Город смерти

Часть первая РИДРА ВОНГ

«Это город-порт. Здесь испарения покрывают ржавчиной небо», — подумал генерал. Промышленные газы окрашивают вечер в оранжевый, розовый, пурпурный оттенки красного цвета. Опускающиеся и подымающиеся транспорты, перевозящие грузы в звездные центры и на спутники, разрывают облака. «И гниющий город тоже», — подумал генерал, огибая угол по засыпанной мусором и отбросами обочине.

Со времени Захвата шесть губительных Запретов задушили город, чей жизненный пульс поддерживался межзвездной торговлей. Изолированный, как мог этот город существовать? Шесть раз за последние двадцать лет задавал он себе этот вопрос, а ответ? Его не было.

Паника, мятежи, пожары, каннибализм… Генерал взглянул на силуэты грузовых башен, выдававшихся над шатким монорельсом на фоне грязных строений. В этом райрне улицы были уже, на них толпились транспортные рабочие, грузчики, несколько космонавтов в зеленых мундирах и орды бледных мужчин и женщин, руководящих сложными и запутанными таможенными операциями. «Теперь они спокойны, заняты работой и домом?»- подумал генерал. Но однако эти люди двадцать лет жили после Захвата. Они голодали во время Запретов, разбитых окон, грабежей, толп, убегающих от пожарных рукавов, их лишенные кальция зубы рвали мясо трупов…

Что за животное мужчина? Этот абстрактный вопрос он задавал себе, чтобы отогнать воспоминания. Легче, будучи генералом, задавать такой вопрос, чем вспоминать о женщине, сидящей посреди тротуара во время последнего Запрета, держа на коленях скелет своего ребенка, вспоминать о трех истощенных девочках-подростках, напавших на него среди улицы с бритвами. Передняя свистнула сквозь коричневые зубы, говоря: «Иди сюда, бифштекс! Иди ко мне, лангет!…» Он использовал карате… Или о слепце, с криком бежавшем посреди улицы.

Бледные, приличные мужчины и женщины, теперь они спокойны, теперь они стараются, чтобы никакое чувство не отразилось на их лицах, у них теперь бледные и приличные патриотические идеи: работать для победы над захватчиками. Алона Стар и Кип Рчак хороши в «Звездном празднике», но Рональд Квар, конечно, самый серьезный артист. Они слушают хилаит-музыку — слушают ли, подумал генерал, вспомнив об этих танцах, где партнеры не касаются друг друга. Положение в Таможне представляло хорошую безопасную работу, работать непосредственно на Транспорте, конечно, веселее, и эта работа возбуждает, но лучше смотреть ее в кино, эти Транспортники такие странные люди…

Более интеллектуальные обсуждают стихи Ридры Вонг.

Они часто говорят о Захвате, все теми же фразами, которые освещены двадцатилетним повторением в газетах и по радио. Они редко вспоминают о Запретах и то лишь одним-двумя словами.

Возьми любого из них, возьми миллион. Кто они? Чего хотят? Что они скажут, если у них будет возможность сказать?

Ридра Вонг стала голосом века. Генерал вспомнил изображение в гиперболическом ревю. Парадоксально: боевой командир со специальным заданием, он шел сейчас на встречу с Ридрой Вонг.

Вспыхнули уличные огни, и его отражение внезапно появилось в стекле окна бара. Верно, что я сегодня не надел мундир. Он увидел высокого мускулистого человека с властным выражением крючконосого лица, ставшим привычным за пятьдесят лет командования. В сером штатском костюме он чувствовал себя неуютно. До тридцати лет он производил на людей впечатление высокого и неуклюжего человека, после этого — изменение совпало с Захватом — впечатление массивного и властного.

Если бы Ридра Вонг пришла к нему в штаб-квартиру Администрации Союза, он чувствовал бы себя лучше. Но он был в гражданском, а не в зеленом мундире космонавта. Бар этот ему был незнаком. А она была наиболее известным поэтом в пяти исследованных галактиках. Впервые за долгое время он почувствовал некоторую неуверенность в себе.

Он вошел. И прошептал:

— Боже, как она прекрасна. Я не знал, что она так прекрасна, изображения не передают этого…

Она повернулась к нему, увидела его отражение в зеркале за стойкой, встала со стула, улыбнулась.

Он подошел, пожал ей руку, слова «Добрый вечер, мисс Вонг» так и остались несказанными, застряв у него во рту.

А она начала говорить. Помада ее была медного цвета, а зрачки глаз напоминали медные диски…

— Вавилон-17, — сказала она. — Я не решила еще этого, генерал Форестер.

Вязаное платье цвета индиго, волосы струятся по плечам, как вода в реке. Он ответил:

— Это не очень удивляет меня, мисс Вонг.

Удивляет, подумал он. Она оперлась рукой о стойку, наклонилась вперед, бедра шевельнулись под вязаной синей материей — каждое ее движение удивляет, поражает, сбивает с толку.

— Но я продвинулась дальше, чем оказались способными вы, военные.

Мягкая линия ее рта изогнулась в вежливой улыбке.

— Благодаря тому, что я знаю о вас, мисс Вонг, это тоже не удивляет меня.

«Кто она?» — подумал он. Он задавал этот вопрос абстрактному собеседнику. Задавал его собственному отражению. Размышляя о ней, он задавал себе этот вопрос.

Все остальное не имело значения. Он должен знать о ней все. Это очень важно. Он обязан знать.

— Во-первых, генерал, — сказала она. — Вавилон-17 — это не код.

Мысли его нехотя вернулись к предмету разговора.

— Не код? Но мне казалось, что криптографический отдел установил…

— Вы хотите сказать, что наши попытки дешифровать его бессмысленны?

— Это не шифр, не код, — повторила она. — Это язык.

Генерал нахмурился.

— Что ж, как бы вы это не называли — код или язык — мы должны понять его. Пока мы не понимаем его, мы чертовски далеки от цели.

Напряжение последних месяцев превратилось в зверя в его существе: этот зверь ухватил его за язык, сделал хриплым его голос.

Улыбка исчезла, он положил обе руки на стойку, он хотел преодолеть хрипоту.

Она сказала:

— Вы не связаны непосредственно с криптографическим отделом.

Голос ее был ровным и успокаивающим.

Он покачал головой.

— Тогда позвольте мне кое-что объяснить вам. В основном, генерал Форестер, существуют два типа кодов. В первом случае буквы или символы, используемые вместо букв, перемешиваются и искажаются в соответствии с некоторыми образцами. Во втором — буквы, слова или группы слов заменяются другими буквами, символами или словами. Код может относиться к тому или другому типу или быть их комбинацией. Но оба типа имеют одно общее свойство: когда найден ключ, вы лишь применяете его и тут же получаете логичные предложения. Язык имеет собственную внутреннюю логику, собственную грамматику, свой способ выражения мысли в словах. Не существует ключа, подходящего ко всем выраженным в языке значениям. В лучшем случае вы получите лишь приблизительное представление о значении.

— Вы хотите сказать, что Вавилон-17 декодируется в какой-то язык?

— Вовсе нет. Это я проверила в первую очередь. Мы могли бы взять вероятную развертку различных элементов и проверить конгруэнтны ли они разным языковым образам, даже если расположены они в неверном порядке. Нет. Вавилон-17 сам по себе язык — и мы его не понимаем.

— Я думаю, — генерал Форестер попытался улыбнуться, — вы хотите сказать, что поскольку это не код, а чужой язык, то нам придется отступить. Даже если это поражение, то, исходя из этого, оно становится легче.

Но она покачала головой.

— Боюсь, что вы не поняли меня. Неизвестный язык может быть дешифрован без перевода. Вспомните, например, линеарный язык В и хетский язык. Но если я попытаюсь сделать это, мне нужно знать гораздо больше.

Генерал поднял брови.

— Что еще вам нужно знать? Мы передали вам все образцы. Когда получим новые, мы обязательно…

— Генерал, я должна знать все о Вавилоне-17: где вы его получили, когда, при каких обстоятельствах — все, что может оказаться ключом к этому языку.

— Но мы передали всю информацию, которую мы…

— Вы дали мне десять страниц искаженных магнитных записей с кодом, под условным названием «Вавилон-17». И спросили, что он означает. Все, что я могла, я вам сказала. Будет больше сведений, я смогу сделать для вас еще что-нибудь.

Генерал подумал: «Если бы это было так просто, мы никогда не обратились бы к тебе, Ридра Вонг.» Она сказала:

— Если бы это было так просто, вы никогда не обратились бы ко мне, генерал Форестер.

Он уставился на нее, на какое-то мгновение поверив в абсурдную мысль, будто она читает у него в мозгу. Но, конечно, она просто знает это.

— Генерал Форестер, установил ли ваш криптографический отдел, что это язык?

— Если и установил, то мне об этом не говорили.

— Я уверена, что они не знают этого. Я сделала несколько структурных наблюдений, набросков грамматики. А они сделали это?

— Нет.

— Генерал, хотя они и знают чертовски много о кодах, они ничего не знают о сущности языка. Именно эта идиотская специализация — причина того, что я не работаю с ними уже шесть лет…

«Кто она?» — подумал он вновь. Сегодня утром ему прислали ее секретное досье, но он передал его адъютанту, лишь сделав пометку «Одобряется». Он услышал свой собственный голос!

— «Возможно, если вы немного расскажете мне о себе, мисс Вонг, я свободнее буду говорить с вами.» «Нелогично, — однако он проговорил это со спокойствием и уверенностью. — Насмешливо ли она смотрит на него?»

— Что вы хотите сказать?

— Я знаю только ваше имя. И то, что несколько лет назад вы работали в военном криптографическом отделе. Знаю, что уже тогда, несмотря на ваш юный возраст, у вас была отличная репутация. Поэтому, когда наши люди безуспешно возились с Вавилоном-17 в течение месяца, они единодушно сказали: «Пошлите это Ридре Вонг». — Он помолчал. — А вы говорите, что кое в чем уже разбираетесь, — следовательно, они были правы.

— Выпьем, — предложила она.

Бармен подошел с двумя небольшими стаканами с дымчато-зеленой жидкостью. Она пригубила, наблюдая за генералом. Глаза ее, чуть раскосые, были обрамлены бровями, похожими на крылья птицы.

— Я не с Земли, — сказала она. — Мой отец был инженером связи в Звездном Центре под индексом Х-118, как раз за Ураном. Мать была переводчицей во Дворце Внешних Миров. До семи лет я росла в Звездном Центре. Там было мало детей. В пятьдесят втором мы переселились на Уран-27. К двенадцати годам я знала семь земных языков и пять неземных. Я запоминала языки, как люди запоминают песни. Во время второго Запрета погибли мои родители.

— Во время Запрета вы были на Уране?

— Вы знаете, что произошло?

— Знаю, что Внешние планеты пострадали гораздо больше Внутренних.

— Вы ничего не знаете. Конечно, они пострадали больше. — Она глубоко вздохнула, отгоняя воспоминания. — Одной порции этой жидкости недостаточно, чтобы я могла говорить об этом. Когда я вышла из госпиталя — существовала вероятность помешательства.

— Помешательства?

— Что вы хотите? Длительное недоедание, плюс неврологическая чума.

— Я знаю об этой чуме.

— Итак, я попала на Землю. Жила у тети и дяди и получала невротерапию. Но я в ней не нуждалась. Не знаю, психологическое это или физиологическое, но из всего этого я вышла с еще более обостренным чутьем к языкам. Я пронесла это чутье через всю жизнь и постепенно привыкла к нему. К тому же я научилась хорошо излагать свои мысли.

— Не связано ли это с легкостью расчетов и эйдетической паматью? Эти качества очень нужны криптографам.

— Я плохой математик и совсем не умею рассчитывать. Зрительное восприятие и специальные тесты, например, цветные сны и т. д. — все это у меня есть, но главное, в чем проявляются мои качества — в словесном оформлении. В то время я начала писать. Один год я работала переводчицей при правительственном кабинете и одновременно занималась кодами. Через некоторое время я, как криптограф, приобрела определенную профессиональную легкость. Но я плохой криптограф. У меня нет достаточно терпения, чтобы корпеть над чем-то написанным другими, мне хочется писать самой. К тому же я нев-ротичка, это вторая причина, по которой я обратилась к поэзии. Но мое профессиональное мастерство часто меня пугало. Иногда, когда было слишком много работы и мне хотелось сделать что-нибудь еще, внезапно все, что я знала, укладывалось в стройную картину у меня в голове, и я легко читала лежащее передо мной, а потом оставалась усталой, испуганной и жалкой.

Она взглянула на свой стакан.

— Постепенно я подчинила себе свое умение. К девятнадцати годам у меня была репутация маленькой девочки, которая может расшифровать что угодно. Я уже кое-что знала о языке и легко распознавала типичные его конструкции: его грамматический строй, распознавала чутьем, что я и сделала с Вавилоном-17.

— Почему вы оставили эту работу?

— Я указала вам две причины. А третья заключалась в том, что, овладев профессиональным мастерством, я захотела использовать его в собственных целях. В девятнадцать лет я оставила военную службу и… да, вышла замуж и начала писать серьезно. Три года спустя вышла моя первая книга. — Она пожала плечами, улыбнулась. Об остальном читайте в моих стихах. Там есть все.

— И теперь в мирах пяти галактик люди ищут в ваших образах и значениях разгадку величия, любви и одиночества…

Последние слова выпрыгнули из фразы, как бродяги из товарного вагона. Она стояла перед ним, она была великой, а он, оторванный от привычной военной жизни, чувствовал себя таким одиноким, и он был отчаянно влюб… Нет!

Это невозможно, это отвратительно, это слишком просто для объяснения того, что происходит в его мозгу, что пульсирует в его руках.

— Выпьем еще?

Глаза ее остановились на чем-то невидимом. Она еще не выпила и половины первой порции.

— В вашем возрасте Ките был уже мертв.

Она пожала плечами.

— Это странное время. Оно выдвигает героев так быстро, внезапно и так же быстро и внезапно убивает их.

Он кивнул, вспомнив полдюжины певцов, актеров, даже писателей, которые в конце второго или начале третьего десятилетия объявлялись гениями, чтобы исчезнуть через год, два, три. Ее репутация удерживается очень долго.

— Я принадлежу своему времени, — сказала она. Я хотела бы вырваться за его пределы, но время не пускает меня. — Руки ее оторвались от гладкой поверхности стакана. — Вы, в армии, должны испытывать то же самое, — она подняла голову. — Дала ли я вам то, чего вы хотели?

Он кивнул. Легче было солгать жестом, а не словом.

— Хорошо. Теперь, генерал Форестер, расскажите мне о Вавилоне-17?

Он оглянулся в поисках бармена, но сияние вернуло его взгляд к ее лицу, сиянием оказалась просто ее улыбка, но краем глаза он принял ее улыбку за вспышку света.

— Возьмите, — сказала она, пододвигая к нему свой стакан. — Я еще не кончила первый.

Он взял его, отхлебнул.

— Захват, мисс Вонг… Это связано с Захватом.

Она подперла голову рукой, слушая с сузившимися глазами.

— Это началось с серии несчастных случаев — точнее, в начале они казались несчастными случаями, теперь мы уверены, что это диверсии. Они происходят на боевых кораблях, некоторые на базах космического флота… Обычно не срабатывает самое важное оборудование. Дважды взрывы привели к гибели крупных правительственных деятелей. Несколько раз эти «случаи» происходили на индустриальных предприятиях, производящих важную военную продукцию.

— Что же объединяет все эти «случаи», кроме того, что они связаны с войной. При современном развитии экономики любой случай в промышленности не трудно связать с войной. При современном развитии экономики.

— Их объединяет Вавилон-17.

Он смотрел, как она допивает свою порцию и аккуратно ставит стакан на влажный круг.

— Непосредственно перед, в течение и сразу после каждого случая пространство заполняется радиопереговорами из неизвестных источников, некоторые из них по п мощности отстоят на сотни ярдов, но иногда встречаются и такие, которые доносятся за световые годы. Во время последних трех «случаев» мы записали эти радиопередачи и дали рабочее название Вавилон-17. Вот. Сможете ли вы из этого что-нибудь извлечь?

— Да. Есть хорошая возможность перехватить того, кто передает эти радиоинструкции для саботажа…

— Но мы ничего не можем найти! — в его голосе прорвалось раздражение. — Нет ничего, кроме этого проклятого бормотания! И, наконец, кто-то заметил повторение в переводах и заподозрил существование кода. Криптографы потратили много сил, но целый месяц ничего не могли сделать, поэтому и обратились к вам.

Продолжая говорить, он заметил, что она задумалась.

Наконец, она произнесла:

— Генерал Форестер, мне нужен оригинал записей этих радиопереговоров плюс полный отчет, если можно, секунда за секундой, обо всем, происходившем во время «случая».

— Не знаю, можно ли?…

— Если вы не можете получить такой отчет, постарайтесь составить его во время следующего «случая». Если этот радиохлам представляет собой разговор, обмен репликами, я сумею выяснить, о чем в них говорится. Вы могли бы заметить, что в той копии, которую мне передал криптографический отдел, нет обозначений, кому принадлежат реплики. Нет даже пауз, не говоря уже о словах. Простая техническая запись.

— Я могу дать вам все, кроме оригинала записи…

— Но вы должны. Я хочу сама составить транскрипцию тщательно и со всеми обозначениями.

Она покачала головой.

— Мы сделаем для вас перезапись по вашим указаниям.

— Я должна все проделать сама, иначе я ничего не смогу обещать. Вся проблема заключается сейчас в распознавании фонематической и аллофонических противопоставлений. Ваши люди даже не поняли, что это язык, поэтому эга проблема их не заинтересовала…

Он прервал ее: — Что за противопоставления?

— Вы знаете, что некоторые люди азиатского происхождения путают Р и Л, когда говорят на западных языках? Это и потому, что в западных языках это разные фонемы, а восточные люди на их месте слышат и пишут одно и то же. Или сравните межзубное «т», «в», «и».

— А в чем разница между этими Т?

— Они различаются так же, как В и Ф, один звук звонкий, другой глухой.

— Понятно.

— Но проблема заключается в том, чтобы иностранец мог правильно затранскрибировать язык, на котором не говорит, он может просто не услышать различий, которых нет в его собственном языке.

— А как вы собираетесь сделать это?

— Используя свои знания звуковых систем множества языков, а так же при помощи чутья.

— Опять профессиональное мастерство?

Она улыбнулась.

— Я надеюсь.

Она ждала его одобрения. Но что он должен был одобрить? На какое-то мгновение он был отвлечен ее голосом:

— Конечно, мисс Вонг, — сказал он. — Вы наш эксперт, приходите завтра в криптографический отдел и получите все необходимое.

— Спасибо, генерал Форестер. Я направлю вам свой официальный доклад.

Он стоял неподвижно, окаменев от ее улыбки. «Я должен идти, — в отчаянии подумал он. — О нет, сначала нужно что-то сказать».

— Хорошо, мисс Вонг. Потом мы еще поговорим…

Что- то еще, что-то…

Он начал поворачиваться (я должен отвернуться от нее, надо сказать еще спасибо… спасибо…)., Подошел к двери, по-прежнему размышляя, кто она? О чем-то я должен сказать. Я груб, властен, я военный. Но богатство мыслей и слов отдано ей. Дверь раскрылась, и вечер опустил ему на глаза свои синие пальцы.

«Боже, — подумал он, — все это во мне, а она не знает! Я не могу этого выразить!» Слова прятались где-то в глубине. «Не могу ничего сказать».

Ридра встала. Ухватившись руками за стойку, она смотрела в зеркало. Подошел бармен, чтобы унести стаканы. Он нахмурился:

— Мисс Вонг?

Лицо ее было напряжено.

— Мисс Вонг, вы…

Костяшки ее пальцев побелели, и бармен видел, как белизна ползет по ее рукам, пока они не стали похожи на восковые.

— Вам плохо, мисс Вонг?

Она повернулась к нему.

— Вы заметили?

Голос ее был резким, хриплым, саркастическим, напряженным. Она оттолкнулась от стойки и подошла к двери, закашлялась, остановилась и вышла.

— Моки, помоги мне!

— Ридра? — Доктор Маркус Тмварба оторвался в темноте от подушки. В дымном свете над постелью появилось ее лицо. — Где вы?

— Внизу, Моки. Пожалуйста, мне нужно поговорить с вами.

Ее возбужденное лицо двигалось вправо, влево, стараясь избежать его взгляда. Он зажмурил глаза от света, потом медленно открыл их.

— Поднимайся.

Лицо исчезло.

Он взмахнул рукой в направлении контрольного щита, и мягкий свет заполнил роскошную спальню. Он откинул золотое одеяло, встал на ковер, снял с искривленной бронзовой подставки черный шелковый костюм и накинул его. Встроенные в костюм контуры расправили его в плечах и груди, он нажал впускной клапан в раме стиля рококо: алюминиевая откидная доска опустилась, открыв внутренности бара. Из него выдвинулся дымящийся кофейник и графин с выпивкой.

Повинуясь другому жесту, на полу выросли пузырьковые кресла. Доктор Тмварба повернулся к входной двери, она щелкнула, распахнулась, и появилась Ридра.

— Кофе? — он подтолкнул кофейник, силовое поле подхватило его и мягко поднесло к ней. — Чем ты занимаешься?

— Моки, это… я…

— Пей кофе.

Она наполнила чашку, поднесла ее ко рту.

— Нет ли чего-нибудь успокаивающего?

— Какао? — он извлек две маленькие бутылочки. Алкоголь тоже способен обмануть. У меня кое-что осталось от обеда. Собиралась компания.

Она покачала головой.

— Только какао.

Бутылочка последовала за кофе по силовому лучу.

— У меня был ужасно утомительный день. — Он потер руки. — Работать после полудня не удалось — за обедом гости, все хотели разговаривать со мной, да и после обеда докучали своими вызовами. Минут десять назад лег спать. — Он улыбнулся. — Как ты провела вечер?

— Моки, это… это было ужасно.

Доктор Тмварба отпил из чашки.

— Прекрасно. Иначе я ни за что не простил бы тебе, что ты меня разбудила.

Вопреки своему желанию, она улыбнулась.

— Я всегда… всегда могу рассчиты… читывать на в… вашу помощь и симпатию, Моки.

— Ты можешь рассчитывать на мой здравый смысл и убедительный совет психиатра. А симпатии? Мне жаль, но не после двенадцати. Садись. Что случилось? — Взмах его руки вызвал к жизни кресло рядом с ним. Край сидения легко ударил ей под колени, и она села. — Перестань заикаться и рассказывай. Ты преодолела это, когда тебе было пятнадцать лет.

Голос его стал очень мягким и убедительным.

Она еще раз отпила кофе.

— Код, вы помните, я работаю над кодом?

Доктор Тмварба опустился в широкий кожаный гамак и отбросил назад седые волосы, все еще взъерошенные после сна.

— Я помню, тебя просили над чем-то поработать для правительства. Ты довольно презрительно отозвалась об этом деле.

— Да. И… ну, это не код… это язык. Но сегодня вечером я… я разговаривала с главнокомандующим… с генералом Форестером, и это случилось… Я имею в виду — это случилось, и я знаю!

— Что знаешь?

— Как прошлый раз, я знаю, о чем он думает.

— Ты читаешь в его мозгу?

— Нет. Как в последний раз. По тому, что он делал, я могла сказать, о чем он думает.

— Ты уже пыталась объяснить мне раньше, но я не понял, мне кажется, что ты говоришь о чем-то вроде телепатии.

Она покачала головой, снова покачала.

Доктор Тмварба сплел пальцы и откинулся. Внезапно Ридра сказала ровным голосом:

— У меня теперь есть кое-какие идеи на счет того, что ты пытаешься выразить: «Дорогая, но ты должна высказать это сама.» Именно это вы хотели сказать, Моки, не правда ли?

Тмварба поднял седые брови.

— Да, это. Ты говоришь, что не читаешь у меня в мозгу? Но ты много раз демонстрировала мне…

— Я знаю, что вы собираетесь сказать, а вы не знаете, что хочу сказать я.

Она почти встала со своего кресла.

Тмварба сказал: — Именно поэтому ты такая известная поэтесса.

Ридра продолжала:

— Я знаю, Моки. Я ношу все в своей голове и вкладываю в стихи, которые понятны людям. Но прошедшие десять лет я занималась не тем. Вы знаете, что я делала. Я слушала людей, улавливала их полумысли-полупредложения, в которых они спотыкались, их чувства, которые они не могли выразить, и это было очень больно. Потом я отправлялась домой и отделывала их, полировала, выполняла для них ритмическое обрамление, превращала тусклые пятна в яркие краски, заменяла кричащие цвета пастелью, чтобы они больше не могли ранить — таковы мои стихотворения. Я знаю, что хотят сказать люди, и говорю это за них.

— Голос века, — сказал Тмварба.

Она ответила непечатным выражением. В ее глазах появились слезы.

— То, что я хочу сказать, то, что я хочу выразить, я еще только… — она снова покачала головой. — Я не могу сказать этого.

— Если ты хочешь расти как поэт, ты это должна сказать.

Она кивнула.

— Моки, два года назад я не подозревала, что высказываю то, что хотят сказать другие. Я думала, что это мои собственные мысли.

— Каждый молодой писатель, хоть чего-нибудь стоящий, проходит через это. Так овладевают мастерством.

— А теперь у меня, есть собственные мысли. У меня есть, что сказать людям. Это не то, что раньше: оригинальная форма для уже созданного. Это новые мысли, и я боюсь до смерти.

— Каждый молодой писатель, созревая, проходит через это.

— Повторить легко, но сказать трудно, Моки.

— Хорошо, что ты поняла это. Почему бы тебе Heрассказать мне, как этот… как действует это понимание другого человека?

Она помолчала.

— Ладно, попытаюсь еще раз. Перед тем, как уйти из бара, я стояла, глядя в зеркало, а бармен подошел и спросил, что со мной.

— Он почувствовал, что ты расстроена?

— Он ничего не почувствовал. Он посмотрел на мои руки. Они стиснули край стойки и быстро белели. Не нужно было быть гением, чтобы связать это с тем, что происходит в моей голове.

— Бармены обычно очень чувствительны к такого рода сигналам. Это часть их работы. — Он допил свой кофе. — Твои пальцы побелели? Что же сказал, или не сказал генерал, и что он хотел сказать?

Ее щека дважды дернулась, и доктор Тмварба подумал: «Следует ли это интерпретировать более специфически, чем просто нервозность?»

— Генерал — грубоватый, энергичный человек, — объяснила она — вероятно, неженатый, всю жизнь прослуживший в армии со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ему около шестидесяти лет, но он не чувствует этого. Он вошел в бар, где мы должны были встретиться, глаза его сузились, потом широко открылись, руки его спокойно лежали на бедрах, потом расправились, шаг замедлился, когда он вошел, но, оказавшись в нескольких шагах от меня, он пошел быстрее. Он пожал мою руку, будто боялся ее сломать.

Улыбка Тмварбы перешла в смех.

— Он влюбился в тебя.

Она кивнула.

— Но почему это расстроило тебя? Я думаю, ты должна быть тронута этим.

— Я и была, — она наклонилась вперед. — Я была тронута. И я могла проследить каждую мысль в голове его. Один раз, когда он старался вернуть свои мысли к коду, к Вавилону-17, я сказала то, что он думал, чтобы показать, насколько я близка к нему. Я проследила за его мыслью, будто читала в его мозгу…

— Погоди минутку. Вот этого я не понимаю. Как ты могла точно знать, о чем он думает?

Она обхватила рукой подбородок.

— Вот как. Я сказала что-то о необходимости иметь больше информации для расшифровки этого языка. Он не хотел давать ее. Я сказала, что должна иметь се, иначе не смогу продвинуться дальше, ведь это просто. Он чуть поднял голову — но чтобы покачать ею. Если бы он покачал головой, чуть поджав губы, чтобы он хотел сказать мне, по-вашему?

Доктор Тмварба пожал плечами.

— Но ведь это все не так просто.

— Конечно. Но он сделал один жест, чтобы избежать другого. Что это могло означать?

Тмварба покачал головой.

— Он избегал жеста, чтобы не показать, что просто дело не вызвало бы его появления здесь. Поэтому он поднял голову.

Тмварба предположил: — Что-нибудь вроде: если бы это было так просто, мы бы не нуждались в вас.

— Точно. И я сказала ему это. Челюсти его сжались…

— От удивления?

— Да. Тут он на секунду подумал, что я читаю его мысли.

Доктор Тмварба покачал головой.

— Это просто, Ридра. То, о чем ты говоришь, это чтение мышечных реакций, и его можно осуществить очень успешно, особенно, если ты знаешь область, в которой сосредоточены мысли твоего собеседника. Вернись к тому, из-за чего ты расстроилась. Твоя скромность была возмущена вниманием этого… неотесанного солдафона?

Она ответила не очень скромно.

Доктор Тмварба покусал нижнюю губу.

— Я не маленькая девочка, — сказала Ридра. — К тому же он ни о чем грубом не думал. Я сказала его слова, просто чтобы показать ему, насколько мы близки. Я думала, что он очарован. И если бы он понял эту близость так же, как я, у меня было к нему только доброе чувство. Только когда он ушел.

Доктор Тмварба вновь услышал хриплые нотки в ее голосе.

— … когда он ушел, последнее, что он подумал, было: «Она не знает, я не сказал ей об этом.»

Глаза ее потемнели, нет, она слегка наклонилась вперед и полуприкрыла глаза, поэтому они стали казаться темнее. Доктор наблюдал это тысячу раз, с тех пор как исхудалую двенадцатилетнюю девочку направили к нему для нeвротерапии, которая превратилась в психотерапию, а потом и в дружбу. Но он так и не понял смысла этой перемены. Когда срок терапии был официально окончен, он продолжал внимательно приглядываться к Ридрс, Какие изменения происходят вместе с изменениями глаз? Он знал, что существует множество проявлений его собственной личности, которые она читает с легкостью. Он знал много людей, равных ей по репутации, людей влиятельных и богатых. Репутация не внушала ему почтения. Однако Ридра внушала.

— Он подумал, что я не понимаю, что он ничего не сообщил мне. И я рассердилась. Это ранило меня. Все недопонимания, которые связывают мир и разделяют людей, обрушились на меня, ждали, чтобы я распутала их, объяснила их, а я не могла. Я не знала слов, грамматики, синтаксиса. И…

Что- то изменилось в ее восточного типа лице, и он попытался понять, что именно.

— Да?

— Вавилон-17.

— Язык?

— Да. Вы знаете, что я называю моим профессиональным чутьем?

— Ты внезапно начинаешь понимать язык.

— Ну, генерал Форестер сказал мне, что то, что было у меня в руках, не монолог, а диалог. Я этого раньше не знала. Это совпадало с некоторыми другими моими соображениями. Я поняла, что могу сама определить, где кончается одна реплика, и начинается другая. Я потом…

— Ты поняла его?

— Кое-что поняла. Но в языке заключено нечто, что испугало меня гораздо больше, чем генерал Форестер.

Удивление отразилось на лице Тмварбы.

— В самом деле?

Она кивнула.

— Что же?

Мускул ее щеки снова дернулся.

— Я знаю, где будет следующий несчастный случай.

— Случай?

— Да. Где захватчики — если это действительно захватчики, хотя я в этом не уверена — планируют произвести следующую диверсию. Но язык сам по себе, он… он довольно странный.

— Как это?

— Маленький, — сказала она. — Крепкий. И плотно связанный… это вам ничего не говорит? Относительно языка?

— Компактность? — спросил доктор Тмварба. — Я думал, что это хорошее качество разговорного языка.

— Да, — согласилась она, глубоко вздохнув. — Моки, я боюсь!

— Почему?

— Потому что я собираюсь кое-что сделать и не знаю, смогу ли.

— Если это действительно достойно твоих стараний, то неудивительно, что ты немного испугана. А что это?

— Я решила это еще в баре, но подумала, что нужно сначала с кем-нибудь поговорить, а это значит поговорить с вами.

— Давай.

— Я решила сама разгадать загадку Вавилона-17.

Тмварба склонил голову вправо.

— Так как я могу установить, кто говорит на этом языке, откуда говорит и что именно говорит.

Голова доктора пошла влево.

— Почему? Большинство учебников утверждает, что язык — это механизм для выражения мыслей, Моки. Но язык это и есть мысль. Мысль в форме информации: эта форма и есть язык. Форма этого языка… поразительна.

— Что же тебя поражает?

— Моки, когда вы изучаете другой язык, вы узнаете, как другой народ видит мир, вселенную.

Он кивнул.

— А когда я вглядываюсь в этот язык, я вижу… слишком много.

— Звучит очень поэтично.

Она засмеялась.

— Вы всегда скажете что-нибудь такое, чтобы вернуть меня на землю.

— Но я делаю это не часто. Хорошие поэты обычно практичны и ненавидят мистицизм.

— Только поэзия, которая пытается затронуть реальное — настоящая поэзия.

— Конечно. Но я все еще не понимаю, как ты предполагаешь решить загадку Вавилона-17.

— Вы на самом деле хотите знать? — она дотронулась до его колена. — Я возьму космический корабль, наберу экипаж и отправлюсь к месту следующего случая.

— Да, верно, у тебя есть удостоверение капитана межзвездной службы. Ты в состоянии взять корабль?

— Правительство субсидирует экспедицию.

— О, отлично. Но зачем?

— Я знаю с полдюжины языков захватчиков, и Вавилон-17 не из их числа. Это не язык Союза. Я хочу знать, кто говорит на этом языке — кто или что во Вселенной мыслит таким образом. Как вы думаете, я смогу, Моки?

— Выпей еще кофе. — Он протянул руку за плечо и вновь послал ей кофейник. — Это хороший вопрос. Нужно о многом подумать. Ты не самый стабильный человек во Вселенной. Набор и руководство экипажем требует особого психологического склада — у тебя он есть. Твои документы, как я помню, это результат твоего странного… хм, брака несколько лет назад. Но ты руководила автоматическим экипажем. Теперь ты будешь руководить Транспортниками?

Она кивнула.

— Я больше имею дела с Таможенниками. И ты тоже более или менее к ним относишься.

— Мои родители были Транспортниками. Я сама была Транспортником до Запрета.

— Верно. Допустим, я скажу: «Да, ты можешь это сделать.»

— Я поблагодарю и улечу завтра.

— А если я скажу, что мне нужно неделю проверять твои психоиндексы, а ты в это время должна будешь жить у меня, никуда не выходить, ничего не печатать, избегать всяческих приемов?

— Я поблагодарю. И улечу завтра.

Он нахмурился.

— Тогда зачем ты беспокоила меня?

— Потому что… — она пожала плечами, — … потому что завтра я буду дьявольски занята, и… у меня не будет времени попрощаться с вами.

— Ага, — его напряженное хмурое выражение сменилось улыбкой.

И он вновь подумал о майне-птице.

Ридра, тоненькая тринадцатилетняя, застенчивая, прорвалась сквозь тройные рамы двери рабочей оранжереи с новой вещью, называемой смехом: она открыла, как производить его ртом. И он по-отцовски гордился, что этот полутруп, отданный под его опеку шесть месяцев назад, с дурными настроениями, вспышками раздражения, с вопросами, с заботами о двух гвинейских свиньях, которых она называла Ламп и Лампкин. Ветерок от кондиционера пошевелил кустарники у стены, и солнце просвечивало сквозь прозрачную крышу. Она спросила:

— Что это, Моки?

И он, улыбаясь, испятнанный солнцем, в белых шортах, сказал:

— Это майна-птица. Она будет говорить с тобой. Скажи ей: «Здравствуй!»

В черном глазу сверкнула булавочная головка живого света. Перья сверкали, из иголочного клюва высунулся тоненький язычок. Птица наклонила голову, когда девочка прошептала: «Здравствуй!» Доктор Тмварба две недели учил птицу при помощи свежевыкопанных земляных червей, чтобы удивить девочку. Птица проговорила: «Здравствуй, Ридра, какой хороший день, как я счастлива.» Крик.

Полная неожиданность.

Вначале он подумал, что она начнет смеяться. Но лицо ее исказилось, она начинала колотить почему-то руками, зашаталась, упала. Крик ее разрывал легкие. Он подбежал, чтобы подхватить ее, а птица, перекрывая ее истерические рыдания, повторяла: «Какой хороший день, как я счастлива».

Он и раньше наблюдал у нее припадки, но этот был потрясающим. Когда позже он смог поговорить с ней об этом, она, побледневшая, с напряженными губами, просто сказала: «Птица испугала меня.» А спустя три дня проклятая птица вырвалась, полетела и запуталась в антенной сети, которую они с Ридрой натянули для ее любительских радиоперехватов: она слушала гиперстатические передачи транспортных кораблей в этом рукаве галактики. Крыло и лапа попали в ячейки сети, птица начала биться о линию так, что искры видны были даже в солнечном свете. «Нужно достать ее оттуда!»- закричала Ридра. Но когда она взглянула на птицу, то даже под загаром стало заметно, что она побледнела. «Я позабочусь об этом, милая, — сказал он. — Ты просто забудь о ней». «Если она еще несколько раз ударится о линию, то погибнет?»- проговорила Ридра.

Но он уже пошел внутрь за лестницей. А выйдя, остановился. Она на четыре пятых уже вскарабкалась по проволочной сетке на дерево, закрывавшее угол дома. Спустя пятнадцать летных секунд она уже протягивала руку к птице, отдернула и снова протянула.

Он знал, что она чертовски боится горячей линии.

Она коснулась ее. Полетели искры. Но она собралась с духом и схватила птицу. Спустя минуту она была уже во дворе, держа на вытянутых руках измятую птицу. Лицо ее казалось вымазанным известью.

— Возьмите ее, Моки, — сказала она чуть слышно с дрожащими руками, — прежде чем она что-нибудь скажет, и у меня снова начнется припадок.

И вот теперь, тринадцать лет спустя, кто-то другой говорил с ней, и она сказала, что боится. Он знал, что она может пугаться, но знал и то, что она может храбро смотреть в лицо своим страхам.

Он сказал:

— До свиданья. Я рад, что ты меня разбудила. Если бы ты не пришла, я совсем бы сошел с ума.

— Это вам спасибо, Моки, — ответила она. — Я все еще испугана.

Дэнил Д. Эпплби, который редко называл себя полным именем, был чиновником из Таможни — взглянул на приказ через очки в проволочной оправе и провел рукой по коротко стриженным волосам.

— Что ж, приказ разрешает это, если вы хотите.

— И?…

— И он подписан генералом Форестером.

— Я думаю, вы присоединитесь к этой подписи.

— Но я должен одобрить…

— Тогда идемте со мной, и одобрите на месте. У меня нет времени посылать вам отчет и ждать одобрения.

— Но ведь так нельзя…

— Можно. Идемте со мной.

— Но, мисс Вонг, я не хожу в транспортный город по ночам.

— Я приглашаю вас. Боитесь?

— Нет. Но…

— Мне к утру нужно иметь корабль и экипаж. Видите подпись генерала Форестера? Все в порядке?

— Надеюсь.

— Тогда идемте. Экипаж должен получить официальное одобрение.

Ридра и чиновник, настаивая и неуверенно возражая, покинули бронзовостеклянное здание.

Около шести минут они провели в монорельсе. Когда они вышли, улицы были уже освещены, а в небе повис постоянный вой транспортных кораблей. Между зданиями складов и контор были разбросаны дома и меблированные комнаты. Поперек проходила большая улица, гремящая движением, запруженная толпами свободных от работы грузчиков и космонавтов. Они проходили мимо неоновых реклам, разнообразнейших развлечений, мимо ресторанов многих миров, мимо баров и публичных домов. В давке таможенник втянул плечи и ускорил шаг, чтобы успеть за широкой походкой Ридры.

— Где вы его хотите искать?

— Кого? Пилота. Именно пилота я хочу подобрать в экипаж первым.

— У вас есть какой-нибудь план?

Они стояли на углу. Засунув руки в карманы, Ридра остановилась.

— Я думала о нескольких кандидатах. Сюда.

