталоне и старому мистеру Папаплаксе. Кто хочет мне помочь?» – Несколько детей, отобранных из ежедневной многомиллионной аудитории по какому-то таинственному принципу, принялись вопить и подпрыгивать.

Орландо смотрел. Он давно успел забыть, какой злобный вид у старикашки Джингла. Широченной зубастой улыбкой и крошечными черными пуговками глаз он смахивал на двуногую акулу.

«Давайте споем песенку, ладно? – предложил дядюшка. – Так время в пути пролетит быстрее. Кто не знает слов, пусть коснется моей руки!»

Орландо не стал касаться дядюшкиной руки и тем самым избавил себя от дополнительного унижения в виде субтитров на местном языке, но все же оказался вынужден слушать, как десятки счастливых детских голосков распевают о грешках Панталоны, главной противницы Джингла:


«… Она очень любит врать

И хитрить, и обижать.

Она ест и ловит мух!

Панталона Толстобрюх.


В птиц стреляет из рогатки,

У нее слова все гадки!

От нее вонючий дух!

Панталона Толстобрюх!..


Орландо поморщился и решил, что после детства, проведенного в противоположном лагере, его симпатии начинают смещаться в сторону Панталоны, Рыжей Предательницы.

Дядюшка Джингл и его свита, напевая и приплясывая, двигались по улице мимо стены с граффити. Впереди их ждала встреча с похитителями платка и месть врагам дядюшки. Орландо, более чем удовлетворенный, уже решил было переключиться на что-то другое, но тут его внимание привлек намалеванный на виртуальной стене лозунг: «Озлобыши – главное племя». Орландо подался вперед. Он полагал, что теперь, когда «Индиго» оказала ему обещанную услугу, он утратил всякую надежду связаться со Скворечником, а через него – пролить свет на тайну грифона и золотого города. Но вот перед ним, совершенно в неожиданном месте знакомое название – название, которое, если его правильно отследить, сможет привести его обратно в Скворечник.

Он уже много лет перестал считать себя поклонником дядюшки Джингла и давным-давно позабыл, почему тот ему так понравился. Имелась какая-то процедура пересылки послания на шоу, но он намертво позабыл и ее. Тогда он указал на Микки Мячика – ухмыляющийся шарик, постоянно висящий чуть позади дядюшки Джингла. Когда указатель задержался на шарике достаточно долго и тот удостоверился, что это вызов, а не случайность, Микки Мячик как бы лопнул (хотя никто из других зрителей этого не видел, если только сам не обратился за помощью или подсказкой) и изверг из себя набор пиктограмм, предназначенных для помощи юной аудитории дядюшки Джингла. Орландо выбрал пиктограмму «Знакомство с новыми друзьями» и ввел сообщение: «Ищу Озлобышей». Секунду поколебавшись, добавил адрес для связи. Немедленного ответа не последовало, но он решил еще немного не выключать этот канал – на всякий случай.

«Ой, смотрите! – Дядюшка Джингл радостно сплясал, помахивая длинными фалдами фрака. – Гляньте-ка, кто нас ждет на Мосту Размеров! Вы только гляньте! Это же Свинозавр, да какой большой!»

Свита дядюшки Джингла, а вместе с ними и невидимая аудитория по всему миру, дружно повернули головы. Уже большой как дом и с каждой секундой становясь еще больше, на мосту стоял дядюшкин приятель и любимчик Свинозавр – аморфная мешанина десятков свиных ног, пятачков, глаз и розовых хвостиков-штопоров. Орландо внезапно осенило – он впервые понял, что идею внешности Бизли он почерпнул именно в облике Свинозавра, но если прежде эта моргающая и помахивающая хвостиками масса казалась ему забавной, то теперь он находил это беспрерывное копошение и похрюкивание неприятным.

«Никогда не оставайся слишком долго на Мосту Размеров! – объявил дядюшка Джингл – серьезно, словно пояснял второй закон термодинамики. – Иначе станешь слишком большим или слишком маленьким! Так что случилось со Свинозавриком?»

«Он стал большим!» – заверещали дети, ничуть не пугаясь похожей на анемону туши, горой нависающей над ними.

«Надо помочь ему уменьшиться. – Дядюшка огляделся, испуганно распахнув глазки-пуговки. – Кто знает, как ему помочь?»

«Проткнуть булавкой!»

«Вызвать зумер!»

«Сказать ему, чтоб перестал расти!»

«Пусть идет на другой конец моста», – предложила наконец какая-то – судя по голосу – девчушка, облаченная в сим игрушечной панды.

Дядюшка радостно кивнул. «По-моему, отличная мысль… – ему потребовалась секундная пауза, чтобы узнать имя девочки, —… Мичико. А ну-ка! Если мы дружненько ему крикнем, может, он нас и услышит. Но кричать придется громко, ведь уши у него сейчас очень высоко!»

Дети дружно завопили. Свинозавр немного сплющился, чтобы стать ниже, и превратился в некое подобие продырявленного аэростата. Прислушавшись к советам детей, он неуверенно двинулся было назад по мосту, но вскоре остановился. Дети заверещали еще пронзительнее, и у Орландо заложило уши. Решив, что с него хватит, он перевел свое сообщение о поиске Озлобышей в режим постоянного вызова и отключил «Джунгли дядюшки Джингла».


– Орландо! – Кто-то тряс его за плечо. – Орландо!

Он открыл глаза и увидел совсем рядом встревоженное и раздраженное лицо Вивьен – привычная для Орландо комбинация.

– Я в порядке. Просто смотрел шоу.

– Но почему ты меня не слышал? Мне это совсем не нравится.

Орландо пожал плечами:

– Просто я сосредоточился, да и звук включил очень громко. Там была очень интересная передача о подводных фермах, – добавил он примирительно. Образовательные программы Вивьен одобряла. Ему не хотелось говорить, что, поскольку он отключил канал нормального внешнего ввода – то есть передачу звуков от уха к слуховому нерву – он не мог ее слышать. С тем же успехом она могла выкрикивать его имя, находясь на Гавайских островах.

Мать уставилась на него, все еще недовольная, хотя было заметно, что причина недовольства не ясна и ей самой.

– Как ты себя чувствуешь?

– Паршиво. – Это была правда. Суставы Орландо уже начали болеть, да и энергичное пробуждение не пошло ему на пользу. Наверное, анальгетик в организме кончился.

Вивьен достала из шкафчика возле кровати два пластыря, один с анальгетиком, другой с противовоспалительной смесью, которую Орландо принимал каждый вечер. Он попробовал прилепить пластыри сам, но пальцы болели и стали неуклюжими. Вивьен нахмурилась, взяла у Орландо пластыри и умело наложила их на его костлявые руки.

– Ты что, сам пахал морское дно? Неудивительно, что тебе больно, раз ты столько времени торчишь в своей дурацкой сети.

Он покачал головой:

– Ты ведь знаешь, Вивьен, что я могу отключать мускульные реакции, войдя в онлайн. Хорошая штука эти имплантированные интерфейсы.

– Еще бы им не быть такими, раз они стоят целое состояние. – Мать смолкла. Похоже, их разговор опять двинулся по проторенной тропке, и теперь Орландо ожидал, что она или покачает головой и уйдет, или воспользуется случаем и предскажет ему очередное ухудшение здоровья. Однако мать осторожно села на краешек кровати. – Тебе не страшно, Орландо?

– В смысле… сейчас? Или вообще?

– В обоих смыслах. Я хотела сказать… – Она отвела взгляд, потом, решившись, посмотрела на сына. Орландо впервые за долгое время поразился, насколько она красива. На лбу и в уголках рта и глаз матери уже появились морщинки, но линия подбородка осталась четкой, а голубые глаза – очень ясными. При быстро тускнеющем вечернем свете она почти не отличалась от женщины, носившей его на руках в том возрасте, когда он был для этого еще достаточно мал. – Я подумала, Орландо, что это нечестно… Твоя болезнь настолько ужасна, что я не пожелала бы ее самому скверному на свете человеку. А ведь ты вовсе не такой. Да, ты иногда выводишь меня из себя, но ведь ты умен, нежен и очень смел. И мы с отцом очень тебя любим.

Орландо приоткрыл рот, но смолчал.

– Как мне хочется сказать тебе что-то еще кроме «ты смел»… И как мне хочется быть смелой вместо тебя. Господи, как мне этого хочется… – Она моргнула и несколько секунд просидела, зажмурившись. Ее ладонь легко опустилась ему на грудь. – Ты ведь это знаешь, правда?

Он сглотнул и кивнул. Ему было больно и тревожно, но одновременно как-то удивительно хорошо, и Орландо никак не мог понять, что хуже.

– Я тебя тоже люблю, Вивьен, – проговорил он наконец. – И Конрада.

Мать посмотрела на него, печально улыбаясь.

– Мы ведь знаем, что сеть для тебя многое значит, что там у тебя друзья, и… и…

– И нечто вроде реальной жизни.

– Да. Но нам так тебя не хватает, милый. И мы хотим общаться с тобой как можно больше…

– Пока я еще жив, – закончил он за нее.

Мать вздрогнула, словно он крикнул ей в самое ухо.

– И из-за этого тоже, – проговорила она наконец.

Орландо ощутил и понял ее чувства так, как давно уже не понимал. Увидел, в каком она напряжении, как измучена страхами за него. А ведь в каком-то смысле он действительно был жесток, проводя так много времени в невидимом и недосягаемом для нее мире. Но именно сейчас ему как никогда необходимо проводить там больше времени. Орландо задумался: не рассказать ли ей о золотом городе? – но не сумел представить, какие выбрать слова, чтобы рассказ не прозвучал будто глупый бред больного ребенка. В конце концов, он и себя до конца не сумел убедить, что это не так. Он, Вивьен и Конрад никогда не были с жалостью «на ты»; а ему не хотелось совершать поступок, который усложнит жизнь им всем.

– Знаю, Вивьен.

– Может… может, мы сможем каждый день выкраивать немного времени, чтобы… поговорить? Как сейчас? – На ее лице отразилась с трудом скрываемая надежда – такая сильная, что у Орландо едва хватило сил не отвести взгляд. – Хоть чуть-чуть. И ты сможешь рассказать мне о сети, о том, что ты там видел…

Он вздохнул, но сумел сделать это почти беззвучно. Анальгетик еще не успел подействовать, и трудно было сохранять терпение даже по отношению к любимому человеку.

Любимому. Странная мысль. Однако он действительно любил Вивьен, и даже Конрада, хотя отца иногда доводилось видеть не чаще, чем легендарных монстров вроде Несси или снежного человека.

«Эй, босс, – прошептал ему в ухо Бизли. – Кажется, у меня для вас что-то есть».

Орландо чуть приподнялся на подушках, стараясь не замечать пульсирующую боль в суставах, и изобразил усталую улыбку.

– Хорошо, Вивьен. Договорились. Но не сейчас, ладно? Что-то мне спать хочется. – Сегодня лгать ему было противнее обычного, но, как ни странно, мать сама подтолкнула его ко лжи, напомнив, как мало времени у него осталось.

– Конечно, милый. Ты ложись, отдохни. Хочешь чего-нибудь попить?

– Нет, спасибо.

Он снова откинулся на подушку и закрыл глаза, потом дождался, пока мать закроет дверь.


– Ну, что у тебя?

– Во-первых, я узнал номер. – Бизли издал щелкающий звук, каким выражал довольство собой. – Но сперва, как мне кажется, вам надо ответить на вызов. Кто-то по имени Лоло.

Орландо закрыл глаза, но на сей раз слух отключать не стал. Он перенесся в свой виртуальный домик и открыл экран. Как оказалось, его вызывала ящерица с зубастым ртом и карикатурно преувеличенной прической Очкарика – волосы собраны в пучок на затылке и увешаны побрякушками. В последний момент Орландо вспомнил и прибавил громкость голоса. Так он мог разговаривать шепотом, не опасаясь, что Вивьен услышит и придет проверить, почему он не спит.

– Ты Лоло?

– Возможно, – ответила ящерица. Ее голос заглушали всевозможные шумы, гудение, царапанье и прочие искажения. – Ты зачем вызывал Озлобышей?

У Орландо зачастило сердце. Он не ожидал, что на его запрос откликнутся так скоро.

– Ты один из них? – Он не помнил никакого Лоло, но ведь и обезьянок была целая стая.

Ящерица ответила ему презрительным взглядом.

– Все, уматываю, – заявила она.

– Погоди! Останься. Я встречался с Озлобышами в Скворечнике. И выглядел так. – Он быстро продемонстрировал сим Таргора. – Если тебя там не было, спроси остальных. Спроси… – Он напряг память, вспоминая имена. – Спроси… Зунни! Да. И еще там был Каспар.

– Каспар? – Ящерица склонила голову набок. – Каспар, он хиляет возле меня. А Зунни, она чикается далеко-далеко. Но ты так и не раскололся – зачем бипал Озлобышам?

Было трудно понять, то ли английский был для Лоло вторым языком, то ли кто-то из Озлобышей, нацепивший сим рептилии, настолько привык к детскому жаргону, что почти разучился говорить понятно для остальных, и даже для Орландо. Он решил, что верны, скорее всего, обе причины, а заодно предположил, что Лоло моложе, чем себя изображает.

– Слушай, мне надо потолковать с Озлобышами. Я участвую в секретной операции, и мне нужна их помощь.

– Помощь? Может, кред-время? Писк! Тогда колись.

– Я же сказал, это секрет. И рассказать могу только при встрече с Озлобышами, если все поклянутся его сохранить.

Лоло задумался.

– Ты чокнутый мужик? – уточнил он наконец. – Детям мозги пудришь? Скинстим? Синсим?

– Да нет же. Это секретная миссия, понял? Очень важная. Очень секретная.

Крохотные глазки ящерицы стали еще меньше – Лоло опять задумался.

– Скоро. Спрошу. Теперь уматываю. – Контакт прервался.

«Есть! Наконец хоть что-то сработало». Орландо вызвал Бизли.

– Ты сказал, что нашел телефонный номер Фредерикса?

– Подходит только один. Эти люди работают на правительство и не желают, чтобы кто-нибудь узнал, где они живут, сами понимаете. Они купили пожиратели информации и запустили их в сеть, чтобы те выкусывали все данные, связанные с их именами.

– Тогда как же ты узнал их номер?

– Ну, я не до конца уверен, что узнал. Но думаю, что номер правильный – у них есть ребенок по имени Сэм, имеется и пара других попаданий. А пожиратели информации выгрызают дырки, но иногда эти дырки могут поведать не меньше, чем то, что в них прежде находилось.

Орландо рассмеялся:

– Для воображаемого друга ты очень умен.

– Я хорошая программа, босс.

– Позвони им.

На другом конце послышалось несколько гудков, затем домашняя система, проверив номер счета Орландо, пришла к выводу, что это не какой-нибудь шаромыжник, и пропустила его к центру коммуникаций. Орландо высказал желание поговорить не с компьютером, а с кем-либо из живущих в доме.

– Алло? – услышал он женский голос с легким южным акцентом.

– Алло, это дом Фредериксов?

– Да. Что я могу для вас сделать?

– Я хотел бы поговорить с Сэмом.

– О, Сэм сейчас отсутствует. А кто звонит?

– Орландо Гардинер. Я друг.

– Мы с вами, кажется, не встречались? По крайней мере мне ваше имя незнакомо, но… – Женщина смолкла: она куда-то отошла. – Извините, у нас тут маленькое происшествие, – пояснила она, вернувшись. – Горничная кое-что уронила. Так как, вы сказали, ваше имя?.. Роландо? Я передам Сэм, что вы звонили, когда она вернется с футбола.

– Заметано… то есть спасибо, я… – До Орландо не сразу дошло: она? – Секундочку, мэм, кажется, я… – Но женщина уже отключилась.

– Бизли, это единственный подходящий номер? Потому что это не тот.

– Мне очень жаль, босс, можете дать мне пинка. Он ближе всего к заданному профилю. Я попробую еще, но ничего обещать не могу.


Два часа спустя Орландо очнулся от полудремы. Свет в комнате был приглушен, стойка для внутривенных инъекций отбрасывала на стену тень, похожую на виселицу. Он выключил запись «Детей Медеи», негромко звучащую через слуховой шунт. В голове у него прочно обосновалась тревожная мысль, и прогнать ее он не смог.

– Бизли, набери-ка мне снова тот номер.

Вызов снова прошел через систему отсева, и после короткой паузы он услышал прежний женский голос.

– Я вам сегодня уже звонил. Сэм еще не вернулась?

– Ах да… Я забыла ей сказать, что вы звонили. Сейчас посмотрю.

Снова наступило ожидание, на сей раз болезненно долгое, потому что Орландо не знал, чего ждет.

– Да?

Он все понял по единственному слову. Голос не был изменен, чтобы казаться мужским, и звучал более высоко, чем он привык его слышать, но он этот голос узнал.

– Фредерикс?

Мертвая тишина. Орландо ждал.

– Гардинер? Это ты?

Орландо ощутил нечто вроде ярости, но эта эмоция оказалась столь же смущающей, сколь и болезненной.

– Скотина, – процедил он наконец. – Почему ты мне не сказала?

– Прости. – Новый голос Фредерикса был еле слышен. – Но все не так, как ты думаешь…

– А что я думаю? Я думал, что ты мой друг. Думал, что ты парень. Тебе, наверное, было забавно слушать, как я болтаю о девчонках? Как выставляю себя сканированным идиотом? – Ему внезапно вспомнилось, как он описывал Фредериксу свой женский идеал, составленный из различных частей тела сетевых звезд. – А я… я-то думал… – У него перехватило дыхание.

– Но все было совсем не так. Ну, не совсем так. То есть я не собиралась… – Она секунду помолчала, потом знакомый и одновременно незнакомый девичий голос послышался вновь, но уже ровный и преисполненный сожаления: – Как ты узнал этот номер?

– Вычислил. Я искал тебя, потому что тревожился за тебя, Фредерикс. Или теперь мне следует называть тебя Саманта? – поинтересовался он, вложив в вопрос все презрение, какое сумел собрать.

– Я… вообще-то я Саломея. А Сэмом меня в шутку называл отец, когда я была маленькая. Но…

– Но почему ты мне ничего не сказала? Одно дело, если человек просто гуляет по сети, но ведь мы были друзьями, мужик! – Он горько рассмеялся. – Мужик.

– Так в этом все и дело! Понимаешь, когда мы стали друзьями, я просто не знала, как тебе сказать. Я так боялась, что ты не захочешь со мной общаться.

– Это и есть твое оправдание?

– Я… ну что мне теперь делать? – спросила она, едва сдерживая слезы.

– Прекрасно… – Орландо показалось, будто он покинул тело, превратившись в облачко гнева. – Просто прекрасно. Значит, ты не умерла и не заболела. Я, кстати, и позвонил, чтобы это узнать.

– Орландо!

Но на этот раз отключился он.

* * *

Вот они – так близко, что можно ощутить их запах.

А ведь их запах, в каком-то смысле, можно ощутить. Сенсоры боекостюма улавливают множество тонких намеков, расширяя диапазон человеческих чувств, так что ты почти носом чуешь, как два десятка врагов движутся к тебе сквозь туман – так пес чует кошку на далеком заборе.

Ты оглядываешься, но Олеков и Пан-Йи еще не вернулись. Неудачный они выбрали момент для проверки сигнализации на посадочной площадке. Впрочем, на этой адской планете почти не бывает удачных моментов.

Что-то приближается к периметру. Ты фокусируешь линзы-фильтры шлема – силуэт не человеческий. Рука уже вытянута, встроенный в перчатку лазер взведен, и требуется лишь мысленная команда, чтобы полоснуть врага горизонтальной огненной нитью. Однако противник быстр – до ужаса быстр. Лазер вырывает еще один кусок из обшивки корабля первой экспедиции, но присевшее перед ним существо уже исчезло, нырнув обратно в туман.

Сенсоры боекостюма внезапно взрываются сигналом тревоги. Сзади – полдюжины мчащихся к тебе силуэтов. Идиот! Резко обернувшись, ты расстилаешь перед собой убийственную завесу огня, проклиная себя за то, что купился на простейший отвлекающий трюк. Ведь эти существа охотятся стаями и, несмотря на сходство с земными ракообразными, ужасающе умны.

Двое из них падают, но один отступает и добирается до укрытия, лишившись парочки суставчатых ног. Освещенный пламенем догорающей после стрельбы травы, он на бегу бросает на тебя взгляд, и тебе кажется, будто ты читаешь в его странно влажных глазах злобную ненависть…


«Злобные гигантские насекомые!» Орландо оскорблен в своих лучших чувствах. Все, он в последний раз поверил отзыву бармена из «Живого конца». Такое фуфло устарело уже на несколько лет!

Но все же он за него заплатил – вернее, заплатят родители, когда получат ежемесячный счет за пользование сетью. Можно хотя бы проверить, не станет ли эта чушь лучше ближе к концу. Пока что это стандартная «перестреляй их всех», весьма далекая от его интересов…


Периметр вспыхивает фейерверком огней. Сердце тревожно вздрагивает – это оружие людей. Олеков и Пан-Йи! Ты обстреливаешь дальний участок периметра, прикрывая товарищей и одновременно показывая им, где находишься. Снова яростная перестрелка, затем на открытое место вырывается темная фигура и мчится к тебе, преследуемая тремя врагами – мельтешат ноги, подскакивают на бегу туловища. Угол стрельбы не очень хорош, но одного тебе удается срезать. Преследуемая фигура прыгает вперед и перекатывается через бруствер траншеи, открывая тебе чистый сектор обстрела. Ты расширяешь луч, жертвуя убойной силой ради ширины поражения; широкий луч пронизывает врагов, и они беспомощно дергаются в облаке раскаленного воздуха. Ты поджариваешь их почти минуту, наплевав на расход энергии в батареях, пока они не взрываются вихрем углеродной пыли. Пыль и пепел уносит ветер. Есть в этих существах что-то такое, из-за чего их хочется убивать уже мертвых.


Ну и дрянь! Они еще не пытались продать тебе членство в религиозных сетевых узлах? Давненько ему не попадалась столь откровенная халтура.

Орландо трудно сосредоточиться на том, что происходит в симуляции – он думает о Фредериксе. Нет, осознает он, не столько о Фредериксе, сколько о месте, которое он занимал в его жизни. Когда-то ему казалось странным иметь друга, которого он никогда не видел. А теперь… как странно потерять друга, которого у тебя никогда на самом деле не было.


По траншее к тебе ползет Олеков. Правой руки у нее практически нет – лишь пузырь плотного пластика чуть выше локтя, где боекостюм запечатал рану. Лицо за визором шлема поразительно бледное от потери крови. И ты не можешь не вспомнить Деккамер-1. Отличное было времечко – ты, Олеков и десять дней отпуска.

Всплывают воспоминания. Олеков выходит из горного озера, с ее обнаженного тела срываются капельки, бледные груди похожи на сугробы. Вы часами занимались любовью, ненасытно, не давая друг другу покоя и зная, как мало у вас времени и что такой день может никогда уже не повториться…

– Пан-Йи… они схватили Пан-Йи, – стонет она, и ее преисполненный ужаса голос рывком возвращает тебя к действительности. Атмосферные искажения здесь настолько сильны, что даже на таком расстоянии ее голос едва пробивается сквозь шум помех. – Какой кошмар!..

До Деккамера-1 множество световых лет, и больше ты его никогда не увидишь. Помочь ей или хотя бы подбодрить ее тебе уже некогда.

– Ты можешь стрелять? У тебя остался заряд в батареях?

– Они схватили его! – вопит она, разъяренная твоим внешним безразличием. Что-то в ее голосе необратимо изменилось. – Схватили и поволокли в гнездо. Они… что-то заталкивали ему… через глаза… тащили и заталкивали…

Ты содрогаешься. Последний заряд ты прибережешь для себя. Тебе доводилось слышать, что эти существа проделывают со своей добычей. И ты не допустишь, чтобы такое случилось с тобой.

Олеков лежит на дне траншеи, сотрясающая ее тело дрожь быстро превращается в конвульсии. Кровь из раненой руки капает ей на шлем – пластырь на ране протекает. Ты нерешительно замираешь, и тут сенсоры костюма начинают вопить снова. Ты поднимаешь голову и видишь десяток силуэтов с многосуставчатыми ногами, каждый размером с небольшую лошадь, мчащихся к тебе по дымящейся и усеянной обломками земле чужой планеты. Всхлипывания Олеков становятся предсмертными хрипами…


– Босс! Эй, босс! Да плюньте вы на эту паршивую имитацию. Мне надо с вами поговорить.

– Черт побери, Бизли, терпеть не могу, когда ты так поступаешь. Мне только-только начало нравиться. – И Господь свидетель, за последнюю неделю ему почти не удавалось хоть чем-то отвлечься. Орландо раздраженно обвел взглядом виртуальную комнату. Даже без дурацких трофеев она вгоняла его в тоску. Обстановку явно требовалось сменить.

– Извините, но вы сами просили сообщить, если с вами свяжутся Озлобыши.

– Они что, на линии?

– Нет. Но только что прислали сообщение. Хотите посмотреть?

Орландо подавил раздражение.

– Да, черт подери. Включай.

В центре комнаты появилось облачко желтых пятнышек. Орландо нахмурился и прибавил увеличение. Наконец он смог ясно разглядеть фигурки, но с очень скверным разрешением; во всяком случае, у него даже заболели глаза, когда он, щурясь, рассматривал мохнатых обезьянок.

Те висели в воздухе небольшим вращающимся облачком. Пока одна из них говорила, остальные продолжали летать плотным кругом, игриво шлепая друг друга.

– Озлобыши… встретятся с тобой, – заявила ближняя обезьянка, говорящая от имени остальных. Мелодраматическую торжественность ее слов сильно нарушали возня и толкотня на заднем плане. У нее была такая же мультяшная улыбочка, что и у остальных, и Орландо так и не смог понять, слышал ли он прежде ее голос. – Мы встретимся с тобой в «особом секретном клубном бункере», в Скворечнике. – Рядом с ней вспыхнули время и сетевой адрес узла, написанные корявым детским почерком. Сообщение закончилось.

Орландо нахмурился:

– Пошли ответное сообщение, Бизли. Передай, что я не могу попасть в Скворечник, так что им или придется протащить меня туда, или встретиться со мной здесь.

– Понял, босс.

Орландо уселся на воздух и посмотрел в окно на марсианский пейзаж. Крошечные роботы упорно трудились, бездумно выполняя заданную работу. Орландо ощутил какую-то странность. Сейчас ему полагается испытывать возбуждение или как минимум удовлетворение: ведь он установил связь со Скворечником. Но на душе у него было тяжело.

«Они маленькие дети, – подумал он. – Просто малыши. А я обманом подбиваю их сделать… что? Нарушить закон? Помочь мне тайком куда-то пролезть? А что, если я прав и тут замешаны очень крутые и серьезные люди? Так во что я их втягиваю? И ради чего?»

Ради картинки. Ради того, что он видел всего несколько секунд и что может оказаться лишенным смысла… или абсолютно ничем.

«Но это все, что у меня осталось».