Они свернули в узкую улочку, тесную и ярко освещенную.

— Куда мы идем? Вы знаете этот район?

Она засмеялась, взяла его за руку и легко, как танцор партнершу, повернула к металлической лестнице.

— Сюда.

— Вы никогда не были здесь раньше? — спросила она с наивным рвением, которое на какое-то мгновение заставило его подумать о том, что он охраняет ее.

Он покачал головой.

Навстречу им из подземного кафе поднимался человек, чернокожий, с красными и зелеными драгоценными камнями, усеивавшими его грудь, лицо, руки и бедра.

Влажная оболочка, тоже усеянная драгоценностями, отлетала от его-рук.

Ридра схватила его за плечо: — Эй, Лом!

— Капитан Вонг! — голос был грубым, белоснежные зубы были остры, как иглы. Он повернулся к ней. Его паруса распростерлись за ним. Заостренные уши двинулись вперед. — Зачем вы здесь?

— Лом, сегодня вечером борется Брасс?

— Хотите взглянуть на него? Да, с Серебряным Драконом. Интересная схватка. Эй, я искал вас на Данебе. Куда вы подевались? Я не нашел вас там. Купил вашу книгу. Много читать нет времени, но купил. Где вы были шесть месяцев?

— На Земле, училась в университете. Но теперь я снова отправляюсь.

— Вам нужен Брасс как пилот? Вы отправляетесь в Спецелли?

— Верно.

Лом обхватил ее за плечи черной рукой, нопурс окутал ее блистающим светом.

— Когда вы двинетесь к Цезарю, возьмите в качестве пилота Лома. Лом знает Цезарь… — он скривил лицо и покачал головой. — Никто не знает лучше.

— Обязательно, Лом. Но теперь Спецелли.

— Тогда вам нужен Брасс. Работали с ним раньше?

— Мы выпивали, с ним, когда оба неделю находились в карантине на одном из планетоидов Лебедя. Похоже, он знает то, что говорит.

— Говорит, говорит, говорит, — высмеивал Лом. Да, я помню. Вы — «капитан, который говорит». Посмотрите схватку этого сына собаки, тогда вы будете знать, что он за пилот.

— Я для этого и пришла, — кивнула Ридра.

Она повернулась к Таможеннику, который притаился за прилавком. «О, боже, — подумал он, — она собирается знакомить меня!» Но она с насмешливой улыбкой склонила голову и отвернулась.

— Увидимся позже, Лом, когда я снова буду дома.

— Да, да, вы говорите это и говорили то же раньше. Но я не видел вас шесть месяцев. — Он засмеялся. — Но вы мне нравитесь, капитан. Возьмите меня к Цезарю, когда-нибудь.

— Обязательно, Лом.

Острозубая улыбка.

— «Обязательно, обязательно», — говорите вы. Хорошо. До свидания, капитан. — Он поклонился и поднял руку в салют. — Капитан Вонг.

И ушел.

— Вы не должны бояться его, — сказала Ридра чиновнику.

— Но, но. — подыскивая слово, он недоумевал: откуда она знает? — Откуда он явился?

— Он землянин. Но родился он в пути от Арктура к одному из Центавров. Его мать была помощником капитана, если только он не выдумывает. Лом мастер рассказывать сказки.

— Вы думаете, что вся его внешность это косметохиругия?

— Да.

Ридра начала спускаться по лестнице.

— Но ради какого дьявола они делают это с собой? Они и так дикари. Ни один приличный человек не захочет иметь с ними дело.

— Моряки привыкли к татуировке. К тому же Лому нечего делать. Сомневаюсь, чтобы у него в последние годы была работа.

— Он плохой пилот? Тогда что это за разговоры о туманности Цезаря?

— Я уверена, что он ее знает. Но ему уже сто двадцать лет. А после восьмидесяти рефлексы замедляются, и это конец пилотской карьере. Он блуждает от одного портового города к другому, знает, что происходит со всеми, разносит сплетни и дает советы.

Они вступили в кафе по аппарели, проходившей в тридцати футах над головами посетителей, сидевших за столиками и у прилавка. Над ними парил дымный шар сорока футов в диаметре. Взглянув на него, Ридра сказала Таможеннику:

— Сегодняшние игры еще не начались.

— Здесь происходит так называемая борьба?

— Да.

— Но ведь она считается незаконной.

— Закон так и не был принят, после обсуждения вопрос замяли.

— Ясно.

Чиновник удивленно моргал, пока они спускались между веселыми транспортными рабочими. Большинство были обычными мужчинами и женщинами, но результаты косметохиругии заставляли его то и дело таращить глаза.

— Я раньше никогда не бывал в подобном месте, прошептал он.

Люди, похожие на рептилий и амфибий, разговаривали и смеялись с гриффонами и сфинксами с металлической шкурой.

— Оставьте свою одежду здесь, — улыбнулась девушка-контролер. Ее обнаженная кожа была зеленого цвета.

Груди, бедра и живот сверкали.

— Нет, — быстро ответил Таможенник.

— По крайней мере снимите брюки и рубашку, — сказала Ридра, стягивая блузку. — Не то люди узнают в вас чужака.

Она наклонилась, сняла туфли и сунула их пол прилавок. Начала расстегивать бюстгальтер, но поймала его испуганный взгляд и застегнула снова.

Он осторожно снял пиджак, рубашку и уже развязывал шнурки ботинок, когда кто-то схватил его за руку.

— Эй, таможня!

Перед ним стоял обнаженный человек огромного роста, с нахмуренным лицом, покрытым оспинами.

Единственным украшением его были механические огоньки, вживленные в грудь, плечи, ноги и руки, и создававшие определенный рисунок.

— Вы меня?

— Что ты здесь делаешь, таможня?

— Сэр, я вас не трогал.

— А я тебя трону. Выпьем, таможня. Сегодня я настроен дружески.

— Очень благодарен, но я лучше…

— Да, я настроен дружески. А ты — нет… И если ты не будешь дружески настроен, таможня, я тоже перестану.

— Ну, я не…

Он беспомощно взглянул на Ридру.

— Пошли, выпьете со мной оба. Плата за мной. Мы будем настоящими друзьями, черт побери!

Второй рукой он хотел схватить за плечо Ридру, но та перехватила его руку. Его ладонь раскрылась, обнажив множество шрамов, которые возникают при работе со стела риметром.

— Навигатор?

Он кивнул, и она отпустила его руку.

— Почему вы так дружественны сегодня вечером?

Одурманенный покачал головой. Волосы его были собраны в пучок и перевязаны над левым ухом.

— Я дружественен только с таможней, а ты мне нравишься.

— Спасибо. Купи нам выпивку, и я отплачу тебе тем же.

Он тяжело кивнул, его зеленые глаза сузились. Протянув руку, он коснулся золотого диска, свисавшего на цепочке с ее шеи.

— Капитан Вонг?

Она кивнула.

— Очень рад, что встретил вас. — Он засмеялся. — Идемте, капитан, я куплю кое-что, что сделает нас и Таможенника веселыми…

Они направились к бару.

То, что в более приличной обстановке подают в маленьких стаканчиках, здесь наливали в кружки.

— На кого будете ставить в схватке: на Дракона или на Брасса? Если скажете, что на Дракона, я плюну вам в лицо. Я, конечно, шучу, капитан.

— Я ни на кого не ставлю, — сказала Ридра. — Я понимаю. Вы знаете Брасса?

— Был Навигатором с ним в последнем полете. Прибыли с неделю назад.

— Поэтому вы за него в этой схватке?

— Можно сказать и так.

Таможенник удивился.

— После рейса Брасс пропил все, — объяснила ему Ридра. — Экипаж теперь без работы. Сегодня вечером Брасс выставляет себя.

— Она вновь повернулась к Навигатору. — Здесь много капитанов, ищущих пилотов?

Он сунул язык под верхнюю губу, подмигнул, покачал головой и пожал плечами.

— Кроме меня, вы не встречали здесь капитанов?

Кивок, большой глоток напитка.

— Как вас зовут?

— Калли, Навигатор-2.

— Где ваши Первый и Третий?

— Третий где-то пьет. А Первым была милая девушка по имени Кэти О'Хиггинс. Она умерла.

Он закончил выпивку и потянулся за следующей порцией.

— Сожалею, — сказала Ридра. — А от чего она умерла?

— Столкнулась с Захватчиком. Выжили только Брасс, я, Третий и наш Глаз. Потеряли весь взвод, потеряли помощника. Чертовски хороший помощник. Капитан, это был плохой полет. Глаз остался без Уха, Носа. Они были лишены тела уже десять лет и были всегда вместе. Рон, Кэти и я, мы составили тройку только несколько месяцев назад. Но даже и так… — он покачал головой. — Очень плохо.

— Позовите вашего Третьего.

— Зачем?

— Мне нужен полный экипаж.

Калли нахмурился.

— Но с нами больше нет Первого.

— И вы все время так и будете хандрить тут? Пойдем в Морг.

Калли хмыкнул.

— Если хотите видеть моего Третьего, идемте.

Ридра и Таможенник двинулись за ним.

— Эй, глупыш, обернись.

Парню, сидевшему на табурете у прилавка, было не больше девятнадцати лет. Таможенник прежде всего разглядел путаницу металлических лент. Калли был большим, сильным, а этот…

— Капитан Вонг, это Рон — лучший Третий во всей Солнечной системе.

А этот Рон — маленький, тощий, со сверхъестественно выделявшимися жилами: грудные мышцы как пластины металла под натянутой кожей, живот, как опустевший рукав, руки, как сплетенные кабели. Даже мускулы лица выделялись с обеих сторон челюстей. Он был непричесан, светловолос, глаза его были цвета сапфира, а единственным вмешательством косметохирургии была яркая роза, растущая на плече. Он улыбнулся и в зоне салюта дотронулся указательным пальцем до лба.

— Капитан Вонг набирает экипаж.

Рон выпрямился на табурете, подняв голову, все мускулы его тела задвигались подобно змее, ползущей к молоку.

Таможенник увидел, как расширились глаза Ридры.

Не понимая ее реакцию, он не обратил внимания на это.

— У нас нет Первого, — сказал Рон. — Улыбка его была печальной. — Допустим, я найду вам Первого? — Навигаторы посмотрели друг на друга.

Калли обернулся к Ридре и потер кончик носа указательным пальцем.

— Вы знаете, что мы были Тройкой…

Левой рукой Ридра сжала правую.

— И вы хотите, чтобы снова была Тройка? Вы должны будете одобрить мой выбор.

— Ну, трудно подобрать…

— Почти невозможно. Но мы попробуем. Я ведь только делаю предложение. Что вы скажете?

Указательный палец Калли переместился от носа ко лбу.

— Вы не могли сделать лучшего предложения.

Ридра взглянула на Рона.

Юноша поставил ногу на табурет, согнув колено.

— Я скажу: посмотрим, кого вы нам предложите.

Она кивнула.

— Прекрасно.

— Вы знаете, не все понимают, что такое разбитая Тройка?

Калли положил руку на плечо Рона.

— Да, но…

Ридра посмотрела вверх.

— Давайте следить за борьбой.

Люди вдоль стойки подняли головы. Те же, что сидели за столиками, откинули спинки у кресел и теперь полулежали.

Кружка Калли ударилась о прилавок, Рон обеими ногами взобрался на табурет и облокотился о прилавок.

— На что они смотрят? — спросил Таможенник. — Разве кто-то…

Ридра положила ему руку на шею и что-то сказала: он рассмеялся и отвел голову. Потом сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух.

Дымный шар, висевший под сводом, осветился.

Все помещение, наоборот, погрузилось в полутьму.

Дым в шаре рассеялся, и стены его оказались прозрачными.

— Что происходит, — недоумевал Таможенник. — Эта борьба…

Ридра зажала ему рот рукой, он замолчал и затих.

Появился Серебряный Дракон, с огромными крыльями, серебряные перья его были подобны лезвиям сабель, чешуйки на огромных бедрах тряслись, десятифунтовое туловище изгибалось и колебалось в антигравитационном поле, зеленые глаза косили, серебряные веки опускались на зеленые же глаза.

— Это женщина! — выдохнул Таможенник.

Приветственный стук пальцев пронесся по залу.

Дым заклубился в шаре…

— Это наш Брасс! — прошептал Калли.

… и Брасс зевнул и затряс головой: его клыки, цвета слоновой кости, блестели слюной, мускулы горбились на плечах и руках, медные ногти, шести дюймов длины, выступали из плюшевых лап. Хвост с кисточкой бил по стенкам шара. Грива, подстриженная, чтобы не дать противнику схватиться за нее, струилась, как вода.

Калли схватил Таможенника за плечо.

— Стучи пальцами, таможня! Это наш Брасс!!!

Таможенный чиновник чуть не сломал руку.

Шар светился красным. Два пилота кружили лицом друг к другу по диаметру шара. Голоса замерли. Таможенник перевел взгляд с потолка на окружающих. Все лица были подняты. Навигатор-3, казалось, превратился в узел мышц на прилавке. Ридра тоже взглянула на сжатые руки и стиснутые челюсти мальчика с розой на плече.

Наверху противники сжимались и разжимались, кружа друг против друга. Внезапное движение Дракона…

Брасс отскочил, потом оттолкнулся от стены.

Таможенный чиновник схватил что-то.

Два тела столкнулись, сплелись, ударились о стену и отскочили рикошетом. Люди начали топать. Рука сплелась с рукой, нога с ногой, пока Брасс не вывернулся и не был отброшен к верхней стене арены. Тряся головой, он выпрямился. Внизу извивался Дракон, раздраженно взмахивая крыльями. Внезапно Брасс кинулся сверху на него и ударил ногой. Дракон увернулся… Клыки-сабли щелкнули и промахнулись.

— Что они стараются сделать? — прошептал чиновник. — Как узнать, кто выигрывает?

Он вновь посмотрел вниз: то, что он схватил, оказалось плечом Калли.

— Когда один отбросит другого на стену, а сам коснется другой стены лишь одной своей конечностью, — объяснил Калли, не глядя вниз, — он выигрывает очко.

Серебряный Дракон щелкнул своим телом, как освобожденная пружина, Брасс пронесся мимо и распростерся на стене, но когда Дракон отступал, он потерял равновесие и вместо того, чтобы коснуться стены лишь одной ногой, задел ее обеими.

Вздох разочарования пронесся по аудитории.

Оправившись, Брасс прыгнул и оттолкнул Дракона к стене, но отдача была слишком сильной, и он тоже коснулся стены тремя конечностями.

Вновь схватка в центре. Дракон рычал, растягивался, шуршал чешуей. Брасс сердито смотрел, глаза его были подобны золотым монетам. Он двигался взад и вперед.

Дракон ударил: серебряный вихрь пронесся над плечом Брасса. Он легко уклонился, перехватил Дракона лапой и ударил в свою очередь.

Шар вспыхнул зеленым, а Калли застучал по прилавку:

— Смотрите, он покажет этой серебряной стерве!

Конечности сплелись, когти ударялись о когти, еще дважды схватка заканчивалась вничью. Потом Дракон ударил Брасса в грудь, отбросил его к стене, а сам удержался на кончике хвоста. Толпа внизу затопала.

— Нечестно! — закричал Калли, отталкивая прочь Таможенника. — Черт возьми, нечестно это!

Но шар вновь озарился зеленым. Официально Дракон выиграл очко.

Теперь они осторожно плавали в шаре. Дважды Дракон делал ложный выпад, но Брасс успевал убрать когти и не касаться стены.

— Почему она не схватится с ним? — кричал вверх Калли. — Она изведет его до смерти! Эй, схватись и борись!

Как бы в ответ Брасс прыгнул и с силой ударил плечом: это был прекрасный удар, если бы Брасс не промахнулся, но Дракон схватил его за руку и чуть не бросил на пластиковую поверхность.

— Она не имеет права! — на этот раз крикнул таможенный чиновник. Он снова схватил плечо Калли. — Разве она может так делать? Я не думал… — но он прикусил язык, потому что Брасс оттянул и ударил Дракона ногами, и тот распростерся на пластике в то время, как Брасс удержался на одной ноге и теперь парил в центре шара.

— Вот оно! — закричал Калли. — Чистый выигрыш!

Шар вспыхнул зеленым. Раздались аплодисменты.

— Он выиграл? — спрашивал Таможенник. — А он выиграл?

— Конечно. Идем взглянем на него. Пошли, капитан.

Ридра уже пробиралась через толпу. Рон прыгнул за ней, а Калли потащил следом таможенного чиновника.

Пролет крытой черной черепицей лестницы привел в комнату, где несколько групп мужчин и женщин окружили лежавшего на диване Кондора — огромное существо красно-алого цвета. Кондор должен был сражаться с Негром, одиноко стоявшем в углу. Открылся выход на арену, и в нем появился покрытый потом Брасс.

— Эй! — окликнул его Калли. — Эй, это было здорово, парень! С тобой хочет поговорить капитан!

Брасс потянулся, потом с низким рычанием спустился на четвереньки. Он потряс головой, потом узнал Ридру и глаза его удивленно расширились.

— Капитан Вонг! — его рот, растянутый из-за косметохирургически вставленных львиных клыков, не справлялся с губными согласными. — Как я вам понравился сегодня вечером?

— Вполне достаточно, чтобы я захотела взять вас в качестве пилота в Специлли. — Она почесала желтый хохолок за его ухом. — Когда-то вы сказали, что хотели бы показать мне свое умение.

— Да, — кивнул Брасс. — Но мне все еще кажется, что я вижу сон. — Он отбросил львиную шкуру и вытер шею и руки полотенцем. Поймав удивленный взгляд Таможенника, добавил. — Всего лишь косметохирургия.

И продолжал обтираться.

— Покажите ему ваш психоиндекс, — сказала Ридра, — и он одобрит вас.

— Значит, мы отправляемся завтра, капитан?

— На рассвете.

Из- за пояса на животе Брасс извлек тонкую металлическую пластину.

— Вот, таможня.

Таможенный чиновник принялся изучать рисунок.

Из бокового кармана он извлек пластину со стабильными обозначениями, но решил более точные измерения провести позже. Опыт говорил ему, что Брасс, однако, вполне подходит, как пилот.

— Мисс Вонг, я хочу сказать, капитан Вонг, как насчет их карточек?

Он обернулся к Калли и Рону.

Рон потянулся за шею и почесал лопатку.

— Не беспокойтесь о нас, пока нет Навигатора-1.

— Проверим их позже, — сказала Ридра. — А сначала нужно набрать экипаж.

— Вы будете набирать полный экипаж? — спросил Брасс.

Ридра кивнула.

— Как насчет Глаза, что вернулся с вами?

Брасс покачал головой.

— Он потерял своих Ухо и Нос. Это была настоящая тройка, капитан. Он шесть часов висел снаружи, пока мы не доставили его обратно в Морг.

— Понимаю. А вы не можете рекомендовать кого-нибудь?

— Такого не знаю. Нужно просто пойти в Сектор Лишенных Тела и посмотреть там.

— Если хотите к утру иметь экипаж, лучше начать сразу же, — сказал Калли.

— Идемте, — сказала Ридра.

Когда они направились к лестнице, Таможенник спросил: — Сектор Лишенных Тела?

— Да. А что?

Ридра шла вслед за остальными.

— Это так… Ну, мне не нравится эта мысль.

Ридра засмеялась.

— Из-за мертвых? Они вас не обидят.

— Я знаю, что незаконно существу, обладающему телом, находиться в Секторе Лишенных Тела.

— В некоторых его частях, — поправила Ридра, и все засмеялись. — Мы не зайдем в эти части — если сможем.

— Хотите получить обратно одежду? — спросила девушка-контролер.

Люди останавливались, чтобы поздравить Брасса с победой, хлопнуть его кулаком по спине и щелкнуть пальцами. Он набросил на себя накидку, окутал ею плечи, шею, руки, толстые бедра. Помахал толпе и начал медленно подниматься по лестнице.

— Вы действительно можете оценить пилота по его поведению в схватке? — спросил у Ридры чиновник.

Она кивнула.

— На корабле нервная система пилота непосредственно связана с приборами управления. Весь полет в гиперпространстве — это борьба пилота с течениями стасиса. Он должен иметь отличные рефлексы, должен полностью владеть своим искусственными телом. Опытный Транспортник может точно определить, как будет вести себя пилот в течениях стасиса.

— Конечно, я слышал об этом, но сам вижу впервые. Это… волнующее зрелище.

— Да, — сказала Ридра.

Когда они поднялись наверх, шар вновь осветился.

Негр и Кондор кружили в его сфере. На тротуаре Брасс опустился на четвереньки рядом с Ридрой.

— Как насчет помощников и взвода?

— Мне хотелось бы иметь взвод, проведший только один полет.

— Зачем таких зеленых?

— Я хочу тренировать их по-своему. Более опытные слишком устойчивы, и их не переучишь.

— С группой, совершившей лишь один полет, может быть дьявольская масса проблем с дисциплиной. И они мало что умеют. Никогда не летал с такими.

— Если я хочу найти взвод к утру, такой получить легче. Я направлю запрос во флот.

Брасс кивнул.

— Вы хотите получить их?

— Сначала я хочу проверить их со своим пилотом, и у вас тоже будут замечания.

Они проходили мимо уличного фоно на углу. Ридра нырнула под пластиковый капюшон. Минутой позже она говорила:

— Взвод для полета к Спецелли необходим к рассвету. Я знаю, что мало времени, но мне и не нужен опытный взвод. Всего лишь одно путешествие. — Она выглянула из-под капюшона и подмигнула спутникам. — Хорошо. Я позвоню попозже, чтобы получить их психоиндексы для таможенного одобрения. Да, чиновник со мной. Спасибо.

Она вышла из-под капюшона.

— Ближайший путь в Сектор Лишенных тела здесь.

Улицы постепенно сужались и, пустынные, переплетались друг с другом. Затем началось бетонное ограждение, прерываемое металлическими башенками. Башни были опутаны проводами. Столбы голубоватого цвета чередовались с полутьмой.

— Это и есть… — начал Таможенник и замолчал.

Они постепенно замедляли шаги. На фоне тьмы между башнями появились красные сполохи.

— Что это?

— Передача. Идет всю ночь, — объяснил Калли.

Слева от них вспыхнули зеленые огни.

— Передача?

— Быстрый обмен энергией в результате освобождения от тела, — начал многословное объяснение Навигатор-2.

— Но я все еще не…

Теперь они шли между фосфоресцирующими столбами. Серебро, перевитое красными огнями, просвечивало сквозь индустриальный смог. Постепенно сформировались три фигуры: женщины, с просвечивающими телами и проступающими скелетами, смотрели на них пустыми глазами.

Таможенник отшатнулся: сквозь животы призраков просвечивали пилоны.

— Лица, — прошептал он. — Как только отворачиваешься, не можешь вспомнить, как они выглядят. Когда смотришь на них, они совсем как люди, но когда отводишь взгляд от них… — он затаил дыхание, проходя мимо призрака. — Не можешь вспомнить. — Он смотрел им вслед. — МЕРТВЫЕ? — он покачал головой. — Вы знаете, что уже десять лет, как мой психоиндекс позволяет мне работать с Транспортниками, как телесными, так и с Лишенными Тела. Но я никогда близко не сталкивался с Лишенными Тела, не разговаривал с ними. О, я видел изображение, но это…

— Существуют виды работы, — голос Калли так же отяжелел от алкоголя, как его плечи от мускулов, — виды работы на транспортных кораблях, которые нельзя поручить живым людям.

— Я знаю, знаю, — сказал Таможенник. — Тогда вы используете мертвых.

— Верно, — кивнул Калли. — Как Глаз, Ухо, Нос. Живой человек, окунувшись в волны гиперстасиса… ну, он сначала умрет, а потом сойдет с ума.

— Я знаю теорию, — резко ответил Таможенник.

Калли внезапно схватил Таможенника за щеку и притянул его лицо к своему.

— Ты ничего не знаешь, таможня, — тон у него был такой же, как и в первый раз в кафе. — Ты прячешься в своей таможне, в безопасном тяготении Земли, а Земля просто держится за Солнце, Солнце спокойно движется к Веге, и все прочно установлено в этом спиральном рукаве… — он жестом указал в ночь, где над городом расстилался Млечный Путь. — Но ты никогда не бываешь свободен! — он опустил голову в очках и с покрасневшим лицом. — Эх! Тебе нечего мне сказать!

И Навигатор ухватился за кабель, свисавший с бетона. Прозвучал звон натянутой струны. Низкая нота высвободила что-то в горле чиновника: его рот наполнился металлическим вкусом гнева.

Он уже хотел выплеснуть свой гнев, но медные глаза Ридры были устремлены на него с враждебным выражением.

Она сказала:

— Он был частью тройки, — слова ее были спокойны, но взгляд оставался злым и не отрывался от лица Таможенника, — он был в тесных, неразрывных эмоциональных и сексуальных взаимоотношениях с двумя другими людьми. И один из них умер.

Голос успел прогнать гнев Таможенника, но он все же успел сказать: — Извращенец!

Рон склонил голову набок, мышцы его свидетельствовали о боли и возмущении.

— Существуют виды работ, — повторил он слова Калли, — которые на транспортных кораблях нельзя поручать двум людям. Эта работа слишком сложна.

— Я знаю.

Потом он подумал: «Я обидел парня…» Калли облокотился о балку. Что-то ворочалось во рту чиновника.

— Вы хотите что-то сказать? — спросила Ридра.

Удивленный, он перевел взгляд с Калли на Рона и обратно.

— Мне жаль, прошу извинить меня.

Калли поднял брови — выражение его лица смягчилось.

— Я тоже погорячился.

Брасс, шедший сзади, проговорил:

— Центр передачи примерно в миле отсюда, дальше в Секторе. Там можно найти Глаз, Ухо и Нос, необходимые нам к Спецелли. — Он улыбнулся Таможеннику. Там слишком много галлюцинаций, и некоторые телесные этого не выдерживают.

— Это незаконно, я подожду вас здесь, — сказал чиновник. — Вы захватите меня на обратном пути. Тогда я и одобрю их.

Ридра кивнула. Калли одной рукой охватил талию десятифунтового пилота, другой — плечи Рона.

— Пошли, капитан, если хотите к утру иметь свою команду.

— Если мы в течение часа не найдем того, что нам нужно, мы вернемся, — сказала Ридра.

Таможенный чиновник следил, как они исчезают за тройными башнями.

Призрачная фигура… Глаза — бассейн, полный прозрачной воды… Она что-то говорила. Он представился:

— Чиновник, мадам. Таможенный чиновник.

Вначале лицо его приняло удивленное выражение, потом на нем отразилась боль, потом — удивление. Он ответил:

— Около десяти лет. А как долго лишены тела вы?

Она придвинулась к нему ближе. Резкие прозрачные черты лица. Много слов от нее.

— Да, это совсем ново для меня. Все кажется таким неопределенным. А вам?

Вновь от нее ответ, одновременно убеждающий и остроумный.

Он улыбнулся.

— Да. Для вас, я думаю, не так неопределенно.

Ее легкость заразила его: она ли игриво дотронулась до его руки, он ли изумленно коснулся призрака, ощутив удивительную ровность ее кожи.

— Вы такая… Я… Я не привык к молодым женщинам, которые просто подходят и ведут себя так.

В ее объяснении была чарующая логика, он ощутил ее ближе, еще ближе, еще…

— Ну, вы лишены тела, так что это не имеет значения, но…

Она прервала его улыбкой, или поцелуем, или словом, передавая ему теперь не юмор, а крайнее изумление, страх, возбуждение и чувство ее формы было вновь для него совершенно новым, он пытался сохранить его, но напрасно… Она ушла! Она смеялась где-то вдали.

Он стоял, слушая ее смех, изумленный и пригвожденный изумлением, а связи его с ее чувствами слабели…

Когда они вернулись, Брасс окликнул его:

— Хорошие новости! Мы получили то, что нам нужно.

— Экипаж явится сам, — объяснил ему Калли.

Ридра протянула ему три индексных карточки.

— Они через два часа будут на корабле… Что случилось?

Дэвид Д. Эпплби взял карточки.

— Я… Она… — больше он ничего не мог сказать.

— Кто? — спросила Ридра, напряжение на ее лице постепенно рассеивалось по мере того, как он вспоминал.

Калли засмеялся.

— Суккуб! Пока мы ходили, он встретится с Суккубом!

— Верно! — воскликнул Брасс. — Посмотрите-ка на него!

Рон тоже засмеялся.

— Это была женщина., мне кажется. И я могу вспомнить, что она говорила.

— И много она у вас взяла? — спросил его Брасс.

— Взяла у меня?

Рон произнес: — Наверное он не знает.

Калли улыбнулся Навигатору-3, а потом обратился к чиновнику:

— Загляните в свой бумажник.

— Что?

— Загляните.

Недоверчиво он сунул руку в карман. Его металлическая коробка щелкнула в руках.

— Десять… двадцать.;, но у меня было пятьдесят, когда мы уходили из кафе!

Калли расхохотался своим громким смехом. Он наклонился и обхватил чиновника за плечи.

— Вы кончите тем, что станете настоящим Транспортником.

— Но она… я… — пустота бумажника была так реальна, как и любовная боль. А пустой бумажник — это так тривиально. На глазах его выступили слезы. — Но она была, она была… — спазм помешал ему кончить предложение.

— Кем она была, друг? — спросил Калли.

— Она была… — голос его был печальным.

— Лишенная Тела… они такие, — сказал Брасс. — Пользуются разными методами. Вы были бы поражены, если бы я сказал, сколько раз это случалось со мной.

— Она оставила вам достаточно денег, чтобы добраться домой, — сказала Ридра. — Я вам возмещу потери.

— Нет, я…

— Идемте, капитан. Он платит за это, он считает, что за это стоит платить, а, таможня?

Тот, смущенный, кивнул.

— Тогда проверьте их индексы, — сказала Ридра. — Нам осталось выбрать помощника и Навигатора-1.

У общественного фоно Ридра вновь вызвала флот. Да, взвод для нее подобран. Вместе с ними рекомендуется и помощник.

— Хорошо, — сказала Ридра и протянула фоно чиновнику. Тот выслушал психоиндексы, сопоставил их с карточками Глаза, Уха и Носа, которые передала ему Ридра. Помощник выглядел вполне подходящим.

— Похоже, подбирал талантливый координатор.

— Помощник не может быть слишком хорошим. Особенно с новым взводом. — Брасс потряс своей гривой. — Ему придется держать этих парней в руках.

— Этот сможет. Я давно не видел такого высокого индекса совместимости.

— Что это за глупость? — спросил Калли. — Совместимость, черт возьми! Может он дать ногой в зад, когда потребуется?

Чиновник пожал плечами.

— Он весит двести пятьдесят фунтов, а рост его всего пять и девять.

Калли рассмеялся.

— Где мы будем залечивать раны? — спросил Брасс у Ридры.

Та вопросительно подняла брови.

— Искать Навигатора-1, - пояснил тот.

— В Морге.

Рон нахмурился. Калли выглядел удивленным. Сверкающие насекомые окружили его шею, потом вновь перебрались на грудь.

— Вы знаете, наш Первый Навигатор должен быть девушкой, и она должна быть…

— Она будет, — сказала Ридра.

Они покинули Сектор Лишенных Тела и по монорельсу направились через руины Транспортного Города, потом вдоль края поля космодрома. Темнота за окнами пересекалась синими сигнальными огнями. Корабли поднимались, становились на расстоянии синими, потом они превращались в кровавые звезды на ржавом небе.

Первые минуты они продолжали шутить: флуоресцирующий поток бросал зеленоватый отсвет на их лица. Чиновник молчал и пытался вспомнить ее лицо, ее слова, ее тело. Но она ускользала, оставляя пустоту в мозге.

Когда они вышли на открытую платформу станции Туле, с востока подул теплый воздух. Облака разошлись, показалась луна. Красный городской туман остался за ними. Перед ними во тьме возвышался черный Морг.

Они спустились по ступенькам и пошли по мерзломукаменному парку. Вокруг возвышались скалы. Ничто не двигалось.

Дверь из листового металла терялась во тьме.

— Как вы войдете? — спросил чиновник, когда они подошли к ней.

Ридра сняла с шеи капитанский медальон, приложила его к небольшому диску на двери. Что-то загудело, вспыхнул свет, и дверь скользнула в сторону.

Калли посмотрел на металлический свод наверху.

— В этом месте заморожено транспортное мясо, достаточное, чтобы обслужить сотню звезд и все их планеты.

— И Таможенников тоже, — добавил чиновник.

— Разве кто-нибудь побеспокоится позвать Таможенника, решившего отдохнуть? — чистосердечно сказал Рон.

— Не знаю, для чего бы это, — ответил на это Калли.

— Иногда это случается, — сказал чистильщик.

— Гораздо реже, чем с Транспортниками, — сказала Ридра. — Дело в том, что работа Таможенника — это наука. А Транспортник, переходящий в гиперстасисе от одного уровня к другому, — это искусство. Через сотни лет, возможно, и это станет наукой. Но сегодня человек, познавший тайны этого искусства, встречается все же гораздо реже человека, изучившего правила науки. К тому же вмешивается традиция. Транспортники привыкли к работе с мертвыми или ожившими. А для Таможенников это трудно. Здесь самоубийцы.

Они оставили главный вестибюль и пошли по коридору, поднимавшемуся вверх и приведшему их в большое помещение. Это был огромный ярко освещенный зал, стены которого уходили вверх на сотни футов и были уставлены стеклянными ящиками-гробами. За затянутыми изморозью стеклами видны были темные неподвижные фигуры.

— Во всем этом деле, — прошептал чиновник, — мне непонятно их возвращение. Разве любой умерший может вернуться к жизни и телу? Вы правы, капитан Вонг, для Таможенника неприлично говорить о таких вещах.

— Любой самоубийца, который лишается тела, через регулярные каналы Морга не может быть возвращен к жизни. Но случайная смерть, когда Морг не может восстановить тело, или смерть от старости, которая ждет каждого из нас в возрасте около ста пятидесяти лет, это смерть окончательная. Но и в этом случае, если вы проходите по обычным каналам, запись вашего мозга сохраняется и ваши мыслительные способности могут быть восстановлены, когда потребуется, хотя сознание ваше исчезнет.

Рядом с ними сверкал розовым кварцем двенадцатифунтовый кристалл регистратора.

— Рон, — сказала Ридра. — Нет, Рон и Калли.

Навигаторы, удивленные, выступили вперед.

— Вы знаете какого-нибудь Первого Навигатора, который умер сравнительно недавно, и думаете, что мы можем…

Ридра покачала головой. Она провела рукой по кристаллу регистратора. На вогнутом экране в основании регистратора загорелись слова: «Навигатор-2»… она изменила положение руки. «Навигатор-1». Она проверила рукой в другом направлении: «Мужчина, мужчина, мужчина, женщина…».

— Теперь говорите со мной, Рон, Калли.

— О чем?

— О том, чего вы хотите.

Глаза Ридры переходили с экрана к Навигаторам и обратно.

— Гм… — Калли почесал голову.

— Хорошенькая, — сказал Рон. — Хочу, чтобы она была хорошенькая.

Он наклонился вперед, в его голубых глазах вспыхнул огонь.

— О, да, — сказал Калли, — но она не может быть красивой, полной ирландской девушкой с черными волосами, агатовыми глазами, с веснушками, появляющимися через четыре дня после начала полета. Она не может говорить так, что у нас начинает кружиться голова, даже когда она просто разговаривает с компьютером, а когда она держит голову вашу в руках и говорит, как ей необходимы…

— Калли!

Это выкрикнул Рон.

Огромный человек замолчал, сжав кулаки и тяжело дыша.

Ридра ждала, медленно, сантиметр за сантиметром, ведя пальцем по поверхности кристалла. На экране вспыхивали и гасли имена.

— Но хорошенькая, — повторил Рон. — И чтобы любила борьбу, любила спорт. Кэти не была очень атлетичной. Я часто думал, что для меня было бы лучше, если бы она была спортивной. Я лучше разговариваю с людьми, любящими борьбу. Серьезная в работе. И быстро думающая, как Кэти. Только…

Рука Ридры медленно двигалась влево.

— Только, — сказал Калли, опустив руки, дыхание его стало спокойнее, — это будет новая личность, совсем новая, и в ней не будет ничего от той, которую мы помним. Пусть она заменит нам…

— Да, — сказал Рон, — пусть она будет хорошим Навигатором и любит нас.

— Если она будет такой, как вы хотите, вы полюбите ее? — спросила Ридра. Рука ее колебалась между двумя именами на экране.

Колебание… медленный кивок огромного человека, быстрый — юноши.

Рука Ридры замерла на кристаллической поверхности: на экране вспыхнуло имя: Молли, Тва, Навигатор-1. Далее следовал ряд цифр. Ридра набрала их на циферблате.

Что- то сверкнуло над ними на высоте семидесяти футов. Индукционный луч подхватил один из тысячи стеклянных гробов в стене.

Гроб, подхваченный за концы, опускался, его прозрачная поверхность затуманилась… Гроб покачнулся, замер, опустился. Раздался щелчок.

Изморозь на внутренней поверхности растаяла, превратилась в капель. Все подошли поближе, глядя на гроб.

Темная лента на темном. Движение под сверкающей поверхностью, затем крышка раздвинулась, обнажив теплую кожу и испуганные глаза.

— Все в порядке, — сказал Калли, трогая ее за плечо.

Она подняла голову, взглянула на его руку и в навь опустилась на подушечку. Рон стоял за Навигатором-2.

— Привет!

— Гм… мисс Тва? — спросил Калли. — Вы снова живы. Вы полюбите нас?

— Нини пи нани? — лицо ее было удивленным. — Нико вапи хапа?

Рон удивленно посмотрел на всех.

— Думаю, она не говорит по-английски.

— Да. Я знаю это, — улыбнулась Ридра. — В прочих отношениях она совершенство. Таким образом, у вас будет время узнать друг друга, прежде чем вы сможете сказать что-нибудь действительно глупое. Она любит борьбу, Рон.

Рон смотрел на молодую женщину в гробу. Ее волосы цвета Графита были подстрижены по-мальчишески, полные губы побледнели от холода.

— Вы сами боретесь?

— Нини пи нани? — спросила она вновь.

Калли убрал руку с ее плеча и сделал шаг назад. Рон почесал затылок и нахмурился.

— Ну? — спросила Ридра.

Калли покачал головой.

— Не знаю.

— Навигационное оборудование стандартно. В этом смысле никаких затруднений не будет.

— Она хорошенькая, — сказал Рон. — Вы хорошенькая. Не бойтесь. Вы снова живы.

— Нинаогана! — она схватила Калли за руку. — Джиу ни усику аи махана?

Глаза у нее широко раскрылись.

— Пожалуйста, не бойтесь!

Рон схватил ее за руку, которой она сжимала руку Калли.

— Силеви лугха Йену, — она покачала головой, жест ее отражал не отрицание — только недоумение. — Сикуджувени нини напи… нинаогана.

С видом тяжелой утраты Рон и Калли кивнули в знак отрицания.

Ридра сделала шаг вперед и заговорила:

— Она говорит, что пойдет с вами. Она потеряла двух членов своей команды семь лет назад. Они были убиты Захватчиками. И поэтому она отправилась в — Морг и убила себя. Она говорит, что хочет идти с вами. Вы примете ее?

После долгого молчания женщина, ни слова не говоря, кивнула.

— Она все еще боится, — сказал Рон. — Не бойтесь, пожалуйста. Я не обижу вас. И Калли тоже.

— Если она пойдет с нами, — сказал Калли, — мы возьмем ее.

Таможенный чиновник кивнул.

— Могу ли я получить ее психоиндекс?

— Вот он, на экране.

Чиновник подошел к экрану.

— Ну, на это потребуется некоторое время, — сказал он, записывая цифры.

— Действуйте, — сказала Ридра.

Он произвел необходимые вычисления, сказал, удивленный, вопреки своему желанию:

— Капитан Вонг, я думаю, ваш экипаж укомплектован.

«Дорогой Моки, когда вы получите это письмо, я уже два часа буду в полете. Через полчаса рассвет, и мне хочется поговорить с вами, а будить вас опять я не хочу. С чувством ностальгии поднимусь я на борт старого корабля с Фобоса, под названием „Рембо“[1]. Это название — идея Моула, помните? Это имя вызывает во мне множество воспоминаний. Я отправлюсь через двадцать минут.

Настоящее положение: я сижу в грузовом шлюзе в переносном кресле и смотрю на поле. Небо к западу усеяно звездами, а к востоку посерело. Черные иглы кораблей возвышаются вокруг меня. К востоку уходят линии голубых сигнальных огней. Сейчас все спокойно. О чем я думаю? Лихорадочная ночь набора экипажа провела меня через весь транспортный город, через Морг, по подземке к монорельсу и т. д. Громкая и шумная вначале, спокойная и тихая в конце.

Чтобы получить хорошего пилота, нужно увидеть его в борьбе. Опытный капитан точно оценит его рефлексы пилота, наблюдая за его действиями на арене. Но я не настолько опытна.

Помните, о чтении мышечной реакции? Может быть, вы более правы? Этой ночью я встретилась с юношей Навигатором: наверное, Микеланджело хотел видеть таким человеческое тело. Он родился в транспорте и отлично знает борьбу. Поэтому я следила за тем, как он следит за борьбой своего пилота, по его реакции я получила полное представление о том, что происходит у меня над головой.

Вы знаете теорию Де Форе о том, что психоиндексы имеют соответствие в мускульных реакциях, модификация старой гипотезы Вильгельма Рейха о мускульных движениях: я думала о них этой ночью. Юноша, о котором я говорила, был членом разбитой тройки — двое мужчин и женщина, которая погибла в стычке с Захватчиками. Эти двое чуть не заставили меня закричать.

Но я сдержалась. Напротив, я взяла их с собой в Морг и нашла им замену. Это было почти сверхъестественно. Я уверена, что они до конца жизни будут считать это колдовством.

Но основные условия были заключены, однако в регистраторе: Навигатор-1 — женщина, потерявшая двух мужчин. И как согласовать их индексы? Я уточнила психоиндексы Рона и Калли, глядя, как они говорят и действуют. Трупы занесены в регистратор по психоиндексам так, что я должна была выбрать наиболее подходящий. Окончательный выбор был гениальной идеей, если можно так сказать. Я отобрала шесть молодых женщин, подходящих по психоиндексам. Но нужно было сделать окончательно точный выбор, и я его сделала. Молодая женщина из провинции Нгонда в Пан-Америке. Она покончила с собой семь лет назад.

Потеряла обоих мужчин во время нападения Захватчиков и вернулась на Землю в самый разгар Запрета. Вы помните, какие тогда были отношения между Пан-Америкой и Америкоазией. Я была уверена в том, что она не говорит по-английски. Мы оживили ее, и она действительно не говорила. Видите ли, их психоиндексы могли не соответствовать друг другу.

Но к тому времени, как они смогут понимать друг друга — а им придется этому научиться, их психоиндексы совпадут. Достаточно мудро?

Главная причина этого письма — Вавилон-17. Я говорила вам, что расшифровала его достаточно, чтобы знать, где будет следующее нападение. Двор Военного Союза в Армседже. Я хочу, чтобы вы на крайний случай знали, куда я направилась. Разговоры и разговоры, и разговоры: какой тип мозга может пользоваться таким языком. И зачем? Я испугана, как ребенок, который боится жужжащей пчелы, но загадки забавляют меня. Мой взвод прибыл час назад. Все привлекательные милые юноши. Через несколько минут встречусь со своим помощником. Он толстый увалень с черными глазами, с бородкой, двигается медленно, а думает быстро. Вы знаете, Мокй, собирая этот экипаж, я заботилась об одном (помимо компетенции разумеется: они все компетентны) — они должны быть людьми, с которыми я могла бы говорить. И они такие и есть.

Любящая вас Ридра.»

Свет без теней. Генерал стоял на летающем блюдце, глядя на черный корпус корабля на фоне бледного неба.

У основания корабля он сошел с двухфунтового в диаметре скользящего диска, поднялся в лифте на сто футов к шлюзу. Ее не было в капитанской каюте. Он столкнулся с толстым бородатым человеком, который направил его по коридору в грузовой отсек. Генерал вскарабкался по лестнице и постарался выровнять дыхание.

При виде его она улыбнулась.

— Генерал Форестер, я знала, что мы увидимся сегодня утром.

В руке она держала конверт.

— Я хотел увидеть вас… — он вновь начал задыхаться. — Перед отлетом.

— Я тоже хотела увидеть вас.

— Вы сказали, что если я вам дам разрешение предпринять эту экспедицию, вы скажете мне, где вы…

— Мой рапорт, который вполне удовлетворит вас, отправлен с утренней почтой. Вы найдете его у себя на столе в штаб-квартире Администрации Союза…

— О! Понимаю.

Она улыбнулась.

— Вам нужно поторопиться. Мы отправляемся через несколько минут.

— Да. Конечно. Я уже был утром в штаб-квартире, а несколько минут назад по звездному фоно получил краткое изложение вашего рапорта. Я только хочу сказать…

Он не сказал ничего.

— Генерал Форестер, однажды я написала стихотворение, оно называется «Совет тем, кто хочет полюбить поэта». Начинается оно так: «Юноша, она будет издеваться над твоим языком. Девушка, он похитит твои руки.» Остальное прочтете сами. Оно в моей второй книге. Вы не захотите терять поэта по семь раз на день, это чертовски раздражает.

Он сказал: — Вы знаете, что я…

— Знала и знаю. И я рада.

Произошло неслыханное: он улыбнулся.

— Когда я был штатским, мисс Вонг, и нас впервые направили в казармы, мы говорили о женщинах, только о женщинах. И однажды кто-то сказал об одной девушке: она так хороша, что не обязана ничего давать мне, достаточно только обещать… — он позволил себе расслабиться, и хотя плечи его опустились на полдюйма, казалось, что они стали шире на целых два. — Вот что я сейчас чувствую.

— Спасибо, за это чувство, — сказала она. — Вы нравитесь мне, генерал. И обещаю, что вы по-прежнему будете нравиться мне, когда мы увидимся в следующий раз.

— Я… я благодарю вас. Думаю, что это все. Спасибо… За знание и обещание. — Затем он сказал: — Мне нужно идти?

— Старт через десять минут.

— Ваше письмо, — сказал он. — Я отправлю его.

— Спасибо.

Она протянула ему письмо. Он взял его и слегка задержал ее руку. Потом повернулся и вышел. Через несколько минут она увидела как его блюдце движется к бетонному зданию, освещенное лучами восходящего солнца.

Часть вторая ВЕР ДОРКО

Затранскрибированный материал прошел сортирующий экран. У панели компьютера уже лежали четыре страницы определений, явившихся результатом ее размышлений над грамматикой. Прикусив нижнюю губу, она пробежала глазами таблицу частоты дифтонгов. К стене она прикрепила три листа, озаглавила их: «Возможная фонематическая структура», «Возможная фонетическая структура», «Семантические и синтаксические неясности»…

В последнем листке заключалась проблема, которую необходимо было решить. Вопросы формулировались на основе данных двух первых листков.

— Капитан.

Она повернулась на пузырчатом кресле. Из входного люка выглядывал дьявол.

— Да?

— Что вы хотите на обед?

Маленький кок был семнадцатилетним юношей. Из копны волос на его голове торчали два косметохирургических рога. Кончиком хвоста он почесывал одно ухо.

Ридра пожала плечами.

— Ничего в особенности. То же, что и взвод.

— Эти парни съедят жидкие органические отбросы, если я их дам. Никакого воображения, капитан. Что вы скажите о запеченном фазане или яичнице с дичью?

— У вас настроение кормить птицей?

— Ну… — он опустил створку двери и теперь висел на карнизе раскачиваясь взад и вперед. — Мне хочется приготовить что-нибудь из птицы.

— Если никто не возражает, давайте птицу, печеные яйца и бифштекс с помидорами.

— Сейчас будет готово!

— А на десерт — торт с клубникой!

Дьявол щелкнул пальцами и исчез. Ридра засмеялась и повернулась к компьютеру.

Она изучала третий пример того, что могло бы быть синкопой, когда ее пузырчатое кресло внезапно откинулось назад. Записи полетели к потолку. Она тоже взлетела бы, если бы не успела ухватиться за край стола. Плечи ее чуть не вывихнуло.

Толчок.

Она откинулась на сморщенную спинку пузырчатого кресла. В интеркоме появилось лицо помощника.

— Капитан!

— Какого дьявола… — начала она.

Замигала лампа-сигнал перегрузки двигателей. Что-то тряхнуло корабль.

— Каково положение?

Тяжелое, окруженное темной бородой лицо помощника было напряжено.

— Воздух в порядке. Какие-то затруднения с двигателем.

— Если эти проклятые молокососы… — она щелкнула переключателем.

Флин — начальник секции двигателей, сказал: — Боже, капитан, что-то подхватило нас.

— Что именно?

— Не знаю! Двигатели по периметру в порядке, а в центре трясется, как в лихорадке… Где мы сейчас?

— На первом часу полета между Землей и Луной. Мы даже не приблизились к Звездному Центру-9. Навигаторы! — еще один толчок, появилось темное лицо Молли.

— Где мы?

Первый Навигатор быстро подсчитала вероятную орбиту и указала ее двумя вероятными логарифмическими кривыми.

— Мы были на орбите вокруг Земли, — послышался голос Рона, — когда что-то сняло нас с нее. Сейчас мы движемся по инерции.

— Как быстро и в каком направлении?

— Калли как раз и пытается это определить.

— Попробую «выглянуть» наружу. — Она вызвала сектор чувств. — Нос, как это пахнет?

— Знаете, незнакомый запах.

— Вы что-нибудь слышите, Ухо?

— Ничего, капитан. Все течения стасиса в этом районе спокойны. Мы слишком близко к массе с большой гравитацией. Слабое течение, примерно пятидесяти спектров в сторону. Но не думаю, чтобы оно унесло нас куда-нибудь далеко. Сейчас мы движемся в магносфере Земли по инерции от последнего толчка.

— На что это похоже, Глаз?

— На ведро угля, чтобы ни случилось с нами, мы выбрали для этого мертвое местечко. Мне все же кажется, что течение довольно сильное и может куда-нибудь унести нас.

Вмешался Брасс.

— Но я хотел бы знать, что произойдет, прежде чем мы погрузимся в это течение. И прежде всего, мне нужно знать — где мы?

— Навигаторы?!

Появились три молчаливых лица.

Калли произнес: — Мы не знаем, капитан.

Поле гравитации стабилизировалось. Пузырчатое кресло вернулось на место. Маленький дьявол покачал головой и замигал. С лицом, искореженным болью, он прошептал:

— Что же случилось, капитан?

— Будь я проклята, если знаю, — ответила она. — Но я собираюсь узнать это.

Обед прошел в молчании. Взвод — все парни примерно в возрасте двадцати одного года — производили так мало шума, как только это было возможно. За столом офицеров Навигаторы сидели против призрачных фигур Лишенных Тела из Сектора Чувств. Громоздкий помощник во главе стола наливал вино молчаливому экипажу. Ридра обедала с Брассом.

— Не понимаю, — он покачал гривастой головой, поворачивая в когтях стакан, — это был такой спокойный полет безо всяких помех. И то, что случилось, произошло внутри корабля.

Дьявол, с перевязанной ногой, с сомнением на лице, внес торт, обслужил Ридру и Брасса, потом вернулся к столу взвода.

— Так, — сказала Ридра, — мы вращаемся… вращаемся вокруг Земли. Все наши приборы не действуют, и мы даже не можем определить свое местонахождение.

— Приборы гиперстасиса в порядке, — напомнил ей Брасс. — Мы не знаем, где мы по эту сторону прыжка.

— Но мы не можем прыгнуть, если не знаем исходного расчетного пункта прыжка. — Она осмотрела столовую. — Как вы думаете, есть надежда выбраться отсюда?

— Вероятно, капитан.

Она поднесла стакан к губам.

— Если ничего не придумаем, мы в течение шести месяцев будем есть отличную пищу дьявола, а потом задохнемся. Мы не можем послать сигнала бедствия, пока не войдем в гиперстасис. Я спросил Навигаторов, могут ли они что-нибудь придумать, но они сами ничего не знают. Они лишь смогли определить, что мы движемся по большому кругу.

— Нам следовало бы иметь окна, — сказала Ридра. — Тогда мы взглянули бы на звезды и определили бы свою орбиту. Это заняло бы не более двух часов.

Брасс вскрикнул.

— Вот что значат современные удобства. Иллюминатор и старинный секстант сослужили бы нам хорошую службу, но мы напичканы по горло электроникой, и вот сидим с неразрешимой проблемой.

— Кружение, — Ридра поставила стакан.

— Что?

— Дер Крайс, — сказала Ридра и нахмурилась.

— Как это понять? — спросил Брасс.

— Ратае, орбис, ил керхио, — она прижала ладонь к столу. — Круг, — сказала она. — Это слово «круг» на разных языках.

Смущение Брасса казалось ужасающим из-за клыков.

Сверкающая копна волос над глазами взъерошилась.

— Сфера, — продолжала Ридра, — ил глобо, губ бас.

— Она встала. — Куле, куглет, кринг!

— А при чем тут языки? Круг есть кр…

Но она со смехом выбежала из столовой.

В своей каюте она схватила записи перевода. Глаза ее пробегали по строчкам. Ридра нажала кнопку связи с Навигаторами. Рон, вытирая крем со рта, сказал:

— Да, капитан. Что вы хотите?

— Часы, — сказала Ридра, — и ящик шариков.

— Что? — спросил Калли.

— Вы сможете закончить этот торт позже. Встречаемся немедленно в Ж-центре.

— Ша-ри-ки, — удивленно произнесла Молли. — Шарики?

— Кто-нибудь из парней взвода обязательно пронес ящик с шариками. Возьмите его и принесите в Ж-центр.

Она спрыгнула с разрушенной поверхности пузырчатого кресла. Прошла к люку, повернула в седьмой радиальный проход и двинулась вниз по цилиндрическому коридору к большому сферическому помещению Ж-центра. Центр гравитации корабля, где всегда было состояние свободного падения. Это была комната тридцати футов в диаметре. В ней были расположены чувствительные гравитационные приборы.

Немного спустя в противоположном проходе появились три Навигатора. Рон нес сумку со стеклянными шариками.

— Лиззи просит вас вернуть шарики, когда они не будут нужны в первом полете. Она была провозглашена парнями чемпионом и хочет подтвердить это звание.

— Если у нас получится, она, вероятно, уже вечером сможет играть.

— Получится? — хотел знать Калли. — Ваша идея?

— Чья же, и что это за идея? — спросил Рон.

— Полагаю, она принадлежит кому-нибудь говорящему на другом языке. Вот что нам предстоит сделать: разместить шарики по стенам комнаты в форме правильного шара, а затем сидеть с часами в руке и следить.

— Зачем?

— Посмотри, куда они направятся, и сколько им потребуется для перемещения.

— Не понимаю, — сказал Рон.

— Наша орбита стремится к большой окружности вокруг Земли, верно? Это означает, что все в корабле тоже совершает большую окружность, и, если оставить ему вещь в покое, она автоматически отыщет свою орбиту.

— Верно. Ну и что?

— Помогите мне разместить эти шарики, — сказала Ридра. — У них железные сердечники. Нужно намагнитить стены, чтобы они удерживали шарики на месте. Их нужно будет освободить все одновременно. — Рон, недоумевая, отправился подводить питание к стенам помещения. — Все еще не понимаете? Вы ведь математики, расскажите мне о большой окружности.

Калли взял горсть шариков и принялся размещать их, один за другим на стене.

— Большая окружность — это наибольшая окружность, которую можно продолжить на данной сфере.

— Диаметр окружности равен диаметру сферы, — сказал Рон, закончив свою работу.

— Сумма углов пересечения любых трех больших окружностей внутри топологически замкнутой сферы составляет пятьсот сорок градусов. Сумма углов Н больших окружностей составляет Нх180 градусов. — Молли говорила по-английски, так как она начала изучать язык утром при помощи персонафикса. Голос ее звучал мелодично. — Сюда шарики?

— Да, по сфере. Расскажите мне еще о пересечениях.

— Ну, — сказал Рон, — в любой данной сфере все большие окружности пересекают друг друга или являются конгруэнтными.

Ридра рассмеялась.

— Точно, как эти, да? Есть ли еще какие-нибудь окружности на сфере, которые будут перемещаться, как бы их не перемещали?

— Все большие окружности имеют хотя бы две точки пересечения.

— Подумайте об этом с минуту и поглядите на шарики — они все перемещаются по большой окружности.

Молли внезапно оттолкнулась от стены с выражением понимания и хлопнула в ладоши. Она что-то сказала покисвигали, и Ридра рассмеялась.

— Верно, сказала она. Удивленным Рону и Калли она перевела. — Они движутся относительно друг друга, и их пути пересекаются.

Глаза Калли расширились.

— Верно, за четверть нашего пути по окружности они все равно все выравниваются по плоскости…

— Лежащей в плоскости нашей орбиты, — закончил Рон.

Молли нахмурилась и сделала решительный жест.

— Да, — сказал Рон, — искаженная плоскость окружности с выступами на каждом конце, по ним мы сможем рассчитать положение Земли.

— Мудро, а? — Ридра двинулась к выходу. — Мы сделаем расчеты, потом включим двигатели и переместимся на семьдесят-восемьдесят миль без вреда для себя. Повторим расчеты и получим диаметр орбиты и нашу скорость. Это вся информация, которая нам необходима для определения нашего положения относительно ближайшей гравитационной массы. За окружности? — тем мы снова сможем прыгнуть в стасис. Наши навигационные инструменты для стасиса в порядке. Подадим просьбу о помощи и получим ее с ближайшей стасис станции.

Восхищенные Навигаторы присоединились к ней в коридоре.

— Считайте, — сказала Ридра.

При счете «ноль» Рон выключил магнетизм у стен.

Шарики начали свое медленное движение.

— Вы нас каждый день чему-нибудь учите, — сказал Калли. — Все это должен был предложить я, это моя работа. Откуда вы взяли эту мысль?

— От слова «большая окружность» на… другом языке.

— Языке? — спросила Молли. — Как это?

— Ну, я немало упрощу и все же постараюсь показать. — Она взяла металлическую пластину и палочкустилос и начала чертить. — Допустим, слово для обозначения окружности — О. В данном языке имеется интонационная система для выражения сравнительных размеров. Мы представим ее диактрическими знаками: меньший, обычный, большой. Что в таком случае обозначает О со значком меньше над ним?

— Наименьшую возможность ответил Калли, — Это просто.

Ридра кивнула.

— Теперь представим себе, что слово, обозначающее обычный круг О со значком обычным над ним, сопровождается одним из двух символов: один из них означает, что окружность не соприкасается с другой, другой — пересечение окружностей или +. Что означает 0+ со значком больше над ним?

— Пересекающиеся большие окружности пересекаются, в этом языке слово «для большой окружности» всегда 0+ со знаком больше над ним. Эта информация заключена в самом слове. Точно так же, как вусстопостановка несет в английском ту информацию, которая в соответствующих французских словах — ла rape или ле тиррер — отсутствует. «Большая окружность» — это сочетание несет в себе определенную информацию, но она недостаточна, чтобы извлечь нас из трудного положения, в которое мы попали. Нам нужно перейти к другому языку, извлечь необходимую информацию и решить, что делать.

— Какой же это язык?

— Не знаю его настоящего названия. Условно его называют Вавилон-17. Я мало что знаю в нем, но из того, что мне известно, следует, что его слова несут больше информации, чем четыре-пять живых языков вместе взятых, и в меньшем объеме.

Она коротко перевела это и Молли.

— Кто говорит? — спросила Молли, руководствуясь своим минимальным знанием английского языка.

Ридра прикусила губу. Когда она сама задавала себе этот вопрос, мышцы ее живота напрягались, руки начинали судорожно двигаться, а в горле застревали слова ответа. Так произошло и сейчас, но потом прошло.

— Не знаю. Но хочу узнать. Это и есть главная причина нашей экспедиции.

— Вавилон-17, - повторил Рон.

За ним кашлянул один из парней взвода.

— Что, Карлос?

Приземистый, черноволосый Карлос был мускулистым юношей.

— Капитан, я хочу показать вам кое-что, он переступил с ноги на ногу с юношеской неуклюжестью, тяжело отдувался после подъема. — Кое-что внизу, в трубе. Думаю, вы сами должны взглянуть на это.

— Помощник велел вам отыскать меня?

Карлос ткнул за спину большим пальцем.

— Угу.

— Вы трое сможете кончить с этим делом?

— Конечно, капитан.

Калли смотрел на сближающиеся шарики.

Ридра нырнула вслед за Карлосом. Они спустились по лестнице и, согнувшись, пошли по узкому переходу.

— Здесь, — сказал Карлос. Он остановился у оплетенного проводами пластика стены и открыл шкафчик. Через пластиковую поверхность схемы проходила трещина. — Разбито.

— Как? — удивилась Ридра.

— Вот так, — он взял плитку в руки и сделал сгибающий жест.

— Вы уверены, что она не сломалась сама по себе?

— Она не может, — сказал Карлос. — Когда она на месте, она слишком хорошо закреплена. Ее нельзя сломать даже молотком. А здесь сосредоточение всех цепей коммуникации.

Ридра кивнула.

— Дефлекторы для маневров в обычном пространстве.

Он открыл другую дверцу и извлек еще одну плитку, — Вот.

Ридра провела ногтем по разлому второй пластины.

— Кто-то на корабле сломал это, — сказала она. — Возьмите их в мастерскую, скажите Лиззи, чтобы она починила их и принесла мне. Я сама поставлю их на место. И верну ей ее шарики. Бросьте жемчужину в густое масло. Яркая жемчужина постепенно сменится красным, потом исчезнет. Таков полет в гиперстасисе.

На панели компьютера Ридра раскладывала карточки. Словарь удвоился с начала путешествия. Она испытывала частичное удовлетворение. Слова, их значения, становились для нее все яснее.

Но на корабле был предатель. Вопрос — вакуум, где не было никакой информации. Кто, как, почему? — эта пустота заполняла часть ее мозга, заставляя испытывать страдания. Кто-то сознательно сломал эти пластинки… Это подтвердила Лиззи. Кто? Имена всех членов экипажа, и рядом с каждым вопросительный знак.

Бросьте драгоценный камень в груду драгоценностей.

Таков выход из гиперстасиса в пространство Двора Военного Союза в Ариседже.

Она сняла с коммуникационного щита чувствительный шлем.

— Пожалуйста, переводите меня.

Глазок индикатора мигнул в знак согласия. Каждый из Лишенных Тел воспринимал все детали гравитационных и электромагнитными течениями стасисов, каждый по-своему. Этими деталями были мириады, и пилот вел свой корабль по этим течениям, как когда-то парусные корабли дрейфовали по океанам жидкости.

Шлем давал возможность капитану увидеть то, что видели Лишенные Тела, конечно, в известных пределах.

Она надела шлем, закрыв свои глаза, нос и уши.

Покачиваясь в петлях голубого, синего и индиго, плыли многочисленные станции и планетоиды, составляющие Двор Военного Союза. Музыкальные звуки сочетались с взрывами шума стасиса в микрофонах. Обонятельные имитаторы давали смесь запахов косметики и горячего масла. К ним примешивался запах горелой корки.

Три ее чувства были заполнены, она была оторвана от реальности. Потребовалось не менее минуты, чтобы собрать чувство воедино и подготовиться к их интерпретации.

— Все в порядке? На что я смотрю?

— Огоньки — это многочисленные планетоиды и кольцевые станции, составлявшие Военный Двор, — объяснил ей Глаз. — Голубой свет слева — сеть радаров, которая простирается до стеллара-центра 42. Красные вспышки справа вверху — отражение Беллатрикса от полдюжины солнечных дисков, вращающихся на четыре градуса вне поля зрения.

— А что это за низкий гул? — спросила Ридра.

— Корабельные двигатели, — объяснил Ухо. — Не обращайте внимания. Я перекрою этот звук, если хотите.

Ридра кивнула. Гудение прекратилось.

— Это щелканье… — начал Ухо.

— … код Морзе, — заключила Ридра. — Узнаю. По-видимому, устанавливают контакт два радиолюбителя.

— Верно, — подтвердил Ухо.

— Что так неприятно пахнет?

— Это запах гравитационного поля Беллатрикса. Вы не можете пользоваться обонянием объемности, но горелая лимонная корка — это мощные фабрики, которые размещены в зеленом зареве справа впереди.

— Куда мы причалим?

— К звукам Е-минорной триоды.

— К запаху горячего масла справа от нас.

— В один из этих белых кругов.

Ридра вызвала пилота.

— Все в порядке, Брасс, можно приземляться.

Летающее блюдце скользнуло к основанию корабля.

Ридра легко удерживалась на нем в четырех пятых земного. Ветерок в свете искусственных сумерек отбрасывал назад ее волосы. Вокруг нее расстилался главный арсенал Союза. Внезапно она вспомнила, что случайность рождения привела ее семью на территорию Союза. Будучи рожденной в другой галактике, она могла с такой же легкостью быть и Захватчиком. Ее стихи были популярны в обеих воюющих сторонах. Она отбросила эту мысль. Не слишком мудро думать об этом в центре Двора Военного Союза.

— Капитан Вонг, вы прибыли под покровительством генерала Форестера.

Она кивнула, когда ее блюдце остановилось.

— Он оповестил нас, что вы эксперт по Вавилону-17.

Она снова кивнула. Рядом с ней остановилось другое блюдце.

— Я счастлив познакомиться с вами, если вам будет нужна помощь, скажите — и она будет вам оказана.

Она протянула руку.

— Спасибо, барон Вер Дорко.

Он поднял черные брови, линия его рта изогнулась.

— Вы умеете читать геральдику? — он указал рукой на герб на своей груди.

— Да.

— Это большое достижение, капитан. Мы живем в мире изолированных групп, каждая из них редко соприкасается с соседями, и каждая говорит, если можно так выразиться, на своем особом языке.

— Я говорю на многих языках.

Барон кивнул.

— Иногда мне кажется, капитан Вонг, что без Захвата, без предмета, на котором Союз может сосредоточить свою энергию, наше общество распалось бы, капитан Вонг… — он замолчал. Лицо его выразило сосредоточенность, потом прояснилось: — Ридра Вонг?

Она улыбнулась в ответ на его улыбку.

— Я не знал… — он протянул руку, как бы встречая ее вновь. Но, конечно… — холодная вежливость его манер сменилась теплом, — ваши книги… я хочу, чтобы знали… — темные глаза его расширились, а губы сложились в нечто вроде усмешки, руки искали одна другую — все это свидетельствовало о беспокойном аппетите, о голоде и о чем-то… Последовал легкий наклон головы. — Обед в моем доме будет подан в семь. — Своим приглашением он прервал ее мысли. — Сегодня вечером вы обедаете со мной и баронессой.

— Спасибо. Но я хотела бы обсудить с моим экипажем…

— Я распространяю свое приглашение на всю вашу свиту. В вашем распоряжении конференц-зал в моем доме и все окружающие помещения, хотя они и не так удобны, как у вас на корабле.

«Красный язык извивался за белыми зубами: коричневые линии губ образуют слова с такой неторопливостью, с какой движется челюсть каннибала,» - подумала она.

— Пожалуйста, придите немного пораньше, чтобы я мог…

Она затаила дыхание, потом почувствовала себя глупо, и сузившиеся зрачки свидетельствовали, что он зарегистрировал ее замешательство, хотя и не мог понять его причины.

— … Провести вас по всему дворцу. Генерал Форестер высказал пожелание, чтобы вас ознакомили со всеми новинками, предназначенными для борьбы с захватчиками. И это большая честь, мадам. Здесь немало опытных офицеров, прослуживших много лет, которые не видели много из того, что вы увидите. Многое для вас будет скучным. По моему мнению, вас нужно знакомить с самыми лакомыми кусочками. Некоторые из наших изобретений весьма остроумны. Наше воображение все время занято.

«Этот человек распространяет на меня свою паранойю, — подумала Ридра. — Мне это не нравится.»

— Я предпочла бы не навязываться вам, барон. На корабле есть кое-какие проблемы, которые я должна…

— Приходите. Ваша работа немного облегчится, если вы примите мое гостеприимство, уверяю вас. Женщина, с вашим талантом и внешностью, будет пользоваться успехом в моем доме… И к тому же я чуть не умер, изголодавшись, — темные губы обнажили сверкающую полоску зубов. — По интеллектуальному собеседнику.

Она уже собиралась еще раз вежливо отказаться, но барон сказал:

— Я жду вас вместе с экипажем до семи.

Летающее блюдце скользнуло над площадью. Ридра взглянула назад на лифт, где ждал ее экипаж. Силуэты людей вырисовывались на фоне искусственного вечера.

Ее диск начал медленно подниматься ко входу в «Рембо».

— Ну, — сказала она меленькому коку, который только накануне избавился от повязки, — сегодня вечером вы свободны. Помощник и экипаж идет со мной обедать… Проверьте манеры парней, каждый ли знает, каким ножом что едят, и тому подобное.

— Салатная вилка маленькая, она лежит немного сбоку, — мягко начал помощник, оборачиваясь к взводу.

— А какая лежит за ней? — спросил Аллегра.

— Это для устриц.

— А если у них нет вилки для устриц? — Флон потер губу костяшками пальцев. — Думаю, нам следует захватить с собой зубы.

Брасс положил лапу на плечо Ридры.

— Как вы себя чувствуете, капитан?

— Как поросенок на вертеле.

— Вы выглядите усталой, — сказал Калли.

— Наверное, слишком долго работала, сегодня вечером мы — гости барона Вер Дорко. И, думаю, нам можно немного расслабиться.

— Вер Дорко? — спросила Молли.

— Он координирует реализацию всех проектов, направленных против Захватчиков.

— Значит, под его руководством изготавливают самое большое и самое секретное оружие? — спросил Рон.

— Не только. И маленькое смертоносное.

— Эти попытки саботажа, — произнес Брасс, — обернись они успехом в Военном Дворе, это отразилось бы на наших действах против Захватчиков.

— Страшно подумать, если они сумеют подложить бомбу в штаб-квартиру Администрации Союза.

— Вы можете остановить их? — спросил помощник.

Ридра пожала плечами и повернулась к просвечивающим контурам Лишенных Тела членов экипажа.

— У меня есть идея. Послушайте, я попрошу вас немного пошпионить этим вечером. Глаз, я прошу вас остаться на корабле. Я хочу быть уверена, что на корабле только вы. Ухо, как только мы двинемся к барону, станьте невидимым и не отходите от меня дальше, чем на шесть футов, пока мы не вернемся на корабль. Нос, вы будете передавать сообщения. Я хочу кое-что установить. Может, это просто мое воображение.

Глаз проговорил что-то зловещее. Обычно телесные могут разговаривать с Лишенными Тела только при помощи специальной аппаратуры. Иначе они тут же забывают сказанное. Ридра решила проблему, немедленно переводя сказанное Лишенным Тела на язык басков, прежде чем она его забудет. Оригинальные слова забывались, но перевод оставался. «Эти разбитые плитки не были вашим воображением», — вот что осталось в ее мозгу на языке басков.

Она оглядела экипаж с грызущим ее беспокойством.

Если бы один из этих парней или офицеров имел какие-нибудь психологические отклонения, это отразилось бы в его психоиндексе. Но у кого-то из них это было. Это ранило, как заноза, застрявшая в подошве и напоминавшая о себе при ходьбе. Она вспомнила, как искала их ночью Гордость. Теплая Гордость за то, что они исполняли свои обязанности, когда их корабль двигался меж звезд.

И все же среди них был предатель.

Она вспомнила: «Где-то в Эдеме… где-то в Эдеме, змей, червь…» Эти расколотые пластины сказали ей: «Змей хочет уничтожить не только ее, но весь корабль, его экипаж и все оборудование, уничтожить немедленно».

Нет сверкающих во тьме ножей, нет выстрелов из-за угла, нет веревки, набрасываемой на горло, когда она входит в темноту кабины. Вавилон-17… Насколько хорош этот язык, когда дело идет о самой жизни?

— Помощник, барон пригласил меня прийти раньше и осмотреть новейшие образцы оружия. Отведете парней к семи. Я ухожу немедленно. Глаз и Нос — со мной.

Лишенные Тела стали невидимыми.

Ридра спустилась по лифту и встала на блюдце.

— Грубое, нецивилизованное оружие, — указал барон на ряд пластиковых цилиндров в стеллаже, все увеличивающихся в размерах. — Стыдно тратить время на эти неуклюжие «новшества». Вот эта маленькая может разрушить площадь в пятьдесят квадратных миль. Большая оставляет кратер глубиной в сто пятьдесят миль диаметром. Варварское оружие. Мне не нравится его использовать. Вот эта слева более слабая. Она взрывается с силой, достаточной для разрушения части здания. Но главная часть бомбы остается нетронутой и прячется под развалинам. И шесть часов спустя она взрывается с силой большой атомной бомбы. К этому времени к месту предыдущего взрыва стягиваются войска, ведется восстановительная работа, действует Красный Крест, или как там его называют захватчики. Многочисленные эксперты определяют размеры и причины разрушений. И вот — бах! — замедленный водородный взрыв, и кратер в тридцать-сорок миль. Но все же эти бомбы — это детское оружие. Я держу бомбы в своей коллекции, только, чтобы продемонстрировать, как далеко мы ушли от них.

Ридра последовала за ним через арочный проход в соседний зал. Его стены были уставлены регистрационными шкафами, в центре зала находилась единственная витрина.

— Здесь моя гордость.

Барон подошел к витрине и открыл прозрачную крышку.

— А это что такое? — спросила Ридра.

— На что, по-вашему, оно похоже?

— На обломок скалы.

— Слиток металла, — поправил ее барон.

— Оно взрывается?

— Оно не грохнет, — заверил ее барон. — А ее прочность на разрыв больше, чем у титановой стали, но у нас есть гораздо более твердые пластики…

Ридра хотела коснуться его рукой, потом передумала и спросила: — Я могу взять и осмотреть его?

— Сомневаюсь, — ответил барон, — попробуйте.

— Что же случится?

— Увидите сами.

Она хотела взять обломок. Рука ее остановилась в двух дюймах от его поверхности… Ридра пыталась приблизить руку, но не смогла. Она нахмурилась.

— Минутку, — улыбнулся барон, беря в руки обломок. — Увидев его лежащим на земле вторично, вы и не посмотрите на него, ведь верно?

— Отрава? — предположила Ридра. — Или это часть чего-то еще?

— Нет. — Барон задумчиво поворачивал в руках этот предмет. — Он высоко избирателен. И хорошо повинуется. Допустим, — барон поднял руку, — вам нужен пистолет, — и его рука вытащила небольшой вибропистолет самой современной модели, — она таких еще не видела… — или серповидный гаечный ключ. Теперь он держал в руке ключ длиной в фут. — Или мачете, — лезвие сверкнуло, когда он взмахнул рукой. — Или маленький самострел, — и у самострела был пистолетный курок и тетива не более десяти дюймов длиной. Стрела, однако, была вдвое длиннее самострела и оканчивалась наконечником в четверть дюйма.

— Это какая-то иллюзия, — сказала Ридра, — поэтому я и не могла коснуться его рукой.

— Металлический штемпель, — сказал барон. В его руке появился молоток с необыкновенно толстой головкой. Он ударил по дну витрины, где лежало его «оружие».

Ридра увидела круглую вмятину, оставленную головкой молотка. В середине вмятины было маленькое изображение герба Вер Дорко. Ридра провела пальцем по металлу, еще теплому от удара.

— Это не иллюзия, — сказал барон. — Этот самострел пробивает стрелой трехдюймовую доску на расстоянии в сорок ярдов. А вибропистолет… я думаю, вы знаете, что он может сделать.

Он держал… Теперь это вновь был обломок металла.

— Возьмите его у меня.

Она подставила руку, он разжал пальцы, Ридра сжала свои, но обломок уже лежал в витрине.

— Это не фокус. Просто он высокоизбирателен и послушен.

Барон притронулся к краю витрины, и пластиковая крышка закрылась.

— Умная игрушка. Посмотрите что-нибудь еще.

— Но как она действует?

Вер Дорко улыбнулся.

— Мы сумели поляризовать сплав самых твердых элементов так, что он существует только в определенно воспринимающихся матрицах. В остальных случаях они преломляются. Это означает, что, помимо видимости, этот сплав недоступен для восприятия. Нет ни веса, ни массы: все это он имеет в потенции. Его можно пронести на любой корабль, направляющийся в гиперстасис, и оставить рядом с контрольными приборами. Два или три грамма этого сплава выводят из строя всю систему контроля за кораблем. Это главное назначение. Достаточно пронести его на борт корабля захватчиков, и об этом корабле можно больше не беспокоиться. Остальное — детская игра. Неожиданная способность поляризоваться в заданную форму.

Они перешли в следующую комнату.

— Структура любого предмета может быть кодифицирована на молекулярном уровне. В поляризованном состоянии каждая молекула вещества движется свободно. Дайте толчок, и она займет новое положение, образуя нужную структуру. — Барон оглянулся на витрину. — Очень просто. Там… — махнул он рукой в сторону регистрационных шкафов вдоль стен… — там, вот настоящее оружие: примерно, три тысячи структур, в которые может воплотиться вот этот обломок металла. Оружие — это знание того, что можно сделать. В рукопашной ванадиевая проволока шести дюймов длины может стать смертоносным оружием. Проткните его внутренний угол глаза, рассеките его доли, потом быстро выдерните ее — она рассечет мозжечок, вызвав общий паралич. Погрузи проволоку поглубже, и она пересечет соединение со спинным мозгом. Смерть. Той же самой проволокой можно закоротить коммуникационный прибор типа 27-ОХ, который обычно используется на кораблях захватчиков.

Ридра почувствовала, как мускулы ее напряглись.

Отвращение, подавляемое до сих пор, вырвалось наружу.

— Это помещение предназначено для Борджиа — прозвище, данное людьми отделу токсикологии. Здесь есть ужасные вещи. — Он взял со стеллажа закрытый стеклянный сосуд. — Чистый токсин дифтерии. Здесь достаточно, чтобы заразить целый город.

— Но стандартная процедура вакцинации… — начала Ридра.

— Токсин дифтерии, моя дорогая. Токсин! В прошлом, когда инфекционные болезни были проблемой, даже при пристальном осмотре жертв дифтерии не обнаруживали, кроме несколько сотен тысяч бацилл, и все они были в горле жертвы. Любая из этих разновидностей бацилл могла в худшем случае вызвать лишь кашель. Потребовались годы, чтобы объяснить происходящее. Крошечные бациллы производили еще более крошечный продукт — самое смертоносное вещество из всех, какие нам известны. Количество, необходимое для того, чтобы убить человека практически неопределимо. И до сих пор, при всем развитии нашей науки, единственный путь получения этой токсины — бацилла. Борджиа изменила его… Цианид — старая боевая лошадь, — указал он на другую бутылку. — Слушайте, чувствуете запах миндаля? Если вы голодны можем приняться за коктейли…

Она быстро и резко покачала головой.

— А вот здесь деликатесы, — указал барон на следующие сосуды. — Получены путем катализа. Цветослепота, полная слепота, тоновая глухота, полная глухота, атаксия, амнезия и так далее и тому подобное. — Закончив перечислять, он опустил руку и улыбнулся, как голодный грызун. — И все они здесь под контролем… Видите ли, вся проблема заключается в том, чтобы любое из этих веществ применять в достаточно большом количестве… Любое из этих веществ вы можете пить стаканами, и никакого вреда не будет, — барон поднял сосуд и нажал на кнопку на его конце. Послышался слабый свист. — Пока это всего лишь безопасный стероид.

— Но он активирует яды, которые производят… эффект.