Он сидел в шкафу. Это было ясно по запаху одежды и тонким скелетным очертаниям вешалок, различимых в слабом свете, сочащемся через щель под дверцей. Он сидел в шкафу, и кто-то снаружи его искал.

Давным-давно, когда родители еще принимали гостей, к нему на Рождество как-то приехали двоюродные братья и сестры. Тогда его проблемы со здоровьем были не столь очевидны, и хотя дети задали ему больше вопросов про болезнь, чем ему хотелось бы, он все равно испытал какое-то странное удовлетворение, очутившись в центре их внимания, и очень радовался гостям. Кузены научили его многим играм – из тех, в какие одинокие дети вроде него играют только в ВР – и среди прочего показали, как играют в прятки.

Игра произвела на него поразительное впечатление, и он до сих пор помнил лихорадочное возбуждение, охватившее его, когда он, затаив дыхание, прятался в темном укрытии, а его искали. После третьей или четвертой игры он отыскал местечко в стенном шкафу родительской спальни – весьма хитроумное убежище, потому что пришлось вынуть и спрятать одну из полок, чтобы в нем уместиться, – и он просидел там, пока не услышал: «Бычок, бычок, выходи». И тот момент триумфа, когда невидимый противник признал поражение, остался одним из самых счастливых воспоминаний в его жизни.

Так почему же сейчас, когда он съежился в темноте, а кто-то обыскивает комнату, ему так страшно? Почему сердце колотится, как у загнанного оленя? Нечто снаружи, чем бы оно ни было – он почему-то не мог представить «это» в человеческом облике, а ощущал безликое и бесформенное присутствие чего-то – наверняка не знает, где он. Иначе почему бы ему просто не распахнуть дверь шкафа? А может, оно все-таки знает , но наслаждается игрой, упиваясь своей властью и его беспомощностью.

А ведь это действительно какое-то существо, понимает он. Вот что нагнало на него такой ужас. Это не кто-то из кузенов, не отец, и даже не некий монстр из Срединной страны. Это существо. Оно.

Легкие болят – сам того не заметив, он затаил дыхание. Ему отчаянно хочется глотнуть свежего воздуха, но он не осмеливается издать даже малейший шум. Снаружи слышится царапанье, потом наступает тишина. Где оно теперь? Стоит возле дверцы и прислушивается? Дожидается красноречивого звука из шкафа?

А что самое страшное, внезапно понимает Орландо, кроме этого существа в доме никого нет. И он наедине с существом, которое сейчас распахнет дверцу шкафа. Совсем один.

Сидя в темноте и сдерживая рвущийся из глотки вопль, он закрывает глаза и молится, чтобы игра скорее кончилась.


– Я принес вам анальгетик, босс. Вы сильно метались во сне.

Орландо с трудом делает вздох. Легкие кажутся слишком маленькими, и когда ему наконец удается наполнить их воздухом, все его тело сотрясает влажный кашель. Он садится и невольно стряхивает с груди тело Бизли. Тот беспомощно валится на одеяло, потом поднимается.

– Я… мне просто приснился кошмарный сон. – Орландо оглядывается, но в его комнате даже нет шкафа, во всяком случае настолько старомодного. Да, ему все приснилось – случаются скверные ночи, когда ему снятся кошмары. Но с этим сном связано нечто важное, и даже более важное, чем страх.

Бизли, снова поднявшись на обутые в резиновые башмачки ноги, уже ползет по одеялу в сторону стенной розетки-кормилицы.

– Подожди, – шепотом останавливает его Орландо. – Я… мне надо позвонить.

– Дайте мне сперва откинуть копыта, босс. – Бизли неуклюже спускается по раме кровати на пол. – Встретимся в онлайне.

* * *

Двери салуна «Последний шанс» распахнулись. Убийца, расчленявший топором жертву, вежливо оттащил ее в сторонку и продолжил работу. Через быстро расползающуюся лужу крови перешагнула знакомая широкоплечая фигура с мускулистой шеей штангиста. На лице сима Фредерикса, когда тот уселся за стол, читалась настороженность.

На его лице? Или на ее? Орландо ощутил нечто вроде отчаяния.

– Я получила твое сообщение.

Орландо покачал головой.

– Я… я просто не хотел… – Он набрал в грудь воздуха и начал сначала: – Даже не знаю, что и сказать. Паршиво мне. Понимаешь?

Фредерикс медленно кивнул.

– Да, наверное.

– Так… как мне тебя называть?

– Фредерикс. Он был крутым парнем, верно? – На широком лице мелькнула улыбка.

– Да, но… ты ведь девушка. А я думал, что парень.

– Все путем. Я тоже представляла себя парнем. Когда действовала вместе с тобой.

Орландо немного помолчал, чувствуя, что ступает на неизведанную и потенциально опасную территорию.

– Так ты что, транссексуал?

– Нет. – Друг пожал плечами. – Просто мне иногда… скучно быть девчонкой. Поэтому когда я начала гулять по сети, то иногда прикидывалась парнем. Что тут необычного? – Голосу Фредерикса почему-то не хватило уверенности. – Но это довольно неудобно, когда становишься кому-то другом.

– Я заметил, – презрительно фыркнул Орландо, подражая Джонни Айспику. – Так тебе нравятся парни, или ты розовая, или что?

Фредерикс что-то с отвращением буркнул.

– Мне парни нравятся, не волнуйся. У меня среди парней много друзей. И среди девушек тоже. Блин, Гардинер, ты заговорил совсем как мои предки. Они тоже считают, что я обязана принимать все важные решения, помня, что у меня растут груди.

На мгновение мир вокруг Орландо пошатнулся. Представить Фредерикса с грудями… нет, такое ему сейчас не по силам.

– Так… что? Ты так и останешься парнем? В смысле, здесь, в онлайне?

Фредерикс снова кивнул.

– Пожалуй, да. И я тебе почти не наврала, Орландо. Когда мы вместе, я… ощущаю себя парнем.

– Да откуда тебе это знать? – фыркнул Орландо.

Фредерикс сперва обиделся, потом рассердился:

– Я становлюсь дурой и веду себя так, словно я пуп земли. Вот откуда.

Орландо невольно рассмеялся.

– Итак, что нам теперь делать? Так и останемся парнями, когда мы вместе?

– Наверное, – пожал плечами Фредерикс. – Если ты с этим справишься.

Гнев Орландо немного смягчился. Он тоже не рассказал Фредериксу кое-что важное, так что тоже не без греха. Но все равно, сразу смириться с таким фактом было трудно.

– Что ж, – сказал он наконец. – Тогда, наверное… – Ему никак не приходило в голову окончание фразы, не смахивающее на цитату из скверного сетефильма, и он остановился на таком варианте: – Тогда, наверное, все в порядке. – Фраза получилась поразительно глупой, к тому же он сильно сомневался, что все действительно в порядке, но пока сойдет и это. – В любом случае, все началось, когда я стал тебя искать. Где ты была? Почему не отвечала на мои сообщения?

Фредерикс не сводил с него глаз, пытаясь, наверное, решить, достигли ли они снова какого-то равновесия.

– Я… испугалась, Гардинер. Но если тебе втемяшилось в голову, будто причина в том, что я девушка, или еще какой-нибудь фенфен вроде этого, я тебя убью.

– Так ты испугалась того, что произошло в Скворечнике?

– Всего. С тех пор, как ты увидал тот город, ты закусил удила, и чем дальше, тем больше у тебя ехала крыша. А теперь что, попробуем свергнуть правительство? И попадем в камеру смертников по обвинению в «орландогардинеризме»? Я просто не хочу влезать в новые неприятности.

– Неприятности? Какие еще неприятности? Да нас просто выгнала из Скворечника шайка старых акису .

Фредерикс покачал головой:

– Нет, причина была гораздо серьезнее, и ты это знаешь. Да что вообще происходит, Гардинер? И чем тебя этот город… околдовал?

Орландо взвесил выбор. Должен ли он что-то Фредериксу – нечто вроде честности? Но друг ведь не поделился с ним своим секретом добровольно – Орландо пришлось вырвать правду.

– Не могу объяснить. Пока не могу. Но дело очень важное – я это знаю, и все тут. И еще я, кажется, могу вернуться в Скворечник.

– Что?! – рявкнул Фредерикс. Остальные посетители «Последнего шанса», привычные к воплям и смертельным ссорам с драками, даже не обернулись. – Вернуться в Скворечник? Ты что, до упора просканировался?

– Может быть. – Орландо опять стало трудно дышать. Он убавил громкость, пока тело сотрясал кашель. – Может быть, – повторил он, когда снова смог говорить. – Но ты мне нужен. И нужен там. Кем бы ты ни был, Фредерикс, ты мой друг. И открою тебе один секрет – ты не просто мой лучший друг… ты мой единственный друг.

Фредерикс закрыл лицо руками, словно хотел отгородиться от всего мира.

– Какая же ты сволочь, Гардинер, – произнес он с обреченной покорностью. – Это нечестно.


СЕТЕПЕРЕДАЧА/РАЗВЛЕЧЕНИЯ: «Чернота» выиграла пальмовую ветвь д'Ора.

(Изображение: Остренд принимает приз.)

ГОЛОС: Пайк Остренд ни минуты не сомневался в выигрыше главного приза на фестивале нимофильмов этого года, хотя многие другие участники, опрошенные нами в залах и барах, были просто ошеломлены. Четырехчасовой фильм Остренда «Чернота», который, помимо незатейливых световых эффектов и психоделических звуков, содержит лишь черные титры, до сих пор считался слишком примитивным для такой высокой оценки обычно консервативного жюри.

(Изображение: Остренд на пресс-конференции.)

ОСТРЕНД: «Он такой, какой есть. Просто если вы рассказываете людям о дыме, они тут же хотят увидеть огонь».

Глава 29 Стеклянная гробница

Какое-то время костер, разведенный Ксаббу, был единственным источником света. Тихое красное зарево оставляло углы и верхние ярусы лаборатории в вуали их тайны. Но потом над головой раздалась серия щелчков, лампы на каменном своде снова зажглись, и белое сияние наполнило пещеру, высветив каждую трещинку на полу и стенах.

– Мартина! Ты сделала это! – Рени захлопала в ладоши. – О дармовом электричестве мечтает каждый житель Пайнтауна. И вот наконец наше заветное желание сбылось!

– Тогда ты должна благодарить не только меня. – Голос застенчивой феи, звучавший из настенных динамиков, наполнил пещеру веселым эхом. – Я не справилась бы с этим без мистера Сингха. Чтобы скрыть следы и распределить информацию о потребляемой электроэнергии, мне пришлось пройти сквозь систему защиты очень мощной энергетической компании.

– Все это очень мило, девочки, но могу я, в конце концов, пойти и сделать кое-что по-настоящему полезное? – В голосе Сингха чувствовалось неподдельное раздражение. – Наша глупая затея предполагает, что в течение нескольких дней я должен взломать защиту Иноземья. Надеюсь, вы понимаете, что, если я не пройду через нее, эта пещера с грязевыми ваннами будет нужна вам как зайцу стоп-сигнал?

– Конечно, мистер Сингх, – торопливо ответила Рени. – Мы все прекрасно понимаем.

Она действительно нуждалась в поддержке старого хакера. Поблагодарив его и Мартину, Рени прервала контакт и вызвала по внутренней сети Джереми Дако, который ждал ее звонка у коммутатора автостоянки.

– Закрывай въездные ворота и отключай приемопередатчик машины, – сказала она. – Теперь у нас есть электричество и сетевые каналы, которые никто не отследит.

– Я все сделаю, Рени. – Через наушник телефона она услышала, как загремели, закрываясь, наружные ворота. Затем в трубке снова раздался голос Джереми: – Мне становится не по себе, когда я вижу эту дверь закрытой. Так и кажется, что нас замуровали в гробнице.

– Но это не гробница, – ответила она, поражаясь сходству их впечатлений. – Если только ты не имеешь в виду гробницу Лазаря. Лучше считай, что мы обрели плацдарм, откуда можем начать свою контратаку. Ладно, спускайся вниз. Нам предстоит большая работа. – Она подняла голову и увидела отца, который наблюдал за ней с язвительной насмешкой. – Да, мы начнем контратаку! И мы снова увидим Стивена, папа! Такого же живого и веселого, как раньше! Поэтому нечего на меня так смотреть!

– А как я смотрю? Бог свидетель, девочка, иногда я вообще не понимаю, о чем ты говоришь.

Когда освещение включилось, Ксаббу погасил костер. Засыпав золой последние угли, он повернулся к Рени и сказал:

– Ситуация изменилась, и появилось много новых вопросов. Может быть, нам стоит сесть и обсудить дальнейшие действия.

Подумав немного, Рени кивнула.

– Но только не сейчас. Мне не терпится проверить виртуальные капсулы. Мы можем поговорить и вечером. Перед сном, хорошо?

– Если среди нас есть старший, на мудрость которого мы полагаемся, – с улыбкой ответил Ксаббу, – то это вы, Рени. Я тоже считаю, что вечер – хорошее время.


Результаты осмотра превзошли все ожидания Рени. В-капсулы, несмотря на большие габариты, почти ни в чем не уступали новейшим интерактивным устройствами и обладали достаточным потенциалом для длительного путешествия в ВР. Кроме того, они предлагали более точное и полноценное сенсорное взаимодействие с системой, чем то, к которому она привыкла в политехе. Конечно, физическая имплантация датчиков создавала гораздо лучшую восприимчивость, но у виртуальных капсул было несколько преимуществ: они специально разрабатывались для долгосрочного пребывания в ВР. Оснастка имела питательную, выводящую и кислородную системы, а также полный контроль за жизнеобеспечением. Поэтому пользователю требовалась лишь небольшая помощь со стороны.

– А что это за жидкость? – спросил отец, заглянув в открытый контейнер и брезгливо скривился. – Пахнет хуже дерьма.

– Это гель. – Рени опустила руку и прикоснулась пальцем к вязкой субстанции. – Во всяком случае, мне так кажется.

– А я-то думал, что протухшее желе. – Длинный Джозеф согнул крючком мозолистый палец и осторожно постучал по полупрозрачному материалу корпуса. – Смотри, какой странный пластик.

Рени покачала головой.

– Этот каркас выполняет множество функций. Когда на его участки подается напряжение, гель вокруг них становится тверже или мягче, холоднее или теплее – причем в полном соответствии с виртуальной программой. А вот здесь находятся микронасосы. – Она указала на крохотные отверстия, покрывавшие внутреннюю сторону резервуара. – Они регулируют давление. Процессоры компьютера воспринимают через гель любое движение человека, и поэтому интерактивная система обеспечивает прекрасное взаимодействие. Она может воспроизвести почти любое ощущение – холодок на коже, скалу под ногами или фактуру лужи. Одним словом, все что хочешь.

Во взгляде отца промелькнули любопытство и гордость.

– Вот что значит высшее образование! Ты узнала обо этом, когда училась в университете?

– Частично. В дни моей юности плазмоидальные процессы считались важным шагом в освоении виртуальной реальности, и я о них много читала. Теперь они используются только для индустриальных целей. Большинство современных сетей ВР рассчитаны на применение прямых нейронных связей.

Длинный Джозеф встал и осмотрел десятифутовый резервуар.

– Так ты говоришь, что сюда подается ток? Прямо на это дерьмо? На желе?

– Да, и под воздействием электрического тока гель меняет свои свойства.

Отец покачал головой.

– Знаешь, девочка, ты можешь говорить что хочешь. Но надо быть полным придурком, чтобы лечь в ванну, через которую пропускают ток. Лично я не собираюсь залазить в нее.

Рени улыбнулась и кивнула.

– Ты прав, папа. Тебе туда забираться не стоит.


День был удачным – во всяком случае, так считала Рени. С помощью Мартины и того (несомненно, незаконного) источника информации, который привел их на базу, она поняла, как подготовить к работе виртуальные капсулы. Все казалось настолько сложным, что Рени отводила на эту работу несколько дней. Но контейнеры удалось запустить тем же вечером.

Военные, оставив на подземной базе так много оборудования, позаботились о его сохранности. Автоматизированная система, защищавшая объект от вторжения посторонних лиц, не только поддерживала требуемую сухость воздуха, но и обеспечивала исправную работу машин. Тем не менее несколько капсул пострадало из-за недосмотра, хотя при желании Рени и ее помощники могли бы подключить одну или даже две установки, позаимствовав части от других устройств. Компьютеры капсул безнадежно устарели, но в свое время они были лучшими и самыми мощными. Поэтому Рени надеялась, что при загрузке новых программ – а для этого им снова требовалась помощь Сингха – старые процессоры позволят ей осуществить большое и долгое путешествие в виртуальной реальности.

Доедая запеканку, приготовленную Джереми, и вычищая ложкой дно своей тарелки, она отважилась бросить взгляд в недалекое будущее. Перспективы были слишком блеклыми, но уже не такими безнадежными, как несколько дней назад.

– Рени, мы договорились, что вечером обсудим нашу ситуацию, – напомнил Ксаббу.

Его тихий голос вызывал в огромной пустой столовой тревожное эхо.

– Прежде всего, у нас кончается еда, – сказал Джереми.

– Где-то здесь должны быть аварийные запасы продовольствия, – ответила Рени. – Эту базу строили во время Первой антарктической войны – на гребне истерии и паники. Я думаю, они предусмотрели ее автономность – возможно, даже на несколько лет.

Глаза Джереми округлились от ужаса.

– Аварийный паек? Ты хочешь сказать, что мы будем питаться мясными кубиками и порошковым молоком? Или какой-то подобной дрянью?

– А ты забыл, что случилось с твоей кредитной карточкой? Если мы начнем покупать продукты в окрестных городах, оплата наличными может вызвать подозрение. К тому же этих самых наличных у нас почти нет.

– И что? У нас больше не будет свежей пищи?

Дако кивнул на блюдо с запеканкой. Рени сделала глубокий вдох, стараясь сохранять терпение.

– Джереми, это не воскресная поездка. Мы ввязались в серьезное дело. Люди, которые гонятся за нами, убили доктора Ван Блик!

Он бросил на нее сердитый взгляд.

– Я знаю.

– Тогда помоги мне! Это база дает нам шанс войти в Иноземье.

– А я считаю, что вы затеяли какую-то ерунду, – вмешался отец. – Неужели мы мчались через всю страну и пробирались в эти дьявольские катакомбы только ради того, чтобы ты поиграла в компьютерные игры? Ну скажи, как это поможет Стивену?

– Ты хочешь, чтобы я объяснила тебе это еще раз? Пожалуйста! Иноземье представляет собой огромную и сверхбыструю сеть виртуальной реальности. Она настолько засекречена, что людей, узнавших о ее существовании, безжалостно убивают. Хозяева этой сети превратили Стивена и многих других детей в обреченных коматозников. Они убили Сьюзен Ван Блик и, возможно, подложили зажигательную бомбу под нашу многоквартирку. Это они пытаются уволить меня из политеха. И это они уничтожили всех старых программистов, которые работали вместе с Сингхом над проектом «Иноземье».

Мы имеем дело с богатыми людьми. Очень могущественными людьми! Никто не способен добраться до них. Никто не может затащить их на скамью подсудимых. Да и что мы могли бы сказать, оказавшись в роли свидетелей? У нас есть лишь подозрения и догадки, и эти догадки больше смахивают на бред сумасшедшего.

Вот почему я должна проникнуть внутрь Иноземья. Если причина того, что случилось со Стивеном и другими детьми, связана с этой сетью, мне необходимо получить серьезные доказательства. Возможно, они создали ее для подпольной торговли органами или для какого-то культа, основанного на детской порнографии. Я даже не могу представить себе, каким образом они хотят использовать детей в своих политических играх и экономических аферах.

Рени осмотрела лица мужчин. Отец, по крайней мере, слушал ее внимательно. Рени ощутила уверенность и спокойствие, что случалось с ней чрезвычайно редко.

– Если нам удастся задействовать виртуальную капсулу, а Сингх вломится в систему их защиты, я отправлюсь вместе с ним в Иноземье. Резервуары предназначены для длительного пребывания в ВР и почти не нуждаются в уходе – так что вы трое не переработаетесь, пока я буду находиться в капсуле. Время от времени вам придется проверять датчики и следить за подачей кислорода, но я думаю, что с этим справится Ксаббу.

– А что же делать нам? – спросил отец. – Слоняться вокруг и ждать, когда ты вылезешь из этой чертовой ванны?

– Не знаю. Вот поэтому нам и надо было поговорить. Чтобы все спланировать заранее.

– Не забывай о Стивене, малышка. Если я буду сидеть здесь, то кто проследит за его лечением? Они же могут отключить его от системы жизнеобеспечения.

– У меня нет ответа на твой вопрос, папа. Джереми тоже беспокоится о своей матери. Но запомните, люди Братства убивают без промедления и колебаний. И что хуже всего, если вас поймают, то арестуют и подвергнут допросу. – Рени вздохнула и пожала плечами. – Я не могу предложить вам ничего другого, как только остаться здесь.

Наступило долгое молчание. Приподняв голову, Рени увидела, что Ксаббу наблюдает за ней. Заметив на его лице какое-то странное выражение, она хотела спросить, о чем он думает, но в это время из динамика, встроенного в стену, раздался звонок, который заставил всех подскочить на месте.

– Я нашла дополнительную информацию об этих капсулах и загрузила ее в память вашего лабораторного компьютера, – сообщила Мартина. – Недавно мне звонил Сагар Сингх. Старик ковыряет сейчас какое-то трудное место – да, он сам мне так сказал. Сингх говорит, что надежды есть, хотя и небольшие. И еще он готов помочь тебе перепрограммировать процессоры резервуаров.

– А почему наши надежды небольшие?

– Я не уверена, что поняла его правильно. Система защиты, созданная для сети Иноземья, невероятно сложна. Она настолько уникальна, что Сингху трудно работать с ней, не привлекая к себе внимания. Он говорит, что наши шансы – пятьдесят на пятьдесят.

Рени почувствовала тяжесть на сердце.

– Значит, в среднем ноль? Но ведь мы и не имели соотношения лучше, чем это. С самого начала, правда?

– Еще он сказал, что, если ему не удастся войти в программу, вам придется уехать оттуда – и как можно быстрее.

– Здорово. Он разведет руками и скажет «не могу», а мы потеряем готовые к работе капсулы?

Мартина уныло рассмеялась.

– Да, что-то вроде этого. Но я стараюсь изо всех сил.

– Ты для нас настоящая волшебница. Даже не знаю, что бы мы делали без твоей помощи. – Рени вздохнула. Ее уверенность, разорванная реальностью, ослабевала с каждой минутой. – Ладно. Сделаем все, что только сможем.

– Мартина, у меня к вам вопрос, – сказал вдруг Ксаббу. – Вы говорили, что все линии связи, выходящие из этого места, надежно защищены. Вы действительно уверены, что мы не выдадим себя, если воспользуемся ими?

– «Защищены» – не то слово. Я провела их по целой сети узловых станций, которые подключают наши каналы к выбранным наугад исходящим линиям. Таким образом, их можно проследить лишь до внешнего узла, а внутренние круги защиты останутся скрытыми. Между станциями и источником информации нет никаких очевидных связей. Это проверенный и повсеместно употребляемый метод.

– А что ваши слова означают на человеческом языке? – спросил Длинный Джозеф.

– Значит, мы можем использовать входящие и выходящие линии и даже перекачивать по ним программы? – не унимался Ксаббу.

Казалось, он хотел прояснить какой-то вопрос.

– Да. Вы спокойно можете пользоваться ими. Но я не советовала бы вам шутить с такими фирмами, как «Телеморфикс» или ЮНКОМ. Их специалисты вычислят вас без особого труда. Не ищите себе лишних проблем.

– Ну что ты, Мартина! – воскликнула Рени. – Мы не собираемся создавать себе проблем. У нас их и так хватает.

– Хорошо. Я ответила на ваш вопрос?

– Да, – кивая, произнес бушмен.

– Зачем тебе понадобилось это выяснять? – спросила его Рени, когда Мартина попрощалась с ними и прервала контакт.

Впервые с тех пор как она узнала его, Ксаббу выглядел смущенным.

– Я предпочел бы не отвечать на ваш вопрос, Рени. Но обещаю, что не сделаю ничего безответственного – особенно после предупреждения Мартины.

Рени терзало любопытство, но она не стала настаивать. С некоторых пор она питала к нему нечто большее, чем доверие.

– Я знаю, что ты не сделаешь этого, Ксаббу.

– Ладно, ребята, – поднимаясь с кресла, сказал Джереми. – Я пошел звонить своей матери. Телефонная линия не отслеживается, так что бояться нам нечего.

– Нет, Джереми, – торопливо ответила встревоженная Рени. – Такой звонок попадает под определение «искать проблемы». Если людям из Братства удалось наложить запрет на наши кредитные карточки, то, думаю, им не составит труда взять под наблюдение телефон твоей матери.

– Но Мартина сказала, что звонок невозможно отследить!

– Да, она так говорила, – со вздохом согласилась Рени. – А потом попросила нас быть осторожными. Ты собираешься звонить по номеру, который почти наверняка взят под наблюдение. Зачем этот глупый риск?

Лицо Джереми потемнело от гнева.

– Послушай, леди! Не слишком ли ты молода, чтобы мной командовать? Я не потерплю здесь ничьих приказов!

Прежде чем Рени успела что-то ответить – причем довольно резко, – в их спор вмешался Ксаббу:

– Рени заботится о нас как только может. Мы все очень расстроены, мистер Дако. Но вместо того чтобы сердиться, нам надо подумать и найти какое-то другое решение.

Оценив вмешательство бушмена, Рени последовала его совету.

– Хорошая идея, Ксаббу. Слушай, Джереми, у тебя есть родственники, с которыми можно было бы связаться по общественным телефонным линиям?

Она знала, что в Пайнтауне, среди тех, кто не мог позволить себе услуг персональной информационной службы, многие люди пользовались коммунальными телефонами. Любой из них считал своим долгом позвать соседа, которому предназначался звонок.

– Я сомневаюсь, что ищейки Братства прослушивают каждую общественную линию в кварталах, где живут твои родственники. Нас, слава Богу, не объявили врагами народа, так что им приходится вести свою слежку тайно и тихо.

Джереми задумался, и его гнев иссяк. Рени улыбнулась Ксаббу, дав ему понять, что оценила помощь. Но бушмен по-прежнему выглядел озабоченным.


– У нас есть две полностью исправные капсулы, – сказал Ксаббу.

Рени заканчивала осмотр одного из резервуаров, пригодность которого стояла под вопросом. Ей оставалось проверить несколько оптико-волоконных кабелей в резиновой оболочке, которые свисали с крышки капсулы, как щупальца осьминога, спрятавшегося в расщелину скалы.

– Я знаю. Если случится какая-то непредвиденная поломка с одним из них, у меня останется шанс на второй дубль.

Ксаббу покачал головой.

– Я не это хотел сказать, Рени. У нас есть две капсулы. Вы собираетесь совершить путешествие в одиночку, но это неправильно. Я уже сопровождал вас раньше в таких походах, правда? Кроме того, мы хорошие друзья.