— Точно, — улыбнулся барон. — А катализатор добавляется в таких же микроскопических дозах, как токсин дифтерии. Содержимое голубого сосуда принесет вам боль в животе и легкую головную боль на полчаса. Больше ничего. Зеленый сосуд — общая церебральная атрофия на неделю. Потом на всю оставшуюся часть жизни жертва становится дивным растением. Пурпуровый — смерть, — барон поднял руку ладонью вверх и рассмеялся. — Я проголодался. Не хотите ли пообедать?

«Спроси его, что в следующей комнате», — сказала она себе, но эта мысль прозвучала на языке басков — сообщение от невидимых Лишенных Тела охранников.

— Когда я была ребенком, барон, — Ридра двинулась к двери, — вскоре после возвращения на Землю меня взяли в цирк. Впервые я увидела рядом с собой столько удивительного. После окончания представления я целый час не хотела уходить домой. А что у вас в той комнате?

Удивленное движение лицевых мускулов.

— Покажите мне.

Он наклонил голову насмешливо вежливо в знак согласия.

— Современная война ведется на самых разных уровнях, — продолжал он, как будто не было никакого перерыва. — Кто-то выигрывал войну, изготовляя достаточное количество мушкетонов и боевых топоров, как вы видели в первой комнате, или правильно действуя шестидюймовой ванадиевой проволокой в коммуникационном приборе 27ОХ. Впрочем, рукопашные почти не встречаются. Оружие, принадлежности для выживания и к этому плюс тренировка, помещение, активная деятельность космонавта в течение двух лет обходится в три тысячи кредитов. Стоимость гарнизона в полторы тысячи человек — четыре миллиона. Этот самый гарнизон может жить и делать в трех боевых кораблях гиперстасиса, которые, полностью оборудованные, обходятся по полтора миллиона кредитов каждый — всего получается свыше девяти миллионов. Мы затратили около одного миллиона на подготовку единственного шпиона-саботажника, это много дороже, чем обычно. А шестидюймовая ванадиевая проволока стоит треть цента. Война обходится дорого. И хотя на это потребовалось время, штаб-квартира Администрации Союза начала понимать необходимость таких коварных расходов. Таким образом, мисс… капитан Вонг…

Они вновь были в комнате, с единственной витриной, на этот раз семи футов высотой.

— «Статуя, — подумала Ридра. — Нет, настоящая плоть, со всеми деталями мускулатуры и суставов. Нет, все же это статуя — человеческое тело мертвое или с приостановленной жизнью так не выглядит.»

— Таким образом, вы видите, что совершенный шпион необходим. — Хотя дверь открывалась автоматически, барон придерживал ее с устаревшей вежливостью. — Это одна из наших наиболее дорогостоящих моделей. Стоит более миллиона. С некоторыми небольшими видоизменениями может стать частью нашего арсенала.

— Модель шпиона? — спросила Ридра. — Это робот или андроид?

— Вовсе нет. — Они подошли к витрине. — Мы произвели с полдюжины ТВ-55. Это потребовало очень точной работы генераторов… медицина достигла такого развития, что все умственно безнадежные остаются жить и производят потомство — ограниченные существа, которые не выжили бы сто пятьдесят лет тому назад. Мы тщательно подбираем родителей и затем при помощи искусственного осеменения получаем полдюжины зигот — три мужских и три женских. Выращиваем их в полностью контролируемом питательном окружении, ускоряя их рост при помощи гормонов и тому подобных средств. Их внешняя красота — результат экспериментального подбора. Великолепные создания, вы даже не представляете себе, на что они способны.

— Я однажды провела лето на ферме, — коротко сказала Ридра. Кивок барона был резок.

— Мы и раньше использовали экспериментальную настройку мозга, поэтому знали, что получим. Но нам никогда не приходилось полностью воспроизводить жизнь, скажем, шестнадцатилетнего человека. Шестнадцать — это физиологический возраст, к которому мы приводим их за шесть месяцев. Сами посмотрите, какой великолепный образец, рефлексы на пятьдесят процентов выше, чем у обычного человека его возраста. Мускулатура восхитительная: после трехдневной голодовки он может поднять полуторатонный автомобиль. Подумайте, какое биологически совершенное тело. Оно использует до девяноста процентов физической силы.

— Я думала, что стимулирование роста гормонами невозможно. Разве оно не сокращает продолжительность жизни?

— При той интенсивности, которую мы используем, сокращает на семьдесят пять процентов и более. — Он мог бы точно так же улыбаться, следя за непостижимыми уловками какого-нибудь животного. — Но, мадам, мы производим оружие. Если ТВ-55 смогут функционировать двадцать пять лет на пределе интенсивности, это превзойдет средний срок службы боевого корабля на пять лет. Какие возможности! Разыскать среди обычных людей такого, кто смог бы функционировать как шпион, кто захотел бы им быть — это значит искать на грани невроза или психоза. Хотя подобное отклонение может означать способности в определенной сфере, в других сферах могут проявиться крайние слабости этой личности. Действуя в любой другой сфере, шпион окажется опасно неэффективным. А у захватчиков тоже есть психоиндексы, и они сумеют распознать шпиона там, куда мы захотим его послать. Пленный хороший шпион в десять раз опаснее плохого. Постгипнотическое внушение — и он не сопротивляется. А ТВ-55 во всех отношениях регистрируется совершенно нормально психически. Он владеет умением вести беседу, знает последние романы, политическую ситуацию, музыку и искусство. У него есть предмет, о котором он может говорить и час, и полтора — «группировка гантоглобина у карсупиалов.» Наденьте на него нужную одежду, и он будет как дама на посольском приеме или за кофе на правительственной конференции высшего уровня. Он искусный убийца, специалист во всех видах оружия, которое вы видели до сих пор. У ТВ-55 знание многочисленных диалектов и жаргонов, владение многочисленными акцентами, он владеет арготизмами, касающимися половых взаимоотношений, азартных игр, спорта, он знает полу- и нелегальные анекдоты. Выпачкайте его куртку, натрите лицо маслом, наденьте на него комбинезон, и он сойдет за автомеханика в любом из сотни стелларцентов. Он может вывести из строя любую двигательную систему, любой радар или систему контроля и оповещения, используемые захватчиками за последние двадцать лет, действуя всего лишь…

— Шестидюймовой ванадиевой проволокой?

Барон улыбнулся.

— Он может менять по желанию отпечатки пальцев и рисунок сетчатки глаза. Небольшая хирургическая операция увеличивает подвижность его лицевых мышц, и он может резко менять свою внешность. Химические, гормональные инъекции позволят ему в течение считанных секунд менять цвет волос, если понадобится, свести их полностью и вырастить за полчаса новую шевелюру. Он хорошо знает психологию, особенно психологию насилия.

— Пытки?

— Если угодно. Он полностью подчиняется людям, его создавшим, он готов уничтожить всех, кого ему прикажут уничтожить. И в этой прекрасной голове нет ничего, что склонило бы его к мысли о своем «я».

— Он… — она сама удивлялась себе, говоря, — он прекрасен.

Темные длинные ресницы, казалось, вот-вот задрожат, открываясь, тяжелые руки свисают вдоль бедер, обнаженных, пальцы полусогнуты, как-будто рука сжимается в кулак. Тусклое освещение витрины позволяло разглядеть чистую загорелую кожу.

— Вы говорите, что это не модель, он действительно жив?

— О, более или менее. Он скорее находится в состоянии транса или гипернации ящериц. Я могу активировать его для вас — но уже без десяти семь. Не будем заставлять других ждать за столом.

Ридра перевела взгляд с фигуры в витрине на тусклую натянутую кожу лица барона. Его нижняя челюсть под впалыми щеками непроизвольно вздрагивала.

— Как в цирке, — сказала Ридра. — Но теперь я старше. Идемте.

Потребовалось усилие воли, чтобы принять протянутую бароном руку. Она была словно сухая бумага и так легка, что Ридра едва не вздрогнула.

— Капитан Вонг! Я восхищена.

Баронесса протянула пухлую руку серо-розового цвета, казавшуюся обваренной кипятком. Ее пышные веснушчатые плечи были обнажены, вечернее платье обнажало достаточную часть ее гротескно раздутой фигуры.

— У нас так мало интересного здесь, во Дворе, что, когда кто-нибудь такой известный, как вы, наносит нам визит…

Она оборвала предложение экстатической улыбкой, но толщина ее тестообразных щек превратила улыбку во что-то поросячье.

Ридра подержала мягкие, податливые пальцы такое время, которое позволяли правила приличия, и вернула улыбку. Она вспомнила, как маленькой девочкой плакала, когда ее наказывали и запрещали плакать. Она должна была улыбаться. Мышцы, при помощи которых баронесса произносила звуки, заплыли жиром. Хотя у нее был резкий голос, но звуки, вылетавший из тяжелых губ, проходили как бы сквозь толстое одеяло.

— Но ваш экипаж? Мы всех пригласили сюда. Двадцaть один — теперь я знаю, сколько насчитывает полный экипаж. — Она одобрительно повертела пальцами. Но здесь только восемнадцать ваших людей.

— Я думала, что Лишенные Тела могут остаться на корабле, — объяснила Ридра. — Потребовалось бы специальное оборудование для разговора с ними, я решила, что они будут смущать ваших гостей. Для компании они слишком заняты собой, к тому же они не едят.

— Лишенные Тела? — баронесса дотронулась до лакированной путаницы своей высокой прически. — Вы имеете в виду мертвых? О, конечно. Я не думала о них. Видите, как мы оторваны от остальных миров?

Ридра размышляла над тем, есть ли у барона аппаратура для разговора с Лишенными Тела, а баронесса, наклонившись к ней, прошептала:

— Ваш экипаж всех очаровал! Можно начинать.

Слева от нее шел барон, рука его напоминала высохший пергамент, справа — тяжело дышавшая баронесса, так они прошли из белокаменного фойе в зал.

— Эй, капитан! — крикнул Калли, увидев их. Отличное место, а? — он указал локтем на заполненный людьми зал, потом поднял стакан, показывая свой напиток. Выпятив губы он одобрительно кивнул. — Капитан, позвольте предложить вам это. — Он протянул пригоршню крошечных сэндвичей из сливок и чернослива. — Тут бегает парень с полным подносом. — Он снова указал локтем. — Мадам, сэр, — он перевел взгляд от баронессы к барону, — не хотите ли вы? — он положил в рот один сэндвич и запил его глотком из стакана. — Угм.

— Я подожду, пока принесут еще, — сказала баронесса.

Удивленная Ридра взглянула на хозяйку, но на ее мясистом лице была улыбка.

— Надеюсь, они вам понравятся.

Калли проглотил.

— Да.

Затем он скривил лицо, раскрыл губы и, оскалившись, покачал головой.

— Кроме этих соленых с рыбой. Они мне не нравятся, мадам. Но остальные хороши.

— Я скажу вам, — баронесса наклонилась и издала самодовольный смешок, — мне самой никогда не нравились соленые. — Она с усмешкой взглянула на Ридру и барона. — Но что можно сделать с поставщиками провизии?

— Если мне что-то не нравится, — сказал Калли, вздергивая голову в подкрепление своих слов, — я говорю, чтобы мне этого больше не приносили.

Баронесса подняла брови.

— Знаете, вы совершенно правы! Именно это я и сделаю! — Она взглянула на мужа. — Так я и скажу, Феликс, в следующий раз.

Разносчик с подносом сказал: — Не хотите ли выпить?

— Ей не нравятся ваши маленькие порции, — сказал Калли, указывая на Ридру. — Принесите такую большую, как у меня.

Ридра рассмеялась: — Боюсь, Калли, мне сегодня нужно быть в форме.

— Ерунда! — воскликнула баронесса. — И я тоже хочу большую. Кажется, где-то здесь был бар?

— В последний раз я видел его там, — заметил Калли.

— Мы будем веселиться сегодня, а разве можно веселиться с этим. — Баронесса взяла Ридру за руку, сказала мужу: «Феликс, будь гостеприимным» и увела ее в сторону, представляя гостям: — Это доктор Киблинг. Женщина с выбеленными волосами — доктор Крейти, а вот и мой двоюродный брат Альберт. Я представлю их вам на обратном пути. Это все коллеги моего мужа. Они вместе работают над этими ужасными штуками, которые он вам показал. Я хотела бы, чтобы он не держал коллекции в доме. Это ужасно. Я всегда боюсь, что он делает их из-за нашего сына. Как вы знаете, мы потеряли нашего мальчика Найлса восемь лет назад. Но я слишком много говорю. Капитан Вонг, вы находите нас ужасно провинциальными?

— Вовсе нет.

— Но вы еще мало нас знаете. О, яркие молодые люди, которые приходят сюда, с их ярким живым воображением, они целыми днями ничего не делают, только думают об убийствах. Ужасное общество! И почему все так? Вся их агрессивность выливается от девяти до пяти. Я считаю, что воображение должно быть направлено на что-нибудь другое, а не на убийства. Вы согласны?

— Да.

Они остановились возле столпившихся гостей.

— Что здесь происходит? — спросила баронесса. Сэм, что они здесь делают?

Сэм улыбнулся, отступил, и баронесса втиснулась в образовавшееся пространство, все еще держа Ридру за Руку:

— Держите их снова!

Ридра узнала голос Лиззи. Кто-то отошел, и она смогла видеть. Парни из секции двигателей расчистили пространство в десять футов и охраняли его, как молодые полицейские. Лиззи сидела на корточках рядом с тремя юношами, по одежде которых Ридра узнала местное дворянство Армседжа.

— Вы должны понять, — говорила Лиззи, — что все дело в запястье.

Она щелкнула ногтем большого пальца по шарику, он ударился о второй, который в свою очередь попал в третий.

— Ну, попробуйте!

Лиззи подобрала еще один шарик.

— Нужно ударить так, чтобы шарик вращался. Все дело в запястье.

Шарик двинулся: ударил, еще раз ударил. Пять или шесть человек зааплодировали. Ридра присоединилась к ним.

Баронесса поднесла руки к груди.

— Прекрасный удар! Просто прекрасно! — она опомнилась и оглянулась. — О, вы хотите посмотреть, Сэм. Вы ведь эксперт по баллистике.

Она уступила свое место, повернулась к Ридре, и они двинулись дальше.

— Вот… Вот поэтому я так рада, что вы и ваш экипаж пришли к нам. Вы принесли с собой новое, яркое, интересное и свежее.

— Вы говорите о нас, будто мы салат.

Ридра рассмеялась. Уж аппетит у баронессы должен быть отличный.

— Ну, если вы останетесь с нами немного подольше, мы съедим вас. Мы очень голодны к тому, что вы принесли с собой.

— Что же именно?

Они подошли к бару и взяли напитки. Лицо баронессы напряглось.

— Ну, вы… когда вы прибываете к нам, мы тут же начинаем узнавать все о вас и о себе.

— Не понимаю.

— Возьмите вашего Навигатора. Он очень любит выпивку и закуски. Это больше, чем я знаю о привязанностях других в этой комнате. Предложишь им шотландское — они пьют шотландское. Предложишь им виски — пьют галлонами. А только что я открыла, — она потрясла своей полной рукой — что все дело в запястье. Я никогда не знала этого раньше.

— Мы, как и все, говорим друг с другом.

— Да, но вы высказываете важные вещи. Что вы любите, чего не любите, как нужно действовать. Вы на самом деле хотите познакомиться со всеми этими чопорными мужчинами и женщинами, занимающимися убийствами людей?

— Нет.

— Я так и думала. А я не желаю беспокоиться. О, здесь есть трое или четверо, которые вам понравятся. Но я познакомлю вас позже…

И она смешалась с толпой.

«Приливы, — думала Ридра. — Океаны. Течения гиперстасиса. Или движения людей в большим помещении.» Она двигалась по открывшимся в толпе просветам, поворачивала, если они закрывались, когда кто-нибудь встречался с кем-нибудь, шел за выпивкой, прекращал разговор.

Потом она оказалась в углу, у спиральной лестницы.

Она начала подниматься по ней и остановилась у второго поворота с желанием посмотреть на толпу внизу. Над ней была полуоткрыта дверь, из-за нее доносился свежий ветер. Она ступила туда.

Фиолетовый цвет сменился искусственным пурпурным. Облака. Вскоре на планетоиде наступит искусственная ночь. Влажная растительность прижималась к перилам. В одном конце лозы полностью закрыли белый камень.

— Капитан?

Рон, скрытый в тени листвы, сидел в углу балкона.

«Кожа не серебро, — подумала она, — но всегда, когда я вижу его таким погруженным в себя, я думаю о слитке белого металла.» Он поднял подбородок и прижался спиной к стене так, что в его волосах запутались листья.

— Что вы здесь делаете?

— Слишком много людей.

Она кивнула, глядя, как распрямляются его плечи, как играют мускулы, потом успокаиваются. С каждым вздохом движения юного изогнутого тела пели ей. Она с полминуты слушала это пение, а он смотрел на нее, по-прежнему не вставая. Роза на его плече шепталась с листьями. Послушав немного мускульную музыку, она спросила: — Какие-то нелады между вами, Молли и Калли?

— Нет. Только я думаю…

— Только что?

Она улыбнулась и наклонилась над перилами. Он вновь опустил подбородок на колени.

— Наверное, они в порядке… но я самый младший… и… — внезапно он поднял плечи. — Как, во имя ада, вы поняли? Конечно, вы знаете о подобных вещах, но, на самом деле, вы не можете понять. Вы описываете то, что видите. А не то, что делаете. — Он теперь произносил слова скомкано, полушепотом. Она слышала его слова и видела, как дергаются мускулы у него на горле. — Извращенцы. Так вы все считаете. Барон и баронесса, и все люди, все, кто не может понять, почему тебе недостаточно только одного, почему тебе нельзя быть в паре. И в то же время можете понять.

— Рон.

Он ухватил зубами стебель и сдернул его с куста.

— Пять лет назад, Рон, я была… в тройке.

Его лицо повернулось к ней, как будто кто-то дернул его за веревочку, потом дернулось назад. Он покусывал лист.

— Вы не Транспортник, капитан. Вы просто используете корабли, но, использовав их, забываете о них. Вы королева, да. Все на вас смотрят. Но вы не Транспортник.

— Рон, я пользуюсь известностью. Поэтому на меня и смотрят. Я пишу книги. Люди читают их и смотрят на меня, потому что хотят знать, кто же их написал. Таможенники не пишут книг. Я разговариваю с ними, и они смотрят на меня и говорят: «Вы Транспортник». — Она пожала плечами. — Но я ни то, ни другое. И тем не менее я была в тройке. Я знаю.

— Таможенники не бывают в тройке.

— Два парня и я. Если бы я снова сделала это, то предпочла бы парня и девушку. Я думаю, что так мне будет легче. Но я была в тройке целых три года. Это вдвое больше, чем у вас…

— Ваши не погибли. А наша погибла. И мы чуть не погибли вместе с ней.

— Один был убит, — сказала Ридра. — Другой умер при вспышке болезни Кальдера. Не думала я, что так получится в моей жизни, но случилось…

Он повернулся к ней.

— Кто они были?

— Таможенниками или Транспортниками? — она пожала плечами. — Подобно мне — ни то, ни другое. Фобо Ломбе, он был капитаном межзвездного транспорта. Он провел меня через все и добился для меня капитанских документов. Он так же занимался исследованиями по гидропонике, надеясь использовать ее в гиперстасисе. Какой он был? Он был стройный, светловолосый, очень эмоциональный. Однажды, после возвращения из одного похода, участвовал в схватке и попал в тюрьму, и нам пришлось выкупать его — в сущности, это случилось дважды, и мы целый год дразнили его этим. И ему не нравилось спать посредине, потому что он привык, чтобы одна его рука свешивалась.

Рон рассмеялся.

— Он был убит при исследовании катакомб Ганимеда, когда мы втроем второе лето работали вместе в юпитерианской геологической службе.

— Как Кэти, — помолчав, сказал Рон.

— Мюэл Араплайд был…

— Имперская звезда! — удивленно воскликнул Рон. — «Планета Ио»! Что за плечи. Вы были в тройке с Мюэлом Араплайдом?

Она кивнула.

— Хорошие книги, правда?

— Дьявол, я их читал все, — сказал Рон. — Что это был за парень? Похож на «Комету Ио»?

— В сущности «Комета Ио» — это Фобо. Это ему не нравилось, я расстроилась, и Мюэл начал другой роман.

— Вы хотите сказать, что в этих романах правда?

Она покачала головой.

— Большинство книг — фантастические истории, которые могли бы случиться. Сам Мюэл? В своих книгах он маскировался. Он был темноволос, задумчив и невероятно терпелив и добр. Он показал мне все о предложениях и об абзацах — вы знаете, какое эмоциональное значение в тексте имеют абзацы? — и как отделить то, что хочешь сказать, от того, что подразумеваешь. И когда делаешь и то, и другое. — Она остановилась. — Потом он дал мне рукопись и сказал: «Теперь скажи, что вот здесь не в порядке со словами?» Единственное, что я смогла ему сказать, это то, что слов слишком много. Это было вскоре после смерти Фобо, я тогда только начинала писать стихи. И я обязана Мюэлу, если чего-то добилась. Мюэл подхватил болезнь Калдера четыре месяца спустя. Ни один из них не видел мою первую книгу, хотя большинство стихов из нее они знали. Может, когда-нибудь Мюэл прочтет их. Он, может, даже напишет продолжение приключений «Кометы», может, он придет в Морг, вызовет запись моего мозга и скажет: «Ну что здесь не в порядке со словами?», и я смогу тогда сказать ему больше, смогу сказать там много. Но этого не будет…

Она почувствовала, как ее захватывает опасная волна чувств.

— «Имперская звезда» и «Комета Ио», — Рон сидел, скрестив ноги, поставив локти на колени. — Как много радости принесли нам эти книги. Долгие ночи мы проводили над ними. Пили кофе и просматривали книжные шкафы. Мне они нравились.

— И мы веселились, споря о том, кто будет спать в середине.

Это было как ключ. Рон начал подниматься: плечи его распрямились.

— Я, наконец, не одинок, — сказал он. — Кажется, что я должен быть счастлив.

— Может, да. А может, нет. Они любят вас?

— Говорят, что да.

— Вы любите их?

— Клянусь богом, да. Я говорил с Молли, и она старалась что-то объяснить мне, хотя она не очень хорошо говорит, но потом я все понял, что она хочет сказать…

Он распрямился и посмотрел вверх, как бы в поисках слова.

— Удивительно, — сказала Ридра.

— Да, — посмотрел он на нее. — Удивительно.

— Вы и Калли.

— Дьявол, Калли большой старый медведь, я могу уронить его и играть с ним. Но дело в нем и Молли. Он все еще не может понимать ее. Поскольку я моложе, то он думает, что должен научиться быстрее меня, но не может, поэтому держится в стороне от нас. Я всегда могу справиться с ним, в каком бы он ни был настроении. Но Молли новенькая и думает, что он на нее сердится.

— Хотите знать, что делать? — спросила Ридра спустя мгновение.

— Вы знаете?

Она кивнула.

— Это очень больно, больнее, чем если бы на самом деле между ними что-нибудь и было, потому что вам кажется, что вы ничем не можете помочь. Но это не так.

— Почему?

— Потому, что они любят вас. Калли впадает в дурное настроение, и Молли не знает, как к нему подступиться.

Рон кивнул.

— Молли говорит на другом языке, и Калли не понимает ее.

Он вновь кивнул.

— А вы можете разговаривать с ними обоими. Вы не можете быть посредником: это никогда не действует. Но вы можете научить каждого из них делать то, что можете вы.

— Научить?

— Что вы делаете с Калли, когда он в дурном настроении?

— Треплю за уши, — сказал Рон. — Это продолжается, пока он не начнет смеяться, и тогда я валюсь с ним на пол.

Ридра поморщилась.

— Неортодоксально, но если действует, то хорошо. Покажите это Молли. Она спортивная девушка. Пусть попрактикуется сначала на вас, пока не будет получаться.

— Я не хочу, чтобы меня трепали за уши.

— Нужно иногда приносить жертвы.

Она старалась не улыбаться, но не удержалась от улыбки.

Рон потер лоб.

— Пожалуй.

— И вы должны учить Калли разговаривать с Молли.

— Но я и сам иногда не знаю слов, я просто догадываюсь лучше, чем он.

— Если он будет знать слова, это ему поможет?

— Конечно.

— У меня в каюте есть учебник иевагильского языка. Возьмите, когда мы вернемся на корабль.

— О, это будет отлично. — Он остановился, слегка отклонившись в листву. — Только Калли не любит читать.

— Помогите ему.

— Научить его? — сказал Рон.

— Верно.

— Думаете, он будет учиться? — спросил Рон.

— Чтобы быть ближе к Молли? Конечно.

— Он будет, — Рон распрямился, как металлическая пружина. — Он будет.

— Пойдемте внутрь? — спросила она. — Через несколько минут начнется обед…

Рон повернулся к перилам и посмотрел на яркое небо.

— Они держат здесь прекрасный щит.

— Чтобы не сгореть в огне Беллатрикса, — пояснила Ридра.

Он сказал, что придет позже: хочет еще подумать.

Она прошла через двойную дверь и начала спускаться с лестницы.

— Я видел, как вы вышли, и решил подождать, пока вы не вернетесь.

Она никогда не видела его раньше. Черные волосы, горбоносое лицо, возраст около тридцати лет. Он сделал шаг в сторону, чтобы пропустить ее, движения его были невероятно экономичны. Потом он повернулся и кивнул, указывая на человека внизу. Это оказался барон, который стоял в одиночестве в центре комнаты.

— У этого Кассиуса очень голодный взгляд.

— Интересно, насколько он голоден? — поинтересовалась Ридра и вновь почувствовала какую-то тревогу.

Баронесса пробиралась через толпу к мужу, видимо узнать что-то.

— Каким может быть брак между этими двумя людьми? — спросил незнакомец, со снисходительным изумлением.

— Сравнительно простым, я думаю, — ответила Ридра. — У них есть занятие: беспокоиться друг за друга.

Вежливый вопросительный взгляд. Когда же разъяснение не последовало, незнакомец вновь повернулся к толпе.

— У них такие странные лица, когда они смотрят сюда, на вас, мисс Вонг.

— Они смеются.

— Бандикуты. Вот на кого они похожи. На стаю Бандикутов.

— Любопытно, влияет ли на них искусственное небо?

Она почувствовала, что утрачивает контролируемое гостеприимство.

Незнакомец засмеялся.

— Бандикуты с талласанемией.

— Вероятно. Вы разве не из Двора?

Его сложение свидетельствовало о жизни не под искусственным небом.

— Из Двора.

Удивленная, она хотела спросить его еще о чем-то, но громкоговоритель вдруг провозгласил: — Леди и джентльмены, кушать подано.

Незнакомец пошел вслед за Ридрой по лестнице, но, когда за две или три ступени до пола она обернулась, он исчез. Она одна двинулась в столовую.

Под аркой ее ждали барон и баронесса. Когда баронесса взяла Ридру под руку, оркестранты на помосте в конце столовой взялись за инструменты.

— Идемте сюда.

Ридра рядом с дородной матроной прошла через толпу к извивающемуся столу.

— Вот наши места.

И сообщение на баскском: «На вашем транскрипторе, капитан, в корабле появился текст». Маленький взрыв в мозгу остановил ее.

— Вавилон-17!

Барон повернулся к ней.

— Да, капитан Вонг.

Ридра неуверенно смотрела на сухие линии его лица.

— Есть ли здесь какие-нибудь материалы или исследования, которые нуждаются в чрезвычайной охране?

— Все делается автоматически. А что?

— Барон, здесь происходит диверсия. Может быть, она уже началась.

— Но откуда вы…

— Я не могу сейчас объяснить, но вам лучше удостовериться, что все в порядке.

На нее нахлынуло напряжение.

Баронесса коснулась руки мужа и сказала с внезапной злостью:

— Феликс, вот ваше место.

Барон отодвинул свой стул, сел и бесцеремонно откинул крышку на столе. Под его салфеткой оказался контрольный щит. Все усаживались, и Ридра увидела в двадцати футах от себя Брасса, устраивавшегося в специальном гамаке, который подвесили для него — его свернувшегося гигантского тела.

— Садись сюда, дорогая. Начнем обед, как будто ничего не случилось. Думаю, так лучше.

Ридра села рядом с бароном, а баронесса осторожно опустилась в кресло слева от нее. Барон что-то говорил в крошечный микрофон. Изображения, которые она не могла разглядеть ясно из-за острого угла, вспыхивали на восьмидюймовом экране. Поглядев некоторое время, он сказал: — Пока ничего, капитан Вонг.

— Не обращайте на него внимания, — сказала баронесса. — Вот это гораздо интереснее.

Из- под стола перед нею выскочила маленькая панель.

— Забавная штучка, — продолжала баронесса, оглядываясь. — Я думаю, мы готовы.

Ее пухлый указательный палец коснулся кнопки, и свет в комнате начал гаснуть.

— Я управляю ходом обеда, просто дотрагиваясь в нужное время до нужной кнопки. Следите.

Она нажала другую кнопку.

В центре стола вдоль всей его протяженности раскрылись панели, и оттуда появились вазы с фруктами, засахаренным виноградом и яблоками, половинки дынь с медом.

— И вино, — сказала баронесса, вновь нажимая кнопку.

Вдоль сотен ножек стола появился бассейн. Начали действовать механизмы, и он наполнился до краев пенящейся жидкостью… забили сверкающие фонтаны.

— Наполните свой бокал, дорогая. Выпьем, — сказала баронесса, подставляя свой бокал под струю: хрусталь засверкал пурпуром.

Справа барон сказал:

— Кажется, в арсенале все в порядке. Я привел в готовность все спецслужбы. А вы уверены, что диверсия произойдет именно сейчас?

— Либо тотчас же, — ответила Ридра. — Либо через две-три минуты. Возможно, будет взрыв или упадет какое-то громоздкое оборудование.

— Но мне ничего не остается делать. Да, приборы уловили ваш Вавилон-17.

— Попробуйте это, капитан Вонг.

Баронесса протянула ей плод манго: попробовав его, Ридра убедилась, что он маринован в ликере.

Теперь почти все гости сидели. Ридра видела, как парень из взвода по имени Майкл разыскивал на столе карточку со своим именем. А дальше вдоль стола она увидела незнакомца, оставившего ее на спиральной лестнице. Он торопливо шел к ним мимо сидящих гостей.

— Вино не виноградное, а сливовое, — заметила баронесса. — Немного крепкое для начала, но уж очень хорошо с фруктами. Я особенно горжусь своей сливой. Вы знаете, слива для гидропоники — это ночной кошмар, но нам удалось получить отличные плоды.

Майкл отыскал свое место и погрузил обе руки в вазу с фруктами. Незнакомец огибал последний поворот стола. Калли держал в каждой руке по кубку с вином, переводя взгляд с одного на другого и, по-видимому, старался определить, который больше.

— Возможно, — сказала баронесса, — следовало предложить сначала десерт — щербет. Или нужно было начать с закуски? Я готовлю ее очень просто. Но никогда не могу решить…

Незнакомец дошел до барона, наклонился над его плечом, глядя на экран, и прошептал что-то. Барон повернулся к нему, потом оперся обеими руками о стол, начал медленно вставать — и упал! Полоска крови показалась на его шее.

Ридра дернулась назад в своем кресле… Убийца! И в голове у нее что-то произошло и послышалось: убийца.

Она вскочила.

Баронесса с хриплым криком поднялась, опрокинув свое кресло. Она истерически протягивала руки к мужу и трясла головой.

Ридра увидела, что незнакомец достает вибропистолет. Она дернула баронессу — выстрел был направлен низко и разбил контрольную панель.

Баронесса подхватила мужа. Ее хриплый стон усилился и превратился в вопль. Ее полная фигура сгибалась под тяжестью тела Феликса Вер Дорко, пока она не опустилась на пол на колени, держа его в руках и продолжая кричать.

Гости вскочили со своих мест, разговоры сменились криками.

Панель управления столом была разбита, и вдоль стола вазы с фруктами были сметены появившимися фазанами, поджаренными и украшенными сахарными головами и сверкающими хвостами. Не один из уборочных механизмов не работал. Супники и блюда с закуской теснили вазы, пока те не опрокидывались и не падали на пол. По столу и по полу покатились фрукты.

Сквозь гул голосов она услышала свист вибропистолета слева от себя, снова слева, а потом справа. Люди повскакивали со своих мест и закрыли ей видимость. Она еще раз услышала вибропистолет и увидела, что доктор Крейн разделяется на две части.

Поднялись жареные барашки, отодвигая и опрокидывая фазанов. Фонтаны вина брызгали на их сверкающую янтарную кожицу, которая шипела и испаряла вино.

Пища падала обратно в отверстия, касаясь раскаленной спирали очага. Ридра почувствовала запах горелого. Она протиснулась вперед и схватила за руку толстого человека чернобородого.

— Помощник, заберите отсюда парней.

— А что я, по-вашему, делаю, капитан?

Ридра устремилась прочь, пробегая вдоль стола, вдоль дымящегося, парящегося отверстия в его центре. Изысканные восточные блюда, шипящие бананы, которые в начале окунали в мед, а потом обложили кусочками льда, появились на столе. Искрящиеся сласти устилали стол, падали на пол, мед кристаллизовался, застывая сверкающими колючками. Гости наступали на них, давили и падали, поскальзываясь.

— Как вам нравится скользить по бананам, капитан? — спросил Калли. — Что здесь происходит?

— Отведите Молли и Рона на корабль!

Теперь поднимались кофейники: застревая в грудах пищи, они переворачивались, брызгая горячий кофе.

Закричала женщина, выставив обоженную руку.

— Здесь больше не весело, — сказал Калли. — Я уведу их.

Он двинулся вперед, а рядом с ней оказался помощник. Она поймала его за руку.

— Помощник, что это за Бандикут?

— Злобное маленькое животное. Сумчатое.

— Верно. Теперь я вспомнила. А талассанимия?

— Разновидность анемии.

— Это я знаю. Какая разновидность?

— Дайте подумать. Все свои сведения о медицине я получил в гипнокурсе. Вспомнил. Это наследственная болезнь, кавказский эквивалент анемии серповидных клеток, разрушаются красные кровяные тельца, исчезает гемоглобин…

— … гемоглобин исчезает, и клетки уже разрушаются осмотическим давлением. Понятно. Нужно выбираться отсюда.

Удивленный помощник двинулся к арке.

Ридра — за ним, скользя на залитом вином паркете.

Перед ней возник Брасс.

— Спокойней, капитан!

— Прочь отсюда! — скомандовала она. — И побыстрей!

— Хотите верхом?

Улыбаясь, он опустился на четвереньки, она вскарабкалась ему на спину, сжала бока ногами и уцепилась за плечи. Огромные мускулы, поразившие Серебряного Дракона, начали сокращаться под нею, и Брасс помчался галопом вдоль стола. Гости испуганно расступились. Так они добрались до выхода.

В ее мозгу нарастала истерия. Она отбросила ее в сторону, добралась до своей каюты на «Рембо» и схватила интерком.

— Помощник, все ли…

— Все на борту, капитан.

— Лишенные Тела…

— Тоже, все трое.

Брасс, тяжело дыша, заполнял вход за нею.

Она переключилась на другой канал, и почти музыкальные звуки заполнили каюту.

— Хорошо, он еще продолжается.

— Это он? — спросил Брасс.

Ридра кивнула.

— Вавилон-17. Передача автоматически записывается, чтобы я могла изучить ее позже. Во всяком случае здесь ничего не случилось.

Она переключила что-то.

— Что вы делаете?

— Я перекодировала сообщение и посылаю. Может быть, что-нибудь получится. — Она закончила первую запись и начала вторую. — Впрочем, не знаю точно. Язык мне еще не совсем понятен. Я чувствую себя так, словно Шекспир исполняется на инджининглиш.

Передача снаружи привлекла ее внимание.

— Капитан Вонг, говорит Альберт Вер Дорко. — Голос был взволнован. — Произошла ужасная катастрофа, здесь абсолютное смятение. Я не нашел вас у брата, но мне доложили, что вы только что затребовали немедленный старт в гиперстасис.

— Ничего подобного я не требовала. Я только хотела собрать экипаж на корабле. Вы узнали, что происходит?

— Но, капитан, мне докладывают, что вы продолжаете готовиться к старту. У вас чрезвычайные полномочия, поэтому я не могу отменить ваш приказ. Но я прошу вас остаться, пока это дело не прояснится, так как вы располагаете какой-то информацией о том, что…

— Мы не стартуем, — сказала Ридра.

— Мы пока не можем, — вмешался Брасс. — Я не соединился с аппаратурой корабля.

— Вероятно, ваш автоматический Джеймс Бонд сошел с ума, — сказала Ридра Вер Дорко.

— … Бонд?

— Мифическая фигура. Простите меня. Я имела в виду ТВ-55.

— О, да, я знаю. Он убил моего брата и еще чертовски чрезвычайно ценных исследователей. Но его не могли заставить сделать это.

— Смогли. ТВ-55 был объектом диверсии… но я не знаю как. Думаю, вам стоит связаться с генералом Форестером и…

— Капитан, контроль взлета сигнализирует, что вы продолжаете давать предупреждение о старте. У меня нет нужной власти, что вы должны…

— Помощник! Мы взлетаем?

— Конечно. Разве не вы сами отдали приказ о переходе в гиперстасис?

— Брасс даже еще не в рубке, вы, идиот!

— Но я тридцать секунд назад получил от вас распоряжение на взлет. Конечно, он уже там. Я только говорю…

Брасс неуклюже передвинулся по полу и заревел в микрофон:

— Я стою рядом с ней, дубина! Вы пошлете нас в центр Беллатрикса. Или вы ищете подходящую новую?

— Но вы же сами…

Под ними послышался гул. Внезапный рывок.

Из громкоговорителя голос Альберта Вер Дорко произнес: — Капитан Вонг!

Ридра вновь закричала: — Идиот, выключите стасис-ген…

Но свист генератора уже перешел в рев.

Новый рывок. Она из последних сил держалась руками за стол. Краем глаза увидела: Брасс колотит в воздухе когтями. Потом…

Часть третья ДЖЕБЕЛ ТАРИК

Отвлеченные мысли в голубом помещении: номинатив, генетив, элятив, аккузатив первый, аккузатив второй, аблятив, портитив, иллатив, инструктив, абессив, инессив, эссив, аллатив, транслатив, сомилатив.

Шестнадцать падежей финского существительного.

Странно, некоторые языки обходятся только единственным и множественным числом. Языки американских индейцев даже не различают число. За исключением языка сиу, в котором есть множественное число, только для одушевления существительных. Голубая комната была круглой, теплой и ровной. По-французски нельзя сказать «теплый». Есть только «горячий» и «тепловатый». Если для этого нет слова, как же они думают об этом? А если у вас нет соответствующей формы, вы не сможете сказать, даже имея соответствующее слово. Только представить себе — испанцы обозначают пол любого предмета: собаки, стола, дерева. Представьте: в венгерском вообще нет обозначения пола — он, она и оно обозначаются одним и тем же словом. Ты мой друг, но вы мой король — таково различие в английском елизоветинском. Но в некоторых восточных языках множество разных местоимений: ты мой друг, ты мой отец, ты мой жрец, ты мой король, ты мой слуга, которого я сожгу завтра утром, если ты не уследишь, а ты мой король, с политикой которого я совершенно не согласен, ты мой друг, но я разобью тебе голову, если ты скажешь это еще раз… и все это разные «ты» «Как меня зовут?»- думала она в круглой теплой комнате.

Мысли без мыслей об имени в голубой комнате: Урсула, Присцилла, Барбара, Мэри Мона, Натика, соответственно, Медвель, Старуха Болтун, Горчица, Обезьяна и Ягодица. Имя. Имена? Что такое имя? Какое имя у меня?

В земле отцов моих вначале шло имя отца: Вонг Ридра. В земле Молли я бы носила имя не отца, а имя матери.

Слова — это название вещей. Во времена Платона вещи были наименованием идей: как лучше описать платоновские идеи? Но действительно ли слова — наименование вещей, или это семантическое недоразумение?

Слова — это символ целой категории предметов, а имя — это символ единичного объекта. Имя — это ее дыхание, ее внешность, ее одежда, брошенная на ночной столик.

«Эй, женщина, иди сюда!», а она шептала, держась руками за медный поручень: «Мое имя Ридра!» Индивидуальность, нечто отличающее вещи от окружения и от всех других вещей в этом окружении, нужно было отличить вещь от ей подобной — так были изобретены имена. «Я изобретена. Я не круглая теплая голубая комната. Я нечто в этой комнате, я…» Веки ее были полуприкрыты. Она открыла их и увидела поддерживающую паутину-сетку. Откинувшись на спину, она осматривала комнату.

Нет, она не «осматривала комнату».

Она нечто в чем-то. Вначале единственное слово, которое вмещало в себя немедленное, пассивное восприятие, которое может быть слуховым, обонятельным, так же, как и зрительным. Потом три формы, которые смешивались музыкально на разных нотах: одна фонема — указатель величины комнаты, вторая — обозначение цвета и вероятного материала стены, какой-то голубой металл, а третья — вместилище аффиксов, обозначающих функцию комнаты, какой-то грамматический принцип, благодаря которому она обозначала весь жизненный опыт одним единственным символом. Все эти звуки заняли времени много меньше, прозвучав в ее мозгу, чем произнесенное слово «комната»… Вавилон-17, она чувствовала эти свойства и в других языках, но здесь — раскрытие, расширение, внезапный рост.

Она снова села.

Функция?

Для чего используется эта комната? Она медленно поднялась, паутина поддерживала ее, охватывая грудь.

Что- то вроде госпиталя. Она посмотрела вниз не… на «паутину», а сквозь тройной гласный определитель. Каждая часть из трех имела свое особое значение и свои связи, так что общее значение достигалось, когда звучание всех трех звуков достигало самого низкого тона.

Приведя всю тираду звуков к этой точке, она поняла, что сможет распутать «паутину». Если бы она не назвала ее на этом новом языке, паутина продолжала бы крепко удерживать ее, переход от «воспоминаний» к «знанию» произошел, когда она была…

Где она была? Отвращение, возбуждение, страх! Она мысленно вернулась к английскому. Думать на Вавилоне-17 было все равно, как если бы внезапно увидеть воду на дне колодца, когда минуту назад вы думали, что перед вами ровное место. Она почувствовала головокружение, ее тошнило.

Все же она отметила присутствие других: Брасс висел в большом гамаке у дальней стены, она видела его когти над краем гамака. В двух меньших гамаках, должно быть, находились парни из взвода. Над краем одного из них она увидела сияющие черные волосы, когда голова повернулась во сне: Карлос. Третьего она не видела.

Потом стена исчезла.

Она старалась определить, если не во времени и пространстве, то хотя бы в своих возможностях. С исчезновением стены эти попытки прекратились. Она ждала.

Это произошло в верхней части слева от нее. Она сверкнула, становясь прозрачнее, в воздухе сформировалась полоса металла и медленно скользнула к ней.

И три человека.

Ближайший, в передней части пандуса, его лицо было как бы грубо высечено из скалы — был в устаревшем скафандре. Он автоматически принимал форму тела, но был сделан из пористой пластмассы и выглядел, как доспехи. Плащ из черного ворсистого материала скрывал одно плечо и руку. Полосы меха под ремнями предупреждали ссадины. Единственным свидетельством косметохирургии были ложные серебряные волосы и зачесанные металлические брови. С мочки одного уха свисало толстое серебряное кольцо. Переводя взгляд от гамака к гамаку, он держал руку на кобуре вибропистолета.

Второй человек выступил вперед. Это было стройное, фантастическое месиво косметохирургии: немного от грифона, немного от обезьяны, что-то от морского конька — чешуя, перья, когти и клюв были прикреплены к телу, которое, как она была уверена, принадлежало кошке. Он скорчился сбоку от первого человека, опустившись на хирургически укороченные бедра, упираясь костяшками пальцев в металлический пол. Когда первый человек поднял руку, чтобы почесать голову, второй посмотрел вверх.

Ридра ждала, когда они заговорят. Слово уничтожило бы неопределенность: Союз или Захват. Ее мозг был готов ухватить любой язык, на котором бы они не заговорили, определить их мыслительные способности, тенденции их логики, определить, в чем она может добиться преимущества…

Второй человек откинулся назад, и она смогла рассмотреть третьего, который все еще держался в тылу.

Более высокий и мощно сложенный, чем остальные, он был одет лишь в бриджи. В его запястья и пятки были вживлены петушиные шпоры — это было в обычае у представителей транспортного «дна» и имели такое же значение, как металлический кастет и пиратский флаг столетиями раньше. Голова его была недавно побрита, и волосы начали расти черным ершиком. Вокруг одного узловатого бицепса шла полоса красного мяса, как кровавый ушиб или воспаленная царапина. Эта полоска стала таким образом местом в характеристике персонажа романов пять лет назад, что теперь была оставлена как штамп. Это было клеймо каторжника из тюремных пещер Титана. Чтото в этом человеке было очень свирепым, и она отвела взгляд. Но что-то было и привлекательным, и она снова взглянула на него.

Передние повернулись к этому человеку. Она ждала слов, чтобы уловить их, запомнить, определить. Они смотрели на нее, потом двинулись в стену. Пандус начал вращаться.

Ридра попыталась встать.

— Пожалуйста! — взмолилась она. — Где мы?

Сереброволосый человек сказал: — Джебел Тарик.

Стена потемнела.

Ридра посмотрела на «паутину», которая была чем-то иным на другом языке, потянула одну струну, потянула другую. Натяжение ослабло, потом петли растянулись, и она спрыгнула на пол. Теперь она увидела, что второй парень из взвода был Кайл, который работал вместе с Лиззи в секции ремонта, Брасс начал барахтаться.

— Полежите спокойно, — сказала Ридра, и начала отстегивать струны «паутины».

— Что он сказал вам? — хотел знать Брасс. — Он назвал себя или просто приказал лежать спокойно.

Ридра пожала плечами и начала развязывать следующий гамак.

— Тарик на староирландском означает «гора». Гора Джебел, может быть.

Брасс сел, когда «паутина» распалась.

— Как вы это сделали? — спросил он. — Я десять минут пытался освободиться, но не смог.

— Расскажу в другой раз. Джебел может быть чем-то иным.

Брасс снова посмотрел на упавшую «паутину», почесал когтем за пушистым ухом и удивленно покачал головой.

— Во всяком случае, они не Захватчики, — сказала Ридра.

— Откуда вам это известно?

— Не думаю, чтобы люди по ту сторону оси даже слышали о староирландском. Земляне, иммигрировавшие туда, были выходцами из Южной и Северной Америки, еще до того, как образовалась Америказия, а Панафрика поглотила Европу. К тому же тюремные пещеры Титана на территории Союза.

— О, да, — сказал Брасс. — Гмм. Но кто же это их бывший питомец?

Ридра посмотрела туда, где раскрылась стена. Пытаться осознать их положение казалось таким же безнадежным занятием, как и пробиваться сквозь голубой металл.

— Но что же все-таки произошло?

— Мы стартовали без пилота, — сказала Ридра. — Думаю, что тот, кто может передавать на Вавилоне-17, может делать это и по-английски.

— Не думаю, чтобы мы могли взлететь без пилота.

С кем же говорил тогда помощник и как раз перед стартом? Если бы мы взлетели без пилота, мы бы не были здесь. Мы были бы грязным пятнышком на ближайшем солнце.

— Вероятно, тот, кто разбил эти пластины… — Ридра заставила свои мысли вернуться к прошлому, по мере того, как к ней возвращалось сознание. — Я думаю, диверсант не хотел убивать меня, ТВ-55 мог убить меня так же легко, как он убил барона.

— Интересно было бы знать, говорил ли шпион на корабле на Вавилоне-17?

Ридра кивнула.

— И мне тоже.

Брасс огляделся.

— Все здесь? Где же остальная часть экипажа?

— Сэр? Мадам?

Они обернулись.

Другое отверстие в стене. Тощая девушка с зеленой лентой, повязанной на голове, держала чашку.

— Хозяин сказал, что вы пришли сюда, поэтому я принесла это.

Глаза ее были большими и темными, ресницы трепетали, как крылья птицы. Она протянула чашку.

Ридра отметила ее искренность, но также уловила страх перед незнакомцем.

— Вы очень добры.

Девушка слегка поклонилась и улыбнулась.

— Вы боитесь нас, я знаю, — сказала Ридра. — Не нужно.

Страх ушел, костлявые плечи расслабились.

— Как зовут вашего хозяина? — спросила Ридра.

— Джебел.

Ридра повернулась и кивнула Брассу.

— И мы в «Горе Джебела»? — она взяла у девушки чашку. — Как мы сюда попали?

— Он выловил ваш корабль из центра Новой 42 Лебедя как раз перед тем, как ваши генераторы должны были вывести корабль из стасиса.

Брасс зашипел — это у него означало свист.

— Неудивительно, что мы были без сознания. Летели слишком быстро.

При этой мысли Ридра почувствовала тяжесть в желудке.

— Но мы не должны были двигаться в область Новой. Значит, у нас действительно не было пилота.

Брасс сдернул белую салфетку с чашки.

— Цыплята, капитан.

Цыплята были поджарены и еще горячие.

Ридра произнесла: — Я кое о чем подумала.

Повернувшись к девушке, она спросила: — «Гора Джебела»- это корабль, и мы в нем?

Девушка сложила руки за спину и кивнула.

— Очень хороший корабль!

— Я уверена, что вы не берете пассажиров. Какой же у вас груз?

Она задала неверный вопрос. Вновь страх — не обычный страх перед незнакомцами, а что-то запретное и повсюду распространяющееся.

— У нас нет груза, мадам, — потом девушка выпалила. — Я не должна больше разговаривать с вами. Вы должны поговорить с Джебелом.

И ушла в стену.

— Брасс, — сказала Ридра, поворачиваясь, — ведь больше не существует космических пиратов?

— Бандитов на транспортных кораблях нет уже семьдесят лет.

— Об этом я и думала, тогда что же это за корабль?

— Хоть убейте, не знаю, — его обоженные щеки осветились голубой вспышкой. Брови опустились на глубокие диски глаз. — Вытащили «Рембо» из 42 Лебедя? Теперь я знаю, почему эта штука называется «Гора Джебела». Она должна быть размером с боевой корабль.

— Если это и боевой корабль, то сам Джебел вовсе не похож на космонавта.

— К тому же он каторжник, а каторжнику не разрешили бы служить в армии. Как вы думаете, капитан, куда мы попали?

Ридра взяла из чашки ложку.

— Думаю, надо подождать разговор с Джебелом. — Один из гамаков задвигался. — Я надеюсь, что наши парни в порядке. Почему я не спросила у этой девушки об остальных членах экипажа? — Она двинулась к гамаку Карлоса. — Как вы себя чувствуете? — ласково спросила она. Впервые она разглядела защелки, удерживающие «паутину».

— Голова, — сказал Карлос, улыбаясь. — Как с похмелья.

— Что вы вообще знаете о похмелье? С вашим-то лицом.

Защелки щелкнули трижды.

— Вино, — сказал Карлос. — На приеме. Выпил слишком много. Эй, что случилось?

— Скажу, когда сама узнаю. Вставайте, — она дернула гамак, и Карлос встал на ноги.

Он отвел волосы с глаз.

— Где остальные?

— Кайл здесь. Больше никого в комнате нет.

Брасс освобождал Кайла, который теперь сидел на краю гамака, стараясь протереть глаза.

— Эй, бсби, — сказал Карлос, — ты в порядке?

Кайл потянулся, зевнул и сказал нечто нечленораздельное. Вдруг он прикусил кончик языка и посмотрел вверх.

Ридра тоже.

Пандус снова выдвигался из стены, на этот раз он соединился с полом.

— Пойдете ли вы со мной, Ридра Вонг? — Джебел, сереброволосый, с кобурой, стоял в темном отверстии.

— Мой экипаж, — сказала Ридра, — что с ним?

— Они в другом помещении. Если хотите взглянуть на них…

— Они живы?

Джебел кивнул.

Ридра потрепала Карлоса по голове.

— Увидимся позже, — прошептала она.

Общий зал был с полукруглым сводом и балконами, стены тусклые, как скала. Со стен свисали алые и зеленые полотнища со знаками зодиака и изображениями битв. А звезды — вначале она подумала, что они просвечивают сквозь свод, но это было только огромная в сто футов длиной проекция ночного неба вокруг корабля.

Мужчины и женщины сидели и разговаривали за деревянными столами и прохаживались у стен. В конце зала вниз спускалась широкая лестница, и там находился прилавок, полный еды и напитков. В отверстии появлялись горшки, кастрюли, тарелки, а за ними Ридра увидела алюминиево-белую нишу кухни, где мужчины и женщины в передниках готовили обед.

Когда они вошли, все повернулись. Ближайшие в знак приветствия притрагивались ко лбу. Она прошла вслед за Джебелом на возвышение, где стояли диваны с множеством подушек.

Человек-грифон быстро приблизился.

— Хозяин, кто она?

Джебел повернулся к Ридре: его жесткое лицо смягчилось.

— Это моя забава, мое отвлечение, мое освобождение от гнева, капитан Вонг. Здесь я сохраняю чувство юмора, хотя все вокруг скажут вам, что я лишился его… Эй, Клик, распрями сиденья и для нас.

Голова, украшенная перьями, быстро кивнула, черный глаз мигнул. Клик ударил по подушечкам. Мгновение спустя Джебел и Ридра опустились на них.

— Джебел, — спросила Ридра, — что за полет вы совершаете?

— Мы стоим в Спецелли Снэп. А где вы находились перед тем, как вас подхватило течение Новой?

— Мы… стартовали с Военного Двора а Армседже.

Джебел кивнул.

— Вы счастливчики. Сейчас бы ваши генераторы выключились, и вы превратились бы в ничто. Никакой корабль-тень вам не помог бы. Все на вашем корабле лишились бы тел.

— Вы правы.

Ридра почувствовала, как сжимается ее желудок при этом воспоминании. Потом она спросила.

— Корабль-тень?

— Да. «Джебел Тарик» таков.

— Боюсь, что я не знаю, что такое корабль-тень.

Джебел засмеялся коротким резким смехом, шедшим из недр его тела.

— Возможно, что это и хорошо. Надеюсь, что у вас не будет случая с ними сталкиваться.

— Я слушаю, — сказала Ридра.

— Спецелли Снэп непроницаемо для радиоволн. Корабль, даже такой гигантский, как «Тарик», не обнаруживается на длинных волнах. Он скользит по волнам стасиса Рака.

— Но эта галактика подвластна Захватчикам, — сказала Ридра, начиная понимать.

— Снэп — пограничная зона, область вдоль края Рака… Мы… патрулируем это пространство и захватываем корабли Захватчиков… на их территории.

Ридра заметила нерешительность на его лице.

— Но неофициально?

Он вновь засмеялся.

— Как же иначе, капитан Вонг? — он дернул пучок перьев на лопатке Клика. Шут изогнул свою спину. — Даже правительственные военные корабли не могут получать приказы и инструкции из Снэп из-за радионепроницаемости. Поэтому штаб-квартира Администрации Союза снисходительно относится к нам. Мы хорошо делаем нашу работу, а они смотрят в другую сторону. Они не могут давать нам приказы, не могут снабжать нас оружием и припасами. Поэтому мы вынуждены игнорировать торговые соглашения и конвенции о пленных. Космонавты зовут нас грабителями. — Он следил за ее реакцией. — Мы стойкие защитники Союза, капитан Вонг, но… — он поднял голову, сжал руку в кулак и ударил им себя в живот. — Но мы голодны, и если не попадается Корабль захватчиков… что ж, мы берем, что попадается.

— Понимаю, — сказала Ридра. — Значит и мы захвачены?

Пальцы Джебела на животе разжались.

— Разве я похож на голодного?

Ридра улыбнулась: — Вы выглядите очень хорошо откормленным.

Он кивнул: — У нас был прибыльный месяц. Иначе мы не сидели бы так дружественно. Теперь вы наши гости.

Джебел вновь поднял руку, призывая ее к молчанию, когда она произнесла:

— Тогда вы поможете нам восстановить сгоревшие генераторы…

— … только теперь, — повторил он.

Ридра, собиравшаяся было встать со своего места, откинулась назад.

Джебел сказал Клику.

— Принеси книги.

Шут быстро отбежал и открыл шкаф, стоявший между диванами.

— Мы живем в опасности, — продолжал Джебел, возможно, поэтому мы и живем хорошо. Мы цивилизованы — когда у нас есть на это время. Название вашего корабля заставило меня принять предложение Батчера и выловить вас. Здесь, на краю, нас редко посещают барды.

Ридра улыбнулась как могла вежливее. Клик вернулся с тремя томами. Переплеты черные, обрезы посеребрены. Джебел взял их.

— Моя любимая — вторая. Особенно меня увлек «Изгнанник в тумане». Вы говорите, что никогда не слышали о кораблях-тенях, но вы знаете это чувство, когда «густая ночь связывает тебя» — это ваша страна, верно? Думаю, что вашу третью книгу я не вполне понял. Но в ней тоже много интересного и много соответствий нашей жизни. Мы здесь не на главном течении… — он пожал плечами.

— Мы… во-первых, нам попадаются книги из собраний Захватчиков, во-вторых, что ж, иногда гибнут и корабли Союза. Мне кажется, что здесь внутри есть надпись… — он открыл книгу и прочел. — «Джо в его первый полет, эта книга так хорошо говорит то, что я хочу сказать. С любовью, Лена.» — Он закрыл книгу. — Трогательно. Третью книгу я приобрел с месяц назад. Я прочту ее еще раз, и тогда мы снова поговорим. Я восхищен случаем, который привел вас ко мне. — Он положил книги на колено. — Давно ли вышла ваша третья книга?

— Немногим больше года.

— А есть ли четвертая.

Она покачала головой.

— Могу ли я спросить, какой литературной работой вы заняты сейчас?

— Сейчас никакой. Я написала несколько небольших стихотворений, которые мой издатель хотел выпустить отдельным сборником, но я хочу подождать, пока у меня не появится большое произведение, чтобы уравновесить эти.

Джебел кивнул.

— Понимаю. Но ваша сдержанность лишает нас большого удовольствия. Если бы я побудил вас писать, я был бы польщен. За едой у нас бывает музыка. Драматическо-космические сцены, поставленные мудрым Кликом. Если вы захотите снабдить их прологом или эпилогом, по вашему выбору, то вы найдете благодарную аудиторию.

Он протянул свою коричневую крепкую руку. Ридра пожала ее.

— Спасибо, Джебел.

— Вам спасибо, — ответил Джебел. — Поскольку вы проявили добрую волю, я освобождаю ваш экипаж. Все его члены вольны ходить по «Тарику», как и мои люди. — Выражение его лица изменилось, и Ридра выпустила его руку. — Батчер!

Обернувшись, Ридра увидела каторжника, который был с Джебелом на пандусе, а теперь стоял на ступенях помоста.

— Что это за пятно движется к Ригелю? — спросил Джебел.

— Корабль Союза убегает, Захватчик преследует.

Лицо Джебела напряглось, потом расслабилось.

— Нет, пусть идут своим путем. У нас достаточно пищи. Зачем расстраивать наших гостей. Это Ридра…

Батчер ударил кулаком правой руки по левой ладони.

Люди внизу обернулись. Ридра вздрогнула при этом звуке, и ее глаза старались прочесть выражение его лица, понять значение дрожи в мускулах. Вновь заговорил Джебел, голосом более низким и резким: — Вы правы. Но у человека только один мозг, а не два для каждого момента, капитан Вонг. — Он встал. — Батчер, подведите нас ближе к траектории этих кораблей. Они в часе от нас. Хорошо. Мы подождем немного, потом накажем… — он помолчал, улыбаясь Ридре. — Накажем Захватчиков.

Руки Батчера разъединились, и Ридра увидела в них облегчение. Он перевел дыхание.

— Готовьте «Тарик», а я провожу нашу гостью туда, откуда она сможет наблюдать.

Не отвечая, Батчер двинулся вниз по ступеням.

Ближайшие услышали разговор и передали информацию сидевшим дальше. Мужчины и женщины встали со своих мест. Один опрокинул свой рог для питья. Ридра видела, как девушка, которая обслуживала их в госпитале, подбежала и стала салфеткой вытирать белое вино.

Поднявшись по ступенькам, она оперлась о перила балкона и смотрела вниз, в общий зал, теперь пустой.

— Идемте, — Джебел вел ее между колоннами в темноте к звездам. — Корабль Союза движется вот в этом направлении. — Он указал на голубоватое облачко. — У нас есть оборудование, которое может проникать через этот туман, но боюсь, что корабль Союза даже не подозревает, что его преследуют захватчики. — Он подошел к панели и нажал поднимающийся диск. В тумане вспыхнули два пятнышка света.

— Красное — Захватчик, — объяснил Джебел. Синее — корабль Союза. Наши маленькие кораблипаучки будут желтыми. Отсюда вы сможете следить за ходом событий. Наши чувствительные восприемники и навигаторы остаются на «Тарике» и руководят действиями, следят за тем, чтобы наш строй оставался неизменным. Но в ограниченных пределах каждый корабль-паук действует самостоятельно. Это отличное занятие для мужчин.

— Какого типа корабли, за которыми вы охотитесь?

Ридра была удивлена, что слегка архаичное построение речи Джебела начало действовать на нее.

— Корабль Союза — военный грузовой. Захватчик, выслеживающий его — небольшой истребитель.

— Они далеко?

— Увидят друг друга примерно через двадцать минут.

— И вы будете ждать шестьдесят минут, прежде чем… наказать Захватчиков?

Джебел улыбнулся.

— У грузового корабля нет шансов против истребителя.

— Я знаю.

Она видела, что он улыбается, ждет ее возражений.

Она хотела возразить, но все блокировано крошечными певучими звуками, которые жгли ей язык, как уголья: Вавилон-17. Эти звуки дали ей больше, чем целый поток слов в другом языке.

— Я никогда не наблюдала звездную битву, — сказала она.

— Я мог бы взять вас с собой, но там немного опасно. К тому же отсюда битва будет гораздо яснее видна.

Ее охватило возбуждение.

— Я хочу быть с вами.

Она надеялась, что он изменит решение.

— Оставайтесь здесь, — сказал Джебел. — На этот раз со мной отправляется Батчер. Вот чувствительный шлем, если вы захотите посмотреть течение стасиса. — Волна огоньков пробежала по панели. — Извините. Я должен осмотреть своих людей и проверить крейсер. — Он коротко поклонился. — Ваш экипаж освобожден. Их направили сюда, и вы сможете объяснить им их статус моих гостей.

Когда Джебел спустился по ступеням, Ридра снова взглянула на сверкающий экран и подумала: «Какое, должно быть, удивительное кладбище у них на корабле». На языке басков: пятьдесят Лишенных Тела для чувствования на корабле «Тарик» и на кораблях-пауках. Она оглянулась и увидела прозрачные формы Глаза, Уха и Носа.

— Я рада вас видеть, — сказала она. — Я не знала, владеет ли «Тарик» способностями Лишенных Тел.

— Владеет, — пришел ответ на баскском. — Мы возьмем вас в путешествие по здешнему Подземному Миру, капитан. Они встретят вас как госпожу Ада.

Из громкоговорителя донесся голос Джебела:

— Внимание! Стратегия — Сумасшедший дом. Сумасшедший дом. Повторяю, в третий раз — Сумасшедший дом. Больные собираются лицом к Цезарю. Психотики готовятся в направлении выхода. Невротики собираются у выхода Р. Безумцы-преступники готовятся к атаке через выход Т. Готовьте свои смирительные рубашки.

Внизу стофунтового экрана появились три группы огоньков — три группы кораблей-пауков, которые будут атаковать Захватчиков, когда их корабль возьмет верх над грузовым кораблем Союза.

— Невротики наступают. Держите контакты, чтобы избежать смешивания и путаницы.

Средняя группа начала медленное продвижение вперед. В громкоговорителе Ридра слушала пробивавшиеся сквозь статические разряды голоса людей, докладывающих навигатору на «Тарик».

— Держите нас в курсе, Киппи, и не стреляйте.

— Разумеется, Ястреб, ты можешь доложить время?

— Конечно, мой прыжковый двигатель барахлит.

— Кто разрешил тебе вылетать без ремонта?

— Сюда, девушка, будьте ласковы с нами.

— Эй, Свиная Нога, ты полетишь выше или ниже?

— Ниже и быстрей. Не виси на мне.

В главном громкоговорителе послышался голос Джебела: — Охотник и дичь сближаются…

Красный и синий огоньки на экране замигали. На ступенях показались Калли, Рон и Молли.

— Что проис… — начал Калли, но прервал свой вопрос, повинуясь жесту Ридры.

— Этот красный огонек — корабль Захватчиков. Мы атакуем его через несколько минут. Мы — это вот те желтые огоньки внизу.

На этом она закончила объяснения.

— Удачи нам, — коротко сказала Молли.

Через пять минут остался только красный свет. Щелкая когтями по ступеням, появился Брасс. Джебел объяснил:

— Охотник превратился в дичь. Выступают безумцы-преступники.

Группа желтых огоньков слева двинулась вперед.

— Этот Захватчик неплохо выглядит, а? Ястреб?

— Не беспокойся, он нам крепко задаст.

— Дьявол! Мне не нравится трудная работа. Получили мое сообщение?

— Получили. Свиная Нога, перестань перекрывать луч Бороды Леди.

— Ладно.

— Невротики движутся с манией величия. Предводительствует Наполеон. Замыкает Иисус Христос. Впереди движутся корабли справа. Проявляете глубокую депрессию, некоммуникативность с подавленной враждебностью.

За собой она услышала молодые голоса. Помощник вел по ступеням людей. Подойдя, взвод замолчал перед обширностью ночи. Объяснения передавались шепотом среди парней.

— Начинается первый психотический эпизод. — Желтые огоньки ринулись вперед, в темноту.

Захватчик, должно быть, заметили их, потому что начал отходить. Большой корабль не мог «убежать» от «пауков», если он только не прыгнет в гиперстасис. А для этого не хватало времени. Три группы желтых огней — тесная, менее тесная и совсем рассеянная — добрались ближе. Через три минуты Захватчик прекратил отступление. На экране внезапно вырос фонтан красных огней.

Захватчик выпустил свою группу защитных крейсеров, которые тут же разбились на три стандартных атакующих группы.

— Жизненная цель разделилась, — объявил Джебел. — Не падать духом!

— Пусть эти детишки попробуют добраться до нас!

— Помни, Киппи: низко, быстро и резко!

— Если мы заставили их защищаться, мы сделали дело!

— Приготовиться к преодолению враждебной защиты. Все в порядке. Применять назначенное лечение!

Расположение крейсеров Захватчика не было, однако, защитным. Треть их расширялась горизонтально среди звезд, вторая группа прочесывала пространство под углом 60 градусов, а третья группа еще на 60 градусов, так что они образовывали решетку перед материнским кораблем.

— Внимание! Противники усилили защитную сеть.

— Что это за новая группировка?

— Мы пройдем насквозь. Вы обеспокоены?

В одном из микрофонов слышались только статические разряды.

— Черт побери, они обстреляли Свиную Ногу!

— Отведи меня назад, Киппи! Вот так. Свиная Нога?

— Вы видите, что с ним? Эй, вон там.

— Применение активной терапии справа… Действовать как можно решительнее. Центр усиливает давление. Слева держаться как раньше.

Ридра следила, очарованная, как желтые огоньки сцепились с красными, которые гипнотически продолжали строить свою сеть-решетку-паутину…

Паутина! Картина всплыла в мозгу ее, связав все линии. Трехчастная решетка была аналогична той сети, которую она распутала в гамаке несколько часов назад, с некоторыми изменениями, так как теперь перед ней были не струны, а траектории кораблей, но действовала та же закономерность. Она схватила с панели микрофон.

— Джебел!

Слова скользили взад и вперед от постдентальных согласных через либальные к фрикативным палательным, а за этими звуками таился смысл, хлынувший в ее мозг. Она бросила стоящим рядом навигаторам:

— Калл и, Молли, Рон, дайте мне координаты места схватки.

— А? — спросил Калли. — Ладно.

Он начал приспосабливать шкалу сталлариметра на своей ладони. «Какие медленные движения, — подумала она, — все их движения такие медленные.» Она знала, что следует делать и следила за изменением обстановки.

— Ридра Вонг, Джебел занят, — послышался сердитый голос Батчера.

Калли проговорил над ее левым плечом: — Координаты: 3-В, 41-Ф, 9-К. Быстро, а?

Казалось, она просила его об этом час назад.

— Батчер, вы засекли эти координаты? А теперь смотрите. Через… двадцать семь секунд крейсер пройдет через… — она указала три координаты пункта. — Ударьте его вашим ближайшим невротиком. — Ожидая ответа, она увидела, где следует нанести очередной удар. — Через сорок секунд… крейсер Захватчиков пройдет через… еще координаты. — Ударьте по нему ближайшим… Первый корабль выведен из строя.

— Да, капитан, Вонг.

Она почувствовала облегчение: значит Батчер послушался ее. Она дала координаты еще трех кораблей в «паутине».

— Ударьте по ним, они будут уничтожены.

Когда она опустила микрофон, послышался голос Джебела: — Переход к групповой терапии.

Желтые корабли-пауки вновь ринулись во тьму. На месте кораблей Захватчиков были пустые дыры, в его подкреплениях царило смятение. Сначала один, потом другой — красные огоньки, крейсеры Захватчика, отступали.

Желтые огоньки преследовали их. И вот вибролуч поймал красный огонь корабля Захватчиков.

Рэт подпрыгнул, схватившись за плечи Карлоса и Флепа.

— Эй, мы победили! — Закричал он. — Мы победили!!!

Парни негромко разговаривали друг с другом. Ридра чувствовала себя странно далекой от них. Они так медленно разговаривали, им требовалось так много времени, чтобы высказать то, что может быть быстро выражено несколькими простыми…

— Что с вами, капитан? — Брасс схватил ее плечи желтой лапой.

Она старалась заговорить, но вырвался только хрип.

Она забилась в его лапах.

Теперь уже и помощник обернулся к ним.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросил он.

— В… б… б… — она поняла, что не сможет сказать этого на Вавилоне-17. Рот ее с трудом принял форму, необходимую для произнесения английского слова. — Больна, — сказала она. — Боже, я больна.

Сказав это, она почувствовала, что головокружение проходит.

— Может, вам лучше лечь спать? — спросил помощник.

Ридра покачала головой. Напряженность в плечах и спине, тошнота прошли.

— Нет. Теперь мне лучше. Думаю, я просто слишком переволновалась.

— Посидите минутку, — сказал Брасс, пытаясь усадить ее.

— Я на самом деле в порядке, — высвободилась она и сделала глубокий вдох. — Видите? Мне нужно пройтись, тогда будет лучше.

Все еще неуверенно, она пошла. Она ощутила их теплоту и заботу, но внезапно ей захотелось быть в другом месте.

Добравшись до самого конца галереи, Ридра почувствовала, что к ней возвращается нормальное дыхание.

Отсюда в шести направлениях отходили коридоры, спускающиеся на разные уровни корабля. Она остановилась, не зная, куда двинуться, и повернулась, услышав звук.

Несколько членов «Тарика» шли по коридору.

Среди них был Батчер. Он улыбнулся, заметив ее замешательство, и указал направо. Она не чувствовала желания говорить, тоже улыбнулась и коснулась лба в знак приветствия. Двинувшись по правому коридору, Ридра поразилась значению его улыбки. В ней была и гордость их совместным успехом, что и позволило ей промолчать. Да, но было и прямое удовольствие от того, что он может оказать ей помощь.

Она все еще улыбалась, когда достигла общего зала.

Опершись на перила мостика, она смотрела вниз, на суету в огромном грузовом доке корабля.

— Помощник, раздайте этим парням эти тележки и отведите их вниз. Джебел сказал, что они могут помочь.

Помощник повел взвод к лифту, опустившемуся в глубины «Тарика».

— … спустившись, подойдите к тому человеку в красном и попросите дать вам работу. Да, работу. Не удивляйтесь так… Кайл, привяжитесь. Тут глубина двести пятьдесят футов, и несколько твердовато для вашей головы, если упадете. Эй, вы двое, прекратите. Пусть он начинает первым. Беритесь и будьте осторожнее.

Ридра слушала голоса, следила за механизмами, за тем, как перегружали запасы с двух изуродованных кораблей и их крейсеров, вдоль всей поверхности дока тянулись груды тюков и ящиков.

— Крейсеры мы разделали быстро. Боюсь, что и «Рембо» подвергнется той же участи. Не хотите ли вы что-нибудь взять оттуда, прежде чем мы начнем работу, капитан?

Ридра обернулась, услышав голос Джебела.

— Мне хотелось бы захватить несколько важных записей. Я оставлю здесь взвод, а офицеров возьму с собой.

— Хорошо. — Джебел присоединился к ней у перил. Как только мы кончим здесь, я пошлю рабочую команду, может, вы захотите вынести что-нибудь большое?

— Я не… — начала она, — а, понимаю. Вам нужно горючее.

Джебел кивнул.

— И компоненты стасис-генераторов, а так же запасные части. Для наших «пауков». И мы не тронем «Рембо», пока вы не кончите.

— Понимаю. Вы очень добры.

— Я поражен, — сменил тему Джсбел, — вашим методом разрушения защитной сети Захватчиков. Их построение обычно доставляло не мало беспокойства нам. Батчер сказал мне, что вы разорвали ее меньше, чем в пять минут, и мы потеряли всего одного «паука». Это рекорд. Я не знал, что вы не только поэт, и мастер стратегии. У вас множество талантов. Счастье, что Батчер услышал вашу канонаду. Я бы не смог ей подчиниться в тот момент. Если бы результаты не были столь впечатляющи, я бы наказал Батчера. Но никогда его решение не приносило мне такую выгоду…

Он посмотрел вниз.

На спускающейся платформе в центре дока экс-каторжник молча наблюдал за действиями внизу.

— Интересный человек, — сказала Ридра. — За что он был осужден?

— Я никогда не спрашивал, — ответил Джебел, поднимая голову. — А он никогда не говорил мне. На «Тарике» много интересных людей. А уединение и тайна необходимы в столь малом пространстве. А, да. Через месяц вы поймете, какая меленькая наша «гора».

— Простите, — извинилась Ридра. — Я не должна была спрашивать.

Передняя секция разрубленного корабля Захватчиков двигалась по туннелю в двадцать футов шириной, рабочие освобождали ее от креплений. Лебедки начали медленно тянуть ее вперед.

Рабочий у входа в корабль внезапно закричал и торопливо повернулся. Его инструмент звякнул о корпус.

Входной диск скользнул в сторону, в нем показалась фигура в серебряном кожаном мундире. Скользнув к поясу конвертера, фигура проскочила между двумя выступами, соскочила на дно и побежала. Капюшон слетел с головы, обнаружив длинные коричневые волосы, которые развевались, когда человек резко менял курс, огибая груды оборудования. Он двигался быстро, но с какой-то неуклюжестью. И вдруг Ридра поняла, что это женщина с животом, выдающим семимесячную беременность. Механик замахал на нее гаечным ключом, но она, нырнув, избежала удара и продолжала бежать к открытому месту между грудами оборудования.

И тут воздух разрезал свист вибропистолсга: женщина остановилась, а когда свист повторился, тяжело опустилась на пол. Она повалилась на бок, дернула ногой, дернула еще раз.

Вверху Батчер спрятал в кобуру свой вибропистолст.

— В этом не было необходимости, — сказал Джебел с шокирующей мягкостью, — разве мы не могли бы…

Казалось, продолжения быть не может. На лице Джебела отразилось сожаление и любопытство. Ридра поняла, что сожаление не о двойной смерти внизу на палубе, это досада джентльмена, пойманного за неблаговидным занятием. А любопытство касалось ее реакции. Она поняла, что сама ее жизнь зависит от того, поддастся ли она спазмам желудка. Она видела, что он готовится что-то сказать, он уже начал говорить, и она сказала за него:

— Они используют беременных женщин на боевых кораблях. — У них обостренная реакция.

Ридра ждала, что он расслабится — так и есть.

Батчер вышел из небольшого лифта. Он подошел к ним, нетерпеливо ударяя кулаком по бедру.

— Они облучают все перед схваткой. Не желаю ничего слушать. Вторично за два последних месяца.

Внизу люди с «Тарика» и взвод столпились над телом.

— Батчер, вы вызвали любопытство капитана Вонг, голос Джебела был мягок и холоден. — Капитан спрашивает, что вы за человек, а я не могу ответить. Может, вы объясните, почему…

— Джебел, — сказала Ридра, ее глаза в поисках его взгляда, наткнулись на мрачную улыбку Батчера. — Я хочу сейчас отправиться на свой корабль и осмотреть его перед демонтажем.

— Нет, не чудовище, Брасс. — Ридра раскрыла дверь капитанской каюты «Рембо» и вошла внутрь. — Всего лишь применяющийся к обстоятельствам. Точно так…

И она многое сказала ему, пока украшенный клыками рот Брасса не скривился улыбкой. Он покачал головой.

— Говорите со мной по-английски, капитан. Я не понимаю вас.

Она взяла с подставки словарь и положила его на стопку карточек.

— Простите, — сказала она. — Этот язык захватывает. Когда изучишь его, все кажется таким легким. Унесите эти записи. Я хочу еще раз просмотреть их.

— А что это?

Брасс взял у нее записи.

— Транскрипция последних разговоров на Вавилоне-17 в Военном Дворе, как раз перед нашим взлетом.

Ридра нацепила катушку на валик и начала прослушивать.

Мелодичный поток полился через помещение и подхватил ее, через десять-двадцать секунд она начала понимать суть происходящего, заговор уничтожения ТВ-55 возник перед ней с галюцинаторской ясностью.

Попадались отрывки, которых она не понимала, и тогда она билась о стену непонимания… Слушая, она плыла в мощном психическом потоке. Не понимая, она теряла дыхание от шока, слепла, трясла головой, один раз случайно прикусила язык, потом понимание возвращалось.

— Капитан Вонг!

Это был Рон. Она повернула голову, теперь слегка болевшую, и посмотрела на него.

— Капитан Вонг, я не хотел беспокоить вас.

— Ничего, — сказала она. — Что случилось?

— Вот что я нашел в каюте пилота.

Он держал катушку с лентой. Брасс все еще стоял у двери.

— Откуда она?

Черты лица Рона напряглись.

— Я только что прослушал ее вместе с помощником. Это требование капитана Вонг, или кого-то еще, разрешение взлета, а также распоряжение помощнику на старт.

— Понятно, — сказала Ридра.

Она взяла катушку. Потом нахмурилась.

— Но эта катушка из моей каюты. Я использую такие трехчастевые катушки, которые захватила из университета. Все остальные катушки на корабле четырехчастевые. Запись сделана здесь.

— Значит, — сказал Брасс, — кто-то пробрался сюда в наше отсутствие.

— Когда меня нет, эта каюта заперта так тщательно, что даже Лишенная Тела муха не смогла бы пробраться в щель. — Ридра покачала головой. — Мне это не нравится. Не знаю, где нас ждет осложнение в следующий раз. Но, во всяком случае, я теперь знаю, что делать с Вавилоном-17.

— А это что? — спросил Брасс.

В дверях стоял помощник, глядя через украшенное цветком плечо Рона.

Ридра смотрела на экипаж. Что лучше — неуверенность в себе или недоверие?

— Я не могу сказать вам этого сейчас. Но это очень просто. — Она подошла к двери. — Я хотела бы вам ска зать. Но после всего этого получится немного глуповато. Но я хочу говорить с Джебелом!

Шут Клик взъерошил свои перья и пожал плечами.