– Ты решил отправиться в Иноземье вместе со мной? Ах, Ксаббу! Разве тебе мало тех неприятностей, которые я принесла в твою жизнь? И потом нас будет трое – Сингх тоже пойдет туда и, возможно, Мартина.

– Не все так просто. Вы подвергаете себя большой опасности. Вспомните богиню Кали! Мы уже стояли друг за друга и могли бы снова действовать сообща.

Уловив в его голосе упрямые нотки, Рени поняла, что этот вопрос просто так не решить. Она выпустила из рук змееподобные провода.

– Но… – У нее вдруг не оказалось никаких аргументов. Более того, Рени поняла, насколько увереннее она будет себя чувствовать, если Ксаббу пойдет вместе с ней. Тем не менее желание возражать было по-прежнему сильным. – А кто тогда будет присматривать за оборудованием? Я же говорила тебе, что путешествие в ВР может потребовать несколько дней… или недель.

– Джереми умный и ответственный человек. Ваш отец тоже может справиться с этим, если только поймет всю важность происходящего. И потом вы сами говорили, что контроль за капсулами и нашим состоянием будет выполняться почти автоматически.

– Ты уже говоришь о «нас»? – спросила она, не в силах сдерживать улыбку. – Даже не знаю, Ксаббу. Думаю, ты имеешь столько же прав на это оборудование, сколько и я.

– Моя жизнь уже вовлечена в вашу битву, – очень серьезно ответил бушмен. – Я по своей воле отправился с вами на эту базу. И мне хотелось бы сопровождать вас дальше – в Иноземье.

Рени вдруг сообразила, что вот-вот заплачет. Его голос был строгим и степенным, но сам он почти ничем не отличался от мальчишки. Ксаббу бескорыстно принимал на себя часть ее ответственности, как свое собственное бремя. Такая преданность казалась ей странной и даже немного пугала ее.

«Почему он стал настолько близок мне? И как быстро! – Эта мысль буквально ошеломила ее. – Он как брат – брат-одногодок, а не ребенок, вроде Стивена, который всегда нуждался в присмотре. Или здесь что-то больше, чем это?»

Она смутилась и быстро произнесла:

– Ладно, будем считать, что мы все обсудили. – Рени пригнулась к волоконным проводам, боясь, что Ксаббу заметит, как горят ее щеки, и неправильно истолкует это. – Да, и поговори с отцом и Джереми. Если они будут согласны, ты и я отправимся вместе.


– Я по-прежнему считаю, что ты сходишь с ума, малышка, – проворчал отец, скрестив руки на груди.

– Это не так опасно, как ты думаешь, папа. – Рени подняла тонкую и гибкую маску. – Смотри, она полностью соответствует человеческому лицу и почти не отличается от водительского шлема. Эта пластина закрывает глаза, а линзы фокусируют проекцию изображения на сетчатку. Иными словами, они посылают образы на заднюю стенку твоих глаз. Данный способ настолько близок к нормальному образу зрения, что визуальная информация кажется реальной. А вот это приспособление для дыхания. – Она указала на три клапана – два маленьких и один большой, – которые создавали треугольник. – Они плотно накладываются на нос и рот. Воздух подается и выводится через эти патрубки. Как видишь, все просто. Пока вы с Джереми будете следить за правильной подачей кислорода, мне и Ксаббу нечего опасаться.

Длинный Джозеф покачал головой.

– Я знаю, что тебя уже не остановить. Поэтому даже не пытаюсь. Но если тут что-нибудь сломается, не вини меня в этом.

– Спасибо за поддержку, папа. – Рени повернулась к Джереми: – Надеюсь, ты проследишь за порядком.

– Все будет под жестким контролем. – Он нервно взглянул на стойку с рядами экранов. – Ты только проверь сейчас эту систему, ладно? Вы ведь ненадолго?

– Пробудем там минут десять или около того. Только убедись, что все подключено правильно. – Рени взглянула на пучки волоконных кабелей, которые соединяли две капсулы с громоздкими устаревшими компьютерами. – Следи за показаниями жизненных функций. Мы с Мартиной сделали полную настройку по перечню регламентных работ, но здесь так много всяких соединений, что я, по правде говоря, не разобралась в этой чертовой схеме. – Она повернулась к Ксаббу, который, следуя ее примеру, заканчивал проверку своей капсулы: – Ты готов?

– Если вы готовы, Рени.

– Ладно. Чем займемся? Я тебя уже учила в политехе некоторым простым трехпространственным манипуляциям. Но на всякий случай мы повторим урок.

– Хорошо. И, возможно, сделаем кое-что еще.

– Что именно?

– Поживем – увидим. – Он несколько раз поднял и опустил забрало маски, которое тихо поскрипывало давно не смазанными соединениями.

Рени пожала плечами.

– Джереми, подключай наши капсулы к сети. С помощью основных тумблеров на пульте питания.

Послышался щелчок, а затем тихое гудение. Лампы над головой мигнули. Рени наклонилась и заглянула в капсулу, на три четверти заполненную гелем. Вещество, казавшееся прежде жестким прозрачным пластиком, превратилось в темный светонепроницаемый материал. На его поверхности появилась рябь – тысячи крохотных волн в концентрических завитках, которые напоминали отпечатки пальцев. Прежде чем Рени успела отследить основной узор, рябь исчезла.

– Как показания приборов? – спросила она.

Джереми открыл несколько информационных окон на огромном демонстрационном мониторе.

– Все так, как ты хотела. – Его голос звучал немного нервно.

– Хорошо. Мы входим.

Когда этот момент наступил, она почувствовала волнение, как перед прыжком с высокого трамплина. Сняв через голову джемпер и оставшись в бюстгальтере и трусиках, она заглянула в резервуар. Несмотря на то что воздух в пещере был теплым и сухим, ее кожа покрылась пупырышками.

«Это просто активная среда, – сказала она себе. – Обычное интерактивное устройство наподобие сенсоэкрана. Что с тобой, детка? Ты начинаешь походить на отца с его дурацкой идеей о ванне, наполненной электричеством». На этот раз они отправлялись в ВР лишь на несколько минут, и задача облегчалась тем, что им не требовалось вставлять катетеры и выводящие трубки.

Она надела маску, вставила в ноздри патрубки и разместила пузырек встроенного микрофона напротив рта. Джереми уже открыл вентили, и, несмотря на слабый металлический привкус, обогащенный воздух был просто великолепен. Рени отрегулировала положение наушников и приступила к одной из самых трудных процедур – размещению глазных линз. Справившись с ними, она на ощупь опустилась в капсулу.

Гель достиг стаза – параметры вещества сравнялись с температурой и плотностью ее тела. Рени как бы парила в воздухе. Она вытянула руки и убедилась, что находится в центре резервуара – пальцы так и не коснулись краев капсулы. Она повисла в пустоте, как маленькая, едва родившаяся звезда. Темнота и безмолвие были абсолютными. Рени ожидала, когда Джереми запустит первую проверочную программу. Эта пауза показалась ей слишком уж затянутой.

Яркий свет ослепил глаза. Вселенная снова обрела глубину – неизмеримую и серую, как у бездонной пропасти. Почувствовав легкую перемену в давлении, Рени поняла, что гидравлика развернула виртуальную капсулу на девяносто градусов к первоначальному положению. Она начала обустраиваться. Прежде всего Рени закрепила за собой небольшой вес, и парящее ощущение сменилось мягким тяготением. Впрочем, гель мог снова подвести ее к невесомости или тому состоянию, которое было заложено в тестирующей программе.

Рядом с ней появилась другая фигура – обычный схематический сим, почти такой же простой, как интернациональный символ гуманоида.

– Ксаббу? Как ты себя чувствуешь?

– Очень странно. Совсем не так, как в лаборатории политеха. Здесь я ощущаю себя в каком-то огромном пространстве, словно мы попали… куда-то еще.

– Я понимаю, о чем ты хочешь сказать. Хорошо, давай приступим к работе.

Она высветила несколько окон с элементами ручного управления и создала под ними темную серую плоскость, которая тянулась к предполагаемому горизонту. Разделив пустое пространство на «низ» и «верх», Рени опустилась на плоскость и почувствовала под ногами ее твердую поверхность.

– Это дно резервуара? – спросил Ксаббу.

– Нет, просто гель выполнил команду процессоров и затвердел там, где я создала прочную опору. – Она оформила шар того же цвета, что и плоскость. Он показался ей слишком уж твердым, и Рени смягчила его до плотности резины. Процессоры компьютера воспроизвели желаемый объект. – Лови!

Ксаббу поднял руку и схватил летящий шар.

– И это тоже гель? Затвердевший так, чтобы соответствовать нашим представлениям о предмете?

– Да. Можно даже не создавать объект целиком, а только наделять его правильным набором тактильных ощущений.

– И когда я бросаю его, – произнес Ксаббу, кидая шар в направлении Рени, – гель воссоздает дугу полета в вашем и моем резервуарах?

– Верно. Нечто похожее мы делали и в политехе, однако это оборудование в сто раз лучше прежнего. Твоя капсула может находиться на другом конце земли, но если мы встречаемся в виртуальной реальности, субстанция в резервуарах создает стопроцентное соответствие наших переживаний.

Ксаббу понимающе кивнул своей рудиментарной головой.

– Я уже говорил вам об этом раньше, но ваша наука, Рени, действительно может творить чудеса.

Она засмеялась.

– Во-первых, это не моя наука. А во-вторых, как мы уже убедились, она может служить отвратительным и ужасным целям.

Они воспроизвели несколько новых объектов, проверили калибровку тактильной системы и опробовали различные эффекты, которые были недоступны примитивному оборудованию политеха, – температуру, гравитацию и тому подобные атрибуты. Рени охотно поработала бы с ними в более сложной и отлаженной симуляции. Ей не терпелось узнать, на что еще способны их В-капсулы. Но она решила не искушать судьбу – день и так оказался на редкость удачным.

– Думаю, мы уже выполнили тест-программу, – сказала она. – Может быть, ты хочешь сделать что-нибудь сам?

– Да, хочу. – Ксаббу – вернее, его неоформленный сим – повернулся к ней: – Доверьтесь мне. У меня есть заветная мечта, которой я хочу поделиться с вами.

Он пробежал пальцами по виртуальной клавиатуре, и серая вселенная исчезла, оставив их в полной темноте.

– Что ты делаешь? – встревоженно спросила Рени.

– Прошу вас, потерпите. Сейчас я все покажу.

Вопреки желанию метаться и требовать ответов, Рени сохраняла спокойствие. Она понимала причину своего недовольства. Ей не нравилось, когда контроль над ситуацией переходил в другие руки.

Когда ожидание стало казаться вечным и невыносимым, перед ней вдруг вспыхнуло зарево. Оно расползлось вокруг темно-красным облаком, а затем разломилось на мраморные куски с узорами белых, золотых, пурпурных и фиолетовых цветов. Темнота, нарушенная этим сияющим великолепием, заклубилась и замелькала чередой каких-то смутных образов. Свет и тень сплелись в свирепом водовороте, и на фоне этого неописуемого смятения возникло ослепительно яркое пятно – настолько яркое, что Рени не могла смотреть на него. Темные области обрели глубину и форму. Они медленно опускались вниз, на дно того, что было перед ней, словно сахарный песок, растворявшийся в стакане с чаем.

Она стояла посреди огромного и плоского ландшафта, залитого ярким светом. Однообразие пространства нарушали лишь низкорослые деревья и бугры красноватых скал. Шар солнца плавился над головой, как раскаленный слиток металла.

– Это пустыня, – сказала она. – О мой Бог! Откуда ты взял такую симуляцию?

– Я сделал ее сам, – ответил Ксаббу.

Рени удивилась еще больше, когда повернулась к нему. Бушмен стоял рядом с ней, вполне реальный и узнаваемый. Вместо безликого сима устаревшей операционной системы Рени увидела маленькую стройную фигуру, которая имела поразительное сходство с ее другом. Даже лицо, несмотря на определенную сглаженность, повторяло его собственные черты. Одежда сима представляла собой традиционный наряд его народа и состояла из кожаной набедренной повязки, сандалий и ожерелья из белых бусин. За плечом висели колчан и лук, а в руке он держал копье.

– Ты сделал это сам? Вот это все?

– Тут не так много, как кажется, – с улыбкой ответил Ксаббу. – Части ландшафта я заимствовал из уже существовавших модулей, таких, как «пустыня Калахари». Их полным-полно в каналах бесплатного обеспечения. Однако основные куски панорамы я взял из академических проектов, которые мне удалось отыскать в информационных банках университета Наталя, – это различные экологические модели, работы по биологии и эволюции существ. Перед вами, Рени, мой дипломный проект. – Его улыбка стала еще шире. – Но разве вы не хотите посмотреть на саму себя?

Рени взглянула вниз: набедренная повязка, на голых ногах сандалии. Женский сим имел больше украшений, чем мужской. Верхнюю часть тела прикрывала сделанная из шкуры накидка, которая подвязывалась на пояснице жесткой бечевкой. Вспомнив, что они собирались проверить В-капсулы, Рени ощупала пальцами свой наряд. Выделанная шкура казалась скользкой и немного липкой – очень похожей на настоящее изделие.

– Это называется каросс . – Ксаббу пояснил, что накидка на спине имеет мешочек. – Женщины используют ее не только как одежду. Они носят там грудных детей или продукты, собранные за день.

– А это что? – Она кивнула на кусок дерева, который сжимала в руке.

– Палка-копалка.

Рени засмеялась.

– Это потрясающе, Ксаббу. Откуда ты ее взял? Я хочу сказать, как ты ввел такую программу в систему? Тебе не удалось бы сделать это за то время, пока мы находимся в ВР.

Его сим виновато понурил голову.

– Я скопировал ее из своего модуля памяти в политехе.

Рени почувствовала укол тревоги.

– Ксаббу!

– Мне помогла Мартина. Все безопасно, уверяю вас. Мы провели программу через… Как же она сказала? «Оффшорный маршрут». И еще я оставил вам сообщение.

– О чем ты говоришь?

– Войдя в базу данных нашего политеха, я послал на ваш адрес сообщение. Написал, что хочу встретиться с вами и поговорить о моем дипломном проекте.

Рени покачала головой. Услышав мелодичный звон, она приподняла руку и коснулась сережек.

– Ничего не понимаю.

– Я подумал, что кто-то может проверять ваши контакты. Так пусть эти люди считают, что мне не известно, где вы. Тогда они не станут докучать моей хозяйке, у которой я снимаю комнату. Она не очень любезная женщина, но не заслуживает тех проблем, которые мы можем навлечь на нее. И все же, Рени, в моем сердце теперь печаль.

Она не удержалась от вопроса.

– Почему, Ксаббу?

– Оставив это сообщение, я понял, что намеренно лгу. Мне еще никогда не доводилось обманывать других людей. Боюсь, что я начинаю меняться. Наверное, поэтому я и потерял песню солнца.

Взглянув на маску сима, Рени поняла, что маленький мужчина опечален.

«Вот этого я и боялась». Она не могла его утешить. С любым другим человеком Рени затеяла бы спор об этике полезной лжи или обмане ради самозащиты. Но ни один ее знакомый не воспринимал бы ложь как вид физического разрушения. Она даже не могла вообразить, чтобы кто-то из них отчаивался из-за того, что не слышит больше голоса солнца.

– Покажи мне что-нибудь еще, – попросила она, пытаясь сменить тему разговора. – Я хочу узнать историю этого места.

– Здесь оно лишь начинается. – Бушмен нежно коснулся ее руки, словно благодарил за чуткость и внимание. – Я хочу сделать симуляцию, которая была бы похожа на мою родину. Пока мне этого не удалось – я еще не достиг такого уровня мастерства. – Он двинулся вперед, и Рени последовала за ним. – Тем не менее у меня есть небольшой кусочек, собранный по материалам лекций и на основе опыта, который я извлек из своих ошибок. Хотите посмотреть?

Он указал на горизонт, где над чашей пустыни возвышалось несколько темных форм. Их почти полностью скрывала роща колючих акаций.

– Это холмы Тсодило – очень важное место для моих сородичей. Священное место, как вы могли бы назвать его. К сожалению, мне не удалось передать их истинного величия. Они получились слишком уж застывшими.

Рени взглянула на холмы. Несмотря на недовольство Ксаббу, в них все-таки было что-то неотразимое. Они являлись единственным возвышением на этой огромной равнине. И если настоящие холмы имели с ними хотя бы отдаленное сходство, то Рени могла понять, почему соплеменники Ксаббу относились к ним с таким почитанием.

Она вновь задела рукой сережки и коснулась бус из скорлупы страусовых яиц.

– А что ты скажешь обо мне? Я похожа на саму себя?

Он покачал головой.

– Наверное, это было очень самонадеянно с моей стороны. Я взял два сима из своего раннего проекта, выполненного в рамках учебной программы. Позже я усложнил их оснастку, но в данный момент это все, что у меня есть – два сима, изображающих мужчину и женщину моего народа. – Его улыбка казалась печальной и немного злой. – Но в любом случае я не верю, что в страну бушменов отправится кто-то другой, кроме бушменов.

Они спустились по пологому склону в песчаную низину. Над ними лениво летали жужжащие мухи. От жары и лютого солнца Рени почувствовала жажду. Она буквально затосковала по глотку воды, хотя, по ее подсчетам, они находились в капсулах не более получаса. В какой-то миг, несмотря на неприязнь к катетерам и иглам, Рени пожалела о том, что не подключилась к гидросистеме.

– Здесь, – сказал Ксаббу. Он сел на корточки и начал копать древком копья. – Помогите мне.

– А что мы ищем?

Он не ответил, продолжая сосредоточенно рыться в песке. Работа оказалась нелегкой. Солнечный зной навевал усталость. Рени уже и не вспоминала о том, что они находятся в симуляции искусственно созданного пространства.

– Вот! – Ксаббу наклонился вперед. Отложив копье в сторону, он осторожно вытащил из ямы какой-то плод, похожий на маленький арбуз, и торжествующе поднял его над головой. – Это тсама . Она помогает моим сородичам выжить в буше во время засухи, когда в ручьях исчезает вода.

Ксаббу вытащил нож и отрезал макушку плода, потом стряхнул с тупого конца копья землю и песок и воткнул его в «арбуз». Он долбил им по мякоти, как пестиком, до тех пор, пока содержимое плода не превратилась в жидкую кашицу.

– Теперь пейте, – с улыбкой предложил он Рени.

– Это бесполезно, Ксаббу. Мы не можем чувствовать вкус.

Он кивнул.

– И все же, когда я завершу свою программу, вы сможете пить – даже если по-прежнему не будете чувствовать вкуса. Никто не поймет судьбы моего народа, пока не начнет сражаться за каждую каплю воды и за каждый кусочек пищи в этой суровой, но удивительно прекрасной стране.

Рени взяла кусок тсамы и поднесла ко рту. Вокруг лица проявилось странное отсутствие тактильных ощущений. Она услышала тихий плеск, и тонкие струйки жидкости потекли по ее шее и животу. Ксаббу принял от нее плод и произнес какую-то непонятную фразу, в которой было много щелчков и вибрирующих звуков. Он тоже пригубил сок тсамы .

– Пошли, – сказал бушмен. – Я хочу показать вам кое-что еще.

Рени встала, не зная, как отказать ему в просьбе.

– Все это чудесно, но Джереми и отец будут тревожиться, если мы задержимся надолго. Я не научила их, как вступать с нами в аудиоконтакт, и вряд ли они додумаются до этого сами. Отец может попытаться вытащить нас отсюда. Он может отключить питание.

– Собираясь показать вам свою симуляцию, я предупредил их, что мы задержимся на более долгий срок, чем вы предполагаете. – Взглянув на нее, Ксаббу смущенно кивнул. – Однако вы правы. Я слишком эгоистичен.

– Нет, ты не эгоистичен. Все было прекрасно.

Она действительно так думала. Несмотря на то, что Ксаббу собрал свою симуляцию из частей других проектов и модулей, он обладал потрясающим даром виртуальной инженерии. Рени могла лишь молиться о том, чтобы его знакомство с ней закончилось по-хорошему. Осмотрев этот маленький мир, она не могла позволить его мечте остаться невоплощенной.

– Ты создал чудесное место. Надеюсь, мы проведем здесь когда-нибудь несколько часов.

– Скажите, у нас есть еще немного времени? Это очень важно для меня.

– Конечно, Ксаббу.

– Тогда давайте пройдем чуть-чуть вперед.

Он повел ее к холмам. Казалось, что путники прошли лишь несколько сотен ярдов, но горы внезапно приблизились и поднялись над ними, как огромные каменные скирды. В их тени ютился маленький круг бамбуковых хижин.

– Конечно, мы прибыли сюда неестественно быстро, но это оттого, что у нас мало времени.

Ксаббу взял Рени за руку и вывел на полоску песчаной почвы перед одной из хижин. У входа лежала кучка ветвей, приготовленных для костра.

– Мне придется сделать еще одну неестественную вещь. – Он взмахнул рукой. Солнце начало двигаться быстрее, и через минуту, когда оно полностью исчезло за холмами, небо потемнело до фиолетового цвета. – Сейчас мы разведем костер. – Ксаббу вытащил из своего мешочка две палки. – Мы их называем «мужской палкой» и «женской палкой», – сказал он с широкой улыбкой.

Бушмен поместил одну из них в углубление другой, потом положил вторую палку на землю, прижал ее ногой и быстро завертел между ладонями первую. Время от времени он вынимал из мешочка щепотку сухой травы и заталкивал ее в углубление. Через несколько минут трава задымилась.

Звезды расцвели над головой, украсив ночное небо. Температура резко снизилась, и Рени стало холодно. Она надеялась, что ее друг ускорит процесс разведения огня, даже если это означало натяжку в точности событий.

Когда Ксаббу поднес тлеющую траву к куче ветвей, Рени откинула голову назад и осмотрела широкое небо. Оно было просторнее и глубже, чем небосвод над Дурбаном. И звезды казались такими близкими, что у нее возникало желание встать и коснуться их рукой.

Костер получился до удивления маленьким, но Рени почувствовала его тепло. Однако Ксаббу не дал ей насладиться уютом огня. Он достал из мешочка два кокона и привязал их веревками к лодыжкам. При любом движении они издавали мягкий и гулкий треск.

– Идемте. – Он поднялся и поманил ее за собой. – Теперь мы будем танцевать.

– Танцевать?

– Разве вы не видите луны? – Он указал рукой на огромный диск. Тот парил в черноте, как жемчужина в луже масла. – Разве вы не видите широкого нимба? Это духи танцуют вокруг луны, считая ее своим костром. И мы должны следовать их примеру.

Он протянул руку и сжал ладонь Рени. Какая-то часть ее разума не могла забыть, что они находятся в разных капсулах – в нескольких ярдах друг от друга. Но она чувствовала его присутствие, и психика говорила ей, что он держит ее за руку и танцует странный танец, состоящий из прыжков.

– Я ничего не знаю…

– Это исцеляющий танец. Он поможет нам собрать силы. Путешествие еще только начинается, а мы уже страдаем от боли потерь. Просто делайте, как я, Рени.

Она старательно повторяла его движения. Сначала у нее ничего не выходило, но потом, когда Рени перестала думать о ритме, он сам завладел ее телом. Через несколько минут она уже не чувствовала ничего, кроме ритма – встряхнуться, шагнуть, прыгнуть, встряхнуться, шагнуть, голову назад, руки вверх. Тихий шепот трещоток сливался с мягким топотом их ног.

Они танцевали под восходящей луной и перед холмами, которые вздымались вверх, как черные арки на фоне звезд. И на какое-то время Рени забыла обо всем…


Она сняла маску и, поднимаясь из геля, почувствовала вдруг легкое головокружение. Руки отца подхватили ее и начали вытаскивать из капсулы.

– Нет, – сказала она, с трудом восстанавливая дыхание. – Подожди. – Рени откашлялась. – Я должна соскоблить с себя это вещество и поместить его обратно в резервуар. Гель нечем заменить – поэтому ни капли не должно упасть на пол.

– Ты валялась в этой гадости слишком долго, – сердито сказал отец. – Мы уж думали, что вы оба потеряли сознание или с вами случилось какая-то беда. Этот парень Джереми не хотел вынимать вас оттуда. Твой маленький дружок сказал ему, что так, мол, все и будет.

– Прости, папа.

Она посмотрела на Ксаббу, который сидел на краю второго резервуара и счищал с себя гель. Рени улыбнулась ему.

– Путешествие было потрясающим. Вы бы только видели, что сделал Ксаббу. Как долго мы там находились?

– Почти два часа, – сердито ответил Джереми.

– Два часа! О мой Бог!

Рени изумленно покачала головой. «Неужели мы танцевали целый час?»

– Простите! Вы, наверное, совсем извелись?

Джереми недовольно поморщился.

– Мы видели, что ваше дыхание, сердечный ритм и прочая всячина в норме. Но нам хотелось, чтобы вы быстрее вернулись обратно. Твоя француженка звонила раза три. Она сказала, что у нее есть какое-то важное сообщение.

– А какое? Ты не спросил? Ах, Джереми, ты должен был вытащить нас отсюда.

– Поди угадай, что тебе надо, – нахмурившись, сказал отец. – С этими женщинами так всегда и бывает – то зови, то не зови, то вытаскивай, то не вытаскивай.

– Ладно, успокойся. Я же попросила прощения. А Мартина…

– Она велела, чтобы ты позвонила ей, когда вернешься из виртуальной реальности.

Рени накинула на липкое тело пятнистый маскировочный халат и, подойдя к телефону, набрала новый номер Мартины. Через несколько секунд в трубке послышался голос таинственной женщины:

– Я рада, что ты позвонила. Испытания прошли успешно?

– Да, превосходно. Но мы можем поговорить о них позже. Мне сказали, что у тебя есть для меня срочное сообщение.

– Да, от мистера Сингха. Старик просил передать, что он нашел лазейку в защитном барьере Иноземья. Но он говорит, что наши шансы на успех уменьшаются с каждым днем. Сеть очень перегружена – а это означает, что вскоре должно случиться какое-то важное событие. Впрочем, нам уже сообщали об этом посредством песочных часов и календаря. В любом случае, отведенные нам десять дней подходят к концу. Мы не можем ждать другой такой возможности.

Сердце Рени забилось быстрее.

– И что Сингх намеревается делать?

– Он собирается войти в сеть завтра. Это очень рискованно, потому что многое остается вне его контроля. Так он мне сказал. Если ты присоединишься к нам, тебе придется смириться с этим. Но запомни, другого шанса не будет.


СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Малайские повстанцы предупреждают страны Запада.

(Изображение: сражение в джунглях северного Борнео; жертвы ракетных обстрелов.)

ГОЛОС: Группа малайских повстанцев, называющая себя «Мечи новой Малакки», предупредила западных туристов и бизнесменов, что отныне те въезжают в зону боевых действий. Повстанцы, вот уже шесть лет ведущие войну с федеральным правительством Малайзии против его секулярной и прозападной политики, убили трех португальских дипломатов во время атаки на прошлой неделе и заявили, что отныне будут обращаться со всеми иностранцами в Малайзии, включая австралийцев и новозеландцев, как с «вражескими шпионами».