— Леди, я уважаю ваши желания превыше всех на этой «горе», кроме желания Джебела. Он желает, чтобы его не беспокоили. Он обдумывает цели «Тарика» на следующий временной цикл. Он должен тщательно взвесить все течения, учесть даже вес звезд вокруг нас. Это трудная задача и…

— Тогда где Батчер? Я спрошу у него, но я предпочла бы поговорить непосредственно с…

Шут указал зеленым ногтем.

— Батчер в биологической лаборатории, пройдите через зал и поднимитесь на первом лифте слева до двенадцатого уровня.

— Спасибо.

Ридра двинулась по ступеням в общий зал.

Поднявшись на лифте, она обнаружила большую раздвижную дверь и нажала входной диск. Створки раздвинулись, и она замигала от яркого зеленого света.

Круглая голова и могучие плечи Батчера вырисовывались на фоне булькающего бассейна, в котором плавала крошечная фигура — пена от пузыря, поднимающегося от фигурки, окутывала ее ноги, скрученные руки и голову, а младенческие волосы развивались в крошечных водорослях.

Батчер повернулся, увидел Ридру и сказал:

— Умер. Еще пять минут назад он жил, — яростно кивнул он. — Семь с половиной месяцев, он должен был выжить. Он был достаточно силен. — Кулаком левой руки он ударил по ладони правой, как делал это в общем зале. Движущиеся мускулы успокоились. Он ткнул пальцем на операционный стол, где лежало тело женщины. — Сильные повреждения внутренних органов. Много админальных некрозов. — Он повернулся так, что теперь его палец указывал через плечо на плавающий плод и грубый жест приобрел неожиданно экономную грацию. И все-таки он должен был выжить.

Батчер выключил свет в бассейне, и выделение пузырей прекратилось. Он отошел от лабораторного стола.

— Что угодно, леди?

— Джебел планирует курс «Тарика» на следующий месяц. Не можете ли вы спросить его…

Она остановилась и спросила: — Почему?

«Мускулы Рона, — подумала она, — живые шнуры. У этого мужчины мускулы призваны скрывать его внутренний мир. Но что-то прорывалось изнутри, снова и снова ударяясь о щит мускулов.»

— Почему, — повторила она, — почему вы старались спасти ребенка?

Лицо его исказилось, левая рука окружила примету каторжника на бицепсе правой, как будто рана начала жечь. Потом он с отвращением отвел руку.

— Мертв. Больше ничего хорошего. Что угодно, леди?

То, что прорывалось наружу, отступило. Отступила и она.

— Я хочу знать, сможет ли Джебел доставить меня в Администрацию Союза. Я должна передать важную информацию, касающуюся Захвата. Мой пилот сказал мне, что Спецелли Снэп тянется на десять гиперстатических единиц, каждая единица может быть преодолена лодкой-«пауком», а «Тарик» сможет все время оставаться в зоне радиозащиты. Если Джебел сопроводит меня в штаб-квартиру, я гарантирую ему покровительство и благополучное возвращение в самую отдаленную часть Снэп.

Батчер посмотрел на нее.

— Весь путь вниз по Языку Дракона?

— Да. Брасс сказал мне, что так называют конец Снэп.

— Гарантируется покровительство?

— Верно. Я покажу вам свои бумаги, подписанные генералом Форестером, если вы…

Но он махнул рукой, чтобы она замолчала.

— Джебел! — сказал он в стенной интерком. Разговор велся направленно, поэтому она не могла слышать ответ. — Направьте «Тарик» вниз по Языку Дракона в первом цикле.

Последовал вопрос или возражение.

— Направляйтесь вниз по Языку, и все будет хорошо.

Батчер кивнул в ответ на неразличимый шепот, а потом сказал: — Он умер.

Батчер выключил интерком и повернулся к Ридре.

— Все в порядке. Джебел направит «Тарик» к штаб-квартире.

Ее начальное недоверие сменилось изумлением.

Изумлением сопровождала бы она и его безусловное подчинение ее плану разрушения защиты корабля Захватчиков, если бы Вавилон-17 не поглотил ее полностью.

— Что ж, спасибо, — начала она, — но вы даже не спросили меня…

Она решила выразиться иначе, но Батчер сжал свой кулак.

— Знать, что корабль должен быть уничтожен. — Он ударил кулаком в грудь. — Теперь идти вниз по Языку Дракона. «Тарик» идет по Языку Дракона.

И он снова ударил себя кулаком в грудь.

Ридра хотела задать вопрос, но поглядев на мертвый зародыш в темной жидкости, только сказала: — Спасибо, Батчер.

Выйдя в распахнутую дверь, она обдумывала его слова, стараясь найти какое-нибудь объяснение его действиям. Даже грубая манера, с которой он говорит…

Его слова! Догадка пронзила ее, и она снова поспешила по коридору.

— Брасс, он не может сказать «я»!

Ридра перегнулась через стол, побуждаемая возбуждением и любопытством.

Пилот сомкнул когти вокруг своего питьевого рога.

Деревянные столы в общем зале накрывались для ужина.

— Я, мне, мой… Думаю, что он этого не может выговорить. Или подумать. Интересно, из какого он ада?

— Я могу припомнить несколько, где это местоимение используется редко, но ни одного, где бы оно не было даже таким, хотя бы сказывающимся в глагольных окончаниях.

— И что же это значит?

— Странный человек, со странным образом мыслей. Не знаю почему, но он хорошо ко мне относится и даже служит посредником между мной и Джебелом. Мне хочется его понять, поэтому я не обижаю его.

Ридра огляделась, общий зал был охвачен приготовлениями. Девушка, которая приносила им цыплят, теперь глядела на нее, все еще испуганная, испуг смешивался с любопытством, и она перебралась на два стола ближе, потом любопытство сменилось равнодушием, и она отправилась за ложками к шкафу в стене.

Ридра задумалась: что случится, если она переведет свое восприятие движений людей, движений их мускулов на Вавилон-17? Она понимала теперь, что это не только язык, а гибкая матрица для аналитических возможностей, где то или иное слово так же соответствовало узлам в «паутине» в медицинском отсеке или в защитной сетке космического корабля. «Что он сделает с выражением человеческого лица? Возможно, дрожание ресниц или пальца может быть описано математически и имеет свое значение, или, возможно… одновременно проникал в компактность Вавилона-17.» Но она закрыла глаза, услышав… голоса.

То, что она сидела в общем зале, который постепенно заполнялся людьми, пришедшими на ужин, составляло малую часть ее сознания.

… Отлично, Корд. Чтобы быть черным господином «Тарика» тебе нужно больше, чем шальная эрудиция или живот, набитый жертвами из грязного студня. Открой рот и руки. Чтобы понять власть, используя свой мозг. Честолюбие, как рубиновая жидкость, пятнает твой мозг, дрожит в нем желанием убить, швырнуть в смерть. Ты называешь имя своей жертвы всякий раз, как наполняешь чашу черепа бормочущим убийством. Она подсказывает тебе движение твоих пальцев к лезвию, скрывающемуся за кожаной оболочкой, ты остаешься в безопасности, утратив удивительные миры, под сговорчивый свист персонафикса, внушающего лживые воспоминания, в то время, как землетрясение меняет «Тарик», ты втыкаешь булавки в персики, прячешь свой кинжал с желобком, а тем временем длинные и стройные линии твоего мозга поддаются моим изменениям. Теперь же слушай меня, я приказываю: убийство проходит… — И она была удивлена, что он продержался так долго.

Она смотрела прямо на Джеффри Корда. А Джеффри Корд прямо на нее смотрел, дрожа.

Кто- то вскрикнул. Она думала на Вавилоне-17 и утратила английские слова. Но теперь она снова думала по-английски.

Джеффри Корд дернул головой, его черные волосы рассыпались, он оттолкнул стол и подбежал к ней. Отравленный кинжал, который она видела только через его мозг, был выхвачен и направлен прямо в живот.

Она отпрыгнула, ударила его по запястью, когда он попытался ударить ее и промахнулся. Он упал навзничь и покатился по полу.

Золото, серебро, янтарь: Брасс несся из своего угла зала. Сереброволосый Джебел — из другого. Плащ его развевался. Но Батчер уже был рядом с ней, между нею и поднимающимся Кордом.

— Что такое? — спросил Джебел.

Корд стоял на одном колене, все еще держа в руках кинжал, его черные глаза перебегали от одного ствола вибропистолета к стволу другого. Он словно окаменел.

— Мне не нравятся нападения на моих гостей.

— Это нож предназначен для вас, Джебел, — тяжело дыша, сказала Ридра. — Проверьте записи персонафикса «Тарика». Он хотел убить вас, взять под гипнотический контроль Батчера и захватить «Тарик».

— О! — воскликнул Джебел. — Один из этих, — он повернулся к Батчеру. — Наступило время еще одного. Уже шесть месяцев никого не было. Благодарю вас, капитан Вонг.

Батчер сделал шаг вперед и взял нож у Корда, чье тело, казалось, окаменело, жили только глаза. Ридра слышала в тишине лишь дыхание Корда, а Батчер, держа кинжал за лезвие, осматривал его. Лезвие в тяжелых пальцах Батчера казалось маленьким. Рукоять семи дюймов длины была сделана из орехового дерева.

Свободной рукой Батчер ухватил Корда за черные волосы. Затем, он погрузил кинжал по рукоять в правый глаз Корда.

Крик перешел в хрип. Слабеющие руки упали с плеч Батчера. Сидевшие вблизи поднялись.

Сердце Ридры прыгнуло в груди, ударяясь о ребра.

— Но вы даже не проверили… Может я ошиблась… А может, здесь было еще что-то…

Язык запутался в беспомощном протесте. Сердце в груди замерло.

Батчер с окровавленными руками холодно взглянул на нее.

— Он двигался с ножом на «Тарике» к Джебелу и к леди, и он умер!

Кулак правой руки ударил по ладони левой, теперь почти беззвучно, так как удар смягчила красная жидкость.

— Мисс Вонг, — сказал Джебел, — то, что я видел, не оставляет никаких сомнений в том, что Корд действительно опасен. И у вас, я думаю, нет таких сомнений. Вы для нас неоценимы. Я чрезвычайно признателен вам. Надеюсь, наше путешествие вниз по Языку Дракона пройдет благополучно. Батчер сказал мне, что это ваша просьба, отправиться туда.

— Спасибо, но…

Сердце ее снова замерло. Она попыталась нацепить на крюк этого самого «но» хоть какую-нибудь фразу, но не смогла. Она почувствовала головокружение, покачнулась ослепленная. Батчер подхватил ее в красные ладони.

Снова круглая теплая голубая комната. Но теперь она была одна и смогла думать о том, что произошло в общей зале. Это было не то, что она несколько раз попыталась описать Моки. Это было то, о чем ей твердил Моки: телепатия. Но, очевидно, телепатия была связана с ее прежними способностями и была новым способом мышления. Она открывала миры для восприятия и действия.

Но тогда почему она больна? Она вспомнила, что время замедлилось, когда она думала о Вавилоне-17, вспомнила, что ускорялись мысленные процессы.

Очевидно, соответственно ускорялись и процессы психики, а ее тело не успевало за ним.

Записи с «Рембо» говорили, что следующая попытка диверсии будет предпринята в штаб-квартире Администрации Союза. Она хотела явиться туда с языком, словарем и грамматикой, передать им все и удалиться. Она так же была готова заняться поисками этого удивительного источника передач. Но помимо этого оставалось еще что-то такое, что нужно услышать и выговорить.

Чувствуя головокружение и тошноту, она оперлась на окровавленные пальцы, пытаясь встать. Бесчувственное скотство Батчера, подкрепленное чем-то таким, что она не знала, было ужасным, но человеческим. Хотя и с окровавленными руками, он был безопаснее, чем мир, скорректированный удивительным языком. Что можно сказать человеку, который не умеет говорить «я»? Что он может сказать ей? Грубость Джебела, его жестокость вполне вмещалась в границы существующей цивилизации. Но это красное скотство — оно очаровало ее!

Она поднялась с гамака, на этот раз не привязанная к нему. Уже час, как она чувствовала себя лучше, но продолжала лежать, все еще размышляя. Пандус скользнул к ее ногам.

Когда стена госпиталя закрылась за ней, она соскользнула в коридор. Навстречу ей пульсировал воздушный поток. Спортивные брюки касались ее обнаженных ног.

Линия выреза черной шелковой кофты свободно лежала на ее плечах.

Она хорошо отдохнула в ночной период «Тарика». В периоды высокой активности время сна регламентировалось, но во время перелетов от одного пункта до другого были часы, когда все население «Тарика» спало.

Вместо того, чтобы идти в общий зал, она свернула в незнакомый, спускающийся вниз туннель. Белый свет, струившийся с пола, в пятидесяти футах сменился янтарным, потом оранжевым. Она остановилась и из-под руки посмотрела на оранжевый свет — дальше, в сорока футах, оранжевый свет переходил в красный. Затем в голубой.

Перед ней раскрылось обширное пространство, стены раздвинулись, потолок поднялся во тьме на столько, что его не было видно. От стены цветов перед ее глазами качались какие-то воздушные изображения. Нематериальный туман плюс непривычные ощущения глаза, заставили ее повернуться, чтобы сориентироваться.

На красном фоне входа в зал вырисовывался силуэт человека.

— Батчер?

Он подошел к ней. Черты его лица были окутаны цветным туманом. Остановился. Кивнул.

— Помещение Лишенных Тела.

— Я должна была знать… Вы тоже прогуливаетесь здесь?

Они пошли в ногу. Он покачал тяжелой головой.

— Чужой корабль проходит вблизи «Тарика», и Джебел хочет послушать донесения чувствователей.

— Союзник или Захватчик?

Батчер пожал плечами.

— Мы знает только, что это не человеческий корабль.

В семи исследованных галактиках с начала межзвездных полетов было обнаружено девять разумных рас. Три из них определенно поддерживали Союз, четыре приняли сторону Захватчиков. С двумя невозможно было установить связь.

Они так далеко зашли в секторе Лишенных Тела, что вокруг ничто не казалось материальным. Стены были синим туманом с углами. Отдающийся шелест эхом обмана энергии вызывал отдаленные вспышки, и перед ее глазами, дразня, возникали образы полузнакомых приведений, которые будто прошли мгновенно назад, но сейчас их нет.

— Далеко ли мы едем? — спросила она, решив идти с ним, думая, что он не знает слова «я» — как же тогда он сможет понять слово «мы»?

Понимая или нет, он ответил: — Скоро.

Потом взглянул прямо на нее своими темными глазами и спросил: — Почему?

Тон его голоса был настолько отличен от того, что она знала и не соответствовал тому, о чем говорили в последние минуты. Она рылась в памяти, пытаясь вспомнить, что же она такое сделала.

Он повторил: — Почему?

— Что «почему», Батчер?

— Почему спасение Джебела от Корда?

В этом вопросе не было возражения, только этическое любопытство.

— Потому что он мне нравится, потому что он мне нужен, чтобы доставить меня в штаб-квартиру, к тому же мне было приятно, что я…

Она запнулась.

— Вы знаете, что это «я»?

Он покачал головой.

— Откуда вы пришли, Батчер? На какой планете вы родились?

Он пожал плечами.

— Голова, — сказал он спустя мгновение. — Сказали, что что-то не в порядке с головой.

— Кто?

— Доктора.

Голубой туман плыл между ними.

— Доктора на Титане? — продолжала спрашивать Ридра.

Батчер кивнул.

— Почему же тогда вас поместили в тюрьму, а не в госпиталь?

— Мозг не болен, сказали мне. Это вот рука, — он поднял левую руку, — убила четырех за три дня. Эта рука, — он поднял правую руку, — убила семерых. Разрушила четыре здания термитом. Нога, — он шлепнул себя по левой ноге, — пнула в голову охранника в телохронном банке. Там очень много денег, слишком много, чтобы унести. Унести можно было четыреста тысяч кредитов, немного.

— Вы ограбили банк Телохрона на четыреста тысяч кредитов?

— Три дня, одиннадцать человек, четыре здания: все за четыреста тысяч кредитов… Но Титан, — лицо его дернулось. — Там было совсем невесело.

— Я слышала. Как долго они не могли вас поймать?

— Шесть месяцев.

Ридра свистнула.

— Снимаю перед вами шляпу, раз вы смогли продержаться так долго после ограбления банка. И вы обладаете достаточными знаниями, чтобы выполнить сложное кесарево сечение и извлечь плод живым. В этой голове что-то имеется.

— Доктора сказали, что мозг не глупый.

— Послушайте, мы с вами разговариваем и будем еще разговаривать. Но сначала я должна научить… — она запнулась, — научить ваш мозг еще кое-чему.

— Чему же?

— Насчет «вы» и «я». Вы слышите эти слова сотни раз в день. Разве вы никогда не задумывались, что они означают?

— Зачем? Большинство вещей понятно и без них.

— Давайте говорить не на том языке, с которым вы выросли.

— Нет.

— Почему же нет? Я хочу установить — знаком ли мне этот язык.

— Доктора сказали, что что-то не в порядке с мозгом.

— Но что же не в порядке?

— Афазия, алексия, амнезия.

— Да, это осложняет дело. — Она нахмурилась. — Это произошло до или после грабежа банка?

— До.

Ридра старалась привести в порядок то, что узнала.

— Что-то произошло с вами, в результате вы утратили память, способность говорить, читать, и первое, что вы сделали после этого — ограбили банк… Который именно?

— He-Pev-IY.

— А, небольшой, но однако… вы оставались на свободе шесть месяцев. Есть ли у вас какое-нибудь представление о том, кем вы были до утраты памяти?

Батчер пожал плечами.

— Я полагаю, были проверены все возможности, что вы работаете на кого-нибудь под гипнозом. Вы не знаете, на каком языке говорили до утраты памяти? Что ж ваши речевые образцы должны основываться на вашем прежнем языке, или вы узнали бы о «я» и «вы», просто услышав новое слово.

— Почему эти звуки должны означать что-нибудь?

— Потому что вы задаете вопрос, на который я не могу ответить, если вы не понимаете значение этих слов.

— Нет. — Недовольство исказило его голос. — Нет. Существует ответ. Слова ответа должны быть простыми и все.

— Батчер, существуют определенные идеи, обозначаемые словами, если вы не знаете слова, вы не можете знать идеи. А если у вас нет идеи, то нет и ответа.

— Слово «вы» трижды, так? Все еще ничего нелепого, значит «вы» не имеет значения.

Ридра вздохнула.

— Это потому, что я использовала слово фактически, по обычаю, без опоры на его реальный смысл… как речевой оборот. Послушайте, я задала вам вопрос, на который вы не смогли ответить.

Батчер нахмурился.

— Понимаете, вы можете уловить смысл этих слов. Вдумайтесь в то, что я говорю. Лучший способ изучить язык — слушать его. Так слушайте. Когда вы, — Ридра указала на него, — говорили мне, — она указала на себя. — «Зная, какие корабли уничтожить, и корабли уничтожены.» Теперь «идти вниз по Языку Дракона», вы дважды ударили кулаком, — она коснулась его левой руки, — в грудь. Она поднесла его руку к груди, кожа под ее ладонью была прохладной и ровной. — Кулак пытался сказать что-то… А если бы вы использовали слово «я», вам не нужно было бы ударять себя в грудь. Вы хотели сказать вот что: «Вы знаете, какие корабли нужно уничтожить, и я их уничтожил. Вы хотите идти вниз по Языку Дракона, и я поведу „Тарик“ вниз по Языку Дракона».

Батчер нахмурился опять.

— Да, кулак что-то говорит.

— Разве вы не видите, что иногда вы хотите что-то сказать, но не имеете идеи и слова, обозначающего эту идею. Вначале было слово. Пока что-то не названо, оно не существует. А существование этого необходимо мозгу, иначе вы не били бы себя в грудь или не ударяли бы кулаком в ладонь. Мозг жаждет этого слова — позвольте мне научить вас ему.

Его лицо нахмурилось еще сильнее.

Теперь туман между ними рассеялся. И в сверкающей звездами тьме двигалось что-то непрочное и мерцающее.

Они достигли выхода Чувствователей, выход пропускал волны, по частоте близкие к видимому свету.

— Вот, — сказал Батчер. — Вот чужой корабль.

— Он с Крибиа-IV, — сказала Ридра. — Они дружественны Союзу.

Батчер был удивлен тем, что она узнала корабль.

— Очень странный корабль.

— Забавно выглядит, верно?

— Джебел не знает, откуда корабль?

Он покачал головой.

— Я их не видела с детства. Мы доставляли делегатов с Крибии во Двор Внешних Миров. Моя мать была там переводчицей. — Ридра оперлась на перила и смотрела на корабль. — И не подумаешь: что такое неуклюжее сооружение может быть способно совершать полеты в стасисе. Но оно летает…

— У них есть слово «я»?

— Фактически у них три формы этого слова. Я-ниже температуры в 60 градусов, я-между температурами в 60 градусов и 93 градуса, я-свыше девяноста трех.

Батчер выглядел удивленным.

— Это связано с их процессом воспроизводства, — объяснила Ридра. — Когда температура ниже шестидесяти градусов, они стерильны. Совокупляться они могут при температуре между шестьюдесятью и девяносто тремя градусами, но зачать их могут лишь при температуре выше девяносто трех градусов.

Крибианский корабль, как перышко, двигался по экрану:

— Может быть, вам будет понятнее, если я скажу вот что: в галактиках известны девять разумных рас, все они распространены так же широко, как и мы, все технически развиты, у всех сложная экономика. Семь из них втянуты в ту же войну, что и мы, и все же мы очень редко встречаемся с ними. Настолько редко, что даже такой опытный космонавт, как Джебел, проходя рядом с одним из них, не может определить его. Хотите знать почему?

— Почему?

— Потому что совместимые факторы коммуникации невероятно слабы. Возьмите этих Крибианцев, у которых достаточно знаний, чтобы их вареные строенные яйца несли их от звезды к звезде: у них нет слов «дом», «жилье», «жилище». «Мы должны защищать свои семьи и дома». Когда готовили договор между нами и Крибией во Дворе Внешних Миров, я помню, что понадобилось сорок пять минут, чтобы сказать эту фразу по-кибрийски. Вся их культура основана на жаре и смене температуры. Наше счастье, что они знали, что такое семья, кроме людей, они единственные имеют семьи. Но что касается дома, то кончили следующим описанием: «…помещение, которое создает температурное различие с внешним миром на такое количество градусов, которое делает возможным существование организмов с температурой тела в 98,6 градуса, это же помещение способно понизить температуру в жаркий сезон и повысить ее в холодный, где имеются условия для сохранения от порчи органических веществ, используемых в пищу, а также для нагрева их до температуры кипящей воды, чтобы сделать их вкус более соответствующим для обитающих в этом помещении, которые благодаря смене миллионов жарких и холодных сезонов приспособились к таким изменениям температуры…» и т. д. В конце концов нам удалось дать им некоторые представления об идее «дома» и о том, почему его нужно защищать. Когда мы объяснили принципиальное устройство кондиционеров и центрального отопления, дело пошло лучше. Теперь существует огромная фабрика преобразования солнечной энергии, которая снабжает электричеством все потребности Двора. Элементы, улавливающие и преобразующие солнечный свет, занимают пространство большее, чем «Тарик». Один Крибианец может пройти по этой фабрике, а затем описать ее другому Крибианцу, который никогда ее не видел, таким образом, чтобы второй сумел создать точное ее повторение, включая даже цвет стен, и так и было сделано, так как они решили, что мы изобрели нечто стоящее, и хотели сами попробовать, и в этом описании была указана каждая деталь, ее размеры, и все это было описано в девяти словах. В девяти маленьких словах.

Батчер покачал головой.

— Нет. Устройство для консервации солнечной энергии слишком сложно. Эти руки разбирали одно, не слишком давно… Очень большое. Нет…

— Да, Батчер, девять слов. По-английски это потребовало бы несколько томов, полных описаний, чертежей и схем. Они же использовали для этого девять слов.

— Невозможно.

— Тем не менее, это так, — она указала на крибианский корабль. — Вот он летит, — она следила, как напряженно работает его мысль. Если у вас есть правильные слова, — сказала она, — это сберегает много времени и облегчает дела.

Немного погодя он спросил: — Что такое «я»?

Она улыбнулась.

— Прежде всего, это очень важно. Гораздо важнее, чем что-либо другое. Мозг действует, пока есть «я», остается живым. Потому что мозг есть часть «я». Книга есть, корабль есть, Вселенная есть, но, как вы могли заметить, я — есть.

Батчер кивнул.

— Да. Но я есть что?

Туман сгустился над экраном, закрывая звезды и крибианский корабль.

— На этот вопрос можете ответить только вы.

— «Вы», должно быть, тоже очень важно, — пробормотал Батчер, — потому что мозг заметил, что «вы» — суть.

— Умница!

Внезапно он погладил ее щеки. Петушиная шпора легонько коснулась ее нижней губы.

— Вы и я, — сказал Батчер. Он приблизил к ее лицу свое. — Никого другого здесь нет. Только вы и я. Но кто есть кто?

Она кивнула, освобождаясь из его пальцев.

— Вы получили идею, — она положила поверх его пальцев свою ладонь. — Иногда вы пугаете меня.

— Я и меня, — сказал Батчер, — только морфологическая разница? Мозг видит за этим идею. Почему вы пугаете меня иногда?

— Пугаюсь. Морфологическая коррекция… Вы пугаете меня, потому что грабите банки и втыкаете нож в глаза людям, Батчер.

— Почему вы пугаетесь я? Нет, кажется, меня?

— Потому что это нечто такое, чего я никогда не делала, не хочу и не могу сделать. А вы мне нравитесь, мне нравятся и ваши руки на моих щеках, поэтому если вы вдруг решите всадить мне в глаз нож, то что же…

— О, вы никогда не всадите нож в мой глаз! — сказал Батчер. — Я не должен бояться!

— Вы не можете изменить свой мозг!

— Вы можете. — Он пристально посмотрел на нее. — Я на самом деле не думаю, что вы захотите убить меня. Вы знаете это. Я знаю это. Это что-то другое. Почему я не говорю вам еще другого, что испугало меня? Может, вы видите что-то такое, что хотите понять? Мозг не глупый.

Его рука скользнула на ее шею: в его глазах была сосредоточенность. Она уже видела это выражение в тот момент, когда он отвернулся от мертвого зародыша в биологической лаборатории.

— Однажды, — медленно начала она, — ну… это была птица.

— Птицы пугают меня?

— Нет. Но эта птица пугала. Я была ребенком. Вы ведь не помните себя ребенком? Для большинства людей многое из того, во что они становятся взрослыми, закладывается с детства.

— И у меня тоже?

— Да. И у меня тоже. Мой доктор приготовил эту птицу мне в подарок. Это была майна-птица, она умела говорить. Но она не понимала того, что говорит. Она просто повторяла, как магнитофон. Но я этого не знала. Много раз я узнавала, что люди хотят сказать мне, Батчер. Я не понимала этого раньше, но здесь, на «Тарике», осознала, что это похоже на телепатию. Ну, эту майнуптицу дрессировали, кормя ее земляными червями, когда она говорила правильно. Вы знаете, какими большими бывают земляные черви?

— Такими?

— Верно. А некоторые даже на несколько дюймов длиннее. А сама майна-птица длиной в восемь-девять дюймов. Иными словами земляной червь может достигать пять шестых длины майны-птицы, и вот почему это важно. Птицу научили говорить: «Здравствуй, Ридра, какой хороший день, как я счастлива.» Но для этого мозга это означало только грубую комбинацию зрительных и осязательных ощущений, которые приблизительно можно было бы перевести так: «Приближается еще один земляной червь.» Поэтому, когда я вошла в оранжерею и поздоровалась с майной-птицей, та ответила: «Здравствуй, Ридра, какой хороший день, как я счастлива.» Я не могла не понять, что она лжет. Приближался еще один земляной червь, я могла видеть его и обонять, и он был размером в пять шестых моего роста. И предполагалось, что я его съем. У меня была истерика, я никогда не говорила доктору, потому что не могла до последних дней выразить, что произошло. Но даже сейчас, вспоминая об этом, я чувствую отвращение.

Батчер кивнул.

— Когда вы оставили Реас с деньгами, вы в конечном счете оказались закопанным в пещере в ледяном аду Диса. На вас нападали черви двенадцати футов длиной. Они продырявливали скалы при помощи кислотной слизи, которой смазана их шкура. Вы обжигались, но убивали их. Вы изготовили электрическую сеть из миниатюрного источника энергии. Вы убили их, а когда поняли, что можете убивать их, вы уже не боялись. Единственная причина, по которой вы их не ели в том, что кислота делала их мясо ядовитым. И вы ничего не ели три дня.

— Я? То есть… вы?

— Вы не боитесь вещей, которых боюсь я. Я не боюсь вещей, которых боитесь вы, не правда ли, хорошо?

— Да.

Он мягко приблизил ее лицо к своему, потом отвел его и смотрел на него в поисках ответа.

— Чего вы боитесь? — спросил Ридра.

Батчер покачал головой в смущении.

— Ребенок… Ребенок, который умер, — сказал он. — Мозг боится, боится за вас, что вы будете одни.

— Боитесь, что будете одни, Батчер?

Он кивнул.

— Одиночество — это плохо.

Помолчав, она сказала:

— Мозг знает это. Долгое время он не знал, но потом научился. Вы были одиноки на Реас, даже со всеми деньгами. Еще более одиноки вы были на Дисе, на Титане, даже с другими заключенными вы более всего были одиноки. Ни один не понимал вас, когда вы с ними говорили. И вы на самом деле не понимали их. Может потому, что они все время говорили «я» и «вы», а вы только теперь начали понимать, как это важно. Вы хотели спасти ребенка и вы хотели растить его так, чтобы он говорил на том же языке, что и вы? Или во всяком случае, говорил по-английски так, как вы?

— Тогда оба не были бы одиноки.

— Понимаю.

— Он умер, — сказал Батчер, потом улыбнулся. — Но теперь вы уже не так одиноки. Я научил вас понимать других. Вы не глупы и обучаетесь быстро. — Теперь он полностью повернулся к ней, положил кулаки на плечи и тяжело заговорил: — Я нравлюсь вам. Даже когда я впервые появился на «Тарике» — что-то было во мне такое, что вам понравилось. Я видел, что вы делали вещи, которые по-моему мнению были плохими, но я нравился вам. Я сказал вам, как разрушить защитную стену Захватчиков, и вы разрушили ее для меня. Я сказал вам, что хочу отправиться к концу Языка Дракона, и вы организовали полет туда. Вы делаете все, что я попрошу. Очень важно, чтобы я знал это.

— Спасибо, Батчер, — сказала Ридра.

— Если вы когда-нибудь ограбите другой банк, а вы отдадите мне все деньги.

Ридра засмеялась.

— Спасибо. Никто еще не хотел это сделать для меня. Но надеюсь, вы не будите грабить…

— Вы убьете всякого, кто попытается мне вредить. Убьете ужаснее, чем убивали раньше.

— Но вы не должны…

— Вы убьете всех на «Тарике», если они попытаются разлучить нас и оставить в одиночестве.

— О, Батчер, — она отвернулась от него и прижала кулак ко рту. — Плохой из меня учитель. Я сразу не поняла…

Удивленный и медленный голос: — Я не понимаю вас. Вы думаете…

Ридра снова повернулась к нему.

— Но это я, Батчер. Я не поняла вас. Пожалуйста, поверьте мне, вам нужно еще немногому научиться.

— Вы верите мне, — кратко ответил он.

— Тогда слушайте, мы встретились на полпути. Я не окончательно научил вас относительно «вас» и «я». Мы создали свой особый язык и говорим на нем.

— Но…

— Послушайте, всякий раз, как в последние десять минут вы говорили «вы», вам следовало сказать «я». Всякий раз, как вы говорили «я», вы имели в виду «вы».

Он опустил глаза в пол, потом вновь поднял их, все еще не отвечая.

— То, что говорю о себе, как «я», вы должны говорить «вы» и наоборот, понимаете.

— Значит, это разные слова, для одного и того же они не различимы?

— Нет… Только… Да! Они означают один и тот же тип отношения. В некотором отношении они одно и тоже.

Рискуя все запутать, она кивнула.

— Я подозревала это, но вы, — он указал на нее, — научили меня, — он коснулся себя.

— И поэтому вы не должны убивать людей. Во всяком случае нужно чертовски много подумать, прежде чем сделать это. Когда вы говорите с Джебелом, я и вы существуем. Когда вы глядите на корабль или на экран, я и вы по-прежнему здесь.

— Мозг должен подумать об этом.

— Вы должны думать об этом больше.

— Если должен, значит буду. — Он снова коснулся ее лица. — Потому что вы научили меня. Потому что со мной вы не должны бояться ничего. Я только что научился и могу допускать ошибки, но убивать людей, не подумав об этом много раз, будет ошибкой, верно?! Теперь я правильно употребляю слова?

Ридра кивнула.

— Я не буду делать ошибок с вами. Это было бы слишком ужасно. Я буду делать как можно меньше ошибок. А однажды я научусь окончательно. — Он улыбнулся. — Будем надеяться, что никто не будет делать со мной ошибок. Мне жаль, если они будут делать их. Потому что я, вероятно, буду с ними быстро делать ошибки и мало думать при этом.

— На сегодня достаточно, — сказала Ридра. Она взяла его за руку. — Я рада, что я и вы вместе, Батчер.

Он охватил ее рукой, и она прижалась к его плечу.

— Спасибо, — прошептал он. — Спасибо и спасибо.

— Вы теплый, — сказала она, уткнувшись в его плечо, — давайте постоим еще немного.

Когда он остановился, она посмотрела на иго лицо, сквозь голубоватый туман и похолодела.

— Что это, Батчер?

Он взял ее лицо между своими ладонями и наклонил голову: его волосы упали ей на лоб.

— Батчер, вспомните, я говорила вам, что понимаю, о чем думают люди. Я чувствую, что что-то плохо. Вы говорите, чтобы я не боялась вас, но вы меня пугаете.

Она подняла его голову, на его глазах были слезы.

— Послушайте, что-то в вас пугает меня. Скажите, что это?

— Не могу, — хрипло сказал он. — Не могу, не могу сказать.

И единственное, что она немедленно поняла, было то, что это ужасная вещь, которую он может постичь своим новым сознанием.

Ридра видела его борьбу и боролась сама.

— Может, я могу помочь, Батчер? Существует способ проникнуть в мозг, и отыскать там…

Он отпрянул и покачал головой.

— Вы не должны… Вы не должны делать со мной этого. Пожалуйста.

— Батчер, я и… не буду. — Она была смущена. — Я не буду, — смущение причиняло боль. — Батчер… я… не… буду!

Юношеское заикание застревало в ее рту.

— Я… — начал он, тяжело дыша, но постепенно смягчаясь. — Я был один и не был. Я долгое время. Мне нужно еще немного побыть одному.

— Я… понимаю.

Подозрение, вначале очень смутное, пришло к ней.

Когда он отступил, оно усилилось.

— Батчер, вы читаете в моем мозгу?

Он выглядел удивленным.

— Нет, я даже не понимаю, как вы можете читать в моем.

— Хорошо. Я подумала, что вы прочитали что-то в моем мозгу и испугались меня.

Он покачал головой.

— Отлично, я вовсе не хочу, чтобы кто-то заглядывал мне под череп.

— Я скажу вам теперь, — сказал он, снова подходя к ней. — «Я» и «Вы» — одно и тоже, но я и вы очень различны. Я видел многое такое, о чем вы не знаете. Вы тоже знаете такое, что я никогда не видел. Вы сделали меня не одиноким. В моем мозгу есть многое о боли и о бегстве, о борьбе и, даже когда я был на Титане, о победе. Если вы в опасности и кто-то может сделать ошибку с вами, смотрите в мой мозг. Используйте это, если необходимо. Прошу вас только подождать, пока вы не сделаете кое-чего в начале.

— Я подожду, Батчер, — сказала она.

Он протянул руку.

— Идем.

Она взяла его руку, избегая шпоры.

— Нет необходимости смотреть течения стасиса, если чужой корабль дружественен Союзу. Мы с вами побудем вместе еще немного.

Она шла, прижавшись к его плечу.

— Друг или враг, — сказала Ридра, когда они проходили через сумерки, тяжелые от приведений. — Весь этот Захват временами кажется мне таким глупым. Здесь, на «Джебел Тарик», вы избегаете таких вопросов. Я завидую вам в этом.

— Вы направляетесь в штаб-квартиру Союза из-за Захвата?

— Верно. Но не удивляйтесь если я вернусь обратно.

— Через несколько шагов она снова взглянула вверх. — Есть еще одна вещь, которую я хотела бы прояснить для себя. Захватчики убили моих родителей, а второй Запрет чуть не убил меня. У двоих моих Навигаторов первую жену убили Захватчики. Рон все еще размышлял, насколько был прав Военный Двор. Никто не любит Захватчиков и Захват, но он продолжается. Он настолько велик, что я никогда реально не думала о том, чтобы охватить его. Странно видеть все человечество в его странной разрушительной борьбе. Может, не стоило беспокоиться и лететь в штаб-квартиру, может, следовало просить Джебела повернуть назад и двинуться в самые пустынные части Снэп.

— Захватчики, — сказал Батчер почти музыкально, — причинили вред многим людям: вам, мне… Мне тоже.

— Как?

— Болезнь мозга, я говорил вам. И это сделали Захватчики.

— Что они сделали?

Батчер пожал плечами.

— Первое что я вспомнил — это побег из Нуэва-Нуэва Йорка.

— Это огромный порт пограничной туманности Рака.

— Верно.

— Захватчики взяли вас в плен?

Он кивнул.

— И что-то сделали. Может быть, эксперимент, может быть, пытка. — Он пожал плечами, — не в этом дело. Я не мог вспомнить. Но когда я сбежал, я сбежал ни с чем: без памяти, без голоса, без слов, без имени.

— Возможно, вы были военнопленным или каким-нибудь важным лицом до того, как они захватили вас…

Батчер наклонился и прижал свою щеку к ее губам, чтобы заставить ее замолчать. Выпрямившись, он улыбнулся печально, как она заметила.

— Есть вещи, которых мозг не знает, но о которых может догадываться: я всегда был вором, убийцей, преступником. Я не был я. Захватчики поймали меня однажды. Я бежал. Союз поймал меня позже на Титане. Я бежал…

— Вы бежали с Титана?

Батчер кивнул.

— Меня, вероятно, поймали бы снова: так всегда бывает с преступниками во Вселенной. И, может быть, вновь бежал бы. — Он пожал плечами. — Может тогда меня не поймали бы. — Он смотрел на нее удивленный, но не ею, в чем-то в себе. — Я не был раньше Я, но теперь есть причина оставаться свободным. Меня не должны поймать снова. Есть причина.

— Какая Батчер?

— Потому что я — быть, — мягко сказал он, — а вы — суть.

— Вы закончили свой словарь? — спросил Брасс.

— Закончила вчера. Стихотворение. — Ридра захлопнула блокнот. — Сегодня мы уже должны быть на кончике Языка. Батчер сказал мне вчера и сегодня утром, что крибианский корабль будет сопровождать нас несколько дней. Брасс, у вас есть хоть какая-нибудь идея насчет того, что они…

Раздался усиленный громкоговорителем голос Джебела:

— Подготовить «Тарик» к немедленной обороне. Повторяю, к немедленной.

— Что, черт возьми, происходит? — спросила Ридра.

Общий зал вокруг них кипел бурной деятельностью. — Соберите экипаж и отправляйтесь с ним к выходу.

— Откуда вылетают корабли-пауки?

— Верно.

Ридра встала.

— Мы вмешаемся, капитан?

— Если потребуется, — сказала Ридра и пошла через зал.

Она отыскала Батчера у выхода. Боевые команды «Тарика» спешили по коридорам в организованном порядке.

— Что происходит? Крибиане проявили враждебность?

Батчер покачал головой.

— Захватчик в двенадцати градусах от галактического центра.

— Так близко к Администрации Союза?

— Да. И если «Тарик» не нападет первым, мы погибли. Их корабль больше «Тарика», а «Тарик» движется прямо к ним.

— Джебел хочет атаковать?

— Да.

— Тогда я с вами.

— Вы хотите идти со мной?

— Я мастер стратегии, вспомните.

— «Тарик» в опасности, — сказал Батчер. — Будет большое сражение, вы таких не видели.

— Тем больше оснований использовать мой талант. Ваш корабль снабжен полным экипажем?

— Да. Но мы используем навигационный контроль и контроль чувствователей.

— Возьмите мой экипаж, возможно, нам спешно потребуется менять стратегию. Джебел отправится с вами?

— Нет.

Из- за угла показался помощник в сопровождении Брасса, Навигаторов, невещественных фигур Лишенных Тела и взвода.

Батчер перевел взгляд с них на Ридру.

— Хорошо. Идемте.

Ридра поцеловала его в плечо, потому что не могла дотянуться до щеки. Батчер открыл выход и поманил их.

— Сюда!

— Аллегра, цепляясь за лестницу, схватил Ридру за руку.

— Мы будем сражаться на этот раз, капитан?

На его веснушчатом лице была возбужденная улыбка.

— Есть такая возможность. Испугался?

— Да, — сказал Аллегра, по-прежнему улыбаясь и ныряя в темный туннель.

Ридра и Батчер следовали за ним.

— У них не будет недоразумений с оборудованием, если они неожиданно выйдут из-под контроля «Тарика»? — спросила Ридра.

— Корабль-паук на десять футов короче «Рембо». В секторе Лишенных Тела большая теснота, но в целом устройство одинаковое.

Ридра подумала: «Мы проверили детали чувствователей — все в порядке,» — на языке басков.

— Капитанская каюта отлична, — добавил Батчер. — В ней находится управление оружием, мы собираемся совершить ошибки?

— Морализовать потом, — ответила она, — мы будем драться, как черти, за «Джебел Тарик». Но я хотела бы иметь наготове выход. Чтобы не случилось, я должна вернуться в штаб-квартиру Администрации Союза.

— Джебел хотел бы знать, будут ли Крибиане сражаться на нашей стороне. Они по прежнему висят в направлении Т.

— Они, вероятно, будут следить, не понимая сути, если их непосредственно не атакуют. Тогда они сумеют позаботиться о себе. Но вряд ли они присоединятся к нам.

— Плохо, — сказал Батчер. — Мы нуждаемся, очень нуждаемся в помощи.

— Стратегия Мастерская. Стратегия Мастерская, донесся через громкоговоритель голос Джебела. — Повторяю, стратегия Мастерская.

Там, где в ее кабине висели лингвистические карты, по стене распростерся экран-копия стофунтовой проекции в галерее «Тарика». А где у нее находился стол, тут размещалось управление бомбами и вибропушками.

— Страшное нецивилизованное оружие, — заметила она, садясь в пузырьковое кресло. — Но дьявольски эффективное, если знаешь, как с ним обращаться.

— Что?

Батчер привязывался рядом с ней.

— Я перефразировала Хозяина оружия в Армседже.

— Проверьте свой экипаж, — распорядился Батчер. А я проверю готовность корабля.

Ридра включила интерком.

— Брасс, вы на месте?

— Да.

— Глаз, Ухо, Нос?

— Здесь очень пыльно, капитан. Когда они в последний раз подметали кладбище?

— Меня не беспокоит пыль, как приборы?

— О, все в порядке…

— Навигаторы?

— Мы на месте. Молли учит Калли дзюдо. Но я тут же позову их, если что-нибудь случится.

— Будьте внимательны.

Батчер наклонился, взъерошил волосы Ридры и засмеялся.

— Они мне нравятся, — сказала она ему. — Надеюсь, мы их используем. Но один из них предатель, он дважды пытался меня уничтожить. Я не должна давать ему третий шанс. Но если я сделаю это, мне кажется, на этот раз я сумею поймать его.

В громкоговорителе повторился голос Джебела:

— Плотники собираются в тридцати градусах от галактического центра. Пильщики — у входа К. Ножовки должны быть готовы у выхода Р. Квердлаги — у выхода Т.

Эжекторы с щелканьем открылись. Каюта потемнела, а на экране вспыхнули звезды и туманности.

Контрольный щит светился красными и желтыми огоньками. Начинались переговоры кораблей-пауков с «Тариком».

— Хорошее предстоит дело. Ты его видишь, Носаафт?

— Они прямо передо мной, Большущий.

— Будем надеяться, что он нас еще не видит.

— Сверла, пилы и токарные станки, проверьте, все ли ваши детали смазаны, остры ли ваши лезвия.

— Это нам, — сказал Батчер. Руки его в полутьме замелькали над контрольным щитом.

— Что это за три шарика для пинг-понга в сети от комаров?

— Джебел говорит, что это крибианский корабль.

— Он не короче нашего.

— Моторные инструменты начинают операцию. Ручные инструменты ее закончат.

— Ноль, — прошептал Батчер.

Ридра почувствовала прыжок корабля. И звезды начали двигаться. Через десять секунд она увидела на экране среди звезд корабль Захватчиков с тупым носом.

— Какой отвратительный, — произнесла Ридра.

— «Тарик» выглядит почти также, только он поменьше. И если мы вернемся домой, будет прекрасно. Нет ли возможности привлечь крибианский корабль? Джебел будет атаковать Захватчика и постарается разрушить его как можно быстрее, но много сделать не сможет. Потом начнутся атаки, и если они все еще будут превосходить «Тарик» по силе и если внезапно не поможет Джебел, тогда…

И Ридра услышала во тьме удар кулаком в ладонь.

— Разве нельзя бросить на них большую и нецивилизованную атомную бомбу?

— У них есть дефлекторы, которые взорвут ее в руках Джебела.

— Я рада, что взяла с собой экипаж. Мы сможем уйти к штаб-квартире Администрации Союза.

— Если нас пустят, — угрюмо сказал Батчер. — Какая стратегия ведет к выигрышу?

— Скажу вскоре, после начала атаки. У меня есть метод, но если пользоваться им часто, приходится дорого расплачиваться.

Ридра вспомнила свое болезненное состояние после случая с Джеффри Кордом.

Тем временем Джебел продолжал отдавать распоряжения, экипажи болтали с «Тариком», а корабли-пауки улетали в ночь.

Началось так быстро, что она чуть не пропустила.

Пять пил скользнули в сотне ярдов от Захватчика. Они одновременно выстрелили по эжекторам выходов, а красные жуки забегали по бокам большого борова. Потребовалось всего четыре с половиной секунды, чтобы оставшиеся двадцать семь эжекторов раскрылись и выстрелили первые защитные крейсеры. Но Ридра уже думала о Вавилоне-17.

В своем замедленном времени она увидела, что нуждается в помощи. И выражение их необходимости было в то же время ответом.

— Меняется стратегия, Батчер. Следуйте за мной десятью кораблями. Мой экипаж начинает.

Безумное чувство медлительности, с которой слова английского языка слетают с языка! Ответ Батчера: — Киппи, посадите пилы на хвост и оставьте их там.

Его слова команды казались произнесенными на четверти скорости. Но ее экипаж уже вступил в управление кораблем-пауком. Ридра свистнула их траекторию в микрофон.

Брасс швырнул их под прямым углом к течению, и через мгновение она увидела перед собой пилы. Крутой поворот — и они оказались за первым слоем крейсеров Захватчика.

— Подогреть их изнутри!

Рука Батчера задержалась на управлении оружием.

— Гнать их к «Тарику»?

— Черт возьми, делайте! Огонь!

Батчер выстрелил, и пилы последовали его примеру.

Через десять секунд стало ясно, что она права.

«Тарик» лежал в направлении Р. А впереди были печеные яйца, сеть от комаров, неуклюжий пернатый крибианец. Крибианцы поддерживали Союз, и по крайней мере один из Захватчиков знал это, потому что он выстрелил в дикое сооружение, висевшее в пространстве. Ридра видела, как орудия Захвата кашлянули зеленым пламенем, но не достигли крибианца. Крейсер Захватчика превратился в белый дым, потемневший и рассеивающийся. Та же участь постигла второй крейсер, за ним еще три, еще…

— Прочь отсюда, Брасс, — и они резко свернули вверх и в сторону.

— Что это…? - начал Батчер.

— Тепловой луч крибианца, но они не используют его, пока на них не нападут. И поэтому мы организовали нападение на них.

Ридра вновь думала по-английски, ожидая головокружения и тошноты, но возбуждение отгоняло болезнь.

— Батчер! — это спрашивал Джебел, — что вы делаете?

— Подействовало, не так ли?

— Да, но вы оставили длину в нашей защите в десять миль длиной.

— Скажи ему, что мы заткнем ее через минуту, как только подставим другую группу.

Джебел, очевидно, услышал ее.

— А что мы будем делать в эти шестьдесят секунд, юная леди?

— Драться, как черти!

И следующая партия крейсеров исчезла в тепловом луче крибианцев. Затем из громкоговорителя: — Эй, Батчер, они за тобой!

— На этот раз они поняли, в чем дело!

— Батчер, шестеро у тебя на хвосте. Освободись от них побыстрее.

— Я могу легко увернуться от них, капитан, — послышался голос Брасса. — Они все под контролем моего корабля-матки. У меня большая свобода.

— Еще раз и преимущество будет на стороне Джебела.

— Попробуйте разомкнуть эту цепь флажков. — Джебел сказал в микрофон:- Пилы рассеивают и тормозят крейсеры сзади.

— Делаем. Держитесь за головы, парни!

— Эй, Батчер, один не поддается!

Джебел сказал:

— Спасибо за возврат моих пил, но кое-кто следует за вами и рвется в рукопашную.

Ридра вопросительно взглянула на Батчера.

— Герой, — прохрипел тот с отвращением. — Они попытаются схватиться с нами, перебраться на борт и сражаться.

— Не с этими парнями на корабле! Брасс, поворачивайте и тараньте их, или подойдите так близко, чтобы они подумали, что мы спятили.

— Можно сломать ребра…

Корабль подпрыгнул, и они почувствовали, как привязные ремни впиваются в тело.

Юношеский голос в интеркоме.

— Вним…

На экране крейсер Захватчика скользнул в сторону.

— Хорошая возможность, если они попытаются схватиться, — сказал Батчер. — Они не знают, что у нас на борту полный экипаж. У них самих не больше двух…

— Внимание, капитан!

Крейсер Захватчика заполнил экран. Послышался звон.

Батчер, расстегивая ремни, улыбнулся.

— Теперь рукопашная. Куда вы идете?

— С вами.

— У вас есть вибропистолет?

— Он прикреплял к поясу кобуру.

— Конечно. — Ридра откинула полу своей кофты. — И это тоже. Ванадиевая проволока в шесть дюймов. Злобная штука.

— Пошли.

Батчер передвинул рычаг гравитационного поля вниз до нормального тяготения.

— Зачем это?

— Они уже были в коридоре.

— Сражаться в космических костюмах плохо.

Гравитационное поле сохранит вокруг обоих кораблей пригодную для дыхания атмосферу примерно на двадцать футов над кораблями и сохранит немного тепла… более или менее…

— Насколько менее? — она вслед за ним скользнула в лифт.

— Примерно десять градусов ниже нуля.

Теперь на нем не было даже брюк, в которых он был на кладбище. Только кобура.

— Думаю, мы не будем тут долго и нам не понадобятся костюмы. Гарантирую вам, что те, кто окажется здесь, умрут через минуту и вовсе не от избытка давления. Голос его звучал глухо, когда они скользнули в проход. Если вы знаете, что делать, стойте в стороне. — Он наклонился и потерся о ее щеку своими волосами. — Но вы знаете, и я знаю. Это мы сделали хорошо.

Поднимая голову, он быстрым движением откинул люк. Их охватил холод. Но Ридра не почувствовала его.

Ускоренный метаболизм, который сопровождал Вавилон-17, окружил ее щитом физического равнодушия. Что-то пролетело над головой. Они знали, что делать — и одновременно сделали это — пригнулись. Разорвалась граната, вспышка осветила лицо Батчера. Он вскочил в гаснущем свете.

Она последовала за ним, поддерживаемая эффектом Вавилона-17. Батчер пригнулся, и Ридра тоже. Кто-то нырнул за десятифунтовый корпус шлюпки-аутригера.

Она выстрелила: медленные движения прячущегося человека позволили ей тщательно прицелиться. Она не посмотрела, попала ли. Батчер двигался в десяти футах впереди.

Как краб с клешнями, в ночи возвышался вражеский корабль. В направлении К сверкала параллель Галактики. Тени были угольно-черными на ровных корпусах. Со стороны К никто не мог увидеть ее, если только в своем движении она не пересекла звезду и не попала в прямой свет рукава Спецелли.

Ридра снова прыгнула — на этот раз на поверхность крейсера Захватчика. На мгновение стало холоднее, затем она ударилась и приземлилась вблизи места сцепления и опустилась на колени, когда внизу у люка разорвалась другая граната. Они не поняли еще, что она и Батчер уже снаружи. Хорошо. Ридра выстрелила. А с той стороны, где должен был быть Батчер раздался свист.

В темноте внизу двигались фигуры. Затем виброзалп ударил в металл рядом с ее рукой. Выстрел был из ее собственного корабля, и Ридра потратила четверть секунды, обдумывая мысль о том, что шпион, которого она боялась, присоединился к Захватчикам… Сначала тактика Захватчиков заключалась в том, чтобы не покидать своего корабля, а расстреливать их в люке. Эта тактика не удалась, и теперь они прятались в люке, стреляя оттуда.

Ридра выстрелила, потом еще раз. Батчер из своего укрытия сделал тоже самое.

Часть обода люка начала светиться от повторяющихся залпов. Потом раздался знакомый голос:

— Все в порядке, Батчер! Вы взяли их, капитан!

Ридра взглянула вниз и увидела Брасса, включившего огонь у люка и стоявшего в его свете у корпуса. Из своего убежища, опустив пистолет вышел Батчер.

Свет снизу еще более искажал дьявольскую внешность Брасса. В каждой лапе он держал по фигуре.

— Это действительно мои, — он потряс правую фигуру, — он старался пробраться обратно в корабль, поэтому я наступил ему на голову. — Пилот бросил безжизненное тело на плиты корпуса. — Не знаю, как вы парни, а я замерз. Я вышел сюда из-за дьявола. Тот говорит, что когда вы закончите свое дело, он подаст вам горячий кофе и добавит ирландовое виски. Или вы предпочитаете горячий ром с маслом? Пошли, пошли, вы победили.

В лифте мозг ее вернулся к английскому, и она начала думать. Иней на волосах Батчера начал таять и превращаться в крупные капли.

— Эй! — окликнула Ридра. — Если вы здесь, Брасс, то кто же у приборов?

— Киппи. Мы снова под контролем «Тарика».

— Ром, — сказал Батчер. — Негорячий и без масла, просто ром.

— Человек, близкий моему сердцу, — кивнул Брасс.

Одной рукой он обхватил за плечи Ридру, другой — Батчера. Дружеский жест, но она поняла, что он поддерживает, почти несет их.

Звон пошел по кораблю. Пилот взглянул на потолок.

— Расцепились.

Он привел их в капитанскую каюту. Когда они свалились в кресло, он сказал в интерком:

— Эй, дьявол, иди сюда и прихвати выпивку. Они заслужили ее.

— Брасс! — Ридра схватила пилота за руку, когда он повернулся, чтобы выйти. — Вы можете доставить нас отсюда в штаб-квартиру Администрации Союза?

— Он почесал за ухом.

— Мы на самом кончике Языка. И я знаю эту часть Снэп только по карте. Но чувствователи говорят мне, что мы на самом начале течения Наталь-бета. Оно проходит через Снэп, по нему мы можем добраться до Атлоас-ран, а оттуда до дверей Администрации Союза. Восемнадцатьдвадцать часов полета.

— Тогда летим.

Ридра посмотрела на Батчера. Он не возражал.

— Хорошая мысль, — сказал Брасс. — Примерно половина «Тарика»… гм… лишены тела.

— Захватчики победили?

— Нет. Крибианцы победили. Они наконец поняли, что происходит, поджарили большой корабль, и схватка кончилась. Но еще до этого «Тарик» получил в корпусе дыру, достаточную, чтобы пропустить три корабля-паука. Киппи сказал мне, что все оставшиеся заняты работой, но у них нет двигательной силы.

— А что с Джебелом? — спросил Батчер.

— Мертв, — сказал Брасс.

Дьявол просунул свою белую голову в дверь.

— Вот они.

Брасс взял бутылку и стаканы.

Громкоговоритель: — Батчер, мы видели, как вы схватились с крейсером Захватчиков. Вы живы?

— Батчер жив, шеф.

— Мало кому еще так повезло. Капитан Вонг, я надеюсь, вы посвятите мне элегию?

— Джебел? — Ридра села рядом с Батчером. — Мы немедленно направляемся в штаб-квартиру Администрации Союза. И вернемся с помощью.

— Как вам будет угодно, капитан. У нас тут немного тесно.

— Мы отправляемся.

Брасс был у двери.

— Помощник, парни в норме?

— Присутствуют и пересчитаны. Капитан, вы никому не давали разрешения на пронос на борт шутихи?

— Нет, насколько я помню.

— Это все, что я хотел знать. Pan, ко мне…

Ридра рассмеялась.

— Навигаторы?

— Готовы, — ответил Рои.

Ридра расслышала голос Молли: «Пили така, кулала, милала, милеле…» — Перестаньте спать, — сказала Ридра, — мы стартуем.

— Молли учит нас стихотворению на суахили, ответил Рон.

— О! Чувствователи?

— Ап-чхи! Я всегда говорил, капитан, что нужно держать кладбище чистым… Однажды и вам оно может потребоваться. Джебел этого не учитывает. Мы готовы.

— Пусть помощник пошлет вниз одного из парней со шваброй, Брасс.

— Все проверено и готово, капитан.

Включились стасис-генераторы, и Ридра откинулась в кресле. Внутри нее что-то расслабилось наконец.

— Я не думала, что мы выберемся отсюда, — Ридра повернулась к Батчеру, который сидел на краю кресла, глядя на нее. — Вы знаете, я нервная, как кошка. И чувствую себя не очень хорошо. О, дьявол, этот старт. — С расслабленностью болезнь, которую она так долго отгоняла от себя, начала овладевать ее телом. — Я чувствую себя так, будто разлетаюсь на части. Знаете, когда во всем сомневаешься, когда кажется, что чувства тебя обманывают…

Дыхание причиняло ей боль.

— Я — быть, — мягко сказал Батчер, — а вы — суть.

— Не позволяйте мне сомневаться в этом, Батчер. Я и об этом начала задумываться… Среди моего экипажа есть шпион, я ведь говорила вам об этом? Может, это Брасс, и он швырнет нас в другую Новую? — Болезненность начала переходить в истерию. Она выхватила бутылку из руки Батчера. — Не пейте это! Д… д… он мог отравить нас! — Она неуверенно встала. Все было охвачено красным туманом. — Или один из мертвых. Как… как я мог… могу… сражаться с призраком? — Чувствуя боль в животе, она боролась с тошнотой. С болью пришел страх. Она уже не могла говорить ясно. — У… убить… убить нас! — прошептала она. — Ни вы ни я…

«Уйти от боли, которая являла опасность, а опасность означала тишину.» Батчер сказал:

— Если вы будете в опасности, посмотрите в мой мозг, используйте, как нужно.

Картина в ее мозгу без слов: однажды она, Мулле и Фобо ввязались в ссору на «Танторе». Она получила удар в челюсть и отпрянула назад, и успела увернуться, когда кто-то схватил зеркало с прилавка и швырнул в нее. Ее собственное испуганное лицо с криком летело на нее и ударилось в протянутые руки… И когда она глядела в лицо Батчера сквозь Батчера, сквозь боль и Вавилон-17, это случилось с нею…

Часть четвертая БАТЧЕР

— Мы только что миновали Снэп, капитан. Хотите выпить?

Голос Ридры: — Нет.

— Как вы себя чувствуете?

Голос Ридры: — Мозг в порядке, тело в порядке.

— Эй, Батчер, кажется у нее уже нет бреда?

Голос Батчера: — Да, нет.

— Оба вы кажетесь чертовски веселыми. Послать помощника взглянуть на вас?

Голос Батчера: — Нет.

— Отлично. Сейчас полет легкий, и я могу выключиться на несколько часов. Что скажете?

Голос Батчера: — А что сказать? — Скажи «спасибо». Вы знаете, я здесь привязан хвостом.

Голос Ридры: — Спасибо.

— Выздоравливайте. Оставляю вас одних. Простите, если прервал.

«Батчер, я не знала! Я не могла знать».

Эхом в их мозгах возник крик.

«Не могла… не мог… Этот свет… Я говорила Брассу, говорила ему, что вы должны говорить на языке без слов „я“, и сказала, что не знаю такого языка: но один такой был, очевидно, Вавилон-17…» Соответственные сипансы гармонически двигались, пока изображение не замкнулось, и она вокруг вне себя создала его, увидела его…

… В одиночке Титана он шпорой царапал на стене карту поверх непристойностей, написанных за два столетия заключенными, карту, которую обнаружили после его побега, и которая увела преследователей в неверном направлении, она видела, как он три месяца шагал по своей четырехфутовой камере, пока не упал от изнеможения и голода.

На тройной веревке из слов она выбралась из тюрьмы: голод, лестница, столб, падать, собираться, отличить, цепи, изменения, шанс…

Он взял свой выигрыш у кассира и был уже готов двинуться по опустевшему коридору казино «Космика» к двери, когда черный крупье преградил ему путь, улыбаясь и глядя на его набитый деньгами мешок.

— Не хотите ли попытаться еще, сэр? Могу предложить такое, что заинтересует игрока вашего класса. — Его проводили к магнитной трехмерной шахматной доске с глазированным керамическими фигурами. Вы играете против нашего компьютера. При каждой потерянной фигуре ставите тысячу кредитов. Если выигрываете фигуру, получаете столько же. Шах дает или отнимает у вас пять тысяч. Мат дает выигравшему тысячу ставок…

Это была игра даже для его чрезмерного выигрыша, а он выиграл чрезмерно.

— Пойду домой и возьму деньги, — сказал он крупье.

Крупье улыбнулся и ответил: — Дом настаивает, чтобы вы платили сейчас…

Ридра следила, очарованная, как Батчер пожал плечами, повернулся к доске и… в семь ходов дал компьютеру «детский мат». Они выдали ему его миллион кредитов — и трижды пытались убить его, пока он добирался до выхода из казино. Им это не удалось, но этот спорт был лучше игры.

Следя за его действиями и реакцией в этой ситуации, ее мозг колотился внутри, изгибаясь от боли или удовольствия, от чуждых эмоций, ибо они были лишены «я» — невыразимы, механически, соблазнительны, мифичны, Б а т ч е р…

Ридра пыталась прервать безудержное кружение.

… Если вы все время понимали Вавилон-17,- бушевало в ее мозгу, — почему вы использовали это для себя во время игры, во время грабежа банка, а днем позже вы утратили все и не сделали попытки вернуть это?

— Зачем? Там не было «я».

Она вела его в мир изумительной обращенной сексуальности. Следуя за ней, он был в агонии.

— Свет… вы делаете… Вы делаете! — кричал он в ужасе.

— Батчер, — спросила она, более привыкшая к эмоциональным водопадам слов, чем он, — на что похож мой мозг в вашем мозгу?

— Яркое, яркое движение, — вопил он в аналитической точности Вавилона-17, грубого, как камень, чтобы выразить многочисленные образы, рисунки, их соединение, смещение и разделение.

— Я — поэт, — объяснила она, моментально приводя в порядок мысленные течения. — Поэт, по-гречески, значит, создатель или строитель.

— Вот оно! Этот рисунок! Ах! Такой яркий, яркий!

— Такая простая семантическая связь? — она была удивлена.

— Но греки были поэтами три тысячи лет назад. А вы поэт теперь. Вы соедините слова на большом расстоянии, и их праздник слепит меня. Ваши мысли — сплошной огонь, даже тени я не могу схватить. Они звучат, как глубокая музыка, которая потрясает меня.

— Это потому, что вас никогда не потрясало раньше. Но я буду мягче.

— Вы так велики внутри меня. Я вижу рисунок, преступное и артистическое сознание встречаются в одной голове с языком между ними…

— Да, я начала думать о чем-то вроде…

— Летят мысли, имена… Видон… ахх! и Водлер. Это древние французские по…

— Слишком ярко, слишком ярко! «Я» во мне достаточно сильно, чтобы выдержать. Ридра, когда я смотрю на ночь и звезды, то это лишь пассивный акт, но вы активны даже взглядом, и звезды окружены еще более ярким светом.

— То, что вы воспринимаете, меняет вас, Батчер. Но вы должны воспринимать.

— Я должен… свет: в вас я вижу зеркало, в нем смешиваются картины, они вращаются, и все изменяется.

— Мои стихи!

Это было замешательство и обнаженность. Определение «я» — точное и величественное.

Ридра подумала: «Я — глаз, орган зрительного восприятия.» Батчер начал: по-английски звучание слов «я» и «глаз» совпадают.

— Вы… вы накаляете мои слова значением. Что меня окружает? Что такое Я, окруженный ВАМИ?

Наблюдая, Ридра видела его, совершающего грабеж, убийство, наносящего увечья, поскольку семантическая важность различия мой и твой была разрушена в столкновении сипансов.

— Батчер, я слышала, как оно звучало в ваших мускулах, это одиночество, которое заставило вас убедить Джебела извлечь наш «Рембо», просто, чтобы иметь кого-нибудь рядом с вами, кто бы мог говорить на этом аналитическом языке, по той же причине вы старались спасти ребенка, — шептала Ридра.

Образы замкнулись в ее мозгу.

Длинная трава шелестела у плотины. Луна Алппо освещала вечер. Плеймобиль гудел. Бачтер с нетерпением коснулся рулевого колеса концом своей левой шпоры. Лил извивалась около него, смеясь.

— Вы знаете, Батчер, если бы мистер Виг подумал, что вы направились сюда со мной, в такую романтическую ночь, он был бы очень сердит. Вы действительно хотите взять меня с собой в Париж?

Безымянная теплота смешивалась в нем с безымянным нетерпением. Ее плечи были влажными под его рукой, ее губы были красными. Она забрала свои волосы цвета шампанского высоко над одним ухом. Ее тело рядом с ним двигалось танцующими движениями, и она не поворачивала к нему свое лицо.

— Если вы обманете меня насчет Парижа, я скажу мистеру Вигу. Если бы я была ловкой девушкой, я подождала бы, пока вы возьмете меня отсюда, прежде чем позволить вам… быть дружественным. — Дыхание ее благоухало в ночи. Он положил ей на плечо руку. Батчер, заберите меня из этого горячего мертвого мира. Болота, пещеры, дождь! Мистер Виг ругает меня, Батчер! Возьмите меня от него в Париж! Не упрямьтесь. Я очень хочу уйти с вами. — Она испустила своими губами смеющийся звук. — Я думаю, я… я вовсе не ловкая девушка.

Он прижался ртом к ее рту… и сломал ей шею ударом ребра ладони. Она упала, глаза ее по-прежнему были открыты. Гиподермическая ампула, которую она собиралась вонзить ему в плечо, выпала из ее руки, покатилась и остановилась у ножных педалей.

Он отнес девушку на плотину и вернулся, по бедра вымазанный тиной. На сидении он нащупал кнопку радио.

— Все кончено, мистер Виг.

— Хорошо. Я слушал, утром можете получить деньги. Очень глупо с ее стороны было пытаться помешать мне.

Плеймобиль двинулся. Теплый ветерок просушил тину на его руках, длинная трава расступалась со свистом.

— Батчер!

— Но это я, Ридра!

— Я знаю. Но я…

— Двумя неделями позже то же самое я проделал с мистером Вигом.

— Куда вы обещали взять его?

— В игровые пещеры Миноса. И однажды я припал к земле…

— … хотя это его тело прижалось к земле под зеленым огнем Крето, дыша широко открытым ртом, чтобы заглушить все звуки, это было ее ожидание, ее страх, который она заставила утихнуть. Грузчик в красном мундире остановился и вытер лоб носовым платком.

Быстро сделал шаг вперед шлепнуть его по плечу.

Грузчик, удивленный, обернулся, и руки сжались вокруг его горла. Шпора вспорола ему живот, его внутренности расплескались по платформе, а затем раздался сигнал тревоги, и пришлось бежать, прыгать через мешки с песком, сорвать цепь и швырнуть ее в изумленное лицо охранника, который повернулся и стоял с распростертыми руками…

— …прорвался и убежал, — сказал он ей, маскировка подействовала, и трессоры не могли следить за мной через лавовые поля.

— Откройте мне, Батчер. Откройте мне весь побег!

— Поможет ли это? Я не знаю.

— Но в вашем мозгу нет слов. Только Вавилон-17, как мозговой шум компьютера, занятого чисто синаптическим анализом.

— Да, теперь вы начинаете понимать…

… Стоял, дрожа, в ревущих пещерах Диса, где он был замурован девять месяцев, ел пищу любимого пса Лонни, потом Лонни замерз, пытаясь перебраться через горы льда, пока внезапно планетоид не вышел из тени Циклопа, и сверкающая Церера загорелась на небе, так что через сорок минут талая вода в пещере доходила ему до пояса. Когда он наконец высвободил свои прыжковые сани, вода была теплой, а он, от пота — скользким. Он на максимальной скорости прошел две мили до полосы сумерек, установив автопилот за мгновение до того, как потерять сознание, оглушенный жаром.

— Во тьме вашей утраченной памяти я должна найти вас, Батчер. Кем вы были до Нуэва-Нуэва Йорка?

Он повернулся к ней.

— Вы испуганы Ридра, как раньше?

— Нет, не как раньше. Вы научили меня кое-чему, и это изменило всю картину моего мира, изменило меня. Я думаю, что боялась раньше потому, что не могла делать то, что делали вы, Батчер. — Белое пламя стало голубым, защитным и дрожало. — Но я боялась потому, что я должна была сделать это по своим собственным причинам, а не по вашему отсутствию причины, потому что я — «быть», а вы — «суть». Я много больше теперь, чем я думала о себе, Батчер, и не знаю благодарить ли мне или проклинать вас за то, что показали мне это.

А что-то внутри кричало, заикалось, успокаивалось.

Она повернулась в молчании, взятым у него, испуганно, и в молчании в ней что-то стремилось говорить.

— Посмотрите на себя, Ридра.

Отраженная в нем, она увидела в себе растущий свет, тьму без слов, только шум, растущий крик. Крик, в котором его имя и форма. Сломанные пластины!

— Батчер! Эти пластины могли быть сломаны только в моем присутствии. Конечно!…

— Ридра, мы можем контролировать их, если сумеем назвать их.

— Но как мы можем? Мы сначала должны назвать себя, а вы не знаете, кто вы.

— Ваши слова, Ридра… Можем ли мы использовать ваши слова, чтобы узнать, кто я?

— Не мои слова, Батчер, но может быть, ваши… может, Вавилон-17?

— Нет…

— Я — быть, — прошептала она, — верьте мне, Батчер, а вы — «есть».

— Штаб-квартира, капитан, взгляните через чувствительный шлем. Эти радиосети уж очень похожи на фейерверк, а Лишенные Тела сказали мне, что они пахнут как солонина и яичница. Эй, спасибо за то, что убрали пыль. Когда я был жив, у меня была склонность к сенной лихорадке.

Голос Ридры: «Экипаж пришвартуется и высадится с капитаном и Батчером. Экипаж возьмет их с собой к генералу Форестеру и не позволит, чтобы их разлучали».

Голос Батчера: «В каюте капитана катушка с записями грамматики Вавилона-17. Помощник отправит катушку немедленно доктору Маркусу Тмварба на Землю специальной почтой. Затем информирует доктора Тмварба по стеллафону, что катушка послана, в какое время и каково ее содержание.»

— Брасс, помощник! Что-то неладно здесь. — Голос Рона покрывает сигнал капитана. — Вы слышали, чтобы они когда-нибудь так разговаривали? Капитан Вонг, в чем де…

Часть пятая МАРКУС ТМВАРБА

Катушка с записью, повелительное распоряжение генерала Форестера, и разъяренный доктор Тмварба через тридцать секунд достиг кабинета Дэниела Д. Эпплби.

Эпплби открывал плоский ящик, когда шум снаружи помещения заставил его поднять голову.

— Майкл, — сказал он в интерком, — что это?

— Какой-то сумасшедший, утверждающий, что он врач.

— Я не сумасшедший, — громко сказал доктор Тмварба. — Но я знаю сколько времени доставляется пакет из Администрации Союза на Землю — он должен был достигнуть моей двери с утренней почтой. Это значит, что его задержали, и это сделали вы, впустите меня.

Дверь распахнулась, и он вошел.

Майкл вытягивал шею у бедра Тмварбы.

— Эй, Ден, прошу прощения, я звал…

Доктор Тмварба указал на стол и сказал: — Это мое. Отдайте мне.

— Не беспокойтесь, Майкл, — сказал Таможенник, и дверь закрылась. — Добрый день, доктор Тмварба. Не присядете ли? Это адресовано вам, не так ли? И не удивляйтесь, что я знаю вас. Я руковожу безопасностью интеграции психоиндексов, и все у нас в отделе знают ваши блестящие работы по дифференциации шизоидов. Я рад познакомится с вами.

— Почему я не могу получить свой пакет?

— Минутку, я закончу.

Чиновник взял директиву. Доктор Тмварба сунул ящик в карман.

— Теперь вы можете объяснить.

Таможенный чиновник раскрыл письмо.

— Вы можете, — читал он, прижимая колено к столу, чтобы высвободить враждебность, которая начала подниматься в нем, — вы можете… гм… можете получить ленту при условии, что сегодня же вечером вылетите в штаб-квартиру Администрации Союза на «Полуночном Ястребе» и привезете ленту с собой. Ваш билет заказан.

Искренне благодарю вас за советы и сотрудничество. Генерал Форестер.

— Зачем?

— Он не говорит. Боюсь, доктор, что пока вы не согласитесь, я не смогу выдать вам посылку. И мы можем отослать ее назад.

— У вас есть представление, чего они хотят?

Чиновник пожал плечами.

— От кого посылка?

— От Ридры Вонг.

— Вонг… — чиновник встал. — Поэтесса Ридра Вонг? Вы тоже знаете Ридру?

— Я ее консультант по психиатрии с двенадцати лет. А вы кто?

— Я Дэниел Д. Эпплби. Если бы я знал, что вы друг Ридры, я сам привел бы вас сюда. — Он едва удержался, чтобы не впасть в фамильярный тон. — Если вы отправитесь на «Ястребе», у вас будет немного времени. А я сегодня рано кончу работу. Я хочу сходить в одно место… ну… В Транспортный город. Почему вы не сказали сразу, что знали ее раньше? Вы следили за борьбой? Большинство людей считают ее незаконной. Но вы сами можете следить за ней. Сегодня вечером сражаются Рубин и Питон. Если только вы сделаете со мной первый шаг, я уверен, вы будете очарованы. А я во время доставлю вас на «Ястреб».

— Думаю, что я знаю это место.

— Спускайтесь вниз, а наверху будет большой шар, в котором происходят схватки, да? — возбужденный он наклонился вперед. — Туда меня, в сущности, привела Ридра.

Доктор Тмварба начал улыбаться.

Таможенный чиновник ударил ладонью по столу.

— Мы отлично проведем время! Просто отлично! — он сузил глаза. — Или подхватить одну из этих… — он трижды щелкнул пальцами, — …из сектора Лишенных Тела? Это вообще-то незаконно, но давайте сходим туда вечером.

— Идемте, — засмеялся доктор. — Ужин и выпивка — лучшая мысль за целый день. Я умираю с голоду и уже четыре месяца не видел хорошей схватки.

— Я никогда не был здесь раньше, — сказал чиновник, когда они вышли из монорельса. — Я хотел взять назначение, но мне сказали, что это не нужно: просто нужно прийти, они открыты до шести.

Они пересекли улицу и миновали киоск, где потрепанные и небритые грузчики просматривали бюллетень предстоящей борьбы. Три космонавта в зеленых мундирах брели по тротуару, взявшись за руки.

— Вы знаете, — говорил таможенный чиновник, — я долго боролся с собой, я хотел сделать это с того самого первого вечера. Но все странное не принято в нашем отделе. Тогда я сказал себе, что сделаю что-нибудь простое, прикрытое мундиром, когда я на службе. Мы пришли.

Чиновник распахнул двери «Пластиплоз Плюс».

— Вы знаете, я всегда хотел спросить у кого-нибудь сведущего: есть ли что-то психологически ненормальное в стремлении получить это?

— Вовсе нет.

Девушка с голубыми глазами, губами, волосами и крыльями спросила: — Не желаете ли сначала просмотреть каталог?

— О, я отлично знаю, что мне нужно, — заверил ее чиновник. — Сюда?

— Совершенно верно.

— Психологически очень важно, — продолжал доктор Тмварба, — чувствовать власть над своим телом, что вы можете изменить его, сменить форму. Шестимесячная диета или успешная программа наращивания мышц может дать такое же чувство удовлетворения. Тоже самое делают с вами новый нос, подбородок, чешуя или перья.

Они оказались в комнате с операционным столом.

— Я могу быть вам полезен? — с улыбкой спросил косметохирург полинезиец в голубой одежде. — Ложитесь сюда.

— Я только сопровождаю, — сказал доктор Тмварба.

— Номер в вашем каталоге 5403,- заявил таможенный чиновник. — Я хочу это сюда.

И он шлепнул левой рукой по своему правому плечу, — О, да. Мне это тоже нравится. Минутку.

Хирург открыл крышку стола. Сверкнули инструменты.

Полинезиец отошел к дальней стене, где за стеклянными дверями рефрижератора видны были схваченные морозом сложенные пластиплазмовые формы.

Он вернулся с подносом, полным различных частей, Единственной распознаваемой частью была передняя половина миниатюрного дракона с бриллиантовыми глазами, сверкающими чешуйками и светящимися крыльями: он был меньше двух дюймов в длину.

— Когда он присоединен к вашей нервной системе, вы можете заставить его свистеть, шипеть, хлопать крыльями и испускать искры, хотя может потребоваться несколько дней ассимиляции. Не удивляйтесь, если вначале он будет только рычать и выглядеть больным. Снимите куртку, пожалуйста.

Чиновник начал расстегиваться.

— Мы блокируем чувствительность вашего плеча… вот так, это нисколько не больно. Верно? О, это местное сокращение вен и артерий: мы должны проделать чисто. Теперь мы сделаем продольный разрез… если вас это устроит… не смотрите. Разговаривайте со своим другом. Это займет всего несколько минут. О, всего лишь небольшая щекотка вашего живота. Не обращайте внимания. Еще раз. Отлично. Это ваш плечевой сустав. Я знаю: странно видеть собственную руку без него. Сейчас на его место поставим прозрачную пластиплазмовую клетку. Действует почти так же, как плечевой сустав, соединяясь с теми же мускулами. Смотрите, здесь желобки для ваших артерий. Подвигайте подбородком, пожалуйста. Если хотите наблюдать, смотрите в зеркало. Теперь завернем края. Повязка должна сохраняться несколько дней, пока клетка не срастется с телом. Если не будете резко поворачивать руку, все пойдет нормально, но все же будьте осторожны. А теперь я присоединю этого маленького зверька к вашим нервам. Будет больно…

— Гмм! — и таможенник привстал от боли.

— Сидите! Сидите! Все в порядке. Вот этим маленьким ключом — глядите в зеркало — открывается клетка. Вы научите его выходить и проделывать штуки, но не будьте нетерпеливы. На это потребуется некоторое время. Сейчас я возвращаю чувствительность вашей руке.

Хирург сдвинул электроды, и чиновник присвистнул.

— Немного жжет? Так будет примерно с час. Если появится краснота или воспаление, пожалуйста, придите сразу же к нам. Все, что проходит через эту дверь, тщательно стерилизуется, но раз в пять или шесть лет кто-нибудь приходит с инфекцией. Можете надеть куртку.