(Изображение: Ранг Хуссейн Кават, представитель повстанцев.)

ХУССЕЙН КАВАТ: Европа и Америка вот уже пятьсот лет насаждают во всем мире режим хулиганства, но мы положим этому конец, а если потребуется, то и утопим их в крови. Может пролиться и наша кровь, но она больше не будет отравлена западными кредитами и западными идеями. Коррупция федерального правительства неверных в Куала-Лумпуре есть вонь в ноздрях Небес.

Глава 30 В императорских садах

Харли Браммонд стоял на корме воздушного корабля, сжимая одной рукой штурвал, и его суровый бородатый профиль четко выделялся в свете двух улламарских лун.

– Мы им выкрутим носы, Джонас! – проревел он, перекрикивая гул ветра. – И эти зеленокожие жрецы еще узнают, как похищать у землянина невесту!

Полу захотелось задать ему вопрос, но у него не было желания кричать. Браммонд вновь превратился в статую, смотрящую вниз, на освещенные фонарями башни Туктубима. Полу, разумеется, хотелось вновь отыскать крылатую женщину, но вряд ли именно таким способом.

– Харли уже закусил удила, – сказал ему профессор Бэгуолтер. – И спорить с ним бессмысленно. Однако не бойтесь – пусть он безумен, как мартовский заяц, но если кому по силам справиться с такой задачей, то именно ему.

Корабль резко пошел вниз, его бронзовые заклепки заскрипели. Пол ухватился за борт, сохраняя равновесие, потом придержал Гэлли, чтобы тот не вывалился за борт. Глаза мальчика были широко раскрыты, но больше от возбуждения, чем от страха.

Угол снижения стал более пологим, и все равно корабль шел вниз так круто, что Пол мог стоять, лишь вцепившись в борт. Тем не менее Харли Браммонд бросил штурвал и, хватаясь руками за борт, добрался до большой металлической рукоятки за кабиной и дернул ее. Все фонари на корабле – на носу, на парусиновых крыльях и вдоль корпуса – внезапно погасли. Корабль продолжал снижаться.

Справа по борту внезапно промелькнула верхушка башни. Еще одна промчалась совсем рядом с Полом – как близко, что он мог бы ее коснуться. Третья выросла рядом с первой. Охваченный ужасом, Пол взглянул вперед. Корабль летел прямо на лес игольно-острых минаретов.

– Господи! – Пол рывком притянул к себе Гэлли, хотя и знал, что никак не сможет защитить мальчика. – Да мы сейчас…

Корабль внезапно встал на ровный киль, отчего Пол и остальные попадали на палубу, и секунду спустя резко замер, зависнув в воздухе среди остроконечных крыш. Браммонд вернулся к штурвалу.

– Извиняюсь за рывки, – проревел он, – но надо было погасить фонари! Мы им устроим сюрприз.

Пока Пол помогал Гэлли встать, Браммонд сбросил за борт веревочную лестницу, а когда та с шуршанием развернулась в темноте, выпрямился с довольной улыбкой.

– Превосходно. Мы как раз над императорскими садами, как я и рассчитывал. Здесь они нас не ждут. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как мы вернемся с твоей прекрасной дамой, старина Джонас.

Профессор Бэгуолтер все еще ползал по палубе, отыскивая свалившиеся очки.

– Знаешь, Харли, – заметил он, – на мой взгляд, ты немного перестарался с внезапностью. Разве мы не могли прилететь сюда несколько более плавно?

Браммонд дружелюбно покачал головой:

– Бэгс, старая ты перечница! Ты ведь знаешь мой девиз: «Мчись как ветер, бей как молния!». Мы ведь не собираемся подарить этим вонючим жрецам шанс спрятать нашу добычу, верно? Ладно, за дело. Джонас, ты, разумеется, идешь со мной. Бэгс, я знаю, что и ты хотел бы немного размяться, но тебе, пожалуй, лучше остаться на корабле и быть готовым к взлету. Кстати, надо же кому-нибудь присматривать за парнишкой.

– Я хочу с вами!

– Нет, это против моих правил, – покачал головой Браммонд. – Ну, что скажешь, Бэгс? Знаю, тебе будет нелегко согласиться, но сегодня, пожалуй, придется обойтись без приключений.

Похоже, профессор не очень огорчился. Более того, Полу показалось, что он благодарен за такое предложение.

– Раз ты считаешь, что так будет лучше, Харли…

– Значит, решено. Сейчас только надену старушку Бетси… – Браммонд откинул крышку стоящего возле штурвала сундука и достал кавалерийскую саблю в ножнах, которую тут же прицепил к поясу, потом повернулся к Полу: – А ты, приятель? Какое оружие выбираешь? Могу одолжить парочку пистолетов, но ты должен пообещать, что не станешь стрелять, пока я не разрешу.

Браммонд извлек из сундука пару архаичных, на взгляд Пола, пистолетов и заглянул им в стволы.

– Хорошо. Оба заряжены. – Он протянул их Полу, тот заткнул пистолеты за пояс. – В конце концов, незачем жрецам раньше времени знать, что мы идем к ним в гости, верно? – Браммонд все еще рылся в сундуке. – Значит, тебе нужно и что-то для начала. Так, входной билетик.

Он выпрямился, держа обильно покрытое орнаментом оружие длиной в две трети роста Пола – наполовину топор, наполовину копье.

– Держи. Это вонарианский салжак. На удивление хорош для ближнего боя и вполне подходящее оружие, поскольку твоя невеста тоже одна из них. В смысле, из вонариан.

Пока Пол разглядывал странное оружие, Браммонд протопал к борту и перекинул через него ногу.

– Пошли, старина. Пора.

Ощущая себя почти беспомощным, словно он пребывал в чьем-то сне, Пол перебрался через борт следом за Браммондом.

– Будь осторожен, – сказал Гэлли, но Полу показалось, что мальчик наслаждается близостью смертельной опасности больше, чем ему следовало бы.

– И постарайтесь сдерживать Харли, чтобы он не создал межпланетный инцидент, – добавил Бэгуолтер.

Оказалось, что спускаться по веревочной лестнице, держа в одной руке салжак, нелегко. В сотне футов под кораблем – и все еще на полпути к земле – Браммонд остановился, нетерпеливо поджидая Пола.

– Сдается мне, старина, что ты думаешь, будто мы идем спасать вовсе не твою возлюбленную. При таком темпе мы утратим всякий элемент внезапности.

– Я… не очень-то привычен к подобным упражнениям, – выдавил Пол, вцепившись влажной ладонью свободной руки в перекладину лестницы.

– Давай его сюда. – Браммонд взял у Пола салжак и стал спускаться дальше.

Теперь, когда Полу полегчало, он впервые огляделся. Их уже окружали не башни, а деревья странной формы. Сад тянулся на большое расстояние во все стороны; теплую марсианскую ночь наполнял запах растений.

Густая зелень и тишина что-то пробудили в его воспоминаниях. «Растения…» Он упорно вспоминал нечто, казалось, очень важное. «Лес, окруженный стенами…»

Браммонд снова остановился, теперь уже внизу, на расстоянии короткого прыжка до земли. Пол замешкался. Какие бы воспоминания ни пробудили в нем императорские сады, они скользнули обратно в глубины памяти, смененные более насущными заботами.

– Ты сказал, что здесь они нас не ждут, но я сегодня видел много воздушных кораблей. Почему же наш застанет их врасплох?

Его спутник вынул саблю из ножен и легко спрыгнул на землю. Огромные красные цветки покачивались на ветерке, которого Пол не ощущал. У некоторых деревьев имелись шипы длиной с человеческую руку, с других свисали цветки, напоминающие влажные голодные рты. Пол вздрогнул и спрыгнул.

– Вообще-то, из-за вормаргов, – заговорщически прошептал Браммонд и протянул ему салжак; Полу пришлось уклониться, избегая бритвенно-острого лезвия. – Их все до смерти боятся. – Он быстрым шагом двинулся вперед. Пол заторопился следом.

– Вормаргов? А кто это такие?

– Марсианские зверюги. Кое-кто называет их «змееобезьянами». Уродливые такие сволочи…

У Пола оказалось всего полсекунды на осознание его слов, потому что с дерева на дорожку перед ним свалилось нечто огромное, лохматое и вонючее.

– Помянешь черта… – пробормотал Браммонд и замахнулся на зверя саблей.

Существо зарычало и попятилось – Пол успел заметить раскосые желтые глаза и полную изогнутых клыков пасть, – и тут с соседнего дерева свалились еще два. Пол сумел лишь вовремя поднять вонарианский топор, отражая направленный в лицо выпад лапы с длинными когтями, но удар все равно ослабил хватку пальцев на рукояти и едва не опрокинул его.

– Не гони их в сторону дворца! – крикнул Браммонд. Он отбивался от двух вормаргов одновременно, и его мелькающая сабля стала в лунном свете почти невидимой. – Удерживай их здесь, в темной части сада.

Если бы Пол мог отогнать их, куда угодно, он сделал бы это с радостью, но сейчас главной его задачей было остаться в живых. Казалось, у волосатого существа перед ним руки длиной с кучерский бич; даже отражение направленных в лицо и живот ударов отнимало у Пола все его силу и прыть. Он вспомнил о пистолетах, но понял, что не успеет вытащить их раньше, чем ядовитые клыки вопьются ему в шею.

Даже Браммонду теперь было трудно говорить. Краем глаза Пол заметил что-то упавшее и на жуткое мгновение решил было, что это его товарищ, но тут же услышал его довольное восклицание – одна из зверюг упала и больше не поднялась. Но второй вормарг, казалось, мог запросто сдерживать Браммонда, пока его приятель приканчивает Пола.

Пол шагнул назад, споткнулся о древесный корень и едва не упал. Пока он восстанавливал равновесие, противник бросился на него. Охваченный отчаянием, Пол швырнул салжак в лицо змееобезьяны. Оружие не было предназначено для метания; оно крутанулось в воздухе, сильно ударило существо, но не причинило ему почти никакого вреда. Воспользовавшись мгновенным замешательством врага, Пол выхватил из-за пояса пистолет, приблизил насколько мог ствол к морде вормарга и спустил курок. Невероятно долгое мгновение ничего не происходило, потом пистолет дернулся и с грохотом выплеснул из ствола пламя. Вормарг сел. Выше плеч у него не осталось ничего, кроме крови и ошметков опаленной плоти и меха.

– Ради всего святого, старина, что ты наделал?! – раздраженно воскликнул Браммонд, упираясь ногой в грудь второго убитого вормарга и силясь вытащить саблю из его брюха. – Я ведь просил без моего разрешения не стрелять.

Пол все еще не мог отдышаться после схватки, и ему было не до споров.

– Так вот, если поблизости есть и другие такие красавцы, то они сейчас сбегутся сюда как мухи на мед… не говоря уже о том, что ты наверняка разбудил Ониксовую стражу Соомбара. Так что нам теперь надо поскорей добраться до императорской резиденции и сделать что можно в столь скверной ситуации. Должен сказать, ты меня разочаровал, Джонас. – Браммонд вытер саблю о лист размером с чайный поднос и быстрым движением сунул ее в ножны. – Пошли. – Он повернулся и двинулся через заросли.

Пол подобрал салжак и побрел следом. Разряженный пистолет он сунул за пояс, а второй вытащил и держал наготове. Поди догадайся, в какую очередную смертельную ловушку может завести его этот идиот.

Браммонд мчался сквозь чащу императорского сада так, словно делал это всю жизнь, а Пол изо всех сил старался не отставать. Очень скоро они достигли каменной стены высотой в десятки футов. Ярдах в двух от земли в ней оказалось окно. Браммонд подпрыгнул, ухватился за подоконник и, подтянувшись, забрался наверх. Потом протянул руку и втащил за собой Пола.

Помещение, где они очутились, было пустым, если не считать сложенных в углу каменных урн, и освещалось единственной свечой, теплившейся в алькове. Браммонд спрыгнул с подоконника, бесшумно подошел к дальней двери, прислушался и вывел Пола в ярко освещенный факелами коридор.

Он также был пуст, но доносящиеся из одного его конца звуки – резкие голоса и бряцание оружия – свидетельствовали о том, что вскоре ситация изменится. Браммонд сорвал со стены факел и поднес его к краю покрывающего всю стену коридора гобелену, на котором виднелся бесконечный и невыразительный ряд изображений звероголовых людей за работой и отдыхом. Пламя пробежало по нижней кромке гобелена и полезло вверх.

– Пошли. – Браммонд схватил Пола за руку и потащил за собой. – Это ненадолго задержит Ониксовую стражу. Быстрый рывок, и мы будем в храмовом дворе!

Кусочки горящего гобелена уже падали на пол, где начал тлеть ковер. Языки пламени лизали массивные потолочные балки. Помещение стало наполняться дымом.

В дверных проемах длинного коридора, по которому Пол бежал следом за Харли Браммондом, начали появляться талторы – остальные, похоже, спали. При свете факелов было трудно отличить землян от зеленокожих улламарцев: некоторые обитатели дворца забрасывали их тревожными вопросами, полагая – куда более справедливо, чем им думалось, – что двое бегущих имеют отношение к возникшему переполоху.

Но не все были столь пассивны. Огромный воин-талтор – судя по его черной ливрее, из тех самых Ониксовых стражников, которых упоминал Браммонд, – вышел из бокового коридора и преградил им путь. Напарник Пола, проявив поразительное хладнокровие, угостил воина быстрым апперкотом; Пол, бежавший в нескольких шагах позади, был вынужден перепрыгнуть через рухнувшего охранника.

«Все это словно происходит в старинном фильме, – подумал он, – в мелодраме типа „Арабских ночей“». Эта мысль мгновенно открыла у него в голове целую кладовую воспоминаний, набитую бесчисленными предметами, названиями и идеями, словно кто-то широко распахнул дверь в большую библиотеку. Но тут он поскользнулся на полированном полу и едва не ударился головой о каменные плитки. К тому моменту, когда он вновь выпрямился и бросился догонять Браммонда, новые воспоминания опять окутал туман. Зато теперь Пол знал, что этот туман что-то скрывает и мысленная завеса была в его голове не всегда. Он ощутил прилив надежды.

Браммонд резко остановился перед высокой аркой с запертой массивной дверью.

– Добрались, – сказал он. Звуки погони и голоса перепуганных обитателей дворца слились за их спинами во все нарастающий шум. – Не верь ничему, что там увидишь, и не теряй головы! И никого не убивай! У жрецов Соомбара дьявольски долгая память!

Не дожидаясь ответа, он ударил в дверь плечом. Она брякнула в петлях, но не открылась. Браммонд отошел на шаг и лягнул ее. Дверь дрогнула и рухнула внутрь с выбитым засовом.

Несколько фигур в белых одеяниях, явно прибежавшие на шум, стояли у самого порога. Браммонд расшвырял их, как кегли. Когда Пол шагнул в проем, перед ним очутился еще один жрец, выскочивший сбоку. Пол оглушил его рукояткой салжака.

– Теперь и ты вошел во вкус! – крикнул Браммонд. – Двигаемся к внутреннему святилищу.

Они помчались по другому длинному коридору, уставленному огромными статуями таких же звероголовых существ, что и на гобеленах, вышибли еще одну дверь – на сей раз просто церемониальный экран, – и их окатило волной горячего туманного воздуха. Они очутились в огромном помещении, центр которого занимал окутанный паром орнаментированный бассейн. Несколько жрецов в золотых звериных масках при их внезапном появлении испуганно подняли головы.

Браммонд помчался вдоль края бассейна, задержавшись лишь, чтобы сбросить в воду одного из жрецов в маске. От всплеска упавшего тела туман ненадолго рассеялся, и Пол на секунду ясно увидел дальний конец помещения. Там, на каменной скамье, сидела крылатая женщина, обессиленно свесив голову. Густые темные волосы скрывали ее лицо почти целиком – но это была она. Увидев ее в таком состоянии, Пол ужаснулся. Ради ее спасения он согласился на столь безумное приключение… но неужели опоздал?

Он бросился вперед. Из тумана, зашипев, вынырнули два жреца, размахивая длинными тонкими кинжалами. Пол поднял перед собой салжак, свалил обоих и, наступив на одного, кинулся дальше. Браммонд уже орудовал саблей на противоположном краю бассейна, удерживая на расстоянии трех нападающих жрецов. Пол нырнул под наносящую удар руку с кинжалом, сбил ударом кулака другого жреца и двумя прыжками достиг каменной скамьи. Протянув руку, он приподнял голову женщины. Ее бледно-голубая кожа была теплой, глаза полуоткрыты. Ее опоили какими-то наркотиками, но она была жива. Пола охватила безумная радость, чувство столь же непривычное, сколь мощное. Он отыскал того, кто для него что-то значил и, возможно, знал, кто он такой и откуда.

– О, Джонас, да чего ты ждешь? Мне что, всю ночь с этими зеленокожими рубиться?

Пол наклонился, собираясь поднять женщину, но обнаружил, что ее руки прикованы к скамье. Браммонд еще удерживал троих жрецов на кончике сабли, но другие уже бежали к двери – несомненно, за стражниками. Пол уложил женщину на скамью, вытянул ее руки над головой, тщательно прицелился и сильно рубанул салжаком по цепи. Звенья полетели в стороны, как попкорн. Он поднял ее и, стараясь не помять нежные крылья, взвалил на плечо.

– Я ее освободил!

– Тогда беги, и быстрее!

Пол, слегка пошатываясь, побежал к выходу мимо бассейна. Женщина весила немного – и вообще казалась поразительно легкой, – но Пол сильно устал, а руку оттягивал салжак. Секунду подумав, он бросил оружие и обхватил драгоценную ношу обеими руками.

Они встретились с Браммондом у дальнего конца бассейна и бросились к двери. Спасатели сделали всего несколько шагов, когда путь им преградил еще один жрец, на сей раз в черном одеянии; на нем была безликая золотая маска – просто диск с отверстиями для глаз. Жрец поднял жезл, и воздух точно загустел. Секунду спустя перед ними, полностью загораживая выход, появилось огромное животное, похожее на паука. Пол в ужасе попятился.

– Беги на него! – крикнул Браммонд. Пол, ничего не поняв, бросил на него отчаянный взгляд. – Я сказал, беги на него! Он не настоящий! – Когда Пол и после этого не шелохнулся, Браммонд с досадой покачал головой и прыгнул вперед.

Паук обрушился на него, намереваясь стиснуть его щелкающими челюстями, но мгновение спустя растаял, как пронзенная солнечными лучами тень. На его месте Пол увидел лежащее тело черного жреца, которого Браммонд оглушил рукояткой сабли.

– Нам не выбраться тем путем, каким мы сюда пришли, – сказал Браммонд, – но думаю, где-то здесь имеется выход на крышу.

Все еще ошеломленный, но полный решимости спасти вонарианку, Пол побрел вслед за Браммондом. Тот повел его по изогнутым боковым коридорам храма, выдернув на ходу факел из стены, и вскоре освещенные главные коридоры остались позади. Пол поражался, с какой легкостью Браммонд находил дорогу в лабиринте темных проходов. Путешествие продолжалось всего несколько минут, но показалось куда более долгим. Пола опять охватило чувство, будто он живет в чьем-то сне, и лишь гибкое тепло лежащего на плече тела возвращало его к реальности.

Наконец Браммонд отыскал лестницу. Когда они выбрались на крышу, Пол уже шатался от усталости. Они стояли под двумя лунами, которые Пол не чаял снова увидеть.

– Ну конечно, проклятая невезуха… ведь Бэгс ждет нас над садом, – сказал Браммонд. – И если только мне не мерещится, стражники будут здесь с минуты на минуту.

Пол тоже слышал на лестнице приближающиеся и сердитые солдатские голоса. Браммонд изо всех сил швырнул вверх факел – тот высоко взлетел и кометой упал на крышу.

– А теперь остается только надеяться, что Бэгс не зевал. Положи-ка ее и помоги мне удержать дверь.

Пол нежно опустил крылатую женщину на крышу – она что-то пробормотала, но не проснулась – и присоединил остатки своих сил к усилиям Браммонда. Дверь уже с воплями толкали снизу. В один миг ее чуть было не выдавили наружу, но Пол и Браммонд уперлись ногами и медленно ее закрыли.

– Харли! – послышалось сверху. – Это ты?

– Бэгс! – радостно заорал Браммонд. – Старина Бэгс! Бросай нам лестницу! Мы тут немного застряли.

– Она уже внизу! В центре крыши!

– Теперь как можно быстрее поднимай наверх свою даму сердца, пока я держу дверь. – Браммонд говорил спокойно, словно заказывал портвейн в клубе «Арес». – Может, Бэгс тебе поможет.

Пол торопливо поднял вонарианку, поднес ее к лестнице и начал медленно, ступенька за ступенькой, подниматься, стараясь не сорваться.

– Я не смогу долго их сдерживать! – гаркнул Браммонд. – Бэгс, отчаливай!

– Только с тобой, Харли!

– Да я иду, черт подери! Отчаливай, кому говорят!

Пол, успевший подняться над крышей всего на два-три десятка футов, вцепился в лестницу, почувствовав, что корабль начал подъем. Нижний край лестницы повис в воздухе. Браммонд нанес двери прощальный пинок, развернулся и помчался к быстро поднимающейся лестнице. Дверь распахнулась, на крышу выскочили разъяренные стражники. Конец лестницы был уже настолько высоко, что сердце Пола сжалось: они обрекли на смерть Браммонда, который, хоть и был безумцем, рисковал жизнью ради него. Но Харли Браммонд разбежался, сделал два огромных прыжка, взвился в воздух так высоко, что Пол едва поверил глазам, и ухватился за нижнюю ступеньку лестницы. Ухмыляясь, он повис на вытянутых руках, поглядывая, как внизу быстро уменьшаются фигурки вопящих стражников Соомбара.

– Ну что, старина, – крикнул он Полу, – веселый оказался вечерок, правда?


Таинственная женщина спала на постели в капитанской каюте, и ее крылья, даже сложенные, почти касались стен.

– Пойдемте, мистер Джонас. – Профессор Бэгуолтер похлопал Пола по плечу. – Вам тоже не помешает немного заботы – ведь вы ничего не ели с тех пор, как оказались у нас.

Пол просидел рядом со спасенной почти всю ночь, не желая уходить из страха, что она может проснуться в незнакомом месте и испугаться, но снадобья, какими опоили ее жрецы, оказались сильными, и теперь было ясно, что она она проспит всю дорогу до лагеря экспедиции. Пол прошел следом за профессором в кухоньку воздушного корабля, где его ждал ужин из холодного мяса, сыра и хлеба. Он взял его из вежливости, потому что почти не ощущал голода, потом побрел на корму, где Браммонд уже в третий или четвертый раз рассказывал Гэлли об их приключениях. Впрочем, история эта стоила неоднократного повтора, и Пол не мог не признать, что Браммонд не преувеличивал своей роли.

– Как себя чувствует твоя возлюбленная? – поинтересовался Браммонд, прервав рассказ о битве с вормаргами. Услышав, что она еще спит, он снова стал демонстрировать Гэлли удары воображаемой саблей.

Пол побрел по палубе – ему хотелось тишины. Потом остановился у борта и, рассеянно перебирая еду на тарелке, стал разглядывать две луны, медленно ползущие по небу над мчащимся кораблем, – ни одна из них не была четко симметричной.

– Неплохое суденышко, верно? – спросил профессор, присоединившись к нему. – Я рад, что мы его не повредили. И хоть одолжил его Браммонд, объясняться с владельцем пришлось бы мне. Такова жизнь. – Он улыбнулся.

– Вы давно с ним путешествуете?

– Периодически уже много лет. Человек он отличный, и если вам хочется приключений, то здесь с Харли Браммондом не сравнится никто.

– В этом я уверен.

Пол взглянул вниз. Под ними извивалась темная полоса Великого канала, поблескивая здесь и там огоньками поселений, а порой, когда они пролетали над городами побольше, даже окаймленная искрящейся россыпью огней.

– Это Ал-Грашин, – пояснил Бэгуолтер, когда они пролетали над огромным городом. Даже мчась на большой высоте, корабль летел над его территорией довольно долго. – Центр торговли клыками туртука – это что-то вроде слоновой кости. Величественный город, уступает лишь Туктубиму. Впрочем, есть еще и Ноалва. Жителей в ней, может, и побольше, но я всегда считал Ноалву немного мрачной.

Пол изумленно покачал головой. Люди так много всего знали – и сколько на свете есть такого, о чем можно знать! – а он, если не считать краткого момента просветления во дворце Соомбара, не знает почти ничего. Он одинок. У него нет дома – и он даже не в силах вспомнить, был ли он у него когда-нибудь.

Пол закрыл глаза. Бесчисленные звезды, рассыпанные по черному небу, словно подсмеивались над его безнадежным одиночеством. Охваченный отчаянием, он стиснул борт корабля и на мгновение едва не поддался искушению кинуться вниз головой и покончить разом со всеми проблемами.

«Но женщина… она мне что-нибудь расскажет». Ее взгляд, ее ясные черные глаза вселяли в него некое утешение…

– Похоже, вы чем-то встревожены, старина, – сказал Бэгуолтер.

Вздрогнув, Пол открыл глаза.

– Я… я так хочу все вспомнить.

– А-а…. – Профессор снова разглядывал его с тревожащей Пола проницательностью. – Ваша раненая голова… Позвольте мне осмотреть вас, когда мы доберемся до лагеря. Я имею медицинское образование и даже некоторый опыт в лечении местных жителей…

– Если вы полагаете, что сможете помочь… – Предложение профессора не очень понравилось Полу, но ему не хотелось быть грубым с человеком, который ему так помог.

– К тому же я намереваюсь задать вам несколько вопросов. Если вы не возражаете, конечно. Видите ли, меня… должен признать, весьма озадачила ваша ситуация. Надеюсь, я не покажусь вам грубым, но похоже, ваше место не здесь.

Пол поднял на профессора глаза, охваченный смутным, но навязчивым чувством тревоги. Похоже, профессор говорил очень серьезно.

– Не здесь? Я и сам не знаю, где мое место и существует ли оно.

– Я не это имел в виду. Я неудачно выразился.

Профессор не успел перефразировать вопрос, потому что над их головами пронеслось блестящее нечто, а следом за ним – еще три. Затем светящиеся и внешне почти бесформенные существа развернулись и промчались на большой скорости мимо корабля.

– Что это? Или кто?

– Не знаю. – Бэгуолтер протер очки, нацепил их на нос и, прищурившись, вгляделся в размазанные движением пятнышки света, нырявшие и мелькавшие в воздухе подобно плывущим за морским кораблем дельфинам. – Таких существ или феноменов я на Марсе никогда не видел.

– Хо! – крикнул из-за штурвала Браммонд. – Нас преследуют какие-то огромные светлячки. Дайте мне кто-нибудь ружье!

– Ну, вот, – вздохнул профессор Бэгуолтер. – Сами теперь видите, что науке приходится нелегко, когда рядом Харли.

Странные светящиеся объекты следовали за кораблем почти час, а потом исчезли столь же внезапно и необъяснимо, как и появились. К моменту их исчезновения Бэгуолтер, похоже, забыл о вопросах, которые собирался задать. Пол не огорчился.


Когда корабль наконец-то начал снижаться, на горизонте уже тлел рассвет. Они уже давно пролетели над последним крупным поселением, и в этой бесплодной красной пустыне Пол не видел никаких признаков гуманоидной жизни. Гэлли, спавший на коленях у Пола, проснулся и подошел к борту.

Корабль выровнялся и полетел параллельно длинной гряде изрезанных ветрами холмов. Сбросив скорость, он протиснулся в промежуток между холмами и стал еще медленнее спускаться. Пол впервые смог разглядеть детали ландшафта, редкие желтые деревья с ветками-палками, и лохматые красноватые растения, похожие на высокие столбики дыма.

– Смотри! – показал Гэлли. – Это, наверное, и есть лагерь!

В долине рядом с сухой лощиной тесным кругом стояли шесть палаток, возле них примостился воздушный корабль – еще крупнее того, на котором они прилетели.

– Это моя «Умеренность»! – крикнул Браммонд. – Лучший корабль на Улламаре.

Группа нимборов, копавших землю в центре лощины, уставилась на приближающийся корабль. Один из них побежал к палаткам.

Браммонд посадил корабль возле «Умеренности», с ловкостью опытного кормчего остановив его на высоте чуть больше человеческого роста, а затем перышком опустив на землю. Спустившись с капитанского мостика, он спрыгнул за борт, подняв облачко красной пыли, и побежал к палаткам. Пол, Бэгуолтер и Гэлли сошли с корабля не столь проворно.

Нимборы, бросив раскопки, окружили вновь прибывших, не выпуская из рук лопат. Их глаза обшаривали путников, а рты приоткрылись, словно их обладателям не хватало воздуха. Туземцев снедало откровенное любопытство, но то было любопытство, вызванное скорее скукой, чем реальным интересом. Пол решил, что они куда больше смахивают на животных, чем Клуру и его соседи-рыбаки.

– А вот и мы! – Голос Браммонда эхом отразился от темно-красных камней. Он вышел из большой палатки, обнимая за талию высокую красивую женщину в белой накрахмаленной блузке и длинной юбке. Даже солнцезащитный шлем на ее голове выглядел весьма формальным и стильным. – Это Джоанна, моя невеста – и дочь Бэгса, разумеется. Его единственное по-настоящему достойное создание.

– Добро пожаловать в наш лагерь. – Джоанна улыбнулась Полу и пожала ему руку. Когда она увидела Гэлли, ее глаза засияли. – О! Это и есть наш малютка? Но ты уже не ребенок, ты почти взрослый! Как я рада нашей встрече. Кажется, у меня еще остались имбирные пряники, но это надо проверить. – Когда она повернулась к Полу, щеки Гэлли пылали от смущения. – Однако сперва нам надо позаботиться о вашей невесте. Я слышала, что жрецы Соомбара ужасно с ней обращались.

Пол не стал возражать против слова «невеста»; если Джоанна такая же по характеру, как и ее суженый, спорить с ней бесполезно.

– Да. Надеюсь, Харли поможет мне перенести ее с корабля.

– Разумеется, поможет. А я пока накрою стол для утреннего чая на веранде – мы называем это верандой, но на самом деле там лишь полотняный навес возле палатки для защиты от жгучего марсианского солнца. – Она снова улыбнулась, потом шагнула вперед и поцеловала профессора в щеку. – А с тобой я даже словечком еще не перемолвилась, дорогой отец! Ах, какая невнимательная дочь! Надеюсь, ты не ранен после ваших с Харли приключений?


Джоанна правила лагерем с почти пугающей оперативностью. Всего через несколько минут после прибытия путешественников она велела перенести вонарианку в палатку и уложить ее в постель, распорядилась, чтобы прибывшим подготовили место для умывания и воду, а затем представила Пола и Гэлли двум другим членам экспедиции – талтору-картографу по имени Ксааро и невысокому толстому землянину по фамилии Крамли, руководившему землекопами-нимборами, после чего увела Гэлли на кухню, попросив помочь ей приготовить завтрак.

Избавившись от своего подопечного, Пол вернулся к крылатой женщине. Он сидел на полу палатки возле ее ложа и заново изумлялся тому мощному воздействию, которое оказывало на него ее присутствие.

Ее ресницы затрепетали, и Пол ощутил в груди ответный трепет. Секунду спустя ее веки медленно поднялись. Долгое мгновение она бесстрастно разглядывала потолок палатки, потом на ее лице отразилась тревога, и она попыталась сесть.

– Вы в безопасности. – Пол приблизился и опустил ладонь на ее запястье, восхитившись прохладной шелковистостью ее кожи. – Вас спасли от жрецов.

Она перевела на него огромные глаза, настороженная, как плененное животное.

– Ты. Я видела тебя на острове.

Как и все связанное с ней, ее голос задел в нем некую зазвучавшую струну. У Пола на секунду закружилась голова. Он знает ее – или знал! Другого объяснения быть не может.

– Да, – сказал он, переведя дыхание. Он обнаружил, что ему трудно говорить. – Да, я видел вас там. Я знал вас, но с моей памятью что-то произошло. Кто вы? Вы знаете меня?

Она долго смотрела на него молча.

– Не могу сказать. Есть в тебе что-то… – Она покачала головой, и ее напряженность впервые ослабела, сменившись неуверенностью. – Мое имя Ваала. Но где я могла видеть тебя прежде, до острова? Ты бывал на Вонаре, моей родной планете? Ведь я никогда не покидала ее, пока меня не избрали «подарком» Соомбару.

– Не знаю. Проклятье, я ничего не знаю! – Пол в отчаянии ударил себя по колену. От внезапного звука Ваала встрепенулась; ее крылья расправились, шурша по стенкам палатки. – Я знаю только свое имя – Пол Джонас. А откуда я и где побывал… нет. Но надеялся, что вы мне это скажете.

Она не сводила с него черных глаз.

– Полджонас. Странное имя для моих ушей, но когда ты его произносишь, я что-то ощущаю. – Она сложила крылья и улеглась. – Но мне сейчас больно думать. Я устала.

– Тогда спите. – Он взял ее прохладную руку. Женщина не сопротивлялась. – Я останусь с вами. Сейчас вы в безопасности.

Она медленно, словно уставший ребенок, покачала головой.

– Нет, это не так. Но почему, я не могу сказать. – Она зевнула. – Как много в нас обоих странных идей, Полджонас! – Черные глаза закрылись. – Не могло ли это быть… – сонно пробормотала она. – Кажется, я припоминаю место, где было много листьев, деревьев и растений. Но оно мне видится, как в старом сне.

Пол тоже вспомнил это место, и его пульс зачастил.

– Да?

– Это все. Не знаю, что это означает. Быть может, то место я видела в детстве. Быть может, мы познакомились, когда были детьми…

Дыхание ее стало медленнее, и через несколько секунд она заснула. Пол не выпускал ее руки, пока не пришла Джоанна и не позвала его завтракать.


Он возвращался в палатку Ваалы, держа кружку с чаем и горку смазанных маслом лепешек, когда его перехватил профессор Бэгуолтер.

– А, вот вы где. Я надеялся застать вас одного – такие разговоры за завтраком не ведут, если вы меня понимаете.

– А в чем дело?

Бэгуолтер снял очки и нервно их протер.

– Я хотел задать вам вопрос. Он… полагаю, его можно счесть неприличным.

Пол внезапно ощутил горячее марсианское солнце. По шее потекли струйки пота.

– Спрашивайте, – выдавил он наконец.

– Я все гадал… – Бэгуолтер был откровенно смущен. – Черт, такое никак не спросишь вежливо… Вы гражданин?

Вопрос застал Пола врасплох. Он и сам не знал, чего именно опасался, но только не этого.

– Не понимаю.

– Гражданин. Вы гражданин или марионетка? – хрипло прошептал Бэгуолтер, словно его заставили произнести вслух непристойность.

– Я… не знаю, кто я такой. И понятия не имею, что означают эти слова. Гражданин? Или… что?

Профессор напряженно всмотрелся в его лицо, потом вынул из кармана платок и вытер лоб.

– Возможно, здесь не разрешается задавать такие вопросы. Должен признаться, прежде я никого об этом не спрашивал. А может, мой английский не настолько хорош, как я полагал, и вы меня не смогли понять. – Он огляделся. К ним направлялся талтор Ксааро, но он был еще далеко. – Я имею честь быть гостем господина Джун Бяо, очень важной персоны – он самый влиятельный человек в «Нью чайна энтерпрайз». Возможно, вы о нем слышали? Он близкий друг и коллега господина Жонглера, создавшего эту симуляцию, поэтому мне и разрешили здесь находиться.

Пол покачал головой. Он ничего не понял – или почти ничего: последнее имя вызвало у него слабый отклик, словно словечко из колыбельной, которую он не слышал с детства.

Профессор, внимательно за ним наблюдавший, щелкнул языком и произнес с печальной покорностью:

– Я подумал… раз вы мне показались каким-то чужим… я не хотел вас обидеть, но здесь так мало граждан. Нескольких я встречал в клубе «Арес», но они были по большей части искателями приключений. Я также опасался, что вы тайком подсмеиваетесь над моим английским. Возможно, в этом нет ничего удивительного – когда-то я говорил на нем вполне свободно, но не пользовался им с тех пор, как учился в Норвичском университете. В любом случае, я надеялся поговорить с кем-то реальным. Я в этой симуляции уже месяц, а иногда становится так одиноко…

Пол шагнул назад, изумленный и в немалой степени напуганный. Профессор нес какую-то чушь, но все равно создавалось впечатление, что для него это имеет смысл.

– Профессор! – Картограф подошел совсем близко. Его желтовато-зеленая кожа блестела от пота. Похоже, такой климат он переносил хуже, чем рабочие-нимборы. – Любезный господин, простите, что прерываю ваш разговор, но вас просят к радиофону.

Бэгуолтер обернулся к нему, не скрывая раздражения:

– Кто это, ради всего святого? Кто меня вызывает?

– Телларианское посольство в Туктубиме.

– Придется идти, – сказал профессор Полу. – Послушайте, старина, если я чем-то вас обидел, то непреднамеренно. Прошу вас, забудьте наш разговор. – Он пытался поймать взгляд Пола, словно что-то в нем искал, и на его лице читалась едва ли не мольба. На мгновение Полу показалось, что за маской флегматичного англичанина он видит лицо совершенно другого человека.

Бэгуолтер направился к кругу палаток. Пол проводил его тревожным взглядом.


Когда он вошел, Ваала уже проснулась и сидела на постели, полурасправив крылья. В этих больших пернатых плоскостях, распахнутых по обе стороны ее тела, ощущалось одновременно что-то смущающее и величественно уместное, но Пол был уже по горло сыт полувоспоминаниями. Рассказав историю ее спасения из дворца Соомбара, он дал ей кружку с чаем, успевшим достаточно остыть. Она взяла ее двумя руками, поднесла ко рту и робко отхлебнула.

– Хорошо. – Она улыбнулась, и все внутри Пола сжалось от нежности. – Странно, но мне нравится. Это улламарский напиток?

– Наверное. – Он сел на пол палатки, прислонившись к туго натянутому холсту. – Конечно, я много чего не помню. Так много, что иногда даже не знаю, с чего начинать думать.

Она ответила ему долгим и серьезным взглядом.

– Знаешь, тебе не надо было забирать меня у жрецов. Они рассердятся. Впрочем, они все равно выберут для жертвоприношения другую дочь Вонара.

– А мне все равно. Звучит, может, и ужасно, но это правда. У меня нет никого кроме тебя, Ваала. Ты можешь это понять? Ты моя единственная надежда узнать, кто я и откуда.

– Но как такое может быть? – Ее крылья поднялись, раскрылись, потом снова сложились. – Пока меня не привезли сюда, я никогда не покидала свой мир и за всю свою жизнь видела лишь нескольких теллариан. И уж тебя бы я точно вспомнила.

– Но ведь ты говорила, будто вспомнила что-то – место с растениями, сад или что-то вроде этого. И еще ты сказала, что мое имя тебе кажется знакомым.

Она пожала хрупкими плечиками.

– Странно, и я это признаю.

Пол услышал какой-то непонятный, все нарастающий скрежещущий звук снаружи, но не пожелал отвлекаться.

– Более чем странно. Но если я что-то и знаю наверняка, так это то, что мы с тобой уже встречались. – Он приблизился и взял Ваалу за руку. Она какое-то мгновение сопротивлялась, но потом позволила завладеть ею. Пол ощутил, что уже простой контакт с ней наполняет его силой. – Послушай, профессор Бэгуолтер – он один из тех, кто помогал тебя спасать, – задавал мне очень странные вопросы. Они явно должны были для меня что-то значить, но я ничего не понял. К примеру, он назвал это место симуляцией.

– Симуляцией? Он имел в виду иллюзию, вроде тех фокусов, какие проделывают жрецы Соомбара?

– Не знаю. И еще он называл имена, много имен. К примеру, «Шонглоор». Другое звучало примерно как «Джун Боу»…

Зашуршало полотно у входа в палатку. Обернувшись, Пол увидел Гэлли. Хриплый воющий звук заметно приблизился.

– Пол, иди посмотри! Они уже почти здесь. Какая необыкновенная машина!

Пол был раздражен, но возбуждение мальчика было трудно игнорировать. Когда он повернулся, Ваала сидела, прижавшись к стенке палатки и широко раскрыв черные глаза.

– Что с тобой?

– То имя… – Она подняла руки с длинными пальчиками, словно заслоняясь. – Мне… мне оно не нравится.

– Какое имя?

– Да пошли, Пол! – Гэлли дергал его за рукав. Вой и скрежет теперь были очень громкими, к ним добавился и более низкий шум, который Пол ощущал через песок под полом палатки.

– Я сейчас вернусь, – сказал он Ваале, вышел вслед за Гэлли из палатки и изумленно застыл.

Через долину в сторону лагеря двигалась самая странная из всех машин, какие он видел или мог себе представить, – огромная четырехногая конструкция в сотню футов длиной, очень напоминающая крокодила, сделанного из металлических балок и полированных деревянных панелей. «Голова» была узкой, как нос корабля; «спина», за исключением трех гигантских извергающих пар труб, была покрыта полосатым тентом. Крутились маховики, вверх и вниз ходили поршни, из клапанов со свистом вырывался пар. Механическое чудовище медленно спускалось по склону. На макушке его «головы» Пол с трудом разглядел несколько крошечных фигурок.

– Разве не здорово! – завопил Гэлли, стараясь перекричать грохот и скрежет.

Из-за другой палатки вышел профессор Бэгуолтер и подошел к ним.

– Мне очень жаль, но что поделаешь? – прокричал он. – Они только что звонили по радиофону. Очевидно, это и есть люди из телларианского посольства. Им поручено провести какую-то проверку, пока мы не перебрались работать в другое место. Нечто вроде мелкой пакости, сочиненной мандаринами Соомбара. Валлахи нашего посольства постоянно хотят быть в хороших отношениях с Соомбаром, что обычно означает невезение для всех остальных теллариан.

– А вы не думаете, что это как-то связано со спасением Ваалы? – крикнул Пол, с восхищением наблюдая, как чудовищный механизм, замерший в нескольких десятках ярдах от лагеря, содрогается и плюется паром, как кипящий чайник, сбрасывая давление в котлах. На его боку было изображено золотое солнце, окруженное четырьмя концентрическими кругами – тремя белыми и одним зеленым.

– О, в этом я сильно сомневаюсь, старина. Вы же видели, как медленно движется эта штуковина. Они наверняка отправились в путь несколько дней назад.

Когда бряцание и шипение машины стихли, Пол услышал за спиной шорох крыльев Ваалы. Не оборачиваясь, он протянул назад руку, и секунду спустя их пальцы сомкнулись.

– Что это?

– Кто-то приехал из посольства. Но будет лучше, если они тебя не увидят, – добавил Пол.

Большая механическая «голова» опустилась почти к самой земле. Сбоку в ней распахнулся люк, откуда выдвинулась конструкция из усеянных заклепками металлических пластин, сложившихся в трап. Из люка на ступеньки шагнули две фигуры.

– Пожалуй, мне пора заняться чем-нибудь полезным, – произнес Бэгуолтер и направился к странной машине-крокодилу.

Что-то во внешности спускающихся по трапу людей вызвало у Пола внезапную тревогу. Один из них был высок и угловат; на лице у него что-то поблескивало – похоже, он, как и профессор, носил очки. Второй, только что ступивший на трап, оказался настолько гротескно толст, что, казалось, просто спуститься по ступенькам для него станет трудной задачей. Пол не сводил с парочки глаз, и страх его все нарастал. Было в них нечто зловещее и леденящее мысли.

Рядом простонала Ваала. Когда Пол обернулся к ней, она выдернула свою руку и, пошатываясь, шагнула назад. Ее глаза настолько широко раскрылись от ужаса, что Пол ясно увидел белки вокруг черных зрачков.

– Нет! – Она дрожала, как в лихорадке. – Нет! Я им не позволю снова схватить меня!

Пол протянул к ней руки, но она была уже вне пределов досягаемости. Он бросил взгляд на вновь прибывших, только что добравшихся до подножия трапа. Навстречу им шли Харли Браммонд и Джоанна, профессор отстал всего на несколько шагов.

– Вернись, – позвал он Ваалу. – Я помогу тебе…

Она расправила крылья, отошла от палатки и резко ими взмахнула. Они громко хлопнули в воздухе. Ваала сделала новый взмах, потом еще несколько, и ее ноги оторвались от красного песка.

– Ваала!

Пол бросился к ней, но она поднялась уже футов на шесть и продолжала взлетать. Крылья распростерлись шире, ловя слабый пустынный бриз, и она поднялась еще выше.

– Ваала!

Пол подпрыгнул, бессильно протягивая к ней руки, но она уже была маленькой и далекой – сравнение пришло к нему непонятно откуда: как ангел на вершине рождественской елки.

– Пол, куда она летит? – Похоже, Гэлли воспринял все это как игру.

Ваала быстро приближалась к холмам, ее движения обрели уверенность. Глядя, как она улетает все дальше и дальше, Пол ощущал, что его сердце превращается в камень. Толстяк и худой о чем-то спорили с профессором, почти срываясь на крик. Они излучали жуткую неправильность – даже быстрый взгляд на них теперь наполнял Пола ужасом, который, должно быть, и побудил Ваалу улететь. Пол развернулся и бросился вниз по склону к дальнему краю лагеря.

– Пол! – услышал он приглушенный расстоянием крик Гэлли. Остановившись, Пол побежал обратно к мальчику.

– Беги ко мне! – крикнул он.

Каждый зря потраченный миг казался вечностью. Его прошлое, вся история его жизни быстро уносилась к холмам, а в долине его ждало нечто зловещее. Гэлли смотрел на него, ничего не понимая. Пол принялся отчаянно махать руками. Когда мальчик наконец бросился к нему, Пол развернулся и помчался к стоящим на якорях кораблям.

Он уже забрался на палубу ближайшего, того самого, на котором они прилетели, когда подбежал Гэлли. Пол перегнулся через борт и втащил его на палубу, потом бросился к штурвалу.

– Да что ты делаешь? И куда полетела леди?

Бэгуолтер и остальные наконец заметили, что что-то происходит. Джоанна, прикрыв одной рукой глаза, указывала другой на Ваалу, превратившуюся теперь в бледное пятнышко на фоне голубого неба, но Харли Браммонд уже во весь дух бежал к кораблю. Пол заставил себя вглядеться в панель красного дерева с органами управления. Там было много бронзовых рычажков. Пол щелкнул одним. Где-то внутри корпуса заверещал звонок. Пол ругнулся и щелкнул подряд всеми остальными. Палуба под ногами запульсировала.

– Проклятье, ты что задумал? – заорал Браммонд. Его отделяло от корабля всего два-три десятка ярдов, и Харли быстро сокращал это расстояние крупными тигриными прыжками. Выражение раздраженного удивления на его лице быстро сменилось яростным, и он уже нашаривал на поясе саблю.

Пол крутанул штурвал. Корабль дрогнул и стал подниматься. Браммонд достиг пятачка, где тот стоял, и подпрыгнул, но не дотянулся и упал, подняв облако пыли. К нему уже бежали, размахивая руками, двое прибывших.

– Не будьте дураком, Джонас! – крикнул профессор Бэгуолтер, сложив ладони у рта. – Вам незачем… – Его голос сильно ослабел, потому что корабль резко набрал высоту.

Пол посмотрел вверх. Ваала стала точкой на горизонте, летящей над иззубренной цепочкой холмов.

Лагерь за кормой быстро удалялся. Корабль качнулся и дернулся, откликаясь на попытку Пола расшифровать назначение рычажков управления, потом резко накренился. Гэлли заскользил по полированному полу кокпита, но в последний момент ухватился за ногу Пола. Навалившись на штурвал, Пол сумел более или менее выровнять корабль, но тот шел нестабильно, и его сильно потряхивало в более ветреных небесах над холмами.

Ваала немного приблизилась, и Пол ощутил мгновенное удовлетворение. Они догонят ее и улетят втроем. А вместе они решат все загадки.

– Ваала! – крикнул он, но та была еще слишком далеко и не услышала.

Когда корабль пролетал над вершиной холма, внезапный порыв ветра снова бросил его в сторону. Пол вцепился в штурвал, но корабль клюнул носом. Новый порыв заставил его завертеться, и Пол потерял управление. Гэлли вцепился за его ногу, вопя от ужаса. Пол давил на штурвал, пока его суставы не пронзила боль, но корабль вертело, как падающий лист. Сперва навстречу им бросилась земля, потом они стали падать в небо, затем снова на землю. Пол на мгновение заметил внизу извивающийся темной змеей Великий канал, но тут что-то ударило его по голове, и мир взорвался искрами.


СЕТЕПЕРЕДАЧА/МУЗЫКА: Запрет на «опасные звуки».

(Изображение: молодая женщина в барокамере госпиталя.)

ГОЛОС: После серии травм и одного смертельного случая во время последнего концерта парик-группы «Будешь ли ты меня любить, когда мне вырвут сердце» озабоченные устроители музыкальных фестивалей запретили использование звуковых установок, которые действуют вне диапазона человеческого слуха. Запрет был вызван тем, что американские и европейские страховые компании отказались возмещать ущерб, нанесенный здоровью людей в случаях, когда использовались «опасные звуки».

(Изображение: клип «Твое пылающее лицо стало моим горящим сердцем».)

ГОЛОС: «Будешь ли ты меня любить…» и другие известные парик-группы принимают ответные меры. Они объявили бойкот США и Европе, заявив, что не позволят бюрократам и чиновникам вмешиваться в стиль их артистического самовыражения.

Глава 31 Мрачные тени

Рени не нравилось, когда отец дулся на нее. Но в данный момент она решила не обращать внимания на его капризы.

– Папа, я должна пойти туда. Ради Стивена! Неужели для тебя это неважно?

Длинный Джозеф потер лицо мозолистыми ладонями.

– Конечно, важно, девочка. Ты же не будешь говорить, что я не забочусь о нашем мальчике. Но все эти компьютерные забавы кажутся мне огромной глупостью. Я не понимаю, как ты собираешься вывести брата из комы с помощью какой-то игры.

– Папа, это не игра! – Рени посмотрела на отца. Он изменился, но в чем именно, она не могла понять. – Ты боишься за меня?

Он фыркнул.

– Что? Бояться, что ты ляжешь в ванну, наполненную дурацким желе? Я уже говорил тебе, что об этом думаю.

– Папа, я могу провести там несколько дней – возможно, даже неделю. Ты должен относиться к этому спокойно и с пониманием.

Ее терпение подходило к концу. Зачем она вообще завела разговор на эту тему? Что он ей даст, кроме печали и сердечной боли?

– Да, я боюсь за тебя, – внезапно ответил отец, мрачно уставившись в пол. – Я боюсь за тебя все это время. Ты ведешь себя как малое дитя. Я надрывал пупок, чтобы дать тебе дом и хорошее воспитание. Если ты болела, я оплачивал счета докторов. Мы с мамой сидели у постели и молились о твоем здоровье, когда ты лежала с высокой температурой.

Рени вдруг поняла, что изменилось в отце. Его глаза стали чистыми, а слова – четкими. Военные интенданты, ликвидировавшие эту подземную базу, забрали все, что могли увезти, – в том числе и запасы алкогольных напитков. Позавчера ее отец выпил последнюю банку пива из той упаковки, которую они купили по пути. Немудрено, что у него такое плохое настроение.

– Я знаю, ты много работал, папа. И вот теперь настала моя очередь позаботиться о Стивене. Но прошу тебя, не усложняй мою задачу – она и так сложна.

Он повернулся к ней. Его глаза покраснели от слез. Рот искривился от обиды.

– Я буду паинькой, девочка. Да и что здесь может натворить такой спокойный человек, как я? А ты… Эта штука тебя не погубит? Мне бы не хотелось, чтобы она зажарила твои мозги или сделала какую-нибудь гадость с телом. И потом не говори, что я тебя не предупреждал!

Рени знала, что этими словами он хотел сказать, как сильно любит ее.

– Я постараюсь, чтобы мои мозги остались целыми. Честное слово, папа, постараюсь.


– Эх, хотелось бы мне, чтобы кто-то из нас имел медицинскую подготовку. – Рени с отвращением осмотрела канюлю, прикрепленную к ее руке тонкой латексной мембраной. – Я не доверяю справочникам – особенно военным медицинским.

Джереми пожал плечами, накладывая такое же устройство на тонкую руку Ксаббу.

– Не так уж все и трудно. Однажды моя мать попала в аварию, и у нее была рана, которую требовалось дренировать. Так я справился с этим сам.

– Все будет хорошо, Рени, – сказал Ксаббу. – По-моему, вы учли любую возможность.

– Надеюсь, что так. Но ведь всегда что-то упускаешь из виду.

Она осторожно погрузилась в гель. Как только он покрыл ее, Рени сняла нижнее белье и бросила его через край резервуара. Она сомневалась, что Джереми заинтересуется ее голым телом. А отец, не желая наблюдать за герметизацией саркофагов, ушел на кухню проверять припасы. Тем не менее она смущалась своей наготы в присутствии друзей. Ксаббу, не имея подобных предрассудков, сидел без одежды на краю резервуара и невозмутимо ждал, пока Джереми закончит последние приготовления.

Рени подсоединила трубку к шунту на руке, затем, подавив дрожь от неприятного прикосновения инструментов к телу, закрепила уринальный катетер и толстый фекальный шланг. На щепетильную брезгливость не оставалось времени. Ей приходилось думать о себе как о солдате, уходящем в тыл врага. Она должна была выполнить задание – все остальное стало второстепенным.