Когда они шли по улице, таможенник придерживал плечо.

— Вы знаете, они клянутся, что не будет никакой разницы. — Он скорчил физиономию. — У меня немеют пальцы. Как вы думаете, он не повредил мне нерв?

— Сомневаюсь, — сказал Тмварба. — Но не вертитесь. Сползет повязка. Пойдемте поедим.

Чиновник ощупывал плечо.

— Странно получить здесь дыру в три дюйма и по-прежнему действовать рукой.

— Итак, — сказал доктор Тмварба, склоняясь над кружкой, — Ридра вначале привела вас в Транспортный город?

— Да. Она набирала экипаж для организуемой правительственной экспедиции. Я должен был только одобрить индексы. Но в этот вечер кое-что случилось.

— Что именно.

— Я видел толпу самых диких, самых странных людей, каких я только встречал в своей жизни, они думают по-другому, действуют по-другому и даже любят по-другому. И они заставили меня смеяться и печалиться, гневаться и чувствовать себя счастливым, и возбуждаться, и даже слегка влюбиться. — Он взглянул на сферу под сводом. — И больше они уже не казались мне такими дикими и странными.

— У вас установились связи в этот вечер?

— Вероятно. Самонадеянно было бы назвать ее по имени… Но я чувствую, что она мой… друг. Я одинокий человек в городе одиноких людей. И если находишь место, где… устанавливаются связи, приходишь туда опять, чтобы это повторилось.

— И повторялось?

Дэниэл Д. Эпплби посмотрел вниз и начал расстегивать куртку.

— Давайте поедим, — он бросил куртку на спинку стула и посмотрел на клетку с драконом в своем плече. — Вы приходите опять. — Повернувшись, он взял куртку, неуверенно подержал ее в руках, положил на место. Доктор Тмварба, есть ли у вас хоть какое-нибудь представление, зачем вас просят явиться в штаб-квартиру Администрации Союза?

— Я уверен, что это касается Ридры и этой катушки с записью.

— Вы сказали, что вы ее врач. Надеюсь, это не связано с медициной. Будет ужасно, если с нею что-нибудь случится. Для меня, я имею в виду. Она так много сказала мне за один вечер, так просто. — Таможенник засмеялся и провел пальцем по краю клетки. Зверь внутри зашевелился. — И при этом она почти не смотрела на меня.

— Надеюсь, с ней все в порядке, — сказал доктор Тмварба.

Перед посадкой «Полуночного Ястреба» Тмварба попросил капитана соединить его с контрольной службой.

— Я хочу знать, когда прибыл «Рембо».

— Минутку, сэр… Он вообще не прибыл. Определенно нет, за последние шесть месяцев. Придется проверить предыдущие.

— Нет. Прошло не более нескольких дней. Вы уверены, что «Рембо», капитан Ридра Вонг, не приземлялись недавно?

— Вонг? Она прибыла вчера, но не на «Рембо». Это был боевой корабль без обозначений. Произошла путаница, поскольку серийный номер с его двигателя был стерт, возможно, он был украден.

— Капитан Вонг была в порядке, когда он приземлился?

— Она, по-видимому, передала командование се…

Голос замолчал.

— Ну?

— Простите, сэр, эти сведения не подлежат разглашению. Я вначале не заметил пометки. Я не могу вам давать дальнейшие разъяснения. Их разрешено давать лишь официальным лицам.

— Я доктор Маркус Тмварба, — сказал доктор важно, сомневаясь, подействует ли это.

— О, здесь есть запись, касающаяся вас, сэр. Но в списке допущенных вас нет.

— Тогда какой же дьявол скажет мне?

— Мы получили распоряжение направить вас немедленно к генералу Форестеру.

Час спустя он входил в кабинет генерала.

— Что с Ридрой?

— Где запись?

— Если Ридра хотела, чтобы я получил ее, у нее на это были причины. Если бы она хотела отдать ее вам, она бы так и сделала. Поверьте, вы не возьмете ее в руки, пока я сам не отдам ее вам.

— Я ожидал большего желания сотрудничать, доктор.

— Я хочу сотрудничать. Я здесь, генерал Форестер. Но вы хотите, чтобы я что-то сделал, но пока я точно не буду знать, что происходит, я не смогу действовать.

— Весьма не военное отношение, — сказал генерал, подходя к столу. — Нечто, с чем я все чаще и чаще сталкиваюсь в последнее время. Не знаю, нравится ли мне это. Но не уверен, что мне и не нравится. — И космонавт в зеленом мундире сел на край стола, дотронулся до звезд на своем воротнике. Он выглядел задумчивым. — Мисс Вонг была первым человеком, встреченным мной, за долгое время, кому я не мог сказать: сделай это, сделай то, и будь я проклят, если спросишь о последствиях. В первый раз, когда я говорил с ней о Вавилоне-17, я думал, что просто передам ей записи и она вернет мне текст на английском. Она сказала мне спокойно: нет, вы должны сказать мне больше. Вначале это раздражало меня, мне уже много лет никто не говорил: ты должен.

Руки его в защитном движении опустились на колени.

В защитном? Доктор Тмварба на мгновение задумался: не Ридра ли научила его истолковывать движения?

— Так легко оставаться в своем мире. Когда голос прорывает этот мир, это важно. Ридра Вонг…

Генерал замолчал, и выражение его лица заставило Тмварбу похолодеть.

— Что с ней, генерал? Она больна?

— Не знаю… — ответил генерал. — В соседнем помещении женщина… и мужчина. Не могу сказать вам, является ли эта женщина Ридрой Вонг. Но это определенно не та женщина, с которой я однажды вечером на Земле говорил о Вавилоне-17.

Но Тмварба уже распахивал дверь.

Мужчина и женщина посмотрели на него. Мужчина был массивно-грациозен с волосами янтарного цвета, каторжник, как понял доктор, по знаку на его плече.

Женщина…

Тмварба уперся кулаками в бока: — Ладно, что я говорил тебе?

Она сказала:

— Нет. Не понимаю.

Звук дыхания, форма сгиба руки, наклон плеч, детали, смысл и важность которых она тысячу раз демонстрировала ему, — он понял их чрезвычайную важность. На мгновение ему захотелось, чтобы она никогда не учила его, ибо все эти детали исчезли, и их отсутствие в знакомом теле было хуже шрамов и уродства. Он начал голосом, который предназначался только для нее, которым он ругал или хвалил ее.

— Я хотел сказать, если это шутка, сердечко мое, я тебя отшлепаю, — но кончил он голосом для посторонних, и чувствовал себя неуверенно. — Если вы не Ридра, то кто вы?

Она сказала: — Не понимаю вопросов. Генерал Форестер, этот человек — доктор Маркус Тмварба?

— Да, это он.

— Послушайте, — доктор Тмварба повернулся к генералу, — я уверен, вы сверили отпечатки пальцев, уровень метаболизма, сетчатку глаза и другие признаки идентификации.

— Это тело Ридры Вонг, доктор.

— Ладно. Гипноз, экспериментальное внушение, пересаживание коры — вы можете представить себе возможность пересадки мозга в чужую голову.

— Да, семнадцать. Нет признаков ни одного из них. Генерал сделал шаг к двери, — она ясно дала понять, что хочет говорить с вами наедине. Я буду поблизости.

И он закрыл дверь.

— Я убежден, кем вы не являетесь, — сказал доктор Тмварба немного спустя.

Женщина мигнула и сказала:

— Сообщение от Ридры Вонг — дословная передача непонимания значения. — Внезапно лицо ее приобрело знакомое оживленное выражение. Сцепив руки, она слегка наклонилась вперед. — Моки, я рада, что вы здесь. Я не могу выдержать долго, начинаю. Вавилон-17 более или менее подобен оноффу, алголу, фортрану. Я действительно телепатична, но научилась держать это свойство под контролем. Я… мы приняли меры по поводу попыток диверсии с Вавилоном-17. Но мы пленники, но если вы хотите освободить нас, забудьте о том, кто я. Используйте то, что в конце записи и обнаружите, кто он такой.

Она указала на Батчера.

Оживление исчезло, онемелость вернулась на ее лицо. Это изменение заставило Тмварбу затаить дыхание. Он потряс головой и через мгновение снова был в кабинете генерала.

— Кто этот уголовник? — спросил он.

— Мы как раз устанавливаем это. Надеюсь скоро иметь рапорт. — Что-то вспыхнуло на экране. — Вот и он.

— Он разрезал конверт и помолчал. — Не скажите ли вы мне, что такое онофф, алгол, фортран?

— Для уверенности подслушивали в замочную скважину? — Тмварба вздохнул и сел в пузырьковое кресло перед столом. — Это древние, двадцатого столетия языки, которые использовались для программирования компьютера. Онофф — простейший из них. Он сводил все к комбинации из двух слов: «На» (он) и «Из» (Чофф), или к двойной нумерации. Остальные более сложные.

Генерал кивнул, заканчивая раскрывать конверт.

— Этот парень прибыл с нею на украденном корабле-пауке. Экипаж крайне расстроился, когда мы попытались развести их в разные помещения. Это что-то психическое. — Он пожал плечами. — Но зачем упускать возможности? Мы оставим их вместе.

— А где экипаж? Не может ли он помочь нам?

— Они? Это все равно, что пытаться говорить с героями ваших кошмаров. Транспортники. Кто говорит с такими людьми?

— Ридра умела, — сказал доктор Тмварба. — Я бы хотел попробовать.

— Как хотите. Мы держим их в штаб-квартире. — Он развернул лист. Лицо его изменилось. Странно. Здесь перечисление событий его жизни за последние пять лет. Начал он с мелкого воровства, тюремное заключение, постепенно перешел к более крупным грабежам. Грабеж банка… — Генерал покусал губу и добавил с выражением оценки:- Он прожил два года в тюремных пещерах Титана, сбежал… Да, этот парень кое-что собой представляет. Исчез в Спецелли Снэп, где либо погиб, либо перешел на теневой корабль. Он определенно не умер. Но перед декабрем шестьдесят первого похоже, что он не существовал. Обычно его называют Батчер.

Вдруг генерал порылся в ящике и извлек папку.

— Крето, Земля, Минос, Калисто, — начал он, потом прихлопнул папку ладонью. — Алеппо, Pea, Олимпия, Парадиз, Дис!

— Что это? Маршрут Батчера, до того как он попал на Титан?

— Похоже, что так… Но это так же положение серии случаев, которые начались с декабря шестьдесят первого. Мы только недавно связали их с Вавилоном-17. Мы работали над последним «несчастным случаем», а потом подняли материалы о предыдущих. И везде сообщения о радиопереговорах. Как вы думаете, мисс Вонг привезла нам диверсанта?

— Возможно, только это не Ридра.

— Ну что же, я думал, что вы так и скажете.

— По аналогичным причинам, я уверен, что этот мужчина с нею не Батчер.

— Тогда кто же он?

— Сейчас я еще не знаю. Но очень важно, чтобы мы установили это. — Доктор Тмварба встал. — Где я могу увидеться с экипажем Ридры?

— Отличное место, — сказал Калли, когда они вышли из лифта на верхнем этаже Башни Союза.

— Хорошее, — согласилась Молли, — хорошо бы его обойти.

Официант в белом мундире по ковру из виверры подошел к ним, искоса взглянув на Брасса и сказал: — Они с вами, доктор Тмварба?

— Да. У нас ниша у окна. Принесите выпивку прямо туда. Я уже сделал заказ.

Официант повернулся, кивнул и отвел их к высокому арочному окну, выходящему на площадь Союза. Несколько человек обернулись, глядя на них.

— Штаб-квартира Союза может быть очень приятным местом, — с улыбкой сказал доктор Тмварба.

— Если есть деньги, — подтвердил Рон, он изогнул голову, глядя на сине-черный потолок, где огни были размещены так, что соответствовали созвездиям, видимым с Римика, и тихонько свистнул. — Я читал о таких местах, но никогда не думал, что сам попаду сюда.

— Я хотел бы привести сюда парней, — проворчал помощник. — Они думают, что лучше приема у барона не бывает.

В алькове официант отодвинул для Молли кресло: — Барон Вер Дорко с Военного Двора?

— Да, — сказал Калли. — Жареный барашек, вино, отличный фазан. Никто их не ел.

Он покачал головой.

— Одна из досадных привычек аристократии, — со смехом сказал Тмварба, — но их осталось немного, и большинство достаточно умны, чтобы отбросить свои титулы.

— Последний хозяин оружия в Армседже, — сказал помощник.

— Я читал сообщение о его смерти, Ридра была там?

— Мы все были. Очень дикий был вечер.

— Но что там произошло?

Брасс покачал головой: — Ну, капитан отправилась раньше…

Когда он кончил рассказывать о происшедшем с добавлениями остальных, доктор Тмварба откинулся в кресле.

— В бумагах этого не было, — сказал он. — А что такое этот ТВ-55?

Брасс пожал плечами.

Послышался щелчок — и микрофон связи с Лишенными Тела ожил в ухе доктора.

— Это человеческое существо, которое с рождения находится под контролем, — сказал Глаз. — Я был с капитаном Вонг, когда барон показывал ей его.

Доктор Тмварба кивнул.

— Можете ли вы еще что-нибудь рассказать мне?

Помощник, пытавшийся поудобнее устроится в кресле, теперь лег животом на край стола.

— Зачем?

Остальные молча ждали.

Толстый человек оглядел остальных членов экипажа.

— Зачем вы рассказали ему это? Он отправится назад и выдаст все это космонавтам.

— Верно, — сказал Тмварба. — Все, что сможет помочь Ридре.

Рон поставил стакан с ледяной Кока-колой.

— Космонавты не могут относится к нам хорошо, док, — объяснил он.

— Они не повели бы нас в такой ресторан.

Калли заткнул салфетку за циркониевое ожерелье, которое он надел для такого случая. Официант поставил на стол вазу с французским жареным картофелем, отошел и вернулся с тарелкой шницелей.

Напротив Молли держала в руках длинный красный стручок и вопросительно смотрела на него.

— Кетчуп, — объяснил доктор Тмварба.

— Ох! — сказала Молли, положив его на стол.

— Здесь должен был бы быть Дьявол, — помощник откинулся назад и взглянул на доктора. — Он мастер готовить пищу из суррогатов. Но здесь настоящая еда.

После этого, готов поклясться, он выбежал бы из камбуза, как будто его там укусили.

Брасс сказал: — Что случилось с капитаном Вонг? Никто не хочет спросить?

— Не знаю, — ответил Тмварба. — Но если вы расскажете мне все, что знаете, у меня будет больше возможностей, чтобы сделать что-нибудь.

— Другое, что никто не хочет сказать, — продолжал Брасс, — это то, что мы не хотим, чтобы вы что-нибудь делали для нее. Но мы не знаем, почему.

Остальные промолчали.

— На корабле был шпион, мы все знаем об этом. Он дважды пытался уничтожить корабль. Думаю, что именно он отвечает за то, что произошло с капитаном Вонг и Батчером.

— Мы все думаем так, — сказал помощник.

— Этого вы не хотели говорить космонавтам?

Брасс кивнул.

— Расскажите ему о сломанных пластинках и о переговорах перед взлетом, когда мы попали на «Тарик».

Брасс объяснил: — Если бы не Батчер, — щелкнул снова микрофон Лишенных Тела, — мы бы вернулись в нормальное пространство в центре Новой. Батчер убедил Джебела поймать нас и взять на борт.

— Так. — Доктор Тмварба обвел сидящих за столом долгим взглядом. — Один из вас шпион.

— Может, это кто-то из парней, — сказал помощник. — Не обязательно кто-то за этим столом.

— Если это так, — сказал доктор Тмварба, — то я говорю с остальными. Генерал Форестер ничего не добился от вас. Но Ридра нуждается в помощи. Это очень просто.

Брасс прервал затянувшееся молчание.

— Я потерял корабль в схватке с Захватчиками, док, — весь взвод парней и половину офицеров. Даже тогда я хорошо боролся и был хорошим пилотом для любого капитана-транспортника, хотя схватка с Захватчиками могла сделать меня человеком, приносящим несчастья, капитан Вонг не из нашего мира. Но откуда бы она не пришла, она просто сказала: «Мне понравилась ваша работа, я нанимаю вас.» Я ей благодарен.

— Она так много знает, — сказал Калли. — Это самый дикий полет, в котором я участвовал. Миры… Она проламывалась сквозь них и брала нас с собой. Когда в последний раз меня брали на обед к барону? А на следующий день я обедал с пиратами. И вот я здесь. Я хочу ей помочь.

— Калли слишком слит со своим животом, — прервал Рон. — Она заставляет думать, док. Она заставила думать о Молли и Калли. Вы знаете, она была в тройке с Мюэлом Арандайлом, тем парнем, что написал «Имперскую Звезду»? Должно быть, знаете, так как вы ее доктор. Во всяком случае, начинаешь думать, что, может быть, люди, живущие в других мирах, как сказал Калли, люди, которые пишут книги и делают оружие, эти люди реальны. Если вы верите в них, вам легче поверить и в себя. И тогда тот, кто сделает это с вами, нуждается в помощи, вы помогаете.

— Доктор, — сказала Молли. — Я была мертва, она оживила меня. Что я должна сделать?

— Вы можете рассказать мне все, что сами знаете, — он перегнулся через стол, сцепив пальцы, — о Батчере?

— О Батчере? — спросил Брасс. Остальные тоже были удивленны. — Но что о нем? Мы не знаем ничего, только то, что капитан и он действительно сблизились.

— Вы три недели были с ним на одном корабле. Расскажите мне все, что вы видели.

Экипаж смотрел друг на друга в вопросительном молчании.

— Может ли что-то указать, откуда он?

— Титан, — сказал Калли. — Знак на руке.

— До Титана, по крайней мере на пять лет раньше. Проблема в том, что этого не знает и сам Батчер.

Они смотрели друг на друга еще более ошеломленные.

Наконец Брасс сказал: — Его язык. Капитан сказала, что изначально он говорил на языке, в котором нет слова «я».

Доктор Тмварба еще более нахмурился, когда снова щелкнул микрофон Лишенных Тела:

— Она научила его говорить «я» и «вы»… Они гуляли вечером по кладбищу, а мы парили над ними, когда они узнали друг о друге, кто они.

— «Я», — сказал Тмварба. — В этом что-то есть. Интересно. Казалось, я знаю о Ридре все, что стоит знать. Но, оказывается, я знаю мало…

Микрофон щелкнул в третий раз: — Вы знаете о майне-птице?

Тмварба был изумлен: — Разумеется. Я был при этом.

Раздался смех Лишенного Тела: — Но она никогда не говорила вам, чего она испугалась.

— Это была истерика, вызванная предыдущими потрясениями.

Приведения рассмеялись:

— Червяк, доктор Тмварба. Она вовсе не боялась птицы. Она испугалась телепатического впечатления об огромном земляном черве, ползущем на нее, испугалась картины, которую рисовала птица.

— Она сказала это вам… и никогда не говорила мне.

— Миры, — повторил призрак. — Миры существуют у вас перед глазами, а вы их не видите. Эта комната может быть полна фантомов, но вы этого не знаете. Даже остальные члены экипажа не знают того, что говорим мы сейчас, но капитан Вонг, она никогда не использовала микрофон. Она нашла способ разговаривать с нами без приборов. Она прорвалась сквозь миры и соединилась с нами — это очень важно. И оба становились богаче.

— Тогда кто-то в мире, моем или вашем, должен сказать, откуда пришел Батчер. — Какое-то воспоминание проникло из памяти доктора, и он засмеялся. Остальные смотрели на него с удивлением. — Червь. «Где-то в раю теперь червь, червь…» Это из ее раннего стихотворения. А мне никогда не приходило в голову.

— Мне полагается быть счастливым? — поинтересовался Тмварба.

— Вам полагается быть заинтересованным, — ответил генерал Форестер.

— Вы посмотрели на гиперстатическую карту и обнаружили то, что, несмотря на то, что попытки диверсии за последние годы происходили в обычном пространстве галактики, они все лежат на крейсерской дистанции от Спецелли Снэп, на расстоянии одного прыжка. Вы так же обнаружили, что в то время, когда Батчер был на Титане, никаких диверсий не было. Иными словами, вы установили высокую вероятность того, что Батчер ответственен за все это дело. Нет, я вовсе не счастлив.

— Почему?

— Потому что он важная личность.

— Важная?

— Важная… для Ридры. Экипаж сказал мне это.

— Он? — потом пришло понимание. — Он? О, нет, кто угодно другой. Он низшая форма. Нет. Грабежи, диверсии, множество убийств… я хочу сказать, что он…

— Вы не знаете, что он. И если он ответственен за атаки Вавилона-17, в своем праве он так же экстраординарен, как и Ридра, — доктор встал с пузырькового кресла. — Вы дадите мне возможность проверить мою идею? Я слушал ваши целое утро. А моя сработает вероятно.

— Я все еще не понимаю, чего вы хотите.

Доктор Тмварба вздохнул.

— Прежде всего я хочу поместить Ридру, Батчера и вас в самую глубокую, темную, наиболее сильно охраняемую и недоступную темницу штаб-квартиры Администрации Союза.

— Но у нас нет тем…

— Не обманывайте меня, — спокойно сказал доктор Тмварба. — Вспомните, вы ведете войну.

Генерал скривился.

— Зачем вся эта секретность?

— Потому что этот парень много стоит. Если бы рядом со мной были бы все военные силы Союза, я был бы спокойнее, тогда бы я знал, что у нас есть шанс.

Ридра сидела в одном углу тюремной камеры, Батчер — в другом. Оба были привязаны пластиковыми ремнями к сидениям, выступавшим из стен. Доктор Тмварба следил за тем, как из камеры выкатывают оборудование.

— Никаких темниц, никаких пыточных камер, а, генерал? — он взглянул на красно-коричневое пятно, которое стирали с пола у его ног, и покачал головой. — Я был бы счастлив, если бы камеру промыли кислотой и продезинфицировали. Но, наверное, никакой приказ…

— У вас есть все необходимое, доктор? — спросил генерал, игнорируя его недовольство. — Если вы изменили свои намерения, то через пятнадцать минут здесь будет множество специалистов.

— Место недостаточно велико, — сказал доктор Тмварба. — Я получил девять специалистов прямо здесь.

Он положил руку на среднего размера компьютер, размещенный у стены рядом с остальными.

— Вы говорили, — сказал генерал Форестер в ответ, что необходима максимальная безопасность. Я могу собрать здесь двести пятьдесят мастеров айкидо.

— Я имею черный пояс айкидо, генерал, и думаю, что мы вдвоем справимся.

Генерал поднял брови.

— Я сам занимаюсь карате, но айкидо я никогда не понимал. А у вас черный пояс?

Доктор Тмварба, налаживая оборудование, кивнул.

— И у Ридры тоже. Я не знаю, что может сделать Батчер, поэтому предпочел привязать их.

— Хорошо. — Форестер притронулся к чему-то на дверном косяке. Металлическая плита медленно опустилась. — Будем здесь пять минут. — Плита достигла пола, и полоска между краями двери исчезла. — Края сварены. Мы в центре двенадцати слоев защиты, причем все они непреодолимы. Никто не знает даже расположения этого места, включая меня.

— После лабиринтов, которые мы прошли, я тоже не знаю, — сказал Тмварба.

— На случай, если кто-нибудь захочет засечь нас, мы автоматически передвигаемся каждые пятнадцать секунд. Он не вырвется отсюда.

Генерал указал на Батчера.

— Я скорее хочу быть уверен, что никто не ворвется сюда, — сказал Тмварба и нажал кнопку.

— Начинайте.

— У Батчера амнезия, как говорят доктора на Титане. Это означает, что его сознание заключено в части мозга и блокировано все, что происходило до шестьдесят второго года. Его сознание заключает, таким образом, часть коры головного мозга. Вот это, — Тмварба надел на голову Батчера металлический шлем, глядя на Ридру, — создаст серию «неприятностей» в этом районе, пока он не вынужден будет прорваться из этого района в остальную часть мозга.

— А что если между этим участком коры и другим просто нет связи?

— Если будет достаточно неприятно, он установит новые связи.

— При той жизни, которую он вел, — заметил генерал, — мне трудно представить себе, что может быть неприятно для его головы.

— Онофф, алгол, фортран, — сказал Тмварба.

Генерал следил, как доктор проводит дальнейшие приготовления.

— Обычно создают ситуацию укуса змеи в мозге. Однако, с мозгом, который не знал слова «я», тактика страха не подействует.

— А что подействует?

— Алгол. Онофф. Фортран. С помощью парикмахера и того факта, что сегодня среда.

— Доктор Тмварба, я не изучал внимательно ваш психоиндекс…

— Я знаю, что делаю. Ни один из этих языков для компьютера не знает слова «Я». Это делает невозможным такие предложения, как «я не могу решить эту проблему», или «я не хочу напрасно тратить время», или «я не понимаю». Генерал, в маленьком некоем городе на испанской стороне Пиренеев есть лишь один цирюльник. Цирюльник бреет всех мужчин в городе, кто не бреется сам. Бреет ли цирюльник себя сам или нет?

Генерал нахмурился.

— Вы не верите мне? Но, генерал, я всегда говорю правду, за исключением сред. По средам любое мое утверждение — ложь.

— Но сегодня — среда! — воскликнул генерал, начиная выходить из себя.

— Как убедительно. Ну, ну, генерал, перестаньте, а то у вас посинело лицо.

— Я дышу нормально!

— А я ничего не говорю. Отвечайте только «да» или «нет»: прекратили ли вы бить свою жену?

— Будь я проклят, пока вы думаете о жене и о сердце, скажите, что бреет цирюльник?

Генерал разразился смехом.

— Парадоксы. Вы хотите начинить его парадоксами, чтобы он с ними боролся?

— Если так поступить с компьютером, он перегорит, если только он не запрограммирован выключиться, встретив противоречие.

— Предположим, он решит лишиться тела?

— Разве такая малость остановит меня? — Тмварба указал на другую машину. — Для этого вот и есть это.

— Еще одно. Как вы знаете, какие парадоксы ему давать? Конечно те, что вы говорили мне…

— Их нет. Помимо всего прочего они существуют на английском и еще нескольких аналитических языках.

Парадоксы существуют в лингвистической манифестации языка, на котором они выражены. В парадоксе об испанском цирюльнике слово «все» и содержит противоречащие значения. То же самое и в других парадоксах. Лента, которую послала мне Ридра, содержит грамматику и словарь Вавилона-17. Удивительно! Это наиболее аналитический из существующих языков. Но это потому, что все изменяется, и значения выражаются в огромном наборе конгруэнтных конструкций, выраженных теми же словами. Это означает огромное количество парадоксов, которые ошеломляют. Ридра заполнила конец ленты наиболее остроумными из них. Мозг, ограниченный Вавилоном-17, эти парадоксы сожжет или сломает…

— Или заставит установить связь с другой частью мозга. Понимаю. Ну, начинайте.

— Я уже начал две минуты назад.

Генерал посмотрел на Батчера.

— Я ничего не вижу.

— И еще минуту не увидите. — Доктор делал дальнейшие приспособления. — Система парадоксов, которую я шлю ему, должна еще прорваться через внешнюю оболочку его мозга.

Внезапно губы на твердом мускулистом лице разошлись, обнажив зубы.

— Начинайте, — сказал доктор Тмварба.

— Что происходит с мисс Вонг?

Лицо Ридры тоже исказилось.

— Я надеялся, что этого не случится, — вздохнул доктор Тмварба, — но подозревал, что все же случится. Она в телепатическом контакте.

Треск стула Батчера. Ремень, крепивший голову ослаб, и череп Батчера ударился о спинку сидения.

Звук со стороны Ридры перешел в вопль, потом прекратился. Ее испуганные глаза дважды мигнули, она закричала: — О, Моки, как больно!

Один из ремней, удерживающий руку Батчера, лопнул, взлетел кулак.

Доктор Тмварба нажал кнопку, белый свет сменился желтым, что-то произошло с телом Батчера — он расслабился.

— Он лишил… — начал генерал Форестер.

Но Батчер тяжело дышал.

— Выпустите меня отсюда, — донеслось от Ридры.

Доктор Тмварба нажал другую кнопку, и ремни, стягивающие ее лоб, икры, запястья, раскрылись с треском. Она побежала через камеру к Батчеру.

— Его тоже!

Он нажал другую кнопку, и Батчер упал ей на руки.

Под его тяжестью она опустилась на пол и начала делать ему массаж.

Генерал Форестер держал их под прицелом вибропистолета.

— Итак, ради дьявола, кто он и откуда?

Батчер снова начал терять сознание, но, цепляясь руками за пол, он поддерживал себя.

— Наи… — начал он. — Я… я Найзл Вер Дорко… Голос его утратил жесткость. Он стал немного выше и был окрашен легким аристократическим акцентом. Армседж. Я родился в Армседже. Я… я убил своего отца!

Дверная пластина скользнула в сторону. Послышался запах дыма и горячего металла.

— Дьявол, чем так пахнет, — сказал генерал Форестер. — Этого не может быть!

— Я предполагал, — сказал доктор Тмварба уверенно, — что половина защитных слоев этой камеры будет прорвана. Если бы это продолжалось еще несколько минут, у нас вообще не было бы шансов.

Послышался шум шагов, испачканный сажей космонавт остановился, пошатываясь у двери.

— Генерал Форестер, с вами все в порядке? Внешняя стена взорвана, каким-то образом вскрыты радиозамки на двойных дверях! И керамические стены пробиты почти до середины. Похоже на лазер. Генерал сильно побледнел.

— Кто пытался пробиться сюда?

Батчер встал на ноги, держась за плечо Ридры.

— Несколько наиболее остроумных моделей моего отца, включая ТВ-55. Здесь в штаб-квартире Администрации Союза их должно быть не меньше шести и довольно высокоэффективных. Но теперь о них можно не беспокоиться.

— Я успокоюсь только тогда, — размеренно сказал генерал Форестер, — когда мне все объяснят.

— Нет, мой отец не был предателем, генерал. Он просто хотел сделать меня наиболее эффективным секретным агентом Союза. Но оружие — это не инструмент, а скорее знание, как его использовать. И у Захватчиков есть это знание. Это Вавилон-17.

— Хорошо. Вы можете быть Найзелом Вер Дорко. Но это только еще более запутывает дело.

— Я не хочу, чтобы он много говорил, — сказал доктор Тмварба, — потрясение, испытанное его нервной системой…

— Я в порядке, доктор. У меня сильный организм. Мои рефлексы намного превосходят нормальные, и теперь я контролирую свою нервную систему до пальца на ноге. Мой отец все делал основательно.

Генерал Форестер положил ноги на стол.

— Лучше пусть говорит. Ибо, если я все не пойму через пять минут, то я всех вас куда-нибудь отправлю.

— Мой отец начал работу над усовершенствованием шпиона, когда ему пришла в голову эта мысль. Он придал мне наиболее совершенную человеческую форму, какую только мог создать. Затем он послал меня на территорию Захватчиков, надеясь, что я там внесу максимум смятения. И я причинил им немало вреда, прежде чем они схватили меня… Отец продолжал совершенствовать своих шпионов, и вскоре они намного превосходили меня. Я не продержусь против ТВ-55, например, более пяти минут. Но из-за… я думаю, это семейная гордость… Он хотел сохранить контроль над всей операцией в своей семье. Каждый шпион Армседжа мог получать команды заранее установленным кодом. В мой спинной мозг вживлен гиперстасисный трансмиттер, большей частью электроплазмовый. Независимо от того, насколько сложны будущие шпионы, я сохранял над ними контроль. В течение нескольких лет, тысячи шпионов внедрялись на территорию Захватчиков. До моего пленения мы составляли мощную силу.

— Но почему они вас не убили? — спросил генерал. Или они решили обратить всю эту армию шпионов против нас?

— Они открыли, что я — оружие Союза. Но в определенных условиях этот гиперстасисный трансмиттер уничтожается на моем теле. И мне требуется не менее трех недель, чтобы вырастить новый. Потому они никогда и не знали, что я контролирую остальных. Но они использовали на мне свое секретное оружие — Вавилон-17. Они вызвали у меня амнезию, оставили без всяких коммуникативных способностей, кроме Вавилона-17, потом позволили бежать из Нуэва-Нуэва Йорка обратно на территорию Союза. Я не получил никаких инструкций об устройстве диверсий. Власть, которой я обладал, контакт с остальными шпионами пробудилась во мне очень болезненно и очень медленно. И вся моя жизнь стала преступлением, маскирующим диверсии. Как или почему, я по- прежнему не знаю.

— Думаю, я могу объяснить это, генерал, — сказала Ридра. — Вы можете запрограммировать компьютер так, чтобы он делал ошибки, и вы сделаете это, не перепутывая провода, а «манипулируя» языком, на котором вы научили компьютер думать. Отсутствие «я» предотвращало всякую самокритику и всякое самосохранение. В сущности оно прерывало всякую возможность осведомленности о символах и символических процессах — а именно таким образом мы различаем реальность и выражение реальности.

— Шимпанзе, — прервал доктор Тмварба, — достаточно координирован, чтобы научиться водить автомобиль, и достаточно разумен, чтобы различить красный и зеленый свет, но он поведет автомобиль прямо на кирпичную стену, когда горит зеленый, а когда горит красный, он остановится посреди перекрестка, даже если в следующее мгновение на него налетит грузовик. У него нет символических процессов. Для него красный свет означает «стой», зеленый — «иди». То, что это не сами действия, а их символы, он не осознает…

— Итак, — продолжала Ридра. — Вавилон-17 — это язык, содержащий для Батчера долговременную программу превращения в преступника и диверсанта. Если вы лишите кого-нибудь памяти и оставите в чужой стране, сохранив ему только название инструментов и частей машин, не удивляйтесь, если он станет механиком. Манипулируя его словарем, вы можете легко превратить его в моряка или художника. Вавилон-17 — такой точный аналитический язык, который снабжает вас техническим мастерством, в любой ситуации, в которой вы окажетесь.

— Но вы хотели сказать, что этот язык даже вас мог обратить против Союза? — спросил генерал.

— Начнем с того, — сказала Ридра, — что слово, обозначающее на Вавилоне-17 слово «Союз», может быть переведено на английский язык, как «тот, который захватывает». Теперь понимаете? И все программы подчинены этому слову. Когда мыслишь на Вавилоне-17, становится совершенно логичным постараться уничтожить собственный корабль, а потом при помощи самогипноза заблокировать тот факт, чтобы вы не смогли раскрыть собственные действия и остановить себя.

— Вот ваш шпион, — прервал Доктор Тмварба.

Ридра кивнула.

— Вавилон-17 программирует действия личности, усиливая их самогипнозом, при этом все, что мыслится на этом языке, кажется правильным, поскольку на других языках оно выражено очень грубо и неуклюже. Запрограммированная личность, во-первых, должна стремиться любой ценой уничтожить Союз, а во-вторых, оставаться скрытой от остальной части сознания. Это и произошло с нами.

— Но почему Вавилон-17 не полностью подчинил вас? — спросил доктор Тмварба.

— Он не рассчитан на мой «талант», Моки, ответила Ридра. — Я анализировала эту проблему на Вавилоне-17. Все очень просто. Человеческая нервная система производит радиошум. Но нужна антенна с поверхностью во много тысяч квадратных миль, чтобы уловить этот шум. В сущности единственное устройство, способное на это, — нервная система другого человека. Лишь несколько человек, подобно мне, лучше других контролируют ее. Я контролирую испускаемый мной радиошум. И я просто несколько исказила их.

— И что же я должен сделать с этими шпионами, которых вы скрываете в головах? Подвергнуть вас лоботомии.

— Нет, — сказала Ридра, — исправляя свой компьютер, вы не рвете его провода. Вы исправляете язык, вводите отсутствующие элементы и компенсируете двусмысленности.

— Мы ввели главные отсутствующие элементы на кладбище «Тарика», — сказал Батчер. — Мы на пути к остальным людям.

Генерал медленно встал.

— Не может быть, — он покачал головой. — Тмварба, где лента?

— У меня в кармане, где она и пролежала все время, — сказал доктор Тмварба, доставая катушку с записью.

— Я отправлю это криптографам, и все мы проверим. — Генерал подошел к двери. — Да, я вынужден вас закрыть…

Он вышел, а трое оставшихся смотрели друг на друга.

— … да, конечно, я должен знать, что тот, кто сумел проникнуть в наше наиболее защищенное помещение и саботировать военные усилия в целом рукаве галактики, сможет сбежать из моего закрытого кабинета… Я не дурак, но я думаю… Я знаю, что вас не беспокоит, что думаю я, что они… Нет, мне не приходило в голову, что они хотят похитить корабль. Да, я… Нет. Конечно, не уверен… Да, это один из самых больших наших кораблей. Но они улетели… Нет, они не нападали на наши… У меня нет никаких сведений, кроме оставленной мне записки… Да, на моем столе они оставили записку… Да, конечно, я прочту ее вам… Именно это я и хочу… хочу все время сделать…

Ридра вошла в рубку боевого корабля «Хронос». Когда опустила на пол свой чемоданчик, Батчер отвернулся от контрольного щита.

— Как дела внизу?

— Есть какие-нибудь затруднения с новыми приборами? — спросила Ридра.

Парень из взвода навострил уши.

— Не знаю, капитан.

— Мы должны вернуться в Снэп и передать корабль Джебелу и его людям на «Тарике»… Брасс говорит, что он сможет сделать это, если вы, парни, хорошо справитесь со своим обязанностями.

— Мы постараемся, но поступает так много приказов. Сейчас я должен идти вниз.

— Я задержу вас ненадолго, — сказала Ридра. — Допустим, я сделаю вас почетным квипукамайокуна?

— Кем-кем?

— Это парень, который читает все поступающие приказы и интерпретирует их, ваши далекие предки были индейцами, верно?

— Да, семинолы.

Ридра пожала плечами.

— Квипукамайокуна — это на языке майя. При отдавании приказа, они завязывали узелки на веревке. Мы используем программные карты. Ну, хорошо, бегите.

Тот дотронулся до лба и убежал.

— Как вы думаете, что генерал сделал с вашей запиской? — спросил Батчер.

— Это уже не важно. Она сгладит впечатление в верхах. Они поразмыслят над ней и над теми возможностями, которые они перед ними открывают, а мы тем временем будем делать свое дело. У нас есть исправленный Вавилон-17. Назовем его Вавилон-18 — это наиболее могущественное мыслимое оружие.

— Плюс моя армия убийц, — сказал Батчер. — Думаю, мы справимся в шесть месяцев. И ваше счастье, что эти припадки болезни не ускорили ваш метаболизм. Мне это кажется несколько странным. Вы должны были погибнуть, не овладев Вавилоном-17. Так было рассчитано.

— Им не повезло в том, что они напали на меня. Что ж, как только мы кончим с Джебелом, мы оставим на столе командующего Захватчиками Мейлоу в Нуэва-Нуэва Йорке записку: «Эту войну следует закончить в шесть месяцев». Лучшее прозаическое предложение, из всех когда-либо написанных. Но сейчас нам предстоит поработать.

— У нас есть инструмент, которого нет ни у кого, — сказал Батчер. Он подошел и сел рядом с ней. — А с хорошим инструментом дело пойдет легко. А что мы будем делать в оставшееся время?

— Я думаю, напишу стихотворение. А может, роман. Мне есть что сказать.

— Но я все еще преступник… Покрывать плохие дела хорошими — лингвистическая ошибка, которая уже не раз причиняла неприятности людям. Особенно, если хорошие дела еще в будущем. Я по-прежнему ответственен за множество убийств.

— Весь механизм суда, предназначенный для устранения, — тоже лингвистическая ошибка. Если вас это беспокоит, возвращайтесь, отдайтесь в руки, а потом попробуйте заняться своим делом. Пусть лучше я буду вашим делом.

— Конечно, но кто сказал, что этот суд легче?

Ридра начала смеяться, она остановилась перед ним, взяла его за руки, положила на них лицо, заходясь в смехе.

— Но я буду вашим защитником! А вы теперь должны знать, что даже без Вавилона-17 я сумею уговорить кого угодно.