В двенадцатый раз проверив пункты регламентного списка, Рени убедилась в том, что все сделано, как надо. Остальные настройки должны были выполнить В-капсула и плазмообразный гель. Она надела маску и подала знак Джереми. Тот подключил подачу кислорода. Почувствовав в подгубнике прохладную струю воздуха, Рени погрузилась в активную жидкость.

Она парила в темноте и невесомости, ожидая, когда Джереми запустит в действие компьютерную систему. Казалось, это длилось целую вечность. Она даже решила, что у Ксаббу возникли какие-то проблемы с оснасткой. А что, если его программная оболочка окажется несовершенной и ей придется отправиться в сеть в одиночку? Осознав глубину своего отчаяния при этой мысли, Рени ужаснулась. Она стала зависимой от Ксаббу, от его потрясающего спокойствия и огромной рассудительности. И как бы ей ни хотелось оставаться свободной, это не меняло факта ее зависимости.

– Рени? – Голос Джереми в наушниках звучал немного странно. – Все нормально?

– У меня – да. Чего мы ждем?

– Ничего. Значит, ты готова? – После долгого молчания она решила, что Джереми прервал разговор. – Удачи тебе, Рени. Узнай, кто сделал это с доктором.

– Мы будем стараться изо всех сил.

Внезапно ее окружило серое пространство – море статического «ничто» без поверхности и дна.

– Ксаббу? Ты меня слышишь?

– Я здесь. Мы не имеем тел, Рени.

– Пока не имеем. Сначала мы должны войти в контакт с Сагаром Сингхом.

Она вызвала операционную систему подземной базы, и перед ней появилась типичная контрольная панель, заполненная обзорными окнами, имитацией кнопок и тумблеров. Рени набрала код информационного канала, который им прислала Мартина. Контрольная панель замигала функциональными сообщениями и вдруг исчезла вместе с серым фоном, словно проглоченная чернотой. Через несколько секунд рядом с ней послышался знакомый голос француженки:

– Рени?

– Да, это я. Ксаббу, ты где?

– Я тоже здесь.

– Мы здесь, Мартина. Почему нет визуальных образов?

Ей ответил хриплый голос Сингха:

– А потому, что у меня не было времени и желания забавлять вас веселыми картинками. Скоро у тебя будет столько образов, что шары на лоб полезут – если, конечно, мы прорвемся в систему.

– Тем не менее вам нужно набрать кое-какие стандарты для ваших образных форм, – сказала Мартина. – Мсье Сингх говорит, что многие узлы этой сети автоматически достраивают симы тех, кто входит в Иноземье, поэтому вы можете выбрать для себя что-нибудь простое и удобное…

– И не слишком приметное, – добавил Сингх.

– Как нам это сделать? В чьей системе мы сейчас находимся?

Мартина промолчала, но из темноты к Рени выплыл светлый голографический куб, снабженный стандартными манипуляторами виртуальной реальности. Она приступила к созданию сима.

– Поторопитесь! – рявкнул Сингх. – Через пятнадцать минут я раскрою окно, и к тому времени вы должны быть уже готовы.

Рени задумалась. Старый хакер полагал, что сеть Иноземья служила игровой площадкой для богатых и влиятельных пользователей ВР. Если она сделает простой и невыразительный сим, он будет привлекать к себе подозрительные взгляды. Значит, ей следовало побаловать себя и создать что-то действительно красивое.

У нее мелькнула мысль о воплощении в образе мужчины. За последние два тысячелетия отношения между полами почти не менялись, и, насколько она знала, большинство мужчин имело о женщинах невысокое мнение. Но, с другой стороны, это было вполне разумной причиной для того, чтобы не претендовать на их самовлюбленный пол. Увидев перед собой довольно среднюю африканку, любой мультимиллионер, запрограммированный на общее мнение, не сочтет ее достойным противником. А недооценка соперника не раз приводила к поражениям. Значит, ей надо оставаться самой собой.

– Прошлой ночью я видел сон. – Бестелесный голос Ксаббу напугал ее. – Очень странный сон о Деде Богомоле и Всепожирателе.

– Извини, но я тебя не понимаю.

Рени выбрала базовый женский сим, и тот появился в кубе, как скульптура из проволоки.

– В основе сна лежит история, которую я узнал еще в детстве. Это очень важная история для моих соплеменников.

Рени нахмурилась, пытаясь сосредоточиться на прорисовке сима. Она наделила фигурку темной кожей и коротко остриженными волосами, потом удлинила ее до своих пропорций и немного подправила маленькую девичью грудь.

– А ты можешь рассказать мне ее позже, Ксаббу? Я делаю сим. Разве ты не занимаешься тем же самым?

– Вот поэтому сон и кажется мне таким важным. Дед Богомол говорил со мной во сне – представляете, Рени, сам Дед Богомол! Он сказал: «Пришло время всем Первым людям объединиться друг с другом». Но простите меня, Рени. Я, наверное, мешаю вашей работе. Спешу оставить вас в покое.

– Я пытаюсь сосредоточиться. Расскажешь мне об этом позже, ладно?

Она увеличила окно с лицом, быстро просмотрела несколько форм и нашла образ, похожий на свой собственный. Носы, глаза и рты пробегали перед ней, как претендентки на хрустальный башмачок, и она поочередно отвергала их, пока не составила комбинацию, напоминавшую ее лицо без всяких прикрас и фантазий. Рени не уважала людей, которые делали свои симы более привлекательными, чем их реальный облик. Это казалось ей слабостью – нежеланием жить с тем, что дано от рождения.

Она посмотрела на законченный продукт – безмятежный сим, который при беглом осмотре выглядел как ее собственный труп. Рени почувствовала сомнение. Зачем же создавать свой собственный портрет? Насколько она знала, люди из Братства не страдали склерозом. Тогда зачем облегчать им поиск и навлекать на себя возмездие?

Рени увеличила форму скул и подбородка, затем подобрала более узкий нос и придала глазам косой разрез. Это занятие почти не отличалось от игры в куклы. Теперь сим выглядел лишь слегка похожим на нее и больше напоминал принцессу пустыни из какого-то сетевого фильма о барханах и кривых ятаганах. Посмотрев на свою работу, Рени самодовольно усмехнулась – разве она виновата в том, что ей пришлось приукрасить этот сим?

Она нарядила свое новое тело в самую функциональную одежду, какую только могла придумать – форму пилота и ботинки. Если сим претендовал на качество, то он должен иметь соответствующий наряд. Рени осмотрела перечень опций – сила, выносливость и другие физические показатели, которые в большинстве сим-программ составляли в сумме нулевое значение. Каждое увеличение в одной позиции компенсировалось уменьшением в другой. Покончив с числами и закрепив за собой набор качеств, она сообщила друзьям о завершении этой задачи. Сим и проекционный куб исчезли, снова оставив ее в черноте.

Из пустоты донесся скрипучий голос Сингха:

– А теперь слушайте! Говорю вам это в первый и последний раз. Мы идем внутрь, так что ничему не удивляйтесь – даже нашей неудаче. Это самая причудливая и дьявольская сеть, в какую я только когда-либо входил, поэтому не даю вам никаких обещаний. И не задавайте мне своих глупых вопросов, пока я буду работать.

– А я считала вас одним из тех, кто создавал ее, – сказала Рени.

Она уже устала от дурного характера Сингха.

– Я не работал над самой ОСой, то есть операционной системой, – ответил он. – Мы создавали лишь отдельные компоненты. Их ОСа была самым большим секретом со времен проекта Манхэттена. Я имею в виду создание первой атомной бомбы в двадцатом веке, если вы, ребята, из тех, кто не знает истории.

– Прошу вас, мсье Сингх, – сказала Мартина, – нельзя ли ближе к теме? У нас ведь мало времени.

– Черт побери, верно. Говоря по правде, я производил небольшие набеги на эту систему и долгое время наблюдал за ее созданием. Тем не менее у меня осталось множество вопросов. Эта штука имеет временные циклы, которые почти не заметны для пользователей. При вхождении в сеть она кажется довольно стабильной во всех временных зонах, но сама ОСа построена на периодах, смысла которых я не понимаю. Иногда система работает быстрее, чем в остальное время. Я выявил двадцатипятичасовой цикл, при котором она девятнадцать часов циркулирует на высокой скорости, а затем переходит на шестичасовой ленивый режим. В это сонное время гораздо легче бродить вокруг ее защитных программ. Однако не забывайте, что она в два раза быстрее любой другой сети и может увеличивать свою скорость до безумных пределов.

– Вы сказали, двадцатипятичасовой цикл? – Голос Мартины немного дрожал. – Вы уверены?

– Конечно, уверен, – огрызнулся Сингх. – Кто пасет эту штуку целый год, ты или я? Но ближе к делу, ребята. Чтобы пробраться в сеть и протащить вас туда, мне придется создать плацдарм для высадки десанта. Это означает, что я должен вскрыть систему, изолировать несколько входных каналов, закрепить их за собой, а потом перетащить вас с волоконных телефонных линий на отслеженные мной места. И вы не получите никакой картинки, пока не попадете внутрь. У меня нет времени на эти детские забавы. Поэтому слушайте мой голос и делайте все, что я вам скажу. Надеюсь, вы поняли инструкции?

Рени и Ксаббу ответили унылыми «да».

– Вот и хорошо. Сидите в сторонке и молчите. Сначала я должен пробраться к дыре, которую мы с Мелани и Сакатой оставили в системе. Думаю, ее хватит, чтобы пробраться в ОСу, но дальше может случиться всякое. Они снабдили ее кое-какими сумасшедшими устройствами – потрясающий уровень сложности, которого я еще не видел.

Голос Сингха умолк, и наступила тишина. Рени терпеливо ждала, не зная, как без звуков и визуальных образов измерить проходившее время. Минут через десять или, возможно, через час, голос хакера снова зажужжал в ее наушниках.

– Беру свои слова обратно. – Он задыхался и был чем-то очень взволнован. – «Сложность» – не то слово. Скорее, «безумие»! Все внутренние кольца этой системы расположены под жутко беспорядочными углами. Я знал, что они собирались сделать центром ОСы нейронную сеть, но даже она имеет какие-то правила. Самообучающиеся сети дают один оптимальный результат на тысячу ошибок, но потом они уже никогда не ошибаются в этом месте.

Рени надоело сидеть в темноте и ничего не делать. Наверное, впервые в жизни она затосковала о возможности коснуться кого-то или чего-то. В древних книгах по ВР это называлось телеприсутствием, или контактом на расстоянии.

– Я ничего не понимаю, – сказала она. – Что случилось?

Сингх был настолько расстроен, что даже не обиделся на ее реплику.

– Она открыта! Открыта настежь! Я спокойно прошел в нее через свою лазейку. Каждый раз, когда мы делали это раньше, на другой стороне нас ожидал причудливый барьер гнездового кода. Я разработал решение для него, допустив, что он является первым защитным слоем вокруг ядра системы. Но теперь его нет! Кто-то открыл нам путь в Иноземье! Нас больше вообще ничего не задерживает.

– Что? – встревоженно воскликнула Мартина. – Вы говорите, что система не защищена? Я не верю этому.

– Ты просто не уловила моей мысли. – В голосе Сингха послышалось разочарование. – Я хотел сказать, что… Короче, кто-то сломал систему защиты. Насколько я могу судить, открытый проход находится лишь в последнем кольце барьера – как раз напротив моей точки входа. А точка входа – это и есть та лазеечка, которую мы создали в программе несколько десятилетий назад. Причем прохода там никогда раньше не было!

– Простите, что я говорю о незнакомых мне вещах, – вмешался Ксаббу. – Но все это похоже на ловушку.

Рени испытала удовольствие, услышав его голос в темноте. И удивилась своему удовольствию.

– Конечно, похоже! – Дурной нрав Сингха никогда не исчезал надолго. – Возможно, уже сейчас дюжина системных программистов этого ублюдка Атаско сидят в какой-то комнате, как белые медведи над прорубью, и ждут, когда чья-то голова появится перед ними на поверхности. Да, тут есть огромный риск! Но что еще мы можем делать, скажите мне на милость?

Паря в каком-то отрицательном пространстве, бестелесная Рени почувствовала, как зачесалась ее виртуальная кожа.

– Значит, они как бы заманивают нас туда?

– Откуда мне знать? – ответил старый хакер. – Но я уже вам говорил, что операционная система Иноземья непостижима. Такой наисложнейшей штуки я не видел никогда… Трудно представить, сколько триллионов команд она выполняет за одну секунду. О Иисус! Эти люди действительно сотворили чудо – даже слухи не распространяются с такой скоростью. – В его голосе чувствовалось нечто большее, чем восхищение. – Но я не склонен считать предоставленную нам возможность ловушкой. Прежде всего, это было бы до глупости просто – отключить систему защиты и ждать, когда мы вломимся. Я думаю, что данная ситуация вообще с нами никак не связана. Скорее всего операционная система выполняет критически важное задание и вовлекает в работу некоторые ресурсы из внутреннего защитного кольца. Возможно, они полагают восстановить их после завершения операции или в случае, если кто-то прорвет первичные внешние кольца защиты. Если бы мы, скажем, пришли сюда в другое время, то нам сначала пришлось бы сосчитать все пегие пятна этого самого большого в мире Троянского коня.

Рени задумалась на миг.

– Мне кажется, это наш звездный час. Я предлагаю идти вперед.

– Благодарю тебя, мисс Чака. – В саркастическом тоне старика звучали нотки одобрения.

– Меня встревожило ваше сообщение, – сказала вдруг Мартина. Рени еще никогда не слышала столько печали и горечи в ее словах. – Я хочу подумать над этим вопросом.

– Если ОСа использует ресурсы других программ, то они планируют какое-то большое изменение, – ответил Сингх. – Я же говорю, должно случиться что-то очень важное. Возможно, они хотят модернизировать сеть и по этой причине временно закрывают ее для пользователей, отсекая доступ извне.

– Я уже говорил Рени, что мне снился сегодня особый сон, – произнес Ксаббу. – Наверное, вы найдете это странным, мистер Сингх, но меня учили доверять таким сообщениям.

– И тебе приснилось, что мы вломились в сеть?

– О нет, не это. Однако я согласен с вами. Такая возможность больше не повторится. Я не могу объяснить причин своей уверенности, но ваши слова повторяют смысл моего сновидения. Настало время, чтобы дети нашего Деда Богомола объединились. Вот о чем говорил мой сон.

– А-ха-ха-ха-ха! – хрипло засмеялся Сингх. – Нормально, ребята! Одна говорит «да», вторая – «я не знаю», а этот – «у меня был сон о черном жучке». Ну так слушайте меня! Я – за продолжение! Давайте попробуем попасть туда, черт подери! Но не удивляйтесь маленьким задержкам – я не собираюсь взрывать эту штуку, как юный террорист. Не думаю, что они могут выследить меня, но и не хочу давать этим ублюдкам какие-то шансы на успех. Тем более что я могу запутать наш след не хуже пьяного матроса.

Его голос угас, и всех снова окутало молчание.

На сей раз ожидание длилось неестественно долго. Чернота была повсюду. Рени почти чувствовала, как она проникала внутрь ее сердца, омрачая последнюю надежду. Да и на что они рассчитывали? Четверо безумцев пытались вломиться в самую огромную компьютерную сеть. А ведь для этого требовалось подвергнуть анализу невообразимо сложную операционную систему. Требовалось найти ответы, которых, возможно, даже не существовало на свете. Проще было отыскать иголку в стоге сена.

«Что он там делает? Удастся ли ему провести нас в сеть?»

– Мартина! Ксаббу!

Ей никто не ответил. По какой-то причине она оказалась отрезанной от друзей – возможно, по вине заумной системы Сингха или из-за собственной неудачи. Это открытие лишь усилило ее беспокойство. Рени не знала, как долго находится в темноте. Минуты? Часы? Недели? Она попыталась вызвать контрольную панель или какой-нибудь набор управления, но система не реагировала на ее сигналы. Помахав перед лицом невидимыми руками и не заметив никакого результата, она почувствовала панику. Ей с трудом удалось уговорить себя оставаться неподвижной.

«Успокойся, глупая корова. Ты не в обвалившемся колодце и не в склепе под могильной плитой. Ты лежишь в В-капсуле, неподалеку от Ксаббу, а в нескольких футах от тебя прогуливаются Джереми и отец. При желании ты можешь сесть, отсоединить все патрубки и сбросить крышку саркофага. Но это лишит тебя возможности, которую ты так долго ждала. Не упусти ее, девочка. Будь сильной».

Чтобы занять себя – и хоть как-то подогнать остановившееся время, – она начала считать, поочередно загибая пальцы. Это напоминало ей, что у нее есть тело и что, кроме черноты и голоса в голове, где-то рядом существует целый мир. Когда Рени дошла до трехсот, в наушниках что-то захрустело.

–… Думаю, я прохожу какой-то… мешающие… указатели будут…

Голос Сингха казался очень слабым и далеким, и хотя его слова приходили на гребнях статических помех, в них безошибочно чувствовался страх.

– Это Рени. Вы слышите меня?

Голос старого хакера стал еще тише.

– Нет причин сходить с ума, но… мы можем прокрасться…

«Прокрасться»? Он сказал «прокрасться» или «попасться»? Рени снова пришлось сражаться с нахлынувшим ужасом. Она понимала, что бояться, в принципе, нечего. Да, их могли поймать и наказать за нелегальное проникновение на государственный объект. Но теперь такая перспектива начинала казаться сказочной удачей – потому что здесь им угрожало нечто худшее, чем тюрьма или смерть. «Только суеверный идиот может бояться сети», – говорила она себе. И тут, словно дразня ее рассудок, в памяти возникли змееподобные руки Кали.

Раздался еще один взрыв помех – на этот раз без слов. Внезапно Рени обнаружила, что ей очень холодно.

– Ксаббу! Мартина! Вы здесь?

Тишина. Холод стал еще сильнее. Это просто психосоматика, подумала она. Реакция на темноту, одиночество и неопределенность. «Крепись, девчушка, крепись. Без паники, подруга. Для страха нет причин. Ты делаешь это ради Стивена. И ты поможешь ему, правда?»

Она дрожала. Она чувствовала, как стучат зубы и судорожно дергается челюсть.

Чернота. Озноб. Молчание. Она снова начала считать, но ей не удавалось сохранять порядок цифр.

– Рени, ты здесь?

Звуки были слабыми и прерывистыми, словно приходили к ней по длинной трубе. Услышав свое имя, Рени испытала огромную радость, и та помогла ей оценить размеры ее страха. Прошло не меньше минуты, прежде чем она узнала этот голос.

– Джереми?

– Я беспокоюсь. Показания свидетельствуют, что температура в капсуле падает. – Его голос пробивался сквозь шторм статических помех и казался таким же далеким, как шепот Сингха. – Ты не хочешь… – Шипение накрыло голос как волной.

– Я не слышу тебя, Джереми! Ты можешь связаться с Ксаббу по другой линии?

–… Очень большое понижение. Скажи, ты… хотела бы… вас вытащили?

О, как ей этого хотелось! Одно только «да» освободило бы Рени от странных и мрачных теней, окружавших ее. Но она не могла смириться с поражением. Она не могла отказаться от надежды. И в темноте, самым светлым фантомом из тех, что всплывали в ее уме, она увидела лицо брата за гофрированной прозрачной крышкой барокамеры. Эти горькие мысли, темнота и одиночество стали для него каждодневной реальностью. Разве могла она позволить какому-то сиюминутному страху погубить его последний шанс?

– Джереми, ты слышишь меня? Большие помехи. Скажи «да», если слышишь.

Треск длился всю паузу. Но потом она услышала воющий свист и долгожданное «да».

– Хорошо. Не вздумайте нас вытаскивать. Не делайте ничего, пока наши физиологические параметры не станут напрочь скверными – пока нам не станет грозить серьезная проблема медицинского свойства. Ты понял меня? Не вытаскивайте нас!

В ответ раздался взрыв треска, и снова наступила тишина.

«Вот и все, – подумала она. – Теперь тебе придется идти до конца. Ты отослала его. Никто не спасет тебя, даже если… Успокойся! Это истерика, подружка. Ты становишься маленькой нюней». Рени попыталась дотянуться до центра невозмутимого спокойствия, но ее усилия вновь оборвала неконтролируемая дрожь. «О Иисус милосердный! Почему так холодно? Неужели моя капсула сломалась?»

Что-то сгущалось в темноте – сначала так слабо, что Рени посчитала это игрой своего потрясенного воображения. Затем несколько пятен стали светлее и налились люминесцентным огнем, словно поганки в глубине подвала. От страха Рени затаила дыхание. Пятна выстроились в линии, изменили цвета и слились в едином образе, который проявился из темноты, как негатив фотографии.

– Сингх?

Фигура повисла в темноте, будто подвешенная за руки. Ее отрывистые движения казались до странности несинхронными. Рот двигался, но слова не достигали наушников Рени. Она слышала лишь собственное учащенное дыхание. Старик был одет в ту же пижаму и обтрепанный халат, которые она видела на нем раньше. Но почему? Ведь ему полагалось создать для себя сим, который скрыл бы его истинный облик.

Холод стал тяжелым, как огромная рука – рука, которая сжимала Рени и трясла ее тело в спазмах дрожи. Образ Сингха расширился, вытянулся и исказился, заполняя собой все пространство до самых углов бесконечности. Он открыл искривленный рот размером с гору, и на его лице появилась гримаса боли. Звук, который грохотал и резонировал в ее наушниках, был громче рева реактивного двигателя. И все же в нем узнавалась человеческая речь.

–… ОНО…

Внезапно, несмотря на убийственный холод, который сотрясал ее тело до молекул и атомов, Рени почувствовала присутствие другого существа. Оно скрывалось за гигантским призраком Сингха, словно космический вакуум за синевой высокого неба. И Рени чувствовала, как оно нависало над ней, будто кулак над комаром, – неописуемое создание из мысли идиота. Но помимо чистоты и пустоты, эта тварь излучала тошнотворное любопытство, пронизанное лютым холодом и безумием.

Все мысли Рени умчались прочь, как черепица с крыши во время урагана. «Гиена!» — закричала какая-то ее часть. Рассказ Ксаббу и сны дали имя этому страху. «Обожженная Гиена!» Через миг, когда тварь окутала ее темнотой, а холод впился в кишки Рени, что-то всплыло из памяти, будто обломок корабля, – еще один символ из той же истории.

Всепожиратель.

Он лениво коснулся ее и брезгливо понюхал – так хищник нюхает человека, притворившегося мертвым. Нутро Рени обожгла ледяная пустота. Что-то пережало аорту, как клешни рака. Она вдруг почувствовала, что ее сердце остановилось.

Голос Сингха вновь загрохотал в ушах – гигантский рев агонии и ужаса.

О БОЖЕ! ОНО… ПОЖИРАЕТ МЕНЯ…

Его образ исказился, изогнулся изнутри, и Рени завизжала от ужаса. Отвратительно искореженный, но неоспоримо реальный на вид человек извивался перед ней, как червяк на кончике крючка. Его тюрбан покосился, халат собрался в складки на спине и под мышками. Зрачки закатились. Беззубый рот раскрылся в истошном крике. На миг Рени почувствовала его боль, как свою собственную, и ужасное напряжение, похожее на ток, пробежало по ее телу, как по электрическому проводу. Старик вздрогнул и замер. Она поняла, что сердце Сингха не выдержало. Рени буквально чувствовала, как он умирал.

Все снова исчезло в темноте. Холод вцепился в нее и сковал, превратив ее в неподвижную глыбу льда. Непостижимое нечто придвинулось к ней.

«О Боже, – беспомощно подумала она. – Какой же я была дурой…» Перед глазами возникли лица людей – отца, Стивена и многих других. Они гневно кричали, обвиняя ее в чем-то. Холод стал абсолютным, неописуемо полным, словно каждое солнце во вселенной погасло навсегда. Ее тело ослабло настолько, что уже не могло дрожать. Рени чувствовала, как сила со свистом выходит из нее, и разум умирает, паря в темноте.

Внезапно что-то раскрылось перед ней, и она, почувствовав резкое уменьшение плотности, полетела вниз с огромной высоты. Рени неслась навстречу какой-то бездне. Но что это? Отверстие? Врата? Или она погружалась в то, что было целью ее пути… однажды, когда-то очень давно – возможно, несколько вечностей назад? Неужели ее пропустили туда?

Но в обломках сознания промелькнули зубы. Мили мерцающих зубов. Гигантский рот в жестокой ухмылке.

«Нет! – закричала она в последней искре умиравшего рассудка. – О Боже! Меня проглотили!»


СЕТЕПЕРЕДАЧА/LINEAR.DOC: IEN 23.00 (Евр., СевАм) – «Парад смерти».

(Изображение: толпа забивает человека насмерть, снято рапидом.)

ГОЛОС: Сепп Освальд предлагает вашему вниманию несколько документальных сюжетов: линчевание, снятое камерами наблюдения, запись изнасилования с последующим убийством, сделанная убийцей и позднее использованная в качестве доказательства на суде, и прямой репортаж с места публичного обезглавливания в Свободном государстве Красного моря. Предстоит также объявление победителя конкурса «Назови потрошителя».

Глава 32 Танец

– Значит, тебе тяжело дышать, верно? – Улыбающийся желтоволосый мужчина сунул в рот Орландо что-то металлическое и холодное. Предмет с легким щелчком прилип к гортани. – Гмм-м. Пожалуй, стоит и послушать. – Врач приложил к груди Орландо мембрану датчика и взглянул на кривые, появившиеся на стенном экране. – Боюсь, хорошего мало.

Орландо пришлось отдать поганцу должное. Врач никогда прежде не осматривал Орландо, но почти никак на него не отреагировал. В глазах у него даже не появилось то странное выражение, которое Орландо привык видеть у тех, кто очень старался обращаться с ним как с обычным человеком.

Желтоволосый выпрямился.

– Несомненная пневмония, – сказал он Вивьен. – Я выпишу ему новые контрабиотики, но, учитывая особые обстоятельства… я рекомендовал бы поместить его в наш изолятор.

– Нет, – энергично замотал головой Орландо. Он терпеть не мог изолятор в Краун Хайтс, да и этот врач для богатых с гладенькой речью ему тоже не нравился. И еще он ощутил, что молодому эскулапу не очень-то по душе «особые обстоятельства» – неизбежный факт многолетней болезни Орландо, – но, как бы сильно Орландо этого ни хотелось, он не смог поставить это врачу в упрек. Они никому не были по душе.

– Мы это еще обсудим, Орландо. – Интонации матери недвусмысленно намекали: не раздражай меня, прикидываясь упрямой мелкой сволочью перед этим приятным молодым человеком. – Спасибо, доктор Дениц.

Врач улыбнулся, кивнул и с достоинством вышел из кабинета. Глядя ему вслед, Орландо задумался: уж не направился ли врач в некую тайную школу, где учат подлизываться к богатым пациентам?

– Если доктор Дениц считает, что тебе надо в изолятор… – начала Вивьен, но Орландо ее прервал:

– И что они собираются со мной делать? У меня пневмония. Станут колоть мне контрабиотики, как в прошлый раз и как много раз до того. Так какая разница, где мне станут это делать? Кстати, ненавижу я их изолятор. Он выглядит так, точно они специально наняли какого-то придурка, чтобы тот создал там особую обстановку, и тогда у попавших туда богачей возникает ощущение, что они болеют не так, как простые люди.

Вивьен улыбнулась краешком рта, но старательно погасила улыбку.

– Никто и не утверждает, что тебе там должно понравиться. Но ведь речь идет о твоем здоровье…

– Нет. О том, умру я от пневмонии сейчас или от чего-то иного на следующей неделе или через месяц. – Жестокость его слов заставила мать промолчать.

Орландо сполз со смотрового стола и начал надевать рубашку. Даже от столь небольшого усилия он ослабел и стал задыхаться. Орландо отвернулся, не желая демонстрировать свой жалкий вид, иначе вся сцена будет напоминать отрывок из скверного сетефильма.

Когда он повернулся к матери, та плакала.

– Не говори так, Орландо.

Он обнял ее и ощутил накатившую злость. Почему он должен утешать ее? Кому из них, в конце концов, зачитан смертный приговор?

– Ты просто купи лекарства. Тут в аптеке работает очень любезная женщина. Она их выдаст, и мы добавим их к куче других на моем столике. Вивьен, пожалуйста, поедем домой. Врачи говорят, что пациенту должно быть удобно и что это очень важно. А в их дурацком изоляторе мне лучше не станет.

Вивьен вытерла слезы.

– Мы обсудим это с отцом.

Орландо осторожно уселся в кресло-каталку. Он действительно ощущал бесконечную усталость и легкую лихорадку. Движения были замедленными, в горле при каждом вздохе слегка булькало, и он знал, что сейчас у него не хватит сил даже пройти через медицинский центр Краун Хайтс до машины, не говоря уж о том, чтобы одолеть полмили до дома. Но будь он проклят, если согласится на их проклятый изолятор. Хотя бы по той причине, что его могут лишить доступа к сети – у врачей и медсестер иногда возникают дурацкие идеи, а сейчас он как никогда не мог себе позволить такой риск. Он уже дважды болел пневмонией и выжил, хотя приятных воспоминаний ему это не добавило.

И все же, пока Вивьен везла его по коридору в фармацевтическое отделение, Орландо не смог не задуматься над тем, насколько близок он к смерти. А вдруг он и в самом деле только что сделал несколько последних самостоятельных шагов? Эта мысль ужаснула его. Ведь должен же существовать какой-то способ понять, что делаешь что-то в последний раз – и оценить это. Какая-нибудь информационная строка, проползающая на краю зрения подобно заголовкам новостей в сети. «Четырнадцатилетний Орландо Гардинер из Сан-Матео, Калифорния, только что съел последнее в своей жизни мороженое. Его последний смех ожидается на следующей неделе».

– О чем ты думаешь, Орландо? – спросила мать.

Он покачал головой.

* * *

Город стоял перед ним, и его золотые, великолепные и невероятно высокие башни словно светились изнутри. В этой сверкающей чаще башен его ждало единственное, чего он по-настоящему желал. Он шагнул к городу, и блистающие шпили колыхнулись и исчезли, а его внезапно окружила холодная влажная темнота. Отражение! Он устремился к отражению в воде и теперь тонул, кашляя и наполняя легкие темной жидкостью…

Орландо сел, тяжело и хрипло дыша. Голова напоминала воздушный шар, наполненный горячим воздухом.

– Босс? – Бизли зашевелился в уголке, отключаясь от розетки.

Орландо взмахнул рукой, пытаясь протолкнуть воздух в легкие через пробку мокроты, стукнул себя в грудь и закашлялся. Согнулся, ощущая прилившую к пульсирующему черепу кровь, сплюнул в медицинскую плевательницу.

– Я в порядке, – прохрипел он, вновь обретя возможность дышать. – Не хочу говорить. – Он нашарил на столике у кровати телематический разъем и вставил его в нейроканюлю.

Вы точно в порядке? Могу разбудить ваших родителей.

Не смей. Мне просто… приснился сон.

Бизли, почти ничего не знавший о снах сверх того, что можно отыскать в литературных и научных источниках, не ответил.

Вас дважды вызывали. Хотите послушать сообщения?

Орландо прищурился на часы, выведенные в верхний правый угол поля зрения и светящиеся синим на фоне занавесок.

Сейчас почти четыре утра. Кто вызывал?

Оба раза Фредерикс.

Чи син! Ладно, вызови его.

В окне появился широколицый сим Фредерикса, отчаянно зевающий, но тем не менее выглядящий встревоженно.

– Ну, Гардино, я уже решила, что ты меня сегодня не вызовешь.

– Так в чем дело? Ты не станешь мне помогать, да?

Фредерикс помешкал с ответом. Орландо ощутил в желудке булыжник.

– Я… я вчера поговорила кое с кем в школе. И мне рассказали про парня, вломившегося в какую-то местную административную систему… да и не вломился, он, собственно, а так… прощупал ее немного. Но его все равно вышвырнули из академии и сунули на три месяца в исправительную дыру для несовершеннолетних.

– И что? – Орландо на несколько секунд выключил свой голосовой канал и снова откашлялся. Вступление ему совершенно не понравилось. У него не хватит сил довести дело до конца в одиночку – неужели Фредерикс этого не понимает?

– А то, что… правительство и крупные сетевики теперь злые, как сволочи. И сейчас хреновое время, чтобы шарить по чужим системам, Орландо. Я не хочу… Понимаешь, мои родители… – Фредерикс смолк, и на бычьем лице его сима проявилась мрачная озабоченность. На мгновение Орландо возненавидел его. Или ее.

– А когда наступит подходящее время? Погоди, сейчас угадаю… Никогда?

– Да в чем дело, Орландо? Я тебя уже спрашивала: почему тот город – или что ты там увидел – для тебя настолько важен, черт подери? Ты ведь подписался несколько лет отработать на какую-то там компанию, так почему бы не разобраться с ним постепенно, понемногу?

Орландо криво усмехнулся – у «Индиго» столько же шансов дождаться, пока он отработает на них несколько лет, сколько – выжать кровь из бильярдного шара. Потом гнев внезапно испарился, оставив после себя напоминающую вакуум пустоту. Здесь, в своей темной комнате, всего в нескольких ярдах от родителей и с другом, ждущим ответа на другом конце линии, он неожиданно ощутил себя полностью и абсолютно одиноким.

– Я не могу объяснить, – тихо пробормотал он. – Или плохо смогу.

– Попробуй.

– Я… – Он набрал в грудь воздуха, прочистил горло. Когда дело дошло до сути, то оказалось, что объяснить ее никак нельзя. – Мне снятся сны. Я все время вижу во сне тот город. И… во сне я знаю, что в городе что-то есть… нечто важное… и я должен это отыскать. – Он снова судорожно вдохнул. – Обязан.

– Но почему? Даже если ты и в самом деле… должен отыскать этот город, то к чему такая спешка? Нас ведь совсем недавно вышвырнули из Скворечника – может, выждем немного?

– Я не могу ждать. – Произнеся это, он осознал, что, если Фредерикс сейчас спросит, он расскажет все. Слова повисли в воздухе. Казалось, он видел их, точно светящиеся цифры часов.

– Не можешь ждать? – медленно проговорил Фредерикс, уловив что-то в его голосе.

– Я… мне недолго осталось жить. – Орландо словно публично разделся – сперва страх, потом нечто вроде свободы, от которой по коже бегут мурашки. – Я умираю. – Молчание настолько затянулось, что если бы Орландо не видел сим Фредерикса, то решил бы, что тот отключился. – Ну что молчишь, скажи хоть что-нибудь.

– Орландо, мне очень… Господи, это правда?

– Правда. Но тут нет ничего нового… то есть я-то давно об этом знал. Я родился с… короче, это генетическая болезнь. Называется «прогерия». Может, ты о ней слышала или видела документалку…

Фредерикс молчал. Орландо с трудом перевел дыхание. Молчание затянулось, невидимо и мучительно связывая две спальни, разделенные тремя тысячами миль.

– Прогерия, – повторил он наконец. – Это означает, что человек становится стариком, еще не успев повзрослеть.

– Стариком? В каком смысле?

– А в любом. Выпадают волосы, усыхают мышцы, становишься морщинистый и тощий, как скелет, а потом помираешь от сердечного приступа или пневмонии… или от чего там еще умирают старики. Большинство из нас не доживает до восемнадцати. – Он попытался рассмеяться. – Большинство из нас… ха! Да таких, как я, на всей планете всего человек двадцать или двадцать пять. Мне, пожалуй, следует гордиться.

– Я… не знаю, что сказать. А разве нет никакого лекарства?

– Ты мало что можешь сказать, старина Фредерико. Лекарство? Да, есть нечто вроде лекарства от старости. В том смысле, что старение можно немного замедлить, и это единственная причина, по которой я еще жив, – почти никто из больных прогерией не доживает до двенадцати-тринадцати лет. – Орландо сглотнул. Ну все, слова сказаны. Отступать слишком поздно. – Что ж, теперь ты знаешь мой гадкий секретик.

– И ты выглядишь?..

– Да. Хуже не бывает. И давай больше не будем об этом. – Голова заболела сильнее прежнего, как будто ее стискивали в горячем кулаке. Орландо вдруг захотелось заплакать, но он не позволит себе этой слабости, пусть даже его нормальный на вид и не пораженный прогерией сим скроет слезы от Фредерикса. – Давай… вообще оставим эту тему, ладно?

– Орландо, мне так жаль.

– Да, жизнь штука суровая. Я хочу быть нормальным парнем – да и ты тоже, по крайней мере, в онлайновом варианте. Надеюсь, хотя бы у одного из нас исполнится волшебное рождественское желание Буратино.

– Не говори так, Орландо. Ты не похож на себя.

– Слушай, я устал и плохо себя чувствую. И мне пора принять лекарство. Короче, ты знаешь, где я встречаюсь с теми малышами. Если хочешь там быть – приходи.

И он отключился.

* * *

Кристабель махнула рукой. Из оффициальных чисов члена каманды дядюшки Джингла вырвался луч, спроецировав цифры на потолок. Кристабель тут же замахала перед глазами дядюшки Джингла, пока его записанный голос не выкрикнул время. Шум ей ни к чему.

Итак, сейчас 00:13. Ждать еще долго. Кристабель вздохнула. Как будто ждешь рождественского утра, только страшновато. Девочка провела рукой через луч, и цифры на потолке исчезли. В спальне снова стало темно.

Она услышала, как в соседней комнате мать что-то говорит про машину. Ей ответил отец, низко и ворчливо, так что слов Кристабель не разобрала. Она сползла по подушке и натянула одеяло до подбородка. Лежа в постели и прислушиваясь к разговорам родителей, она всегда ощущала безопасность, тепло и уют, но сейчас она боялась. А что, если они не пойдут спать даже когда часы покажут 02:00? Что ей тогда делать?

Отец что-то сказал, мать рассмеялась. Кристабель сунула голову под подушку и попробовала вспомнить слова песенки, которую принц Пикапик пел в Выдрогороде.


Проснувшись, она не сразу поняла, где находится. Ей приснилось, как дядюшка Джингл гонится за принцем Пикапиком, потому что принц выдр не пошел в школу. Дядюшка Джингл с широкой безумной улыбкой догонял Пикапика, а Кристабель бежала к нему, собираясь объяснить, что принц Пикапик не человек, поэтому ему не нужно ходить в школу. Она бежала изо всех сил, но почему-то не приближалась ни на шаг, а ухмылка дядюшки Джингла становилась все шире, и зубы у него так блестели…

Мрак сменился светом. На полу что-то мигало. Кристабель перекатилась к краю кровати. Мигающий свет исходил из книгоочков, лежавших на ковре рядом со шкафчиком. Их линзы несколько раз вспыхнули и потемнели, и тут она вспомнила.

Кристабель села в постели, сердце ее колотилось. Она проспала! Только этого еще не хватало! Когда она провела ладошкой над часами, на потолке вспыхнули цифры: 02:43. Опоздала! Кристабель откинула одеяло, выскочила из постели и бросилась к книгоочкам.

– Так ты хочешь знать, который час? – крикнул дядюшка Джингл. К счастью, одеяло удачно прикрыло ему рот, но все равно его голос прозвучал, как ей показалось, громче всего на свете.

Кристабель пискнула, откинула одеяло и махнула перед глазами дядюшки, чтобы тот не выкрикнул время. Потом присела на корточки и замерла в темноте, в любую секунду ожидая, что проснутся родители.

Тишина.

Кристабель подождала еще чуть-чуть, потом подползла к мигающим на полу очкам, надела их и увидела скользящие слева направо слова: «КРИСТАБЕЛЬ, ТЫ МНЕ НУЖНА». Она несколько раз включила и выключила очки, как велел сделать в прошлый раз мистер Селларс, но ничего не изменилось.

Одевшись и натянув спрятанные под кроватью туфельки, она осторожно, чтобы не стукнули вешалки, достала из шкафа пальто, потом открыла дверь и на цыпочках выбралась в коридор. Дверь в спальню родителей оказалась приоткрытой, и Кристабель, когда кралась мимо, даже затаила дыхание. Отец храпел: взз-з-з, хрр-р-р, взз-з-з, хрр-р-р – точно как мистер Папаплакса. Мама лежала тихо, но Кристабель разглядела и ее – спящий холмик рядом с отцом.

Странно, насколько иным показался погруженный в темноту дом: более просторным и намного более страшным, как будто он становился совсем другим, когда все ложились спать. А что, если в доме живут незнакомцы, внезапно подумалось ей, целая семья незнакомцев, но они ночные жители и приходят в дом только тогда, когда Кристабель и ее родители спят? Страшная мысль.

Что-то стукнуло. Испугавшись до озноба, Кристабель замерла, как увиденный в фильме про природу кролик, когда над ним пролетает ястреб. На мгновение она даже решила, что это пришли «ночные» люди, и сердитый папа – но не ее папа – сейчас выскочит из темного угла и гаркнет: «Кто эта скверная маленькая девочка?» Но тут звук повторился, и Кристабель поняла, что это ветер постукивает ставнями на окнах. Она облегченно выдохнула и торопливо пересекла прихожую.

Оказавшись на кухне, в окна которой проникал свет уличных фонарей, делая все предметы незнакомыми и какими-то вытянутыми, Кристабель остановилась и задумалась, вспоминая кодовый номер. Мать заставила выучить его наизусть, чтобы дочка смогла войти в дом, если объявят «тревогу А». Кристабель знала, что уходить из дома почти в три часа ночи, раз не объявлена «тревога А», пожалуй, худшая из плохих вещей, какую только можно представить, – но она обещала мистеру Селларсу, и теперь деваться некуда. А что, если какой-нибудь плохой человек проберется в дом, пока выключена сигнализация, схватит родителей и свяжет их? Кто будет виноват? Она.

Кристабель набрала код и приложила руку к пластинке. Красный огонек над ней сменился зеленым. Девочка открыла дверь, потом снова включила сигнализацию, чтобы не залезли грабители, и шагнула в холодный ветер.

Улица была пуста, но как-то по-особому, как никогда не бывает пуста днем. Деревья сердито помахивали ветвями, почти во всех домах не горел свет. Девочка немного постояла, не решаясь сделать первый шаг. Ночью на улице было страшно, но и по-своему замечательно. Все было каким-то большим и возбуждающим, как будто вся База стала игрушкой, предназначенной для нее и только для нее. Она аккуратно застегнула пальто и перебежала лужайку, слегка оскальзываясь на мокрой траве.

По своей улице Кристабель мчалась во весь дух, потому что уже опаздывала. Когда она пробегала под фонарем, перед ней возникала гигантская тень, становясь затем все бледнее и бледнее, пока не возникала вновь перед следующим фонарем – такая же гигантская, но уже сзади. Она свернула на Уиндикотт, потом на Стилвелл. Подошвы звонко шлепали по тротуару. Где-то гавкнула собака, Кристабель испуганно спрыгнула с тротуара на мостовую и, подумав, побежала прямо по середине улицы, восхищаясь тем, что не надо опасаться машин. Как же все ночью иначе!

Со Стилвелл она свернула на Редленд, заросшую высокими старыми деревьями, и, запыхавшись, перешла на шаг. Света в доме мистера Селларса она не заметила и на секунду задумалась: может, она что-то сделала неправильно? Может, забыла какие-то его слова? Потом вспомнила книгоочки, непрерывно повторяющие ее имя и, испугавшись, снова побежала.

На крыльце у мистера Селларса было темно, а растения казались крупнее, гуще и страннее прежнего. Она постучала, но никто не ответил. Через минуту, когда ей уже захотелось убежать домой, дверь открылась, и из-за нее послышался скрипучий голос мистера Селларса:

– Кристабель? Я все гадал, сможешь ли ты прийти. Заходи.

Мистер Селларс сидел в кресле на колесиках, на котором приехал из комнаты в коридор, и протягивал Кристабель дрожащую руку.

– Даже не могу выразить, как я тебе благодарен. Иди сюда, постой немного у калорифера. Да, и надень-ка вот это, хорошо? – Он достал пару тонких эластичных перчаток и протянул их девочке. – Незачем оставлять отпечатки. Я уже стер их повсюду. Да ты не слушай мою болтовню. Ты замерзла, малышка Кристабель? Ночь сегодня холодная.

– Я заснула. Пыталась не спать, но не смогла.

– Ничего. До рассвета у нас времени много. А сделать осталось всего ничего.

В комнате на столике Кристабель увидела стакан молока и три пряника на тарелочке. Мистер Селларс указал на них, улыбаясь своей забавной кривоватой улыбкой:

– Поешь. Тебе надо подкрепиться.


– Итак, – сказал он, когда она дожевывала последний пряник, – кажется, я все сказал. Ты поняла, что надо сделать? Точно поняла?

Рот у девочки был набит, поэтому она кивнула.

– Так вот, все надо сделать в точности как я сказал. Это очень опасно, Кристабель, и если ты пострадаешь, я этого не перенесу. Более того, если бы это можно было проделать как-то иначе, я бы никогда к тебе не обратился.

– Но я ваш друг, – ответила она, все еще жуя.

– Да, и именно поэтому. Друзья не используют друзей. Но это действительно очень важно, Кристабель. Если бы ты только могла понять, насколько важно… – Его голос куда-то уплыл, и Кристабель даже показалось, что он сейчас заснет, но желтые глаза мистера Селларса вновь распахнулись. – Ах, чуть не забыл. – Он пошарил в кармане халата. – Это тебе.

Она посмотрела на предмет в его руке, не зная, что и сказать.

– Но у меня уже есть книгоочки. Вы же знаете.

– Есть, но не такие. Когда мы закончим, ты должна отнести их домой, а затем обязательно избавиться от своих очков – выкинуть их там, где никто не найдет. Иначе родители спросят, откуда у тебя вторые очки.

– Так они другие? – Она повертела их и так и сяк, но они ничем не отличались от ее очков, даже надетые.

– Потом поймешь. Уже завтра. Надень их, когда вернешься из школы – во сколько это будет? В два часа?

Она кивнула.

– Папа говорит «в четырнадцать ноль-ноль».

– Хорошо. А теперь пора за работу. Но сперва вымой, пожалуйста, стакан и блюдце. На всякий случай – пусть ты и в перчатках, незачем оставлять хоть какие-то следы.

Когда она закончила и поставила блюдце и стакан в буфет, мистер Селларс уже ждал ее в коридоре. С забавным лицом и тщедушным тельцем, да еще сидя столь неподвижно, он напоминал куклу.

– Ах, – сказал он, – пора идти. – Знаешь, я стану скучать по этому дому. Хоть это и тюрьма, но не совсем неконгениальная.

Кристабель не поняла длинного слова, но промолчала.

– Иди со мной. Это на заднем дворе.

Кристабель смахнула с рампы возле крыльца несколько ветвей и помогла мистеру Селларсу спуститься. Было еще очень темно, и уличные фонари давали совсем немного света – только чтобы разглядеть что-нибудь рядом. Растения росли повсюду, даже посреди лужайки и из трещин на дорожке – Кристабель решила, что за садом давно никто не ухаживал. Ветер и не собирался стихать, а мокрая трава шлепала Кристабель по лодыжкам, когда она толкала кресло с мистером Селларсом через лужайку. Они остановились у дальнего ее края. Здесь над травой висела веревка, оба ее конца свешивались из странной металлической штуковины на ветке большого дуба.

– Это здесь, – сказал он, указывая на землю. – Приподними траву и отверни ее в сторону. Вот так. Берись с другого конца.

Оказалось, что траву на краю лужайки можно свернуть в рулон, совсем как ковер в столовой, который мама свертывает перед приходом полотера. Посередине открывшейся полоски земли теперь виднелась старая металлическая пластина с двумя отверстиями. Мистер Селларс поднял лежащий возле дорожки металлический прут, сунул в одно из отверстий, потом опер его на ручку кресла и, пользуясь им как рычагом, нажал. Пластина поднялась и с мягким шлепком упала на траву.

– А теперь сперва меня, потом кресло. Сейчас ты узнаешь, как работает блок, Кристабель. Я им уже много чего поднимал, но с твоей помощью завершить дело будет гораздо легче.

Он ухватился за веревку, приподняв свое тщедушное тело над креслом, затем пропустил веревочную петлю под мышками и с помощью Кристабель завис над отверстием в земле. Когда он начал спускаться, медленно перебирая веревку пальцами, Кристабель придерживала старика, чтобы он не ударялся о стенки колодца. Вскоре веревка провисла.

– Видишь, тут совсем неглубоко.

Кристабель заглянула в дыру. На полу бетонного туннеля стоял странный квадратный фонарик, заливавший все вокруг красным светом. Мистер Селларс сидел на полу рядом с ним, подогнув под себя ноги. Будь у Кристабель зонтик, она вполне могла бы дотянуться им до старика. Он ослабил охватывающую грудь веревку и стянул через голову петлю, но узел развязывать не стал.

– Будем надеяться, что я единственный, кто знает про эти аварийные туннели, – сказал он, улыбаясь. – Ими не пользовались уже пятьдесят лет. А проложили еще тогда, когда не родились твои мама и папа. А теперь кресло, – попросил он, перебрасывая Кристабель веревку с петлей. – Я скажу, как его привязать.

Девочка прикрепила веревку к креслу, и мистер Селларс с силой потянул за второй конец. Металлическая штуковина на ветке заскрипела, но кресло поначалу даже не пошевелилось. Кристабель принялась его толкать, но лишь сдвинула в сторону. Мистер Селларс потянул снова, на сей раз приподнявшись и повиснув на веревке. Ветка согнулась, но кресло чуть-чуть приподнялось над землей. Кристабель подвела его к отверстию, и мистер Селларс потихоньку спустил его на дно туннеля. После чего залез на сиденье и прикрепил оба конца веревки к подлокотникам.

– Отойди, Кристабель, – велел он.

Когда девочка повиновалась, он пошевелил пальцами над подлокотниками, и кресло двинулось вперед. Веревки натянулись, ветка сильно согнулась. Пальцы мистера Селларса зашевелились быстрее. Шины словно впились в бетон, а кресло негромко загудело – точно кошка замурлыкала. Что-то треснуло. Согнутая ветка распрямилась, а веревка вместе с блоком упали в туннель.

– Ага, прекрасно. От блока избавились. Это было последнее, о чем я беспокоился. – Мистер Селларс взглянул на Кристабель снизу вверх. Залитый красным светом, он показался девочке привидением из заколдованного дома. – Теперь я справлюсь сам, – улыбнулся он, потом приложил к груди руку и поклонился ей, как будто она была королевой Выдрой. – «Мы, от шумного мира устав, склоняемся, бросив труды…» Это снова Йитс. Не забудь надеть после школы новые книгоочки. И будь очень осторожна с машиной. – Он рассмеялся. – Наконец-то от нее появится хоть какая-то польза. – Его лицо вновь стало серьезным, он поднял палец. – Будь очень, очень осторожна. И делай все точно, как я говорил. Стишок помнишь?

Кристабель кивнула.

– Хорошо. И не забудь подождать, пока уличные фонари не погаснут. – Мистер Селларс покачал головой. – Подумать только, до чего я дошел – как меня вынудили поступить! Ты моя сообщница по преступлению, Кристабель. Я планировал его уже давно, но без тебя бы не справился. Надеюсь, когда-нибудь я смогу рассказать, насколько важный поступок ты совершила. – Он помахал изуродованной рукой. – Будь хорошей девочкой. И береги себя!

– А вам там не будет страшно?

– Нет. Может, я и не уеду очень далеко, зато буду свободен, а этого я так давно не мог про себя сказать. А теперь иди, малышка Кристабель. Тебе в любом случае надо вскоре вернуться домой.

Она помахала ему на прощание. Затем с помощью мистера Селларса закрыла люк туннеля металлической пластиной, накрыла ее полоской дерна и притоптала.


Первый шаг, попавши в дом, —

Шарь под раковиной прутом…


Вернувшись в дом, Кристабель пошарила прихваченным с собой металлическим прутом под раковиной, как велел стишок мистера Селларса. Она вновь и вновь твердила его про себя – там было перечислено столько дел, а она очень боялась что-нибудь напутать.

И точно – в жестянке под раковиной отыскался коротенький рулончик жесткой попахивающей ткани. Кристабель взяла его и лежащую рядом пластиковую штучку и вошла через вторую кухонную дверь в гараж. В окошко над дверью просачивался слабый свет, и она разглядела «кадиллак» мистера Селларса, затаившийся в темноте, точно огромное животное. Ей отчаянно хотелось включить в гараже свет, как хотелось сделать это и на кухне, – без мистера Селларса дом казался ей еще темнее и страшнее собственного, – но стишок этого не разрешал:


… Свет нигде ты не включай.


Набравшись храбрости, она вспомнила следующее задание:


Дверь гаража ты распахни…


Она провела рукой перед сенсором возле входа в кухню, и наружная дверь гаража бесшумно поднялась. Теперь она, стоя возле машины, видела всю Бекман-корт, освещенную двойным рядом уличных фонарей.

Кристабель пошла вокруг машины, твердя стишок мистера Селларса. Проходя мимо правой передней дверцы, она заметила на сиденье водителя какую-то скорченную фигуру и так перепугалась, что едва не взвизгнула, но через секунду разглядела, что это просто большой пластиковый мешок. Но пусть даже мешок, все равно ей это не понравилось, и она торопливо подошла к багажнику «кадиллака».


… Дверку тайную найди

За пластинкой позади…


«Пластинка позади» оказалась табличкой с номером. Кристабель потянула за края, и табличка откинулась вниз. За ней обнаружилось отверстие, через которое в машину что-то наливали, – мистер Селларс как-то объяснил ей, что автомобиль у него старинный и не работает на электричестве или паре. И хотя он говорил, что машина уже стояла в гараже, когда он поселился в этом доме, мистер Селларс всегда ею гордился, словно собственной.

Кристабель отвинтила крышечку, развернула рулончик и глубоко затолкала один из его концов в отверстие. Пока она этим занималась, уличные фонари за ее спиной внезапно погасли. Стало темным-темно, точно все лампочки в мире разом перегорели.

Кристабель затаила дыхание. Через дверь гаража она увидела усеянное звездами темно-фиолетовое ночное небо – так что темнота оказалась не столь страшной, как ей сперва показалось. К тому же мистер Селларс предупредил, что это случится, да и свои тайные задания она уже почти выполнила.

Она отступила на шаг, достала пластиковую штучку и нажала на кнопку. Выскочила искра. И хотя Кристабель знала, что так и случится, она все-таки испугалась и выронила штучку. Та стукнулась о пол гаража и куда-то отскочила. А пол заливает темень, черная и густая. Ничего не видно.

Сердце Кристабель забилось в груди, словно превратилось в рвущуюся на волю птицу. Что, если она потеряет пластиковую штучку? Тогда мистер Селларс попадет в беду, – а он говорил, что их дело очень-очень важное, – и вместе с ним в беду попадет она, и мама с папой очень рассердятся, а мистера Селларса могут посадить в тюрьму. Кристабель опустилась на четвереньки, стала искать штучку и сразу нашарила что-то сухое и ломкое. Она снова едва не завизжала, но, хотя очень боялась всего, что может отыскаться на полу (пауки, червяки, змеи, снова пауки и скелеты, как в заколдованном доме), ничего не поделаешь – надо искать. Мистер Селларс велел воспользоваться штучкой, когда погаснут уличные фонари. Он ведь так велел. Кристабель заплакала.

Прошло очень много времени, и наконец ее пальцы коснулись гладкого пластика. Все еще шмыгая, девочка встала и вернулась к багажнику машины. Вытянула кулачок с зажатой штучкой, чтобы не так сильно бояться, нажала на кнопку. Выскочившая искра превратилась в огонек. Осторожно, как велел мистер Селларс, Кристабель поднесла огонек к кончику свисавшего из отверстия куска ткани. Ткань загорелась, но не сильно – просто на краю ее появилась голубая тлеющая полоска. Кристабель затолкала перчатки за табличку с номером, чтобы та случайно не опустилась, вытянула тлеющую полоску и положила ее на пол, затем быстро вышла из гаража, мысленно повторяя последние строчки стишка – и чтобы не забыть, и чтобы преодолеть охвативший ее сейчас настоящий страх. Снаружи она нажала кнопку на стене гаража, и дверь с легким шипением опустилась.

Теперь, закончив почти все, Кристабель во весь дух помчалась по Редленд. Дома по-прежнему были темными, но теперь не горели и уличные фонари, и дорогу ей освещали только звезды. Свернув за угол и пробегая по Стилвелл, она швырнула зажигалку в какие-то кусты. И тут, когда она уже добралась до лужайки перед своим домом, все фонари на улицах внезапно вспыхнули. Девочка подбежала к двери.

Кристабель забыла про сигнализацию, и, когда дверь распахнулась, на весь дом заверещал сигнал тревоги, напугав ее так, что она едва не обмочила штанишки. Сквозь жуткий шум она расслышала крики отца, ужаснулась и успела прошмыгнуть мимо спальни родителей за секунду до того, как дверь распахнулась. Кристабель сбросила пальто, туфли и одежду, молясь, чтобы родители не вошли, и едва успела натянуть пижамку, как в спальню девочки вбежала мать.

– Кристабель, ты не спишь? Не бойся – это сигнализация на двери. Наверное, случайно включилась.

– Думаю, были перебои с электричеством, – крикнул из прихожей отец. – Все стенные экраны отключились, а часы на кухне почти на час отстают от моих. Наверное, когда подали электричество, сигнализация и включилась.

Кристабель уже лежала в постели, заботливо укрытая одеялом, и ее колотящееся после пережитого сердечко начало успокаиваться, когда огонек добрался по тряпичной полоске до бензобака и тот взорвался с таким грохотом, что в радиусе нескольких миль в домах задребезжали стекла, а почти все на Базе проснулись. Кристабель закричала.

Мама опять пришла к ней в спальню и посидела в темноте, гладя дочь по головке и приговаривая, что бояться нечего, что это, наверное, какая-то авария на газовой линии далеко от их дома. Кристабель прижалась к маминому животу. Ее переполняло столько секретов, что она тоже боялась взорваться. На верхушках деревьев за окном отразились вспышки мигалок – по улице, завывая сиренами, мчались пожарные машины.

* * *

– Эй, Ландогарнер, у тебя дом мечеголового, – заметила Зунни.

Крошечные желтые обезьянки деловито перекраивали обстановку виртуального коттеджа Орландо. Две из них украшали отрубленную голову принца Черных эльфов огромными усами, а полдюжины других хитроумно изменили тело гигантского червя из цитадели Морсин, превратив его в прозрачную трубку. Бананово-желтая обезьянка испробовала новую игрушку, прокатившись на животе по внутренностям одного из драгоценнейших трофеев Таргора.

– Мечеголового? О да. Я немало времени проводил в Срединной стране. Ты об этом знаешь?

– Скучно, – объявила Зунни. – Убил монстра, нашел драгоценность, заработал призовые очки. Чушь собачья.

У Орландо не нашлось аргументов против, и он принялся наблюдать, как парочка обезьянок изменяет исторические сюжеты на карагорумском гобелене, превращая их в процессию совокупляющихся мультяшных улиток. Его тревожил не столько изощренный вандализм гостей – старая обстановка ему уже до чертиков надоела, – сколько та беззаботная легкость, с какой Озлобыши взломали его защитные программы. У команды инженеров из какой-нибудь фирмы вроде «Индиго» уйдет полдня на воспроизведение того, что эти мелкие лунатики натворили за считанные минуты. Орландо внезапно понял, что, должно быть, испытывали его родители, когда он пытался им объяснить то, что проделывал в сети.

Появившегося из дырочки в полу Бизли мгновенно облепили мини-обезьянки.

– Если вы меня от них не избавите, босс, – предупредил агент, – я разберу их на кусочки.

– Валяй. Хочу посмотреть, как это у тебя получится.

Бизли прижал лапки к телу, защищая их от назойливых обезьянок.

– Фредерикс просит разрешения войти.

У Орландо потеплело на душе.

– Да, конечно. Впусти его… ее… впусти его. – Похоже, надо решить эту проблему раз и навсегда. Если Фредерикс хочет, чтобы к ней относились как к парню, значит, она парень. Как прежде. Что-то вроде того.

Возник Фредерикс, которого мгновенно окутало желтое облако. Пока он машинально отмахивался, желая хоть что-то разглядеть перед собой, – а ведь он мог, если бы немного подумал, сделать обезьянок прозрачными, поскольку знал возможности домика Орландо не хуже его создателя, – Орландо пригляделся к Фредериксу. Похоже, его сим стал уже не столь впечатляюще мускулистым. Возможно, узнав о болезни Орландо, он решил, что того оскорбит такой пышущий здоровьем сим.

– Los monos volandos! [34] – заверещала обезьянка, кружащая возле лица Фредерикса. – Мы культурный клуб «Супримо великано»! Счастливые носики-хвостики!

– Ну, Орландо, вот это развлечение, – буркнул Фредерикс, стряхивая прицепившуюся к мочке его сим-уха обезьянку. – По уши рад, что его не пропустил.

– Да, я тоже рад, что ты его не пропустил.

Неловкое молчание, нарушаемое лишь трескотней и верещанием Озлобышей, прекратилось, когда Орландо хлопнул в ладоши. Желтое облако распалось на частички, обезьянки расселись на различных виртуальных поверхностях.

– Я хочу попросить вас об услуге, – начал Орландо, постаравшись произвести впечатление человека, которому захочет помочь шайка сорванцов. – Мне позарез нужна помощь.

– Ты нам дашь креды? Веселые покупки? Игрушки-программушки? – запищали обезьянки, но Каспар – Орландо уже научился опознавать некоторые голоса – заставил остальных смолкнуть.

– Какая помощь?

– Я пытаюсь найти кое-кого по имени Мельхиор. Он имеет отношение к Скворечнику. Он или она – а может, их несколько – написали часть программ для красного грифона из симмира Срединной страны.

– Мельхиор? – переспросила Зунни, зависая в воздухе симпатичной феечкой. – Легко! Пес, Пес, Пес!

– И Песика дружки! – подхватила другая обезьянка.

– Погоди. Ты о чем?

– С тем же успехом можно разговаривать с кукурузными хлопьями, – вздохнул Фредерикс. – Плюнь ты на это, Орландо.

– Зависни. Зунни, этот Пес – человек?

Обезьянка завертелась.

– Нет, нет, не человек – старик! Ему миллион лет!

Каспар снова цыкнул на нескольких совсем юных Озлобышей и пояснил:

– Он старый человек. Мы зовем его Пес. Он живет в Паутинном Уголке.

– Он старее камней! – пискнула обезьянка.

– Старше дядюшки Джингла! – хихикнула другая. – Ста-а-а-рый.

Через некоторое время Орландо мучительно и по кусочкам удалось наскрести информацию о том, некий старик по прозвищу Синий Пес, или просто Пес, обитает в хижине на Холме Основателей в Скворечнике и вместе с другими когда-то клепал софт под псевдонимом Мельхиор.

– Он сделал взрывную кнопку, – с удовольствием вспомнила Зунни. – Кладешь ее кому-нибудь на голову, нажимаешь, и – ба-ба-ах!

Орландо для собственного спокойствия решил, что она описывает то, что происходило с симами, а не с живыми людьми.

– А вы можете провести нас в Скворечник, чтобы мы с ним поговорили?

– Запросто! – ответила Зунни. – Даже лучше. Ты-видишь-его, он-видит-тебя.

– Прям щас, – пояснил Каспар. – Пес Озлобышей лю-ю-бит. Как мы к нему завалим поиграть, всегда говорит: «То, что мне надо!»

Обезьянки взмыли вверх внезапным желтым циклоном, завертелись, растекаясь, как тающее масло, и исчезли.

Орландо уселся, наслаждаясь тишиной. Голова постепенно наполнялась пульсирующей лихорадочной болью. Фредерикс подплыл к пирамиде трофеев, ставших жертвами вандализма, и завис перед головой принца Черных эльфов.

– Дитеру Кабо это понравилось бы.

– Я тут ни при чем. Скажи спасибо Обществу ценителей искусства имени Тарзана.

– Так ты веришь, что эти микросканики помогут тебе отыскать то, что ты видел во сне? Орландо, ты вообще хоть прислушиваешься к тому, что говоришь?

– Я хватаюсь за любую соломинку, что мне подворачивается.

– Да, я заметил. Как ты себя чувствуешь? – спросил Фредерикс, помолчав.

– Не начинай. Не надо было тебе ничего рассказывать.

Фредерикс вздохнул, но ответить не успел: одна из стен стала проницаемой, и сквозь нее впорхнула стая обезьянок.

– Пошли! Летим быстро-быстро-быстро!

– В чем дело? – удивился Орландо. – Что случилось?

– Отыскали Пса, – промурлыкала ему в ухо Зунни, пристроившись над левым плечом. – У него большой секрет. Крепкий, блокированный, разноцветный! Пошли с нами!

– Пес чем-то занимается, – пояснил Каспар в другое ухо. – И занимается тайком. Большой секрет, но Озлобышей не обманешь!

Орландо невольно вспомнил виденную когда-то карикатуру: на одном плече у человека сидит ангел, на другом дьявол, и каждый пытается склонить его на свою сторону. А если в оба уха твердит неуправляемая анархия?

– Да о чем вы говорите? Какой еще секрет? Да еще блокированный?

– Большая дырка куда-то. Пошли! Мы вас протащим! – Зунни шмелем жужжала в ухо. – Устроим Псу сюрприз! Смеяться и визжать, смеяться и визжать!

– Озлобыши, к полету по сети – готовсь! – пискнул кто-то. – Килохана! Пристегнуть ремни!

– Не так быстро, – поморщился Орландо. Легкая головная боль вдруг резко усилилась, и он не хотел, чтобы его куда-то гнали. Но было уже поздно – обезьянки включились в режим «полный вперед». Фредерикс расплылся и исчез, утянутый Озлобышами неизвестно куда. Даже стены домика завертелись перед глазами Орландо, и ему показалось, будто он видит несколько разноцветных потоков краски, стекающих в раковину.

– Черт, да погодите же!.. – крикнул Орландо, но уже в пустоту.

Его захлестнул мрак. Он куда-то падал, летел, растягивался в нескольких направлениях сразу. Потрескивание в ушах становилось все громче, пока не превратилось в рев двигателей реактивного лайнера или межпланетной ракеты.

– Держись, Ландогарнер! – радостно выкрикнула где-то рядом невидимая Зунни. Никакой тревоги в ее голосе не ощущалось; то ли кроме Орландо никто столь ошеломляющих ощущений не испытывал, то ли эти сумасшедшие детки к ним попросту привыкли.

Впечатление, будто тело растягивается, становилось все сильнее; казалось, его вытягивают в ниточку и высасывают через соломинку. Или же тебя забросило в симуляцию американских горок… да только они наверняка находятся между симуляциями… Орландо едва соображал, а скорость все увеличивалась и увеличивалась…

И тут вселенная свернулась.

Все остановилось, точно стиснутое гигантской рукой. Орландо услышал отдаленные крики, тонкие детские голоса – и дети эти еле слышно, словно из-за толстой двери, вопили от ужаса. Они на что-то нарвались… а вместе с ними и Орландо.

Бездна вокруг него стала сжиматься, невидимый давящий кулак замораживал мысли и сердце. Он был беспомощен, подвешен на дуге медленного электричества. Та его часть, что еще могла мыслить, сопротивлялась, но высвободиться не могла. Его все больше сдавливало и сплющивало, пока последний оставшийся кусочек его «я» медленно и беспомощно не затрепыхался, как птица, накрытая толстым одеялом.

«Я не хочу умирать!» То была бессмысленная мысль, потому что он не мог ничего придумать или сделать, чтобы изменить происходящее, но она вновь и вновь эхом раздавалась в его угасающем сознании. Все имеющиеся в мире симуляции смерти не смогли бы подготовить его к такому. «Я не хочу умирать! Я не хочу… умирать…»

«Не… хочу…»


Как это ни поразительно, но мрак оказался не бесконечным.

Крошечная искра вырвала его из неописуемой пустоты. Он поднимался к ней беспомощно и равнодушно, как влекомый течением труп. Искра стала размытым пятнышком света. После убийственной черноты оно показалось ему бесценным даром.

Он плыл, и свет становился ярче, брызгал лучами, оставляющими яркие царапины на теле бесконечной ночи. Линии превратились в квадрат, квадрат обрел глубину и стал кубом, а тот принял настолько обыденный облик, что на мгновение Орландо не поверил своим глазам. Он увидел летающий в пустоте и увеличивающийся с каждой секундой офис – простую комнату со столом и стульями. Орландо как-то неуловимо оказался внутри, и сковывающее тело ледяное онемение дрогнуло и слегка ослабело.

«Это сон. Мне снится сон». Ему уже доводилось засыпать подключенным к сети, и это ощущение было ему знакомо. «Должно быть, все дело в пневмонии, а это горячечный бред. Но почему я не могу проснуться?»

Комната чем-то напоминала смотровое помещение в клинике, но все в ней было сделано из серого бетона. Огромный стол походил на каменный саркофаг из гробницы. За ним сидел человек. Вернее, Орландо решил, что это человек, – на месте лица у него была лучистая пустота.

– Я ведь сплю, верно? – спросил он.

Существо за столом, казалось, не услышало вопроса.

– Почему ты пожелал явиться и работать на нас? – спросило оно высоким успокаивающим голосом.

Проживи Орландо миллион лет, он все равно не смог бы предвидеть подобный разговор.

– Я… не желаю ни на кого работать. В смысле… я ведь просто ребенок.

В стене за столом медленно распахнулась дверь. За ней клубился дымный синий свет. Внутри этого яркого свечения шевельнулась какая-то бесформенная тень. Душу Орландо наполнил ужас.

Он хочет тебя, – сказало сияющее существо. – Он принимает всех – видишь ли, ему скучно. Но на нашей стороне стандарты несколько выше. Разделяющая нас грань очень тонка. Ничего личного.

– Я пока не могу работать. Понимаете, я еще учусь в школе… – Это точно сон – иначе и быть не может. А может, нечто худшее. Возможно, он умирает, и сознание творит свою последнюю фантазию.

Существо в соседнем помещении шевельнулось, свет всколыхнулся. Орландо слышал его дыхание – низкие хриплые вздохи, разделенные долгими промежутками времени. Оно ждало. И станет ждать столько, сколько потребуется.

– Что ж, в таком случае, можешь войти к нему. – Фигура за столом указала на распахнутую дверь и жуткое нечто за ней. – Если ты не хотел работать, то не следовало зря тратить наше драгоценное рабочее время. Мы сейчас очень заняты, проводя одновременно и расширение, и слияние.

Хриплое дыхание стало громче. Орландо знал, что ему не хочется даже увидеть существо, издающее такие звуки.

– Я передумал, – торопливо произнес он. – Извините. Я хочу работать. Работа как-то связана с математикой? – У него были хорошие отметки в школе. Разве не этого хотят взрослые – хороших отметок? Придется просить у отца с матерью разрешения бросить школу, но когда он расскажет им о существе в соседней комнате, они, конечно же…

Сияющее существо встало. Уж не отказ ли угадывается в развороте его плеч, в холодном белом пламени невидимого лица? Неужели он слишком долго ему возражал?

– Подойди и дай мне руку, – сказало оно.

Орландо непонятно как очутился перед столом. Фигура протянула ему руку, горящую холодным фосфорным огнем, и одновременно Орландо ощутил струящийся из комнаты с голубым светом холодный воздух. Кожа покрылась мурашками, в глазах выступили слезы. Он протянул руку.

– Запомни, ты должен стараться изо всех сил. – Когда их ладони соприкоснулись, Орландо затопила волна тепла – так быстро, что едва не причинила ему боль. – У тебя хорошие способности. Мы их испытаем.

– Не забудьте про Фредерикса, – спохватился Орландо. – Это я заставил его прийти… он тут ни при чем.

Существо в соседней комнате испустило жуткий звук – полурычание и полувсхлип – и рванулось вперед, заслонив дверной проем, погасив куб света, в котором располагался офис, и даже сияние держащего Орландо за руку существа. Орландо завопил, содрогаясь от ужаса, шагнул назад, и…

Он снова падал в бездну.

* * *

Заходящее солнце, проползая сквозь дымку, саваном окутывающую Калькутту, воспламенило весь небосклон. Оранжевое свечение расползлось по горизонту, и на фоне расплавленного света угольно-черные дымовые трубы фабрик казались минаретами ада.

«Началось, – подумал он. – Даже небеса его отражают. Танец начался».

Святой наклонился и поднял с песка свое единственное имущество, потом медленно побрел к реке, чтобы начисто его отмыть. Все уже кончилось, и он оборвал последнюю нить, связывающую его с иллюзорным миром майи, но ритуалы следовало соблюсти. Дело должно быть завершено правильно – так, как он его начал.

Он присел на корточки в бурой реке – одном из ответвлений дельты могучего Ганга, – и его омыли священные воды, густые от промышленных и бытовых отходов Калькутты. Кожу сразу обожгло, вскоре добавился и зуд, но он не торопился. Наполнив чашу водой, он вылил ее обратно и принялся тереть длинными пальцами трещинки чаши, пока она не заблестела в свете умирающего дня. Он поднял чашу-череп перед собой, уместив зубы на ладонь, и вспомнил тот день два года назад, когда пришел сюда.

Никто не помешал ему перебирать пепел на площадке для кремации. Даже в современной Индийской федерации, где плоть нации столь же древней, как само человечество, пронзили новые электронные нервы, к Агори все еще испытывали сверхъестественное уважение. И площадки для кремации, куда он и немногочисленные другие почитатели Шивы-разрушителя все еще приходили как паломники, окружая себя в поисках чистоты людскими останками и стервятниками, принадлежали им, самым неприкасаемым из неприкасаемых. Те, кто сохранил веру, радовались доказательству того, что старинные обычаи еще не сгинули окончательно. Те, чья вера осталась в прошлом, отворачивались, виновато пожимая плечами. А у тех, кто не верил никогда, хватало иных забот, нежели размышлять о том, что происходит среди куч костей на берегу великой и ныне зловонной реки.

В тот день, сбросив городские одежды с легкостью и окончательностью выползающей из старой кожи змеи, он тщательно осматривал каждую кучку человеческих костей. Позднее он вернется к ним в поисках еще оставшейся плоти, ибо слуги Шивы не только живут среди мертвечины, но и питаются ею, но в тот первый день он искал нечто более долговечное. И наконец отыскал тот череп – целый, только без нижней челюсти, – покоящийся на обугленных останках грудной клетки. На мгновение он лениво задумался: что видели эти ныне пустые глазницы, из-за чего проливали слезы, какие мысли, надежды и мечты жили в опустевшем черепе? А потом напомнил себе первый урок кремационной площадки: все завершится здесь же, но это тоже иллюзия. Равно как смерть, олицетворяемая безымянным черепом, есть вся смерть, так и он же является не смертью, а лишь иллюзией материального мира.

Вспомнив об этом, он понес череп к реке. Солнце уже садилось в дымку на западе, напоминая факел, опускающийся в бассейн с мутной водой, когда он отыскал острый камень и принялся за работу. Сперва он нацелил острие камня в центр лба, в ту точку, где живые наносят метку-пундару, затем надрезал кость по всей окружности черепной крышки, лобной, височной, затылочной – слова из предыдущей жизни, от которой он избавился с той же легкостью, с какой сбросил одежду. Замкнув окружность, он развернул камень и неким подобием туповатого лезвия принялся пилить.

При всем его терпении – он провел ту первую ночь без огня и дрожа от холода, чтобы не утратить сосредоточенности, – задача оказалась нелегкой. Он знал, что другие слуги Шивы выбирают черепа, утратившие прочность в огне или по какой-то причине уже вскрывшиеся, но не позволил себе такой роскоши. И лишь когда солнце взошло на востоке и окрасило реку розовой медью, он поднял макушку черепа и отбросил ее прочь.

Потом он отнес получившуюся чашу к реке, впервые после появления на берегу коснувшись священных вод. И хотя жажда уже долгие часы опаляла огнем его горло, он отполировал на плоском камне неровные края костяной чаши и лишь тогда разрешил себе зачерпнуть ею воды и напиться. И когда отравленная вода Ганга полилась ему в рот, сменяя жажду иным огнем, разум его просветлел.

«Владыка Шива, – подумал он. – Я отверг витки майи. Я жду твоей музыки».


А сейчас, глядя на чашу в последний раз, Агори заговорил. Он молчал многие месяцы, и голос его звучал сухо и слабо, но говорил он не для кого-то, а для себя.

«Дошло до ушей владыки Шивы, что в лесу возле Тагарама живут десять тысяч жрецов-еретиков. И учат эти еретики тому, что вселенная вечна, что у душ нет повелителя, а для спасения души достаточно безупречности прижизненных деяний. И решил Шива отправиться к ним и доказать, что они ошибаются.

Владыке Вишну-хранителю он сказал: «Пойдем, ты станешь моим спутником. Я придам себе облик странствующего йога, а тебе – его прекрасной жены, и смутим мы этих риши-еретиков». И изменили они облик свой, и пришли к жрецам в лес Тагарам.

И жены всех жрецов преисполнились мучительной страстью к могучему йогу, пришедшему к ним, а все риши воспылали страстью к жене йога. И забросили они все свои дела, и началась среди жрецов великая смута. Тогда решили они проклять йога и его жену, но все их проклятия оказались тщетны.

И развели жрецы жертвенный огонь, и вызвали из него ужасного тигра, который бросился на владыку Шиву, дабы убить его. Но Шива лишь улыбнулся нежной улыбкой, одним мизинцем содрал с тигра шкуру и накинул на себя, как шаль.

Тогда разъяренные жрецы призвали жуткого змея, длинного и ядовитого, но Шива снова улыбнулся и оторвал змею голову, а тело повесил на шею вместо гирлянды. Жрецы не поверили своим глазам.

Наконец жрецы призвали на помощь отвратительного черного карлика с дубиной, которая могла разбивать вдребезги горы, но Шива лишь рассмеялся, наступил ногами на спину карлика и стал танцевать. А танец Шивы есть источник всех движений во вселенной, и зрелище его, и величие открывшихся небес наполнили сердца еретиков восхищением и ужасом. И простерлись они перед ним, умоляя о пощаде. А Шива станцевал для них все пять актов: творение, сохранение, уничтожение, воплощение и освобождение – и, увидев танец владыки Шивы, жрецы избавились от иллюзий и стали его почитателями, и из душ их навсегда были выжжены заблуждения.

Вот почему, когда Первопричина – которого иногда называют «Ужас» и «Разрушитель» – танцует до наступления темноты, он содержит в себе жизнь и смерть всего сущего. И поэтому слуги его обитают там, где проводят кремацию, и сердца его слуг подобны этим местам, пустынным и заброшенным, где личность, ее мысли и деяния выжигаются и не остается ничего, кроме самого Танцора».

Договорив, он склонил голову и закрыл глаза. Постояв немного, он поставил чашу на песок, поднял тяжелый камень и разбил ее на кусочки.

Солнце скрылось, оставив лишь кровавую полоску света, растянувшуюся за городом вдоль горизонта. Агори встал и пошел по погребальному пеплу к укромному местечку в зарослях чертополоха, где два года назад спрятал под кучкой камней свой чемоданчик, завернутый в пластиковый мешок. Он извлек его из мешка, приложил большой палец к замку и открыл. Заструившийся из-под крышки запах стал для его ноздрей, ныне привыкшим лишь к запахам склепа, запахом иной жизни. Он с наслаждением ощутил огрубевшими пальцами почти невероятную мягкость одежды, ожидавшей его все это время, и поразился тому, что некогда бездумно от нее отрекся. Потом поднял шелковый сверток и достал из-под него датапульт в дорогом кожаном чехле. Откинув крышку, он коснулся экрана. Тот засветился – батарея сохранила заряд. Тогда он снял заглушку с нейроканюли и протер ее спиртом, отыскавшимся в кармашке чехла, – есть вещи, для которых даже священная вода Ганга не совсем подходит, – потом вытянул из пульта волоконный кабель и подключился.

Десять минут спустя Нанди Парадиваш извлек кабель из канюли и встал. Как он и предвидел, его ждало сообщение. Настало время действовать.

Он надел штаны и рубашку, невольно ощутив их мягкое прикосновение к коже, потом сел на камень и натянул туфли. Два года, проведенные среди мертвецов, подготовили его, но для следующей части путешествия он должен вернуться в город. Для дальнейших действий требовался доступ к серьезной аппаратуре.

«Братство Грааля уже взяло в руки свои инструменты, и теперь мы, члены Круга, взяли свои. Как мы и предполагали, музыка привлекла и других. И лишь владыке Шиве известно, как она завершится».

Он закрыл чемоданчик и зашагал по песчаному берегу. Наступил вечер, и огни города мерцали перед ним драгоценным ожерельем на темной груди Парвати, жены Разрушителя.

«Танец начался», – подумал он.

Загрузка...